Элаикс открыл глаза и ахнул. Он стоял у начала дороги, ведущей в бесконечность. Справа и слева простиралась выжженная равнина, сверху же клубились багровые тучи, готовые, как ему показалось, прорваться огненным дождем. Юноша резко обернулся, и почувствовал, как сердце сковывает ледяным обручем страха — сзади ничего не было, лишь чернота.
Отмеченный Хаосом снова повернулся к дороге и изучил ее внимательнее. Ровная, прямая, сложенная из отшлифованных камней, каждый из которых был подогнан к другому так, что и щели не видно. Странным был цвет камней — ярко красный.
Элаикс вздохнул. Непонятно, куда проклятый бог закинул его, и где сейчас брат. При мысли о Трегоране сердце Элаикса сжалось.
«Только бы с малышом было все в порядке», — с нежностью и волнением подумал он. — «Боги, защитите его! Пусть держится, ведь мы обязательно встретимся!»
Эта мысль придала юноше сил, и он поднял ногу, готовясь ступить на алые плиты.
— Хм-м, человек? Давно у меня не было гостей, — раздался голос справа.
Элаикс резко развернулся, готовясь к драке, и в ужасе заорал не своим голосом — там, где только что ничего не было, возвышался гранитный утес, на котором сидело невообразимо кошмарное создание. Мускулистое тело угольно черного цвета, покрытое то ли шипами, то ли наростами, огромные крылья за спиной, могучие руки и ноги, заканчивающиеся длинными когтями, голова, состоящая, казалось, из янтарных глаз, длинных заостренных ушей и огромной пасти, полной клыков-игл. Никогда еще юноша не видел ничего подобного.
— Чего орешь? — не очень вежливо спросило существо.
— Я…я…я…
— Хм-м?
«Стоп, Фарнир обещал мне силу. Стало быть, тварь имеет к нему какое-то отношение». — Эта мысль сверкнула в мозгу юноши, точно бриллиант на солнце, и тотчас же он почувствовал спокойствие.
— Меня послал владыка Хаоса.
— Фарнир? Да-а-а, неплохо, этот вредный еж давненько никого не отправлял сюда. — Существо хохотнуло. — Позволь предположить, ты пожелал обрести силу древних воителей?
— Да, — Элаикс чувствовал себя все увереннее. Он понял, что действует правильно. — Но почему-то оказался здесь.
— Потому что все воины древности, да и наших дней тоже — шли этим путем, — могучая рука вытянулась, и палец указал на алые камни. — Дорога эта не единственная, конечно же, но для тех, кому сила нужна здесь и сейчас, лучшая.
Элаикс окончательно успокоился.
— А кто ты такой?
— Меня зовут Зирриаг и мой народ вымер задолго до того, как твой мир был создан, смертный. Но я остался, ибо я — война и я вечен.
Существо расправило крылья, и грациозно приземлилось перед юношей, возвышаясь над ним на добрых четыре головы. Оно сверху вниз заглянуло Элаиксу в глаза, и тот выдержал этот взгляд.
— Молодец, быстро взял себя в руки, — одобрительно хмыкнул Зирриаг. — Ну что, ты готов?
— Да!
— Отлично, — лапа монстра метнулась вперед и тот, схватив Элаикса за руку, поднял его в воздух.
— Что ты делаешь?! — закричал юноша, но Зирриаг не слушал — он оскалил свою страшную пасть и впился Элаиксу в предплечье. Тот закричал от кошмарной, нестерпимой боли и попытался вырваться, но монстр не отпускал — он пил кровь и щедро орошал ею дорогу.
Наконец все закончилось — лапа чудовища разжалась, и Элаикс грузно опустился туда, где стоял, баюкая раненную конечность.
— Прими мое благословение, человек, — захохотал монстр. — Теперь ты — один из великих. Встань же и иди вперед по этой дороге. Сделай первый шаг!
— Зачем?
— Чтобы обрести силу! Проливай кровь и питай алые камни. Чем больше ее прольешь, тем сильнее станешь, — сообщил монстр и взлетел, обдав юношу горячим воздухом.
Из-под багровых небес раздалось:
— Чего же ты ждешь, человек? Иди! Или хочешь, чтобы твои враги остались безнаказанными?
Элаикс, которому от боли и потери крови стало дурно, ощутил внезапный прилив злобы и его тело налилось силой. Он рывком поднялся на ноги, и ступил на алые, покрытые кровью — его собственной или тысяч невинных? — камни. Молодой воитель успел сделать несколько шагов, и почва ушла у него из-под ног, мир закружился, а сознание вновь померкло.
— Интересно, он жив, или уже сдох?
— А тебе не один хрен? Чего с этого южанина возьмешь?
— Он — беглый раб. Сдадим куда надо, получим денег.
— Или плетей.
— Кто не рискует, тот не жрет.
Молчание.
— Ладно, хрен с тобой. Давай проверим.
В следующий миг в бок впечатался чей-то каблук и Элаикс понял, что не спит, и что ему очень больно. Юноша открыл глаза и удивленно моргнул. Он лежал на спине, а над ним, заслоняя собою небо, склонились несколько мерзейшего вида типов: грязные, в рванье, покрытые струпьями и чирьями, они не вызывали ничего, кроме отвращения.
Один из них — тот, что уже разок врезал юноше по ребрам, — занес ногу для следующего удара и Элаикс, не раздумывая, пнул наглеца по колену.
Оборванец пронзительно закричал и рухнул на землю.
— А-а-а, су-ука!!! — завизжал раненый не своим голосом. — Он сломал мне ногу-у-у!
— Ах ты тварь! — взревел один из его товарищей. — Бей его!
На Элаикса посыпался град ударов. Он, не обращая внимания на боль, заревел точно лев и вскочил, врезав первому попавшемуся противнику в челюсть. Голова оборванца дернулась, и он рухнул, не произнеся ни единого слова.
От второго противника — скорее всего, имирца, — тимберец отмахнулся локтем — тот отлетел к стене дома и затих, ударившись спиной. Третьему он ткнул пальцами в глаза, ослепляя несчастного. Элаикс отлично умел драться — отец с самого детства готовил его к службе, а годы рабства пополнили арсенал юноши грязями приемчиками.
Оставшиеся на ногах оборванцы с воплями ринулись наутек, бросив своих поверженных товарищей в переулке.
— Что вообще творится? — вслух подумал Элаикс, удивленно рассматривая место, в котором ему посчастливилось проснуться.
В архитектуре преобладали не кирпичи, как на его родине, и не камень, как у ненавистных фарийцев, а дерево. Справа и слева возвышались двух и трехэтажные деревянные дома с соломенными крышами. Мостовая отсутствовала, а потому переулок утопал в грязи и нечистотах. Тут Элаикс осознал, что воздух куда холоднее, чем он привык.
— Похоже, проклятый еж забросил меня на север. — Элаикс любил думать вслух — это успокаивало его и позволяло настроиться на нужный лад. — Что ж, для начала попытаюсь выяснить, куда именно.
Он подошел к мужчине со сломанной ногой, который от боли потерял сознание, и хорошенько встряхнул того.
— Проснись, кусок дерьма, — проговорил юноша на ненавистном фарийском, ставшим за последние годы его родным языком.
Раненый застонал и с трудом открыл глаза.
— Приветик, — улыбнулся Элаикс самой гнусной ухмылкой, на которую только был способен. И тотчас же накрыл рот бродяги ладонью, потому что тот собирался заорать.
— Слушай и запоминай. Сейчас я уберу руку, но, если ты, гнида, хотя бы пикнешь, останешься без зубов. Ясно?
Пленник яростно закивал. Внешне он походил на атериадца, хотя, возможно, родился все-таки где-нибудь возле Фара. Элаикс посмотрел на его замутненные от боли глаза, на капли пота, стекающие по бледному лбу, и осторожно убрал ладонь, готовясь в любое мгновение поместить ее на прежнее место. Это оказалось лишним — оборванец молчал.
— Теперь ты ответишь на несколько моих вопросов, и мы расстанемся, — пообещал Элаикс. — Вопрос первый: где я?
Пленник недоуменно посмотрел на него, затем просипел голосом, полным боли и ненависти:
— В Раэлине.
— И где это? — Элаикс вспомнил нужное слово и произнес его. — Географически.
Кажется, поверженный противник его понял, потому что проговорил:
— На севере Империи. Неделя езды на запад до Последнего моря и две к северу до границы.
— Провинция?
— Южная Ганнория.
Элаикс напряг память и вспомнил карту империи. Его занесло в одну из самых отдаленных регионов государства. По крайней мере теперь стало понятно, что бог имел в виду. Неожиданно он разозлился — мерзкая тварь! Нет бы, помочь! А вместо этого разлучил с братом и, наверное, сейчас глумится. Никаких особенных изменений в себе он не почувствовал, и потому принял свой сон, в котором общался с крылатым монстром, за обыкновенный бред.
— Много ли тут солдат?
Оборванец осклабился.
— Что, за шкуру боишься?
— Я бы на твоем месте за свою опасался. Отвечай!
— Достаточно. Пара когорт легионеров, да когорта городской стражи.
Естественно, что к этому числу следовало добавить личные отряды всех богатых горожан, но все-таки сравнительно небольшое число врагов обнадеживало. Возможно, получится разжиться деньгами и нормальной одеждой — а он до сих пор носил рабскую хламиду — и убраться отсюда подобру-поздорову на поиски брата. Юноша даже приблизительно не представлял, где того следует искать, однако был совершенно уверен, что встреча не за горами. Элаикс не представлял жизни без последнего родного человека, благодаря поддержке которого он сумел выдержать все мучения и унижения, пришедшиеся на его долю за годы рабства.
— Последний вопрос. Много в городе жителей?
— Свободных?
— Вообще.
— В самом городе вместе с рабами наберется тысяч пятьдесят, а может и все сто, но вокруг много усадьб.
Тимберец понимающе кивнул.
— Хорошо, отдыхай, — Элаикс хотел было подняться, потом замер и быстро обыскал оборванца. У того оказалось при себе несколько медных монет, которые тотчас же сменили хозяина.
После этого Элаикс перешел к следующему противнику — типу, которого ударил кулаком. Склонившись над ним, юноша оцепенел — тот не дышал. Обычный прямой удар в лицо был столь силен, что сломал бедолаге шею. Юноша почувствовал волнение. Он вскочил и кинулся к третьему противнику, от которого отмахнулся локтем. Тот сполз по стене и теперь лежал, опустив голову на грудь. Весь затылок нападавшего представлял собой кровавое месиво — в конечной точке полета голова встретилась с углом.
У Элаикса него неожиданно зачесалось предплечье. Он посмотрел на него, и остолбенел — на коже появилась татуировка, отдаленно напоминающая укус. Несколько секунд юноша стоял, словно громом пораженный, а затем разразился страшным безумным смехом. Он хохотал, не в силах остановиться, и между приступами смеха раз за разом повторял одно и то же:
— Не обманул, не обманул, не обманул!
Лишь спустя добрую сотню ударов сердца Элаикс сумел унять свою бешеную радость. Все это время оборванец со сломанной ногой в ужасе смотрел на него, боясь даже дышать, не то, что шевелиться.
Успокоившись, Элаикс продолжил обирать противников. С них он получил еще несколько монет, удобную и увесистую дубинку, а также, что было важнее всего — одежду, худо-бедно подходящую по размеру. Грязную, оборванную, полную вшей, но принадлежащую свободному человеку!
Переодевшись, он повернулся к раненому.
— И что нам с ним делать? — прошептал себе под нос южанин.
Выбор был тяжелый. Отпустить? Но тогда бродяга наверняка донесет. Убить безоружного, да еще и раненого… В этом нет чести.
Элаикс стоял, сжимая и разжимая кулаки.
— Проклятье.
Его трясло — голова буквально разрывалась и молодой человек, чтобы успокоиться со всей силы врезал по деревянной стене. Рука по кисть ушла в дыру, точно так и должно было быть. Элаикс присвистнул, и, вытащив ладонь из… дома, поднес ее к глазам. Он недоуменно сжал и разжал пальцы — ни боли, ни сломанных костей, ни царапин. Тут тимберец подумал, что, когда врезал по роже одному из нападавших, тоже ничего не произошло, а ведь он прекрасно знал, как легко в драке поранить руку, если не защитить ее чем-нибудь. Даже очень точный удар мог стоить рассеченной кожи.
Это было настолько поразительно, что жажда крови испарилась и Элаикс, перешагнув через покалеченного бродягу, вышел из переулка. Он оказался посреди грязной улицы, заполненной галдящими северянами, от которых было не протолкнуться. Тут и там попадались фарийцы, те, кто побогаче предпочитали передвигаться в паланкинах, сопровождаемые личной стражей, кто победнее — на своих двоих. Однако вне зависимости от своего достатка, граждане империи разительно отличались от местных, чувствовалась в них какая-то порода, скрытое достоинство и осознание собственного превосходства. Элаикс постоянно видел подобное, и ненавидел всей душой. Людей было немало, они торопились по своим делам, не обращая ни малейшего внимания на то, что творится где-нибудь в стороне. Например, в вонючем переулке.
— И что мне теперь делать? — недоуменно почесал затылок юноша.
Нужная мысль оформилась быстро, возможно даже, что слишком быстро. Элаикс сам не ожидал от себя такой прыти. Он не знает города, стало быть, следует отыскать проводника, который и расскажет, что к чему. А уж получив первое представление, можно будет думать дальше.
Почувствовав себя лучше благодаря наличию цели, юноша принялся озираться по сторонам, чтобы отыскать кого-нибудь подходящего. Ему на глаза попался невысокий парнишка, тянущий руку к поясному кошелю пузатого и бородатого северного купца, рассматривающего ярко-рыжую шкуру, которую продавал сомнительного вида старик.
Как только рука паренька вынырнула из кошеля с уловом, тяжелая ладонь Элаикса легла парню на плечо.
— Не делай глупостей, — шепотом предупредил он.
Парнишка искоса взглянул на своего нежданного собеседника и кивнул, потянувшись свободной рукой к поясу. Элаикс сильнее сжал плечо своего нового приятеля.
— Я же сказал, не глупи. Пойдем, есть дело. — С этими словами он протащил парня немного вперед, и, прислонив к деревянной стене дома, проговорил:
— Мне плевать на то, что ты обворовал того пузана. Хочешь немного подзаработать?
Страх на лице мальчика сразу же сменился интересом.
— А что для этого надо будет делать? — ответил он на столь кошмарном фарийском, что даже у южанина, ненавидевшего все, что было связано с мучителями, заныли зубы.
— Отлично, — он достал почти половину монет, добытых в драке. — Покажешь мне город, и они твои. Тебя как звать?
— Астур, — паренек с интересом пересчитывал деньги. — Сойдет. Что хочешь увидеть?
— Все.
Раэлин оказался крупным городом, в котором нашлось место большому рынку, нескольким храмам Девятерых, а также внутренней стене, выстроенной в фарийских традициях из камня, и защищавших жилища граждан империи.
Астур объяснил Элаиксу, что Раэлин построен недавно, а потому и не успел обзавестись всеми атрибутами настоящего имперского города. Фарийцы захватили эти земли буквально десяток лет назад, после чего сравняли с землей все окрестные поселения и обратили в рабство местных жителей. Тех, кого не убили.
— Эти варсты были дураками, — объяснил он. — Решили драться, а смысл? Что можно сделать против легионов?
— Ваше племя, стало быть, умнее? — стараясь сдерживать раздражение, спросил его Элаикс.
— Гораздо, — самодовольно заявил мальчик. — Мы — мириги — сразу покорились Богоравному, даже призвали его в свои земли, а потому живы и свободны. Как по мне, так это лучше, чем в кандалах ходить.
Он бросил многозначительный взгляд своего спутника, но тот решил не ссориться.
— Значит, город новый. Он велик.
— Торговля, — пожал плечами мальчик. — Пройдет десяток лет, и мы догоним Фар, вот увидишь.
— Вы торгуете с ганнорцами?
— Мы все ганнорцы, — поправил его тот. — Вернее, для вас, южан, мы все — ганнорцы. Понимаешь?
Элаикс кивнул. Жители севера, к примеру, никогда не могли отличить тимберца от селианца. Скорее всего, тут было то же самое.
А его провожатый, поняв, что южанин не совсем уж туп, продолжил.
— К северу от нас обитают тивронцы, мы их еще зовем Вольными. Это огромное и очень сильное племя.
— А почему же они не помогли вам, когда сюда пришла империя?
— Почему не помогли, помогли, выслали тысяч десять всадников. Вот только, — мальчик горько усмехнулся, — что могут сделать люди живому богу?
— Он не бог.
— Скажи это павшим, — напускная веселость мальчишки пропала. — Хотя отец говорил, что сам император и не воевал, его легионеры были неостановимы, ведь ими правит божество.
Элаикс грустно вздохнул — он понял мальчика.
— Мой народ тоже победили, — неожиданно проговорил тимберец.
Провожатый фыркнул, давая понять, что ему плевать на страдания каких-то там южан. После этого разговор сам собой затих, и оставшееся время они провели почти в полном молчании.
Ближе к вечеру Элаикс узнал достаточно много для того, чтобы в голове начал проклевываться вполне сносный план действий, а поэтому он обратился к Астуру.
— Много ли у вас в городе банд.
— Именно банд? — удивленно спросил мальчик.
— Да, меня не интересуют одиночки.
— С десяток.
— Знаешь, какая самая многочисленная?
— Угу.
— Веди.
Мальчишка недоуменно моргнул и протер уши — он подумал, что ослышался.
— Что?
— Веди. Хочу потолковать с их главным.
— Ага, только деньги отдай сразу.
Элаикс без разговоров передал проводнику обещанную плату, а тот повел его куда-то прочь из города. Чем дальше они шли, тем грязнее становились улицы, омерзительнее — дома, и опаснее — люди. Покинув внешние ворота, они оказались у подножия самого настоящего моря из деревянных бараков, домов, хибар и лачуг, которые нагромождались одна на другую, теснились и надстраивались дополнительными этажами.
— Все просто, — пояснил Астур. — Фарийцы живут в центре города за каменными стенами. Те, у кого есть деньги, стараются прибиться к ним под зад. Чем меньше денег, тем ближе к воротам.
Дальше он мог и не объяснять, хватало одного взгляда на огромные трущобы, чтобы понять, в каких условиях существуют те, у кого звонкая монета не водится совсем. Нечто подобное Элаикс и представлял — ему доводилось видеть настоящие фарийские трущобы, и они не слишком отличались от ганнорских. Если стены охраняли легионеры, а городские улицы — вигилы, то за ними представители власти отсутствовали вообще. Разве что, время от времени заходили сборщики податей, да и то в сопровождении вооруженной охраны. Но природа не терпит пустоты, потому порядок на огромной территории поддерживали обыкновенные бандиты, сбивавшиеся в стаи. Они обирали бедноту, дрались друг с другом за влияние, ну и совершали набеги на дома богатых людей в городе, а также за его пределами. Именно одна из таких банд и была нужна Элаиксу.
Они прошли еще немного. Наконец, мальчик замер перед большим трехэтажным домом, напоминавшим сарай. Его почерневшие бревна были покрыты грязью, паутиной и плесенью. Нижние венцы вдавались в землю, а крыша в нескольких местах обвалилась, что было видно даже в тускнеющем закатном солнце.
— Вот это место. Тут ты найдешь добрую сотню головорезов, — мальчик фыркнул. — Наслаждайся, больной.
С этими словами он развернулся и стрелой бросился прочь, петляя, точно заяц.
Элаикс хмыкнул и внимательно осмотрел здание. Как ни странно, никакой охраны снаружи не было. Да что там охраны — вообще ни одна живая душа не осмеливалась высовывать нос на улицу. Беглый раб пожал плечами.
— А и хрен с ними, — решил он, и со всей силы пнул входную дверь ногой.
Наверное, она просто была гнилой и слабо держалась, потому что эффект пинок произвел поразительный. Хилая преграда полетела внутрь, кувыркаясь в полете и отскакивая от пола, теряя при этом куски древесины. Элаикс извлек нож и ринулся вслед за нею, не особенно задумываясь о том, что его ждет.
Буквально почти у входа он напоролся на совершенно обалдевшего типа, которого, не задумываясь, отшвырнул в сторону, и понесся дальше. Первый этаж дома — большой темный коридор, освещенный лишь парой чадящих факелов, по обе стороны которого голодными пастями зияли дверные проемы. Элаикс бежал, раздавая направо и налево зуботычины, отшвыривая врагов, пытавшихся заступить путь, и ломая тянущиеся к нему руки. Он не был уверен, что движется в правильном направлении, но это не пугало — волшебная, невообразимая сила, ударила юноше в голову, и тот забыл об осторожности.
— Пускай собираются все, всем морды набью, — довольно прошептал он, добравшись до лестницы.
Уже когда Элаикс во всю прыть бежал по лестнице, в голове мелькнула мысль:
«А точно ли я все делаю правильно?»
Но какой-то внутренний голос тотчас же отбросил ее за ненадобностью, успокоив юношу:
«Не волнуйся, все хорошо».
Он влетел на второй этаж, по пути вырубив — или убив? — пару охранников, пробежал по очередному коридору, который заканчивался толстой дверью, охраняемой двумя типами с мечами в руках. Элаикс, не задумываясь, метнул в них трофейные ножи. Первому лезвие угодило прямо в сонную артерию, второй же оказался чуть ловчее и увернулся, потеряв на этом драгоценные доли секунд, которых нападавшему хватило для сокращения дистанции.
Страшный удар в лицо, и враг, точно камень, пущенный из пращи, понесся назад, врезавшись по дороге в дверь, и выбив ее. Не останавливаясь, Элаикс подхватил меч умирающего с ножом в горле человека, и запрыгнул внутрь.
Едва его ноги коснулись земли, он, повинуясь какому-то непонятному сигналу, отскочил в сторону. Вовремя — в то место, где он только что стоял, устремились сразу три метательных ножа.
Юноша огляделся. Это помещение выглядело не в пример богаче, и было освещено многочисленными масляными светильниками. В противоположном углу, возле большого стола, сгрудились десять мужчин и женщин, чья внешность однозначно и безошибочно указывала на род деятельности.
— Ты кто такой? — процедил мужчина средних лет, лысый, со шрамами на лице и руках.
— Ты тут главный? — ответил вопросом на вопрос Элаикс.
— Чего-о?! — взревел тот.
— Не важно.
Он ринулся вперед, расшвыривая противников, точно игрушки, парируя их удары и уворачиваясь от метательных снарядов. Юноша ощущал такую легкость, что не мог не поразиться. Его разум был кристально чист и ясен, он действовал, точно хитрый механизм, не пытаясь ничего понимать, и не успел даже разогреться, когда враги кончились — остался лишь лысый, взирающий на парня с немым ужасом.
— Ты понимаешь, кто я такой? — пересохшим от страха голосом прошептал тот.
— Ага, — Элаикс широко ухмыльнулся. — Труп.
С этими словами он вонзил противнику меч в грудь — точно в сердце. Несколько секунд юноша наблюдал за агонией бандита, а затем спихнул тело с кресла, повернул то, чтобы можно было смотреть на дверь, аккуратно положил покойника у себя под ноги, после чего с удобством уселся на мягкое сидение.
Послышался топот десятков ног, и в комнату один за другим ввалились выжившие обитатели дома. Их было много — почти пять десятков человек, и большая часть выглядела не слишком дружелюбно, о чем красноречиво говорило большое количество острых предметов в руках вновь прибывших.
Вошедшие замерли, уставившись на картину побоища, а Элаикс развалился в кресле, закинув ногу за ногу, и улыбнулся.
— Вы опоздали, — произнес он. — Хотите новость? Теперь я главный и у вас есть выбор.
Бандиты опешили от такой наглости.
— Какой? — наконец спросил кто-то из них.
— Вы можете пойти под мое начало. Вы можете убраться отсюда. Вы можете бросить мне вызов, — слова вылетали изо рта и точно камни, с грохотом заполняя собой мрачное помещение. — Если среди вас есть фарийцы, то лучше бегите сразу. Второго шанса не получите.
— Да ты, сука! — выступил вперед здоровенный заросший мужик. — Я тебя…
Договорить он не успел — Элаикс нарочито медленно и даже лениво махнул рукой, и человек упал, обливаясь кровью. В его горле торчал нож.
— Еще желающие? — будничным тоном осведомился Элаикс.
Воцарилось молчание.
— Отлично. Тогда те, кто не хочет мне служить, пускай ищут себе новое жилище.
Толпа начала рассасываться. Один за другим, бандиты выходили прочь, бормоча проклятья и костеря этого южанина, которого им на голову принесли боги.
Остались лишь двое. Первый — худощавый парень лет пятнадцати. Тощий, с руками-спичками и заострившимся крысиным лицом, он мало походил на опасного бандита. Вторая — девушка лет двадцати с невообразимого размера грудью, которую обтягивала грязная рубаха, и изуродованным лицом, изборожденным многочисленными шрамами жуткого вида.
— Стало быть, вы не возражаете против нового хозяина? — задал вопрос юноша.
— Нанимателя, — низким чуть хрипловатым голосом проговорила грудастая.
— Как скажешь. Это не существенно.
Элаикс поднялся и подошел к ним.
— Я — Элаикс, а кто вы? И чем вы занимаетесь?
— Грантар, — представился тощий парень. — Шарю по домам. Я пролезу куда угодно и вынесу самое ценное.
— Я Эльра, и я занимаюсь грабежом, — сообщила девушка, коснувшись огрызка, оставшегося от ее правого уха. Элаиксу стоило большого труда, чтобы перевести взгляд с ее бюста на лицо. — И, если ты попробуешь залезть на меня, умрешь. Предупреждаю сразу.
— Я так понимаю, что не все прислушивались к твоим словам, — улыбнулся южанин.
— Их было поразительно много, у некоторых даже получалось, — говорила она таким спокойным и будничным тоном, что у молодого воина кровь застыла в жилах. — Но вот какая штука, мужики после этого дела любят поспать.
— Ясно, — кивнул Элаикс. — Обещаю, что не попробую овладеть тобой силой. Будь ты фарийка — еще подумал бы, а так — нет.
Девушка выгнула изящные черные брови.
— Ты не любишь империю?
Лицо молодого воителя потемнело.
— Ненавижу, — прошипел он. — Я мечтаю разрушить ее до основания.
— Это все замечательно, — включился в разговор Грантар, нервно покашливая через каждое слово. — Но чем ты собираешься заниматься. Сейчас?
— О-о-о, — позволил себе улыбку беглый раб, — у меня много планов, но сперва нужно найти еще людей.
Тощий грабитель пожал плечами.
— Это будет несложно устроить, мы с Сисястой многих знаем.
— С кем, с кем?
— Это ее прозвище.
Эльра фыркнула, показывая свое отношение к дурацкому прозвищу.
— А тебя как называют?
— Крысой, — ничуть не смущаясь ответил парень. — И мне нравится.
— Понятно. Так вот, Крыса. Мне не подойдет абы кто. Во-первых, нужны молодые. Придется много драться и бегать, старики не потянут. Во-вторых, никаких фарийцев. В-третьих, мне нужны люди, которым захочется резать этих ублюдков, — его кулаки непроизвольно сжались, а голос стал ниже. — А поэтому они не должны бояться ничего и никого. Справитесь?
Его новые подчиненные переглянулись, затем Грантар с легкой неуверенностью в голосе ответил.
— Ну, мы попробуем.
— Вот и отлично, — Элаикс осмотрелся. — И вот еще что.
— Да?
— Помогите мне тут прибраться, а то как-то грязновато.
Тьма. Тьма вокруг. Откуда? Что такое? Он сделал над собой нечеловеческое усилие, и веки начали расходиться в стороны, открывая путь ярчайшему свету, который затопил все окружающее пространство.
Трегоран со стоном пришел в себя и огляделся. Он лежал на кровати, укрытый теплым шерстяным одеялом. Под головой…Юноша аккуратно коснулся мягкого предмета, на котором покоился его затылок. Да, это была самая настоящая подушка. Предмет, от которого он успел отвыкнуть.
«Что случилось, почему я здесь?» — задал себе вопрос юноша, чувствуя, как от живота волной поднимается ледяная волна страха. — «Я только что был в пещере!»
Дверь распахнулась и в комнату вошел высокий гладко выбритый мужчина с резкими чертами лица, ясными зелеными глазами и аристократическим носом с горбинкой. Чистокровный фариец.
Юноша тихо заскулил и сжался в комок — волна страха, накрывшая его с головой, мешала думать и путала мысли. Но каждая новая была хуже предыдущей.
«Я в постели…Он хочет…фариец…Убьет…Обесчестит…Нет…Что делать…Бежать», — эти односложные мысли роились и накладывались друг на друга, а тело его, покрывшееся липким потом, в то время пребывало в отвратительном оцепенении.
— Ты проснулся? Слава богам, — проговорил фариец и улыбнулся.
Эта чистая и открытая улыбка озарила его лицо, изменив человека до неузнаваемости, превратив в того, кому можно верить, кто не обманет, не станет травить собаками, избивать до крови в моче и заставлять делать противоестественные вещи.
Но какой бы хорошей не была улыбка мужчины, он все равно оставался имперским псом — одним из тех, кто разрушил дом, убил отца с матерью, заставил познать все ужасы рабства.
— Не бойся меня, — все таким же ободряющим и вкрадчивым голосом продолжил фариец, — я не причиню тебе вреда. Вижу, что ты убежал от хозяина, но не волнуйся, меньше всего на свете я хочу, чтобы на тебя вновь одели цепи.
Он снова улыбнулся и указал на кресло в углу комнаты.
— Можно я присяду?
Трегоран кивнул, хотя в глубине души ему хотелось заорать: «Нет, уйди прочь, мерзкое чудовище, изыди!» Но он не мог, потому что боялся.
«Пускай, главное, быть осторожным, а когда улучу момент — ударю его магией», — решил юноша, беря себя в руки.
— Очень хорошо, — фариец сел в кресло, оправив полы своей роскошной тоги. — Знаешь, ты — загадка.
Трегоран удивленно моргнул.
— Я нашел тебя во время конной прогулки, на самой границе владений. Интересно то, что на расстоянии дня пути в любую из сторон света нет ни одной виллы. Ты был изранен и горел в пламени лихорадки. Можно даже сказать, одной ногой стоял в могиле. Не хочу хвастаться, но я спас тебе жизнь, а теперь не могу понять, откуда ты такой взялся.
Он расслабленно развалился в кресле и провел ладонью по векам.
«Сейчас!»
Трегоран вскочил с кровати, громко выкрикивая единственное известное ему боевое заклинение и творя пассы руками.
Он должен успеть! Успеет!
Он успел.
Маленький шарик огня слетел с кончиков пальцев, едва юноша проговорил последние слова заклятья, и устремился к фарийцу. Тот даже не пошевелился, однако вокруг него возник видимый невооруженным взглядом барьер, о который и разбилась единственная надежда молодого тимберца.
— И еще один вопрос, — имперец убрал ладонь с лица и пристально посмотрел на Трегорана. — Где беглый раб сумел освоить магию школы огня?
Чуть приглушенный страх взвыл, точно стая голодных волков, и накрыл его с головой, терзая разум и тело. Сразу же спазм сдавил живот, грозя высвободить содержимое мочевого пузыря, а может, и даже хуже, и Трегоран кулем рухнул на постель, смирившись со своей судьбой.
— Ч-что вам нужно? — с трудом выдавил он из себя, борясь со рвотными порывами. — В-вы меня казните?
Вопрос этот не был праздным. По законам империи практиковать магию могли лишь свободные граждане. Ни союзники, ни вольноотпущенники, ни, тем более, рабы, не могли творить волшбу на землях богоподобного императора. Наказанием за ослушание служила смерть, долгая и мучительная. Виновного сперва пытали на городской площади, вырывая ему язык, выкалывая глаза и отрезая пальцы. Затем четвертовали, и, если несчастный оставался жив после окончания этой кошмарной процедуры, сжигали.
— Нет. Я не собираюсь отдавать тебя палачам, если ты говоришь об этом. Не в моих правилах карать собратьев по несчастью.
Юноша растерянно моргнул. Он не понял последнюю фразу.
— Мы с тобой, мальчик, жертвы. Ты, судя по цвету кожи и глаз, откуда-то с юга. Возможно, из Тимберии. А эту страну наш доблестный император, — тут в его словах прозвучала неподдельная ненависть, — завоевал, обратив немалую часть населения в рабов. Так?
Трегоран кивнул.
— Я же всегда выступал против войны, за что и был сослан на край мира, как любят говорить дураки в Фаре.
Трегоран не слишком доверял фарийцам, однако непохоже было, чтобы незнакомец лгал. А раз так, то надежда оставалась. Опальный чародей… а почему бы ради разнообразия и не быть такому?
С каждой секундой паника отступала все дальше, и юноша начал мыслить рационально.
«Он может помочь мне с одеждой и деньгами. А даже если и нет, то я сумею убежать. Он сказал, что крупных вилл в окрестностях больше нет, значит, укроюсь где-нибудь в лесах».
Стало быть, нужно вести себя осторожно и не злить нежданного спасителя. Если фарийцу хочется, пускай лечит и кормит его. Кому это повредит?
— Меня зовут Маркаций, — произнес маг, все это время внимательно наблюдавший за юношей. — А тебя?
— Трегоран, — юноша решил, что ничем не рискует, раскрывая свое имя.
— Стало быть, все-таки тимберец. Скажи, откуда ты бежал?
Этот простой и короткий вопрос поверг юношу в новую пучину кошмара. Он снова затрясся, поняв, какую глупость сморозил. Нужно было молчать в тряпочку и притворяться идиотом, а теперь…теперь…если он расскажет про владыку Хаоса, как поступит чародей из Фара? Но как же смолчать, находясь перед ликом чародея?
Он тихо застонал, а в глазах появились слезы.
Фариец вздохнул и поднялся, затем подошел к юноше и осторожно положил руку тому на плечо.
— Я все понимаю. Мои сородичи научили тебя бояться и ненавидеть, а потому не стану совать нос, куда не следует. Не хочешь говорить — не говори, я не стану настаивать. Более того, ты свободен. Как только выздоровеешь, сможешь уйти. — Он перехватил ошеломленный взгляд Трегорана и подтвердил сказанное. — Да, именно так, уйдешь, как только захочешь. А теперь отдыхай и набирайся сил.
Трегоран не ответил. Он ощущал подвох, не верил своему неожиданному спасителю. А фариец, похоже, и не ждал ответа. Он развернулся и пошел прочь из комнаты.
— Да, вот еще что, — Маркаций обернулся в дверях. — Если захочешь поговорить — я буду ждать в соседней комнате. Дел у меня все равно нет.
