Утро случилось к полудню. Кэсс, скрипя зубами, откинула крышку капсулы. Удивила ее яркость ощущений, словно после разгонки. Опять сейчас что-нибудь случится, и она не сможет просто посидеть и поразмыслить. На лице встречавшего ее медика было совершенно симметричное раздражение.
— Я сегодня убью кого-нибудь в штабе, — заявил он, с трудом владея голосом. — Или подам в отставку!
— Вот в отставку не надо! — испуганно попросила Кэсс. — В чем дело-то?
— А вам опять на вылет, — медик трехэтажно выругался. — Разгонку я уже закончил.
— Мать! — пнула она ногой крышку капсулы. — Мать, мать, мать!
— Вот и я про то же, — мрачно покивал медик. — Я настаиваю, чтобы вы не выходили в воздух.
Кэсс потянулась, чувствуя себя удивительно прилично.
— Да нет, прорвемся, — сказала она. — Вы меня прямо-таки омолодили.
— Ничего, — пессимистически пообещал медик. — К вечеру будет еще хуже.
На этот раз задание выдавал напрямую Полковник, впрочем, Кэсс показалось, что вся процедура задумана, чтобы краем глаза посмотреть на нее. Недоумевая, она выслушала очередное совершенно типовое указание, попрощалась и вышла.
Солнце немилосердно слепило глаза, и Кэсс хотелось только одного — побыстрее нырнуть в уютный полумрак кабины, где фильтры не пропустят лишнего света и не позволят мерзкому светилу плеснуть в лицо жаром и энергией. Она давно любила ночь, чувствуя себя как дома в самой глухой темноте, а дни казались слишком суетливыми, яркими и предназначенными для того, чтобы мирно дремать где-нибудь в темном и тихом углу.
Войдя, Кэсс увидела загадочную диспозицию. Все восемь — как восемь? Семь! Где Алонна? — человек, причем все — в шлемах, сидели за столом вдоль одной стены. Для чего им пришлось хорошенько потесниться. Сидели молча, не шевелясь. На столе напротив, болтая ногами и поигрывая разводным ключом, сидел техник Рин. Картина, видимо, должна была знаменовать собой «сплоченность и уверенный моральный отпор летного состава Особого Корпуса подлым проискам Техслужбы Особого Корпуса». Впрочем, Рину, судя по тому, как вольготно он себя чувствовал, любой моральный отпор был до дальней звезды.
Кэсс почувствовала, как два полушария мозга разбегаются друг от друга с первой космической скоростью, ибо первое пыталось решить вопрос «Где Алонна?», а второе — «Что тут делает Рин?» Рин же легко спрыгнул со стола и подошел к ней.
— Капитан, можно вас на пару слов?
— Рин, а это не подождет до окончания вылета? — нахмурилась Кэсс, но что-то внутри гулко стукнуло — нет, не подождет. — Хорошо, пойдем.
Они вышли за дверь.
— Извините, что мешаю. Но ребята взломали эти новые детали.
— И что? — нетерпеливо спросила Кэсс.
— Назначение мы не поняли, там нужен психотехник. Но мы разобрались с кодом. Их можно отключить.
— Код, Рин, код!
Техник продиктовал сложную последовательность цифр, команд управления и букв.
— Запомнили?
— Да, конечно. Какой же ты умница, Рин! — и, подпрыгнув, она чмокнула его в щеку. Рин оторопело глянул на нее, улыбнулся. — Спасибо тебе!
Рин тепло улыбнулся:
— Удачи.
— И тебе! — оглянулась она, уже возвращаясь в комнату.
— Так, господа офицеры. Слушаем внимательно и запоминаем с первого раза, — Кэсс повторила услышанный только что от Рина код. — На вылете, услышав слова «Код Омега», отдаем эту последовательность команд системе управления. Все поняли?
— Да, а в чем дело?
— Отставить вопросы. Где Алонна?
— У Эскера, — ответил Истэ Анки.
— Что? — не поверила своим ушам Кэсс. — Эта крыса уже забирает пилотов с предполетки?
Истэ молча кивнул.
— Истэ, он у тебя позволения спрашивал?
— Нет, — недобро улыбнулся Истэ. — Он мне отдал приказ. А когда я послал его подальше, показал мне карту с высшим допуском. Заверенным Императором лично.
Кто-то тихо охнул.
— Ну что ж. Через пять минут не вернется — идем без него. — Кэсс каким-то чудом удалось найти в себе силы не прокомментировать ситуацию.
На исходе четвертой минуты Кэни вошел в комнату. Восемь взглядов скрестились на нем, как лучи лазерных пушек, и кто-то вновь негромко охнул. На младшем лейтенанте Кэне Алонна не было лица. Вернее, лицо как раз было, но это было лицо совершенно незнакомого человека, на много лет старше и словно вымороженного изнутри. Кэсс отвела взгляд на стенку, потом еще раз посмотрела на Кэни. Нет, это не было галлюцинацией. Она тихонько поманила его к себе, взяла за руку и вывела за дверь.
— Что случилось? — спросила она, присаживаясь на ступеньки и усаживая Кэни рядом с собой.
— Он хотел меня завербовать. Хотел, чтобы я следил за вами. Угрожал. Говорил, что того, что я был в ту ночь в штабе, вполне достаточно, чтобы я пошел под трибунал. Зачем вы ему рассказали?
— Я не рассказывала, поверь. Там, наверное, были камеры. Ты согласился?
— Нет! — попытался вскочить Кэни, но Кэсс положила ему руку на плечо и сильно нажала.
— Дурачок. Нужно было соглашаться.
— Я не мог…
— Все ты мог. И согласиться, и даже предложить ему какой-нибудь план. Кэни, ты мне нужен живым и здоровым. Невеликое дело — соврать эсбэшнику.
— Есть еще офицерская честь, — неожиданно жестко сказал Кэни. — И она мне не позволяет даже в шутку согласиться стучать на своего командира.
— А если бы я тебе приказала согласиться?
— Это другое дело.
— Ну, так пойдешь к нему и скажешь, что передумал. Это приказ.
— Не могу…
— Это еще почему?
— Он не поверит. Мы… мы интересно поговорили. Он ударил меня по лицу.
— Что сделал?!
— Он. Ударил. Меня. По лицу, — раздельно проговорил Кэн. — Меня. Офицера Империи. А я даже не мог ударить в ответ. Потому что он позвал бы охрану, и я не смог бы вам рассказать.
— Кэни, Кэни… — Кэсс притянула его лохматую голову к груди, погладила по щеке. — Мальчик мой… Эта операция кончится, и Эскер получит по полной программе. Я тебе обещаю. Он будет стирать носки самому молодому лейтенантику СБ на самой заштатной планетенке. Только не сорвись, хорошо? А сейчас я отстраняю тебя от вылетов до конца операции.
— Нет! — встрепенулся Кэни, поднимая голову. — Мне сейчас очень нужна хорошая драка.
