Целый осколок.

Глава 11

Глава одиннадцатая.

Об убогости местного оружия и кратком экскурсе в оружейное производство, о новых кандидатах в звери, раздумьях о лейтенанстве, о планах Силы, где есть место и для Сюззи, о посещении борделя с неожиданным финалом, о дивизии роялей, о первых уроках.

-Бруно, приведи ко мне его. Надоел своим мельтешением.

-Сейчас сделаем, ваша милость.

Бруно встал с корточек оттолкнувшись от рукояти маховика механизма наводки трехногой станины мортирки. Лениво и вразвалочку зашагал к краю пустыря. Неплохо, результат, как говориться, на лицо и на слух. Десять часов из жизни потрачены не напрасно. Десять часов бережного и осмотрительного вторжения в разум Зверей. Плавное в каждом этапе и осторожное на каждой ступени наложение матрицы первого слоя поведения. Внедрение комплекса вторичной пластики движений, без доминирования ее в экстренных ситуациях над основной. Изменение лексикона, добавление жаргонизмов в базис первичного использования. Сбалансированная эмоциональная составляющая. Привнесение измененных алгоритмов в мелкую моторику и рефлексивных сокращений мышц. Выделенная в отдельную периферию специфичность деталей мимики, манеры говорить, акцентировать тоном голоса произносимое. И много, многое другое. Это была просто адова работа!

Что-то пришлось существенно изменять и на ходу переделывать. Что-то отбросить как несочетаемое, часть изменений отложить до лучших времен. Нет у него пока полного понимания векторов развития последующих процессов. Что-то получалось и так, само собой. Показалось, что в целом он легко справляется с внесением изменений в поведение Зверей.

Но по завершению работы ощущал себя как выжатый лимон. Выжали и нарезали на мелкие кусочки. Взболтали в блендере и безжалостно вылили получившуюся бурду шлепком на землю. И морально неприятно и невыносимо больно физически.

Но зато теперь его Звери не бездушные истуканы и олицетворение исполнительности. Они почти похожи на обычных, нормальных людей этого мира. Очень помогли сохраненные и оставленные ситхом без изменений поведенческие мотивы, основа личности и сформированная средой обитания ментонадстройка над основным массивом поведенческих стереотипов.

Но каких усилий ему стоило вытащить «клещами» все это «человеческое», что безжалостно задавил в глубины сознания чертов псих, то есть ситх, и вспоминать не хотелось.

И все же, краснокожий, ты не был полностью безумным. Что-то еще осталось в твоем разуме, и оно остановившее окончательное превращение Себастьяна и Бруно в бездушные и без эмоциональные живые функции. Или это осталось от Леонардо? Ведь Бруно этот избалованный мальчишка по-своему ценил. Как ценят дорогую и полезную для владельца вещь. Машину, например. Некоторые даже разговаривают с этим крашенным и лакированным куском железа, а на царапину на крыле взирают с паническим ужасом как на разверстую рану.

Мысль мгновенно перескочила на другую тему, да отдохнем сменой размышлений. Нужно выбрать себя имя, говорить о себе «он», куцо и слишком обезличено. Но какое имя? Выбор должен быть взвешенным и безошибочным, откатить назад, как глюкнувшую систему не получиться. Пока же придется обходиться тесными и безликими «Господин баронет» и «Ваша милость».

Он вернулся к осмотру разобранной на детали винтовали. Ужасная однозарядка с откидным вверх-вперед затвором, фиксируемым в закрытом положении. Нарезная, калибром в четыре целых две десятых линии. Прицельное приспособление – грубоватая латунная мушка в форме четверти круга и целик - низкая вертикальная планка с поперечной риской на основании. В винтовали используются патроны снаряженные дымным порохом. Ремень, антабки, цельное ложе. Все. Что-то привнести новое в эту невероятно простую конструкцию невозможно, только менять на другую и как плохой сон забыть. Но смотрится это чудо оружейной мысли невероятно брутальной, паротанковой. Этакое тяжеловесное изящество. Точно такой же конструкции и дробовые винтовали, только с более коротким стволом, гладкоствольные и калибром в 5,5 линий. Зачем разделять и выводить в отдельный класс оружие абсолютно одинаковой конструкции, совершенно непонятно.

Вот же, рядом с винтовалью лежит повторительная «магазинка» с трубчатым подствольным магазином, напоминающая одновременно винтовку американского оружейника Генри и всем известный «винчестер» мистера Винчестера, что просто улучшил творение мастера Генри. Увеличь калибр, удлини патрон, уменьши боезапас и получи многозарядный дробовик. Да, массивный, неуклюжий, не скорострельный, но не однозарядный же! Но нет, вот такие выверты оружейной мысли. И все на «дымаре». Дым выстрелов на поле битвы раненными облаками лежит.

Все три образца оружия произведены на одной фабрике, что подтверждает выгравированная на стволе длинная надпись: «Его императорского величества Первая оружейная фабрика под покровительством Адептус Механикус». Лучше бы уделили больше внимания и средств на тщательную отделку деталей оружия, чем занимались гравированием каждого «ствола» столь долговязой надписью. Или придумали вместо этого ужаса малоразмерное клеймо. ЕИВПОФППАМ, например.

Он произнес эту аббревиатуру вслух и поморщился от ее невнятного звучания. Ерунда какая-то, словно трам-парам-парам напеваешь, зажав что-то в зубах. Ладно, пусть гравируют хоть с обоих сторон, ему то что? От количества и качества гравировки оружие не изменится. Останется все таким же неухватистым, неточным, тяжелым и неудобным в обращении, не скорострельным.

Он вновь посмотрел на «магазинку». Без сомнений, этот образец оружейной мысли требует к себе бережного обращения и ухода. Следовательно, не очень надежна в полевых условиях. Патроны не капсульного, а кольцевого воспламенения, что делает стрельбу из такой винтовки не очень дальнобойной. Ну и пробивная способность пули оставляет желать лучшего на дальних расстояниях. По-другому никак – если будет капсюль на донце, то следующий патрон «наколет» своего собрата при ударе или сотрясении. Бах и ты без оружия, если пальцы не оторвало. Что же выбрать?

Впрочем, кто ему запрещает вооружить своих «парней» обоими видами оружия? С их то здоровьем и грузоподъемность? Никто и ничто. Решено, каждому из младших зверей однозарядную нарезную винтоваль и «магазинку». Дробовики пусть пока будут невостребованными, нет смысла в их применении – тут ни окопов, ни траншей пока не применяют на поле боя. Окопная «метла» не нужна, точность важнее – скорострельность то одинакова. А с координацией и меткостью у его «зверят» все просто превосходно, прирожденные снайпера, раз и хедшот. Вот только совершенно не любят огнестрел. Все стремятся грудь в грудь сойтись, накоротке. Но это он из них вытравит на очередном сеансе групповой психотерапии.

-Себастьян, отбери лучшие винтовали и «магазинки» и раздай их младшим. Оставь по пять единиц и того и другого на замену. Остальной хлам пусть приведут в порядок для продажи. Что не приводиться - пустите в разборку на запчасти.

-Исполним, ваша милость.

Он одобрительно кивнул на ответ Себастьяна и его тон голоса, перешел к мортирке. Ничего поражающего разум, пробуждающего удивление и сверхнеобычного. Стандартная тренога с фиксирующими опоры цепочками и Г-образными стержнями. На массивном поворотном основании мортирка крепиться двумя изогнутыми вверху в виде буквы «с» литыми дугами. Под стволом, в середине, жестко закреплена еще одна дугообразная опора для вертикальной наводки с шаром-стопором на конце. Маховик крутишь, наводишь на цель. «Надеваешь» на осевой стержень, снаряженный маленькими снарядами барабан на девять выстрелов, фиксируешь его и с щелчком шестерни опять крутишь рукоять. «Гнездо» барабана встает напротив каморы ствола, пружина при нажатии курка «натаскивает» на ствол ну и собственно стреляешь в направлении куда-то там. О точности говорить не получается и не хочется. Дальше все и так понятно - барабан отстрелял, снял, второй номер тут же заменил его на снаряженный. Все просто как мычание. Разные по начинке снарядики промаркированы краской – красные это подобия «гранат», черные снаряжены ядрами, не окрашенные - вязанная картечью. Мобильность у мортирок низкая, дальнобойность никакая. Так себе девайс, но для местных вооруженных сил однозначно вундервафля и вооружены такими мортирками только роты Адептус Астартес, у гвардии Наместника и стражи приората таких пушечек нет. У них штатным вооружением являются однозарядные, в несколько раз уменьшенные, копии обычных пушек, фальконеты. Владение мортирками может стать проблемой.

Он задумался – рискнуть и использовать? Или утопить в реке? Топить поздно, десятки глаз из-за забора и из кустов видели их. Непростительная ошибка. Надо уходить. Лучше всего сейчас, но придется утром – будет время на сборы и меньше подозрений. Паника как рысь со спины набросилась. К чему бы? К дождю слез? И заново безмятежное спокойствие. Перепады настроения как в женские циклы, все еще он не цел внутри.

