«Соединённые Штаты должны быть мировым полицейским!»
«Совокупная стоимость всей наличной валюты, золота, серебра и цифровой валюты биткойн во всём мире меньше, чем долг США…»
«…Губернатор Петербурга утвердил размеры пайков на случай войны».
Приятеля моего пиратствующего звали Ингвар, но внешность он при этом имел эталонно-славянскую — русые волосы, светло-серые глаза, косая сажень в плечах и нос картошкой. Это, впрочем, не мешало ему считать себя потомком викингов. Или делать вид, что считает. Он вообще на всякие придумки горазд.
— Здоров, бродяга, давно не видались! — шарахнул по плечу кулачищем, потащил к бару. — Это надо обмыть, чёрт побери!
Да, это всё тот же Ингвар, громогласный, гостеприимный, фонтанирующий жизненной энергией и позитивом, а потому производящий ложное впечатление простака и рубахи-парня. Кажется, он не меняется с годами, только волосы отступили со лба на запасные позиции, ближе к затылку.
Устроился он тут недурно, кабинет стильный, отделан дорого, видна рука хорошего дизайнера, не абы что. Какой-то импорт-экспорт, какие-то оффшоры, ни черта в этом не понимаю, кроме того, что для Ингвара всё это прикрытие. У него даже двойное дно — только маскировка для третьего. Всегда таков был.
В баре приятно звякало, пока Ингвар выуживал откуда-то с задних рядов бутылку хорошего выдержанного виски — ну, значит, правда мне рад. Он всегда очень хорошо ко мне относился и даже считал другом, хотя я сильно моложе и у нас крайне мало общего, как в образе жизни, так и в характере. А может, как раз именно поэтому — я ему был никак и ни в чём не конкурент, слишком разные сферы интересов. Мне бы чтоб потише и поспокойнее, а ему чтоб тельник на груди рвануть. Мне нравятся женщины неяркие, но душевные и умные, а ему — хоть какая дура и стерва, лишь бы как с обложки, чтобы все вокруг слюни роняли. Мне бы у камина с книжкой и тишина, а ему чтобы адреналин кипел и из жопы капал. Единственное, что нас как-то роднило — мы оба не особенно ценили деньги. Я для этого был слишком ленив и прагматичен, а он слишком романтичен и порывист. Но и тут я, скорее, довольствовался необходимым, а он зарабатывал и спускал капиталы ради фана, часто оставаясь в итоге в минусах, но довольный, как слон.
Когда выпили и проговорили все положенные по этикету нейтральные темы, Ингвар посерьёзнел.
— Ну, рассказывай, — сказал он, когда секретарша (типично ингваровский типаж — ноги от ушей и сиськи торчком, глаз не отвести) принесла кофе и удалилась, умело покачивая красивой попой. — Не просто же так ты ко мне заявился.
— Действительно, — признался я, — есть дельце. Вроде и мелочь, а кроме тебя — обратиться за советом не к кому.
— Ну-ну, — заинтересовался он, — во что такое сумел вляпаться мой осторожный друг, что ему понадобилась помощь старого пирата?
— Да самый пиратский вопрос. «Пиастр-ры, пиастр-ры!» — изобразил я попугая капитана Флинта.
— О как, — удивился Ингвар. — И много ли?
— Прилично. 25 монет, 212 граммов. Насколько я смог определить методом Архимеда — золото довольно чистое.
— Ого, — сказал Ингвар, — неплохие денежки, если с умом продать. А что за монеты, чья чеканка?
— Так вот, за умом-то я к тебе и пришёл, — добавил я грубой лести. — Сам понимаешь, я в этом чайник и лох, меня каждый первый обует. А монеты вообще левак, я их на вес сдаю.
Вообще-то у меня была мысль переплавить золотишко перед продажей — это несложно даже в домашних условиях, — но я решил, что в монетах оно будет убедительнее. Ну и вообще — пираты, пиастры, романтика! Ингвар любит красивые жесты и символизм. Пусть сам потом переплавит, если нужно.
Я вытащил из сумки увесистый мешочек и солидно брякнул им по столу.
— Ну-ка, ну-ка, посмо… — Ингвар высыпал горку золота на полированную дубовую столешницу и застыл, заткнувшись на полуслове.
Я удивлённо смотрел, как с его лица сползает маска добрейшего человека, весельчака и балагура, записного тамады и души любой компании, и как из-под неё появляется настоящий Ингвар. Я его таким видел один раз, очень давно и при таких обстоятельствах, которые определенно не стоит обнародовать. Увидев его с таким лицом, понимаешь, что пиратским капитаном он стал не только благодаря своей неотразимой харизме.
Ингвар встал, подошёл к двери, выглянул в приёмную, потом тщательно запер двери и вернулся.
— Ну вот что ты, блядь, за человек, а? — спросил он меня укоризненно. — Пять лет носа не кажешь, поздравляешь емейлом и в гости не зовёшь, а потом заявляешься с вот такой подставой.
— Эй, Ингвар, я…
— Заткнись! — перебил он меня таким тоном, что будь тут штурвал, я бы к нему немедленно привязался, да покрепче. — Ну вот что бы тебе не прийти ко мне с какой-нибудь простой, необременительной просьбой? Убить кого-нибудь, например, или труп спрятать, или переправить через границу с фальшивым паспортом. Ну разве я отказал бы другу? Но нет, тебе же надо приволочь мне такую гадость, что я теперь не знаю, что и делать…
Если в кубик сунуть шарик,
Подвести к нему сто герц,
То ли шарику пиздарик,
То ли кубику пиздец.
Ингвар, сколько его помню, всегда маскировал растерянность вот такими нелепыми стишками — уж не знаю, сколько этого рифмованного мусора хранила его голова, но всегда находилось что-то к слову. Он достал убранный уже в бар вискарь, набулькал себе полстакана и всадил залпом без льда и содовой. Я сидел, не находя слов.
