Глава 14 ДАР КРОВИ ДЛЯ ГОСПОДИНА ВОРОНА

Дом целительницы Горалин производил такое впечатление, будто он вот-вот развалится, и на моей памяти он так выглядел всегда. Его хозяйка возомнила себя великим реставратором, поскольку изучала хирургию, так что когда кто-нибудь предлагал ей переложить крышу или укрепить угол там, где проседал фундамент, Горалин лишь рявкала на него в своей обычной манере и клялась, что не далее как на днях намерена сделать это сама.

Но она так ничего никогда и не сделала. Когда мне было десять лет, Зефрам убедил меня притвориться, будто у меня отчаянно болит живот, чтобы на некоторое время выманить Горалин из дома. За это время бригада плотников успела отремонтировать ту часть ее дома, которая могла рухнуть при малейшем усилении ветра. По их словам, они приложили все усилия, чтобы скрыть следы своей работы, но все же не смогли обмануть проницательный взгляд Горалин. Очевидцы рассказывали, что как только целительница подошла к своему дому, глаза ее сузились, затем она развернулась и направилась обратно к Зефраму, заявив: «Я передумала. Когда мальчик болен столь тяжело, как бедный Фуллин, единственное, чего он заслуживает, – хорошей клизмы».

Мда-а…

В приемной Горалин мы обнаружили Каппи, которая расхаживала из угла в угол, бледная как мел.

– Ты ведь собиралась пойти за жрицей? – удивился Рашид.

– Я уже побывала там, – ответила Каппи. – Лита решила, что лучше она посетит родных Боннаккута сама. И она сказала мне, чтобы я принесла Пону… мою дочь… – Ее голос оборвался.

– Пона отдает Дар? – спросил я.

Каппи кивнула.

Я раскрыл объятия, и, слегка помедлив, она прижалась ко мне. Я даже заставил себя не заглядывать в вырез ее рубашки – Каппи помогала мне в прошлом году, когда я приносил своего сына, чтобы отдать Дар, и я верил в то, что долг нужно возвращать.

– Что происходит? – чересчур бодро вопросил Лорд-Мудрец. – Что это означает – «отдавать Дар»?

– Сейчас, – ответила Каппи, – доктор вырезает дыру в затылке моей дочери.

– Она… – Лучезарный не договорил. – Вырезает дыру. Что ж… Как необычно! – Он повернулся к Стек, которая помогала Дорр сесть на стул. – Мария, когда речь зашла про Тобер-Коув, ты ничего не сказала об этом.

– Глупый предрассудок, – небрежным тоном заявила та. – Не стоит даже упоминания.

Каппи высвободилась из моих объятий и повернулась к Стек.

– Ты думаешь, я бы позволила доктору резать мою дочь просто из-за каких-то предрассудков?

Стек пожала плечами.

– Ты же знаешь, что это крайне важно! Без Дара боги не примут Пону, когда она отправится в Гнездовье. Она станет Обреченной на всю жизнь.

– В самом деле? – Любопытство в голосе Рашида лишь усилилось. – Расскажи мне про этот Дар.

Но Стек и Каппи молчали – они были слишком заняты тем, что испепеляли друг друга взглядом. Наконец заговорила Дорр.

– В первый год жизни ребенка боги не забирают его в Гнездовье – путешествие слишком тяжело для младенцев. Вместо этого боги принимают символическую замену ребенка – Дар крови и кости, который отправляют в Гнездовье вместо самого младенца.

– И доктор сейчас берет такой Дар? Мне нужно это увидеть!

– Это не самая лучшая мысль, – возразил я.

Однако лорд уже направлялся к двери, отделявшей приемную от значительно превосходившей ее размерами операционной. Каппи бросилась за ним, а я следом, ворвавшись внутрь как раз тогда, когда Горалин закричала на всех нас троих:

– Что, дьявол побери, вы тут делаете?

– Ах… – Каппи замерла при виде крови на руках целительницы.

