Чёрная Книга. Тлеющий Рыцарь

Чёрная книга:

ТЛЕЮЩИЙ РЫЦАРЬ

«Нас питали страхом, чтобы потом мы несли страх в сердца других. Нам причиняли боль, чтобы мы перестали бояться её. Мы часто видели смерть, и она стала нам сестрой. Мы не боимся умереть за свою Родину, за своего Короля!

Мы — Тлеющие Рыцари Долины Пепла»

Когда во тьме ночной высоко в небесах,

Мы серебряный видим диск Луны,

И вой волков стоит в ушах,

И смолк уж шум воды,

И не хватало бы беды,

Несчастий с горечью почуять,

Как Он уж скачет, Рыцарь, что без головы,

Но с головой, пусть он и не может думать.

Он едет в поисках Судьбы хоть и на коне,

Но конь тот — и не конь же вовсе.

То ворон, что живёт благодаря извечной Тьме,

И формы принимать любых животных может всех.

В груди, под слоем кожаной рубахи и кольчуги,

Очень глубоко внутри бушует Пламя.

Но Пламя то — лишь порождение вечной муки,

То Пламя Бездны, То лишь смерти знамя.

Охвачен Рыцарь горем и обессилен властью Бездны,

Но Он стремится неустанно за целию своей

Сквозь жертвы, Тьму и заговоры повсеместные,

Сквозь страх, одиночество и тысячи смертей…

И моменты детства так быстро пролетели

Сквозь гнев и грусть,

Что камнем в сердце затвердели

Во мне. И пусть…

Пролог

Ночь. Такая тихая, как и тысяча ночей до этой.

Улица. Такая спокойная ночью и такая бушующая днём.

Я в городе, в котором научился выживать ещё с раннего возраста. Унар Йоркто, город живого пепла, стал мне домом и тюрьмой одновременно. Шатаясь по городским закоулкам, я нередко вынужден искать себе еду среди того, что жители выбрасывают из окон по вечерам, а ночью, когда солнце начинает прятаться за башни Замка Даркиресса, терпеть холод в своём укрытии, находящееся недалеко от городской площади, под мостом…

После жаркого дня ночь была ужасно холодной, но я не замечал холода и боли в теле и шёл домой после очередного дня работы на поле у одного из офицеров городской стражи, который пообещал мне неплохую плату за помощь в посадке мирьина. В итоге, он дал мне немного ильпихов, небольшой кусок прочной ткани и крепкого подзатыльника латной перчаткой. Я не держал обиду на него, ведь именно этот офицер, которого звали Сорн (однажды я подслушал, как он в сторожевой башне хвалил себя за вычищенную до блеска кирасу), был одним из немногих, кто не гнал оборванца побыстрее да подальше.

Была ещё одинокая женщина, живущая в большом каменном доме недалеко от рынка, с тремя маленькими сыновьями и старшей дочерью, которой было почти столько же, сколько и мне. Мать четверых детей не могла усмотреть за ними сама, потому что работала с утра до вечера, а Эйри (так звали старшую дочь) не могла в одиночку следить за младшими братьями, поэтому иногда вдова посылала дочь постоять около высокого железного забора с наконечниками поздно вечером, чтобы та передала мне кусочек бумаги, на котором будет сказано, где и с которого часа мне быть на месте, что делать и во сколько уходить (обычно, когда первые шесть месяцев дул жаркий северный ветер, в письме говорилось о помощи в работе по дому и на кухне и присмотре за братьями, а после того, как с юга начнёт наступать мороз, покрывая город снежным одеялом, а реку Дондур льдом, добавляется ещё уборка веранды и узенькой каменистой тропинки от дома до самой калитки).

По сравнению с обычной пепельной девушкой, у Эйри была необычная внешность: короткие белые волосы, как кость динина, белое, как снег, личико украшал заострённый подбородочек и выделяющиеся на общем фоне зелёные глаза; днём взгляд её был уверенным, но по вечерам, когда она выходила посмотреть на закат, был полон тоски; талия была не слишком тонкая, но и не слишком толстой, ручки были худенькими, а на кистях виднелось большое количество маленьких порезов.

Когда я прихожу за очередным письмом, на её лице всегда появляется небольшой румянец, а на губах играет маленькая улыбка. Я делаю вид, что не замечаю этого, что я прихожу не к ней, а за очередным заданием, но иногда я тоже улыбаюсь ей, и тогда глаза Эйри начинают сверкать большими изумрудами, и мы проводим весь следующий день за обсуждением того, что случилось за последнее время, какие планы появились на ближайшее время и как каждый собирается их претворять в жизнь…

Но вот и знакомый мост, а прямо под ним меня ждёт небольшое укрытие, в котором я вынужден жить, из нескольких сколоченных вместе досок. Внутри пол устлан соломой и сверху она накрыта тканью разных размеров, чтобы тело могло за ночь отдохнуть, а в самом углу стоит небольшая шкатулка, которую я давным-давно стащил прямо из-под носа у пьяного Сорна и в которой теперь храню все накопленные ильпихи. А ещё я собираю небольшие камешки, которые нахожу на берегу Дондура после купания в нём, и кладу их поверх денег...

Быстро положив деньги в шкатулку, я прилёг на солому. Только сейчас я почувствовал, что сильно устал и, свернувшись калачиком, уснул.

Во сне я видел то, что может желать каждый бродяга: горы ильпихов и драгоценных камней, таких красивых, как звёзды в ночном небе; верных друзей, с которыми придётся проститься, когда сон перестанет баловать ум, и прекрасных дев, что готовы согревать для тебя постель каждый день. Одним словом, то, чего нет и не может быть у тех, у кого в судьбе начертано сгинуть в пыли на дороге или под лапами очередного лоргана, везущего в роскошной карете своего хозяина…

Но я не верил, что моя жизнь пройдёт так же, как и у сотен тысяч бедняков в тысячах городах пепельного народа. По крайней мере, я старался в это не верить. Я понимал, что жизнь — это бесконечная борьба, в которой я должен был сначала не дать сломить себя, а позже, когда накоплю сил, уничтожить всё сопротивление и дальше, свободно дыша чистым ветром свободы, менять ход этого боя, как только захочу.

Как порой вера защищает нас от стольких бед и страданий...

Свиток 1

Проснулся я от шума стучащих по булыжному мосту колёс — это значило, что день уже в самом разгаре и пора продолжить своё существование в этом лишённом справедливости мире, где всем правят лишь деньги и власть.

Первым делом я решил немного перекусить. Поводив рукой под соломой, я достал небольшое зелёное яблоко, которое своровал в саду, пока помогал Эйри убирать урожай. Оно пахло землёй, а на вкус было очень кислым, но мне не приходилось выбирать свой завтрак, поэтому, доев яблоко, я поспешил выползти из своего укрытия навстречу этому миру.

Солнце было уже в зените. Оно ослепило меня своим мертвенно-белым сиянием, я невольно прищурился. На площади стояло несколько палаток блуждающих торговцев: сине-зелёные, красно-жёлтые, фиолетово-оранжевые, они стояли друг с другом, окружая центральную площадь неровным кругом.

Торговцы самых разных народов в этот день продавали то, что нельзя найти в наших краях и покупали, в основном, то, что можно было перепродать другим народам по более выгодным ценам: различные украшения, выполненные лучшими на всём свете кузнецами из пепельных краёв, угощения из самых красивых и вкусных ингредиентов, лучшую сталь из самого легкого и самого прочного сплава, секрет которого знали только королевские кузнецы, и многое другое.

На площади в этот день собралось невероятное количество самого разнообразного народа: мы, живые порождения пепла, жуширамы, жители далеких восточных джунглей, окиоры, пришедшие на холодные южные земли ещё раньше, чем родился первый Тлеющий Король, лоридоны, которые появились тогда, когда первые Тлеющие Рыцари начали выжигать жаркие северные земли для увеличения территории Великой Империи, но встретив впервые за такой долгий срок неожиданное сопротивление, Рыцари должны были отступить (не ради жертв, которые понесли бы только лоридоны, ведь как говорят легенды, Тлеющих Рыцарей победить нельзя, потому что в бою они чувствуют себя лучше, чем где-либо, что живут они вечно, хоть и нуждаются в пепле для поддержания своего вечного бытия, а ради мира). Все, кроме людей — к несчастью, мы вели жестокую войну против человека, в которую нас втянуло гнездо алчности и неутолимой жажды в их душах...

В этот день я должен был помочь Эйри принести с ярмарки всё, что она купит, и, если я приду, то тоже смогу что-нибудь выбрать себе, но я был не в том положении, чтобы не приходить. Бледное солнце висело высоко над горизонтом, значит, у меня было ещё много времени до нашей встречи. Прежде всего, чтобы убрать оставшуюся сонливость, я решил, как следует искупаться в Дондуре.

Вода была теплой и я, раздевшись догола, без колебаний нырнул в темную глубину. Там, самом дне реки, были разбитые корабли, которые лежали там со времен первых, пусть и не совсем удачных, путешествий по свету. Многие корабли тогда были не очень крепкими и любое, даже самое лёгкое, касание о какой-нибудь высокий камень тут же заставлял медленно судно погружаться на дно. А ведь тогда ещё планировалось наладить торговлю по воде, и столько ильпихов было в тех сундуках, что казалось, мол, река не настолько глубока, чтобы держать в себе столько денег. Но каждая группа самых лучших ныряльщиков со всей Империи возвращалась ни с чем, а некоторые так и остались там, на спокойном и самом богатом дне старого Дондура. Однажды я видел, как несколько ильпихов с изображением самого первого Короля лежали на берегу, видимо, вода вымыла берег и обнажила несколько старых монет. Помню свою радость, когда они сверкнули в лучах утреннего солнца, и я сломя голову набросился на них, как голодный бросается на еду после нескольких дней голода. Сначала я боялся посмотреть на них, потому что думал, мол, просто показалось, но я чувствовал холод металла под рукой, а потом быстро схватил, потому что река могла украсть у меня моё неожиданное сокровище. Только лишь взглянув на них, я сразу спрятал монеты в шкатулочку, и теперь они и по сей день лежат там…

Вынырнув, я лёг на холодный песок. Я чувствовал своей спиной каждую придавленную песчинку, они приятно щекотали мне спину.

«Интересно, что же выбрать в качестве награды? — подумал я. — Может, заплечный мешочек? Думаю, да. Хотя неплохо было бы и что-нибудь из одежды выбрать, может, шапку какую или ботинки… Босиком, конечно, весело по песку гулять, ощущать, как нога медленно уходит под холодное «одеяло», а потом неожиданно согревается из-за тихонько накатившей волны…»

В раздумьях о своей награде я не заметил, как солнце проползло по серому небу и начало спускаться за горизонт. Из своих грёз меня вырвал чёрный ворон своим карканьем, как сильная рука фермера вырывает из земли ненужный сорняк. Белый диск медленно опускался за крыши домов. Это значило только одно: если я не отправлюсь к Эйри прямо сейчас, то рискую опоздать и ничего, в конечном счёте, не получить. Натянув на высохшее тело одежду, я побежал к её дому, отметив, что так ничего и не выбрал для себя.

Пока бежал, петляя между домами, чтобы срезать путь, я слышал громкий смех ребятишек, что гуляли в каждом дворе и не знали, что жизнь может быть и не такой весёлой, что по ночам спали в тёплой кроватке под крышей дома. Я не завидовал им, хотя на моём месте любой другой бродяга, скорее всего, разогнал бы веселящуюся толпу. Я понимал, что зависть разрушает душу, подчиняет и совершает ужасные вещи. Но каждый раз, сидя на своём каменном мосту и наблюдая за остальными ребятами, я чувствовал странную пустоту в сердце и голове, а по рукам пробегали мурашки. Было в них что-то, чего не хватало и мне…

За следующим поворотом должен был быть дом Эйри. Это я понял по запаху, который ветер принёс с собой: запах спелой вишни (чего же стоило собирать её сок, чтобы, смешав с определёнными растворами, получить этот сладкий запах!). На мгновение я остановился, чтобы перевести дыхание, и зашёл за поворот. Она заметила меня, как всегда слегка отвела голову, чтобы скрыть улыбку и небольшой румянец на её белых щечках. Я подошел ближе и поприветствовал её:

— Привет, Эйри. Ну что, ты готова?

Она не решалась ответить, стеснялась меня, хоть я и не понимал почему, но, переборола себя, тихонечко ответила:

— Да, готова.

— Ну, тогда не будем медлить!

Я шёл впереди, она медленно перебирала стройными ножками по булыжной дороге. Она шла так тихо, что мне приходилось оглядываться, не отстала ли она от меня, ведь я был не только её помощником, но и единственной защитой в этом городе, в котором каждый прохожий мог спокойно подхватить её на руки и унести, а она бы даже и отбиться не смогла. Под порванной в нескольких местах рубашке я всегда держал при себе маленький кинжал с золотой рукояткой, который забрал однажды ночью у убитого его же собственным оружием солдата. Ночью, несколько месяцев назад, когда тот не захотел отдавать его как награду за честную победу в шалиро — настольную игру в кости, где победителем объявляется тот, кто первым наберет сто очков.

Я помню тот день, словно это было вчера: вот, пьяный, он хитро смотрит мне в глаза, под рукой у него две кости с тройкой и двойкой, а победа уже у меня в кармане, ведь до победы ему не хватило двух очков, он в ярости вскакивает, бросает в меня стул и тот с громким стуком ударяется о вовремя закрытую дверь, он ищет меня в ночной темноте и не догадывается заглянуть в куст прямо под окном сторожки, его глаза полны ненависти и жажды мести, а я уже мысленно отмолился единственному богу Финироаэлю и готов принять свою учесть... Но вот он отворачивается, бормоча проклятья себе под нос, и свет в здании гаснет, а через несколько минут доносится оглушительный храп, и улица снова погружается в привычное спокойствие.

Пока мы дошли до площади, солнце уже почти село, а толпа, которая была днём, разошлась по домам, чтобы насладиться красотой купленного на ярмарке товара. Я подождал, пока Эйри подойдет поближе и вопросительно на неё посмотрел. В ответ она лишь вздохнула, достала листок и стала внимательно его изучать. Я наблюдал за ней, пока она не отправилась к первой палатке ало-голубого цвета в полоску.

