приглашенным. "Как в баре",-- грустно подумалось ему. Наконец, в самом

центре зала, за овальным столиком он заметил Майю, утонувшую в глубоком

кресле астронавта. Его подарил ей дядя -- командир звездолета, когда

вернулся с Марса. Приземление было неудачным, и корабль пришлось списать.

Экипаж получил право забрать себе на память свои кресла.

Майи не было видно еще и потому, что возле нее толклись трое рослых

парней. "Один из них, очевидно, ее брат", -- только успел он подумать, как

они обернулись к нему, а Майя, выглядывая из-за их спин, с улыбкой манила

его пальцем.

Макс оставил свой пост -- все равно заказ будет выполнен -- и подошел к

ним.

-- А вот и наш талантливый затворник! -- сказала Майя своим

компаньонам, делая жест в сторону Макса.-- Тем, что общество его видит, оно

обязано только моей милой подружке Кэтти. Он никогда не рассказывает, чем

они там занимаются в своей лаборатории. Наверное, хочет преподнести сюрприз

человечеству.

-- Ты не так уж далека от истины, сестренка,-- молвил, в упор глядя на

Макса, черноволосый молодой человек.-- Он, действительно, готовит

необычайный сюрприз, и если об этом в один прекрасный день заговорят газеты,

то...

-- Извини, -- быстро перебила его Майя. -- Макс, я вас уже представила

этим ребятам, а теперь их представлю вам. Мой двоюродный брат -- Сурен. А

это,-- она показала на двух рослых парней,-- мои поклонники -- Билл и Джо,

астронавты из дядиного экипажа. Догуливают последние денечки на Земле.

-- А куда же потом? -- поспешно вставил Макс, чтобы приглушить

неприятное чувство, возникшее внезапно от прерванной реплики Сурена. -- В

какие миры?

-- Да тут, неподалеку, -- словно бы нехотя ответил Джо, а Билл в тон

ему добавил:

-- В пределах Солнышка.

-- Парни, приведите сюда мою Кэтти! -- скомандовала Майя.-- А вы, Макс,

забирайте выпивку с буфета и тащите сюда. Заодно, пожалуйста, закажите и мне

суфле с гранатовым соком.

Когда все собрались за овальным столиком и Майя усадила Кэт, Сурен

вернулся к брошенной им реплике.

-- Вы, милые создания,-- начал он, обратившись к де- вушкам,-- даже не

представляете, какой сюрприз человечеству готовит сей ученый муж вкупе со

своими коллегами.

-- Мы действительно не представляем! -- живо от- кликнулась Майя.--

Макс никогда не говорит о своей работе. Может, он тебе, Кэт, что-нибудь

рассказывал?

-- А зачем? -- пожала плечами та.-- Разве я что-нибудь пойму в его

формулах?

-- Моя работа не представляет сколько-нибудь значительного интереса для

нашей компании,-- сказал Макс.

В душе у него росла неприязнь к этому армянину, не спускающему с него

цепкого взгляда.-- До сих пор мои друзья не выказывали большого любопытства

к моим занятиям. Вы -- первый.

-- Но кто-то же должен быть первым, когда дело касается спасения

человечества!-- эффектно, трагическим тоном произнес Вартанян.-- Пора

пресечь преступление. Да, да, Макс! Вы не тот, за кого принимает вас эта

юная деди. Подумать только!.. Она ему доверяет, она даже любит его. И ни о

чем не спрашивает, потому что ей "непонятны формулы"! А вы... А вы за ширмой

ваших непонятных формул делаете гнусные опыты над живыми людьми!

Билл и Джо вскочили, выпучив глаза на Макса. Кэт с ужасом зажала

ладошкой рот, словно сдерживая крик... Одна только Майя спокойно,

по-деловому заметила кузену:

-- Может, ты объяснишь, что означает твоя патетика? Ведь мы же не на

президентских выборах.

-- Прости. Я, в самом деле, погорячился... Когда я узнал, что творится

у них в лаборатории,-- ушам не поверил своим. Из человека делают живую

машину!

-- Киборга?

-- А зачем из человека? -- один за другим воскликнули Билл и Джо.

От неожиданности обвинения Макс растерялся и залился краской. "Откуда

этот парень знает о нашей работе?"...

-- Макс, это правда? -- дрожащим голосом спросила Кэт.-- Ну, скажи же!

-- почти выкрикнула она, когда тот не шелохнулся и даже не посмотрел в ее

сторону.

"Кто этот человек? Что ему нужно?" -- эта мысль теперь угнетала его все

больше, требуя ответа. Он неотрывно смотрел на своего обвинителя, стараясь

определить размер грозящей неприятности...

-- Ну, что же вы, Макс... Здесь все свои,-- ободряюще заметила Майя, --

можете не опасаться.

Скорей всего именно этот ее деловой тон и взорвал Макса. Он

почувствовал себя в хитро подстроенной ловушке, которая вот-вот захлопнется.

"Ну, нет. Я вам не кролик!"

-- Прежде чем закатывать истерики,-- процедил он сквозь зубы, глядя

прямо в глаза Вартаняну,-- я посоветовал бы выражаться точнее. А то, чего

доброго, эти молодцы, -- он кивнул на астронавтов,-- скрутят меня в два

счета и доставят прямо в полицию.

-- Пожалуйста, готов говорить точнее. Но зачем девушкам слышать мерзкие

подробности!

-- Отлично, -- Макс ухватился за возможность прекратить публичный

разговор, -- давайте объяснимся наедине. Зачем пугать женщин и вообще --

устраивать скандал?!

-- Идите в мою комнату, -- сказала Майя. -- Там вам никто не помешает.

Полчаса вам хватит? На большее у нас терпения нет, -- шутливо закончила она,

передавая Сурену ключ.

Не успели двери Майиного будуара плотно затвориться за ними, Макс зло

бросил:

-- Прежде всего, кто вы такой и чем я обязан поднятому шуму?

-- Может, присядем?

-- Нет. Я не намерен оставаться тут долго,-- он скрестил руки и

прислонился плечом к стене. В тот же миг стена поползла в сторону, и Макс,

потеряв равновесие, чуть не упал. Сурен рассмеялся:

-- Это ее гардероб. Открыть-то вы его открыли, но закрыть... Надо

поискать секрет. А то будет неудобно.

-- Не трудитесь, -- холодно сказал Макс, знавший эти штучки наизусть.

Он слегка притопнул ногой. Ничего. Тогда он два раза хлопнул в ладоши -- и

стена тихо пошла на место.-- Итак, я слушаю.

-- Я работник фирмы "Вега". Фирма занимается из- готовлением

препаратов, оказывающих воздействие на высшую нервную деятельность.

Поскольку мы изучаем мозг, мы, естественно, следим и за свежей научной

информацией из этой области. -- Вартанян импровизировал, хотя в общем план

разговора с Максом был им продуман загодя. -- И однажды нам стало известно,

что в лаборатории доктора Притта ведутся неслыханные по своей жестокости

опыты над живым человеческим мозгом. Скажу откровенно, нас интересует не

моральная сторона этого дела, а скорее -- техническая. Мы хотим иметь доступ

если не к самим опытам, то к их научным и техническим результатам. Словом,

нам необходима постоянная и полная информация. Понятно, за соответствующую

оплату. Фирма не поскупится. Это деловое предложение. Назовите ваши условия.

-- А если доктор Притт не примет вашего предложения?

-- Тогда мы договоримся с вами лично. Почему бы нет? Вы получите

столько, сколько вам не платят за вашу работу в лаборатории. Во всяком

случае вы уже в этом году сможете купить собственный дом и взять Кэт к себе,

плюнув на ее квартирку на восьмом этаже...

"Ну, конечно, Майя ему уже все разболтала", -- догадался Макс.

-- ...Смените свой "Орлик" на "Космишен лайф". Ну, и так далее. А если

возникнут неприятности, фирма гарантирует высокооплачиваемое место в своем

исследовательском центре.

-- А если я подумаю и откажусь?

-- Хорошенько подумаете -- не откажетесь. Не люблю шантаж, но обязан

предупредить. Если техническая сторона вашего дела не будет нам доступна,

придется довольствоваться моральной. Надеюсь, вы понимаете, о чем речь?.. О

вас заговорят газеты. Ворота вашей лаборатории осадят толпы репортеров, вы

появитесь на телеэкранах мира... Ну, зачем вам такое паблисити?.. Посыплются

запросы в конгресс от всевозможных организаций. От Комиссии по правам

человека... От Лиги Защиты Невинности... От Общества друзей шизофрени-

ков... В конце концов кому-то взбредет в голову обвинить доктора Притта в

преступных опытах над человеком, а это, знаете ли, пахнет каторжными

работами на Луне...

На минуту Макс представил себе всю кутерьму, которая поднимется после

первой же сенсационной заметки в "Нью-Йорк таймс". "О, за это сообщение

здорово заплатят!" -- и почувствовал, как ловушка захлопнулась. Страшная

усталость вдруг навалилась на него.

-- Ладно. Я переговорю с Приттом...

Прежде, чем Макс увидел шефа лаборатории, он подвергся еще более

упорной атаке. Теперь уже со стороны Кэт, которую Майя успела хорошенько

обработать. В ход пошли все виды оружия -- от истеричных рыданий до

страстных поцелуев. И все было направлено в одну точку: соглашайся!

Соглашайся, ибо второй раз такого случая не выпадет. Соглашайся -- и мы

будем счастливы. Предательство? Но в мире все предают друг друга. Если ты не

предашь, за эти же деньги другие предадут тебя, а ты всю жизнь будешь

терзаться и проклинать себя за малодушие...

"Сурен, Майя, Кэт... Настоящий заговор. Как все ловко подстроено!" --

злость и досада обуревали его в эти минуты. То, что Кэт состояла "в этой

шайке", отчуждало Макса от девушки, и, может, впервые он только сейчас так

остро почувствовал эгоизм этого нежного, любвиобильного существа,

боготворимого им до сих пор. Но тут подоспела спасительная волна иронии,

заставляющая порой смеяться над собой и сквозь слезы. "Влюблен- ный осел

позабыл про хозяйскую палку!.. Ведь она -- дочь деловой Америки, а не из

страны чудаков. Какой же это эгоизм? Обычный практицизм, основа нашей

философии. Удивляться стоит лишь тому, что я до сих пор не подписал весьма

выгодный контракт и вместо этого сижу и пускаю интеллигентские сопли..."

Макс и Альберт пришли в лабораторию к Притту прямо с университетской

скамьи. Корпорация закупила их таланты на корню, когда оба были еще на

третьем курсе. Закупила на десять лет вперед. Часть денег по контракту ушла

в уплату за учение, на стипендию, остальное пришлось израсходовать на

устройство жизни на новом месте, в Теритауне. Мистер Майкл ободрил молодых

ученых, пообещав, что если дела у них пойдут хорошо, они сумеют расплатиться

с корпорацией за четыре-пять лет.

Притт, который был старше их на целый десяток, относился к своим

помощникам если не по-братски, то во всяком случае -- хорошо. И хотя в силу

своего характера легко раздражался, на парней никогда не кричал: не

подмастерьев видел в них, а своих коллег. За три года, что они работают

вместе, он успел убедиться в их полезности. А с тех пор, как они взялись за

Барнета, их отношения стали походить на дружбу заговорщиков. Только Пол в их

группе держится как-то особняком. Вероятно, потому, что ему уже за сорок и

семья поглощает его целиком...

Интересная работа с гениальным ученым, его дерзкий ум и вдохновляющий

талант, их честолюбивое стремление покорить самое совершенное произведение

природы -- все это наполняло жизнь Макса, да и Альберта тоже, придавало ей

смысл и радость, уводило от низменных забот. Теперь этому миру грозила

катастрофа... И можно было понять Макса, когда он взволнованный пришел домой

и тут же, не раздумывая, позвонил Притту.

Голосом его шефа трубка ответила:

-- Сэр, почему так поздно? Я сплю.

Макс взглянул на часы -- было далеко за полночь. Но он продолжал

держать трубку, зная, что автоответчик только предупредил. Если же

пренебречь им и еще несколько секунд подержать трубку, телефон Притта

зазвонит.

-- Прошу прощения, шеф, -- горячо заговорил он, услышав настоящий,

сонный голос хозяина. -- У меня есть очень важное сообщение для вас. Но не

хотел бы передавать его на работе.

-- Так, -- выдохнул Притт, словно волнение по проводу передалось ему.

-- Что вы предлагаете? Впрочем, я сам предлагаю: утром на час раньше заеду

за вами. Идет?..

Они ехали по тихим улицам и их знобило. Но не от утренней прохлады -- в

машине работал кондишен,-- а от волнения. Что делать? Доложить Лансдейлу,

мистеру Майклу? Что изменится? Просто их запрут в лаборатории, поселят там.

А если те поднимут шумиху в прессе, то им будет угрожать расправа, во всяком

случае, работать станет невозможно.

Вдруг Макса осенило.

-- Скажите, шеф, мы за полгода успеем выполнить вашу программу?

-- Может быть, даже раньше.

-- Тогда давайте рискнем. Другого пути у нас нет -- только быстрей

вернуть оболочку Барнету и выпустить его. А тогда нам эти пиявки не страшны.

Пусть докажут! Значит, полгода. Что ж, будем давать информацию.

-- Вы с ума сошли! -- вскипел Притт.

-- Будем давать информацию ус-та-рев-шу-ю. Там, конечно, не дураки

сидят, на это рассчитывать не приходится. Давать придется все-таки научную

информацию. Но с запозданием на год или не меньше полугода. Понимаете, мы

уже кончим свою работу, а они еще только ее середину жевать будут. Словом,

информация -- как свет далекой звезды. Красавицы давно уж нет, а мы

продолжаем видеть ее в расцвете...

-- Ха! Вы -- дипломат, мой мальчик. В такие дела мы попали, дай бог

теперь нам хитрости поболе!

