Царевна, царица, богатырь и птица

Глава вторая, в которой государыня регент решительно не знает, что предпринять

…Колдун прилетел не в условленный день, предупредив лишь, что есть срочные вести. Не стал ничего объяснять по зеркалу – значит, и в самом деле важно.

К его появлению Наина успела совершенно известись, придумав сотни самых ужасных историй, которые могли случиться с бедовой сестренкой. Нет, надо наконец заканчивать это все и забирать Альку с заставы… поигралась и будет!

Как и всегда, вестник опустился на ее окно птицей, а на пол спрыгнул уже человеком. Как всегда, лицо его было каменно-неподвижным… нет, на этот раз каким-то уж излишне неподвижным.

– Я прошу, моя государыня, прежде выслушать меня до конца, а уж потом принимать решения.

– Говори же!

По мере того, как колдун вел свой рассказ – сухим, размеренным тоном, будто обычный отчет давал – в комнате будто становилось все жарче, а воздух – все тяжелее. Наина и сама не заметила, как повылетали шпильки из ее безупречной прически. Как разбежались змеями по плечам огненные волосы. Как начал потрескивать воздух вокруг них, а с пальцев принялись стекать искры. Запахло грозой.

Государыня регент привыкла держать лицо. Обещала выслушать – стало быть, выслушает. А уж затем решит, кого казнить, кого миловать.

Колдун, стоявший напротив, будто тоже не замечал происходящего с собеседницей. Ни тени страха не мелькнуло на его лице. Не дрогнул голос. Богатырь говорил сухо, кратко, емко, по существу.

Когда он наконец замолчал – может быть, чтоб показать, что завершил свой рассказ и ждет теперь высочайшей воли, а может, просто хотел набрать воздуха в легкие – Наина все же не выдержала. Слишком оглушенной она чувствовала себя, слишком больно было сейчас думать об Альке. Лучше… лучше уж злиться. На всех этих семерых воинов, что не смогли уследить за одной девчонкой. На этого конкретного колдуна, что ведет себя так спокойно, будто не ждет приказа о собственной казни сей же миг.

– Значит… – медленно произнесла она, – ты прилетел сказать, что моя сестра мертва?

– Обратимо мертва, – поправил колдун. – Условие, поставленное автором заклятого яда, оказалось невыполнимо. И все же – царевна сейчас лишь на пороге смерти, не переступила его. Излечить ее можно только с помощью противоядия. Но готового противоядия к этому яду не существует…

Наина наконец почувствовала, что ладони становится слишком жарко – приподняла руку и удивленно стряхнула с ладони сноп искр. Слова колдуна звучали сейчас будто издалека, казались пустыми, никчемными…

Снова сама, сама во всем виновата. Не уследила, не подумала, приняла неверное решение.

– Государыня! – богатырь наконец поднял почтительно склоненную голову и посмотрел Наине прямо в глаза. Голос его впервые зазвучал с жаром. – Я понимаю, вы боитесь доверять жизнь сестры колдуну-недоучке. Но поверьте – я один могу сейчас создать лекарство, что исцелит Алевтину Игнатьевну.

Слова мужчины с трудом пробивались сквозь гул в ушах к сознанию регента.

– Ты что же… – тихо начала она, – опыты на царевне собрался ставить?!

– Иного выхода нет, и не найдет его никто из магов в самом Городе-у-Моря…

Наина больше не слышала. И ни одной мысли в голове больше не было – одна лишь чистая, беспримесная ярость, в которую вплелось и вечное ее чувство вины, и страх не оправдать доверия царя Игната, и боль от потери сестры. Этот мужчина – виноват! Она тоже, но он…

Чувствуя, как застилает глаза, Наина вскинула руку, с и ее пальцев сорвался огненный шар, а за ним второй. А следом в ее руке пылающим копьем возникла молния… Да, недоученная ведьма знала, что наверняка не сможет повредить колдуну, знающему и умеющему куда больше, чем она. Просто не смогла в этот миг удержать себя.

Богатырь не попытался уклониться или поставить защиту. Первый огненный шар, попав в грудь, отскочил от заговоренной кольчуги и упал, зашипев, на пол, рассыпаясь сотнями искр. Второй, уже падая, прожег сапог воина.

Колдун не дрогнул – он все продолжал говорить что-то об универсальном противоядии. Даже когда запахло паленым мясом.

Куда попала молния, Наина не увидела.

Богатырь больше не говорил. Но и не кричал. Постояв несколько мгновений, он наконец рухнул, как подкошенный.