-Ух ты! Это же то самое второе «ангельское» ружье! Та скорострельная мортирка!

-Видел уже?

-Ага, ваша милость. Старые видел, почти новые сейчас вижу. А стрелял я только из старых. Мой бывший капитан таких всего две на Первой фабрике купил. Цена у них зубастая. А у вашей милости их целых пять! И вторых! Это сколько же вы за них отдали интендантской крысе?

-Много.

-Цены то да, эти гады дерут! А на фабрике за совсем новые так, наверное, за одно как за эти пять возьмут!

Он решил обернутся на собеседника. Невысокий, весь какой-то нескладный, но сутулость не рахитичного слабака, а пригнутость кошака, что подбирается к добыче, подметая пушистым брюхом землю. Жилистый, истертый, как ствол годами используемой винтовки, взгляд смелый с внимательным прищуром. Интересный недолжной безбоязненностью. Увереный в себе собеседник.

-Ну-ка разъясни мне про старые, новые и совсем-совсем новые «ангельские» ружья. То есть про мортирки.

-Так ваша милость, я Жан Лоддо, по прозвищу…

Сутулистый смолкнул, глянул осторожно, искоса – прозвище здесь было почти тоже самое, что второе имя. Жанов, Жаков, Вальжанов тысячи, а вот Жан по прозвищу Парящий в небе бык, всего один.

Он кивнул ему, поясняя жест взглядом и легкой усмешкой - продолжай, я понял, что прозвище твое стало излишне известно и несет неприятности для его носителя.

-Ага, ну так вот, ваша милость. Это вот «ангельское» ружье – Жан Лоддо подскочил к мортирке, ловко скрутил винт зажима, оттянул с усилием левый «рог» держателя ствола – Точно, оно! Оно Яблочного года проект, доработки мастера Пакла, с латунным уплотнителем на посадочном отверстии. На старых это место без всего, голый металл. «Рог» одел на штифт, затем стопорная чека насквозь и все. На самых новых уже не штифты и «рога», а короткий стержень – «пенек». А «пенек» в эти заходит… В эти… – Жан выпрямился, принял значимую, в его понимании, позу и произнес по слогам - Под-шип-ни-ки! Это такие штуки, которые…

-Шариковые, радиальные? Впрочем, для этой цели лучше всего подойдут линейные.

-А?!

-Продолжай, Жан. Но без умничанья. Будь проще.

-Слушаюсь ваша милость. К-ха! Ну так вот, ваша милость – налет самоуверенности и превосходства слетел стряхнутой пылью с фигуры Жана и полностью исчез из его голоса.

-Новые «ангельские» ружья они с подшипниками на держателях ствола, барабан стал на семь выстрелов и крутиться он как бешенный. Там механизм добавлен сложный. Реду.. Редуто…

-Редуктор.

-Да, он самый, ваша милость. Редуктор. Калибр увеличенный, в целых 18 линий или сорок два миллиметра, против старого в 15 линий. Тренога не литая, а пустотелая, трубчатая да складная вдвое, что легче намного и удобнее. Прицел не простая прорезная планка да кусок железа как мушка, а крестовый. С пятью кругами от центра до конца перекладин. Ну и ствол удлиненный и облегченный, а значит и стреляет дальше. И он сверленный, а не отлитый как у первых! А, там еще приспособа есть! Хитрый съёмный упор с пружинной добавили - это чтобы отдачу скрадывать. А то опрокидывает их постоянно и задирает. Бывает и руки фейерверкеры ломали. А ваши мортирки, ваша светлость, скорее всего из Лесселья.

-Почему ты уверен, Жан? Между этим городом и городом где я их купил, более полутысячи километров.

-Ну да, ваша милость – Лоддо усмехнулся - Так-то да, не понять сразу чьи это моритрки и откуда, ваша милость, без умения – голос Жана до краев наполнился весельем, он чуть ли не пританцовывал, торопясь поделиться очень смешным для него.

-Наш император их же в обход Адептус Механикус велел производить, вот на них ни номеров порядковых, ни клейм и нет. Все только на фабричных бумагах, а бумаги то теряются, то их мыши грызут. Но не положено мортирки клеймить без соглашения. Так что, все и гадают откуда они и чьи они!

-А ты почему не гадаешь? Почему так уверенно – Лессель?

-Так вот, заметно же, ваша милость – какие царапины на станине! В Лесселе нет хорошего песка, так они пемзовым порошком чистят. Видите, ваша милость, как тут убили «ноги»? – палец Жана указал на самый низ треноги, рядом с опорной пяткой.

Он присмотрелся – действительно, грубые, глубокие и многочисленные царапины. И нет нигде ни клейма, ни серийного номера. Чудно, чудно, а ведь так никто не сможет определить чья эта карманная артиллерия. Его личная, честно купленная, или им где-то затрофеенная. Но есть одно но.

-Так в бумагах, подтверждающих покупку можно указать, откуда это оружие Жан. Так и определиться место происхождения.

Жан выпучил глаза:

-Он вштырь-травы накурился, ваша милость? Он вам так и написал – мортирки?!

-Кто накурился?

-Так интендант же!

-Нет. И он мне ничего не выписывал. Ни каких бумаг.

-Уф-фф… Упас святой Круг! А то ваша милость как сказала про бумаги, так и страшно стало за игрушки эти – враз на посту трактовом конфисковать могут, как имущество военное.

-А так не конфискуют, без бумаг?

-Так не конфискуют, ваша милость – нет бумаги, нет и принадлежности что это имперское. Ваше оно и все, коль на них описного листа нет в розыскном комитете. Купили вы у неизвестного на дороге неизвестной. Нет же на них описного в розыскном, ваша милость?

Очередной дикий выверт законотворческой мысли в местном варианте. Купил не известно у кого на неизвестной дороге пять маленьких пушечек со всем обвесом и в идеальном состоянии. Нет, лица и имени продавца не помню. Время и место тоже. Пьяный был. Вы не верите? Я вот тоже, но вот они, мортирки! А денег нет!

-А если есть?

-Так это легко поправить, ваша милость! Прицелы на новые сменим, кузня тут хорошая, станины полирнем и затемним вываром земляного масла, цепи на ремни сменим. И вес лишний уберем и шума меньше. Недорого вам все это встанет, ваша милость – десять флоринов всего, ваша милость!

-И зачем мне платить тебе, Жан, целых десять флоринов, если все это могут сделать мои люди?

-Так ваши люди долго это делать будут по первому разу. Да и они у вас бойцы чистые, не оружейные мастера, это сразу видно. А тут тонкая кое-где работа будет, а у меня и оправки и приспособы разные с собой. Да и время вы потеряете, ваша милость, а герцог Локкский найм раз и закроет. И напрасно вы до Теплых берегов дорогу проделаете, только потратитесь

Он вызвал слепок с памяти Леонардо. Герцог Локкский, неверный как шлюха и изворотливый как угорь союзник империи, вечно воюющий то с империей, то с Островным королевством за спорные земли. Вследствие этого и всюду нанимающий кампании с патентами и просто отряды наемников. Как его до сих пор не занулили империя с королевством – непонятно. Очевидно кому-то нужно такое, вечно конфликтное государственное недоразумение. Теплые берега – та самая спорная территория, где часть прибрежной полосы захвачена много лет назад Островным королевством.

В герцогстве Локкском три портовых города и три верфи, по одной в каждом городе. Две строят любые корабли, любому, кто делает заказ, но качество постройки чуть выше среднего. Одна верфь стоит наособицу – строят корабли только океанского класса. Вооружают эти корабли там же – свои литейные цеха, оружейный завод с многолетней историей и мастерами, зарекомендовавшими себя. Идеально? Возможно.

-Все что я слышу, ты говоришь верно и правильно, Жан Лоддо. Но ты не говоришь истины. Не говоришь правды. Теперь скажи мне Жан Лоддо, по прозвищу Локоток, честно и правдиво - зачем тебе это? Что ты от меня хочешь? Для чего ты с утра маячишь у меня за спиной?

Жан дернулся и замер на месте, вытянувшись в струну и продолжая тянуться дальше. Бруно не просто мгновенно возник за его спиной с кинжалом у горла, а давил лезвием под подбородок, заставляя Локотка вытягиваться и постепенно вставать на цыпочки.

-Бруно, ты ему голову не отрежешь?

-Не извольте беспокоиться, ваша милость. Если только побрею немного. Ему не помешает.

Чудно, чудно! Вот мы и шутим. Скоро совсем на людей станут похожи его Звери и не отличишь их ни с первого, ни со второго раза от простецов. А третьего раза не будет, так как невежливо столь нагло пялиться, можно и нарваться!

