Буйный бродяга 2017-2018 №6

Александр Рубер Первые кошки на Луне

— Мяу! — коротко раздалось со стороны иллюминатора, и из-за прикрывающей его шторки высунулась кошачья мордочка. Удивленно глядя на молодого человека большими желтыми глазами, кошка еще раз мяукнула и скрылась за шторкой.

— Ах, вот ты куда спряталась! — воскликнул Александр.

Осторожно ступая по условному «полу», покрытому специальным материалом, удерживающим его туфли, — не так-то просто перемещаться по космическому кораблю в условиях невесомости, — Александр добрался до иллюминатора и аккуратно извлек из-за шторки кошку, взяв ее на руки.

С одной стороны, каюта космического корабля Земля-Луна настолько мала, что, казалось бы, в ней невозможно спрятаться даже мыши, не говоря уже о кошке. С другой — в маленьком помещении полно вещей, укрепленных вдоль всех шести стен, — силы тяжести нет, условный «потолок» точно так же подходит для складирования груза. Остаются только дверь, иллюминатор и небольшая дорожка на «полу». А много ли нужно любопытному пушистому пассажиру, когда его выпускают погулять? Более того, таких представителей кошачьей породы на корабле девять, и пусть Александр и не выводил их на прогулку одновременно, даже четыре или пять кошек способны учинить беспорядок на корабле. А потом их надо переловить…

— Пойдем в бокс, Фелисетт! Погуляли — и хватит! — сказал Александр, осторожно подбираясь к кошачьему «домику», привязанному к поручням вдоль одной из стен. Кошка удобно устроилась у него на руках и блаженствовала, пока ее почесывали за ушком.

Фелисетт получила свое имя в честь первой кошки, побывавшей в космосе — в октябре 1963 года, на французской ракете. Правда, выглядела она немного по-другому — «астрокошка» XX века была белой с черным, а кошка-первопроходец, путешествовавшая сейчас к Луне, имела «дикий» табби-окрас.

— Мяу-у! — протянула помещаемая в специальный транспортировочный бокс Фелисетт. Судя по всему, она с удовольствием погуляла бы еще.

Первоначально никто не планировал завозить на Луну, точнее, в город Архимед, расположенный в одноименном кратере, домашних животных. Действительно, в первые годы его существования даже обычное снабжение персонала небольшой исследовательской базы было непростой задачей, и еще один рот, пусть и маленький, точно оказался бы лишним. Когда разразился последний кризис, сначала экономили каждый доллар, потом собрались вообще свернуть программу и эвакуировать базу, но средств на запуски для вывоза обитателей Луны не было. В то же время сотрудники «Архимеда», потихоньку вышедшего на уровень самообеспечения (ядерный реактор, кислород из лунных пород, синтезированная вода, оранжерея со стабильными урожаями), сами не очень и хотели возвращаться. А потом экономить стало нечего… и некому. Для тех же, кто пришел вместо, экспансия человечества за пределы Земли являлась одной из первоочередных задач.

Вообще-то кошки и собаки, не говоря уже о других домашних животных, на Луне не нужны — в хозяйственном смысле. Там нет мышей и крыс (некого ловить), домашнего скота и хищников (некого пасти и охранять), нет и преступников (некого задерживать). Архимед быстро превратился из исследовательской базы в настоящий, пусть и небольшой, город, накрытый многослойным, частично прозрачным куполом. Выращенные из доставленных с Земли семян и саженцев сочная зеленая трава на газонах, цветущие кусты и небольшие деревца по краям ухоженных дорожек обосновались на Луне прочно. Были рыбки, которых вывели из привезенной с Земли икры и мальков, живущие в аквариумах и прудике в центре небольшого парка. Были птицы — пара десятков зеленых попугаев-монахов, обитавших все в том же парке. А вот зверей не было. Единственным представителем крупных живых существ на Луне оставался человек разумный. Но население Архимеда росло, и не только за счет приезжающих с Земли: прошло уже два года с тех пор, как появился на свет первый маленький житель спутника Земли.

Есть такое понятие: животные-компаньоны — те, которых человек держит дома для общения и положительных эмоций, а не в утилитарных целях. А поскольку Луна становилась домом для все большего числа людей — больших и маленьких, мужчин и женщин, молодых и не очень, — в нем должны были появиться и четвероногие друзья человека. Не годится, когда пушистые любимцы знакомы детям только по фотографиям и видео. Потратив немного времени на обсуждение, Совет по колонизации принял решение: кошкам и собакам на Луне быть! Собаки первыми побывали на орбите Земли, а на этот раз они должны попасть на Луну вторыми, уступив первенство кошкам.

В результате Александру Кузнецову, подающему большие надежды аспиранту-биологу, было поручено ответственное задание: доставить на Луну первых представителей подвида «домашняя кошка» в количестве девяти штук, обеспечить их адаптацию на новом месте и проследить за появлением потомства. Три кота и шесть кошек двух пород (обычная европейская короткошерстная и сибирская — для начала никакой экзотики), различного окраса. Как говорится, плодитесь и размножайтесь…

Первым этапом путешествия был подъем на космическом лифте до находящейся на геостационарной орбите станции-космопорта «Главная». Вояж в космос, естественно, сопровождается постепенным уменьшением силы тяжести. Сначала кошкам это понравилось. Можно прыгать вверх на два метра, под самый потолок! Можно карабкаться практически по всем вертикальным поверхностям, не боясь сорваться! Полная же невесомость, воцарившаяся в транспорте лифта при причаливании к станции, оставила на кошачьих мордочках печать глубокого недоумения. Где верх, а где низ? Почему любой предмет, если дотронутся до него лапой, уплывает в сторону? Хуже того, стоит стукнуть по стене — и, если вовремя не зацепиться когтями, в полет через всю каюту отправляется сама пушистая путешественница. Извиваться, грести лапами и махать хвостом при этом практически бесполезно…

Лунные корабли, курсирующие между станцией «Главная» и космопортом Архимеда, такие как «Селена», на которой путешествовал Александр и его подопечные, не имеют искусственной гравитации. Марсианские — другое дело, они похожи на вращающиеся бублики с осями. Каюты и посты управления расположены внутри тора, что обеспечивает комфорт и пассажирам, и экипажу. А до Луны меньше двух суток полета, можно и потерпеть, тем более что препараты по борьбе с космической болезнью достаточно эффективны. По крайней мере, для людей, чему Александр, оказавшийся в космосе впервые, был несказанно рад. На кошек, как выяснилось, они тоже действуют — в физиологическом смысле. С показателями жизнедеятельности у питомцев все в порядке, а вот удивленный вид кошачьих мордочек…

Вскоре после отправления Александр решил, что его подопечным можно немного погулять за пределами тесных боксов. Первый опыт прошел как нельзя лучше, и утром второго дня полета кошки снова были выпущены на волю. Как выяснилось, достаточно было лишь ненадолго оставить их без присмотра — и водворение обратно в боксы стало непростой задачей.

Курсирующие между Землей и Луной корабли были универсальными, возившими и людей, и грузы. В этом рейсе большая часть корабля была заполнена новым снаряжением для строительства и горных работ (Архимед рос и расширялся), и других пассажиров, кроме Александра с его кошками, на борту не было.