И лишь тут Наина пришла в себя. Она ведь… она уверена была, что колдун закроется! Она не могла…

Вскрикнув, государыня регент… впрочем, сейчас – просто перепуганная девушка – кинулась к недвижимо лежащему на полу мужчине. Подхватив со стола кувшин, выплеснула из него всю воду на продолжавший тлеть сапог воина – и лишь затем вспомнила, что собственный огонь может и просто отозвать.

Шепотом ругая себя за недогадливость, торопливо повела руками, впитывая ринувшиеся к ней со всех сторон искры. А потом упала на колени перед богатырем.

В угольки не превратился – стало быть, прямым ударом по открытой коже не попала. Хороши кольчуги у царских богатырей! На совесть заговорены. А все же хоть краешком да задело, раз упал. Девушка склонилась к самому лицу лежащего.

Жив… жив! Дыхание едва заметное, рвется, затихая порой, но ведь есть!

Вот только что же с ним теперь делать?!

И… кто же теперь приготовит лекарство для Альки?

Наина вцепилась себе в волосы. Ох, что же она натворила…

– На помощь надо кого позвать…

– Не вздумай! – окрик со стороны стола заставил вздрогнуть.

Зеркало. Ну конечно, это просто зеркало. Ее всегда рассуждающее здраво отражение.

– Что ты людям о нем скажешь? Мужчина в покоях незамужней девицы! Да еще мимо стражи не проходил, стало быть, ходы знает тайные. Это Альке можно хоть с семью богатырями жить – все поверят, что наследная царевна учится. А о тебе – сама знаешь, тотчас шептаться начнут. Мол, кровь дурная, черная, не оправдала… А как такими шепотками Демар воспользуется, догадываешься?

– Но что тогда делать? – Наина всхлипнула.

– Сама его вылечить ты не сможешь, – деловито начало отражение, и девушка согласно кивнула. На первых курсах академии преподавали лишь основы лекарского искусства. Она могла затянуть небольшую рану, остановить кровь, влить немного сил… но не залечить такие ожоги! – Но тебе и не надо. Придет в сознание – сам себя исцелит.

А ведь и верно! Ведь Ратмир почти закончил академию! Значит, и самоисцеление на старших курсах проходил. Вот только как же его в себя привести?

– Сил ему дай.

Точно. Как-то дурно соображает нынче Наина.

Положив руки на лоб богатыря, она принялась старательно, капля за каплей, вливать в него собственные силы. Щедро, не жалея.

Вот только уходили они, будто в бездонную бочку.

– Хватит! – окрикнуло отражение. – Не то сама скоро рядом рухнешь.

Девушка устало кивнула и вытерла испарину со лба. Рука слушалась с трудом. Противная слабость разливалась по всему телу.

Отняв вторую ладонь от лба мужчины, всмотрелась в его лицо. Как будто чуть порозовел? Дыхание стало ровнее.

Вот ведь дура криворукая, мысленно ругала она себя. Как молниями швыряться – так сколько угодно, а как что полезное сделать…

Ресницы мужчины дрогнули, и Наина поспешно наклонилась над ним.

С трудом приподняв тяжелые, будто свинцовые веки, Ратмир попытался сосредоточить взгляд. Мысли путались. Где он? Что произошло?

Туманное марево перед глазами никак не хотело рассеиваться, однако совсем близко в нем виднелось яркое пятно.

Моргнув, колдун сумел наконец сосредоточить взгляд. Лицо. Лицо девушки… очень знакомое лицо. Встревоженное, нахмуренное. Растрепанные волосы огненным облаком стоят вокруг головы.

Разлепить спекшиеся губы удалось с трудом. Голос и вовсе не слушался – хрип какой-то выходил взамен слов.

– Конопушка… – едва слышно выговорил он наконец и попытался улыбнуться. – А куда конопушки дела?

Наина растерянно моргнула.

– Вывела… – так же тихо ответила.

Сознание воина упорно уплывало, не давая сосредоточиться.

– Ну и дурочка, – пробормотал он, снова закрывая глаза.

И Наина, все так же сидевшая на полу рядом с колдуном, вдруг отчаянно разревелась.

*

– Интересно, он… бредил? Али вспомнит потом? – Наина все еще всхлипывала, но, по крайней мере, слезы перестали литься бесконечным водопадом. Будто все эти годы, занимая чужой трон и храня его для сестры, государыня регент запирала на замок свои чувства. Все обиды, вину, сожаления и боль. А они копились и копились где-то внутри темным океаном. И вот наконец сосуд переполнился, прорвало плотину. И как не было этих лет, когда несла Наина на себе одна непосильную ношу ответственности за целую страну.

– Лучше бы не вспомнил, – практично заметило ее отражение. – Тебе и дальше править, а ты вон – от одного слова раскисла, расхлюпилась. Затем ли я столько с тобой работала!

