Быдло

Глава 3. Кома

Домой я ввалился, даже не знаю, во сколько. Ночью.

Супруга встретила меня заготовленной тирадой:

- Вы там совсем с ума посходили со своей пятницей?! Ты о семье помнишь?! Ты...

Я не дал ей договорить.

- Лиль, меня повысили. Ик... Зарплата бешеная. Ик...

Я вынудили из кармана, сложенный вчетверо, мятый листок и протянул разъярённой жене.

Супруга с недоверием посмотрела на меня, но все же развернула бумагу. Коридор вместе с Лилькой покачивался у меня в глазах.

- Там сумма оклада и премии в конце маркёром обведена.

Жена приезжала ладонь к лицу и медленно опустилась на трюмо, которое мы зачастую использовали вместо скамейки или банкетки. Она медленно подняла голову.

- Боже мой. Макс, это твоя зарплата?

- Да, Лиля. Теперь я топ-менеджер.

От боевого настроения жены не осталось и следа. Она кинулась мне на шею.

- Максик, я так и знала. Ты смог. Ты самый лучший.

Непонятным образом я оказался на кухне и уже пил крепкий чай, а во второй кружке на столе уже бурлила какая-то аптечная гадость для протрезвления. Лилька проявила завидную настойчивость в попытках разузнать подробности моего назначения. Несмотря на пьяную пургу в башке я умудрился рассказать историю моего феерического повышения.

Ванная, душ, махровое полотенце, и я нырнул в свежую мягкую постель. Но о том, чтобы уснуть, не могло быть и речи. Меня трясло как под напряжением.

Я обнял и начал тискать жену. Она досадливо оттолкнула меня, сонно залопотала что-то про усталость, но я настойчив, и Лиля уступает. Ведь я заслужил немного ласки и внимания - я сегодня герой.

Со мной происходит что-то невероятное. Я обнимаю и ласкаю жену, а слышу голос той самой девушки, я вижу её, она в моих объятиях. Мы с Лилей шепчем что-то друг другу, но я сейчас не с женой, а с той самой красавицей, которая утром назвала меня замечательным человеком. Я ничего не могу поделать.

Жена сначала едва отвечает на мои ласки, а потом начинает заводиться всё больше и больше. Ей уже наплевать на мой перегар. Мы проваливаемся в пучину бурной страсти. Наш супружеский секс вырастет в нечто большее, чем регулярное соитие людей с печатями в паспорте. Я беру Лилю снова и снова, не могу ей насладиться. На пике наслаждения она впивается зубами в подушку, силясь подавить отчаянный стон. Я не чувствую усталости. Торнадо неуёмной похоти кружит голову.

После безумного постельного марафона мы лежим крепко обнявшись мокрые и усталые, не в силах пошевелиться. В ощущении крайней эйфории я проваливаюсь в забытьё.

Испуганный голос жены выдёргивает меня из царства сна:

- Максим, проснулись. Ну, пожалуйста. Мне страшно. Что с тобой?

Мне невыносимо жарко, и в то же время бьёт озноб. Ледяной пот катится с меня градом, а тело сводят мучительные судороги. Я подыхаю. Что это: инфаркт, инсульт, приступ неизвестной болезни? Тело не слушается меня. Я понимаю, что проваливаюсь в страшную бездну, из которой нет возврата. Ещё один шаг, и я покину этот мир с обустроенной жизнью, семьёй, умопомрачительным карьерным ростом и той самой красавицей, с которой сумел поговорить вчера в автобусе - единственный раз за все эти годы. Помогите!!!

- Скорую, - хриплю я не своим голосом.

Пространство вокруг меня становится вязким. В нём тонут краски, звуки и ощущения. Тело немеет. Неужели это смерть? Сквозь серую вату клубящегося тумана ко мне прорывались обрывки слов, сказанные незнакомыми голосами, но я не могу разобрать их смысл. Я ещё чувствую, как меня трясут, колют иглами и перекладывают на носилки, но все манипуляции с моим телом кажутся далёкими и слабыми. Меня куда-то несут.

А затем мой мир выключили.