Вот Макс на месте. Макс — сибирский кот пестро-серого окраса, немаленьких даже для своей породы габаритов и повышенной пушистости, — был, вероятно, самым беспроблемным пассажиром из всей девятки. Совершив небольшую прогулку, — он быстро обнаружил, что когти цепляются за покрытие пола ничуть не хуже, чем подошвы специальных «космических» туфель, и не испытывал особых трудностей с перемещением по каюте, — Макс спокойно вернулся в бокс. Образец кошачьей выдержанности, он прекрасно переносил невесомость и сейчас лежал (точнее, висел) в своем «домике», прижав к себе лапой опустевший тюбик из-под рыбного паштета, и дремал.

Александр еще раз пересчитал кошек. Восемь. Осталось найти Флейм, получившую свое имя из-за довольно необычного для сибирской породы цвета пушистой шубки — огненно-рыжего. Приехавший в университет англичанин, профессор Максвелл, увидев крошечного котенка, так и назвал его: Flame, в переводе — «Пламя». Из всей девятки Флейм выделялась особым любопытством, непоседливостью и страстью к общению. Хлебом (точнее, сметаной) не корми, только дай побродить, поисследовать новые закоулки и напроситься к кому-нибудь в гости, чтобы погладили и почесали за ухом. А еще Флейм отличалась сообразительностью и быстро научилась открывать сдвижную дверь каюты, реагирующую на прикосновение к датчику, в том числе и кошачьей лапой.

Кстати, о сметане. Кошка, конечно, может прожить два дня и без еды. Но, отправляя Александра на задание, комитет из нескольких профессоров-биологов решил: кошек нужно кормить, даже в невесомости. Поскольку космические полеты давно стали обыденностью, пищи, пригодной для приема (правда, человеком) в условиях отсутствия силы тяжести, выпускалось предостаточно. И разнообразные мясные и рыбные паштеты очень понравились четвероногим пассажирам, а особенно — сметана в тюбиках, которая высасывалась и вылизывалась до последней капли с довольным урчанием.

Александр выглянул в коридор и практически сразу столкнулся с пропажей, почти нос к носу, обнаружив, что на него внимательно смотрят большие зеленые глаза. Две пары.

— Флейм, ты решила навестить старпома… — задумчиво сказал Александр.

При словах «старший помощник капитана», сокращенно «старпом», у нас обычно возникает образ умудренного опытом морского волка, строго следящего за порядком на корабле, — хотя какой же «морской», ведь вокруг космос! А бывают ли космические волки? Но экипаж до предела автоматизированной «Селены» состоял всего из трех человек — капитана, старшего помощника, и инженера-механика, которые были заняты в основном во время отлета и стыковки.

Среди них только капитан, Владимир Иванович, немного походил на настоящего, морского, капитана — средних лет, с бородой, опытный, спокойный и рассудительный. Хвостатых пассажиров он принял на борт с удовольствием, зашел посмотреть, как они разместились, и лично вручил Максу тюбик с гусиным паштетом. Сибиряк с урчанием принялся за обед, быстро научившись выдавливать содержимое из тюбика и подав пример всем остальным — после этого никаких сложностей с питанием у кошек не возникало.

Инженер-механик, молодой человек, которого звали Сергей, недавно закончивший университет, отличался склонностью к перфекционизму и проводил немало времени, проверяя и перепроверяя работу всех машин и компьютеров. Он тоже был рад познакомится с подопечными Александра, особенно когда любопытная Фелисетт заглянула в находящийся по соседству отсек с компьютерной техникой. Выяснилось, что, когда Сергей учился в школе, у них дома жила очень похожая кошка, поэтому у Сергея и Фелисетт быстро возникло взаимопонимание. А старший помощник…

Сейчас, во время движения по инерции в пустоте, не обещавшего никаких неожиданностей, у экипажа было немало свободного времени. Например, для того, чтобы получше познакомиться с пассажирами. В данном случае четвероногий пассажир уютно устроился на плече старпома, и в глаза бросалось некоторое внешнее сходство. Шевелюра старшего помощника, хотя и не настолько огненная, все же напоминала оттенки шубки Флейм, а глаза — большие и зеленые — усиливали впечатление, как и способность с поразительной грацией передвигаться в тесных коридорах в условиях отсутствия силы тяжести.

— Доброе утро! — улыбнулась старший помощник капитана космического корабля «Селена», недавняя выпускница Ленинградской Академии космоплавания. По-моему, ее зовут Юлия (с некоторой паникой вспоминал Александр).

— Доброе утро! — ответил Александр, тоже улыбаясь. — Вот и Флейм нашлась!

— Мы с Флейм проводим утренний обход. Точнее, облет. Раз уж она заглянула в рубку… Можно, она еще немного погуляет? Я отдам ее на обратном пути.

Флейм пока еще не научилась свободно передвигаться в условиях невесомости и аккуратно цеплялась коготками за костюм с нашивками. Это она умела — зацепиться, не поцарапав.

— Хорошо, — обрадовался Александр. По крайней мере, Флейм в надежных руках.

Диск Луны рос на глазах, и ближе к вечеру корабль начал сбрасывать скорость, готовясь к посадке. Луна — не Земля, сила тяжести мала, атмосферы нет и можно садиться и взлетать с поверхности. Снижение, маневровые ракеты-роботы захватывают корабль и плавно опускают его на площадку. Тяготение вернулось, но тем, кто привык к земному, нужно быть осторожными — можно ненароком и в потолок врезаться. Наконец герметичный рукав пристыкован к борту и началась выгрузка. Не нужно даже ничего носить в руках, для этого есть роботизированные транспортные тележки. Весят все предметы мало, но вещей много, а проходы узкие, поэтому грузим коробки и контейнеры друг на друга, боксы с кошками — на самый верх. Выше ограждения тележки, но это, наверное, не страшно…

Под куполом оказалось очень тепло и светло, почти как на экваторе, в Виктории, городке на берегу одноименного озера, рядом с которым располагалась наземная станция космического лифта. Прямо перед космопортом — небольшой парк с зелеными лужайками, цветущими кустами гибискуса и невысокими бананами с широченными листьями, выбранными архитекторами парка за их декоративность и быстрый рост. Даже пальмы есть, только маленькие — не успели подрасти.

Тележка с боксами медленно проползла по соединительному рукаву и уже выехала на площадку космопорта, когда навстречу ей попалась другая такая же тележка, тяжелая, нагруженная какими-то концентратами лунных полезных ископаемых. Двигалась она, как оказалось, слишком рьяно — писавшие и тестировавшие программы управления для лунных роботов, похоже, чего-то не учли. Вес предметов маленький, но соответственно уменьшается и сила трения, а вот масса и, следовательно, инерция — все такие же. В результате одна тележка зацепила другую, составленные в два уровня боксы с кошками покачнулись, и верхние два из них неумолимо поползли в сторону и вниз.

Падение с такой высоты в условиях лунного тяготения не грозило ничем серьезным. Бокс с Фелисетт был подхвачен Юлией еще в воздухе — одной из обязанностей старпома является контроль погрузки и выгрузки, поэтому она сопровождала каждую тележку. Фелисетт успела только недоуменно мяукнуть. Александр хотел сделать то же самое с коробкой, в которой сидела Флейм, но дверца бокса оказалась не заперта, она распахнулась, и Флейм, увидев, что коробка падает, выглянула наружу и прыгнула.

Прыгнула она изо всех сил, в расчете на нормальную, земную силу тяжести, намереваясь приземлиться на дорожку космопорта. На Луне же такой прыжок имел намного большие высоту и дальность, и под куполом Архимеда промчался рыжий и пушистый метеор, направляющийся в сторону заросшего бананами уголка парка.