Чародей вышел, затворив за собой дверь, и юноша облегченно вздохнул. В одиночестве было проще — голова работала яснее, а страх не вызывал спазмы в желудке.
Внезапно он подумал:
«А почему еж отправил меня именно сюда?»
Трегоран вспомнил последние слова бога.
«Получишь то, что ищешь и заслуживаешь. Что это значит? Быть может, он специально отправил меня сюда? Может, и специально, но с другими целями. Нельзя верить Отцу Лжи, все говорят об этом».
Юноша сглотнул. То, что встреча с опальным — по его собственным словам — чародеем вообще состоялась, это определенно не случайность. Вряд ли божество, давшее простому смертному абсолютную память, может делать что-то просто так.
«Стоп. А где дар-то?» — новая мысль ворвалась и разметала цепочку рассуждений, заставив юношу вновь ощутить поднимающуюся панику.
— Спокойней, спокойней, — прошептал он. — Как же проверить слова Фарнира?
Он напрягся, пытаясь вспомнить какие-нибудь эпизоды из своего далекого детства. Ничего необычного. Все как всегда — фрагменты картин, образы, обрывки разговоров.
Он почувствовал, как по спине ползет неприятный холодок. Мог ли бог обмануть? Нет! Все жрецы, нанимаемые отцом, как один твердили, что боги, если уж дадут слово, никогда его не нарушат. Слово бога каким-то образом связывает его и не дает творить все, что небожителю заблагорассудится. Книга про Фарнира, которую он тайком прочитал, уже будучи рабом, повторяла эту мысль, но предупреждала, что лживый бог может вывернуть обещание наизнанку. Он регулярно проделывал это.
Трегоран до крови закусил губу.
«Неужели все впустую, неужели я потерял брата просто так? Нет, мы с ним стали свободными, что уже большое дело», — юноша заставил себя успокоиться. — «Нужно размышлять логически, как говорили учителя. Что у меня есть? Свобода — раз. Сила — два. Совершенная память — три. В первую очередь нужно проверить, что с нашей сделкой. С Фарнира станется посмеяться надо мной и сделать память идеальной лишь на то, что та запечатлеет после заключения договора. А значит, нужно найти какой-нибудь пергамент».
Он осмотрелся. В комнате не было ничего даже отдаленно напоминающего свитки или фолианты.
Трегоран слабо ухмыльнулся.
— Ладно, поищем чуть позже, — пробурчал он. — Спросить у фарийца, что ли?
Эта мысль сперва показалась безумной, но чем больше юноша размышлял, тем больше склонялся к тому, что стоит довериться этому Маркацию. Все равно он сейчас в полной власти своего спасителя и никуда от того не денется — юноша давно отучился питать глупые надежды и прекрасно понимал, что от мага может сбежать лишь другой маг. Простому же смертному никогда не покинуть жилище чародея, если тот не захочет.
Себя же магом юноша не считал — несколько подсмотренных заклинаний ничто перед мощью настоящего колдуна, жившего в столице мира и наверняка не один год оттачивавшего мастерство. Стало быть — придется рискнуть.
Юноша вздохнул и, собрав всю свою волю в кулак, после чего накинул лежавшую на стуле у изголовья кровати фарийскую тогу — тогу, ему, рабу! — и осторожно направился к двери.
Страх вернулся и с каждым сделанным шагом становился лишь сильнее, но Трегоран, отчаянно сжав зубы, повернул ручку и вышел в длинный коридор, устланный роскошным ворсистым ковром.
«Этот миролюбивый фариец неприлично богат», — подумалось юноше, и столь глупая мысль позволила ему немного разжать тиски ужаса.
Дверь в конце коридора сама собой отворилась, и из-за нее донеслось:
— Я тут.
«Что и требовалось доказать». — Юноша вздохнул и двинулся вперед.
Маркаций удобно расположился в большой светлой комнате, заставленной шкафами со всевозможными книгами и свитками. Помимо них здесь нашлось место для большого стола и двух кресел — хозяин дома определенно любил удобства.
Фариец широким жестом пригласил юношу в кресло напротив себя. Трегоран, сглотнув, присел и уставился на своего спасителя.
Некоторое время они молчали. Наконец Маркаций заговорил.
— Итак, юноша, ты, я вижу, уже можешь ходить. Голова не кружится?
— Самую малость, — непонятно отчего покраснев, проговорил Трегоран. — Спасибо вам, господин, за то, что спасли мою жизнь.
— Не стоит благодарности. Спасение жизней — это долг каждого мага.
Он заметил, что Трегоран изменился в лице и с горечью добавил:
— Каждого настоящего мага. К несчастью, в империи таких становится все меньше с каждым годом. Увы и ах, но вместе со средним уровнем морали падает, что весьма неожиданно, и средний уровень владения силой. Как ни странно, знаменитые фарийские маги, которыми прочие народы пугают своих детей, год от года слабеют и чахнут, становятся все более ленивыми и бесполезными. Впрочем, замечу, что этот процесс не в меньшей степени затронул и иные государства, такие, например, как соседняя нам Атериада.
Трегоран удивленно моргнул. Фариец говорил в точности как храмовые жрецы в его родной Тимберии. Он вспомнил тучных бритых на лысо евнухов и сравнил их с подтянутым суровым фарийцем. Сравнение получилось столь уморительным, что он не сдержал тихий смешок.
Маркаций сверкнул глазами.
— Я сказал что-то веселое, юноша?
Молодой человек ойкнул и потупился, а затем рассказал о том, что его так рассмешило. Реакция чародея оказалась неожиданной — вместо того, чтобы рассердиться, тот задрал голову и захохотал. Смех у фарийца был чистый, добрый, в нем не слышалось злое торжество и упоение унижениями жертвы.
Этот человек вообще сильно отличался от других благородных имперцев, с которыми Трегорану приходилось встречаться раньше. И юноша окончательно решился.
— Господин, — сказал он, когда Маркаций отсмеялся, — ты хотел знать, как я сюда попал.
Благородный фариец внимательно взглянул на собеседника.
— Да, мне это будет интересно, но сперва, пожалуй, тебе стоит представиться. Да, твое полное родовое имя, определенно, не повредит.
Юноша удивился еще сильнее. Имперцев редко интересовало, кто был предком тимберского раба и какое тот занимал положение по праву рождения.
— Прошу меня простить, господин. Я — Трегоран, сын Линорана, внук Паранита из рода Силирнитов.
Чародей присвистнул.
— Надо же. Дворцовые стражи Божественного? Мир полон сюрпризов. Ты тоже должен был стать воином?
— Нет, господин, жрецом.
Фариец кивнул.
— Понимаю. Младший сын в семье. Ты остались живы во время разгрома, учиненного легионами, и оказался в рабстве. Трудно ожидать от тебя доверия к фарийцу, да еще такому, как я.
— Такому? — повторил ошеломленный познаниями собеседника юноша.
— Молодой человек, я тоже не представился полностью. Да, не представился.
Он выпрямил спину и гордо взглянул на юношу, положив руки на подлокотники, выполненные в виде орлиных голов.
— Ты разговариваешь с Маркацием Цилирием благородным сыном Силлы Цилирия, сенатором великого Фара. Опальным, конечно же.
Челюсть Трегорана поползла вниз. Мало того, что его собеседник был магом, так он еще и принадлежал к высшему сословию империи. Конечно, за годы правления Анаториана могущество всесильного в древности Сената здорово уменьшилось, но, тем не менее, сбрасывать со счетов влияние самых знатных и богатых семейств государства не мог даже божественный император.
— Вижу, что ты впечатлен, — улыбнулся Маркаций.
— И удивлен, господин.
— Почему такой человек живет в глуши? Я, кажется, уже говорил, но, конечно же, могу и повторить. Мои убеждения диаметрально отличались от идеалов нашего обожаемого императора и его прихлебателей. При этом я не стеснялся говорить то, о чем думаю. Кого-нибудь менее значимого за подобную дерзость ждал бы титул врага государства, плеть с кандалами и галеры. Или рудники — как повезет. Я же отделался всего лишь изгнанием, и, назовем это так, домашним арестом. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду.
— Да, господин.
— И неудивительно, — улыбнулся Маркаций. — Полагаю, храмовые жрецы, с которыми ты так удачно меня сравнил, потратили не один год на обучение. Если бы не мы, то сейчас ты, скорее всего, уже сбрил бы волосы и лишился кое-чего еще.
Юноша покраснел и потупился, а Маркаций встал и подошел к столу, на котором примостилась початая бутыль из зеленого стекла, рядом с которой стояли два точно таких же стакана, а также блюдо с сыром.
— Тимберское стекло, — зачем-то произнес чародей, беря бутыль в руки и разливая ее содержимое по бокалам.
Один из них он вместе с блюдом предложил юноше.
— Это легкое вино, тебе оно не повредит, равно как и сыр, и позволит немного расслабиться, — пояснил чародей. — Ты ведь собирался поведать мне свою историю, а не делиться особенностями родословной и социального положения. А потому я умолкаю и обращаюсь в слух.
Трегоран, внезапно почувствовавший необъяснимую жажду, одним глотком осушил стакан и закашлялся. Пускай и разбавленное, вино сильно ударило ему в голову. Он закашлялся и отправил в рот несколько кусочков сыра, тщательно их пережевал и проглотил, и только после этого начал говорить.
Юноша рассказал своему собеседнику все. Как попал в рабство, как на долгие годы превратился в бесправную вещь, игрушки в руках бессердечных господ, как сумел убежать. Наконец, куда убежал. Когда юноша рассказал о том, кого повстречал в пещере, бокал выпал из разжавшейся руки Маркация, а во взгляде сенатора появилось выражение безмерного ужаса.
Наконец Трегоран умолк. Его собеседник даже не посмотрел на бокал, который не разбился исключительно из-за толщины ворсистого селианского ковра, устилавшего пол кабинета.
— Девятеро спасите и защитите! — воскликнул мужчина. — Договор с Владыкой Хаоса. Мальчик, в своем ли ты уме?
От волнения благородный фариец растерял весь лоск и придворные манеры. Он поднялся и, подскочив к юноше, ухватил того за плечи.
— Мальчик, ты попросил у чудовища магическую силу?
— Н-нет, — испуганно пролепетал Трегоран. — Сила у меня была, я попросил память.
Маркаций ошеломленно уставился на него.
— Была?
Он моргнул и отпустил юношу, делая над собой видимое усилие, чтобы успокоиться.
— Подожди. Стало быть, ты учился на мага?
— Нет, господин, не успел.
— Тогда, во имя великих богов, откуда ты узнал о своей силе?
Юноша замялся, но решил, что раз уж начал говорить, то нет смысла запираться.
— У хозяев, — его передернуло, — была библиотека. Большая библиотека. Однажды, когда я ее убирал, случайно наткнулся на свиток. В нем было несколько заклинаний.
— Погоди, — недоверчиво прищурившись, остановил его Маркаций. — Ты хочешь сказать, что разжег в себе Пламя, всего лишь посмотрев пару раз на какой-то непонятный свиток в библиотеке? Тебе хватило этого, чтобы сотворить свои первые чары?
Юноша кивнул, а лицо патриция вытянулось. Он схватил Трегорана за руку и вытащил из кресла.
— Идем, я должен увидеть все своими глазами.
Юноша, чьи ноги тотчас же затряслись, последовал за своим спасителем. Шли быстро, и он не успевал запомнить путь через вереницу коридоров, залов и лестниц, закрученных в плотный клубок. Наконец, Маркаций остановился. Они оказались возле больших дверей, окованных свинцовыми пластинами. Чародей сотворил магический жест и прошептал короткое слово, створки распахнулись.
За дверьми размещалась самая большая библиотека, которую Трегоран только видел. Даже храмовое книгохранилище не могло сравниться с нею. Огромный зал был битком набит мощными шкафами, до отказа забитыми бумажными свитками, книгами всех мастей, пергаментами, вроде бы даже — глиняными табличками.
Маркаций, не говоря ни слова, подошел к одному из шкафов, некоторое время шел мимо него, водя пальцем по переплетам, наконец, найдя то, что искал, выхватил одну из книг.
— Подойди, — распорядился он сухим деловым тоном, не оставлявшим и намека на неподчинение.
Трегоран подчинился, а Маркаций раскрыл фолиант на нужной странице и протянул юноше.
— Читай, но только не вслух.
— С большой заглавной буквы?
— Да, она начинает заклинание.
Трегоран всмотрелся в незнакомые символы, чередующиеся с четкими и ровными фарийскими буквами. В книге подробно рассказывалось, как следует произносить заклинание: приводился каждый звук, движения рук, а также подробно описывались последствия, которые можно было ожидать, если все сделано верно.
Он едва закончил чтение, как Маркаций вырвал книгу и поставил ее на место.
— А теперь идем туда — он указал на еще одну бронированную дверь, которая, правда, не отличалась размерами. Она вела в маленькое помещение, каждая из стен которого была испещрена незнакомыми юноше символами. Эти же символы украшали потолок и пол.
— Отлично, теперь читай.
— Что читать? — не понял юноша.
— Заклинание, которое я тебе показал, — голос Маркация звенел от нетерпения. — В книге было рассказано все.
Трегоран облизнул вмиг пересохшие губы.
— Господин, я боюсь, что не получится.
— А ты не бойся, — внезапно улыбнулся ему фариец. — Я уже несколько раз говорил, что не собираюсь причинять тебе зла, и не вижу ни малейшего повода, чтобы менять свою точку зрения. А посему — прошу.
Трегоран вздохнул и закрыл глаза. Совершенно неожиданным образом у него появился шанс проверить дар Владыки Хаоса, чудовищного ежа из пещеры. Так почему бы не воспользоваться возможностью?
Он заставил себя успокоиться и начал вспоминать. И тотчас же ахнул, пораженный до глубины души — вспоминать ничего и не пришлось — страница из книги будто стояла перед глазами. Он видел каждый слог, каждую букву, мог, не напрягаясь, сказать, где переписчик давил на пергамент сильнее, а где на пере стали высыхать чернила.
Трегоран распахнул глаза и четко произнес предложение на неведомом ему языке, одновременно с этим складывая пальцами магические печати.
В центре комнаты полыхнуло пламя, во все стороны, точно живые, бросились алые языки, нестерпимо дохнуло жаром… И все закончилось — Маркаций выкрикнул заклинание и с его вытянутых вперед ладоней ударила струя воды, которая мгновенно затушила огонь.
Зашипело, клубы пара закрыли обзор, и Трегоран, ощутивший себя совершенно опустошенным, осел на пол.
Когда последствия соприкосновения стихий исчезли, в комнате повисло тяжелое молчание. Наконец, Маркаций, не спускавший взгляда с юноши, проговорил.
— Трегоран из рода Силирнитов, ты — самый настоящий гений. Я многое видел в этой жизни, но такого таланта — никогда.
И снова добрая и открытая улыбка озарила лицо опального фарийца.
— Наверное, ты — дар богов заплутавшему в лабиринтах судьбы и отчаявшемуся старику, — тут он заметил состояние своего гостя. — Прошу меня простить, тебе нужен отдых, а не разглагольствования фарийских колдунов.
Трегоран хотел что-то ответить, но в этот миг силы его окончательно покинули, и ослабленный организм взял свое. Юноша погрузился в глубокий сон.
Когда Грантар с Эльрой отправились выполнять поручение, Элаикс решил, что в их временном логове имеет смысл прибраться. Трупы они оттащили прочь, бросив на улице, и даже вытерли кровь, но чище трофейная хибара не стала, а Элаикс достаточно нахлебался дерьма, будучи рабом, чтобы, обретя свободу, продолжать жить на помойке. К тому же ему хотелось знать, что полезного можно отыскать здесь.
Отчего-то — он сам не понимал, отчего, — молодой человек совершенно не боялся мести оставшихся в живых бандитов, которые разбежались, не приняв бой. Он не опасался, что мерзавцы придут с подкреплением, его не волновало, были ли покойники связаны с кем-то из горожан и не захотят ли последние поквитаться. Беглый раб просто собрал все полезное, а хлам безжалостно вытащил на улицу, свалил в кучу, которую спалил.
Работа заняла у воина остаток вечера и добрую половину ночи, зато логово приобрело человеческий вид.
Сон сморил Элаикса, во время проверки ножей, пару дюжин которых он нашел в захламленном чулане. Молодой воин и не заметил, как задремал, а проснулся лишь от того, что в дверь — ее он тоже успел кое-как починить — кто-то робко постучал.
Юноша моментально раскрыл глаза, заметив, что рука уже сжимала нож.
— Входите, — проговорил он, поднимаясь на ноги, но, не убирая свое оружие.
Первым прошмыгнул Грантар. Крыса прямо-таки лучился от счастья.
«Наверное, сыр смог утащить», — подумал Элаикс, усмехнувшись глупой шутке.
За ним вошла Эльра, гордо неся свой бюст.
— А вот и мы. — Грантар кашлянул. — И не одни, подарочек тебе принесли.
— Ну покажи этот подарочек, — Элаикс не улыбнулся.
— Сейчас, сейчас, — Крыса развернулся и высунулся на улицу. — Парни, старшой зовет.
Один за другим в лачугу вошли трое. Первым шел…фариец. Юноша зарычал и ринулся вперед, готовый вонзить ненавистному ублюдку кинжал в горло, но его остановил дикий крик северянки:
— Стой!!! Дай ему сказать!
Рука с занесенным оружием замерла над головой имперского ублюдка, а Элаикс, с трудом сдерживая ярость, прошипел:
— Говори, но быстро и по делу.
— Я хочу убивать! — процедил вошедший.
— Ты, фариец?
Лицо молодого парня — ровесника Элаикса — побелело от ярости.
— Не фариец! Ненавижу! Ясно? Хочу драться вместе. Хочешь — убивай, но не ровняй с ними.
Говорил парень коротко, бросая фразы со злобой. Элаикс приставил нож к горлу своего собеседника.
— Могу убить, говоришь?
— Да.
— Как зовут?
— Инатор. Прозвище — Молчун.
— Не фарийское имя.
— Я, варст, как и Эльра. Не по отцу. Понимаешь?
Перед глазами Элаикса возникло искаженное болью лицо матери. Один глаз заплыл, она кричала и брыкалась, а два дюжих солдата срывали одежду. Рядом вопила не своим голосом Лиэтра, Пустынный Цветок, как ее называли родители. Первой красавицей столицы овладевали распалившиеся легионеры, а из соседней комнаты доносились нечеловеческие крики Миэвы — юной Лисички, озорной младшей сестры, которая однажды принесла ему кувшинку из дворца самого Божественного. Юноша почувствовал, как в уголках глаз скопилась влага.
— Понимаю, — прошептал он, убирая оружие за пояс и протягивая руку для пожатия. — Я — Элаикс, проходи.
Когда Инатор отошел на пару шагов, беглый раб посмотрел на второго рекрута. Им оказался однорукий доходяга неопределенного возраста. С одинаковым успехом бедолаге могло быть и тридцать, и сорок, и даже пятьдесят лет. Тип этот — тощий настолько, что выпирали ребра — был одет в грязное рубище, его нечесаные волосы слиплись и походили на сосульки, а недельная щетина с трудом скрывала ожоги на щеках и подбородке.
— И кто это? — удивился Элаикс. — Он же сейчас рассыплется.
Следующие события произошли настолько быстро, что никто ничего не понял. Вот доходяга стоял на месте. Внезапно он точно по волшебству переместился к Элаиксу и замер, приставив длинный изогнутый нож к горлу юноши.
— Внешношть бывает очень обманчива, мальчик, — проскрипел калека, демонстрируя отсутствие половины зубов. — Шоветую жапомнить это, ешли хочешь выжить. Не важно, нашколько ты шилен и как хорошо проламываешь черепа, ш перережанным горлом ты штанешь всего лишь покойником.
Произнеся это, однорукий плавно перетек обратно и замер, внимательно наблюдая за своим потенциальным нанимателем.
Элаикс коснулся пальцами сонной артерии и улыбнулся.
— Извиняюсь за свои слова. Похоже, ты — настоящий мастер.
— Так и ешть, — без ложной скромности кивнул мужчина. — Мое имя — Аладан, или Шепелявый. Я был первым мечем шфоего племени! Я выштупал на шудебных поединках, вел людей в бой, ишпив напиток богов, и боги вешшали мне!
С каждым произнесенным словом он точно оживал, говорил энергичнее, быстрее, начал помогать себе, жестикулируя единственной рукой. Это было нелишним, так как с дикцией у доходяги наблюдались серьезные проблемы.
— Фарийцы тогда еще были далеко, — Аладан горько усмехнулся, — мы так думали. Ведь наш ражделяли жемли целых трех племен. Понимаешь?
Элаикс кивнул. И это он прекрасно понимал. Его родину вообще отгораживало море, и защищал флот, считавшийся вторым по силе после таверийского. Все это оказалось очень слабой поддержкой против императорских легионов.
— Они пришли к нам, — продолжил калека. — Мы шражалишь, но проиграли.
— А иные сразу бросились лизать фарийские зады, — зло бросила Эльра, теребя изуродованное ухо.
— И это тоже, — согласился с нею Аладан. — Но не мы! Мы шохранили чешть, но потеряли штрану.
Элаиксу показалось, что Шепелявый сейчас описывает ситуацию на его родине, настолько все было похоже.
— Думаю, не нужно тебе рашшкажывать, что было дальше.
— Не нужно. Я видел, — односложно ответил юноша. — Ты стал рабом. Наверное, дрался на арене.
— Да, — глаза тощего северянина полыхнули. — Умный мальчик. Тоже бывал в круге пешка и крови?
— Нет, но видел.
Они некоторое время молчали.
— Ладно, это уже прошло, — продолжил Аладан. — Хотя оно и штоило мне половины жубов и руки. А жаодно украсило шкуру дешятком новых шрамов. Но я был хорош, ошень хорош. Наштолько, што в один прекрашный день шмог шбежать. Как тебе такая история?
Элаикс пожал плечами.
— Не лучше и не хуже других. Я слышал и видел подобное не раз, да и ты тоже, думаю. Фарийцы — они как саранча. Везде одинаковы.
Бывший гладиатор мерзко засмеялся, одобряя слова собеседника.
— Лучше и не шкажешь, мальчик. Так что, нужен тебе однорукий калека, чтобы режать глотки?
Молодой тимберец улыбнулся. Тепло и искренне — северянин понравился ему.
— И опять признаю ошибку. Некоторые калеки и старики нам очень даже подойдут.
И с этими словами он второй раз протянул руку для пожатия. После этого настал черед третьего рекрута. Это был невысокий, но крепкий и плотно сбитый мужчина, чей бритый налысо череп блестел в тусклом свете ламп. Невозможно было понять из какого он племени, хотя Элаикс прикладывал все силы для этого. Скорее всего, лысый родился в Атериаде или в одном из их полисов за пределами страны. В былые времена, когда атериадцев боялись и уважали, они основали десятки колоний по всему миру и некоторые из них все еще существовали.
— Добрый день, молодой господин, — склонил голову незнакомец. — Как я вижу, ты принадлежишь к славному тимберскому племени. Замечу, что нелегкая судьба далеко тебя занесла от благословенного острова.
— А ты, видать, был жрецом, — хмыкнул молодой воин. — Или мудрецом.
— Мудрецом? Пожалуй, можно сказать и так. Мое имя — Бартих и я, да будет тебе известно, философ. Хотя последние годы, увы, мне приходилось заниматься менее возвышенными вещами.
— Говно за коровами убирать, — хихикнул Грантар, но тут же осекся и отступил на шаг, когда философ бросил на него короткий взгляд.
— Можно сказать и так, — вздохнул он. — Моя история не столь печальна, как ваши, но, увы тоже не может считаться счастливой. Родной город был разрушен почти пять лет назад за своеволие и неповиновение. С тех пор все его жители — жалкие скитальцы, мечущиеся по землям империи и нигде не могущие найти себе приюта. Более удачливые вернулись в родную Атериаду, но, увы, нас и там не ждали с распростертыми объятьями.
— Своеволие?
— Мы, мудрецы Силирина, осмелились потребовать от императора уважения к независимым народам. В противном случае мы обещали заключить союз с таверионцами и атериадцами.
Элаикс слушал внимательно. Он в первый раз слышал такую историю.
— А что было дальше? Не собрали союз?
— Не смогли. Таверионцы помогли деньгами и оружием, но драться отказались, атериадцы же испугались и прогнали послов, но все равно мы считали, что справимся. У нас были могучие стены, множество метательных машин и солдат, нашлись и свои маги. Жрецы молили Девятерых о помощи и защите, заклинали наслать на головы фарийцев все бедствия, которые только можно, но, увы…
— Молитв не хватило? — догадался Элаикс. — И что было дальше?
— А дальше появился император, — лицо философа исказилось от ненависти. — Это проклятое всеми богами исчадье мира мертвых! Этот упырь в человеческом обличье! Этот…
Он замолчал и махнул рукой.
— Эх, чего там. Мы дрались на стенах, держались за каждый дом, каждую улицу! Не было шага, который не стоил бы имперцам крови. Но могут ли смертные восстать против божества, ступающего по земле? Город разграбили и сожгли, а всех выживших, кто не успел сбежать, обратили в рабство. Те же, кто сохранил свободу, был обречен на годы скитаний и мытарств, не зная защиты, приюта и надежды. В один прекрасный день, когда с парой друзей поехал в город за покупками, на обратном пути повстречал работорговцев.
— Фарийцев?
— Конечно. Они узнали, где разбит наш лагерь и захватили всех. Потом — продали, — он тяжело вздохнул.
— Долго ты работал на полях?
— Почти два года, пока не подвернулась возможность бежать.
— Стало быть, не только мне клеймо на лоб просится?
Философ усмехнулся.
— Да, нас таких на севере наберется изрядно, признаю. А это проблема?
— Если ты готов убивать фарийцев — нет. Мы все равно будем по другую сторону закона и императорской заботы.
С этими словами он протянул руку Бартиху.
— Отрадно это слышать, — принял тот рукопожатие.
— Хорошо, раз мы познакомились, идемте к огню и поедим, — махнул рукой Элаикс, поворачиваясь и указывая дорогу к тлеющим углям очага, над которыми висел большой котелок.
— О-о-о, еда-а, — потер руки Крыса, первым подскакивая к нему и резко срывая крышку. — М-м-м.
Он втянул воздухом густой аромат.
— Откуда это?
— Я приготовил.
На него тотчас же уставились все присутствующие.
— Что сделал? — недоверчиво переспросила Эльра.
— Приготовил. У меня было время, пока ждал вас. Решил, что не стоит говорить о делах на пустой желудок, а у хозяев нашлись кое-какие запасы.
Девушка моргнула несколько раз и ошеломленно перевела взгляд на аппетитно булькающее над углями варево.
— Ты умеешь, — она принюхалась, — тушить мясо с овощами?
— Да, а что тут такого?
— Кашеварил в рабстве, что ли?
— Да нет же! — Элаикс начал злиться. Чтобы успокоиться, он сел на тюфяк возле очага, взял большую миску и деревянным черпаком наполнил ее себе до краев.
Остальные тоже расселись, с трудом пытаясь скрыть неловкость.
— Ну, понимаешь, — прочавкал Грантар с поразительной скоростью заглатывающий угощение, — у нас считается, что если мужчина готовит, то у него проблемы. Что он не то, чтобы и мужчина уже, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Элаикс побелел.
— Понимаю, — медленно процедил он. — И говорю: любой, кто посмеет усомниться в моей мужественности, отправится к праотцам. А что насчет готовки, тут все просто. Мы считаем, что мясо — слишком большая ценность, настоящий дар богов, и его нельзя доверять бабам, которые обязательно все испортят. А поэтому каждый мужчина в нашей стране обязан уметь готовить.
— А женщины? — поразился Аладан. — Не пускаете их на кухню?
— Почему? Пускаем, их удел: каши, супы, сладкое. Но не мясо и не рыба. Естественно, не все семьи в состоянии поддерживать традицию, — тут он осекся, и с заметным усилием поправил себя, — не все семьи могли поддерживать традицию. Но все старались.
— Сколько народов, столько обычаев, — улыбнулся Бартих, накладывая себе варево в тарелку.
— И надо сказать, что готовит наш старшой отменно, — сыто рыгнул Крыса, облизывая тарелку. — Пожалуй, возьму я добавки.
Некоторое время все молчали, отдавая должное кулинарным талантам своего юного предводителя. Наконец, Эльра заговорила.
— Спасибо за угощение, но нас всех волнует, что будем делать дальше. Поделишься планами?
— Поделюсь, — кивнул ей Элаикс. — Для начала я хочу, чтобы вы показали мне Раэлин. Я уже походил по нему, но сам понимаете — это не то. Я хочу увидеть все. И трущобы, и деревянный город, и фарийский — тот, что за каменными стенами, — и все окрестности. Понимаете?
Все кивнули.
— Но просто так гулять нам будет скучно.
— Ага, — ухмыльнулся Крыса. — Повеселиться — это мы тоже все любим. Веселье — это хорошо, главное понимать, что делаешь, как, и зачем. А то ведь как оно бывает — покуражимся разок, а потом стражники все окрестности перерывают, и приходится валить куда подальше.
— Ничего, сперва мы будем веселиться аккуратно, — пообещал Элаикс. — Тихо. Незаметно.
Он улыбнулся, и улыбка эта больше походила на звериный оскал. И при этом в голове юноши вертелась мысль, которая — Элаикс был готов в этом поклясться — не отпускала его все утро. Что-то насчет какого-то родственника или друга, вот только что? Никак не получалось вспомнить.
Новоиспеченный главарь банды положил себе еще немного еды и пробормотал:
— Ладно, вспомню потом. А нет, так нет.
Весь день до самой ночи они ходили по Раэлину и трущобам за стеной, знакомились с местными особенностями, наблюдали, стараясь не привлекать лишнего внимания. Слушали, выспрашивали. Об Элаиксе уже говорили, но пока мало и тихо — горожан не волновали проблемы трущоб, а жители застенья вообще не слишком любили болтать, особенно когда речь заходила о бандитах. Это устраивало юношу, в голове которого уже созрел отличный план, в который не входила известность. По крайней мере, прямо сейчас. Сперва следовало поработать тихо, не привлекая внимания. И еще он ни на мгновение не забывал чудовище на скале: багряная тропа требует крови, много крови.
Когда стемнело, отряд Элаикса отправился, как метко выразился Крыса, повеселиться. Для этого бандиты нашли темный и довольно мрачный переулок, в котором и затаились, отправив Эльру играть роль приманки. Одетая в открытое платье с вырезом на груди, с шеей, замотанной легким шарфом, девушка в неверном свете немногочисленных факелов выглядела роскошно.
— Она постоянно так делает, — шепнул Крыса. — Каждый раз, как наденет это платье, обязательно клюет какой-нибудь похотливый урод. Без толку, конечно, наша Сисястая по девкам все больше, но для дела оно в самый раз.
— Помолчи, юноша, — шепнул ему философ и Грантар моментально заткнулся. Второй раз.
Элаикс обратил на это внимание. Философа боялись больше, чем однорукого гладиатора. И даже, чем его самого. Юноша и сам ощущал в лысом мужчине нечто такое, что заставляло волосы на голове шевелиться, но никак не мог понять, что же именно. Он пообещал себе разобраться в вопросе как можно скорее, но не прямо сейчас.
— Сейчас у нас другие дела, — едва слышно шепнул он себе под нос. — Работаем и не отвлекаемся.
«Вот бы попался фариец», — сладострастно облизнувшись, подумал Элаикс. — «Какой-нибудь жирный расфуфыренный патриций!»
Он криво усмехнулся, пытаясь взглядом разогнать вечерний мрак и увидеть жертву, которая уже однозначно должна быть близко. И не ошибся — по улице кто-то шел. Элаикс затаил дыхание.
— Только бы фариец, только бы фариец, только бы фариец, — шептал он, чувствуя, как в груди вздымается волна дикой ненависти. Ему столь сильно хотелось убить, что лишь большим усилием воли удалось взять себя в руки.
Не повезло — к ним приближался пузатый, богато одетый северянин с двумя телохранителями.
— Трое, — хмыкнул Инатор. — Главный — не фариец. Старшой?
Элаикс несколько мгновений молчал, после чего решился.
— Если клюнет, прирежем и его. А теперь тихо.
Они замолкли, слились с темнотой переулка, готовясь по первому же зову броситься в бой. Богато одетый мужчина шел, о чем-то перешептываясь с громилой, плетущемся справа. Он заметил скучающую Эльру.
«Боров пройдет мимо и нам снова придется ждать», — невесело подумал южанин, и тотчас же внутри услужливо вскипела ненависть. — «Сейчас этот урод, этот подпевала фарийцев, пройдет мимо, он будет жить, и прислуживать своим ублюдочным хозяевам. Ну уж нет! Убью его, в любом случае убью!»
Толстяк остановился и с интересом принялся изучать Эльру.
— Знаешь, — хриплым похотливым голосом произнес он. — Шрамы даже украшают тебя, шлюшка.
— Два сестерция, господин, — голос Эльры звал, манил, приглашал расстаться с деньгами ради наслаждения. — И тебе откроется неземное блаженство.
— Не думаю, — усмехнулся мужчина, и громилы ринулись в атаку, схватив девушку за руки и повалив ту на землю, лицом вниз.
Толстяк победно хохотнул и, не теряя времени, принялся стягивать штаны. Эльра билась и мычала, не в силах произнести ни слова — один из мордоворотов зажал ей рот — но силы были явно неравны.
Сидящие в засаде были столь ошарашены, что никто даже не пошевелился.
— Охренеть, — прошипел Грантар. — Сходили на охоту.
Элаикс зарычал, он чувствовал, как ярость затапливает тело, ощущал жар, идущий откуда-то изнутри.
— Бей их! — Взревел он, первым вылетая из переулка. За ним бросились остальные.
В это время толстяк как раз справился с портками и пристроился позади Эльры, задирая платье девушки до бедер.
— А, что? — удивленно моргнул он, после чего испуганно пискнул и, вскочив на ноги, бросился прочь. Напор пятерых разъяренных разбойников приняли на себя телохранители.
Это не было сражением, даже схваткой. Здоровяки отпустили пленницу и даже выхватили оружие — длинные прямые мечи — но пустить их в ход уже не успели. Первому Элаикс со всей силы залепил кулаком в лицо. Мужчина пронзительно закричал и отлетел к стене ближайшего дома. Возле второго возник Грантар, нож Крысы перерезал бедолаге сухожилия на ноге. Клинок Аладана вонзился раненому точно в горло, прерывая крик, а завершил дело Инатор, безжалостно воткнувший свое оружие врагу в глаз.
