Бузулуцкие игры

Глава шестнадцатая,

Немало найдется людей, видевших, как уезжают из деревень и провинциальных городков стройотрядовцы. Сезон завершен, коровники и зернотоки возведены, и в автобус садятся уже не мальчики, но мужчины. Как их провожает женская половина провинциального поселка! Утирая слезы и распухшие носы, она их провожает, в то время как мужская половина тайно ликует. Если ты видел, как покидают райцентры стройотрядовцы, а тем более сам был стройотрядовцем, читатель, ты освободишь меня от необходимости описывать отъезд легионеров в лагерь имени Ф. Э. Дзержинского.

Замечу только, что впереди колонны вместо мотоцикла рядового гаишника шла бежевая «волга» начальника районной милиции. По случаю спортивного праздника в багажнике автомашины позвякивала тара, сам Федор Борисович Дыряев сидел на переднем пассажирском сиденье в спортивном костюме, тесно облегающем его отнюдь не спортивную фигуру. Впрочем, и его подчиненные выделялись среди спортивно подтянутых римских легионеров или выпирающими животами, или излишней для их возраста худобой.

Старший участковый Соловьев занимался погрузкой в автобус объемистых кастрюль, из которых остро и заманчиво пахло маринованным лучком и будущим шашлыком. Кому как не Соловьеву следовало доверить заготовку провианта для будущих рекордсменов ристалища и утешительных обедов для побежденных? Все участники свято придерживались древнего принципа, окончательно сформулированного основателем олимпийского движения Кубэртеном: важна не победа, важно участие. Получив ответственное задание и открыв для себя перспективу, Соловьев делал все возможное и невозможное для досрочного получения майорских погонов.

Федор Борисович с тревогой поглядывал на часы. Отъезд затягивался. Областная комиссия морила червячка в кафе «Тихий Дон» уже второй час, и только искусство тамады в лице Митрофана Николаевича Пригоды не давало членам комиссии бесконтрольно расползтись по Бузулуцку. Но рано или поздно областные ревизоры могли возжелать освежиться, а дорога к Дону пролегала как раз мимо спортивного зала школы, где готовились к отправлению легионеры.

Подполковника радовала предусмотрительность первого секретаря, который всех возможных информаторов комиссии из советско-партийного аппарата направил в дальние хозяйства для осуществления контроля за проводимыми сельскохозяйственными работами. Для школьных интеллигентов силами районо был организован открытый урок в Тростяновской восьмилетней школе, потенциальные предатели из медицинского персонала отправились проводить профилактические прививки пенсионерам в Алимо-Любимовку, а неблагонадежные торговые работники выехали проводить день торговли в совхоз «Реконструкция».

Однако поторопиться с отъездом все-таки следовало, поэтому Дыряев обрадовался, когда старший участковый доложил ему, что погрузка продуктов и необходимого инвентаря закончена.

Подполковник вылез из автомашины, оглядел выстроившихся у автобусов милиционеров и легионеров и с досадой отметил, что по части выправки и молодецкой стати милиционеры заметно уступают иностранцам. «Мало я их гоняю, — подумал начальник милиции. — Хромает у нас физическая подготовка. Пожестче мне надо быть с моими оглоедами, ишь разъелись на колхозных харчах!»

Пригода выделил три львовских автобуса и один «Икарус». Личный состав был готов занять свои места.

У забора толпой стояли опечаленные женщины. Центурион Птолемей Прист о чем-то разговаривал со своей бузулуцкой пассией. Он перемежал родную речь русскими словами, а недостаток в словах восполнял выразительностью жестов. Клавдия от него не отставала.

В толпе провожающих Федор Борисович заметил Леночку Широкову. «Это кого ж она-то провожает? — заинтересовался подполковник. — Из наших кого или из Птолемеевских бойцов?» Проводив печальный взгляд девушки, начальник милиции усмехнулся: «Бедная ты овечка! Да разве можно в такого волка влюбляться? Узнает отец, он же тебя из дому не выпустит, и правильно сделает. Была бы у меня дочь, я бы никогда не позволил ей голову потерять от этого Челентано!»