Внутри сидел толстый жуширам в синем халате и перекладывал заработанные за день монеты в золотой сундучок. Увидев нас, он сгрёб все монеты и широко улыбнулся, обнажив двойной ряд длинных, с палец каждый, бритвенно-острых зубов.

—Ах, какие гос-сти решили пос-с-сетить Миджулина в с-столь поздний час-с! Чем могу быть полезен?

Я остался стоять у входа, а Эйри, подойдя к Миджулину, начала что-то шептать и тыкать тоненьким пальчиком где-то в середину листка. Я не слушал их, потому что был опьянён запахом вишни. Казалось, нет ничего слаще, ничего прекраснее этого дурманящего запаха, который исходил от неё!

Я не заметил, как Миджулин вопросительно посмотрел на меня, а Эйри, проследив за его взглядом, прикрыв ладошкой тоненькие губки, тихонько засмеялась и прошептала что-то ему в ответ. Нет, в этот момент я был не в палатке с торговцев и милой девушкой, я был не в этом ужасном городе, на который могли напасть в любой момент наши враги, а в прекрасном вишнёвом саду, в котором было так приятно и светло, что хотелось радоваться и смеяться, кричать глашатаем, чтобы те воспевали этот сад до конца своих дней, а короли из других стран приезжали полюбоваться и вдохнуть этот замечательный запах...

Кто-то дергал меня за плечо и слышался приглушённый смех, который раздавался будто из бочки. Я открыл глаза и увидел перепуганное личико Эйри, а за её спиной хохочущего Миджулина. Я протёр глаза руками:

— Что? Что такое? Что случилось?

Я не разобрал ответа Эйри, но она куда-то энергично тыкала пальцем за спину, и теперь её милое лицо выражало полное возмущение. Я посмотрел туда, куда она показывала, и увидел на деревянном столбе, стоявшем прямо посередине, сердечко, в котором было написано: «Н. и Э.». Я от удивления разжал руки и мне на колени упал мой кинжал. Я не мог понять, откуда появилась там эта надпись.

Вдруг мои ладони страшно зачесались. Торговец сразу перестал смеяться, грозно посмотрел на нас и прошипел:

— А ну-ка быс-с-стро пошли вон отс-с-сюда, пока я не позвал с-стражу!

Эйри посмотрела куда-то вниз, и её лицо исказил ужас. Одной рукой она схватила корзину, наполненную чем-то звенящим, словно колокольчики, а другой вцепилась мне в рукав и понеслась к выходу. Тот жалобно затрещал, но я уже не обращал на это внимания. Эйри выволокла меня из палатки, причём так быстро, что я от удивления чуть не забыл о своём кинжале, который уже страшно нагрелся. Вырвавшись из её мёртвой хватки, мне страшно захотелось почесать свои ладони. Я опустил глаза вниз и вскрикнул от испуга: прямо посередине мои ладони покраснели настолько, что даже огонь костра показался бы тускловат. Ничего не слыша, я рассматривал их. От ладоней исходило небольшое свечение и жар, который я чувствовал даже на лице. Но при этом они ужасно чесались.

Только сейчас я вспомнил об Эйри. Оторвав взгляд от свечения своих ладоней, стал оглядываться в поисках Эйри, но она как сквозь землю провалилась. Я заметил небольшое количество черных точек рядом со своими босыми ногами. Это были капли. Так как дожди у нас ходят редко, да и сегодня его не могло быть, значит это... «Слёзы? Но почему она плакала? Не понимаю…»

Крик. Я обернулся в ту сторону, откуда послышался звук, а мгновением позже сдавленное мычание. Побежал туда со всех ног, потому что знал, что это была Эйри, но когда я забежал за поворот, то обнаружил только придавленную у небольшого деревца землю да пустую сломанную корзинку Эйри.

Этой ночью мне не спалось. Ладони неумолимо чесались, но я ничего не мог сделать с этим. Я посмотрел на них. Слабое свечение теперь походило разве что на свет маленькой свечки, да и тепла больше не было. Чёрная кровь от расчёсанных ран уже засохла, покрывшись корочкой.

Я думал об Эйри. Сегодня я позволил украсть её. Неизвестно кто и неизвестно куда забрал мою Эйри, с которой я дружил очень давно, по моей вине. А что скажет её мать, которой теперь некому оставить своих оставшихся детей?

Нет, к ней нельзя было идти. Я должен найти Эйри, во что бы то ни стало. И я найду, надеюсь.

Вода в Дондуре этой ночью была ледяной. Я вновь посмотрел на ладони. Теперь они светились тёплым красным цветом, от них шло приятное тепло, как в обычные летние дни, и желание расковырять до костей все кисти, чтобы найти причину желания расчесать их до крови снова, исчезло, но появилось нечто новое: светящиеся капельки оранжевого цвета. Я опустил руки по локоть в реку, и она зашипела. «Живой огонь? Но откуда во мне мог появиться живой огонь? Я, наверно, что-то путаю, и вообще мне всё это снится», думал я. Во мне действительно был живой огонь и появился он тогда, когда я поддался сильным эмоциям из-за приятного запаха моей спутницы. Вот чего испугался торговец Миджулин: живого огня.

В легендах говорилось, что живой огонь тёк в жилах Тлеющих Рыцарей и их потомков мужского пола. Его нельзя было как-то призвать, это был дар Бога, который не каждый мог принять. Не все предки справлялись с силой огня, чаще всего они погибали от невыносимых мучений, связанных с выходом огня наружу непосредственно через руки. Всех, кто был наделён этим даром, отправляли в королевские казармы, чтобы научить юных избранников правильно обращаться с их даром, после чего владельца силой учили боевым приёмам с мечом и щитом, луком, жезлами и посохами или волшебными талисманами, с помощью которых можно было творить различные чудеса. После успешного обучения всех учащихся выводили на арену, чтобы отсеять тех, кто недостоин стать Тлеющим Рыцарем. После боя редко оставалось больше одного или двух кандидатов. Ну и наконец, облачение.

Если это был волшебник или чудотворец (которых часто называли «клириками»), то ему выдавалось белое одеяние и серебряный обруч с белым камнем посередине; если юноша предпочитал лук и стрелы, то ему выдавались лёгкие зелёные доспехи, колчан из прочной шкуры оникора с полным запасом кристаллических стрел; ну а если кандидат выбирал оружие ближнего боя, то после победы над противниками ему выдавались средние по весу и отличные по прочности чёрные доспехи с пепельным плащом, на котором он мог при желании отобразить узор, чёрный меч и щит в виде вытянутого лепестка тюльпана.

После обряда посвящения устраивался большой пир, а потом новоиспечённый Тлеющий Рыцарь отправлялся выполнять военные поручения Пепельного Короля, который после службы мог даровать свободу Рыцарю, после чего тот мог путешествовать по миру в поисках приключений либо остаться на территории Империи и заняться увеличением количества претендентов в новые Тлеющие Рыцари.

Но я не мог понять, откуда во мне мог взяться живой огонь. Родителей я лишился ещё будучи маленьким мальчиком и теперь не помнил даже их внешности. В моей голове жужжали тысячи вопросов, но ответов, как всегда, почти не было.

Белоснежная луна была высоко в ночном небе, маленькие кинлики пели на деревьях свои таинственные песни, деревья громко переговаривались, шелестя листьями в тени домов, подул прохладный ветер, но я был уже не здесь, а глубоко во снах, бежал спасать прекрасную Эйри; маленькие огоньки на моих ладонях весело плясали свои замысловатые танцы, и лишь одиноко сидящий на моей руке ворон внимательно наблюдал за каждым их движением...

Свиток 2

Прошло уже несколько дней с тех пор, как Эйри была похищена. Я искал её всюду, но она словно испарилась.

Это было бремя отчаяния. Бродя по улицам, всматриваясь в лица прохожих, я надеялся увидеть Эйри снова, но всё было тщетно. Стража отказывалась слушать меня, да и глупо было обращаться за помощью: кто поверит оборванцу? День и ночь смешались для меня воедино: я бродил, падал от обессиливания, поднимался и опять продолжал бесконечные поиски. Жуткая чесотка в ладонях прекратилась, но теперь мой дар обременил меня новыми заботами: нужно было хранить кисти под слоем грязи, чтобы стражники не заметили признаков наследника живого огня. Я уже знал, что меня ждёт, но прежде нужно было отыскать Эйри и доставить её домой, к её семье…

За время своих поисков я сильно исхудал, хоть и до этого был достаточно тонок. Одежда висела на моих обтянутых кожей костях как на пугале, сквозь покрытые грязью волосы смотрели два неутомимых серых зрачка, руки не отказывались слушаться, свесившись вниз, как два висельника, и только ноги мои продолжали своё вечное путешествие, ведя неизвестно куда. Со стороны я больше походил на воскресшего мертвеца, чем на самого бедного и несчастного юнца, который проморгал своё единственное утешение в этом мире, свой последний лучик света во тьме…

И так продолжалось изо дня в день, от пробуждения до очередной потери сознания… Я шёл за Эйри, и это вечное путешествие частично изменило меня. Теперь я не чувствовал ни голода, ни страха перед смертью: прохожие удивлённо смотрели на «героя», когда тот переходил через оживлённую дорогу, по которой носились лорганы. Я шёл мимо патрульных, которые то и дело косились на меня и угрожали вздеть на пику, если сейчас же не уберусь с улицы… Я лишился всех чувств, которые когда-либо испытывал, и теперь я продолжал блуждать только с одной целью: увидеть изумрудные глаза, вдохнуть чудесный запах вишни и вернуть украденное «сокровище» туда, где оно должно быть…

И вот после очередной потери сознания я снова пробудился. Очнулся, назло этому миру и самой смерти. Пахло очень противно, и я, сморщившись, стал осматриваться. На этот раз это была лужа около входа в канализацию. Опираясь на старую серую стену, поднялся и посмотрел вверх. Бледное, как моё лицо, солнце всё так же спокойно висело в небе. В голове кружилась одна единственная мысль: «Сколько ещё?..».

На этот раз на улице было странно тихо. Я протёр уставшие глаза. Приятное тепло, исходившее от грязи, ненадолго напомнило мне о вечерах, когда я приходил после тяжёлого дня и грелся у горящего огня под моим мостом. Я невольно улыбнулся. Это было так давно, хотя я уже не могу сказать, как давно…

На улице было пусто, хотя солнце висело уже достаточно высоко. Окна домов были закрыты или заколочены досками. Впервые за всё время я почувствовал тревогу. Никогда ещё город не казался мне настолько мрачным. Но я продолжил свой путь.

Я шёл, ничего не замечая под ногами. Взор мой был направлен лишь вперёд, ноги медленно несли меня по улице, и, казалось, я уже вошёл в свой привычный ритм, но всё равно что-то во мне кричало мне: «Беги! Прячься! Спасайся!». Что-то было не так во всей этой тишине, что-то не давало мне спокойно бродить в поисках Эйри…

Как бы я ни старался подавить чувство тревоги, оно только росло и росло, делая мои шаги уже не такими уверенными, как прежде. Из всего, что было прочитано мной в городской библиотеке до моей трагедии (именно оттуда и все познания о Тлеющих Рыцарях и не только о них), я не мог припомнить ничего, что могло бы описать это странное явление.

В центре площади, в которую я забрёл, стоял фонтан в виде скрещённых лезвиями вниз мечей, а из наверший текла прозрачная вода. Заглянув в воду, я не увидел там даже своего лица: только лишь сквозь чёрные, застывшие от грязи, волосы виднелись две сияющие серые точки. Нужно было смыть грязь с лица. Сложив руки лодочкой, я опустил их в холодную воду. Та в ответ зашипела. Оставив свои руки под водой, я спокойно наблюдал за тем, что ещё некогда мог посчитать бы чудом: вода в холодном фонтане медленно нагревалась от огня, который тёк по моим венам, будучи смешанным с моей кровью.

Всё это походило скорее на сон, странный, очень странный сон, который мог длиться целую вечность, если бы не дождь, который вырвал меня из застывшего состояния. Я не заметил, как чёрные тучи закрыли небо и спрятали солнце.

Дождь вырвал меня из забвения, которым я наслаждался. И только сейчас, проснувшись и вернувшись в реальность, я увидел всю картину в целом: одинокий, грязный и обессилевший, я старался вернуть то, что никогда уже не верну. Печаль разъела мою душу настолько, что я слепо бродил по улицам, подвергая себя стольким опасностям. Опустив голову вниз, я смутно видел себя в отражении водной глади фонтана: изнеможенный голодом, я походил на скелет в лохмотьях, но с великим даром в жилах. Грязь струйками текла вниз, и теперь видны были не чёрные, а белые волосы на голове, серую кожу на лице и слегка заострённый нос. Глядя в отражение, я не узнавал себя. Внезапно что-то дёрнулось внутри, и я заплакал. Впервые в жизни я плакал, одиноко свернувшись под фонтаном в центре одного из тысячи городов живого пепла, не зная, что делать и куда идти…

Дождь кончился. Прошло, наверно, с час или больше времени, прежде чем слёзы во мне иссякли, но вместо облегчения, которое я должен был почувствовать, во мне вспыхнула ярость. Этот мир забрал у меня абсолютно всё и наверняка думал, что я сдамся. Но это не так. Я не паду духом. Никогда. Я научился выживать в самых ужасных условиях и ничто не сломит меня. Я сильный. Я…

Странный стук силой выдернул из моих мыслей и вернул меня в мир яви. На ладонях у меня плясали огни, а по одежде ползали огненные языки. Я испугался, что во время утешения случайно поджёг себя, но мгновением позже понял: я не чувствую жара. Огонь медленно полз по моей изорванной рубахе, не причиняя вреда, по остаткам штанов и по ногам. Я достал свой золотой кинжал, который всегда носил при себе. Огонь быстро захватил рукоять, пронёсся вихрем по лезвию…

Снова этот стук. Я медленно повернул голову в сторону…и замер от страха. На другой стороне фонтана стоял некто в чёрном доспехе, в чёрном шлеме и со щитом в руке… «Тлеющий Рыцарь!» — сообразил я и от испуга у меня по спине пробежал холодок. Он смотрел на меня красными точками, которые сильно выделялись среди чёрного цвета. Забрало было поднято, но я всё равно не смог разглядеть его лица, да и сейчас мне было не до этого, ведь здесь, в самом центре города, я увидел воочию настоящего Тлеющего Рыцаря!