Эльра поднялась, стыдливо оправила платье, после чего подлетела к стонущему телохранителю, которого приложил Элаикс, и, не, долго думая, врезала тому ногой в нос, затем — по шее и после — точно в висок. Здоровяк захрипел, его ноги дернулись, а руки заскребли по земле. Спустя миг все было кончено.
— Кого-то не хватает, — философски заметил Крыса. — Хм-м, интересно, а где же Философ?
— Здесь, уважаемый, — к ним, неспешно, насвистывая веселую мелодию, подходил Бартих, тащащий за шкирку связанного толстяка, чей рот был заткнут тряпкой. — Предлагаю быстренько обобрать этих господ — он коротко кивнул в сторону убитых охранников — и уходить в какое-нибудь более спокойное место. Конечно, в этой части города люди поражены странной болезнью — они ничего не видят и не слышат, на что и рассчитывал, кстати, наш Старшой, но, все-таки, не стоит испытывать судьбу. Можно повстречать стражу, а мы пока не готовы к столь серьезным развлечениям.
Элаикс, к которому начала приклеиваться его первое в жизни прозвище, согласно кивнул.
— Да, уходим. А с пузанчиком поговорим в логове.
Толстяк дико замычал и попытался вырваться, но у него ничего не получилось — лысый атериадец держал надежно.
Они добрались до своего логова безо всяких приключений, не замеченные никем. Хотя, быть может, их кто-то и видел, однако не стал окликать. Очень даже могло быть именно так. Как Элаикс уже успел убедиться, с наступлением ночи у жителей окраин великого Раэлина, действительно, магическим образом куда-то исчезали зрение и слух.
Бандиты зашли внутрь и затащили толстяка, Эльра, плотоядно поглядывая на пленника, разжигала костер, а Элаикс с товарищами обсуждал, что же им теперь делать.
— Да порешим его, и вся недолга, — фыркнул Крыса. — Чего возиться-то? Порешим и прикопаем.
— Узнаем кто и откуда, — резонно возразил Инатор. — Всякое бывает.
— Главное, пушть шкажет, где жолото шпрятал, — добавил Аладан.
— Золото? — удивился Элаикс. — Полагаю, что оно в его доме.
— А вот необяжательно.
— Тут Шепелявый прав, — поддержал калеку Грантар. — Этот хрен — мириг, они парни ушлые, сами пошли к фарийцам на поклон и благополучно захапали всю торговлю на севере империи. Так что денег у этих засранцев — куры не клюют. Или, думаешь, золото нам ни к чему?
— Да нет, пригодится, — согласился Элаикс, начиная злиться. — Хорошо, потолкуем с ним.
Он подошел к лежащему толстяку и вытащил у того кляп изо рта.
— Ну что, поболтаем по душам? Может, и останешься в живых.
— Вы твари ответите! — скороговоркой выпалил тот. — Я вас…
Кляп вновь оказался у толстяка во рту, а юноша лениво замахнулся и отвесил пленному пощечину. Голова того дернулась, а губы лопнули.
— Повторим? — ласково осведомился молодой человек, вновь вытаскивая заляпанную кровью тряпку. — Или будешь паинькой? Напомню, это ты набросился на нашу подругу.
— Которую вы выставили, как приманку!
— И что? — пожал плечами юноша. — А если бы это была обычная девушка, что тогда? Вы бы толпой надругались над нею?
Воспоминания снова начали вставать перед его глазами, и Элаикс засипел от нарастающей ярости.
— Ответь, тварь! Ответь мне! — он схватил толстяка за одежду и притянул к себе. — Что бы вы сделали с обычной девушкой? И сколько ты уже перепортил таких? А? Небось, думаешь, что, прислуживая имперцам можно всего добиться? Получить право творить все, что вздумается? Ну так мы тебя сегодня разочаруем!
— Какая проникновенная речь, — за его плечом материализовался Философ. — Старшой, дозволь мне пообщаться с этим типусом. Я крайне люблю подобные…беседы.
Голос его странно дрожал и Элаикс невольно обернулся. Спина юноши моментально покрылась липким потом, а язык точно примерз к небу. В глазах лысого атериадца плескалась смерть вперемешку с вожделением, а крепкая рука, сжимавшая небольшой, но очень острый ножик, дрожала от возбуждения.
— Господин? — Бартих склонил голову в немом вопросе.
Элаикс сглотнул.
«Ну что ж, теперь хотя бы одной тайной стало меньше», — подумал он. — «Что мне сделать? Позволить или запретить?»
И тут он снова ощутил укол злобы.
«А с чего это, собственно говоря, я мнусь? Не этого, разве, хотел? Здесь все и начнется! В крови и грязи! Что желал, то и получил!»
И снова его кольнула мысль, заставившая голову заболеть. Мысль о…
— Что же я хотел? — задумчиво прошептал тимберец. — Что хотел?
Он мотнул головой — не до того сейчас — и вновь перевел взгляд на пленника. Следовало что-то решать с этим фарийским прихлебателем, и ответ был очевидным. Элаикс поднялся и отошел, уступая подчиненному дорогу.
— Развлекайся. Можешь делать все, что хочешь.
— Благодарю, — в улыбке, исказившей лицо бывшего сельского раба, не осталось ничего человеческого, но Бартиху явно было плевать на мнение окружающих.
Он склонился над отчаянно орущим толстяком и провел лезвием по щеке пленника. Образовался тонкий аккуратный разрез, моментально набухший кровью. Одна из капель скользнула вниз. Философ застонал от блаженства, а пленный — взвыл и рванулся так, что затрещали суставы.
— Никуда ты не денешься, милый мой, — мигом растеряв всю свою ученость, прошептал Бартих. — Никуда. Мы с тобой поговорим, будем говорить много и со вкусом. И ты мне все-все расскажешь. Все-все.
И они начали говорить.
Буквально через несколько предложений этой «речи», сопровождаемых нечленораздельными воплями, Элаикс почувствовал, что желудок подскакивает к горлу и, стараясь, чтобы никто не обратил внимания, покинул дом, плотно прикрыв за собой дверь.
Прохладный ночной воздух мигом привел его в чувство.
— Что, блевать охота? — раздался из темноты голос.
Элаикс моргнул — Аладан неведомо каким образом оказался на улице, он сидел на корточках за невысоким камнем и жевал кусок вяленого мяса.
— Блевать охота, говорю? — повторил Шепелявый.
— Есть немного, — честно признался молодой человек. — А ведь думал, что за годы рабства привык ко всему.
— Не отчаивайся, — усмехнулся воин. — Меня от Филошофа тоже блевать тянет. Гниль он.
Особенно громкий вопль прорвался из дома, подтверждая слова однорукого.
— О чем и говорю.
— Я не отступлю.
— Нет, — согласился калека. — Пойдешь по трупам, да и мы вше тоже. Тут, паря, отштупать некому и некуда.
Некоторое время они молчали.
— Тебя это печалит? — наконец спросил Элаикс.
— О нет, что ты, я фшегда мечтал быть бежруким бандитом, — хохотнул его собеседник. — Ладно, паря, это глупый ражговор. А фот как ты врезал тому верзиле, мне понравилось. Он аж полетел!
— Я сам не ожидал, — усмехнулся юноша, довольный возможностью перевести разговор в новое русло. — Моя сила…Короче, я не всегда был таким.
— Ну яшен пень, — сплюнул на землю калека. — Иначе б не штал рабом.
Юноша задумался. Стоит ли рассказывать свою историю кому-нибудь из спутников? Решил, что нет, не стоит — мало ли что. Пускай не знают страшную правду, так будет лучше. А поэтому он сменил тему уже самостоятельно.
— Думаешь, они вытянут что-нибудь полезное?
— Филошоф то? О-о, этот у трупа выпытает вше!
— Жаль только, что толстяк — не фариец, — вздохнул Элаикс. — Ну да ладно, для начала пойдет и так. К тому же, как верно заметил Грантар, деньги нам не помешают. Запасов в этом доме немного.
Крики смолкли, а дверь отворилась. Появился бледный, как полотно, Инатор. Сделав два шага вперед, он наклонился, и исторг содержимое желудка прямо посреди утоптанной дороги. Застонал и прислонился к стене, с трудом борясь с обмороком. Наконец, худо-бедно совладав с собой, юноша разогнулся, вытер рот тыльной стороной ладони и только тут заметил товарищей.
— Вы умнее, — пробурчал он, выругавшись.
— Давай сюда, — улыбнулся Элаикс. — Они что, все еще говорят?
Полукровка присел на камень и невесело усмехнулся.
— Нет. Узнали все. Веселятся.
Последнее слово он проговорил, с трудом сдерживая новый рвотный позыв.
— И как, есть что интересное?
Молчун кивнул.
— Семья не тут. Дом можно ограбить. Ценностей много.
— Не тут? — Удивился Элаикс. — А где же?
Полукровка пожал плечами, давая понять, что его это совершенно не волнует.
— Наверное, он работал в Раэлине.
— И отдыхал от жены, — фыркнул бывший гладиатор.
— Отдыхал, — повторил за ним юноша. — Тогда нам повезло.
Элаикс сразу прикинул открывшуюся возможность. Дом, конечно, охраняется, но никто не задаст вопроса, если хозяин не вернется к утру. Более того, даже до следующего утра, скорее всего, будет тихо. Он готов был дать голову на отсечение, что толстяк неоднократно пропадал и не возвращался по нескольку дней кряду, пользуясь отсутствием жены и детей.
— Значит, ночью пойдем на дело, — пожал юноша плечами.
Из дома вышли Эльра с Грантаром. Тоже бледные.
— О, и вы тут, — насмешливо проговорил тимберец. — А я думал, останетесь до конца.
— Не-е, он начал творить такое, что даже нам поплохело, — сглотнув, ответил мелкий взломщик. — Философ, как закончит, обещал прибраться, а мы пока на улице передохнем.
— На фарийца я бы, может, еще и поглядела, — в тон ему заметила Эльра, — да и то не уверена. Уж больно лысый у нас суров.
Последний отчаянный рев донесся из дома, и затих.
— Все, — предположил Элаикс.
— Уху, — кивнул ему Аладан. — Кончился толштяк.
Некоторое время они сидели молча, ждали. Наконец, дверь отворилась, и на улице появился Бартих, светящийся точно натертый песком котел. Он был похож на кота, который обожрался мышами, и шел, насвистывая веселую песенку. На его плече покоился солидных размеров мешок.
— Прибрался, — сообщил Философ. — Сейчас вынесу мусор.
— Давай, — разрешил Элаикс. — А мы пока поболтаем насчет этого…мусора.
План они особенно не прорабатывали. Решили просто вломиться в дом, когда наступит ночь, и вынести оттуда все ценное. Конечно, жилище покойного — купца, торгующего зерном, — размещалась за первым рядом городских стен, но это не могло остановить бандитов. По одному в течение дня они просочились сквозь охрану и собрались уже возле нужного дома. Найти его также не составило никаких проблем — пытаемый выдал все, лишь бы прекратить свои страдания. До темноты они, стараясь не привлекать внимания, болтались возле высоких ворот, и лишь когда на небе зажглись звезды, собрались группой.
Все понимали, насколько важно сделать все чисто и быстро, а потому каждый член банды был предельно собран. Первым полез Грантар. Элаикс внимательно следил за тем, как миниатюрная мальчишеская фигурка, почти незаметная на фоне деревянной стены, с проворством паука перемещается все выше и выше, как она исчезает на другой стороне.
Потянулись тяжелые минуты. Сперва ничего не происходило и Элаикс начал волноваться, затем ворота слегка приоткрылись. Товарищи бесшумно проникли во двор, на котором уже валялись два трупа — Грантар работал тихо и быстро, у обоих стражников были перерезаны глотки.
— Все как обговаривали, — шепнул Элаикс. — Встретимся в доме.
Они разделились на три группы, чтобы быстрее разобраться со стражей. Купец говорил, что у него всего девять человек охраны, но грабители решили перестраховаться на случай, если покойник решил заманить своих похитителей в ловушку.
Грантар с Эльрой должны были проверить склад, Инатор с Бартихом — конюшню и задний двор, ну а Элаиксу с одноруким воином предстояло самое сложное — очистить дом.
На первый этаж они пробрались безо всяких приключений. Здесь было тихо и темно. Юноша шел позади Аладана и прислушивался к каждому шороху, но ничто не нарушала ночного покоя, кроме его собственных приглушенных шагов. Аладан двигался столь бесшумно, что юноша даже ощутил укол ревности. Сам он несколько раз наступал на доски, вызывавшие чудовищный, как ему казалось, скрип, и никак не мог понять, каким же это образом северянин умудряется быть таким незаметным.
Перед очередной дверью Аладан замер, подняв руку вверх. Элаикс остановился следом.
— Что? — шепнул он.
Вместо ответа калека помахал кинжалом. Юноша кивнул и осторожно, стараясь даже не дышать, подошел к другой стороне двери. Бывший гладиатор осторожно приоткрыл ее и Элаикс, не задумываясь ни на секунду, скользнул в темное помещение.
Их никто не ждал — двое стражей мирно спали в кроватях. Они умерли, так и не проснувшись. Юноше было их искренне жаль, однако оставлять за спиной живых врагов он не собирался. Покончив с первым этажом, Элаикс с Аладаном перебрались на второй. В большом помещении неподалеку от лестницы горел яркий свет, а из-за неплотно прикрытой двери долетали голоса.
— Ага, — шепнул себе под нос молодой человек, — видимо, нам сюда.
Они подобрались к источнику света и шума, Элаикс заглянул в щель.
Стражники отмечали что-то, сидя на полу вокруг разложенных мечей и топоров, пустив по кругу кувшин с вином, и тихо напевая песню на незнакомом языке. Незнакомом для юноши — Аладан сразу посуровел.
— Что такое?
— Они вшпоминают павших боевых товарищей. Это штарый обряд нашего народа.
— Не племени?
— Нет.
— Проблема?
— Пошли убивать, — ответил калека, пинком распахивая дверь.
Они ворвались, не заботясь о скрытности — тут уже важнее была скорость. Нож Шепелявого просвистел в воздухе и вонзился в грудь одному из воинов, ко второму подскочил Элаикс и могучий удар ногой в голову буквально расколол череп противника.
В это время Аладан рубанул третьего, но остальные уже успели подняться и достать оружие. Их было пятеро против двоих, и каждый из этих пятерых являлся умелым воином. Никто не произнес ни слова, зачем? Железо говорит лучше языка.
Несколько мгновений семеро мужчин стояли, рассматривая друг друга, а затем сошлись в страшной схватке.
Элаикс отбил направленный ему в живот меч, отскочил, уходя от удара топором, и краем глаза заметил, как Аладан ужом проскользнул между двух воинов, успев при этом рубануть одного из них по руке. Больше времени на разглядывания окрестностей у юноши не оставалось. Воины, предположив, что молодой здоровяк опаснее калеки, насели на него втроем, и биться в связке они умели.
Удары сыпались один за другим и юный тимберец начал отступать, чувствуя, как в груди нарастает ярость, клокочущая, багровая, страшная. Он взревел, точно раненый бык, и бросился под ноги одному из воинов, выставив меч перед собой. Правую руку обожгло болью, но он не заметил этого, все внимание молодого воина было обращено на клинок, входящий в живот врага.
Тот страшно закричал, а Элаикс, резко подавшись вправо, упал на пол, разрезая брюхо воина и переворачиваясь на спину как раз вовремя, чтобы заблокировать метящий прямо ему в голову топор. Он выдержал страшный удар и пнул врага по ноге так, что тот рухнул на залитый кровью пол.
Но третий был уже тут как тут — страшный удар окованного сапога обрушился юноше на голову и в глазах у него потемнело. Вражеский воин издал победный клич, и собрался было прикончить нерасторопного противника, как вдруг у него из груди выросло окровавленное лезвие. Воин застонал, полуобернулся и умер, повиснув на мече.
— Ришковый ты, Старшой, — прокомментировал Аладан, выдергивая свое оружие из тела поверженного противника. Затем он достал откуда-то кусок тряпки и принялся чистить меч. — Очень ришковый. А ешли б не я?
Элаикс поднялся и сердито буркнул:
— А оставался выбор? Эти трое почти прижали меня к стене. Сильные воины.
— Что было, то было, прижали, — хмыкнул воин. — Хотя, как по мне, шлабоваты они.
Юноша хотел огрызнуться, но не стал. Вместо этого он подошел к раненому с распоротым животом и коротким ударом добил его, после этого решил взглянуть на жертв своего напарника. И ахнул.
Каждый из охранников был уложен филигранным ударом, первый — в шею, второй — в сердце. А позы их не оставляли сомнения — оба умерли почти мгновенно. Искусство Аладана вызывало трепет и восхищение.
— И, пожалуй, зависть, — прошептал себе под нос Элаикс.
— Что?
— Нет, все в порядке. Как думаешь, остался еще кто-нибудь?
— В доме — нет, иначе бы пришли.
— Все-таки, нужно проверить.
Они продолжили обход, исследуя комнату за комнатой. В это время один за другим стали подтягиваться прочие члены банды, на долю которых не пришлось ни одного противника. Элаикс отправил их на поиски золота, о котором купец проболтался Философу, а сам подошел к последней двери.
Он резко распахнул ее и заглянул внутрь. Никого, обычная спальня — кровать, стол, пара шкафов. На столе лежала раскрытая книга, а возле нее — свеча.
— Что-то тут не так, — прошептал Элаикс, удобнее перехватывая меч. — Да.
Он бесстрашно вступил в темную комнату, оглядываясь по сторонам, но ничего не происходило. Юноша тихо, стараясь не шуметь, подобрался к кровати и, резко бросившись на колени, заглянул под нее. Пусто.
— Померещилось, что ли? — предположил он, подходя к столу.
Одного взгляда на свечу было достаточно, чтобы понять — нет, не померещилось. Воск на ней застыл совсем недавно, он был еще теплым, а наплывы внизу подсвечника яснейшим образом говорили о том, что тут кто-то был. И есть.
Тихий скрип за спиной заставил Элаикса резко обернуться. И опять никого.
Откуда тогда скрип? Юноша внимательно посмотрел на шкаф, стоявший около двери. Он был достаточно большим, чтобы вместить человека, а значит…
Делая вид, что собирается уходить, молодой воин подошел к шкафу и, резко рванувшись в сторону, распахнул дверцу. В лицо ему полетел меч и Элаикс с огромнейшим трудом отвел голову — лезвие царапнуло щеку. Схватив руку, державшую оружие, он рванул на себя, и выудил тощего юнца, дрожащего от страха, который с жалобным писком рухнул на пол.
Тимберец пинком выбил оружие из рук врага и занес было меч, чтобы прикончить того, но что-то заставило его остановиться. В глазах молодого охранника стоял такой страх, такая мольба, что у Элаикса просто не поднималась рука, чтобы завершить начатое.
— Молю, не убивай, — на кошмарном фарийском пролепетал поверженный противник и выставил руки перед собой, не пытаясь даже бороться. — Не убивай.
— О, вот ты где, — в комнату заглянула Эльра.
Она хмыкнул, взглянув на лежащего парня, пытающегося заслониться от меча.
— Давай, заканчивай тут. Нельзя терять время, — с этими словами она пропала.
Элаикс сглотнул. Рука его дрожала. Так просто убить этого бедолагу, один взмах меча и все. Но…Но он же не фариец, в чем виноват этот мальчишка? Да его, наверное, и в охрану взяли за компанию, скорее всего, кто-то из убитых был его родственником. Но если его оставить в живых, не захочет ли ганнорец поквитаться?
— Убить? — прошептал Элаикс и снова посмотрел на книгу, лежащую на столе. Перед глазами неожиданно появился образ Трегорана, а в голове наконец-то всплыла мысль: «Я должен найти его». Рука с мечом опустилась.
«Найти кого? Не понимаю. Найти?» — Элаикс едва не застонал от боли, пытаясь понять, что же память хочет ему подсказать. — «Не до того!» — тут же оборвал он себя, однако решение уже было принято.
— Спрячься в шкаф и не высовывайся, мы скоро уйдем. Когда это произойдет, советую тебе тоже убраться из города как можно дальше, иначе рискуешь оказаться на виселице.
Произнеся это, он вышел из комнаты, затворив дверь за тобой.
Подельники уже вовсю паковали тюки.
— Все? — Эльра бросила на командира короткий взгляд.
— Да. А у вас что?
— Добра — выше крыши, — радостно сообщил Крыса. — Заканчиваем.
— Хорошо, — Элаикс прочистил горло и сказал то, что собирался произнести еще раньше. — Половину ценностей мы оставим себе, разделим поровну. А вторую — раздадим простым людям из трущоб.
Бандиты с распахнутыми от изумления ртами уставились на него.
— Ты спятил? — осведомился Грантар.
— Наверняка, — подтвердил Аладан.
— Точно, — согласилась Эльра.
Как ни странно, но Инатор с Бартихом полностью поддержали решение юноши.
— Это благородно, — произнес полукровка.
— И в высшей степени разумно — нам не помешает показать щедрость, если хотим привлечь на свою сторону новых добровольцев.
— Но, ведь золото… — Жалобно заныл Крыса.
— Достанем еще, — широко усмехнулся Элаикс. — Обязательно достанем.
Трегоран потянулся и открыл глаза.
«Опять то же самое», — мелькнуло у него в голове. — «Та же кровать, та же комната».
Он огляделся, действительно, ничего не изменилось, разве что в кресле возле ложа не оказалось ни одного благородного фарийца. Зато на этом самом кресле была аккуратно разложена одежда. Имперская.
Юноша осторожно поднялся и со вздохом принялся облачаться в ненавистные тряпки. Он понимал, что несправедлив — назвать тряпкой великолепную тунику и красивейшую тогу, украшенную вышивкой и золотой нитью, означало оскорбить мастеров, создавших это великолепие. Но ничего поделать со своей неприязнью Трегоран не мог.
«Ладно, живешь в Фаре, веди себя, как фариец», — вспомнил он популярную в Империи поговорку. — «А что дальше?»
Дальше он решил подойти к двери и дернуть. Было открыто, а в коридоре не стояло ни единого охранника.
«Куда теперь?» — задумчиво почесал голову Трегоран. И сразу же перед его взором возник маршрут их с Маркацием похода. — «Да, там был выход на улицу».
Юноша осознал, что с первого раза и в мельчайших деталях запомнил весь путь по незнакомому дому, лишь завернув за угол. Он остановился, точно напоровшись на преграду, а затем его губы расплылись в широкой улыбке. Не только книги, теперь он будет помнить вообще все, что видел хотя бы один раз!
Занятый этими приятными размышлениями молодой чародей не заметил, как оказался во дворе. И тут его взгляду предстала интереснейшая картина. Маркаций склонился над побелевшим от боли человеком в простой дешевой тунике, замызганной землей и кровью. Раненый тихо постанывал, зажимая раненую руку, и всеми силами старался не упасть в обморок.
— Идиоты! — Маркаций гневно посмотрел на двух товарищей, принесших раненого. — Сколько раз я говорил работать осторожнее? Ну вот куда вы спешили?
— Эта, господин, — шмыгнул носом один из них, говоря с сильным акцентом, непонятным юноше. — Мы, эта…
— Неважно, — отмахнулся патриций, а затем Трегоран едва не задохнулся от восхищения, смешанного с ужасом.
Руки мага окутало свечение, сила, выпущенная на свободу, была столь могуча, что, наверное, могла бы разрушить дом, примени ее Маркаций во зло. Он не произносил магических фраз и не делал пассов руками, но заклинание сработало безупречно — рана на глазах очистилась от крови и грязи, а потом затянулась новой розовой кожицей.
Работник перестал стонать и широко раскрытыми глазами уставился на исцеленную конечность.
— Отнесите его домой, и дайте вина, пускай отдохнет до утра, — распорядился Маркаций. — И впредь будьте аккуратнее.
Работники, наперебой принявшиеся восхвалять доброго господина, подхватили товарища и мигом очистили двор. Маг поднялся и только теперь заметил глядящего на него во все глаза Трегорана.
— Приветствую, молодой человек, — мягко поздоровался он. — Надеюсь, что твое Пламя вновь горит ярко.
Трегоран его не понял, но на всякий случай согласно кивнул.
— Я сказал что-то, тебе неизвестное? — каким-то образом догадался опальный сенатор, подходя ближе. — Но это дело поправимое. Пойдем?
— Куда? — попятился юноша, ощутив нехорошее предчувствие.
— Учиться, — пожал плечами маг.
— Что? — Трегоран совершенно перестал понимать что-либо в этой жизни.
— Пойдем, сам увидишь, — Маркаций сделал ему знак следовать за собой и направился по уже известному маршруту — в библиотеку. — Замечу, кстати, что тебе очень идет тога. В ней ты становишься похож на настоящего фарийца.
Ноги у Трегорана подкосились от ужаса.
«Нет, только не это!» — подумал он, падая на пол.
Маркаций услышал его сдавленный всхлип и обернулся. Лицо благородного мужа озарилось пониманием, а затем перекосилось от злости.
— Мальчик, — он резко подошел к юноше и навис над ним. — Я догадываюсь, о чем ты подумал, так вот, выброси это из головы! Я никогда не опущусь до такой гнусности.
— Как скажете, господин, — пролепетал Трегоран. — Вы — хороший господин, наверное, и свое имущество во дворе вы лечили, чтобы оно дольше служило.
Отчаяние придало молодому человеку храбрости, он прекрасно знал, что сейчас последует. Рука Маркация потянулась вперед и Трегоран зажмурился.
Секунды следовали одна за другой, но ничего не происходило, тогда юноша приоткрыл сперва один глаз, а затем и второй. Патриций стоял над ним, протягивая руку.
— Не говори глупости, — спокойно проговорил он. — Давай руку и пойдем.
Трегоран вздохнул.
«А, проклятье, пускай, хуже уже не будет!» — и он подал фарийцу свою руку. Тот рывком поставил юношу на ноги, точно ничего не произошло, продолжил идти вперед.
— Я уже рассказывал, — внезапно произнес фариец, — у меня нет рабов. А те трое — вольноотпущенники, которым я плачу деньги. Эти глупцы хотели поскорее закончить постройку нового амбара, и один из них умудрился хорошенько пройтись пилой по руке товарища.
— И вы его исцелили.
— Да, а что, это неожиданно?
Трегоран хмыкнул и кивнул. Он думал, что Маркаций скажет что-нибудь, но тот промолчал, не желая, видимо, продолжать разговор на неприятную тему.
— Скажите, почему вы не читали заклинаний? — неожиданно для себя спросил юноша.
В ответ ему донесся тихий смешок.
— Наконец-то. Я уж думал, что не дождусь этого. Первая твоя правильная мысль за сегодня, мальчик.
Он толкнул дверь, ведущую в библиотеку, и вошел первым, Трегоран — вслед за ним.
Со вчерашнего дня здесь почти ничего не изменилось, добавился только большой стол с едой.
— Угощайся, — широким жестом предложил Маркаций, а я расскажу.
Голодного юношу не пришлось упрашивать дважды, он стрелой метнулся к столу и едва не набросился на пищу, точно зверь, но в последний момент вспомнил о манерах. Негоже демонстрировать фарийцу слабость. Он и так делал это чаще, чем следовало. Поэтому юноша аккуратно сел и взял с подноса большой кусок сыра.
Маркаций снова усмехнулся, и присел напротив.
— Ты делаешь успехи. Быть может, я смогу вытащить из тебя то, что мои нерадивые соотечественники столь усердно вбивали все последние годы, — загадочно улыбаясь, произнес он. — Но вернемся к вопросу о том, как можно творить чары, не произнеся при этом ни слова. А ты сам что думаешь?
Трегоран, набивший рот, ответил что-то нечленораздельное, непонятное даже ему самому, и густо покраснел.
— Не обращай внимания, — улыбнулся Маркаций. — Это был риторический вопрос. Я слишком привык выступать перед публикой, чтобы избавиться от подобных фраз. Начнем с основ.
Он вскочил с кресла и зашагал по библиотеке, рассказывая на ходу.
— В каждом человеке горит искра жизни, философы еще называют ее душой, жрецы — божественным даром, но это лишь вопрос терминологии. Важно другое. В некоторых, в избранных, — на этом слове он сделал ударение, — искра пылает, точно костер. Естественно, разгорается она не сразу, а потому нельзя, взглянув на младенца, понять, будет он магом, или же нет. Да что младенцы, по обычному взрослому нельзя ничего сказать до того момента, как тот сотворит свою первую волшбу! Но и после этого нелегко определить силу и потенциал новичка.
Маг резко остановился и обернулся к юноше.
— Ты меня понимаешь?
Трегоран, занятый пережевыванием куска мяса, кивнул. В целом, он действительно понимал слегка витиеватые слова своего странного хозяина.
— Отлично, а теперь слушай внимательно, потому что мы подобрались к сути твоего вопроса. Итак, те, в ком горит Пламя Духа, — и эти слова сенатор выделил, — как мы это называем, способны творить чары. Чем больше практики, тем сильнее Пламя. Оно будет разгораться и разгораться, остановившись лишь в тот момент, когда чародей дойдет до предела своих возможностей. Однако это не значит, что магия, прости уж за вульгарность, будет лезть у одаренного изо всех дыр. Чародейство, — он вытянул вперед руку и на ней расцвел огненный цветок, — это сложное и смертельно опасное искусство. Даже у лучших из преподавателей гибнет каждый третий ученик.
Он сжал руку, и цветок рассыпался мириадами искр.
— Магия опасна, но она позволяет подчинить себе силы природы. Слова, сковывающие и направляющие стихию, и печати, высвобождающие ее. Вот что являет собой суть чар. Заткни чародею рот, переломай пальцы — и он не сделает ничего! — Тут Маркаций хитро усмехнулся. — Так думают глупцы. У мага всегда будет самое главное — Пламя, неугасимо пылающее в его груди!
— Но как можно колдовать, — не выдержал Трегоран, захваченный повествованием, — если нельзя выкрикнуть слова?
— Нельзя вслух, — поправил его Маркаций. — Разве кто-нибудь запретил тебе воспроизводить весь ритуал в памяти?
Юноша открыл рот, чтобы что-то сказать, и захлопнул его.
«В памяти? А я-то лишь хотел лучше запомнить заклинания, не подозревая, о чем прошу на самом деле…»
— Именно так, молодой человек, — угадал его мысли фариец. — Чародей зазубривает заклинание до того состояния, когда, закрыв глаза, сможет воссоздать в памяти каждую мелочь, каждую — я подчеркиваю это слово — деталь. Ибо в магии нет незначительной ерунды. Понимаешь ли ты теперь, что в действительности попросил у древнего и злого бога?
Трегоран кивнул.
А Маркаций, меж тем, усмехнувшись, положил на стол большой фолиант, обернутый в кожу и медь.
— Ну, а раз понял, начнем учиться, — радостно блеснув глазами, проговорил фариец.
Маркаций занимался с Трегораном до самого вечера. Чародей оказался бесподобным наставником: терпеливым и мудрым, не жалеющим ни времени, ни сил для того, чтобы вдолбить в юношу знания предков. Впрочем, Трегоран оказался столь же способным учеником, впитывающим новое, точно губка воду. И тут дело было не только в даре бога Хаоса, молодой человек сам по себе отличался любознательностью и желанием учиться, а потому, они с патрицием быстро нашли общий язык.
Передышку сделали лишь тогда, когда на столе догорела четвертая свеча, а яркий солнечный свет в окнах сменился мягким багрянцем заката.
— Пожалуй, нам пора подкрепиться, — объявил Маркаций, потягиваясь так, что хрустнули позвонки. — Для первого дня более чем достаточно. Как ты считаешь, ученик?
— Как вам будет угодно…учитель, — произносить это слово, да еще обращаясь к фарийцу, было непривычно. Трегоран не совершенно запутался — он немного узнал своего наставника за этот день, и теперь просто не мог относиться к нему как к другим гражданам империи. Маркаций, действительно, был особенным, не таким как все.
«Эх, если бы все фарийцы походили на него», — подумал тимберец. — «А может, таких много, просто все они боятся императора?»
Эта мысль также была нова и необычна.
— Итак, готовься к удивительным знакомствам, — неожиданно проговорил Трегоран, когда они оказались возле широких дверей, освещенных лампами. — Мы почти пришли в обеденный зал. Прошу, подыграй мне.
— Что? — не понял Трегоран.
— Просто подыгрывай.
Произнеся это, он распахнул двери, стрелой влетая внутрь — юноша уже убедился, что по-другому фариец просто не мог ходить — и громко сказал:
— Здравствуй Этаара, солнце мое, как прошел день?
— Все было замечательно, батюшка, — ответил ему звонкий девичий голос.
— Я хочу представить тебе моего нового ученика, — радостно сообщил Маркаций и оглянулся. — Трегорий, чего ты ждешь?
Юноша не сразу понял, что обращаются к нему, а потом торопливо присоединился к учителю. Обеденный зал поражал как убранством, так и размерами. Это было большое помещение, ярко освещенное лампами и многочисленными свечами, посреди которого располагался солидных размеров прямоугольный стол, заставленный снедью. Что-что, а поесть патриций, определенно, любил.
«Удивительно, что он умудрился сохранить фигуру с таким-то аппетитом», — подумал Трегоран, а следующая мысль в его голове умерла, не успев оформиться — он увидел, к кому фариец обращался.
За столом сидела стройная девушка, чья бронзовая от загара кожа контрастировала с волосами цвета золота. Ее огромные голубые глаза с интересом изучали молодого человека, причем весьма и весьма бесцеремонно. С первого взгляда было видно, что девушка — родная дочка мага. Скулы и нос будто лепились одним скульптором, но лицо… Трегоран впервые встретил столь совершенную красоту и с ужасом осознал, что просто не может отвести от прелестного создания взгляд.
С огромным трудом, пунцовый, точно мак, юноша согнулся в поклоне, стараясь унять бешено колотящееся сердце.
«Что это такое, что со мной?» — думал юноша, хватая ртом воздух и боясь разогнуться.
На помощь ему пришел учитель.
— Этаара, ты его смущаешь, — усмехнулся чародей. — Наверное, это из-за выреза на груди. Кажется, я что-то говорил насчет вульгарных и вызывающих нарядов, не помнишь, что именно?
— Батюшка, опять ты за свое, — в голосе девушки послышалась досада, а Трегоран нашел в себе силы разогнуться и вновь посмотреть на нее.
И, о диво, дочка сенатора улыбнулась ему открытой и доброй улыбкой, точно такой же, какая была у отца.
— Привет, Трегорий, — произнесла она. — Не знаю, в чем ты провинился, раз попал сюда, но не могу не посочувствовать.
