Человечина

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

После этого случая с Татаем и его женой Цуной все в деревне пришли к твердому убеждению: Цуна наконец — то понесла!

Никто уже не умывался, не готовил горячую пищу и не ходил до ветру ни по маленькому, ни по большому. Хозяйство забросили. Все лежали по возможности в тени своих хижин, а то и просто на солнцепеке и лениво сквернословили.

Пуганам было раздолье. Они приносили свою хань прямо под нос деревенским. Пока деревенские ее лопали, пуганы ходили по домам и дворам и прихватывали все, что приглянулось. Никто им в этом не препятствовал.

Один Татай время от времени отвлекался от восстановления своего жилища, чтобы шугануть пуганов и обегал односельчан с увещеваниями, что, мол, поспешили они забить на нынешнее свое бытие, ведь Цуна сама не понимает — понесла она или нет.

Действительно, Цуна, как ни в чем не бывало, ходила в лес собирать съедобные плоды и коренья, на речку ловить рыбу и раков, ковырялась в огороде в поисках посеянных по весне корнеплодов, ухаживала за домашней живностью, затеяла вывести вшей у Татая, для чего мазала его по три раза на дню керосином.

Но это никого ни в чем не убеждало. Повальное ожидание светопредставления продолжалось.

Остроухие лизуны и их признанный вожак Наяп презирали и одновременно жалели соседей и родичей за такое глупое поведение. Но что поделаешь. Не всем дано, окуклившись, выйти затем на вселенские просторы остроухими перепончатокрылыми долгоносиками. Большинство все же превращается, еще хорошо, если в бородавочников, как Татай, или в чесапелей, как его жена Цуна, а то, ведь навсегда остаются тапирами, древопийцами и козоблюдками, что, вообще странно — колдовать обучены все.

Однажды лизуны собрались за околицей, чтобы погасить солнце и заодно потолковать о последних деревенских событиях. Только встали, сцепившись крыльями в круг, и начали топтание против солнца как из-за ближайших зарослей орешника выглянула бабушка Наяпа — Янга.

Причиной, оторвавшей почтенную козоблюдку от сладостного ожидания светопредставления, были частые визиты ее младшего сына Татая. Он являлся к матери с увещеваньями не лопать хань и заняться личной гигиеной, а так же домашней экономикой так как лоно Цуны пока никаких обнадеживающих сигналов не подает и одновременно рассказывал подробности событий предваривших их столь знаменательное для всей деревни соитие. Мимоходом Татай разобрал родительский хлев и свел их мерзотов к себе на двор.

В результате старуха сделалась в обиде на внука за его иронические высказывания в отношении деда. Эта обида действовала на нее сильнее, чем долгожданная беременность Цуны. Поэтому Янга оставила Пачу лежать и лопать хань в тенечке, а сама побежала сживать Наяпа со свету.

"Хорошо бы" — думала она по дороге — "и друзей его сжить…" При этом ее бурый морщинистый пятачок покрылся жемчужным потом, а пот благоухал сиренью.

Остроухие начали обмениваться жвачкой из глины, банановых листьев и крупной соли, чая необыкновенного возбуждения без которого солнце не погаснет.

Янга, уразумев чего удумали огольцы, бросилась со всех ног в деревню к колдуну по имени Фуема. Бабка так ловко перепрыгивала через ямы, что нарыли беспризорные теперь пучеглазые коги, что зловонные блестящие щаповеи вместо того, чтобы оплестись вокруг двенадцати ножек Янги и не дать ей сойти с этого места пока не расскажет сказку, довольно загукали и встали в стойку прихода.

Фуема, наханившись, крепко спал. Пришлось козоблюдке пустить колдуну в нос газы. Фуема побледнел и проснулся. Собрал свои щеки с земли, подобрал живот и спросил:

— Чего тебе, Янга, накануне конца времен понадобилось?

— Я нынче здорово сомневаюсь на счет конца времен, — ответствовала солидно подбоченясь старица, — Сейчас мой собственный племянник Наяп со своей бандой солнце гасит за околицей, где орешник растет.

— Да ну! — изумился Фуема и стал соскребать с травянистого двора свой липкий зад.

— Насколько я знаю, — продолжала ошарашивать колдуна старица, — если конец света наметился, то солнце всякая шпана, хоть и с высшим образованием, а хоть и с ученой степенью так запросто не погасит, а вот глядишь ты…

Солнце погасло. Из-за его теперь темной громады вышел некто в колпаке с бубенчиками и длинным носом. Некто раскланялся и столкнул солнце в бездонную пропасть. Вместо солнца на небосвод черти выкатили луну и все вокруг оказалось залито мертвено-серебристым светом, а в неровностях окружающей действительности легли глубокие синие тени. Некто в колпаке с бубенчиками и длинным носом сделал дяде и тете ручкой и зашел за серебрянный диск Луны.