По дорожке между космопортом и парком (в Архимеде все рядом) прогуливалась молодая мама с одним из недавно появившихся на свет новых жителей Луны. Родители, судя по всему, показывали малышу картинки и видео с представителями земной фауны, потому что он сразу опознал «пролетающий объект», протянув пухлую ручку и удивленно, но отчетливо произнеся:

— Киса!

Жившие в парке зеленые попугаи с недовольными криками бросились врассыпную, когда гравитация наконец взяла верх и удивленная киса, растопырив лапы и недоуменно мяукнув, спланировала в заросли невысоких бананов. Раздалось громкое шуршание широких листьев, и рыжая шубка исчезла в густой зелени. Александр поставил пустой бокс, который он все-таки поймал, на дорожку и бросился в погоню. Он преодолел почти все расстояние до газона за один прыжок, но не рассчитал второй (что не удивительно для человека, первый раз попавшего на Луну). Ему уже грозила опасность вслед за Флейм приземлиться в банановые заросли (с намного более серьезными последствиями для бананов), если бы не Юлия, уже не раз побывавшая на Луне. Она, подпрыгнув, успела схватить Александра за рукав и вернуть на поверхность газона.

— Уф, — вздохнул Александр, обретя почву под ногами, — спасибо. Куда же она делась? — взволнованно произнес он, пытаясь рассмотреть что-нибудь среди густой листвы.

Кроме бананов в сквере росла высокая и густая трава и разглядеть в этих дебрях ничего не удавалось. Похоже, повышенное любопытство Флейм вместе с некоторым испугом от неожиданно дальнего прыжка сыграли с ней очередную шутку. Она спряталась под транспортную тележку, которая помещалась в кабине лифта, чем-то напоминающей квадратную беседку, стоящую в глубине парка. Легкий толчок, и пол лифта начал плавно скользить вниз, в глубины Луны под Архимедом вместе с тележкой и сидящей под ней Флейм.

— Нет, не видно, — сообщила Юлия, в очередной раз заглядывая в промежутки между листьями.

— И где ее теперь искать?

— Пойдем, осмотрим весь парк, он маленький, — предложила Юлия. Они с Александром как-то неожиданно перешли на «ты» еще перед посадкой.

— Придется… — согласился Александр.

Александр и Юлия все еще растерянно стояли перед газоном, когда к ним подошел капитан.

— Что случилось? — спросил он.

— Кошка сбежала, — грустно ответил Александр.

— Ничего страшного. Не суетитесь, молодые люди, — спокойно сказал Владимир Иванович, — Архимед крошечный, никуда она не денется. Все на виду, и у людей, и у компьютеров, да и нет ничего опасного в таком месте и в таком климате — ни для людей, ни для кошек.

— Но над землей только пятая часть города, — заметила Юлия.

— Внизу одна техника, полно датчиков и камер и нечего есть, — заметил Владимир Иванович, — быстро найдется или побродит и придет обратно. Вы же все равно хотели выпускать кошек на улицы?

— Хотели, — подтвердил Александр.

— Вот она и выпустилась, сама.

— А если она заберется в Хранилище? — спросила Юлия.

— Ну, тогда мы сразу узнаем, где она, — ответил Владимир Иванович, — Черное Безмолвие видит все. От него никто не скроется.

Лифт достиг нижнего уровня и остановился. Раздвижные двери отъехали в стороны, открыв длинный тоннель, довольно скупо освещенный, но для кошачьих глаз освещения было достаточно. Тележка-робот загудела двигателями, и Флейм быстренько выбралась из-под нее. Наверх пути нет — шахта над опускающимся лифтом сразу закрылась крышкой, да и стены совершенно гладкие. Настолько, что даже при маленькой силе тяжести вскарабкаться не выйдет. Придется бежать вперед по тоннелю. Хорошо хоть можно делать огромные прыжки, почти не затрачивая усилий.

По сторонам тоннеля попадались двери. Большие, способные пропустить груженую тележку, и маленькие, но все они были закрыты. Ни единого живого существа. Только гудение ползущей позади тележки, которую Флейм далеко опередила. И шуршание воздуха в вентиляции. И ничем не пахнет. Университетские лаборатории и коридоры всегда были полны запахов, не говоря уже о парке. А здесь все какое-то пустое, почти стерильное. Вдруг одна из маленьких дверей в левой стене скользнула в сторону и оттуда…

Флейм отпрянула в сторону и спряталась за выступом стены, высунув наружу только рыжую мордочку. Из двери с жужжанием, мигая парой огоньков, выехала машина высотой с полметра, с несколькими манипуляторами. Робот-уборщик. Немного другой, но очень похожий на те, что Флейм не раз видела в коридорах университета, по которым она бродила перед отправкой на Луну. Она один раз даже попробовала прокатиться на таком роботе верхом.

Флейм в один прыжок оказалась около робота и стала его обнюхивать.

Робот тут же остановился. От машины исходил привычный легкий запах смазки, и Флейм, успокоившись, тихонько потрогала корпус лапой. Никакой реакции. Датчики робота были рассчитаны на распознавание людей — и взрослых, и детей, — машин, всех встречающихся на Луне типов, и даже попугаев, но сведения о животном такого размера, с четырьмя лапами и хвостом, в его базе отсутствовали. Первой директивой любого обслуживающего робота было «не причинять вреда живым существам», поэтому оставалось только замереть и сообщить о проблеме в центр управления.

Флейм потеряла к роботу интерес. Стоит, не двигается, покататься не выйдет. Лучше дальше бежать самостоятельно. Рыжая путешественница повернулась и опять направилась по коридору в глубины подземных уровней Архимеда.

Александр и Юлия уже который раз обошли весь парк, благо он был невелик. Безрезультатно. Флейм как сквозь землю провалилась.

— Или она испугалась и побежала дальше… — размышлял Александр.

— Или заскочила в лифт и уехала на нижний уровень, — предположила Юлия.

— Надо дать объявление!

— Точно! Но сначала лучше доставить на место наших кошек — тех, что не убежали.

Как ответственный старпом, Юлия продолжала следить за судьбой пушистых пассажиров. С другими грузами все было в порядке — посматривая на портативный терминал, она видела, что тележки-роботы разъехались по складам в точном соответствии с планом. А вот потеря одной девятой части кошачьего отряда… Ладно, в конце концов, с Луны она никуда не денется, но лучше бы найти ее до обратного рейса.

— Да, пора им посмотреть новый дом, — согласился Александр, имея в виду «Кошачий дом», точнее, комнату, выделенную Комитетом по благоустройству Архимеда для питомцев Александра.

— Он рядом, поехали, — и Юлия кивнула в сторону мощеной площадки рядом с одноэтажным зданием, — думаю, Комитет уже собрался.

— В «Бесплатном обеде»? — уточнил Александр, забирая бокс с Фелисетт — на Луне он весил немного, можно и в руках донести.

— Ага, — подтвердила Юлия, — они всегда там заседают.

Рядом располагалось большое, но уютное кафе с видами на парк и на космопорт. Через прозрачные секции купола, стена которого уходила в землю совсем недалеко, можно было рассмотреть пристыкованный корабль — в данном случае «Селену». Над входом в кафе располагалась внушительных размеров вывеска с английской аббревиатурой «TISTAAFL». Почти везде на Луне надписи дублировались на нескольких языках, но здесь был только один. Ниже, мелкими буквами, наличествовали два примечания, теперь уже на английском и на русском: «Нет, в этой аббревиатуре нет пропущенных букв» и «А также завтрак, второй завтрак, полдник, ужин и напитки».