— Кэн, ты не в состоянии сейчас идти в воздух.
— Ну, пожалуйста…
— Хорошо, — согласилась Кэсс, чувствуя всем телом, что совершает ошибку. Насколько большую — она еще не знала, но очень скоро ей предстояло узнать. Такие ошибки называют фатальными. Но она слишком устала и была подавлена всем происходящим.
На город вышли уже осторожно, ожидая сюрпризов. Кэсс сначала хотела запросить прямую связь со спутником, но потом передумала. Слишком уж явное недоверие к базе получалось, а демонстрировать это пока что было преждевременно. Перечня ошибок и смутного ощущения, что их пытаются подставить, хватило бы для Полковника. Но рядом с Полковником маячила тень Эскера, почти всемогущего и, кажется, сумасшедшего. Отлаженная система передачи информации «спутник — база — эскадрилья» ей вдруг перестала нравиться. Все было хорошо, до тех пор, пока база не начинала подводить, и, судя по всему, подводить намеренно. Но — еще мало материала, мало. И пока самой не получается поверить до конца, что проблемы именно в несвоевременной передаче информации, а не в приказе из штаба.
Пошли на город. Уже разнесли в руины промышленные кварталы и принялись неспешно уничтожать жилые. Кэни отрывался по полной программе, проходя впритирку к домам и опускаясь до минимальной высоты. Там, где ширины улицы было недостаточно, он клал машину на бок и маневрировал между близко стоящими высотками. Кэсс его не одергивала. Пусть сбрасывает напряжение. Оскорбление, нанесенное Эскером, останется, но первая боль уйдет.
— Вау! Кэсс, у меня галлюцинации!
— Рон, в чем дело? Что за лексика? — рыкнула Кэсс.
— Если с базы не сообщают, что на горизонте несколько чужих истребителей, а я их вижу — у меня галлюцинации, о чем и докладываю, — напряженно рассмеялся Рон.
— Что на горизонте? — завопила напрямую Рону Кэсс, резко поднимая вверх машину.
— Примерно два десятка истребителей… Мать, да это же…
— Олигархия. «Ласточки». И их больше… — увидела своими глазами силуэты серебристых птиц на горизонте Кэсс. «Ласточки» быстро приближались. И было их не меньше двадцати пяти.
Параллельно приказывая всем подняться повыше, Кэсс кричала в канал связи с базой:
— База! База! База,… вашу мать! — но ответом ей было молчание. Она переключилась на спутник: — Спутник! Спутник, ответьте Кэсс! Спутник!..
Оба канала глухо молчали.
— Ребята, нас оставили без связи с базой и спутником. Уйти не успеем, принимаем бой.
… «Ласточки». Олигархия любила называть свою технику именами животных и птиц. И они на них действительно походили. Олигархия — государство, сделавшее раз и навсегда упор на биотехнологии. Копирующие и улучшающие природу инженеры Олигархии всегда придавали своим изделиям контуры чего-то живого. И даже солдаты их, проходя свои модификации, чем-то походили на фауну родных миров. Шерсть или крылья у них не отрастали, конечно, но все равно что-то неуловимо звериное в них было — в пластике, во взглядах. Кэсс вспомнила того парнишку, с которым беседовала в дипломатической миссии…
«Опять?! Опять эти отвлеченные воспоминания?!»
«Ласточки» уже были совсем близко, пошли первые ракеты. На экране обзора Кэсс четко видела их число — двадцать восемь. Двадцать восемь против девяти. Хорошее сочетание.
— Вот тут-то мы и ляжем… — словно прочитав ее мысли, сказал напрямую ей Рон.
— Прорвемся! — заорала она в ответ, давя на него и голосом, и транслируемыми связью эмоциями.
А полностью активировать управление не получалось. У нее даже не получалось синхронно управлять всей эскадрильей, и она приказала действовать по звеньям, надеясь, что у нее, Рона и Истэ получится взаимодействовать между собой. Про код она пока еще не вспомнила.
«Ласточки» перли дуром, и один большой любитель тесных взаимодействий уже падал, получив от Кэсс заряд плазмы прямо в область кабины и лишившись возможности управлять машиной. Второй был к этому опасно близок, но пока что уворачивался от фокуса пушки, выписывая немыслимые для «Ласточки» петли, но все равно проигрывая Кэсс в маневренности. Чтобы уйти от третьего, наседающего на нее сзади, потребовалось рухнуть вертикально вниз. Перегрузка шла за перегрузкой. Через разъем на шее все время вливались стимуляторы, и руки от них теряли чувствительность. А порции кислорода вперемешку со стимуляторами вызывали головокружение. Но лучше несколько секунд головокружения, чем обморок.
И тут Кэни выдал сюрприз. Находясь в самой гуще боя и пытаясь провернуть маневр, который позволил бы ему разделаться сразу с тремя машинами противника, он радостно заорал в общую связь:
— Ребята, я понял, что делает эта дрянь! Она сканирует воспоминания, как эсбэшные установки!!!
— Код Омега! Всем — код Омега! — срывая голос, закричала Кэсс, одновременно задавая последовательность команд кода. И тут же по нервам резануло — Кэни не знает кода! Его не было тогда в комнате!
— Кэни! Слушай меня…
«Отказ системы управления на третьей машине! Полный отказ системы управления на третьей машине!» — оглушительно взвыло в импланте и замигало красным на обзоре. А внизу и левее истребитель Кэни, неловко вертясь в воздухе, как облетающий с дерева лист, падал на землю.
— Кэни, переходи на ручное! Ручное! — она охрипла от собственного крика. Кричать было бесполезно, он услышал бы и шепот — но по-другому не получалось. Кэсс едва замечала, как какая-то ее часть, продолжая управлять машиной, ударила из плазменной пушки по второму противнику и тут же, подаваясь назад, сбила залпом двигателей третьего и добавила лазером. После введения кода управление немедленно пришло в норму.
Истребитель Кэни на минуту стабилизировал падение — и тут сверху на него спикировал кто-то из «Ласточек» и на краткий миг закрыл его собой. А когда Кэсс вновь увидела его — на землю падали уже две части машины, рассеченные вдоль лазером «Ласточки». И — короткая вспышка взрыва.
«Третьей машины нет! Третьей машины нет!» — вновь взвыл механический голос.
— Кэни… — прошептала она. — Эскер, ты труп.
— Близко к ним не подходить! Лазеры ближнего боя у них мощнее нашей защиты, — скомандовала она остальным. Семнадцать. «Ласточек» осталось семнадцать. А их — восемь. Шансы есть. Шансы должны быть — даже подумать о том, чтобы уйти, сбежать от тех, кто сбил Кэни, было невозможно. Если понадобится — она отошлет остальных и останется здесь одна. Мстить. И вернется. Чтобы еще раз мстить — Эскеру. Ей было понятно, отчего произошел сбой в управлении. Управление просто отключили с базы. Отключил тот, кто имел возможность. Эскер.