— Провинился? — удивился юноша. — Госпожа, ваш отец — величайший чародей, учиться у которого — огромная честь!
Говоря это, молодой волшебник совершенно, не кривил душой, хотя и не понимал до конца, отчего Маркаций лжет дочери. Впрочем, он решил, что причина есть, а значит, стоит подыграть.
«Маркаций в опале, кто знает, сколько из его слуг шпионят за господином?» — пришел юноша к весьма разумному умозаключению и решил побыть фарийцем, раз уж обстоятельства требуют этого.
Они заняли места за столом, и ужин начался. Этаара оказалась отличной собеседницей — умной, начитанной и острой на язык. А еще ей было интересно буквально все — откуда Трегоран, кто его родители, как он попал сюда, какая сейчас погода в великом Фаре и что носят девушки.
Приходилось сочинять на ходу, искусно сплетая истину и ложь. Он — из провинции Тимберия. Отец — легат, старый приятель учителя, мать — тимберка. В великом Фаре побывать ему, увы, не довелось — большую часть жизни ездил вместе с отцом и матерью по разным местам. Как только обнаружилось, что в юноше разгорается Пламя, родители договорились с великим магом и отправили его сюда. Сперва по морю, а потом — на лошади. Увы, но животное пало в пути, а поэтому остаток дороги пришлось пройти на своих двоих.
Этаара слушала его, раскрасневшись от возбуждения и любопытства, и не забывая опустошать тарелки. Аппетит у нее, определенно, был отцовским.
Когда ужин подошел к концу, девушка мило улыбнулась своему новому знакомому и грациозно, покачивая бедрами, покинула зал. Эта часть ее тела также была развита выше всяких похвал. Можно даже сказать, что не по годам. Трегоран следил за удаляющейся фарийкой, то и дело сглатывая тягучую слюну.
— Ай-ай-ай, — с насмешкой в голосе произнес Маркаций, когда дверь за дочкой закрылась. — Как нехорошо: заглядываться на дочь в присутствии отца.
«Ой», — подумал юноша, багровея от стыда.
— Ничего, ничего, все нормально, — рассмеялся маг. — Я не из тех, кто готов запрещать молодым людям общаться, а Этаара уже достаточно большая девочка для того, чтобы принимать решения и отвечать за них. Прошу об одном — будь с нею осторожней. У дочки тяжелый характер и она томится в этой глуши. Постарайтесь не натворить глупостей.
— Хорошо, учитель, — пискнул Трегоран.
— Вот и славно, — Маркаций потер руки. — Ну, пара часиков до сна у нас есть, предлагаю еще немного позаниматься.
Дни тянулись за днями. Хотя нет, не тянулись — они летели, сменяя друг друга! Пожалуй, Трегоран последний раз был так счастлив лет десять назад, когда отец представил его Божественному. Юноша учился, учился, а потом — снова учился. Заклинания давались ему невероятно легко, что приводило Маркация в восторг. Фариец радовался, точно ребенок, получивший новую игрушку, каждый раз, когда у юноши выходило очередное колдовство.
Начинали они с простого — основных заклинаний каждой из стихий. За неделю прошли путь, который у иных — со слов учителя — занимал несколько месяцев, а то и лет. Пламя внутри юного чародея разгоралось все сильнее и сильнее, и он уже предвкушал знакомство с мощными боевыми заклятьями, которые определенно могли бы помочь в будущем.
Свободное время юноша распределял между книгами и Этаарой. Причем к своему удовольствию он отметил, что девушка не имела ничего против его общества. Молодые люди совершали верховые прогулки по обширным владениям сенатора, болтали, даже рыбачили. В первый же Трегорану удалось выловить громадную рыбину, подобных которым не водилось на его родной земле. Этого речного монстра в три локтя длинной молодой человек самолично освежевал, почистил и приготовил, вызвав восторг как своего учителя, так и его дочери. Оба наперебой восхваляли его выдающиеся кулинарные способности, отчего юноша краснел, точно мак. Но он не мог не признать, что слышать столь добрые слова было приятно. Причем, когда их произносила красавица-фарийка, в груди екало.
Лишь время от времени что-то — какое-то смутное воспоминание — пыталось пробиться из бездонных глубин памяти, вызывая страшную головную боль всякий раз, когда Трегоран пытался ухватиться за него. И он неизменно откладывал эту странную борьбу со своей головой до следующего раза.
На четырнадцатый день пребывания в гостеприимном особняке, Трегоран заметил одну странную вещь, о чем немедленно сообщил Маркацию.
В этот момент они были в библиотеке — учитель увлеченно что-то записывал, ученик — перебирал книги.
— Учитель, — обратился он к склонившемуся над пергаментом магу. — Я не могу понять.
Тот поднял голову.
— Да?
— В природе существует четыре основных стихии: огонь, вода, земля и воздух. Они уравновешиваются пятой — духом или айпероном.
— Это так, — кивнул опальный сенатор, а его губы сами-собой начали расползаться в улыбке, из чего Трегоран заключил, что суть его вопроса уже ясна фарийцу. — Что же тебя смущает?
— Почему про магию духа нет ни слова? Ни одного тома или свитка, ни даже странички. Как такое может быть?
— Надо же, надо же… Все-таки ты необычайно умен, молодой человек. Не каждый ученик задается этим вопросом даже после нескольких лет обучения. Что ж, отвечу. Причин, как и у любого сложного явления, больше одной. Начнем с самой прозаичной. Магия духа сильнее всего была развита в Ширримской империи. Слышал ли ты об этом государстве?
— Нет.
— Не удивительно. Оно перестало существовать более ста лет назад. Сейчас уже даже и не помнят, когда точно.
— Перестало существовать? — Трегорана удивила столь странная формулировка, но он уже успел уяснить, что Маркаций редко произносит какие-либо слова просто так. — Было завоевано?
— Если бы… — вздохнул маг, вставая с кресла и подходя к одному из книжных стеллажей. — Так, где же оно?
Он один за другим вытаскивал фолианты, пока не наткнулся на тонкую — в несколько листиков пергамента — книжку.
— Вот, — маг протянул находку ученику.
— «Мертвые земли», — прочитал тот, — Написано со слов Гария Силиция.
— Да, к слову, Гарий был самым прославленным в Фаре путешественником. Говорили, что сам Улиан даровал ему крылатые сандалии, чтобы быстроногий фариец обошел весь мир.
Трегоран ощутил, что совершенно запутался, о чем и не преминул сообщить учителю.
— Ах да, — хлопнул тот себя по лбу. — Я постоянно забываю, что ты родом из Тимберии. У нас каждый ребенок знает о Мертвых землях. Если кратко, то в один прекрасный день вся территория Ширримской империи превратилась в проклятую землю. Люди исчезли, а путников встречали пустые города. И все бы ничего, если бы не призраки.
— Призраки? — юноша поежился.
— Да. Духи, которые приходили к безумцам, отважившимся заночевать в этих проклятых местах, и сводили их с ума. Гарий был одним из тех, кто вернулся, сохранив рассудок, но до конца своей жизни он не осмеливался подходить к Мертвым землям даже на три дневных перехода. И, возвращаясь к предмету нашей с тобой дискуссии, когда Ширрим обезлюдел, вместе с ним исчезла и большая часть сведений об айпероне.
Трегоран снова поежился, и ему неожиданно показалось, что в библиотеке как-то очень уж неуютно, а тени в углах выглядят чересчур зловеще. Он постарался как можно скорее перевести бег мыслей в другое направление, а потому спросил:
— Это главная причина, но ведь есть еще что-то?
— Император, — коротко, но емко, ответствовал Маркаций. — Владыка отчего-то не любит магию духа. Едва он завоевал Вечный Город, как пятая школа оказалась вне закона. Каждый свободный человек обязан сдать — замечу, за неплохие деньги, — все книги и свитки, в которых есть хоть слово о магии духа. Укрывательство же запрещенной литературы приводит в лучшем случае на рудники.
— А в худшем?
Маркаций выразительно чиркнул ладонью по горлу.
— Наш повелитель никогда не признавал полумер, — пожал он плечами. — И всегда считал, что если кто-то чего-то не хочет делать, то его проще убить, чем перевоспитывать. Вот тебе и вторая главная причина, возможно даже, она будет столь же весома, как и первая. Сам понимаешь: магию стихий практикуют лишь в нескольких странах. Одна из них исчезла, а во второй появился запрет. Кое-что можно еще найти в вольных городах Атериады, ведь полисы издревле тесно общались с Ширримом, но то, что осталось — это лишь жалкие обрывки великих знаний, которые некогда были доступны каждому ищущему истину.
Он вздохнул, не скрывая горя, а Трегоран получил возможность спросить о том, что не первый год мучало его:
— Учитель, я постоянно слышал, как фарийцы называют своего императора владыкой, повелителем, даже хозяином. Но никогда не мог понять — почему? Что он такое?
— Он? — сенатор грустно улыбнулся. — Полубог, ступающий по земле. Как же еще величать его?
— Если честно, я думал, что все рассказы о его божественном происхождении — выдумка, что он, в лучшем случае, сильный маг.
Маркаций невесело рассмеялся.
— О, если бы! Сколь простой была бы жизнь, окажись твои слова правдой. Быть может, мы бы скинули ярмо тирании и вернулись к славным временам расцвета республики, когда сенат действительно решал вопросы жизни и смерти, когда каждый гражданин был обязан с оружием в руках защищать свой родной город, нравы были просты, а сердца преисполнены отваги и чести! Но те дни ушли безвозвратно. Богоравный властвует почти сотню лет, и ни один из глупцов, бросивших вызов его величию и мощи, не смог даже оцарапать нашего господина. А ведь он пришел в Фар один, без армии, и стал его правителем за считанные недели, перебив всех магов и воинов, осмелившихся заградить дорогу к трону. — Патриций говорил все вдохновеннее, с каждым произнесенным словом он все больше и больше походил на сказителя, причем опытного. — Доблестные мужи пали от его меча, а мудрые чародеи оказались сражены силой магии. С того счастливого или злополучного — это зависит от того, с чьей позиции смотреть, — дня Фар лишился свободы. А потом он начал забирать ее у соседей. Город за городом, народ за народом. И, как ты знаешь, бег не окончен и по сей день.
— Знаю, — сглотнул Трегоран, который услышал в голосе своего наставника железную поступь легионов, — а ты видел императора?
— Да, и даже разговаривал с ним. Более того, — Маркаций усмехнулся, — я имел наглость спорить. Говорил, что рабство — это противоестественное и уродливое попрание божественных законов, что люди рождены свободными и свободными же должны сходить в могилу. Что мы — не варвары, заковывающие побежденных в цепи.
— И он не убил тебя. Почему?
— Может показаться странным, но повелителю нравятся храбрые люди. Достаточно для того, чтобы изредка проявлять великодушие, но не столь сильно, чтобы прислушиваться к ним. Понимаешь?
— Да.
— Расскажи мне, как он выглядит?
Маркаций прикрыл глаза, вероятно, восстанавливая в памяти образ фарийского императора, после чего заговорил.
— Он высокий, просто огромный…
Высокий, просто огромный мужчина, одетый в роскошную шелковую тогу аметистового цвета, вышитые серебром полы которой едва не касались мраморных плит, быстро шел по широкому коридору, ярко освещенному масляными лампами. Через каждые сто шагов навытяжку стоял преторианец, но широкоплечий гигант не обращал на стражей ни малейшего внимания. Его длинные прямые волосы цвета воронова крыла блестели в отсветах ламп, а невообразимо яркие зеленые глаза, казались воротами в иной мир.
Шаги человека гулким эхом отдавались в коридоре и боковых ответвлениях, но на мужественном лице с широким подбородком и орлиным носом не отражалось ни единой эмоции.
Несмотря на то, что во дворце стояла глубокая ночь, тот, кого именовали богоравным Анаторианом, и не думал почивать. Он только что закончил поздний ужин и решил заняться неотложными государственными делами, коих за последние дни скопилось, пожалуй, даже чересчур много.
Дверь в рабочий кабинет — массивная, окованная железом и медью — не охранялась. В этом не было смысла, потому что изготовили ее по личному распоряжению владыки мира и вряд ли под небом нашелся бы хоть один человек, способный отворить ее. Ладонь императора легла на ручку, литые мышцы напряглись и проход открылся. Даже полубогу приходилось прикладывать небольшие усилия, дабы сдвинуть эту, весящую как скала, дверь, что уж говорить об обычных смертных. Но и это было не самой главной причиной. На самом деле император с тем же успехом мог отгородить кабинет обычной занавеской. Грозная сила полубога защищала его тайны лучше любых запоров — ни один безумец не рискнул бы пробраться в святая святых Фара.
Поэтому, когда Анаториану это было нужно, он попросту оставлял дверь открытой. Слуги чистили комнату, приносили новые бумаги, забирали письма и документы, подавали кушанья, если их господин желал отобедать на рабочем месте.
Но сегодня императору хотелось покоя и уединения. У него уже не один день словно кошки скребли на душе. Богоравный ощущал — происходит что-то плохое, что может затронуть и его самого, и его детище — великую империю.
Дверь захлопнулась, отсекая Анаториана от остального мира и оставляя того во мраке, но император щелкнул пальцами и десяток масляных ламп осветили помещение. Тут все было так, как любил фарийский правитель: огромный стол, украшенный резьбой, большое мягкое кресло на массивных ножках, выполненных в виде львиных лап. Подлокотники же его неизвестный мастер оформил в виде голов этих могучих и славных животных. Вдоль стен высились огромные и не менее массивные шкафы, в которых неисчислимые секреты таились вперемешку с донесениями сборщиков податей, а древние магические фолианты соседствовали со счетными книгами.
Император уселся в жалобно скрипнувшее под его весом кресло, снова махнул рукой. С одного из шкафов прямо на стол слетело несколько свитков. Рядом с ними тотчас же возникла чернильница и несколько остро отточенных перьев.
Полубог взял первый из пергаментов, развернул его и принялся внимательно изучать, время от времени делая на полях пометки. Быстро чиркнув что-то внизу, он отложил свиток на край стола и принялся за следующий.
Анаториан успел разобрать десяток дел, когда неожиданный звук отвлек его и полубог оторвался от изучения тяжбы двух благородных патрициев из очень влиятельных родов, решившихся обратиться к высшему арбитру империи. Звук этот походил на топоток маленьких когтистых лапок по мрамору. Император недоуменно моргнул, и неожиданно понял, что он уже не один в комнате — из дальнего угла к столу семенил большой серый еж, забавно подрагивающий ушами и шевелящий носом.
Однако правителю Фара было отнюдь не до смеха. Он поднялся и недобро посмотрел на приближавшееся животное.
— Приветствую Отца Лжи, — проговорил он красивым чистым голосом. — Ты давно не навещал меня. Что привело Владыку Хаоса в мой дворец?
Еж остановился и совсем по-человечески сел.
— Лапы, — совершенно серьезно ответил он. — Разве не очевидно?
Император не улыбнулся.
— Зачем ты здесь? — переформулировал он вопрос.
— Чтобы увидеть тебя, — жизнерадостно отозвался бог.
«Что-то грядет, что-то очень и очень нехорошее», — с горечью подумал Анаториан. — «С другой стороны, у меня было много лет счастливой жизни, лишь избранные могут похвастаться такой удачей».
Он молча смотрел на Фарнира, не желая вступать в полемику. Императора всегда поражало, что столь могучее существо — а сила бога Хаоса попросту не поддавалась человеческому пониманию — любит валять дурака и паясничать, точно дешевый актеришка.
Еж совершенно невозмутимо присел и начал чесать спину задней лапой.
Так продолжалось некоторое время, наконец Анаториан, не выдержав, спросил:
— Ты хочешь поговорить о чем-то?
— Кто знает, кто знает? — бог растворился в воздухе для того, чтобы появиться уже на столе. Он уселся прямо на кипу свитков. — Всегда хотел спросить, хорошо ли тебе спится по ночам, Изменник?
— Не смей меня так называть! — взревел Анаториан, которого Фарнир безжалостно ударил по самому больному месту. — Никогда не произноси при мне этого слова! Никогда!
— Или что? — в голосе божества послышался лед, морда искривилась в оскале, стала по-настоящему страшной. — Что ты мне сделаешь, букашечка?
Большой еж снова пропал и вынырнул из неоткуда, зависнув в воздухе на уровне глаз императора.
— Так что? — угроза, исходившая от маленького тельца, заставила человека, могучего воителя и непревзойденного чародея, отступить назад. — Я погляжу, ты забыл своего благодетеля?
— Благодетеля? — император побледнел. — Не этого я хотел и не этого просил! Да, я купил у тебя все, но цена была воистину ужасной!
— Она и не могла быть иной, — бог вновь переместился на стол и на этот раз его голос был полон жалости, с которой обращаются к умственно отсталому родственнику. — Ты возжелал слишком многого, и я честно исполнил свою часть договора.
— Честно? — император закусил губу — Да как у тебя поворачивается язык говорить такое?!
— Честно, — подтвердил еж. — Ты получил то, о чем мечтал. Или, скажешь, нет?
— Ты обманул меня!
— Ты сам обманул себя, — весело парировал еж. — Такие как ты всегда жаждут власти, но пытаются прикрыть свою алчность красивыми словами. Иногда это удается, и они начинают верить в свою нелепую ложь. Но ты, Анаториан, не такой. Ты умный и все понимаешь.
Богоравный вздохнул. Этот спор в той или иной его вариации они вели уже не один раз. Словесная перепалка, скорее, стала традицией, причем император затруднялся сказать, чьей: Фарнира, или его собственной. Он, говоря начистоту, вообще не был уверен, что существо такого порядка, как бог, может испытывать злость, радость, раздражение, веселье и другие чувства, присущие смертным. И Анаториан никогда не понимал, отчего Фарнир ведет себя так, а не иначе. Он подозревал, что у божества есть какая-то высшая цель, недоступная пониманию как простого смертного, так и полубога, и очень боялся, что однажды ему все же придется узнать, в чем она состоит.
А еж, потеряв всякий интерес к спору, вновь оказался на столе, и, наконец-то, перешел к делу.
— У меня есть для тебя отличные новости.
— Слушаю.
— Я нашел две новые игрушки. Впервые за столько лет, представляешь?
Анаториан дернулся, словно получил молотком ниже пояса.
— И кто же они?
— Отчаянные смельчаки, решившиеся молить меня о помощи. Конечно же, я ничего не дал им задаром, но, замечу, пареньки желали не так много, как ты, и взял я с них, — тут он хихикнул, — по-божески. А посему у тебя есть немного времени, пока ребятишки войдут в силу.
— Чего они хотят?
— Ничего особенного, — ответил Фарнир. — Найти одного императора и отделить его голову от туловища, все, как всегда.
Анаториан сохранял спокойствие, хотя сделать это было очень непросто.
«Стало быть, так. Нужно попробовать выведать что-нибудь полезное!»
— И где я их найду? — произнес он.
Повелитель Хаоса внимательно воззрился на Анаториана, склонив голову на бок и забавно дернув усами.
— Ты принимаешь все слишком близко к сердцу, будь проще, — посоветовал Фарнир. — Не спеши, детишки еще очень слабы, и именно поэтому я не скажу, где они. Начинай искать сам, быть может, и обрящешь.
— Что? — не понял император.
— Ничего, ничего, — заверил его бог. — Все в порядке.
— Но почему ты помогаешь мне?
— Разве не очевидно? А я думал, что ты за полторы сотни лет жизни должен бы уже научиться понимать меня, — сокрушенно покачал головой еж.
Анаториан продолжал буравить его вопросительным взглядом, не произнеся ни слова.
— Так вот, — продолжал Владыка Хаоса. — Если бы ты был столь же высокоорганизованным существом, как ежи, то знал бы, что перед бессмертными уже спустя две-три сотни лет все сильнее и сильнее начинает подниматься вопрос скуки и борьбы с нею.
— Скуки? — такого ответа император не ожидал.
— Ну да, а что тебя удивляет? Ты перестал меня радовать, а новые игрушки обещают в недалеком будущем организовать просто восхитительное представление. Так что, — еж криво ухмыльнулся, — постарайся найти их и убить, если сможешь, а я посмотрю, как у тебя получится.
«Скука, конечно же», — мысленно фыркнул Анаториан. — «Интересно, он хоть осознает, как от таких слов несет фальшью? Словно бубнит заученный текст. Эх, многое бы я отдал за то, чтобы понять ход мыслей этого существа!»
Анаториан решил, что если немного надавить, Фарнир все-таки пойдет ему навстречу, а потому постарался изобразить на лице отчаяние и воскликнул:
— Но хотя бы дай подсказки!
— Хм-м, — еж задумался. — Нет. Это будет слишком просто.
— Ну хоть что-то! — в голосе императора появились жалостливые нотки. Он почти не фальшивил.
— Ладно, так и быть, — снизошел Фарнир. — Они молоды, старшему не исполнилось и четверти века.
Произнеся это, бог спрыгнул со стола и с невероятным проворством засеменил к углу комнаты, растворяясь в темноте. Сперва исчезла спина, покрытая иголками, затем лапы, потом усатый нос и мохнатые уши. В конце концов, осталась лишь одна пасть, полная острейших клыков.
— Веселись, — зловещим голосом произнесла пасть, — я с огромным интересом буду наблюдать за тобой.
Пасть растворилась воздухе.
Несколько секунд Богоравный Анаториан, властитель всего сущего на земле и наместник богов, стоял, ничего не делая, пытаясь сложить полученные сведения воедино. Думал он спокойно — годы на вершине власти научили его тому, что в любой момент может случиться любая ерунда и нужно быть к ней готовым. Поори, вымести злость на ком-нибудь, если так хочется, в этом нет ничего дурного. Но вот потом — начинай работать головой, если желаешь ее сохранить!
«Не очень хорошо. Я бы даже сказал, плохо», — размышлял Анаториан, меряя шагами кабинет. — «Неизвестно кто, неизвестно где. Проще искать иголку в стоге сена. Но выхода нет, Фарнир не просто так навестил меня. Он может сколько угодно говорить про скуку, но я в это не верю. Столь изощренный и развитый ум попросту не способен мыслить примитивными человеческими категориями. Не-ет, тут есть что-то другое. Может быть, он хочет, чтобы я перерыл всю империю? Быть может, стоит плюнуть на это, чтобы сломать Фарниру игру? И снова нет. Если бы все было так просто».
Он понимал, что вне зависимости от своих действий сыграет на руку божеству. Анаториан не сомневался, что является разменной монетой в хитроумной комбинации, разыгранной во имя какой-то неведомой цели.
«Но я уже прожил в этом состоянии больше, чем мог даже вообразить. Что помешает мне протянуть еще столько же или даже больше?» — разумно предположил он. — «Если, конечно, не допущу ошибок».
Он сделал еще несколько кругов по комнате, пока, наконец, не принял решение.
«Если и действовать, и бездействовать одинаково рискованно, то лучше уж делать что-нибудь, чем сидеть и ждать конца. Так и поступлю!»
Развернувшись на пятках, император вылетел из комнаты, распахнув дверь с такой силой, что та просто слетела с петель, и, набрав в могучую грудь побольше воздуха, взревел:
— Лиций, Цирилен ко мне!!!
Этот клич пронесся по сонным коридорам дворца, переполошив всех его обитателей. Анаториан стоял, прислушиваясь к созданному им переполоху, и улыбался. Нет, он все еще, велик, и не позволит каким-то соплякам разрушить то, что создавалось с таким трудом! А значит, следует приложить усилия, чтобы найти их.
Не успело эхо в коридорах затихнуть, как из незаметного бокового ответвления выскочили двое. Первый — неприметный горбатый человечек среднего роста, прихрамывающий на одну ногу — сломанная в нескольких местах, она с детства плохо его слушалась. На лицо горбун был откровенно безобразен, однако Анаториан ценил его не за привлекательность — для этого хватало и наложниц — а за светлый ум и преданность. Именно поэтому калека — сын вольноотпущенника — возглавлял тайную службу Фара и по могуществу уступал лишь нескольким людям в империи. Второй — полная противоположность горбуну. Высокий, статный, с породистым лицом чистокровного патриция и колоссальной магической силой, был учеником самого императора и командовал небольшой группой чародеев, которых Анаториан специально готовил для самых опасных, деликатных, а порой и попросту грязных дел.
— Ты вызывал меня, о божественный? — в один голос вопросили мужчины, окинув друг друга неприязненны взглядом — каждый из них ненавидел оппонента, отбиравшего часть власти и влияния, и император заботливо подогревал эти чувства. Анаториан был не настолько наивен и доверчив, чтобы позволить одному человеку возвыситься слишком сильно.
— Да. Мне нужно разыскать двух юношей. Вряд ли хотя бы у одного растут усы с бородой. Я не знаю, где они и как выглядят, могу сказать лишь, что эта парочка находится в пределах империи.
Шпион и маг удивленно воззрились на своего хозяина.
— Господин, но как можно отыскать тех, о ком ничего неизвестно? — всплеснул калека руками. — Ты правишь почти двадцатью миллионами!
Анаториан тяжело вздохнул. Вопрос Лиция был совершенно верным. Проклятый бог, наверное, был очень доволен своей выходкой — дать подсказку, не помогая при этом ровным счетом ничем. Очень в духе владыки Хаоса. На миг задумавшись, что можно, а чего нельзя говорить вслух, император произнес:
— Мне было видение, что эти двое заключили сделку с силами зла и готовы принести на головы жителей нашей прекрасной империи неисчислимые беды. Большего не могу сказать, знаю одно — их нужно остановить. Поэтому пускай ваши шептуны усилят бдительность и докладывают о любом странном событии. Обо всем, что может быть связано с магией, демонами, — он немного замялся, но все-таки закончил, — или богами. Деньги для вознаграждения можете взять из казны.
И снова мужчины переглянулись. В их взгляде читалось: «я тебя ненавижу, но, похоже, придется сотрудничать, дабы исполнить волю владыки».
— Господин, — взял слово Цирилен. — Ты говоришь о магии… Может быть, запретная школа?
Анаториан задумался.
— Я не исключаю и этого.
Маг кивнул и склонил голову.
— Понял тебя, о божественный. Сегодня же мои люди займутся поисками.
— Слушаю и повинуюсь, о великий, — Лиций повторил его действия.
Анаториан же не сдвинулся с места. Могучий гигант накрыл глаза ладонями, стараясь справиться с чувством, о существовании которого уже успел позабыть — со страхом. Он понимал, что горбун и чародей вряд ли поверили в чушь насчет видений — они были слишком умны для этого, но выбора не оставалось.
С другой же стороны, он ощущал, как закипает кровь. Азарт, упоение борьбой, возможность встретить достойного соперника! Эти чувства заставляли его почти жаждать сражения с неведомыми врагами. Странная смесь, странная и непонятная, но от того не менее волнующая.
Анаториан вернулся в свой кабинет и сел в кресло, задумчиво подперев подбородок рукой.
«Или все-таки еж говорил правду?» — задумался император. — «Неужто этим существом движет обычная скука?»
Он вздохнул и пододвинул очередной свиток. Боги могут и подождать, а вот империя не станет. У него есть работа, и ее следует сделать!
Трущобы Раэлина являлись вещью в себе, этаким миром в мире, до которого ни фарийцам, ни даже остальным ганнорцам не было ни малейшего дела. Как Элаикс выяснил еще в годы рабства, обеспеченные фарийские граждане с презрением смотрят на плебс, плебеи же, в свою очередь, насмехаются над союзниками — так называли свободных, жителей завоеванных империей земель. И все вместе они вытирали ноги о рабов, считая тех лишь одушевленными предметами.
В империи не было доли горше, нежели рабская, однако юноша очень быстро выяснил, что союзникам тоже приходится несладко. Кварталы бедноты, раскинувшиеся за внутренними — каменными, и внешними — деревянными стенами, эти уродливые, прилепленные одна к другой коробки, каким-то фантастическим образом дарили приют добрым трем четвертям жителей города. И единственным законом, который признавали тут, был закон силы. Стража даже не приближалась к ним, ограничиваясь лишь охраной главной дороги, ведущей прочь из города, а потому, в узких и грязных переулках все решала мощь. Молодой воитель успел убедиться в этом сразу по появлению в Раэлине, в последующие же дни он получил немало наглядных подтверждений собственной правоте.
И все-таки, даже в этом зверином углу оставалось место капельке добра и заботы, и юноша всеми силами стремился хотя бы чуть-чуть улучшить жизнь, пускай и небольшого числа людей.
Они еще несколько раз ходили на дело, к сожалению, не на фарийцев, и каждый раз половину награбленного по приказу Элаикса передавали нуждающимся. И слава о молодом хозяине небольшой, но совершенно безбашенной банды, распространялась, точно лесной пожар.
За неделю банда пополнилась девятью новыми рекрутами, и Элаикс наконец решился на серьезное дело. Он окончательно утвердился в своих мыслях на шестой день пребывания в Раэлине, сразу после того, как к отряду присоединился новый человек.
Им оказался беглый раб, служивший у одного торговца живым товаром, обитавшего неподалеку — всех в двух дневных переходах от города. Элаикс долго выспрашивал все, что только могло пригодиться в планируемом им мероприятии, и, наконец, собрал первых своих последователей, которые постепенно стали превращаться в офицеров.
Беседовали они глубокой ночью и перед тем, как заговорить, Элаикс тщательно проверил, не подслушивает ли кто. Лишь убедившись, что все нормально, он начал заранее подготовленную речь.
— Вы знаете, что меня не устраивает всякая мелочевка, — проговорил юноша, обращаясь к внимательно смотрящим на него боевым товарищам. — Те дела, на которые мы ходили — это ерунда. Прибили нескольких засранцев, лижущих фарийские задницы, ничего особенного. С самого начала я хотел большего.
— Ты желаешь предложить нам нечто, полностью удовлетворяющее этим поистине выдающимся стремлениям? — поинтересовался Философ, скрестив руки на груди. — Заманчиво.
— Очень даже, — криво ухмыльнулся ему юноша. — Пару дней назад к нам прибился беглый раб.
— А, доходяга Илтар, — вспомнила Эльра. — Тощий такой и с трясущимися руками.
— Он самый.
Изуродованная девушка хищно оскалила зубы и коснулась правого уха.
— Внимательно тебя слушаю.
Элаикс на миг задержал воздух в легких, затем резко выдохнул и произнес:
— В паре дневных переходов от города есть большая вилла. В ней живет самая паскудная тварь, которую только может родить земля — фарийский работорговец. Охранников у него около двадцати, наберется также с дюжину верных вольноотпущенников, и это немало. Зато в бараках сейчас томятся десятки рабов, возможно даже, несколько сотен. Мразь ждет какого-то покупателя, чтобы заключить крупную сделку, и это наш шанс.
Товарищи с сомнением переглянулись. Общую мысль высказал Грантар.
— Слушай, Старшой, чего-то это все жареным пахнет. Не спорю, что вы с Аладаном и Эльрой те еще рубаки, но их, при любых раскладах будет в три раза больше, чем нас. Знаю я этих вольноотпущенников, — он сплюнул на пол. — Ради куска хлеба с хозяйского стола горло матери перегрызут.
— Что, завидуешь? — поддел его Бартих. — К тому же я не склонен считать нашего лидера авантюристом, коий действует без четкого плана.
— Согласен, — коротко бросил молчаливый Инатор.
— Ну? — сверкнула глазами Эльра. — Давай, выкладывай!
Элаикс отчего-то захотел влепить этой наглой сучке пару хороших пощечин, но сдержался.
— План есть, и я уже частично его озвучил. Мы освободим рабов, после чего предложим тем повеселиться с хозяевами.
— А если они скрутят нас, чтобы выслужиться? — задал вопрос Грантар. — Да и что, это так просто, что ли, освободить сотню человек? Усадьба точно обнесена забором, а во дворе по ночам просто обязаны разгуливать псы!
— Ты хорошо знаешь, как что у фарийцев устроено, — с интересом посмотрел на него Элаикс.
— Я вообще много чего знаю.
— Особенно из того, что может спасти твою прелестную попочку, — вновь поддел его Бартих, почесывая свою лысую голову.
Крыса побагровел, но не осмелился ничего произнести вслух. Он отвернулся, после чего еще раз сплюнул на пол.
Лысый мужчина усмехнулся и обратился к Элаиксу:
— Несмотря на чрезмерную осторожность нашего маленького друга, он говорит здравые вещи. Могу подтвердить это, как беглый раб. Любые поместья хорошо охраняются, стражи вооружены, а уж о псах, — тут он скривился, — я и думать не хочу. Мерзкие твари. Да что я распинаюсь, ты же и сам все знаешь ничуть не хуже?
Элаикс прикрыл глаза и ему вспомнился сухой и пыльный двор, рычание громадных чудовищ, страшные нечеловеческие вопли и треск раздираемой плоти. Он сглотнул.
— Знаю. Потому и думаю, что все удастся. Смотрите.
Он достал с пояса нож, присел на корточки и начал чертить схему.
— Рисую со слов беглого, но тут все достаточно просто и понятно, — комментировал он свою работу. — Вот хозяйский дом. Большой, с двумя флигелями. Центр — в три этажа. Во дворе — бараки для рабов, вот тут. Рядом с ними — овчарни, здесь держат собак, которых и выпускают ночью гулять. На противоположной стороне — конюшни. За домом — всякие хозяйственные постройки и большой сад. В центре — колодец. Все это обнесено высоким забором, видимо, на камень денег не хватило.
— А для чего камень-то? — удивился Аладан. — Машин фарийшких тут отродяшь не фодилошь.
— Горящие стрелы? — предложил юноша.
— Не-е, это надо чтоб кто-то шерьежный пришел или фошштал. Фше шерьешные в шотне миль к шеферу.
— А всех, кто восставал, давно вырезали, — мрачно закончила Эльра. — Рабов охранять — хватит и частокола с собаками.
Юноша кивнул, принимая информацию к сведению.
— Короче говоря, нам просто нужно понаблюдать за домом пару дней, выяснить, как по ночам ходят охранники, посчитать песиков.
— А что потом? Возьмем поместье штурмом? — фыркнул Грантар. — Мы не сможем добраться до бараков, не подняв шум, и уж точно не успеем освободить всех. А если даже и выйдет, что сотня доходяг сделает громилам с собаками?
Элаикс сжал и разжал пальцы, несколько раз глубоко вдохнул. Говорить он начал только после этого.
— Если не хочешь, не иди. Справимся сами.
Крыса задумчиво посмотрел на него. Смотрели и остальные.