Посреди тоскующей женской толпы одиноким и унылым гусаком стоял заместитель начальника милиции. Подполковник простился с ним холодным кивком, приподнял подбородок — не робей, парень, не на всю жизнь уезжаем!

— По машинам! — скомандовал он. Так в приснопамятные двадцатые годы его дед, командовавший белой сотней и награжденный впоследствии орденом Боевого Красного Знамени, командовал:

— По коням!

Подойдя к центуриону, подполковник Дыряев вежливо и не без лукавства поздоровался с грустной женщиной и обратился к командиру будущих соперников:

— Прошу в машину, Птолемей Пристович!

К тому времени гулянка в кафе «Тихий Дон» набирала свои обороты. С каждой новой стопкой правила приличия становились чем-то вроде заповедей Господних — где-то изложены, да не про нас. Шеренга пустых бутылок у кассы становилась все длиннее, а паузы между стопками — все короче. Уже были произнесены дежурные тосты и здравицы областным руководителям и Центральному Комитету, уже Скубатиев пожелал району успехов в выполнении решений очередного Пленума и планов по зерновым и мясу, немало было выпито за любовь, мир во всем мире и чистое небо над головой. В кафе забушевало подобно степному пожару веселье, оно постепенно набирало обороты, и рычала принесенная кем-то из партактива гармонь, и председатель ассоциации товаропроизводителей Бузулуцка, выбивая чечетку каблуками остроносых австрийских туфель, залихватски голосил:

Вышла девушка на реку,

Увидала в речке грека,

Грека стал краснее рака,

Повернулся к девке…

И это была частушечка из самых приличных, потому что все остальные можно было воспроизвести печатно примерно в следующем виде:

На… ты……,

…… бедовой?

…… звездою!

Рудольф Константинович не пьянел. Только лицо его багровело и глаза становились уже. Вскоре Скубатиев стал похож на китайского медного божка, восседающего в распустившемся лотосе. От выпитого морщинки на его лице разгладились, и весь облик Рудольфа Константиновича стал умиротворенным, словно он готовился сфотографироваться у переходящего Красного Знамени. Со стороны можно было даже подумать, что умудренный житейским опытом патриарх многочисленного семейства снисходительно наблюдает за невинными шалостями своих домочадцев.

Запыхавшегося товаропроизводителя сменил начальник передвижной механизированной колонны, веселый от того, что в свете новых решений партии ему удалось открыть на территории мехколонны три самостоятельных кооператива. Председатель ассоциации подошел к Пригоде, на ходу вытирая лысину большим цветастым платком, и тревожно спросил:

— Водки хватает? Может, к Маринке домой послать — пусть магазин откроет?

— Должно хватить, — успокоил его Митрофан Николаевич, заглядывая под стол. — С пол-ящика еще будет!

Долговязый секретарь парткома коптильного цеха Мерзликин чечетки не отбивал, но меха гармошки рвал словно ворот тельняшки на расстреле. Непечатных выражений в его припевках было поменьше, очень было похоже, что весь запас ненормативных выражений Мерзликин тратит еще на работе в борьбе с вороватыми коптильщиками, снабжавшими копчеными морскими деликатесами почти весь Бузулуцк.

— …., — вдруг сказал Скубатиев и попытался негнущимися пальцами ущипнуть пышный боте сорокалетней буфетчицы кафе. Ее специально приставили обслуживать сановных представителей областного центра, чтобы сохранить их моральный облик в незапятнанной чистоте. Но вот просчитались. Поговорка, гласящая, что не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки, еще раз показала свою живучесть и истинность. Глядя на ставшую вдруг слащавой и похотливой физиономию Скубатиева, Митрофан Николаевич Пригода с облегчением осознал, что водки оказалось вполне достаточно.