Ни я, ни Артурчик не взяли с собой в Москву гитары. Поэтому мы вечером в поезде обошлись без концерта с песнями Владимира Высоцкого. Не прихватил свой магнитофон и Кирилл (брат прислушался к моему совету). Зато мы взяли с собой в дорогу игральные карты. А Прохоров прихватил флягу с коньяком, которую мы впятером опустошили меньше чем за час. Болтали, смеялись, строили планы на поездку. Выясняли (игрой в карты), кто чаще останется «дураком». За этот титул не на шутку схлестнулись Наташа и Кирилл: они проигрывали чаще других. Потому что мы с Леной подыгрывали друг другу, а Артурчик «мухлевал». Мой младший брат и Торопова играли честно — за что и страдали (поочерёдно проигрывали).
Первой из игры вышла Наташа. Обозвала нас жуликами и отправилась к проводнице за чаем. Кирилл покинул игру в знак солидарности с Тороповой — поспешил за ней следом к каморке проводницы. Артурчик шёпотом обозвал их «два сапога пара». За что и оставался «в дураках» пять игр подряд: теперь я пресекал его попытки выдать даму за короля, а пики за трефы. Через час Артурчик в очередной раз бросил карты на стол, обвинил меня и Лену в мошенничестве и побрёл в тамбур на перекур. Я погасил в седьмом купе верхний свет и объявил комсомольцам, что им пора спать. Услышал тихое ворчание Тороповой и шуточный ответ Котовой: «Да, папочка». Кирилл молча сбросил ботинки и полез на верхнюю полку. Я чмокнул Лену в губы и ушёл на своё место.
Ночью я спал спокойно, сквозь сон слышал, как изредка хлопала дверь соседнего купе — это Прохоров бегал курить. Утром меня разбудили яркие лучи солнца, что отражались в зеркале на двери и светили мне в лицо. Братья Смирновы оперативно обнаружили моё пробуждение — Никита тут же пристал ко мне с расспросами о моём вчерашнем «фокусе». Я объяснил подросткам, что при помощи слов, физики или математики «настоящую магию» объяснить невозможно. И тут же сообщил парням, что они оба отдыхали летом прошлого года в спортивном лагере в Феодосии. Никита одарил меня очередным «как вы узнали?», а Павлик махнул рукой и с заметным разочарованием в голосе заявил, что я наверняка видел их летом в лагере.
В прошлой жизни мы с Пашей Смирновым познакомились через общих друзей-боксёров. Разговорились мы с ним о боксе и теперь. О боксе и о спортивных достижениях (своих и старшего брата) первым заговорил Никита. Он и втянул нас с Пашей в беседу. Я честно поведал парням о своём спортивном прошлом. Снова услышал о том, что Паша Смирнов в прошлом году взял призовое место на городских юниорских соревнованиях. А Никита грозился, что весной повторит достижение старшего брата. Ещё я узнал, почему парни только сейчас возвращались домой от бабушки: они поехали на зимние каникулы в Ростов-на-Дону и переболели там «краснухой». «Выписались» только позавчера — и сразу же отправились в сопровождении бабушки домой.
Торопова утром от игры в карты отказалась. Поэтому мы играли «два на два»: я и Лена против Кирилла и Артурчика. «Красота» и «опыт» без особого труда раз за разом обыгрывали «честность» и «болтливость». Торопова всё это время за игрой не следила, читала рассказ Брайана Олдиса «Кто заменит человека?» в прошлогоднем журнале «Техника молодёжи». Открыто она ни за кого из нас не болела. Словно не решила, кто именно заслужил её поддержку (Лена или Кирилл). Но я видел на Наташином лице улыбку всякий раз, когда Прохоров всердцах бросал на стол игральные карты и уходил на перекур. Карточные игры сменились игрой в «балду». Бессменным балдой зарекомендовал себя мой младший брат. Поиграли мы и в «города», и в «морской бой».