Не затем. Наина кивнула, хоть отражение и не могло видеть сейчас ее движения. Правительница все еще сидела на полу, а зеркало оставалось на своем месте на столе.

Впрочем, это не имело никакого значения, ведь зеркало лишь отражало, по сути, ее саму. Такую, какой она хотела бы стать.

А может быть, и не хотела. Может, просто считала, что такой она должна быть?

Зеркало было с ней так давно, что голос отражения Наина привыкла воспринимать почти как собственные мысли.

Правда, голос у него появился не сразу. Сначала это было обычное связное зеркало – о других таких она услышала много позже, уже в академии. И даже научилась создавать их сама.

А еще это зеркало предназначалось не ей.

*

Дети порой бывают жестоки. А еще случается, они бездумно повторяют сказанное взрослыми, не сомневаясь в безусловной правоте старших. И даже не слишком те слова обдумывая.

Царю Игнату достались две не самые простые дочери.

Алевтина всегда была непоседлива и шалила чуть больше, чем все девочки и мальчики в ее возрасте. Или даже не чуть. Зато у нее был легкий характер и счастливая способность мгновенно завоевывать сердца людей. Если что-то ее злило или расстраивало, Алька немедленно высказывала все – и со спокойной душой тотчас забывала обиду. А потому и не сомневалась, что другие устроены так же в точности.

Наина же, всегда не по годам серьезная и ответственная, с детских лет была замкнута и нелюдима. При том характер у приемной дочери царя оказался взрывной, тяжелый. В отличие от младшенькой, она всегда стремилась до последнего избегать любых споров. Зато уж и запоминала все надолго. Она могла копить в себе обиды и дурные мысли, пока чаша не переполнится – и лишь тогда выплескивала разом все.

Дивно ли, что две такие разные девочки, несмотря на разницу в возрасте, ссорились по пять раз на дню? Впрочем, так же быстро они и мирились. И горе было тому, кто попытался бы помирить их в разгар ссоры – вот тогда-то они объединялись, и непрошеному миротворцу доставалось разом от обеих.

Наина не раз слышала от челяди шепотки за спиной. Как бы ни старалась она, что бы ни делала – а всегда находился кто-то, кто замечал лишь промахи.

Так уж устроены люди: всегда им надо чему-то завидовать. Уж казалось бы – в чем уж завидовать сироте, потерявшей обоих родителей? Да, получившей отца взамен, да какого! Но ведь и прежних матушку с батюшкой она любила и помнила. А царские наряды и почести ей, маленькой, были и вовсе безразличны.

Все знали, почему Наина стала царским приемышем. Все признавали вроде бы подвиг ее родителей. Вот только… Наининой-то заслуги в том вроде как нет никакой. Сама-то девочка ничем не отличается от прочих. Так рассуждала каждая нянька или горничная, у которой подрастала собственная дочь. Прислугу в царском тереме сроду не обижали, кто работал хорошо, тот и жил справно. А только можно ли сравнить наряды да уборы царской дочки вроде как – и дочки этой самой горничной? Вот и завидовали Наине сверстницы, их матери, да и просто сенные девки. Боярыни да боярышни украдкой смотрели разом и свысока – и ревниво. Урожденная царевна-то – ясно, иная кровь, никому не ровня, не зря и сияет чисто солнышко. А этой, угрюмой да конопатой, конюховой дочке – за что счастье эдакое?

Наина старалась не обращать внимания, не слушать. Не отвечать. Но помнила все.

Она была уже нескладным худым подростком, когда узнала, что и маленькая сестренка слышит все эти разговоры и шепотки за спиной. При детях взрослые нередко не стесняются обсуждать то, что ни за что не решились бы повторить при их родителях. А маленький – да что он, мол, поймет!

…Из-за чего они с Алькой в тот раз поругались, Наина потом и не помнила. Была какая-то очередная ссора – да сколько их таких было!

Вот только в этот раз в пылу ссоры, стремясь побольнее уязвить сестру – а может, и попросту не задумываясь, семилетняя царевна перешла черту. Черту, о которой сама Алька по малолетству и не подозревала. Просто повторила услышанное накануне от няньки, судачившей с горничной.

– Да ты мне и не сестра никакая, и царевна не настоящая! И батюшка тебя вовсе не любит, по долгу привечает только! Конюхова дочка!

Ничего Наина тогда не ответила. Просто не смогла. Задохнулась, пытаясь проглотить неведомо откуда взявшийся колючий ком в горле. Резануло глаза. В ушах зашумело.

Было ощущение, будто ее ударили – по лицу, наотмашь. Больно.

