Сперва он подумал, что в голову каким-то путем пробралась муха, забилась под череп и пытается выбраться. А потом понял, что жужжание доносится откуда-то снаружи, и попытался определить расположение источника.
На грубо сколоченном деревянном столе горела масляная лампа. Кто-то невидимый проговорил:
– Он очнулся!
Немедленно затопали многочисленные ноги. Джон-Том с трудом сел. Сила тяжести или что-то другое тянуло затылок книзу. Он сморщился от боли, которая словно бы стекала к основанию шеи и ниже – по позвоночнику.
Джон-Том обнаружил, что сидит на топчане. Тусклые лампы освещали знакомые очертания посоха и дуары прислоненных к дальней стене.
Пожитки его охраняли двое людей из тех, что дрались с ним. У одного лоб и ухо закрывала повязка. Глаз другого затянула пурпурная опухоль, рот также обнаруживал следы удара.
Обычно человек крайне миролюбивый, Джон-Том испытал абсолютно несвойственное ему, но тем не менее неподдельное удовольствие при виде повреждений, причиненных им с друзьями нападавшей шайке. Он уже решил было броситься к дубинке, когда слева открылась дверь и внутрь вошло с полдюжины человек.
Наклонившись вперед, юноша, к собственному разочарованию, ничего не увидел за дверью – только неярко освещенный коридор. Впрочем, издали слышался разговор.
Новоприбывшие расположились в комнате, трое – перед дверью. Зажгли новые лампы. На лицах пленивших Джон-Тома написана была решимость. Другое трио уселось за стол. Принесли грубой работы кубки, пару блюд, на которых дымились груды мяса и какого-то вареного корнеплода, родственного картофелю. Пленник и похитители с интересом разглядывали друг друга.
А потом один из трех сидевших обратился к нему, и Джон-Том узнал блондина, распоряжавшегося на улице.
– Ты голоден? – Джон-Том покачал головой. – Пить хочешь? – Отрицательному движению на этот раз сопутствовали улыбка и непристойный жест. Джон-Том мыслил сейчас не как будущий адвокат. Голова его кружилась, и он был, пожалуй, чуточку не в себе.
Его жесты и молчание ни в коей мере не расстроили допрашивающего. Тот пожал плечами и проговорил:
– Бери. Смотри, как надо.
Взяв псевдокартофелину, он помазал ее сверху какой-то прозрачной глазурью, зачерпнув ложкой из небольшого горшочка. Откусил и шумно зачавкал. По подбородку на грудь потек жир.
Прикончив с половину клубня, он вновь поглядел на Джон-Тома и без стеснения спросил:
– Голова не болит?
– Сам знаешь, черт, как болит, – отверз уста Джон-Том, чувствуя вздувающуюся на затылке шишку.
– Нам жаль, что так получилось. – К удивлению Джон-Тома, голос человека звучал вполне искренне. – Но ты не пошел бы к нам по собственной воле, а времени на переговоры уже не оставалось. Вот-вот мог нагрянуть патруль.
– Ну а ты сам-то пошел бы с дюжиной головорезов, преградивших тебе путь на незнакомой улице?
Блондин сухо улыбнулся.
– Наверно, нет. Согласен, особого такта мы не проявили. Но ты должен был пойти с нами, тебя следовало отделить от животных.
При этих словах Джон-Том беспокойно оглядел комнату. Вопросов не осталось – он был единственным пленником.
– А где остальные? Где мои друзья?
– Там, где мы их оставили, – в переулках Вольной Четверти. Нет, их не увечили, – добавил он, заметив, что Джон-Том готов подняться с топчана. – Наши в худшем состоянии. Мы просто увели тебя в сторону от свалки, когда удалось тебя усыпить.
– Почему именно меня? – Джон-Том припал спиной к каменной стенке. – Что во мне такого особенного?
Крепкий главарь в упор поглядел на него.
– Говорят, что ты – волшебник, чаропевец из другого мира. – Он казался скептически настроенным и одновременно стремился поделиться своими сомнениями.
– Да… да, совершенно верно. – Джон-Том потянулся и пошевелил пальцами. – Если вы через десять секунд не выпустите меня отсюда, придется всех превратить в грибы.
Главарь покачал головой, поглядел на пол и, подняв глаза, улыбнулся Джон-Тому. Сложив руки перед собой, он заявил:
– Чаропевцу для колдовства нужен музыкальный инструмент. – И он кивнул в сторону бдительно охраняемой дуары. – Не грози попусту. Я слыхал, что ты сумел заставить покориться речного дракона… Совместно с признанием этот факт в достаточной мере рекомендует тебя.