На остальных трех спутников Локотка он не оглядывался и лень было использовать Силу для контроля пространства за спиной – там Себастьян и пара младших зверей, рядом с ними Заря. Беспокоиться не о чем.

-Я слушаю тебя, Жан Локоток.

-Ваша… Милость… Знает меня?

-Бруно, помоги нашему новому другу правильно ответить.

Неуловимый глазом тычок двумя пальцами в поясницу. Локоток падает на землю, жадно глотая болезненно искривлённым ртом так желанный ему воздух. Нога Бруно с силой впечатывает, придавливает его к земле.

-На службу… Вашей милости! В лейтенанство ваше!

-Отпусти его, Бруно.

Локоток отдышался, потер поясницу, болезненно морщась и злобно оглядываясь на Бруно, отхаркался, встал чуть пошатываясь, склонился, изображая официальный поклон свободного просителя – обе руки на сложены на груди иксом, подбородок плотно прижат к груди:

-Примите на службу в ваше лейтенанство, ваша милость! Меня, Жана Лодда по прозвищу Локоток и соратников моих – Фрица Безносого, без второго имени, Пьера Ламакко, по прозвищу Три дырки, Прескотта Фитца, по прозвищу Фитиль. Клянусь Господом и святым Бесконечным Кругом, что нет за нами проступков пред богом и людьми. Нет не закрытых контрактов и в листах розыскных мы не значимся.

-Ну прямо агнцы божьи – чисты и непорочны как Дева Мария. Не дефлорированы еще ни разу, целки нетронутые. Небритые ангелы.

-Как кто, ваша милость? Чего мы?

Он коротко и сердясь сам на себя отмахнулся. Локоток понятливо замолк.

-И кто вы по ВУС? – да что же такое!

-Стрелки, пикинеры, арбалетчики? Кто вы? Ты и твои соратники?

-Я ваша милость, очень хороший револьвист! Равных мне еще поискать по империи – голос Локотка наполнился нотками самодовольства – Пьер – стрелок из трехствольной винтовали, оттуда и прозвище. Прескотт и Фриц младшие фейерверкеры с нагрудной бляхой подтверждения. За вашими мортирками как за своими женами глядеть будут! Не пожалеете, ваша милость!

-Заря! Пусть Себастьян приведет его … - он усмехнулся, глядя в лицо Локотку – Таких же невинных друзей. Я хочу посмотреть, какие ныне у небесных агнцев рожи. С рогами или без.

Встали они кривой шеренгой, по стойке «вольно», пузо вперед, ноги не вместе. Но по росту, руки за спиной, ладони сложены в «крест» на пояснице. Что-то и где-то из понятий армейской дисциплины в них вколотили. Возраст у всех от двадцати пяти – двадцати семи, не меньше, но и не больше тридцати пяти. Битые, тасканные, потасканные. Плохо выбритые и обросшие. Пахучие. Не вонючие нет, но с ощутимо веющим запахом старого пота. Одежда, вроде бы и чистая, не откровенное тряпье, но тем не менее видно, что это их единственная «шкура». Замены ей нет. У двоих на мятых и обрюзгших лицах розоватые пятна давно заживших подпалин. черные, намертво въевшиеся в кожу, точки от пороха. И желтеющий стоп-сигнал от больной печени. На их грудях на медной цепи медная же начищенная бляха вице-фейерверкера. Это Прескотт и Фриц. Пьер Ломакко стоит перекошенным на левую сторону, тяжеленая трехствольная пулевая винтоваль тянет его к земле. Взгляды как у битых псов. Настороженные, быстро полосующие всех и все вокруг – кто пнет, куда бежать, кого половчее прихватить клыками. Красавцы!

-У меня пока нет лейтенантского патента, поэтому предлагаю временный найм как охране. Срок найма – пока месяц. Плата за это время будет как две трети от платы линейному стрелку первой линии. Перезаключим договор на лейтенанство, добавится доля в добыче. Согласны?

Переглянулись, молча переговорили взглядами. Мелькнули быстро стираемыми улыбками – глупый этот ваш милость, ровных и правильных цен за «кровь и плоть» не знает. Какая может быть плата на испытании? Да почти никакая, испытание же! А его милость денег кладет как отконттраченному «гусю».

-Да, ваша милость. Мы – гнусавое перечисление имен с прозвищами и без него - отдаем нашу кровь и плоть в руки господина баронета Дарт Серенус с правом выкупа отданного и возврата отданного по концу срока.

Все, формула «присяги» произнесена.

-Заря, займись составлением с ними контрактов на испытание. Пока без моего имени.

-Слушаюсь, господин барон. Контракты как длинные открытые составлять с местом под изменения или короткие испытательные?

-Длинные.

Опять улыбаются, отблески насмешек над уже очень-очень глупым бароном почти не прячутся в темных уголках их век. Смейтесь, смейтесь, мои будущие звери. Что у нас насчет смеющегося последним, стреляющего первым? Заря тоже искриться смехом, отблескивает лакированной гладью ямочек на румянящихся щечках, вспархивает ресницами и сверкает жемчугом зубов. Она не читает мысли Владыки, но тут и не нужно их читать, достаточно чувствовать веселое настроение Повелителя, разглядывающего этих низших. Владыка бесконечно мудр и сети его никогда не рвутся. Ее господин не погрешим, ее господин велик.

Улыбались и Бруно, и Себастьян. Как улыбается сержант-сверхсрочник, добро так, по-отечески, когда смотрит на стриженных тонкошеих призывников с оттопыренными ушами и трепетными взглядами. И даже младшие звери тоже улыбались.

А Жану Лоддо, Пьеру Ломакко, Прескотту Фитц и Фрицу Безносому без второго имени, вдруг стало не уютно и очень захотелось поежиться под этими лучами счастья. Такими добрыми и теплыми.

Дижон самый образцовый город империи. Его можно как эталон выставлять в Палату мер и весов, накрыв стеклянным колпаком и привинтив табличку с надписью6 «Эталон».

Стандартные городские стены, стандартно обветшали, как и в других городах обленившейся и зажиревшей империи. Они уже давно прикрыты от разглядывания толстыми каменными стенами домов Застенного квартала и их высокими черепичными крышами. И тонкими, из всякого мусора – обзол, дранка, кривые жерди, побеленными и снаружи почти приличными, домов Внешнего пояса. Ратуша как ратуша, соборы как соборы. Ах, да, площадь! Дижонская городская площадь не стандартна – это длинный-длинный эллипс с памятником графу Гутто Артур Мария Шэгрро де ла Пинно Корсунскому по прозвищу Длинный. Что именно у графа было длинным или длинным он был сам, неведомо, но памятника он удостоился по праву. За долгие годы его правления Дижон богател, ширился и разрастался. А в году Небесного цветения, граф много имен, даровал городу самоуправление и вскоре скончался, ввергая в искреннею скорбь добрых горожан. А в остальном, более никаких достопримечательностей. Улицы как у всех носят названия простые и конкретные - Рыцарская, Булочников, Ратушная, Королевская миля и так далее. Сами улочки кривые, в центре мощенные, на окраинах грязью навощенные.

В общем это город, в городе дома, в домах живут люди. И достаточно о городе Дижоне. А если хочется большего, то наймите мальчишку за полпенни, и он вам расскажет, кто и с кем спит, кто что печет, тачает, клепает. Где и как поймали стражники неуловимого Дейнека Кровавая Шея – мошенника, вора и многократного осквернителя святого места дочки бургомистра. Сколько ступеней в лестнице до дворца Наместника, камней в фундаменте собора святого Маслотара, сурового изгонятеля злых духов из прихожан и прихожанок очень страшным способом!

«Еще полпенни благородный сэр, месье, герр, лэр и я вам такое про святого расскажу!».

И он вам расскажет, неимоверно привирая и постоянно шмыгая сопливым носом, такое же и прочее, неистребимо местечковое и невероятно скучное.

Он, Заря и Себастьян – Бруно остался на «хозяйстве, и двое младших зверей, не нанимали мальчишку-проводника и не расспрашивали прохожих. Он чувствовал где его другие «младшие», которым он приказал сопровождать и охранять Сюззи и Паккету. А если приложить еще немного усилий, то и ощутить в каком состоянии «младшие» – спят или бодрствуют, по насыщенности оттенка свечения их «искры». И «младшие» чувствовали приближение своего Владыки.

Узкие, если вносить что-то крупнее корзины с продуктами, то придется поворачиваться боком, двери двухэтажного, вытянутого в высоту дома, открылись, когда он был от них в пяти шагах. «Младшие», выскользнув из темноты дома, встали на одно колено, низко склонили голову.

-Вам есть что мне сказать?

-Нет, Владыка. Ваша драгоценность в безопасности. Никаких повреждений, Владыка.

Драгоценность? Повреждения? А, ну да, сразу вспомнилось: «Беречь как драгоценность, оберегать от всего и всех. Варианты выполнения моего приказа – любые». Но почему все же драгоценность? Неудачно подобранное определение? Или ситх что-то вкладывал в это слово?