У Горалин имелось немало нерушимых правил медицинской практики, и одно из них гласило: «Никогда не позволяй родителям видеть, как берется Дар». Когда я приносил своего сына год назад, я ждал снаружи, вздрагивая в объятиях Каппи, пока все не закончилось. Вся процедура заняла всего десять минут, и даже если Ваггерт кричал или плакал, я ничего не слышал. Когда Горалин вынесла мальчика из операционной, надрез на его затылке выглядел лишь как маленькая ранка, аккуратно зашитая одним стежком. Через несколько месяцев шрам стал едва виден, а еще через несколько я достаточно успокоился для того, чтобы не разглядывать его каждую ночь.

Однако когда мы ворвались в операционную, где брали Дар у Поны, перед нами не было ни закрытого разреза, ни аккуратного шва, ни младенческой кожи, тщательно отмытой от всех следов происшедшего. Шестимесячная голенькая Пона лежала на животе на операционном столе. С обеих сторон ее шеи стекала кровь, капая на стальную поверхность стола, а посреди окровавленного разреза на затылке проступала розовато-белая кость.

– Мне не нужны зрители! – прорычала Горалин, держа скальпель в запятнанной кровью руке.

– Прошу прощения, – сказал Рашид, но, судя по тону, он его отнюдь не просил, – я Лорд-Мудрец. Моя задача – узнавать и изучать все новое. Меня интересует эта процедура.

Горалин яростно уставилась на него. Как и многие в этот день, она наверняка размышляла о том, не послать ли Лучезарного к дьяволу, а возможно, и о том, удастся ли ей вышвырнуть его за дверь. Потом она вздохнула, признавая неизбежное, – Лучезарные всегда делали то, что хотели, и противостоять им было бесполезно.

– Стой и смотри, – буркнула она, – а если у тебя появятся глупые вопросы, придержи их на потом.

Она снова повернулась к Поне и начала собирать крошечные кусочки детской плоти в пробирку.


Каппи закрыла глаза, когда Горалин начала соскабливать кусочки кости Поны. Я не стал этого делать, но мне очень хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать скрежета скальпеля о кость:

Скрр… Скрр…

Скрр… Скрр…

– Дар берется из костного отростка шестого шейного позвонка, – объявила целительница. Похоже, даже Горалин сумела понять, как действует этот звук на нервы Каппи. – Это та самая выступающая кость в задней части шеи.

– Почему именно оттуда? – спросил Рашид.

– Потому что так хотят боги, – огрызнулась Горалин. – Есть и другие места, если по медицинским показаниям Дар нельзя взять там, где обычно, но мне никогда не приходилось к этому прибегать.

– А что именно ты берешь? – Лорд едва сдерживался, чтобы не наклониться прямо над руками целительницы.

– Кровь и кость, – пробормотала Дорр. Увидев, что Горалин не собирается вышвыривать нас из операционной, она тоже тихо вошла за нами. – Боги требуют, чтобы мы давали им кровь и кость в знак нашего послушания. Это единственная цена, которую они принимают.

– На самом деле, – вмешалась целительница, – я беру кость и немного мышечной ткани. Кожи тоже. Кровь идет и так, но мне она не требуется.

– А кто научил тебя, что именно следует делать? – не унимался Лучезарный.

– Моя предшественница, которая училась у своей предшественницы, и так далее, вплоть до первой целительницы в Тобер-Коуве. Ее учили сами боги.

Стек презрительно фыркнула. Она тоже пришла вместе с остальными, но вид у нее был такой, словно ей невообразимо скучно. Никто не обращал на нее никакого внимания.

– И ты запечатываешь все образцы в пробирку, – продолжал Рашид, – которую посылаешь в Гнездовье?

– Именно так. – Горалин положила скальпель и взяла тонкую иглу, чтобы зашить ранку. Маленькая Пона не шевелилась; она лежала, тихо дыша, успокоенная обезболивающим препаратом, который целительница ввела ей до нашего прихода.

– Видимо, боги считают Дар весьма важным, – задумчиво произнес Лорд-Мудрец, – если тебе приходится резать каждого младенца. Ты не опасаешься, что можешь что-то повредить?