-- И потом, надо разработать систему подачи этой ин- формации, чтобы

где-то по возможности "случайно" нарушалось какое-то важное звено во всей ее

цепи. Информация будет исходить от меня, в случае чего сошлюсь на незнание

ваших тонкостей.

-- Чудесно! Я сегодня же сяду и набросаю этакую хитроумную систему.

Первую порцию информации вы получите на той неделе. Можете сообщить

представителю этой "Веги", что доктор Притт принял их предложение. Деньги на

бочку! Ха-ха!..

-- Сколько запросить?

-- О, милый мой! Чем больше запросим, тем солидней будет выглядеть наша

фирма. Неужели мы не стоим каких-нибудь двух миллионов?

-- Да нет, я серьезно...

-- Ну, просите миллион! Не дадут -- поторгуемся. Время-то на нас

работает. И последнее: никому ни слова. Мы -- заговорщики...

Услышав сумму, Сурен присвистнул: "Игра идет по крупной". Он вспомнил

наказ Ратта -- на доллары не скупиться. И все же он не ожидал такой цифры.

-- Ваш доктор умный человек, совсем не фанатик.

-- Доктор Притт гениален. Он стопроцентный американец. Мне не пришлось

его долго уговаривать. Узнав, что имеет дело с солидной фирмой, он выставил

счет. Его банковские счет в "Чейз-Манхэттен". Миллион вы переводите туда.

Надеюсь, мне вы тоже заплатите, хотя бы сто тысяч?

-- Ваш банк?

-- Переводите на имя Кэт в городскую сберкассу Теритауна. В следующую

пятницу вы получите первую часть информации. Только прошу вас иметь в виду

работу нашей секретной службы. В случае провала Корпорация уничтожит вашу

"Вегу", как мышонка.

"Знал бы ты, какая у нас "Вега", дурачок,-- подумал Сурен. И сверкнул

улыбкой:

-- Секретная служба для того и существует, чтобы ее остерегались.

Доктор Ривейра вылечивал шизофреников и эпилептиков. Поэтому попасть на

прием к нему было не просто. И не только потому, что слава его была в

зените. Ривейра днями пропадал в лаборатории, реже -- в клинике, а уж на

прием пациентов, особенно на разного рода консультации, оставалось совсем

ничего, хотя в уплату за такой прием нужно было отдать приличный месячный

заработок. Поэтому Джоан записалась без особых надежд на успех.

Регистратор уточнила ее адрес, телефон и сказала, что раньше будущего

месяца Джоан нечего беспокоиться.

Она и впрямь уже забыла о Ривейре, как вдруг он сам позвонил ей и очень

любезно пригласил приехать в любой удобный для нее день.

-- Я очень обязан профессору Барнету,-- говорила трубка приятным

басом,-- и постараюсь хоть в какой-то мере отквитать свой долг. Прошу вас,

мэм, назначить день и час.

Джоан решила не откладывать, и они условились на послезавтра.

На этот раз, как только она назвала себя, девушка в регистратуре

ослепила ее счастливой улыбкой.

-- Ах, мэм! Мы вас так ждали... Полина, проводи леди к доктору.

Эдлай Ривейра, доктор медицины, лауреат Нобелевской премии,

просматривал микрофильмы, снятые по ходу его последних опытов. Перед ним

жила своей таинственной жизнью группа нейронов больного мозга. С помощью

нейтронного интромикроскопа Ривейре удалось заснять работу нервных клеток в

стадии самовозбуждения. Ученому хотелось проверить возникшую у него идею

расчета управляемых и неуправляемых разумом нейронных процессов путем их

физико-электрического и биохимического сравнений. Если это удастся,

вероятно, можно будет найти и возбудителя этих неуправляемых импульсов...

-- Да, войдите,-- сказал Ривейра, услышав стук в дверь.-- Миссис

Барнет! -- он поднялся со стула и поклонился, взглянув выжидательно в лицо

гостьи. Старая, усвоенная с детства привычка -- выждать реакцию белого

человека на свое приветствие. Может, именно этот взгляд и расположил Джоан,

избегавшую обычно близко общаться с черными. Она протянула руку, которую он

осторожно поцеловал.

-- Садитесь, пожалуйста,-- указал он на кресло.

Девушка, приведшая Джоан, укрепила на теле пациентки датчики и вышла.

Привычным движением руки, не глядя, доктор включил диагностическую машину.

-- Я внимательно слушаю вас...

Уже сам рассказ больного о своем недуге может служить дополнительным

источником объективной информации для врача, если только этот врач

внимательный психолог. Еще древними диагностиками было замечено соотношение

действительного и мнимого в анамнезе: чем подробнее, красочнее рассказывает

человек о своей болезни, тем меньшую опасность представляет эта болезнь на

самом деле.

И наоборот -- серьезно больной человек часто не представляет истинной

опасности своего положения. Естественная защитная реакция организма --

оптимизм -- укрепляет нервную систему, а последняя мобилизует все внутренние

силы на борьбу с недугом.

Диагностическая машина Ривейры, исследуя биотоки всех важнейших органов

пациента по особой программе, выработанной ее создателем, соотносит с ними

качество сигналов, поступающих из волевого центра мозга больного,

рассказывающего о недомогании. И только после такого сложнейшего

психо-физиологического анализа выдает заключение.

Доктор чем-то расположил к себе Джоан, может, своими большими, карими

глазами, смотревшими на нее с внимательным уважением, немного печально. Он

не прерывал ее ни звуком, ни жестом. Незаметно она перестала замечать перед

собой цветного. Просто умный и добрый человек сидел и слушал ее. Она долго и

обстоятельно рассказывала ему о своих головных болях, о бессоннице, что

часто мучает ее. А потом, незаметно для себя, перешла на другую тему --

стала сетовать на жизнь, которая после катастрофы с мужем заметно

изменилась. Ей снова пришлось преподавать английский в колледже, потому что

пенсия, которую назначил ей университет Барнета, не позволяла жить в ее

вкусе.

Машина перестала стрекотать, лента, выползавшая непрерывно из ее чрева,

замерла неподвижным пучком в корзинке.

-- Хотите почитать, что она вам нагадала? -- улыбнулся Ривейра,

перехватив ее тревожный взгляд.

-- А можно?

-- Пожалуйста,-- он поднес корзинку.-- Вот начало, отсюда надо

читать,-- протянул ей кончик белой неширокой полоски плотной бумаги.

Джоан с интересом стала перебирать ленту, но -- увы! -- ничего, кроме

цифр, математических значков и каких-то сокращений, вроде ПЧК, СДЦ, ЛГК, не

увидела там. Перебрав всю ленту, она разочарованно взглянула на Ривейру.

Тот, откинувшись на спинку кресла, наблюдал за ней из-под полуприкрытых век.

Молодой женщине показалось, будто он снисходительно посмеивается над ней,

как посмеивался дедушка, когда она, совсем малышка, пыталась открыть его

автоматический портсигар-зажигалку... Джоан смутилась и покраснела.

Пытаясь сгладить неловкость момента, он добродушно сказал:

-- Ничего, ничего. Здесь немного зашифровано, но, если хотите, я вас

научу читать этот колдовской язык.-- Он подсел ближе и растянул перед ней

ленту.-- Ну, во-первых, сообщается температура тела: тридцать шесть и семь.

Затем -- давление крови. Неплохое. Простой анализ крови -- эритроциты,

лейкоциты. Ничего особенного. И, наконец, мышечный тонус... Она находит, --

Ривейра кивнул в сторону машины,-- что тонус у вас ниже нормы. Ходите

больше. Бадминтон. Бассейн. Велосипед... А теперь рассказ о том, как

функционируют основные органы. Видите -- "СДЦ". Это сердце. А далее -- его

главные параметры: вот, число сокращений в минуту, величина давления в его

камерах, напряжение сердечной мышцы, ну и так далее. Вам это не интересно. А

вот и вывод: "сердце в норме". Но есть и примечание: "были спазматические

реакции коронарных сосудов"... Вы ощущали легкие боли в области сердца? Нет?

Ну, и прекрасно: есть еще время поупражнять ваше сердце свежим воздухом,

спортом. И самое главное -- поменьше отрицательных эмоций. Сердце надо

беречь!..

Дальше Джоан выслушала оценку состояния ее легких, желудка, почек --

все, в общем, было "в норме", если не считать некоторых замечаний, за

которыми следовали профилактические советы. А в самом конце ленты Ривейра

прочитал ей ответ кибернетического эскулапа на основной вопрос, вытекающий

из жалобы больной: "Легкая степень неврастении".

-- Несколько сеансов волновой терапии вас вылечат.

-- Только и всего? -- удивилась Джоан, и тут же ей стало неловко от

мысли, что отняла по пустякам столько времени у большого ученого. "А его,

наверно, дожидаются очень больные люди..." И в порыве искренности она

виновато произнесла:

-- Вы извините, доктор. Это Дэви настоял, чтобы я к вам обратилась,

когда сказала ему про головные боли.

-- Ваш муж?

-- Ну да.

Ривейра с трудом удержался от восклицания -- уж слишком это было

неожиданно: хороший диагноз и вдруг -- паранойя! Такой ошибки его машина

допустить не могла...

Не будь он опытнейшим психиатром, наверняка возмутился бы и сказал: "Вы

шутите! Ваш муж скоро два года, как покоится в земле". Но, словно ни в чем

не бывало, он безучастно спросил:

-- Давно это было, когда он вдруг вспомнил про меня?

-- На той неделе.

И только теперь Джоан спохватилась, что наделала. Краска снова залила

ее лицо, она прижала руку ко лбу и пролепетала:

-- Мне что-то нехорошо, доктор... Я, кажется, говорю какие-то

глупости...

-- Ах, я медведь! Забыл, что вентиляция не работает! -- Ривейра

бросился к окну и открыл его.-- Простите, мэм, я сейчас принесу воды... -- и

он быстро вышел из кабинета, не дав ей опомниться для возражения.

"Какой чудесный воздух",-- подумала Джоан, глянув в раскрытое окно. Ее

охватила судорожная зевота, еще через несколько секунд она уронила голову на

плечо, тело ее обмякло в кресле. Джоан крепко спала...

Эдлай Ривейра вошел в кабинет, неся в правой руке запотевший стакан с

минеральной водой. Поставив его на столик, он подошел к диагностической

машине, выдвинул из ее тумбы продолговатый ящичек и вынул оттуда две плоские

металлические чашки, похожие на рефлекторы. Эти маленькие параболические

антенны он прикрепил к пружинящим скобам из тонкой листовой стали. Затем

произвел какие-то манипуляции на пульте машины -- и кресло со спящей Джоан

пришло в движение. Оно отклонилось слегка назад, затем спинка в центре стала

проваливаться, и казалось, что плечи и голова женщины вдавливаются в мягкое

покрытие спинки. Теперь голова Джоан уже не свисала на плечо, а была поднята

чуть кверху и покоилась словно на подушке. Отведя волосы со лба и висков,

Ривейра осторожно надел на голову спящей женщины скобу, так, что антенна

приходилась по середине лба и была направлена прямо на него. Затем укрепил

ей и себе на левые запястья нечто похожее на браслеты. Провода, идущие от

них, подключил к двум боковым клеммам на панели машины. Усевшись в свое

кресло, он укрепил скобу на своей голове и включил машину. На экранчике

блока дальнего управления, который он держал перед собой, загорелся сигнал:

все готово к сеансу телепатии.

Он поворочал головой, пока на экране не появился светлый шарик:

параболические антенны находились на прямой. Он закрыл глаза и тотчас

почувствовал дремоту: сила процесса торможения в коре головного мозга,

который он только что искусственно вызвал у Джоан, начала передаваться

ему... Поискал другой частотный канал, и сон отпустил его. Перед мысленным

взором его (а он глаза не открывал, чтобы сосредоточиться на приеме мыслей

спящей пациентки) возникло улыбающееся лицо Дэвида Барнета.

-- ...Так что ты заезжай к нему в клинику, представься, и он, я думаю,

тебе поможет,-- говорил Барнет, и Ривейра знал кому -- Джоан. Он подключился

к ее сновидению. Тут Барнет исчез, и его сменила какая- то странная

картина... "Мы, кажется, в электромобиле. А рядом что такое? Какой-то

аппарат. Камера с объективами. Как два глаза у кибера! Уставились на

нас..."-- он забыл, что его мысли точно так же передаются Джоан, как и ее

идут к нему. Картина резко оборвалась, и он увидел лицо Джоан. Ее испуганные

широко открытые глаза смотрели на него.

-- Как ваше самочувствие? -- спросил он участливо.-- Немного лучше? А я

воды вам принес,-- он открыл глаза и посмотрел на стакан, стоявший на

столике между ними, чтобы через него и она увидела воду. Он вновь закрыл

глаза, но теперь уже образ стакана с холодной водой запечатлелся в ее

сознании и она самостоятельно продолжала его "видеть".-- Хотите? -- он

протянул ей стакан, и она, спящая, взяла его, сделала несколько глотков и

протянула стакан обратно.

-- Как вы оказались со мной в машине? -- она всЈ еще испуганно смотрела

на него.

-- Совершенно случайно... Видите ли, я настраивал свои приборы

телепатической связи и нечаянно попал на вашу волну. В машине меня не было

рядом с вами, я находился в своей лаборатории,-- Ривейра осторожно подбирал

слова, растягивая их с большими паузами -- как и положено во сне. Эта

неспешность течения мысли была ему на руку: она позволяла понятней объяснить

Джоан его "волшебство", не напугав ее при этом в в то же время не раскрыть и

хитрости, с помощью которой он решил выпытать у нее то, что вызывало его

беспокойство.

