Громкий хлопок двери Прачечной об стену заставил сидящего на кушетке Барнабаса оторваться от созерцания нетронутого стаканчика с кофе у него в руках, и перевести взгляд на дверь. Я проводила взглядом женщину, которая с капризным малышом вышла на улицу и стала переходить довольно оживленную шестиполосную дорогу в неположенном месте, чтобы добраться до жилого комплекта на той стороне. Эти дома выглядели точно так же, как в моем видении — кроме пожарных машин.
В помещении работал кондиционер, но от сушилок влажность была почти стопроцентная, и в воздухе стояло не слишком ароматное амбре из дешевого кофе и кондиционера для белья. Кроме нас тут никого не было, и Джош потянулся открыть дверку сушилки, которую кто-то забыл оставить открытой. Теплый воздух прошелся по ногам и через пару секунд аппарат выключился.
Джош отошел от сушилки и направился к автомату со сладостями. Порывшись в кармане в поиске мелочи, он обменял ее на пачку печенья с кремовой начинкой, размером с тарелку. Я с завистью наблюдала, как он вернулся с печеньками и уселся на диванчик рядом со мной. Накита устроилась на кушетке рядом с Барнабасом, и я вытянула ноги на стоящий передо мной столик.
— Ты нашел то, что искал? — спросила я Барнабаса, в то время как Джош откусил здоровенный кусок печенья и кремовая начинка полезла в разные стороны.
Барнабас кивнул, проведя ладонью по своим волнистым волосам, и устремил взгляд на дома, виднеющиеся через окно.
— А как у вас успехи? Нашли Тэмми?
Накита закатила глаза и бросила свою свою сумочку на стол.
— Ага, нашли… и потеряли.
Я приподняла бровь, а глаза Барнабаса полезли на лоб:
— Она умерла?
— Она не умерла! — громко ответила я, затем продолжила уже потише, когда дежурный на секунду выглянул из своей комнатки и снова вернулся к своим делам. Смех по телевидению стал немного громче, я наклонилась к Барнабасу. — Я знаю, кто она. Блондинка, любит покомандовать…
— … и считает, что у Мэдисон совсем поехала крыша, — перебила меня Накита, открывая свою сумку и доставая фотоаппарат. Фокусируя камеру на рядах выключенных стиральных машин, она бросила на нас взгляд поверх объектива, и добавила: — Ты бы послушал, чего она там наплела.
— Эй! Это не я стала втирать ей про спасение души, — возразила я, и Барнабас тяжко вздохнул.
Абсолютно невозмутимая, Накита снова поднесла фотоаппарат к глазам.
— «Оставайся дома иначе ты разрушишь свою жизнь» было первым, что вырвалось из ее рта. Нам пришлось выйти с автобуса. — Взглянув на Барнабаса, она добавила: — Ты не заметил случаем, где вышла Тэмми?
Барнабас потянулся.
— Вполне возможно. Я видел девушку подходящего возраста, выходящую из автобуса с мальчиком. Она казалась испуганной.
Я кивнула.
— Угу, скорее всего это она и была. Блондинка в джинсах и розовой рубашке?
— Да, она живет на третьем этаже, угловая квартира. — Барнабас пригубил свой кофе в бумажном стаканчике, скривился и поставил его на стол. — Во имя всех серафимов, это гадость полнейшая. Так что же все-таки произошло в автобусе?
Мое зрение размыло, я углубилась в воспоминания. Возможно, все прошло не так уж и ужасно.
— Что-то еще помимо того, что она и ее подруги считают меня чокнутой святошей и праведницей? Да я не знаю. Если у нее был напуганный вид, может она решит сегодня остаться дома, а не идти в кино чтобы обжиматься и обменяться слюной с Дэвидом.
— Не Дэвид, а Дэн, — поправила Накита. Я закатила глаза.
— Окей, с Дэном. Ведь если ее брат не умрет, с душой Тэмми все будет в порядке, не так ли? Проблема решена.
Накита, однако, не была столько оптимистична, бросив на Барнабаса озабоченный взгляд.
— Что? — спросила я, заподозрив, что они знали что-то, чего не знала я.
Джош перевернул свое печенье, чтобы облизать крем. Он выглядел донельзя счастливым и довольным, и я сдвинула ногу, пока наши колени не встретились. Он улыбнулся, глядя на меня поверх печенья, и я улыбнулась в ответ, радуясь тому, что он рядом.
— Ты когда-нибудь перестаешь жевать? — спросила его Накита.
— Неа, — Джош оглянулся на автомат со сладостями. — А у тебя на ногтях лак облез.
