Человек без оболочки

к воротам, в репродукторе рации Маргрэт снова раздался властный голос:

-- Вертолет подходит к вам. Он будет ждать на высоте. Пилот

предупрежден. Обеспечьте безопасность ваших людей. Циклон -- в действие!

-- Выполняю указание, -- ответила Маргрэт и достала из кармана нечто

похожее на ракетницу. Немного повозилась над ней, что-то покрутила -- ствол

телескопически удлинился, и тогда девушка направила его вниз, в сторону

ворот, крикнув своим товарищам:

-- Все ложитесь и плотнее прижимайтесь к крыше! Быстрее! Ну же,

быстрее!..

Убедившись, что они хорошо выполнили ее команду, она нажала спусковой

крючок. Послышался резкий шипящий звук, словно струя газа вырвалась из

сопла. В нежно-розовом утреннем воздухе над парком заклубились черные

бурунчики-дымки. Словно ночные птицы, метались они в воздухе и, бешено

вращаясь, росли на глазах у испуганных минитменов и полицейских. А еще через

секунду страшный взрыв потряс воздух и горячий смерч с ревом, пронесся над

распростертыми телами людей...

Беглецы подняли головы, услышав шум снижавшегося вертолета. Черный дым

клочьями отбрасывало от лопастей его винта. Все, что находилось ниже крыши,

утопало в чернильной мгле, будто дом, на котором они спасались, затопили

мутные волны... Не было нигде видно и сгоревшего вертолета. Трубы, за

которыми они только что прятались, стали вдвое короче. Резко запахло

озоном...

Летчик торопил садиться. Пока устраивали раненого и укладывали вещи,

Маргрэт попробовала доложить шефу, но рация молчала. Когда они взлетели, она

попросила летчика связать ее с шефом с помощью бортовой рации.

-- Пустое! -- махнул тот. -- Ваш "циклон" создал такие условия, что в

этом районе ни один передатчик работать не будет. Не беспокойтесь, шеф это

знает. Он сейчас сам выйдет с нами на связь.

И точно, минуты через три в наушниках зашумело и из шума выплыл

знакомый голос:

-- Ну, что у вас там?

Сначала ответил летчик, затем микрофон взяла Маргрэт.

-- Профессор, Барнет исчез! -- волнуясь, заговорила она. -- Во время

пожара вертолета он спустился во двор, прорвался к воротам и уехал на

микроавтобусе...

-- Уважаемый коллега, -- крикнул в микрофон Притт, -- разрешите нам

догнать Барнета и забрать его в вертолет. Они прикончат моего Дэви!..

-- Прекратите сейчас же! -- сердито шикнул на них Ривейра. -- Вы

забыли, что перед вами открытый эфир! Поговорим на месте. Все! -- и рация

умолкла с характерным щелчком.

-- Послушайте, -- обратился Притт к летчику, -- давайте немного пройдем

над дорогой, ведущей в Цинциннати. Может быть, заметим машину, в которой

едет Барнет, спустимся и заберем его с собой.

Но пилот только покачал головой, не желая вступать в разговор на эту

тему.

-- Бесполезно, Джон, -- обернувшись к Притту, прошептала ему на ухо

Маргрэт. -- У Вельзевула преданные люди...

Беглецы притихли и стали глядеть вниз, туда, где лучи восходящего

солнца играли на серебристой обшивке купола их лаборатории. Они поднялись

уже высоко. Купол казался вершиной горного пика, торчащего из тучи. Черный

туман покрывал завесой весь их парк и прилегающие улицы города. Казалось,

будто там что-то сгорело и дым над пожарищем не успел рассеяться. Скоро эта

картина исчезла: их машина, сложив лопасти воздушного винта и взамен их

выдвинув косые крылья, перешла на реактивную тягу и пересекла границу

облачности.

-- Где-то там внизу мчится наш Барнет, -- задумчиво промолвил Альберт.

-- Как ты думаешь, Макс, куда он направился?

-- Домой, конечно. В последние дни профессор так мечтал побывать в

родных местах. Хочу, говорит, поваляться на лугу возле ручья, послушать

кузнечиков...

Притт тоже был уверен, что Дэви помчался домой. "Возьмем у Вельзевула

вертолет и слетаем с Марго за ним туда". Прислушавшись к разговору молодых

людей, он снова ощутил беспокойство: "Как бы Дэви опять не попал к ним в

лапы, не случилось бы аварии..." И тут, вспомнив про "циклон", спросил себя:

"Если бы Барнет не успел уехать, решилась бы Маргрэт выстрелить из своего

дьявольского пистолета?"

И она, будто разгадав его мысли, обернулась к нему:

-- Скажи честно, что ты подумал обо мне там, на крыше? Когда я выпалила

из этой штуки?

Захваченный врасплох, Притт виновато улыбнулся. За эту страшную ночь он

узнал ее такой, какой не представлял себе и в идеале. Правда, его смущала

эта, какая-то не женская твердость духа и смелость -- не отчаянная, а с

трезвым расчетом... Но все же радость узнавания любимого человека не была

омрачена ничем таким, что могло оказаться ложкой дегтя в бочке с медом.

Не дождавшись ответа, Маргрэт принялась расчесывать свои огненные

волосы, глядясь в пилотское зеркало, и замурлыкала свою любимую песенку:

Достучалась я сердцем до Сафо,

Вместе собираем цветы...

Отыскав глаза Джона в зеркале, она торжествующе подмигнула и сказала

громко, для всех мужчин:

-- А что, испугались? Это вам не излучатель смеха!

-- О, мисс Тойнби! -- откликнулся Альберт. -- Макс и я покорены вашим

мужеством, как и красотой. Вы -- Жанна Д'Арк двадцать первого века. Мы

готовы быть вашими солдатами!

-- Спасибо. Я принимаю это всерьез, -- быстро ответила героиня,

по-прежнему не оборачиваясь и продолжая расчесывать свои чудо-волосы. --

Надеюсь, там, куда мы летим, вы с Максом покажете свою пылкость в работе,

которая нам предстоит.

-- Я-то что! Я -- целиком на вашей орбите. А вот мой приятель оставил

девушку в Теритауне. Скучать будет.

-- Бедняжка! -- Маргрэт обернулась и, придерживая золотую прядь,

сочувственно посмотрела на Макса. И непонятно было, кого она жалеет -- его

или девушку. -- Мы это дело как-то уладим, обещаю вам.

Макс смущенно покраснел, но глаза его выражали радость.

-- У вас, мэм, и сердце золотое...

-- Ну, дорогая, теперь ты, надеюсь, довольна? -- не выдержал Притт. --

Боюсь, как бы курносый нос не улетел в небо...

Из зеркала на него смотрели счастливые глаза. Она тихо радостно

смеялась.

-- Ну, пожалуйста, -- сказал он как мог ласковее, -- расскажи про

"циклон".

В ее руках откуда-то появилась зеленая ленточка. Перевязав ею

расчесанные волосы, она повернулась к нему.

-- Я и сама очень мало знаю о нем. Это, очевидно, игрушка из МТУ.

-- Ничего себе, игрушка! -- хмыкнул летчик.-- Я держался на хорошей

высоте, и все равно меня так тряхнуло! А видели бы, как ваш "циклон" вымел

всех со двора и с улицы!

-- Эта машинка, -- Маргрэт похлопала себя по карману комбинезона возле

правой коленки, -- выбрасывает античастицы, которые создают антиполе. В

противоборстве с магнитным полем земли антиполе уничтожается, в конечном

счете порождая мгновенное возмущение атмосферы. Вот и все, что мне известно.

Видимо, тут и электромагнитная буря, нарушающая связь, и тепловая ударная

волна, и параллельно идущая химическая реакция газов.

-- Да, но что же случилось там, -- Притт кивнул вниз, -- с людьми,

которые находились в нашем парке?.. Что от них осталось? -- растерянно

повторил он и сразу увидел, как изменилось лицо Маргрэт. Ее большие зеленые

глаза потемнели и сузились, веснушки проступили еще четче.

-- А они подумали -- что останется от ни в чем не повинных людей,

спокойно работавших в моей лаборатории? Только чистая случайность спасла мне

жизнь. А ты говоришь -- "люди"!.. -- Слезы блеснули на ее ресницах,

задрожали губы. -- Эти "люди" что хотели с тобой сделать?.. А за что?!.

Разве мы не во имя Человека забыли о своих личных делах! -- голос ее

сорвался...

-- Не надо, Марго! Ну, успокойся!.. -- Притт схватил ее руку и стал

целовать в ладонь. Она отдернула ее и закричала:

-- Нет, это не люди!! Я с наслаждением буду убивать таких "людей" --

сотнями, тысячами!!! -- и она забилась в рыданиях...

"Слишком много работы и мужества для одной женщины", -- печально

подумал Притт, гладя волосы своей Марго, уткнувшейся ему в грудь. Альберт

поменялся с ней местами, и сейчас Притт фактически держал девушку на руках.

Летчик протянул было ему патрон с успокоительным снадобьем, но доктор

отклонил его услугу: он придерживался твердого мнения, что нельзя загонять

вглубь отрицательные эмоции. Нервная разрядка необходима, как дождь при

грозе, и поэтому слезы -- лучшее облегчение...

Они приземлились возле какой-то фермы. Вблизи виднелся машинный парк

под широким навесом, а за ним возвышалось здание большого зерносклада.

Серебристый шар водонапорной башни на ажурной стальной мачте и яркие цветные

шины трансформатора, видневшиеся сквозь прозрачные стены киоска, и

сверкающее, словно глыба льда, здание склада из гофрированного алюминия --

все это явно не гармонировало со старым двухэтажным жилым домом, узкие окна

которого просвечивали белыми наличниками сквозь темно-зеленую драпировку

плюща, обвившего все здание.

Как только они выгрузили из кабины свои вещи, к вертолету подкатил

маленький красный трактор с длинной штангой. Соскочивший с открытого сиденья

рабочий в комбинезоне ловко закрепил штангу за переднее шасси, и могучая

машина послушно покатилась по траве. У Притта тоскливо сжалось сердце: "Из

огня, да в полымя". Вырвавшись из одной ловушки, он теперь почувствовал себя

в другой. Глянул на свою подругу. К его удивлению, лицо Маргрэт не выражало

ни страха, ни тоски.

-- Ты уже была здесь?

-- Нет. Я же тебе говорила, Вельзевул нас никуда не выпускал... А вот и

он сам! -- она показала взглядом в сторону аллеи, по которой от дома к ним

спешил высокий, очень смуглый человек в белой рубашке без галстука и в

пестром не застегнутом пиджаке.

Растянувшиеся было на травке Макс и Альберт быстро поднялись, одернули

свои пиджаки, подтянули галстуки. Еще издали все увидели сверкающие белки

его больших глаз и широкую белозубую улыбку, озарявшую лицо их спасителя.

Притт вздрогнул, увидев Вельзевула впервые на ... "этом свете". В

мгновение ему все снова почудилось в призрачном мареве сна, лопатки его

брезгливо передернулись, будто что-то попало за воротник. Но он тут же с

досадой отогнал это чувство...

-- Простите, друзья, что запоздал, не встретил вас у трапа! -- развел

руками профессор. -- Очень важный разговор задержал меня у аппарата... Ну,

здравствуйте, великие страдальцы науки! Мисс Тойнби, я восхищен вашим

мужественным поведением, -- он поклонился и коснулся губами руки, протянутой

женщиной. -- Так же, как до сих пор восхищался вашим талантом.

-- А с вами, доктор, замечу сразу, мне весьма приятно вступить в самый

обычный, "земной" контакт, -- с явным расположением обратился он к Притту,

беря обеими руками его ладонь. -- Вы сами не представляете, как вы

гениальны, коллега. Ваше чудо -- Человек Без Оболочки -- мчит сейчас по

автостраде со скоростью ста миль. Об этом мне только что сообщили.

С доброй отцовской улыбкой профессор пожал руки Альберту и Максу,

каждого из которых он, оказывается, уже знал в лицо, чем немало удивил

молодых людей.

-- Вы, действительно, вездесущи, профессор, -- не удержался от реплики

Альберт, -- не зря носите имя сатаны.

-- В мире, где правит Сатана, ангелы не в почете, друг мой! -- серьезно

ответил этот загадочный человек. -- Однако мы поговорим об этом как-нибудь в

другой раз.

-- А сейчас, друзья, -- короткий отдых после стольких треволнений.

Завтрак ожидает вас. Вы находитесь на ферме моего тестя. Хозяин просил

извинить его за отсутствие: дела! -- и он первым тронулся к дому.

Гости двинулись за ним. Притт в последний раз оглянулся на поле, где

они приземлились. Вертолет уже вкатили в "склад", из темного проема его

ворот выехал красный трактор, и ворота задвинулись. "Ничего себе, ферма, --

с тревогой подумал Притт, -- да тут настоящий аэродром!"

Внутри старый дом походил больше на приличный отель, нежели на жилище

фермера. И лишь столовая -- огромная комната, украшенная лепкой в стиле

барокко, где они собрались после купания, -- напоминала обеденную залу

колониста времен Гражданской войны.

Тревога за судьбу Барнета снова охватила их. Выждав приличную паузу за

чашкой бульона, гости вновь заговорили о нем.

-- Профессор, вы же знаете, что запас эликсира у него всего на двадцать

часов, -- убеждала Маргрэт. -- Надо скорее доставить Барнета сюда.

-- К сожалению, мисс Тойнби, на этой ферме не найдется ни эликсира, ни

возможности приготовить этот препарат.

-- Тогда мы должны немедленно лететь к нам... к вам... -- она

запнулась, и Альберт мрачно подсказал:

-- В преисподнюю.

Это слово по ассоциации вызвало у Макса в памяти обещание Маргрэт

вытащить из Теритауна его Кэт. "В преисподней она освободится от дурного

влияния Майи и ее дружков", -- с удовлетворением подумал тогда юноша. Сейчас

же эта мысль придала ему воодушевление.