Чувство страха росло во мне вместе с чувством восхищения: чёрный, как сажа, шлем имел решётчатое забрало, которое должно было закрывать всё лицо, а на самом верху восседала голова ворона, поддерживаемая двумя рогами; лежащие одна на другой пластины из чёрной стали, на краю каждой из которых были выгравированы странные символы, образовывали наплечники; доспех и поножи были тоже из чёрной стали, а за спиной виднелся стекающий, словно мёд с ложки, плащ из пепла… И как бы ни был прекрасен этот Тлеющий Рыцарь, он был не менее опасен, особенно для меня.

— Простите, господин Тлеющий Рыцарь, вы не видели где-нибудь девушку с белыми волосами и зелёными глазами? — спросил я, но тот продолжал приближаться ко мне, не издав ни звука в ответ.

Вдруг во мне вспыхнул страх: кисти моего мрачного собеседника вспыхнули ярким рыжим пламенем и, мгновенно потухнув, потянулись ко мне…

Я бросился бежать. Но, к моему несчастью, силы давно покинули моё тело и, как только я завернул в узкий переулок, тут же упал. Перед глазами плясали искры самых разных цветов, ноги отказывались совершать какие-либо движения, словно они были сделаны из камня. Кое-как опёршись руками о землю, я надеялся, что Тлеющий Рыцарь потерял меня из виду из-за того, что я быстро забежал за угол, но отчасти я понимал, что это не так. Нельзя просто убежать от Тлеющего Рыцаря, потому что они всегда добиваются намеченной цели. Нельзя просто скрыться от Тлеющего Рыцаря, потому что, как гласят легенды, внутренний огонь всегда подсказывает им дорогу…

Так и сейчас, я надеялся на чудо, хотя понимал, что мне не скрыться от моего преследователя, что проще, намного проще было бы остаться там, около фонтана Скрещенных мечей, и принять свою судьбу. Но я всё же пытался бороться с ней, возможно, потому, что я боролся всю свою жизнь…

Ну вот, снова стук его стальных сапог по каменной дороге… Я перевернулся на спину и стал ждать. Минуты для меня длились часами, пот стекал по моему лбу от напряжения, а самого меня колотило от одной только мысли, зачем самому Тлеющему Рыцарю понадобился я… Вот он вышел из-за угла и остановился. По его чёрным стальным перчаткам ползали оранжевые руны, но я не понимал их смысла. Он подошёл ко мне, схватил за правое предплечье и потянул вверх. Когда мои глаза оказались напротив его, он на мгновения замер. Мне показалось, что в его красных немигающих зрачках промелькнула жалость, но я откинул эту мысль, потому что Тлеющие Рыцари не знают ни жалости, ни сострадания… Я поднял голову вверх. Не знаю зачем. То ли от желания убедиться, что он держит меня крепко, то ли для того, чтобы взглянуть на солнце…

Внезапно меня пронзила ужасная боль, которую я никогда прежде не испытывал. От неожиданности и боли я закричал так громко, как только смог. Казалось, в соседнем городе живого пепла можно было услышать мой крик. Но и на этом мои страдания не закончились. Новая волна боли пронзила моё тело, и я потерял сознание…

Свиток 3

«О, Эйри, где же ты? Я так устал искать тебя в этом проклятом городе…

Знала бы ты, как я снова хочу тебя увидеть, почувствовать на ветру этот почти забытый запах спелой вишни, заглянуть в твои прекрасные зелёные глаза, крепко обнять и никогда не отпускать…

Где бы ты ни находилась, я надеюсь, что тебе тепло, что ты не голодна и не мучаешься от жажды… Где же ты? Пришли мне хоть какую-нибудь весточку, дай хоть какой-нибудь знак того, что с тобой всё в порядке…

Знала бы ты, через что мне пришлось пройти, видела бы ты эти красные глаза… Нет, не стоит. Тебе не стоит испытывать этот ужас, через который пришлось пройти мне, нет. Ты создана не для этого. Ты создана для счастья, бесконечных садов и огромных лугов со всевозможным количеством видов разных цветов… Ты создана для солнца, для чистого неба и ярких звёзд…

Где же ты прячешься, Эйри? Неужели я так смутил тебя тогда, в той палатке торговца, своим неожиданным признанием и почему ты плакала, глядя на мои кисти? Неужели ты знаешь, что уготовила мне судьба-злодейка?..

Эйри, если мы когда-нибудь ещё увидимся, то на этот раз я никуда не отпущу тебя, я никому не дам забрать своё счастье, я…»

Звон колокольчика, ровный и чистый. Я медленно открыл глаза. В комнате, где я проснулся, всё было белым, словно в раю. Но что-то было не так. Я был здесь не один. Где-то сбоку шуршало шёлковое одеяние…

— О, а мы уже боялись, что ты не очнёшься!

Повернув голову в сторону голоса, я увидел мужчину в белой мантии и с серебряным обручем на голове… Он повернул голову куда-то в сторону:

— Дерри, будь добр, сообщи господину Стиллуну, что наш юный друг уже проснулся.

«Дерри? Стиллун? Кто они? И где я сам?» С этими мыслями я, опёршись на локти, приподнялся, чтобы осмотреться, и тут же меня пронзила боль от плеч до самых пят, а в глазах заплясали огни…

— О, нет! Пока слишком рано! Тебе ещё нельзя вставать! Процесс выздоровления ещё не окончен. Пожалуйста, не делай резких движений, иначе лекарство будет поступать не в те органы, и тогда ты не сможешь пережить даже первого практического занятия!

«Что? Как оно поступает? Какие ещё практические занятия?» подумал я. Словно прочитав мои мысли, мужчина поднял пучок разноцветных трубочек так, чтобы я мог их увидеть. Один конец их пропадал где-то внизу, а другой…

Я в ужасе медленно потянул руку к своему животу…и наткнулся на что-то твёрдое, что уходило в центр меня. Поймав мой встревоженный взгляд, мужчина в белом извлёк откуда-то из-под мантии чёрный предмет, похожий на колокольчик, и забормотал что-то неразборчивое. Через мгновение колокольчик засветился, боль исчезла, а по моему телу начало разливаться тепло, и я решил прикрыть глаза. Впервые в жизни я чувствовал себя в безопасности, в тепле и мог быть уверен, что голодным не останусь...

Но всё это длилось не больше минуты, которая для меня показалась целыми часами: послышались голоса, а через пару мгновений вошёл Дерри, за ним показался Стиллун, который был неприятно оживлён. Он снял чёрный плащ, и я сильно удивился: на вид ему было всего лишь около ста лет, в таком возрасте порождения пепла считаются ещё достаточно молодыми, чтобы иметь высокие чины где-либо вообще.

— Где он, покажите мне его! — требовал он. — Покажите его немедленно!

Он мотал головой из стороны в сторону, видимо, ища меня среди других несчастных. На лице его было словно написано, что он ждал слишком долго, пока я, наконец, очнусь. Дерри встал около моей кровати и показал пальцем. Стиллун сразу же успокоился, лицо его смягчилось, на нём отразилась жалость.

— Господин Стиллун, — сказал клирик, как я уже успел сообразить, — как вам известно, этот юноша пролежал без сознания больше недели, но теперь, когда он снова с нами, вы можете познакомиться с ним лично. С этими словами он поклонился и пригласил Дерри выйти вместе с ним. Тот без колебаний вышел.

— Что ж, — начал мой собеседник. — Меня зовут Стиллун. Я — один из четырёх мастеров Замка Даркиресса, обучающих благословлённых богом огня Финироаэлем таких, как ты. А как зовут тебя?

«Это что, шутка? — подумал я, — Да он одет, скорее, как патрульный солдат, чем как мастер из самого Замка Даркиресса!»

— Н… Намор.

— О, так тебя удивил мой вид, правда? Обожаю удивлять новобранцев, это так забавляет! Что ж, Намор, единственное, что я могу тебе пожелать, так это скорейшего выздоровления. Как только ты поправишься, тебя ждут постоянные тренировки. Так что готовься.

Последнюю фразу он произнёс как вызов, и я, делая вид, что ещё не совсем понимаю смысл его слов, наморщил лоб. Он фыркнул себе под нос и вышел.

С тех пор, как я последний раз видел Стиллуна, прошло около двух недель. За это время господин Дитон (так звали клирика) вместе с Дерри выходили меня и поставили на ноги. То, что текло по трубочкам прямо мне в живот, имело одно общее название — эстис, имеющий сильные целительные свойства.

Завтра за мной явится господин Стиллун примет меня к себе в ученики. Конечно же, у меня не было выбора. Если бы я отказался, то меня отдали бы на съедение крикерам. Я не знал, кто это, но подумал, что наверняка кто-то страшный и свирепый, поэтому лучше будет, если я соглашусь.

Но мастер Стиллун так и не пришёл. Перед уходом Дитон дал мне маленький флакончик оранжевого цвета и сказал: «Выпей содержимое этого флакона, если почувствуешь, что начинаешь терять сознание». Его слова показались мне странными, но флакончик я взял.

Оказавшись вновь на улице, пусть и в Замке, я сразу вспомнил своё блуждание по городу и вдруг почувствовал, что не хочу оставаться ни минуты более один. Я постучал в дверь, но никто не ответил. Постучал ещё раз и чуточку сильнее, но вновь ни единого звука не донеслось из-за стены. Тогда я просто повернулся к двери спиной и, обняв себя, зашагал по покрывшимся так рано инеем булыжникам. Холод в этом году застал врасплох весь жаркий север, лишив фермеров как минимум половины урожая, а скотоводов — значительного количества еды для животных. Я вздохнул. Вокруг не было ни души. «Совсем как в тот день, — подумал я. — Не хватает только того Тлеющего Рыцаря...».

Чтобы зря не мёрзнуть, я решил пройтись по территории замка Даркиресс. Сверху он, наверно, выглядел бы как неправильный шестиугольник, по крайней мере, я насчитал шесть башен, соединяемые высокой стеной из странного гладкого на ощупь камня. Также на территории замка имелось четыре разные гильдии, расположенные квадратом так, что у каждой из них была своя башня. Молящийся пепельный чёрного цвета на белом флаге, очевидно, был знаменем клириков; фолиант на знамени синего цвета принадлежал чародеям; рука с огнём на открытой ладони свидетельствовала о том, что это была Башня Пиромантии и, наконец, самое простое знамя, взглянув на которое было ясно, что здесь находится Башня Меча: два горящих скрещённых клинка на чёрном знамени.

Они все также были соединены между собой стеной. В передней (и, возможно, в задней тоже) части есть ворота. Они были открыты. Я, до сих пор сжимая в руке флакончик, решил зайти внутрь, про себя отметив, что очень уж странно полное отсутствие кого-либо в замке, но ведь всё-таки кто-то за мной наблюдал. «Может, он прячется?»

Миновав ворота, я зашёл в первую попавшуюся дверь и оказался в большом, просторном зале. Внутри было тепло. У дальней стены тихонько потрескивал камин. На стенах висели знамёна всех четырёх гильдий. Посередине стоял длинный стол со стульями. На нём горели свечи и стояли блюда невообразимой красоты, от которых так приятно пахло, что у меня чуть не свело желудок. «Совсем неудивительно, — подумал я. — Ведь я не ел уже... Сколько же я не ел?» Но времени на раздумья не было, потому что мои глаза видели кирпичи свежего лорзона, продондов, купающихся в лужах соуса, запечённых в собственном соку юнголинов с лимонами в глазах, вина разных сортов... Мой желудок требовал откусить хоть кусочек, и я не смогу ему отказать. Отрывая кусок мяса одной рукой и поднося кувшин с вином другой, я уже не мог себя контролировать. Я ел, ел и ел...

Очнулся я на столе, окружённый пустыми подносами и кувшинами. Голова была тяжелее, казалось, тысячи замков, а живот болел так, словно его проткнула тысяча мечей. Я попытался подняться, но тщетно. Лишь кое-как приподняв голову, я почувствовал, как тошнота подступила к горлу. «Но ведь нельзя же держать всё, — сказал я себе. — Рано или поздно само вырвется», поэтому я перевернулся сначала на бок, а потом на живот и, корчась от боли, меня вытошнило мясом и вином прямо на пол. Сразу стало легче.

Держась одной рукой за стену, а другой, держа оранжевый флакончик, я встал на ноги. Голова кружилась так сильно, что я не удержался, и меня вытошнило ещё раз. Несмотря на тепло во всём зале, меня пробила дрожь. Ползя на четвереньках, я добрался до камина и рухнул около него, почти у самых углей. Они красиво переливались оранжевым цветом, таким же, как и мой флакон. Я взглянул на него. Теперь его цвет был более контрастным и излучал он больше света, чем обычно.

Я прикрыл глаза. Передо мной пролетело всё, что я помнил за последнее время: серый фонтан, отражение в воде, золотой кинжал, обвиваемый огнём... Точно! Кинжал! Я быстро запустил руку под то, что на меня надели в Башне Клириков, но, хоть я и знал это заранее, не нащупал привычной рукоятки.

«Что ж, зато я живой, пусть и без оружия, там, где ни один в мире враг меня не найдёт, если я вообще кому-то могу стать врагом» — подумал я.

Прошло немало времени, прежде чем я всё-таки почувствовал, как тепло возвращается ко мне. То странное ощущение со времени прибытия в зале усилилось тысячекратно, и поэтому я не мог даже вздремнуть. Каждый шорох, казалось, нёс в себе нечто враждебное за то, что я нарушил одиночество пространства.

Иногда некоторые движения мы делаем неосознанно, как будто не мы управляем нашим телом, а кто-то другой, и потом не можем объяснить, зачем мы сделали это. Это происходит так же незаметно для нас, как если бы мы что-то делали по привычке: сделал и даже не заметил, как. Так произошло и сейчас со мной: я медленно поднял глаза на единственный угол потолка, на который мог смотреть, не двигаясь. Он был скрыт во тьме, но, казалось, сама эта тьма таит в себе что-то, что могло наблюдать за мной.