Нет, его диагностическая машина не могла так ошибиться -- "не заметить"

у пациента признаки помешательства. Она четко заявила бы об этом, подчеркнув

красной чертой это свое сообщение. Значит, профессор Барнет жив, хотя он сам

в прошлом году положил на его могилу букет флоксов... И недаром Джоан так

смутилась, проговорившись! Нет ли здесь какой-то связи с тем, что стало ему

известно недавно о таинственных работах с живым человеческим мозгом? Тем

более что доктор Притт, который, по слухам, занимается этой работой, большой

друг Барнета. Ривейра вспомнил, что Барнет советовал ему в тот раз

познакомиться с Приттом -- "с ним вы найдете общий язык..."

Все это вихрем промчалось в его голове и родило тот план, по которому

он спешно погрузил свою пациентку в глубокий сон в надежде узнать от нее

поподробнее все, что она может знать о "воскрешении" своего мужа.

-- ...Я находился далеко от вас, но невольно подслушал ваши мысли.

Извините меня, пожалуйста. Но я быстро отключился. Правда, успел заметить,

что рядом с вами на сиденье был какой-то аппарат, вроде кибера с очень

пронзительными глазами. Что это?

-- Это модель Дэви.

-- Простите, модель чего?

-- Модель Дэвида Барнета. Так называет этот аппарат доктор Притт,

который устроил мне свидание с мужем. Это, действительно, кибер. Но в него

вселился разум моего Дэви, и я разговаривала с ним, как со своим мужем. С

самим Дэви, увы, свидание пока не разрешают. Притт обещает подобрать ему

другое тело, вместо того, которое разбилось, когда Дэви налетел на

грузовик...

Под вечер приехал мистер Майкл, которого Притт и его сотрудники уже

давненько не видели. Он посидел возле экрана, на котором Барнет заканчивал

решение группы уравнений.

-- Профессор пытается расшифровать значение сигналов, принятых от

созвездия Лебедя,-- шепотом, наклонившись к нему, пояснил Притт.-- Задача

была опубликована в "Космосе".

--

Что, есть указание на посылки разума?

--

Да, есть. Но Барнет отнесся к этому весьма скептически и взялся

доказать, что система сигналов не содержит внутренней логики.

-- А он неплохо освоился! -- шепотом воскликнул мистер Майкл. -- На

Босса это должно произвести впечатление... Да, да,-- сказал он, заметив

вопрос, готовый сорваться у Притта,-- я приехал просить вас приготовиться к

его визиту. Пойдемте, поговорим.

-- Итак, он будет здесь завтра в двенадцать,-- продолжил мистер Майкл,

когда они уединились в кабинете Притта.-- Главная цель визита: он хочет

знать, видеть, может ли изолированный от тела мозг заменить электронную

машину.

-- Разумеется, нет. Так же, как машина не сможет полностью заменить

человека.

-- Не притворяйтесь. Вы знаете, о чем речь... Хозяин вправе знать,

стоит ли ему оплачивать и дальше ваши эксперименты. Завтра вы должны

успокоить его, а еще лучше -- заинтересовать. Ну, желаю успеха.-- Мистер

Майкл поднялся и протянул руку: -- До завтра!

Когда все собрались у него в кабинете, Притт сказал:

-- Завтра, не позже двенадцати, вы наконец увидите нашего Босса. Он

хочет лично удостовериться в том, что не зря платит нам. Я не шучу, --

добавил он, заметив на лице Альберта ироническую улыбку. -- От завтрашнего

визита будет зависеть многое из того, что нам дорого, а в целом -- судьба

нашей работы.

-- Чего хочет хозяин? -- с тревогой спросил Пол, вспомнивший о своем

сыне, которому необходимо внести кругленькую сумму, чтобы поступить в

университет.

-- Хозяин хочет знать, может ли мозг человека заменить ЭВМ.

-- Только и всего! -- ехидно поддакнул Альберт.

Макс, сердито пнув его в бок, сказал:

-- Но это же, в общем, нетрудно исполнить. Сблокируем Барнета с

аналоговой машиной, с преобразователем алгоритмов, и наш профессор

математики затмит любую ЭВМ! Только не понимаю, зачем это нужно?

-- Корпорации нужны исполнители умнее роботов, но не такие умные, как

ты. Понял? -- ответил Альберт за Притта.

В общем, предложение Макса было принято. Договорились прямо с утра

произвести все подключения.

-- А сейчас идите по домам,-- сказал Притт,-- я задержусь и подготовлю

Барнета.

Барнет встретил его возгласом:

-- Ну, что я говорил! Изучив все варианты, я не нашел возможности

алгоритмировать ни одной группы колебаний...

Притт не слушал дальше: есть ли разум в созвездии Лебедя или нет его --

это сейчас было ему все равно. Тревога перед завтрашним днем росла в его

душе. Он вспоминал тот разговор с Боссом насчет оседлания интеллекта и все

отчетливее сознавал, что не удастся ему удовлетворить завтрашнего визитера

фокусом, который они задумали только что. Вот почему и милейший мистер Майкл

так быстро покинул лабораторию -- буквально улизнул, чтобы не вступать в

объяснения весьма щекотливого свойства: зачем это ему? Ведь, в конце концов,

научную работу ведет не он, директор Научного центра, а Притт. Пусть Притт и

думает. И Притт думал. Думал о том, что придется пускать в ход новый

генератор. "Это пострашнее человека-машины! -- мрачно усмехнулся он.-- За

один только такой эксперимент уже можно отправлять в газовую камеру"...

"Генератор эмоций", а сокращенно -- "ГЭМ", как назвал его автор,

являлся логичным завершением работ, начатых еще покойным Миллсом. Его

талантливый ученик и последователь сделал следующий шаг по пути овладения

мозгом человека -- от воздействия на внешние рецепторы к воздействию на

эмоциональные центры нервной системы. Еще Миллс утверждал, что личность --

это определенный и неповторимый комплекс эмоций. Любой человек отличается от

другого именно пропорцией ингредиентов в этом сложном комплексе. Так что

личность можно выразить математически, если установить систему потенциалов

каждой эмоции. Притт видел в этом величайшее благо для человеческого

общества. Выработав математическое значение для объективного определения

каждой личности, с помощью ЭВМ можно рассчитать закон наиболее

благоприятного сочетания различных типов личностей в коллек- тиве. Собранный

по такому закону коллектив будет отличаться необычной устойчивостью,

прочностью связей индивидов, а в конечном итоге -- высочайшей

производительностью труда. Но этим пусть займутся другие. Он считал новую

идею ответвлением от линии, по которой шел сам. А от влекаться в сторону

Притт не имел ни времени, ни сил.

Поэтому он двинулся дальше, использовав другой вывод, прямо вытекавший

из его открытия: личность можно изменить до неузнаваемости. Например, из

садиста сделать добряка или зануду превратить в обаятельного человека. С

таким же успехом -- можно и наоборот... Конечно, личность формируется под

длительным воздействием внешней среды, но "ГЭМ" ускорит процесс воспитания в

сотни раз, изменив характер человека.

Этот сложнейший аппарат -- чудо бионики -- являлся приставкой к

биотрону, детищу профессора Миллса. И хотя Притт со своими помощниками за

эти годы не раз модернизировали его, все же в своей основной схеме биотрон

остался миллсовским. "ГЭМ" оказался первой серьезной "надстройкой" над этим

прочным, добротным "зданием".

Тревога Притта вытекала из предчувствия, что придется пустить генератор

"в обратную сторону" -- не на улучшение личности. И предчувствие оказалось

истинным. Босс, на которого хотя и произвела впечатление работа Человека Без

Оболочки -- он даже рассчитал почти мгновенно курс акций на фондовой бирже,

который окажется на третий день, если корпорация объявит о продаже своих

урановых копей на Луне в районе моря Дождей, -- однако остался не

удовлетворен.

-- Вы понимаете, Притт, нам не то нужно,-- сказал он, когда они

закрылись в кабинете руководителя лаборатории. -- Ну, зачем вся эта ваша

хитрая установка, когда мы могли бы нанять живого, настоящего профессора!

Это нам обошлось бы намного дешевле. Я еще раз подчеркиваю вашу задачу: вы

должны изготовить умную, быстродействующую машину, отличающуюся от подобных

технических моделей материалом, из которого она сделана. А главным же

образом ее отличие от всех других механизмов, и ее основное достоинство

перед всеми другими должно состоять в том, что эта машина -- корыстна. Вы

меня поняли? Она должна выполнять свою работу заинтересованно -- и только в

этом будет ее сходство с человеком! Машина должна хотеть. Чего хотеть --

неважно. Удовлетворение ее потребностей -- вот тот стимул, который постоянно

гонит ее делать больше и лучше. Машина эта не будет думать ни о чем, кроме

одного: как побольше заработать удовольствия. И если мы поставим этого

кибера руководить, скажем, цехом или даже предприятием -- он раскроет все

свои возможности и заставит людей трудиться так, как ни один наш управляющий

сегодня не может заставить,-- при этом Босс выразительно посмотрел на

мистера Майкла, и тот смущенно закашлялся.

А хозяин распалялся еще сильней.

-- Машина, машина и только машина! -- войдя в раж, стучал он кулаком.--

Мы не хотим иметь дело с интеллектуальными личностями, не желаем знать --

кому принадлежали эти мозги. Нам нужны не люди, а исполнительные машины.

Пусть одна называется Мери, другая -- Джейн, третья -- Софи, как угодно!

Можно просто нумеровать их. Именно таких киборгов вы можете создать, Притт?

Ответ я хочу знать сегодня. Сейчас же!..

Наступила тягостная пауза. Мистер Майкл сидел, опустив очи долу,

ладошки положил на стол, как неподготовившийся ученик под взглядом учителя.

Притт делал вид, будто рассматривает свои ногти, а сам лихорадочно искал

ответа. Собственно, он еще вчера был готов к нему, но сейчас он вновь

колебался при мысли о том,

что последует затем... Сказать -- "нет, не могу" -- значило бы

распроститься с любимой работой, делом всей жизни, и это в такой момент,

когда все идет так хорошо!.. Он взял себя в руки.

-- Да, сэр! Хотя это и потребует дополнительных затрат.

-- У меня должна быть уверенность в их целесообразности.

-- Дорогой коллега, -- оживился мистер Майкл, -- пожалуйста,

продемонстрируйте нам один короткий, но убедительный эксперимент.

-- Обезличьте его, и пусть он работает, как машина, а не как профессор

Барнет, -- уточнил Босс и добавил откровенно: -- Мне, признаться, совестно

командовать профессором...

"Совесть... Скажи пожалуйста, в нем совесть заговорила!"-- фыркнул про

себя Притт. А вслух сказал:

-- Хорошо. Я выключаю, например, совесть, и личность данного человека

исчезнет. Это будет просто скот с человеческой сообразительностью и даже

знаниями законов высшей математики...

Что такое совесть? Притт формулирует: комплекс полноценности. Сюда

входят и чувство собственного достоинства, базирующееся на признании

достоинства других личностей, и способность оценить свои действия как бы

глазами других -- "со стороны", и чувство справедливости -- "внутренние

весы" с двумя чашами: на одной -- благо для себя, на другой -- для ближнего

своего...

Количественное соотношение всех составляющих ее компонентов дает

качество или -- как чаще говорят -- чистоту совести -- характерной

человеческой эмоции, не имеющейся ни у одного животного, разве что только у

дельфина и то лишь в зачатке.

-- В своих действиях он будет руководствоваться только шкурными

интересами,-- мрачно продолжал ученый.-- Мы ему создадим подходящие условия,

скажем, возбудим чувство сильного голода или палящей жажды. При виде стакана

воды он будет готов убить самым зверским образом свою жену... Я могу

посадить его в танкетку, вооружить лазером, и сказать: уничтожишь население

Теритауна -- всех, начиная с младенцев,-- получишь и воду и пищу...

-- Ну, к чему такие крайности! -- замахал руками Босс, а глаза его

смеялись. Он, может, потер бы от удовольствия руки и предложил выпить за

успех дела, если бы... Если бы начисто был лишен совести. Поэтому он и

постарался скрыть свои истинные чувства, а милейший мистер Майкл поспешил

ему на выручку:

-- Сэр, не думайте ничего плохого. Мой коллега, доктор Притт, как

истинный американец, любит юмор.

-- Я -- человек дела,-- возразил Притт, -- и считаю, что в деловом

разговоре юмор не уместен. Я понял вас, сэр, и шутить не намерен. Мне просто

не до шуток: заказ очень серьезен. Я создам вам управляющего с головой, но

совершенно без сердца, то есть без совести. Таким образом, вы будете иметь

дело вовсе не с человеческой личностью, а с высоко организованным кибером,

который носит кличку или номер. Я не шучу еще и по- тому, что у меня нет

времени шутить: по слухам -- да, по слухам, мистер Майкл, -- исследователи в

области молекулярной электроники могут опередить нас, выполнить модель

человеческого мозга на кристаллах...

Босс посмотрел на мистера Майкла.

-- Что вы скажете? У вас есть точная информация?

-- Я не помню, чтобы лаборатория Притта делала заявку на такую

информацию, -- ответил директор Научного центра, -- Это что, жалоба? -- он

повернулся к Притту.

-- Мистер Майкл, -- одернул его Босс, -- рассматривайте это как заявку

лаборатории Притта и мою тоже. Я хочу быть в курсе дела...

С президентского совета фирмы Ратт вернулся злой. Угрюмый сидел он в

своем кабинете, пытался читать бумаги, но сосредоточиться никак не

удавалось. В голове звучал неприятный разговор с тремя президентами. "Вечно

ваш отдел подводит фирму, -- выговаривали ему. -- Может, вам трудно стало?

Скажите. Кстати, как у вас со здоровьем?.."

Если хозяева справляются о твоем здоровье -- жди крупных неприятностей.