Больше я ничего не видел и не ощущал. Только темнота. Казалось, что я шагнул в другой мир. Мне было страшно. Может, я уже умер? Но я не видел туннелей, умерших родственников, ангелов и прочих картинок загробного мира; перед глазами не проплывали события моей жизни. Накалила давящая жуть, хотелось чтобы это как можно быстрее прекратилось.

Мне стало досадно. Досадно не от того, что судьба наградила меня странной напастью как раз на самой границе чудесного карьерного рывка. Мне глодала тоска исключительно потому, что я больше никогда не увижу свою милую попутчицу, с которой говорил то всего один раз в жизни. Я уцепился за образ юной красавицы и принялся вытаскивать себя из небытия. Я вспоминал её лицо и голос, случайное прикосновение самыми кончиками пальцев к моей руке, летящую походку и то самое ощущение счастья, которое нельзя выразить словами.

Страшная тьма и небытие всё-таки стали наполняться звуком. Монотонный ритмичный шум начал делиться на октавы, превращаясь в мелодию, обретая фактуру и объем. Через какое-то время музыка приросла голосами. Слова были непонятны, но создавалось впечатление того, что рядом поёт многоголосый хор католического собора.

Серая пелена вокруг замерцала всполохами. Сквозь облака начали проступать очертания гротескных уродливых фигур. Монстры двигались в такт жуткой мелодии. Туман стал обжигать космическим холодом и испепеляющим огнём одновременно. Запахло раскалённым железом и тёплой кровью. Происходило нечто страшное и отвратительное. Пустой мир в одно мгновение наполнился злом, болью и страданием.

Отчаянный крик о помощи вернул мне ощущение собственного тела и способность двигаться. Я нырнул в скопище жутких уродин, пытаясь прорваться к зовущему на помощь существу.

Далее, не было ничего. Нет времени, нет пространства, нет мыслей, нет эмоций, лишь вездесущее ничто вокруг, которое можешь только осознавать.

Не знаю, как долго я провисел в бесконечном ничто. Сознание вернулось практически сразу. Было такое впечатление, что я проснулся. У меня не было икаких неприятных ощущений кроме осоловелой заспанности и саднящего горла. Обилие белого цвета вокруг подавляло. Я видел люминесцентные лапы, медицинские приборы, провода, матовые пакеты капельниц на штангах.

Я ещё помнил ужасное место, наполненное болью и ужасом, которое сочилось непереносимым страданием. Аспидно-чёрная тень воплощённого зла колыхалась где-то на самом краю сознания. Тугие хвосты ненависти тянулись ко мне из небытия, но разум уже вырвался из великого небытия, спасаясь в реальной действительности.

Я жив и моя главная цель - это любым способом остаться в реальности. Ни за что нельзя терять сознание.

Язык пересох, а закрыть рот не получалось из-за какой-то штуковины, просунутой между зубами. Краем глаза я заметил молодую высокую женщину в лиловой одежде и шапочке. Я попытался обратить на себя внимание. И у меня получилось. На моё сипение женщина резко обернулась и нависла надо мной вытянутым худым лицом в голубой маске. Мы какое-то время смотрели друг другу в глаза.

- Вы меня слышите? - поинтересовалась она, а её пальцы уже ходил по дуге над моими глазами.

Я попытался кивнуть головой, но дикая боль в горле меня остановила.

- Подождите. Не суетитесь. Полежите спокойно.

Она поднялась во весь рост и сказала в глубину палаты:

- Роман Сергеевич, новенький в себя пришёл.

Я услышал приглушённые шаги нескольких человек.

В зоне моей видимости появился мужчина в маске и пара молодых людей.

- Так, гражданин. С возвращением вас. А что же вы нам тут голову морочите и больным прикидываетесь? Вы посмотрите, какой молодец, - Мужчина оттянул мне веки и заглянул в глаза. - Трубку дыхательную уберите. Он у нас мужчина самостоятельный и дышать сможет без всяких там протезов. Ведь так, командир?

Мне на лоб легла прохладная ладонь медсестры.

- Не шевелитесь и рот пошире откройте. Будет немного больно, но недолго. Потерпите, больной.