Пересуды за спиной – это пусть, на это она приучилась не обращать внимания. Или хотя бы делать вид. Отмахиваться от собственных страхов и дурных мыслей. Но услышать это от сестренки, той, которую всегда оберегала, защищала от отцовского гнева, утешала, которой читала на ночь сказки и которой единственной шепотом поверяла свои секреты… той, что стала самым близким на свете человеком после смерти родителей – это оказалось слишком.

Потом она не раз думала о том, что могла бы ответить. Например, что своим отцом-конюхом она, четырнадцатилетняя царевна Наина Гавриловна, заслуженно гордится. Как и матерью-горничной. Как и приемным отцом-царем. По праву.

Многое, в общем-то, она могла бы сказать.

Но тогда она попросту развернулась и ушла. Из светелки, из терема, с царского двора.

Алька не раз убегала со двора так, что искали ее всем миром. Не зря говорят – мол, у семи нянек дитя без глаза. Но за Наиной никогда так пристально не следили. Она ведь и не пыталась сроду скрыться от челяди. А вот все черные ходы да тайные лазейки со двора знала отлично, спасибо младшей царевне.

В тот раз – единственный раз в жизни – Наина поступила совсем как малолетняя сестренка. Просто убежала, задыхаясь от слез. Видеть собственные покои сейчас не хотелось. Ей ведь сказали только что – в очередной раз! – что она их и не достойна!

Брела по улицам столицы, не разбирая дороги, не глядя под ноги и ничего не видя перед собой. И лишь наткнувшись на препятствие, пришла наконец в себя.

– Ой! – оказалось, Наина едва не сшибла с ног пожилую женщину. Да еще и корзину с яблоками у той из рук выбила! Яблоки дробно рассыпались по мостовой, покатились в разные стороны. – Простите, неба ради, я все соберу, я…

Высокая старуха в серой мантии с капюшоном пристально смотрела на нее, потирая подбородок. Из-под капюшона выбивалась пакля спутанных седых волос. Длинный нос едва не касался подбородка, а у краешка безгубого рта притаилась бородавка. Смотреть на старуху было не слишком приятно, и Наина опустила глаза. Яблоки… точно! Надо собрать яблоки.

*

Яблоки девочка собирала будто в трансе. А старуха стояла и молча пристально разглядывала ее.

– Вот! – Наина протянула вновь полную корзину. – Простите…

Старуха, продолжая молчать, пожевала безгубым ртом, и девочка вдруг заметила, как потемнели побитые о твердую брусчатку бока яблок. А ведь такие красивые, красные… на продажу небось несла. Вот и злится теперь. А вдруг это единственный заработок бедной старой женщины? Вон и одета она в хламиду, и корзины тяжелые таскает сама… небось вовсе нищенствует!

– А хотите, я заплачу за них? – виновато пробормотала Наина, однако старуха лишь едва заметно качнула головой. – Ну… давайте, хоть донести вам помогу, что ли?

Нищенка или нет, а ее молчаливая собеседница наконец величественно кивнула и пошла вперед – да так быстро, как никто не ожидал бы от такой старой женщины. Наине в обнимку с тяжелой корзиной оставалось только припустить следом.

– И чья же ты такая, маленькая ведьма? – обронила наконец старуха.

Обижаться Наина не стала. Есть за что на нее злиться – вот и обзывается несчастная женщина.

– Царева, – буркнула она.

– Вот как? – старуха кинула на нее неожиданно острый и внимательный взгляд из-под седых бровей. – Царевна, значит…

– Угу.

Кивнув – будто не столько Наине, сколько собственным мыслям, женщина еще быстрее пошла вперед.

И снова разбирать дорогу оказалось недосуг. Тут бы серый балахон не потерять из виду! А потому ни по сторонам, ни под ноги Наина вовсе не смотрела. И даже не поняла, когда и как оказалась вдруг не на улице – а в чьих-то сенях. Потемневшие от времени бревенчатые стены, деревянные сундуки и скамьи, а по стенам развешаны бесчисленные пучки трав. Озираясь кругом, девочка шагнула следом за хозяйкой в горницу. И обомлела.

Прямо на деревянном полу, ничего не поджигая вокруг, горел небольшой костер. А над ним подвешен был огромный котел с побулькивающим варевом. Еще несколько костерков обнаружились на деревянном же столе – и над ними кипятились котлы помельче. Вдоль стен располагались бесчисленные полки, а на них – чего только не было! Сверкающие фиалы и хрустальные шары соседствовали с пучками сушеных мышей – простых и летучих. В банках копошились пауки и мелкие гады. Были здесь и золотые слитки рядом со связками грибов. И драгоценные камни, небрежно ссыпанные в чаши. И чучела неведомых животных. И неизвестно чьи кости – судя по изогнутым острым зубам, не человечьи никак, и хоть это слегка утешало. И травы – сушеные травы были повсюду.