Накита ахнула, и принялась изучать ногти на руках, затем извернула ноги в сандалиях то в одну сторону, то в другую, проверяя педикюр.
— Ничего там не облезло! — возмущенно воскликнула она.
Барнабас улыбнулся, а Джош достал из упаковки новое печенье.
— Мэдисон, не хочешь?
Я покачала головой, а Накита кинула на него негодующий взгляд.
— Она не ест, смертный.
— А вежливость еще никто не отменял, — отозвался Джош, пережевывая печенье, и если бы я могла покраснеть, на моих щеках точно бы вспыхнул румянец. — Барнабас, а они рассказали тебе, что Мэдисон идентифицировала Тэмми по ауре?
Я ощутила прилив волнения от того, что совсем забыла о своем достижении.
— Нет, — ответил Барнабас, выглядя столь же довольным, как себя чувствовала я. — Мэдисон, это фантастика! Как долго ты смогла разглядывать ауры?
— Я не могу, — ответила я, хотя мне стало интересно, а вдруг это так и было.
Накита тоже расплылась в улыбке.
— Она смогла пробиться в свои воспоминания видения, там, где высветилась нить ауры, чтобы я смогла увидеть резонанс Тэмми. Она — рыба.
— Оранжевый центр и зеленая по краям, — загадочно протянул Барнабас. — У нее есть проблемы.
— Рыба? — спросила я, задаваясь вопросом, был ли это какой-то шифр.
— Моя аура синяя, — вставил Джош.
— Я в курсе, — ответил Барнабас и повернулся ко мне. — Так что у нас получается: ты с ней говорила. Ты ее напугала. Думаешь, этого будет достаточно?
Я пожала плечами, пожирая глазами печенье Джоша.
— Понятия не имею. Не похоже, что все закончилось, и я могу топать домой, довольно потирая руки. Я хочу поговорить с ней еще раз.
— Хорошая идея.
Не обращая внимания на Барнабаса, я облизала губы, жалея что не испытывала чувство голода.
— Печенье выглядит таким аппетитным, Джош.
Джош просиял и поднялся на ноги:
— Я принесу тебе одно.
— Она не ест…, Джош, — сухо сказала Накита, подняв фотоаппарат и сфотографировав наши ноги и крошки от печенья Джоша на полу. Я покачала головой, и Джош снова уселся на диван.
— Так или иначе, спасибо, — тихо поблагодарила я. — Я буду безумно радоваться, когда наконец узнаю, где находится это таинственный промежуток между настоящим и будущим, и отыщу свое тело. Я устала от того, что не испытываю голода.
Накита замерла, и я подняла глаза, поймав ее пристальный взгляд. Она моргнула и в следующий миг уже засовывала фотоаппарат в сумку.
— Я буду снаружи, — бросила она и без промедления направилась к выходу, почти бегом, с прямой как палка спиной. Дверь с силой шибанулась об стену, оставляя вмятины, и вот Накита уже на улице, стоит со скрещенными на груди руками и опущенной головой на фоне заходящего солнца.
Я недоуменно уставилась на Джоша, который с полным ртом печенья перевел взгляд на Барнабаса.
— Что я такого сказала? — спросила я.
Джош лишь пожал плечами, а Барнабас скривился.
— Она обеспокоена тем, что как только ты получишь назад свое тело, ты прервешь нити своего амулета и оставишь ее. И я тоже обеспокоен.
Испытывая волнение, я уставилась в зеркальное окно.
— Черные крылья, которые ты занесла в нее, перенесли ей некоторые твои воспоминания. Она лучше, чем кто-либо на небесах или на земле знает тебя, и она боится. Со мной все будет в порядке, но вот с Накитой… Ты научила ее чувствовать страх смерти, и она считает, что как только ты нас бросишь, больше никто не сможет понять и принять ее, и люди будут думать, что у нее не все дома.
О, Боже. Как я умудряюсь находить приключения на свою пятую точку?
Джош подскочил, когда его телефон завибрировал. Извинившись, он отошел, чтобы ответить на звонок, тем самым предоставляя нам с Барнабасом возможность поговорить наедине. Я опустила глаза и стала ковырять ногтем трещину в столе. Собрав волю в кулак, я перевела взгляд на Барнабаса.
— Я не хочу забросить то, кем я стала — Темным хранителем времени, — начала я. — Но если я не смогу добиться своего — если не смогу уговорить серафимов, что ранние скашивания не являются необходимыми, чтобы спасти душу человека, прежде чем она пострадает, — тогда я не смогу остаться. Не смогу с открытыми глазами посылать жнецов на убийство людей, которые напуганы, поддались панике, либо просто слишком глупы для того, чтобы найти радость в своей жизни.