– Я знаю, что делаю! У детей все быстро заживает.

– Но предположим, что ребенок болен – такое ведь иногда случается. Если ребенок болен настолько, что эта операция угрожает его жизни…

– Тогда я говорю родителям, что брать Дар слишком опасно. Я врач, а не… – Она вовремя остановилась. – Я не могу навредить своим пациентам, – мрачно закончила она.

– Ты просто режешь им шеи, – сказала Стек.

– Всего лишь крошечный надрез! – прорычала Горалин. – И, учитывая альтернативу…

– Что за альтернатива? – быстро спросил Рашид.

– Стать Обреченным, – ответила Дорр. – Отвергнутым богами. Обреченным на то, чтобы всегда оставаться одного и того же пола.

– Значит, если ты не отправишь пробирку для какого-то ребенка в этом году, ребенок не сможет сменить пол в следующем?

– Именно поэтому Дар настолько важен. Неужели я режу детей ради забавы?

Каппи глубоко вздохнула.

– Я бы не позволила ей проделать подобное с Поной без надобности. Думаешь, мы дикари?

– Во всем мире, – усмехнулась Стек, – люди мучают собственных детей и говорят, будто это необходимо. И чем больше эти мучения, тем в большей степени их объявляют признаками цивилизованности.

– Прошу прощения, – пробормотал Рашид, – мне нужно поговорить наедине с бозель. – Он двумя широкими шагами пересек помещение, схватил Стек за руку и почти вытолкал ее в приемную. Пока дверь не закрылась, я успел услышать его громкий шепот: «Считаешь себя высоко моральной особой, да? Притом что забыла сказать, что они берут образцы тканей у детей и…»

Горалин посмотрела на нас и закатила глаза. Каппи, Дорр и я кивнули в ответ. Все чужаки, по сути, были не вполне нормальны, в лучшем случае неуравновешенны, а часть – просто сумасшедшие. Если пролитие нескольких капель крови Поны могло спасти ее от дальнейшего пожизненного позора – это того стоило.


Каппи помогла Горалин смыть кровь с тела Поны, что оказалось совсем легко, и меньше чем через минуту кожа младенца снова была нежно-розовой, а зашитый черной ниткой надрез – лишь безобидной черточкой размером с мой ноготь. Пока Каппи облачала Пону в свежую пеленку и летнюю распашонку, целительница выдала нам набор инструкций, которые наверняка давала десятки раз в течение многих лет: как ухаживать за ранкой, пока она не заживет, как проверять, нет ли признаков инфекции. Каппи сосредоточенно кивала, пока Горалин говорила, и я заметил, что Дорр, молча стоявшая в углу, кивала тоже.

Каково это – быть бездетной в поселке, где почти каждый подарил кому-то жизнь? Неожиданно мне стало стыдно за мои недавние мысли о том, что она могла принять травяной отвар, чтобы избавиться от ребенка. Возможно, выкидыш Дорр имел вполне естественные причины, и, возможно, именно боль этой потери настолько выбила ее из колеи, что она решила выбрать Предназначение нейт.

Стараясь ступать как можно тише, я направился к ней и шепотом спросил:

– Как ты? Я имею в виду твою руку?

– Болит. – Глаза ее блеснули. – Теперь тебе известно, почему Боннаккут не взял бы меня в посмертные жены.

– Дорр…

– Я знаю, что ты догадался. Ты наверняка мог почувствовать то, что у меня… а я просто лежала. У меня болела рука, и я вдруг почувствовала, что устала скрываться. Знаешь, что я сделала?

– Нет.

– Я дотронулась до него… До Боннаккута. Ты не закрывал собой все его тело. Я протянула руку и коснулась голого плеча… и ничего не случилось. Даже мертвец меня не хочет.

– Хакур уже начал ритуал…

– Не болтай глупости, – прервала она меня. – Я приношу носилки, когда мой дед занимается умершими. Я знаю, как проходит ритуал, когда мертвец опасен, а когда нет. Но, похоже, мне не о чем беспокоиться…

– Может быть, с трупом женщины… – поколебавшись, предложил я.