-Где драгоценность?

-В доме, Владыка. Второй этаж, комната налево. Ведется обучение высокому готику преподавателем нанятым госпожой Паккетой.

-Чудно.

Он вошел в дом, задев ножнами шпаги косяк, брякая шпорами и отзанивания на каждом шаге стальными подковками по плиткам пола. Немного раздражало – ненужный и глупый шум, но положение обязывало шуметь, греметь, бряцать этими признаками статуса. Огляделся – чистенько, просторно, виден не выпячиваемый, но крепкий достаток. Ну да, денег он тогда дал им прилично. И обезличенный вексель на тысячу флоринов. Десять кило золота. Состояние.

При его появлении в низком поклоне склонилась выглянувшая из-за двери на шум сухая вобла в глухом сером платье и с непривычно большим святым Кругом на плоской груди. За ее спиной полез толстым телом в дверной проем бородатый мужик. Да, мужик, не мужчина. Он поднял бровь в немом вопросе:

-Я духовная сестра Елина, владетельный. Я бегинка. Я помогаю по дому и наперсница госпожи Паккеты. Это Клаус, слуга госпожи Паккеты.

Ни разу не добавила господин. В атаке она что ли, на тропе войны чутье потеряла? Спина склонена в поклоне, но пряма, словно стоит на плацу. Нагла не в меру, не очень умна и полностью обделена чутьем. Или тупа и непробиваема в своей броне веры.

-Более тут ваши услуги не нужны. Покиньте дом.

-Так расчет надо бы свести, владетельный господин.

Голос у мужика сволочной, звучит как холодец, дребезжит как надраенная под вид дорогого металла латунь.

-Заря, займись.

-Я исполню, господин.

Женщина же вновь низко поклонилась и исчезла за беззвучно притворенной дверью, напоследок полоснув взглядом как ножом. Пиявка-бессребреница. Явиться в свой Gotteshauser, Божий дом, и перемоет ему все кости, растворив их в кислоте своей слюны. Тем более прочь и более никаких «духовных» надсмотрщиков. Паккета почувствовала себя госпожой и окружила себя свитой? Выходит так. Ну и какая госпожа, такая и свита.

Ох, женщины, женщины… Любопытны как кошки, наглы как вороны, шумны как сороки. В меру умны и подобны дельфинам – красивые, вечно улыбающиеся, ничего не говорящие, не создающие, не изобретающие, ни открывающие, но милашки и вторая разумная раса. Дрессуре поддаются, приручаемы, но постоянно косятся в сторону открытого океана. Правильно их японцы ловят и жрут. Гордых самураев не проведешь, расовое чутье не подводит – только притворяются друзьями человека, касатки карликовые.

Он прислушался, со второго этажа глуховато и плохо слышимо донеслось: «Аcc. Аccusativus являются sc. Casus, то есть винительный падеж. А dat, dativus sc. Casus и есть тот самый дательный падеж, что вы никак не хотите запомнить, юная госпожа!».

Ученье –свет.

-Сюззи!

Его громкий голос многоголосым эхом – интересный акустический эффект, разнесся по всему дому, заставив замереть с занесенной лапкой тараканов, притихнуть наглых крыс и притвориться мертвыми пауков в недоступных углах балок перекрытий. На верху что-то с шумом опрокинулось, кто-то охнул, снесенный в сторону ураганом из сияющих глаз, голенастых нижних и плоских верхних, переполненных до краев счастьем. Настоящим, искренним, ничего не требующим, только дающим – истинным.

-Дядя Лео! Дядя Лео приехал! У-иии!

Визжащий, пританцовывающий, подпрыгивающий и как стробоскоп, выстреливающий улыбками и сиянием радости, теплый костлявый сгусток веселья закрутился вокруг него, крепко обнял, прижался полыхающей щекой к коже куртки и затих. Только сердечко стучало так-так-так, быстро-быстро.

-И тебе доброго дня, маленькая фрау Сюззи.

-Ох, дядя Лео! Я такая… Я такая… Простите меня, высокий господин Лео. Доброго вам дня, высокий господин Лео!

-Сюззи! Мы договаривались без высоких господ.

-Да дядя Лео! А вы надолго дядя Лео? Вы за мной дядя Лео? – за мной, не за нами. Где-то в доме есть постоянно пробегающая черная кошка – Я сегодня с вами уеду?

Даже так?

Он приподнял осторожно и нежно лицо девушки-подростка вверх, к своему. Глаза к глазам. Смотрел недолго, хватило времени и увидеть, и понять. Все что он хотел увидеть и предположил, что увидит и поймет. Госпожа Паккета, значит. Не мать, госпожа.

В доме похолодало, увял солнечный свет, поблекли цвета покрашенных стен комнаты. Себастьян хищно напружинился, младшие звери натянули полоски губ ощериваемыми клыками. Заря, впорхнула в комнату не заметив двери, острая как кончики стилетов в рукавах платья.

-Тихо, тихо дети. Сюззи, скажи мне - а где твоя мама?

-Мама, дядя Лео? – не моя мама, просто мама. И с ответом тянет.

-Мама, Сюззи, твоя мама. Где она? Где добрая госпожа Паккета?

Мужик, что выглядывал очумело и испуганно в дверной проем без двери, вынесенный небесным порхающим созданием в одно касание хрупкого плечика, побледнел и растворился в глубине комнаты свернувшей свое дыхание кляксой.

-Она ушла на рынок с добрым господином Готтье, дядя Лео. Он владелец мясной лавки на углу Ратушной и Каменщиков.

-Мы ее подождем. А пока ты позволишь воспользоваться гостеприимством в твоем доме, маленькая госпожа Сюззи?

Он легко щелкнул девочку по носу, оживляя засыхающий росток улыбки.

-Да, дядя Лео! Будьте как дома, дядя Лео, в нашем… Вашем доме.

Госпожа Паккета вошла в дом величаво, неся себя, держа себя как благородная дама. Голова поднята, на лице раздраженно-недовольное выражение – не встретили, дверь пришлось открывать самой. Как неудобно перед господином Готтье, что любезно проводил ее домой и согласился остаться на обед. Где эти тупые чурбаны-охранники? Где этот лентяй Клаус? Где Элина?

-Паккета, что я велел тебе?

Сердце обмерло, ссыпалось горохом вниз, к сбитым пяткам неудобными, но очень новомодными туфлями. Там, где сходятся вместе ноги, мокро затеплело. Голова закружилась, колени ослабли, вялая рука еле ухватилась, скользя слабыми пальцами по ткани рукава камзола доброго господина Готтье. Это он…

Это то чудовище, что смотрело на нее своими демоническими глазами при их отъезде в Дижон. Это то чудовище, что сгорело в святом пламени отцов-инквизиторов в Гигрушском лесу. Оно не сгорело. Обманули святые отцы как всегда.

-Я осмелюсь…

Когда за твоей спиной возникает кто-то смертельно опасный и просто стоит, не хватает за плечо, не чисти ногти устрашающим тесаком и не тычет острым в спину, а просто стоит и ждет твоей ошибки, тени ее, смелость куда-то исчезает. И спрашивать уже ничего не хочется. Хочется исчезнуть, отмотать время до того момента, когда тебя тут не было.

-Паккета, ты виновна в неисполнении воли моей. Ты ведь понимаешь, какое наказание понесешь?

Упала. Мертвенно бледная, сломанная как кукла.

-Заря, как ты думаешь, что она ожидала в качестве наказания?

-За невыполнение воли господина наказание одно – смерть.

Добрый господин Готтье шумно испортил воздух.

-Вон!

У господина Готтье вынести дверь как у Зари, не получилось, но он очень старался.

-Заря, но ведь ты не ловишь комара, зудящего рядом, не судишь его и не казнишь. Ты просто отмахиваешься от него.

-Я поняла свою ошибку, господин. Я подумаю, где обманулась в понимании вашей воли.

-Чудно. Ты у меня умница.

Он повернулся к все это время молчащей и затаившей дыхание Сюззи. Девочка вырастет красавицей, будет повелевать мужскими сердцами и владеть их кошельками. Если вырастет. Стоит ли, нужно ли это ему? Будет ли она ему благодарна за ее судьбу, выбранную им? Или возненавидит и проклянет?

-Сюззи.

-Да, высокий господин Лео.

-Я спрошу один раз и ответ твой должен быть искренним и правдивым. И ответить ты должна будешь только «Да» или «Нет». Прежде чем ты ответишь, знай – твоя жизнь изменится бесповоротно навсегда. Навсегда это навсегда. Ты это понимаешь? –короткий кивок – Хорошо. Ты будешь рядом со мной – рядом со мной в огне, в холоде, в смертельной опасности. Да, я буду тебя беречь и оберегать как самое себя и больше, но даже Великая Сила не может предусмотреть всего. Сюззи, ты…

-Да!

