Царевна, царица, богатырь и птица

Глава четвертая, в которой рассказывается история одного убийства

– Савелий! – царевна подсела к богатырю, чистившему свой меч, и тот поднял голову. – Ты обещал, что расскажешь о каждом, когда я разгадаю твою загадку.

…Полынью он пахнет. Полынью! И тимьяном. А не хвоей вовсе. И с чего это ей в голову вдруг взбрело? Глупость какая. Да ведь и не нравился он ей никогда, колдун этот носатый. Пугал больше.

Не нравился!

Только кто же тогда?..

А все ж любопытно. И ведь, кажется, догадалась о нем…

Савелий чуть усмехнулся.

– А что же – всех разгадала?

– Не всех… но про Ратмира-то – угадала ведь? Это он… его ты назвал убийцей, так? И… я думаю, что любовь его погубила. Верно?

Савелий, вздохнув, отложил меч.

Неужто угадала?

– Расскажешь?

– Не знаю, стоит ли… ну да, раз обещал… да и не возражал тогда вроде никто. Эту историю, кроме меня да Михайлы, никто не знает. Ратмир ее сам рассказал, когда в отряд принимали. Судите, мол, как хотите. Хотите – казните…

По правде сказать, не возражал тогда никто, верно, оттого что все уверены были: нипочем Алевтине той загадки не разгадать. Ну да что уж теперь…

*

…Несравненную Изабеллу Ратмир впервые увидел на приеме у градоначальника. Юноша заканчивал тогда четвертый курс, и был в числе особо отличившихся студентов академии удостоен чести получить приглашение на городской бал.

Дамским угодником он не был никогда. В то время как сокурсники вовсю устраивали личную жизнь, Ратмир был погружен в науку и стремился к своей великой цели, порой проводя целые ночи в лаборатории за расчетами и опытами. Какие-то девушки у него появлялись, но ни одна не выдерживала соперничества с его истинной страстью – магией.

Собственно, и этот прием казался ему скучной повинностью, отвлекающей от действительно важных и интересных дел.

Но это было ровно до того момента, когда несравненная Изабелла подошла к нему и сама пригласила на танец.

Она была яркой, мгновенно притягивающей все взгляды. И одновременно – хрупкой и нежной, как экзотическая бабочка или оранжерейный цветок. Ее хотелось защищать и ей хотелось поклоняться. Она смеялась хрустальным смехом и расточала улыбки. И не любоваться ею было невозможно.

Во время танца она начала расспрашивать студента о его исследованиях. И неожиданно всерьез ими заинтересовалась. Задавала вопросы, внимательно слушала. Конечно, Ратмир был готов говорить о них бесконечно. А уж говорить с той, что смотрела на него сияющими от восторга глазами…

Потом была прогулка под руку в парке. И снова бесконечные разговоры. Прекрасная госпожа Линден почти не говорила, предпочитая задавать вопросы и слушать. Но чувствовалось: это не светская болтовня, ей в самом деле интересно, она хочет узнать как можно больше о собеседнике.

Конечно, Ратмир знал, что влюбляться в эту женщину, как бы прекрасна она ни была, нельзя – ведь она замужем, и это было бы бесчестно. Да и разве могла бы блистательная супруга градоправителя когда-то ответить взаимностью? Она казалась такой счастливой!

Но разве не мог он поддерживать с ней дружбу и… просто украдкой любоваться?

А потом Изабелла случайно зацепилась за ветку розового куста – и пока пыталась высвободиться, с ее локтя сползла длинная шелковая перчатка.

Синяк на предплечье женщины выглядел так, будто кто-то грубо хватал ее за руку и держал против воли. Этот след смотрелся настолько неуместно на белоснежной коже первой красавицы города, что Ратмир не сразу поверил глазам. Изабелла тотчас поспешно одернула перчатку и попыталась сделать вид, что ничего не случилось.

– Постойте! С вами… что-то произошло? Кто-то осмелился…

– Пустяки! – девушка очаровательно улыбнулась. – Ерунда, не стоящая вашего внимания. Я просто немного ушиблась. Я порой бываю такой неловкой.

– Позвольте, я по крайней мере залечу вашу руку!

– Нет! – Изабелла чуть отшатнулась. – То есть… простите, в этом нет никакой необходимости. И мой супруг…

Как раз в этот миг в другом конце аллеи показались несколько человек – мысль прогуляться по парку пришла в голову многим гостям. В их числе оказался и сам градоправитель. Высокий, крупный мужчина. Куда старше Изабеллы – но далеко не старик. Вполне крепкий еще, ширококостный, с крупными руками и широким добродушным лицом.

И взгляд, который бросила на него великолепная Изабелла, показался вдруг Ратмиру каким-то… затравленным?

*

Прислать даме букет цветов после бала – обычное дело, никто и внимания на такое не обратит и не сочтет предосудительным. Даже если дама замужем.

А если в букет, помимо ничего не значащей записки, вложена баночка с зачарованной мазью от синяков – кому какое до этого дело?

Здесь бы и стоило поставить точку в этой истории. Пустяковый знак внимания, незначительная услуга – все это в пределах приличий и вполне дозволительно в обществе. А что до странных взглядов – да полноте, были ли они в самом деле?

И впрямь, да мало ли что там студенту показалось? Взгляды, вздохи – все это могло быть лишь игрой воображения. А синяки… Да ведь дама объяснила. В самом деле, всякое случается в жизни.

Вторая встреча была как будто случайной – Ратмир выбрался в аптеку в Городе-у-Моря за кое-какими травами. Там и застал он прекрасную Изабеллу, прикрывающую лицо вуалью. А когда женщина вуаль подняла, под ней обнаружилось бледное лицо и заплаканные глаза.

– Я искала… вы присылали мне такую чудную мазь, быть может, вы сумеете мне посоветовать… – говорила госпожа Линден сбивчиво, опустив глаза и комкая в руках платок. И ничем не напоминала сейчас ту великолепную жену градоправителя, что блистала на балах и сияла неизменной улыбкой. Впрочем, прекрасна она была даже теперь. И очень печальна.

…Так началась эта странная дружба, которая очень скоро переросла в нечто куда большее. Изабелла поведала о том, что происходит в ее жизни. Замуж ее выдали, не спрашивая о ее желаниях. Впрочем, она, сирота-бесприданница, даже радовалась решению опекуна: все-таки муж не старик, богатый и знатный, с положением в обществе… увы, с мечтами о счастье пришлось расстаться в первые же дни своего замужества. Градоправитель Линден оказался домашним тираном, безжалостным и жестоким. И лишь на людях они должны были играть роль счастливой и любящей семейной пары. Его жене некуда было обратиться и некому жаловаться – никто не поверил бы ей. Да и влияние градоначальника позволило бы замять любой скандал.

– Иногда мне хочется просто наложить на себя руки, – говорила она. – Но я не могу… мне не хватает духу. И я не могу оставить тебя. Ты – единственное, что есть светлого в моей загубленной жизни.

По нежной щеке Изабеллы скатывалась хрустальная слезинка, и Ратмир стискивал кулаки.

Они встречались в сторожке в городском парке. Заброшена она не была, но сторож недавно уволился, и нового почему-то никак не могли нанять. Эта сторожка с крохотной полутемной комнатушкой, где стояла скрипучая мебель и где нельзя было зажигать огня, чтобы никто не увидел, стала их убежищем, их маленьким раем на двоих.

Изабелла сама впервые привела туда Ратмира за руку. И сама начала снимать с него одежду. Он никогда не осмелился бы на такое – возлюбленная казалась ему хрупким цветком, к которому и притронуться-то лишний раз страшно.

Там были торопливые горькие поцелуи, жаркий шепот, прикосновения и ласки, переполненные страстью и нежностью. И отчаянные объятия после. Каждый раз – как в последний. Так невозможно казалось отпустить эту женщину обратно – в боль и безнадежность.

– Я скоро закончу академию, – говорил он. – Мы сбежим! Вместе. Я смогу содержать нас обоих…

Предлагать такое было непросто. Ратмир всегда мечтал, что будет заниматься наукой – и где, как не в академии? Но если на кону – счастье любимой женщины, мечта может и подождать.

Однако Изабелла лишь тихо невесело рассмеялась.

– Я не могу от него уйти. Мой опекун… он не знал, что все так выйдет. Он хороший человек, и я многим ему обязана. Муж сказал, что если я уйду, мой опекун окажется в долговой тюрьме. Я не могу так поступить с ним. Да и меня муж все равно разыщет. Ты… ты не знаешь Линдена. Он страшный человек. И у него достанет влияния, чтобы разыскать нас где угодно – и погубить не только меня, но и тебя… Если бы он мог просто исчезнуть! Умереть. Мы поженились бы с тобой. Жили бы счастливо, только ты и я. У нас был бы маленький домик. Ты занимался бы своей магией, а я ждала тебя каждый вечер… Иногда мне кажется, что я могла бы его убить. Но тогда мы с тобой все равно не будем вместе, меня посадят в тюрьму. Если бы он просто мог умереть. Просто умереть…

Последние слова Ратмир слушал, будто не до конца понимая их смысла.

– Ты же знаешь… я маг. Я не могу совершить убийство. Мы клянемся не творить зла. Моя клятва пока не закреплена чарами, но…

– Конечно, любовь моя, – Изабелла закрыла ему рот поцелуем. – Я никогда не стала бы просить тебя о таком.

Такие разговоры повторялись не раз. И каждый раз, видя синяки и ссадины на совершенном теле любимой женщины, юный колдун стискивал зубы и задыхался от ненависти.

Мысль о том, что господину Линдену было бы лучше просто умереть, освободив прекрасную Изабеллу, все чаще возникала в голове Ратмира.

Разве он не маг? Разве не может сделать так, чтобы никто ничего не заподозрил?

А клятва… что, в конце концов, есть зло? Разве не доброе дело – освободить от жестокого тирана ни в чем не повинную молодую женщину? Разве сам господин Линден – не зло во плоти?

Яды и противоядия были специализацией и темой диплома Ратмира. Чтобы знать все о лечении, надо знать все о болезни. И он знал все о ядах.

Месяцы проходили будто в тумане. Редкие жаркие встречи, горячечный шепот в темноте. А днем – снова лекции и семинары, вдруг оказавшиеся какими-то неважными, будто все это – совсем из другой жизни, ведь настоящее – лишь там, в тесной парковой сторожке. И все, что казалось смыслом жизни прежде, отошло вдруг на дальний план.

Ратмир создал для Изабеллы гениальный яд. Идеальное орудие убийства. Потому что отравленный этим ядом умирал своей смертью – и от исключительно естественных причин. Этот яд, за полчаса испарявшийся из открытой посуды без следа и неопределимый в крови никакими исследованиями, на самом деле не убивал – он только слегка подталкивал.

У каждого человека, даже внешне совершенно здорового, найдется слабое место в организме. Скажем, у кого-то смолоду пошаливает сердечко. Ну как – пошаливает: колотится порой слишком заполошно от испуга или от радости, а когда и покалывает. Но с таким сердцем вполне можно прожить долгую счастливую жизнь… а можно и не прожить. У кого-то не совсем в порядке печень, у кого-то почки. И если это «не совсем» чуть-чуть подтолкнуть…

Или, скажем, аллергические реакции. Чаще всего они проявляются насморком, сыпью и другими неприятными, но не смертельными симптомами. Но иногда – нечасто, но случается – шок и мгновенная смерть.

От обычной простуды люди порой умирают. Да, это бывает редко, и чаще с теми, кто и так был нездоров и ослаблен, но ведь – случается же!

Невинная царапина на пальце может привести к заражению крови. А несвежий пирожок, купленный на улице, – к отравлению. Обычно не смертельному, конечно, но…

На самом деле человек десятки и сотни раз в своей жизни, а то и не один раз на дню, оказывается в ситуациях, когда он мог бы умереть – причем исключительно от естественных причин. Но обычно все силы организма направлены на то, чтобы это предотвратить. И вероятность смерти из-за царапины или простуды очень-очень невысока. Такие «везунчики» бывают, и все об этом знают, но никто не пишет завещание, оцарапав палец.

Но если сменить вектор – сделать так, чтобы организм не сопротивлялся, а, напротив, сам искал смерти, стремительно распространяя в крови яды, размножая вирусы, пестуя болезни… человек проживет очень недолго. Любой человек. И смерть его всех удивит – надо же, какая нелепость! – но не вызовет никаких подозрений.

Человек, принявший яд Ратмира, не умирал сразу и оставался внешне совершенно здоровым, так что отравителю не грозили никакие подозрения. Просто этот человек уже носил в себе свою смерть. И произойти она могла в любой момент – через день, неделю или месяц. От невинной болезни, что была у него много лет и никогда не беспокоила, или от первой же хвори, какую в ином случае он мог и не заметить. А то и вовсе от пустяковой занозы.

Изабелла плакала и говорила, что не сможет сама подлить яд – несмотря ни на что. Конечно, Ратмир не мог и просить ее об этом. Он должен был сделать все сам.

Он пришел в дом градоправителя, не скрываясь, – якобы чтобы поблагодарить госпожу Линден за рекомендательное письмо. В руках у него был букет цветов и бутылка великолепного красного вина.

– Мы познакомились с этим талантливым юношей на приеме в прошлом году, – говорила Изабелла мужу с чарующей улыбкой. – Ты должен помнить, дорогой. Когда я услышала о вакансии в городской управе, сразу подумала о нем.

– Надо же, – удивился господин Линден. – Я не видел твоей рекомендации. Ты раньше не интересовалась делами управы. Впрочем, я, конечно, доверяю твоему мнению. Мои люди непременно рассмотрят все рекомендации и обратят на юношу внимание.

Явившегося так неожиданно студента принимали в малой гостиной. И, конечно, ему предложили закуски, а расторопный слуга тотчас разлил по бокалам вино – дань вежливости, даже если о своем визите гость не извещал заранее.

Вскоре на стеклянном чайном столике теснились блюда с фруктами, сырами – и три хрустальных бокала. Лучшего случая и придумать было нельзя.

Изабелла вовремя отвлекла супруга, окликнув и отозвав для чего-то в сторону. Быстрым движением извлечь из рукава крохотный флакон с прозрачной жидкостью, отщелкнуть пробку, наклонить над бокалом. Достаточно пары капель. И снова спрятать флакон.

И вот хозяева уже вернулись за столик, где в одном из трех бокалов с великолепным красным вином поджидала смерть.

Изабелла, усаживаясь на свое место, украдкой пожала под столом руку Ратмира. Повернувшись к ней, колдун ободряюще улыбнулся. Дело сделано, любовь моя. Теперь все будет хорошо.

Оборачиваясь обратно, лишь краем глаза он уловил бесшумное движение. Господин Линден… поменял местами бокалы?

Ближе к нему был бокал Ратмира, до Изабеллиного он не дотянулся бы незаметно. Значит, отравлено теперь вино колдуна?

Возможно, все сложилось бы совсем иначе. Если бы не зеркало на стене. Подняв взгляд от бокала, чтобы посмотреть на градоправителя, Ратмир уловил отражение Изабеллы.

Прекрасная жена градоправителя смотрела на него торжествующе и чуть насмешливо.

Так, будто и она успела заметить, что сделал ее супруг.

Так, будто это ровным счетом ничего не меняло.

*

В одно мгновение в голове Ратмира пронесся целый вихрь безумных мыслей.

Что, если все было совсем не так? Что, если Изабелла – не столь уж невинная жертва?

Да и жертва ли?

Он знал обо всем только с ее слов. Синяки и ссадины? В сторожке всегда царил полумрак. Лечить себя Изабелла никогда не позволяла – чтобы муж ничего не заподозрил. Могли ли эти следы быть ненастоящими? А если и настоящие – действительно ли оставил их именно господин Линден?

Впрочем, след на ее руке юный маг видел при дневном свете. Да и будь между супругами все гладко… едва ли градоправитель стал бы сейчас заменять бокалы.

На том приеме, где они познакомились, о специализации особо отличившихся студентов объявлялось во всеуслышание. Случайно ли Изабелла подошла именно к знатоку ядов? Случайна ли была их встреча в аптеке – ближайшей к академии, но не к дому Линденов?

После смерти бездетного градоправителя его молодая вдова получит немалое наследство, обретет свободу, самостоятельность и сможет сама устраивать свою жизнь.

Вот только нужен ли ей будет в этой жизни нищий безродный студент, пусть и сколь угодно талантливый и влюбленный? И… нужен ли будет великолепной Изабелле свидетель и соучастник – единственный, кто знает о ней слишком многое?

При последней встрече в сторожке Ратмир показывал любимой флакон с ядом и рассказывал о нем. У нее было сколько угодно возможностей отлить оттуда немного. Как и сейчас – добавить несколько капель в еще один бокал.

Если все так… тогда то, что сделал градоправитель, и впрямь ничего не меняет. Ведь он всего лишь поменял местами два бокала с отравленным вином.

Дверь без стука отворилась – вошел слуга с еще одним подносом. Лишь на мгновение головы господина и госпожи Линден повернулись к нему. И у Ратмира был всего один миг, чтобы принять решение и воплотить его. Одним молниеносным движением – снова поменять бокалы.

Свой и Изабеллы.

И лишь уже сделав это, юный колдун начал сомневаться. Что если ему показалось? Что если улыбка Изабеллы ничего не значила? Она ведь могла попросту ничего не заметить. И тогда отравленный бокал только один. И этот бокал он, Ратмир, только что своими руками отдал любимой женщине.

Прав ли он был?

– Что ж, – градоправитель Линден хлопнул ладонями друг о друга. – Давайте же выпьем за талантливого юного мага и его будущую успешную работу!

Ратмиру хотелось закричать. Остановить Изабеллу. Выбить бокал из ее рук. Сделать что угодно, чтобы прекратить все это.

Изабелла нежно улыбалась и смотрела в его глаза, поднося бокал к губам. И, будто зачарованный, он сделал то же самое.

Три человека, три бокала. И яд может быть в одном или в двух из них.

Если яд в двух бокалах – значит, Ратмира предала та, кого он любил настолько, что решился ради нее на убийство. Та, кому так верил, что для нее пошел против своего слова и совести. Значит, не было никогда никакой любви, значит, она всегда лишь использовала его и его дар, собираясь хладнокровно избавиться, когда он перестанет быть нужен.

Если же яд лишь в одном бокале – значит, она была верна ему. Значит, не предавала. Значит, и впрямь была лишь жертвой, которой просто не к кому больше было пойти. И значит, он, Ратмир, из малодушия и трусости убил ту, что так любила и беззаветно ему верила. Убил, сохранив жизнь ее мучителю.

И он не знал, какой исход страшит его больше. Быть предателем – или преданным?

А убийцей он был уже в любом случае. И не было ему надежды ни на прощение, ни на искупление. Потому что не перед кем виниться и молить. Потому что простить можно друга, любимую и даже врага. Но простить самого себя – невозможно.

Спустя неделю до академгородка дошли слухи о нелепой смерти блистательной Изабеллы Линден, которую укусила пчела. Первая красавица Города-у-Моря упала в обморок и больше не приходила в себя. Остановка сердца.

Тогда Ратмир впервые в жизни всерьез напился. Он пил еще три дня и думал уже о том, чтоб просто прекратить все, приняв пробирку собственного яда. Наверное, это было бы справедливо. Только слишком медленно.

А еще через три дня стало известно, что несчастный вдовец Линден на похоронах обожаемой супруги перебрал лишку и умер, задохнувшись во сне. Люди говорили, от горя. Хотя в свидетельстве о смерти значился некрасивый и стыдный диагноз – «захлебнулся рвотными массами».

Конечно, следов яда в крови обоих никто не нашел.

Тогда Ратмир перестал пить. Было противно. Он отправился в лабораторию и тщательно уничтожил все следы своих экспериментов и записи об исследованиях, как и остатки экспериментального яда. Никто и никогда не должен был узнать о его существовании, о самой возможности создать эту дрянь.

А затем, никому не сказав ни слова, лучший выпускник за последнее десятилетие собрал свои вещи и ушел из академии навсегда. До получения диплома ему оставалось меньше месяца, но это было уже совершенно неважно. Свою клятву он нарушил заранее и просто не имел на нее права. Как не имел больше права заниматься наукой – потому что свою науку он тоже предал, сделав орудием убийства.

Так считал он сам, и это было единственное мнение, которое имело значение.

*

Алевтина сидела, не шевелясь и не находясь, что сказать. Так вот как… вот почему Ратмир не доверяет женщинам. И характер у него, наверное, не зря такой скверный. Но разве можно вот так отказываться от своей мечты из-за чужой подлости? Будто сам себе приговор вынес…

– А… а вторую историю – расскажешь мне?

– Это про кого же? – Савелий прищурился.

– Про труса! Я ведь угадала – это Анжей? Он от поединка сбежал, да еще врет…

Богатырь усмехнулся.

– Не будет тебе нынче второй истории. Думай дальше.