Горло прорезала скребущая боль, и я почувствовал как из моего рта вытащили нечто громадное и невообразимо длинное. Меня чуть не вырвало.

- А ну-ка, соберитесь. Не нужно тут блевать.

Мне промокнули влажной марлей губы.

- Воды. Пить, - сумел выдавить я.

- Уже разговариваем. Великолепно. Дайте ему воды.

В губы ткнулся небольшой предмет и мне в рот полилась тоненькая струйка воды. Теперь я уже без труда приподнял голову, но все равно, пить было неудобно, и я попытался сесть. Тогда я почувствовал, что привязан за предплечья к трубчатым бортикам высокой кровати.

Прохладная ладонь снова опустилась мне на лоб и мягко уложила обратно в постель. Параллельно врачи разговаривали на своём совсем уж непонятном языке. Но до меня дошло, что давление у меня в норме и остальные показатели как у космонавта.

- А можно мне встать? - спросил я, наконец.

- А что такое? - спросил у меня тот самый Роман Сергеевич.

- Спина чешется. Да и походить хочется. Ноги размять.

Первой прыснула лиловая женщина. Остальные тоже немного похихикали.

- Рано вам ещё, милейший. Вы поведайте, что вас привело к нам.

- Скорая, наверное.

Врач усмехнулся.

- Юмор - это хорошо. Но что было до этого? Вы наркотики употребляете?

- Нет.

- Уже хорошо. А психотропные препараты, антидепрессанты?

- Нет. Вообще, никогда такого не было.

- Хм. Аллергия?

- У меня в детстве было. На тригидрат ампициллин. Сыпью весь покрылся. И больше ничего. Даже температуры не было.

- Насекомые не кусали? Не падали? Не дрались?

- Нет.

- Алкоголь?

- В пятницу моё повышение отмечали, но я не перепил. Домой пришёл сам. Меня ещё жена чаем крепким поила.

- Вы курите.

- Нет.

- А что из алкоголя вы пили?

- Виски. Хороший виски. Не бодягу.

- Ну, это мы ещё посмотрим.

- Вы хорошо знаете людей, с которыми употребляли спиртные напитки? Не могли они вам в напитки чего-нибудь подбросить?

- Нет.

Допрос продолжался ещё минут пять. Наконец, меня оставили в покое. Высокая женщина в лиловом одеянии отстегнула меня от койки. Я попросил убрать капельницу. Она спросила разрешения у врача и отсоединила систему.

Чувствовал я себя на удивление хорошо. Окончательно поняв, что попал в реанимацию, я насмелился и спросил у стоящих ко мне спиной врачей.

- А долго я тут нахожусь?

Роман Сергеевич повернулся ко мне лицом и сказал:

- Да, часа четыре уже как. Клиническая смерть у вас была и кома. Заново вы родились. С воскрешением вас, новорождённый.

- Спасибо. А можно я домой пойду.

- Во, даёт, - удивился другой врач. - Можно сказать, что с того света вернулся и уже домой собирается.

- Нет уж, больной. Давайте вы пока у нас побудете. Мы разберёмся в ваших болячках. Полечим вас, а потом здоровенького домой отправим. Договорились?

- А мне же в понедельник на работу. Да и чувствую я себя хорошо.

Я вполне бодро перебрался через поручень справа и встал на ноги. Никто меня останавливаться не стал. Я был голым. Чтобы прикрыть срам, я обмотал бёдра простыней, которой был накрыт вместо одеяла.

- Голова не кружится?

- Совсем нет.

Я пошёл в сторону врачей, шлёпая босыми ступнями по плиточному полу.

- Удивительно, - отреагировал врач на моё поведение. - Первый раз такое вижу. Если бы сам его сердце не заводил, то ни в жизнь бы не поверил, что он клиническую смерть недавно перенёс. Как новенький прямо.

Дальнейший разговор оказался совсем не конструктивным. Врач никак не хотел идти мне на поблажки. Единственное чего я добился, так это - чтобы мне дали одежду и пообещали перевести в обычную палату.

Мне предложили лечь в кровать, но лежать я просто боялся. Если я потеряю связь с реальностью, меня опять могу утащить в тот другой мир инферно, наполненный ужасом и болью. Я боялся уснуть, задремать или потерять сознание и уселся на небольшое кресло возле стола дежурной бригады.