Я начал вглядываться. Сначала я не мог ничего разглядеть, но спустя некоторое время тьма начала чуть-чуть отступать, и я уже различал серые кирпичи в стене. Но самый угол оставался неразличим. И тут произошло то, что, возможно, могло бы объяснить это преследующее ощущение: на долю секунды мне показалось, что там, в самой тьме того угла, моргнули два красных глаза, совсем таких же, как и у того Тлеющего Рыцаря! Хотя, возможно, это были лишь искорки, вылетающие время от времени из камина да моё воображение, но эффект был настолько пугающим, что я не мог просто продолжить лежать и захотелось просто убраться отсюда, закрыть дверь и оставить все свои страхи за ними.

Чтобы убедиться, что мне действительно просто привиделся кто-то в углу, я встал и потянул руку к костру, чтобы достать небольшой уголёк и бросить его в нужном направлении. Про себя я отметил, что огонь не причиняет мне вреда. Маленький кусочек угля лежал на моей ладони, переливался на ней. Я сжал кулак, послышался лёгкий треск. И вдруг меня охватило пламя! Огонь разнёсся по мне в мгновение Ока, не причиняя вреда ни мне, ни моей одежде.

Я почувствовал небывалый прилив сил! Казалось, я прямо сейчас мог свернуть горы, обежать все два мира, и это было бы тысячной долей от того, что ещё можно было сделать! Но вместе с силой во мне проснулось головокружение. Меня шатало, словно колокольчик в руках клирика, возможно, от перегрузки, и тут я понял, что имел в виду Дитон, когда дал мне флакончик: в глазах всё расплывалось, в голове мутнело, а ноги стали как ватные. Я упал на четвереньки и начал водить руками по полу в надежде случайно наткнуться на флакон. Но тщетно. Лишь за несколько мгновений до потери сознания я повернул голову в сторону и слегка ухмыльнулся: в метре от меня сидел кто-то (мутность в глазах не позволяла точно описать его) и смотрел на меня красными глазами. «А ведь я заметил тебя!» — подумал я, прежде чем провалиться в бездну беспамятства.

Свиток 4

« С овершенно иной мир. Я летел на гигантском чёрном вороне, осматриваясь вокруг в поисках места для посадки. Вокруг было очень ярко, не так, как в наших серых землях: внизу простирался почему-то зелёный лес, а вверху — бесконечное синее небо.

Вот и небольшая полянка. Ворон приземлился прямо посередине, на зелёную траву, а после отошёл в сторону, чтобы я развёл костёр, и обернулся чёрным конём с седельными сумками и щитом в виде тюльпана. Я решил развести костёр. В лесу, если не считать странных звуков вокруг, было довольно спокойно. Подойдя к одному из деревьев, я заметил гнездо. Оттуда доносился писк. Очень захотелось заглянуть в него. Как только я взобрался к гнезду поближе, увидел, что там попискивали какие-то розовенькие комочки с желтыми клювиками.

Слезая с дерева, я вдруг понял, что-то было не так: опять появилось ощущение, будто кто-то наблюдал за мной. Как только я слез с дерева, осторожно положил руку на левое бедро и ощутил рукоять меча. Только сейчас я заметил, что был одет в комплект лёгкой брони: поверх кольчуги была надета кожаная рубаха, выкрашенная в чёрный, причём сидела она на мне отлично; пепельный плащ стекал медленно так же, как и у того стоявшего у фонтана Тлеющего Рыцаря; наручи из крашеной чёрной кожи был обмотан вокруг правой руки, а на левой — стальная перчатка до локтя; на ногах были кожаные сапоги и поножи со стальными наколенниками. На правой стороне висел мой золотой кинжал.

Я услышал свист, но едва успев поднять голову, почувствовал толчок в грудь. Это была стрела. В недоумении подняв голову, я обнаружил, что был окружён обитателями этого мира — людьми. Их было трое. Лица были скрыты плотными масками. Двое держали луки с натянутой тетивой, а третий просто стоял. Стрелки выпустили стрелы, и те вонзились в меня по оперение.

Я упал. Но не на мягкую траву, а в чёрную бездну, с которой я, наверно, ещё не раз встречусь...»

—Od uoy kniht eh lliw ekaw pu?

—I od ton wonk. On, ylbaborp...

—Dieton dias taht eh dluohs ekaw pu, hguohtla I osla od ton uoy eveileb ni ti...

—Kool! Eh devom!

—Era uoy erus? Od ton uoy kniht?

—Sey, eh yletinifed devom! Llac Dieton, eh swonk tahw ot od.

Стук железа о камень. Голоса. Я снова здесь, в Башне Клириков, в мягкой постели одной из многочисленных комнат. Тепло разливалось по всему телу, только сейчас не было никаких трубочек и заклинаний. Было просто тепло.

Однако движения давались с большим трудом. Казалось, будто я был в самых тяжёлых на всём бледном свете доспехах. Я хотел было приподняться, но кто-то прямо над самым моим ухом прошипел, словно змея:

—Eil, elttil pmiw. Uoy dluohs ton eb ereh. Uoy era ton yhtrow fo eht tfig fo Erih. Uoy era kaew.

Я не понял значения этих слов. Я даже не знал, на каком это было сказано языке. Но, тем не менее, продолжил подниматься: в разговоре я услышал имя Дитона, и теперь у меня была масса вопросов к нему, на которые он, несомненно, должен ответить...

Тяжёлая стальная перчатка, лёгшая мне на лоб, прислонила мою голову к подушке, а другая закрыла мне рот. Я начал задыхаться. Перед глазами возникли те два красных огонька в чёрном шлеме, из него текли, словно яд, слова:

—Uoy, ecnacifingisni, woh erad uoy esir niaga dna niaga, gniyebo ylno eht erised ot evil? Uoy od ton evah ot evil. Ouy evah a ecapl ni eht Diov Yellav. Uoy era na tlusni ot ruo dnik.

Казалось, если бы не чудо, то я бы задохнулся, а меня, возможно, признали бы просто умершим во сне, но великий Финироаэль был милостив ко мне — из коридора послышались шаги, а секундой позже я услышал скрип двери и знакомый голос Дитона:

— Evael siht yppahnu nam enola, lakcaj!

— Ae tsuj detnaw ot ekat a resolc kol sih ecaf, Retsaw Dieton...

— Fo esruoc! Ae wonk tahw uoy detnaw ot od, Drenn. A elttil retal Ae lliw mrofni Retsam Stillon tuoba tahw Ae was dna eh lliw ekat eht yrassecen serusaem.

Пепельный, по имени Дренн, повернул голову ко мне:

— Uoy era ykcul, laocrahc. Od ton yrrow, txen emit ti lliw ton neppan.

Сказав это, он, сверкнув глазами, повернулся и вышел.

Дитон подошёл ко мне и спросил обычным, будто ничего не случилось, тоном:

— Как ты себя чувствуешь?

Я, глядя прямо в его зелёные глаза, спросил:

— Что сказал... Дрейн?

— Дренн, один из подмастерьев Башни Меча. Что он сказал? О, не волнуйся, ничего особенного. Расскажи мне, как ты себя чувствуешь?

— Нормально, кажется. Что со мной случилось?

— Ты потерял сознание от переизбытка энергии. Ты уже не первый раз попадаешь ко мне по подобным причинам. Интересно, как тебе удаётся отрывать подобные вещи в столь юном возрасте?

— Я...я не знаю. Это как-то случайно получается.

Мастер Дитон улыбнулся.

— Но ведь любая случайность — не случайность вовсе, а кусочек Предназначения, не так ли?

Я не знал, что ответить, но, чтобы не показать этого, кивнул.

— Тем не менее, такие открытия слишком опасны для тебя, поэтому я кое-что приготовил.

С этими словами он поднялся и подошёл к двери, а затем пару раз стукнул по ней. Дверь приоткрылась, и Дитон протянул обе руки к тому, кто за ней стоял.

Сначала мне показалось, что на его руке вырос сгусток тьмы. Небольшой, но достаточно тёмный, чтобы бледный солнечный луч из окна не смог хоть как-то осветить его. И только когда Дитон опять вернулся на своё прежнее место, я смог разглядеть перья, острый клюв, бритвенно-острые когти и чёрные, лишённые зрачков, глаза.

— Знакомься, это — Клеравервен. Он будет оберегать тебя от... нежелательных или преждевременных открытий.

— Привет, Клер.

Ворон открыл клюв и, вопреки всем моим ожиданиям, произнёс вполне различимые слова:

— Пр-р-ривет, Намор-р.

Я ошеломлённо посмотрел на Мастера Дитона. Тот ухмыльнулся и посадил птицу около окна.

— Клеравервену уже очень много лун. Его мне даровал ещё мой Мастер... Ах, не помню его имя. Ну, не важно. — Старый клирик подошёл ко мне и протянул руку. — Хватит лежать, тебе пора на занятия!

— На занятия? — спросил я.

— Да. Тебя уже давно все ждут.

С помощью мастера я встал с постели. Меня слегка покачивало, но больше удивило следующее: вместо того, что я носил раньше, на мне были лёгкая кожаная куртка, штаны и ботинки, причём вся одежда была настолько лёгкой, что я, будучи под одеялом, ни за что бы не поверил, что я уже одет.

За дверью меня ждал Мастер Стиллун. Он ничего не сказал, а лишь пошёл куда-то по тёмным, как сама ночь, коридорам, изредка освещаемыми одинокими факелами, которые, как предполагалось, должны гореть вечность, и я, дабы опять не потеряться, пошёл за ним.

Дойдя до одной из железных дверей, Мастер Стиллун поманил меня к себе и прошептал:

— Сейчас мы находимся в части замка, за которую отвечает Мастер Сиар. Предупреждаю: старик прожил очень много лет, так что он... скажем, немного раздражителен, особенно когда кто-то позволяет себе отвлекаться. Бьюсь об заклад, он — самый старый из всех ныне живущих пепельных Мастеров. Он является Мастером Гильдии Пиромантов не только в нашем городе, так что постарайся проявить хоть чуточку уважения, ладно?

Я кивнул.

— Вот и славно. Поскольку мне нужно спешить по важным делам, а представить тебя остальным ученикам хоть как-то нужно, то это сделает он.

С этими словами он постучал по двери. Звук был тонкий, поэтому я сразу понял, что Мастер Стиллун был в железных перчатках. Сперва было тихо, но со временем в тишине начало еле-еле различаться недовольное бормотание и кряхтение. Дверь со скрипом открылась, и на пороге появился Мастер Сиар: то, что я принял за светлую часть одежды, оказалось белой бородой, доходившей ему до пят и лишь самым кончиком касающейся пола; ростом он был на полторы головы выше Мастера Стиллуна...

— Кто здесь? — эхом раскатилось во тьме.

— Мастер Сиар, это Мастер Стиллун, из противоположной башни...

— А-а-а-а, Стиллун! Снова нужен новый запас огненного порошка, чтобы «меч острее был, да цель легко пронзил»? — с усмешкой в голосе прогромыхал Мастер Сиар.

Даже в кромешной тьме было видно, как щёки Мастера Стиллуна вспыхнули, а потом медленно потухли.

— Нет. Я здесь, чтобы представить вам нового ученика. Намор, подойди поближе.

Я встал перед новым учителем и хотел было предложить факел, чтобы тот смог разглядеть меня, но стоило мне только подумать об этом, как тьму разорвал маленький огненный шар, парящий над старой ладонью. Для меня это было совсем неудивительно, — я знал, что он так может — но всё же лёгкое восхищение почувствовал.

— М-м-м, — протянул мастер. — Очень любопытно...

— Правда? Отлично. Что ж, раз я здесь больше не нужен, то, пожалуй, могу уйти. Всего доб...

— Нет, погоди. У меня есть для тебя поручение. Не мог бы ты отнести это письмо Мастеру Дитону и вот этот мешочек Мастеру Кебро?

— Это важно?

Он подался к старому мастеру и что-то прошептал ему, на что тот ответил:

— Ничего страшного. Наш особенный ученик может и подождать. Сделай, пожалуйста, как я сказал.

Мастер Стиллун фыркнул.

— Ладно.

Он взял небольшой мешочек и письмо и пошёл дальше по коридору, оставив меня наедине со старым мастером.

— Что ж, Намор, заходи. Я только начал урок.

Свиток 5

Войдя в кабинет, я удивился темноте внутри: кругом царил такой мрак, что я почти сразу заметил шесть пар красных зрачков, смотрящих точно на меня. Я вспомнил глаза того, кто наблюдал за мной в зале с камином, а мгновением позже старый мастер подтолкнул меня вперёд:

— Не удивляйся, что здесь так темно, — сказал он. — Вы, будущие Рыцари, должны уметь видеть в темноте не хуже, чем при свете солнца, так что глаза твои должны уметь быстро привыкать к темноте вокруг.

Действительно, сразу после его слов я смог рассмотреть всех сидевших и даже присмотрел и себе местечко у стены рядом с одной из пар красных глаз. Кабинет, в который меня привели, был небольшим, но вмещал в себя три ряда по два стола и немного места между столами учеников и столом учителя.

— Познакомьтесь с нашим новым учеником, его зовут Намор — представил меня Мастер Сиар. — Он из дома... из какого ты дома, Намор?

Я опустил голову. Не зная, что ответить, я просто молчал.

— Намор, из какого, я спрашиваю, ты дома?

Мне стало ещё хуже. Раньше я с лёгкостью относился к тому, что у меня нет ни родителей, ни близких, ни дома, ни крова, если, конечно, не считать то укрытие под мостом. Скорее всего, мне было попросту не до этого. Но сейчас, когда мне вдруг понадобилось знать о них, родителях, я ничего не мог сказать, кроме правды.

— У меня нет дома, — прошептал я.

— Что? Повтори погромче, пожалуйста, я не слышал, что ты там себе пробубнил под нос.

Я уже чувствовал на себе недовольные и озлобленные взгляды, слышал тихое перешёптывание, которое прокатилось по классу волной. Но ничего не поделаешь, и я, закрыв намокшие глаза, повторил:

— У меня нет дома. И родителей тоже нет. Совсем никого.

Открыв глаза, я знал, что увижу полные презрения лица, и потому повернул голову в сторону мастера. Его белая борода шевелилась — вероятно, старик в задумчивости поглаживал её. Постояв так ещё немного, он сказал:

— Ну что ж, Намор. Если память моя ещё крепка, то я не припомню ни одного Тлеющего Рыцаря, который оказался бы в твоём положении. Но ведь должен же кто-то быть первым, не так ли? — проговорил Мастер, а потом добавил: — Зато теперь у тебя будет семья: здесь, за партами, — твои братья, а мы, Мастера, будем твоими отцами, да?