– Корзину на стол ставь, – кивнула хозяйка дома. – Попортила ты мне опытный материал, ну да уж царевне прощу, так и быть…

– Ненастоящая я царевна, – почему-то решила сообщить Наина.

– Вот как? – старуха окинула ее взглядом и вдруг усмехнулась. – А ведьма – настоящая. Да не пыхти так, я-то уж вижу. Урожденная ведьма, да сильная… Подучиться бы тебе. Ну-ка, что тут у нас… основная стихия – огонь, ну да тут и сомневаться нечего. Вторая… забавно. Вторая – вода. Непростой у тебя нрав, должно быть, ненастоящая царевна.

Наина вскинулась. Ведьма?! Чародейка! Неужели… неужели и впрямь есть в ней что-то особенное? Что-то, чем она сама бы гордиться могла – и неважно, кто ее родители, чем славны. Что-то ее собственное. Свое. Настоящее!

– А вы… вы можете меня научить?

В том, что перед ней именно колдунья, сомнений уж никаких не оставалось.

– Могла бы, пожалуй. Но не стану. Недосуг мне учениц брать. Подрастешь – пойдешь в эту вашу академию. Вы нынче все там учитесь. Оттого и беззубой вся молодежь растет. Неумехи! Зла они, видите ли, не чинят… – ведьма сплюнула прямо на пол. – Захочешь – сама о своем будущем позаботишься. А ты мне расскажи-ка лучше, что значит “ненастоящая царевна”?

Старуха пристально посмотрела ей в глаза, и девочка вдруг почувствовала непонятно откуда взявшееся доверие к ней. Будто сидела перед ней не то ласковая нянюшка, не то родная бабушка, какой у нее сроду не было.

Наина выложила все, как на духу. Про свою семью – родную и приемную. Про шепотки, про злых нянек и завистливых боярышень. Про сестренку – любимую, вредную.

Про Альку ведьма выспрашивала особенно тщательно. Колдунью интересовало все: и что за нрав у маленькой царевны, и за что ее так любят все.

– Что ж, – задумчиво заключила она наконец, помешивая варево в большом котле. – Может, и подойдет… попробуем. Вот что, ненастоящая царевна. Возвращайся-ка ты домой. Тебя уж и обыскались небось. А с сестренкой помиритесь – на то и сестры, чтоб мириться да ссориться. Возьми-ка вот.

Тут колдунья, потянувшись к одной из полок, сняла с нее пару небольших ручных зеркал в чеканных рамках.

– Подаришь сестренке, она тебя и простит.

Девочка хотела было возмутиться – ее Алька простит? Да ведь это Альке впору у нее, Наины, прощения просить! Маленькая или нет, а в тот миг уж точно понимала, что обидные, злые слова говорит! Уж не Наине тут извиняться да зеркалами отдариваться!

Но сказала она все же другое.

– А на что ей два-то?

– Пригодятся. Волшебные это зеркала. Одно пусть отдаст тому, кого пуще жизни полюбит. Расскажешь ей… сказочку какую. Ты ведь любишь ей сказки рассказывать?

А Наине вдруг стало до дрожи обидно. Даже эта… ведьма вроде как, такая же, как она сама! Даже колдунья не принимает в расчет старшую, “ненастоящую” царевну. Все всегда одной только Алевтине, младшенькой, наследнице! Даже зеркала чародейные – и те ей. В утешение. Хотя в чем ее утешать-то?!

Одно зеркальце она Алевтине все-таки подарила. А другое себе оставила. Она тоже царевна! Уж какая ни на есть.

Надо сказать, Алька к подарку отнеслась как к любой безделушке – кивнула, поблагодарила сердечно, да и закинула в какой-то сундук. Сколько у царевны зеркал-то!

После и вовсе, как оказалось, перед побегом в окошко выбросила.

А вот Наина свое зеркальце хранила, как зеницу ока. Волшебное ведь! Оно напоминало ей о том, кто она есть. Чем она тоже – особенная.

Вот разве жалела после, что так и не выспросила у колдуньи, в чем же сила тех зеркал.

Об этом довелось узнать много позднее – уже в академии, на чародейском факультете. Зеркала связи изучали на одном из уроков – и были среди них такие, какими и вовсе не волшебники пользоваться могут. Достойный дар, ничего не сказать. Кабы в верные руки попал.

А потом и вовсе вышло с этим зеркалом у Наины леший знает что.

*

Окончив факультет управления государством, Наина – наконец-то! – смогла поступить и туда, куда мечтала: на чародейский. И… будто оказалась вдруг совсем в другой академии. Начиная еще с общежития: вместо отдельных покоев для каждого студента здесь оказались общие опочивальни, где жили по два-три человека. Между собой студенты держались и вовсе запросто – при том, что среди них встречались как простолюдины, так и дворяне. А каждое занятие становилось не обязанностью, а увлекательным приключением.