В палате рядком стояли восемь коек. На пяти лежали больные. Я не мог смотреть на неподвижно лежащих людей. Мне хотелось поскорее убраться отсюда. Мне принесли больничные пижаму и тапочки. Через какое-то время у меня получилось отпросится, и я вышел в коридор.

По обеим сторонам располагались одинаковые двери, до половины затянутые матовым стеклом. Я выбрался в просторную рекреацию возле выхода в большой коридор.

В окно светило солнце. Я подошёл и оперся руками о подоконник. Реанимация находилась на втором или третьем этаже. Внизу зеленела трава, цвели клумбы и шелестели весенней листвой деревья, а по асфальтовым дорожкам бродили больные и их посетители. В тени зелёных крон стояли скамейки.

Я замер, увидев там мою Лилю. Она сидела, закрыв лицо руками, и качалась вперёд-назад. По обеим сторонам от неё стояли наши девочки. Младшая обнимал её за шею, а старшая гладила по голове.

Это было выше моих сил. Я повернул ручку и рванул раму на себя. С диким треском она поддалась и распахнулась.

- Лиля!!! Я здесь! Со мной всё в порядке! Меня в обычную палату переводят!

Я махал руками и улыбался во весь рот. Жена подскочила как ужаленная и побежала с дочками в мою сторону. Мне невыносимо стыдно оттого, что я заставил своих девочек страдать.

Со спины на меня налетел разъярённый медицинский персонал. Оказывается, что рама была специально заблокирована чтобы её не открывали, а я такой негодяй напрочь вырвал стопор и саморезы, которыми фиксировалась створка. Откуда только силы взялись после комы?

Но всё же меня выпустили из реанимации. Когда спустился в вестибюль, ко мне кинулись мои девчонки и любима Лилька. Я всеми силами пытался их успокоить, честно рассказывал о том, что врачи приравняли моё здоровье к уровню космонавтов. Нам не дали возможности рассиживаться, строгая медсестра опять увела меня наверх.

Несмотря на то, что была суббота, остаток дня меня мучили всевозможные специалисты, пытаясь разгадать странную хворь. Но меня всё же перевели в обычную палату. Народа там оказалось чуть меньше десятка человек. Среди обычных пациентов я почувствовал себя увереннее. Теперь пережитое столкновение с бездной казалось обычным сном-кошмаром. Я настолько освоился среди новых знакомых, что практически до полуночи резался с ними в покер на щелбаны. Играл я не очень хорошо, но меня спасало удивительное везение - карта шла ко мне как заколдованная. Изрядно подняв себе настроение собственной удачливостью - всегда приятно выигрывать, я со спокойной душой лёг спать, даже не вспоминая о страхах и бездне.

За ночь я выспался как младенец, ни одного сновидения я не запомнил, хотя мне точно что-то снилось. Утро я встретил бодрым и полным сил. Я никогда себя так хорошо не чувствовал. Начало дня радовало чудесной погодой и дивным ароматом цветущих яблонь. Было всего семь часов утра, а Лилия должна прийти сегодня в одиннадцать. Она хотела раньше, но я понимал, что ей нужно выспаться и попросил прийти после завтрака, обхода и прочих больничных ритуалов.

Я оделся в казённую пижаму и тапочки. Выходить на улицу мне никто не запрещал, и я опустился в вестибюль, а затем вышел из здания. Перед больницей бушевала весна. Благоухали цветущие клумбы и деревья. Свежая зелень пыталась занять всё видимое пространство, тщательно укрывая заборы, бордюры, долговязые фонари, урны и скамейки.

Я оказался на улице не одинок. Помимо стайки медсестричек, выскочивших покурить на улицу, перед больницей фланировала пара стариков. Я не удержался и пошёл гулять по асфальтовым дорожкам на территории больницы. Не то чтобы мне очень этого хотелось или я преследовал какую-то цель, но я не мог устоять на месте. Меня распирало от энергии. Я, наверное, мог бы сейчас в одиночку вагоны с углём разгружать или олимпийские рекорды ставить.