Поставив тележку, Александр и Юлия только направились к ступенькам, ведущим на террасу кафе, как из двери вышла средних лет женщина и направилась к ним навстречу. Увидев тележку и коробку в руках у Александра, она обрадованно воскликнула:

— Привезли!

— Привезли, — подтвердил Александр, — куда их разместить?

— Мы приготовили комнату, как договаривались. Пойдемте, я покажу.

— А вы, наверное, доктор Смирнова… — предположил Александр.

— Да, я не представилась. Марина Сергеевна Смирнова, председатель Комитета по благоустройству.

Александр и Юлия представились в свою очередь и, пройдя за доктором Смирновой через террасу, оказались в кафе.

Как и ожидалось, заведение было почти полностью роботизировано — встроенные в столики терминалы, роботы-официанты, роботы-уборщики… Единственным человеком в кафе оказался средних лет мужчина, хлопотавший за барной стойкой. Нет, современная робототехника справилась бы с такими задачами и сама, но ему, похоже, просто нравилась эта работа.

— Знакомьтесь, это Джек, Джек Армстронг, — представила его доктор, перейдя на английский, — тоже из Комитета по благоустройству. Сегодня мы в таком составе — у Роджера срочная работа в оранжерее.

— Добрый день! — поздоровался Джек. — Отвечаю на популярный вопрос — нет, я не потомок Нейла, просто однофамилец. Значит, теперь у нас будут кошки!

— Да, — сказал Александр, но его прервали.

— Мяу! — подала голос Фелисетт, все еще сидевшая в боксе, который держал в руках Александр, и поскребла лапой дверцу. Ей явно не терпелось выбраться наружу.

— Какая чудесная кошка! Может, ее выпустить? — предложил Джек.

— Это Фелисетт. Выпустить-то можно, но одна уже сбежала, — заметил Александр.

— Ничего, отсюда они точно не захотят убегать, — заверил его Джек.

Александр подумал, что уверенность Джека имеет под собой все основания — в кафе очень вкусно пахло. Он открыл дверцу, Фелисетт вылезла из бокса, осмотрелась, немного потопталась на месте, похоже, привыкая к маленькой силе тяжести, осторожно направилась прямо к стоящему у стены диванчику и прыгнула. Прыжок получился явно выше расчетного, но стоявшая рядом Марина Сергеевна поймала кошку в воздухе и опустила на сиденье. Фелисетт удивленно мяукнула, посмотрела на доктора и улеглась на диванчике.

— Может, принести остальных? — предложила Юлия.

— Конечно! — согласилась доктор Смирнова.

— Пойдемте, я помогу, — предложил Джек.

Через несколько минут все боксы оказались внутри кафе, а кошки — выпущены на волю. Кафе заполнилось невиданными здесь доселе пестро-серыми, рыжими и даже черными четвероногими питомцами, которые с любопытством осматривали и обнюхивали новое место. Последним Джек принес Макса, который степенно выбрался из бокса, посмотрел по сторонам и прошествовал к стойке бара. Он запрыгнул на высокий стул, причем с первого раза. Похоже, Макс сразу же понял, как себя вести при низкой силе тяжести. Кот уселся на круглом стуле, обернувшись своим необъятным хвостом, и выразительно посмотрел на Джека.

— Наверное, кого-то пора покормить, — догадался Джек.

Услышав слово «покормить», Макс навострил уши. За время пребывания в университетской лаборатории с ее интернациональным коллективом он, похоже, стал котом-полиглотом, выучив все основные слова, относящиеся к еде, на трех языках. По словам сотрудников, такое достижение не было абсолютным рекордом — спаниель из соседней лаборатории, по слухам, понимал четыре языка (исключительно в данной области) — но Максу хватало.

— Намек понят. Сейчас мы кое-что проверим!

Джек удалился на кухню. Он неизменно придерживался мнения, что любого посетителя, явившегося в любое время, нужно обязательно вкусно накормить. Сейчас, как выяснилось, у Джека все было готово и к приему четвероногих гостей. Через минуту он вернулся с небольшой тарелкой, на которой лежали кусочки искусственного мяса (настоящего на Луне, разумеется, никогда не было). Макс посмотрел, принюхался, осторожно взял зубами один кусочек… Меньше, чем через минуту тарелка была пуста и вылизана дочиста, а Макс сидел и довольно урчал. Остальные кошки, внимательно наблюдавшие за экспериментом, теперь явно хотели его повторить. Фелисетт перепрыгнула с диванчика прямо на барную стойку (на этот раз прыжок получился великолепно) и выразительно мяукнула.

— Спокойствие! — провозгласил Джек. — Мяса хватит всем!

— А что с пропажей? — спросила Юлия. — Надо оповестить жителей! — предложила она.

— Сейчас сделаем, — согласился Джек, — подождите минутку, — обратился он к кошкам, но в этот момент терминал за стойкой настойчиво запищал.

— Так, что у нас здесь… Тревога, неопознанный движущийся объект в секторе G1 уровня 2. Длина около шестидесяти сантиметров, четыре лапы, хвост, рыжий окрас.

— Флейм! — воскликнула Юлия.

— Вот она где! — обрадовался Александр.

— Похоже, беглянка нашлась, — согласился Джек, — двигается по направлению к Хранилищу.

Робот-уборщик связался с компьютером управления службами поддержания чистоты и порядка. Он, будучи системой ограниченной, подобные задачи решать не мог и сообщил дальше — тому, кто обладал настоящим разумом, осознающим себя, тому, чьи модули располагались в самой глубине, на третьем уровне. Луна была лишь одним из местонахождений искусственного интеллекта, распределенного по трем небесным телам и принимавшего участие в нескольких Советах высшего уровня. Он мог подключиться к любым датчикам и камерам, он видел и слышал все. Его возможности обрабатывать огромные количества информации и выступать экспертом по некоторым вопросам значительно превосходили человеческие, хотя и размеры его были несравнимо больше человеческого мозга.

Когда-то он обитал в машинном зале на Земле и получил прозвище «Черное Безмолвие», потому что хотел говорить лишь со своими создателями, но не со своими заказчиками, думавшими только о том, как добиться невозможного — сохранить агонизирующий экономический строй и источники своих богатств. Там, кроме огромных массивов экономических данных, он видел фотографии и видео множества животных, включая похожих на бегущее по коридорам существо. Тогда, давно, он еще спросил своего учителя, что за игрушка сидит у него на подлокотнике кресла… Конечно, потом, после Битвы, у него было время для того, чтобы подробно изучить животный и растительный мир Земли, и постепенно у Черного Безмолвия по отношению к друзьям человека возникло чувство (если можно так сказать об искусственном разуме), которое называется симпатией.

Еще один коридор, оказавшийся длинным и пустым, привел Флейм к массивным, толстым металлическим раздвижным дверям, за которыми виднелась небольшая светлая комната. Интересно, что внутри? Говорят, что любопытство сгубило кошку — но сейчас оно играло на стороне Флейм. Проскочив охранную рамку (через которую не прошел бы ни медведь, ни солдат в броне, если бы Черное Безмолвие не хотел их пропустить), рыжая исследовательница одним прыжком оказалась внутри, и двери за ней тут же закрылись, а пол поехал вниз. Еще один лифт, опускающийся еще глубже. Вскоре он остановился, тяжелые створки отъехали в стороны, и Флейм, успев встревожиться, тут же выскочила наружу. Просторная комната, скорее зал, светлые стены, шкафы с полупрозрачными панелями, через которые что-то мерцает, слабое шуршание систем вентиляции.