-- А чего мы, собственно, выжидаем здесь? -- вдруг подал он свой голос.

-- Мы с Альбертом готовы немедленно приступить к работе в вашей мастерской,

мистер Вельзевул.

-- Весьма признателен вам, дорогой Макс, -- усмехнулся профессор. -- Мы

отправимся тотчас, как это станет безопасным для всех нас. Через несколько

часов все прояснится.

"Теперь ему наплевать на Барнета, -- с горечью подумал Притт, -- раз мы

все здесь, в его власти"...

Маргрэт, сидевшая рядом, почувствовала, как начинает закипать ее друг,

и, не поднимая головы, наступила ему на ногу под столом -- и вполне

своевременно: от неожиданности Притт растерял половину запаса злости,

который он хотел обрушить на голову их гостеприимного хозяина.

-- Меня поражает ваше равнодушие, коллега! -- начал он на полтона ниже,

чем собирался. -- Ведь там живой человек гибнет, мой близкий друг. А вы

ведете себя так, словно ему ничего не угрожает!

-- Умоляю вас, профессор, -- поддержала его Маргрэт, -- отпустите нас

за Барнетом. Потом делайте с нами что хотите. Мы вернемся, клянусь вам!

Она встала, пристально глядя в глаза Вельзевула. Тот выдержал ее

взгляд, отодвинул прибор, вытащил из-за воротника салфетку и вытер рот,

затем сложил аккуратно и спокойно сказал:

-- Прошу вас, мисс, сядьте, пожалуйста. -- И когда она послушалась,

продолжал: -- Я не собираюсь играть с вами в кошки-мышки. Условия, на

которых вы согласились начать всю эту операцию, остаются в силе. Не моя

вина, что ход операции внезапно изменился. Задача осталась прежней. Это, как

вы помните, -- вытащить вас из лап монополистов и, прямо скажем, спасти ваши

жизни. Спасти для человечества! -- Он чуть не выкрикнул последнюю фразу: --

И как хотите думайте обо мне, но ради одного Барнета я не рискну ни единым

волоском ваших бесценных голов!

-- Хорошо. Я верю, что вы поступаете так во исполнение своего долга.

Более того, согласен, что действия ваши логичны, а побуждения -- благородны.

И все же если вы хотите, чтобы мы вас и впредь уважали, оставьте нам право

распоряжаться своими головами. Так ли я говорю? -- Притт обвел взглядом

своих друзей, и они согласно кивнули.

-- Но, дорогой коллега, раз вы признаете логичность моих действий, то

будьте уж последовательны до конца. Я вас отпускаю. Вы попадаете в лапы

минитменам, или полиции, или еще кому-то -- мало ли у нас всяких мерзавцев!

И что же? Барнета вы все равно не спасете -- у вас нет ни литра эликсира. Но

вместо этого попадете на костер мракобесов! Они не простят вам ни

"излучателя смеха", ни опытов с живым мозгом человека, ни, наконец,

"циклона", о котором сегодня же начнет шуметь вся Америка... Ищейки

Лансдейла не бегут по вашим следам только благодаря решительным действиям

храброй мисс Маргрэт. Знайте же что ваша подруга -- первая, кто применил это

еще не известное миру оружие.

Наступила тягостная пауза. На беглецов вновь повеяло жуткой правдой

реальности, о которой они забыли на час лишь под влиянием чувства тревоги за

судьбу Человека Без Оболочки. Первой нарушила молчание женщина:

-- Дайте мне снова ваш адский пистолет, и я не побоюсь разрядить его в

самую гущу негодяев, когда мы будем выручать Барнета!

И хотя заявление это прозвучало вполне серьезно, мужчины не могли

сдержать улыбок, и в гнетущей атмосфере наступила разрядка. Лишь профессор,

казалось, оставался невозмутимым.

-- Очень прискорбно видеть, как благо обращают во зло, -- ответил он

Маргрэт. -- Такова сатанинская сущность нашего общества. К сожалению, и нам

в этой волчьей стае приходится иногда "выть по-волчьи", чтоб уцелеть...

Физики, открывшие способ консервации и изоляции античастиц, стремились

порадовать человечество новым гигантским источником энергии. Эти ученые не

сразу сообразили, что своим открытием они прежде всего ставят планету на

грань новой военной катастрофы, к которой ее не преминули бы привести медные

каски, заполучи они в свои руки античастицы...

Но об этой опасности своевременно подумали наши коллеги из МТУ и

упредили ее. Открытие временно заморожено. Ученые находятся в безопасном

месте и тщательно законспирированы. Наши юристы подготавливают текст

международного договора об отказе от применения античастиц в военных целях.

Когда его подпишут ведущие державы, открытие будет обнародовано через

ЮНЕСКО, которое и вознаградит авторов из своего фонда.

-- Прекрасная программа! -- с сарказмом заметил Притт. -- Пока, значит,

люди договорятся, будем сами использовать это оружие против людей...

-- Ах, Джон, -- с досадой воскликнула Маргрэт, -- как ты любишь язвить

по адресу других, не оглянувшись на себя.

-- Вот именно, -- чуть улыбнулся профессор. -- Доктор Притт забыл о

своих излучателях "забвения", "смеха", не говоря уж о "генераторе эмоций".

Вы что же, коллега, и в самом деле думаете, что это все игрушечки?.. Ну,

тогда я с большим правом могу утверждать, что пистолет, которым пользовалась

ваша очаровательная подруга, это, действительно, милая хлопушка по сравнению

с той страшной мощью, которая легко разместится во чреве одной только ракеты

средней дальности!.. Смею думать, что выстрел мисс Маргрэт не привел никого

к смерти. Ушибы, ну, переломы. Главное же -- большая паника, то есть то, что

нам, собственно, и нужно было в тот момент..

Теперь, думаю, всем вам станет ясней, почему работы доктора Притта

заинтересовали Международное товарищество ученых, почему эта организация и

постаралась вытащить вас из Теритауна. МТУ хочет лишь одного, доктор Притт,

чтобы ваши открытия не стали вообще последними для цивилизации. Согласитесь,

нельзя допустить, чтобы по планете нашей бродили тупые, алчные создания,

управляемые по радио преступной рукой...

-- Что же касается спасения Барнета, -- продолжал профессор, -- то мой

план таков. Судя по всему, он к заходу солнца приедет на свое ранчо, где его

ждет Джоан. Мы позвонили ей. Как я уже говорил, погони за ним нет. С

наступлением темноты, дабы не привлекать внимания, на усадьбе сядет наш

вертолет и пилот передаст Барнету вашу записку, доктор.

Надеюсь, профессор Барнет не откажется лететь к нам. И таким образом не

позднее четырех утра Человек Без Оболочки будет доставлен к нам в полной

безопасности. Эликсира ему должно хватить до девяти утра, верно, мисс

Тойнби?

Он подождал, пока Маргрэт, мысленно проверив еще раз свои расчеты,

подтвердила его слова, и продолжил:

-- В нашей лаборатории Барнет пробудет до тех пор, пока шум не

уляжется. А тогда... Тогда мы что-нибудь придумаем вместе!

И вновь добродушная улыбка озарила его слегка одутловатое лицо. От нее

посветлело и на душе у беглецов. "Как идет ему улыбка, -- подумал Притт, --

и наоборот, когда хмурится, он похож на мавра, собирающегося душить

Дездемону"...

Прислуга собрала обеденную посуду, и на столе появился старинный

серебряный кофейник-спиртовка. Альберт попросил у профессора зажигалку и

воспламенил ею толстый, остро пахнущий этилом фитиль. И в это время хозяина

позвали "к телефону".

Под стеклянным куполом кофейника уже забурлил фонтанчик, а профессор

все не появлялся, и они забеспокоились. Наконец он вошел мрачнее тучи. Все

вскочили со своих мест.

-- Дело оказалось хуже, чем я предполагал, -- проговорил Вельзевул, ни

на кого не глядя. Вид его теперь был до неузнаваемости страшен, сжатые

кулаки гирями оттягивали руки. -- Ему прострелили резервные баллоны.

Наверное, во время столкновения с минитменами.

-- Боже мой, Дэви! -- горестно прошептал Притт. -- Маргрэт, что же

теперь будет?..

-- Возьмите себя в руки, доктор Притт! -- вдруг зло сказал Альберт и

обратился к Вельзевулу: -- Дайте нам с Максом вертолет, и мы попытаемся

спасти его во что бы то ни стало!

-- Ведь наши головы, если что случится, не так уж ценны, -- поддержал

своего друга Макс.

Нет, -- решительно поднялась Маргрэт, -- Джон, собирайся. И вы,

профессор, не посмеете отказать нам.

-- Не посмею, -- угрюмо согласился Вельзевул. -- Вертолет ожидает вас.

Сейчас будут готовы программы для автопилота. Первая доведет вас до

Сомерсета, а там вы сами найдете ранчо Барнетов. Вторая -- на обратный путь,

к месту моей лаборатории. Там вас посадят по пеленгу. Впрочем, пилот

подробнее объяснит маршрут...

И когда в вечереющем небе растаял звенящий звук турбин вертолета,

Ривейра опустился на траву и закрыл лицо руками.

-- Лучше бы вы послали нас с Альбертом, -- участливо пробормотал Макс,

не обращая внимания на знаки, которые подавал ему приятель: "Оставь сейчас

его в покое!". Юноша сам остро переживал этот момент, находясь во власти

дурных предчувствий. Возможно, Ривейра угадал его состояние. Он потер

ладонями лицо, вздохнул и сказал:

-- Подойдите ко мне, мой мальчик. И вы тоже, Альберт.

И когда Друзья опустились подле него, профессор продолжал:

-- Нам предстоят тяжелые дни. Но мы выживем, если будем держаться

вместе и хорошо понимать друг друга. Знайте же: я не имел права рисковать

жизнью доктора Притта -- отпускать его. Особенно теперь, когда нам удалось

это чертовски сложное похищение. Но я не мог, -- он покачал своей крупной

головой, повторяя, -- не мог помешать ему проститься со своим другом.

-- Почему проститься?! -- вместе воскликнули молодые люди.

-- Потому, что я не верю в чудеса...

Выбравшись за город на магистраль, Барнет погнал машину на Цинциннати.

От этого города до его родного имения под Сомерсетом останется уже меньше

половины пути.

А всего предстояло отмахать более четырехсот миль. На табло светилась

зеленая лампочка -- аккумуляторы свежие. Он знал: когда загорится синяя,

энергии останется на четыреста пятьдесят миль. Вперед! Сейчас он боялся

погони, потому что не знал, какой ураган пронесся над минитменами. И,

конечно, если бы не грандиозный переполох, который наделала Маргрэт

"циклоном", его уже давно задержали бы полицейские патрули, потому что из

Теритауна обязательно сообщили бы номер угнанной машины.

Микроавтобус последней марки Дженерал Моторс бежал резво, был приятно

послушен воле водителя. Снова, как и прежде, Барнет был во власти быстрой

езды. Он вел бы машину еще быстрее, еще уверенней, если бы пальцы его

ощущали тепло баранки, ее тисненную и чуть скользкую, как змеиная чешуя,

поверхность.

...Сомерсет он миновал по объездной дороге и вскоре взял на Мидлсборо.

На горизонте вставали знакомые с детства очертания далеких гор, освещенных

оранжевыми лучами вечернего солнца. Наконец блеснула извилистая лента

Камберленда, петляющего меж холмов. Родная картина вызвала со дна памяти

воспоминания. Он увидел себя в стае мальчишек, пропадающих весь летний день

на речке, гордо идущего по тропинке с уловом плотвичек, нанизанных на

стебель пырея...

Из видений прошлого его вывел странный звук за спиной. Он сбавил

скорость и прислушался. Похоже, сзади кто-то всхрапнул. Обернулся -- салон

пустовал. И тогда он понял все. Дырочки в стекле напомнили грохот автомата и

свист пуль. В системе резервного запаса питания нарушен вакуум и в

результате насос безуспешно пытается перекачать "эликсир жизни" из баллонов

во внутренний резервуар... Барнет взглянул на часы: как быстро пролетело

время! Он едет уже восемь часов подряд без малейших остановок. Если верить

данным Маргрэт, жить ему осталось какой-нибудь час, не больше...

Барнет съехал на обочину и принялся снимать со спины баллоны. Пальцы

плохо владели барашками винтов и запорными муфтами шлангов. Покончив с ними,

он долго не мог вытянуть ремень из пряжки, и это, наконец, взбесило его. Он

зло рванул ремень, пряжка лопнула, от резкого движения плечом баллон

загремел по салону и вылетел наружу, с треском проломив заднее стекло.

Второй баллон он яростно швырнул в кювет...

Вероятно, сознание, что его уже никто и ничто не спасет, примирило

Барнета с мыслью о близкой смерти. Теперь ему страстно хотелось только

одного -- поскорее добраться до родного дома. Он резко вдавил педаль

контроллера, и машина рванулась вперед. Теперь он почувствовал духоту,

ломило в висках. "Кислороду не хватает", -- мелькнула догадка. Но уже внизу

он заметил знакомую красную крышу. Пластмассовая черепица ярко выделялась на

фоне темно-зеленых елей, окружавших дом. Приступ удушья испугал его. Он

осторожно свернул с бетонной полосы шоссе вправо на полевую дорогу, ведущую

к реке. К усадьбе вела другая, асфальтированная дорога, до нее надо было

проехать по шоссе еще ярдов триста, но он передумал. Мгновенно представилась

картина, как тормозит возле калитки, грузно вываливается из кабины и

грохается на песок парковой дорожки под ноги испуганной насмерть Джоан...