— Да-да, ты не знал, — пресёк он жестом мои попытки оправдаться. — Если бы ты знал, хрен бы ты ко мне попёрся. И не вздумай мне сказать, где ты их взял! Я не хочу, чтоб информацию выколачивали из меня. Уж лучше пусть из тебя.
— Послушай, может, забудем? Не было никаких монет, ничего я тебе не приносил.
— Если бы… Любой, кто краем глаза увидел вот эту чеканку, — Ингвар постучал ногтем по реверсу монеты, — должен нестись, теряя тапки, и доложить об этом в сей же миг. Желательно, держа на мушке того, кто их принёс, чтобы тот не сбежал. Любой скупщик краденого, любой приёмщик ломбарда, любой ювелирный барыга, любой оценщик лома — в ту же, блядь, ебаную секунду.
Я посмотрел на монету — ничего особенного, какая-то индустриальная символика, похожая на советский герб какого-нибудь города-завода. Шестерёнка вроде просматривается, микроскоп какой-то… Или телескоп? И буквы «РК» внизу. Блин, я как-то и не рассмотрел их пристально, золото и золото.
— Ты хоть телефоном их не фотографировал? — безнадёжным тоном спросил Ингвар.
— Нет, — озадаченно ответил я, — а что?
— Твоё идиотское счастье… Про распознавание картинок в гугле слыхал?
И это я себя считал параноиком.
— Слушай, а кому докладывать-то надо в таких случаях?
— Да хоть кому, — устало махнул рукой Ингвар и налил себе ещё. — Хочешь этим, а хочешь, наоборот, тем. Или даже третьим. Тогда у тебя есть шанс, что они тебя прикроют и не дадут шлёпнуть четвёртым и пятым. Небольшой, откровенно говоря.
— Так давай сделаем вид, что никакого золота не было! — вернулся я к мысли, которая казалась мне удачной. — Никто, кроме нас с тобой, его не видел, клянусь!
— Да хуй там. Ты ж дурной. Вот ты уйдёшь, а потом попытаешься продать его кому-то ещё. Тебя спалят в тот же миг, начнут крутить, и ты сдашь всех, включая меня. Потому что крутить будут серьёзно. И тогда мне пиздец, потому что я вижу вот эти монеты и никуда ещё не позвонил. То есть мне уже пять минут как пиздец при любом раскладе.
— А если переплавить?
— Я ж говорю, ты дурной, как беременная лосось, — посмотрел на меня с жалостью Ингвар. — Ты что, не знаешь, что по составу золота можно узнать его происхождение? Рано или поздно где-то его проверят на спектрометре и раскрутят всю цепочку назад — до тебя, а, значит, до меня.
Ингвар потёр лоб, посмотрел на бутылку, но наливать больше не стал.
— Вообще-то, — он посмотрел на меня почти нежно, — по-хорошему, я должен тебя убить. Вот прямо сейчас и тут, пока ты никуда не ушёл и не угробил нас обоих.
— Это «по-хорошему»?
— Поверь, да, — Ингвар был предельно серьёзен, и я поверил. — И если бы это был кто-то другой, то я бы уже паковал его в мешок и отмывал паркет.
Я непроизвольно посмотрел на пол. Красивый паркет, наборный, с рисунком. Жалко было бы испортить такую прелесть.
— Спасибо, что не, — сказал я искренне.
— Не благодари, это не твоя заслуга. Я тебе немножко должен за то дело, но не так много.
— А чья?
— Моих покойных родителей, наградивших меня кроме дурацкого имени ещё и огроменным шилом в жопе.
Ингвар подмигнул мне и запел со скабрёзными интонациями ярмарочного скомороха:
Я отчаянным родился,
И ничем не дорожу,
Если голову отрежут —
Я полено привяжу!
Он с удовольствием полюбовался на мою обалделую физиономию и добавил:
— А ведь я знаю, почему за этими монетами так охотятся! Преинтереснейшие истории с ними связаны, не так ли?
— А мне что делать? — поинтересовался я в некотором обалдении.
— А с тобой мы поступим следующим образом, — снова подмигнул Ингвар, которого явно несло знакомое мне по прежним годам залихватское безумие прирождённого авантюриста, — ты же продавать золото принёс, тебе деньги нужны?
— Ну да, нужны, — подтвердил я. — Ещё как!
— Так я дам тебе денег. Меньше, чем ты выручил бы с продажи, но не потому, что я жадный, а потому, что у меня больше наличных тут нет, а любые операции со счётом, которые можно связать по времени с твоим приходом, слишком палевные. Но ты не так уж много потеряешь, процентов 20—25. Устроит?
Ингвар назвал сумму, которая на самом деле была даже чуть больше той, на которую я рассчитывал. Я очень приблизительно ориентировался в ценах чёрного рынка, откуда мне.
— Да не вопрос, конечно…
— Но за это ты сделаешь две вещи.
— Какие?
— Первое — ты мне сдашь контакты людей, которые связаны с этими монетами. Только не надо говорить мне, что ты это золото под кроватью нашёл, ладно? Всё равно не поверю.
— Ладно, а вторая?
— Если ты знаешь, где проход… — Ингвар уставился на меня пристальным взглядом и, видимо что-то увидел. — Знаешь, знаешь!
Он захохотал и добавил:
— Знаешь, где проход! Да ты хитрец! — погрозил пальцем. — Небось, и лазил туда? Лазил, вижу… А говорят, что это я ебанутый!
— Так вот, — продолжил он серьёзным тоном, — ты мне этот проход покажешь. Мне всё равно, куда он ведёт, но я должен убедиться своими глазами, что это не сказка для жадных ротозеев.