– А откуда тебе известно, что именно я заставил дракона покориться? Может быть, скажешь еще, что я просто пытаюсь тебя запугать? Маг-черепаха Клотагорб ждет нас в казарме, а он куда более могущественный чародей, чем я. Может быть, это он повелевает драконом и как раз в это время произносит жуткое заклинание, чтобы все вы растворились, как кусок рафинада.
– Мы знаем о твердопанцирном бездельнике, который сопутствует тебе. Известно нам и то, что он в настоящий момент обсуждает с огромным драконом всякую чушь в казармах у пристани. Мы узнали об этом не с помощью магии, а воспользовавшись целой сетью организованных и преданных наблюдателей и шпионов. – Последовала еще одна улыбка. – Иногда от нее больше прока, чем от магии.
Сеть, подумал Джон-Том. Зачем этот разговор об осведомителях? Что-то в этой комнате – может быть, позы людей, может быть, примененное ими оружие, лишающее сознания, но не жизни, – говорило, что перед ним не дешевые налетчики.
– На кого же вы шпионите? Или вы не жители города… Графства Поластринду?
– От рождения, – согласился мужчина, по комнате пробежал согласный ропот, – но не по склонности или верованиям.
– Ты меня разочаровываешь.
– Мы не хотим этого, – сказал человек, расцепив руки. – Мы хотим, чтобы ты примкнул к нам.
– Примкнул? К вам? Зачем? У меня нет времени ни для чего. Мы и так заняты чрезвычайно важным делом для всего вашего мира. – И юноша начал цитировать предупреждения Клотагорба о грядущих бедствиях.
– Броненосный народ подготовил самое жуткое вторжение в эти края за всю историю, и мы…
– Мы знаем об этом, – неторопливо перебил его один из охранников.
Джон-Том, открыв рот, глядел на женщину, сказавшую эти слова. Она была из числа тех троих, что перекрывали выход.
– Как, вы знаете? – Остальные согласно закивали.
– Но я думал… Клотагорб говорил, что, кроме него, никто не может знать. А как вы узнали?
– Терпение, – осадил его блондин. – Все в свое время. Ты интересовался, граждане ли мы этого города и почему нуждаемся в тебе. Да, мы граждане его, но не только. Мы представляем и нечто высшее. А что касается того, к кому тебе предлагают примкнуть, повторяю – к нам. Мы хотим, чтобы ты присоединился к нам.
– Какого черта, что значит «к нам»? Это какая-нибудь политическая организация?
Человек покачал головой.
– Не совсем. К нам – значит к людям. – Он говорил терпеливо, словно обращаясь к ребенку.
– Я все же не понимаю тебя.
Говоривший взволнованно оглядел своих компаньонов и вновь обернулся к Джон-Тому.
– Слушай меня внимательно, чаропевец. Унизив себя, человечество десятки тысячелетий обречено было сосуществовать с животными, словно с ровней. С ордами вонючих грязных мохнатых тварей, низших созданий. – Слова эти явно не относились к собственной густой сальной шевелюре. – С этими скотами, ничуть не возвышающимися над крысами и мышами, которых они охотно унижают.
Джон-Том не отвечал. Человек уже почти молил.
– Но ты ведь, конечно, ощущал уже несправедливость, неестественность подобной ситуации? – Он заходил перед Джон-Томом, время от времени тыкая в его сторону сжатым кулаком.
– Мы ведь лучше животных, разве не так? Конечно, природа предназначала нас для высшей роли, однако какие-то сверхъестественные силы и обстоятельства помешали нам воспользоваться дарованными от рождения правами. Наступает время перемен. Скоро человечество унаследует этот мир, как и было намечено природой.
– Так ты объявишь остальным расовую войну? – медленно проговорил Джон-Том.
– Нет! – Коренастый главарь повернулся к нему. – Это будет война за право человечества занимать ведущую позицию, возглавляя всю цивилизацию. – Он склонился пониже, пытливо глядя в лицо Джон-Тому. – Скажи мне тогда, чаропевец: в твоем мире люди тоже равны животным?
Боже! Мысли Джон-Тома в панике заметались. Что сказать? Насколько они проницательны? Или они способны обнаружить ложь – с помощью магии или других средств? А если докопаются до истины, то способны ли воспользоваться ею для подтверждения своих собственных подлых претензий?