Это он давно усвоил и сам действовал точно так же в отношении своих

подчиненных. И сейчас он понимал, что если ему, одному из президентов фирмы,

высказывают такое неудовольствие, значит надо срочно поправлять свою

репутацию. А виной всему было это чертовское дело Притта. Информация

поступала регулярно. О ее ценности, значимости ни Ратту, ни его подчиненным

судить было не дано: слишком уж не по их части. Но, как видно, она не стоила

тех денег, что пришлось за нее уплатить. Там, наверху, нервничали, хотя пока

определенных претензий не формулировали. Однако и этого с него было

достаточно, чтобы не ждать, когда ткнут носом, как нашкодившего щенка.

Все было ясно для него -- ясно, что в ближайшие дни качество информации

должно улучшиться, иначе... Но неясно оставалось другое -- каким образом

внушить О'Малею подобную же тревогу. Говорить начистоту с нижестоящими

противоречило естеству старого лиса. Ратту нужен был предлог, чтобы

сформулировать новые требования к своим агентам. Это и являлось самым

трудным для него, поскольку в науках он был слабоват. Зато в интригантстве

равных ему трудно сыскать. Благодаря этой "науке" он и преуспевает в жизни,

всегда на хорошем счету у сильных мира сего.

Наконец, ему удалось взять себя в руки, сосредоточиться. Однако не стал

ломать себе голову над тем, что содержится и чего не хватает в поставляемой

им информации. Он рассуждал обычно: "Меня стараются провести. Нашли дурака!

Но я вас, умники, заставлю почитать родителей... Нужно немедленно докопаться

до сути: над чьими мозгами они экспериментируют -- фамилия, имя, кто такой.

Когда я наступлю им на хвост, они будут послушны и понятливы..." Если в

голове оформилась идея, составить план ее реализации уже не трудно, и Ратт

отдал приказание своему секретарю-киберу: вызвать на завтра в девять О'Малея

и Вартаняна.

-- Шеф, а какая им разница, мозги это Джона или Смита? --

поинтересовался О'Малей, когда Ратт объяснил их дополнительное задание.

-- В этом -- вся расшифровка информации, если уж вы желаете знать такие

детали, -- отвечал шеф. -- Я не хочу скрывать от вас ничего: мои агенты

всегда должны быть хорошо осведомлены. Да, да, это очень важно -- чей мозг,

белого человека или цветного, кто он по профессии, чем занимался раньше и...

-- он хотел сказать: "каким образом очутился в лапах Притта", но удержался:

в его планы вовсе не входило знакомить агентов со своими методами работы.

Поэтому он, осекшись на мгновение, закончил фразу так: -- и для этого лучше

всего знать подлинные имя и фамилию, которые носил тот человек.

-- Между прочим, я уже интересовался, -- заметил Вартанян. -- Это

известно только Притту, а он не рассказывает никому.

-- Ну, положим! -- буркнул Ратт.

-- Я тоже в это не верю, -- сказал О'Малей. -- Чтобы его близкие

сотрудники не знали, с чьим мозгом они работают... Да ведь это не кусок

говядины!

-- Значит, они ему преданы, -- не сдавался Вартанян, -- и мы от них все

равно ничего не добьемся. И не дураки же они, в самом деле, чтобы дать нам

такой козырь против себя.

-- Давать нам никто ничего не будет! -- рявкнул Ратт.-- Надо работать,

а не болтать языком! Задание вам ясно? Говорите дело: какая помощь

необходима от меня?..

На этом, собственно, совещание разведчиков и закончилось. О'Малей

поднялся и сказал, что им все ясно, а если что понадобится, они

дополнительно встретятся с шефом. Флегматичный, малоразговорчивый ирландец с

начальством и вовсе не любил разговаривать. Ему было и трех минут

достаточно, чтобы понять, чего хотят от него. Затем он отправился думать.

Пока у тугодума созревал план, его приятель успевал предложить несколько.

Отсеивая их один за другим, О'Малей не без влияния этого града идей

вырабатывал, наконец, более стоящий, который после обсуждения, с поправками

или без принимался обоими к исполнению. Так и сейчас, Вартанян предложил

шантажировать Макса, а через него и Притта тем, что они сообщат его хозяевам

о проданных им секретах.

-- Во-первых, Сурен, это не по-джентльменски. Во-вторых, они могут

вообще прекратить информацию и обратиться за помощью к своей секретной

службе. А, в-третьих, они нас могут обмануть -- сообщат вымышленное имя,

пойди потом, проверь!

-- Пожалуй, верно, -- согласился приятель и тут же подкинул новую идею:

-- Давай захватим и прижмем этого Притта с помощью моих знакомых парней из

местной организации Бэрча. Стоит мне сказать им, что он -- красный...

-- Ну, хватил! Забыл, о чем предупреждал нас шеф, -- об осторожности.

Нет, я вот что предлагаю: давай возьмем ближайшего его сотрудника --

Альберта...

О'Малей, пока они налаживали информацию, не терял даром времени, он

тщательно изучал окружение Притта всеми доступными путями. Ему удалось

установить, что Макс и Альберт ближе всего стоят к руководителю и что

Альберт является чуть ли не любимчиком Притта. А Пол, наоборот, держится в

этом коллективчике несколько обособленно. "Вероятно, и Притт не очень ему

доверяет", -- сделал он вывод. Теперь он подумал, что хорошо бы "прижать"

Пола: он семейный человек, больше всех нуждается в деньгах. Однако ирландец

не был уверен в достаточной осведомленности этого сотрудника Притта. "Ради

крупной суммы или со страха он может и приврать, зная, что проверка в данной

ситуации почти невозможна..."

-- Не могу ручаться, но сдается мне, что Альберта они не посвятили в

сделку с нами и доли ему, конечно, не выделили. А ведь он в их научной

работе не последняя скрипка. Как ты полагаешь, Сурен, не будет ли обидно

этому молодому, подающему надежды юноше узнать, как надули его самые близкие

товарищи? -- О'Малей хитро выпятил нижнюю губу, уставившись на приятеля.

Вартанян, сам неплохой психолог, сразу оценил подход.

-- Здорово! -- не скрыл он восхищения.-- Прежде, чем ударить, Шон, ты

выбираешь слабое место... Только уверен ли ты, что Альберт не под

наблюдением своей секретки?

-- Не уверен. Поэтому нам незачем его похищать.

Надо устроить разговор в укромном месте. Я, кажется, возьму его целиком

на себя...

Альберт появился на свет в день сорокалетия со дня смерти великого

Эйнштейна, из-за чего и получил его имя, которое дал ему отец, видный

американский физик, профессор Принстонского университета. Этот человек являл

собой классический тип ученого, который не признает ничего на свете, кроме

науки, и ради нее готов на все. Он не признавал политики, заявляя, что оная,

как и религия, есть наивреднейшее проявление невежества. Из политических

деятелей признавал только Жолио Кюри и Бертрана Рассела, которых очень

любил, сожалея, что разум их "пострадал от всеобщего безумия". Остальных во

главе с президентом называл тунеядцами и мракобесами.

-- А кто же будет управлять делами государства, общества? -- спросил

его сын-школьник.

И тогда этот чудак прочел ему целую лекцию, содержание которой могло бы

соперничать со знаменитыми трактатами Кампанеллы и Руссо. По мнению этого

новоявленного философа, общество должно состоять из ученых и рабочих, причем

последние должны отличаться от первых не невежеством, а мастерством рук

своих. Государство -- это кормушка для тунеядцев-политиков, рождающая

ежедневно бюрократов-чиновников, оно -- ярмо на шее простых людей. Поэтому

быть его не должно совсем. Управлять делами общества должен Высший Ученый

Совет и его распорядительные органы на местах..

-- Но разве это не будет государственным аппаратом? -- возражал сын.

-- Нет, это совсем другой, научный аппарат, над которым не довлеет

какая-то "великая" личность или группа лиц, которые правят от имени безликой

массы, громко именуемой "Народ Американский". Сегодня ни одна живая душа из

народа, будь она, как говорится, семи пядей во лбу, не может повлиять на ход

событий, и каждый живет под страхом: а что-то они еще придумают завтра?..

Ученый Совет не сможет управлять страной без научного согласования всех

исходных данных. Каждый сможет тогда передать свою волю по любому вопросу, и

если она, эта воля, будет содержать в себе рациональное -- с научной точки

зрения -- зерно, ее учтет Центральная аналоговая машина и со своими

выкладками представит на рассмотрение ученых мужей...

-- Это прекрасно! -- воскликнул сын.-- Но ведь этого надо добиваться.

Значит, опять нужна политика, нужна партия, которая внесла бы в свою

программу эти цели...

-- Нет, -- сказал отец, -- каждый должен посвятить себя целиком

служению науке, просвещению. Только так можно преодолеть всеобщее

невежество. А пока просвещение не охватит всех до единого, никакой партии не

построить такого общества, где царствовать будут Разум и Наука...

Юноша с детства влюбился в своего отца-труженика. Мать рано оставила

их: она была не согласна с мужем, который большую часть своего заработка

тратил на поддержку талантливых студентов. "Без талантов науки нет",--

говорил он убежденно. А мать тоже не понимала политики, но зато любила жить

на широкую ногу, веселиться с друзьями. Она и не особенно возражала, когда

муж решил оставить сына при себе. Альберт рос в преклонении перед одним

божеством -- наукой. Подростком уже трудился в отцовской лаборатории. И

когда внезапная смерть отца осиротила его, университет назначил ему

стипендию и предоставил право на бесплатную учебу. Потом, с третьего курса,

все эти расходы, с согласия самого студента, взяла на себя "Стил

корпорейшн".

Вот что узнал об Альберте старший агент фирмы "Мосты в будущее"

О'Малей. "Неплохо, -- сказал он сам себе, -- Этакий нежный цветочек взрастил

папаша!.. В оранжерейке он бы еще долго расцветал. Но вот подует на тебя

ветер "невежества", и посмотрим, как посыплются твои яркие лепесточки..."

Нет, недаром кембриджские профессора готовили из него юриста --

человека, проникающего в суть вещей методом психоанализа, тонким знанием

слабостей людей и придуманных ими же законов. Ратту, в конечном счете,

наплевать, каким методом действуют подчиненные, выполняя его приказ, лишь бы

их действия не повредили репутации знаменитой строительной фирмы. В то

время, когда политические и уголовные убийства, исчезновения людей стали

почти нормой жизни, О'Малей и стрелять-то как следует не умел, чем, кстати,

даже бравировал. Защитой ему служили пуленепробиваемый жилет и приемы самбо,

которыми он владел в совершенстве, к тому же он часто выступал на

любительских встречах по боксу в полутяжелом весе. В общем, он был

интеллектуалом. А интеллектуалы, как известно, презирают и огнестрельное и

холодное оружие, не признают мокрых дел, к работе своей относятся творчески.

Он позвонил Альберту на квартиру вечером и представился ему посланцем

от некоего профессора, знавшего его покойного отца, назвавшись Томом

Клиффордом.

-- Я должен передать вам весьма важное поручение, -- сказал он в ответ

на приглашение приехать, -- но вот беда -- я, кажется, простыл, и чувствую

себя неважно. А поручение срочное. Если вам не трудно, подъезжайте ко мне в

отель "Сандерленд", номер 220. Пожалуйста, жду вас.

Когда Альберт вошел в комнату, Клиффорд сидел в кресле, его ноги

укрывало одеяло, которое он стащил прямо с кровати, не потрудившись даже

застелить его покрывалом.

-- Погодка -- как у нас в Англии,-- сказал он и кивнул на окно,

слезившееся моросящим дождиком.

-- А, вы оттуда,-- кивнул Альберт, давно мечтавший побывать на родине

своего отца и повидаться с родичами.-- Надеюсь, вы не привезли мне

какой-нибудь неприятной вести?

-- Как раз наоборот. Я привез вам деньги. И довольно приличные. Ими

будет оплачена небольшая услуга, которую вы окажете нашей фирме, а точнее --

ученым ее института, работающим в близкой вам отрасли. Они изучают биофизику

головного мозга. Им стало известно, что в лаборатории доктора Притта, при

самом деятельном вашем участии, достигнуты важные результаты в экспериментах

над живым, отделенным от тела, человеческим мозгом...

При этих словах Альберт побледнел, судорожно сжал ручки кресла и

прошептал:

-- Откуда вам это известно? Ведь мы не публиковали своих отчетов нигде.

И вообще, кто вы такой, кто послал вас ко мне? Я ничего не понимаю!..

-- Простите, но мне самому непонятно, отчего вы так взволнованы, --

растерянно проговорил Клиффорд, тоже понизив голос до шепота. -- Неужели

Притт держит своего ближайшего коллегу в неведении относительно договора,

который он заключил с нашей фирмой два месяца назад?

-- Не знаю, может быть, я забыл, -- к Альберту стало возвращаться

присущее ему чувство юмора, -- но, в таком случае напомните мне, что это за

договор такой, -- лицо его тронула усмешка.

"Ты еще смеешься, мальчишка", -- злорадно подумал О'Малей, а сам

сказал:

-- Конечно, вы об этом должны знать. Мы договорились о том, что будем

регулярно получать от вас всю научную информацию о ходе эксперимента. За

определенную сумму.

-- И доктор Притт, конечно, уже получил доллары за эту "работу"?

-- Наша фирма -- предприятие с солидным капиталом. Мы рассчитываемся за

услуги моментально, -- надменно сказал Том Клиффорд, гордо выпятив свой

мощный ирландский подбородок. -- Извольте убедиться, -- он взял со стола

изящную папку.-- Я вчера проверял, как выполнены расчеты. Вот справка из

"Чейз-Манхеттен бэнк"...

Альберт взял протянутый зеленоватый бланк на гербовой бумаге

знаменитого банка, и то, что он увидел, потрясло его. Управление банка

подтверждало получение перевода на миллион долларов на имя доктора Джона

Притта.