— Ну, в принципе… — у меня в голове щёлкал бешеный арифмометр, сводя плюсы и минусы, «за» и «против» (включая тот немаловажный аргумент, что, ответь я «нет», Ингвару придётся-таки мыть паркет, а он красивый и его жалко). — Ладно, уговорил, чёрт языкатый!
В конце концов, если я выведу Ингвара на Андрея, то последнему очень быстро станет не до меня. Ингвар мужик решительный и резкий, как понос. А насчёт прохода… Да хрен с ним, пусть смотрит. Устрою экскурсию по берегу моря, объясню, что ничего ценного там нет. Ну и вообще, мне нужен хоть один союзник, хоть какой — а то я в последнее время чувствую, что меня обложили со всех сторон.
— Но тогда ещё одна просьба, с моей стороны, — решил я слегка обнаглеть.
— Что ещё?
— Можешь докинуть часть денег патронами? Под 45-й калибр? Штук… Ну, сколько можешь.
— Ничего себе! Ты обзавёлся стволом? — Ингвар изумлённо покачал головой. — Не узнаю старого приятеля… А как же твоё знаменитое: «Оружие не имеет смысла там, где его наличие обещает больше неприятностей, чем отсутствие»?
— Неприятности в последнее время весьма изобретательны и внезапны.
— Ладно, полтыщи патронов с меня, и даже денег не возьму — всё равно я тебе недоплатил. Но! — он сделал драматичную паузу. — Только когда покажешь мне проход!
Я широким жестом пододвинул к нему мешочек с монетами — договорились, мол. Ингвар взял его и, не взвешивая и не считая, закинул в сейф.
Если взять чуть-чуть бумаги,
Краски, кисточку и клей
И немножечко отваги —
Может выйти сто рублей.
С этими словами он достал несколько увесистых пачек наличности и протянул мне.
— На, ни в чём себе не отказывай.
— Спасибо, — искренне ответил я. Всё-таки он здорово меня выручил.
— Эх, пожалею ведь, что ввязался, — вздохнул он. — Но как же, сука, интересно! А то заскучал я что-то со здешним «купи-продай». Выгодно, сытно, но уныло. Не поверишь — вот только что почувствовал себя на двадцать лет моложе! Это, знаешь ли, дорогого стоит!
Телега старая,
Колёса гнутые,
А нам всё похую,
Мы ебанутые,
— пропел он с чувством.
На этом мы расстались, договорившись, что завтра я устрою Ингвару экскурсию по иным мирам, и только потом — всё остальное. Потому что одно дело слухи и легенды, а другое — вложить, так сказать, персты.
Надо же, а я и представить себе не мог, что о существовании проводников, срезов и проходов знает так много народу. Пусть даже на уровне слухов и завиральных баек. Хотя, если вдуматься, то ничего удивительного в этом нет — с кем-то же должны иметь дела все эти контрабандисты? Не один же Андрей тут? Правда, чем дальше, тем меньше я верю в то, что он мне нарассказывал. Явно не всё так просто. Если про проводников и срезы слышал даже Ингвар, то это явно не секрет и для спецслужб. Выловить проводника при этом — задача техническая и несложная. А значит, что? — Наверняка уже вылавливали, и не единожды, или я ничего не понимаю в наших спецслужбах. Соответственно, согласно логике их работы, каждый второй проводник уже работает на кого надо, информация по доступным проходам и срезам тоже давно снята, обработана и подшита в папочки, а государство держит руку на пульсе. Оно умеет.
Однако в связи с этим остаётся два вопроса, ломающих логику. Первый — почему контрабандные каналы оставлены криминалу, а не эксплуатируются вовсю государством? Контролируются, да, наверняка — но не осёдланы прочно спецслужбами? И второй — если проводники идут не под грифом «перед прочтением сжечь», а просто как «информация ДСП», то почему такой ажиотаж вокруг этих монеток? Я сначала подумал, что это потому, что их используют проводники и через золото можно на них выйти, но, если на них можно выйти и так, то к чему все эти страсти? Что за монеты такие? Ох, как многого я не знаю! Играю вслепую по непонятным правилам незнамо с кем. И спросить-то не у кого, Андрею я больше не верю — ни на грош.
Всё это я себе думал, сидя в такси по дороге к Йози. К Ингвару я предусмотрительно на своей машине не поехал — знал, что без стакана не встретит. Так что день, можно сказать, выпал, за руль не сядешь, остаётся только разговоры разговаривать. Темы для них уже вполне накопились.
Йози я застал в офисе в расстроенных чувствах. Бросать налаженное дело ему было жалко до чёртиков, вливаться в дружную, но очень авторитарную клановую систему гремлинов не хотелось, жена и двое детей накладывали серьёзную ответственность, и всё это вместе придавало изрядную нервозность обстановке, которую, как я понял по некоторым оговоркам, подогревали с одной стороны Андрей, а с другой — Сандер.
Я подкатился к Йози со списком деталей для ремонта «Раскоряки» (кажется, это становится её официальным именем) и неожиданно легко обрёл всё необходимое, с запасом и бесплатно.
— Всё равно непонятно, что со всем этим теперь делать, — отмахнулся от меня Йози. — А что за машина такая? Не в УАЗик же ты это всё пихать собрался?
И тут меня осенило:
— Йози, а поехали ко мне в гости? Бери семейство своё, мяса купим, пива, устроим спонтанный праздник. Детишки вместе поиграют, мы посидим спокойно, нервы полечим. А то этак и до дурдома недалеко, с такими-то напрягами! Заодно и машину покажу. Спорим, ты такой в жизни не видел?
Йози почесал репу, подумал, и махнул рукой:
— А поехали! И правда, давно мы не выпивали, всё суета какая-то.