Обойдя вокруг своего корпуса, я, к своему удивлению, наткнулся на спортивный городок с турниками, брусьями, лесенками и прочими элементарными спортивными снарядами. В моём сознании плохо вязались спорт и медицинское учреждение. Лечебная физкультура - это ещё куда ни шло, но реальный спортивный городок в больнице - это несколько странновато. Ещё более непонятным было то, что в этом спортивном городке занимались восемь человек: трое мужчин и пять женщин. Физкультурники никаким образом не походили на больных.

Сухощавая старушка плавно махала руками и делала долгие задумчивые шаги, выполняя комплекс китайской гимнастики тайцзицюа́нь. Парочка постоянно хихикающих девчонок вполне уверенно качали пресс и делали растяжку, оставшиеся две женщины не столько занимались физкультурой, сколько отирались вокруг троих мужиков.

Мужчины выглядели очень колоритно. Первым на меня обратил внимание крепкий мужик, явно забежавший сюда откуда-то из девяностых. Бритая голова, спортивный костюм и толстая "голда" на шее дополнялись наглым волчьим взглядом. Рядом с ним стоял изящный как кипарис метросексуал от которого несло дорогим парфюмом так, что я мог бы его найти и с завязанными глазами - только по одному запаху. Третий был среднего роста культуристом с простым деревенским лицом и туповатыми, но добрыми глазами. Судя по его виду, он злоупотреблял спортивной химией, что безошибочно демонстрировали, усеянные прыщиками лицо, плечи и спина атлета.

Я поздоровался с физкультурниками. Мне вежливо ответили, но всё равно продолжали с интересом смотреть. Я сначала не мог понять столь выраженный интерес к моей персоне, но потом до меня дошло, что в отличие от всех остальных я единственный пришёл сюда в больничной пижаме.

Метросексуал выдавил саркастическую улыбочку. Может быть, я и прошёл бы мимо, но я терпеть не могу когда надо мной смеются. Подойдя к турнику, я снял больничные тапки, подпрыгнул и повис на перекладине. В юности я вполне дружил с физкультурой и спортом. Пусть дружба была лёгкой и необязательно, но я никогда не болтался сосиской на турнике.

Я несколько раз подтянулся, а затем сделал выход верх сначала на одну руку, и потом сразу на обе. Я выполнил подъём-переворот, кувыркнувшись потом несколько раз вперёд. Ого! У меня и в юности так лихо не получалось. Наверное, я больше удивил себя, чем больничных физкультурников.

Вместо усталости я почувствовал невообразимую лёгкость и прилив энергии. Я кинул тело вниз и, набрав за достаточную амплитуду, прокрутил три солнышка подряд. Я такого, вообще, никогда не делал! Посчитав своё самолюбие удовлетворённым, я погасил амплитуду и ловко спрыгнул, попав ногами в, стоящие на земле, тапки. Физкультурники зааплодировали.

Уже без личных церемоний со мной познакомились все восемь обитателей спортивного городка. Две тётки, увидев у меня на пальце обручальное кольцо, сразу потеряли ко мне интерес. Браток из девяностых спросил где я служил. Метросексуал, наморщив носик, посетовал, что в больничных тряпках фитнесом заниматься не стоит - неудобно, а качок дал совет обязательно "подсушиться" и пообещал составить мне программу. Старушка, наоборот, посоветовала стать веганом.

Вот так запросто я влился в сообщество больничных любителей спорта. На завтрак я шагал вместе с ними, живо обсуждая преимущества здорового образа жизни и методики самостоятельного избавления от хворей. Завтрак и чтение интернет-новостей на планшете позволили скоротать мне время до прихода жены.

Лилия пришла во всеоружии - нарядная и благоухающая. Девчонки тоже были одеты как на праздник. Помимо всякой снеди мне принесли спортивный костюм и кроссовки. Вот теперь я почувствовал себя человеком.