Он помолчал, неожиданно для себя пожевал губами – что за мерзкий жест! – легко погрозил пальцем:

-Я еще не спросил тебя, Сюззи. Больше так не делай.

-Простите меня, дядя Лео. Я больше так не буду.

-Чудно.

Указательный палец самопроизвольно лег на ямочку подбородка. Чужой это жест, знакомый, но не его. Это даже не привычка, это подражательство, это обезьянничанье.

-Сюззи, желаешь ли ты стать моей Ученицей?

-Да, мессир! Я желаю!

-Сюззи, Сюззи…

-Да!

И когда звонкая гласная «а» стихла, он почувствовал, как что-то коснулось его плеча и ненадолго сжало его. Так кладут руку на плечо и сжимают его, одобряя и поддерживая. Что ж, если сама Темная Мать не отвергает и не порицает его спонтанное решение, а наоборот, то он все сделал правильно.

-Собирай свои вещи, Ученица. Утром мы покинем этот город. Нас ждут и не дождутся Теплые берега и герцог Локкский.

-Я быстро-быстро, дядя… Да, Учитель. К утру я буду готова.

-Чуд… Гм-м! Прекрасно, Ученица. Младшие?

-Да, Владыка.

-А где тут самый лучший бордель? Необходимо продолжить ваше обучение, Себастьян и Заря, как вам казаться людьми. Простецами. Низшими.

-Владыка?

-Вот же валенки боевые. Урфин Джюса деревянные бойцы. Себастьян, узнай.

-Да, ваша милость. Я мигом!

-Заря, а ты не лыбься кисло, как преподаватель нравов и доктор морали – ты идешь с нами.

-Ох, Владыка!

Он заинтересованно посмотрел на своего ангела эфирного, не способного взлететь к небесам из-за тяжести стали острой, что под лифом и в лифе, под корсетом, платьем, нижними юбками, кружевами, в волосах и даже неудобно предположить где, спрятано.

-Я не могу понять, Слуга, чего в твоем восклицании больше – удивления или предвкушения?

-Мой господин, больше всего в моем ответе вам - скромности.

Засранка.

Дижонский бордель произвел впечатление. Себастьян даже не рассматривал варианты «подешевле» и «попроще», да и в средствах он его непредусмотрительно не ограничил. Велели ему найти, они нашел – самый лучший, самый дорогой бордель, грандбордель.

Трёхэтажный, мать его, почти дворец, с широким пространством перед входом. Суровые охранники на дверях. Множество светильников – на масле никто не экономит – гонят тьму и тени прочь. Брусчатка подметена и вымыта, пара мальчишек с холщовыми мешками в полной готовности прибрать конские «яблоки». Напротив борделя трактир, выше среднего уровня. У входа в него и рядом трутся, кучкуются в группы суровые усатые и бородатые мужчины с ног до головы обвешанные оружием. Охрана решивших отдохнуть благородных, владетельных и прочих господ. Правильно он решил не брать с собой младших. Смотрелись бы они здесь как линкор «Ямато» в полной боевой готовности, среди юрких миноносцев и стремительных эсминцев. Мрачно, сурово и вызывающе. К ним бы прицепились, они бы всех убили. Не нужный ему шум и проблемы с их нанимателями. И это однозначно, пусть эти усачи хоть пушками вооружаться.

Толку то от размера твоего тела, будь ты хоть трижды матерый и опытный телохран, если рядом с тобой режет океанскую волну нещадно тяжелым форштевнем прирожденный убийца. Монстр с двумя сердцами и бешеной регенерацией. Продержишься на половину секунды больше и все. А приказывать «младшим» никак не реагировать на откровенные наезды, это ломать об колено их нежную и ранимую психику. Дети же, сущие дети. Такие же бездумно жестокие и делящие мир на своего Владыку и просто «мясо». Цвет на белый и черный. А мир они не делят, они в нем живут. Просто живут.

Что-то он излишне задумался. Прочь, прочь мысли! Он ведь пришел сюда развлекаться, отдыхать, набираться новых впечатлений и ощущений. Да, Леонардо был в разных борделях и жаркий опыт его стучался в его сердце огнем воспоминаний об испытанном, но это был он, а сейчас это… Гм, это он. Что-то все-таки необходимо предпринимать со соей звуковой и смысловой идентификацией, господин баронет Дарт Серенус. Тьфу!

Он вошел в услужливо распахнутые перед ним двери – низшие «на дверях» умеют каким-то взращенным долгими годами работы чувством определять, КТО перед ними. И пусть на нем скромная кожаная куртка, прикрытая плащом, серебряная цепь баронета, ножны шпаги просты и не изукрашены драгметаллами и драгоценными камнями, двери распахнулись как перед герцогом. Стремительно быстро, широко, с глубокими поклонами и опущенными глазами. Чуют, директора «вертушек», верно чуют.

Хаос круглых столиков, кресел, диванов, диванчиков, банкеток, соф и изогнутых в спинках невесомых стульев. Свет приглушенный, шум оживленный, звенит хрусталь, злится на него и громко брякает стекло. Смех, смех, смех. Заигрывающий, сытый, мурлыкающий, обещающий, натужный, вынужденный. Разные голоса. В основном звонкие или бархатные женские. Девушки, женщины, дамы, девчушки на вид и на вес вьются малыми роями, перемещаются, порхают. Теплом своего тела греют сидя на коленях иззябших в одиночестве мужчин. Мелкими глотками пьют легкое вино, машут на себя или едва касаемо бьют по шаловливым ручонкам веерами. Смеются, закидывая далеко назад голову, удлиняя и обнажая красивую беззащитную шеи – кто как хочет это видеть. Встряхивают локонами, буйными гривами, красуются строгими прическами. Смеются широко открывая рот, хвалясь жемчугом зубов и розовыми невероятно чистыми – однозначно лезвиями налет соскребали, язычками. Буйство красок, буйство плоти. Кто-то так уже говорил? Ну пусть предъявит за свои авторские права.

Он ледоколом пронзил, расколол смесь горячего дыхания и ароматов, сел, сразу откинувшись на широкий дива. Подтянул носком сапога банкетку, выложил на нее ноги, безнадежно портя бархат обивки шпорами. Встретил лучиками долгожданного веселья взгляд дернувшегося неприметного человечка у стены, громила-горилла рядом с ним был умнее, стоял недвижимой статуей. Соображает человек.

Он щелкнул пальцами в никуда, не сомневающийся, что тут же появятся исполнители его желаний.

Он отдавал себе отчет, что его несет, он ведет себя вызывающе, на грани, но… Но ему было наплевать. Тесные оковы вдруг разжались, душный воротник расстегнут, пуговицы вырваны с мясом, ремень ослаблен.

-Владетельный господин желает вина, сладостей… И сладостей?

-Для начала вина. Фринийского. Много. Виноград, сыр. И пусть девочки, словно невзначай проходят мимо меня. Все девочки – он не посмотрел, не повернул голову, просто выделил тоном, но он уверен – перед ним пройдут все, даже те, что сейчас «работают» в комнатах на верху – Нет, не все. Только те, что сегодня еще ни с кем не были.

-Есть невинные, владетельный господин. Очень юные.

-Не интересует. Я не собираюсь проводить обучение начальным азам за собственное золото.

-Владетельный мудр.

-Ты даже не представляешь насколько я умудрен. Да, и пусть пройдутся мальчики. Так, чтобы они не мне мозолили глаза, а ей – он кивнул на Зарю – Или пусть будут и мужчины, Заря?

-Простите мою дерзость, мой господин, но – нет! Только мальчики. Ну или нежные, еще пахнущие молоком, юноши. Для меня существует только один мужчина в мире – это вы, мой господин.

И головку склонила и румянец на щеках и ресницы так трепещут, так трепещут! А взгляд буквально плещет смехом. Но необходим подзатыльник:

-Ты почти рядом с границами, Слуга.

-Прости меня, мой господин!

-Все. Запомни. Не забывай. Веселись. Себастьян?

-Мне бы в возрасте, ваша милость. Ну и чтобы побольше сверху… Снизу тоже можно побольше.

Бровь в удивлении ползет сонной мухой вверх – такого скорее ожидаешь от Бруно, но не от юного Себастьяна. М-да, о вкусах не спорят, душа – потемки.

-Ты меня слышал. Их тоже. Исполняй.

Неслишимо появившийся, неслышимо исче. Тут же на столике материализовался хрустальный графин с вином и фужеры. Виноград, плачущий прозрачной слезой сыр. А перед ним запорхали яркие бабочки – махаоны, кометы, парусники. Только блеклых «капустниц» не было.

Он улыбался, пил вино, брызгал соком виноградин, смотрел наслаждаясь или наслаждаясь смотрел. Он отдыхал.