Правды ради, суета после этого только усилилась — попробуйте сподвигнуть на спонтанную пьянку не пару мужиков, которым собраться — только подпоясаться, а домоседную основательную даму с двумя малолетними детьми! От стадии «Ах, нет, ну как же так, мы не готовы…» до «Ну ладно, в конце концов, почему бы и нет» прошёл час, за время которого мы с Йози на его старом, но отлично оттюнингованном и вылизанном до немыслимого совершенства «Дефендере», служившем передвижной рекламой сервиса, успели метнуться по магазинам и собрать всяких закусок с напитками. Потом ещё час ждали, пока семейство соберётся, напихав полный багажник каких-то вещей — как будто они не в деревню на одну ночь собирались, а на Северный полюс на собаках. Впрочем, с детьми всегда так, дело обычное.
Я позвонил и предупредил жену, она, кстати, была рада. С Йозиной Катериной они знакомы — мы нечасто, но встречались семьями. Мы с Йози культурно выпивали, жёны, для порядка составив нам компанию, уходили трындеть о своём, дети играли вместе более-менее ровно — Ваня постарше нашей на год с небольшим и делал вид, что нехотя снисходит к мелкоте, а Анечка — почти ровесница Мелкой и, пока дело не доходило до делёжки кукол, веселились они вдвоём напропалую. Для нынешнего атомизированного социума это уже можно с натяжкой назвать «дружили семьями» — то есть, собирались несколько раз в год на дни рождения друг друга. Не совсем посторонние люди.
Вышло неожиданно хорошо — видать, действительно накопилось напряжение у всех, надо было стравить пар. Мы с Йози жарили мясо и пили пиво, потом усугубили принятое вискариком, жёны от нас отставали количественно, но не в накале веселья. Дети хороводились с Криспи, по поводу которой Катерине очень хотелось задать вопросы, но она сдерживалась, видимо считая её чьей-то слабоумной родственницей и боясь выглядеть неделикатной. Криспи жгла напалмом — играла в куклы, весело проговаривая их диалоги на разные голоса, читала стихи и пела песни из мультиков ярким звонким голосом, полностью захватив внимание детской компании. Взрослые так с детьми не играют, и это было очень заметно, но, с другой стороны, дети были заняты и не дёргали взрослых, а что ещё нужно для хорошего семейного праздника?
Ближе к ночи, увалив набегавшихся до потери себя детей спать, собрались купаться и я, ловко забалтывая уже изрядно пьяную компанию, вывел всех вместо берега речки в сарай — и на ту сторону. Над гладким как зеркало морем сияла неправдоподобно огромная луна. Это было так красиво, что все замолкли и смотрели заворожённо. Катерина была, наверное, здорово шокирована, и я, по большому счёту, рисковал огрести от Йози — в конце концов, это его и только его право решать, насколько его жена должна быть в курсе этих дел. Но мы были здорово набрамшись, нам было весело и странно, и мы просто побежали купаться, скидывая на бегу одежду. Было хорошо и беззаботно. Отличный выдался вечер, давно такого не было.
Утро, правда, было несколько хмурым — мы были уже не так юны и сильны печенью, как во времена оны. Жена смотрела на меня с некоторой укоризной, подозревая в морских купаниях специальную провокацию, я тщательно делал вид, что это был пьяный порыв души, и я сам теперь жалею. Катерина имела вид растерянный, полный сомнений — не иначе прикидывала, померещилось ли ей всё спьяну, или что-то всё же было? Спросить пока боялась, но на Йози поглядывала многообещающе. Йози, знающий меня давно и хорошо, терпеливо ждал объяснений, зачем я устроил этот балаган, но не торопил события, а спокойно пил кофе. И только дети (включая в их число Криспи) с самого ранья учинили гомон и скачки, вызывая болезненные гримасы на лицах уставших родителей.
Оставив женщин и детей складывать сложный паззл завтрака («Ой, мама, я это не хочу, свари мне кашку…», «Нет, лучше бутерброд…», «Нет, я йогурт съем!» — и это на три разных, мучительно звонких голоса), я загадочными жестами бровей отозвал Йози в сторонку. Посмотрел в глаза со значением и, призвав к молчанию, увёл в сарай и на ту сторону.
Когда Сандер открывал этот проход, Йози туда не сходил, так что теперь он впервые видел мою резиденцию при дневном свете. В ночных купаниях было не до подробностей, а сейчас я с некоторой даже гордостью предъявил недвижимость к осмотру. Хотя Йози в первую очередь заинтересовала как раз движимость — он буквально накинулся на трофейную «Раскоряку», изучая конструкцию. Сразу понял, куда его амортизаторы пойдут.
— Да, прикольная телега, — одобрил Йози. — Видно, что надёжно, и проходимость зверская, на «Унимоги» старые по компоновке похожа. А что это у неё под днищем волноводы? Зачем?
— Волноводы? — в свою очередь удивился я. — Это так называется?
— Ну да, Андрей мне показывал на рисунках.
— Опа, — я слегка напрягся. — А можно с этого места поподробнее?
— Ну, видишь ли, — Йози слегка смутился. — Андрей меня давно зовёт в вашу группу.
— Нашу группу?
— Ну, ты же с ним теперь, да? Он говорил, что сделает из тебя настоящего глойти, у тебя потенциал хороший, а вот механиком он лучше меня возьмёт, — Йози скромно потупился. — Извини.
— Я правильно понял, — осторожно уточнил я, — что Андрей говорит о моей работе с ним как о свершившимся факте?
— Ну да, — покивал Йози удивлённо. — А что, это не так? Он уже начал меня готовить, я к нему езжу, как на работу. Он мне рассказывает всякое о работе проводников, о структуре срезов, о дорогах и проходах, о том, что они ищут… Вот, волноводы эти показывал. Говорил, если где увижу такое, немедля всё бросать и ему докладывать.