До обеда мы просидели в кафетерии, примыкавшем к территории больницы. На радость дочек, я позволил им самим выбирать всё, что им заблагорассудится. Они не преминули этим воспользоваться. В итоге к завершению посиделок, весь столик был завален фантиками и недогрызенными сладостями. А я постоянно ловил на себе настороженные взгляды жены и всячески старался её успокоить. Распрощались мы очень тепло и, наконец, в глазах супруги я разглядел радостный огонёк.

Остаток дня я просидел за планшетом, скользя в бескрайних просторах всемирной паутины.

Я погряз в раздумьях. В голове роились невесёлые мысли.

Одни мысли были вполне приземлёнными. Что будет, когда на работе узнают, о моей клинической смерти? А вдруг меня переведут обратно или, вообще, уволят? Можно было посчитать моё беспокойство излишним. Всё-таки вчера у меня была клиническая смерть и кома, но риск потерять высокий доход на новой должности, учитывая моё положение, беспокоил меня не на шутку. Конечно, справедливо говорят, что здоровье не купишь, но возможность вырваться из долгового рабства требовала не упускать такой шанс.

Одновременно я перескакивал мыслями на непостижимую загадку моей болезни, внезапного выздоровления и невероятно бодрого состояния. Волей-неволей я связывал кошмары, которые посетили меня в беспамятстве и произошедшие во мне изменения. Точнее, я понимал, что связь есть, но объяснить её никаким образом не мог. Я пытался в деталях вспенить то страшное место в которое я попал и его обитателей. Ещё я пытался провести аналогии с ранее прочитанным и увиденным. Боюсь, что фантазии писателей и режиссёров, с произведениями которых я был знаком, не упоминали ничего более-менее подходящего.

Были ещё кое-какие мысли, от которых я старательно прятался и избегал. Я ждал встречи с красивой девушкой на остановке. Меня неодолимо тянуло к ней. Я хотел её видеть, я ждал встречи. Ради этого я был готов забыть и о здоровье, и о карьере. Одновременно, мне было непереносимо стыдно. Я понимал, что влечение к юной девушке порочно и преступно, и такая любовь не просто осуждается обществом и моралью, она уголовно наказуема. Я не знал о своей красавице ничего: ни имени, ни возраста, ни где она живёт и почему приходит утром на остановку, а не идёт пешком до ближайшей станции метро. Девушка-загадка прочно засела у меня в сердце, и я ничего не мог с собой поделать. Пугающая потребность видеть её каждый день и находиться как можно ближе к предмету моего обожания могла свести с ума, она граничила с одержимостью.

Неужели все это время глубоко в моём подсознании прятался грязный извращенец, который, наконец, нашёл достойную жертву. Я и раньше испытывал влечение, но вожделел исключительно совершеннолетних девушек и молодых женщин. С моей точки зрения - это было абсолютно естественно для мужика с нормальной ориентацией, природа обязывает. В конце концов, я влюблялся, что тоже не удивительно. Я прекрасно помнил, как меня влекло к моей будущей жене. День без Лили был для меня синонимом тоски болотного цвета. А дни, проведённые вместе с любимой, окрашивались всеми цветами радости. Я любил свою жену и ничего не собирался менять в своей жизни.

А сейчас внезапная любовь с яркими оттенками болезненного влечения обескураживала и пугала. Мои ночные видения близости с прекрасной юной спутницей, когда я реально занимался любовью с женой, я списал на затуманенный алкоголем мозг и перевозбуждения от невероятных событий того дня. Моё состояние влечения к юной красавице в настоящий момент я объяснил себе пережитым стрессом от непонятной болезни. В конце концов, у меня получилось убедить себя, что от странной влюблённости я смогу избавиться как от назойливой песни, встретившись лицом к лицу с предметом моей страсти.

Я вспомнил даже слова монаха Вильгельма из книги "Имя розы" Умберто Эко, которые наставник говорит своему ученику Адсону, чтобы избавить его от любви к бедной девушке. Я тоже смогу управиться с моей неуместной влюблённостью.

Я убеждал себя в том, что решил не упустить возможность совершить головокружительный прыжок по карьерной лестнице, но всё-таки истинной причиной моего побега была возможная встреча с юной красавицей на автобусной остановке утром понедельника.