Но почему они подлые? Тебе ненавистны слова этого человека, Джон-Том, или мысль о том, что ты способен с ним согласиться?
– Ну? – повторил главарь.
Оставить вопрос без ответа было еще хуже, чем сказать правду.
– Люди, которых я встречал у себя, ничем не превосходят здешних животных по разуму и величине. Некоторые, по-моему, даже глупее. Почему вы тут считаете себя высшими?
– Мы верим в это, чувствуем нутром, – раздался мгновенный ответ. – Природа не могла замыслить мир подобным образом. Что-то пошло здесь не так. Но ты все-таки не ответил мне об отношениях между людьми и животными в твоем мире.
– Все мы животные. Определяющую роль играет разум, и те личности, которых я здесь встречал, ничуть не ниже нас по уму.
– Это… те, которых ты встречал здесь. А как насчет животных из твоего собственного мира?
Джон-Том в раздражении повысил голос.
– Да, черт тебя побери, рост и величина с этим никак не связаны.
– Так нам говорили и сновидцы, – пробормотал кто-то в задней части комнаты. Раздался неразборчивый шепот, в котором слышалось явное самодовольство. Джон-Тому это не понравилось.
– В любом случае, я к вам не присоединюсь. – Он сложил руки. – И не сомневаюсь, что моему примеру последуют многие. Я знаю много людей, способных, не задумываясь, понять разницу между культурой и бескультурьем, между цивилизацией и невежеством… И вот что: разум не имеет ничего общего с тем, пахнет от тебя или не пахнет. Верьте на здоровье своему нутру. Подобными беспочвенными надуманными фантазиями диктаторы всегда пользовались, чтобы разъединить людей, и я не имею с этой чушью ничего общего. К тому же люди здесь являются одним из меньшинств среди прочих млекопитающих. Но если все ваше человечество свихнется и примкнет к вам, численность людей не позволит вам даже мечтать об успехе геноцида, который вы замыслили.
– Ты прав во всем, за исключением одного, – согласился вожак.
– Едва ли я мог что-либо упустить.
– Может быть, лучше я попробую объяснить.
Голос был сиплым, как при тяжелой простуде или ларингите. Человек, произнесший эти слова, шагнул на свет. Он был столь же плотен, как и главарь, и, пожалуй, еще более волосат. Длинные черные волосы ниспадали на плечи, густая борода скрывала лицо. Тело его, словно плащ-палаткой, было прикрыто бурой и коричневой кожей. Джон-Том уже потерял голову от гнева.
– А ты кто такой, олух?
Ему представились Мадж и Клотагорб, дружелюбный аристократ Каз, въедливый Пог. Пестрая толпа этих полуварваров явно считала себя вправе властвовать над его новообретенными мохнатыми друзьями. Мысль эта не укладывалась в голове.
– Кто я, проще показать, чем объяснить, – проговорил черноволосый тип, протянул руки к голове и снял ее.
Открывшийся череп оказался меньше человеческого, но из-за выпуклых зеленых сложных глаз занимал едва ли не тот же самый объем. Ярко-голубой хитин покрыт был желтыми пятнами. На жвалах лежала багровая полоска. Усики обратились к Джон-Тому. Они шевельнулись, словно руки пловца.
Существо заговорило прежним хриплым скрипучим голосом. Рот не двигался. Джон-Том понял, что насекомое имитирует речь, выпуская воздух через дыхала.
– Я – Ханниуз, – проскрипело создание. – Этот костюм я ношу, чтобы местные жители не убили меня на месте. Они испытывают безрассудную ярость к моему народу и преследовали его целые тысячелетия.
Джон-Том успел уже оправиться от внезапного потрясения.
– Судя по тому, что слыхал я, именно ваш народ повинен во вражде; тысячелетия вы приходите сюда, чтобы поработить местных жителей.
– Не стану отрицать, мы добиваемся власти над ними, но эти завоевания нам не нужны. Мы всего лишь заботимся о собственной безопасности. Жители Теплоземелья становятся все сильнее. Однажды ненависть перевесит их летаргию, и всей своей мощью они навалятся на Броненосный народ, чтобы истребить его. Разве нет у нас права на самозащиту?
Боже, подумал Джон-Том: вот тебе и исторический подход к оправданию агрессии. Он вдруг почувствовал себя дома.