О'Малей не был жестоким от природы, он даже сочувственно глядел сейчас

на физиономию парня, отражавшую гамму сложных чувств. "Вот тебе и фанатики

от науки, -- думалось ему при этом. -- А денежки-то все любят. Ну, а ты,

разве не из человечины сделан?.."

-- Что вам от меня нужно? -- подняв горящие глаза, спросил резко

Альберт.

-- Нам нужно знать, кому принадлежит, точнее -- принадлежал мозг, над

которым вы экспериментируете. Без этого ученым, читающим ваши научные

отчеты, непонятно многое.

-- Почему же вы не спросили у того, кто продал вам эту информацию?

-- Сначала об этом как-то не подумали. А когда позже понадобилось,

человек, знавший вашего отца, пожелал, чтобы деньги, которые придется

уплатить и за это, достались лично вам. Он почему-то предполагал, что Притт

не поделится с вами. Кстати, и ваш коллега -- Макс, через кого была

заключена та сделка, специально оговорил сумму для себя лично. Могу назвать

ее: двести тысяч. Долларов, конечно.

-- Значит, теперь вы хотите купить и меня?

-- Послушайте, милый вы человек! -- взорвался О'Малей, которому надоела

эта святая простота. -- Если вы даже и не притворяетесь, то, клянусь мощами

святого Пафнутия, эта святость не делает вам чести. Хотя я понимаю, вы --

талант и, наверное, будущее светило в науке.

Поймите же, наконец, что все мы постоянно что-то покупаем, что-то

продаем. Товарообмен -- это закваска человеческого общества. Не знаю, почему

я должен читать вам лекцию по политэкономии...

-- О, извините! -- деланно воскликнул Альберт, снова вернувшийся в свое

обычное состояние.-- Я, действительно, отупел, отстал от кипучей жизни

нашего Великого Общества. Конечно же, все можно купить. И продать. Нельзя

только воровать. Продавай, что угодно, но свое. Друзей, например. Или

носовые платки, какая разница! Ха-ха-ха! Действительно, все идет по закону

политэкономии: товар -- деньги -- товар... Так что же вам продать? Ах, да!

Имя Человека Без Оболочки... Сколько?

-- Что сколько? -- опешил не ожидавший потока иронии мистер Клиффорд.

-- Сколько долларов дадите за мой товар?

-- Шутка -- вещь хорошая, -- помедлив, ответил тот. -- Но я бы не хотел

сводить к ней весь наш разговор. -- Он с укоризной посмотрел на Альберта и

продолжал: -- Давайте договоримся по-деловому. Ваше слово.

Тут он вдруг обнаружил, что собеседник его пропал куда-то, хотя

по-прежнему сидел напротив с застывшей на лице саркастической улыбкой. Мысли

того блуждали сейчас где-то очень далеко от места торговой сделки...

"Нет, разве можно так работать просто ради денег, как работали мы с

Приттом, -- забыв о времени, о себе, обо всем? Один свет в окошке, одна

радость была на всех -- овладеть глубочайшей тайной природы, вернуть Барнету

тело... Была! А теперь... Но как же мог Притт, человек, пред чьим талантом

все мы преклонялись, как мог он пасть так низко? Кто он, ученый или

бизнесмен?"...

В душе Альберта что-то переломилось, исчезла опора, на которой привычно

базировались его порывы и поступки. Стало пусто, как в доме, покинутом

хозяином...

...Мистер Клиффорд остался весьма доволен этой встречей. Он только не

мог, а скорей, пожалуй, не хотел понять этого молодого американца,

отказавшегося от долларов, честно им заработанных. Он даже рассердился, Том

Клиффорд, и мысленно крикнул вдогонку уходившему человеку: "Подумаешь,

чистюля! Невинный агнец! Да если б ты знал, как бескорыстно предал сейчас

своих друзей! Ведь и Иуда не стал бы чище, когда бы не взял тридцать

сребреников!"...


Глава четвертая. ПРЕИСПОДНЯЯ ПРОФЕССОРА ВЕЛЬЗЕВУЛА


-- Ультиматум отклоняется

-- Уснувший за рулем

-- В царстве теней

-- Здравствуй, Маргрэт!

-- Третье состояние

-- Путь к бессмертью

-- Кто вы, профессор Вельзевул?

-- "У нас все впереди..."

Утром в кабинете Босса собрались мистер Майкл, Лансдейл и Притт. Когда

все расселись, Босс кивнул Лансдейлу, и тот протянул листок бумаги мистеру

Майклу.

-- Господа, ознакомьтесь с этим письмом, которое я получил в прошлую

пятницу, -- сказал Босс. -- Надеюсь, мы решим, что нам следует предпринять.

Читая, мистер Майкл быстро розовел -- сначала шея, уши и, наконец,

щеки. После обычного делового обращения следовал лаконичный, почти

телеграфный текст:

"Нам известно об опытах, ведущихся в лаборатории научного центра

Корпорации под руководством доктора Притта. Мы восхищены результатами

эксперимента над живущим и мыслящим мозгом покойного профессора Д. У.

Барнета. Понимаем преждевременность и нежелательность паблисити для доктора

Притта и его коллег, которым угрожает уголовное преследование по обвинению в

вивисекции человека. Со своей стороны, готовы не разглашать тайну при

условии, если вы честно поделитесь информацией, вытекающей из результатов

эксперимента".

Далее анонимный автор указывал адрес, на который он будет ждать ответа

в течение пяти дней.

Притт болезненно морщился, читая это послание.

-- Черт возьми, они нам не дадут спокойно работать! -- воскликнул он,

брезгливо отбрасывая листок.

-- Спокойно, доктор, -- отозвался Босс. -- Это мы еще посмотрим. Не так

ли, Лансдейл?

-- Обычный шантаж конкурентов, -- спокойно ответил тот, на кого

возложена охрана секретов Корпорации.

-- Да, но я хотел бы выслушать мнения ученых по самому факту утечки

информации из нашей лаборатории.

Мистер Майкл, которому в таких случаях полагалось отвечать первым,

сказал, что он просто поражен.

-- При такой отлично налаженной охране, -- он сделал улыбку Лансдейлу,

-- мне остается лишь подозревать моего коллегу, -- кивок в сторону Притта,

-- чего я опять не допускаю, ибо уверен в его незаинтересованности...

Хуже всех в эту минуту чувствовал себя Притт. Ему казалось, что их с

Максом проделка будет раскрыта, и подыскивал оправдания на этот счет.

Поэтому, когда Босс поглядел на него, ожидая ответа, он не нашел ничего

лучшего, как поддержать мистера Майкла, сказав, что он также уверен в

порядочности своих сотрудников.

-- И все-таки вы, Притт, виноваты больше всех,-- заметил Лансдейл.--

Это все ваша гнилая интеллигентская мягкотелость... Извините, сэр, -- осекся

он под тяжелым взглядом Босса. Хозяин не терпел, чтобы кто-нибудь в его

присутствии распекал другого его человека да еще в резких выражениях.

Подобное право -- судить и распекать других -- он признавал только за собой.

А Лансдейл на миг забыл об этом...

-- Извините, сэр, за резкое суждение, -- поправился он, -- но вы же

сами знаете, что доктор Притт с самого начала допустил непоправимую ошибку,

раскрыв суть эксперимента вдове профессора Барнета...

Слово "вдове" больно кольнуло Притта. Ведь Барнет оставался для него

живым, как и для Джоан. Он чувствовал, что слово это Лансдейл использует

явно умышленно и неспроста...

Мистер Майкл мигом сориентировался:

-- Вот, видите, дорогой коллега, -- укоризненно сказал он Притту, -- а

вы еще были недовольны, когда я не разрешил вам устроить свидание миссис

Барнет с мужем. А ведь чуть было не взял на себя такой грех...

-- Предлагаю соблюдать порядок выступлений, -- сердито заметил Босс,

который очень не любил терять время на "оживленные прения", предпочитая

хаосу реплик строгое чередование кратких, хорошо продуманных докладов. --

Продолжайте, Лансдейл.

-- Я только что вернулся от миссис Барнет. Она призналась, что

случайно, как она говорит, проболталась о Барнете своему врачу -- профессору

Ривейре, когда была у него на приеме. Она сказала, что пришла к нему по

рекомендации мужа, что и удивило профессора. Мисс Барнет заверила меня, что

никаких подроб- ностей она не рассказывала Ривейре, и он ничего не

спрашивал. Но я лично в это не верю и полагаю, что утечка информации

произошла именно отсюда. Нужно еще учитывать и то, что профессор Ривейра

известный специалист в области нейрологии, он и по одному намеку мог

составить примерную картину ведущейся у нас работы. Далее. Я предупредил

миссис Барнет, что угрожает ее дорогому покойнику...

-- Лансдейл! -- хлопнул по столу Босс, не терпящий шуток в докладах. --

Не забывайтесь!

-- Простите, сэр... Я предупредил миссис Барнет о том, что может

произойти, если в прессе поднимется шумиха и федеральные власти будут

вынуждены вмешаться в наши дела. Это произвело на нее сильное впечатление.

Ей дано также указание, как надо действовать в случае шумихи. Она будет

начисто отрицать вскрытие тела погибшего мужа. Заплачено десять тысяч

долларов священнику ее прихода за возможные свидетельские показания.

Соответствующая работа проводится со всеми, присутствовавшими на похоронах

профессора Барнета. Предусмотрена также попытка судебных властей произвести

эксгумацию. Миссис Барнет будет решительно протестовать против осквернения

дорогой могилы -- и, как добрая католичка, обратится за помощью к кардиналу.

В таком случае к ее письму будет приложен наш чек. Вряд ли какой судья

решится игнорировать протест святого отца...

Чем эффективнее говорил шеф охранки, тем больше убеждался Притт в

обратном. "Нужны тебе наши секреты, как пыль космоса! Проворонил, а теперь

наводишь тень на плетень". Он начинал яснее понимать истинные пружины

поведения Лансдейла. Для начальника секретной службы сейчас важнее всего --

сохранить свое реноме, а будут ли раскрыты секреты Корпорации -- об этом у

него голова не болит. Не застали бы спящим на посту-- вот чего он боялся!..

И Притт даже рад был такому отношению к службе: это облегчало

осуществлять задуманное.

-- У вас есть что-нибудь? -- посмотрел на него Босс.

-- Да. Нам необходимо приступить к продолжению опыта еще на двух новых

мозгах. А Барнету подыскать тело и тем самым блестяще завершить первую часть

эксперимента.

-- Не возражаю. Все, что вам надо для этого, -- обеспечит мистер Майкл.

-- А не лучше ли выждать время, пока пройдет эта шумиха? -- робко

возразил директор Научного центра.

-- Не бойтесь, мистер Майкл, -- некое подобие улыбки согрело каменное

лицо Босса, -- Не впервой встречать угрозы и шантаж со стороны наших

конкурентов! Бог милостив.

-- Ничего страшного не случилось, -- поддакнул Лансдейл. -- Судя по

письму, у них нет серьезных данных, за что можно было бы крепко уцепиться.

-- На письмо ответить так: во-первых, никакой вивисекции у нас нет, вас

кто-то ложно информирует. Во-вторых, информацию о незаконченном эксперименте

давать преждевременно. В-третьих, мы хотим знать, с кем имеем честь... --

Босс оглядел поочередно присутствующих с немым вопросом: "Согласны ли?

Может, что добавить?". Притт знал эту, пожалуй, самую сильную черту хозяина:

согласовывать свои решения со сведущими в данном деле лицами.

Каждый кивнул согласно. Ведь другого выхода у них все равно не было.

Национальный конгресс биоников должен открыться послезавтра. Притт мог

бы поспеть, вылетев и завтра вечерним самолетом, или, еще спокойней,

отправиться по монорельсовой дороге, в уютном купе гондолы "Роллей пасифик".

Но он выбрал старый славный способ передвижения по просторам родной страны

-- за рулем. После напряженной работы и нервозной атмосферы хотелось

развеяться, хотелось, слившись с машиной, мчаться мимо полей и ферм под

красными черепичными крышами, взлетать на высокие мосты и гулко катить в

туннелях, подставляя разгоряченные ладони упругому ветру. С тех пор, как с

бетонных магистралей исчез последний автомобиль, езда по ним стала настоящим

удовольствием, ибо вместо бензиновой гари путники стали вдыхать аромат полей

и лесов.

Поэтому, несмотря на возражения заботливого мистера Майкла, который

предложил ему лететь самолетом, Притт настоял на своем, и вот он мчится в

"Ягуаре" -- полу-спортивного типа электромобиле со скоростью ста миль. На

душе легко еще и потому, что конгресс -- больше предлог для отдыха, нежели

работа. Едет он туда в качестве приглашенного, доклада ему не делать. Если

будет скучно -- уйдет в любое время, ведь он ни чем не связан. Уйдет...

"Уйти-то особенно некуда,-- думает Притт.-- Ну, проведаю кое-кого из своих

старых знакомых. Вот и все. А друга, такого, к которому бы спешил навстречу

всей душой, такого нет. Эх, Марго!.. И ты бы сейчас ехала на этот конгресс,

и моя поездка имела больше смысла..."

Раздумывая так, Притт давно заметил в зеркале мото- циклиста. В белом

шлеме и темных очках тот сидел неподвижно за рулем и, казалось, внимательно

следил за дорогой. То отставал, то нагонял снова, но, видно, не имел

намерения обогнать Притта. "Хорошо ему за мной, -- подумал он, -- от ветра

прикрываю".

Вдруг впереди с боковой дороги на магистраль выскочил еще один

мотоциклист, и Притт дал ему сигнал, догоняя. Тот прибавил ходу и пошел

впереди не очень далеко, так что Притту было видно в зеркальце на руле

мотоцикла его сосредоточенное загорелое лицо. Скосив глаза на свое зеркало,

он увидел, что за ним следуют уже двое в белых шлемах. "Словно почетный

эскорт", -- подумалось ему, а затем он почувствовал дремоту. "Черт возьми,

не выспался, что ли",-- резко включил венти- лятор. В лицо ударила струя

прохладного воздуха, но это помогло лишь на мгновенье, и снова его потянуло

в сон. Нога его перестала давить на контроллер, и мотор, потеряв питание,

уже не тянул машину, и та катилась лишь по инерции...