Дорр раздраженно посмотрела на меня.

– Дело вовсе не в том, что я хочу стать женой трупа, Фуллин. Думаешь, я просто ищу себе дружка? Я…

Она замолчала. Каппи и Горалин смотрели на нас.

– У меня болит рука, – сказала Дорр, и все эмоции исчезли с ее лица, словно упавший в мутную воду камень. Видимо, ей потребовалось немало тренировок, чтобы научиться скрывать свои чувства.

– Ладно, – ответила Горалин, – давай посмотрим. – Она бросила взгляд на нас с Каппи. – Наедине.

Каппи взяла все еще спящую Пону, и я открыл перед ней дверь. Оглянувшись на Дорр, я подумал о том, что заставило ее мне признаться. Только то, что я узнал ее тайну? Потому что когда-то она была в меня влюблена? Потому что она увидела во мне женщину, которая могла бы ей посочувствовать…

Увидела во мне женщину?

Та-ак, Похоже, я снова стал женщиной.


Рашид и Стек замолчали, как только мы с Каппи вышли в приемную. Впервые за все это время я вдруг обратила внимание на то, насколько привлекательно на самом деле выглядел Лорд-Мудрец. Длинные черные волосы придавали ему несколько экстравагантный, даже вызывающий вид, но во взгляде его ощущалась некая возвышенная отстраненность человека, который никогда не чувствовал себя своим среди тех, с кем ему доводилось встречаться. Я вполне могла понять, почему он был влюблен в Стек, – они оба идеально подходили друг другу, нейт и Лучезарный, не желающие иметь ничего общего с обычной толпой.

– Что, операция закончилась? – спросил Рашид у Каппи как ни в чем не бывало. – Как малышка?

– Все в порядке. – Каппи повернулась ко мне. – Я лучше отнесу ее назад, к моей матери. Где ты сейчас будешь?

– Я обещал нашей гостье, что останусь с ней, пока в полдень не явятся боги.

– Почему бы тебе и Стек не прогуляться со мной по поселку? – предложил лорд – Поговорим с людьми, попробуем выяснить обстоятельства смерти Боннаккута. – Он тяжело вздохнул, словно убийство было направлено исключительно на то, чтобы испортить ему день. – Возможно, найдется свидетель, который видел, как кто-то подкрадывался к нему сзади с ножом. – Лучезарный повернулся к Каппи. – Если бы кто-то из тоберов заметил нечто подозрительное, кому бы он рассказал?

– Соседям, – сухо ответила она. – Но вообще следует идти к мэру.

– Тогда мы сами пойдем к мэру. Спросим, не слышал ли он чего-нибудь.

Каппи кивнула, затем наклонилась и быстро поцеловала меня в уголок рта.

– Сейчас отнесу домой Пону, – прошептала она, – и встречусь с тобой у дома мэра. Найдем место, чтобы поговорить.

И она ушла.


Дорр сказала, чтобы мы ее не ждали, – Горалин обнаружила, что ее запястье действительно сломано, и сейчас готовила гипс для повязки. Лучезарному не терпелось отправиться дальше, и Стек благоразумно ему не препятствовала. Почему он так рассердился на нее из-за того, что бозель не рассказала ему про Дар? Стек, похоже, решила больше не возражать Рашиду, но, когда мы подошли к двери, остановилась и посмотрела на меня.

– Ты уверен, что не хочешь, чтобы доктор тебя осмотрела?

– Я прекрасно себя чувствую.

– Ты странно ходишь.

– Со мной все в порядке.

Она бросила на меня оценивающий взгляд, и неожиданно на ее губах появилась улыбка.

– Какого ты пола, Фуллин?

Вопрос застал меня врасплох.

– Конечно, мужского, – ответила я, но тут же поняла, что мои слова звучат не слишком убедительно. Даже Рашид почувствовал, что что-то не так.