– Не пытайся задурить мне голову. Когда страна объявляет, что хочет получить безопасную границу с другой, это всегда означает требование территориальных уступок. Приграничные территории поглощаются, и новая граница передвигается все дальше… снова и снова. Этот процесс не имеет конца. Безопасности таким путем не достигнуть, но жадность утолить можно.
Голова насекомого обратилась к блондину:
– Чаропевец он или нет, но пользы от него ждать не приходится. Скорее он даже опасен и не может быть полезным для нас. – Джон-Том похолодел и замер.
– Нет, он только так говорит, думает-то он иначе. – Главарь с улыбкой повернулся к молодому человеку. – Будь добр, скажи Ханниузу, что ты примкнешь к нам.
– Я не вижу между вами ничего общего.
– Броненосный народ понимает, что среди всех жителей Теплоземелья лишь мы, люди, одобряем их планы. Мы одни охотно выйдем на бой, а после победы будем править в Теплых землях. Это наше право, и Броненосный народ готов признать его. Мы им поможем, а они тогда позволят нам править. Так они намереваются добиться искомой безопасности.
– И ты в это поверил? Вы здесь тупы или совершенно аморальны? У вас нет никакого естественного права властвовать над кем бы то ни было. В этом мире вся генетика была другой.
Один из стражей встревожился.
– Будьте осторожны, он произнес волшебные слова.
Неярко блеснули в свете плошек мечи и копья. Обращенные к Джон-Тому искрящимся смертоносным лесом, они вдруг окружили его.
– Следи за своим ртом, чужестранец! Не пытайся нас заколдовать!
– Видишь эффект? – обратился главарь к Ханниузу. – Представляешь, каким могучим союзником он может оказаться?
– Друг мой, возможно, это просто ключевые слова. – Насекомое подняло конечность, огладило усики. – Он явно настроен против нас.
Коренастый предводитель подошел к Джон-Тому, тот напрягся, но главарь лишь положил руки ему на плечи.
– Слушай меня, чаропевец. У тебя рост и повадки богатыря, ты еще и чародей. Среди нас ты будешь главным, ты будешь править этими землями. Здешний климат не подходит Броненосному народу. Но им нужна наша помощь – сейчас и когда окончится война.
– Это они сейчас так говорят. – Джон-Том поглядел на невозмутимое насекомое. – Победители способны акклиматизироваться на удивление быстро.
– Последи-ка за собой, чаропевец. Обдумай мои слова без обид. Рассуди сам – с твоим ростом и способностями ты будешь править многими землями – не одним графством. Будешь распоряжаться в дюжине городов – таких, как Поластринду. Все, что захочешь, будет твое: драгоценности, роскошь, любые рабы и рабыни для развлечения. А ты ведь еще молод. Что предлагает тебе взамен твой наставник Клотагорб? Возможность погибнуть? Io что плохого в том, что люди станут править животными? Ты говоришь, что не согласен с моральной стороной нашего дела, но разве ты не видишь, что именно сулит оно тебе самому? Думай, чаропевец, думай… На этот раз Броненосный народ победит, кто бы ни противостоял им. Умереть-то мучеником за всех остальных несложно… Только ведь умрешь-то ты сам. Или ты только об этом и мечтал – с честью погибнуть в юные годы? – Он взмахнул рукой. – Это глупо.
– Сомневаюсь я в том, что вам суждена победа, – негромко проговорил Джон-Том. – Несмотря на… – он вовремя осадил себя и не сказал «тайную магию». – На поддержку всех предателей, которых вы способны завербовать. Не думаю, что их найдется достаточно много.
– Значит, ты ни при каких условиях не согласен присоединиться к нам? Думай, крепче думай! Этот мир может оказаться в твоем распоряжении.
– А на хрен он мне, что мне делать с ним, я не… – Джон-Том вдруг умолк.
И в самом деле, чем это он обязан миру, куда его увлекли путем насильственным, не спрашивая желания, и, быть может, навсегда? Ну а если ему все-таки удастся вернуться в собственное время и место, кем он станет тогда? После пустых долгих лет кончит свою жизнь пузатым адвокатом? Или угрюмым, вечно пьяным музыкантом, играющим в барах и на всяких вечеринках?
А здесь ему суждено место повыше мэра, но пониже бога. Ведь все они, невзирая на легкий налет цивилизации, просто животные-переростки. Мадж, Каз, Пог и все прочие. Он вспомнил, как Флор временами поглядывала на Каза. Неужели справедливо, что он должен соперничать за избранницу своего сердца с каким-то там переросшим все нормальные размеры зайцем? Или такая перспектива более привлекательна, чем сотрудничество с этими людьми?