А еще у Наины впервые появились подруги – ее соседки по опочивальне. Сама она по-прежнему предпочитала не раскрывать себя. Кому и зачем нужно знать, кто она такая? Просто ведьма Ная из Тридевятого. И пусть судят не по званию, а по сути.

Впервые старшая царевна ощущала себя на своем месте. И порой казалось, будто за спиной вырастают крылья.

Вот разве что собственная внешность по-прежнему не радовала. Подружки давно хвастались наперебой женихами да ухажерами, и только у рыжей Наи не было никого. Сказать откровенно, парней она и вовсе сторонилась – не то чтоб побаивалась, просто не знала, как с ними общаться. Вспоминала теперь, как легко несколько лет назад сама подошла к второкурснику Ратмиру – и краснела от этого. Очень уж хотелось тогда учиться! Теперь же, когда заговаривал с ней кто-то из сокурсников-юношей, язык будто отнимался, а глаза сами собой опускались в пол.

Впрочем, об ухажерах Ная и не мечтала. Да и о любви.

Единственный парень, что нравился ей столько лет, никогда не видел в ней девушку. А однажды появились слухи, что у Ратмира есть возлюбленная в городе. И скрывает он ее – оттого что она замужем. Что будто бы едва ли не сама блистательная Изабелла, супруга градоправителя и первая в Городе-у-Моря красавица, свой благосклонный взор на него обратила…

А потом великолепная Изабелла умерла, нелепо и глупо. Вслед за ней ушел из жизни и ее супруг – говорили, что от горя. И вскоре – исчез лучший студент академии.

И слухи, слухи… одни болтали, будто Ратмир тоже не вынес горя, наложил на себя руки или ушел в монахи. Другие – будто он убил возлюбленную и ее мужа. Были и такие, кто уверял, что несравненную Изабеллу убил ревнивый супруг, а уж с тем расправился ее безутешный полюбовник…

Изабеллу Линден Ная видела как-то мельком, пока та была жива. Блистательная супруга градоправителя и впрямь была несравненна – с ее нежным лицом, трепетными ресницами, тонкими чертами, фарфоровой белоснежной кожей, белокурыми локонами, грациозными движениями… В зеркале юная ведьма видела каждое утро все ту же конопатую растрепанную нескладеху. И понимала, что никогда ей с такими, как Изабелла, не равняться.

А и не надо! И любви никакой ей не надо, если от той любви люди то глупости, то гнусности творят. А то и вовсе – академию бросают!

И все же… вот была бы она – такой, может, и не шептались бы за спиной ни боярышни, ни няньки. Может, Ратмир бы смотрел… впрочем, нет, вот его взглядов точно не надо!

…Связные зеркала проходили уже на втором курсе. Поняв, что за артефакт она хранит годами как талисман, Ная загорелась не только изучить его свойства, но и усовершенствовать. Об этом выбрала и тему своей курсовой работы.

К курсовым начинали готовиться едва ли не с первого учебного дня. Студенты обсуждали между собой свои темы, спорили, помогали друг другу, вместе ходили в библиотеку искать материалы.

В тот раз второкурсницы отправились в библиотеку большой компанией – собрались девушки разом из трех комнат, восемь человек. И работали себе каждая со своей темой – пока не прибежал какой-то парень, звать всех в общую гостиную. Кто-то отмечал день рождения, и приглашены были без исключения все.

Ная сама тогда вызвалась отнести все записи в общежитие. Пусть себе прочие веселятся, а она еще поработает. Утром девчата зайдут в ее с соседками опочивальню, да разберут сами свои бумаги.

Но в гостиную ее все-таки затащили. Да еще и вина за именинника выпить заставили, как ни противилась. Не то ведь не по-людски!

Вино Ная пила впервые в жизни. Показалось оно кислым и совсем невкусным. Но за компанию-то чего не сделаешь! Да и что плохого может случиться?

После второго бокала девушка встала и вдруг обнаружила, что стены странно качаются. Остатки здравого смысла напомнили, что стоит вернуться в опочивальню. А еще ведь что-то надо было сделать… точно! Ведь она обещала отнести все записи сокурсниц в общежитие!

Подхватив стопку бумаг, нетвердой походкой Ная направилась в общежитие. Приходилось постоянно напоминать себе, что засыпать стоя прямо посреди лестницы, к примеру, не следует. Мысли путались.