А мотоциклисты вели между собой разговор. В шлемофонах слышались слова

команд и ответы.

-- Билл, включай свою установку!

-- Есть. Мощность полная.

-- Джо, что там?

-- Кажется, включил вентилятор... Клюет носом!

-- Выключай, Билл! Осторожней, ребята. Он так может убиться. Билл, дай

на половину мощности.

-- Есть. Половина.

-- Джо, помоги ему остановить машину.

Притт сквозь дремоту, охватившую, кажется, все его существо, успел

заметить, что передний мотоциклист сбавил ход, и он сейчас в него врежется.

Последним усилием он нажимает кнопку автостопа и видит мотоциклиста рядом с

собой, тот наклоняется к боковому окну, просовывает руку, кладет ее на его

руль и говорит:

-- Спокойно, дружище, я помогу сейчас...

Больше Притт не чувствует ничего, -- он крепко засыпает.

Виртуозно, словно ковбой, мотоциклист на ходу просовывает голову в

открытое окно дверцы машины и, сидя на своем мчащемся "мустанге", выводит

автомобиль на обочину и останавливается вместе с ним.

А мимо бесшумно проносятся десятки машин, и никому нет дела до трех

мотоциклистов, окруживших уснувшего водителя. Мало ли происшествий

свершается каждую минуту на роскошных дорогах Великой Страны!..

Между тем, тот, кто откликался на имя Джо, надевает на спящего маску,

которая теперь, когда выключены излучатели, поддержит сон Притта. Затем он

снимает свой шлем и бросает его на заднее сиденье. Вдвоем они оттаскивают

спящего в сторону, на пассажирское место, и пристегивают его ремнями. Джо

садится за руль электромобиля и трогается. За ним следует один мотоциклист.

Второй остался на обочине с двумя электро- роллерами. Через некоторое время

к нему подкатывает грузовичок. Мотоциклы грузятся в кузов, а человек садится

с водителем, и они мчатся вслед за машиной спящего Притта...

А по шоссе, не прерываясь ни на минуту, несется стремительный поток

ярких, блестящих машин. Живет этот поток сам по себе, словно чудище,

холодное, равнодушное к человеку. Только не пересекай ему путь, и он никогда

не обратит на тебя внимания, не заметит и будет все мчать и мчать мимо, бог

весть где берущий начало, бог весть где иссякающий поток...

Он очнулся, найдя себя полулежащим в кресле, в углу небольшой пустынной

комнаты. На стенах ничего не было -- ни картин, ни безделушек -- гладкие,

кремового цвета, -- без окон, они казались нарисованными, а тонкие линии

углов, где сходились эти идеально гладкие стены, еще более укрепляли

впечатление нереальности.

Свет, очевидно, падал с потолка. На противоположной от кресла стене

аккуратно, словно на ватмане, вычерчена дверь и нарисована незатейливая

ручка. От удивления Притт вскочил и подошел к рисунку двери, чтобы понять,

зачем понадобилось это художество. Но рисунок оказался настоящей дверью.

Притт надавил на пружи- нящую ручку и не заметил, как оказался в просторном,

круглом зале, уставленном знакомыми ему аппаратами, приборами. Ага, вот и

биотрон -- мерцающей подковой на ползала. А в центре помещения совсем

знакомая круглая площадка лифта, обведенная легкими перильцами... Да ведь

это лаборатория профессора Миллса!..

"Как я тут очутился, черт побери?!" -- чуть ли не вслух воскликнул

Притт. Он-то знал, что той лаборатории давно не существовало: после смерти

Миллса его наследники по-своему распорядились усадьбой. Оборудование было

продано, дом снесен, а площадка застроена жилыми домами для преподавателей

Рочестерского университета.

Точно такая же лаборатория была у Маргрэт -- она выпросила у

наследников Миллса чертежи и построила точную копию у себя на берегу

Колорадо. "Но ведь Маргрэт... -- он хотел сказать, -- взлетела на воздух

вместе со своей лабораторией", как вдруг увидел ее, живую, в обычной своей

зеленой беретке на пышных рыжих волосах. Она, поднявшись от стола, за

которым работала, сидя к нему спиной, обернулась и замерла с широко

раскрытыми глазами...

Они, как завороженные, смотрели друг на друга, боясь пошевелиться.

Зеленые большие глаза девушки на бледном веснушчатом лице светились радостью

и страхом. А его затопляло половодье чувств... Еще миг, и он качнулся ей

навстречу. Маргрэт вздрогнула и кинулась к нему:

-- О, Джонни!..

Притт раскрыл объятия, и ... она промчалась сквозь него. Только на миг

туман затмил глаза. Как в стерео-кино, когда на тебя кто-нибудь или

что-нибудь бросается с экрана...

Они обернулись разом. Маргрэт держалась за голову и виновато улыбалась:

-- Ах, я совсем забыла! Прости меня... Вот уж год, а все не могу

привыкнуть к своей бестелесности.

-- Что ты мелешь? -- испугался Притт,-- Объясни толком, что за

эксперименты...

-- Трудно тебе это объяснить. Поверь, мне не так весело, чтобы шутить,

но ты попал в преисподнюю. -- Она печально усмехнулась и протянула к нему

руки. На запястье левой сиял знакомый ему бирюзовый браслет. -- Попробуй,

коснись меня. Ну, не бойся же! -- видя его нерешительность, сама шагнула

навстречу. Его осторожно протянутые пальцы, глазу вопреки, шевелились в

пустоте, там, где ясно виделось тело...

-- Я вот и ущипнуть себя могу, а тебя -- нет... Как хочется тебя

ущипнуть, Джонни, -- вздохнула вдруг она, а он зло дернул себя за мочку уха

и сморщился от боли.

-- Ладно, привыкай,-- махнула она и вытащила из нагрудного кармана

комбинезона пачку сигарет. -- Закуривай. -- Он покачал головой. -- А, да. Ты

же бросил... А я, хоть и бестелесная, да покуриваю. Как, впрочем, и положено

всем грешникам, -- продолжала Маргрэт, когда они уселись в "курилке", как

когда-то называла хозяйка маленький уголок отдыха в своей лаборатории. Он и

здесь был таким же. И все, как быстро убеждался Притт, оглядывая помещение,

было точной копией "той же" лаборатории Маргрэт в ее родной Юте, где он

провел десять последних дней с Маргрэт перед ее гибелью...

-- Ты, конечно, знаешь подробности уничтожения моей лаборатории. Но

мне, как видишь, здорово повезло -- вопреки всему уцелела, хотя и попала в

списки мертвых... Это непостижимо и для меня пока, -- она пожала плечами, --

и тут уж, прости, я тебе не скажу больше того, что узнала от своего

спасителя -- профессора Вельзевула, -- тут Маргрэт запнулась, перехватив его

косой взгляд. -- Как, ты еще не знаком с ним? А как же ты очутился здесь?

-- Очевидно, меня похитили по дороге,-- неуверенно сказал он.-- Это еще

надо вспомнить.

-- Бесполезно. Я тоже пыталась вспомнить, где была в момент взрыва, но

память мне так ничего и не возвратила. А о самом взрыве я прочитала в старых

газетах, которые дал мне профессор. И тогда я поняла, что нахожусь там, где

и должны находиться все погибшие. Профессор так и сказал: "Вы находитесь в

преисподней. Только не в той, которую бог создал для падшего ангела, а в

той, что сотворил человеческий разум. И зовите меня Вельзевулом..."

Профессор называет наше существование "третьим состоянием". Первое

состояние -- обычная жизнь. Второе -- после наступления клинической смерти

-- физический распад. Третье -- наше, бестелесное. Живет наш дух, наши

мысли, наш разум, в какой-то степени -- воля...

-- Что за мистика! -- вскочил Притт, -- Какой-то иллюзионист ловко

морочит нам головы, а ты с самым серьезным видом плетешь эту чушь... Я не

узнаю тебя, Марго!

-- Успокойся, дорогой. Как бы я хотела, чтобы все это было чушью... Но

не будешь же ты утверждать сейчас, что и взрыва никакого не было в Юте, и

что моя лаборатория цела, а ее развалины -- дело рук ловкого иллюзиониста...

И что ты сам попал сюда случайно... Может, нам все это снится, -- она обвела

рукой зал. -- Но ведь тут я работаю с моими коллегами. И, представь себе, мы

уже многого добились. Сделали то, чего еще никто не придумал в том, реальном

мире, мире "первого состояния"... Может, ты все это видишь во сне, тогда

опять дерни себя за ухо... Жаль, ты не можешь ощутить моего поцелуя!..

-- Вот именно! Раз нет ощущений, значит, это что-то вроде сна. Но при

чем тут ад или рай? Давай, пожалуйста, серьезней.

-- Ах, Джонни. Еще в Рочестере ты отличался недостатком чувства юмора,

чем немало забавлял студентов... Купить тебя просто, голубь ты мой! -- она

ласково посмотрела на него, наклонив голову набок. -- Послушай меня

внимательно и не кипятись. -- Глаза ее посерьезнели, а над переносицей

сложились две знакомые ему морщинки, всегда появлявшиеся, когда Маргрэт

раздумывала или растолковывала другим какую-нибудь идею.

-- Вельзевул, или как там его зовут в том мире, -- очень большой

ученый. Гений, который, видимо, не хочет раскрывать себя. В его руках

оказалась страшная, почти мифическая сила покорения интеллекта. И я, прости,

иначе не могу сказать -- наши тела где-то хранятся под его контролем, живут

биологической жизнью, а дух наш, разум разгуливает и действует отдельно от

своей телесной оболочки... Все, что перед нами -- эти стулья, стол, приборы

-- все существует, так сказать, материально. А мы -- только в собственном

воображении. Поэтому и не можем друг друга нащупать...

-- Постой, опять чертовщина какая-то. А как же мы нащупываем реальные

вещи, сдвигаем вот этот стул, пепельницу. Сигарета, который ты дымишь?..

Если мы -- выдумка твоего гениального профессора, то как же эта "выдумка"

вступает в контакт с реальным миром?! -- Притт ударил кулаком по столику

так, что подпрыгнула пепельница. -- Вот, этот кулак имеет силу, и в то же

время его нет... Ха-ха-ха!.. -- залился он нервным смехом.

-- Джон! Довольно! -- вскочила с места Маргрэт. -- Возьми себя в руки и

прекрати истерику, -- уже мягче проговорила она, увидев его вытянувшееся

лицо: такой резкости он еще никогда не слышал от нее. -- Подумай, ведь и то,

что ты сам сделал с Барнетом, других может повергнуть в ужас.

-- Откуда тебе известно о Барнете?.. -- он растерянно откинулся на

спинку дивана. -- Ведь я не посвящал тебя в свои дела. И началось это после

твоей гибели...

Ее лицо осветилось лукавой улыбкой, она присела на краешек дивана рядом

с ним.

-- Это тебе еще одно доказательство, что ты находишься в преисподней!

Тут ведь должны знать, чем грешат люди на земле... Без шуток: мне рассказал

об, этом Вельзевул. И наша работа, которую мы выполняем по его заданию,

смыкается с твоей. Вот, думаю, почему ты оказался здесь и тебя ждет деловой

разговор с нашим повелителем.

-- И он, конечно, уже сейчас подслушивает нас?

-- Мы в его власти, как Барнет -- в твоей, -- пожала плечами Маргрэт.

-- Так что "подслушивает" -- не то слово. Я уже говорила, он контролирует

весь наш жизненный потенциал, в том числе и потенциал духа..

-- Ну, хорошо. А что же это за работа, которая "примыкает" к моей?

-- Биохимическая машина, подобная нашим мышцам. Вместо мышц мы

разработали группу биополимеров, в которых химическая энергия

непосредственно превращается в механическую с высоким КПД -- до девяноста

процентов. Я напомню тебе, что теоретическая сторона этого дела была

выяснена еще в семидесятых годах прошлого века. Тогда русские физхимики

установили, что... -- и она вкратце изложила теорию своего открытия,

опирающегося на достижения советских ученых.

-- Уже разработаны рецепты таких катализаторов, -- заключила свой

рассказ Маргрэт, -- которые позволяют так же направленно, как в живой

клетке, превращать химическую энергию в механическую.

-- Я понимаю. Из биополимеров вы создаете мышцы роботу вместо

электромоторов. Но при чем тут мозг Барнета?

-- На этот вопрос позвольте ответить мне, ибо мисс Тойнби уже превысила

свои полномочия, -- к ним шел рослый здоровяк в белом халате и черной

бархатной шапочке.

По всплеску глаз Маргрэт Притт понял, кто этот незваный собеседник, и

поднялся ему навстречу.

-- Хэлло, сэр. Так это вы -- мистер Вельзевул, душа этого общества

духов?

-- Спасибо за признание. Руки не подаю: у нас это не принято, как вы

сами уже убедились.

Большие, чуть навыкате, карие глаза его смотрели как будто серьезно, но

в то же время -- чуть насмешливо. Очень смуглое лицо, густые черные брови,

смыкавшиеся над переносицей, толстый мясистый нос и вывороченные, как у

негра, губы выдавали в нем мулата. Это последнее произвело на Притта

неприятное впечатление, хотя он презирал расистов и относил себя скорее к

либералам, чем к консерваторам.

-- Ну, что ж, давайте поговорим с вами, коллега, -- после небольшой

паузы сказал профессор и наклонил голову в сторону Маргрэт: -- Думаю, мисс

Тойнби нас извинит, если мы уединимся в мужской компании?