— Да, — я озадаченно почесал репу, — Андрей твой, оказывается, врёт, как дышит!
— Так что, ты не с ним? — Йози был явно расстроен. — Он, конечно, условия предложил отличные, я бы и так согласился, но с тобой было бы как-то спокойнее. Сандер всё же дурковатый иногда бывает…
— Так он и Сандера сманил?
— Ну… Сандера — его разве поймёшь? Сегодня он тут, а завтра соскучился — и ищи ветра в поле. Он как поднатаскался проходы открывать, так теперь вовсе за ним не уследишь. Но пока он Андрею помогает, у того проблемы с этим какие-то возникли, ты в курсе?
— Я-то в курсе. А вот ты, похоже, многого не знаешь, чего стоило бы.
Я посмотрел на Йози — и решился. Расскажу ему нафиг всё.
И рассказал.
И про акки и их зарядку, и про то, что это запросто может стоить мне башки, если кто-то узнает, и про то, как Андрей искал то, что нашёл по факту я, и про пустотный костюм рассказал, и про холод, и про Третью с остальными, и про ночной визит мутных гопников и про то, чем он закончился. Загрузил, в общем, по полной. Наговорил себе на статью или на пулю — смотря кто узнает. Но если Йози не верить — то кому верить вообще?
Сказать, что Йози был ошарашен обрушившимися на него откровениями — это ничего не сказать. Вид у невозмутимого обычно грёмлёнга был такой, как будто ему кувалда на отскоке в лоб прилетела.
— Слушай, а ты ничего не перепутал насчёт этих наёмников — может, их всё же не Андрей нанял? Ну, то есть, не наш Андрей. Может, совпадение какое?
— Пойдём, — повлёк я его в башню, — покажу кое-что.
Отвёл его в левое крыло, используемое теперь под кладовку, вывалил из пакета трофеи с командира этой ДРГ23 — 21-й Глок с двумя магазинами, перевязь с ножами, лёгкий броник, который я, преодолев брезгливость, отмыл от крови и оставил «чисто на всякий случай», а главное — смартфон. Включив его, дождался загрузки и открыл список последних звонков.
— Узнаёшь номер? — ткнул я его в нос Йози. — «Коллекц.» который обозначен?
— Да, это Андрея… — Йози даже достал свой мобильник и сверил. — И Коллекционером его частенько называют, правда.
— Вот так-то, — я выключил мобильник и стал собирать трофеи обратно.
— Стой! — вдруг остановил меня Йози. — Откуда у тебя эта дрянь?
Он показал пальцем на оставшиеся тубы с «комбикормом».
— Андрей дал, чтобы йири чокнутых кормить. Типа им полезно и вообще…
— Каких «чокнутых йири»?
— А ты разве не в курсе этой истории? — удивился я. — Ну, как в вашем предыдущем срезе отключили от виртуала город, там остались жители, впавшие от шока в полный аутизм, а Андрей нескольких из них спас и содержал потом? Он тебе не рассказывал?
— Нет, — покачал головой Йози. — Что-то тут не вяжется… Что там ещё было?
Я расписал в подробностях жалостливую историю о человеческой жестокости и андреевом благородстве, как он искал и спасал, потом годами содержал спасённых… А потом, сука, мне подбросил. Как будто мне без них проблем мало.
— Чушь какая-то… — непонимающе сказал Йози. — Криспи — определённо не йири. Не тот типаж. Йири практически моноэтничны, у них очень мало вариаций внешности. Это у вас такое разнообразие из-за смешения расовых типов, у меня первое время глаза разбегались. А среди йири всё более-менее похожи, ты бы их путал между собой с непривычки, как китайцев. Достаточно того, что у неё тёмные глаза и волосы — в том срезе брюнеты разве что у нас, грёмлёнг, встречались, местные все светлые, максимум — шатены, и глаза голубые или серые, кость тонкая, конституция хрупкая, сисек считай, что нет…
Я призадумался — из моего бывшего зоопарка под это описание подпадал разве что покойный Дрищ. Во всяком случае, сисек у него определённо не было, и вообще он был какой-то блёклый. А вот, к примеру, Бритни, хоть и блондинка, но ого-го была статью. Да и Третья… Я сообразил, что так и не знаю, какого цвета у неё глаза, но волосы тёмные, да и фигура, скорее, крепкая, спортивная. К слову, и с сиськами там всё нормально было.
— А вот это говно, — Йози брезгливо пнул носком ботинка вывалившуюся тубу с комбикормом, — там использовали для подключенных. Оно что-то там делает с мозгом, блокирует какие-то функции. При подключении очень удобно — подавляет мышечную деятельность, и что-то такое делает с метаболизмом. Можно торчать в виртуале, не отвлекаясь. А вот если давать неподключенным — то совсем другая картина. Человек на этом питании ничего не хочет, совсем. Никакой мотивации. Снижение мыслительной деятельности, замедленный обмен веществ, подавление гормонов. Даже старение замедляется, вроде бы, пока под препаратом — так и живёт, куклой бессмысленной. Зато обратимое состояние. Перестали кормить этой дрянью — постепенно придёт в себя. Ну, наверное. Его рабовладельцы вовсю используют — и экономия, и удобно. Даже надсмотрщики не нужны.
— Получается, вся эта история с отключённым городом — враньё? Или не вся?
— Не знаю, — ответил Йози. — Скорее, не вся. Действительно, уже перед нашим уходом йири начали отключать города, собирая всех оставшихся в две столицы. Отчасти из-за снижения численности — это выгоднее, чем размазывать ресурсы, отчасти из-за проблем с оборудованием. Но вряд ли они вот так бросали кого-то. Их и без того было мало. Они и нас-то пытались удержать изо всех сил.