Заря как-то быстро определилась с выбором и уже, вдруг лизнув юношу в щеку, кормила его виноградом с рук. Себастьян же еще мучился муками выбора. Хмурился, вздергивал голову, пару раз невольно развел руки в сторону, задумчиво сравнивая параметры демонстрируемого с массогабаритными характеристиками своего идеала. Наконец выбрал и он.

Ему же приглянулась чернявая, вертлявая, вся какая-то порывистая. Да и она сама крутилась перед ним, отталкивала других девушек, словно бы неосторожно плеснула вином на платья пары товарок, устраняя конкуренток. Ужом проскальзывала вперед, жгла взглядом, сыпала улыбками, расточала себя, не обращая внимания на все более хмурый взгляд – кто он тут? - распорядителя, смотрителя, сутенера. Распорядитель даже сделал ей пару знаков, но чернявая игнорировала всех и все, кроме господина баронета.

-Мне вон ту, черненькую. Заря, Себастьян вы закончили выбор?

-Я выбрала, мой господин. Я выбрал, господин – с секундной задержкой, но почти одними словами.

-Веди нас, Вергилий. В лучшие комнаты.

Тонкие ловки пальчики быстро пробежали невесомыми мотыльками по его телу, избавляя от перевязи со шпагой, оружейного пояса, куртки, взлетевшей облаком сорочки. Стащили сапоги, развязали тесьму штанов, расстегнули поясные пуговицы. Жаркие мягкие губы приняли в себя его восставшую плоть, обхватили, втянули в себя. Язычок чернявой нежно щекотнул, страстно облизал, крепко обвил ствол не дерева.

Снизу-вверх поцелуи торили дорогу вверх. Бесстрашными альпинистами покорили пики сосков, обогнули долины ключиц, рискнули «провесить» путь к ушной раковине. Ее губы коснулись его губ. Руки ее вились вымпелами на ветру. Ощупывали, оглаживали, вцеплялись жадно в ягодицы. Ее руки не находили себе места, в отличие от его рук, твердо возлежащей на груди левой и по-хозяйски обхватившей ягодицу чернявой правой.

Шаг в сторону постели и на нем повисает двурукий и двуногий питон, старающийся задушить его в своих объятиях. Только жало змеи жаркое и не раздвоенное. Он нежно развел ее ноги, скользнул ладонью – мокро, можно, нужно, да заждались его уже! Вошел, вдвинулся-выдвинулся, чувствуя, как его там, внутри, пытаются удержать стенками, не выпустить из себя. Нарастил темп, амплитуду, пытаясь отследить нужную скорость и глубину проникновения. Еще, еще, еще. Так, так, сильнее, быстрее, глубже! Водопад страсти, стремнина чувств уносила, возносила его. Роняя и поднимая. К бесконечным небесам и в бездонную пропасть. На штампы хотелось злобно оскалиться в перерывах между непроизвольным рычанием и жаркими долгими выдохами. Дыхание горело огнем и одновременно затихало, успокаиваясь. Семя давно изверглось, но не эта позорная преждевременная эякуляция, а им самим определенная, бурная. Но он все двигался, он все еще ощущал себя «каменным», не закончившим.

Что-то не то. Что-то не так.

Сила внутри него взбурлила гневным потоком, расплавленное золото глаз диким зверем рванулось из глазниц. Только каким-то чудом не разрывая в клочья оскалившуюся чернявую с выпущенным иглами белоснежных клыкчков. Бушующая внутри него Сила в пыль разнесла одуряющую вязь плетений. Кто-то внутри него скучным голосом прокомментировал: «Магия крови. Так себе, ниже среднего». Внутри метрономом бухнуло ярящееся сердце. Его хотели… Его приняли за пищу?! Что-то клейкое, липкое коснулось его. В голове многоголосием зазвучало, забило каждым звуком, ломая все, что пыталось цепкими лианами связать его. Связать его?!

…Через мощь я познаю победу. Через победу мои оковы рвутся. И великая Сила освободит меня!

Рухнуло осыпаясь. Просочилось сквозь щели половиц измельченным и насильно просеянным прахом, пеплом. Чернявая забилась в угол, крупно дрожа, скаля клычки и метаясь взглядом. Так беспомощный котенок вздувает шерсть, трубит хвостом, скалится и обреченно шипит, встретив на пути крысомордого подслеповатого бультерьера. Бежать некуда, да и не убежать, а так может и полениться связываться с ним это чудовище.

-Все чудесатее и чудесатее, говорила девочка Алиса, выпивая пятую рюмку. Только познакомишься с пудингом, а он на тебя с ножом. С зубами то есть. Ты кто, чудо? Кровосос вульгарис? Или что-то еще из рода пиявочных?

Чернявая молчала. Он пожал плечами, нашел Силой «искры» Зари и Себастьяна, вгляделся. У Себастьяна оттенок искры ровный, сильный, периодически вспыхивающий мощными всполохами – работает человек, трудится в поте лица. А вот у Зари какой-то странный, двоящийся и мерцающий… Гневом? Яростью? Злостью на себя или кого-то еще. Досадой. Надо бы посмотреть, что со Слугой.

-Сиди тут, кусака.

Сила распяла чернявую на стене, вздергивая вверх к балкам перекрытий и невольно раздвигая ей ноги. Он непроизвольно засмотрелся, поймав уже отворачиваемым взглядом притягательное зрелище. Вначале-то не до разглядывания было. Красиво. Хмыкнул:

-Думаю, надо повторить – и погрозил пальцем чернявой – Попортишь себе что ни будь, исцарапаешься – накажу. Виси тихо!

Вышел из комнаты, не обращая внимания на свою наготу, надавил рукой на полотно двери в комнату Зари. Дверь рухнула внутрь, грохоча и выбивая пыль из ковра, но Заря не отвлеклась на шум. Узы Силы позволяют чувствовать своего Владыку. Она оседлала выбранного ей юношу и яростно скакала на нем, держа над его ртом левую руку с которой медленно капала кровь в клыкастый рот мальчика. Еще один любитель гематогена.

Заря стонала, рычала, прикусывала губу, закидывала голову, сжимала свободной рукой грудь, терла промежность. Но она никак не могла кончить. Бедная девочка. Наконец Заря взлетела с вампиреныша, упала перед ним на колени, захлебнулась торопливыми словами:

-Владыка, Владыка! Возьмите меня! Прошу вас! Я… Я не могу…

-Я понимаю тебя, Слуга. Я дам тебе просимое, я дам тебе твою награду – ты порадовала меня зрелищем.

Он подхватил Зарю под мышки, вскинул на себя, резко «насадил». Несколько быстрых и сильных качков и Заря громко вскрикнула-застонала, всхлипнула и обмякла на нем, сотрясаемая крупной дрожью. Что же они так все дрожат? Слуга выскользнула из его рук, откинулась на спину, благодарно и счастливо улыбаясь. Когда ты знаешь, за что «потянуть», где «потянуть», как сыграть на «струнах», то довести до оргазма дело несложное. Нечестно? Вы нормальны? Подарить счастье и наслаждение желающему этого – нечестно? М-да…

Заря через пару секунд подхватилась, вскочила пантеро-ящеркой на кровать, обхватило ладонью все так и стоящий член вампиреныша:

-Владыка, можно я заберу с собой эту игрушку?

Вампиреныш где-то блуждал разумом, белки его глаз метались под закрытыми веками, грудная клетка бурно вздымалась, а клыкастый рот еле слышно страстно шептал:

-Светозарная госпожа… Светозарная…

-Ты хочешь его целиком или только ту часть, что держишь рукой?

-Целиком, Владыка. Я приму от вас любое наказание за свою наглую просьбу, но пусть он живет. Он такой милый, Повелитель! И он может усыплять, он может прятаться в тенях, он очень быстрый. И не боится солнца! Пусть он будет мои щеночком, Владыка!

-Я доволен тобой. Ты научилась хоть немного думать и продумывать последствия своих поступков. Твой «поводок» крепок? Не сорвется «собачка»?

-Да, Владыка. Он не лгал, когда говорил, что выпивший крови светозарного не может больше пить другую кровь и иссыхает. Так говорили ему его Старшие. Я чувствую – это правда.

Все мужчины в постели болтуны. Он мысленно хмыкнул. Этот мир не перестает его удивлять – эльдары, потомки космодесантников Империума Человечества, святая магия. Просто маги. Место Силы и Могущества за океаном, а теперь вампиры и их магия крови. Мешок с подарками, просто праздник какой-то! А если праздник, то не «привязать» ли ему к себе смуглянку? Порадовать себя. Хороша чертовка и «встает» у него на нее.

-Приведи себя в порядок, Слуга. Затем ко мне в комнату со своей новой игрушкой. Перед этим «сними» с тела Себастьяна, а то он низшую затрахает до смерти.

Внимательно присмотрелся к тусклому «огоньку», затухающему под пылающей «искрой» Себастьяна. Да, пора останавливать мальчика.

-И у нас скоро будут гости.