– Мужского? – уточнил он.

– Конечно, – все так же неубедительно повторила я.

Стек снова улыбнулась и погладила меня по щеке, словно молчаливо говоря: «Я все поняла», а вслух произнесла:

– Не лги своей матери.

– Так ты думаешь, что он женщина? – спросил Рашид. – Что вообще происходит?

– Мы идем к мэру или нет? – огрызнулась я и, не ожидая ответа, направилась к двери, а затем вниз по ступеням крыльца. Лорд поспешил следом, все еще переводя взгляд со Стек на меня и обратно в ожидании объяснений.

– Об этом никто обычно не говорит, – сказала Стек, следуя за мной по пятам, – хотя, насколько мне известно, подобное происходит с каждым. Во всяком случае, я точно несколько раз меняла пол в мой День Предназначения. Лита как-то раз сказала мне, что многие женщины признавались, что то же происходило и с ними. Но большинство изо всех сил стараются сохранить это в тайне. Почему, Фуллин? Тебе это кажется непристойным? Или слишком личным, чтобы говорить об этом в открытую?

– Скорее слишком странным и непонятным, – ответила я.

С чего это я так разоткровенничалась? С другой стороны, меня окончательно сбило с толку сказанное Стек. Значит, подобное происходит с каждым?

– Что вообще творится? – потребовал объяснений Лучезарный.

– В сутки, предшествующие Предназначению, у тоберов случаются короткие периоды, когда они ощущают себя так, словно они другого пола. Ощущают свои вторые половинки. – Стек улыбнулась. – Сейчас у меня такое чувство, что в мужском теле Фуллина находится личность, которая обычно главенствует в его женские годы. Верно, Фуллин? Не поэтому ли ты слишком часто смотришь себе под ноги, когда идешь?

Именно это в точности и происходило, но я тотчас же оторвала взгляд от собственных ступней и посмотрела прямо вперед. Впрочем, одурачить кого-либо мне не удалось – я чувствовала, как кровь приливает к щекам, что наверняка отражалось на моем лице.

– Нельзя ли сменить тему? – пробормотала я.

– Нет, – ответил Рашид и снова повернулся к Стек. – Так говоришь, такое происходит с каждым тобером?

– Таково мое предположение.

– В сутки, предшествующие Предназначению?

– Это вполне может иметь смысл.

– Какой?

– Как напоминание! – выпалила я. Мои спутники уставились на меня.

– Ты права, это действительно имеет смысл, – сказала я, на ходу соображая, как продолжить свою мысль. – Прошел год с тех пор, как я был женщиной, – достаточно долго для того, чтобы забыть, каково это. Сейчас у меня иные приоритеты, воспоминания имеют для меня иной вес. И потому боги дают мне шанс вспомнить, кем я был и кто я есть. Чтобы удостовериться, что я четко осознаю свои мужскую и женскую сущности, прежде чем сделать между ними окончательный выбор.

– Неплохая мысль для богов, – согласился Рашид. – Обычно они бывают не столь дальновидны.

– Значит, в этом нет ничего такого, чего стоило бы стыдиться, верно? – Стек опять улыбнулась. – Тогда странно, что все тоберы считают это чем-то ненормальным и тщательно скрывают.

Я не ответила – мысли мои были заняты Каппи. Она наверняка тоже меняла сегодня пол с женского на мужской и обратно. Не поэтому ли этим утром на ней была мужская одежда, даже тогда, когда она больше не требовалась для танца солнцеворота? Чья душа была в ее теле, когда она пела для меня на болоте? Во время драки со Стек… когда она ударила меня и забрала у меня копье… когда мы занимались любовью…

С кем же я была тогда?

– Что меня удивляет, так это то, что тоберы не обсуждают это открыто, – заметил Рашид. – Если подобное происходит с каждым, почему к этому относятся как к постыдной тайне?

Большинство тоберов ко Дню Предназначения жили парами, и у них хватало сложностей и без того, чтобы сознаваться в том, что они периодически становятся не теми, кем кажутся внешне.