Девушка кивнула, и профессор, сделав приглашающий жест, направился в

дверь, которая на этот раз открылась сама. Когда Притт переступил порог, на

какой-то миг его охватила полная темнота и бесчувствие, затем сознание

вспыхнуло ярким светло-голубым светом, и прежде, чем что-либо увидеть и

понять, он услышал яростный шепот Вельзевула: "Опять замыкание!.."

Комната без окон светилась небесно-синим светом, а пол состоял из

зеленых и желтых квадратов. Два кресла и столик из прозрачного материала.

Когда они уселись, профессор с наслаждением затянулся сигаретой, и Притту

показалось, что он чем-то взволнован: толстые пальцы, державшие сигарету,

вздрагивали, он смотрел куда-то в потолок. Сделав две глубокие затяжки,

профессор внимательно взглянул на Притта и вдруг спросил, показывая

сигарету:

-- Чувствуете аромат?

-- Да... Что это? "Цветок Венеры"?

-- Ничего этого нет. Ни дыма, ни сигареты. Это все мои и ваши выдумки.

Я начал фантазировать, а вы продолжаете в меру своего интеллекта. Ну,

скажем, я усыпил вас, а сон вам снится собственный. Только в отличие от

обычного -- этим сном управляю я. Ну, разумеется, спящему оставляется самое

главное -- его мыслительные способности. Сигарету придумал я. И дым -- тоже.

А марку сигарет -- это уж вы придумали.

-- Мне так показалось...

-- Потому что вы когда-то раньше увидели "Цветок", вам понравился

аромат этих сигарет.

-- Но с вами, профессор, я, кажется, не был знаком. Как же я мог

придумать вас?

-- Ваш вопрос, конечно, шутка, -- сверкнул белками темнокожий человек.

-- Хотите начистоту?

-- Буду очень признателен.

-- Мало, коллега. Мне мало одной признательности. Мне необходимо ваше

сотрудничество. Мы построим киборга с человеческим мозгом. Это должен быть

интеллектуал, с которым приятно провести время, но вместе с тем он не будет

иметь слабостей простого смертного...

"Откуда у него такая осведомленность?" -- пронеслось в голове у Притта.

Он вспомнил своего босса, его мечту "оседлать интеллект".

А профессор, меж тем, продолжал:

-- Ваша работа с мозгом Барнета достойна Нобелевской премии. Я

преклоняюсь перед вашим гением...

Притт мучительно подумал: "Все-таки они пронюхали!.. Кто же выдал?

Неужели Альберт!.. Или Пол?.."

-- Спасибо за комплимент. Но скажите, профессор, откуда вам стало

известно о моей работе, если я сам не опубликовал ни строчки?

-- Не кажитесь наивным, Притт. Ну, разве в наше время можно работать,

не ведая, чем занят коллега! А вдруг его идея лучше, а вдруг он уже давно

придумал то, над чем ты сегодня безуспешно бьешься? Упустишь время --

вылетишь в трубу. Хозяин церемониться не станет. Не так ли? -- он насмешливо

уставился на Притта.

-- Допустим. Но ведь есть масса источников информации...

-- Законных, вы хотите сказать? Х-ха! А знаете ли вы, откуда ваш

достопочтенный мистер Майкл добывает информацию, которой он обязан регулярно

снабжать ведущих работников вашего Научного центра и вас в том числе? Смею

уверить, что на такой скудной пище, которую дают "законные" источники

информации, ваш Центр не продержался бы и недели, а Майкл давно бы лишился

теплого места...

-- Короче, вы просто шпионили за мной!

-- Ну, не я, конечно. Есть специалисты...

-- Не эти ли "специалисты" преследуют моих сотрудников?

Вельзевул пожал плечами.

-- Не эти ли "специалисты" притащили меня в ваше подземное царство?

-- Оно вовсе не подземное. Но давайте перейдем к делу. В силу понятной

секретности моих работ я был вынужден доставить вас сюда необычным способом.

Никто не должен знать дорогу сюда. Надеюсь, вы меня понимаете. Ведь ваш

излучатель, коллега, хотя и действует превосходно, но, увы! -- он не спасает

тайну от утечки... А если секрет все же не будет разгадан, то вам могут

серьезно помешать...

-- Как помешали мисс Тойнби?

-- Всяко... А что вам известно об этой истории?

-- Я хотел навести справки у вас.

-- Хорошо. Вы узнаете и об этом. Но раньше давайте договоримся о

взаимной откровенности, на джентльменских началах. Я отвечаю на все ваши

вопросы, касающиеся моего дела. Вы -- то же самое. Должен оговориться сразу:

мне в принципе известна ваша работа. Я пришел к выводу, что без вашего

непосредственного участия в моем деле -- дело это не пойдет.. Но с другой

стороны, -- он оживился, -- и вам одному не добиться цели. Подумайте о наших

коллегах-биониках, идущих путем молекулярной электроники!.. Они уверены, что

скоро получат копию человеческого мозга. Стоит ли тогда препарировать

несчастных людей?..

Подумайте, Притт. Мы с вами работаем на стыке: вы приручаете живой

мозг, а я изобретаю мускулы. Вместе с вами мы делаем, как господь бог,

первого человека. Но мы создадим его без тех недостатков, которыми был

наделен Адам, -- Вельзевул увлекся, глаза его сверкали белками, толстые губы

были выпячены, словно он произносил долгое "о"...

-- Конечно, он не пьет, не курит, ваш Адам, -- сыро- низировал Притт,

но Вельзевул, словно не заметив сарказма, подхватил с прежним

воодушевлением:

-- Он не сластолюбец и не властолюбец, не мот и не бабник! У него нет

иного долга, как служить делу, к которому приставлен, которому посвятил

себя, как мы с вами...

-- Дорогой профессор, -- сказал Притт, когда Вельзевул остановился. --

Почему бы вам не поступить на службу к моему Боссу? У вас поразительное

сходство взглядов. Ведь когда он дал задание сделать из живого человеческого

мозга послушную ЭВМ, он тоже хотел ее видеть без таких же недостатков,

присущих каждому потомку Адама.

-- А давайте попробуем обойтись в этом деле хоть один раз без хозяина,

-- хитро прищурился Вельзевул, -- Попробуем сделать так, чтобы результаты

наших исследований не попали в руки маньякам, одержимых бредовыми идеями.

Конкретно? Предлагаю заключить тайный союз и продолжать наши работы в тесном

контакте. Ни боссы, ни кто другой не должны знать о нашем союзе.

-- Вы говорите так, словно нас никто не может под- слушать...

-- Вот, видите, -- засмеялся Вельзевул, -- вот видите, вы и забыли, что

находитесь в "потустороннем мире"!..

Перестав смеяться, Вельзевул весь подобрался, одутловатое лицо его

посуровело. Он приподнял подбородок и поглядел на собеседника как-то вроде

сверху, сквозь полуприкрытые тяжелые веки.

-- Нет уж. Чего нет, того нет! -- произнес он ледяным тоном. -- Ни

подслушать, ни увидеть нас никто из "того мира" не может. Для них мы

попросту не существуем. Звуки нашей речи не сотрясают воздуха. Тела наши

покоятся сейчас в гробах. И мое, и ваше, и мисс Тойнби, и еще кой-кого...

Кстати, поэтому-то мы и не можем осязать друг друга. Если выразиться

"по-земному", мы разговариваем мысленно. Чтобы подслушать нас, надо сесть к

пульту и включиться в нашу биоэлектронную систему. А этого никто, кроме

меня, сделать не сумеет. Да и небезопасно для посторонних вообще

приближаться к моей тайне.

-- Если и вы -- в гробу, то кто же управляет всей этой сатанинской

системой?

-- Программа. Моя программа. Я же могу в любой момент вмешаться.

В моем гробу -- командный пункт, волевое управление. Развивая идеи

телепатии, я однажды пришел к мысли, что если устранить помехи для биоволн,

то человеческий мозг сможет вступать в непосредственную связь с себе

подобными, значит, людям в процессе труда будет не обязательно встречаться

друг с другом. А раз так, то им незачем терять время на передвижение своего

тела. Обмен информацией может происходить заочно, а если еще перейти на

волевое управление орудиями труда, то все физическое существование человека

можно свести к минимуму, близкому к нулю. Точнее -- к анабиозу.

Так вот, устранить помехи я не сумел. Думаю, что это вообще невозможно.

Но выход нашел: телепатия осуществляться по волноводам. Люди спят, функции

организма в состоянии анабиоза незначительны. Старение отступает!..

Вы понимаете, Притт, что это такое? Ведь это путь к бессмертию. И он --

не в спячке, а в активной творческой деятельности человека!..

-- Поздравляю, профессор! -- взволнованно сказал Притт. -- Я начинаю,

кажется, понимать, что моя работа уже не имеет большого смысла... В то

время, как я препарирую трупы, вы берете живых людей и пользуетесь их мозгом

по своему разумению.

-- Да, и мне незачем хоронить их тела, как вам пришлось поступить с

телом уважаемого профессора математики, бедного Дэвида Уильяма Барнета... Я

понимаю, иного способа сохранить ему жизнь не оставалось.

-- Я надеюсь вернуть ему тело.

-- Для этого надо выпотрошить другого... Боюсь, ваша идея

неосуществима.

-- Почему?

-- Я не верю, чтобы такое нежное живое существо, как мозг, выдержало

столько манипуляций над собою. И потом, он ослаб в искусственных условиях

саркофага. При трансплантации эта слабость сразу скажется. Я уж не говорю о

барьере несовместимости. Ну, предположим, вам удастся его преодолеть. А

бактерии? Ведь мозг же сейчас стерильно чистый. В лучшем случае, если он и

выживет, то свихнется. А зачем вам полоумный Барнет?.. Нет, дорогой коллега,

-- вдохновенно продолжал Вельзевул. -- Я предлагаю другой путь возвращения

Барнета "в люди". Ваш босс хочет из человеческих мозгов сделать

вычислительные машины.

Мой заказчик хочет получить робота с мышцами человека. В

конструкторском бюро, которым руководит ваша талантливая приятельница мисс

Тойнби, близок к завершению проект тела будущего робота, то есть -- его

биомеханическая часть. Но очень сложной получается электронная голова этого

идола. Ведь в его теле более ста двадцати мышц, которые должны управляться

определенными импульсами...

После вашего достижения мне бы не хотелось начинать все с начала.

Давайте поместим мозг Барнета в нашего биокибера, и он станет человеком.

Профессором математики! Его искусственному лицу можно будет придать обычный

облик. Пластика творит сейчас чудеса!..

-- Ну, а дальше? Превратим его в раба вашего заказчика?

-- Нет, Барнета мы оставим себе. Он будет считаться "опытным образцом".

Затем передадим всю технологию заказчику... А Барнету предоставим свободу.

-- Ладно. Вы выполняете заказ, а я? Чем я оправдаюсь перед Боссом?

-- Ну, это еще мы продумаем. Сейчас важно другое: согласны ли вы

сотрудничать с нами? То есть со мной? -- быстро поправился он.

-- Не знаю... Во-первых, я хочу знать, как к этому отнесется сам

Барнет...

Притту хотелось сказать "да". Он понимал, что имеет дело с недюжинным

талантом, ученым, который масштабней его мыслит. Если бы к тому же он был

белый...

Он встряхнулся и встретился взглядом с Вельзевулом. Тот, словно

угадывая, что переживает сейчас Притт, улыбался слегка иронически, откинув

курчавую голову на спинку кресла.

-- В принципе я согласен. Больше того, мне лестно ваше предложение. Но

все это очень сложно, чтобы так вот сказать "да".

-- Постараюсь упростить. По окончании вашей работы вы сможете, по

желанию, остаться у меня на правах моЈго коллеги и компаньона. Если вас это

не устроит и вы захотите уйти -- пожалуйста. Тогда вы получите причитающееся

вам вознаграждение. Я думаю, оно будет весьма приличным... И еще. Может

быть, это и жестоко, но мисс Тойнби получит свободу только в том случае,

если вы согласитесь сотрудничать со мной.

Притта словно током ударило: "Маргрэт!".. Он побледнел и закрыл глаза.

Как же он мог забыть о ней! А ведь у него нет больше никого ближе этой

рыжей девчонки. Ничего себе, девчонка! Ей уже за тридцать... Уйти, бросить

все, все. Только с ней. Уехать куда-нибудь в Европу. Заработанных денег

хватит, чтобы безбедно прожить несколько лет. Отдохнуть от всей этой ужасной

работы!.. Тяжко вздохнув, он посмотрел на Вельзевула и сказал:

-- Вы загнали меня в угол.

-- Но я честно играю. В открытую. И хочу иметь честного партнера.

-- Вы обещали рассказать о мисс Тойнби.

-- Ее спасло чудо. В момент взрыва она стояла за экраном

противорадиационной защиты. Бетон и свинец ослабили силу прямого удара

взрывной волны, и сжатым воздухом ее выбросило наружу ярдов на пятьдесят.

Она не расшиблась, потому что упала на нейлоновую сеть, растянутую над

огородом. Так ее садовник защищался от птиц, склевывавших смородину. В

состоянии глубокого шока ее доставили ко мне. Из шока я вывел ее в анабиоз.

С тех пор она и лежит в своем саркофаге, как спящая красавица...

-- Да, но по какому праву вы лишили свободы гражданку Соединенных

Штатов?..

-- Притт, как вам не стыдно! Мы что, в конгрессе? И потом, чего вы на

меня кричите? Вы бы лучше спасибо сказали, что я для вас воскресил любимого

человека! Ведь все, и вы в том числе, считали ее погибшей. Да и сейчас,

когда выйдете из моей лаборатории, попробуйте сказать, что мисс Тойнби жива

-- вас сочтут за параноика.

-- Вы правы. Простите, профессор. Но я действительно ее люблю. И до сих

пор, кажется, не сознавал этого...