Вернулся к себе, с улыбкой посмотрел на черноволосую красавицу на стене. Хороша пиявка! Надо бы написать ее, маслом. Или акварелью, там краски теплые. Вот такую, голую, возбужденную и, да, желанную. Он вспенил ток крови, сильно сжал кулак, заставляя взбухнуть канатами вены на руке. Чернявая не отводила от него взгляд, жадно облизывала губы. Ткнул кончиком кинжала в вену, подставил под тугую струю бокал.

-Не спеши.

Его голос бетонной стеной остановил метнувшуюся к нему смуглянку, отбросил назад. На него посмотрели невероятно обиженно и потерянно – он отобрал у нее весь мир!

-Моей крови надо остыть и немного выдохнуться. Иначе ты сгоришь. Я не обманываю. Птенцов.

Угадал, уловив мимолетный испуг. Впрочем, что тут угадывать? Гнездо, вампиры, птенцы. Все не как у людей. Потрогал пальцем кровь, несколько раз махнул ладонью, разгоняя палящее марево над бокалом. Подумал и выплеснул половину в камин – еще сдохнет от передозировки.

-Пей. Маленькими и медленными глотками. Если будешь непослушна – отберу.

-Да, да, Светозарный. Я буду самой-самой послушной!

-Ну-ну. Пей, можно.

Смуглянка – вампиршей не хотелось ее называть – да и какая она вампирша? Маленькая, ладная, тёпленькая, вкусная, послушная – вон как медленно цедит, старается, жгуче сверкает глазенками. А вампирши должны быть холодными как айсберг, черты лица резкие, титьки – во!, зубы – во! И на пальцах загнутые когти. А это… Так, миленькая пиявочка.

Смуглянку вдруг выгнуло, она захрипела, судороги скрутили ее тело, потом резкий выдох и распахнутые ничего не видящие глаза.

-Господин… Мой Светозарный господин…

Дрожь волной, еще раз, вскрик-стон, просто стон. Смуглянка безотчетно закрутилась, поползла вперед, ворочая головой, широко раздувая ноздри втягиваемым воздухом, слепо шаря руками. Коснулся ее Силой, спасая от своего огня, забирая боль, исцеляя. И она дурочка и он хорош – свинцом расплавленным еще бы напоил.

-Я здесь, Уголек. Все хорошо. Иди на мой голос.

Девушка нащупала его ногу, ткнулась, обхватила ее руками, осыпала поцелуями, заплакала. Слезами счастья, радости и обретения – ее нашли, ее спасли, позвали за собой. Она нужна Светозарному господину! Вновь сильная дрожь сотрясла ее миниатюрное тело, чернявая затихла счастливо и безмятежно улыбаясь. Он тяжело вздохнул - одни наркоманы, то есть наркоманки, кругом.

В комнату неслышно вошла Заря, уложила на кровать, принесенную ей на руках «игрушку». Тоже счастливо и безмятежно улыбающуюся. Проскользнул в провал двери Себастьян. Смущенный и прячущий взгляд. Ипарь-террорист хренов.

-Себастьян, следи за окнами.

-Да, господин.

Голос у него тоже виноватый-виноватый. И тут же он почувствовал, как на этаж взметнулось по лестнице что-то стремительное, острое движением. Пронеслось по коридору тенью, воткнулось с разгона в Пелену, трепыхнулось в Тисках Силы и замерло. Но не покорно. Сильное существо, опытное и все же недостаточно сильное. И недостаточно опытное. Но смелое.

Существо низко опустило голову и глухо произнесло:

-Прошу Вас пощадите моих Птенцов, Светозарный господин. Пощады, Светозарный господин. Назовите плату за их жизни, Светозарный господин. Любую плату!

-Плата… Один раз мне уже предлагали плату, а затем ударили в спину.

Существо напряглось, он в ответ усилил давление Тисков, а затем резко сбросил его. С кончиков пальцев ударили в гостя змеистые фиолетовые молнии. Существо еле слышно вскрикнуло, упало. Скорчилось на полу. Он погасил молнии, потер подушечки пальцев друг о друга – кожа неприятно зудела и в фалангах что-то неприятно кололо холодной иглой. Нужно больше практиковаться.

-Кто ты? Представься.

-Я Отец… Я… Я Старший. И я… Я наместник императора в Дижоне, Светозарный.

-Наместник императора? Чудно, чудно! Просто прелестно! Ну что же вы лежите в дверях, наместник! Вставайте и проходите, проходите! Себастьян, мальчик мой, помоги лэру наместнику! Наместник, у нас с вами столько тем для разговора! Очень разных и очень-очень важных. И у вас есть то, что мне нужно, я более чем уверен. А я хочу у вас многое купить. Заря, девочка моя – вина господину наместнику! Или вам лучше крови, Отец?

Барон Август Бри Сутта развернул свиток, пробежал глазами четкие строки, вырывая некоторые из их абзацев: «… и ото дня сего, года сего, печатью и подписью своей, я Наместник Императора нашего…. Лейтенантский патент, что является бессрочно нерушимым и полным в правах, согласно эдикту Императора от года Сияющих вершин, в третий день поминания святого Киприллиана… И знаком сего господина лейтенанта будет серебряный орел с бриллиантовыми крыльями».

Не золотой капитанский с теми же бриллиантовыми перьями, но и самый высокий ранг в лейтенанстве. Да и какой из него капитан наемной компании без единого сражения за плечами? А так, новорожденный барон Август Бри Сутта «занес» кому надо и куда нужно и имеет за это максимум возможного для безвестного лейтенанта неизвестной никому наемной кампании. Но это пока неизвестной. И новое имя ему нравиться. Со значением и смыслом имя. Про Августа и так понятно, Бри – творец, кузнец, огрызок от его прошлого имени, ну а Сутта… Отделять себя от безумного ситха он не будет, да и права не имеет – он это он, а он это он. И незачем заниматься проведением границ в целом и неделимом. Так и до раздвоения личности один короткий шаг. Маленький шаг дисоциативного расстройства – большая проблема для разума.

Август вытащил из перевитого шнуром тубуса следующий документ: «… сим удостоверяется приобретение лейтенантом наемной кампании с названием «Звезда Смерти» 5 (пяти) мортирок проекта Яблочного года, свой ресурс истративших и более для легионов императора непригодных. Расчет лейтенантом наемной кампании «Звезда Смерти» бароном Августом Бри Сутта произведен полностью, на месте, монетами золотым достоинством…».

Ну да, вспомнилось, не удержался и назвал так свою наемную кампанию. А что до того, что как назовешь, то так и поплывет, то найдите здесь хоть одного джедая. Или хотя бы самый убогий космический истребитель с протонной торпедой на подвеске. Да и: «Кххы-ы, кхыы. Темная сторона Силы, кхыыы, не дозволит!».

Август рассмеялся во весь голос. Настроение просто превосходное, погода прекрасная. Гнуса и комаров нет. Аврора рядом, над ухом мурлычит, мнет ему плечи своими лапками. Да, на самом деле юная неопирка, гм, звучит как пионерка, ранее носила имя Берута, но что это за имя? Берута! Грубо и тяжеловесно. А вот имя Аврора ласкает слух, ну и с прошлым именем буквой «р» и звучанием перекликается.

И да, никакими настоящими вампирами, Детьми Ночи, ужасными Носферату и прочее и прочее, она, как и ее кровный брат с «отцом», не были. Ни гематофаги они, ни тем более страшные бескуды, ожившие мертвецы. Обычные, не очень умные низшие. Заигрались с магией крови, перешли не переходимые границы и стали неопирами – магами крови, что без нее существовать уже не могут. Эти люди вечно так глупо и предсказуемо поступают – находя одно, теряют другое. А вот то, что их «отцом» оказался сам наместник императора – это просто сказочное везение. Чудо, эксклюзивный «рояль» в выкошенных кустах. По сравнению с этим танк за углом в открытой степи смотрится бледно и тускло. За двадцать литров крови младших зверей он получил все, что хотел. Кровь Зари и его Первых зверей являлась для неопиров наркотиком с мгновенным привыканием и привязкой – неопиры от нее сразу отказались. Кстати, противоядие от крови истинных Светозарных господ, то есть от его крови, не существовало. Мгновенная смерть. Тело выпившего рассыпалась на спеченные комочки – проверили на виновном в краже Птенце. Или добровольце. Авроре невероятно, сказочно повезло, что он не желал ее смерти, спасал своей Силой. Ну и Темная Мать уберегла ее.

Август вновь улыбнулся, вспоминая повторную встречу с наместником. Торг тогда стоял бешенный, но он уперся и ни на шаг отступал от назначенной им цифры. Двадцать литров и ни граммом более. Что-то не позволяло переступить, завысить значение. И Сила настойчиво предостерегала его от этого шага.

В цифре 21 скрывалось им непонятое, но очень важное для неопиров и опасное для него. В один из моментов он, окончательно взбешенный непробиваемым упрямством наместника, отпустил скованную узами контроля Силу.