После девяти вечера я вышел с территории больницы и поймал таксующего частника. Дорога домой заняла не более пятнадцати минут. На лавочке перед крыльцом нашего подъезда, как обычно сидела бабушка Лукерья. Милая старушка была такой же неотделимой частью жизни нашего дома, как и вечно заставленные парковки внутри двора.

- Здравствуй, Максим.

Бабушка Лукерья знала по именам всех жителей нашего подъезда, а может быть, и дома. Удивительно ясное сознание старушки меня поражало. Она не только всех помнила, но и удивительным образом была в курсе большинства важных событий. Она интересовалась здоровьем прихворнувших детей, абсолютно искренне радовалась покупке вами новой машины, советовала первому подойти помириться в случае семейного скандала.

- Здравствуйте, бабушка.

Я даже не знал: сколько ей лет. Дай бог мне сохранить ясную голову и любовь к жизни, если я доживу до её возраста.

- Максим, она просила передать, что очень переживает за вас и просит прощения.

- Да, спасибо, бабушка, - автоматически поблагодарил я.

Лукерью частенько просили передать что-нибудь кому-нибудь на словах. Разумеется, это были вполне вежливые просьбы вроде: перезвонить по возможности, сообщений о том, кто куда ушёл и когда будет.

Я набрал на домофоне номер своей квартиры и услышал голос моей старшей дочери:

- Кто там?

- Вика, открывай. Папа пришёл.

Хрипловатый динамик передал вопли младшенькой:

- Папа, папа вейнуйся. Папа домой пьисёй! Уя!!!

Не все оказались так беззаботно рады моему появлению. Лиля была не на шутку встревожена. Ей однозначно не нравилось, то, что я "забил" на лечение и сбежал из больницы. Даже увещевания о необходимости появиться на работе, чтобы предупредить о своём состоянии наткнулись на жёсткое заявление, что Лиле нужен живой и здоровый муж, и детям нужен отец. А с карьерой можно и повременить - здоровье дороже. Раньше с нехваткой денег справлялись и теперь не пропадём.

В итоге я соврал, сказав жене, что у меня был очень сильная аллергическая реакция - анафелактический шок. а теперь моей жизни и здоровью ничего не угрожает. Я даже выполнил пару весьма сложных и тяжёлых физических упражнений, чтобы доказать ей, что я чувствую себя прекрасно и полон сил. Ну, как мне было объяснить жене, что не о работе я думаю, а о той самой юной красавице, которая поразила меня в самое сердце. Виноват я перед своей Лилей, очень виноват.

Меня откровенно мучила совесть. Я люблю свою жену, и мне было откровенно стыдно за свою непонятную и такую навязчивую страсть. Я никогда ей не изменял. Конечно, были какие-то увлечения на работе, но это никогда не переходило границ лёгкого флирта и необязательных знаков внимания без последствий. Отношения с приглянувшимися коллегами женского пола сохранялись на уровне тёплых приятельских. В какой-то мере это разнообразило скучную офисную жизнь.

Я чувствовал себя подонком, потому что сейчас лукавил перед супругой. Я был страстно увлечён юной девушкой, с которой даже не был знаком. Болезненная тяга к юной девушке, которая фактически была ещё ребёнком, пугала меня. Так не должно быть! Ведь я никогда раньше не испытывал влечения к несовершеннолетним. У меня росли две дочери, и я без сожаления порвал бы на куски любого, кто попытался бы их обидеть. Но вернувшись домой, я понял, что все мои планы по удушению неуместной любви обречены на провал. Неужели я превращаюсь в извращенца? Какой ужас!

Для усиления моих терзаний память гаденько подсунула мне воспоминания о страстной ночи, когда я видел и чувствовал в своих объятиях юную нимфу вместо законной супруги. Мне стало совсем гадко. Я чувствовал себя мерзким Гумбертом с его больной статью к юной Лолите.

Свои душевные муки я успокоил тем, что завтра утром увижу ту самую девушку и её отца. Поблагодарю её за хорошее пожелание, которое сбылось. Удостоюсь подозрительного и гневного взгляда отца девочки и на этом все и закончится. Пусть он мне врежет по морде, может быть тогда я избавлюсь от своего ужасного наваждения.

Не тут-то было.