"Издохнуть, как игрушка, у которой кончился завод... Жалкая смерть и еще

более жалкий вид, профессор Барнет!.. Нет, Джоан, родная. Муж твой уже умер.

Ты знаешь его могилу. Зачем тебе дважды хоронить меня?.."

Микроавтобус тихо пробирался по извилистой дорожке сквозь старый

яблоневый сад, спускаясь к речной долине. Когда-то вокруг угрюмо гудел на

атлантическом ветру большой дубовый лес, укрывавший индейское племя. А

теперь вот и яблони состарились, в сырых дуплах поселилась всякая нечисть от

змей до сов. Уж лет тридцать, как умер старый садовник дядя Бенджамен. С тех

пор знаменитые сады Барнетов стали хиреть. Джоан в первый год их свадьбы

пыталась возродить былую красу: выписала специалистов, машины, но скоро

остыла, поглощенная другими делами, интересами...

Яблоки уже собрали, в саду было пустынно. Лишь воронье кричало и

шастало по макушкам деревьев, собираясь к ночлегу. Машина проскочила узкий

мостик через противопожарный ров и выкатилась на луг. Переждав второй

приступ удушья, Барнет вылез из кабины и направился к заросшему кувшинками

берегу Снейка -- так называли местные мальчишки безымянный ручей, который,

причудливо извиваясь, впадал в Камберленд. Отец -- заядлый рыбак -- поставил

когда-то плотину специально, чтобы водились сомы и налимы. Маленький Дэви

провел здесь с удочкой в руках, можно сказать, все свое детство...

Он вошел под сень старинного дуба. Еще предки его во времена войны

Севера и Юга сиживали в тени этого красавца. А сам он делал здесь первые

свои шаги, шлепаясь на попавшем под гусарик желуде. Седой великан не узнал

своего маленького крестника. Пораженный дерзостным величием человеческого

гения, он шептал вдохновенно:

"О, Человек Без Оболочки... У тебя отняли привычное, послушное тело и

дали взамен нечто громоздкое, малонадежное. Ты шатаешься, ты слаб и

беспомощен.

Но только потому, что ты -- первый, сбросивший оболочку.

Я помню день, когда Человек впервые покинул отчий дом -- Землю -- и

вышел в Мир Бездны. Это было страшно...

Так и ты нынче: оставил самое дорогое -- свое тело. Колыбель, в которой

эволюционировал ты от невзрачной амебы -- до повелителя земной природы.

Продолжается великий путь в Неизведанное. Непривычно ступать босыми

ногами по колючим звездам. Потерпи немного -- ты окрепнешь. И тогда, не

отягощенный другими заботами, весь отдашься познанию Мудрости Жизни.

Покоришь время, пространство. Пред мудрым могуществом Твоим падет Вселенная.

Она послужит глиной, из которой ты -- истинно Великий Художник -- вылепишь

Новый Мир в виде прекрасной сказки из бесконечно далекого детства..."

Качаясь от слабости, он направился к ручью, к омуту, откуда с

приятелями вытаскивал жирных сомов. "Снейк, возьми меня к себе, -- шептал он

сквозь охватывающую дремоту. -- Я не хочу быть чучелом в музее, чтоб

развлекать досужих зевак. Укрой меня, Снейк, от алчности и глупости

людской...."

Он упал у самой воды и лежал неподвижно. Наконец, собрав всю свою волю,

его истощенный мозг послал приказ богатырским мышцам биомеханической машины,

и она снова понесла своего повелителя.

Медленно шел он по замшелым доскам плотины. Добравшись до середины

омута, в последний раз взглянул туда, где краснела островерхая крыша родного

дома. Перед тем, как предсмертная пелена застлала глаза, он успел заметить

фигурку, сбегающую по лестнице к реке. "Ани"! -- была последняя его мысль, и

не управляемое более тело медленно опрокинулось в воду...

Над плотиной завис вертолет. Ветер от его винта смял масляно-гладкую

поверхность омута, свист турбин дробился многократным эхом плотины.

-- Приготовь трос, сейчас я достану его! -- крикнул Притт сидящей за

штурвалом Маргрэт и полез в хвост за гидрокостюмом.

-- Не надо! -- остановила она его и знаком поманила к себе. -- Не надо,

дорогой, -- проговорила она в ухо Притту, обхватив его голову. -- Даже у

Человека Без Оболочки должно остаться право самому уйти из жизни...

Она потянула штурвал на себя, взвыли турбины, и машину рвануло ввысь.

-- Останови! -- крикнул он, показывая вниз, на женскую фигурку. -- Это

Джоан. Я хочу проститься с ней.

-- Найдешь ли слова утешения?

-- Я потерял лучшего друга.

Она послушно посадила машину на луг. Джоан уже была на плотине, когда

он выпрыгнул в густую траву и пошел к ней.

-- Я мог бы поднять его...

Она не ответила. В пушистых ресницах продолговатых черных глаз дрожали

росинки слез. Потом женщина сняла кольцо и, наклонившись к воде, тихо

выпустила его. Падая, оно еще долго блестело в глубине. "Какая чистая вода

тут!" -- подумал Притт.

-- Когда после той ужасной катастрофы Дэви привезли в госпиталь, --

словно сквозь сон проговорила она, не отводя взора от воды, -- он очнулся и

сказал: "Жаль умирать так глупо. Лучше бы я погиб за науку". Его желание

Роман Равдин. Человек без оболочки

---------------------------------------------------------------

© Copyright 1991 Роман Равдин

OCR: AVP

Date: 16 Feb 2015

---------------------------------------------------------------

Светлой памяти младшего брата Валентина,

кандидата технических наук посвящаю.

ВСЕ-ТАКИ ЭТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ...

В шестидесятых годах все чаще стали появляться сенсационные сообщения о

каких-то таинственных опытах над психикой человека. Те, кто занимался ими,

предпочитали помалкивать, а если удавалось, то и скрывать свое лицо. В числе

первых, кто оценил великое значение этих научных поисков для продления жизни

человека, усиления его могущества над природой, были советские ученые. Вот,

к примеру, как однажды высказался по такому поводу в "Литературной газете"

наш известный хирург Н. М. Амосов:

"Конечно, хорошо, когда мозг живет вместе с телом и получает от него

радости. Но если это невозможно, то лучше один мозг, чем смерть... А то, что

голова без тела выглядит странно, так к любой странности можно привыкнуть. В

конце концов к голове можно приделать протез тела, и даже с управлением от

самого мозга".

Но с другой стороны, эти научные Поиски тотчас же стали объектом

особого интереса заправил военно-промышленного комплекса США, всерьез

вознамерившихся стать властелинами мира. И этот факт не на шутку встревожил

ученых и прогрессивных общественных деятелей, которые увидели в нем

зарождение новой угрозы человечеству, по своим масштабам не уступающей

термоядерной катастрофе, а, может, и превосходящей ее. Одним из них был

видный нейрофизиолог профессор Западного университета США Роберт Уайт.

"Сегодня существует опасность, какой не было лет двадцать назад,-- заявил он

еще в ноябре 1967 года.-- Опасность эта заключалась в том, что сейчас

становится возможным контролирование побуждений и действий человека после

впрыскивания определенных химических веществ или введения электрода в часть

его мозга. Не исключено, что данное научное открытие может попасть в руки

людей, которые воспользуются им, чтобы выращивать человекороботов...

Правда, мы еще очень далеки от того, чтобы подвергать человека риску

быть превращенным в домашнее животное, в робота. И все-таки... все-таки это

может случиться. Вдумайтесь: сейчас стало возможным пересадить голову с

одних плеч на другие, отныне можно изолировать мозг человека и заставить его

функционировать отдельно от тела"...

С тех пор прошло четверть века. Опыты над мозгом человека ныне

засекречены наглухо, из чего следует предположить, что идут они полным ходом

и не так уж далеки от завершения... Попробуем заглянуть в двадцать первый

век, ну, хотя бы в его первую четверть, до которой сегодня, можно сказать,

рукой подать.

Автор.

© Роман Равдин, 1991

ВМЕСТО ПРОЛОГА

Международное товарищество ученых

Господину Эдлаю Б. Ривейре,

профессору, доктору медицины.

Многоуважаемый сэр!

Как нам стало известно, в Теритауне при Научном центре "Юнайтед стил"

успешно ведутся сложнейшие эксперименты над живым человеческим мозгом,

отделенным от тела. Имеются серьезные основания опасаться, что результатами

раннего научного поиска воспользуются военные. Тогда еще одно высочайшее

достижение науки будет грозить человечеству катастрофой, действительные

размеры которой сейчас даже трудно представить.

Настоящим Вам поручается ответственное на- блюдение за ходом

экспериментов. Обеспечьте безопасность нового научного открытия. Рассчиты-

вайте на любую помощь Товарищества.

Ждем регулярных сообщений.

По поручению Президиума МТУ --

Шарль Энье, академик

Мацумото Татикава, профессор.

Март 2019 года

Глава первая. ЧУДОВИЩНЫЙ СИМБИОЗ

-- Как пахнет герань

-- Атомная диверсия

-- Излучатель забвения

-- Алтарь сатаны

-- "Отныне ты будешь думать то, что хочу я!"

-- Разговор с погибшим

В память Притту навсегда врезались слова профессора бионики Миллса,

которые тот произнес на выпускном вечере в Рочестерском университете.

"Человек -- это не что иное, как комочек серого вещества, называемого

мозгом. Все остальное-- оболочка".

В тот год их, биоников, выпустили всего одиннадцать: десять парней и

одна девушка -- рыжая Маргрэт. Сколько он знал Миллса, тот любил напоминать,

что человек -- не более как машина, причем простейшая, самая экономичная,

прекрасно сработанная природой.

На вечере профессор был в ударе -- ему удалось, наконец, разгадать

секрет обонятельного импульса. Он мог теперь на своем биотроне

воспроизводить эти импульсы. И он пригласил всю свою группу прийти к нему

завтра в лабораторию.

Он усадил их за длинный стол, на котором стояли пять вазонов с геранью.

"Нюхайте, нюхайте. Не правда ли, чудесный аромат!.."

-- О, да, профессор,-- первой отозвалась Маргрэт и лукаво добавила: --

Я возьму на память цветочек?

--

Нет,-- весело отрезал профессор.-- Это может помешать нашему фокусу. А

теперь пошли за мной. Халаты -- в том шкафу.

Они прошли по коридору к центру здания, вступили на лифт-площадку,

которая подняла всех на третий этаж, и очутились в центре круглого зала. Ни

стен, ни окон.

Вместо них -- белые шкафы с приборами, электронные блоки и, наконец,

сам биотрон, занявший почти половину периметра зала. Дневной свет свободно

лился сквозь прозрачный купол крыши.

Возле пульта биотрона профессор сел в свое кресло лицом к студентам.

Протянув назад левую руку, он сделал несколько движений пальцами. На пульте

вспыхнули огоньки, и ребята услышали шорох позади себя. Из шкафа не спеша

катилась к ним тележка, превращаясь в кресло.

И точно, это было кресло. Оно мягко катилось на дутых шинах прямо на

Маргрэт. Девушка не успела отскочить, как оно само резко свернуло вправо и,

обогнув ее, замерло возле Миллса. Профессор предложил Маргрэт первой занять

место. Она села, удобно откинулась на легкую спинку.

-- Спокойно, мисс Тойнби, сейчас не двигайте головой. Так.

Позади девушки от блока бнотрона начал выдвигаться блестящий стержень,

несущий полукольцо. Креслр, на котором сидела Маргрэт, вновь ожило -- оно

подалось чуть влево, потом вправо и немного подтянулось к биотрону.

Полукольцо плотно охватило голову Маргрэт, примяв ее пышную прическу. Не

ожидавшая этого прикосновения, девушка тихо ойкнула и скосила глаза на

профессора. Он успокоил ее легким жестом руки.

-- А теперь прошу вас всех понюхать воздух,-- сказал их учитель и

вопросительно оглядел каждого.

-- Ничего особенного...

-- Как всегда в лаборатории.

-- У вас где-то греются провода,-- ответила Маргрэт.-- Чуточку

бакелитом пахнет.

-- Ну, милая, у вас отличнейший нюх! -- воскликнул Миллс.-- Вчера тут

исправляли повреждение и немного паяли. Вы указали мне на несовершенство

вентиляции. Благодарю вас... Но приступим к делу! -- и он повернулся к

пульту.

В руках профессора появилась записная книжка. Заглядывая в нее, он стал

осторожно поворачивать верньеры. На экране осциллографа появилась яркая

точка сигнала. Точка выросла в горошину, затем начала растягиваться в

полоску и, наконец, на экране вспыхнул зеленый протуберанец. О Маргрэт все

забыли, наблюдая это скачущее сияние. Профессор быстро перебирал ручки

верньеров, словно настраивал телевизор.

Только теперь студенты заметили сложный внешний рисунок графической

сетки на трубке осциллографа и поняли, что профессор стремится вогнать в

рамки этой сетки полыхающий сигнал. Вдруг в этой напряженной тишине

прозвучал комариный писк. Очевидно, это был сигнал готовности, потому что

профессор с видимым облегчением откинулся в кресле.

-- Пока это чертовски трудно,-- смущенно улыбаясь, сказал он, опять

повернувшись к студентам.-- Надо еще подумать о системе настройки. Она

отняла у нас почти четыре минуты. Ну, так чем пахнет наша лаборатория, мисс

Тойнби?

-- Да уже, кажется, ничем,-- скучным голосом отозвалась девушка.

-- Внимание... А сейчас? -- профессор щелкнул тумблером и повел

какой-то рычажок на себя.

-- М-м-м... Ведь это ваши цветы, профессор. Ну да, герань! Только они

гораздо сильней пахнут. Прямо одеколон! Ну их! Противно даже,-- Маргрэт

стала фыркать и махать рукой перед носом, словно отгоняла воздух.