-- Скажу, так и быть! Только вы уж ей не передавайте. Это она указала

мне на вас. Когда мы столкнулись с трудностями в конструкции головы, мисс

Тойнби сказала мне, что есть такой ученый, ее большой друг, который

наверняка сможет нам помочь. Правда, прежде чем назвать вас, она взяла с

меня слово джентльмена, что ни один волосок не должен упасть с вашей

головы...

-- Но почему ее доставили к вам, и кто это сделал?

-- Тут уж, простите, подробности придется опустить. Тайну фирмы,

выполняющей твой заказ, разглашать не полагается.

Одно скажу, чтоб рассеять излишние подозрения: мне нужны были

специалисты. Самые лучшие. Надеяться на их добровольное согласие работать в

моей сверхсекретной лаборатории я, конечно, не мог.

Я вас тоже заполучил бы к себе. Но, увы! Ваша аппаратура слишком

уникальна, чтобы я смог создать вам у себя такие же условия.

А теперь скажу вам совсем откровенно, почему я стремлюсь иметь в вашем

лице честного партнера, настоящего коллегу. Производство, если можно так

выразиться, киберов -- не мое амплуа. Это, если хотите, заработок, который

позволяет мне заниматься собственно наукой. Моя стихия -- психиатрия и

нейрология.

Пусть это будет громко сказано, но я решил посвятить свою жизнь

раскрытию тайны распада личности -- шизофрении. Если строго подходить к

определению ее симптомов, то надо признать, что более половины человечества

-- шизофреники. А если к их числу добавить эпилептиков,

маниакально-депрессивных, слабоумных... Это страшный бич двадцатого века,

который, как видите, перекинулся и в двадцать первый!..

До сих пор ведутся споры -- соматическое ли это заболевание или чисто

психическое. Давно известен вирус -- возбудитель болезни и вещества --

отравители мозга. Но откуда этот доморощенный белок-вирус? Откуда эти

токсические вещества в плазме? Почему один организм вырабатывает их себе на

погибель, а другой -- нет?

Ответ, по-моему, надо искать в биоэлектромагнитном режиме нейронов и

других клеток организма, вернее -- нарушениях этого режима извне. Но в

данной области именно вы, дорогой коллега, достигли поразительных

результатов, развив идеи Миллса. Ваш "генератор эмоций", очевидно, будет

бесценным подспорьем...

-- Позвольте, профессор, -- не выдержал Притт, -- откуда...

-- Молчите, молчите! Дослушайте, прошу вас. Ваш генератор может оказать

бесценную услугу человечеству. И наоборот, если это изобретение попадет в

руки маньякам, то... Я не могу сказать, что может случиться...

"Боже, он заговорил как красный!" -- с испугом подумал Притт.

А профессор, словно угадав его мысли, воскликнул:

-- Разве у вас нет совести, нет чувства ответственности перед

человечеством за то, что приносите вы ему своими открытиями?

-- Признаться, я не часто задумывался над моральной стороной своей

работы... Но кто вы такой, что отчитываете меня, взываете к моей совести,

когда я до сих пор не могу понять, в какой шпионской корпорации вы состоите?

Уж не с помощью ли телепатии вы узнаете секреты, охраняемые не хуже военной

тайны?!.. -- Притт возмущенно уставился на своего собеседника.

-- Если мы станем добрыми друзьями, будем работать вместе -- вы обо

всем этом узнаете, -- серьезно ответил профессор. -- Сейчас же, согласитесь,

у меня нет оснований доверять вам сразу все. Прошу поверить в искренность

моих слов и намерений. Я не ищу для себя каких-то выгод за ваш счет. Но мы

живем в мире жестокой необходимости, где для достижения даже благородной

цели порой приходится прибегать к неблаговидным методам... Вы не согласны со

мной?

-- Насчет методов -- это слишком общеизвестно, -- пожал плечами

Притт.-- Но мне все-таки непонятно, кто вы, профессор Вельзевул? И,

представьте, даже мучает этот вопрос. Ведь вы требуете доверия с моей

стороны.

Профессор выпрямился в кресле и, глядя прямо в глаза собеседнику, гордо

ответил:

-- Я ученый. Не бизнесмен, не политикан. Наука для меня -- средство

уменьшить страдания человека.

Он посмотрел на часы, задумался на мгновение и сказал:

-- Извините. Через сорок минут у меня встреча. Вы, очевидно, хотите еще

поговорить с мисс Тойнби?

-- Да.

-- К сожалению, не более получаса. Надо еще до темноты доставить вас

"на землю". А это связано с немалыми трудностями, с деловым распорядком моих

людей. Поэтому ровно в 18.00 прошу вас быть в этой комнате одному. Иначе

возвращение будет очень болезненным как для вас, так и для собеседницы. А

сейчас идите к ней в лабораторный зал. Хелло!..

Притт поднялся и пошел к двери, нарисованной на голубой стене. Теперь

он даже не вытягивал вперед руки, чтобы отворить эту фальшивую дверь, а шел

прямо на нее. Уже вплотную к двери машинально зажмурил глаза, ожидая

столкновения, но вместо удара ощутил яркую белую вспышку, открыл глаза и

увидел себя в большом круглом зале. На стульчике у биотрона сидела Маргрэт

и, глядя в тетрадку, что-то подсчитывала на вычислительной машинке.

Он тихо подошел к ней и, забывшись от нахлынувшего чувства, протянул

ладонь, чтобы потрепать ее по щеке, как это он часто делал раньше, стараясь

отвлечь от работы. Пальцы прошлись по пустому месту... Он вздрогнул и

брезгливо отдернул руку.

Маргрэт повернула голову. Ему показалось, что в ее больших зеленых

глазах на миг блеснули слезы. Но она тут же пересилила себя, улыбнулась и

предложила присесть на другой стул, который в этот момент появился

откуда-то.

-- Ты согласился работать с нами?

-- Да. Он мне поручился, что выпустит тебя отсюда. Марго! Как ты мне

дорога -- это я понял только сегодня.

-- После моей смерти...

-- Нет, после воскрешения! А после смерти я также многое передумал о

наших отношениях.

-- Значит, у нас все впереди? -- она повеселела. -- Ну, вот и хорошо. Я

верила, что ты меня спасешь, мой верный принц. Ах, жаль, не могу

отблагодарить тебя поцелуем!..

Притт залюбовался девушкой и тут же признался сам себе, что еще никогда

не испытывал такого откровенного наслаждения ее видом.

-- Ну, как тебе тут живется, Марго?

-- Скучно, милый. В работе только и забываешься. Ну, еще книжки,

телевизор. Иногда шеф устраивает нам прогулки на природе. Он даже предлагал

мне верховую лошадь. Но ничего не приносит удовольствия, потому что...

выдумка, сон. Понимаешь, Джонни, странная прогулка. Вокруг тебя -- трава,

деревья, кустарник, над головой -- небо в белых барашках... Сорвешь цветок

-- он не пахнет, пока не вспомнишь его название. А как подумаешь, что все

вокруг -- сон, плод работы твоих нейронов -- пропадает охота гулять.

-- А обеды, завтраки -- это у вас бывает?

-- Ого! Еще какие! Видно, профессор запрограммировал нам поварскую

книгу экстра-класса. Наш обед состоит из таких деликатесов, о которых я

раньше и понятия не имела. А лакомства, и говорить не приходится...

-- Да, ведь ты -- сладкоежка!

Они помолчали, разглядывая друг друга.

-- Послушай, а кто еще тут с тобой? Большая компания?

Улыбка исчезла с лица Маргрэт. Глаза притухли.

-- Прости, Джонни, на этот вопрос я не отвечу. Наверное, тебе уже пора

уходить, -- вздохнула она. -- Еще раз прошу: будь благоразумен. В конце

концов, мы -- люди науки. Наше дело -- работа ради прогресса. А профессор

Вельзевул -- гений. Не знаю, добрый ли, злой. Но я преклоняюсь перед ним и

честно скажу: с интересом работаю под его руководством.

-- Но ты знаешь, что выйдет в результате наших исследований?

-- Знаю. Тебя беспокоят люди, которые станут донорами? Так наука без

жертв не движется. А как же тогда астронавты, космические экспедиции, в

которых люди погибают десятками?

-- Это не то. Я боюсь за род человеческий. Что, если завтра потребуются

живые мозги в массовом количестве?

-- Перестань, прошу тебя! О политике -- ни слова, -- взмолилась Маргрэт

и глаза ее испуганно расширились. -- Уходи, тебе пора!

Притт взглянул на часы. Почти пять минут в запасе. Он поднялся.

-- Ладно, Марго. Я все для тебя сделаю, милая моя девочка. Ведь,

оказывается, я и вправду люблю тебя...

...В боксе зажегся свет, и над дверью вспыхнула надпись:

"Разгерметизировано". Двое мужчин в белых комбинезонах быстро натянули маски

и встали перед дверью. Низким басом пророкотала сирена, и створки двери

разошлись в стороны. Двое шагнули внутрь бокса, и половинки вновь сомкнулись

за ними. На небольшом возвышении, поблескивая белым металлом, стояла

капсула, похожая на тупоносую торпеду. Сбоку -- тележка, на каких обычно

возят больных в операционную. Двое замерли и подняли руки над головой.

Откуда-то сверху выдвинулись манипуляторы, несущие по паре прозрачных

перчаток. Они с мягким шорохом натянули перчатки на кисти поднятых рук и

тотчас убрались на место. Люди опустили руки и согнули их в локтях, держа на

весу. Раздался легкий треск, и капсула распалась. Верхняя часть ее, словно

крышка шкатулки, начала приподниматься и откидываться назад.

Внутри капсулы покоилось тело мужчины. Лица его не было видно из-за

густой сети проводов. Двое наклонились к лежащему и начали осторожно

освобождать его от электродов, присосавшихся к разным участкам головы.

Затем отцепили датчики с груди, ног, рук и принялись осторожно

массировать тело, то и дело прослушивая грудь фонендоскопами. Все это в

полнейшей тишине, молча. Только взгляд друг на друга и ответный кивок: "В

порядке!", "В норме"...

Закончив свое дело, двое пододвинули тележку вплотную к капсуле и снова

замерли. С потолка спустились четыре тросика с блестящими крючками. Двое

застропили подстилку, на которой лежало тело, один из них подал знак, и тело

поднялось над своим ложем, проплыло в воздухе и мягко опустилось на тележку.

Один из двоих укрыл лежащего мужчину одеялом, и тотчас дверь снова

открылась, пропуская тележку с Приттом. В эти минуты он возвращался из

состояния, близкого к анабиозу, в которое вверг его профессор Вельзевул.

Ранним утром санитарная машина, не привлекая ничьего внимания, выехала

из ворот. В ее кузове покоился на носилках доктор бионики Джон Джордж Притт.

А если бы он мог выглянуть из зарешеченного окошка кареты, то прочитал бы на

черной стеклянной доске у ворот надпись, сделанную крупными золотыми

буквами:

"ДОКТОР МЕДИЦИНЫ ЭДЛАЙ Б. РИВЕЙРА.

КЛИНИКА ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ".

Но Притт спал крепким сном вполне здорового человека и не слышал, не

видел, куда везут его бренное тело, вновь соединившееся с душой...

Окончательно проснулся он утром следующего дня в кресле своего

электромобиля. Машина стояла на опушке леса в полсотне ярдов от шоссе,

ведущего в Теритаун. Со стороны могло показаться, что он специально съехал с

дороги, чтобы поспать.

Проснувшись, он оглядел всего себя, обшарил свои карманы, поискал в

машине. Все было как вчера. То есть, когда он помнил последний раз себя

перед тем, как провалиться в преисподнюю... Он включил приборы -- все

нормально. Энергии хватит до дому без заправки. Он решительно нажал на

педаль контроллера, машина плавно покатила по траве к автостраде и влилась в

густой поток мчащихся машин. Тотчас, как она выбралась на бетонку,

колыхнулись и раздвинулись ветви орешника. На поляну вышли с роллерами в

руках трое в белых шлемах. Они оседлали своих "мустангов" и тоже, один за

другим, вырулили на магистраль.

Вернувшись, он первым делом пригласил к себе Альберта. Этот несомненно

талантливый молодой человек отличался среди остальных его помощников веселым

нравом и остроумием. Нередко ему приходилось упрекать парня в том, что

своими разговорчиками он отвлекает других коллег от дела. Однако за

последнее время Альберт заметно притих, словно утратил свой веселый нрав. Он

молча копался в схемах или пропадал в препараторной.

"Когда же произошла перемена с ним?" -- пытался припомнить Притт, но не

успел. В двери появился худощавый юноша в небрежно накинутом халате. Засунув

руки в карманы, он с независимым видом прислонился к дверному косяку.

-- Закройте дверь и сядьте, -- Притт указал на ближайший к себе стул и

незаметно включил интерферентор. Это было последнее изобретение Альберта,

основанное на принципе сложения звуковых волн. Теоретически рассчитать

прибор помог Барнет. Интерферентор "гасил" колебания звука речи, не задевая

волны других частот, скажем, звуки шагов, стук в дверь, рабочие шумы... И

говорящие не услышали бы друг друга, если б они не экранировались от

прибора.

Без всяких предисловий Притт приступил к выяснению мучившего его

вопроса.

-- Вас допрашивал профессор Вельзевул?

Бледное лицо парня залил румянец, в глазах заблестели злые огоньки.

-- Не знаю профессора с таким громким именем. Но какой-то тип,

действительно, беседовал со мной на позапрошлой неделе. Просвещал меня

насчет современных отношений в нашем обществе. И, представьте, просветил

настолько, что я окончательно убедился, каким был до сих пор круглым идио...

идеалистом.

-- Не буду оспаривать ваш вывод, -- язвительно заметил Притт, -- но как

же наша тайна? Наш приоритет?! -- сорвался он и стал почти кричать: -- Как

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник