Царствие Хаоса

Джейми Форд — правнук Мин Чунга, горняка из Китая, эмигрировавшего в Сан-Франциско в 1865 г. и взявшего западную фамилию Форд, тем самым запутав последующие поколения. Его дебютный роман «Hotel on the Corner of Bitter and Sweet» два года был в списке бестселлеров «Нью-Йорк тайме» и в 2010-м был удостоен «Asian/Pacific American Award for Literature». Его произведения переведены на 32 языка. Ведет блог на jamieford.com о своей новой книге «Songs of Willow Frost», а также смотрите Twitter@jamieford.

Лунный волосок

Май 1910 г.

Дороти Мой битых пять минут таращилась на серебряную монету в ладони, трогая грязными пальцами выгравированное на металле слово «СВОБОДА». На что же потратить последние десять центов: купить еще дозу опиума или сесть в автобус и убраться отсюда подальше? При мысли о тягучем шарике с привкусом табака (на дне трубки всегда оставались крошки) рот непроизвольно наполнялся слюной. Неделю назад Дороти заскочила сюда покурить разок-другой, да так и не выбралась. Почти все время она провела лежа, и нынешнее утро — если она правильно определила время — показалось беспросветным еще до того, как, на миг протрезвев, она ощутила скорый конец света.

— Эй, что происходит? — окликнула она служанку.

Здание плавно покачивалось. Слышался глухой рокот, похожий на далекий раскат грома. Курильня «Черная свеча» целиком умещалась в подвальчике в китайском квартале Сиэтла, на глубине тридцати футов. Сверху располагался недавно построенный отель «Милуоки».

— Не бойся, это не землетрясение. Наверное, «зефир» едет или товарный поезд. — Служанка ловко крутанула трут и подожгла ароматическую палочку, чтобы помочь клиентам заново раскурить трубки.

Дороти готова была поклясться, что стены ходят ходуном.

Ей вспомнилось путешествие в Америку: полтора месяца в ледяном трюме торгового дирижабля, в компании еще полусотни девушек. Их кормили галетами с чистым опиумом, подавляющим аппетит, а заодно и тошноту. Уже тогда Дороти знала, что опиум служит невидимой цепью, привязывающей рабов к хозяевам. И все-таки ей повезло. У девушек, которых готовили в невесты по фотографии, ноги были закованы в специальные ящички с хитроумным устройством, медленно увечащим ступни. За сутки железный механизм совершал один оборот. Импозантный седобородый акупунктурист аккуратно втыкал девушкам крошечные медные иголки в ноги, руки и лицо, чтобы облегчить боль. Иголки подсоединялись к электрогенератору, который получал энергию от Плети Святого Франциска — пассата, дующего в северной части Тихого океана.

Внезапный грохот вырвал ее из дремотного состояния.

Воздух дрожал вовсе не от героиновых испарений: это содрогалась и вспучивалась земля.

Грохот стал невыносимо громким, с потолка посыпалась пыль, и закопченные глухие стены с треском лопнули, осыпая все вокруг хлопьями штукатурки. Истошные вопли из игорного зала этажом выше, стук падающих тел и костей для маджонга — все тонуло в утробном реве растревоженных недр.

Пока затейливые опиумные грезы не окончательно развеялись, оставив теплое послевкусие прощального поцелуя, Дороти прикрыла глаза и попыталась представить, что это Най-Най укачивает ее на руках. Бабушка, как и большинство выходцев из Поднебесной империи, называла великую комету Небесной метлой.

«Сиэтл таймc» окрестила космического гостя Межзвездным бродягой.

А еще Дороти читала, что Эдмунд Галлей в порыве колониальной гордыни назвал комету в свою честь, словно четыре тысячи лет до него блуждающая «звезда» не сбивала с курса корабли. Словно благородное имя, призванное причислить комету к достижениям британской цивилизации, могло скрасить тот факт, что длинный хвост Небесной метлы состоит из цианида ртути и способен стереть с лица Земли все живое.

Дороти заморгала, окончательно приходя в себя. Потерла распухшие красные глаза и поняла, что в тусклом зале никто не заметил катастрофы, кроме служанки, укрывшейся под тяжелой деревянной скамьей. Под градом обломков потолка величиной с кулак половина завсегдатаев беспробудно спала, улыбаясь в наркотическом экстазе. Остальные лежали на боку, блаженно пыхтя трубкой и не замечая, что макушкой колотятся о деревянный подголовник.

Дороти захотелось остаться и на последние деньги купить еще одну дозу сахарной эйфории. Но тут ее отбросило на четвереньки, потом на живот, и монетка закатилась в щель в полу. Пол прыгнул на два фута к северу, затем лихо свернул к юго-западу. Загремели, сталкиваясь, медные плевательницы. Дороги закрыла голову руками. Жестянки с «лунными пилюлями» дребезжали, как струны цитры, ударяясь о деревянные доски. На пол сыпались горошинки британского опиума с примесью нитрата серебра, камфоры и мускуса. Аптекари прозвали эту смесь «Лунный волосок». Алхимики давно оставили затею превратить свинец в золото. Куда прибыльнее добывать из маковых головок возносящие на небеса пары, и неважно, что активное серебро окрашивает кожу курильщика в пепельно-голубой.

Пытаясь сесть, Дороти уловила знакомый запах: от пылающих лужиц арахисового масла вспыхнули темные бесформенные плитки прессованного опиума. Обогревательные лампы и миски разлетелись вдребезги, и осколки марганцевого стекла казались багровыми стеклянными островками в озере огня. Курильщики, так и не расставшиеся с длинными медными трубками, прикрыли глаза, как будто переживали самый счастливый миг в своей жизни. Вполне вероятно, что для них причудливые опиумные грезы и впрямь были верхом блаженства. Спящие по-прежнему улыбались, не чувствуя, как занимается одежда из грубой мешковины и пламя добирается до волос, кожи и складок жира. Их сон продлится до следующего пришествия кометы, у которого уже не будет живых свидетелей.

«Мне всего шестнадцать. Мне еще рано умирать!» — мысленно взывала Дороти. От страха постепенно прояснялось в голове. Думая о смерти, она вспоминала родителей, насильно отправленных в рудокопы и погребенных под горой Рейнир среди четырех сотен мигрантов, которые пытались выжать последние крохи из заброшенного серебряного прииска. У Дороти никого не было, кроме Най-Най и беспутных кузенов, которых она толком не знала. Например, Дарвин Чин Ци — он работал прислугой в отеле «Сорренто». Они с Дороти не виделись целую вечность, с тех пор как она ему отказала. Когда обоим было по десять лет, гадальный автомат и-цзин сообщил, что им суждено вместе пережить грандиозное событие и после связать себя узами брака. Наверное, я забеременею, и мы поженимся, решила тогда Дороти.

Пустившись в бега, она угодила в лапы британских колонизаторов. Та же компания впоследствии продала всю их деревню своему северо-западному филиалу. Новые браки запретили, а размножаться дозволялось только с одной целью — чтобы избежать участия в лотерее слуг, выставив вместо себя потомка.

Довольно предсказаний, решила Дороти, переползая через теплые тела. Подземные толчки слабели, и только оранжевые языки пламени лизали стены.

У выхода лежали двое еще не остывших охранников и меняла с разбитыми счетами. Кости рассыпались поверх стопок грязных купюр.

Дороти подняла подол платья и, присобрав нижнюю юбку, запихнула в панталоны деньги и пакетик опиума. Затем преодолела еще один задымленный лестничный пролет, отодвинула засов и открыла тяжелую дверь. Здесь дышалось немного легче.

В зале лежал еще один охранник. Распухшее лицо, рот искажен гримасой боли. В кресле застыл мужчина — европеец средних лет в дорогой одежде. Кожа с голубоватым отливом от «противокометных пилюль», популярных среди богачей. По ямочке на подбородке Дороти узнала в нем владельца одного из близлежащих казино. Теперь ямочку заливала кровь, а во лбу зияла круглая рана: судя по всему, мужчина только что застрелился.

Мало кто всерьез воспринимал регулярные предостережения Королевской гидрографической службы. Зато повсюду гремели бесконечные торжества, посвященные комете. Для богатых наука была чем-то вроде и-цзин для бедных — и те и другие верили только в благоприятные прогнозы. А остальные бездействовали от страха.

Наконец Дороти пробралась к выходу. Сводчатый дверной проем был завален телами: полуодетые мужчины в шелковых халатах и женщины в облегающих платьях из серебристой парчи, расшитых нефритом. Да и те, кому удалось выскочить наружу, далеко не ушли. Она переступала через распухшие тела, разбросанные в беспорядке, словно сухие листья. Прохладный ветерок пахнул миндалем, хлороформом и водорослями. Дороти прикрыла шарфом нос и рот.

Пошатываясь, она добрела до Саут-Джексон. Улица напоминала зловещую скульптурную композицию из трупов. Мертвые мужчины, женщины и дети на порогах разрушенных многоэтажек, ресторанов и главного здания Благотворительной организации Чонг Ва. Мертвые водители за рулем автомашин, двигатели которых продолжали выбрасывать в воздух облака пара. Раздавленная троллейбусом повозка рикши. Тела пассажиров на дымящейся мостовой, осыпанные осколками витрины, которую проломил трамвай, сойдя с рельс. Шестерка лошадей в полной упряжке. Лужицы пены, текущей из их ноздрей. Одинаковые лошади в одинаковых позах; тавро, выстроенные в идеальную прямую; лошадиные ноги, уложенные ровно, как спички в коробке. Завершали картину десятки мертвых чаек и голубей, чьи перья медленно кружились в воздухе, как конфетти.

У многих голубей к лапкам были привязаны красные свитки. Не нужно было быть провидцем, чтобы угадать их содержание: торопливые слова прощания, адресованные родным и близким, которых наверняка тоже нет в живых.

Шум заполнял все пространство. С грохотом рушились здания, трещало пламя, шипели гаснущие керосиновые лампы, и что-то бормотал пожилой японец с голубоватой кожей. Он стоял, привалившись к протекающему пожарному шлангу, с окровавленной головой и в одном ботинке.

— Мы живы, дитя мое. Йокатта мада Икитеру! Серебро спасло нас.

Он сильно закашлялся. Дороти отвернулась и вдруг заметила в луже свое отражение. «Лунный волосок» придал ее коже насыщенный оттенок голубого фарфора. Неделя в «Черной свечке» защитила ее от ядовитого дыма.

Японец застонал и принялся отчаянно всхлипывать, обнаружив, что при очередном приступе выплюнул в ладонь зубы. Из пустых лунок потекла кровь.

Земля снова вздрогнула, сотрясая дома и беспорядочно крутя в воздухе дорожные знаки. Порыв урагана лишил Дороти возможности дышать, швырнул на землю и, прокатив полквартала, бросил среди перевернутых урн, коробок от лапши и крысиных трупов. Придя в себя, она осознала, что сидит лицом к Пьюджет-Саунд и Олимпик-Маунтинс. Платье было изорвано в клочья, ладони и локти ободраны; нижнее белье пропитано кровью и гноем из разбитых коленок.

Спустя некоторое время, когда саднящая боль и головокружение утихли, Дороти решила, что сейчас раннее утро. Только в этот раз огненный шар всходил на западе — густо-оранжевое свечение из-под пелены темного дыма на горизонте растекалось во все стороны. Вся картина напоминала черное хлопковое поле, перевернутое вверх дном.

Наконец подземные толчки прекратились. Дороти осмотрелась — есть ли кто живой. Из руин постепенно выбирались люди: повара, игроки, банкиры и танцовщицы. Насмерть перепуганные, они робко переглядывались и постепенно приближались друг к другу. Собравшись вместе, они зашагали по улице — смутно знакомой, но изменившейся до неузнаваемости. Дороти поплелась следом. Всего выживших было около дюжины. Вместе они обогнули груду металла и камня, дымящуюся, как вулкан, — сошедший с рельс поезд у вокзала Кинг-Стрит. Неоновые огни игорных домов и кабаре на Пионер-Сквер освещали бесконечные вереницы тел. Вскоре Дороти привыкла не замечать изувеченные трупы и оторванные конечности. Она приняла негласный этикет своих спутников — в карнавальных костюмах и полураздетых, раненых и обожженных — и не проронила ни слова за весь путь. Немая процессия, участников которой объединял только голубой оттенок кожи, двигалась по Черри-стрит к пирсу Коулман-Док.

На углу разрушенного пирса Дороти вдруг ясно осознала, что ее дни сочтены. Жизненная энергия истощается, как завод разбитых часов. Замерев, девушка уставилась на глубокий каньон, которые раньше заполняла вода Пьюджет-Саунд. Острова Вашон и Бейнбридж напоминали зеленые горные вершины: воды Тихого океана отступили, обнажив диковинный, почти лунный пейзаж. Дно было усеяно гниющими водорослями, дохлой рыбой и разбитыми грузовыми судами, на которых по-прежнему красовались американские, британские и канадские флаги. Когда вода уходила, корабли врезались в речное дно; последний фрегат раскололся надвое и вспыхнул. Матросы бросились на берег, где мгновенно умерли от ядовитых газов, застыв в неестественных позах. Мелкие суда медленно проваливались в песок; с каждым подземным толчком их затягивало все глубже. Южнее, где раньше были роскошные отмели, виднелись механизированные консервные машины. Мертвые рабочие в металлических клетках держали в руках длинные лопаты, погруженные в песок.

Интересно, живы ли моллюски и устрицы? Деревья, растения, злаки — как скоро их погубит Небесная метла?