Боль обожгла руку — она все же подставилась под лазер, и ей подрезали крыло. Но это была ерунда. Вверх, вниз, еще раз вверх — поймай-ка меня, умник. Ристэ вовремя среагировала на увлекшегося дуэлью пилота Олигархии — и их осталось шестнадцать. Нет, тринадцать. Сэлэйн и Эрти сделали еще трех.
Тот, что располосовал машину Кэни, пока еще держался, хотя на него наседали сразу двое — Ристэ и Эрмиан. Но там за штурвалом сидел настоящий мастер.
Пилоты Олигархии были куда слабее имперских. Это прекрасно знали обе стороны, притом «имперцы» беззастенчиво пользовались своим преимуществом, а «олигархи» предпочитали не ввязываться в схватки, особенно с Особым Корпусом, истребителям которого они проигрывали по всем параметрам. Даже «Ласточки» — одна из лучших моделей, которые могла выставить против них Олигархия.
А этот вот держался, да еще и ухитрялся довольно ощутимо задевать обоих. Видимо, действительно опытный пилот. Ее двоим не по зубам. Во что же они ввязались на этой планете, что обычная карательная акция превращается в прямое столкновение с Олигархией?
— Оставьте его мне. Ристэ, Эрмиан, принимайтесь за остальных. Этот — мой.
Проконтролировав, что оба действительно отошли и выбрали себе другие цели, Кэсс засмеялась и прошептала невидимому за серебристо-голубоватым металлом противнику:
— Ну, милый, потанцуем? Какой танец у тебя на родине танцуют на поминках?
Она бросила машину ему прямо в лоб, но едва он успел взять ее в фокус — а она знала сейчас наперед, что и как он будет делать, этот невидимый пилот — резко поднырнула вниз, заставляя его поднимать машину, уклоняясь от столкновения. Потом вверх по дуге, развернуться на сто восемьдесят градусов, рывок вниз — и он опять вынужден уходить. Пилот «Ласточки» не был готов к тому, что Кэсс пойдет с ним впритирку, он уходил, одновременно пытаясь задеть ее из пушек на хвосте, но уже дважды у него это не получалось. А Кэсс смеялась, чувствуя, как окончательно сливается с машиной, и «разгоняется» больше, чем на предполетной подготовке. Их было мало, тех, кто умел становиться еще более быстрыми и непредсказуемыми. Вальэ — «чокнутой» — ее прозвали не за пьяные драки. А как раз за это умение отключить последние остатки инстинкта самосохранения и вылить все безумие, все желание смерти на грани победы в лихорадочную череду команд системе управления.
Противник почему-то предпочел прижиматься к земле, а не уходить вверх, и это оказалось его основной ошибкой. Выигрыш Кэсс шел только на возможностях машин, она видела, что противник — мастер, но ему стоило бы учитывать разницу в технических характеристиках. «Ласточки» теряли управление уже на пятнадцати метрах, а Кэсс могла себе позволить высоту и в полтора. Он рассчитывал на ее ошибку, на то, что поймает ее на пике дуги — но Кэсс каждый раз проходила этот участок зигзагом, она могла себе позволить это, а «Ласточка» — не могла. И каждый раз мощный лазер ближнего боя не доставал до нее на считанный метр. А дальние поглощала защита машины Кэсс. Она рисковала, почти выжигая мощности защиты, но была уверена, что успеет. Вновь и вновь выписывая вокруг него «мертвую петлю» и каждый раз чуть опережая очередной выстрел, Кэсс загоняла его все ниже и ниже. До предельной высоты оставалось еще две таких петли, когда пилот «Ласточки» почувствовал неладное и попытался вырваться из тисков ее маневра. Он рванул машину под углом вверх и попытался расстрелять ее из плазменной пушки, пока она еще была внизу. Но удар пришелся вскользь, ей досталась от силы пятая часть мощности, защита выдержала, хотя и завопила о том, что осталось десять процентов ресурса, а Кэсс поставила машину вертикально и ударила по нему одновременно лазерами и плазмой, вспарывая брюхо и уничтожая электронику. Дождь обломков вспыхнул на ее защитном поле, она резко поднялась вверх и вбок, огляделась. Останки машины уже падали на землю.
— Ну, вот и все. Прощай, — усмехнулась Кэсс.
Осталось лишь трое «Ласточек», но они сошлись почти вплотную и стойко держали оборону, сделав сферу пространства вокруг себя непроницаемым для лучей и ракет.
— Сэлэйн, — весело и укоризненно выдохнула Кэсс, — я тебя чему учила? Всем отойти и держать их в кольце, сейчас у нас тут кое-кто будет сдавать экзамен. Ну, давай.
На маневрах они отрабатывали действия против такой — излюбленной — тактики «олигархов» не по одному разу, но тут, видимо, эскадрилью посетил тотальный склероз.
Сэлэйн подняла машину высоко вверх, прямо над тройкой истребителей, и упала вертикально вниз. Со стороны могло показаться, что у нее отказало управление. Но Кэсс четко видела, что все у нее в порядке, и даже перегрузка — в пределах нормы. В маневре был определенный риск — пилот мог не успеть поднять машину раньше, чем она коснется защитной сферы лучей, и тогда защита может не выдержать. Или пилоты Олигархии могли уже знать этот прием и просто не двигаться с места, понимая, что на таран никто не пойдет. Но здесь все прошло, как по маслу. За миг до того, как машина Сэлэйн соприкоснулась с лучами, нервы у «Ласточек» не выдержали, и они шарахнулись в стороны. Сэлэйн не остановила падения, влепляя в бок одному из тройки полную мощность и уходя следом за пикирующей вниз подбитой машиной. Оставшихся двоих за пару минут сняли Эрин и Истэ, попросту расстреляв подставившиеся «Ласточки».
— Все. На базу.
— Мы еще с городом не закончили, — педантичность Рона иногда утомляла.
— Наплевать. Сбрасываем оставшиеся бомбы и уходим. Рон, следи за горизонтом.
На посадку заходили медленно.
— Вот сейчас как вдарить бы по диспетчерской… — мечтательно сказала Ристэ. — Вон она, родимая. И сказать, что случайно перепутали со штабом Олигархии…
— А вон Эскер, — сказала Сэлэйн, передавая всем увеличенную картинку. — Глядите-ка, пришел полюбоваться.
— Сэлэйн, ну что ты на него засмотрелась? Давай его лучом! — Эрти.
— Плазмой! Чтоб его закоротило! — Эрмиан. Кэсс обратила внимание, что обычно удивительно корректный и молчащий, даже когда все остальные переходили в откровенный стеб и сарказм, Эрмиан подал голос. «Н-да, а ребята совсем злы. Кто из них догадался о взаимосвязи заявления Кэни и его гибели? Наверняка не я одна…»
— Да много чести! Дайте, я ему машину на голову поставлю… Кэсс, ты как? Согласна? — Эрин.
— Младший лейтенант Эрин Эррэс! Не стыдно ли вам будет пачкать машину в таком дерьме? — постаралась пошутить Кэсс.
— Ой, и правда — что это я? — спохватилась Эрин, смеясь, засмеялись и остальные. «Ох, как нехорошо они смеются. Ох, не наделали бы они дел на базе…»
— Эскадрилья, слушай меня, — сказала в общую связь Кэсс. — Я запрещаю вступать в общение с Эскером. Я запрещаю подходить к нему ближе трех метров. Я категорически запрещаю причинять ему хоть какой-то вред! Это приказ! Все поняли?!
— Но он же опять в баре подсядет и беседовать начнет! — возопил Эрти. — Нам что, молчать в ответ?
— Сам начнет — разговаривайте вежливо и спокойно. Это тоже приказ.
— Кэсс, ребята не понимают, — сказал ей одной Истэ. — Они слишком злы на него.
— Истэ, кого из наших ты хочешь увидеть под трибуналом за то, что он подрался или убил эсбэшника с допуском за подписью Императора? Я лично тебе поручаю следить за поведением остальных! Не подведи меня.
— Хорошо.
На земле обошлись без построения. Когда они шли к медикам — мрачные, придавленные потерей и очень злые — Кэсс догнал Эскер. Он положил ей руку на плечо. Кэсс немедленно стряхнула руку и остановилась, пока еще не оборачиваясь. Ей понадобилось несколько раз глубоко вздохнуть и медленно выдохнуть, чтобы найти в себе силы повернуться к нему.
— Я вас слушаю? — она приподняла брови и искривила губы с непередаваемым выражением лица фаворитки Императора, к которой в спальню вломился уличный разносчик.
— Кэсс, капитан, мне очень жаль…
— Капитан, я буду разговаривать с вами только в присутствии полковника Конро, — слегка склонила набок голову Кэсс. — Вас это устраивает?
Эскер нервно дернул изящно вырезанными ноздрями.
— Не устраивает, но пока что, пока что, — он дважды повторил это, и Кэсс заметила, насколько он напряжен, — у меня нет другого выбора. Не могу же я вас снять с операции?
Поглядев на него и распознав в последней фразе не вранье, а намек, Кэсс молча пошла к штабу. Эскер выплясывал рядом на своих длинных ногах, напоминая цаплю, которая никак не может ухватить симпатичную лягушку. «Подавишься!» — зло подумала Кэсс, нарочно замедляя шаг.
У входа в штаб она сделала пару быстрых шагов, оттесняя Эскера и первой проходя в дверь. Дальше коридоры были слишком узкими, чтобы тот мог хотя бы идти рядом. Кэсс нравилось унижать его каждым жестом, каждым движением, и чувствовать идущую от Эскера волну унижения.
Полковник был на месте, и у него в приемной было пусто. Кэсс знала, что он ждет ее. Но явление следом за ней Эскера было для Полковника неприятным сюрпризом.
— Эскер, вы не находите, что сейчас ваше присутствие здесь неуместно? — ледяным тоном спросил Полковник. — У нас происшествие, гибель пилота…
— Нахожу, — не моргнув глазом, ответил Эскер. — Но капитан заявила мне, что будет со мной разговаривать только в вашем присутствии. А у меня есть ряд вопросов.
— Задавайте свои вопросы, — вздыхая, сказал Полковник. — Если уж вы настолько бестактны, что не можете с ними подождать.
— Полковник? — деланно удивился Эскер. — О каком такте может идти речь, когда затронута безопасность Империи?
Кэсс села. Полковник встал у нее за спиной и положил руку ей на плечо. Эскер стоял напротив, достаточно близко, и у Кэсс просто в ноге чесалось, так хотелось ударить его по яйцам. А потом, когда он упадет — ударить по зубам. И наступить на руки. На две подлые руки, нажавшие какую-то кнопку…
Эскер тоже сел. Полковник остался стоять, держа руку у Кэсс на плече. И ей на минуту стало легче, она перестала бояться, что сейчас сорвется и вцепится этому сумасшедшему с высшим допуском зубами в горло. Полковник удержит. Не даст броситься вперед — навстречу убийству, трибуналу и пожизненной работе на военной фабрике. Хотя сейчас она не была уверена в том, что это слишком дорогая цена.
— Во-первых, я еще раз хочу принести вам свои соболезнования, капитан.
— Засуньте свои извинения себе в задницу, Эскер. Все это вранье вы сможете сказать сегодня перед строем. Кстати, рекомендую — очень интересное мероприятие, тризна Особого Корпуса. Приглашаю, — оскалилась Кэсс. — А передо мной и полковником Конро можете опустить эту душещипательную часть.
Эскер задрал брови куда-то совсем на затылок и попытался сделать обиженное и оскорбленное в лучших чувствах лицо.
— Вы переигрываете, Эскер… — негромко заметил Полковник. Кэсс физически чувствовала, как воздух между этими двоими накаляется, становится твердым и непрозрачным.
— Хорошо, — эсбэшник убрал с лица всякую сентиментальность и остался собой — явно нездоровым и при этом обладающим огромными полномочиями человеком, безжалостным в ненормальной, животной степени и получающим явное удовольствие от чужой боли.
— Капитан, первый вопрос. Кто вам позволил отключать следящий контур?
— А кто вам позволил устанавливать его на наши машины без объяснения побочных действий? — наивно улыбнулась Кэсс.
— Ваш непосредственный начальник, — кивнул подбородком на Полковника Эскер.
— Извините, но я об этом первый раз слышу.
— Еще бы ты об этом слышала, — сказал Полковник, — когда этот контур был поставлен техниками по его прямому приказу, и я узнал об этом постфактум. А об истинном влиянии на стабильность системы управления узнал только сегодня. Эскер, когда я давал вам разрешение? Не припомните?
— Второй вопрос, — проигнорировал прямое обвинение во лжи Эскер. — Откуда вы узнали код отключения?
Кэсс улыбнулась еще наивнее, хотя получалось, конечно, издевательство.
— Угадала.
— Капитан! — привстал Эскер. — Вы обязаны мне отвечать!
— А я и отвечаю…
— Кто дал вам код? Кто из техников?
— Каких техников? Я же говорю — угадала! — склонила набок голову Кэсс, задевая щекой руку Полковника и чувствуя идущее от нее тепло.
— Вы лжете.
— Как и вы.
— Я отправлю вас на сканирование.
— Отправьте… — пожала плечами Кэсс, но Полковник слегка сжал ей плечо — «осторожнее, девочка». — Вы отправите меня на сканирование, а Полковник отправит отчет Императору. Отчет о вашем вмешательстве в управляющую систему, о загадочном случае с моей машиной, и о том, что вы отключили управление у младшего лейтенанта Алонны. Что привело к его трагической гибели. А еще о том, что вы били по лицу офицера Империи, когда тот отказался следить за своим командиром. Тогда вам тоже понадобится сканирование. А у вас — защитные контуры. И, чтобы их взломать, потребуется вывернуть вас наизнанку. Мы будем хорошей парочкой «овощей», Эскер. Может быть, нас положат в одну палату…
— Кого это он бил по лицу? — медленно вопросил Полковник, достаточно болезненно сжимая ее плечо.
— А он разве не сказал? Кэни он бил по лицу, — сказала Кэсс и поняла, как трудно ей выговаривать это ласково-уменьшительное имя. — Младшего лейтенанта Кэна Алонну. Сняв его с предполетной подготовки. За час до вылета.
— Я не знал… — еще медленнее сказал Полковник. — Эскер. Вы хоть что-то соображаете?
— Соображаю, и прекрасно, — ухмыльнулся Эскер. — Этот щенок показал мне неприличный жест, и я его ударил. Он сам нарвался.
Кэсс привстала, уже сгибая ногу для удара, но рука Полковника пригвоздила ее к стулу.
— Вы говорите о погибшем пилоте, Эскер… — бесстрастно сказал Полковник, и Кэсс по-настоящему испугалась. Воздух перед ней потек, сдвигаясь в сторону Эскера и охватывая его плотным кольцом.
— Следующий вопрос. — Эскеру явно стало нелегко дышать, но в остальном ему было море по колено, что окончательно убедило Кэсс в том, что человек напротив — безумен. — Кому вы сообщили о том, зачем нужен код?
— Никому, — сказала Кэсс истинную правду. — Я дала им код и команду, по которой его нужно было ввести. Его и ввели, по моему приказу. Но это-то вы и так знаете. Вы же все слышали, Эскер… Еще вопросы будут?
— Нет, — резко мотнул головой Эскер. — Но есть информация. Завтра на базу привезут местного жителя. Извольте донести до своих людей, что он знает, кто на базе связной. Думаю, этого хватит, чтобы назвать мне имя предателя.
— Ну что ж… дотанцуем этот танец, Эскер, — улыбнулась ему Кэсс. Эскер, не знавший их жаргона, улыбнулся в ответ, а Полковник тихонько хмыкнул.
— Эскер, у вас есть еще вопросы? Или информация? — очень вежливо спросил Полковник.
— Нет.
— Тогда будьте так любезны, оставьте нас.
Эскер вышел, оглушительно хлопнув дверью. Сразу после этого звука Кэсс, словно получив удар в спину, качнулась вперед. Холодный металл стола ударил ее в лицо, ногти бессильно скользнули, не оставив царапин. Она молча прижималась лицом к поверхности, сил подняться не было, и голоса для воя — тоже не было. Сейчас и здесь ничто не мешало ей взвыть — Полковник бы понял. Но так было нельзя. Не в этот раз.
Полковник выждал несколько минут, потом положил ей руки на плечи, легко поднял ее, поставил перед собой, поддерживая. Заглянул в глаза и без слов прижал к себе, заключая в теплое кольцо.
— Ты молодец, Кэсс. Ты умница. Ты выдержала этот разговор. И не сорвалась. И в бою — молодец. Вы их сделали. Двадцать восемь машин… я не представляю, как у вас это получилось.
— Я хотела его отстранить от полета. Но он просил — и я согласилась. И он один из всех не знал кода.
— Почему?
— Эскер его задержал, я зачитала код раньше. И так взбесилась из-за того, что он рассказал, что забыла повторить ему код. Два раза — оба моя вина.
— Нет тут твоей вины. Эта его фраза — она все решила. Мне кажется, он знал, чем рискует.
— Я не должна была выпускать его в полет!
— Тогда бы не вернулся никто. Эта плата, оказывается, она на семьдесят процентов снижает производительность системы управления. Вы успели ее отключить!
— Ее нужно было отключить еще на взлете! И это тоже — моя вина. Полковник, почему база молчала? И спутник?
— Это был мой приказ.
— Почему?
— Потому что мало просто отключить контур. Его можно включить вновь и со спутника, и с базы. Рин не мог тебе сказать. Он сам узнал об этом уже после вашего взлета. Устроил тут у меня драку, прорвался и сообщил. Таких техников надо в десантники переводить — он мне двух адъютантов мордами об пол уложил… Он сказал, что код отключения у вас есть, и как только спутник сообщил, что к вам идет Олигархия, я приказал перекрыть ваш входящий канал.
— Даже так… — Кэсс представила себе масштабы возможных последствий. — Полковник, а вы там как оказались, в диспетчерской?
— А я провожу там все ваши вылеты. Потому что я не поверил Эскеру, когда тот сказал, что контур совершенно безобиден и просто проводит легкое сканирование без ущерба для управления. Сегодня я задержался — и хорошо, иначе Рин искал бы меня еще дольше.
— Он сумасшедший? — спросила Кэсс, имея в виду Эскера. — Он действительно готов уложить девять офицеров Корпуса для того, чтобы никто не узнал о том, что эта штука работает как сканер?
— Нет, не думаю. Он импульсивен, но достаточно осторожен. Если он поймает шпиона, ему простят гибель одного пилота. Но не уничтожение целой эскадрильи. Это скорее было местью. И очень большой ошибкой. Потому что я подам рапорт. И еще я сделаю так, что семья Кэна «совершенно случайно» узнает о содержании рапорта.
Кэсс чувствовала, как к ней медленно возвращаются силы. По крайней мере, силы не валяться на полу, а стоять и говорить. Полковник сумел ее отвлечь. Как всегда, все понимает. Чем бы без него был Корпус?
— Иди, отдыхай. Вечером тебе нужно быть в форме, в парадной — в том числе.
— Ах, да. Еще эта дурацкая церемония… кто ее только выдумал?
Она ругалась, но знала, что церемония — необходима. Она была нужна и ей, и всем прочим. Проводить и отпустить в последний путь погибшего. Да вот кто бы еще научил — отпускать по-настоящему? Забывать, отпускать, прощать причиненную боль, прощать себе ошибки… не поможет самый красивый обряд, не научит и сотая потеря.
— Кэсс, ты меня обижаешь. Это я ее выдумал. Очень давно.
Кэсс с удивлением подняла глаза на Полковника. Она была уверена, что тризна существует столько, сколько существует Корпус. Что же?…
— Ты права, — устало улыбнулся Полковник. — Я командую Корпусом столько, сколько он существует.
Она взяла его левую кисть, видя, что на этот раз он без форменных перчаток, которые не снимал, кажется, никогда, развернула ладонью к себе. Ладонь была испещрена тонкими белыми полосками — не пять ровных линий в ряд, как у Кэсс. А сколько — она не могла сосчитать. Вдоль и поперек была покрыта эта узкая и длинная ладонь тонкими хорошо зажившими шрамами. За каждым — взрезанная ладонь, полный глоток горячей крови и кто-то, не вернувшийся из полета. Кэсс на минутку прикрыла глаза, не зная, что сказать.
— Не надо ничего говорить, — как всегда, угадал ее мысли Полковник. — Побереги слова до тризны, их и так всегда не хватает. Начало в полночь. Кстати, я тоже там буду.
— Особый случай? — горько усмехнулась Кэсс.
— Да. Особый случай, — сказал Полковник и отвернулся к стене. — Иди.
Кэсс тихонько прикрыла дверь, вышла из штаба. Свои ее предусмотрительно обходили, как и она обходила до тризны тех командиров, у кого гибли подчиненные. Сейчас неловкого слова или взгляда было достаточно, чтобы она сорвалась. А срываться пока что она не имела права. Потом — все что угодно. Но — только потом.
Кэсс вошла в ангар, ища Рина. По дороге попался давешний побитый, Рэнсэ. Увидев Кэсс, он сиганул куда-то за штабеля ящиков. В ангаре было пусто. Рина она не видела. Видела свою машину, которой кто-то начал восстанавливать крыло. Видела кучу аппаратуры, деталей, упаковочного материала, макушку плохо спрятавшегося Рэнсэ. Но только не позарез нужного ей Рина. Пришлось идти к Рэнсэ.
Макушка исчезла.
— Эй, придурок! — позвала его Кэсс, закипая. — Выходи. Бить не буду. Я ищу Рина.
— Рин в подсобке, — раздался голос из-за ящиков, но Рэнсэ не появился.
— Да что ты там прячешься?
— А у меня приказ — не показываться вам на глаза. Вот и выполняю, — послышалось хихиканье.
Кэсс только пожала плечами, хотя в другой ситуации засмеялась бы и полезла вытаскивать техника из-за коробок. Но сейчас на него было наплевать. Она огляделась, увидела единственную дверь во всем ангаре и сделала вывод, что она и ведет в подсобку. И не ошиблась. Ботинки гулко били по металлическому полу, эхо плясало между стенами.
Рин сидел в углу, к двери спиной, оперев локти на колени и закрыв ладонями лицо. Кэсс подошла, легонько прикоснулась к его плечу.
— Капитан? — спросил сквозь ладони Рин.
— Да, Рин. Я пришла поблагодарить тебя. Ты всех нас спас. Полковник мне рассказал…
Кэсс обошла его, встала перед ним. Рин по-прежнему прятал лицо. Кэсс легонько потрепала его за рукав.
— Рин, что ты?
— Я же своими руками ставил эти чертовы пластины! Своими руками… мальчик погиб из-за меня…
— Он был не мальчик, Рин. А мужчина и офицер. И он погиб, как мужчина и офицер.
— Кэсс, да он мне в сыновья годился, если не во внуки! И я, своими руками…
Кэсс резко рванула его за руки, отводя их от лица. И охнула — лицо Рина было залито слезами. «Счастливый человек — плакать может…», — мелькнула мысль и пропала.
— Рин. Прекрати немедленно. Ты всех нас спас, — медленно сказала Кэсс.
— Не всех я спас. Не всех! — выкрикнул Рин ей в лицо. Только сейчас Кэсс обратила внимание на то, какого цвета у него глаза — светло-серые, почти серебряные. А на скуле у него была здоровенная ссадина, и свежий синяк под правым глазом, и еще одна ссадина, поменьше — на виске. И воротник комбинезона был порван.
— Рин! — тряхнула она техника за плечи. — Возьми себя в руки. У меня погиб пилот. И вечером мне его провожать. Ты хочешь, чтобы у меня совсем крышу сорвало, раньше времени? Если я еще и тебя буду утешать…
Рин вытер лицо, постарался улыбнуться.
— Нет, не хочу. Простите.
— Рин, всегда говори мне «ты». Хорошо?
Рин кивнул.
— Вот и славно. А теперь умойся и проводи меня до медиков. Во избежание…
Рин скрылся где-то за стеллажами, вернулся с канистрой.
— Плесни мне на руки.
Кэсс едва подняла канистру, из горла которой полилось что-то ярко-голубое и мало походящее на воду.
— Это что еще за чертовщина?
— Это для промывки контактной аппаратуры. Солевой раствор со всякими добавками. Хорошо снимает отеки с морды, — пояснил Рин, плеща себе в лицо.
— Учту. Буду к тебе приходить умываться с похмелья… — через силу улыбнулась Кэсс.
— Что вы понимаете в похмелье, с вашими-то модификациями… — насмешливо буркнул Рин, и Кэсс чуть расслабилась. Здесь, по крайней мере, на время, инцидент был исчерпан. Представив, сколько еще таких сцен предстоит ночью и утром, Кэсс поежилась. Они все понимают, они славные ребята, особенно командиры звеньев. Только у Истэ погиб ведомый, а у Рона Анэро с Кэном складывалась хорошая дружба. Складывалась, да вот не сложилась. И они придут к ней, где-то в уме помня, что ей тоже больно, но нимало этим не интересуясь. Она — командир, она старше. Они придут к ней. Все семеро. Она — командир. Она будет слушать их и стараться облегчить боль утраты. А кто выслушает ее?
Они вышли — пальцы их рук неожиданно сплелись накрепко. Сколько лет она уже не держалась ни с кем за руки? Может быть, запретив себе это еще в детстве, она ошиблась? Может быть, правы были презираемые ей штатские психологи из службы поддержки? Эмоциональные контакты необходимы. Нельзя быть одной. Нельзя быть настолько замкнутой.
«Это минутная слабость. Это мне просто очень больно…», — уговаривала себя Кэсс. А руку забирать не хотелось, тепло и сила пальцев техника помогали идти, дышать, думать. Молча они дошли до медицинского помещения, и многие оглядывались на странную пару — женщину без возраста в летном костюме Корпуса и немолодого мужчину-техника с побитым лицом, держащихся за руки. А Кэсс было плевать — первый раз с момента, когда она увидела, как машина Кэни беспомощно падает вниз, каждый вздох давался без боли.
Они все были — жестокие дети, дети, нарочно остановленные психотехниками на грани отрочества, потому что детям свойственно сбиваться в стаи и убивать, не задумываясь о том, что творишь. И игрушки — возможность управлять сказочной по мощности машиной, сбивать мишени, разрушать города, как замки из песка — для детей гораздо актуальнее, чем вопрос «что я делаю и имею ли право?» Они были не люди, дополнительная деталь в конструкции истребителя. А Рин был — человек. Человек — это, помимо прочего, тепло, поняла Кэсс. В ней не было тепла ни на гран. Преданность своим, умение помочь, решить проблему, защитить — но в этом не было тепла. Все это было вырезано инструментами психотехников подчистую.
— Рин, — остановилась она на пороге, еще не отбирая руки. — Ты ведь не будешь ничего делать Эскеру?
— Не уверен, — мрачно помотал головой Рин.
— Рин. Он сумасшедший, но у него высший допуск. За подписью Императора. Я не хочу потерять еще и тебя. Я же тебя только сегодня нашла!
— Он сделал меня убийцей… — Рин упрямо смотрел в землю. — Такое не прощают.
— Рин! — заорала она в полный голос, уже плюя на остатки приличий и вцепляясь ему в комбинезон. — Я тебя прошу! Слышишь?
— Слышу. И не могу тебе отказать, Кэсс. Вальэ Кэсс. Но… и у меня просьба.
— Да?
— Побереги себя. Хорошо?
Кэсс кивнула, и неожиданно они с Рином обнялись. И ей было плевать и трижды плевать, кто их увидит и кому об этом расскажет. Первый раз в ее долгой жизни было — так, и второй раз с давнего, позабытого уже детства, она вслух сказала короткое — «Элло…» И в ответ было — элле, сестра. Не «эльэ», как говорили на основном имперском. Эллэ. Так говорили у нее на родине.
— Рин… — не веря своим ушам, сказала она. — Ты с Алгеды?
— Ты не знала? — улыбнулся Рин, поднося ее ладони к губам. — Да.
Теплые губы легко коснулись одного ее запястья, другого, и Кэсс почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Банально, вульгарно, как в имперских сериалах, упадет в обморок от избытка эмоций. Как героиня этих самых сериалов, узнавшая, что ее жених изменяет ей с другой. «Вот так сейчас все и будет. Поздравляю, капитан. Докатились-долетались…», — сказала она себе.
— Иди, сестренка… — отпустил ее руки Рин.
— На тризну придешь?
— Дурацкий вопрос… — скривился техник и поморщился, видимо, разбитая скула болела. — Конечно…
Погружаясь в упругий гель и чувствуя, как находит ее висок чуткий щуп капсулы, Кэсс чувствовала себя странно. В немыслимые узлы свивались боль и шальная радость. Боли было больше, много больше, но радость не замолкала. И еще близко, очень близко была какая-то важная мысль. Разгадка какой-то тайны. Но ей не хватало еще чего-то, чтобы вылупиться из кокона и раскинуть яркие крылья.
Отдых ей не помог. Из капсулы она выбралась отдохнувшей телом и совершенно разбитой морально. Что-то важное, что дало ей общение с Рином, потухло, а боль и ощущение нестерпимой тяжести в груди остались. Парадный мундир висел на вешалке рядом с капсулой. Как и полагалось — идеально отглаженный, вычищенный, со всеми планками знаков различия и отличия.
Если уж что было в Корпусе отлажено воистину безупречно — так это работа хозяйственной службы. Кэсс никогда не видела близко тех, кто искал, приводил в порядок, разносил по помещениям мундиры и летные костюмы, находил брошенные где-нибудь перчатки, чистил обувь и выполнял всю прочую повседневную работу. Все происходило будто бы само собой. Никому не приходило в голову обратить внимание на этих людей или поблагодарить их. Нет. Они просто работали, и работали хорошо. Кэсс вообще впервые подумала о том, что они есть. И удивилась себе. Впрочем, она была готова думать о чем угодно, хоть о том, почему здесь небо — бледно-зеленоватое, а планета вращается вокруг солнца, а не наоборот. Только не о предстоящей церемонии. До которой оставалось полчаса.
На центральной площади, расчищенной и вылизанной, уже собирались люди. Фонари были приглушены, и основной свет шел от синевато светящихся в изумрудной тьме здешней ночи лазерных лучей ПВО. Что-то упало ей на лицо. Кэсс провела рукой по щеке, чувствуя, что под ладонью — мокро. Она подняла голову — почти неразличимый в темном небе, самолет метеослужбы сгонял к площади тучи. Как они нашли грозовой фронт посреди лишенного озер и рек континента, где никто никогда не слышал про ливень? Здесь из осадков были лишь туман и легкий дождь при солнечном небе. Молодцы, ребята. Кэсс стояла в тени, запрокинув лицо в небо, и на щеки ее падали крупные тяжелые капли. Соленые — она провела языком по губам. Значит, тучу тащили аж от моря. Капли, соленые как слезы — то, что нужно разучившимся плакать.
Техники и прочий обслуживающий персонал держались по краям, летный состав сгрудился в центре. Эрмиан хотел было подойти к ней, но Кэсс оттолкнула его взглядом. Не время. Сзади подошел Полковник, легонько толкнул ее в плечо.
— Пойдем. Пора.
Она шла на полшага позади Полковника, чувствуя, как вшитая в спинку кителя эластичная ткань расправляет плечи, почти выворачивая их назад, и вопреки ее воле делает осанку идеальной. Они вышли в центр площади. Дождь набирал силу, но никто не прятался от него и не смахивал капель с лиц.
— Господа офицеры… — совсем негромко сказал Полковник, и беспорядочная толпа вдруг превратилась в две идеально четкие шеренги. В первом ряду строя стояла эскадрилья Кэсс, на шаг позади — все прочие пилоты. Между Эрти и Роном была брешь шириной ровно в одного человека. Все остальные отошли подальше, к стенам. И только один Эскер стоял справа, как раз посередине между обслуживающим персоналом и пилотами. Его серо-голубой парадный мундир выделялся среди черных мундиров Корпуса бестолковым и лишним цветовым пятном.
Напряженная тишина. Гулкое молчание. Только дождь барабанит по металлу под ногами. Все — вытянуты в струну, на всех — парадные мундиры, береты сдвинуты на левую бровь. В полутьме не различить лиц — но на них и незачем смотреть, выражение — одно на всех. Торжественное, замкнутое, отстраненное. В этом строю каждый — один. Полковник и Кэсс стояли шагах в пяти от первой шеренги, и все взгляды были устремлены на них. И глаза у всех были сейчас одинаковыми — непроницаемыми зеркалами черного металла. Полковник держал в руках какой-то предмет, завернутый в черную ткань.
Парадный клинок погибшего. Узкое лезвие мизерикордии в простых черных ножнах.
— Господа офицеры! — еще раз повторил Полковник, завязывая все взгляды в единый тугой канат, протянутый между его губами и их глазами. И чуть вскинул подбородок, доводя напряжение до максимума. Тишина резала уши несуществующим ультразвуком.
— Вы все знаете, по какому поводу мы здесь собрались. Младшего лейтенанта Его Императорского Величества Особого Корпуса «Василиск» Кэна Алонны больше среди нас — нет. — Под тяжким грузом этого короткого слова содрогнулась не только Кэсс, но и стоявшие перед ней. — Он погиб в бою, как подобает офицеру Империи. И мы стоим здесь, чтобы отдать дань его памяти. И я хочу, — Полковник чуть заметно повел глазами над толпой, заметил кого-то и моргнул, — пригласить сюда еще одного человека.
В строю что-то еле уловимо дрогнуло.