— Тогда я вообще не понимаю… Если это не йири, то кто? И зачем их Андрей держал в беспамятстве столько времени? И почему вдруг отдал мне? Не мог же он рассчитывать на то, что я их этим комбикормом вечно кормить буду? Его всего-то несколько ящиков было. Криспи, вон, сходу отказалась его жрать.
— И этого я не знаю, — покачал головой Йози. — Но ты меня, конечно, очень расстроил.
— Чем именно?
— Андрей предлагал выход — работу на него, убежище для семьи. Не идеальный, но вариант. Теперь я опять не знаю, что делать — верить ему больше не могу, а идти под старейшин грёмлёнг не хочу.
— Ну, извини, — мне стало немного неловко. — Но мне кажется, лучше знать правду. А то окажется, что и работа не та, что ты думал, и убежище не убежище — а ловушка. Будет твоя семья у него в руках, и куда ты денешься?
— Ты думаешь, всё настолько плохо? — Йози окончательно приуныл.
— Думаю, да. — Я действительно теперь ждал от Андрея любой пакости. Обычно, если человек гондон, то он гондон во всём, целиком и полностью, и с ним нельзя иметь никаких дел. Наверное, есть исключения — для всего на свете есть исключения, — но я их не встречал.
— Но знаешь, — продолжил я, — у меня есть для тебя встречное предложение.
— Какое?
— А почему бы этому срезу не стать убежищем не только для моей, но и для твоей семьи? Целый мир вокруг, небось поместимся.
Йози задумался.
— Не спеши с ответом, — сказал ему я. — Просто подумай об этом. И, я тебя очень прошу — не сообщай ничего Андрею. Пусть он не знает, что ты в курсе, иначе я за свою жизнь гроша ломаного не дам, да и за твою не уверен.
— Умеешь ты найти на жопу проблем, — вздохнул Йози.
И возразить-то ему было нечего.
Пока суть да дело, показал Йози башню со всеми её механизмами, как встроенными, так и привнесёнными мной. Если честно, немного надеялся на его расовое чутьё к технике — вдруг да поймёт, зачем все эти странные штуки внутри. Но, к сожалению, почти ничего нового не узнал — Йози смог идентифицировать только привод к основанию колонны.
— Как мне кажется, — сказал он не очень уверенно, — это здоровенный рычаг, на другом конце которого, там, где-то далеко, нечто вроде поплавка. Поплавок идёт вверх — рычаг давит вниз, на нижний кристалл. Идёт вниз — наоборот. Кристаллы от сжатия вырабатывают энергию, а вот какую и зачем — извини… Это уже не механика, это какая-то странная физика.
— Что ж за поплавок такой и почему я его не видел? — удивился я.
— Да видел ты его… — махнул рукой Йози. — Пойдём, покажу.
Мы вышли из башни и спустились по лестнице к берегу.
— Вот, смотри туда, — показал Йози.
На траверзе пляжа в море был небольшой круглый островок, метров под сотню, наверное, в диаметре. До него можно было спокойно доплыть, несколько десятков метров всего, но мне тут пока было не до заплывов. Если приглядеться, то его форма действительно была подозрительно правильной, но до сих пор мне и в голову не приходило, что это искусственное сооружение. Ветром нанесло тонкий слой почвы, на нём завязалась какая-то травка — в общем, и не подумаешь.
— Готов поспорить, — сказал Йози важно, — что если нырнуть тут достаточно глубоко, то ты увидишь металлическую ферму, идущую к острову. Он и есть твой поплавок. Достаточно массивный, чтобы не реагировать на волны, но при этом приливы и отливы его поднимают и опускают, создавая механический момент на рычаге.
— Не хочешь убедиться? — поддел я его.
— Нет, я не умею плавать, — смутился Йози. А я знал — мне его жена как-то проговорилась.
Однако неслабое усилие должно быть на рычаге, учитывая длину плеча и архимедову силу, действующую на такой поплавочек. Ничего себе приливная электростанция мне досталась. В привычном уже «стиле Ушельцев»: грубая, простая и очень прочная механика в сочетании с непонятными физическими принципами. Есть в этом что-то неестественное всё-таки, непонятное моему уму, как атомный топор, например. Но при этом, надо признать, такой подход по-своему очень эффективен — ведь столько лет работает без присмотра и обслуживания. Значит, правильно всё, наверное.
Вывел Йози на дачу, где его уже нервно разыскивала супруга и, взяв с него обещание обдумать всё сказанное и сообщить мне, отправил их семейство восвояси в город. Затем ловко ускользнул от жены, заходящей с дальнего разворота на скандал: «Ты специально хочешь поставить меня перед фактом, тебе плевать на моё мнение!» — прежде, чем она высказала всё это. Мне пора было на встречу с Ингваром, и я просто умотал, сделав вид, что не расслышал этого многообещающего начала. Авось к вечеру у неё запал иссякнет. Нет, я всё понимаю, меня уже реально тревожит этот ступор, но я не знаю, что с ним делать. Как объяснять, если оппонент игнорирует логику и просто отбрасывает все аргументы, которые ведут к выводу, который ему не нравится эмоционально? Как объяснить человеку, что весь его мир, всё то, чем он жил с рождения — всего этого скоро не будет? Что вся его жизнь, все его достижения ничего больше не будут значить? Что его работа, должность, рабочие навыки, годами выстроенные отношения с людьми — всё это больше не нужно? Как это объяснить, если ты уже объяснил, но этого не то, что не хотят — не могут услышать? Это же всё равно, что от себя самого отказаться. Даже мне, без всякого пиетета относящемуся к себе и своему сомнительному месту в социуме это очень непросто, а уж женщине…
Иногда я страшно жалею, что за всю свою жизнь так и не научился искусству взаимодействия с другими людьми. Всё-то у меня криво и через жопу всегда.