Почему бы тогда и впрямь не примкнуть к ним… Почему бы не поискать перемен?
– Это очень хорошо, человек, – скрипел Ханниуз. – Ты думаешь. Мы можем убить тебя или возвести на трон. По-моему, и выбирать не из чего. В день нашей атаки восстанут люди во всех Теплых землях. Они выступят за наше дело. А вместе мы заставим этих мохнатых мягких вонючих тварей вернуться в ту грязь, откуда они родом… ааххчрриик.
– Я не уверен, – начал Джон-Том.
Тут за дверью послышались вопли и крики, и все глаза устремились к ней. И вдруг проем оказался заполненным окровавленными телами и сталью. Талея носилась вокруг дерущейся толпы, каждым уколом меча нанося раны созданиям более сильным и крепким, чем она сама. Точными движениями орудовал рапирой Каз, проявляя при этом свирепость, которую Джон-Том не мог даже заподозрить. Мохнатым белым демоном прыгал кролик в свете плошек. Мадж крутился в самой гуще, энергия и быстрота компенсировали свойственные ему ошибочные решения.
Тусклый свет поблескивал на мелькающих клинках. Сражающиеся орали, ругались. Временами на пол падало очередное тело. Ослепив на время Джон-Тома, в лицо ему брызнула кровь. Над толпой башней возвышалась Флорес Кинтера, десница ее разила кистенем, она тыкала зазубренным лезвием во всякого, кто пытался подобраться к ней ближе.
Над схваткой, под самым потолком, метался Пог, время от времени нырявший пониже, чтобы ударить врагов ножом.
Теперь становилось понятно, как его нашли. Там, на улице, когда Джон-Тома отбили у приятелей, Пог предусмотрительно последовал за юношей и похитителями, а потом вернулся, чтобы привести всех на выручку.
Перед глазами Джон-Тома возникла шипастая булава, ее держал человек, обильно залитый кровью из раны на шее… Глаза его горели безумным огнем.
– Умри же тогда, чужестранец.
Закрыв глаза, Джон-Том приготовился встретить смерть… и принял удар, пришедшийся, однако, в правое плечо, а не в лоб. Открыв глаза, он обнаружил, что грозивший булавой рухнул у ног его и, умирая, растянулся на полу.
Над трупом стояла Талея… В каждой руке по ножу, одежда забрызгана кровью. Она глядела назад. В дальнем углу комнаты оказалась еще одна дверь, и уцелевшие похитители отступали через запасной выход. Ханниуза нигде не было видно.
Рыжая девица тяжело дышала, грудь ее вздымалась под блузой. Она озиралась, поводя одичалыми глазами. Когда взгляд ее обратился к скособочившемуся Джон-Тому, в них проступила озабоченность. Моргая, он держался за плечо.
– Все в порядке. Но успели вовремя. Спасибо. – Он поглядел вокруг. – Пог? Это тебя я должен благодарить?
– Факт. Иногда быть трусом полезнее. Когда я увидел, чдо основная-до свалка крутится вокруг дебя, до сразу понял, чдо они за добой увязались. И я назначил себя в резерв, чдобы помочь дебе или привести помощь.
– Ах ты, вероломный ханжа, – завопил с другого конца комнаты Мадж. – Клянусь, ты и не выбирался из своего резерва!
Последние похитители Джон-Тома уже пали или бежали, и выдр направился к столу, вытирая кровь, сочащуюся из пореза на груди.
– Погубил мне лучший жилет, надо же! В целых тридцать медяков обошелся… В Линчбени. – Ухмыльнувшись Джон-Тому, он прибавил: – Ничего, кореш, не расстраивайся, главное, что с тобой нормалек.
– Не загибай, твой жилет куда в лучшем виде, чем мое плечо. – Джон-Том сел с помощью Талеи. Она без церемоний ощупала рану, и молодой человек взвыл.
– Не веди себя как щенок. Кости целы, но, ручаюсь, такой синячище не пройдет и за несколько недель.
Обтерев нож о брюки, она показала на железную решетку над головой Джон-Тома. Он подошел – с того места, где он сидел, решетки не было видно.
– Можно заползти. Мы послушали, как ты разговаривал с этой шайкой, прежде чем стали их разгонять. – Она с интересом поглядела на молодого человека. – И о чем же вы говорили?
– Да ни о чем. – Джон-Том отвернулся. – Они хотели, чтобы я примкнул к ним.