А уже распахнув дверь своей опочивальни, девушка споткнулась о порожек и растянулась на полу, рассыпав вокруг себя бумаги из стопки, что так бережно несла всю дорогу. Листы разлетелись во все стороны – на пол, на постели, на письменные столы, какие-то, покружив, нырнули под шкап…

Охнув, Ная поднялась на коленки и принялась ползать по полу, собирая листы. Да ведь здесь работы восьми студенток! Как же теперь их разобрать-то, когда они все вперемешку?

Мудрая мысль, что утро вечера мудренее, отчего-то не пришла в тот миг в голову. Собрав наконец все листы в растрепанную стопку, Ная присела за стол и отважно решила попытаться немедленно заново собрать все работы. Наверняка ведь по теме можно будет понять, какие расчеты и заклинания к чему относятся?

Для начала – восемь тем. Ага, вот эта ее собственная – “Модификация зеркал связи”. “Одушевление предметов” – это подружки Светлы работа. “Исполнение желаний” – а это чье, интересно? Впрочем, какая разница…

Дальше дело застопорилось. Почему-то вдруг оказалось, что такие знакомые заклинания и формулы – даже свои собственные! – превратились в какую-то абракадабру, и понять в ней ровным счетом ничего невозможно. И уж тем более – связать воедино!

В этот миг юной ведьме пришла в голову гениальная, как ей тогда показалось, идея. Надо просто попробовать применить каждое заклятие – и тогда станет ясно, для чего оно и к какой теме относится! Вот только на чем бы все испробовать?

Взгляд упал на единственный предмет, что лежал на столе Наи всегда – ее зеркальце-талисман. Оно же – опытный образец для собственных исследований. Точно! Лучше и не придумать. Значит, сейчас и попробуем. Кажется, вот этот лист должен следовать за этим, но надо проверить точно…

Вернувшиеся много позже соседки застали Наю спящей сидя за столом – и с зеркальцем в руках. Кое-как ее удалось растолкать, чтобы легла в постель.

…Бумаги потом со смехом, с шутками и прибаутками, разбирали все вместе, набившись ввосьмером в тесную опочивальню на троих. Как оказалось, некоторые листы так и пропали тогда. Впрочем, сердиться на Наю никто и не подумал. И вроде бы все обошлось.

Так юная ведьма думала несколько дней – пока однажды, оставшись одна в комнате, не взяла в руки свое зеркальце.

– Свет мой, зеркальце, скажи… – пробормотала она. – Хотя что ты мне хорошего сказать можешь…

– Хорошего – ничего, – неожиданно ответил ее же собственный голос из зеркала.

От неожиданности Ная едва не выпустила зеркальце из рук.

– Что за леший?!

– Сама ты леший, – скривилось ее отражение. – А я – уникальный артефакт, творение девяти ведьм.

Ная моргнула. Девять ведьм… тотчас вспомнились попытки колдовать над зеркалом. Хорошо, одна – она… и семь ее сокурсниц, создательниц тех заклинаний. А еще… чародейка, что закляла зеркало?

– Я-то точно не леший, – все-таки возразила юная колдунья. – Я царевна…

– Ой, да какая из тебя царевна, – зевнула отраженная Ная.

– Никакая… – тоскливо согласилась Ная-настоящая. – Такой, какой должна быть царевна, мне никогда не стать, наверное. Похоже, что и ведьма из меня тоже не очень-то. Что же я, интересно, наворотила тогда?

– Свое спасение, – без всяких сомнений сообщил голос из зеркала. – Знала бы ты, какая тоска тебя отражать. Вот если, скажем…

И отражение вдруг неуловимо изменилось. Волосы, всегда небрежно заплетенные, с выбивающимися прядями – разгладились и улеглись в безупречную прическу, открывающую шею. Расправились плечи. Кожа, которую злоязыкие служанки звали “рябой”, выбелилась. Взгляд стал уверенным и прямым. Все лицо стало вдруг будто старше и строже.

…В зеркале отражалась величественная красавица – царственная, безупречная. Куда там супруге градоправителя Линдена!

– Это не я, – убежденно произнесла Ная.

– Конечно, не ты, – красавица в зеркале повела точеным плечом. – Пока не ты. Расправь-ка для начала плечи… спину держи! И не хлопай глазами. Ох и много работы с тобой будет!

*

Зеркало стало для Наины самым верным советчиком – и самой доверенной наперсницей. Все прочие – или льстят, или преследуют свои цели. Лишь собственное отражение всегда скажет все без прикрас. А когда надо – и отругает.

– Вспомнит он или нет – главное, чтоб ты себя помнила, – ворчало оно сейчас. – Не забывай – он тебе нужен!

– Ох, – Наина схватилась за голову. – Лекарство для Альки!