Элаикс понял, что его план, действительно, не отличался ни проработкой, ни логичностью, но отказываться него уже не собирался. Для себя юноша решил, что даже если подельники струсят, то он не отступится и пойдет на дело в одиночку. Кажется, окружающие уловили настроение своего командира, потому что в помещении повисла мертвая, неестественная тишина.
Юный воитель переводил взгляд с одного из новоприобретенных товарищей на другого, пытаясь понять, ошибся ли он в своих расчетах, и если да, то где?
— Неужели они не те, — прошептал он себе под нос так тихо, что вряд ли кто-нибудь мог расслышать. — Я был неправ?
— Я пойду, — прервал тягостное молчание Аладан. — Ешли надо, фдфоем перебьем фшех фарийцеф.
— Я тоже не прочь принять участие в столь захватывающем приключении, — усмехнулся Философ. — Главная проблема — собаки, но думаю, что мы как-нибудь решим ее. Отравленное мясо, к примеру, может сослужить нам хорошую службу.
— Если они не научили собак жрать только из миски, — буркнул Грантар.
— Могли, но Аладан прав, — проговорил Инатор. — Дело того стоит.
Остались только Эльра с Грантаром. Молодой грабитель с надеждой и даже каким-то страхом смотрел на свою старую знакомую.
— Чего скажешь, Сисястая? — спросил он заискивающим голосом.
— Чтобы ты прекратил меня так называть, — рыкнула та. — А хрен с вами со всеми! Ты уже показал себя конченым психом, Старшой, но психом везучим. Положусь на твою сумасшедшую удачу, я в деле!
Крыса жалобно заскулил, его глаза метались из стороны в сторону, а губы нервно дергались.
— Но ведь вы меня первым потащите за стену, меня же! У вас же нет других взломщиков, сучьи дети, — причитал он. — Нет, и неоткуда взяться. А остальные? Что они? Не-ет, они не пойдут, не пойдут…
— Увеличу твою долю в два раза, за счет моей, — коротко бросил Элаикс, ощутивший, что спор надо заканчивать до того, как моральный подъем подчиненных испарится.
Крыса осекся и повернулся. В его глазах плескалась дикая смесь жадности и страха, сдобренная капелькой безумия.
— Ну вот зачем вот ты так? Я бы отказался, — пожаловался он. — Что бы тебя все боги, какие только есть, драли в хвост и гриву, Старшой.
— Стало быть, с нами?
— Да! Да! Да! — выкрикнул юноша, в очередной раз сплюнув на пол.
— Вот и отлично. С утра доведем новости до сведения наших, и начнем готовиться. Можете отдыхать.
Эльра, Грантар и Инатор послушно покинули комнату, но Бартих с Аладаном остались.
— Да? — хмуро посмотрел на них Элаикс.
— Мы ш тобой хороши, — взял слово однорукий воин. — А фот нофички — не очень. Подучить бы их.
Элаикс перевел взгляд на Философа.
— Я не до конца доверяю нашим новым товарищам. Мы шестеро повязаны кровью, а вот они еще ни на одном деле не были. Как бы среди них не завелся малодушный человечек, который пожелает обеспечить свое благополучие ценой наших страданий.
— Имеешь в виду, захочет сдать всех?
— Да, именно.
— И что вы предлагаете?
— Потратить пару мешяцев на обучение. Фшяко лучше, чем переть голой жопой на жубы шобак.
— А я послежу за тем, чтобы наши новые товарищи не делали глупостей, — радостно улыбнулся Философ. Пугать людей этот безумец определенно любил ничуть не меньше, чем кромсать их на кусочки.
С предложением Философа Элаикс, в целом, был согласен, а вот ждать луну или две не имел ни малейшего желания. Умом он понимал, что калека-ганнорец прав, но все же…
Тратить столько времени Элаикс решительно не хотел. Он и сам не до конца понимал, куда так торопится, однако факт оставался фактом.
«Наверное, не хочу тянуть с местью», — приходило юноше в голову, когда он задумывался над причинами своей поспешности. — «А может и нет».
Изредка — обычно утром, когда с него еще не до конца слетал сон, перед глазами Элаикса появлялся странный образ: юноша, идущий по узкой тропинке, по обеим сторонам которой зияла бездонная пропасть. Эта ненадежная дорожка с каждым шагом сужалась, и парню становилось все сложнее балансировать на ней, а позади него чернело, тянуло сгустки мрака нечто отвратительное и бесформенное. Обычно Элаикс окончательно просыпался тогда, когда угольного цвета жгут касался ноги незнакомца. Что это значит, почему одна и та же картина, точно заговоренная, всплывает в памяти, он не понимал, однако догадывался, что тут все непросто, а значит, нельзя терять ни одного дня!
— Нет, ждать мы не будем. Не можем, — тоном, не признающим никаких возражений, проговорил он. — А вот за новичками стоит приглядеть, это да.
Философ торжествующе усмехнулся и, склонив голову в знак уважения, покинул комнату. Аладан же стоял, мрачно глядя на юношу.
— Полофина как минимум, — прошепелявил, наконец, он.
— Что? — не понял Элаикс.
— Гофорю, полофина шдохнет. Или больше.
— Мы будем осторожны.
Старый воин фыркнул и развернулся, чтобы отправиться к себе.
— Аладан, — окликнул его молодой тимберец.
— Да? — не оборачиваясь спросил бывший гладиатор.
— Нет, ничего, — Элаикс до хруста сжал кулаки. — Ничего. Отдыхай, завтра мы выступаем.
Нельзя сказать, чтобы новички испытывали особый энтузиазм, но открыто никто не роптал. Возможно, Бартих уже успел провести разъяснительную работу с сомневающимися, а может, они просто так сильно поверили в своего атамана. Ответа на этот вопрос у юного командира разбойничьей ватаги не было. Он, честно говоря, сам не до конца понимал, отчего люди, которые его не знают и которых он не знает сам, так легко и охотно согласились рисковать жизнями.
Эта загадка уже не первый день мучила Элаикса, но ничего путного молодой воин придумать так и не смог, решив, что, видимо, так захотел бог. Не боги, до их желаний ему уже не было никакого дела, а один вполне конкретный бог, любящий молоко и неожиданные появления за спиной.
Выступить в путь на рассвете не удалось, не получилось даже в обед. А под вечер никто не горел желанием двигаться вперед. Поэтому пришлось подождать до утра, популярно объяснив всем, что тот, из-за кого выступление отряда задержится еще на сутки, лишится чего-нибудь очень необходимого. Руки, к примеру, или ноги. Это подействовало.
Но Элаикс и не подозревал, что двухдневный переход в сорок миль растянется почти на четверо суток. Приходилось пробираться лесами и полями, держаться в стороне от крупных дорог и не попадаться на глаза путникам, которые могли навести на странных и определенно подозрительных личностей пару конных разъездов.
Однако и эти неприятности не убавили решимости, точно факел горевшей в сердце юноши. Когда они, наконец, оказались на границе владений работорговца, выбранного в качестве жертвы, уже смеркалось, но это, пожалуй, было и к лучшему — появлялась возможность проверить, высылаются ли внешние патрули. Элаикс разделил отряд на группы, поставив каждой из них задачу, и все завертелось.
Два дня и две ночи они неотрывно наблюдали за огороженным поместьем. Картина вырисовывалась не самая радостная — продавцу живого товара действительно служили почти три десятка вооруженных мордоворотов, а также внушительная свора псов. Знаменитых фарийских волкодавов, способных разорвать человека за несколько мгновений.
Стражники работали десятками. Первый отряд охранял рабов и патрулировал местность днем, второй — ночью. Третий, как понял Элаикс, сутки отдыхал, после чего сменял одну из групп. Благодаря этому как в поместье, так и вокруг него всегда хватало мужчин, способных размахивать тяжелыми и острыми предметами, ну или, на худой конец, криками оповестить товарищей об опасности. К счастью, укрепления оставляли желать много лучшего — вокруг виллы тянулся невысокий — в рост человека — забор, который всегда патрулировали два вооруженных луками воина.
Еще можно было отступить, но Элаикса коробило от одной только мысли о чем-то подобном. Поэтому он начал готовиться к штурму.
Все свободное время разбойничий атаман со своими офицерами обсуждали предстоящее дело, пока, наконец, не пришли к более-менее подходящему варианту. Только после этого — на третью с момента их появления здесь ночь — они стали действовать.
И снова Элаикса поражала собранность и покорность подчиненных, которых он мысленно уже начал называть солдатами.
Дождавшись темноты, они, зная, по каким маршрутам ходят стражники, один за другим подбирались все ближе и ближе к ограде. Идея была проста: перебить патрульных так, чтобы никто ничего не услышал, не выйдет ни при каких обстоятельствах. Стало быть, проще их оставить у себя в тылу, попробовав вместо этого подобраться к забору, а точнее — тому его участку, который ближе всего располагался к баракам рабов. Грантар и еще один верткий парнишка из его подопечных должны были перебраться за ограду и прирезать лучников. После этого весь отряд, используя заранее припасенные веревки, должен был перебраться во двор. Элаикс с Грантаром после этого направлялись к баракам — освобождать рабов, а остальные любой ценой обязаны были выиграть немного времени.
Ни ключей от оков, ни уверенности, что замордованные люди согласятся тотчас же броситься в бой, у них не было, равно как не имелось никакого способа усыпить бдительность самых верных и ревностных стражей усадьбы — боевых псов. План этот походил на самоубийство, но Элаикс, решив однажды что-либо сделать, не привык колебаться и отступать на полпути.
И поначалу им везло. До ограды удалось добраться без шума, не вызвав никакого подозрения не только расхлябанных охранников, но даже и их волкодавов — псов как раз кормили в другой части двора. Дальше тоже получилось отменно. Грантар и второй парень по имени Калтар перебрались на другую сторону и затаились в тенях — ночь выдалась облачная и безлунная, и темноту разгоняли только немногочисленные факелы.
Стражники приближались и Элаикс, залегший возле забора, зажмурился и напрягся, боясь даже сглотнуть, готовясь услышать крики.
Сдавленный хрип. Еще один.
— Ну, сейчас, — почти беззвучно прошептал он.
Ничего. Тишина.
— Готово, — прошептал Крыса с той стороны. — Кидаю веревку.
Элаикс облегченно вздохнул и стал подниматься. Когда его голова оказалась над оградой, юноша замер, внимательно осматривая двор. Точечки факелов подрагивали в противоположной стороне, там же рычали собаки, и Элаикс, не веря в собственную удачу, быстро спустился, тотчас же укрывшись в тенях.
Грантар уже ждал его.
— Быстрее, — голос юноши дрожал. — У нас очень мало времени. Собаки.
Элаикс кивнул, понимая опасения своего боевого товарища, и они быстро направились к баракам, замирая при каждом шорохе.
— Надеюсь, остальные уже лезут, — шепнул себе под нос Элаикс, когда они оказались возле толстой двери, закрытой на засов, подле которой дремал охранник. — Этот — мой, — чуть громче сообщил юноша, извлекая из-за пояса нож.
Ему уже давно хотелось убить кого-нибудь, а тут представилась такая отличная возможность прирезать, пускай и не паскудного фарийца, но хотя бы его прислужника, мордующего несчастных закованных в кандалы бедолаг. Тот даже не шевельнулся, когда ладонь зажала рот, а отточенное лезвие перерезало артерию. Кровь фонтаном устремилась наружу, заливая руки юноши, тело умирающего конвульсивно дернулось несколько раз, и затихло. Они с Грантаром осторожно положили стражника на землю. Ключа у того не оказалось, но никто и не рассчитывал на столь удачное стечение обстоятельств. Невдалеке послышалось приглушенное рычание, и Крыса выругался.
— Быстрее, — пискнул он, — я боюсь собак, очень боюсь.
— Тише, — шикнул Элаикс. — Они еще не подошли. Сейчас.
Он схватил засов и с легкостью поднял его.
— Быстрее, замок.
— Да, да, — тощий парень бросился к замку, на ходу доставая отмычки.
Вскрыл он его с такой скоростью, что Элаикс даже присвистнул.
— Ничего себе, можешь ведь, когда хочешь.
Он отворил дверь и заглянул внутрь. В черный зловонный зев, пропахший так хорошо знакомыми ароматами нечистот, крови, гноя и отчаяния.
На него устремили взоры много, очень много глаз. Сонные, полные страха и затаенной надежды. И это юноша тоже видел не раз.
Невдалеке залаял пес, раздался оглушительный крик боли, затем звук удара и скулеж.
— Вот и все, началось, — прошипел Элаикс, ныряя внутрь. — Крыса, свет!
Больше таиться не было смысла, а действовать следовало предельно быстро. Его подручный протиснулся следом, на ходу разжигая заранее приготовленный факел. В помещении стало светло, и взору юного воина предстала поистине унылая картина — сотня или больше людей, чьи руки и ноги были скованы толстыми кандалами, пропущенными через одну большую цепь, ютились в загаженном помещении, в котором не было ничего, кроме старых циновок, брошенных прямо на устланный опилками пол.
— Ну хоть опилки не пожалели, — процедил Элаикс, и заговорил громко и уверенно. — Я здесь, чтобы дать вам свободу. Слышите звуки снаружи?
Он показал ладонью на дверь, из-за которой доносились звуки разгорающегося боя.
— Я и мои товарищи хотим покарать фарийскую свинью, отобравшую у вас все! Но мы не справимся своими силами, нам понадобится ваша помощь. Готовы ли вы бороться за жизнь и свободу? За своих женщин и детей? Хотите ли помочь мне?
Рабы пялились на него, точно громом пораженные, но никто не произнес ни слова. И только теперь до Элаикса дошло, что он все еще держит в одной руке толстенный засов, который, наверное, иные люди и поднять бы не смогли. Решение предстало перед ним моментально.
— Грантар, охраняй дверь! — рыкнул он, бросая деревяшку и подлетая к цепи.
— А ты?
— А я займусь делом!
Общая цепь — длинная и толстая, была вдета в огромное кольцо, которое заботливые хозяева закрепили в стене где-то на уровне головы юноши. Он схватил цепь, сдавил, что было сил, а затем, взревев от натуги, дернул.
Звенья посыпались в разные стороны, точно горошины, и рабы дружно ахнули. Не теряя времени, Элаикс метнулся к первому, разрывая оковы на его руках и ногах, затем ко второму, к третьему, и так далее. Он не обращал внимания на слова, отстранился от происходящего в бараке и на улице, важно было лишь одно — рвать цепи и переходить к следующему несчастному. Рвать и переходить. Рвать и переходить.
Наконец, юноша уперся в стену и понял, что закончил здесь, а затем осознал, что рев и грохот раздаются отнюдь не внутри головы — во дворе шла жесткая сеча. Не оглядываясь по сторонам, он подхватил засов, и вырвался наружу, едва не споткнувшись о тело какого-то раба, валяющееся прямо перед порогом.
На него сразу же набросились двое. Первый получил по голове засовом, и его мозги брызнули во все стороны. Второй, на чьем лице застыло выражение ужаса, бросился прочь, но на него тотчас же налетели трое тощих доходяг, размахивающих обрывками цепей. Они повалили рослого и упитанного мужчину на землю, и принялись рвать его тело голыми руками. Элаикс уделил им не больше мгновения, все его внимание сконцентрировалось на главном — на битве, шедшей во дворе. Слуги работорговца наступали, а его люди оборонялись, но давалось им это с огромным трудом. Если бы не Аладан со своим невероятным мастерством, и бешеная Эльра, то все уже было бы кончено.
Элаикс, взревев, метнулся вперед, размахивая засовом. Его напор был столь силен и внезапен, что стражники стушевались и начали отступать.
— Как дела? — усмехнулся Элаикс, оказавшись возле товарищей.
— Просто превосходно, — обворожительно улыбнулся ему Философ, перерезавший горло раненому противнику. — Просто замечательно. Но ты молодец, командир, вовремя успел.
— Да уж, — буркнула Эльра, зажимая рукой раненое плечо. — Едва-едва.
Больше они поговорить не успели — противники перегруппировались и сделали то, что следовало совершить с самого начала — спустили с цепей собак. Десятка полтора огромных лохматых тварей с оскаленными пастями, из которых торчали здоровенные клыки, ринулись вперед, а за ними побежали, воинственно размахивая оружием, и прочие защитники виллы.
Псины врезались в толпу рабов, расшвыривая людей во все стороны и хватая каждого, кто попадался на пути. Но не все удовлетворились легкой добычей — одна из собак ринулась прямо на Элаикса и подпрыгнула, чтобы впиться тому в горло.
Он уже видел ее бешеные глаза, ощущал зловонное дыхание, и понял, что не успеет отмахнуться, когда в бок твари вонзилась стрела и та, жалобно заскулив, рухнула на землю.
— Ты мой должник, — раздался откуда-то сбоку голос Инатора.
Элаикс обернулся, и увидел молчаливого воина, удобно расположившегося в сторонке. Он уже натягивал тетиву, намереваясь пустить следующую стрелу. Видимо, плохое освещение не слишком мешало Инатору целиться.
Юноша хрипло рассмеялся и скомандовал товарищам:
— В бой, прикончим их всех!
Он шел первым, орудуя засовом, который оказался на удивление удобным оружием. Чудовищной силы удары оставляли от противников лишь мокрое место, все руки и грудь были красными от крови, Элаикс слизывал соленую влагу с губ и смеялся, точно безумный, и татуировка на его руке пульсировала в такт биению сердца.
Это было так упоительно! Так прекрасно! Элаикс никогда в жизни не чувствовал себя настолько живым, целым. Какая-то часть его сознания понимала, что происходит нечто странное, если не сказать — страшное, но сейчас ему было наплевать на все. Сила, подаренная то ли чудовищным ежом, то ли монстром, сидящим на скале, била через край и позволяла сокрушать любого противника, подошедшего на расстояние удара. Сам того не замечая, он стал центром, вокруг которого группировались восставшие рабы и освободившие их разбойники.
Не было ни правильного строя, ни команд, ни военных хитростей. Лишь толпа озлобленных, готовых на всё людей с одной стороны, и остатки отчаянно боровшихся за свои жизни угнетателей — с другой.
Собаки, которых так опасался Грантар, не сыграли сколь-нибудь важной роли, их попросту смяли массой — одуревшие от злости рабы бросались на животных с палками, камнями и просто голыми руками. Такова же была судьба и надзирателей с вольноотпущенниками. Но и это прошло мимо упивавшегося схваткой Элаикса. Детали он вспоминал уже много позднее.
Что-то громыхнуло и Элаикса отбросило назад. Он моргнул — пелена кровавой ярости немного сползла, и в голове прояснилось. Еще один взрыв.
— Что это такое? — юноша ошалело огляделся по сторонам.
— Проблемы, — совершенно спокойно заметил Философ, с трудом поднявшийся с колен. — Смотри.
И он указал на двери поместья, из которых появился невысокий мужчина с надменным лицом чистокровного фарийца.
— Склоните головы и останетесь живы, — произнес он, оглядывая притихших людей. Руки мага были заняты — в них пульсировало живое пламя, готовое вот-вот сорваться в сторону взбунтовавшихся рабов, и люди Элаикса, равно как и спасенные узники, с ужасом начали отступать вглубь двора.
Маг усмехнулся и сделал шаг вниз, затем еще один и еще. Он стоял в каком-то десятке шагов от поднявшегося на ноги Элаикса, с интересом разглядывая молодого человека.
Вокруг чародея стали собираться выжившие защитники дома и Элаикс понял, что ждать больше нельзя — чароплета необходимо остановить любой ценой, иначе все его начинание пойдет прахом.
— Не знаю, откуда ты тут взялся, — прошептал юноша, — но я отправлю тебя в подземный мир.
Не говоря ни слова, он ринулся вперед.
— Глупец, — фыркнул маг и метнул пламя вперед.
Чародей был быстр, очень быстр, однако Элаикс ожидал нечто подобное, он нырнул, одновременно с этим швыряя свой засов вперед.
Волосы опалило, а кожа на лице потрескалась от нестерпимого жара, но это было мелочью. Упав на землю, юный воин сгруппировался, перекатился, и уже спустя мгновение был подле врагов, разбросанных в стороны могучим ударом деревянного бруса.
Маг, успевший каким-то способом защититься, растерялся. Ненадолго, но Элаиксу большего и не требовалось. Жаркая волна ненависти затопила его, и юноша, вновь издав страшный боевой клич, рванул с пояса короткий меч, который и вонзил в живот магу по рукоять.
Тот закричал, из его рта хлынула кровь.
— Тварь, — прошипел он, падая на колени.
— Сдохни! — взревел тимберец, вырывая свое оружие из раны, и снося колдуну голову. Затем он посмотрел на шокированных защитников. — А теперь ваш черед!
И с этими словами Элаикс кинулся на толпу вооруженных людей, размахивая своим клинком и вопя. В тон ему раздался многоголосый вопль бывших рабов, а уже спустя несколько мгновений вокруг Элаикса снова закипел страшный и беспощадный бой.
Однако враги, лишившиеся своего последнего козыря, быстро потеряли дух, и ретировались в поместье.
— Внутрь! — заорал Элаикс, указывая путь окровавленным мечом. — Добить их! Но господ взять живыми, я хочу потолковать с фарийскими скотами!
Он подождал, пока основная масса рабов окажется внутри, и вошел только после этого, окруженный своими пятью первыми последователями.
Дальнейшее напоминало избиение младенцев — потерявшие надежду на спасение враги пытались либо скрыться, либо вымолить прощение. И то и другое — совершенно напрасно. Элаикс с товарищами дочищал первый этаж, когда к нему прибежал вестовой.
— Господин, — заляпанный кровью раб выскочил из-за угла и поклонился юноше едва ли не в ноги. — Мы взяли их. Взяли хозяев!
Даже получив свободу, он еще не отучился называть своих поработителей хозяевами, и Элаикс отметил это.
«Ничего, ничего, пройдет немного времени, и я выбью раболепие из всех, кто того захочет», — подумал он.
— Отлично, — Элаикс усмехнулся и махнул рукой своим товарищам. — Пойдем, поглядим на улов.
Выживших фарийцев и их слуг собрали в большом зале, предназначенном, как предположил Элаикс, для пиров. Сюда уже набилась толпа рабов. Сам хозяин дома оказался высоким широкоплечим мужчиной, чьи волосы серебрила седина. Сейчас он, обезображенный сильным ударом по лицу, старался не выдавать боли и держался гордо. Рядом с ним, всхлипывая и обнимая дрожащую девушку, сидела очень красивая женщина в возрасте. Скорее всего, жена. За ними — двое окровавленных юношей, в которых с первого же взгляда угадывалась отцовская порода. Помимо них тут нашлось место десятку слуг обоих полов, в основном раненым. Как ни странно, среди них не было ни одного ребенка или молодой девушки.
Элаикс заметил это, и увидел, как глаза у многих из присутствующих заблестели, ему показалось, что откуда-то из-за закрытых дверей донесся протяжный крик и грубый, гортанный хохот.
— Я сам хотел этого, — напомнил он себе, стараясь отогнать видения из прошлого, назойливо лезшие в голову. Непонятно отчего, но то, что грезилось долгими ночами в рабском бараке, на деле оказалось не настолько вдохновляющим, как казалось.
Эта мысль раздражала.
«Какая разница? Они все заслужили свою судьбу, все!» — гневно подумал молодой воитель. — «А потому, закончу с этими».
Он подошел к главе дома и замер напротив него.
— Нет желания попросить о милосердии, так, ради разнообразия? — обратился он к нему. — Может, я и буду снисходителен если не к тебе, то хотя бы к твоим родным.
— Сдохни от кровавого поноса! — прорычал мужчина. — Ты, жалкий пес, не увидишь центуриона, вымаливающего милость у толпы сброда. А потому, сын шлюхи, делай то, что хочешь!
Кровь прилила к щекам Элаикса.
— Что ты сказал, тварь? Как ты назвал мою мать?
Губы фарийца раздвинулись, обнажая рот, полный белоснежных зубов.
— Я сказал, что твоя мать спала с мужчинами за деньги. И что ей нравилось это!
Элаикс лишь огромным усилием воли сдержал надвигающийся шторм.
— Философ, — позвал он неестественно тихим голосом. — Я узнал достаточно. Он твой, развлекайся так, как сочтешь нужным.
Бартих хохотнул и дал знак двум разбойникам. Пленника подхватили под руки и поволокли на выход.
Девушка зарыдала еще сильнее, а мать прижала дочку крепче.
— Старшой, — услышал он голос Эльры, — дай мне.
Девушка подошла к нему, ее взгляд, затуманенный и полный вожделения, был устремлен на молодую фарийку.
— Дать тебе что?
— Ее, — она указала на девушку. — Только мне.
— А зачем? — не понял Элаикс, но в этот момент Эльра облизнула губы, ее щеки раскраснелись. — А-а-а, — протянул он, сам краснея от понимания. — Хорошо, развлекайся. Только смотри, чтобы не сбежала.
Пышногрудая разбойница с силой схватила девушку за руку, вырвала ту из объятий матери и потащила прочь. Пожилая фарийка попыталась броситься следом, но пинок Грантара отправил ее на место.
— Лежать, — беззлобно распорядился юноша. — Старшой, решай, что делать с остальными, и я уже пойду. Хочу прогуляться по здешним закромам.
— Что делать? — юноша усмехнулся. Сомнения рассеялись, и все стало донельзя очевидно. А вместе с этим он почувствовал нечто странное, чей-то далекий зов, постепенно становящийся сильнее. — Это просто. Они ваши, развлекайтесь, как хотите. Но учтите, о том, что здесь произошло, никто не должен узнать. Когда закончите, соберите все ценное и выходите во двор, будем решать, как быть дальше.
Сам Элаикс не очень хотел любоваться на пытки, а потому он нашел свободную комнату, завалился на кровать и закрыл глаза. Усталость сказала свое слово, и юноша отключился.
— Старшой, эй, старшой, — его кто-то сильно тряс за плечо.
— Что такое, — Элаикс раскрыл глаза и увидел Грантара, склонившегося над ним.
— Да мы, в общем-то, уже все, — пояснил тот. — Вино выпито, еда сожрана, девки огуляны, а золотишко собрано во дворе, как ты и приказал.
— Долго я…спал?
— Не очень. Философ даже закончить не успел, слышишь? — он затих и до слуха старшего из двух братьев достигли кошмарные, нечеловеческие вопли.
— Центурион, — догадался Элаикс.
— Он самый, подтвердил Крыса. Сперва храбрился, терпел, но, когда наш лысый приятель взялся за него серьезно, всю эту фарийскую спесь как рукой сняло. Начал умолять о человечности, о смерти, ну и все такое.
Элаикс поднялся — его слегка пошатывало, но в голове прояснилось.
— А я думал, что вы не станете смотреть на художества Бартиха.
— Ну, купца хоть немного было жалко. Этого урода — нет.
Крыса произнес эти слова таким тоном, что Элаикс понял — центурион заслужил свою судьбу.
— Нашли что-то?
— Угу. Пару рабов в подвале. Наказанных. Их замуровали без еды и воды.
— Ясно. Идем, присоединимся к остальным. Кстати, мы многих потеряли?
— Из тех, кто был с самого начала — нет. Только Сисястую ткнули в плечо, но это заживет. Из девятерых новеньких четверо отправились к богам.
— А рабы?
— Их тут было около сотни. Когда я пошел тебя искать, сложили для погребения дюжины три, может чуть больше.
— Стало быть, почти половина?
— Не так и плохо, — легкомысленно отмахнулся Крыса. — Могло быть и хуже… А если бы даже и все они передохли, что с того? Главное, что я жив.
— Откровенно.
— Иначе не могу.
Вопли становились все громче, затем начали переходить в бульканье и хрипы. Когда Элаикс с Грантаром наконец оказались на внутреннем дворе, все было кончено. То, что осталось от фарийца, крепили к воротам с помощью веревок. Десятки пар глаз, наблюдавшие за этим процессом, моментально переключились на тимберца, стоило только тому показаться в свете костров.
Тот, не смотря по сторонам, подошел к горе сундуков, мешков, горшков и прочих емкостей, сваленных в кучу посреди двора.
— Итак, это добыча, — констатировал юный воин. — Много тут?
— Пока не шчитали, — отозвался Аладан, присевший рядом и, аккуратно водивший бруском по мечу, лежавшему на коленях. — Но думаю, что много.
Рядом появились Эльра, похожая на сытую кошку, и Инатор, все такой же спокойный и собранный. В руках он держал лук, а на его поясе в новеньких ножнах покоился длинный ганнорский меч.
— Нашел у одного, — пояснил он, заметив взгляд своего вожака. — Хороший меч.
Из-за спины у Элаикса выступил Бартих. Философ был заляпан кровью, но доволен не меньше Эльры.
— Предположу, что наш лидер хочет держать слово, а заодно и распределить добытые сокровища.
— Именно так, — громко, чтобы все услышали, произнес Элаикс. — С сокровищами все просто. Половину получаем мы, вторую половину я отдаю бывшим рабам. Думаю, они заслужили!
Освобожденные невольники загомонили. В основном — одобрительно, хотя пара человек выказало недовольство относительно размеров наград. Их мнение было проигнорировано.
Элаикс, меж тем, продолжал.
— Разделите сокровища сами, меня это мало волнует. После того, как все ценное найдет новых хозяев, мы спалим это место дотла. Пускай огонь очистит все то зло и скверну, что фарийцы принесли с собой, — он говорил, обращаясь к рабам, и те внимали. — После этого вы все вольны идти туда, куда хотите. Я не стану держать никого. Но если пара человек вдруг захочет прибиться к моему отряду, возражать не стану. Это все.
Он замолчал, глядя на толпу, и тут произошло неожиданное. Люди, один за другим, становились на колени и склоняли перед ним головы.
— И как это понимать? — озадаченно спросил Элаикс.
— Они признают тебя своим вождем, — ответила Эльра. — Все до единого.
Юноша открыл рот, затем закрыл его.
— А вот это неожиданно, — шепнул он себе под нос. — И чего мне с ними делать?
Он полагал, что, в лучшем случае, сумеет восполнить потери, но никак не рассчитывал получить на свою голову почти шесть десятков голодных ртов, которых придется одеть, вооружить и куда-нибудь пристроить. Но выгнать людей, показавших такую преданность, юноша тоже не мог — внутри все просто восставало против подобного.
— Хорошо, — приняв решение, произнес Элаикс. — Можете встать. Мои офицеры распределят вас по группам, но это будет чуть позже. А сейчас нам нужно погрузить добычу и убираться отсюда. За работу!
Двор внезапно стал напоминать разворошенный муравейник, и Элаикс, чтобы никому не мешать, решил воспользоваться оставшимся свободным временем и прогуляться.
Он прошел через усадьбу и вышел в обширный яблоневый сад, разбитый за усадьбой. Тут было тихо и спокойно, лишь шелестели листочки, да раскачивались на ветках небольшие плоды.
Оказавшись в одиночестве, юноша задумался. Атака удалась так хорошо, что даже и не верилось. Еще пара подобных рейдов, и у него будет не просто банда, а собственная армия, пускай и крошечная. Придется потратить какое-то время на обучение своих людей, но это мелочи. Вопрос в другом: а как быть дальше? Чем заняться, когда под его началом окажется сотня или даже две сотни копий?
Элаикс в задумчивости зашагал по дорожке, выложенной из гранитных блоков и идущей между ухоженными яблонями. Юноша подошел к одной из них и сорвал маленькое незрелое яблочко, которому до превращения в налитый соком вкусный плод предстояло расти и расти.
— Проклятье, как же мне не хватает советника, — прошептал юноша, крепко сжав пальцы. Во все стороны брызнул сок, но Элаикс, ушедший глубоко в себя даже не заметил это, рассеянно тряхнув рукой. — Советник…Где же его взять?
Хороший вопрос, а самое главное, очень своевременный.
Эта мысль повеселила молодого воина, и он широко улыбнулся. Действительно, совершить преступление, после которого его станет разыскивать половина фарийцев и их прихлебателей в провинции, и лишь после этого задаться вопросом «а как быть дальше?»
— И в этом весь я, — не прекращая улыбаться, прошептал отмеченный демоном. — В этом весь я…
Какая-то очень важная мысль билась где- то рядом, не желая отступать, но и не даваясь в руки. Все последние недели она назойливо преследовала его, и сейчас Элаикс подошел настолько близко к тому, чтобы ухватить, ее, что забыл обо всем на свете, даже о том, что творится вокруг.
И это было грубой ошибкой — противника он заметил слишком поздно, лишь тогда, когда кинжал уже летел точнехонько в живот, и остановить его было невозможно. Элаикс рефлекторно отшатнулся, одновременно нанося удар правой, и в этот самый миг острая боль разорвала все тело, в глазах потемнело, а дыхание сперло.
Уже падая в пучины беспамятства, он успел краем глаза заметить, как мальчишка лет двенадцати с неестественно вывернутой шеей падает рядом.
«Проклятье, как же они его проглядели?» — подумал воин за миг до того, как нестерпимая всепоглощающая боль отступила, побежденная благословенным черным ничто.
— Итак, мы готовы к тому, чтобы начать практикум. Покажи мне первую и четвертую печать. Нет, нет, не так! Ты не доводишь указательный палец. Еще раз! Вот, уже лучше, молодец, Трегорий.
Юноша улыбнулся, хотя, говоря честно, ему было не до смеха. Если бы он знал, какие пассы приходится творить, для работы со сложными заклинаниями, то, наверное, в придачу к абсолютной памяти, попросил бы у Фарнира пальцы без костей. Самым обидным было то, что он прекрасно воспроизводил любой нужный ритуал в памяти, но Маркаций оставался неумолим — он не позволял юноше практиковать новое заклинение до тех пор, пока у того не выходило сотворить его классическим способом. А любая попытка смухлевать каралась быстро и жестоко. Чего фариец не терпел, так это обмана и попыток отлынивать от обязанностей.
А на нытье Трегорана о том, что владельцу совершенной памяти ни к чему обычные магические ритуалы, каждый раз неизменно шел ответ, что любую, даже самую совершенную память, можно сбить с толку, а слова и жесты, вдолбленные до автоматизма, не подведут никогда.
И затем продолжал это самое вдалбливание.
Вот уже почти неделю они изучали мощнейшее огненное заклинание, позволяющее чародею разлить губительное пламя, сжигая все и вся на расстоянии в две дюжины шагов вокруг. Трегоран с легкостью воспроизводил чары по памяти, для чего ему требовалось от силы десяток секунд, а вот с закреплением были проблемы. Пальцы, отвыкшие от тонкой работы, никак не хотели слушаться.
Вот уже половину утра они пытались закрепить сложную комбинацию из девяти печатей, соединенных хитрыми переходами, и выходило посредственно.