Я кивнул, хотя в темноте вряд ли он увидел это. Он хлопнул меня по плечу и пригласил присесть за стол. Я послушно сел. Горечь мгновенно прошла, и теперь в голове моей звучали его слова: «Зато теперь у тебя будет семья: за партами — твои братья, а мы, Мастера, будем твоими отцами, да?» Я улыбнулся и отметил, что последний раз улыбался только Эйри, там, в шатре какого-то торговца.

Бремя обучения легло на меня прежде, чем я смог это понять, а его тяготы сломили во мне меня прежнего ещё тогда, в кабинете старого Мастера Сиара, когда я сел за стол и стал впитывать знания, накопленные веками, если не тысячелетиями. За предыдущим днём приходил следующий, месяцы сменяли друг друга, годы протекали медленно, а я всё посещал четырёх мастеров: то Мастера Стиллуна, который обучал нас стрельбе из лука, обращению с мечом и скрытности, время от времени показывая в подвалах замка Даркиресса захваченных в плен людей. Также в одном залов, сразу после комнаты допросов, находиться зверинец, в котором дрессировались наши ездовые существа, и там же находилась комната Страха, в которой мы учились бесстрашию.

Дальше был Мастер Дитон, обучающий правилам творения чудес и уходом за талисманами; Мастер Кебро, волшебник и Мастер Сиар, старый пиромант.

Учился я, несмотря на своё происхождение, отлично. Остальные учащиеся отставали и потому ненавидели меня. Я видел это, но никак не реагировал, ведь к ним я ничего не чувствовал.

Жили мы в казарме, похожей, скорее, на двухэтажный домик. В подвале, который был заперт, находилась оружейная, на первом этаже были кухня, уборная и комната для прислуги, а на втором — комнаты для учеников, капитанов учеников и подмастерьев. Лучшие комнаты доставались подмастерьям, средние по удобству принадлежали капитанам учеников и самые простые — нам, ученикам.

Но была ещё и отдельная комната в конце коридора, в которую никто никогда не входил и о которой говорили лишь шёпотом. Мы не знали почему, но у всех было такое ощущение, будто там, за дверью, находиться какая-то ужасная тайна, которая перевернула бы всё: историю Тлеющих Рыцарей, отношение пепельного народа к ним и тому подобное.

Однажды в один из холодных летних дней, когда ночи были ясные, а Луна своим свечением разрывала на части тьму, я лежал в своей постели, измученный тренировками, и думал об оружейной и о той самой загадочной комнате. Эта таинственная загадка приковывала к себе даже спустя столько лет тем, что она была так близко, но в тоже время нам запрещалось входить в неё ни под каким предлогом. Кто там живёт? За всё время ни я, ни один из учащихся ни разу не видел, чтобы кто-то входил или выходил из неё.

Я перевернулся на бок. На окне, сидя ко мне спиной, спал Клеравервен. За последние несколько лет он не сказал ни слова, иногда пропадал на несколько дней, а потом возвращался с самым усталым видом: перья его были взъерошены не только на крыльях, но и на голове; глаза были не чёрные, а зеленоватые, синие, коричневые или вообще белые. Когда я спрашивал Мастера Дитона о Клеравервене, то он лишь усмехался и что-то бормотал себе в бороду. Секреты, секреты, секреты! Они были сплошь и рядом!

Да, в оружейной я не нашёл бы ничего интересного, кроме мечей и брони, но вдруг и там будут секреты?

С этой мыслью я присел на кровати. Та скрипнула, но не разбудила старого ворона. Протирая глаза, я подумал о том, что, если отправлюсь прямо сейчас туда, то выспаться не смогу. Взвесив все «против» и «за», я натянул штаны, зажёг в ладони маленький огонёк, чтобы осветить тёмные коридоры, и отправился в оружейную.

Свиток 6

Аккуратно закрыв за собой дверь, я, присев, направился к лестнице, осторожно ступая, как учил Мастер Стиллун, и прислушиваясь к каждому звуку. В конце коридора была лестница, ведущая на первый этаж. Пока я шёл к ней, всё было тихо. Да и с чего вдруг должно быть иначе? «Все давно спят, только я один расхаживаю тут, когда должен спать». Дойдя, наконец, до лестницы, я остановился. Вокруг было очень тихо. Я посмотрел вниз. Там было темно. На время погасил пламя, просто чтобы побыть немного в темноте. Мои глаза за эти годы научились быстро приспосабливаться к тёмным помещениям. Я снова взглянул вниз, на спуск лестницы... и увидел фигуру, лишь на мгновение застывшую в самом низу, прежде чем скрыться. Не поверив собственным глазам, я несколько раз моргнули и, затаив дыхание, стал вслушиваться в темноту.

Чувствуя, как бьётся сердце, я лихорадочно вспоминал всё, чему нас учили и, посчитав это самым разумным, решил продолжить свой путь несколько иначе. Подкравшись к стене, я прислонила свои пальцы рук и ног к стене, потом произнёс несколько волшебных слов и вот уже через несколько мгновений я медленно полз по потолку вниз, на первый этаж. Так было безопасней хотя бы потому, что при ходьбе на ногах они тихонечко отлипали от пола. Даже такой незначительный звук мог выдать меня с поличным. При ходьбе же по потолку с помощью заклинания, оно блокировало абсолютно любые звуки, делая меня незаметным, что тоже могло быть спорным: не заметить ползущий по потолку серый кусочек было бы трудно, но, опять-таки, если вовремя произнести нужное заклинание, то и эта проблема отпадала.

Пока я полз, меня волновало только одно: тёмный силуэт. Возможно, я так боялся оказаться обнаруженным, что мой разум начинал играть со мной в не совсем весёлые игры. А если нет? Что если там действительно кто-то был? Пока я размышлял о том, что из этого всего более сомнительно, спуск кончился. Я прекратил действие заклинания и, опустившись на пол, про себя отметил, что теперь чародейство забирает не так много сил. Раньше, в первые годы обучения, заклинания, чудотворство и пиромантия забирали очень много магической силы, но, со временем, мои способности в этих областях расширялись, и теперь я могу не только сотворить несколько заклинаний сразу, но и поддерживать их длительное время. Я улыбнулся. «Учителя были хорошие, — подумал я. — Да и сам не отлынивал от учёбы, в отличие от моих братьев. Хотел бы я, чтобы и они были такими же...»

Внизу оказалось так же тихо, как и наверху. Оглядевшись, я повернулся к двери в оружейную. На ней висел внушительных размеров замок, но, конечно же, взломать его было не так уж трудно. Взяв замок в одну руку, другой я начал вливать в него тоненький магический поток, который открыл бы мне путь внутрь. Едва заметная синяя струя света заскользила с моих пальцев прямо в отверстие. Через минуту замок щёлкнул. Дорога была открыта.

Я спустился по ещё одной лестнице вниз. Холодно здесь было так же, как и на улице. Впереди был небольшой коридор, ведший к единственной двери впереди. Теперь я мог без опаски зажечь пламя и спокойно идти, ведь самое трудное было уже позади.

Было непонятно странно идти по этому холодному полу. Невольно вспомнился песчаный берег Дондура, когда после раскалённой на солнце в особо жаркие дни булыжной мостовой его холод успокаивал ступни, охлаждая их. А ещё луна, которая так же холодно глядела на меня по ночам. Дойдя до двери, я только хотел дотронуться до неё, чтобы открыть, как она сама, слегка скрипнув, начала медленно показывать то, что находилось за ней.

Сказать, что я был восхищён, значит не сказать ничего вовсе: передо мной в ряд стояли манекены в доспехах, мантиях и балахонах, а перед ними лежали мечи и щиты, выкованные из чёрной стали, талисманы, и посохи, каких нельзя было найти и за лиги вокруг. Но больше всего завораживали рыцарские доспехи.

Ещё раз обернувшись назад, чтобы убедиться, что никто не наблюдает, я подошёл поближе. Пепельный плащ медленно стекал на пол, растворяясь при соприкосновении с полом, от доспехов, шлема и наручей отражался огонь в моей ладони, а меч и щит покоились у сапог. «Как долго я к этому шёл!», воскликнул голос у меня в голове. Я поднял руку, чтобы прикоснуться... и горло моё вдруг наткнулось на лезвие ножа!

— Убери руки, — приказал мне кто-то, прошипев это прямо над самым ухом.

По звуку, голос принадлежал... девушке? «Нет, этого не может быть...» Внезапно я почуял запах... «Что это? Спелая вишня? Гм, где-то я уже встречал этот запах...» И мгновением позже я вспомнил.

— Эйри? — тихо прошептал я.

Но никто не отозвался. Я поднёс руку к горлу. Нож исчез. И Эйри тоже исчезла. Я опять обернулся. Дверь была закрыта. Я поднёс пламя к полу в надежде найти хоть какой-нибудь след и тем самым убедиться, что здесь был кто-то кроме меня. Да, действительно: на полу виднелись небольшие капельки. Я дотронулся до них и попробовал на вкус. Это были слёзы.

Поднимаясь по лестнице, я никак не мог избавиться от роя налетевших вопросов. Они, подобно пчёлам, жужжали у меня в голове так, что невозможно было сконцентрироваться на каком-то одном. «В любом случае, — подумал я, — часть секретов раскрыта». Я почувствовал глубокое удовлетворение от одной только этой мысли.

Но наслаждение было недолгим: проходя мимо одной из дверей, я услышал шёпот. На улице было ещё достаточно темно, и все учащиеся, конечно же, кроме меня, должны были спать в это время. Я осторожно подошёл к двери. Она не была закрыта полностью, и лишь через щёлочку толщиной в фалангу пальца я увидел двух учащихся. Они сидели на полу в центре комнаты, а между ними стояла свеча, огонёк которой почти не давал света, а, наоборот, лишь сгущались ночную темноту вокруг.

—...любимец, — послышался конец фразы одного из них.

— Ага, точно. Видел, с каким благоговением смотрят на него учителя? — ответил ему другой.

—«Несчастный мальчик, лишился родителей» — с издёвкой в голосе сказал первый.

— Кем он себя возомнил? Он должен восславить Первое Пламя за то, что он не умер где-нибудь в мусорной куче в городе.

— И нас, за то, что мы ещё не перерезали ему горло, пока он спит ночью.

— Ты тоже понимаешь, что он не должен дожить до дня Тринадцати Огней?

— Да, не должен. Когда мы выступаем?

— Через три дня Аэта и Эджи навестят его. Варж выкрал для них пару прекрасно наточенных ножей у повара.

— Хорошо. Его надо было прикончить ещё тогда, когда он без сознания валялся на обеденном столе.

— Да, надо было сделать это ещё тогда.

Тишина. Значит, они всё-таки решились на это. Я думал, что их ненависть не зайдёт так далеко, но, видимо, ошибся. «Что ж, буду ждать, — подумал я. — Буду ждать».

Я отправился в свою комнату. Впереди меня ждало новое испытание.

Свиток 7

« Я возвращался с очередного практического занятия. Все тело ныло от боли и усталости.

На мне были лёгкий доспех с поножами, кожаные ботинки и шлем с открытым лицом, а на поясе висел тренировочный деревянный меч. Коридоры были знакомы, и, казалось, я мог отыскать дорогу к любой комнате.

Я шёл в свою комнату. Сейчас я рухну на свою кровать, а завтра всё начнётся заново: сначала несколько дней теории, а потом практика, теория, потом практика, теория, практика...

А вот и моя дверь: деревянная с железной оковкой и железной ручкой. Сколько раз я уже открывал её, после чего падал на свою койку?..

Но что-то было не так. В воздухе был какой-то до боли знакомый запах. Что это? Спелая вишня? Странно. Я, как бы ни старался, не мог вспомнить и потому, сняв кожаные перчатки, открыл дверь.

Она смотрела в окно. Её белые волосы уже отросли ниже плеч, а сама она уже казалась настоящей женщиной. Она сидела на моей кровати в белом кружевном платье, а в комнате так пахло спелой вишней, что казалось, будто всё насквозь пропиталось этим запахом.

Я выронил перчатки.

— Э...Эйри?

Моя гостья медленно повернула голову. По её щекам текли слёзы. Она улыбнулась:

— Да, Намор?

Я бросился к ней, а она ко мне. Мы слились в объятиях, настолько крепких, что никто никогда бы не разлучил нас, и кружились, казалось, не один час.

— Эйри, это ты! Это и вправду ты! Господи, я так соскучился по тебе, Эйри!

Я потянулся к ней, чтобы поцеловать прямо в губы, и она ответила тем же.

От неё исходил всё тот же аромат спелой вишни. Я вспомнил себя в том шатре, как на опоре я начертил сердечко, а в нём наши имена. И вот сейчас я был так счастлив: любовь всей моей жизни не просто вернулась ко мне спустя столько лет, но и ответила взаимностью!

Казалось, нет счастливее меня существа на свете!

— Эйри, ты вернулась, ты здесь! Неужели это ты?! Это и в самом деле ты?! Господи, Эйри, знала бы ты, через что мне пришлось пройти... Но это не важно, потому что ты здесь!

— Да, Намор, это и вправду я. Я тоже по тебе очень скучала! О, не волнуйся, я знаю, через что тебе пришлось пройти, но сейчас мы здесь, так что давай не будем предаваться плохим воспоминаниям?..

— Да, конечно! Но... Стоп. Откуда ты знаешь, через что мне при...

— Намор, прошлое уже позади. Давай жить настоящим? Мы будем вместе отныне и навсегда, правда?

— Да, Эйри, правда.

Я улыбнулся и поцеловал её ещё раз. Вкус её губ напоминал розы. В воздухе витал запах вишни. Мы стояли в центре комнаты и наслаждались присутствием друг друга.

Она тихонько отстранила меня, чтобы прошептать:

— Отныне и навсегда.

Я ответил ей, наслаждаясь нетерпеливым желанием продолжить, тоже шёпотом:

— Да, Эйри, отныне и навсегда…»

Я открыл глаза. Разочарование оказалось настолько сильным, что я не решился сразу подняться, а лишь вспоминал этот дразнящий меня сон.