За окнами вагона уже стемнело, когда наш поезд подобно гигантской полудохлой гусенице неторопливо вполз в столицу СССР. Свои вещи мы к тому времени уложили в сумки и чемоданы, притихли «на низком старте». Посматривали в окно на городские огни. Мне Москва вновь показалась блеклой и слабо освещённой. Моим спутника столица Советского Союза виделась яркой и светлой. Они то и дело замечали в окно броские светящиеся надписи на медленно проплывавших мимо нас зданиях, указывали на них руками, восторженно восклицали и ахали. До перрона вокзала мы пробирались через город больше получаса. Словно Москва занимала едва ли не десятую часть того пространства, что отделяло Павелецкий вокзал от Новосоветска. Поезд в очередной раз вздрогнул и замер.
— Приехали, — хором выдохнули Кирилл и Артурчик.
Настю Бурцеву мы увидели на том же месте (в начале перрона), где она встречала меня в сентябре. Анастасия поочерёдно поцеловала нас в щёки (первой в очереди оказалась Котова, а Прохоров удостоился скромного поцелуя последним). Бурцева повела нас уже известным мне маршрутом к стоянке автомобилей. Вот только привела нас Настя не к чёрной «Чайке», а к двум салатовой окраски автомобилям ГАЗ-21 «Волга» с «шашечками» и буквой «Т» на передних дверях.
Курившие на улице водители такси при виде нас неохотно бросили под бордюр недокуренные сигареты, рассовали по багажникам наши сумки и чемоданы. Я оперативно разделил нашу группу: усадил в первую машину Торопову, Прохорова и Кирилла. Сам уселся в другое такси. Позади меня на диване разместились радостно улыбавшиеся Лена и Настя. Девчонки поспешно обменивались информацией, будто вот-вот расстанутся на годы, если не навсегда.
Я улавливал лишь обрывки их разговоров.
— … Куда мы поедем? — спросила Котова.
— В гостиницу «Россия»… — ответила Анастасия.
— … Красивая?
— … Самый большой гостиничный комплекс в мире…
— … Просто?
— … Дедушку попросила. Два номера…
Я краем уха слушал болтовню девчонок и просматривал за окно на московские улицы. Сообразил, что мы ехали в «Зарядье», где сейчас пока ещё возвышалась над стенами Московского Кремля гостиница «Россия». В прошлый раз я останавливался в этой гостинице дважды. И оба раза в жил в западном корпусе с видом на Кремль, который считался самым престижным. Хотя идти от него до метро «Китай-город» было дольше всего: сперва обогнуть западный вестибюль, а потом ещё топать вдоль всего северного до Варварки.
Мои прошлые попутчики (с которыми я ехал в Москву в сентябре) рассказывали, что «так просто» в гостиницу «Россия» сейчас не попасть. А уж тем более в номер с видом на кремлёвские стены (в номер «повышенной комфортности» — «стандартных», по их словам, в том корпусе не было). Но Бурцева в разговоре с Леной упомянула своего дедушку — поэтому я всё же предположил, что номера в гостинице нам предоставят не с видом на внутренний двор. Не удивился, когда машина в итоге подъехала именно западному корпусу.
— … Красиво!..
— … Вам понравится…
— … Концертный зал?
— … Папа пообещал, что нас тут встретят…
К стойке регистрации мы не пошли. Ещё у входа нас встретил невысокий гладковыбритый мужчина. Он поздоровался с Настей, прощупал нас строгим цепким взглядом. Указал нам место у стены — мы поставили там сумки и чемоданы и приготовились к долгому ожиданию. Наше участие в регистрации не понадобилось (мы лишь вручили Бурцевой свои документы и четверть часа рассматривали вестибюль). Настя вернулась к нам уже без спутника, вернула нам паспорта и скомандовала, чтобы мы следовали за ней к лифтам.