Всех, буквально всех в доме, охватил необъяснимый страх. Неимоверно тяжелое пригнуло невидимой тяжестью, впечатало в стены. Он чувствовал, как от него исходит волна жажды убийства, желание теплой, еще парящей крови, страсть к уничтожению и разрушению. Тяжелое золото Каддаф потоком выплеснулось из его глаз, окутало разъедающей дымкой всех без исключения – наместника, Старших, его птенцов. Заставило неподвижно замереть и Слугу и Первых Зверей. Они лишь покорно склонили головы и молчали, терпя обжигающую боль.

Никогда он не чувствовал себя так хорошо и свободно всем – телом, духом, чувствами, Силой. Он тогда встал, нет, он взлетел в воздух – сам не ожидал, что он так умеет – а за его спиной распахнулись материальной иллюзией угольно-черные крылья. Его безжизненный равнодушный голос, так может говорить бездна, океан или бескрайнее небо, вморозил всех в камень стен и полов:

-Это мое последнее слово, низший. Времени у меня для тебя больше нет. Либо – да и ты продолжишь свое жалкое существование, либо – нет и я с радостью сожгу вас всех. В яростном огне моей Силы.

Разумеется, ему сказали – да. И он стал бароном, Лейтенантом наемной кампании. Получил кучу разных бумаг – право на владение, подтверждение права на владение. Подорожные, купчая на мортирки и прочее и прочее. И три чистых, незаполненных листов с большой печатью наместника и его подписью – самый тяжелый пункт торга. Пригодятся.

-Ваша милость, а ваша милость?

-Что тебе, Локоток?

-А чего мы тут делаем? Стол этот тут, для чего он? Еще час тут простоим и до Претло только к началу ночи доберемся. Ворота закроют, ночевать на окраине придется. А окраины там… Плохие они там, окраины, ваше сиятельство.

-О, это вскоре перестанет волновать тебя, Жан. Поверь мне, через час ты даже не вспомнишь о своих тревогах.

Локоток что-то почувствовал. Взращенный в полной опасности жизни инстинкт самосохранение заорал, затрубил ему ревом пароходного гудка – беги, беги, беги! И он побежал в крепкие объятия «младшего». Трепыхнулся и замер – некуда бежать.

-Тебе понравиться то, что произойдет с тобой, Жан. Не бойся ничего. Я подарю тебе Москву… Тьфу! Новую жизнь. Бруно?

-Все готово к ритуалу, Владыка.

-Чудно. Ты готова приобретать знания и овладевать своей Силой, Ученица?

-Да, Учитель.

Сюззи, бледная, напряженная, но предельно собранная, встала от него по правую руку.

-Идем, Ученица. Слуга, ты тоже.

-Я благодарю вас за доверие, Повелитель.

Заря встала слева.

-Ну-ну. Идемте, девочки. Первый раз, в первый класс.

Барон Август Бри Сутта, Владыка, размашисто зашагал к широкому столу в центре поляны из толстых крепких плах. Белый плащ с вышитым серебряным орлом на спине, вился за его спиной. Вился без ветра, вздуваясь грозовым облаком, крыльями тьмы. Ощутимыми потоками Силы Темного лорда.

-Первое, что вы должны запомнить, мои Ученицы, что неважно время проведения ритуала и его место. Неважна глубина и правильность прочерчивания рун, качество эликсиров, декоктов и ингредиентов. Что-то у вас все равно получиться – дурной кошмар, нежизнеспособный уродец, кровожадная тупая тварь. Самое главное и важное - это верить в себя и в свою Силу. Без веры вы ничто. Это понятно?

-Да Учитель!

-Да Владыка!

-Хорошо. Бруно, закрепляй Пьера, он самый негодный по качеству. Еще одно важное условие – объект ритуала должен быть жестко зафиксирован и неподвижен более, чем допустимо по известным критериям. Ни каких дурманов, оглушения, любым способом лишения сознания! Иначе вы будете иметь дело не с разумом объекта, а с его дремучими инстинктами. Что вы получите на выходе мне пояснить?

-Неразумную, но послушную, тварь! – в один голос ответ, только быстро переглянулись друг с другом.

-Молодцы, ученицы. Вы меня радуете. Продолжим.

Август встал за головой бледного от ужаса, обмочившегося Пьера.

-Теперь внимательно смотрите, слушайте и запоминайте.

Над поляной вязью стальных струн, ощутимой плотностью рун, поплыл каркающий, шипящий невероятной древностью звук чуждого этому миру языка. Руки Августа в ореоле легкого сияния опустились на голову Пьера. Тело трансформируемого в Зверя выгнулось дугой и замерло в этом неестественном положении. Только крепкие ремни на поясе не давали напрягшимся мышцам переломить позвоночник. Ладони Владыки взлетели, вытянулись сумрачными облаками над грудной клеткой будущего зверя. Невесомое, плотное, непрозрачное и одновременно непроглядное темнотой слилось на тело Пьера, окутало его мутным коконом.

-Подойдите, ученицы. Сюззи, ты первая. Протяни руку, срастись с ним. Ощути биение его сердца, сделай его своим. Управляй им как своим. Делай, не сомневайся.

-Да, Учитель.

Сюззи вытянула руки с еле заметно дрожащими руками, прикусила губу. Ее ладони погрузились в дрожащее марево кокона. Минута, две, три. По ее виску скатилась прозрачная капелька, по подбородку насыщенно красного цвета. Тело будущего Зверя дрогнуло, дрогнуло, напряглось, ослабло. Глухо стукнулось о холодные листы хладного железа. Грудная клетка содрогнулась, застыла и вдруг заходила в рваном ритме, забилась пойманной птицей.

-Хватит, ученица! Отпусти его!

Сюззи обмякла, уронила руки, отступила, оступилась и упала бы, если бы не подхвативший ее Бруно.

-Молодец, ученица. Для первого раза просто очень хорошо. Я доволен тобой, Сюззи. Слуга! То же самое. Верь в себя, Заря. Я же в тебя верю.

-Да, Владыка.

Заря встала на место Сюззи. Но ничего не происходило. Ни через пять, ни через десять минут.

-Плохо, Слуга. Мало веры в себя, мало контроля. Но, что хуже всего, ты не веришь в свою Силу, Слуга! Я недоволен тобой.

-Прости.. Те.. Простите, Владыка!

-Сила простит, Слуга. Иди. Ну что ж, Пьер Ломакко, начнем, пожалуй. Ты ведь не против?

-Простите меня за дерзость, Владыка!

Август удивленно и несколько недовольно обернулся на оклик:

-Себастьян? Продолжай!

-Можно мне, Владыка? Можно я попробую… Сделаю! Испытайте меня, Владыка!

Август молча приглашающе провел рукой, отступил на шаг. Себастьян со скулами-камнями, губами-полосками, глазами-сталью, встал над телом. Руки его не дрожали, губы оставались плотно сжатыми. Минута, две и те же три. Август терпеливо ждал, внимательно отслеживая «искру» своего Второго Зверя. На «мясо» он не смотрел. Вот что-то дрогнуло в «искре» Себастьяна и тут же шевельнулась грудная клетка «мяса». Раз, другой. Неровно, с неравномерными перерывами. Но все неожиданно выровнялось, тело Пьера дышало, сердце билось то затихая, то ускоряясь, абсолютно покорное воле его Второго Зверя.

-Хватит, Себастьян. Отпусти его.

Себастьян чуть пошатываясь отошел, всем телом повернулся к своему Владыке. Дышал он чаще и глубже распятого на столе тела, звук его сердца оглушал, казалось он доноситься до краев лесной поляны.

-Мои искренние поздравления, Ученик. Самый лучший результат. Ты безмерно радуешь меня.

-Но, Владыка! Я ученик?! Но Заря не ученица!

-Не разочаровывай меня, ученик, своей ошибкой в ответе! Мысли, думай! - голос Августа, нет, Темного Владыки хлестнул обжигающим холодом как плетью, Второго Зверя.

Себастьян собрался, глубоко вдохнул. Несколько мгновений он молчал. Затем медленно, словно он преодолевал бьющий сверху поток воды, поднял голову. В его глазах роились невесомо в завораживающем танце золотые точки.

-Я понял свою ошибку, Владыка. Я не слуга и более уже не зверь. Я возвысился, возвышая вас, Владыка. Я клянусь в верности вашему учению, мой Повелитель. Станьте моим Учителем, Владыка Август Бри Сутта!

Себастьян опустился на колено, склоняя голову.

-Чудно! Славно! Мой новый Ученик. Великим ситхом ты станешь, если доживешь. Отныне ты будешь носить имя Дарт Ниаш.

-Спасибо мой Учитель!

-Встань Ученик. Наблюдай. И знай - у нас на Темной Стороне всегда по пятницам скидки и шоколадные печеньки отличникам. Но вернемся к работе – у нас много еще славных дел впереди. Надо быть к ним готовым.