Барнабас взглянул в окно, его кепка сползла на лоб и почти полностью закрыла глаза.
— Ты хотела знать, что беспокоит Накиту. Это и беспокоит.
От его голоса веяло холодом, и я нахмурилась.
— Ты думаешь, мне лучше оставить все как есть? — Чуть не закричала, сминая в руках обертку от печенья Джоша. — Я просто пытаюсь выполнять эту обязанность!
— Также как и она. — Барнабас наклонился вперед. — Она не пробыла на земле столь же долго как я. Она не понимает суть человеческого выбора. Ей не понять, как хрупки и недолговечны ваши мечты и желания, и сколько силы в вашей надежде и вере. Ангелы видят все лишь в черных и белых цветах, а на земле намного больше цветов и полутонов. Подумай, о чем ты просишь ее. Она готова убить за чистоту души. Для нее мало что значит человеческая жизнь. Она скоротечна, а ты просишь ее рискнуть чьей-то бессмертной душой ради того, что для нее просто миг вечности.
— Но ведь все, что у нас есть — это просто миг вечности, — с горечью отозвалась я.
Барнабас откинулся на спинку кушетки и взглянул на Джоша, разговаривающего с кем-то по телефону.
— Я знаю. Это одна из причин, по которой я оставил Небеса. Мне кажется, Накита начинает понимать. Она проделала длинный путь.
В горле встал ком, и я просто наблюдала, как Джош закрыл телефон, выглядя столь же подавленным, как ощущала себя я.
— Как и ты, Барнабас, — почти прошептала я.
Нахмурившись, Барнабас отвернулся. Я знала, что он не испытывал радости от смены цвета своего статуса жнеца. Вот какой у меня талант — переворачивать чужие жизни с ног на голову. Вздохнув, я перевела взгляд на Накиту, озаренную алыми лучами закатного солнца и выглядевшей ослепительно красивой, и явно пребывающей в волнении. Она не пала с Небес как Барнабас, она никогда не изменяла своим взглядам. До сих пор. Я ранила ее, изменив навсегда, когда случайно поместила черные крылья в ее тело. Они пожирали меня вживую, когда я оборвала нити амулета и как призрак влилась в ее тело. Черные крылья вцепились в Накиту и стали поглощать ее воспоминания, гораздо более богатые, чем мои. В конце концов, серафимы вывели их, но воспоминания, которые крылья забрали у меня, навсегда стали частью Накиты. Теперь она из первых рук знала как это — испытывать страх, — чего никогда не познавал ни один из ангелов.
— Я не хочу уходить, — прошептала я.
Барнабас с шумом втянул носом воздух.
— Тогда нам лучше выполнить эту работу.
Джош подошел к нам, переводя взгляд от меня, до Барнабаса.
— Мне нужно идти, — сообщил он, скривив лицо. — Мама узнала, что я не был ни в каком Общий З вместе с ребятами и требует, чтобы я немедленно явился домой.
— О, нет! — воскликнула я, испытывая глубокое чувство вины от того, что из-за меня он врал родителям. — Джош, мне так жаль. Я не хотела, что бы у тебя возникли проблемы.
Он пожал плечами, смотря вниз, застегивая молнию своей спортивной сумки.
— Я сказал ей, что вместо этого пригласил тебя на ужин, и она слегка успокоилась, но все же мне нужно идти. А ты позвони своему отцу. Вполне возможно, она уже с ним говорила.
Как я ненавидела это вранье. От него были сплошные проблемы, но как еще поступать в моем положении?
«Привет, пап. Сегодня вечером я нахожусь на западном побережье, пытаясь спасти мальчика от смерти в пожаре. Вернусь после полуночи! Люблю тебя!»
Откинув голову на спинку дивана, я посмотрела на потолок. Кто-то умудрился разрисовать граффити не только стены, но и потолок. Я моргнула.
Барнабас молча поднялся и потянулся.
— Я провожу тебя до дома, — предложил он Джошу.
— Подарочек щенка, — выругалась я себе под нос, также вставая на ноги. — Как думаешь, ты сможешь вернуться?
Джош закинул свою спортивную сумку на плечо и стряхнул крошки печенья с рубашки.
— Не знаю. Я сделаю все от меня зависящее, но если кто-нибудь спросит, то я оставил тебя в «Общий З» с несколькими девченками.