Чтобы хоть немного отвлечься, Трегоран постарался перевести разговор на тему, вызывавшую у него жгучее любопытство — личность императора и устройство жизни в империи.
— Учитель, — произнес он, начиная складывать пальцы в первую печать. — Последний раз ты рассказывал, что император с легкостью захватил власть в Фаре. Он так силен?
Маркаций на мгновение задумался, после чего ответил.
— Нет, полагаю, что мы были настолько слабы. Теоретически, если бы все маги объединились и выступили против узурпатора единым фронтом, мы смогли бы победить чудовище. Но тот выбрал очень удачный момент для того, чтобы явиться в город. В те годы Фар сотрясали смуты. Буквально за пару лет до того умер страшный тиран Силлий, захвативший в городе власть и запятнавший свои руки кровью множества благородных патрициев и простых жителей. Борьба между влиятельными родами обострилась — многие хотели занять освободившееся место, другие противостояли им, мечтая вернуться к временам, когда свобода города не нарушалась властолюбивыми людьми.
Он умолк, внимательно следя за руками своего ученика.
— Первая и вторая печать получились отлично. Переход тоже неплох, теперь покажи третью с четвертой, — Он почесал щеку и кашлянул. — На чем мы остановились?
— На смуте и борьбе патрициев за власть.
— Ах да, верно. Каждый знатный род стремился занять место повыше, получить какую-нибудь хлебную должность. Некоторые жаждали снискать славу на ниве военных успехов. Так, например, Цирий Мараг поработил и вырезал племя фиринов, что некогда обитало в южной Ганнории, после чего потребовал для себя триумфа и консульской должности, а когда ему отказали, едва не повел армию на Фар. По чистой случайности он погиб, свалившись с коня в реку. Но я опять теряю нить повествования.
Трегоран слушал внимательно, стараясь не пропустить ни слова — он плохо разбирался в истории Вечного Города и теперь стремился наверстать упущенное.
— Когда повелитель пришел, то первым же делом ворвался к одному из сенаторов и размазал того по стенке. Этого человека не любили за беспринципность, разврат и воровство, а потому Анаториан сразу же перетянул на свою сторону плебс. Думаю, что ты понимаешь, как сильно простой люд ненавидит тех, кто, по его мнению, не заслужил богатство и славу.
Трегоран понимающе кивнул, стараясь точно воспроизвести пассы, знаменующие переход в пятую печать. Делал он все медленно и последовательно, в реальном магическом поединке, естественно, пришлось бы шевелиться гораздо быстрее.
— И люди сразу признали его своим господином?
— Конечно же, нет. Но кое-кто решил воспользоваться могучим незнакомцем в своих силах. Они жестоко просчитались. Богоравный, якобы идя на поводу у одних, истреблял других, тем самым ослабляя всех. Скоро настал черед самих умников, и внезапно выяснилось, что жителям Фара нечего противопоставить набравшему бешеную популярность у плебса незнакомцу. Самые прозорливые тотчас же склонились перед ним, чуть менее догадливые, зато более расторопные — умчались из города на всех парах.
— А глупые?
— Напали. — Маркаций указал на руки своего ученика. — Почти правильно, но мизинец — на пол ногтя ниже. Знаю, что сложно, но без этого заклятье выйдет почти в полтора раза слабее. Повтори.
— Так? — Трегоран мигом выполнил приказ.
— Да, так лучше. Когда глупцы атаковали Анаториана, тогда еще не получившего громкий титул богоравного, он наконец-то показал свою настоящую мощь. До этого повелитель скрывал ее, демонстрируя от силы третью часть возможностей.
— И что произошло?
— Этого я не знаю. Хроники не сохранили подробностей. Известно одно — почти половину города пришлось отстраивать заново, а трупы закапывали едва ли не целую луну.
— Закапывали? — удивился юноша, помнивший, как свято фарийцы чтут свои похороны обряды, обязывающие развеивать прах умерших над реками или озерами.
— Да, — кивнул Маркаций. — Думаю, ты представляешь, сколько было покойников, если пришлось на время отказаться от освященного веками обычая.
— Или как сильно император был зол, — выдвинул идею юноша.
— Это маловероятно. Повелитель всегда с уважением относился к обрядам. Неудивительно для человека, открыто заявляющего о своем божественном происхождении. Так, а теперь внимательнее, ты заканчиваешь.
Последняя печать была самой сложной, требовалось сплести пальцы таким узлом, что, казалось, распутать их не удастся, после чего резко развести руки в стороны, заканчивая заклинание.
— Отлично. — Маркаций вскочил и с довольным выражением лица принялся расхаживать по помещению. — А теперь приступим к закреплению. До вечера ты должен отработать пассы по крайней мере сто раз. Приступай!
— Трегорий? Трегорий! Великие боги, да что с тобой?
Кто-то тряс его и хлестал по щекам. Юноша с трудом открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Этаару. Девушка пахла розами и фиалками, как ни странно, этот аромат прочистил ему мозги.
— Этаара? Что ты тут…
— Нет, это что ты делаешь? — она отстранилась и замерла, сложив руки на груди, подчеркивая ее форму. — Ты обещал мне вечернюю конную прогулку, а сам отправился спать. Я тебя еле разбудила!
— А, что? — он покачал головой, изгоняя остатки сна. — Очень устал за день.
— Я заметила. Ты храпел так, что, наверное, разбудил бы самого императора, — голос девушки смягчился. — Все нормально?
Трегоран зажмурился, пытаясь вспомнить, что же ему снилось. Не получалось.
— Все хорошо, просто заснул после урока. Насчет конной прогулки…
— Мы отправляемся на нее. Сейчас!
Фарийка схватила его за руку и потащила за собой, и у Трегорана не нашлось достаточно мужества, чтобы противиться ее напору.
Они выбрались из дома, прокрались в конюшню, где уже стояли две оседланных лошадки, вывели их и пустились вскачь. Прохладный ветер приятно остужал разгоряченную плоть, и выдувал остатки кошмара из головы. Он краем глаза посмотрел на Этаару, которая, смеясь, точно ребенок, подгоняла коня, словно летевшего над невысокой зеленой травой, навстречу догорающему солнцу. Он почувствовал, как щеки запылали — в этот момент девушка была невообразимо прекрасна.
Их отношения с каждым днем становились все лучше и лучше. Гордая, капельку надменная, но очень веселая и энергичная Этаара заполняла собой все свободное время Трегорана, не давая тому передышки, и нельзя сказать, чтобы он так уж сильно возражал.
Они болтали, катались верхом, исследуя обширные владения Маркация, занимались рыбной ловлей и другими не менее полезными делами. Трегоран понимал, что влюбляется, да еще в фарийку, но чувство, клокотавшее внутри него, было сильнее каких-то там криков рассудка.
— Быстрее! — позвала его девушка, весело смеясь. — Скачи во весь опор!
Ее небольшая длинноногая кобылка селианских кровей ускорилась, и галопом поскакала в сторону леса.
— Стой, куда ты? — Трегоран направил свою лошадку следом, но никак не мог догнать свою спутницу. Ему почти удалось это, когда широкие ветки берез и кленов нависли над их головами.
Этаара еще раз рассмеялась, и спрыгнула на землю, перехватывая поводья левой рукой.
— Пойдем, скорее, я кое-что покажу тебе.
В лесу уже стемнело, и Трегоран силой магии зажег несколько небольших огненных шариков. Они неплохо освещали путь, и молодые люди без приключений вели своих скакунов по широкой тропинке.
— Вот, — довольно проговорила Этаара, когда впереди замаячил просвет.
Трегоран вышел на простор и не смог сдержать вздоха восхищения. Они оказались на полянке, посреди которой из земли звонко бил родник, дающий начало небольшому кристально чистому ручейку. Около родника стояла потемневшая от времени, но великолепная беседка, а вся поляна, точно ковром, была устлана синими цветами.
— Ну как? — Этаара мило улыбнулась своему другу.
— Восхитительно, — выдохнул тот.
— Еще бы. Пойдем, не забудь еду.
Она отпустила лошадь и легким грациозным шагом вошла в беседку. Трегоран несколько мгновений наблюдал за девушкой, потом снова покраснел, снял тюк со спины ее кобылы и проследовал под мраморные своды.
— Откуда она тут? — спросил он, улегшись на небольшом, но очень удобном топчане. Их было два, второй заняла Этаара, а между лежанками располагался невысокий каменный столик, украшенный орнаментами.
— Не знаю, — пожала девушка плечами. — Я нашла это место уже когда отца…отец приехал сюда. А цветы вырастила сама. Это васильки, мои любимые.
— Они подходят к твоим глазам.
— Трегорий, ты такой милый, — рассмеялась фарийка. — Спасибо за комплимент.
Девушка протянула руку и взяла кубок, наполненный вином, после чего сделала из него небольшой глоток.
— Мне тут нравится. Если холодно, можно укрыться одеялом, когда хочется перекусить, достаточно протянуть руку, и, самое главное, никто не беспокоит. Когда мне грустно, я могу весь день лежать тут и смотреть, как вода капает с неба, вдыхать аромат цветов и слушать звуки леса.
Она тяжело вздохнула и села, наклонившись вперед.
— Трегорий, скажи, неужели тебе не скучно в этой глухомани?
— Скучно? Ты шутишь, да это лучшие дни в моей жизни! Учитель столько мне рассказал! — с жаром возразил юноша.
— Ах да, — невесело рассмеялась девушка, — как же я могла забыть, учитель…
Она произнесла это слово с неизменным отвращением, и Трегоран перестал понимать, что происходит. Совсем недавно Этаара весело смеялась и шутила, и вот она уже полна горечи и сарказма.
— Я не понимаю тебя, — признался он.
— Неудивительно. Ты приехал сюда постигать таинства магии, постоянно занят, и, самое главное, не провел в поместье и половины луны. Я же заперта в этой тюрьме уже почти семь лет!
Молодой чародей сперва хотел рассказать ей, что такое настоящая тюрьма — каморка, в которой нет ничего кроме пука гнилой соломы, зловонного ведра в углу, да цепи, к которой прикована твоя собственная нога. Объяснить, каково это, неделями не видеть света, лежать, сжавшись в комок и тихо плача от побоев. Поведать о постоянном голоде и страхе, об изнурительной работе и отчаянии, что копится в недрах души, не в состоянии вырваться наружу.
Он хотел рассказать все это, но в последнее мгновение рассудок все-таки взял верх, и юноша ответил лишь:
— Этаара, ты скучаешь по Фару?
— Да, я скучаю по Фару! По имперским городам и удобствам, по своим друзьям, которых я уже не помню, и которые не помнят меня! Я скучаю по величественным храмам, по нашему огромному амфитеатру, на котором можно было насладиться боями, я хочу вернуться домой! Для меня счастье раз в неделю прокатиться до ближайшего городка, чтобы сходить в театр! В жалкий провинциальный театр, понимаешь?!
— Понимаю.
— А отец, — по ее щекам потекли слезы, — нет! Император простил бы его, он всегда ценил талантливых людей, только и требовалось, что встать на колени и попросить прощения, раскаяться в своей глупости. Но нет же, благородный сенатор и не подумал сделать этого. Уперся рогом, и начал вопить про отказ от рабства и какие-то равные права. Какие равные права могут быть у благородного патриция и жалкого плебея?
Юношу покоробили столь злые слова, извергаемые очаровательным ротиком девушки, и он сказал.
— Этаара, Маркаций — твой отец. Ты обязана уважать и слушаться его.
— Обязана? — Девушка вскочила, и в ее глазах заплескали огоньки. — А он не обязан заботиться о своей родной дочери? О ее благополучии? Он не должен думать о чести рода?
Она проскочила к Трегорану и нависла над ним, неосознанно копируя манеру движения отца.
— Он не может думать ни о чем, кроме своих фолиантов и глупых идей! Я ему не нужна, понимаешь? Когда выяснилось, что у меня нет магических способностей, я стала всего лишь грузом, который приходится нести, но хочется сбросить при первой же удобной возможности!
— Учитель не такой! — Трегоран тоже вскочил, хотя яростный напор девушки и пугал его чуть ли не до дрожи в коленях. — Он любит тебя всем сердцем, это видно!
— Да ничего не видно! — завизжала Этаара. — Хочешь быть его сыном? На здоровье, иди к нему, давай!
Она с силой толкнула юношу руками, гоня прочь.
— Убирайся отсюда! Убирайся!
Тот послушался и вскоре уже скакал прочь из небольшого леса с установленной внутри мраморной беседкой.
Маркаций ждал его во дворе. Как всегда, он все понял и без слов.
— Вы поссорились, — проговорил патриций, когда Трегоран слезал с лошади. — Наверное, она сказала, что мне следовало молить повелителя о прощении.
Юноша ничего не ответил, он снял седло и поставил животное в стойло, после чего принялся его обтирать. Лошадей молодой волшебник любил всей душой, и никогда всегда выполнял всю работу, связанную с их уходом сам.
— Учитель, а может, она права? — проговорил он, наконец. — Вы очень сильный маг. Я уверен, что император смилостивится.
— И отправит готовить убийц, которые станут разрушать чужие города?
Трегоран дернулся, и овес, который он вываливал из мешка в кормушку, посыпался по земле.
— А ты думал, что будет как-то по-другому? — Маркаций подошел ближе. — Увы, дочь не разделяет моих идеалов. А я недостаточно смел, чтобы порвать с империей и отправиться жить куда-нибудь далеко, туда, где гнев императора не затронет меня.
— А такие места еще остались?
— Конечно. Селианская империя и Таверионская республика тому живое свидетельство. Атериада, кстати говоря, пока что тоже не завоевана, хотя причина этого, скорее, в том, что богоравному она не особо и нужна.
Трегоран закончил с овсом и, взяв пустое ведро, направился к фонтану посреди двора, из которого постоянно била струя чистейшей воды. Маркаций шел рядом с ним, продолжая говорить.
— И вот еще что. Я хочу тебя предостеречь.
— Отчего?
— От легкомысленного взгляда на мою дочь. Наверное, я просто плохой отец и был слишком занят собой. Не уделял достаточного внимания девочке и не смог правильно воспитать ее, однако Этаара — отнюдь не та смешная кроха, что я помню. Она с каждым годом все больше становится похожей на мать, — опальный сенатор помрачнел. — Жалко, что не пошла в меня.
— И я должен ее опасаться?
— Нет. Ты должен думать той головой, что у тебя на плечах.
Юноша покраснел и закашлялся, едва не расплескав ведро с водой.
— И нечего играть в ребенка. Я видел, какие взгляды ты на нее бросаешь, — тут Маркаций сделал паузу, после чего добавил. — И какие она бросает на тебя.
Эти слова все-таки возымели нужный эффект — ноги Трегорана заплелись и тот растянулся на земле. Он поднялся, выругавшись по-тимберски, и пошел за вторым ведром. Около фонтана юноша решил, что неплохо освежиться и самому, после чего погрузил голову под воду.
Вынырнув и отдышавшись, он наполнил ведро, и снова направился к конюшне. Маркаций все это время стоял там же. Когда Трегоран поравнялся с ним, сенатор улыбнулся юноше.
— Извини, я смутил тебя.
— Ничего. Но я все равно не понимаю вас, учитель.
— Все просто, — Маркаций приоткрыл дверь конюшни и подержал ее, чтобы юноша мог пройти. — Моя дочь — фарийка, плоть от плоти Вечного города. Просто помни об этом.
Следующий день прошел в делах и заботах. Они еще пару раз прогнали огненное кольцо, а потом стали учить новое заклинание, превращающее почву вод ногами врагов в зыбучие пески. Работы было столько, что думать о вчерашней ссоре и словах Маркация просто не оставалось времени. Этаара не появлялась ни на завтрак, ни на обед. Не вышла она и на ужин, но Трегоран слишком устал, чтобы придавать этому значение.
Как и вчера, едва только он добрался до кровати, как глаза закрылись сами собой. Но заснуть он не успел — в дверь постучали.
— Открыто, — крикнул юноша, с трудом фокусируя зрения.
В комнату вошла Этаара, одетая в нечто воздушно-прекрасное и крайне открытое. Девушка замерла перед ним.
— Этаара? — Трегоран попытался подняться, но она жестом остановила его.
— Лежи, ты устал. Так даже лучше.
— Что? Не понимаю. Что ты хочешь?
— Я пришла извиниться. Вчера я была не права и сильно тебя обидела.
— Все хорошо, — он снова попытался подняться, но неожиданно, девушка прыгнула на него, и прижала к кровати.
— Нет, не хорошо, — ее губы были так близко, что Трегоран с трудом удерживался от соблазна коснуться их. — Совершенно нехорошо. Я разозлилась, потому что хочу, чтобы ты был на моей стороне. Всегда был на моей стороне.
С этими словами она жадно поцеловала его. Когда это произошло, руки Трегорана сами собой сомкнулись на спине дочери Маркация, будто живые, набросившись на ткань платья девушки, стаскивая и срывая его.
— Какой ты нетерпеливый, — хихикнула она, покусывая парня в шею. — Не торопись, у нас впереди еще целая ночь. И всю эту ночь я буду извиняться. Так, как ты пожелаешь.
И снова пустошь, замершая под багровыми небесами, и тонкая ниточка карминовой дороги, тянущейся в бесконечность. Снова скалы на обочине.
На сей раз, правда, он оказался не у начала пути. Обе ноги юноши крепко стояли на кровавых булыжниках.
Элаикс обернулся и усмехнулся, далеко уйти пока что не удалось — буквально в паре сотен шагов чернело ничто, из которого он и ступил на страшный путь.
Тимберец задумался.
— И как я тут оказался?
Постепенно из мрака восстал образ кинжала и пацана, этот кинжал державшего. Элаикс ощутил боль в том месте, где заканчивается живот и начинается грудь, и коснулся его. Да, удар пришелся точнехонько в солнечное сплетение.
— Он меня ранил, — проговорил юноша. — И ранил тяжело.
— А ты догадлив, — знакомый голос, раздавшийся сверху, заставил его вздрогнуть.
Элаикс поднял голову и едва не заорал от ужаса — монстр завис в воздухе прямо над ним, не издавая при этом ни единого звука — огромные крылья мерно вздымались вверх и вниз, без хлопков и дуновения ветра. Это было настолько неестественно, что молодому воину стало не по себе. Конечно, место, в котором он оказался уже во второй раз, в принципе нельзя было назвать нормальным, но все-таки разум Элаикса отчаянно цеплялся за привычные детали, пытаясь подстроиться, чтобы не провалиться в пучины безумия. Огромная туша, не создававшая при полете никакого шума, на корню пресекала эти жалкие попытки.
Словно прочитав его мысли, монстр громко хмыкнул, и опустился на дорогу прямо перед юношей.
— Итак, мы снова встретились, — проговорил он. — Наверное, тебе интересно, для чего.
— Пожалуй, — согласился тот.
— Хотел, пользуясь случаем, поздравить с первым серьезным успехами, — осклабился Зирриаг. — Не каждому удается пройти по дороге столько за жалкий месяц. — Хороший темп.
— Но я не ощущаю себя сильнее.
— Ты крушил черепа, держа в одной руке засов, весящий треть тебя. Не стал сильнее, говоришь?
— Но что изменилось с того дня? — Элаикс продемонстрировал руку с татуировкой в виде укуса.
— А ты дерзок, мальчик, — демон присел, и теперь их головы были на одном уровне. Янтарные глаза внимательно наблюдали за смертным собеседником. — Но мне это нравится, а потому я отвечу. Каждый враг, убитый лично, или по твоему приказу, сделает тебя сильнее, потому что его кровь оросит эти камни. — Когтистая лапа обвела ярко-красные булыжники. — Каждая капля — это шаг вперед и лишняя толика могущества.
— А смогу ли я как-нибудь убедиться в правдивости твоих слов? — продолжал гнуть свою линию Элаикс.
Зирриаг зарычал.
— Осторожнее, смертный, грань между дерзостью и неуважением тонка, и если первое мне по душе, то второго я не потерплю.
Взгляды Элаикса и таинственного существа сошлись, и на этот раз юноша заставил себя смотреть прямо в огромные глазищи страхолюдины, не моргая и не поворачивая головы. Он выдержал и Зирриаг весело рассмеялся.
— Да-а, ты, определенно, дерзок. А в моей правоте сможешь убедиться уже достаточно скоро. Когда кровь польется по улицам Раэлина.
— Кровь? Почему? Это сделаю я? — Вопросы слетали с языка Элаикса сами собой, но он решил, что раз уж монстр захотел поболтать, то, наверное, расскажет что-нибудь интересное.
— Как много слов, — расхохотался крылатый кошмар. — Но отвечу. Раэлин болен, причем смертельно. Лекари прописали ему кровопускание, с тобой или без тебя. Не важно. Очень, очень скоро, ночь озарится багровым, а улицы будут раскрашены алым.
— И ты хочешь, чтобы я успел, потому и говоришь это? — догадался Элаикс.
— Может быть это, а может то, что ты мне нравишься, человечек. А может, мне… — он запнулся, — меня попросил один еж. Какая разница? Ты предупрежден, вот что ценно.
Зирриаг поднялся и расправил свои крылья.
— Буду с нетерпением ждать новой встречи, она состоится, когда ты пройдешь достаточно далеко.
— Достаточно для чего?
Пасть монстра искривилась в кошмарном подобии улыбки.
— Мне надоело болтать. Узнаешь, когда придет срок. А пока, — он щелкнул когтистыми пальцами, и предплечье Элаикса пронзила кошмарная боль.
Воин закричал и посмотрел на руку — на коже проступали линии, соединившиеся с уже имеющимися, и дополняющие рисунок.
— До встречи, — утробно расхохотался демон, и исчез.
В багровой выси грохотнуло, гром разорвал неестественную тишину этого странного места, а затем с неба полился сильный дождь. Струи яростно били юношу, стекали по его лицу и одежде. Что-то показалось Элаиксу странным, и он сложил ладони лодочкой. В них тотчас же налилось немного жидкости. Алой.
С небес лилась кровь.
Было очень тепло и хорошо. Пахло ромашками и дикой травой.
«Наверное, я на лугу».
Эта мысль всплыла из колодца пустоты, плескаясь на поверхности рассудка.
«Я. А кто я? Где? Как же приятно и тепло! Хорошо».
Новые мысли. Одна цепляется за другую и тащит третью. Точно звенья большой цепи. Это почему-то смешно.
«Почему? Так, нужно понять, кто я? Я — Элаикс. Да? Да. Хорошо. Где я?»
Кажется, в шее что-то хрустнуло.
«Шея? У меня есть шея?»
Снова.
«Так, на чем мы остановились? Я — Элаикс. И я…Я…»
Знание обожгло, как огонь.
«Я был тяжело ранен!»
Вслед за знанием пришел страх.
«Я умираю? Нет, не может быть! Этого не должно быть!»
Страх сменила злость, мрачная, неукротимая, готовая вот-вот переродиться в сметающую все на своем пути ярость.
«Нет! Я! Не! Умру! Глаза, откройтесь! Немедленно!»!!
Он и сам не до конца понял, как, но тело повиновалось. Веки — тяжелые, налитые свинцом, — дрогнули. Снова упали. Но Элаикс и не думал останавливаться — он напряг все свои силы и с неимоверным трудом разлепил глаза.
Было темно и невыносимо душно. Он понял, что лежит на кровати, укрытый доброй дюжиной толстых шкур.
— Я потерял много крови, — беззвучно шевеля губами прошептал юноша. — Меня укрыли.
Он вновь ощутил запах ромашки и трав и что-то, напоминающее легкое дуновение ветерка. Нужно было повернуть голову и посмотреть, но тело категорически отказывалось слушаться. Лишь приложив невероятные усилия, он каким-то непостижимым образом сумел напрячь шейные мускулы и посмотрел вправо. Увиденное заставило его глаза широко распахнуться — рядом с ним спала фарийская девушка, та самая, которую он отдал Эльре. Причем, кажется, голая.
— И как это понимать? — проворчал он.
— Ты проснулся? — раздался голос из-за спины, и тотчас же над ним возникло освещенное лампой лицо Эльры. Изуродованная девушка перегнулась через лежанку и с тревогой следила за своим командиром. — Пить хочешь?
Только тут он почувствовал страшную, иссушающую жажду и кивнул.
Она пропала, загремела посудой и уже спустя несколько мгновений оказалась рядом с кружкой в руках. Элаикс с благодарностью принял воду и жадно выпил ее. Тотчас же стало лучше, в мозгах прояснилось.
— Может, объяснишь одну вещь? — прошептал он.
— Какую именно?
— Что эта фарийка забыла в моей постели?
— Греет тебя, — пожала плечами Эльра. — А я присматриваю за вами обоими.
— Ну да-а, это все меняет, — фыркнул он. — Я думал, ты убила ее.
— Зачем портить такую милашку? — Эльра потрепала спящую по голове, и девушка что-то пробормотала. — Она развлекает меня, а если хочешь, может позабавить и тебя. Ты, кажется, говорил, что не против отведать имперскую сучку.
Элаикс кашлянул, стараясь скрыть смущение и раздражение — ему было неприятно осуждать подобные вещи с вульгарной северянкой. Он решил все-таки не ругаться, и потому перевел разговор на другую тему.
— Можешь рассказать, что случилось после того, как я потерял сознание?
— Тебя забинтовали и перенесли сюда.
— Сколько времени прошло?
— Трое суток.
Элаикс тихо выругался. Он понял, что правая рука начинает повиноваться, пускай и с трудом, и аккуратно переложил ее на грудь — та была забинтована. Эльра уловила это движение и поспешила дать объяснения.
— Не волнуйся, органы не задеты. Просто тычок кинжалом в солнечное сплетение.
Однако в ее голосе не было уверенности, и Элаикс моментально уловил это.
— Просто?
— Ну, не совсем, — отозвалась северянка. — Твоя рана заживает ненормально быстро. Бартих, когда зашивал, сказал, что она выглядит так, словно была нанесена с половину луны назад.
Это не удивило Элаикса, и он ограничился кивком.
— Кстати, а где все? Почему тут только ты?
— Надеялся, что все соберемся у твоего одра? Напрасно. Как вернулись, у всех нашлись более важные дела, сейчас такое творится…
— Такое? — переспросил Элаикс, заранее зная ответ. — Что происходит в городе?
— Трущобы бурлят, а из-за стены побежали первые крысы, те, кто поумнее.
— Фарийцы?
— Нет, ганнорцы. В чем имперцам не откажешь, так это в упорстве — они укрепляют внутренний город. Не забывай, в Раэлине и окрестностях много бывших легионеров, получивших земли в награду за ратные подвиги, — тут девушка почесала один из безобразных шрамов на своем подбородке, — и, что бы мы о них ни думали, яйца у этих парней есть.
Она вновь коснулась одного из шрамов:
— Уж я в этом хорошо убедилась.
Элаикс мрачно скрипнул зубами.
— А теперь можешь рассказать подробнее, что происходит?
— Зреет бунт, — она задумалась и добавила. — Причем драка намечается нешуточная — на моей памяти такого еще не случалось. Кажется, поднимется вся Ганнория, может даже, из-за реки кто придет. Мы, пока ты валялся, поспрашивали народ. Чуть ли не все племена готовы навалять империи.
— Не понимаю одного.
— Чего же?
— Почему до сих пор нет армии.
— Кто их знает, — пожала плечами Эльра. — Может, выжидают. Может, магистрат, присланный императором, туп, как пробка. А может они уже тут, просто мы не знаем. Какая разница? Тебе нужно лежать и поправляться. Скоро будет жарко, и мы сможем отлично подраться.
Она говорила с такой уверенностью, что даже не беседуй Элаикс с демоном, все равно поверил бы каждому слову.
«Все-таки хорошие ребята мне попались в отряд», — подумал тимберец, говоря вслух:
— Отдохнуть, говоришь? С милой девочкой в постельке? Небось, для того и подложила.
— А ты что, хочешь, чтобы я составила тебе компанию вместо нее? — включилась в игру Эльра.
Элаикс улыбнулся и окинул взором фигуру северянки.
— Да, ты была бы лучше, а то больно уж эта тощая.
Северянка показала ему неприличный жест, однако Элаиксу показалось, что она слегка смутилось.
«Странно, разве она не девчонок любит? Вот и пытайся понять этих женщин», — подумал юноша.
— Не хочу я сейчас никаких фариек, просто посплю, так будет лучше. Поэтому оставь меня. Ее можешь забрать с собой.
Он зевнул — разговор отнял почти все силы, а их следовало беречь, чтобы поправиться к началу заварушки.
Эльра кивнула, но осталась в комнате.
— Да?
— Я рада, что ты жив, — проговорила она и, резко развернувшись фариец, вышла прочь.
Когда дверь закрылась, Элаикс разбудил свою имперскую рабыню — вот так словосочетание! — и отправил ту вслед за госпожой. Как только комната опустела, он закрыл глаза и уснул.
Юноша восстанавливал силы с такой скоростью, что с трудом верил собственным глазам. Что уж говорить про подчиненных, которых за последние дни стало почти в три раза больше, — они смотрели на своего Старшого или Южанина, как начали называть Элаикса, точно на бога.
Впрочем, юноша и не возражал против подобного преклонения. Напротив, оно было удобным — приказы исполнялись быстро и четко, никто ничего не спрашивал, не задавал лишних вопросов. Ну и, что уж тут скрывать, это действительно было очень приятно. По-старому к нему относились лишь Первые, как новички стали называть пятерку его офицеров. И это тоже устраивало юношу.
На пятый день после пробуждения Элаикс окреп настолько, что вышел в город. Было душно, сыро, пахло надвигающейся грозой.
Несмотря на погоду народу на улицах оказалось много. Они кучковались, перешептывались и вообще вели себя на удивление странно. Управляй Элаикс Раэлином, давно бы уже послал солдат в районы, заполоненные беднотой, приказав тем бить всех, кто просто косо посмотрит. Но отчего-то этого не происходило.
Юноша, поддерживаемый под руку Аладаном, которого сам и прихватил, шел и радовался солнцу — дни в мрачной затхлой комнате, походившей на склеп, нельзя было назвать очень приятными. В памяти то и дело всплывали воспоминания о годах рабства.
А еще Элаикс размышлял о словах демона, он не переставал думать о них все это время, сам не зная почему, испытывая самый настоящий страх перед возможностью окунуться в бурный поток. Неизвестность откровенно пугала и Элаикс так до конца ничего и не решил. Его люди проводили время в праздности, наслаждаясь заслуженным отдыхом, отсыпаясь и отъедаясь, и, наверное, никто из них и не подозревал, как муторно на душе у командира.
Опять некстати в памяти всплыл образ невысокого юноши, на сей раз к нему добавилось имя.
— Трегоран, — прошептал Элаикс, точно пытаясь распробовать слово на вкус.
Он был уверен, что с этим именем связано нечто важное, и что если только он вспомнит это, то сможет двигаться дальше.
Но как быть назревающим восстанием? На что решиться?
Голова опять разболелась, и раненый сильнее оперся на своего однорукого провожатого, стараясь выкинуть прочь все посторонние мысли.
Наконец они добрались до лотка с жареным мясом. Тут всегда толпились тощие оборванцы, привлеченные запахом еды, и не менее тощие псы, частенько этой едой становившиеся.
— Я не понимаю фарийцев, — произнес он достаточно громко для того, чтобы однорукий северянин услышал.
— М-м-м?
— Почему они так жестоки? Почему выпивают все соки из людей, — Элаикс почувствовал, что с каждым произнесенным словом злится все сильнее. — Ваша страна богата и обширна, тут много лесов и полей. Так отчего же город задыхается от вони тысяч нищих, которым не хватает денег даже на то, чтобы утолить голод?
— Ты жадаешь вопрошы, ответ на которые очевиден.
— Да знаю я! — зло выкрикнул юноша, не замечавший, что их разговор привлекает внимание. — Все я знаю. Но не могу только понять скотства имперцев. У нас тоже богатые жили лучше бедных, но все это… — он широким жестом указал на тощих людей.
— Мы проиграли войну. Победители вшегда бешпощадны. Шмиришь.
— Не хочу и не стану! — Элаикс извлек кошель, которым его снабдила заботливая Эльра и высыпал его содержимое на прилавок. — Мяса всем, кто попросит. Тут хватит.
Восторженный вой раздался со всех сторон и к вожделенной еде потянулись десятки рук. Толпа моментально насела на них, чего Элаикс не ожидал. Он потерял равновесие и полетел вниз, однако сильная рука Аладана подтянула его и вырвала из людской массы. Бывший гладиатор оттащил своего командира подальше, усадил около стены и только после этого очень грязно выругался.
— Парень, ты или великий вождь, или дурак. Надо было додуматьшя!
Элаикс слабо усмехнулся.
— Я плохо контролирую себя в гневе, — признался Элаикс, который только сейчас осознал, что за последнее время, действительно, стал куда злее. Он и раньше-то не был образцом спокойствия, но никогда не терял контроль.
«Тоже, что ли, подарок от демона?» — подумал он. — «Надо будет разобраться».
— Жаметил, — покачал головой Аладан.
Они некоторое время молчали.
— Так о чем ты хотел поговорить?
— О том, что творится вокруг. О нашей банде, о будущем, — Элаикс успокоился. Он решился, выбор был сделан. — Я хочу, чтобы ты учил наших новичков фехтованию и строевому бою.
— Ты…
— Да! Я хочу оседлать бурю!
И точно подтверждая его слова, тучи, затянувшие небо, излились потоками воды, а вдалеке ударил гром.
Почти полторы недели прошло с того момента, как Трегоран стал мужчиной. И, надо заметить, он не переставал становиться все мужественнее и мужественнее едва ли не каждую ночь. Этаара была страстной и пылкой натурой, и не боялась демонстрировать это. Маркаций, если и подозревал что-нибудь, молчал, ничем не выказывая раздражения. Обучение продолжилось, и юноша постигал все новые и новые тайны волшебства. Он освоил уже почти три сотни заклинаний — в основном слабых — хотя использовать без помощи мысленного прочтения мог не больше третьей их части.
Зато Пламя разгоралось все сильнее, и это не было обычной похвальбой — постоянные тренировки плодотворно влияли на дар и Маркаций, радостно потирая руки, обещал через пару недель перейти к действительно сложным чарам.
Но не все шло хорошо — мысли о страшной сделке и не отпускали молодого волшебника, заставляя того кричать во сне и просыпаться в холодном поту. Он постоянно видел кошмары, каждая деталь которых навечно заседала в памяти, по делу и без дела вылезая наружу. Через некоторое время Трегоран начал ловить себя на мысли, что все чаще прикидывает — не сглупил ли он, заключив договор с Отцом Лжи? И не оказалась ли — или еще окажется? — плата чрезмерной? Эти страхи вынудили его проводить изрядную часть свободного времени в библиотеке, пытаясь найти все, что только можно, про загадочное существо, любящее принимать форму ежа.