Верно, ведь Ратмир – единственный, кто наверняка сможет вылечить. Своим противоядием он бредил еще тогда, когда учился на втором курсе. В том, что у него в конце концов все непременно должно было получиться, правительница и не сомневалась. Он всегда был талантлив. Значит, вылечит. Справится. Вот только в себя пусть придет…

Ну вот – Алька там совсем одна, лежит ровно мертвая, а единственный, кто помочь ей может, без чувств тут валяется. Потому как сестра ее старшая, как оказалось, так и не научилась держать себя в руках!

– Не только. Ты ведь помнишь о последних донесениях от границы?

Правительница моргнула. Да… донесения. Она ведь намеревалась отправить сокола в разведку! Кто кроме него сможет справиться с этой задачей?

Впрочем, сейчас, как бы ни было, главное – Алевтина. Будет жива наследница – все будет иметь смысл.

А ведь и забирать ее от заставы теперь вовсе не ко времени будет…

Наина провела по лицу рукой.

– Ладно. В себя придет – сам исцелится. Я в него, сколько могла, влила сил. А теперь-то что с ним делать? Сколько он так пролежит? Ну как войдет кто? Я-то не пущу, так ведь и от двери увидят. Писарь с докладом, горничная с метлой…

Зеркало, казалось, задумалось.

– Ну… откати его в уголок, что ли.

…Никогда и никому не стала бы рассказывать правительница Тридевятого царства, государыня регент Наина Гавриловна, как пыхтела, пытаясь сдвинуть с места богатыря – да хоть на локоть!

Поначалу-то казалось – поднатужиться, да в опочивальню его снести, на постель уложить, по-людски все же.

Впрочем, от этой мысли пришлось отказаться сразу. Колдун, как все богатыри, был мужчиной высоким и крупным. А ведь на нем еще и кольчуга, и прочего железа немеряно! Пришлось принести из опочивальни покрывало, да прямо на полу постелить. В уголке, за конторкой – чтоб от двери не видать было. Большего она бы при всем желании для воина не смогла сделать. Пыталась мужчину за ворот волоком тащить – едва не надорвалась. В конце концов пришлось и впрямь… откатывать.

– Что ж вы, богатыри… едите-то… чтоб вас… – катить тоже оказалось не самой простой задачей, так что и дышалось-то от натуги тяжко, и на лбу испарина выступила. – Железа на себя… понавешают…

Приходилось прерываться, усаживаясь рядом, прямо на полу. Сидела, разглядывая бледное лицо колдуна.

Никогда красавцем не был. Почти и не изменился… впрочем – изменился, конечно! Старше стал. Тверже. Вот этой жесткой складки у тонких губ раньше не было. И морщинки хмурой между бровей, так и тянет ее пальцами разгладить. Брови черные, нос с горбинкой – все те же. Глаза закрыты сейчас, но они – точно не изменились, Ная помнила. Карие, а у самого зрачка – почти желтые, как у птицы, в которую он обращается.

И наверняка раньше он не был таким тяжеленным!

Ох и трудная это работа – богатырей по полу катать…

Управившись наконец, Наина чувствовала себя так, будто гору руками двигала. Даже плечи теперь ныли.

Впрочем, прежде чем позволить себе отдохнуть, девушка все же попыталась устроить пострадавшего насколько возможно – расправила под ним покрывало, подложила под голову подушку, после и вовсе сбегала за платком, смочила его водой из графина, отерла мужчине лицо.

Когда Наина наконец выпрямилась и тяжело оперлась о столешницу над зеркалом, пытаясь все-таки отдышаться, отражение, взглянув на нее, расхохоталось.

– Ох и вид у тебя… государыня регент!

*

Сознание возвращалось медленно. Какой-то был сон… теплый, светлый. Когда же Ратмир успел заснуть? Колдун моргнул, разглядывая высокий потолок.

Было что-то важное… царевна. Он летел на доклад… правительница! Сколько же времени прошло?

С трудом удалось повернуть голову.

Государыня регент что-то писала, сидя за конторкой. Как всегда – безупречная. Волосы уложены волосок к волоску, прямая спина, лицо не выражает ровным счетом ничего. Будто и не она молниями швырялась.

Словно почувствовав его взгляд, Наина Гавриловна подняла голову и отложила перо.

– Проснулся наконец? Надеюсь, исцелить себя в силах? Хорошо. Сейчас полетишь на заставу. Я дам вашему отряду еще один шанс. Как только Алевтина Игнатьевна будет здорова – сообщишь мне по зеркалу. – Голос был тоже, как всегда, чуть прохладным и ровным. Она говорила так, словно ни на миг не сомневалась, что у колдуна-недоучки все получится. – Все текущие обращения населения в ближайшее время перенаправлять страже. Задача отряда – стеречь царевну и выяснить все, что возможно, о попытке отравления. А ты… для тебя задача будет отдельная.