Я скорчила рожицу. Да уж, это будет мило. У меня была только одна подруга, и то она осталась как-то не у дел.
Джош посмотрел на свои часы, которые показывали время штата Иллинойс.
— Почти шесть тридцать по-нашему. — Горестно вздохнув, он опустил руку. — Я возможно смогу уйти только после полуночи, но здесь будет уже десять. К тому времени все уже может случиться.
— Если нам повезет.
Я взглянула на Барнабаса, зная, что он не собирается сидеть и ждать Джоша. Он сразу же возвратится обратно.
— Ну, мне тоже надо будет вернуться домой, — сказала я, вспомнив о комендантском часе. По крайне мере сейчас выходные дни. — Позвонишь мне?
Джош улыбнулся, и мое настроение моментально изменилось, когда он обошел вокруг стола, взял меня за руки и осторожно, неуверенно потянул на себя. Я наклонилась к нему, и он меня поцеловал.
От него пахло мылом, и Джош, оторвавшись от моих губ, мягко улыбнулся.
— Как только узнаю что да как, сразу же позвоню, — ответил он. — Возможно, получится уйти пораньше.
— О’кей. — Я чувствовала себя такой мягкой и воздушной, и с неохотой позволила ему опустить мои руки. Снаружи Накита хмурилась, но Барнабас терпеливо ожидал.
Закинув свою спортивную сумку повыше на плечо, Джош снова наклонился ко мне и поцеловал еще разок на прощание.
— Эй, Бак Роджерс [1], — позвал Барнабас, указывая на дверь. — Пойдем уже.
Бросив на меня прощальный взгляд, Джош направился к выходу.
— Кто такой Бак Роджерс? — спросил он, открывая дверь, которую Барнабас перехватил до того, как она шарахнулась об стену.
Я медленно опустилась обратно на диван, все еще ощущая на губах тепло этих двух поцелуев. Вроде такая мелочь, но не для меня. Моя улыбка замерла, когда я увидела, как Барнабас о чем-то перебросился парой слов с Накитой. Мне стало интересно, что он ей сказал перед уходом.
Протянув ногу, я толкнула дверь сушилки и встала чтобы ее включить. Низкий гул и скользящее шшмп, шшмп, шшмп чьих-то джинсов наполнили помещение. Снова опустившись на диван, я задалась вопросом, подойдет ли Накита ко мне или продолжит играть в молчанку. Мне было грустно, что Джош не остался со мной, но я не могла ни признать, что он мог очень хорошо прикрыть меня, находясь непосредственно дома. Разница в два часовых пояса не способствует аккуратному «сокрытию следов». Даже если ты являешься Темным хранителем времени.
Тихий гул под ногами становился все сильнее. Сообразив, что это не связано с включенным сушильным аппаратом, я подняла голову.
Перед глазами посинело. Как будто я оказалась изнутри гигантского круглого аквариума. Автостоянка за стеклом, освещаемая закатными солнечными лучами на моих глазах стала приобретать синий оттенок, все помещение прачечной будто заволокло синим туманом. Я собиралась заглянуть в будущее.
Мы сделали это! Радостно подумала я, найдя глазами Накиту, которая стояла спиной ко мне, провожая взглядом Барнабаса с Джошем. Зачем это видение будущего, если Тэмми на самом деле не изменила свою судьбу?
Я подняла руку и схватила свой амулет, с потрясением осознав, что он горячий. Почти обжигающий!
— Накита! — закричала я, и она обернулась. Ее глаза расширились, и я услышала, как она что-то крикнула Барнабасу, вторив свой зов на ментальном уровне.
И затем из ламп полилось темно-синее тягучее нечто. Оно заклубилось вокруг моих ног, как смертоносный газ, и потянуло вниз. Мои колени подогнулись, и я упала, одной рукой схватившись за дверку сушилки. Ладонь обожгло жаром, перед глазами стоял сплошной синий туман. Его концентрация все увеличивалась, в глазах щипало. Внезапно я осознала, что нахожусь не на полу Прачечной, обжигая ладонь об дверку сушилки.
Я была в теле Тэмми, это ее пальцы обжигало, и она была безумно напугана.
Я задыхалась, судорожно вдыхая обжигающий воздух, мой рот пересох, грудь сдавливало. Я не могла дышать.
— Джонни! — закричала я, и скорчилась в приступе раздирающего легкие кашля. Я упала, опираясь на дрожащие руки. В глазах потемнело, и я легла щекой на ковер. Здесь было чуточку прохладнее, и я заплакала, вдыхая горячий воздух, раздирающий легкие на части. Я умирала. Я умирала и раньше, и я знала это ощущение, хотя Тэмми оно и не было знакомо — та же самая тьма окружала мое видение и то же самое онемение наполнили мои руки и ноги.