-- ВсЈ,-- профессор отвел на место рычажок и снова щелкнул тумблером.--

Давайте вы, Притт..

С тех пор минуло много лет. Где они, его сокурсники? Разбрелись по

свету, устроились по разным фирмам, вы- пускающим кибернетические

устройства, самообучающихся роботов, которые могут поговорить с вами о

погоде и даже посоветовать, как следует одеться завтра с утра, после

полудня... Маргрэт удалось построить "Красавицу Лиззи", наделавшую много

шума во всем мире. Этот робот, отделанный под элегантную женщину, был

установлен в модном салоне братьев Салливэн и встречал своих живых знатных

сестер примерно такими словами: "Вы пришли сюда затем, чтобы выйти еще

прекраснее. Но как это сделать -- не знаете. Я постараюсь помочь вам".

После этого "Лиззи" приглашала женщину пройти с ней по залам, где

демонстрировались ткани и рекомендуемые модели одежды. У каждого стенда

"Лиззи" информировала заказчицу о качестве, прочности, практическом

применении этого вида ткани, времени исполнения заказа и цене его. И даже

отвечала на некоторые вопросы. На вопросы, не предусмотренные его

программой, робот отвечал: "Простите, мэм, на это лучше ответит вам мой шеф

мистер Кларк".

Если заказчица останавливала на чем-то свой выбор, "Лиззи" вручала ей

маленький блокнотик, просила записать пока индекс выбранной ткани и модели и

приглашала следовать дальше вдоль демонстрационных стендов. В конце осмотра

она заводила посетительницу в "Комнату окончательного выбора".

Здесь "Лиззи" просила клиентку повторить все записи в блокноте, после

чего предлагала женщине снять все одежды и встать на круглую площадку,

выделявшуюся в центре комнаты. Затем гас свет и включалось специальное

контрастирующее освещение. Круг, на котором стояла женщина, начинал медленно

вращаться, а "Лиззи", отойдя в сторону, внимательно наблюдала за линиями

обнаженного тела всеми своими двадцатью четырьмя электронно-оптическими

зрачками, скрытыми в ее одежде. Од- ного оборота было достаточно. Снова

включался нормальный свет, и, пока женщина одевалась, "Лиззи" обдумывала

ответ. Он был краток, но поразительно точен. В нем содержался трезвый учет

конституции тела, настроения и темперамента человека и, в какой-то степени,

ранее высказанного клиентом пожелания.

"Одеваться у "Лиззи" -- стало показателем хорошего тона и

благополучного состояния дел. Потому что стоимость заказанного по ее выбору

платья соперничала со стоимостью лучших марок машин.

Братья Салливэн процветали, и Маргрэт вскоре смогла построить себе

замечательный научный комплекс в родном штате Юта, на берегу Колорадо. Она

прислала Притту приглашение посетить ее лабораторию и помочь кое в чем. Он

обещал это сделать при первой возможности. Но не успел еще отправить письма

(конверт несколько дней валялся незапечатанным на столе), как пришло ужасное

известие: колоссальный взрыв поднял на воздух весь научный городок. Маргрэт

и несколько ее сотрудников погибли -- даже останков их не нашли...

Это событие сильно потрясло его. И не только потому, что он немного

любил эту взбалмошную девчонку. Притт понимал, что причиной взрыва не могла

явиться оплошность экспериментаторов: у них просто не было таких опасных

реагентов. И специалисты ФБР, обследовавшие место катастрофы, определили

четыре очага взрыва. Несомненно, кто-то разместил в научном городке

миниатюрные атомные радиомины, начиненные калифорнием. По сигналу, поданному

в эфир, они были взорваны в момент, когда Маргрэт и все ее сотрудники

собрались в лабораторном корпусе.

Что-либо другое трудно предположить. Ведь тот, кому вздумалось бы

убрать с дороги Маргрэт, мог бы сделать это куда проще: встретить ее ночью в

долине реки. Многим была известна ее привычка перед сном совершать прогулку

верхом на лошади.

Нет, это широко задуманная операция на уничтожение всего творения

ученого. И выполнена она каким-то конкурентом братьев Салливэн. В этом Притт

не сомневался, хотя ФБР объявило диверсию делом рук красных профсоюзов,

выступающих против замены людей роботами.

А не придется ли ему разделить участь Маргрэт?.. Правда, о его работе

должен знать весьма узкий круг лиц, в том числе, конечно, сам Главный босс

корпорации. Даже компаньоны пока не требуют от Главного отчета о ходе

экспериментов ради все той же конспирации.

Он решил, что завтра попросит аудиенции у Босса. На следующий день

сигнал "тета" застал его еще в постели. Он поднял голову. На столике

светился голубой аппарат. Вызывал директор Научного центра. В наушнике

прозвучал приятный голос мистера Майкла.

-- Доброе утро, мистер Притт. Извините за такую рань. Боялся вас не

застать. В 11.00 шеф ждет вас в Малом кабинете. Не знаю, по какому поводу.

Без доклада. Вас что-нибудь еще интересует?

-- Нет.

-- Тогда до свидания.

Голубое свечение померкло. Корпус аппарата снова стал белым, как и два

других, стоящих рядом.

Хитрая эта штука, "тет". Его совсем недавно придумал кто-то из Научного

центра. Патент на изобретение выкупила корпорация, так что о "тете" еще

никто не знал, кроме руководителей корпорации и главных специалистов. Во

всем это обычный радиотелефон, с той лишь "небольшой" разницей, что никто не

мог подслушать разговора двух абонентов. Сам радиосигнал мог поймать и

радиолюбитель, но расшифровать его не сумел бы ни один аппарат. В двух

аппаратах стояли детекторы -- половинки одного монокристалла. Кристалл был

получен из вещества, привезенного космической экспедицией. Повторить

монокристалл в таком же варианте атомной решетки было невозможно -- каждый

раз получалась другая решетка, хотя по всем основным физическим данным один

кристалл был совершенно похож на другой.

Полученный монокристалл разрезали лучом лазера на две части и заряжали

ими два аппарата. Изобретатель справедливо назвал свой радиотелефон

"тет-а-тет".

-- Нет ли у вас подозрений, Притт,-- без обиняков начал Босс, что,

впрочем, было его обычной манерой на деловых встречах с сотрудниками,-- нет

ли у вас подозрений, что кто-то хочет сунуть нос в ваши дела?

-- До сих пор не было,-- неуверенно сказал Притт.-- Парни из вашей

службы безопасности, вероятно, не зря едят свой хлеб.

-- Я тоже так думаю. И все же это дело,-- он показал на ворох газет с

заголовками, кричащими о таинственном взрыве на Колорадо,-- это дело не

выходит из головы. Я прикажу усилить охрану вашей лаборатории, но это может

дать обратный эффект: интерес к объекту пропорционален его охране. Если было

бы иначе, я не стал и отрывать вас от дела -- просто усилил бы стражу и все.

Сейчас я хочу знать, нет ли у науки более надежного способа защиты от

любопытных.

-- Есть, сэр. Я поставлю несколько скрытых излучателей. Человек,

попадающий в поле их действия, утрачивает часть памяти. Он моментально

забывает, зачем пришел сюда. После неудачных попыток вспомнить, человек

вынужден уйти. Через два-три дня его память восстанавливается без изъяна.

-- И тогда он опять пойдет? Нет, доктор, давайте лишим его памяти

навсегда. Такое излучение нам, пожалуй, подойдет!

-- Но это опасно для сотрудников лаборатории. Не исключен несчастный

случай...

-- Ну, знаете, если какой-то растяпа и попадет, потеря для нашего

концерна не будет велика.

-- А если я?

-- Вы -- другое дело,-- усмехнулся Босс.-- Мы слишком много вложили в

вас, Притт, чтобы не заботиться о вашем здоровье. Совет, очевидно, примет

ваше предложение. Ведь для концерна безразлично -- взорвут ли вас вместе с

лабораторией или вы попадете в дом умалишенных -- разницы в убытках не будет

никакой.

-- Спасибо за откровенность, сэр,-- кисло улыбнулся Притт. За несколько

лет работы в концерне он, кажется, должен был привыкнуть к манерам Главного

босса -- подчеркнутой деловитости, временами доходящей, вот так же, как

сейчас, до цинизма.

Вначале ему именно это и нравилось: никакого плутовства, четкая, почти

математическая точность мысли, чувств, желаний.

Босс иногда шутил, обладая достаточно развитым чувством юмора. Но все

же эта слишком откровенная прямота коробила даже далекого от сантиментов

Притта. Он не боялся своих хозяев и внутренне не испытывал к ним ни

малейшего почтения -- знал, что нужен им больше, чем они ему. Ради науки он

пошел к ним в кабалу. Ради науки он живет. До сих пор его мечтой было

выполнить заказ концерна, получить все, что оговорено в контракте, и

отдаться самостоятельной, не зависимой ни от кого работе, как Маргрэт. Он ей

завидовал. У нее было полутора- миллионное наследство от дядюшки из

Кливленда и еще кругленькая сумма за удачно выполненный заказ братьев

Салливэн. Как-то года два назад Маргрэт посетила его холостяцкую квартиру и

предложила ему руку и сердце. Конечно, особой страсти он к ней не испытывал,

но питал добрые чувства. Впрочем, и как женщина она, пожалуй, даже нравилась

ему.

Еще она сказала: "Мои деньги позволят нам несколько лет работать

самостоятельно. Я хочу иметь не только мужа, но и коллегу. Думаю, ты

разделяешь такой взгляд на вещи".

Да, лучшей подруги жизни ему теперь не найти... Но тогда они не

договорились. Маргрэт требовала, чтобы он немедленно включился в ее работу.

А он дождаться не мог, когда начнет воплощать в жизнь свою идею, и казалось,

что этот день совсем близок...

День, когда он вернет Дэвиду Барнету облик человека, выпустит его на

свободу из рабства, чудовищней которого еще не знало человечество во все

свои самые страшные времена. Истории известно превращение человека в

бессловесное тягловое животное, в исполнителя любой воли господина. Но во

всех случаях в рабстве находилось тело человека. Только с помощью

религиозного фанатизма или угрозой телесных страданий, стра- хом смерти

можно было частично подчинить себе и мозг раба. Но у мозга оставалось право

прекратить свою жизнь, если рабство казалось ему невыносимым...

Здесь в рабстве находился только мозг. Тела вообще не было. Оно давно

тлело в могиле, на которой лежит плита из черного лабрадора:

"Дэвид Уильям Барнет. Профессор математики. 1986-- 2018".

Лучший и, пожалуй, единственный друг Притта со студенческой скамьи.

Подвели его тормоза, когда он, любитель быстрой езды, врезался на своем

"супер-электро" в тяжелый грузовик, прозевав его стоп-сигнал. Голова и

грудная клетка, благодаря привязной системе, уцелели. Но нижняя часть тела и

ноги были раздроблены сорвавшимися аккумуляторами.

По странному стечению обстоятельств катастрофа случилась примерно через

месяц после того, как Притт заявил на заседании наблюдательного совета

корпорации: "Для выполнения вашего заказа мне нужен живой человеческий

мозг".

Его лаборатория уже две недели находилась в готовно- сти номер один,

поддерживаемой круглосуточно -- саркофаг, готовый принять живой мозг,

извлеченный из черепной коробки, кроветворные машины, готовые питать его

соком жизни, и десятки других аппаратов и приборов, предназначенных

поддерживать температуру, давление и все другие параметры серого вещества.

Бригады врачей-реаниматоров дежурили, сменяясь возле операционной

барокамеры.

Джоан Барнет немедленно вызвала Притта по телефону и умоляла сделать

"что-то", "заморозить, законсервировать" беднягу, пока медики придумают, как

спасти исковерканное тело ее мужа.

"Решайся,-- сказал он себе.-- Или -- или. Другого случая может не быть.

Голова блестящего математика, аналитика... Такие головы на дорогах Штатов не

часто находят..."

Пауза затянулась, и он извинился перед Джоан, попросив минуту на

размышление. Его мучил один вопрос: сумеет ли он работать с Барнетом, то

есть с его головой, по той чудовищной программе, что продиктовали ему

хозяева корпорации? Хватит ли у него жестокости "оседлать" мозг человека,

которого любил и который платил ему тем же?..

"А что делать? Ведь это, пожалуй, единственный шанс спасти Барнета.

Если вообще при таких обстоятельствах человек имеет шанс на спасение...

Джоан думает, будто его можно заморозить и, пока живое тело на ходится в

состоянии анабиоза, поменять в нем испорченные детали. Что ж, одну-две --

куда ни шло, но... пол-человека -- это несерьезно"...

И снова на ум пришли слова профессора Миллса: "Я вовсе не уверен, что

мозг нуждается в теле. Во всяком случае, в такой степени, в какой тело

нуждается в мозге. Если отделить мозг от тела, ум и личность человека

остаются нетронутыми. Опыт и накопленная информация не исчезнут вместе с

телом. Целостным останутся воображение, способность к ассоциациям..."

И снова подумал о том, что не с комочком серого вещества, не с

электронной моделью мозга, а с самой настоящей, причем незаурядной,

личностью придется ему иметь дело. И весь эксперимент состоит именно в

подавлении личности, ее "я", в жестоком, коварном подавлении всего

человеческого, с одной лишь целью -- превратить живой мозг человека в

исполнительную ЭВМ...

-- Ладно, Джоан. Вы слушаете меня? Я готов сделать все, чтобы спасти

Дэвида. И, если это удастся,-- вернуть вам его живым, то только...

Новую паузу Джоан поняла по-своему:

-- Все расходы, разумеется, я беру...

-- Но только,-- прервал он ее решительно,-- вернуть в другом виде. То

есть у Дэвида будет сильно изменена внешность.

-- Понимаю, понимаю. Пластическая операция, швы... Ах, это ужасно!

Делайте свое дело, только спасите Дэви.