До того, как Мастер Стиллун начнёт обход, стуча крохотным кинжалом по-маленькому и выпуклому в центре щиту, оставалось меньше получаса. Я вслушивался в мёртвую тишину.

Бледное, словно лицо мертвеца, солнце ещё не встало, но уже светлеющее небо предвещало скорое его появление. Где-то за окном чирикнула птичка.

Я встал с постели. Если успеть привести себя в порядок до появления мастера, то можно успеть ухватить лучший кусок мяса в трапезной, после чего прикончить его за столом у себя в комнате. Натянув на себя штаны, я принялся за небольшие сапоги из человеческой кожи. «Что ни говори, — подумал я, — а кожа у людей прочнее, чем кажется с виду».

Натягивая правый сапог, моя нога наткнулась на что-то. Я достал то, что мешало мне быстрее одеться и приготовиться к приходу мастера. Предмет оказался скрученной маленькой запиской. Я с недовольством поглядел на скрученный в трубочку крошечный кусочек бумаги.

— Не хочешь прочесть его?

Вопрос застиг меня врасплох. Я резко обернулся на источник звука и уже через секунду улыбнулся: из-за приоткрытой двери торчала голова Мастера Дитона.

— Можно? — спросил он, кивнув в сторону стула.

— Да, конечно.

Мастер не спеша сел на стул и взял в руки дремлющего ворона. Тот открыл один глаз, щёлкнул клювом и опять окунулся в сон.

— Итак, Намор. Я знаю о том, что произошло сегодня ночью.

Я удивлённо захлопал глазами.

— Прошу прощения?

— Не надо делать вид, будто ты не знаешь. Сегодня ночью ты проник в оружейную и пробыл там достаточно долго. Другие мастера не знают, и я хочу, чтобы это осталось между нами. Неужели ты не знаешь, что в этом замке у каждой стены есть ушки да пара крохотных глазок, которые всё видят? Ну, конечно, знаешь. Не стоит тебе рассказывать, ведь ты и так прекрасно понимаешь, о чём я, правда?

Честно признаться, я не знал, но, чтобы не подать виду, решительно сказал:

— Да.

Мастер Дитон улыбнулся.

— Ну, вот и славно. Скорее одевайся. О, и, если в письме будет что-то интересное, расскажи мне, хорошо? Помню я себя в твои годы: столько красивых девчонок вздыхали по нам, стоило нашей группе юных чудотворцев и целителей выйти из-за стены замка в город, чтобы прикупить необходимых вещей...

Я не понял, к чему были последние слова, но пообещал, что, если у мастера найдётся время, то с удовольствием расскажу ему о письме. Тот кивнул, поднялся со стула и вышел из комнаты. Стоило двери захлопнуться, как я услышал стук. Это был Мастер Стиллун. День начался.

Спустя два дня произошло то, что я и подозревал все годы, проведённые в замке Даркиресс, а после той ночи, когда я посетил оружейную, и вовсе был уверен: его ученики готовятся к покушению. Мы столкнулись на выходе из трапезной со своим ужином в руках. Безмолвные только сейчас, они странно смотрели на меня: в их взглядах виделась откровенная неприязнь, готовая вырваться наружу в любой момент. Прошло ещё мгновение, и вдруг мысль, совсем неудивительная, пронеслась быстрой стрелой: их самый главный враг сейчас находится прямо перед ними. «Что ж, — подумал я, — ладно. Они бросают мне вызов, и я не отступлю».

Растолкав преградивших мне путь, я направился к себе в комнату. К сожалению, времени на прочтение того маленького послания не было, да и вряд ли теперь будет: перемены неслись мне навстречу с той же скоростью, с какой пепельный ветер проходил расстояние от одного города до другого. Я знал, что, скорее всего, сегодня ночью буду предательски убит в собственной постели, если не успею подготовиться к приходу своих убийц.

Свиток 8

Я сидел за столом и обдумывал скорый приход Аэты и Эджи. На ум приходили самые разные мысли: сначала о бегстве из замка, потом о самоубийстве, затем о том, что я должен встретить свою смерть лицом к лицу и всякое такое.

Я вспомнил себя до появления в замке Даркиресс. Передо мной в мыслях стоял оборванный мальчонка, весь в грязи и с объедками в руках. Но он жил. Жил и надеялся, что это всё изменится. «М-да, — подумал я. — Сказал бы мне кто тогда, что я буду не просто одним из учеников в замке Даркиресс, но и самым лучшим из них, скорее всего, меня бы это рассмешило не на шутку».

Вспоминая это, мне стало теплее в душе. Я пережил одну из самых тяжёлых частей в моей жизни и мог бы гордиться собой вечно, если бы не алый закат, привлёкший моё внимание. Солнце, до того будучи белым, превратилось в алый, словно кровь, диск. Мастер Дитон рассказывал, что такие закаты не сулят ничего хорошего. «Если вы увидели, что над вами вдруг расплылось кровавое море, — говаривал он, — а солнце стало самым тёмным пятном на нём, знайте: скоро будут жертвы, ибо ничто не может быть мудрее солнца и только оно может подсказать нам наше будущее».

Приятно было вспомнить слова старого чудотворца, особенно в эти моменты, когда тьма вдруг начала сгущаться вокруг тебя. Я вздохнул. Алое солнце уже скрылось за горизонт, но в небе ещё были видны красные оттенки. Нужно было действовать.

Оценив своё положение, я сделал вывод: выжить этой ночью поможет только то, что я приобрёл за стенами этого замка. Выпустив Клеравервена, я завернул одеяло в своей постели так, словно там кто-то лежал, плотно укутавшись в него. Чтобы всё получилось правдоподобнее, я повесил свою одежду на стул, а сапожки поставил у кровати.

Дальше шёл вопрос об укрытии. Я понимал, что если они обнаружат моё отсутствие в постели, то начнутся поиски, а это уже было недопустимым. Поэтому мне придётся действовать как можно тише и быстрее. Кровать, к счастью, стояла достаточно далеко от двери, и им придётся зайти вдвоём, один за другим. Раз у обоих будет оружие, то можно попробовать пропустить первого, чтобы зашёл второй, спрыгнуть на него сверху, чтобы сломать шею, и метнуть нож в того, кто уже должен будет обнаружить пустую постель.

Единственная проблема была в следующем: я не знал, когда именно они соберутся прийти. Если мне не хватит магических сил, чтобы удержать себя наверху, то я рухну прямо перед ними и тогда мне конец. А ещё один из них мог остаться снаружи как часовой, пока другой выполняет задуманное, но это было маловероятно. «Думаю, они слишком ненавидят меня, чтобы отдавать такую честь лишь одному» — подумал я.

Итак, если всё будет хорошо, то меня не заметят, и я смогу обвести старушку-смерть вокруг пальца. Оставалось только ждать...

В моменты ожидания поворота судьбы время всегда замедляет свой ход. Так было и сейчас: казалось, что прошли часы, и Аэта и Эджи передумали вовсе приходить, но я ждал. Я вслушивался в ночную тишину, хоть и надеялся, что они не придут.

Но они пришли. Едва различимый шорох заставил мой организм выделить адреналин, и теперь всё происходило быстрее. Произнеся заклинание, я залез на потолок и, опустив вниз голову, стал ждать дальше. Я ощущал приближение необратимого события.

Щелчок. Они применили магию, чтобы открыть мою дверь. Она медленно начала открываться до тех пор, пока не остановилась. Потом показалась голова Эджи и снова скрылась за дверью. Всего меня трясло от напряжения: вот Эджи идёт вперёд, а в руке его находится приличных размеров хорошо наточенный нож, который должен был бы перерезать мне горло во сне. Пройдя до центра комнаты, он повернулся. Я затаил дыхание.

Эджи едва уловимым движением руки позвал к себе Аэту и повернулся в сторону кровати. Вот он, тот самый момент, который я не должен упустить. Едва Аэта переступил порог, я прекратил действие заклинания сначала для ног, а мгновением позже и для рук для того, чтобы, попав ногами ему в плечи и, тем самым, повалив его на пол, свободными руками резко свернуть ему шею. Нож выпал из его руки и со звоном упал на пол, но я успел подхватить его и метнуть приблизительно туда, где должна была быть шея Эджи, до того, как он успел бы что-либо предпринять. Через секунду около кровати что-то упало, со звоном уронив второй нож. Это было уже мёртвое тело Эджи.

Подняв нож с пола, я подошёл к Аэте. Несмотря на то, что шея его была выкручена почти в противоположную сторону, он мог ещё очнуться и даже послать весточку остальным, но я, конечно, не мог этого допустить. Воткнув нож ему в голову по самую рукоятку. Я присел на кровать.

В центр комнаты стекла огромная лужа чёрной крови. Я сидел на кровати и глядел на свои выпачканные в чёрный цвет руки. Только что я убил двух своих братьев из-за того, что хотел спасти себя... Но только на этом я и прекратил внезапно нахлынувший поток мыслей. Их смерть не являлась концом. Она была началом чего-то тёмного и ужасного.

Я решил, несмотря на очень позднее время, сообщить всё Мастеру Дитону. Да, он не одобрит моего поступка, равно как и любой вскоре узнавший об этом мастер, но медлить было нельзя. Натянув одежду и сапоги, я, дойдя до двери и убрав мёртвого Аэту, решил напоследок окинуть взглядом свою комнату, ведь знал, что больше не вернусь сюда никогда. У ног лежал мёртвый Аэта, а у кровати — Эджи. Лужа на полу увеличилась вдвое. На столе стояла пустая тарелка. А в окне...горели два маленьких белых зрачка. Это был Клеравервен. Он видел всё.

Коридоры в эту ночь казались намного холоднее, чем раньше. Возможно, потому что действие адреналина уже закончилось, или, например, потому что я вновь ощутил беспощадное наступление перемен. Как бы там ни было, на дне Тринадцати Огней будет уже меньше участников.

Само это событие — день Тринадцати Огней — есть ни что иное, как экзамен для будущих Тлеющих Рыцарей, а для жителей города — настоящее зрелище с возможностью разбогатеть: делать ставки на победителя было обычным делом. Кандидатам выдавалось оружие, которое они потребуют, после чего они, спев Песнь Огня, выходили на арену и сражались не на жизнь, а насмерть. Событие это получило такое название из-за тринадцати колонн с огненными чашами на верхушке. В конце испытания на победителя скидывали содержимое этих чаш, тем самым посвящая его в Тлеющие Рыцари, затем ему подносили его доспехи в зависимости от оружия, которое он использовал, после чего тот отправлялся на личную встречу с самим Королём, где и определялась его, Тлеющего Рыцаря, дальнейшая судьба.

И ведь испытание было так близко! Если бы не этот инцидент, я смог бы принять участие в нём, но теперь меня заточат в темницу на несколько столетий, если не приговорят к смерти. Меня разъедало чувство досады, несмотря на то, что я вообще ничего не должен был чувствовать: я знал, что в еду нам подсыпали толчёный полар, притупляющий чувства цветок, при длительном употреблении который мог искоренить такую заразу, как чувства. Но я, пусть и не всегда, старался есть немного, потому что понимал: совсем ничего не чувствовать тоже вредно.

Дверь в комнату Мастера Дитона была заперта. И неудивительно: ночью все должны спать. «Что ж, — подумал я, — до рассвета ещё далеко, и я успею кое-что выяснить».

До того, как вокруг меня сомкнуться стены темницы, где мне и предстоит умереть, я бы хотел раскрыть один из тех секретов, что мучали не только меня, но и всех учеников — та самая тайная дверь, в которую нам запрещалось входить. "Всё равно меня упрячут в темницу, так что эта тайна умрёт вместе со мной».

Я старался идти так тихо, как только мог, но уже на лестнице я услышал Клеравервена:

— Намор-р. Нельзя.

Я поднялся до конца и присел, чтобы погладить старого ворона.

— Но мне нужно туда, Клеравервен.

— Нельзя.

Конечно, можно было бы убить птицу или хотя бы силой затолкать в свою комнату, но я подумал, что я так уже много чего натворил, и, вздохнув, отправился в комнату.

Утро было прохладное, несмотря на то, что тёплая зима была в разгаре. Я проснулся от привычного стука Мастера Стиллуна, но вместо того, чтобы выйти ему навстречу, остался сидеть на стуле, глядя вдаль через окно. Мастер, не дождавшись меня, зашёл в комнату.

— Намор, в чём де... Какого чёрта?!

Я встал со стула и подошёл к нему.

— Вчера ночью Аэта и Эджи хотели совершить покушение на мою жизнь. Когда они пришли, я убил их.

Мастер слушал меня, не отводя взгляда. Как только я произнёс последнее слово, он ударил меня кулаком в ту часть лица, что находиться между носом и верхней губой, так быстро, что я не успел среагировать и, в конечном счёте, потерял сознание.

Очнулся я уже в камере, как и ожидал. Я поднялся. Оказывается, они намного меньше, чем те, которые нам показывали: сейчас я находился в комнатке из гладких булыжников, кое-где уже успевших обрасти жёлтым мхом. От одной стены до другой было шагов пять, не больше и высотой с Мастера Стиллуна, если тот вытянется и привстает на цыпочки. Кровать, в которой я очнулся, была прибита в дальнем от железной с окошком двери угле, а рядом стоял небольшой столик, на котором горел небольшой огарок свечи.

Здесь было холодно. Несмотря на все закалки, здесь было действительно холодно. «Интересно, — подумал я, — насколько глубоко от поверхности я нахожусь?».

Свиток 9

Не знаю сколько прошло времени с тех пор, как я очутился здесь. По крайней мере, завтрак и ужин приносили уже двенадцать раз. В основном, это было несколько овощей, похлёбка и небольшой кувшин воды. По ночам меня мучали кошмары: я вновь и вновь видел мёртвые тела Аэты и Эджи. Жизнь здесь, в холодном подземелье, была невыносимой. Я старался согреться как только мог: иногда выполнял различные упражнения; закутываясь в одеяло, сидел на кровати, по-детски поджав ноги поближе к груди; сложив руки лодочкой, грелся от пламени внутреннего огня.

Мне было одиноко, но я понимал, что это временно. Сначала я буду страдать от одиночества, потом боль от него немного утихнет и вскоре исчезнет вовсе, после чего станет восприниматься мною как обязательное. Тяжело было сознавать это, но я знал, что так и будет.