– Возможно, в этом и нет ничего постыдного, – сказала я, – но это в самом деле тайна. Само же по себе это вовсе не так уж и плохо.


Дорога от дома целительницы до дома мэра вела вокруг мельничного пруда, посреди которого мирно плавал одинокий селезень. Птице повезло – наш мельник Пальф был хорошим лучником, и утки в пруду не раз имели все шансы попасть ему на обед. Однако никто из тоберов не посмел бы убить птицу утром Дня Предназначения – подобное означало оскорбить Господина Ворона и Госпожу Чайку.

Я сочла нужным сказать об этом Лучезарному. Он кивнул, но не ответил, видимо, занятый совершенно другими мыслями. Чуть позже он спросил, не глядя на меня:

– Что должно произойти сегодня в Гнездовье?

– Рашид, – начала Стек. – Я же тебе все рассказала…

– Ты не рассказывала, что доктор берет образцы тканей, – прервал он ее. – Так что я хотел бы услышать, что может нам сказать по этому поводу Фуллин.

Я посмотрела на лорда, потом на Стек. Конечно, он расспрашивал ее задолго до того, как появился в поселке, – о нашем образе жизни, как влияет на нас смена полов, что делают боги в Гнездовье. Будучи безумно влюбленным в Стек, он верил всему и считал, что знает все о нас. Однако теперь у него зародились сомнения, и ему хотелось проверить, насколько ее сведения соответствуют реальности.

Стек вспыхнула. От гнева? От обиды? Сказать было сложно – лицо ее тотчас же приобрело каменное выражение, словно ее абсолютно не волновало, верит он ей или нет.

– Давай, – мрачно сказала она, обращаясь ко мне. – Расскажи ему все, о чем он хочет знать.

– Рассказывать особенно нечего, – пробормотала я. Мне вдруг стало стыдно перед ней – перед моей матерью. – В полдень Господин Ворон и Госпожа Чайка прилетают из Гнездовья. Детей забирает Господин Ворон, а тех, для кого наступил День Предназначения, – Госпожа Чайка.

– Забирает? – переспросил Рашид. – Каким образом?

– Мы входим внутрь Госпожи Чайки и Господина Ворона, – объяснила я, удивляясь его тупости. – Там внутри есть кресла. Мы садимся в эти кресла, и боги уносят нас на север, в Гнездовье.

– И что там происходит?

– Детей Господин Ворон уносит в свое гнездо. Там они выходят из его нутра и ждут, пока их не коснутся боги. После этого все засыпают.

– Газ, – пробормотала Стек. – Усыпляющий газ.

Я пожала плечами, не желая спорить о том, что и как делают боги. Мне было не по себе оттого, что Лорд-Мудрец расспрашивает меня лишь затем, чтобы проверить, не солгала ли ему моя мать, и мне хотелось поскорее закончить.

– Какое-то время спустя дети просыпаются и обнаруживают, что они теперь другого пола. Потом они снова входят внутрь Господина Ворона и улетают домой.

– Про детей понятно, – кивнул Рашид. – Как насчет кандидатов на Предназначение? Тебя и Каппи?

– Госпожа Чайка забирает нас в другое гнездо, свое. Не знаю, что именно там происходит, поскольку это священное таинство – никто, прошедший через него, никогда не делился подробностями. Но боги придут к нам в Час Предназначения и спросят: «Мужчина, женщина или и то и другое?» Мы говорим им, каков наш выбор, и наше Предназначение свершается. – Я вызывающе посмотрела ему в глаза. – Достаточно?

Лучезарный поколебался, словно размышляя, стоит ли продолжать расспросы. Он бросил взгляд на Стек, но та не смотрела ни на него, ни на меня, а, подобрав с земли камень, разглядывала плавающую в пруду утку, перекатывая камень в ладони.

– Ладно, – буркнул он. – Стек, я просто хотел проверить. В конце концов, что-то могло измениться с тех пор, как ты двадцать лет назад выбрала свое Предназначение.