-- И еще одно условие: он пробудет в клинике столько, сколько мне

придется его продержать. Год, два...

Охлажденное тело Барнета привезли в рефрижераторе Красного Креста.

Реаниматоры сделали свое дело, и к опе- рационному столу встали Притт и трое

его верных помощников -- Альберт, Пол и Макс. С ними он потрошил головы

обезьян, собак и других животных. В их руках извлеченный мозг обезьяны жил

много дней и откликался на их сигналы, подаваемые с биотрона. А два года

назад они впервые вступили в контакт с мозгом человека. Человека, тело

которого было уже мертво. Они вовремя успели отделить мозг по существу уже

от трупа и сумели продлить его жизнь всего на семнадцать ми- нут...

Они разобрали все свои ошибки, а Притт заново пе- реработал схему

"алтаря сатаны" -- так они меж собой прозвали свой биотрон. На биотроне

можно принять и расшифровать электрический или электромагнитный импульс

нервной клетки из любого участка мозга, как из любой части живого организма.

Любую команду можно закодировать и передать на рецепторы. К примеру,

когда человек размышляет, он словно говорит сам с собой. Никто другой не

может услышать этот внутренний разговор, происходящий в мозгу. Но,

подключившись к биотокам через вживленный в мозг электрод или настроившись

на волну, излучаемую мыслящим мозгом, "алтарь сатаны" позволял им не только

услышать, о чем рассуждает мозг, но и вмешаться в его монолог, заговорить с

ним...

Итак, они у стола. С помощью электронных манипуляторов свершаются

тончайшее процессы разделения тканей, сосудов, нервов -- и соединение всех

коммуникаций мозга с машиной, которая отныне будет поддерживать его жизнь.

Благодаря манипуляторам, мгновенно выполняющим волю хирургов, работа

продвигается быстро. В барокамере тихо звучат доклады автоматов, следящих за

ходом операции и поведением живого ве- щества.

Пятым у стола стоит мистер Майкл, похожий сейчас на робота. Ему, как

шефу Научного Центра, полагается быть в курсе всех важнейших событий в

подведомственном ему учреждении. Руководители корпорации не любят

выслушивать доклады из "третьих рук". Осведомленность докладчика должна быть

по меньшей мере осведомленностью очевидца, причем -- не дилетанта. Поэтому

хозяева и держат на этом хорошо оплачиваемом посту человека широких

способностей: управляющего, дипломата и эрудита. Майкл, доктор психологии и

магистр еще ряда наук, счастливо совмещает в себе все те ка- чества, которые

позволяют ему держать в разумном по- виновении ученую публику и ладить с

хозяевами.

Чтобы присутствовать возле стола, где сейчас совершалось величайшее из

таинств, мистеру Майклу пришлось залезть в скафандр: давление в операционной

доходило до шести атмосфер. Он, конечно, мог бы все наблюдать по телевизору,

однако личного присутствия в таком случае не получилось бы. Только Притт с

коллегами оставались в легких масках -- за эти годы они уже достаточно

закалились.

Операция подходит к концу. Давление в комнате постепенно выравнивается

до нормального.

Сам мозг уже почти не виден из-за сетки подключенных к нему проводов.

По одним -- пульсирует влага жизни, по другим -- биотоки. Последние движения

манипуляторов, и вот уже мозг Барнета ничто не связывает с его бренным

телом...

Последняя проверка коммуникаций. Притт выходит из операционной и

садится в кресло у биотрона. Один за другим подключаются датчики,

установленные в мозгу. Расшифровываются сигналы, поступающие из всех его

областей. Сон. Глубокий сон.

-- Профессор спит, -- шепотом, словно боясь разбудить спящего, говорит

Притт, -- Внимание: приготовиться к перемещению в саркофаг.

Саркофаг -- это сложнейшее сооружение, в котором по законам гидравлики

достигается эффект взвешенного состояния. Нежнейшее вещество должно

находиться здесь в таком же положении, как плавающее в жидкости тело. Так,

чтобы давление от собственной тяжести распределялось равномерно на всю

поверхность живого вещества. Мозг как бы плавает в специальном растворе, не

касаясь стенок сосуда, но в то же время его положение остается постоянным и

меняться может лишь по желанию оператора.

-- Ну, все! -- выдохнул Притт, когда на экране интроскопа появился

мозг, лежащий теперь на "своем месте" -- в саркофаге. -- Пусть профессор

поспит еще несколько дней, пока оправится от потрясения.

-- Это невероятно! -- воскликнул, мистер Майкл, за- бывший вылезти из

своего "водолазного" костюма, и схватил в объятия зазевавшегося Макса. Тот

пискнул, как мышь, придавленный жестким панцирем. Альберт кинулся на помощь

приятелю, стуча костяшками пальцев по куполу гермошлема директора:

-- Алло, мистер Майкл, раздевайтесь, приехали!..

Тут директор действительно вспомнил, что его ждут с

докладом у Босса, и крикнул:

-- Ну, снимайте же, снимайте!

Пол с Альбертом сняли доспехи с мистера Майкла, и все пятеро в страшном

возбуждении направились в душ.

Через час, отдохнувшие, подкрепившись кофе с ромом, Майкл и Притт

сидели в кабинете хозяина. Выслушав краткий доклад директора. Главный босс

поднялся и подошел к сидящему Притту. Тот вскочил. Босс похлопал его по

плечу:

-- О'кэй! Думаю, Совет управляющих поддержит мое предложение о прибавке

вам жалованья.

-- Благодарю вас, сэр.

-- А сейчас за такой успех недурно бы и выпить. Мистер Майкл, что бы вы

предложили? Как всегда, брэнди?..

-- Это прекрасная мысль, -- попыхивал сигарой Главный босс, --

объездить интеллект! Такого мустанга никакому ковбою не удавалось

усмирить...

Босс любил философствовать. И на этот раз не упустил случая.

-- Первыми машинами человека были животные. Слоны, лошади, верблюды.

Так начинался прогресс. Мы его продолжим в том же духе: превратим человека в

самую тонкую живую машину. Пока ученые не придумали чего-то получше, будем

ездить на собаках, черт побери! Как эскимосы. Пока не выдумали аэросани.

-- В самом деле, Притт,-- распалился Главный.-- Если вам удастся

приручить с десяток настоящих мозгов и заставить их работать на корпорацию

-- это же триумф! Мы с вами такое откроем, чего боятся некоторые чересчур

щепетильные ученые. Обидно, знаете! Чем умнее башка, извините, тем она

больше забита посторонними соображениями... Возможностям мозга нет предела.

Если его заставить работать только в одном, единственно нужном

направлении... Ни одной пустой мысли! Вы понимаете, что это значит?..

Он-то понимал, и, пожалуй, не меньше. Но неожиданная откровенность

Босса сильно смутила Притта. В его честолюбивые замыслы не входили какие-то

авантюрные расчеты. Он хотел подчинить себе живой комок серого вещества и

тем самым опередить инженеров-биоников. Хотя все подобные работы велись в

условиях полной секретности и сведения о них даже не просачивались, все же

Притт интуитивно чувствовал локоть и дыхание своих конкурентов. Они шли

обычным, "техническим" путем, используя последние достижения молекулярной

биологии и электроники. С помощью устройств по типу нейронов они пытались

теперь довести плотность монтажа деталей в узлах электронной аппаратуры до

двадцати миллионов штук на кубический сантиметр. Значит, построить

малогабаритную машину размером с человеческую голову и с памятью, не

уступающей человеческой...

Хозяева хотели от него получить "живые, прирученные мозги", каждый из

которых мог заменить десяток-другой инженеров, научных сотрудников. При всей

явной экономической выгоде этого "дела" главной целью оставалась возможность

управлять этими мозгами!

На пятый день после операции они решили войти в контакт в Барнетом.

Приборы показывали хорошее кровяное давление в системе сосудов и

свидетельствовали, что температура живого вещества и колебания биотоков

мозга -- нормальны, его жизнедеятельность не прерывалась ни на минуту.

Эти дни помощники Притта дежурили посменно у саркофага. И сегодня он их

отпустил, хотя ребята просили остаться, чтобы присутствовать на "пробуждении

профессора". Но разве мог Притт позволить им остаться при первом, конечно,

интимном разговоре со своим старым другом!

Мысленно все эти тревожные дни он готовился к такому разговору.

Объяснить Дэви надо всЈ, конечно, начистоту. Какие у него шансы? Постепенно

они добудут еще один мозг, включат его в работу на хозяина, а для Барнета

найдут подходящее тело человека, погибшего от травмы черепа...

На зеленых и красных экранах оживились линии, полоски, заметались

светлые точки, искорки.-- Притт осторожно поворачивал верньеры.

"Бодрствование" -- зажигались сигналы над экранами...

Притт замер на мгновение. Глаза его еще раз прошлись по экранам и

задержались на табло -- "Пульс". Там плавала шкала с цифрой "72" у окошка.

Наконец, он протянул пальцы к тумблерам: "Слух" -- щелчок... "Зрение" --

щелчок... и сверху, оттуда, где стоял саркофаг, почти тотчас же долетел

звук, похожий на глубокий вздох, а затем глухой, слабый голос спросил:

-- Где я? -- и снова повторил: -- Где я? Зажгите свет, пожалуйста...

Это был его голос, Дэвида. Притт остолбенел, на секунду потерял власть

над собой. Конечно, не сам по себе звук знакомого голоса ошеломил его. К

нему он успел привыкнуть еще вчера и позавчера, когда настраивал вибротон.

Для этого он использовал несколько катушек магнитной записи речей

профессора, которые он достал в его университете.

Вибротон -- его гордость, первое его важнейшее изобретение после

изобретения его учителя профессора Миллса -- преобразователей зрительных и

слуховых импульсов биотоков мозга.

Нет, поразил Притта сейчас живой Дэвид! Его тело лежало в могиле. Да,

профессор математики Дэвид Уильям Барнет погиб в дорожной катастрофе. И все

же, вот он, профессор, жив, вот он, его настоящий голос, а не магнитофонный!

Только звучит он не с помощью натуральных голосовых связок, гортани, языка,

зубов -- а с помощью электроники. Только и всего! Живой Дэви! Он сейчас с

ним будет говорить!..

-- Послушайте, кто там! Почему так темно?..

Притт вскочил как ужаленный. Он забыл, что солнце село, а у биотрона

работать можно, и не зажигая света. Вот почему Дэви его не видит! Он кинулся

к выключателю. Вспыхнула ксеноновая люстра. Притт замер у стены и вперился в

"глаза" Дэвида. Они чуть поблескивали линзами под глубоким черным бархатом

козырька.

Какое-то мгновение царила тишина. У Притта екнуло сердце: "А вдруг

видеосистема отказала?.." Тогда он оторвался от стены и, не спуская глаз с

черного козырька, медленно пошел в другой конец зала. Козырек с линзами

дрогнул и поплыл за ним, не выпуская из поля зрения...

-- Это ты, Джонни?

Голос был слабый, но и гром не поразил бы так Притта. Он замер, сжался,

словно бы от удара, оперся руками и затылком о стену и молча уставился в

мерцающие в черном бархате линзы.

"И это Дэви... И это Дэви!.." -- повторял он про себя, а из глаз сами

собой текли слезы. Слезы жалости к Дэви. Но вместе с тем -- слезы радости и

счастья. Ведь он достиг высоты, на которую не поднимался ни один смертный:

свершен чудовищный симбиоз разума с мертвой материей! Живое слилось с

неживым в один действующий комплекс.

-- Дэви, старина. Это я, Джон. Ясно ли ты меня видишь? -- взял себя в

руки Притт, и профессиональный интерес уже завладел им. Он медленно подошел

к своему креслу у биотрона и опустился в него, не отрывая взгляда от

мерцающих линз. Словно какая-то магическая сила исходила от них, проникая в

самую душу ему. Козырек меж тем задвигался беспокойно -- туда-сюда,

обшаривая взглядом всю комнату, и снова вперился в Притта.

-- Если это не сон, Джонни, то почему я не вижу себя, разве у меня на

глазах окуляры? И почему я не могу ни повернуть головы, ни пошевелить

руками, и вообще ощущение, будто у меня нет тела? -- медленно и как-то очень

вяло проговорил Барнет.

"Объяснить сейчас или оставить этот разговор на другой раз?" Он тронул

рычажки вдоль надписей "тонус", "настроение" и улыбнулся навстречу

устремленным на него линзам:

-- А как общее самочувствие, скажи сначала?

-- В общем неплохо. У меня ничего не болит, но это-то и беспокоит,--

голос его звучал уже бодрее.

"Черт возьми, что значит бионика! -- восхищенно подумал Притт, кинув

еще раз взгляд на "сектор психики",-- Любое настроение тебе создам..."

-- Очень рад за тебя, дружище. Ты уже был в загробном мире, когда

привезли тебя сюда. Мне удалось вытащить твою душу, можно сказать, из лап

самого дьявола.

-- А тело, Джон? Разве ты его оставил дьяволу?

-- Пришлось. На нем живого места не было.

-- Ты хочешь сказать -- осталась одна голова?

-- Да! И какая голова! Выдающегося математика нашего времени...

-- Но как же я буду жить? Двигаться, работать и все такое? -- загремел

вибротон, а на пульте замигали сигналы "Внимание!", показывающие опасное

напряжение по секторам. Притт машинально схватился за красный верньер

"Активность" и чуть повернул его влево.

-- Не гаси свет,-- еле слышно попросил Барнет.

-- Дэви, тебе нельзя волноваться. Прошу тебя, возьми себя в руки,--

повернув верньер обратно, страстно заговорил Притт.-- Я тебе сейчас все

объясню. Ну, как тебе сейчас, светло, хорошо?

-- Да, да...