— Во, блин… — протянул Фуема и тут же взвился, — Ты, старая, куда смотрела? Не могла смазать им?

— Я не смазать им хочу, а извести их. — спокойно сказала Янга.

Фуема серьезно посмотрел на пожилую козоблюдку.

— Ну пошли…

— Они идут. — прохрипела рация.

— Понял. Группе захвата приготовиться…

— Девять, восемь, семь, шесть… Отбой, группа!

— Что такое?

— "Кукушка" идет.

— Ничего, успеем… Отсчет!

— Девять, восемь, семь, шесть, пять…

— "Черусти", «черусти» — вызывает "отдых"!

— Отбой, группа! Я — «черусти». "Отдых", в чем дело? Мы их уже видим…

— Мы тоже. Сворачивайтесь, и на базу. Приказ отдал "наркотик"…

— Вечно он…

— Ладно тебе, майор… Отдыхайте!

— Есть!.. Уходим, ребята. На базу…

— Чего так, батя?

— Караван опять заказан?

— Учебная тревога, пацаны…

— Тяжело в ученье — легко в бою!

— Эх, какая потеха сорвалась!

— Разговорчики!

— Да вот же они идут! Я могу до крайнего рукой дотронуться…

— Ты ему лучше подметки срежь…

— Ха-ха-ха!

— Старшина, объявите им наряд вне очереди!

— Доигрались…

— Что ж, не ценит Родина своих защитников…

— Эй, любезный!

— Чего изволите, ваше благородие?

— Чайную-читальню мадам Тузиковой знаешь, в Первом Неопалимовском?

— Товарищ майор, вам плохо?

— Чудит командир…

— Кто ж ее не знает. В доме коллежского ассесора Леонтьева…

— Отлично! Ребята, залезай!

— Да куда вас столько! Служивые, хоть сбрую свою в багажник сложите…

— В тесноте, да не в обиде…

— А со штатным оружием нам устав не разрешает расставаться…

— Все поместились? Трогай!

— Ну с Богом… Авось ИКСЭ не остановит…

— Не ссы, дядя! Мы эту ИКСЭ живо раком поставим…

— Что за выражения, прапорщик!

— Виноват, обосрался…

— Цинизм — последнее прибежище…

— Господа, будет вам… Петр Ильич, а вот смеху будет, если мы у Тузиковой этих встретим…

— Чуть позже, когда они товар скинут — запросто… Им, ведь после работы тоже расслабиться надо…

— Ну у нас работы сегодня не было.

— Как сказать… Мне понравилось как точно к месту процитировал генералиссимуса Суворова рядовой Кошкин. Да, сейчас мы не всегда можем выполнять нашу работу на все сто двадцать процентов, но… Я думаю уже можно открыть вам, господа… День Икс назначен на ближайшее воскресенье!

— Ура-ура-ура!

— Один раз — не пидорас…

— Ешь ананасы, рябчиков жуй — день твой последний приходит, буржуй…

— Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем…

— Приехали, ваше благородие…

— Спасибо, голубчик… Выгружаемся, господа… Кошкин, убейте шофера…

— Помилуйте, за что же?

Бабах…

— А то его все равно в Останкино замучают. По ток-шоу затаскают…

— Петя, ты в своем репертуаре! Приучаешь мальчиков к насилию…

— И к сексу, Фиса!

— Что ж, милости прошу, маркиз…

— Заходите, господа! Надеюсь, льстивая Фиса, ты меня обслужишь персонально…

— Разумеется. Сегодня что будем читать?

— Что-нибудь из древнеегипетской литературы. Например, "Речения Ипувера" или "Пророчества Неферти"…

— Сейчас… Параша, подай господину майору подмыться с дороги!

И мадам Тузикова стала расстегивать на Петре Ильиче его камуфляжный комбинезон. Бойцы разбредались по читальне, выбирая каждый на свой вкус книжку, которую им хотелось бы сегодня прочитать от корки до корки. Кто-то спрашивал самовар. Кто-то требовал свежих кренделей и плюшек. Кто-то лег на стол с газетными подшивками, надел наушники и включил телевизор. На потолке чайной-читальни появились удивительные картинки из жизни другого мира. Видимо, гонцы, к которым «наркотик» проявил сегодня непонятную милость уже здесь побывали…