В лифте я узнал, что разместили нас в двух комнатах на шестом этаже. Порылся в памяти, поискал там информацию о трёхместных номерах в «России» (ещё и «повышенной комфортности»). Допустил, что такие существовали (раз нам их предоставили). Слушал восторженные возгласы Кирилла и Артурчика, которые будто малые дети радовались любой необычной мелочи. Видел, что и Лена с Наташей не скрывали свой восторг от пребывания в «самом большом гостиничном комплексе мира» (но они вели себя скромно и тихо).
— Вот наши номера, — сообщила Настя.
Она показала на две ничем не примечательные деревянные двери.
— А кто где будет жить? — спросил Кирилл.
— Мальчики налево, девочки направо, — скомандовал я.
Со мной не спорили. Лена и Настя улыбнулись. Торопова пожала плечами. Прохоров ломанулся «обживать» «левую» комнату — Кирилл поспешил за ним. Я тоже переступил порог, вдохнул спёртый воздух. Окинул взглядом тесную прихожую (слева стенной шкаф, а справа дверь в санузел). Снял обувь, прошёл в комнату. Увидел три кровати, стол со стулом, зеркало и светильники на стенах, непонятного назначения маленький столик с круглой столешницей около зашторенного окна. «Повышенной комфортности» не почувствовал.
Странная расстановка кроватей в комнате меня поначалу озадачила. Я заподозрил, что третью кровать сюда принесли недавно: она не вписывалась в интерьер, выглядела в этом номере чужеродным элементом. Запоздало сообразил, что стоявшая ближе других к окну кровать — это обычная советская раскладушка. Она выглядела ниже других кроватей, да и стояла явно не на своём месте. Рядом с ней и остановились гости из Новосоветска: комсомольцы Кирилл и Артур. Будто лишь эта раскладушка стоила их пристального внимания.
— Кто здесь ляжет? — спросил Кир.
Он посмотрел на меня.
— Разыграем кровати на спичках, — предложил Артурчик. — Кто вытянет короткую, тот и ляжет на раскладушке.
Он вынул из кармана спичечный коробок.
Я кивнул и сообщил:
— Согласен. Разыгрывайте. Моя кровать — та, что ближе к входу.
Я подошёл к приглянувшемуся мне спальному месту и поставил рядом с ним сумку. Мой младший брат и Прохоров переглянулись, вздохнули. Но промолчали.
Раскладушку «выиграл» Артурчик.
Через час после заселения в гостиничный номер мы (чистые и пахнущие мылом) отправились в гости к девчонкам. Те нас встретили громким весёлым щебетом. Бурцева сидела на стуле (единственном в комнате), наряженная в короткий халат. Лена и Наташа восседали на кроватях, будто восточные мудрецы: скрестив ноги, с тюрбанами из полотенец на головах. При нашем появлении девчонки прервали беседу, поспешно поправили свои наряды. Я скользнул взглядом по комнате — около раскладушки увидел сумку Тороповой. Подумал: «Она проиграла, как Прохоров? Или получила своё спальное место в приказном порядке?»
— Когда мы пойдём на концерт Высоцкого? — с порога спросил Артурчик.
Я увидел, как Настя печально вздохнула и покачала головой.
— На концерт Высоцкого мы в этот раз не пойдём, — сказала она.
Посмотрела при этом не на Прохорова, а на Котову — будто бы взглядом просила у Лены прощения.
— У Владимира Семёновича сейчас тяжёлый период в жизни, — сообщила Бурцева. — Как сказал Аристипп: «Не позорно предаваться удовольствиям, позорно не найти сил отойти от них». Папа говорит, что Высоцкий сейчас не участвует даже в спектаклях. А в конце этой недели он так и вообще улетит во Францию.
Прохоров всплеснул руками и произнёс:
— Я так и знал!
Настя пожала плечами.
— Простите, — сказала она. — Но папа раздобыл для нас билеты на спектакль «Ревизор», что идёт сейчас в Театре сатиры. Это постановка Валентина Плучека по пьесе Николая Васильевича Гоголя. Я смотрела её уже трижды. С удовольствием схожу на неё снова вместе с вами. У нас билеты на пятницу. Хорошие места…
— «Ревизор»? — переспросил Артурчик и недовольно скривил губы. — По Гоголю?
— В этой пьесе играет Анатолий Папанов, — сказала Настя, — Вера Васильева, Спартак Мишулин, Андрей Миронов, Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Зиновий Высоковский и ещё много прекрасных актёров…
— … Которых ты, Артурчик, видел пока только по телевизору и в кинотеатре, — вклинился в разговор я. — Кого из них ты не хотел бы увидеть вживую? И когда ещё у тебя возникнет такая возможность?
Прохоров вскинул брови.
— Папанов? — спросил он и потёр пальцем верхнюю губу. — Миронов? Так это…
Он посмотрел на Бурцеву.
— … Я же и говорю, что «Ревизор» — это здорово, — заявил Артурчик. — Обожаю эту пьесу!
Настя улыбнулась.
— А ещё мы можем посмотреть «Безумный день, или Женитьба Фигаро»… если захотите, — сказала она. — Тоже прекрасный спектакль с прекрасным актёрским составом. У Сергея спросите, если не верите мне: он эту комедию уже видел. Думаю, что папа раздобудет нам билеты. Если я его об этом попрошу.
— А куда мы пойдём завтра? — спросил Кирилл.
— Да куда хотите, — ответила Бурцева. — Можем прогуляться по Красной площади и по Александровскому саду. Посмотрим на Государственную библиотеку СССР имени Ленина…
Вопрос экскурсий мы обсудили ещё в купе поезда.
— В ГУМ, в ЦУМ, в «Пассаж» и в универмаг «Москва», — озвучил наш общий выбор Артурчик.
— И в Московский Дом Книги! — добавил Кирилл.
Первая ночь в гостинице «Россия» прошла спокойно. Никто на нашем этаже не орал и не хлопал дверью. Даже Артурчик не мстил мне и моему младшему брату «за раскладушку» своим раскатистым храпом. Прохоров этой ночью почти не издавал звуков. Лишь изредка он и Кирилл тихо и неразборчиво говорили во сне, будто переговаривались.
Утром я выбрался из постели за час до официально намеченного времени пробуждения. Подошёл к окну, посмотрел на стены Московского Кремля и на купола Храма Василия Блаженного. Оделся и умылся. Постучал в соседний номер. Открыла мне дверь Бурцева. Настя щурила глаза, куталась в халат. Узнала меня — удивилась.
— Мы проспали? — спросила она.
Я покачал головой.
— Нет. Это я встал пораньше.
Бурцева приподняла брови.
— Что-то случилось? — спросила она.
— Ничего не случилось, — ответил я. — Скажи Лене, что мне нужен её блокнот и ручка. Это срочно.
Настя пару секунд смотрела мне в лицо, будто обдумывала мою просьбу. Убрала за ухо прядь волос.
— Ладно, — сказала она. — Сейчас.
Дверь Бурцева не прикрыла. Но я не вошёл в номер — дожидался Настиного возвращения за порогом.
В комнате раздались тихие, но встревоженные голоса. Анастасия вернулась с блокнотом в руке — вручила его мне.
— Вот, — сказала Бурцева. — Держи. Зачем он тебе сейчас?
Я дёрнул плечом и пояснил:
— Запишу кое-что. Пока не забыл.
Взмахнул блокнотом и ручкой.
— Спасибо, — сказал я.
И тут же спросил:
— Кстати, Настя, ты не знаешь, в этой гостинице был пожар?
Бурцева пожала плечами. Огляделась, словно поискала взглядом в коридоре дым.
— Не знаю, — ответила она. — Не помню о таком случае. А почему ты об этом спросил?
— Так, просто.
Я улыбнулся, повторил:
— Спасибо.