Так и сейчас: я мучился от одиночества, но одиночество то было заслужено — убив своих братьев, я предал тех, кто приютил меня, опозорив тем самым весь замок и мастеров вместе с ним.

Вновь принесли ужин. На маленьком блюдце лежало несколько перьев зелёного притропника, пара небольших клубней очищенного мирьина и кувшин с водой. Основное отличие ужина от завтрака — похлёбка. Или завтрака от ужина...

После я немного погрелся у огня на ладонях и, погасив его, лёг спать.

«Было темно. Солнце уже скрылось за горизонтом. Всё вокруг казалось каким-то посиневшем. Дневные цветы закрылись для сна, уступив своё первенство в красоте вечерним. На другой стороне поляны, окружённой тёмным лесом, стояла женщина в белом.

Я пошёл к ней. Трава под моими ногами тихонько шуршала. Позже я смог разглядеть её. Это была не Эйри: волосы её были каштанового цвета, но в окружающей синеве выглядели почти чёрными; она была выше и стройнее, хотя я не знал, какая сейчас была Эйри.

Я подошёл к ней. Она стояла ко мне спиной. Я дотронулся до её плеча, чтобы обратить на себя внимание. С удивлением я отметил, что на мне были те же доспехи, что и во сне с лесом.

Она слегка вздрогнула.

— Ты пришёл. Я не думала, что кто-то, кроме меня одной, может быть в чужих снах. Но ты пришёл.

Я молчал. Что-то мешало говорить, но я чувствовал, как шевелиться мои губы в попытке выдавить хоть один звук.

— Это значит, — продолжила незнакомка, — что ты такой же, как и я.

Она обернулась. Кожа её лица была не такой, как у всех прочих порождений пепла, она скорее походила на человеческую. Но единственное, что выдавало её нечеловеческое происхождение — глаза. Они сияли красным огнём. Живым красным огнём.

Я стоял, не зная, что делать. Прямо передо мной стояла женщина...наполовину человек, наполовину порождение пепла. Я смотрел на неё с восхищением. Если бы она и Эйри стали рядом, то я бы никогда в жизни не сделал правильный выбор между ними — столь прекрасны они были обе.

— Кстати, я не представилась, — продолжала она. — Меня зовут Риффина, а тебя?

Она улыбнулась. Красные глазки сузились в усмешке. Она протянула мне руку ладонью вниз. Я отступил на шаг. Что-то было не так. Чувство тревоги и ощущение близкой опасности резко дали о себе знать.

— Ну же, смелее, — всё не унималась Риффина.

Я отвернулся. Это было неправильно. Что-то было не так.

Внезапно я услышал крик. Совсем такой же, как и тогда, на площади, когда Эйри пропала. Обернувшись, я увидел, что Риффина держится за живот... а между пальцев торчала стрела.

— Намор...

Она упала. Я подбежал к ней. Чёрная кровь запачкала её платье и теперь текла вниз, в траву.

— Намор, ты же не бросишь меня? — спросила Риффина. — Молю скажи, что нет...

Я закачал головой, давая ей понять, что я не уйду.

Она посмотрела на меня. Маленький огонёк в её глазах угасал с каждой секундой. Она указала куда-то за мою спину.

Я посмотрел по направлению её руки и вспыхнул, словно в масло кинули горящий уголёк: на окраине леса стоял Дренн, а в руках его красовался лук мастера Стиллуна. На его лице играла улыбка.

— Что, червяк, не спасёшь ты теперь её? Равно как и Эйри, не так ли?

Я вытащил меч. Тот с лёгкостью выпрыгнул из ножен и залился огнём.

— О, я весь трепещу от страха! Посмотрите, сам Тлеющий Рыцарь обнажил меч, дабы отомстить мне! Ну, что стоишь? Нападай! Или мне теперь тут до рассвета тебя ждать?

Я взял рукоять меча в две руки, планируя нанести колющий удар с разбега прямо в грудь.

Он вытащил ещё одну стрелу и медленно, натянув тетиву так, что та затрещала, прицелился в меня.

— Прими свою судьбу.

Я рванулся вперёд...»

Я вздрогнул. За дверью послышались шаги. Далёкие, но достаточно громкие в этом безмолвном пространстве, они становились всё громче и громче. Потом они прекратились. За дверью послышался треск печати и лёгкий шорох накидки.

В дверь вошли. Я лежал в постели, повернувшись к стене.

— Намор.

Этот голос. Казалось, будто он громом отразился от стен и был слышен, пожалуй, даже наверху. Но это было не так. Я повернулся и сел.

Это был Мастер Дитон. Утихшее чувство стыда вспыхнуло во мне с новой силой, залив серые и грязные щёки краской.

— Мастер, я предал и опозорил всех...

— Ну, не стоит так сокрушаться. Немногие знают, что это было подстроено.

Я медленно поднял глаза. Лишь один вопрос крутился в голове:

— Вы знаете?

— Ещё бы мне не знать, — улыбнулся мастер. — Ты поступил так, как того требовала ситуация, и я не виню тебя за это.

— Я убил их...

— Да. Знаешь, я был бы больше огорчён, если бы вместо их тел сейчас в могиле лежало твоё.

Я поднял глаза.

— У меня, да и у всех мастеров тоже, не было лучшего ученика ещё со времён начала войны. Ты заслужил второй шанс.

С этими словами он извлёк маленький стеклянный пузырёк, в котором находилась красная жидкость.

— Это волчья кровь. Когда-то давно, один пилигрим продал мне парочку этих флакончиков и рассказал, что далеко-далеко, на холодном юге, жил рыцарь по имени Арторус. У него был волк. Однажды, когда рыцарю не повезло в бою и он был разоружён, ему на помощь пришёл его волк, Фис. Тот заслонил собой тело хозяина, отдав свою жизнь во спасение хозяина. После битвы Арторус наполнил кувшин кровью своего верного друга и отпивал по капле перед каждым новым сражением, чтобы помнить о нём. Так, выпив кувшин крови волка, он стал ликантропом. Говорят, тот, кто выпьет крови того ликантропа, обретёт силу Арторуса и ловкость Фиса в бою. Грядёт день Тринадцати Огней, Намор, ты знаешь. Я уверен и в твоих собственных силах, и ты попадёшь на это событие, но снаряжение у них будет лучше, чем у тебя, — таков приговор Совета Мастеров и Короля.

Свиток 10

Еду приносили ещё несколько раз после того, как меня посетил мастер Дитон. Перед уходом он оставил мне флакон вопреки моим попыткам отговорить его, и я спрятал его в сапог, потому что не знал, куда ещё можно было спрятать так, чтобы никто ничего не заподозрил.

Когда дверь в мою камеру в очередной раз открылась и когда два стражника, оба в чёрном, обнажив мечи, зашли внутрь, я понял: начался тот самый день. День Тринадцати Огней.

Надев мне на голову мешок и связав руки, они повели меня куда-то. Сначала было холодно, потом тепло (признаться, я специально запнулся, чтобы подольше побыть на тепле), а потом снова холодно. Постепенно я стал различать отдалённые крики, доносившиеся откуда-то впереди.

Но вот крики становились всё громче и громче, а затем, после хлопка двери, снова исчезли. Один из стражников снял с меня мешок, а затем развязал мне руки. Верёвка за время похода в неизвестность так натерла мне руки, что я невольно потёр их. «Можно было и не так туго завязывать узлы» — подумал я.

Место, в котором я оказался, скорее напоминало мне нашу оружейную, но это было не оно. На стенах здесь висели мечи и стальные щиты, но были и баклеры, небольшие деревянные щиты, обтянутые кожей с выпуклым центром и годные скорее для парирования, нежели для блока, посохи и луки с колчанами, полные стрел, а под ними лежали талисманы для клириков; прямо в центре стояли головы манекенов со стальными шлемами и просто повязками на лицо; чуть позади на полках валялись кожаные доспехи с гербами разных Башен.

— Ты.

Я обернулся и посмотрел на одного из стражников.

— Нам было приказано доставить тебя сюда, чтобы ты взял всё, что нужно, прежде чем отправиться на арену. Давай не задерживайся: битва скоро начнётся...

Я было только взглянул на стойку с мечами, но другой стражник сказал:

— И, да, нас известили о том, что ты сделал. Согласно приказу, тебе разрешено взять лишь баклер, скрамасакс да повязку на лицо. И если ты ослушаешься, то мы вправе убить тебя.

Я посмотрел на него. Устраивать битву с двумя стражниками сейчас было равносильно самоубийству, и я не хотел отправляться на тот свет раньше времени. Лучше умереть на арене, но достойно, чем вот так, неизвестно где и позорно.

После того, как я взял всё, что мне было разрешено, и отдал одному из стражников, мне вновь завязали глаза и связали руки. Скрипнула дверь, и я снова попал на шумную улицу. Крики теперь были намного громче: битва действительно скоро начнётся, и зрителям хотелось поскорее увидеть бой.

Я успел досчитать до ста шестидесяти девяти, прежде чем меня снова куда-то завели, но на этот раз я не услышал даже звука открывающейся двери или подъёма каких-либо ворот: крики разом стихли, а сам воздух, казалось, потяжелел от пепельной пыли в нём. Мгновением позже я услышал, как верёвка разрезается ножом. Руки теперь мои были свободны, и я без труда снял повязку с глаз.

То, что я увидел, повергло меня и в восхищение, и в ужас: за решёткой начиналась круглая арена, в которой на равном расстоянии друг от друга стояли тринадцать колонн. Размерами она, должно быть, была в несколько раз больше нашей тренировочной площадки. Несмотря на размеры одной только арены, я удивился тому, что не видел её раньше.

Зрители были на своих местах, а четыре мастера восседали в отдельном сооружении. Среди них я смог различить ещё одну фигуру, но, как бы мне ни хотелось, я не мог разглядеть её более подробно.

Я отвёл взгляд. Должно быть, я скоро умру здесь, хотя последние события показали, что я склонен ошибаться в догадках и предположениях.

Только сейчас мне пришло в голову поскорее приготовиться к встрече со своей судьбой. За спиной, около стены, лежали аккуратно сложенная лицевая повязка, скрамасакс и баклер. Но прежде чем надеть повязку, я извлёк подаренный мне флакон. Кровь казалась практически чёрной, но всё же имела красноватый оттенок. Я открыл флакон и поднёс горлышко к носу. Оттуда ударил резкий запах железа с мясом. Я закрыл флакон и отшвырнул его в сторону. Завязав повязку на лицо, я взял в левую руку баклер, а в правую — оружие.

Вдруг зазвучали трубы и барабаны. Крики стихли. Затем стихла и ритмичная музыка. Снаружи послышался громкий голос.

— Внимание! Внимание! Внимание! Сегодня мы собрались здесь, чтобы возжечь Тринадцать колонн и тем самым почтить Первое Пламя, которое оберегало нас тысячелетиями! Вы, простой народ, сегодня сможете узреть тех, на кого снизошло благословение нашего единственного и справедливого бога Финироаэля! Но прежде чем вы сможете насладиться битвой, хочу сообщить: среди тех, кого вы сегодня увидите, есть один, кто осмелился осквернить наш обычай! Это порождение не достойно быть пеплом, потому что несколько дней назад были найдены мёртвые тела его собратьев, которых он собственноручно убил, не страшась кары божьей! Да узрите же вы! Намор Осквернитель!

После этих слов, врата передо мной поднялись вверх, освобождая путь на арену.

Но я стоял на месте, поражённый ложью, в которую смогли закутать то, что случилось на самом деле. Во мне закипала буря. Но делать было нечего, и потому я вышел, готовясь совершить, пожалуй, ещё несколько убийств. Если меня не убьют раньше, конечно.

Выйдя из своей камеры, я невольно прикрыл глаза и улыбнулся: впервые за несколько десятков лет я был рад солнцу, несмотря на его бледность. Сделав несколько шагов от выхода, я присел и, положив скрамасакс рядом, зачерпнул небольшую горстку пепла. Он был тёплым. Я растёр его руками, стиснул рукоять ножа. Вокруг стояла гробовая тишина. Но вдруг кто-то выкрикнул:

—Rotiart! Uoy tsum ied!

И тут толпа подхватила последние слова, выкрикивая их всё громче и громче:

— Uoy tsum ied! Uoy tsum ied! Uoy tsum ied!

«Что ж, — подумал я, — вы желаете мне смерти, и я вас понимаю. Я тоже был бы не против...»

На противоположной стороне поднялась решётка. Оттуда вышел первый ученик и мой первый противник.

«Значит, Песни Страха не будет, — догадался я. — Они решили не затягивать с моей смертью. Хорошо, старушка, встречай гостей!»

Противник был в кожаном доспехе, в стальном шлеме, из-под которого даже на таком расстоянии были видны его красные глаза, а в руках он держал стальной щит и меч. Шансов на победу было критически мало, и я понимал это, но не собирался сдаваться.

Сначала мне нужно было завладеть мечом. Имея меч и нож, можно было значительно увеличить шансы на выживание. Я не сильно любил пользоваться щитами, потому что они всегда мешали выполнять комбинации выпадов, которые могли бы забрать не одну жизнь. Если мне повезёт, то, точно рассчитав момент, можно было бы вовремя парировать удар меча, отбив его выпуклой частью баклера, и нанести быстрый и смертельный удар, и этого было бы достаточно.

Пока я прикидывал, куда можно нанести тот самый удар, мой противник достиг середины арены. Всё вокруг потемнело. Я поднял голову. Небо затянули тучи. Внезапно, что-то упало мне на лоб, маленькое и холодное. Начинался дождь, дождь в день Тринадцати Огней, что было очень редким явлением.

Лёгкий шорох. Пока я смотрел в небо, противник сократил дистанцию вдвое и теперь нёсся на меня. Я стоял и просто смотрел на него. Вот, он бежит, сверкая красными глазами, в которых читалось желание убить стоящего перед ним предателя и ещё несколько своих собратьев в честной схватке, чтобы уже в конце дня возвыситься от звания ученика до легенды, именуемой Тлеющим Рыцарем, после чего отправиться в чужие земли или остаться на родине. Вот он заносит сверкающий мириадами звёзд меч, собираясь совершить рубящий удар, в надежде разрубить меня надвое, вот меч опускается, рассекая пространство и капли, стремительно сокращая расстояние от лезвия до моей головы...и я просто повернулся к нему боком, отступив на полшага в сторону, позволяя мечу уйти достаточно глубоко в пепел, едва не задев меня.