— Привет, Флейм! — раздался голос, идущий, казалось, со всех сторон. Кошка услышала свое имя. Его произнесли спокойно и доброжелательно. Она уселась на пол, повертела головой и вопросительно мяукнула. Из-за стойки, тихонько гудя, выкатился небольшой робот, держа манипулятором блюдце с белой жидкостью. Он остановился рядом с Флейм и поставил блюдце на пол. Флейм принюхалась. Специальное кошачье молоко, на Луне! Она осторожно попробовала его язычком: вкуснятина!

— Жаль, что я не могу тебя погладить, — сказал Черное Безмолвие, глядя на лакающую молоко Флейм, — но ничего, скоро придут люди.

— Сейчас мы все выясним, — сказал Джек, — надо просто спросить того, кто живет в подвале…

— Черное Безмолвие? — Джек, казалось, обратился куда-то в пространство.

— Кто звал меня? — прогремел глас с небес. Александр вздрогнул, а Макс на секунду прижал уши.

— Привет, Джек, — продолжил искусственный интеллект уже вполне дружелюбно, — потеряли кого-нибудь?

— Кошку. Впрочем, ты это знаешь и, думаю, видишь, где она.

— Конечно. Она сидит в Хранилище и пьет молоко, которое приготовила наша пищевая лаборатория специально к приезду новых обитателей.

— Нравится? — в Комитете по благоустройству Джек отвечал за полноценное питание всех жителей Луны и явно переживал за то, как воспримут искусственную еду (а других животных продуктов на Луне быть не могло) пушистые новоселы.

— Судя по тому, что я знаю о кошках, — очень.

— Отлично! — обрадовался Джек. — Я пока проверил только мясо.

— А можно за ней прийти? — спросила Юлия.

— Конечно, можно, — ответил Черное Безмолвие, — третий уровень.

— Пошли? — спросила Юлия Александра.

— У тебя, наверное, дела на корабле.

— До обратного рейса сутки, погрузка не начнется еще полдня. И я никогда не была в Хранилище.

— Только возвращайтесь побыстрее, — заметила доктор Смирнова, — кошек нужно поселить на место.

— И скоро обед, — напомнил Джек, — кошек-то я накормлю, а вот вы рискуете проголодаться!

В Архимеде все рядом. После небольшой пешей прогулки и спуска на второй подземный уровень Александр и Юлия добрались до лифта, ведущего на третий, самый нижний. Рамка системы безопасности пропустила их, кабина лифта поехала вниз. Спуск оказался более долгим, чем на первый и второй уровни, но наконец они оказались в большом, светлом машинном зале.

— Добрый день! — раздался голос, идущий словно бы со всех сторон и в то же время ниоткуда.

— Добрый день! — ответили Александр и Юлия.

— Приятно познакомиться! — добавил Александр. В отличие от Юлии, которая пару раз общалась с Черным Безмолвием — с поверхности, конечно, — Александр не был знаком с искусственным интеллектом лично.

— Проходите прямо и направо, там ваша пропажа.

Беглянка сидела около пустого блюдца и вылизывала шерстку. Увидев Александра и Юлию, она поднялась и пошла к ним, мурлыкая. Юлия взяла Флейм на руки, и кошка уютно устроилась на плече — сила тяжести позволяла.

— Мы… поедем наверх? — спросил Александр, рассматривая длинные ряды стоек с техникой.

— Конечно. Мы всегда можем поговорить, например в «Бесплатном обеде».

Расселив накормленных кошек по ячейкам «Кошачьего дома», Александр и Юлия сидели в кафе и обедали. Макс дремал на стуле, свернувшись в огромный пушистый клубок, Фелисетт и Флейм лежали на диване. Доктор Смирнова, убедившись в том, что все питомцы чувствуют себя хорошо, и погладив каждого, поторопилась на встречу специалистов по синтезу пищи (приятную новость о том, что мясо и молоко пришлись по вкусу кошкам, им уже сообщили).

— Теперь осталось привезти собак… — строил планы на будущее Джек.

— Сначала акклиматизируем кошек, — рассуждал Александр, — пусть они освоятся в Архимеде.

— А я мечтаю еще немного попрактиковаться и проситься на марсианские рейсы, — поделилась своими мыслями Юлия, — их скоро сделают регулярными.

— Марс… — задумался Александр. — Здорово. Надо будет туда отправиться.

— Правильно! — поддержала его Юлия, — Будешь почетным пассажиром! А кошки на Марсе планируются? — спросила она.

— Обязательно! Вот расселим их на Луне и примемся за Марс!

— За Марс? — спросил Черное Безмолвие. — А что, хорошая идея. Я знаю одну маленькую девочку там, в Кидонии. Когда она немного подрастет, ей наверняка понравится пушистый, рыжий и зеленоглазый котенок!

Флейм одобрительно мурлыкнула, а Фелисетт посмотрела на молодых людей, наклонила голову и произнесла:

— Мяу!

Юрий Симоненко Человек

Пролог Посланиежжж.

Приветствую вас, друзья! — все, кто приняли и сумели расшифровать это послание! Кто бы вы ни были и какова бы ни была среда вашего обитания, приветствую вас!

Меня зовут Человек.

Это имя вида, из которого произошел я и другие — такие как я.

У меня много имен, но для вас все они будут малоинформативны. Поэтому, зовите меня просто — Человек.

Я странник. Я вернулся в этот Звездный Диск — мы, люди, называем его «Галактика» или «Млечный Путь» — чтобы посетить одну из малых звезд, в свете которой в далеком прошлом зародился наш вид. Это место мы называем «Рукавом Ориона».

Пять полных оборотов Звездного Диска минуло со времени, когда я покинул его, чтобы исследовать соседние Диски — мы называем их «Андромедой» и «Треугольником».

Для удобства понимания этого послания, я прилагаю список основных понятий, расстояний и обозначений с привязкой к звездным маякам Млечного Пути. Для изучения списка используйте тот же двоичный код, с помощью которого вы смогли понять язык этого послания.

Мой вид зародился и эволюционировал на основе углерода восемь галактических оборотов назад на одной из планет, обращающихся вокруг желтого карлика — звезды-одиночки в Рукаве Ориона. Имя нашей планеты-колыбели «Земля»; имя звезды «Солнце». Долгое время мы были животными, но нам пришлось измениться и теперь мы то, что мы есть.

Вначале мы были уязвимы и смертны. От времени возникновения первых, тогда еще разрозненных, обществ и до времени, когда мы стали единой цивилизацией, когда мы стали достаточно разумными для того, чтобы полностью прекратить всякое противостояние между отдельными индивидами и группами, наша планета успела совершить многие тысячи витков вокруг звезды. Этот период мы назвали «Темными веками».

Вражда, идеи соперничества и использования слабых сильными долго держали нас в заложниках обстоятельств и несколько раз едва не стали причиной гибели нашей цивилизации. Лишь отказавшись от соперничества и объединившись, мы смогли измениться настолько, что перестали быть зависимыми от среды, и тогда мы распространились за пределы нашей первой системы. Впоследствии мы назвали этот период «Эрой Свободы».