– Ха! В чем это?
– Так, бандитские делишки, – не без легкого стыда пробормотал он.
– И что же это они предлагали?
Джон-Том гневно поглядел на Талею.
– Не о чем было и думать! – Он надеялся, что изображает негодование достаточно убедительно. – За кого ты меня принимаешь?
Она молча поглядела на него, потом ответила:
– За растерянного, упрямого, наивного, одаренного и, я надеюсь, разумного человека.
С этими словами она оставила юношу, чтобы помочь Флор, проверявшей, не осталось ли раненых у задней двери.
За спиной Джон-Тома Каз освобождал его руки от пут.
– Неловко вышло, друг мой.
– Врешь, длинные уши, чего там неловко – кроваво! – Теперь, после победы, Мадж вернулся к прежнему тону. – Тока я оказался в этой комнате, глянь, а он уж булавой замахивается, ну, думаю, на секунду, да опоздали. Хорошо еще, что рыжая руками крутит не хуже, чем попой. – И он быстренько огляделся, чтобы проверить, не слышала ли его Талея.
– Мадж, со мной все в порядке. – Веревки ослабли. Кровь возвращалась в кисти. Потирая их, юноша поднялся, возвышаясь над спасителями.
Мадж, Каз, Пог. Какие они «животные»? – подумал Джон-Том. Человеческого в них куда больше, чем в этих так называемых людях, которые его пленили. Мысль о том, что он мог их предать ради Броненосного народа, теперь причиняла ему почти физическую боль, и все мысли о власти и могуществе сами собой исчезли из головы. Не то чтобы он понял, что не в состоянии был их добиться, и не потому, что они были морально неприемлемы, – просто Джон-Том всегда умел поступать по справедливости.
«Какой из меня адвокат, – подумал он, – все дела проиграю. Но если я не могу противиться искушению власти и могущества… Черт, но ведь это всего лишь по-человечески.
Придется постараться, – сказал он себе, – быть может, я сумею избавиться от этих мыслей».
– У них тут был лазутчик от насекомых, – проговорил Джон-Том. – Они пытаются найти союзников среди местных жителей. Придется известить власти.
– Ей-ей, придется, приятель, – проговорил недоумевающий Мадж. – Подумать только, неужели эти пакостные жуки шныряют повсюду?
– Но как он сумел сюда проникнуть? – удивился Каз.
– Выглядел-то он человеком. Как и все остальные, – заметил Джон-Том. – Клотагорб знает, наверное, как это делается.
Из потайной двери появились Талея и Флор. Ни того, о ком говорил Джон-Том, ни этой сволочи…
Они с опаской двинулись к главной двери. Джон-Том собрал пожитки. Здорово это было – вновь ощутить руками гладкую поверхность дуары, почувствовать тяжесть посоха. Спутники для защиты кольцом окружили его. Мадж выглянул на лестницу, она была пуста.
Потом они припустили по коридору к улице. Джон-Том и Флор перепрыгивали через две ступеньки. Мадж и Талея первыми выскочили в ночной туман, она поглядела налево, он направо.
– Никого, – позвала Талея. И все вышли на мостовую.
Друзья направились обратно. Отыскивая глазами в окнах натянутые луки, они торопливо шли меж темных строений. Пог облетал переулки, разыскивая засады. Однако никто не препятствовал им.
Джон-Том споткнулся, плечо обожгло болью. Талея была рядом – несмотря на его неоднократные заверения, что все в порядке.
– Вот это банда, – проговорила она, внимательно вглядываясь в темноту. – А ты хорошо подумал, может, лучше примкнуть к ним? С помощью Броненосного народа они преуспеют.
– Зачем так глупить? – обрезал он. – Терпеть не могу насекомых.
– Тебе они ничего не сделали и твоему народу тоже. Мог бы помочь им, а не нам.
Сколько же она слышала из-за своей решетки, подумал Джон-Том. А потом понял, что девушка нервничает, а не сердится. Непривычная ранимость странной теплотой согревала его душу.
– Они мне несимпатичны, – спокойно ответил он. – радости Ханниуза не для меня. Кроме того, ты мне нравишься. И Каз, и Мадж, и все остальные.
– Только-то?
– Только, Талея.
Казалось, она хотела что-то добавить, но вместо этого прибавила шагу.
– Лучше пойдем побыстрее. – Девушка заспешила вперед, и даже длинноногому чаропевцу пришлось поторопиться, чтобы угнаться за ней.