Лицо ее исказила язвительная усмешка. Размахнувшись, она швырнула камень, метя далеко в сторону от утки. Камень с плеском упал в пруд, почти не нарушив водную гладь.


Дом мэра стоял у подножия Патриаршего холма, в тени торчавшей в небо радиоантенны Древних. Зефрам утверждал, будто это большое здание во времена Древних было гостиницей. В нем было больше двух десятков комнат, все одинаковые – или, по крайней мере, они были одинаковыми, прежде чем дожди, снег, насекомые и грызуны наложили на них свой отпечаток.

К тому времени, когда Патриарх пришел к власти сто пятьдесят лет назад, большая часть старой гостиницы обрушилась. Он приказал перестроить ее по его собственным указаниям, назвав ее Патриаршим дворцом. После его смерти последовала яростная политическая борьба между тогдашними мэром и служителем Патриарха, которые никак не могли решить, кому будет принадлежать здание. Каким-то образом мэру удалось одержать верх – возможно, благодаря щедрым финансовым уступкам служителю, и с тех пор старая гостиница стала резиденцией мэра.

Впрочем, для всех мэров ее наличие было весьма относительным благом. Содержание дома таких размеров обходилось недешево, а летом внутри стояла страшная жара из-за большого пространства спереди и по бокам здания, покрытого асфальтом Древних («парковки», по словам моего отца). Четыреста прошедших с той поры зим привели покрытие в полную негодность, но, несмотря на трещины, оно продолжало впитывать каждый солнечный луч, насыщая воздух густым запахом жженой смолы.

Перед зданием стояла самоходная повозка Древних, успевшая основательно проржаветь за четыре столетия. От внешней обшивки ничего не осталось, отчасти из-за погоды, а отчасти по вине детей, отламывавших от нее всевозможные безделушки, которые они прятали в ящики столов и прочие потайные места. Для предшествующих поколений, вероятно, это было проще, но когда появился на свет я, остались лишь слишком прочные и тяжелые детали, которые практически невозможно было отломать. Каппи когда-то заслужил мой поцелуй за кусок обшивки, который он подарил мне на девятый день рождения.

Увидев повозку, Лорд-Мудрец направился прямо к ней, оставляя отпечатки пластиковых сапог на нагретом солнцем асфальте. Склонившись над останками двигателя, он попытался пошевелить разные его части. Наверное, стоило сказать ему, что он зря теряет время – все, что можно было хоть как-то сдвинуть с места, было давным-давно растащено. Толкнув меня в бок, Стек пробормотала:

– Всю свою жизнь он ищет исправную машину. Нам удалось найти немало таких, что выглядели вполне сохранившимися внешне, благодаря эксцентричным коллекционерам, но ни у одной не работал двигатель. Но тем не менее Рашид не теряет оптимизма и надеется, что даже в такой груде железа сумеет найти запасные части, которые ему пригодятся.

– У этой уже никаких частей не осталось, – сказала я. – Все давно проржавело.

– Знаю, – ответила Стек. – Думаешь, и я не пыталась оторвать от этой развалины хотя, бы кусок, когда…

Она замолчала. Лучезарный потянулся к мотору, наклоняясь все ниже и ниже, так что его ноги почти оторвались от земли.

– Что там? – крикнула его бозель.

– Такого я никогда не видел, сколько бы ни заглядывал под капот, – отозвался Рашид из металлического брюха повозки.

Стек подмигнула мне, и мы направились к машине. Лорд достал из кармана на бедре короткий металлический цилиндр и повернул один из его концов, на другом внезапно вспыхнул яркий огонек, затем направил желтый луч в ржавые потроха.

– Видите? – спросил он.

Стек и я посмотрели туда, куда указывал луч, – на коробочку из черного металла размером в ладонь, прикрепленную к куску проржавевшей стали. Конечно, я видел эту черную коробочку и раньше, когда еще был достаточно мал и любопытен. Я колотил по ней камнем, пытался отковырять кухонным ножом, даже держал под ней свечу, чтобы узнать, что произойдет.