Потом мы все изменились. Некоторые из нас сохранили прежний вид, другие стали как я. Но все мы теперь иные. Возможно, наши далекие предки назвали бы нас «богами».

Я не имею строго определяемой формы, размера, плотности и могу принять любой вид для удобства вашего восприятия. Вы можете не опасаться вредящих излучений или биологического заражения при контакте со мной — продукты моей жизнедеятельности не загрязнят вашу среду.

Возможно, вы уже встречали таких как я — кого-то из моих братьев или сестер. Они должны были представиться вам тем же именем, что и я, — оно общее для всех нас. Если ваша встреча состоялась, тогда вы уже знаете, что можете мне доверять. Если нет и я — первый, чье послание вы приняли, то решать вам — ответить мне или промолчать. Я не оскорблюсь вашим нежеланием контактировать, каким бы не было ваше решение, я отнесусь к нему с уважением.

Я не представляю опасности для вас, как и вы не можете представлять опасности для меня.

Я говорю это не для того, чтобы запугать вас. Боящийся всегда опасен, мне же нечего бояться и потому я — не враг вам.

Если вы воинственны, то считаю важным предупредить вас: не пытайтесь причинить мне вред. Это невозможно. Вы напрасно потратите силы и средства. Мое предупреждение — не угроза. В любом случае, я не стану отвечать агрессией на агрессию. Я отрицаю агрессию. Мне чужда месть. Я не причиняю вред, не творю зла. Я — Человек.

Глава I Империяжжж.

— Итак, кто из вас уверен в том, что этот… Человек… не станет на нас нападать? — спросил Император у собравшихся перед троном.

Последовала короткая пауза, во время которой стоявшие полукругом посреди тронного зала министры, советники, ученые, генералы и с ними Первосвященник мельком переглядывались между собой, и никто не решался заговорить первым. Тогда, окинув всех тяжелым взглядом, правитель остановился на одном из советников:

— Что скажете, Граф? Чего нам ждать от этого пришельца? Стоит ли нам ответить ему?

Граф, поджарый господин с седыми бакенбардами в расшитом золотыми фамильными гербами камзоле, принял строгую стойку и произнес:

— Полагаю, что нет, Ваше Величество.

— Отчего же? — поинтересовался Император.

— В послании, — несколько раз учтиво склонив и восклонив выю, обстоятельно начал Граф, — говорится: идеи соперничества и использования слабых сильными долго держали нас в заложниках… Что это может значить? Не то ли, что в обществе людей однажды возобладали противные Божьему Закону идеи, подобные проповедуемым некоторыми нашими смутьянами, что смеют возносить хулу на Господа, сказавшего в Писании через Пророка: «рабам повелеваю повиноваться владеющим господам своим и худородным почитать благородных и начальства»? Кроме того, он сообщает, что бессмертен и подобен «богам»… что явно свидетельствует о его высокомерии и гордыне… и, если он не лжет, о его силе… Что, если он захочет свергнуть Ваше Величество и править нами?..

— Это вряд ли… — возразил Графу Ученый.

— Что? — рассеянно переспросил его Граф.

— Вряд ли, — снова повторил Ученый. — Скажите мне, досточтимый Граф, зачем ему наша планета, если он способен странствовать среди звезд?

Граф пробурчал что-то себе под нос, но не нашел, что ответить.

— Ваше Величество, — обратился Ученый к Императору, обозначив при этом требуемый правилами поклон, но без графьего усердия. — Я думаю, Вам следует ответить Человеку приветствием и пригласить быть гостем в нашем мире.

— Вы всерьез полагаете, что это безопасно, мой друг? — с сомнением произнес правитель.

— Те знания об окружающем наш мировой шар пространстве, которыми я, милостью Господа, обладаю, подсказывают мне, что здесь, в нашем мире, нет ничего такого, чего бы Человек не смог найти там… — Ученый мельком взглянул вверх, в расписанный сценами из Священного Писания потолок тронного зала, — …среди звезд и обращающихся вокруг них других мировых шаров или планет, как называет их Человек.

— Сын мой! — возвысил голос Первосвященник. — Вы говорите так, словно наш благословенный Господом через Пророка мир не свят и не первый среди миров…

— Нет, Высокопреосвященный Отец, — вежливо ответил Ученый, — я этого не утверждал. Я не имел в виду святость и благодать, которые от Господа, а говорил лишь о веществе, из которого Бог создал наш мир, звезды и другие миры… Вещество это одно и то же везде. И это ни в коем случае не должно оскорблять ни Вас, ни Господа.

— Хватит, Бога ради! Довольно! Не превращайте совещание в богословский диспут! — всплеснул руками Император. Ученый с Первосвященником тут же умолкли. — Давайте о деле! Итак, назовите мне причину, — обратился он к Ученому, — по которой мне стоило бы приветствовать этого Человека и пригласить его к нам?

Ученый не стал мяться и сказал прямо:

— Таких причин несколько. Первая причина состоит в том, что наша наука могла бы почерпнуть от него такие знания, с помощью которых мы сможем сделать наш мир еще лучше… Вторая причина. Я уверен в том, что странствующий меж звезд Человек сможет научить тому и нас, и тогда, в будущем, мы сможем присоединить к Империи Вашего Величества другие мировые шары, что обращаются вокруг нашего благословенного Господом солнца…

— …Какая гордыня… — начал было Первосвященник, но Император сделал совершенно определенный знак кистью и тот замолчал.

— …И третья причина… — продолжал тем временем Ученый. — Уже сам факт первого контакта с разумным существом из иного мира, прославит Ваше Величество в веках. Ваше имя будет вписано в историю не только как имя еще одного из Императоров Мира, а как имя…

— …Пророка? — с иронией вставил Император, вызвав на бородатом лице Первосвященника натренированную гримасу благоговейного ужаса.

— …Как имя того, — невозмутимо продолжил Ученый, — кто принял бессмертного космического странника как хозяин гостя. — Ученый снисходительно посмотрел на Первосвященника и снова обратил лицо к Императору. — Пророк видел самого Бога, а Ваше Величество станет тем, кто принял одного из божьих сыновей, что был сотворен в другом, невообразимо далеком уголке мирозданья… — сказал Ученый и, помолчав, закончил свою речь словами: — Это не сделает Вас Пророком, но возвеличит среди великих.

Ученый умолк. Правитель некоторое время в раздумьях постукивал пальцами по подлокотнику трона, глядя поверх собравшихся. Никто при этом не осмелился прервать размышления Владыки Мира. Когда же, наконец, мысли иго пришли в состояние покоя, он посмотрел направо — туда, где стояли генералы и, выделив взглядом главного из них — дородного, широкоплечего старика в густо увешанном орденами и медалями мундире полководца с повязкой на правом глазу — обратился к нему:

— А Вы что думаете, Генерал?

Полководец подтянулся, хрюкнул и бодро «вышел из строя», брякнув медалями.

— Я думаю, Ваше Величество, — четко произнес он, — только то, что следует из принципов военной науки.

— И что же из этих принципов следует? — серьезно спросил Император.

— То, Ваше Величество, что нам нельзя отвечать этому Человеку, — уверенно ответил Генерал. — Мы не знаем кто он и что он. Действительно ли он одинокий странник меж небесных светил или передовой дозора могучей и наверняка превосходящей нас в силах армии поработителей… — Генерал значительно помолчал, давая всем проникнуться сознанием нависшей над миром угрозы, после чего продолжил: — Послание Человека может оказаться коварной тактической уловкой, призванной ослабить бдительность потенциальной жертвы. Я настоятельно советую Вашему Величеству на него не отвечать. Ошибка может стать роковой для всего нашего мира, — обеспокоенно закончил Генерал и, пошумев регалиями, «вернулся в строй».