— Простите меня, я не могу, не имею права объяснить вам, почему. Я прошу только поверить, что он действительно достоин стоять рядом с нами. Я приглашаю сюда… на эту площадь… — Полковник ронял слова, как капли раскаленного металла, и, приглядевшись, можно было подметить, как чуть заметно кивали в такт его словам офицеры в строю. Полковник повысил голос: — …старшего лейтенанта Технической службы Его Императорского Величества Особого Корпуса «Василиск» Рина Эссоха. Рин, выйдите, пожалуйста, сюда, — чуть снизил интонацию Полковник.
В толпе техников произошло движение, а в строю офицеров прошла едва заметная волна — тщательно сдерживаемый, но все же рвущийся из груди вздох удивления. Рин, печатая шаг, пошел по площади, и стук его ботинок об металл совпадал с биением сердца каждого. На нем тоже был парадный мундир, но по лицу его Кэсс поняла, что для него все это было не меньшим сюрпризом, чем для остальных. Кэсс видела, как он закусывает нижнюю губу — достаточно сильно, чтобы не позволить себе дрогнуть лицом, но так, чтобы по подбородку не побежала струйка крови.
Рин встал справа от Кэсс. Было видно, какой ценой ему дается напряженная бесстрастность лица. Кэсс метнула в его сторону «шарик» тепла, но не была уверена, что получилось.
Полковник молча передал Кэсс сверток. Она медленно развернула ткань, подняла руку на уровень лица и отпустила лоскут. Глаза следили за свободным падением ткани. Когда лоскут упал, Кэсс сосчитала про себя до трех и вынула клинок из ножен. Серебристое лезвие засветилось в темноте — кто-то направил на ее руки узкий луч света. Кэсс молча подставила под свет ножны и плавным движением бросила их поверх ткани. Смотрела она перед собой, вперед, чутко отслеживая мельчайшие оттенки эмоций присутствующих. Ножны упали, зазвенев.
— Этот клинок был оружием младшего лейтенанта Кэна Алонны. Когда мы гибнем, тел не остается. Остается лишь оружие. — Кэсс чеканила слова. — Вот — то, что остается от нас для погребальной церемонии, — она поймала луч и отбросила несколько бликов на лица своих пилотов.
Она подняла клинок на уровень груди, держа его обеими руками — за острие и рукоять. Пауза. Довести тишину до предела. Довести внимание до нестерпимого ожога на руках от этих глаз. И — одним движением — клинок на излом. Негромкий в принципе звук прогремел, как взрыв. Она показала всем два обломка. Пауза. Бросила один поверх ткани. Пауза. Теперь — поднять левую ладонь на уровень глаз, медленно-медленно и так, чтобы всем было видно. И — полоснуть обломком по плоти. Глубоко, так, чтобы сразу хлынула кровь.
Она оглядела лица. Капли дождя, уже становившегося ливнем, заливали их, заменяя невозможные для большинства слезы, но не нарушали недвижную торжественную мрачность.
Боли не было. Боли в руке. Вся Кэсс была — болью. По ладони вниз побежало горячее и липкое, Кэсс, не опуская руки, согнула запястье и сложила ладонь «лодочкой», ожидая, пока наберется полная горсть крови. Потом — медленно, еще медленнее — ладонь к губам. И — полный глоток. Отняв руку от губ, Кэсс протянула ее ладонью вниз над тканью с лежащими поверх ножнами и половиной клинка. Капли падали на ткань и металл — черные на черном, багровые на металле.
Она передала половину клинка Полковнику. Тот повторил церемонию. Теперь над тканью, совсем рядом, но не касаясь друг друга, были уже две ладони, с которых капала кровь. Полковник передал клинок Рину. Кэсс слегка прогнулась, чтобы не помешать им, но левую ладонь не сдвинула с места. Она смотрела прямо вперед, ей было плохо видно, что делает Рин, но по глазам стоявших перед ней она понимала, что он делает все идеально. И за это она была ему благодарна — до черной тьмы в глазах благодарна. Рин уронил обломок на ткань, и это тоже было правильно. Безупречно правильно. И удивительно вовремя.
Три ладони сошлись в воздухе — почти вплотную.
Текли мгновения — вязкой смолой, расплавленным металлом, липким дегтем.
Кровь капала на землю, смешивалась.
Кэсс медленно считала про себя. Где-то на счете «двести» Полковник еле слышно сказал — «все», и они одновременно опустили руки.
— Господа офицеры… — совсем тихо сказал Полковник, но Кэсс знала, что его слышат и в последнем ряду, где стоял персонал. — Если бы вы только знали, как устал я вас терять…
Кэсс покосилась на него, потом на строй. Она впервые слышала на тризне такие слова. Но Полковника поняли правильно — он знал всех тех, кто его слушал, знал лучше, чем родители, СБ и психотехники, вместе взятые. И эти слова дошли до глубин сердец — очерствелых, жестоких, бесчувственных сердец офицеров Особого Корпуса.
— Вольно, господа офицеры… — еще тише выдохнул Полковник. — Объявляю церемонию закрытой.
Все молча опустили головы, отсчитывая по имплантам минуту — минуту молчания, минуту прощания, последнюю минуту церемонии. Полковник тоже простоял минуту, глядя себе под ноги. Потом наклонился, разрушая атмосферу, поднял с земли обломки и ножны, вновь завернул их в ткань и пошел в темноту — медленным, совсем не строевым шагом, даже слегка сутулясь.
Строй превратился в беспорядочную толпу. К Кэсс направилась вся ее эскадрилья.
Тризна окончилась. Или — только еще начиналась, как посмотреть.
Сегодня в баре им подадут самое крепкое спиртное и самые сильные наркотики, которые как по волшебству появятся у бармена. Сегодня к пилотам не подойдет ни один наряд патруля — разве только, чтобы выпить с ними. Сегодня им можно все — только поднимать в воздух машины не дадут. Все остальное — позволено. Завтра медики будут шипеть и проклинать все, пытаясь подобрать программы предполетной подготовки для пропитых насквозь и еще не вышедших из-под кайфа организмов летного состава. Завтра патруль составит список разрушений, и к вечеру Полковник будет вызывать их по двое-трое на головомойку, тыкая носами в списки. Это все будет завтра. А сегодня…
Кэсс заметила, что Эскер куда-то испарился с площади, выбрав самый подходящий момент. Хватило ума. Сегодня ночью ему лучше отправиться ночевать к патрульным. Неровен час, подвернется кому-то под руку.
— Ну что, Рин. Пойдем. Сегодня ты — с нами.
Рин кивнул, проводя рукой по щеке, стирая капли прекращающегося дождя. Вслед за этим движением по лицу протянулась багровая полоса крови. Рука была левая. Кэсс коротко рассмеялась и провела левой же ладонью по обеим щекам. Так они и стояли вдвоем, а затихающий дождь смывал кровь с их лиц.