Тут же резко развернулся и поспешил в свою комнату.
В номере я зажёг висевший на стене светильник, уселся на скрипучий стул. Положил блокнот перед собой на столешницу и раскрыл его на чистой странице, пролистнув сделанные красивым почерком Котовой записи.
Секунд пять я раздумывал над первой фразой. Хотя ещё четверть часа назад она уже вертелась у меня в голове. Но с тех пор я придумал ещё парочку вариантов. Поэтому не сразу выбрал наиболее удачный.
Решил, что зря мудрю — записал то начало повествования, которое мне пришло на ум первым…
Я не делал перерывов — без устали, но неторопливо записывал на странице всё новые слова. Не смотрел по сторонам. Но слышал звучавшие в комнате фразы.
— … Мы проснулись, — говорил Артурчик, — он уже так сидел…
— … Что он пишет? — это спросила Бурцева.
— … Какой-то свой сон записывает, — ответил ей Кирилл. — Так сказал нам. Но ничего толком не объяснил…
— Серёжа, мы идём на завтрак, — сообщила мне Лена.
Я повернул в её сторону лицо. Сфокусировал взгляд на лице Котовой.
Сказал:
— Хорошо. Идите. Я допишу. Так надо. Ещё немного осталось.
— Мы тебя подождём, — заявил Кирилл.
Я посмотрел на своего младшего брата, улыбнулся, покачал головой и повторил:
— Идите. Я не голоден. Булку мне принесите. Или пирожок. Всё. Не отвлекайте.
Я вновь склонился над блокнотом. Добавил на страницу новую строку.
— Ладно, Серый, — ответил Кирилл. — Как скажешь.
Он кашлянул.
— Пусть себе пишет, — заявил Артурчик. — Жалко вам, что ли? А в какой ресторан мы пойдём?
…Я услышал, как дважды щёлкнул запертый снаружи на ключ замок. И лишь после этого уронил на страницу блокнота ручку, потёр глаза и зевнул. Выбрался из-за стола, подошёл к окну.
Пробормотал:
— Надеюсь, что про булку для меня они всё-таки не забудут.
Большую часть первого дня пребывания в столице мы потратили на осмотр всего лишь одного магазина: ГУМа. Комсомольцы из Новосоветска этот магазин не просто осматривали — они увлечённо толкались в шумных многолюдных галереях и тратили на всевозможные «дефициты» полученные от родителей и заработанные в моём кулинарном цеху перед Новым годом деньги.
Активно участвовали в этом увлекательном мероприятии даже Котова и Прохоров. Кирилл едва ли не на весь день позабыл о книгах. Он рассматривал вместе с Тороповой одежду, примерял обувь. Из Государственного универсального магазина мы вернулись в гостиницу под вечер. Загруженные покупками. Уставшие. Единогласно решили, что на сегодня нам экскурсий по Москве хватит.
После ужина в ресторане мы разошлись по комнатам.
Но вскоре ко мне подошла Бурцева и спросила:
— Сергей, а что ты утром записывал в блокнот Лены?
— Так… — ответил я. — Приснилось кое-что интересное. Я записал это, пока не забыл.
— Ты всё утро конспектировал свой сон? — удивилась Настя.
Я пожал плечами. Погладил пальцем пока ещё жидковатые усы.
— Это был очень интересный сон. Я решил, что сделаю из него рассказ. Потом… когда-нибудь.
— А можно я его прочитаю? — поинтересовалась Бурцева. — Сейчас.
Она улыбнулась и пояснила:
— Я спросила у Лены — она ответила, что даст мне свой блокнот только с твоего разрешения.
Я пожал плечами, посмотрел Насте в глаза и заявил:
— Читай. Конечно. Но только с одним условием…
— С каким условием?
Бурцева кокетливым жестом заправила за ухо волосы.
— Пообещай, что ты не расскажешь об этом моём сне своему отцу, — сказал я.