-- Прими, ты -- сейчас это твой мозг. Единственно, чем ты можешь

двигать пока,-- это глаза. Электронные протезы. Как в телекамере, только

система другая. Кстати, как цвета? -- он протянул многоцветную авторучку

ближе к линзам.

-- По-моему, нормально. Кажется, даже ярче обычного...

-- Так вот. Слушай дальше. Речевые импульсы пре- образуются в

вибротоне. Все остальные отделы мозга пока не задействованы, но я могу на

них влиять через эту штуку, которую ты когда-то видел у меня -- биотрон.

Влиять абсолютно. Включать и выключать, как транзистор. Создавать любое

настроение или мгновенно усыплять...

Короче говоря, с внешней средой у тебя обратной связи нет, если не

считать речи. Позже подключу к тебе манипуляторы вместо рук, будешь писать.

Работать тебе придется, да еще как! Весь смысл этого эксперимента --

показать, на что способен человеческий мозг, когда он не обременен телесными

заботами...

Извини, Дэви. Но у меня не было иного выхода. Разве что ответить

отказом Джоан, когда она позвонила мне и умоляла спасти тебя. Я мог бы

дождаться другой катастрофы... Согласись, мне бы даже легче было работать с

чужим человеком. Но я подумал: если есть шансы спасти тебя, то почему я не

должен попытаться?..

-- Спасибо, Джонни! -- почти весело сказал, дождавшись паузы, Барнет.

Его друг не зря передвигал рычажок "настроение" вправо. Спасибо. Теперь я --

твой раб в абсолютном смысле. Не разрешишь ли ты, о господин, свидание с

моей вдовой? Ведь я, кажется, умер, по крайней мере -- официально.

-- Нет, свидание пока исключено. Ведь ты же знаешь, не я тут хозяин.

Настоящий хозяин никого из посторонних сюда не допускает. Наши работы строго

засекречены. Но я попробую устроить вам разговор по внутреннему телефону.

Позже немного. Со временем, когда мы выполним работу, я постараюсь вернуть

тебе тело. Живое, настоящее.

-- Когда же это будет?

-- Не спрашивай, -- тяжело вздохнул Прйтт. -- Работа предстоит очень

большая, и я до конца не знаю ее пределов.

Он хотел сказать: "Я еще не знаю до конца, что задумал мой босс", но

вовремя поостерегся: все разговоры, ведущиеся в лабораториях и многих других

помещениях Научного центра, записываются. Так что Босс может прослушать

любую запись на следующее утро. Раньше в помещениях стояли телекамеры и

микрофоны, позволяющие Боссу присутствовать повсюду, не покидая своего

кабинета. Но затем, опасаясь подслушивания, отказались от прямой связи.

Теперь специальные служащие доставляют по утрам катушки в канцелярию

Главного. И это ни от кого не скрывалось. Напротив, хозяин старался лишний

раз внушить своим людям, что на работе не следует отвлекаться болтовней о

вещах посторонних.

Вспомнив об этом сейчас, Притт достал из кармана блокнот и написал в

нем: "Наш разговор записывается. Ничего -- о хозяине. Понял?" -- и поднес

блокнот к линзам.

-- Понял,-- прозвучал вибротон.-- Ну, а что за работа мне предстоит?

-- Точно не знаю. Но вообще -- твоя обычная работа ученого-математика.

Я буду передавать тебе определенные запросы-задания теоретиков из

Конструкторского центра, а ты будешь решать их.

-- Как вычислительная машина.

-- - Ну, что ты! Только для этого не стоило бы и огород городить.

Работа творческая, человеческая. Нам нужны ваши способности, профессор

Барнет!

-- Да, но каким образом я их выражу? Писать я не могу, а диктовать...

-- Дэви, дорогой! А компьютер на что?.. Теперь тебе не понадобится

нажимать на клавиши или командовать голосом: компьютер будет воспринимать

твои мысли как команды. Программу ему ты сам сочинишь. Если почувствуешь

затруднение в этом деле -- дадим тебе в помощь программиста. Через свой

компьютер ты сможешь подключиться к любому банку информаций. Правда, тут на

выходе придется тебя засекречивать и каждый твой выход держать под

контролем. Но это уж наша забота!.. В общем, потренируешься, и, я думаю,

дело наладится. Только прошу тебя -- без капризов! Помни: от успеха нашей

работы зависит твоя свобода и сама жизнь...

Глава вторая. СХВАТКА ГИГАНТОВ

-- Фирма "Мосты в будущее".

-- О'Малей принимается за работу

-- Ночь вопросов

-- Пробуждение без вчера

-- "Что они с ним сделали?"

-- Выдумка телепатов

-- Добыть "языка"!

Старший агент Шон О'Малей сидел со своим приятелем Суреном Вартаняном

за бутылкой аревшата и, потягивая этот приятный напиток, слушал рассказ об

удивительной стране Армении. Сурен только что вернулся из туристской поездки

на родину своих предков. О'Малей, человек, как он сам считает, твердых

убеждений и к тому же критически мыслящая личность, вряд ли поверил бы

восторженным описаниям приятеля, если бы не это вещественное доказательство

-- необыкновенный херес, что привез тот с собой из Еревана. Аревшат даже

привел О'Малея в умильное настроение, ему захотелось сказать что-то приятное

Сурену.

-- Знаю, знаю, дружище! Это у вас там старик Ной высадился после

потопа. Прямо к Арарату причалил. Если верить Библии, то и мои предки из

Армении пошли, а? Что скажешь?

Сурен просиял, но сказать ничего не успел: приятель остановил его

жестом -- "минутку!", так как почувствовал острое покалывание кожи в том

месте, где в кармане его пиджака лежала плоская черная коробочка размером

чуть больше портсигара. Он быстро вытащил ее и, зажав в левой ладони,

указательным пальцем правой набрал на клавишах пятизначный номер. Вспыхнул

зеленый глазок в углу коробки. Тогда О'Малей поднес ее к губам и шепотом

сказал:

-- Восьмой слушает вас.

Коробка тихо проскрипела:

-- Явитесь к шефу. В семнадцать ноль-ноль.

-- Понял вас. В семнадцать.

-- Все! -- зеленый глазок померк.

Они словно по команде оба взглянули на старинные часы, висящие над

камином. В запасе оставалось еще больше трех часов. Но доброе настроение уже

покинуло их. О'Малей как-то подобрался, словно пес под взглядом хозяина: эта

штука, что всегда носит он с собой даже в праздники, весьма и весьма редко

оживает у него в кармане. А уж если оживает, значит дело пред- стоит

серьезное...

-- Послушай, кто это вызывал тебя? -- спросил Сурен.-- Должен бы мистер

Герни, да голос не похож...

-- А он и не похож ни на кого, этот голос,-- усмехнулся О'Малей. -- Ты,

брат, отстал. Герни теперь я уж и не знаю где. У нашего шефа новый секретарь

-- кибер. Шеф ему на неделю вперед диктует задания. А уж он разыщет тебя

днем и ночью и хозяину доложит. Вот если бы мы с тобой сейчас шумели под

хмельком, он бы доложил шефу, что его парни неработоспособны. У тебя когда

отпуск кончается? Завтра? Докладывать о выходе на работу будешь этой дубине.

Тогда и познакомишься, ха-ха!..

О'Малея и Вартаняна связывала долгая и опасная служба в фирме,

занимающейся научным и промышленным шпионажем. Официально фирма

зарегистрирована как акционерное общество по строительству мостов и тоннелей

со своими научно-исследовательскими институтами, испытательными полигонами,

центрами научной информации. Фирма имеет солидное реноме во всем мире. И не

зря так претенциозно называется: "Бриджес инту зе фьюче" -- "Мосты в

будущее". Она, действительно, осуществляет грандиозные стройки. Например,

знаменитый трансконтинентальный мост, соединивший Аляску с Чукоткой,

специалисты фирмы проектировали и строили вместе с русскими инженерами. И

все же трудно сказать, что больше приносит фирме дохода -- мосты, тоннели

или шпионаж в пользу анонимных заказчиков.

Шеф О'Малея -- Джеймс Ратт, один из президентов фирмы, возглавляет

Координационный центр научной информации. Мало кому известно, что раньше он

служил в ЦРУ и, тем более -- какую информацию и для чего добывал этот бывший

разведчик.

Хозяева, которым служил Ратт, были важными фигурами на государственной

доске. "Что хорошо для нас -- хорошо для Америки", любили повторять они, И

Ратт, выполняя их заказы, был спокоен: он действует во имя Великого

Общества. А чтобы это спокойствие не колебалось от посторонних мыслей,

хозяева подкрепляли его своими автографами на чеках. Перечитав такой чек на

ночь вместо Библии, обязательно заснешь сном праведника. Даже если только

что совершил не совсем праведное дело...

С другой стороны, и Джеймс Ратт не питал особых иллюзий насчет причин

хозяйской ласки. Стоило ему где- то не довернуть, как тотчас же у шефов

менялся тембр голоса. Следующая промашка означала бы изменения куда более

серьезные. Поэтому Ратт научился "доворачивать": когда чувствовал

приближение отлива хозяйских чувств, он придумывал "дело" и затем ловко

"распутывал" его. За верную службу прежние хозяева награ- дили его теплым

местечком в "Бриджес инту зе фьюче". Оклад и солидный пакет акций этой фирмы

гарантировали ему обеспеченную старость. И, естественно, он вцепился в свое

кресло, как стервятник в добычу, и не собирался уступать его никому. Чем

больше старился, тем упорнее драл шкуру с подчиненных. Особенно с

талантливых работников, ибо только с них и есть что взять.

В числе лучших агентов информационной службы -- как здесь именовались

шпионы -- значились О'Малей и Вартанян. Ратт не любил обоих, считая молодых

людей вольнодумцами. Однако самые ответственные и трудные задания поручал

им. За одно только "непочтение к старшим" он давно бы их выгнал, но все

откладывал до лучших времен, под коими подразумевал появление в его

ведомстве других талантов.

Ирландец Шон О'Малей окончил юридический факультет в Кембридже. Но

прокурора -- кем хотел стать юноша,-- из него не получилось. Благодаря

связям отца ему удалось устроиться в фирме "Бриджес ингу зе фьюче",

нуждавшейся в молодых энергичных работниках. Он покинул родные острова в

надежде найти себя на новом поприще и вскоре проявил свои способности,

оказался прирожденным психологом -- умел распознавать нутро, быстро

нащупывать слабое место у человека и успешно пользовался этим. Удачи пошли

одна за другой.

А его друг Вартанян обладал еще и редким хитроумием, дерзостью и цепкой

памятью. Это последнее по счету, но не по важности, качество не однажды

выручало их в трудных ситуациях...

Без пяти пять О'Малей открыл дверь приемной своего шефа и опять

поразился пустоте комнаты. Он все еще не мог привыкнуть к отсутствию

обычного хозяина приемной -- мистера Герни. Пожилой, благообразный секретарь

в золотых очках -- мистер Герни встречал О'Малея великодушным кивком седой

головы, после чего сообщал, по какому делу его вызывают, а попутно

информировал о настроении шефа в данный момент, из чего вытекала установка

-- как нужно держаться перед ним.

Теперь же, на месте большого стола с пультом связи, за которым восседал

мистер Герни, стоял совсем легкий школьный столик и на нем покоилась длинная

железная коробка кремового цвета. По краям над коробкой возвышались две

башенки с окулярами. У стены -- два железных шкафа такого же цвета,

по-видимому, электронные блоки. Вот и все.

"Теперь надо докладывать этой дубине",-- вспомнил О'Малей и громким,

неестественно звучавшим в пустой комнате голосом отрапортовал:

-- О'Малей. Прибыл по вызову к семнадцати ноль- ноль!

-- Минутку,-- скрипучим голосом сказала коробка, и ее правая башенка

ожила: окуляры скользили по фигуре вошедшего, словно обыскивая его. Сбоку,

за стеной, как почудилось О'Малею, что-то прошелестело. Он посмотрел в том

направлении, но ничего, кроме пустой стены, не увидел. В это время в

репродукторе прозвучал знакомый голос шефа:

--

Входите, О'Малей.-- Значит, "секретарь" уже успел доложить о его

приходе.

Он шагнул к двери и нажал ручку. Но дверь не поддалась, и он уперся

коленом в мягкую обивку. Тогда сзади снова раздался противный голос:

-- Металлические предметы оставьте на столе!

"Ах, да! Опять забыл!",-- ругнул он себя и вытащил из пиджака

радиотелефон, снял часы и положил это все в специальное углубление с

надписью: "Для металлических предметов".

Но дверь по-прежнему не открывалась...

-- Что еще, черт возьми?! -- не выдержав, рявкнул О'Малей.

--

Сдайте металлические предметы,-- невозмутимо ответила коробка.

"Спокойно!" -- сказал себе О'Малей, как всегда говорил в подобных

ситуациях, чтобы овладеть собой. Желваки на могучих челюстях ирландца

заиграли зайчиками... И тут он вспомнил про кожаный несессер, в котором

лежат ножнички и пилка для ногтей. "Ну, старик! И застраховался же ты"..."

-- подумал О'Малей, вытаскивая забытую вещь из бокового кармашка пиджака.

Чудовище в углу, казалось, потеряло к нему всякий интерес, и он

беспрепятственно прошел в кабинет.

-- В корпорации "Юнайтед стил" ведутся какие-то секретные работы по

управлению человеческим мозгом,-- сказал Ратт.-- Руководит ими крупный

специалист по бионике -- Джон Притт. Могу дополнить еще, что он --

талантливый ученик известного профессора Миллса. Больше нам ничего не

известно. Есть предположение, что цель этих работ -- сделать малогабаритную

вычислительную машину.

-- Простите,-- не понял О'Малей,-- Из человека -- машину?!

-- Да. Что-то вроде этого. Вы сами должны представлять, какое

стратегическое значение может иметь данное изобретение в случае успеха. Нам

необходимо знать все о работе Притта -- и что это за штука, и в какой стадии

решения она находится, и, конечно, план расположения научной лаборатории.