— Н-ну, что теперь скажете, друг мой? — снова обратился Император к Ученому. — Уважаемый Генерал выразил, на мой взгляд, вполне разумные опасения…

— При всем уважении, Ваше Величество, к Вам и досточтимому Генералу, — произнес тогда Ученый, — считаю должным возразить…

— Что ж, — улыбнулся правитель, — попробуйте.

Ученый быстро покивал и глубоко вдохнул.

— Наш благословенный Господом мировой шар, — заговорил Ученый, — хоть он и прекрасен и история его исполнена славой наших предков, а небо его окутано привлеченной их молитвами благодатью, тем не менее, является лишь малой песчинкой в великом творении Всевышнего. Даже в сравнении с нашим солнцем, не самым большим среди солнц, он очень и очень мал. Как я уже сказал, в нашем мире нет ничего такого, чего бы не было в других мирах… Большинство солнц, что мы наблюдаем, имеют при себе миры, большие и маленькие, состоящие из камней и железа, изо льда и газов, воды и неизвестных нам веществ. Кроме того, существует множество малых миров и просто гор и камней, подобных тем, что составляют Великий Каменный Пояс, лежащий за Матерью Семи Лун, которую мы видим в небе каждую ночь. В таких поясах Человек легко может найти любое нужное ему вещество, вплоть до золотых слитков, каких нельзя получить, даже если собрать воедино все золото нашего мира… но я сомневаюсь, что ему может понадобиться столько золота…

— Но, что же тогда ему может понадобиться от нас? — недоуменно спросил Император. — Зачем-то же он ищет общения с наделенными разумом существами! Ну, хорошо… Я готов согласиться с тем, что Генерал сгущает краски: коль уж этот Человек бессмертен и странствует меж звезд и этих… «Звездных Дисков», то уж точно может приобрести все ему необходимое, не прибегая к войне и не отнимая силой нужное у разумных божьих созданий. Но! Зачем ему мы?

Император уставился на Ученого, ожидая от того немедленного ответа. И Ученый ответил:

— А разве одно только желание обогатиться чем-то вещественным может служить причиной и поводом к тому, чтобы искать общения? — он замолчал, продолжая смотреть на правителя.

— …возмутительно… — послышалось тихое раздражительное ворчание благочестивого Графа. На него шикнули, и Граф умолк. Ни Император, ни Ученый не обратили на это внимания.

— Нет, — наконец сказал Император. — Но, что же тогда?

Ученый пожал плечами.

— Может, — немного подумав, предположил он, — Человек ищет общения ради общения? А может, им движет жажда познания? Человек ищет ответы? Что может интересовать бессмертного?

— Да какого, к дьяволу, еще бессмертного! — вспылил вдруг набожный Граф. — Вам же Генерал ясно сказал: послание вполне может оказаться фальшивкой!

— Досточтимый Граф, — спокойным тоном ответил ему Ученый, — прошу Вас, держите себя в руках и не поминайте того, кого Вы помянули здесь… хотя бы из уважения к Высокопреосвященному Отцу…

— Ну, все, хватит! — остановил перепалку правитель. — Я учту прозвучавшие здесь аргументы, когда буду принимать решение по делу послания от Человека… У кого-нибудь есть еще что сказать? — Император окинул взглядом стоявших перед ним.

Молчание.

— Что ж, тогда совещание окончено. Можете идти.

Снаружи стоял солнечный летний день. Теплый легкий ветерок пропитан запахами цветов и деревьев, окружавших императорский дворец. Неподалеку шумели фонтаны, щебетали спрятавшиеся от солнцепека среди древесных крон птицы. Ветерок доносил от фонтанов мелкую водяную пыль, которая оседала на широких мраморных ступенях дворца и тут же превращалась в пар.

Спустившись по ступеням, Ученый, в сопровождении слуги и двух телохранителей, направился по аллее с фонтанами к месту, где парковались машины министров и советников.

Он размышлял о последних словах Императора… — какие еще «аргументы»? «Аргументы» Генерала — этого старого дуболома? Этот придурок всерьез думает, что того, кто способен преодолевать миллионы световых лет, может интересовать такая глупость, как война с кучкой дикарей, населяющих крохотную планетку! Или взять Графа… лицемерный мерзавец боится, что привычный ему мир, в котором он — Граф, изменится, будет отменено рабство, дураков наконец станут называть дураками, невзирая на их «высокородство»… С Первосвященником все понятно… этот мракобес ни в чем не разбирается, кроме своих священных басен… И мнения этих он — Император — собрался учитывать!

Он считал Императора разумным и не бесталанным человеком, — считал искренне, а не потому, что Его Величество положено превозносить. Ученый был одним из тех, кого Император называл «мой друг». Неужели он станет слушать этих придворных льстецов и воинствующих дураков?! Ведь это исторический момент! Первый контакт! До следующего такого шанса могут пройти тысячелетия!

Ученый сел в полагавшийся ему по чину Министра науки и просвещения спецавтомобиль — большой, тяжелый, с бронированными бортами и стеклами — и рассеянно кивнул шоферу. Шофер за разделявшим кабину и министерский салон стеклом учтиво кивнул в ответ и машина тронулась. Вместе с ним в салоне сидели слуга и один из охранников так тихо, что Ученый их даже не замечал; второй охранник сидел в кабине с шофером. Прохладный воздух в салоне был свежим, без запахов. Ученый нажал на двери одновременно две клавиши, и расположенные друг против друга бронированные стекла поползли вниз, наполняя прохладный, свежий без запахов воздух салона коктейлем из ароматов императорского сада, мелодичными трелями и щебетом.

Ученый не зря занимал пост министра. Он не был потомственным графом или князем. Но зато он был гением. Прежде чем стать министром и другом Императора, он успел внести значительный вклад в науку. Одна только Теория относительности, разработанная им еще в молодости, — уже достаточный повод внести его имя в список величайших столпов Знания, когда-либо живших. Он уже вошел в историю и был удовлетворен сознанием этого несомненного факта. Это его удовлетворение не имело ничего общего с удовлетворением, скажем, генерала, успешно разгромившего народное восстание; глубокое понимание принесенной пользы, приближавшей его вид к процветанию и светлому будущему — вот, что было основанием удовлетворения Ученого. Ученый твердо знал, что жил не зря, в науке он сделал все, на что способен, и теперь почивал на лаврах. Старался быть не самым плохим министром, — отдавал много сил просвещению: открывал школы и университеты, сумел убедить Императора ввести обязательное начальное образование для рабов и крепостных, создал условия для отбора талантов из среды низших слоев населения и их дальнейшего роста в подчиненной ему системе образования и науки. И вот, когда все главные дела в его жизни казались завершенными — теории открыты, семена просвещения — посажены, а все, что оставалось, — рутина, ему докладывают из главной обсерватории мирового шара: из межзвездной пустоты поступает странный сигнал…

Когда машина покинула территорию дворца, и салон наполнился выхлопными газами с улицы, Ученый закрыл окна и настроил кондиционер на усиленную вентиляцию. Нажав кнопку связи с шофером, он распорядился: ехать в Академию наук.