На них вдруг спикировал взволнованный Пог.
– Джон-Том, Джон-Том! Впереди неладно!
– Что? Что там творится, Пог?
– Суета и суматоха, босс. Народ валит, словно за ним сам Кагануф гонится. Долько я еще не вижу причины.
Они обогнули угол, и их едва не затоптали. По широкой улице толпой валили горожане, толкаясь и задевая путешественников. Взволнованные еноты несли на руках младенцев с черными полосками шерсти поперек глаз, истерически мотались беличьи хвосты, муравьеды в ночных рубашках сталкивались с встревоженными обезьянами. Все вопили, визжали, кричали, в явной панике спасаясь от чего-то предельно ужасного.
– Что случилось, в чем дело? – спросила Талея у одного из беглецов.
Пожилая рысь в гневе замахнулась на девушку тростью.
– Прочь с дороги, женщина. Он взбесился. Он убьет всех. Пусти меня!
– Кто взбесился? Кто…
В другой лапе у кошки был увесистый кошелек, отягощенный, пожалуй, золотым запасом всего семейства. Она ударила им Талею по руке и вырвалась.
В толпе попадались и люди в ночной одежде и спальных колпаках. Своим ровным шагом они легко обгоняли коротконогих соседей, но были испуганы в не меньшей степени. Опередить людей способны были только редкие здесь крупные кенгуру и валлаби.
– Фаламеезар! Конечно, он, – с тревогой выпалил Джон-Том, – что-то стряслось в казарме.
– Тогда, может быть, лучше кому-то из нас подождать здесь? Вот мы с Погом могли бы задержаться на случай, если…
– Долько не я! – выкрикнул мыш. – Мой Мастер в беде. Я должен помочь ему.
– С чего это вдруг такая преданность, Пог? – Джон-Том не удержался и сказал это вслух.
– Не ему, а собственной заднице, – возмутился Пог. – У меня контракт с эдой двердой коровьей лепешкой, а чдо будед, если сдарого хрена раздавид раскаленная ящерица? – И он высоко взлетел над улицей, уклоняясь от несущихся навстречу взволнованных птиц и летучих мышей.
Начинало казаться, что до казармы они уже не доберутся. Однако толпы беженцев начали редеть. Наконец они исчезли вовсе.
Ночное небо впереди багровело, но не от восходящей луны. Обогнув еще один угол, они оказались на просторной площади перед казармой. Массивное сооружение пылало. Оранжевые языки вздымались к небу и от нескольких ближних строений. Однако пожар еще не дотянулся до обступивших площадь жилых домов. Городская стена была сложена из камня, и огонь не грозил ей; впрочем, сложенные возле нее тенты, знамена и прочие горючие вещи давно были охвачены пламенем и уже превращались в черный пепел, исчезавший в темном ночном небе.
Около ворот пристани кучками сгрудились встревоженные животные. Некоторые были облачены в полную форму, на других же красовались лишь отдельные предметы обмундирования. Позади стояло несколько больших трехосных фургонов, к которым подсоединены были ручные насосы. По тревоге поднятые солдаты сжимали в руках топоры и копья, тем временем кучера отчаянными усилиями сдерживали каркавших и шипевших от страха ящериц, впряженных в фургоны.
От каждого из них в приоткрытые ворота бурыми змеями тянулись шланги, вне сомнения, погруженные в реку. Было понятно, что пожарная команда Поластринду способна управиться с пожаром, но не с иссиня-пурпурным бегемотом, что возился сейчас где-то за стеной огня, охватившего казарму.
– Клотагорб! Где Клотагорб? – завопил Пог, едва маленький отряд вышел на ведущую к воротам брусчатку.
Начальник одной из пожарных команд непонимающим взглядом поглядел на мыша и ответил не сразу.
– Ты про чародея-черепаху? – И без энтузиазма махнул влево. И вновь обратил свой взгляд к фронту пламени явно пытаясь решить, стоит ли рисковать, приступив к тушению пожара, и тем самым привлечь к себе внимание дракона.
Клотагорба они обнаружили на невысокой скамеечке; старый чародей обозревал огонь. Время от времени изнутри горящей казармы слышался громовой рык, перемежаемый достойными Гефеста проклятиями.
Столпившись возле недвижного чародея, друзья беспомощно глядели на него. Тот явно глубоко погрузился в думы.
– Что здесь произошло, сэр? – спросила встревоженная Флор.