Ингвар ждал меня, буквально подпрыгивая от нетерпения. С сомнением оглядел УАЗик, спросил:
— А он точно не развалится по дороге?
— Не волнуйся, — ответил я, — если что — дотолкаем.
Ингвар закинул в кузов тяжёлый, глухо брякнувший рюкзак и пояснил:
— Патроны тебе, как ты просил. Так что лучше не нарушай ПДД, внимание милиции нам ни к чему.
Вот же отморозок, а?
Повёз его на ту сторону через Гаражище — светить дачу счёл лишним риском. Хотя, логически рассуждая, если он меня сдал — то это уже не имеет значения. Тем не менее — там жена и ребёнок, мне так спокойнее. Уж больно много всего навалилось, у меня и так ощущение, что я уже ни черта вокруг себя не контролирую, а качусь кубарем с горы, набивая шишки.
Когда УАЗик нырнул в темноту прохода, а потом над морем разлился роскошный, как реклама турагентства, закат, Ингвар только выдохнул матерно.
— Они есть! Есть! Другие миры! — он тряс меня за плечо в экзальтации, как будто это не я его только что провёл. — Ты глянь, есть они, мать твою ёб! Я верил, я с детства верил!
Вот, ведь кто б мог подумать. Ингвар — жертва Крапивина. Нет, детская фантастика — зло. Учебники по природоведению надо детям вместо неё читать, чтобы не впадали в умственный блуд.
Пока он орал, матерился и бегал кругами, я аккуратно выгрузил сумку с патронами — не стоит с ней туда-сюда кататься, нарвусь ещё.
— Ну, что, — говорю, — вложил персты? Обрёл свой парадиз?
— Охуеть! — честно ответил пират. — Об одном жалею — столько лет зря прожито. Что ж я про это двадцать лет назад не знал! Ух я бы…
И закатил глаза в сладостных мечтаниях, что бы он и как. Ну да ничего, этот ещё наверстает, я его знаю. Лишь бы не за мой счёт.
Не без некоторого сопротивления вернул Ингвара на грешную землю, точнее, вывез обратно. Нечего ему вокруг моей башни разгуливать, а то замучаюсь потом объяснять, почему она моя и где такую недвижимость берут. Выдал контакты Андрея, места, где его можно отловить, и распрощался, высадив возле офиса. Улыбка на его лице в дверь еле прошла — обрёл человек к седым мудям своё детское счастье, надо же. Лишь бы на здоровье.
Подумал пару минут куда ехать — и решил обратно, через гараж на ту сторону. Вот дожил — от собственной жены бегаю, а? И грустно, и смешно. А что делать? Ведь если я сейчас приеду на дачу, она мне выскажет много такого, о чём сама потом пожалеет, переведёт вопрос в плоскость эмоций и скандала, после чего вернуться к его нормальному обсуждению будет уже очень тяжело, а то и невозможно — проассоциируется в женской загадочной душе с обидками, и всё, даже не упоминай больше. В чём другом я бы мысленно обнёс эту тему жёлтой лентой «ду нот кросс», поставил табличку биологической опасности: «осторожно, здесь живут тараканы», да и не касался бы её больше. Отношения дороже. Однако сейчас не тот случай — слишком важно всё это. Пусть остынет сначала.
Заехал по привычному маршруту в строймаг, хозмаг и «Метро», благо деньги теперь были. Отвлеку себя от печальных мыслей ручным трудом, мне это всегда помогает. В «Метро» закупил продуктов. Впервые — мешками по десять кило. Для этого мне пришлось преодолеть некий барьер внутри себя, потому что начать запасать продукты — для меня это последний шаг в никуда.
Я противник всякого бункер-сурвайверства, потому что идеология «схрона с тушёнкой» изначально провальна в своей концепции. Даже при условии такого идеального «схрона», как мой. Ну выжил ты, сидя на ящике тушёнки, а дальше что? Сколько ни запаси жратвы, она либо кончится, либо протухнет. Выживание — это момент, а не процесс. Выжить можно, но надо жить дальше, а человеку, чтобы жить — нужен социум. Даже такому мизантропу, как я. Я вовсе не планировал стать семейным отшельником в башне, пережив втроём всё человечество, и смотреть, как растёт моя дочь, обречённая остаться одна в целом мире, когда родители состарятся и сдохнут. Нет, я строил планы, исходя из того, что человечество — очень живучее, и никакой катаклизм его не истребит. Как показала Япония, на месте ядерных руин через десяток лет стоит город, в котором от того ужаса остался только музей. Как показал Донбасс — люди могут жить годами в условиях гражданской войны и бомбёжек почти обычной жизнью, а инфраструктура современного города куда прочнее, чем нам казалось. Люди, в отличие от йири, очень агрессивный социум, но это компенсируется их приспосабливаемостью и высокой способностью к выживанию в любой жопе.
Так что умозрительная стратегия моя была такова — когда на Часах Судного Дня будет без трёх секунд полночь, свалить с семьёй к морю и переждать разрешения ситуации. Не рванёт — хорошо, сделаем вид, что ничего и не было. Рванёт — пересидим пик катаклизма, когда, чтобы выжить, надо быть куда более везучим, чем я. А когда ситуация так или иначе разрешится — аккуратно вернёмся на родные пепелища, или что там будет. Восстанавливать города, налаживать жизнь, обеззараживать почву, пахать поля или партизанить по лесам, истребляя оккупантов — как фишка ляжет. Потому что пребывать в изоляции вечно — это полный тупик.