– Ее не оторвешь, – предупредила я. – Это просто черный комок.

– Черный комок, которого здесь быть не должно! Спроси Стек, сколько двигателей я обследовал с тех пор, как мы вместе.

– И у каждого двигателя были свои особенности, – ответила она. – Да, я не изучала машины так, как ты, но ты сам говорил мне, что их существуют сотни разновидностей. Десятки компаний производили десятки моделей каждая, и каждый год вносились изменения и усовершенствования, не говоря уже о том, что люди иногда сами дорабатывали собственные машины. Почему же тебя удивляет, что тебе попалась деталь, которую ты прежде не встречал?

– Потому что я Лорд-Мудрец. – Он снова наклонился внутрь повозки, пытаясь пошевелить черную коробочку.

Теней на асфальте не было, и солнце палило немилосердно. Последнее, чего мне хотелось, – стоять и медленно поджариваться, пока Лучезарный ковыряется в потрохах мертвой уже четыреста лет машины.

– Ага! – послышался приглушенный голос Рашида. – Антенна!

– Что?

Я посмотрела на антенну на Патриаршем холме. В этой повозке не было ничего, что хотя бы близко ее напоминало. Вполне возможно, существовали разные типы антенн, но учительница в школе нам ни о чем подобном не рассказывала. Она вообще мало что рассказывала о радио, за исключением того, что это некая загадочная техника Древних для передачи звука из одного места в другое. Почти в каждом городе и поселке на полуострове имелась по крайней мере одна антенна, обычно ржавая и покосившаяся от ветра, – но все эти антенны были длинные, тонкие и стояли снаружи, а не внутри мотора самоходной повозки.

– От этой коробочки вдоль блока двигателя идет проволочная антенна, замаскированная под цвет металла. И есть еще один провод, который идет к… уверен, что это фотоэлементы. Солнечные батареи. Возможно, эта штуковина до сих пор работает. – Лорд улыбнулся Стек. – Все еще думаешь, что это просто какая-то из очередных пустяковин?

Она закрыла рот ладонью, изображая зевок.

– У Древних была поговорка – что-то насчет мальчиков и их игрушек.

Я кивнула. Меня несколько удивляло, что Стек решила сыграть роль женщины, которой давно уже все надоело, – притом что сама она была наполовину мужчиной. С другой стороны, что могла сказать я сама? Мужчина снаружи, женщина внутри… и к тому же утомленная всяческими черными коробочками.

– Сколько еще ждать? – спросила я Рашида.

Мужчины порой находят извращенное удовольствие в том, чтобы досаждать женщинам; когда-то давно некий ублюдок придумал фразу «мальчишеское обаяние», и с тех пор мужчины не сомневаются в том, что покорят женщину, если будут вести себя подобно восьмилетнему ребенку. С другой стороны, женщины до сих пор верят, что мужчинам нравятся неприступные женщины. И почему только боги создали оба пола столь расчетливо глупыми?

– Сейчас, проверю еще кое-что. – Рашид сунул свой светящийся цилиндр обратно в карман и достал небольшую пластиковую коробочку. – Радиоприемник, – пояснил он.

Большим пальцем он покрутил колесико сбоку коробочки; небольшая машинка начала издавать дребезжащие звуки, словно плещущиеся о каменистый берег волны.

– Ничего, кроме помех. – Стек пожала плечами.

– Думаешь, это просто помехи? Лорд-Мудрец медленно поднес радиоприемник к черной коробочке на двигателе, и звук стал громче, словно волны начали сильнее биться о берег, покрываясь белой пеной.

– Видите? – Лучезарный нежно погладил черную коробочку. – Эта штучка что-то передает – используя всю машину в качестве антенны.

– Зачем это Древним? – спросила я.

– А это не их работа, – ответил Рашид. – Могу, конечно, ошибаться, – он посмотрел на меня, – но очень похоже, что кто-то издалека подсаживает в Тобер-Коув жучков.

Он задумчиво посмотрел на небо.

Загрузка...