Особо хочу подчеркнуть: это заказ очень солидного федерального ведомства, и

его выполнение будет должным образом оценено!

-- Это ведомство -- Пентагон?

-- Я посоветовал бы вам поберечь запасы своего любопытства,--

раздраженно ответил Ратт.-- Они пригодятся для работы. Не забивайте голову,

уважаемый, ненужными разгадками. Думайте лучше о том, как поскорее получить

чек на пятьдесят тысяч долларов за выполнение заказа, -- с

покровительственной улыбкой закончил он. А ирландец чуть не присвистнул:

"Ого! Вот это дело..."

-- Тогда разрешите взять на операцию Вартаняна.

-- Разрешаю. Хотя приготовил для него другое дело. Но это сейчас прежде

всего.

В Теритаун они приехали под вечер. Остановились у дальнего родственника

Вартаняна, управляющего магазином торговой фирмы братьев Салливэн.

Многоэтажная коробка универмага возвышается над всеми другими зданиями

этого стотысячного городка, и с его крыши- аэроплощадки хорошо

просматриваются улицы и дворы. После восьми вечера, когда закрывается

магазин и на его крыше перестают садиться и взлетать вертолеты покупателей,

в это время очень удобно понаблюдать за "усадьбой",-- как они условно

окрестили лабораторию Притта Отсюда даже невооруженным глазом можно видеть

гущу зелени, среди которой белеет невысокое, кубической формы здание,

увенчанное серебристым куполом. А бинокль позволяет увидеть многие важные

подробности. Например, что парк "усадьбы" обнесен высокой, пожалуй, в три

человеческих роста оградой из толстых металлических прутьев ("наверняка --

из тугоплавкого материала",-- подумали наблюдатели). У ворот -- довольно

просторная проходная ("там, конечно, сейчас играют в покер охранники").

Вокруг всего дома простирается парк из старых лип, вдоль дорожек --

подстриженный кустарник ("это хорошо -- можно незаметно подобраться к

дому"...).

В общем, наблюдение с крыши универмага не изменило их первоначального

плана проникнуть к Притту с воздуха. Куполообразная крыша не давала гарантии

безопасной посадки. До темноты они копались в летательном аппарате "Добрый

ангел". А Вартанян успел еще облюбовать для своей посадки полянку в тенистом

парке и на штурманке запрограммировал направление, расстояние и скорость

полета до той точки, откуда он с выключенным двигателем начнет бесшумное

парение и спуск на полянку...

-- Ну, старина, смелее,-- сказал О'Малей приятелю, когда тот закрепил

на себе ракетный ранец и в последний раз проверил, как расходятся перья

планера.-- Все-таки это не с Арарата прыгать!

-- О том только и мечтаю,-- в тон ему ответил Сурен,-- Вот,

потренируюсь тут маленько... Отойди-ка!

Тонко запели газовые струи, из-под ног взметнулась пыль, и Вартанян

взмыл в ночное небо. О'Малей смотрел ему вслед и с беспокойством думал, что

в такое позднее время, когда любителей ангельских полетов немного, его

приятель может вызвать подозрение у охраны еще в воздухе. Но Сурену угрожало

другое: он ошибся и выключил двигатели несколько раньше, чем следовало бы по

высоте полета.

Планируя, Сурен едва перетянул через острые прутья ограды, врезался в

густую крону дерева, пробил ее и упал в кусты. Это его спасло от тяжелых

ушибов. А сильный порыв ночного ветра, прошумевший в парке во время его

падения, скрыл звуки неудачной посадки.

Он поднялся и почувствовал, как саднит лицо. Прикоснулся к щеке тыльной

стороной ладони и в свете садового фонаря увидел на руке кровь. Болела

ушибленная коленка. Он стал ходить взад-вперед по аллее, массируя коленку и

прикладывая к лицу платок. От тяжелого ранца заныли плечи. Он расстегнул

ремни и положил аппарат на скамейку. Сел и стал потирать ушибленную ногу.

"Черт возьми, чего я тут сижу? -- он взглянул на часы. Было четверть

первого.-- И вообще, что это за парк? Как я здесь очутился?.." Он посмотрел

на аппарат, потрогал себя за нос, поднял глаза к небу, усыпанному звездами,

сощурился на огонь фонаря, и глаза сами стали слипаться...

Но он быстро встрепенулся, усилием воли заставил себя сделать несколько

приседаний, стараясь отогнать сон. "Все-таки, что это значит? Какого лешего

меня принесло сюда? Ах, да, авария! -- Он радостно хлопнул себя по лбу.--

Значит, я куда-то летел. Куда же?.. Боже, как хочется спать! Так хочется,

что ничего уже не соображаю...",-- он рассеянно потер лоб, силясь что-то

вспомнить...

Вартанян мог заставить свою память выдать ему нужную информацию, если

был уверен, что в свое время он заложил ее в голову. Но сейчас, вот уже

полчаса его мучил один простой вопрос: откуда он сейчас летел и куда?

Промучившись напрасно, он, наконец, спросил себя: "Что я делал вчера?" И с

ужасом убедился: память ему не подвластна. "Может, у меня сотрясение

мозга?.." -- растерянно подумал он и снял шлем. Ощупал голову сквозь шапку

густых волос, но не почувствовал никакой боли...

Как обычно, в семь утра к воротам лаборатории Притта подкатил крохотный

белый электромобильчик "Капелька". Из него вышел старый негр Мур, садовник.

Один из охранников обшарил одежду Мура, два других перетряхнули все в

машине, заглянули даже под колеса и крикнули -- "О'кей!"

Старший вахтер отключил излучатель. В проходной погасла красная лампа,

висящая перед самым входом в парк.

Ворота открылись, и "Капелька" неслышно покатила по аллее, свернув

направо вдоль ограды. Почти сразу Мур заметил впереди блестящий в лучах

солнца белый шар. Он ярко выделялся на красной дорожке из толченого кирпича.

Это был шлем Вартаняна. "А вот и сам космонавт",-- иронически сказал старик,

подъехав ближе к скамейке, на которой спал Сурен, положив голову на "Доброго

ангела". Мур ничего не знал про излучение. Но что посторонних здесь не

должно быть -- это он знал точно. Не разворачиваясь, "Капелька" укатила

обратно к воротам...

С того момента, как в ночном небе растворился огонек ракетных сопел

аппарата Вартаняна, О'Малея не покидало тревожное чувство. "Как будто мы с

Суреном никогда не ходили на такие дела!" -- старался он успокоить себя. Но

интуиция подсказывала, что на этот раз они вступили в опасную игру громадных

акул, одна из которых хочет вырвать добычу из пасти другой... "Можно

представить себе, какой это куш, если нам пятьдесят тысяч обещали!" Нанял их

могущественный хозяин -- скорей всего, Пентагон. Но ведь и "Юнайтед стил" --

тоже не куропатка, ее голыми руками не возьмешь. Этот хищник может и самого

министра обороны скушать... А уж их-то с Суреном проглотят -- даже не

заметив этого. Стоит кому-нибудь зазеваться или выдать себя -- и любой

охранник, любой служащий компании пристрелит их, как собак. "Жена получит 15

тысяч страховки",-- невесело усмехнулся О'Малей.

Часы пробили три. Он выбежал из кабинета управляющего и вскочил в лифт.

На крыше гулял свежий ветер, которому он с удовольствием подставил

разгоряченное волнением лицо. "Ну, что он там сидит?" -- нервничал О'Малей.

Они договорились, что Сурен сегодня сделает лишь разведку: выяснит, где

работает Притт, какими путями можно пробраться в это помещение. Много ли на

это нужно времени!

Как жаль, что он не может связаться с ним по радио. Из-за

предосторожности Сурен не взял с собой ничего, что в случае захвата его

могло бы вызвать подозрения. В сумку он положил бутылку армянского коньяка и

папиросы "Давид Сасунский": "Летел к приятелю и вдруг потерпел аварию".

То и дело приникал он к окулярам телебинокля, ясно видел листву,

освещенную пронзительным светом ксеноновых фонарей, серебрящийся в их лучах

купол лаборатории -- там было тихо, "усадьба" спала. Наконец стало светать,

и тогда О'Малей понял, что дело плохо. Он нацедил из автомата чашку горячего

кофе и отправился к своему электромобилю. План его был прост: если Вартаняна

задержали, то его либо выпустят, либо отвезут в отделение секретной службы

на допрос. В том и другом случае он должен появиться из ворот "усадьбы".

К воротам он прибыл, когда уже взошло солнце. Подыскивая "дырку" в

сплошной веренице стоящих машин, чтобы приткнуть свою, он медленно проехал

мимо проходной, не заметив ничего особенного. Место нашлось, к счастью,

недалеко от ворот, так, что, сидя в кабине, можно было видеть, кто входит и

выходит через них. Делая вид, будто возится в багажнике, О'Малей быстро

заменил обычный номерной знак своей машины.

Через улицу наискосок, почти напротив самого входа в "усадьбу", он

заметил бар-автомат и отправился туда по- греться. Его знобило не столько от

утренней прохлады, сколько от нервного напряжения. Получив порцию виски, он

уселся за столик и с жадностью глотнул спиртного. Постепенно спина

оттаивала, противная дрожь утихала. Отсюда было прекрасно видно то, за чем

он сейчас вел наблюдение. В зале, кроме него, сидели трое парней в форменных

фуражках таксистов, отдыхавших от ночной работы. Они с аппетитом уплетали

сосиски и весело болтали. В этот момент О'Малей увидел,- что к воротам

подъехала "Капелька" и из нее вылез и вошел в про- ходную старый негр, а

оттуда вышли два здоровых парня. Они откинули прозрачную кабинку и стали

что-то делать в машине, а что -- он не успел заметить:

-- Хэлло, нет ли у вас закурить? В автомате сигареты кончились, а

хозяин еще спит...

Пока он отвечал, что не курящий, а для этого пришлось повернуться в их

сторону, электромобильчик исчез. Досадуя на таксистов, он вышел из бара и не

спеша направился по улице вдоль высокой металлической ограды...

Старший охранник Джим растолкал спавшего Вартаняна.

-- Простите, сэр. Но уже утро,-- ехидно сказал он, когда тот открыл

глаза.

Увидев перед собой детину в униформе, Вартанян вскочил и пробормотал

извинения насчет того, что заснул в общественном месте, а затем, удивленно

оглядевшись, спросил:

-- Послушайте, что это за парк? Убей бог, не пойму, как я здесь

очутился...

Лицо его в этот момент являло такую растерянность, что еще не видевший

жертв облучения Джим внутренне поразился: "Эк, ему память отшибло,

бедняге!"..

-- Вы прилетели сюда на этом вот "Ангеле",-- он показал на аппарат,

громоздившийся рядом.-- Видно, хорошо спикировали, что ободрали лицо и шлем

потеряли.

Вартанян пощупал лицо и болезненно поморщился. С удивлением уставился

на аппарат, даже потрогал его рукой. Все говорило, что этот человек не

придумывает.

-- Но почему, почему то, что вы мне говорите, я сам не видел? -- почти

закричал он.-- И почему я не знаю, откуда я взялся тут?.. Неужели я схожу с

ума!..

И было отчего. Под действием ночной дозы облучения из мозга вытравилась

и сцена его приземления в "усадьбе".

-- Успокойтесь. Вы находитесь в частном владении. Хозяин его, доктор

Твигг примет вас и осмотрит. Пойдемте в его кабинет.

Едва он поднялся со скамейки, острая боль в коленке заставила припасть

на правую ногу.

-- Вот, видите,-- участливо сказал Джим.-- Цела нога-то?

-- Коленка... Ничего не пойму! -- в отчаянии махнул рукой Вартанян и

поплелся за Джимом, который нес "Ангела" и шлем.

Помня инструкцию, Джим больше ни о чем не заговаривал. Он спешил

доставить своего пленника в кабинет N 12, занимаемый секретной службой

корпорации, пока не пришли на работу сотрудники лаборатории. То, что

касается работы секретной службы, не должно быть известно ученым и вообще

никому, кроме мистера Лансдейла, которому уже сообщено и он должен сейчас

прибыть.

-- Располагайтесь здесь,-- сказал старший охранник,-- Доктор Твигг

сейчас приедет и осмотрит вас.

Оставшись один, Вартанян осмотрелся. Он находился в обычной приемной

врача: шкафы с инструментами, аптечка, весы и даже малая диагностическая

машина. Он снова погрузился в себя, пытаясь припомнить вчерашнее.

Последнее, что он помнил, это свой отлет из Еревана, чудесное раннее

утро на аэродроме и розовый с голубыми тенями заснеженный Арарат...

Шеф секретной службы мистер Лансдейл спешил побывать в лаборатории еще

до восьми, чтобы не попасться на глаза научным работникам. Босс

категорически приказал делать свою работу так, будто тебя вовсе не

существует. И уж во всяком случае не тревожить Притта. Ему это удалось. Джим

кратко доложил своему шефу состояние задержанного, что нашли при нем (он

успел обыскать спящего).

-- Ничего особенного, кроме армянских папирос и коньяка. Ни оружия, ни

приемо-передающих устройств, ни фотоаппарата. Обследованием места падения

установлено, что летел он от центра города. Судя по программе, обнаруженной

на штурманке, двигатели автоматически выключились примерно ярдов за сто от

северной части ограды. Дальше он планировал, но очень неудачно. Едва не

задел ограду, ударился о дерево и упал на кусты. Ободрал лицо и ушиб колено.

После падения никуда не ходил, заснул на скамейке...

Лансдейл понимал, что расспрашивать незнакомца бесполезно. Лишь через

двое суток, не раньше, облученный мог бы вспомнить, куда и зачем он летел.