За этим занятием его и застала Этаара.
— А вот и я. — Ее веселый смех колокольчиком раскатился по библиотеке, когда девушка открыла дверь и прошмыгнула внутрь.
— Привет, — Трегоран отложил книгу и уставился на подругу, широко улыбаясь при этом.
Она подошла к нему и нежно поцеловала.
— Что читаешь?
— «Небожителей» Аристиана Герхка. Эта книга про богов древности.
— Слушай, — девушка облизнулась, — есть вещи поинтереснее. Хочу вытащить тебя на конную прогулку с сюрпризом.
Отказаться от такого предложения было невозможно, и очень скоро Трегоран направлял своего скакуна вслед за прижавшейся к лошадиной шее Этаарой. Сегодня их прогулка продолжалась дольше обычного, и когда Этаара слезла с лошади, они оказались возле небольшого озерца. Девушка небрежно скинула одежду и нырнула.
— Чего ты ждешь? — весело рассмеялась она, показываясь не поверхности. — Тут тепло, иди же ко мне.
Вода в озере была действительно теплой, но Этаара, обвившая юношу, точно змея, оказалась куда горячее.
— Что это за место? — спросил он, стараясь увернуться от влажных губ. — Почему озеро такое теплое?
— Ты же маг, вот и скажи.
Трегоран, с трудом сдерживая свои инстинкты, призвал Воздушное зрение, позволявшее видеть магию, разлитую вокруг — у опытных магов глаза менялись настолько, что им не требовались такие заклинания, однако новичкам вроде него приходилось пользоваться тем, что есть, — и ахнул. Озеро находилось возле высокой стены, сплетенной из тончайших, невидимых обычному глазу, нитей.
«Воздушное заклинание, да еще такого уровня», — подумал Трегоран, а в следующий миг все мысли улетучились из его головы, потому что Этаара напомнила о себе, и еще как!
Спустя какое-то время — вечность, наверное, — они, тяжело дыша, лежали на песке у самой кромки воды. Трегоран чувствовал, что желание снова возвращается к нему, а Этаара, прижавшись к его плечу, ласкала пальцами ухо своего любовника.
— Ты сегодня был особенно хорош, — прошептала она и поцеловала Трегорана в щеку.
— Что это за стена? — покраснев, задал он вопрос.
— Это? А разве отец не говорил?
— Нет.
— Это барьер, который отпугивает диких животных и не позволяет стадам разбежаться.
«А заодно не дает никому забраться во владения Маркация или покинуть их без того, чтобы хозяин не узнал об этом. Поразительно! Какой же силой обладает учитель? Интересно, как это заклинание работает? Скорее всего, черпает силу в природных источниках энергии, оттого тут, посреди равнины и возник подогретый пруд. Остаточные выделения магии».
Этаара несколько секунд наблюдала за ним, а затем скользнула вниз.
— Что ты…о-о-о! — закричал от восторга Трегоран.
— Понимаешь, — спустя пару секунд раздался приглушенный голос Этаары. — Отец никого не хочет видеть, вот и огородил свои владения.
— Ясно, да-а-а-а! — Элаикс изогнулся дугой, а его пальцы сжали сырой песок.
— Не торопись, — дочка сенатора вновь отвлеклась от своего занятия. — Проблема в том, что я хочу устроить ему сюрприз.
— Сюрприз? — в голове Трегорана все путалось и перемешалось, волны наслаждения накатывались одна на другую, мешая здраво рассуждать.
— Ну да, у него скоро день рождения и я хочу позвать пару папиных друзей. Но как сделать это, когда все дороги перекрыты?
Этаара приподнялась и посмотрела на Трегорана.
— Ты хочешь, — догадался он, — чтобы я снял барьер?
— Или хотя бы приоткрыл в нем дверцу. Сможешь?
— Думаю, да.
— Замечательно! — Девушка оседлала его и протяжно застонала.
В себя молодые люди пришли спустя, наверное, час.
— Это было восхитительно, — Трегоран погладил шелковистое бедро подруги.
Та что-то мурлыкнула и прижалась к нему.
— Хочешь искупаться еще разок? — игриво предложила она.
Губы юноши расплылись в дурацкой улыбке.
— А ты как думаешь?
Они плескались в озере до самого вечера. Лишь после того, как солнце устремилось к горизонту, Трегоран, не откладывая более, приступил к работе. Он приблизился к барьеру и сел рядом, закрыв глаза. Вновь вызвав заклинением воздуха магическое зрение, юный чародей приступил к изучению чар. Барьер поистине был настоящим шедевром — у Трегорана уже хватало знаний для того, чтобы понять это. Маркаций рассказывал, что Пламя Духа позволяет преобразовывать энергию человеческого тела и использовать ее по собственному усмотрению, однако это был не единственный способ колдовать.
Природа содержит просто колоссальное количество силы, которую можно использовать в соответствии со своими потребностями, если, конечно же, знать как. Нити элементов можно «поймать», затем — преобразовать и получить нужный узор, закрепив его в ключевых точках. Процесс этот — сложный и долгий — позволяет менять, к примеру, плодородность почвы, вызывать дожди или отводить тучи из целых областей, а также проделывать многое другое. Опытный стихийный маг, работая с силами природы, способен обрушить на вражескую армию град или ураган, преградить путь огненной стеной. Ну, или создать невидимый воздушный барьер, отпугивающий животных и сообщающий хозяину о каждом постороннем посетителе.
Самым большим плюсом подобных чар было то, что будучи завершенными, они начинали подпитываться из внешних источников и не отнимали у чародея и капли сил, что позволяло, как объяснял Маркаций, огораживать разнообразными магическими барьерами дворцы самых богатых и знатных фарийцев, усиливать крепости, прикрывать дороги. Главным же минусом являлось время, необходимое на создание подобных шедевров, а также — запредельная их сложность. Со слов сенатора в Фаре едва ли наберется три десятка чародеев, способных соорудить нечто подобное.
Трегоран протянул вперед руки, исследуя, как учил Маркаций, плетение силовых нитей, снова и снова поражаясь изяществу и простоте работы. Да, сам он до такого еще не дошел.
«Будем честны — я просто умру от перенапряжения, если попробую возвести подобную красоту!» — подумал Трегоран, в очередной раз поражаясь могуществу опального сенатора. — «Но каким же монстром должен быть фарийский император, если титаны, вроде Маркация, считают себя пылью под его ногами?»
Эта мысль в очередной раз посетила юношу, заставив его сердце трепетать от животного, свозящего с ума ужаса. Он с трудом подавил страх, едва не потеряв концентрацию, и продолжил исследование.
«Как я и предполагал. Линии соединены между собой силой учителя, однако держатся они не за нее, не-ет, не за нее».
Он прошептал еще одно заклинание, и увидел толстый жгут, идущий от барьера вниз — в землю.
«Ага, использование сосредоточений в качестве якоря. Стало быть, кормишься с земли, да, дружок? Все как написано в книгах».
Маркаций давал Трегорану самые разные фолианты, и тот, пользуясь своей ненормальной памятью, благодаря которой ему хватало всего одного взгляда на страницу, чтобы запомнить ее содержимое, успел запечатлеть не одну сотню книг по теории магии, истории, географии и прочим наукам. К сожалению, на тома и свитки с заклинаниями это дозволение не распространялось — тут Маркаций был неумолим.
Трегоран помотал головой, отгоняя ненужные мысли и с удвоенным усердием принялся за работу. Его охватил азарт, хотелось проверить свои новоприобретенные силы и знания, в очередной раз убедиться, что договор с богом был заключен не просто так. А может, он просто жаждал быстрее стать могучим чародеем и где-то в глубине души надеялся, что, проделав дыру в барьере, совершит очередной шаг в этом направлении?
Так или иначе, сейчас юноша не задумывался над мотивами своих действий, он творил. Именно так. Лишь здесь, сидя под вечерним небом, изукрашенным кровавыми отблесками садящегося солнца, и вглядываясь в магическую стену, он по-настоящему понял слова сенатора, когда во время одного из уроков тот произнес:
— Запомни раз и навсегда, хороший маг — это художник, пишущий на холсте реальности красками силы. Именно эта грань отделяет посредственность от гения.
Теперь понимание правоты Маркация ясно высвечивалось перед молодым волшебником, и тот работал самозабвенно, не обращая внимания ни на ночной холод, ни на спящую рядом Этаару.
«Итак, вот сигнальные нити. Они соединяются этим плетением. Если мы сделаем вот так… Да, отлично, разрезали. Та-ак, теперь передвинем вот это. Так-так-так» …
— Да! — вслух закричал он, видя, как в барьере появилась брешь достаточно широкая, чтобы в нее мог пройти человек. — Готово!
— Ты справился? — сонным голосом спросила его подруга.
— Да, все сделано, — Трегорана пошатывало от навалившейся слабости, но он излучал гордость. — Я перенаправил сигнальные линии выше и ниже, скрепив их тройным узлом. Пришлось перерезать пару защитных лучей, но это не так важно, восстановлю их, когда гости уйдут.
— Ты лучший! — Этаара бросилась юноше на шею и принялась жарко целовать.
Он с трудом отстранил ее.
— Дай мне передохнуть. Этот барьер выжал меня, словно солнце — финик, лежащий на песке.
Девушка засмеялась, чуть отстраняясь от него.
— Ой, какая же я глупая. Конечно, езжай домой, я позабочусь об остальном. Отца ждет отличный сюрприз!
Разум молодого человека, затуманенный от усталости, уже не был способен правильно воспринимать входящую информацию, оттого и не придал значения ни выражению лица девушки, ни произнесенным ею словам. Вместо этого он сел на своего скакуна и, совершенно не ощущая ничего вокруг себя, отправился назад.
Умное животное само довезло юношу до виллы, где он спешился, не в силах поставить скакуна в конюшню, с трудом добрался до своей комнаты и, не раздеваясь, рухнул на кровать, провалившись в сон еще до того, как голова его коснулась подушки.
— Брат, что с нами будет? — мальчик десяти-двенадцати лет от роду держал за руку другого, которому на вид можно было дать от тринадцати до пятнадцати лет.
Оба они были наги и стояли на помосте рядом с десятком таких же напуганных и голых детей.
Внизу расхаживал пузатый фариец, во все горло расхваливающий свой товар.
— А вот мальчики, нежнейшие тимберские мальчики! Они могут работать у вас в доме днем, и греть вашу постель ночью! Приходите и покупайте, не тяните, товар скоро закончится!
— Не знаю, Трегоран — ответил тот, что постарше. — Ничего хорошего.
Рядом с ними заплакал еще один раб — невысокий худенький парнишка с черными, как смоль волосами.
— Не реви, — старший положил ему руку на плечо. — Мы еще живы. Справимся.
— Мама, хочу к маме, — тихонько всхлипывал он.
Младший аккуратно, чтобы не заметил надсмотрщик, пододвинулся к нему и успокаивающе обнял.
— Верь Элаиксу, мы справимся, он никогда никого не обманывал.
— Мне страшно…
Младший сглотнул.
— Ничего не бойся, мы с тобой.
— Откуда они? — раздался сухой чуть надтреснутый голос.
Трое мальчиков, почувствовавшие на себе чужой взгляд, как по команде обернулись. Возле торговца стоял высокий седовласый мужчина, через все лицо которого наискось шел шрам. Он был одет в простую тогу, не носил ни плаща, ни украшений, но трое дюжих раба за его спиной всем своим видом говорили, что этому мужчине не стоит хамить.
Торговец расплылся в широкой улыбке.
— Пилла, друг мой, как я рад тебя видеть!
Седовласый не улыбнулся.
— Откуда они? — повторил он вопрос, смерив толстяка презрительным взглядом.
На коротки миг лицо того искривилось в злобной гримасе, а потом приняло прежнее выражение. Лишь в патоке с медом, льющимися изо рта работорговца, пару раз проскочили опасные нотки.
— Трофеи из Тимберии.
— И много у тебя их?
— Десять мальчиков и три девочки, извини, их разобрали в первую очередь. Если бы ты написал раньше…
— Неважно, — оборвал его Пилла. — Они будут работать. Сколько взрослых?
— Еще два десятка.
— Все свежие?
— Да, привезли только вчера. Каждый — здоров и славно потрудится на плантациях высокочтимой госпожи Люсилии и достойнейшего господина Навиния.
— Сколько умеет говорить?
Торговец на миг задумался.
— Из детей человеческий язык понимают только эти трое, — он указал в сторону дрожащих мальчиков. — Они из благородных семей. Взрослые, увы, всего лишь тупые варвары.
Он всплеснул руками и неодобрительно поцокал языком.
— Хорошо. Возьму этих троих, и десяток мужчин. Их выберу сам.
— Как тебе будет угодно, друг мой. Сейчас рабов выведут для осмотра, — он хлопнул в ладоши, и помощники торопливо побежали в рабский сарай, чтобы вытащить на свет пленных тимберцев — места на помосте было немного, а потому ушлый торговец выставил лишь самый лучший свой товар: красивых девушек и мальчиков.
Пилла внимательно проверял каждого раба. Он был строг, замечал каждый недостаток, и всеми правдами и неправдами старался сбить цену. Торг длился долго — торговец, почуявший деньги, не желал терять ни сестерция. Наконец, стороны пришли к компромиссу, и когда все необходимые формальности были улажены, Пилла, жестом приказав одному из своих охранников взять цепь, которой были скованы его покупки, приказал:
— Идем.
— Кто нас купил? — задал вопрос Трегоран.
Пилла остановился. Развернулся и неспешно, даже лениво занес руку для удара.
— Не смей! — рванулся вперед Элаикс, заслоняя собой зажмурившегося брата. — Если ты его ударишь, господа будут недовольны!
Рука опустилась.
— Какой умный мальчик, — проворчал мужчина. — Ладно, прощаю на первый раз.
Он повернулся и пошел, бурча что-то под нос, а скорбная вереница двигалась следом. Шли долго, петляя по широким улицам. Передохнуть получилось лишь тогда, когда они оказались за пределами городских стен — возле небольшого каравана, состоявшего из десятка телег и фургонов. Здесь общую цепь сняли, и каждый раб остался в личных кандалах.
— Вам сюда, — указал Пилла на одну из телег. — Садитесь.
Пилла дождался, пока мальчики заберутся, и после этого продолжил.
— Как зовут?
— Элаикс, — представился старший.
— Трегоран, — ответил младший.
— Шилмиан, — всхлипнув, произнес третий.
— Вы говорите по-фарийски, хорошо, это ваш пропуск в поместье, если будете умными и послушными, — произнес Пилла. — Окажетесь хорошими рабами, со временем получите свободу, как я. Но пока этого не произошло, помните: вы — никто. У вас больше нет страны, нет дома и нет семей. Ваша жизнь отныне в руках господ. Вы хотели узнать, кому принадлежите? Что ж, вас купили благородные патриции Навиний и Люсилия Коррилы, да будут боги благосклонны к ним. Все понятно?
Мальчики переглянулись. Что тут могло быть неясного?
Пилла правильно истолковал их молчание и пошел к другой телеге, потом к еще одной, и еще, и так далее. Возле каждой он останавливался, говорил с рабами, парочке хорошенько врезал — видимо, для острастки. Он зорко следил за всем караваном, пресекая малейшее неповиновение со стороны рабов, и ждал.
Время тянулось медленно, неспешно, приходили какие-то люди, которые загружали на телеги еду, одежду, разные предметы и украшения, других людей.
— Ты понимаешь, что это значит? — спросил Элаикс на тимберском.
— Да, — шепнул ему в ответ Трегоран. — Богатая госпожа послала слугу за покупками.
— Десять возов?
— Она очень богата.
— Мне она уже не нравится.
— Мне тоже, но что мы можем сделать? Нужно прикидываться и вести себя покорно. Тогда, может, сбежим. Поэтому прошу тебя, брат, будь спокойнее.
Элаикс скрипнул зубами.
— Тогда ты — не трусь.
Они переглянулись и впервые за долгое время улыбнулись друг другу. Ждать пришлось долго, но, наконец, Пилла забрался в телегу рядом с детьми и громогласно возвестил:
— Можно трогаться!
Путь до виллы занял много времени. Сперва они ехали по широкой дороге, запруженной людом, затем — свернули на узкую, ведущую в оливковую рощу. За рощей на обширных лугах Трегоран увидел огромные стада, сопровождаемые конными пастухами и целыми сворами громадных и очень злобных собак.
— Скот госпожи, — перехватил его взгляд, заметно повеселевший Пилла, который, кажется, уже предвкушал возвращение домой. — Роща тоже ее. Как и вся земля на два дня пути отсюда.
Трегоран, хоть и был ребенком, но многое помнил из того, что рассказывали жрецы. Например, он знал, что фарийцы чтут мужчин больше, чем женщин, и поэтому ему было непонятно, отчего же вольноотпущенник старательно избегает упоминать хозяина, которому, по идее, все и принадлежало. Да, он был ребенком, но у него уже хватало ума не озвучивать подобные вопросы вслух, а потому мальчик промолчал, почтительно склонив голову. Кажется, надсмотрщика это устроило, потому что тот не стал ругаться, и даже принялся насвистывать какую-то веселую песенку.
Несколько раз они встречали отряды вооруженных мужчин. В каждом из них было не меньше десятка человек, и всех, как и пастухов, сопровождали псы, настолько большие, что у мальчиков от страха сводило скулы.
— Это быки какие-то, — шепнул Элаикс себе под нос, но Трегоран его услышал.
— Плохо.
— И еще как.
— О чем вы? — чуть слышно подал голос третий мальчик, успевший немного успокоиться.
— Ты ведь Шилмиан?
— Угу.
— Держись нас, мы с братом не собираемся задерживаться у фарийцев, — прошептал Элаикс. Говорил он настолько уверенно, что даже Трегоран почувствовал облегчение. Шилмиан же расцвел от радости.
— Скажи, ты откуда?
— Из Неназываемого города, — шмыгнул носом парень.
— Жрец?
— Должен был им стать.
Когда эти слова были произнесены, разговор как-то сам собой затих на некоторое время, и повисла тягучая тишина, нарушаемая лишь Пиллой, скрипом колес, да окриками охраны.
Наконец они подъехали к вилле. Она была способна вырвать вздох восхищения даже у видавшего виды человека. Огромное длинное здание, облицованное мрамором и выстроенное на невысоком рукотворном холме. Его центральная часть с многочисленными колоннами, удерживавшими крытый свод, вела в просторный сад, за которым различались контуры больших входных дверей. Флигели — длинные и вытянутые в разные стороны, — украшались многочисленными статуями, каждая из которых находилась в специально отведенной для нее выемке.
У подножия виллы примостились десятки разных построек: ремесленные мастерские, кухни, бараки для рабов, бани и многое, многое другое.
Получался своеобразный мир в мире, предназначенный для жизни и увеселения всего двух человек.
У широкой дороги, ведущей к колоннам, раскинулся огромных размеров двор, в центре которого бил самый настоящий фонтан. Тут было людно, как на базаре — кто-то куда-то бежал, кто-то с кем-то спорил, и все были заняты просто до невозможности. Телеги с грохотом закатились на каменные плиты и остановились.
Тотчас же вокруг них засуетились люди самого разного возраста и цвета кожи. Все они были одеты в грубые робы и носили ошейники. Одни люди принимали тюки и уносили их, другие распрягали лошадей, третьи, собирали рабов по группам и отводили их куда-то. Пилла жестом приказал мальчикам выбираться.
Едва только они выбрались, как увидели странную парочку — женщину и мужчину средних лет, неспешно подходящих к телегам.
Пышнотелая фарийка выглядела на сорок. Она была одета в роскошное платье, украшенное золотой нитью. Ее пальцы унизывали перстни с ярко блестящими в лучах полуденного солнца драгоценными камнями, а волосы — уложенные в сложную прическу и сильно напудренные — поддерживали золотые заколки. Следы былой красоты еще сохранялись на лице и расплывшемся теле, но безжалостное время не собиралось давать своей жертве ни единого шанса, сколь бы хорошо та не маскировалась. Морщины в уголках глаз, тонкие сеточки сосудов на руках и ступнях, едва прикрытых изящными сандалиями, незаметные на первый взгляд складки на шее — все свидетельствовало о том, что неумолимая старость уже стучится в двери этой несомненно богатой и влиятельной патрицианки.
Ее сопровождал широкоплечий, облаченный в белоснежную тогу мужчина. Он был красив и неплохо сохранился, несмотря на возраст: могучие мышцы вздымались на руках и живот почти не выпирал из-под ткани. Все портило выражение изнеженности и пресыщенности, ни на миг не пропадавшее с лица.
Трегоран сразу понял, что это — хозяева.
— Какой у нас сегодня хороший улов, дорогая, — скучным голосом произнес стареющий красавец. — Я вижу, наш верный Пилла совершил множество прекрасных покупок.
— О да, — хихикнула женщина. — Таких милых и свеженьких.
И она указала на мальчиков.
— Ну-ка, ну-ка, — по-отечески улыбаясь, Навиний подошел к ним и ласково погладил Трегорана по щеке. — Какая же прелесть. Эх, дорогая, кажется, нам и правда следовало отправить парочку своих людей в эту варварскую страну. Какие прелестные мальчики, так и хочется купить сразу всех. Из них, думаю, получатся превосходные работники. Впрочем, не тощеваты ли? Смогут ли хорошо обрабатывать поля?
— Приятно слышать, дорогой супруг, что ты наконец-то осознал мою правоту, — совершенно беззлобно хихикнула Люсилия. — А что касается работы, скажи, у нас когда-нибудь бездельничал хотя бы один раб?
— Твоя правда, душенька, — Навиний подошел к дрожавшему точно лист на ветру Шилмиану. — Но как ты думаешь, быть может, нам стоит забрать этих милых мальчиков в дом?
— Не рано ли? — усомнилась патрицианка. — Они еще слишком дикие и необученные, не умеют жить среди людей.
Патриций скривил губы.
— И опять ты права…
Повисшая в его словах недосказанность очень не понравилась Трегорану, который сжался и постарался стать еще незаметней, а фариец подошел к Элаиксу, который бросил на него испепеляющий взгляд.
— Вот этого точно неплохо будет укротить, — он перевел взгляд на Трегорана. — Братья?
— Да, господин, — пролепетал тот.
— Хорошо, пойдет с братом. А что с этим, душенька?
Он указал на Шилмиана, который, как и Трегоран, побледнел, точно покойник.
Фарийка подошла к мальчику и задрала его подбородок, заглядывая в глаза, после чего проверила зубы и пощупала мышцы рук.
— Тебе хочется передать этого милого мальчика в дом, душа моя? — улыбнулась она. — Почему бы и нет? Пилла!
Вольноотпущенник тотчас же возник за ее плечом.
— Да, госпожа, — склонился он, стараясь при этом избегать взгляда Навиния.
— Ты понял, что нужно?
— Да, госпожа, — голос Пиллы был сладок, точно мед. — Я все исполню, не сомневайтесь.
Навиний шутливо похлопал слугу по щеке и радостно рассмеялся.
— Что бы мы делали без тебя, ума не приложу!
— Спасибо господин, вы очень добры ко мне.
— Ну-ну, ты заслуживаешь похвалу.
Навиний взял Люсилию под руку, и не спеша направился к вилле.
Пилла же схватил Шилмиана за руку и потащил его куда-то, но Трегоран заметил взгляд вольноотпущенника, и ему стало не по себе. В глазах Пиллы читалась ненависть к бывшему хозяину и желание его крови.
Трегоран проснулся мокрый от пота. Все тело дрожало, а из глаз текли слезы. Юноша тихо застонал, закрывая лицо ладонями. Опять этот сон! Кошмарные видения из прошлого, не отпускающие даже здесь. Впрочем, сон этот никогда еще не был настолько ярким и образным. Бедолага Шилмиан, рынок, и этот, третий… Как там его? А, неважно!
Юноша решил проверить кое-что и напрягся, призывая в памяти лицо Пиллы. Оно возникло перед его глазами с пугающей четкостью — сухие тонкие губы, родинка под глазом, копна седых волос…Шрам…Длинные тонкие пальцы, такие крепкие и жесткие…Руки занесена для удара, а губы шевелятся, выкрикивая ругательство…
Трегоран с трудом подавил рвущийся наружу вопль и яростно хлестнул себя сперва по одной щеке, потом — по другой. Полегчало, в голове прояснилось, и он стал понимать, где находится.
— Ох, с этой памятью нужно быть осторожнее, — пробормотал юноша, и замер.
Что-то было не так. Сразу же волна страха взметнулась из глубин сознания, угнездившись стаей скользких угрей в желудке. Ученик чародея сглотнул.
«Что же именно. Может быть то, что меня разбудило?»
Он напряг память, пытаясь понять, что вырвало его из-под власти кошмара. И вспомнил!
Трегоран вскочил, обливаясь ледяным потом. Сомнения не было — тихий крик нарушил его покой. И раздался этот звук совсем недалеко. Мысли закрутились внутри его черепной коробке, точно стая бабочек, напуганных человеком, выбежавшим на цветочный луг.
«Что делать? Бежать? Нет, я не могу бежать! Нужно проверить? Нужно ли? Я должен! Уверен?»
Его начало трясти, но ноги сами сделали первый шаг. Трегоран почему-то уверился в том, что случилось нечто очень и очень плохое. И почему-то он, опять же, не сомневался, что это самое плохое произошло с Маркацием. Откуда в голове всплыла эта идея, юноша не понимал, а потому осторожно двинулся вперед — к покоям опального сенатора.
Шел медленно, осторожно, вслушиваясь в каждый шорох. И не напрасно — из-под плотно прикрытой двери струился мягкий свет, и раздавались голоса — он услышал это, оказавшись перед дверьми. Юноша приложил ухо к полированному дереву, стараясь понять, что же происходит внутри. Его испуг был так силен, что Трегоран даже не вспомнил заклинание школы воздуха, позволяющее усиливать слух. Но и так голоса были весьма отчетливы.
— Ну и чего нам теперь делать? — Грубый мужской голос.
— Берем, что хотели, и прочь отсюда. — Юношеский голос. Наверное, принадлежащий ровеснику Трегорана. — Пора заканчивать, пока слуги не встрепенулись.
— А чего вы их боитесь? — Трегоран открыл от изумления рот, говорила Этаара. — Они теперь мои.
— Девочка, тут пока нет ничего твоего, потому что если хотя бы одна живая душа заподозрит нас, то четвертование будет самым легким наказанием, на которое мы сможем рассчитывать.
— А ты не пугай меня, Килий, я сама кого хочешь испугаю.
— Ой, ну вы посмотрите, какая боевая. — Раздался легкий шлепок, сопровождаемый руганью, и злой смех.
«Разбойники», — подумал Трегоран. — «Но почему Этаара с ними? Какая разница, я обязан спасти учителя!»
Он рванул дверь на себя и влетел в опочивальню Маркация. И остановился, замерев, как вкопанный.
Помимо самого хозяина комнаты, в ней находились четверо — Этаара и три незнакомца. Первый — высокий и кряжистый здоровяк в броне. Второй — фариец с породистым лицом потомственного патриция, обнимал Этаару и фривольно лапал ее зад. Третий, который не произнес ни слова — невысокий, закутанный в серое человек с ножом в руке, стоял подле ложа, на котором лежал Маркаций, приставив лезвие к горлу сенатора.
— Этаара, — удивленно произнес Трегоран.
— Этот, что ли? — спросил второй.
— Да, Килий, он самый. Ревнуешь?
— Чтобы я ревновал к ослотрахам, — фыркнул Килий, плотнее сжав ягодицы девушки. — Будем считать, что порадовали парня перед смертью.
Слово «смерть» заставило глаза юноши расшириться от ужаса.
— Что тут происходит? — задал он, наверное, самый глупый вопрос из возможных.
— А ты еще не понял? Глупенький маленький южанин, — произнесла Этаара, и голос ее был злым и решительным. — Ну ладно, объясню. Мы с друзьями убиваем папочку, чтобы я получила наследство и смогла бы наконец убраться в Фар, где стала бы жить с любимым в свое удовольствие.
Она нежно коснулась щеки Килия.
— А тебя, дурачок, мы просто использовали.
— Это да, — согласился здоровяк. — Не смогли пройти мимо такой возможности. А то, понимаешь, не было у нас чароплета своего, чтобы снять барьер, а тут ты нарисовался. Этааре пришлось поработать немного, но да ей не привыкать.
Девушка гневно фыркнула и метнула в подельника убийственный взгляд.
— Хватит, — подал голос тип с ножом. — Заканчиваем.
— Сивилла, ты все такой же скучный, — надула губки Этаара. — А как же поиграть?
— Это не игра.
Нож стал опускаться к горлу Маркация.
— Стойте! — закричал Трегоран, чувствуя, как его накрывает паника. — Почему учитель не двигается?
— А-а, ты про это? — Девушка хихикнула. — Всего лишь цветок змееглаза.
Трегоран побледнел. Он слышал про этот страшный, а также невероятно редкий и дорогой цветок, отвар из которого лишал магов силы. Нужно было выпить не меньше чашки, зато после этого на добрую четверть часа любой колдун становился беспомощен, точно ребенок.
Этаара вздохнула и подошла к типу с ножом.
— Дай мне, — она протянула руку и склонилась над отцом. — Слышишь ли ты меня, уважаемый батюшка? Надеюсь, что да. И надеюсь, что ты будешь счастлив в подземном царстве.
Глаза Маркация неожиданно распахнулись.
— Тре. горий, — прошептал он, — беги-и…
Этаара взвизгнула и вонзила нож в шею родного отца. Тот захрипел, девушку окатило алым, а отцеубийца принялась хохотать.
— Не-ет! Зачем! — не своим голосом заорал Трегоран, который все это время стоял, точно громом пораженный. Его ноги подкосились, и юноша рухнул на пол, закрыв глаза руками и зарыдав.
Истеричный смех Этаары оборвался.
— Зачем? — по-змеиному прошипела она. — Затем что я его ненавижу! У него всегда была только магия на уме. Ах, как он, наверное, расстроился, узнав, что дочка не может колдовать. Как горевал!
Девушка уже не говорила, она выплевывала обвинения, размахивая окровавленными руками. В этот момент в ней не осталось ничего человеческого — пустая оболочка, заполненная злом и ненавистью.
— Я думала, что буду сидеть в этой дыре до конца своих дней, но тут появился ты. Трусливый дурачок, которого нужно было всего лишь подтолкнуть. Тебя даже не пришлось влюблять в себя. Поманила пальцем, и ты побежал следом!
Она говорило быстро, отрывисто, проглатывая окончания.
— Я сразу поняла, что ты — пустое место. Жалкий трус, волей богов наделенный силой, которую не заслуживаешь. Ты — ничто, ты дрянь! Мне было противно даже сидеть рядом с тобой, поганый полукровка! Но ничего, — она кивнул типу в сером. — Сейчас мы решим и этот вопрос.
— Он не одурманен, — заметил тот.
— И что? Посмотри на этого слизня. Трясется, точно куст на ветру.
Серый извлек из-за пояса еще один нож и быстрым шагом направился к Трегорану, рассудок которого был близок к помутнению из-за нечеловеческого ужаса.
«Я умру, я умру, я сейчас умру» — единственная мысль, которая билась в его голове, затмевала все остальное, не давала сосредоточиться и произнести хотя бы самое простое заклинание.
Но там, где спасовал рассудок, тело справилось лучше всяческих похвал. Его губы сами собой принялись шептать слова, а руки — складывать печати. Все случилось столь быстро, что преступники не успели ничего сделать. Последнее слово слетело с языка, одновременно с этим руки закончили сложную вязь заклинания, направив силу туда, куда и следовало.
Полыхнуло!
Трегорана обдало нестерпимым жаром. Страшно закричали убийцы, но вопли их оборвались спустя мгновение — огненное кольцо, сотворенное молодым волшебником, превратило людей в пылающие факелы. Вот только пламя и не думало успокаиваться — оно жадно принялось грызть предметы, кровать, на которой распростерлось тело Маркация, ковры и занавеси. По треску Трегоран понял, что деревянные перекрытия также не избежали своей судьбы.
Юноша, точно во сне, поднялся и побежал прочь. Он вылетел из душной, заполненной едкой гарью, тьмы в ночную свежесть, но не остановился. Где-то слышались голоса — разбуженные пожаром люди метались, точно сумасшедшие, кто-то нес воду, кто-то спасал имущество, кто-то просто носился взад-вперед, поддавшись панике. Все это Трегоран отмечал отстраненно, он не понимал, где находится и что делает, не осознал, что уже скачет. Внутри все горело, пламя выгрызало все мысли и чувства перед тем, как приняться за тело. Почему-то оно при этом хохотало голосом Этаары.
Потом он снова шел. Брел, понурив голову. Полз.
Наконец последние силы оставили его, и юноша погрузился в спокойный крепкий сон, и на этот раз никакие видения из прошлого его не навещали.
— Сколько у нас людей?
— Почти три сотни. Приходят каждый день, — отрапортовал Инатор. — Готовим их. Сделаем солдатами. Они — ганнорцы.
— Хорошо, — Элаикс задумчиво подошел к окну, открывающему вид на каменную стену внутреннего города. Сегодня они прятались в той части Раэлина, что была заселена лавочниками, ремесленниками, купцами и прочим людом, не сумевшим пробить себе дорогу в имперский район, но достаточно обеспеченных, дабы не общаться с трущобными отбросами.
По мостовой, грохоча на каждом шагу, промаршировал отряд воинов со щитами и копьями. Городские центурии все-таки были приведены в полную боевую готовность, однако никаких сведений о девятом и семнадцатом легионах, расквартированных на севере — возле границы провинции — не поступало. И это настораживало.
— Какие сведения от Эльры с Бартихом?
— Ничего. Фарийцы глупы. Или готовятся.
— Я не считаю их дураками.
— Я тоже.
Элаикс тяжело вздохнул. События развивались слишком быстро. За последние дни стычки участились, в окрестностях города была сожжена еще одна усадьба, и на сей раз он не имел к этому ни малейшего отношения. Более того, появились слухи о крупных отрядах, рыскающих по лесам и режущих фарийские патрули. А наместник вел себя так, точно ничего и не произошло. Возможно, солдаты двух легионов удерживают северный рубеж империи, на котором — как говорили — также стало весьма неспокойно, однако даже последний дурак должен понимать, что если не умиротворить провинцию, то все может вылиться в восстание, которое попросту отсечет тылы легионов. Много ли они навоюют в окружении? Вопрос, как сказал бы Бартих, риторический.