Обернувшись, Дороти заметила семейную пару. Из очень богатых, судя по изысканности одежды, благородной походке и важному виду, с которым они ступали через развалины рука об руку, в одинаковых масках с серебряным фильтром. Поравнявшись с голубокожей процессией, женщина качнула зонтиком от солнца, а мужчина приподнял фетровый котелок, словно на воскресной прогулке.

При виде злобы на лицах своих спутников Дороти попятилась и побежала назад к Чайнатауну. Вслед ей летели отчаянные крики: толпа набросилась на беззаботную пару, словно голодные собаки на хромого оленя. Ненависть и жажда мести за столетия рабства вырвалась наружу. Наверняка самонадеянные супруги вышли из специального, заранее построенного убежища, не подозревая, что конец света безнадежно обесценил их деньги и высокое положение.

Новый толчок, сильнее прежнего, продлился около минуты, которая показалась Дороти вечностью. Девушка присела у перевернутой тележки с пивом, за медным бочонком размером с банковский сейф, и разрыдалась. Она твердо решила повидаться с Най-Най, пока этот мир не уничтожен окончательно. Словно демонстрируя безнадежность этой затеи, здание банка «Хэйз энд Хэйз» пошатнулось и рухнуло.

Видимо, взорвался газопровод.

Пересидев очередную серию толчков, Дороти помчалась прочь от волны жара. Она была в четырех кварталах от взрыва, когда земля, вздрогнув, разверзла пасть, и подземное пламя поглотило руины шестиэтажной постройки.

Спустя десять минут, совсем запыхавшись, на другом конце Международного района и Азиатского квартала, Дороти нашла Най-Най там же, где оставила ее в последний раз — на мигрантском кладбище рядом с захоронением бедняков и бродяг.

Подойдя ближе, она открыла рот в изумлении. Все до единого резные гранитные надгробия, когда-то расположенные идеально ровными густыми рядами, треснули, а некоторые упали на землю. Ступать по могилам было жутковато, и только при виде целого и невредимого памятника Най-Най Дороти стало легче. Обняв холодный камень, она ощутила биение под землей, медленное и ритмичное, как стук метронома.

Внезапно кладбище озарила вспышка, разорвавшая завесу темных туч на западе. Отделившиеся от пелены вихри длинными извилистыми щупальцами поползли через все небо к горизонту, словно надеялись дотянуться до руин Сиэтла.

Дороти в беспомощном оцепенении наблюдала, как в водоворот затягивает вереницу цеппелинов. Бетонные якоря взметнулись над водой и через миг исчезли в бурлящей пене.

— Най-Най, я ненадолго! — Дороти попыталась перекричать ветер, то и дело швыряющий в нее градины размером с шарики опиума — те самые, которые если не спасли, то ненадолго продлили ей жизнь. — Не знаю, где ты, но думаю, мы скоро увидимся.

Дороти представила, как уносится в небо вместе с прахом Най-Най. И тут заметила надпись на надгробии — любимое бабушкино изречение из Книги перемен. Она погладила пальцами знакомые иероглифы.

«Только тогда, когда мы осмелимся принять жизнь такой, какой она есть, отринув иллюзии и самообман, из череды событий возникнет свет, озаряющий путь к успеху».

— Вот она! — крикнул грубый голос с европейским акцентом. Дороти огляделась. В квартале от нее стояла компания мужчин в грязных охотничьих костюмах. — На кладбище прячется. Свеженькая! Чисто голубая!

— Хвала Иисусу! — откликнулся другой голос. — Господь благосклонен к праведникам.

Дороти поднялась на ноги, с ужасом отметив про себя, что рты и воротники у всех измазаны запекшейся бурой жидкостью очевидного происхождения. Только тогда она осознала, что они вовсе не спасатели. Им нужно серебро в ее крови. Видимо, они решили, что раз люди с голубой кожей выжили, то, выпив их кровь, они станут неуязвимы для ядовитых испарений кометы.

— Тихо, не спугни, — сказал третий. Разделившись, они стали крадучись окружать Дороти. — Нам еще убежище искать.

Дороти вспомнила изречение на могиле Най-Най, и-цзин и предсказание, согласно которому ей и ее кузену суждено пережить вместе грандиозное событие и впоследствии пожениться. Если Книга перемен не ошибается, конец света — и есть то самое событие. И они с Дарвином встретятся, хочет она того или нет. Что предначертано судьбой, того не избежать. Но сначала она должна принять жизнь такой, какой она есть: и хищников в человеческом обличье, жаждущих ее крови, и ураган, который квартал за кварталом уничтожал город, поднимая в воздух кирпичи.

И все же у нее есть шанс. Слабый луч надежды, а еще пакетик опиума с голубым серебром — последние запасы лунных пилюль. Дороти выживет, разыщет Дарвина и спасет его. Да поможет ей «лунный волосок».