У него созрел хитрый план. Он-то ведь хорошо изучил систему и

результаты действия лучей Притта. По его под- счетам, доза облучения была

настолько сильной, что и за три дня, пожалуй, парень не придет в себя. Но

то, что сейчас с ним происходит,-- запомнит хорошо. И надо, чтобы у него

остались самые приятные воспоминания -- ни в коем случае не показывать ему

озабоченность внезапным вторжением. Выпустить немедленно. И постараться

проследить -- кто он такой, куда направится. Если это шпион, друзья его уже

беспокоятся и будут, очевидно, разыскивать где-то здесь поблизости...

-- Вот что, Джим. Направь двух наших парней за ворота. Когда выйдет

гость, они проследят, куда он исчезнет. А я сейчас его выпущу. Кто знает об

этом случае -- обязан забыть. Понятно?..

Лансдейл вошел в комнату к Вартаняну.

-- Доктор Твигг, владелец клиники,-- представился он с легким

поклоном.-- Как, вам еще не подали завтрак?

Смущенный Вартанян хотел подняться, но хозяин остановил его

великодушным жестом:

-- Сидите, сидите, пожалуйста. Мне сказали, что вы сильно ушибли ногу.

Пока нам принесут кофе я, разрешите, осмотрю вас.

-- О, вы очень любезны, доктор. Я даже не успел вам представиться.

Сурен Вартанян, служащий фирмы "Брид- жес инту зе фьюче".

-- Я ни на минуту не сомневался, что вы человек порядочный и явились

сюда не затем, чтобы очистить мой сейф.

-- Да, но я сам не знаю, зачем я сюда явился и совершенно не помню, как

я летел на этой штуке, откуда летел... И вообще, со мной что-то стряслось,

доктор! Я не помню, что было вчера и позавчера. Вроде бы меня и не было на

свете... Боюсь, что-то случилось вот тут,-- он постучал кулаком по затылку.

Слушая его жалобы, Лансдейл надел докторский халат и, молча кивая

головой в такт причитаниям больного, начал осмотр.

-- Ничего страшного,-- наконец сказал он.-- Ушиб коленной чашечки.

Скоро пройдет. С головой -- хуже. Сотрясение височных долей мозга. Я выпишу

капли. Через три-четыре дня память восстановится.

В дверь постучали, и вошел бой, неся на подносе кофейник, чашки и

тарелку с бутербродами. Лансдейлу стало жаль армянского коньяка, он не

выдержал и вроде невзначай сказал:

-- Просто удивительно, как при таком падении могла уцелеть бутылка...

-- Что за бутылка? -- удивился Вартанян.

-- Не знаю. Когда помогал вам раздеться, то мне по- казалось, что там,

в кармане комбинезона, у вас бутылка.

Вартанян схватил комбинезон, расстегнул сумку-карман и извлек оттуда

бутылку коньяка, удивленно посмотрел на нее и улыбнулся:

-- - Недавно ездил в Армению...

-- О, армянский коньяк!

-- Угощайтесь, пожалуйста, доктор. Как раз к нашему кофе!..

Они рассказали друг другу по парочке анекдотов, хохотали и хлопали друг

друга по спине, пока не пришел Джим и что-то сказал на ухо своему шефу.

Лансдейл моментально протрезвел и, не показывая это своему хмельному другу,

стал, однако, извиняться, что дела зовут его, он просит гостя заходить

почаще и так далее. Гость, хоть и пьян был, понял, что хозяевам не до него,

надо уходить.

Джим было понес за ним аппарат и комбинезон, но Вартанян, обернувшись в

дверях, сказал, обращаясь к доктору:

-- Разрешите это оставить пока у вас. Как-нибудь в другой раз заберу.

-- Конечно, конечно. Джим, отнесите вещи в мой шкаф..

... О'Малей чуть было не прозевал своего приятеля, когда тот вышел из

проходной. В этом веселом, разбитном малом издалека трудно было узнать

человека, испытавшего тяжелое моральное потрясение. Ирландец находился от

ворот на некотором расстоянии, поблизости от своей машины, чтобы быть

готовым ринуться вслед за Суреном, если его повезут куда-нибудь. Он узнал

его лишь в тот момент, когда Сурен инстинктивно обернулся к воротам, вдруг

почувствовав себя одиноким в не- знакомом городе. О'Малей с трудом

удержался, чтобы не броситься к нему: нельзя же так глупо выдать себя!

Может, это ловушка... Он сел в машину и стал наблюдать. Дверь проходной,

захлопнувшаяся за Вартаняном, больше не открывалась, за оградой не было

видно людей. Зато на улице людской поток нарастал, время близилось к девяти.

Он тронул машину, обогнал Сурена и в потоке машин медленно покатил до

ближайшего перекрестка, свернул направо и, оставив машину, быстро,

по-деловому пошел по тротуару с расчетом столкнуться нос к носу со своим

Другом. Вытащил из кармана газету и стал на ходу рассматривать объявления,

как десятки других пешеходов. Загородившись листом, он, словно бы невзначай,

наскочил на Вартаняна, пробормотав извинения.

-- Хэлло, да это ты, Шонни! -- завопил от радости Вартанян.-- Как ты

здесь очутился, старина?!

-- А ты как?

Они заключили друг друга в объятия, и тут О'Малей заметил, что от его

друга несло, как из пивной бочки. "И где это он успел так нализаться?" --

думал старшина и еще больше восхищался "игрой" своего друга и подчиненного.

Он плел -- громко для посторонних ушей -- что-то о причине своего приезда в

Теритаун и вел себя так, словно они с Суреном действительно сто лет не

виделись.

Весело болтая, они дошли до электромобиля, и О'Малей втолкнул в кабину

своего хмельного приятеля.

-- А куда мы едем? -- спросил Вартанян, когда машина вырвалась на

шоссе.

-- Домой, конечно, куда же еще.

-- Постой, постой,-- стал тереть лоб Вартанян.-- Ты говоришь -- домой.

А где мы сейчас были?.. Да, конечно, в Теритауне. Но зачем я тут оказался?

Ты знаешь, у меня случилось маленькое сотрясение мозга -- так сказал

доктор... как его? М-м-м.... Трильби, кажется. Нет, Твигги. Да, он сказал,

через три дня пройдет. Забыл все. Зачем я оказался у него в саду? Откуда

летел -- ничего не помню... Ты, случайно, те знаешь? Я не говорил тебе, куда

лететь собираюсь, а?..

-- Ладно, кончай травить! -- рассердился О'Малей.-- Давай к делу. Что

ты разведал и почему так долго задержался в "усадьбе"?

-- Убей бог, я ничего не знаю!.. Я очухался на скамейке в саду, утром.

Коленка болит, лицо ободрано, рядом летательный аппарат лежит... Охранник,

который разбудил меня, говорит, что я неудачно приземлился. Но откуда?! Не с

луны ли?.. Ты, понимаешь, у меня совсем нет вчера! Только -- сегодня...

О'Малей с тревогой покосился на приятеля. "Он хотя и выпивши, но вздор

такой не мог бы нести... Они что-то с ним сделали..."

Обычно спокойный, уравновешенный ирландец вдруг почувствовал, как кровь

ударила ему в голову. Таких внезапных приливов у него раньше никогда не

было, они появились совсем недавно. "Нервы сдают, надо бы к доктору..." -- и

потянул рычажок кондиционера на отметку "холодно"...

А в это время Лансдейл, проглотив приличную дозу антиалкоголя, выслушал

доклад своих парней, следивших за вышедшим на улицу Вартаняном.

-- Он встретил своего знакомого в трехстах двадцати ярдах от проходной

на Роуд-авеню. Назвал его Шоном. Вот их снимки. Весь их разговор записан

вплоть до того, как они сели в машину Шона. Номерной знак -- 137-- 216 штата

Огайо. Выехали из города по направлению к 424-й дороге...

Включили пленку. Через полминуты ролик остановился. -- И все? --

спросил шеф секретной службы, нахмурив брови.-- Пустая болтовня двух пьяных

дураков!

-- Запись разговора в машине не удалась,-- виновато сказал один из

агентов.-- По-видимому, у них был включен интерферентор...

-- Небогато,-- резюмировал шеф.-- А теперь слушать меня...

И он стал излагать новую систему охраны лаборатории. В заключение

приказал держать язык за зубами: о ночном происшествии -- ни гу-гу!

Затем Лансдейл уединился в своем кабинете и с помощью "тета" связался с

Главным.

-- О'кей! -- сказал Босс, удовлетворенный действием излучения.-- Эта

штука понадежнее автоматов. И самое главное -- не так шумит. Но вы уверены,

что это разведка? Может, действительно, какой-то несчастный свалился вам на

голову?

-- Согласитесь, босс, что при таком провале памяти мы у него клещами

ничего не вытащили бы более того, что он нам рассказал. Зато уж это --

искренне: он был совершенно растерян и психически подавлен. У него оказалось

больше вопросов ко мне, чем наоборот... Однако то, что его -- определенно --

встречали у ворот, хотя бы одно это дает мне основание думать о визите по

специальному заданию. Ведь они даже и не подозревают об излучении.

-- Да. Вы, пожалуй, правы. Во всяком случае полезнее приготовиться к

худшему, чем оказаться растяпой. И правильно сделали, что выпустили его,

пусть считают нас простачками... Только я не хотел бы, чтоб доктор Притт

прослышал об этом случае. Ничто не должно отвлекать его мыслей от дела.

Напоминаю: вы отвечаете за это!..

"Что они с ним сделали?" -- этот вопрос неотступно преследовал О'Малея,

пока он находился в вынужденном бездействии. Ратт не разрешил ему повторить

попытку проникнуть в "усадьбу", пока не выяснится состояние Вартаняна. Врачи

колдовали над ним, мучили кибера-диагностика, но тот давал однозначный

ответ: больной здоров. Конечно, любой врач всегда найдет отклонения от

нормы. Но ни одно из найденных у Вартаняна отклонений не могло объяснить

внезапного провала памяти. Все энцефалограммы, снятые через равные

промежутки времени, показывали здоровую электрическую активность мозговых

волн.

Указания на сотрясение мозга полностью отсутствовали. Биохимические

анализаторы не подтверждали версии, будто пациенту впрыснули определенные

вещества, позволяющие контролировать побуждения и действия человека.

Тогда предприняли такой эксперимент. Рядом с Вартаняном посадили

санитара. Обоих попросили ответить на один вопрос: "Что вы делали позавчера

после двенадцати?"

Пока они вспоминали, замерили биопотенциалы височных долей мозга. И

диаграммы резко разошлись. У санитара кривая пошла частыми зигзагами, а у

Вартаняна она по-прежнему представляла спокойную волнистую линию, изредка

лишь прерываемую всплесками. Это свидетельствовало о подавленности функций

памяти.

Что ж, врачи своего добились -- диагноз поставили. Соответственно

назначили лечение, лекарства. А ему, старшему агенту, необходимо знать

причину этого непонятного "заболевания". "Что они с ним сделали, как отняли

память?"

Без ответа на этот вопрос нельзя продолжать работу. "Раз они ему ничего

не вводили, значит, как-то подействовали на расстоянии,-- рассуждал

старшина.-- Чем можно подействовать на расстоянии? -- Только излучением!.."

Он отыскал нейрофизиолога и попросил прокомментировать его догадку.

-- Электромагнитные излучения могут при определенных условиях угнетать

деятельность мозга,-- сказал специалист.-- Они вызывают головные боли,

тошноты и даже коллапс. Но мне неизвестны случаи, чтобы от подобных

излучений страдал только определенный участок коры и притом так устойчиво.

Прекратите облучение -- тут же все становится на место... Скорее всего...--

ученый задумался.-- Да, скорее всего это гипнотическое воздействие на

интерпретационную функцию коры больших полушарий мозга.

-- Выходит, что мой друг попал в лапы гипнотизеру? -- вскочил

О'Малей.-- Вы что-то темните, док!... Я хорошо знаю Вартаняна. Ему зубы не

заговоришь, он сам кого хочешь загипнотизирует!

Ученый улыбнулся горячности ирландца и развел руками:

-- Мистер О'Малей, ведь я ничего не говорил о гипно- тизере.. О

гипнотическом воздействии. А это не одно и то же. На ваш вопрос об излучении

я ответил: излучение электромагнитного происхождения тут ни при чем. Вопрос

о радиоактивном излучении отпадает -- такового не было. Допускаю только

третий вид излучения -- гипнотическое. Вы слышали про экстрасенсов? Их

долгое время не признавали, и они ушли к бионикам. Не исключено, что кто-то

уже разгадал природу третьего излучения и произвел его.

Вот вам и гипнотизер -- какое-нибудь электронное чудище. От такого,

пожалуй, и не отобьешься!.. Нет, мистер О'Малей, вы имеете дело с весьма и

весьма достойным противником, который выгодно использует против вас силу

науки...

-- А вообще-то механика такого действия довольно проста,-- продолжал

рассуждать нейрофизиолог,-- излучение парализует только блоки ближней памяти

в мозге. Вы пытаетесь вспомнить, что было вчера, однако накопленная за

минувший день информация не поступает из хранилища. Когда этот паралич

пройдет, нейроны растормозятся, тогда память восстановится. Но то, что

происходило с человеком во время действия гипноза, мы не узнаем никогда, ибо

в этот период его память ничего не фиксировала...

На пятый день рано утром О'Малея поднял звонок Вартаняна.

-- Это ты, Шон? Извини, старина, что в такую рань. Приходи быстрее и

выпусти меня отсюда: я в полной форме!

-- Тихо, Сурен! Никому, понял? Сейчас я буду у тебя...

Вартанян уже побрился и выглядел очень бодро, воз- бужденно

прохаживался по комнате.

-- Ну, спрашивай, -- сказал он, весело блестя своими большими карими

глазами.

О'Малей даже растерялся от неожиданности, но быстро нашелся и начал