Но вообще я, если честно, рассчитывал на то, что глобального конфликта «все против всех до последнего человека» всё же не будет. Будет обмен ударами, может быть даже ядерными, будут жертвы, возможно даже очень большие, будет паника, развал и обрушение экономик, резкое падение уровня жизни — но не ядерная зима и тотальный Армагеддец. Базовые структуры государств выстоят, кто-то потеряет, кто-то приобретёт территории, кто-то на всём этом капитально наживётся.
Глобальным элитам сейчас жизненно необходимо кого-нибудь крепко ограбить. И это не вопрос «жадности», это вопрос элементарного выживания — Великая Депрессия была побеждена только годами величайшего военного и поствоенного грабежа Второй мировой войны. Затем, я надеюсь, все расползутся по углам — одни зализывать раны, другие — переваривать поглощённое. Конечно, хотелось бы, чтобы наша сторона была в числе последних, но это, по большому счёту, не так уж важно. Я слишком циничен, чтобы впрямую ассоциировать себя с государством, и слишком хорошо знаю историю, чтобы надеяться на улучшение жизни как результат войны. В войнах выигрывают строго те, кто в них не воюет.
Каково моё место во всём этом вероятном паскудстве? Должен ли я в этом участвовать как патриот и гражданин? Этот вопрос меня мучил долго. С одной стороны, я вырос на молодогвардейцах, героях-панфиловцах и том, что «сам погибай, а товарища выручай». Это базовая прошивка, это не изменить. И в этой прошивке насмерть забито то, что нужды общества важнее прав личности. Поэтому нынешние креаклы с их установкой «с чего это я должен отказать себе хоть в малом ради страны?» кажутся мне откровенными говноедами. С другой, взглянув однажды на изнанку государственного устройства, я понял, что внутри него клубок поганых амбиций дурных людей, и моя лояльность держится в основном на том, что сменить их можно только на худших. Ловкой же душевной гимнастике, с помощью которой многие ухитряются разделять внутри себя страну, народ и государство, я не обучен.
Когда кто-то говорит, что он любит страну и народ, но ненавидит государство, то любит он только себя, а страну и народ вообще выдумал. Одно неотделимо от другого, как человек от своей задницы. Так устроены люди — собравшись в социум, они немедля образуют пирамидальную структуру, на вершину которой вскарабкиваются самые поганые из них, и начинают срать оттуда на нижестоящих. При всей внешней неприглядности такого устройства, оно единственное устойчивое, все прочие социальные эксперименты были непродолжительны и печальны, поскольку принципиально противоречат биологической природе социальных видов.
Так что те, кто брезгливо отказываются защищать свою страну под тем предлогом, что «не хотят поддерживать коррумпированных чиновников, жирных олигархов и продажных силовиков», формально правы — эти особи непременно входят в верхушку любого развитого социума, часто составляя её чуть менее, чем полностью. Однако выбор невелик — либо ты поддерживаешь своих негодяев, либо чужих. Никаких благородных Высоких Эльфов в правителях нет, не было и не будет, и если вы думаете, что где-то там, в других социумах, всё устроено иначе — то вы просто наивный дурачок, потенциальный проводник чужих враждебных интересов и будущий предатель. Свои негодяи лучше чужих только тем, что они заинтересованы в сохранении, развитии и преумножении своей кормовой базы — то есть страны и нас, её жителей. Но даже этого достаточно, чтобы поддержать их против негодяев чужих, которым мы нужны только в виде забавного абажура. Цинично? Ну извините. Продолжайте верить в своих эльфов, и, когда они прилетят устанавливать свои эльфийские порядки, вам, возможно, позволят поцеловать им сапоги и назначат полицаями. Хотя вряд ли, конечно. Говноед — при любом режиме говноед.
В общем, для себя я решил — если ситуация будет развиваться так, что Родина призовёт меня на свою защиту (то есть мобилизует резервистов второй очереди), то я закину жену и ребёнка к башне (даже если жену придётся для этого оглушить и связать), и пойду получать положенное мне хб второго срока носки, слежавшиеся на складе кирзачи и старенький АК-47. Ну или что там найдётся в стране для растерявших навыки службы перестарков. А если нет — то буду действовать своим умом. То есть, работать, где работал, и готовиться к худшему самостоятельно.
Так что крупы по мешку я купил, консервов в количестве, сахара, соли, чая, кофе, растительного масла… И решил, что буду повторять это регулярно, постепенно наращивая запасы. Медикаментов основных наберу, бытовой химии, бензина — не очень много, он быстро портится, но имеющиеся ёмкости заполню. Моторные масла, автомобильную расходку всякую… В общем, в голове уже начал формироваться список. Кажется, у меня не так много денег, как мне казалось ещё недавно. Хорошо хоть наличными, меньше цифровых следов.
На той стороне разгрузил машину и на скорую руку сделал из досок лари под хранение. С «мультитулом» это быстро и просто — нарезал, приложил, соединил. Никаких тебе шурупов и уголков, никакой стружки и опилок, резы идеальны, соединения безупречны. Красота. Теперь можно не опасаться мышей — я их в башне не видел пока, но им тут до сих пор и жрать-то нечего было.
Левое крыло всё больше обретало черты большого универсального склада. С одной стороны, это тешило моего внутреннего хомяка, с другой — неприятно напоминало о том, для какого случая запасено. Лучше бы оно вовсе не пригодилось.
Ночевать всё же поехал на дачу, к жене. Мужик я или нет? Надо стойко переносить трудности и лишения семейной жизни, да и по Мелкой соскучился. И правильно сделал, как выяснилось — жена отчего-то передумала скандалить, да и Мелкая так упрашивала «взять их с тётей Криспи на море», что лишила её последних аргументов. Пообещал взять. Тем более, погода там отличная, а тут по прогнозу были дожди, превращающие деревню практически в остров — раскисшие грунтовки по косогорам могли стать не по силам даже УАЗику.