15

Верхушка Черного столба уже терялась в облаках, была неразличима. Подножие столба окуталось паром, над плотом повисла шапка влажных испарений – нечем было дышать. Люди изнывали от жары и духоты.

Мастер Али-Овсад лучше других переносил адский микроклимат, но и он признал, что даже в Персидском заливе было не так жарко.

– Верно говорю, инглиз? – обратился он к Уиллу, вместе с которым много лет назад бурил там морские скважины.

– Верно, – подтвердил Уилл.

– Чай пить не хочешь? От жары хорошо чай пить.

– Не хочу.

– Очень быстро идет. – Али-Овсад поцокал языком, глядя на бегущий Черный столб. – Пластовое давление очень большое. Железо выжимает, как зубная паста из тюбика.

– Зубная паста? – переспросил Уилл. – А! Очень точное сравнение.

Из радиорубки вышел, шумно отдуваясь, полуголый Брамулья. Голова у него была обвязана мокрым полотенцем, толстое брюхо колыхалось. Вслед за ним вышел Штамм, он был без пиджака и явно стеснялся своего необычного вида.

– Ну что? – спросил Уилл. – Где «Фукуока»?

– Идет! Вечером будет здесь! Мы все испаримся до вечера! Штамм, имейте в виду, вы испаритесь раньше, чем я. Ваша масса меньше моей. Я только начну испаряться, а вы уже превратитесь в облако.

– Облако в штанах, – проворчал Кравцов. Он лежал в шезлонге у дверей радиорубки.

– На «Фукуока» к нам идет председатель МГГ академик Токунага, – сообщил Брамулья. – И академик Морозов. И должен прилететь академик Бернстайн из Штатов. Но пока они все заявятся, мы испаримся! Небывалый случай в моей практике! Я наблюдал столько извержений вулканов, Штамм, сколько вам и не снилось, но я вам говорю: в такую дьявольскую переделку я попадаю в первый раз!

– Все мы попали в первый раз, – уточнил Штамм.

– Брамульян, – сказал Али-Овсад. – Пойдем чай пить. От жары очень хорошо чай.

– Что? Что он говорит?

Уилл перевел предложение мастера.

– Сеньоры, я никогда не пил чая! – закричал Брамулья. – Как можно брать в рот горячий чай – это кошмар! А что, он действительно помогает?

– Пойдем, сам посмотришь. – Али-Овсад повел чилийца в свою каюту, и Штамм неодобрительно посмотрел им вслед.

Уилл тяжело опустился в шезлонг рядом с Кравцовым и навел – в тысячный раз – бинокль на Черный столб.

– По-моему, он искривляется, – сказал Уилл. – Он изгибается к западу от вращения Земли. Взгляните, парень.

Кравцов взял бинокль и долго смотрел на столб. «Чудовищная, уму непостижимая прочность, – думал он. – Что же это за вещество? Ах, добыть бы кусочек…»

– Кумулятивный снаряд,[7] – сказал он. – Как думаете, Уилл, возьмет его кумулятивный снаряд?

Уилл покачал головой.

– Думаю, только атомная бомба…

– Ну, знаете ли…

Не было сил даже разговаривать. Они лежали в шезлонгах, тяжело и часто дыша, и пот ручьями катился с них, и до вечера было еще далеко.

На веранде кают-компании сидели полуголые монтажники, разноязычный говор то вскипал, то умолкал. Чулков в десятый раз принимался рассказывать, как его притянул столб и что бы с ним было, если б не подоспел Джим. А Джим, сидя на ступеньке веранды, меланхолично пощипывал банджо и хрипловато напевал:

Oh Susanna, oh don't cry for me,

For I came from old Savanna

With my banjo on my knee.[8]

– Это что ж такое? – раздавался быстрый говорок Чулкова. – Вроде, я не намагниченный, а он, подлец, меня тянет. Притягивает – спасу нет. Сейчас, думаю, упаду на него – и крышка.

– Крышка. – Американцы и румыны понимающе кивали. – Магнетто.

– То-то и оно! – Чулков растопырил руки, показывая, как он шел на столб. – Тянет, понимаешь, собака. Хорошо, Джим меня обхватил и держит. А то бы тю-тю!

– Тью-тью, – кивали монтажники.

– Oh Susanna, – вздыхало банджо.

– Джим дыржалу Чулков, – пояснял Георги. – Я дыржалу Джим. О! – Георги показал, как он держал Джима. – Инженер Кравцов дыржалу моя…

– В общем, дедка за репку, бабка за дедку…

– Потом держалу Али-Овсад.

– Али-Офсайт, – уважительно повторяли монтажники.

– Это же он скоро до луны достанет, – говорил Чулков. – Ну и ну! Чего инженеры ждут? Дотянется до луны – хлопот не оберешься…

Коренастый техасец с головой, повязанной пестрой косынкой, стал рассказывать, как он восемь лет назад, когда еще был мальчишкой и плавал на китобойном судне, своими глазами видел морского змея длиной в полмили.

Пошли страшные рассказы. Монтажники – удивительное дело! – отлично понимали друг друга.

Над океаном сгустился вечер. Он не принес прохлады. Пожалуй, стало еще жарче. В белом свете прожекторов столб, окутанный паром, казался фантастическим смерчем, вымахнувшим из воды и бесконечно бегущим вверх, вверх…

Люди были бессильны остановить этот бег. Люди жались к бортам плавучего острова, глотая тугой раскаленный воздух. Глубоко внизу плескалась океанская волна, но и она была горячая – не освежишься…

Брамулья лежал в шезлонге и смотрел на сине-черную равнину океана. Губы его слегка шевелились. «Мадонна… мадонна…» – выдыхал он. Рядом, неподвижный, как памятник, стоял Штамм. Он стоял в одних трусах, со свистом дыша и стесняясь своих тонких белых ног.

Загрузка...