Понадобилось всего пара мгновений, чтобы, наступив ногой на лезвие и присев, быстрым и сильным ударом скрамасакса отрубить противнику кисть, повергнув в шок не только его, но и всех остальных зрителей. Всё стихло, только лишь дождь шумел. Хозяин отрубленной кисти выпрямился, посмотрел на остаток руки, из которой хлестала чёрная кровь. Затем посмотрел на меня. Я, закружившись на месте, ударил его маленьким щитом. Тот успел прикрыться щитом, но к тому времени, как он показал свою голову из-под него, я уже выбросил ненужный мне баклера и вытащил из пепла меч, отшвырнув обрубок руки.

— Вот так, — сказал я ему, — в жизни, наверно, и бывает: сначала ты во всеоружии бежишь на врага, а через несколько секунд оказываешься мёртвым, да?

Возможно, шум дождя помешал ему расслышать то, что я хотел ему сказать, и поэтому он сделал шаг вперёд, чтобы расслышать меня получше. Но я лишь лёгким и быстрым выпадом снёс ему голову мечом, который ещё пару минут назад сжимал он сам.

Итак, битва на арене началась.

Свиток 11

Сняв с отрубленной головы шлем, я надел его на свою голову, ведь покойнику он был уже ни к чему. Зазвучали трубы. Их долгий вой был печален, будто со смертью моего первого противника утеплитель все надежды у присутствующих зрителей на мою смерть.

Сквозь гул дождя я услышал, как открылись следующие врата. В стене подающей воды показалась следующая пара красных глаз. На этот раз я решил напасть первым. Отведя меч чуть в сторону, я побежал на своего следующего соперника.

Тот был вооружён так же, как и уже мёртвый его предшественник. Однако тот понял, что я собирался контратаковать и занял оборонительную стойку, подняв стальной щит и медленно описывая круг. На бегу я ударил по щиту снизу, чтобы выбить его из рук и лишить его возможности защищаться, вынудив нападать. Но противник догадался о моих намерениях и наклонил щит вовремя, нанося удар мечом сбоку. Я выставил скрамасакс как раз в тот момент, когда меч уже приближался ко мне, норовя разрубить надвое. Воспользовавшись моментом, я нанёс удар сверху. Противник, подняв вовремя щит и отступив на шаг, отразил атаку сверху.

Я сделал несколько шагов назад. Мы стали медленно описывать круг. Он, подняв щит, и я, тоже готовый защищаться. Его глаза полыхали огнём ярости. Он видел, что я был беззащитен, но знал, что могу парировать любой его удар, отведя кинжалом меч и быстро нанеся смертельный удар.

Тут он начал приближаться. Готовый ко всему, я продолжал описывать круг. И тут он сделал то, что действительно меня удивило: приблизившись достаточно близко, он решил атаковать меня щитом. Замахнувшись, он начал опускать щит быстрее, чем можно было ожидать. Слегка растерявшись, я колебался всего мгновение, но быстро сообразив, занёс скрамасакс над правым плечом. Воистину, это было намного сложнее, чем парировать удар мечом, но всё же я успел зацепить краешек щита и, пусть и с трудом, отвести щит. Но мой противник не ожидал такого решения. Теперь он был открыт для смертельного удара. Меч, войдя в его грудь по рукоятку, окрасился в чёрный. Противник застыл. Я слегка надавил, делая шаг вперёд, и тот упал, пригвождённый к земле мечом. Я был уверен, что ему осталось немного. Вытащив меч, мне оставалось только вытереть его и продолжить битву. Казалось, он был темнее самой ночи, но дождь уже медленно смывал с него кровь. Я обошёл почти умершего «брата» и, присев на корточки, посмотрел ему в лицо. Глаза его медленно тухли, а изо рта текла кровь. «Если я его не прикончу сейчас, то он захлебнётся собственной кровью». Нужно было кончать с ним, и я, встав, занёс меч над головой. Тот лишь еле слышно прошептал:

— Ees uoy ni eht txen dlrow, keeg...

— Yademos... — ответил я и опустил меч.

Вновь и вновь гремели трубы. Снова и снова, благодаря обучению у непревзойдённый мастеров, я одолевал своих врагов, но дело, конечно же, было не в самих мастерах, а в том, как я их слушал. Все, кроме меня, во время обучения пропускали занятия, сбегая в город по своим делам. Только я знал полностью все тайны владения оружием и потому, вновь и вновь убивая своих «братьев», был рад тому, что в обмен на несчастное детство я получил дар, который, в свою очередь, сохранял мне жизнь здесь, на арене в день Тринадцати Огней. Помимо мечников, были ещё магические поединки, в которых я умудрялся и вести физический бой, и в то же время наносить удары по магическим барьерам разума теперь уже мёртвых колдунов, которые не выйдут отсюда, а будут скормлены крикерам или лорганам. Впервые я был благодарен судьбе за то, что она сжалилась надо мной.

Одолев очередного противника, я осмотрелся. Вокруг лежало шесть тел. Все были мертвы. Я убил своих «братьев». Это был конец. Дождь к тому времени уже закончился, и яркое бледное солнце сияло прямо надо мной.

Я встал перед четырьмя мастерами и поднял руки вверх, до сих пор сжимая меч и кинжал. Но они были безмолвны, и не среди них не хватало той фигуры, которую я не смогу детально разглядеть в самом начале.

Внезапно что-то толкнуло меня. Даже не смотря в ту сторону, я боковым зрением увидел наконечник стрелы, торчащей из моего плеча. Я сморщил лицо. Обломав стрелу и повернувшись в ту сторону, из которой она предположительно должна была прилететь, я увидел одетого в зелёные доспехи лучника. Лицо его было скрыто забралом шлема, и я не смог его увидеть.

Лучник не торопясь достал из колчана ещё одну стрелу, вложил её в тетиву и прицелился. Я наблюдал за ним, готовясь увернуться от стрелы. Лучник выпустил стрелу, и она, загоревшись рыжим огнём и, оставляя за собой полосу такого же цвета, полетела в меня. Я, пригнувшись, увернулся и спустя несколько мгновений услышал взрыв у себя за спиной. Выпрямившись, я быстро прикинул расстояние для приёма и рванулся вперёд.

Но лучник не собирался ждать, пока его прикончат на месте. Пока я приближался, он принял молитвенную позу, достал талисман и через несколько мгновений его лук засветился — теперь им можно было орудовать как посохом.

Приблизившись достаточно близко, я нанёс рубящий удар сверху. Лук, освящённый моим противником с помощью молитвы, выдержал удар. Откинув меч чуть в сторону, лучник молниеносно нанёс два удара по руке, и я выронил меч. Тот с лязгом отлетел в сторону. «Вот как, — подумал я. — Значит, магией пользоваться ты можешь, и ты всяко поумнее всех тех, кто лежит здесь. Посмотрим, как ты справишься с Первым Пламенем!» Подпуская своего врага поближе, я приготовился устроить ему такую ловушку, из которой он вряд ли сумеет выбраться: когда он подойдёт поближе, я сожгу его огненным потоком, зажарив в собственных доспехах.

И вот, угрожающе помахивая светящимся луком, он подходил всё ближе и ближе...и я выпустил из освободившейся руки струю огненного потока. Явно не ожидая такого, мой противник сначала отпрянул, а затем и вовсе отошёл на другую сторону арены. Но ликование моё длилось недолго: отойдя на безопасное расстояние, мой противник ринулся вперёд. Я опешил всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы, достав ещё одну стрелу из колчана и натянув тетиву, выстрелить в меня. Стрела, светящаяся зелёным, вылетела из потока огня так неожиданно, что я еле успел пригнуться, приглушил ненадолго поток. Но всё же она зацепила самую верхушку шлема и сорвала его с моей головы, сильно поцарапав мне лицо. Подняв свой взгляд, я заметил, что лучник стоял несколько секунд так, словно он увидел кого-то знакомого; так, словно вдруг он просто не хотел больше драться со мной.

Но я воспользовался этим, и снова выпустил Пламя наружу...и оно, не достигнув цели, на середине пути, переплетаясь с зелёным огнём, взвилось вверх. Только сейчас, так долго храня молчание, публика громко ахнула. И это было понятно: обычные, ничего не знающие о Пламени, скучные из-за повседневной рутины создания никогда не видели нечего столь же прекрасного, как огненный столп из рыжего и зелёного Огней. Казалось, все вокруг были заворожены подобным зрелищем, даже мой противник. Но не я.

Вновь прекратив поток Пламени, я, пригнувшись почти к самой земле, чтобы зелёный огонь не сжёг меня на месте, совершил короткий рывок и, оказавшись достаточно близко к противнику, отвёл руку, из которой вылетало Пламя, и нанёс ему колющий удар в грудь кинжалом, который всё это время сжимал в другой руке.

Свиток 12

Казалось, всё вокруг застыло: толпа смолкла, зелёное Пламя перестало вылетать из протянутой и отведённой в сторону руки, а противник мой смотрел куда-то мне за спину.

Удар. Ещё удар в грудь. Только сейчас мой противник повернул голову в мою сторону, как бы вглядываясь в меня. Светящийся лук выпал из его второй руки. Он медленно положил свои руки на мою и отстранился. Как только он отошёл на шаг назад, пошатываясь, из прорехи в доспехе полилась смолянистая чёрная кровь.

Он упал на колени, свесив голову. Я подошёл ближе. Он снова поднял голову. С трудом поднимая дрожащие руки, он потянулся к своему шлему. Вот он начал снимать его...

Весь мир обрушился на меня бурей боли, будто вместо своего противника, равно как и всех, кто уже давно лежал на этой арене, я оказался на его месте: последним противником моим, словно очередная злая насмешка судьбы, была...Эйри.

Она, сняв шлем и отбросив его в сторону, посмотрела на меня. Она плакала. Плакала, но с усмешкой на устах. Но вот её усмешка сменилась гримасой боли, и она упала лицом вниз в пепел.

Я бросился к ней. Упав на колени, я перевернул её. Слёзы хлынули из моих глаз.

— Эйри! Эйри, посмотри на меня!

Она открыла глаза, одарив меня сиянием своих изумрудов.

— Эйри, ты слышишь меня?!

Она посмотрела на меня, и на лице её засияла улыбка.

— Да, Намор... Я ещё здесь. Кхе-кхе.

— Эйри! Как ты... Но...это же неправильно! Как ты здесь оказалась, Эйри?! Ты слышишь меня?!

— Намор... Ах, Намор. Ты... Кхе-кхе... Я была тем особым учеником... Это я жила в той комнате... Кхе... В той комнате, в которую вам запрещали входить... Я...

Она снова закашлялась. Из уголка её рта потекла тоненькая струйка крови.

— Я была всегда рядом, Намор... Ты...достоин быть Тлеющим Рыцарем. Ты... Кхе-кхе... Ты — избранный.

Её умирающий вид разрывал меня на части. Приподняв её голову, я начал оглядываться в поисках того талисмана, которым она воспользовалась, чтобы зарядить лук силой.

— Я спасу тебя, Эйри. Я спасу тебя, слышишь? Ты будешь жить, Эйри! Ты будешь жить!

— Нет, Намор... Моё время вышло... Кхе-кхе-кхе... Я выполнила своё Предназначение. Не нужно...не нужно меня спасать.

Я не мог найти тот талисман, и потому, сняв повязку с лица, приложил её к ране, под доспех. Почти сразу же я ощутил, как ткань стала мокрой.

— Я спасу тебя! Я тебя здесь не брошу!

— Намор... Ближе...

— Что?

Она положила руку на мою голову и наклонила. Теперь её глаза, до того кристально чёткие, приобрели призрачный вид. Я не сопротивлялся. Наклонив мою голову достаточно близко, она слегка приподнялась и поцеловала меня в губы. Я знал, что это стоило ей огромных усилий.

— Не нужно меня спасать, — прошептала она. — Моё тело исчезает, а это значит, что я не умираю. Я просто ухожу. Мы ещё...мы ещё встретимся, да?

Я смотрел на неё. Она улыбнулась мне. С трудом приподняв руку, она раскрыла ладонь. В её ладошке лежала короткая зелёная ленточка.

— Возьми.

Маленький кусочек пепельной кожи отделился от её щеки, по которой текли слёзы, и полетел вверх, а за ним ещё один. И ещё. Вот, уже небольшое облачко поднималось над ней, поднимаясь вверх и, подхватывая ветер, уносясь прочь с арены, которая стала для неё могилой. Прочь из города, в котором жили порождения пепла.

Я смотрел, как она растворяется на моих руках. Смотрел, но ничего не мог сделать. Смотрел, как ветер уносит её, мою любовь, прочь, словно это была его вещь, которой он не хотел делиться ни с кем. Просто смотрел.

Внезапно земля подскочила, и я ударился о неё с такой силой, что заболело в груди. Я попытался подняться, но не смог даже на пару миллиметров приподнять себя. Вдруг я услышал голос. Голос, который возненавидел до конца своей жизни. Это был Дренн.

— Боже мой, какая драма! Вы только посмотрите: ты убил... Сколько? Давай посчитаем?

После этих слов что-то заскрипело, и я взлетел ввысь. Я ужаснулся: из груди моей торчала большая часть меча Дренна.

— Что-то ты сегодня плоховато стоишь на ногах. Может, случилось что, м?

В голосе его отчётливо слышалась издёвка. Схватив меня за голову и сжав её так, что, казалось, та сейчас лопнет, он стянул меня с меча и держал за волосы, поворачивая из стороны в сторону.

— Ну же, давай. Ты же теперь Тлеющий Рыцарь! Негоже такому герою помогать просто считать, поэтому давай-ка самостоятельно! Ну!

Я посмотрел на него. Он улыбался во весь рот, обнажая ряд острых зубов.

— Считай!

Собрав последние силы, я плюнул в него собравшейся во рту кровью. Он зажмурился, но через мгновение оскалившись, он швырнул меня в сторону.

— Ах ты, мелкий гадёныш! Ну, ничего. Это можно исправить.

Я приземлился рядом с моим мечом и теперь полз к нему.