Нет! Закричала я мысленно. Я же изменила будущее! Мы говорили с Тэмми! Это же не могло быть настоящим будущим? Разве так должно было все закончиться? Ведь должен быть хороший конец!
Но мое видение показывало иное, и из-за отсутствия синей дымки, было похоже, что все случиться уже сегодня, а не завтра. Черт побери, я сделала все только хуже.
— Джонни! — снова закричала я, подползая к его двери. Я дотянулась до ручки и открыла дверь. И согнулась от волны обжигающего жара.
— Тэмми! — услышала я крик Джонни, и поползла вперед, сходя с ума от ужаса. Я чувствовала вонь горящих вещей, и разумом не могла принять то, что видела перед собой. Огонь. Все было в огне.
И тут я нашла его.
Он был слеп от ужаса, но когда я дотронулась до него, он вцепился в меня и мы прижались друг к другу, пока вокруг нас буйствовало пламя, переливаясь всеми оттенками алого и оранжевого. Оно завораживало своей смертоносной красотой, опаляя ресницы и обжигая нос.
— Тэмми, мне страшно, — прошептал Джонни, закашлявшись, я обняла его еще крепче. Уже было слишком поздно. Плача, я качала его в колыбели своих рук, прижимаясь спиной к стене у его кровати.
— Я с тобой, — шептала я пересохшими губами. — Ты не один. Ты со мной.
А потом мы смотрели вверх, наблюдая, как огонь поглощает потолок. Все вспыхнуло красным…
Я резко очнулась, будто кто-то ударил меня. Испугавшись, я открыла глаза.
— Барнабас! — воскликнула я. Он с вопросительным взглядом присел передо мной.
Все было кончено. Но что произошло? Мое сердце, которое забилось в момент соединения с телом Тэмми, сделало последний удар и остановилось. Ужас пережитого все никак не покидал меня, я сидела на полу, сжимая в руках уже прохладный амулет, тогда как Накита и Джош с тревогой склонились надо мной.
— Вы вернулись, — сказала я, понимая, как глупо это прозвучало. Барнабас кивнул. Поднявшись на ноги, он протянул мне руку и потянул на себя.
Влажный воздух Прачечной казался прохладным. На глаза навернулись слезы. Я медленно на дрожащих ногах прислонилась к сушилке, обнимая себя руками, чтобы унять дрожь. По щекам текли слезы. Это было ужасно. Кошмар наяву.
— Что произошло? — спросил Джош, но я не могла говорить. Пока еще. Они умерли. Оба. Это было настолько несправедливо. Джонни и Тэмми умерли в благодати, поддерживая друг друга в последнем пути, явив всему миру красоту своей души. Но они умерли. И это было не то, что я хотела. Ее душа могла быть спасена, ценой собственной жизни.
— Что-то изменилось? — спросила Накита, но судя по ее тону, она догадывалась, что случилось что-то нехорошее.
Я смотрела мимо нее на пустой зал Прачечной, как будто это было лишь мимолетной передышкой, и я снова через мгновение возвращусь в тот ад, наполненный страхом, безнадежностью и любовью к брату, ради которого Тэмми жертвовала собой.
— Они оба умрут, — прошептала я.
— Пребывая в благодати, — закончил Барнабас, нахмурив бровь.
Джош чуть отклонился, выглядя взволнованным. Я никогда не поделюсь с ним тем ужасом, который только что пережила.
— Я не спасла жизнь Тэмми или Джонни, — сказала я. — Все, что я сделала, это облегчила работу жнецам, которым теперь не нужно скашивать ее жизнь. Боже, это полный отстой!
Крайне подавленная, я закрыла глаза и вытерла слезы. Я не могла этого сделать. Не так. Неправильный ход вещей может причинить столько боли.
— Мы должны что-то предпринять, — воскликнула Накита, и я открыла глаза. Она возвышалась над столом, упрямо сжав губы. — Сейчас же, — твердо сказала она. — Мы должны идти прямо сейчас.
— Но ведь ее душа в безопасности, — ответила я, всей душой поддерживая ее предложение, но удивленная поведением жнеца. — Зачем тебе это?
Одной рукой схватившись за ручку двери, Накита замерла и вперилась в меня взглядом, способный заморозить на месте.
— Ее душа может и в безопасности, а вот моя обеспокоена.