– Что? – Клотагорб огляделся, хмурясь какой-то мысли. – Что случилось? Ах да. Это все дракон. Мы с ним мирно беседовали. Все шло просто великолепно, мой мальчик. – Покорежившаяся оправа съехала набок, панцирь чародея почернел от сажи, он показался Джон-Тому очень старым.
– Я уже обдумывал, как завершить нашу беседу, когда вдруг явились двое караульных. Они спросили, где остальные. Я ответил, что спят, но они все равно остались. Наверное, хотели доказать свою смелость, посидев возле дракона. Фаламеезар назвал их товарищами, я объяснил стражам смысл этого слова. Завязался разговор, мне следовало бы прекратить его под первым же предлогом, однако дракон просто кипел желанием переговорить, наконец, по душам с представителями местного пролетариата. – Невзирая на жар от пламени, по спине Джон-Тома пробежал холодок.
– Чудище интересовали настроения в огромной коммуне, а также возможности укрепления солидарности пролетариата. Конечно, слова эти стражникам ничего не говорили. Мне, кстати, тоже, поэтому я никак не мог корректировать их ответы.
Но пожар вспыхнул не здесь. Скоро оба наших гостя принялись хвастать своими планами о том, как они оставят армию и разбогатеют. Я попытался утихомирить их но запутался, пытаясь объяснить все дракону, и уже не мог даже вспомнить нужное заклинание, чтобы заткнуть им рты.
Стражники продолжали брехать и перешли на своих состоятельных приятелей. Один из них оказался купцом, на него работали сто шестьдесят человек, шьющих одежду на продажу. Они принялись хвастать, как мало он платит им, сколь велика прибыль этого жулика, потом еще выразили надежду, что и сами будут когда-нибудь так благоденствовать.
По-моему, добила дракона последняя наглость. Один из них посмел предложить ему поработать в кузнице на полицию – дескать, нужно наделать побольше оружия, чтобы было чем разгонять с улиц «жалких попрошаек, докучающих честным горожанам». Тут он словно потерял рассудок, ничего более уже не воспринимал, завел речь о предателях революции, о жадности капиталистов и принялся плеваться пламенем во все стороны. Я втянул голову в панцирь и пополз в сторону, иначе мне б не уцелеть. Оба стража-кролика вспыхнули как свечки, едва он на них дохнул. – Клотагорб грустно махнул рукой. – А теперь он решил испепелить весь город. Боюсь, что он еще не сделал этого лишь из-за ярости. Она просто душит его, даже огонь из горла не лезет.
– Почему тогда ты не остановил его? – Склонившись пониже, Талея кричала едва не в лицо чародею. – Ты – всемогущий волшебник. Ты – великий маг. Заставь его остановиться!
– Остановиться?.. Ах да – я думал. – Клотагорб подпер подбородок короткими пальцами. – Заговоры на драконов не менее сложны, чем сами чудища. Чтобы все получилось, нужны правильные ингредиенты. Я не знаю…
– Но надо же что-то сделать! – Она поглядела на слепящее пламя. Потом на Джон-Тома… Как и все остальные.
– Ну, будь хорошим добрым мальчиком, – проговорил Мадж и остерег: – Тока без глупостей. Так, приятель? – Выдра раздирал конфликт между здравым смыслом и желанием спасти собственную горючую шубу.
Но дуара уже была на животе Джон-Тома, он пытался сообразить, что следует петь. Про дождь он еще мог придумать несколько песен, но ливень, залив пожар, только разъярил бы дракона, но не решил проблемы. Тогда Фаламеезар, возможно, и не испепелит Поластринду, однако, судя по грохоту, доносящемуся из-за огня, дракон вполне способен уничтожить город и по-другому.
И Джон-Том отправился к казарме. Единственное возражение последовало со стороны Флор. Прочие даже не пробовали переубедить его. У них не было права на это, а он обязан был попытаться.
Ближайшая стена вдруг рухнула, рассыпая водопад горящих обломков и искр. Джон-Том заслонился дуарой и зеленым плащом. Из-за пламени послышался рев, огненный язык пробил еще стоявшую часть стены.
– Ты! Уклонист! Контрреволюционер! – сыпались из-за огня обвинения, впрочем, пока без сопровождения огня. Выглянув из-под капюшона, Джон-Том обнаружил прямо перед собой, ярдах в двух, огненную физиономию Фаламеезара. Огненный зрачок жег, клинки зубов отсвечивали кровью, драконья голова склонилась к Джон-Тому.