Фарийцы, непревзойденные мастера тактики и стратегии, просто не могли не знать этого.
Он помассировал виски — от всех этих размышлений стала болеть голова.
— В последние дни я слишком много думаю, — проговорил себе под нос юноша. — Не мое это дело, ох не мое.
Он и сам не заметил, что перешел на фарийский, а потом удивился, когда получил ответ.
— Нет, твое, — Инатор, как всегда, был лаконичен. — Ты главный.
Элаикс оставил эту реплику без ответа, решив вернуться к теме разговора:
— Насчет бойцов. Как у них дела с дисциплиной?
Юноша почесал подбородок и нахмурился.
— Хочешь поставить их в плотный строй? Забудь. С фарийцами не справились даже атериадцы.
— А-а-а, их знаменитая фаланга.
— Да.
— Ты воевал в их армии?
Инатор мрачно посмотрел на командира, словно прикидывая — стоит ли откровенничать, или нет. Наконец, он вздохнул и отвернулся.
— Нет. Союзная конница. Чудом ушел из-под Фирмилен. Там полегли почти вся люди царя Пиррантиха. — Он замолк, точно размышляя, достаточно ли уже произнес, или можно выдавить пару слов для пояснения. — У него была самая сильная атериадская армия к западу от Великих гор!
Он зло бросил какую-то фразу на неизвестном Элаиксу языке.
— Не люблю вспоминать.
— Понимаю, — Элаикс вновь взглянул в окно и нахмурился — по улице бежало несколько человек, выкрикивающих что-то на ганнорском, а точнее — одном из его диалектов. За ними тотчас же, бросая все дела, срывались остальные горожане и устремлялись вперед. — Инатор, что это случилось на улице?
Полукровка подошел к окну и прислушался. В следующий миг его лицо вытянулось, а глаза расширились.
— Бунт, — прошептал он.
— Что? — Элаиксу показалось, что он ослышался. — Повтори!
— Бунт! — Инатор расхохотался. — Они зовут людей резать захватчиков. Прислушайся.
Элаикс напряг слух. Да, со стороны рынка действительно доносился какой-то гул, будто сотни пчел слетелись на цветущую поляну. Вскоре к гулу стали примешиваться вопли, столь громкие, что было слышно даже тут, а затем добавился характерный, ни с чем не спутываемый звук — скрежет железа, бьющегося о железо.
— Что, Рил-ликс забери их всех, творится? — Элаикс был совершенно сбит с толку. — Почему сейчас?
— А есть разница?
— Да, проклятые подземные боги, есть! Все наши раскиданы по городу или за ним, мы ничего не можем сделать!
Его мозг начал лихорадочно работать, пытаясь найти решение проблемы, в которую повезло угодить из-за собственной недальновидности. Элаикс совершено серьезно считал, что уж пара недель то у него есть и можно нормально подготовиться, а потому и пятерка Первых, и все рядовые члены банды были разбросаны кто где. Эльра, каким-то неуловимым образом ставшая ответственной за сбор сведений, с парой человек отправилась в окрестности — выяснять настроения жителей деревень. Бартих, выявивший предателя, общался с тем в трущобах, стремясь вытрясти имена подельников. Грантар, взявший на себя распределение снабжения, так сказать, добывал пропитание, ну а Аладан и львиная доля новичков тренировались за городом — в лесу, где однорукий воин нашел укромное местечко. Прочие же подчиненные в основном занимались своими делами, в чем бы эти самые дела ни заключались.
Выходило, что за границами первой линии стен, там, где на глазах разгоралось пламя мятежа, у Элаикса осталось человек семь-восемь, и это считая его с Инатором! Они собирались вечером сходить на дело — растущий отряд жрал деньги, как не в себя, и старые запасы начали уже подходить к концу.
— Если имперцы успеют закрыть внешние ворота, то нам крышка, даже если станем отсиживаться и никуда не полезем, — резюмировал юноша.
Кажется, Полукровка думал о том же, потому что он произнес:
— Тогда нужно взять их.
— Согласен. Хватай своих парней, и пойдем!
Когда они выбрались наружу, на улице уже царил хаос. Кто-то куда-то бежал, кто-то что-то кричал, где-то дрались, а невдалеке поднимался первый столб дыма.
Однако группу вооруженных и решительно настроенных мужчин горожане пропускали сразу, не просто расступаясь, а стелясь к стенам и не решаясь затевать драку. Элаикс не сразу понял, отчего это так, пока не встретил точно такой же отряд, выскочивший из небольшого переулка.
Его командир — очень высокий светловолосый мужчина — окинул Элаикса коротким взглядом и спросил что-то по-ганнорски.
Инатор ответил, и гигант, радостно осклабившись, махнул рукой вперед, показывая, что движется к воротам.
— Отлично, — шепнул себе под нос молодой воитель, — лишняя помощь не повредит.
Юноша непроизвольно коснулся татуировки на своей руке. Скоро он пройдет хороший отрезок пути по страшной дороге крылатого демона.
Идея о взятии ворот пришла в голову не только бунтующим — фарийцы не были идиотами. За то короткое время, что имелось у солдат в распоряжении, те успели не только закрыть проход, но даже соорудить импровизированную баррикаду. Их лучники, засевшие в надвратных башнях, угощали стрелами всякого, кто осмеливался выбраться на открытое пространство. Почти четыре десятка тел, распростертых на камнях, ярче любых слов свидетельствовали о меткости городской стражи Раэлина.
— Думаю, так везде. Не откроем быстро, придет помощь, — заметил Инатор.
— Да, — Элаикс напряженно размышлял.
Всего около ворот собралось почти три сотни ганнорцев, правда, вооруженных среди них не насчитывалось и половины. Броней же могли похвастаться едва ли две дюжины. Впрочем, северяне, кажется, не испытывали по этому поводу особого сожаления — почти все мужчины разделись по пояс, и на телах многих из них блестели узоры, нанесенные краской. Он вспомнил, что Аладан рассказывал о боевых обычаях ганнорцев — те любили выходить в бой безо всяких доспехов, с мечом в одной руке и щитом в другой. Кончилось это все тем, что не столь сильные, зато лучше защищенные фарийцы разбили их и поработили большую часть племен.
Пока он размышлял о пагубности некоторых самобытных обычаев, кто-то решился действовать — раздался рев, и толпа отчаянно верещащих мужчин бросилась на фарийское укрепление. Тотчас же из-за баррикады полетели дротики, а сверху — стрелы, первые жертвы упали на землю, обливаясь кровью. Боевые кличи сменились воплями боли и ярости.
И тут Элаикс увидел отличную возможность.
— Прикройте меня! — приказал он, выскакивая из своего укрытия и бросаясь вперед. Южанин слышал, как в полголоса ругнулся Инатор, срывая с плеча лук и несясь следом, как кричат раненые, бранятся воины и воют стрелы. Его ушей достигал голос смерти! Подхватив у убитого короткий нож, Элаикс размахнулся, и запустил его в сторону стены. Один из лучников закричал и рухнул вниз, но юноша не остановился, чтобы праздновать. Тимберец нырнул вниз, перекувырнулся, поднимаясь, схватил два коротких меча, и швырнул один за другим в сторону лучников, бьющих сверху. По одному, кажется, попал. Впрочем, это не имело значения, потому что главной целью являлись ворота. Он подхватил убитого и, прикрываясь им, как щитом, ворвался на баррикаду, подпрыгнув, чтобы не получить копьем в живот или по ногам. Приземлился юноша уже за спинами фарийцев и, недолго думая, начал вращать покойником, точно цепью, сбивая врагов с ног и нанося тем тяжелые увечья.
Фарийцы в ужасе отступили, их замешательство длилось недолго, но его было достаточно для того, чтобы первые ганнорцы ворвались на баррикаду. Началась резня, в которой Элаикс принял самое деятельное участие. Он выхватил меч, искусству владения которым вновь начал обучаться под присмотром Аладана.
И снова Элаикса захватило то чувство пьянящей радости, которое нахлынуло во время прошлой драки. Он ощутил себя богом, а не жалким человеком, скованным плотью. Это ощущение оказалось столь сильным, столь приятным, что он не сумел сдержать радость и весело рассмеялся, не обращая внимания на то, с каким ужасом взирают на него как враги, так и друзья.
Впрочем, враги очень скоро закончились — последний фариец рухнул на землю, и бунтовщики устремились к стене, стараясь быстрее забраться наверх и поквитаться с лучниками. Элаикс же решил, что у него найдется занятие и поважнее. Выбрав из баррикады булыжник приличных размеров, юноша поднял одной рукой — это далось не так легко, как хотелось бы, но произвести впечатление было очень важно — и, размахнувшись, запустил его в ворота.
Дерево жалобно скрипнуло, прогнулось в месте удара, но выдержало. Элаикс хмыкнул, подобрал свой камень и, делая вид, что не замечает пораженных взглядов ганнорцев, повторно метнул его в цель.
Треск стал ощутимо громче.
— Быстро, — заметил Инатор. Его колчан был пуст, а на щеке пролегла царапина.
— Кто это тебя так?
— Лучник. Меткий, зараза.
— Был?
— Угу.
Элаикс кивнул и вновь поднял камень.
— Сколько наших потеряли?
— Пятерых.
У юноши неприятно засосало под ложечкой, но он отбросил это мерзкое ощущение.
— Хорошо, — южанин размахнулся и метнул камень так, что хрустнуло в спине.
На этот раз дерево поддалось — с омерзительным скрипом доски проломились и снаряд, пущенный Элаиксом, вылетел в получившуюся дыру.
— Неплохо, — заметил Инатор. — А зачем?
— Потом расскажу, — улыбнулся ему юноша. — Ладно, хватит лясы точить: ломаем их.
После того, как к делу подключился десяток ганнорцев, ворота были снесены довольно быстро.
— Хорошо. — Кивнул Элаикс. — Инатор, бери оставшихся людей и иди к нашим, пускай собираются.
— А ты?
— А я погуляю по городу.
— Ты уверен?
— Исполняй! — неожиданная злость в голосе Элаикса удивила его самого, но эффект был достигнут — Инатор, махнув рукой остальным, оказался за воротами, и они припустили прочь от стены, растворяясь в трущобах.
— Хорошо, а теперь можно заняться другими делами.
Элаикс осмотрел столпившихся возле него ганнорцев.
— Так, все за мной! — рявкнул он, вспомнив наставления отца, который говорил, что подчиненные лучше всего на свете понимают крики.
И он кинулся прочь, туда, где слышались звуки схватки, и не думавшей затихать. Оглянувшись, Элаикс заметил, что несколько десятков северян последовали за ним, грозно размахивая оружием на бегу, и выкрикивая что-то донельзя воинственное.
— Вот и хорошо. Вопрос решается сам собой. А Инатор спрашивал, для чего нужно лупить камнем в ворота.
Он улыбнулся, и прибавил шаг. Пускай все случилось раньше, чем хотелось, но с этим можно что-нибудь сделать. Главное — не унывать.
Горящая балка свалилась на дорогу, обдав Элаикса снопом искр и заставив того выругаться. Он бросил короткий взгляд на солнце — девятый час с рассвета, и дела становятся только хуже. Когда удалось пробить брешь в воротах и произвести впечатление на ганнорцев, он полагал, что сможет отыскать командиров и организовать нечто, хотя бы отдаленно напоминающее порядок, но все попытки с треском провалились.
Никто и ничем не управлял! Десятки мелких вожаков вроде него вели за собой толпы разъяренных бородачей, которые крушили все на своем пути и убивали каждого, кто оказался заподозрен в симпатиях к фарийцам. А заодно, как понял Элаикс, сводили личные счеты. По крайней мере, то здесь, то там, ему попадались сражающиеся ганнорцы, а пожаров становилось все больше, равно как и хаоса.
— А чтобы это все! — Юноша перелетел через огонь, и устремился вперед. За прошедшее время он успел побывать на рынке и даже в общих чертах выяснить причину восстания.
Точнее не причину, а повод. Все началось банально — какой-то фариец оскорбил жену ганнорца, тот, недолго думая, выхватил меч и отправил хама к его богам. Стражники из городских центурий попытались поднять наглеца на копья, но за него заступились местные, и началась драка, которая со скоростью лесного пожара переросла в побоище. На рынке осталось несколько сотен изуродованных до неузнаваемости тел, а разбегающиеся во все стороны мужчины поднимали народ на восстание. Все казалось настолько продуманным, что юноша первое время отказывался верить в отсутствие некой объединяющей силы, однако суровая реальность плевать хотела на его умозаключения.
Элаикс принял участие в нескольких стычках, отчего его небольшой отряд разросся почти до сотни северян, и теперь он решил проверить, как обстоят дела возле стен внутреннего города.
Мимо него прошли двое парней, тащивших куда-то упирающуюся фарийку. Элаикс усмехнулся и помахал им рукой. Несмотря на неудачи и полную неопределенность, настроение у юноши было лучше некуда — кровь кипела, и он буквально не чувствовал усталости, окрыленный действием.
Узкая улочка окончилась, и юноша выбрался на открытое пространство — все дома должны были быть на расстоянии двух десятков шагов от стены. Тяжелей топот сзади говорил о приближающихся подчиненных — он уже воспринимал ганнорцев именно так.
— Южанин, — к нему подошел один из воинов — грузный бородач. — Что тут?
— Наблюдаю, — лаконично отозвался Элаикс. — Похоже, момент упущен.
Он был прав — на стене, за зубцами, поблескивал металл. Вигилы успели занять оборону.
К воротам, находящимся на пару кварталов западнее, можно было даже не ходить, было очевидно, что ничего нового там увидеть не получится.
— Что будем делать?
Северянин говорил на кошмарной смеси фарийского с ганнорским, и Элаикс не до конца понимал его, но общий смысл сказанного разобрать мог.
— Нужно собирать всех и назначать командира. Без этого мы дождемся лишь прихода пограничных легионов, — проговорил он, после непродолжительного раздумья. — А как это сделать, я не представляю.
— А никак, — осклабился его собеседник. — Парни должны успокоиться.
— Угу, я того же мнения.
Элаикс тяжело вздохнул и добавил по-тимберски:
— Проклятые бешеные варвары.
Он еще раз вздохнул и повернулся спиной к стене.
— Боги с ними, пускай стоят.
— А что будешь делать ты?
— Искать своих людей.
Теперь настал черед ганнорца задумываться. Он подошел к товарищам и стал с ними о чем-то шептаться. Наконец, вперед выступил еще один — оборванец в заляпанной кровью рубахе и грязных штанах.
— Ты же из трущоб.
— Да, — не стал отрицать очевидное Элаикс.
— Раздавал золото нищим.
— Именно.
Ганнорцы снова принялись шептаться.
— А чего ты хочешь? Пограбить? — снова повернулся к нему бородатый толстяк.
— Нет. Я хочу убивать фарийцев. Чем больше, тем лучше.
И снова шепотки.
— Короче, — вновь обратился к нему толстяк. — Мы хотим пойти с тобой.
— Не проблема. Места хватит на всех, можете, если хотите, взять семьи. Думаю, вы найдете меня без проблем.
С этими словами он плечом подвинул собеседника и прошел сквозь толпу ганнорцев. Горячка боя помаленьку спадала, и юноша понял, что на сегодня с него хватит. Участвовать в грабежах ему не хотелось, а добраться до фарийцев не получалось. Тех, кто не убрался во внутренний город, уже перебили, а прочих надежно защищает стена. И воины на ней.
Хаотичная резня продолжались еще два дня, за это время Элаикс довел численность своей личной армии почти до тысячи человек. Он не запрещал никому мародерствовать, но сам не принимал в этом участие, планируя дальнейшие действия. Больше всех это огорчало Грантара, мечтавшего пощипать каждый богатый дом, до которого не успел добраться огонь или разъяренная толпа. Впрочем, Бартих быстро объяснил ему, что этого делать не стоит — многие зажиточные горожане оказались на стороне восставших, взяв в руки оружие и придя со своими людьми.
Именно вокруг них и стали сколачиваться островки порядка и здравомыслия. Элаикс, которого просто выводила из себя столь тупая трата драгоценного времени, согласился с Философом, и, скрипя зубами, сидел на месте. Впрочем, он не бездействовал — его люди, а точнее — подчиненные Эльры, собирали сведения о происходящем в городе и окрестностях, а три сотни самых подготовленных бойцов отправились разорять ближайшие к городу поместья. Повели их Аладан с Инатором, а потому можно было не опасаться за результат. Это предложил однорукий воин, сказав, что освобожденных рабов можно будет поставить в строй, а запасы оружия, денег и еды, полученные в процессе грабежа, очень пригодятся им в будущем. В результате Элаиксу не оставалось ничего другого, кроме как сидеть на крыше и наблюдать за происходящим в городе. А точнее — наблюдать и ждать, когда вожаки восставших позовут его для переговоров. В том, что это произойдет и очень скоро, Элаикс не сомневался — в Раэлине уже оформился так называемый совет Сильных.
Эльра с Аладаном рассказали, что до завоевания в Ганнории всем заправляли знатные и богатые ганнорцы, которые содержали и кормили крупные отряды так называемых клиентов, готовых в любой миг взять в свои руки оружие и идти защищать интересы благодетелей. Однако после того, как большая часть страны превратилась в провинцию, древние обычаи начали отмирать. И вот, поглядите — не прошло и недели с начала восстания, как старые привычки вернулись. Эти Сильные пока что тратили силы на склоки, выясняя, кто же из них больше продался империи, а кто меньше, однако время, когда им придется что-то делать с засевшими в городе фарийцами неумолимо приближалось. А значит, очень скоро каждый человек с мечом в руке станет цениться на вес золота, особенно, если он этой самой рукой может проломить ворота.
В самих же трущобах стало невыносимо скучно — члены других банд, обходившие подконтрольные ему улицы по широкой дуге, уже успели прибиться к одному из Сильных, либо же убрались куда подальше, решив, что награбили достаточно и имеет смысл переждать бурю в каком-нибудь спокойном местечке.
Благодаря своей наблюдательной позиции, юноша первым заметил приближающихся к его базе людей — их было человек десять, все носили броню и были вооружены длинными мечами.
— Кто такие? — раздался снизу голос часового.
— К вашему главному с посланием.
— Сейчас позову.
Элаикс не стал дожидаться, и, подойдя к краю крыши, спрыгнул вниз. Он приземлился, слегка согнув ноги, и тотчас же выпрямился.
— Я тут старший, — он посмотрел на ошеломленных гостей. — С чем пожаловали?
Воины удивленно переглянулись, но быстро взяли себя в руки.
— Совет Сильных хочет тебя видеть.
— И для чего я нужен?
— Не знаю. Мне велено привести Южанина.
Элаикс задумался. Теоретически, это могло быть ловушкой, однако же, с другой стороны, в первый день восстания многие видели, что он вытворял. Собственно говоря, именно из-за этого всего за несколько дней его персональная армия утроилась.
— Нет, тут без помощников не разораться, — пробормотал он, и обратился к часовому. — Грантара, Эльру и Бартиха сюда, живо!
Тот испарился за дверью, а Элаикс дружелюбно кивнул воинам.
— Сейчас подойдут мои помощники. Вопрос же не срочный?
— Воины мялись и неуверенно переступали с ноги на ногу, но никто не произнес и слова.
«А они боятся», — подумал юноша. — «Я чувствую их страх. Ну что же, прекрасно, пускай — это пойдет им на пользу».
Прошло совсем немного времени, и к ним подтянулись Грантар, Бартих и Эльра. Увидев обезображенную девушку, воины как по команде скривились и сплюнули себе под ноги, а та едва не зашипела от ярости. Элаикс решил не придавать этому значения сейчас, и выспросить все у советницы без посторонних ушей.
— И что у нас тут? — прищурилась северянка. — Я вижу навозную кучку, приползшую к порогу моего дома.
— Затки пасть, шлюха! — рыкнул на нее один из воинов.
— Следи за языком, фазанчик, — ласково посоветовала она.
Ганнорец побагровел и потянулся за мечом.
— А ну хватит! — заорал Элаикс. — Эльра, затихни, а ты, если еще не устал от этой руки, убери-ка ее от меча.
Угроза подействовала.
— Так, меня приглашают на совет сильных. Ваше мнение?
— Идти, — хором ответили товарищи.
— И мы с тобой, — добавила девушка, мерзко усмехнувшись в лицо северянину, которого назвала фазаном.
— И они со мной, — повторил Элаикс. — А теперь ведите.
Шли долго и в тягостном молчании. Напряжение, витавшее в воздухе, было столь сильным, что, казалось, его можно разливать по кружкам и пить. Все держали руки как можно ближе к оружию и недоверчиво поглядывали по сторонам. Они прошли трущобы, вошли в ворота — не те, что разбил он, — и долго плутали по городским закоулкам.
Элаикс лишь тогда догадался, что провожатые ведут его на рынок, когда процессия выбралась на широкий городской проспект.
— Собрание проводится на рынке? — удивился он.
— Да, — холодно отозвался один из сопровождающих. — А что?
— Я думал, что мы будем говорить где-нибудь в более спокойном месте.
— Мы не привыкли скрывать свои мысли от людей, — с легким оттенком превосходства отозвался воин.
Элаикс внимательно посмотрел на него, чувствуя, что начинает злиться.
— Хорошо, — медленно проговорил он. — Я рад.
Воин не выдержал его взгляд и отвернулся, делая вид, что смотрит на дверь дома. Эльра, заметившая это, издевательски усмехнулась.
Они вышли на рыночную площадь, битком набитую народом. В центре возвышался наскоро сделанный помост, на котором кто-то водрузил с десяток деревянных колод. Почти все они были заняты вооруженными доспешными ганнорцами, за спинами каждого из которых стояло по паре человек — советникам, скорее всего. Вокруг помоста дежурили охранники с мечами и топорами.
— Я так понимаю, мне сюда? — спросил Элаикс, указывая на одну из свободных колод.
— Да, Южанин, сюда.
Он легко подошел к охране, отодвинул одного из воинов и поднялся наверх. Тотчас же на него обратились взоры всех сидевших мужчин, и Элаикс понял, что он — единственный чужак здесь.
— Приветствую тебя, Южанин, — поздоровался с ним высокий атлетически сложенный мужчина в самом расцвете сил, одетый в алую рубаху, штаны и необычно выглядящие для Элаикса сапоги. — Ты знаешь, кто мы?
— Совет Сильных, — Элаикс подошел к последней свободной колоде и нагло уселся в нее. — И я даже знаю, о чем вы хотите поговорить.
Ганнорцы недовольно заворчали, однако богатырь жестом заставил их замолчать.
— Просвети меня, — хищно улыбнувшись, предложил он и уселся на свое место.
— Пока вы грабили город и сводили счеты, фарийцы не только заперлись за каменными стенами — это я видел сам — они еще и успели укрепиться. И теперь, чтобы добраться до них, придется идти на штурм, потому что осада не поможет — с границы подойдут легионы, и вы все окажетесь между молотом и наковальней. Но сил для штурма может не хватить: пока раскачаете провинцию, пока придут ваши друзья и слуги, будет поздно. Поэтому вам нужны все, кто только в состоянии носить оружие.
— А ты умен, разбойник, — процедил кто-то.
— Не только умен, но и прозорлив, — все в той же наглой манере отозвался Элаикс.
Его сильно задело то, как эти богатые и хорошо одетые ганнорцы относились к своим собратьям из трущоб. Еще больше бесило их отношение к Эльре. Изуродованная девушка так или иначе стала ему близким другом, а за друзей Элаикс всегда готовы был рвать глотки.
К тому же, он был для северян никем — приблудой и чужаком, волей случая сумевшим сколотить банду и взяв под контроль немалую часть трущоб, а значит, придется ставить себя жестко, чтобы его воспринимали всерьез.
— И в чем же эта прозорливость выражается?
— Мои отряды уже разбрелись по округе, разрушая поместья и освобождая рабов. Сегодня у меня тысяча человек. Через пару дней будет вдвое больше.
— Рабы — не воины.
— Это как посмотреть, — хмыкнул Элаикс. — Но мы отвлекаемся, м-м-м?
Он изогнул бровь.
— Гвилитар, сын Фаронатара.
Юноша знал, кто это такой — Эльра потратила не один час, чтобы заставить того запомнить, как зовут самых знатных ганнорцев Раэлина и окрестностей.
— И ты говоришь от имени всех восставших ниилов, или от своего имени?
На сей раз вверх взвились брови северянина.
— От своего имени и имени остальных Сильных.
— Я слушаю.
— Ты прав, восстанию нужны все, кто жаждет фарийской крови. Ты станешь, — тут он едва заметно поморщился, — равен каждому из нас. Будешь говорить на собраниях Сильных и сможешь командовать воинами.
Элаикс приосанился и огляделся по сторонам. Да, сказанное услышали. Хорошо, новые люди не помешают. Он встал и высоко поднял татуированную руку вверх, призывая к тишине.
— Я выслушал Сильных, — эти фразы тоже были вбиты Эльрой, — их речи честны и справедливы. Я принимаю эти слова и клянусь богами солнца, земли и неба, что говорю правду. Я и мои люди примут участие в войне и будут убивать фарийцев до своего последнего вздоха.
Он произнес это не на ганнорском, но даже те из северян, кто не знал фарийского, прекрасно понял смысл сказанного. Площадь взорвалась восторженным гулом и Элаикс покосился на Сильных. Вожди восстания были недовольны — они явно не рассчитывали на то, что странного южанина знает столько народа.
— Ну, родные, это уже ваши проблемы, — прошептал отмеченный демоном.
Он вновь занял свое место и обратился к собеседникам.
— А теперь я предлагаю обсудить, что же все-таки мы станем делать.
Говорили они недолго — Обсуждать, собственно, было особо и нечего. Все гениальные идеи свелись к «построить тараны и влезть на стены», а потому собрание Сильных, на редкость бестолковое и шумное, завершилось менее чем за час. Элаикс говорил мало, больше слушал, прочие же ганнорцы тренировались в красноречии, переругиваясь и пытаясь заглушить друг друга. Лишь один из них не проронил ни слова, и именно этот северянин привлек пристальное внимание Элаикса. Он был невысок, толст и бородат, одет неброско, и столь же просто вооружен. Зато бочкообразные руки, которыми, определенно, можно было гнуть подковы и отрывать конечности, а также лицо, покрытое шрамами, говорили о том, что северянин не так прост, как кажется.
Когда Сильные покинули помост, этот ганнорец подошел к Элаиксу и компании, причем не один. Его сопровождала женщина, от одного вида которой у юноши отвисла челюсть и едва не потекли слюни: она была высока, пышногруда и светловолоса. Чем-то эта северянка напоминала Эльру, вот только прекрасное загорелое лицо не уродовали многочисленные шрамы, а в изумрудных глазах горело пламя страсти.
— Привет, Грантар, — хохотнул толстяк, стараясь говорить добродушно. При этом его цепкий взгляд внимательно контролировал все пространство вокруг, и — особенно — Элаикса.
— О-о, какие люди, — Крыса осклабился и протянул северянину руку. — Бочка собственной персоной. Неужто решил выбраться из лесов?
— Ты меня знаешь, никогда не пропущу хорошую драку.
— Ага, как же, знаю. А половину этих драк сам и затеваешь.
— На этот раз я не причем, — широко ухмыльнулся толстяк.
— Как скажешь, — и он повернулся к спутнице ганнорца. — Вариэтра, привет, ты, я погляжу, все хорошеешь.
Блондинка одарила его столь томной улыбкой, что у Элаикса забурлила кровь в жилах, и он выступил вперед.
— Крыса, не познакомишь меня?
— А как же, Старшой, познакомлю. Перед тобой самый неугомонный псих во всей Ганнории. Кличут Ливитаром, но мы все зовем его Бочкой. За пузо. А эта грудастая рядом с ним — Вариэтра, — при этом от Элаикса не укрылось, что Грантар маскирует неприязнь. Женщина ему совершенно точно не нравилась от слова «вообще».
— Элаикс, — представился юноша и протянул руку.
Толстяк промедлил лишь на одну секунду. Он сверлил своим неприятным взглядом Элаикса. Холодно, расчетливо, оценивающе. Юноша понял, что не вызывает у воина ни малейшей симпатии и ответил тем же, со злобой зыркнув на собеседника. Неожиданно тот широко улыбнулся и ответил на рукопожатие так крепко, что южанин едва не охнул — ручищи у Ливитара, действительно, оказались железными.
— Ты нравишься мне, Южанин. Пойдем отсюда, потолкуем.
— И о чем же?
— О том, что будем делать, когда эти ряженые фазанчики плюхнутся мордами в грязь.
Элаикс посмотрел на Грантара.
— Бочка дело говорит, — рассмеялся юноша. — Если кто и знает, как нужно драться с империей, так это он.
— Грантар прав, — скривившись, как от зубной боли, согласилась с крысой Эльра. — Этот сын суки и волка, едва ли не последний ганнорец, который понимает, что к чему.
— Приятно слышать столь лестный отзыв, моя любительница фарийцев, — с издевкой отозвался Ливитар.
От этих слов Эльра побледнела и дернулась.
— Следи за языком, — второй раз за день предупредил Элаикс. — Я очень не люблю, когда моих друзей оскорбляют, и предпочитаю вбивать оскорбления обидчикам в глотки вместе с зубами.
— Всегда пожалуйста, — улыбка Бочки стала шире, задняя нога сама собой немного сместилась, а руки чуть-чуть приподнялись и самую малость сжались в кулаки.
Это не укрылось от Элаикса, который начал злиться все сильнее — день и так выдался паршивым, так тут еще всякие жирные недоумки портят его еще больше.
— Дорогой, — Вариэтра обвила руками шею своего мужчины. — Спокойнее, мы ведь хотим заводить друзей, а не врагов.
Бочка вздохнул и расслабился.
— Ты права. Эльра, прости, я не выспался и не сдержал свой нрав.
— Извинения приняты, — Эльра постаралась говорить равнодушно, как будто ее это ни капли не заботило, однако во взгляде девушки Элаикс увидел жгучую благодарность и сдерживаемые слезы.
Он поставил себе заметку как-нибудь разобраться в хитросплетениях ганнорских племенных взаимоотношений вообще и места Эльры в этом клубке в частности. Одновременно с этим, он ощутил острое желание оторвать Вариэтру от Ливитара и утащить ее куда-нибудь прочь. А еще лучше — запереться с нею в каком-нибудь темном жарком помещении, снабженным бассейном, благовониями и ложем.
Это было новое ощущение, и юноша решил, что с ним тоже имеет смысл разобраться. Но это потом, когда появится свободное время.
— Идем ко мне, — бросил он, поворачиваясь к Бочке спиной. — Потолкуем.
Уже к вечеру свободного времени не осталось вовсе. Юноша, заключивший с Ливитаром что-то вроде соглашения о взаимопомощи, лихорадочно пытался поспеть везде и сделать все, что только можно. Сильные, вопреки своему названию, так и не сумели вернуть порядок на улицы мятежного города. Ганнорцы, опьяненные свободой и вином, дрались, предавались блуду, воровали, короче говоря, делали что угодно, только не пытались собраться в некое подобие армии.
Конечно, среди этого океана глупости всплывали островки порядка вроде того же Ливитара, да что там, с каждым днем их становилось все больше, но время — этот безжалостный и неумолимый убийца — работало на Фар. Элаикс прекрасно понимал все, но изменить ничего не мог. Внутренний город охранялся слишком хорошо — слабая попытка штурма, предпринятая через день после его официального присоединения к мятежу, провалилась с треском. Атакующие потеряли почти три десятка не самых плохих воинов и отступили. Фарийцы денно и нощно сторожили стены, а конные гонцы присылали новости, одна ненадежнее другой.
Пограничные легионы стерты с лица земли вольными ганнорцами, решившими помочь восставшим собратьям. Нет, наоборот, они теперь спешат к Раэлину — подавить восстание. Да что вы, никуда они не спешат — вся провинция поднялась как один, и теперь фарийцы получат по заслугам. Да никто нигде не поднялся, а те, кто и сделал это, уже лежат в земле!
И так далее и тому подобное. Верить нельзя было ничему и никому, а потому пришлось самостоятельно рассылать разведчиков во все уголки Ганнории, чтобы понять хоть что-нибудь. И вот тут-то большую, прямо-таки неоценимую помощь оказал Ливитар, у которого, как выяснилось, под началом была целая армия — добрых пять тысяч человек, а также — бессчетное число осведомителей в самых разных городах и поселках провинции. Именно благодаря сведениям, поставляемым этим новым, пусть и ненадежным союзником, стала вырисовываться общая картина.
Так прошло шесть дней, кое-что постепенно начало вырисовываться. Постоянно подходили все новые и новые отряды, усадьбы в неделе пути от Раэлина были разрушены, а освобожденные рабы усилили армию. Совет Сильных, разросшийся до пятнадцати человек, помаленьку утихомиривал своих подопечных, вооружал их и приспосабливал к делу.
Однако с каждым днем юношу все больше и больше тяготило это многовластие.
Он понимал, каким образом фарийцы даже без помощи своего императора сумели разбить этот северный народ. Ганнорцы ничего не знали о дисциплине. Они атаковали толпами, не думая ни о защите, ни о хитрых тактических схемах, ни о чем вообще. Только бы убить побольше врагов, а там — как получится.
В случае же, если не получалось, их отвага столь же стремительно превращалась в трусость и бородатые верзилы улепетывали со всех ног, бросая даже оружие.
Конечно, не все были такими. Богатые ганнорцы и до завоевания содержали отряды профессиональных воинов — в основном конные — которые выходили сражаться в доспехах, с копьями и хорошими мечами. Элаикс с удивлением для себя узнал, что великое селианское изобретение — стремена — совсем недавно добралось до этих глухих мест.
В любом случае, число восставших увеличилось уже почти до тридцати тысяч и не думало останавливаться, однако расслабляться, и хвалиться несовершенными победами было нельзя. Самое страшное в этом деле было то, что даже Аладан с Инатором не понимали всю важность дисциплины. Эльра не лезла в военные дела — умея убивать, она никогда не умела командовать, Грантар также не испытывал желания от обсуждения столь скучных с его точки зрения тем. Зато на помощь Элаиксу неизменно приходил Бартих. Философ, достойный наследник вольных городов Атериады, не понаслышке знал, что такое дисциплина, и как следует вводить ее в отрядах, но, увы, даже этот страшный человек был вынужден отступить, встретившись с яростным напором ганнорцев, утверждавших, что для победы хватит и умения драться.
Так проходили дни, пожар, зажженный в Раэлине, разгорался, охватывая всю провинцию, но до настоящей огненной бури все еще оставалось немного времени. Совсем немного.