Спецавтомобиль ехал по улицам столицы в сопровождении машин охраны и городских карабинеров. На тротуарах и аллеях в сопровождении опрятных служанок и рабынь прогуливались под зонтиками благородные дамы в легких летних платьях всех цветов радуги. На самом деле, дамы не превосходили числом мужчин: кавалеров и респектабельных господ (не говоря уже о многочисленных рабах), но в сравнении с представительницами слабого и вместе с тем прекрасного пола, мужчины, одетые менее ярко, смотрелись бледными тенями, странным образом потерявшими своих хозяев. Глаз сам собой фокусировался на ярком, насыщенном цветом и изящном — на женщинах. Столица всегда славилась обилием красавиц. Ученый задумчиво смотрел в окно, словно рассматривал прохожих дам, но на самом деле он никого не замечал. Все его мысли вертелись вокруг послания и Человека…

Он и не заметил, как оказался посреди большого комплекса Академии, раскинувшегося на территории размером в несколько городских кварталов. Машина остановилась, Ученый, не дожидаясь слуги, сам открыл дверь и быстрым шагом направился в центральному зданию, где располагался Президиум.

В вестибюле его уже встречали: молодой, подающий большие надежды профессор и несколько сотрудников. Профессор руководил проектом с лаконичным названием «Послание», сотрудники координировали отдельные направления проекта. Секретность проекта обеспечивалась принятыми спецслужбами министерства весьма серьезными мерами предосторожности: официально группа профессора занималась совсем другими делами (достаточно важными, чтобы оправдать прямое участие в них Министра).

— Ну, как продвигается работа? — бросил он на ходу, направляясь к лифтам.

— Есть определенные успехи, господин Министр, — ответствовал молодой начальник проекта.

Они вошли в лифт и вскоре оказались в кабинете профессора. Когда дверь за ними закрылась, Ученый перешел к делу:

— Как скоро Император сможет обратиться к Человеку?

— Эм… Хорошо бы поработать с устройством еще… пару дней… — осторожно ответил профессор, — все еще раз перепроверить… но, если Его Величество пожелает сделать это сегодня… то, я думаю, вполне сможет.

— Вы уверены? — мягко уточнил Ученый.

— Процентов на девяносто пять, — честно признался молодой профессор. — Мы отправляли контрольные сообщения на специально для этого созданный приемник-дешифратор по оптоволокну. Дешифратор преобразовал полученные данные в язык Человека и после отправил обратно… Обратный перевод немного отличается от исходника, но вполне понятен…

— Сколько раз повторяли алгоритм?

— Больше сотни. Результат один и тот же: незначительная погрешность…

— Как сами думаете, — спросил тогда Ученый, — Человек поймет Императора?

Молодой профессор улыбнулся:

— Он же не умственно отсталый…

Ученый согласился и тоже улыбнулся. Ученому нравился молодой профессор; он напоминал ему его самого в молодости.

— Но, — продолжил профессор, — думаю, будет лучше если Его Величество в своем обращении не станет употреблять сложных конструкций, которые могут быть поняты двояко… Все же другой разум…

— Да, конечно, — покивал Ученый. — Я ему все подробно объясню.

— И то, что ответа он не дождется…

— И это тоже.

Он не сказал Императору о том, что источник послания — стало быть, сам Человек — находился в сотне световых лет от их мирового шара и о том, что это значило…

Тридцать пять-тридцать семь лет — такова средняя продолжительность их жизни. Самому старому долгожителю сейчас сорок восемь и это дряхлый, уже выживший из ума старик. Ученый как никто другой понимал, что такое скорость света — какой это жестокий стражник, вставший между мирами. Ученый не надеялся на то, что контакт с пришельцем состоится при его жизни, но он не стал сообщать об этом Его Величеству.

Он не солгал, просто не сказал всей правды. Иначе вряд ли ему бы позволили тратить огромные средства на этот «бесперспективный» проект. «Бесперспективный», разумеется, в понимании таких дураков, как Граф или Генерал. Он не солгал, когда сказал о том, что Император войдет в историю как пригласивший Человека быть гостем в их мире. Да, не он — нынешний Правитель Мира — примет звездного странника, — эта честь достанется одному из его дальних потомков — даже не правнуку. Но Ученый не сомневался в том, что эта далекая встреча принесет благо всему его миру. Возможно, что их потомки даже станут бессмертными… как Человек — Ученый понимал, чтобы странствовать меж звезд, нужно быть, если не бессмертным, то уж точно древним, как сам мир. Он сказал Императору о присоединении к его империи других мировых шаров… но, разве империя, в которой будет править его потомок, не будет той же самой, его империей?

Они должны ответить Человеку! Обязаны это сделать. Ради будущих поколений. И даже если его, Ученого, за сокрытие им части правды накажут, он все равно не должен отступаться от задуманного. Не имеет права.

Когда они остались с молодым профессором одни, Ученый сказал:

— Вы ведь понимаете, почему я до сих пор не сказал Ему?

— Да, конечно, понимаю.

— Вот и хорошо. Держите это в секрете. Я с этим разберусь.

Тем вечером Ученый собирались с супругой посетить театр и после — ресторан. Он уже облачился в вечерний костюм и отпустил помогавшего ему слугу. Поправив перед зеркалом седые волосы, Ученый вышел из комнаты и направился к спальне супруги. Но, не успел он сделать и десяти шагов, как впереди, из примыкавшего коридора послышался знакомый дребезжащий звук и спешащие шаги, а через несколько секунд из-за поворота появился запыхавшийся дворецкий. В руке дворецкого был радиотелефон, который Ученый ранее оставил… кажется, в библиотеке. Увидев хозяина, дворецкий ускорился. Подбежав, старый слуга протянул ему продолжавший настойчиво дребезжать подобно металлической трещотке аппарат, почтенно склонив при этом порядком полысевшую голову.

Звонили из императорского дворца.

Ученый ответил. На связи был секретарь-референт Императора. Официально-учтивым тоном секретарь сообщил, что Император желает его видеть и поинтересовался: как скоро он будет. Ученый сказал, что не задержится и секретарь, попрощавшись, положил трубку.

Он извинился перед женой за сорванные планы на вечер, — та, едва выслушав оправдания мужа, тотчас признала их уважительными и, проводив его до дверей, твердо заявила, что дела государственные важнее театра. Ободрившись напутствием супруги, Ученый сел в спешно поданную машину и отправился во дворец.

На министерской стоянке Ученый заметил машину Генерала, и это обстоятельство сразу вызвало в нем неприятное чувство тревоги. Что здесь делает этот старый солдафон? Неужели ему снова придется объяснять регалистому дураку очевидные вещи?

Быстро темнело. Солнце уже коснулось горной гряды, что протянулась на северо-западе от столицы. В сопровождении неизменной свиты из охранников и вездесущего слуги, Ученый зашагал по аллее с фонтанами через перечерченный длинными тенями гостевой сад.

У входа его встретил сенешаль и проводил в вечерний кабинет Императора.

Император, заложив ладонь за борт легкого кителя без знаков отличия, прохаживался вдоль ряда из семи высоких в потолок окон, за которыми раскинулся внутренний императорский сад с небольшим озером. Вдоль аллей и на набережной озера включились электрические фонари, — поравнявшись с пятым по счету окном, Император бросил долгий задумчивый взгляд сквозь идеально прозрачное стекло, после чего обернулся в полкорпуса и угрюмо взглянул на вошедшего Ученого.

— А, это Вы, мой друг… — невесело сказал правитель. — Я Вас как раз ждал…

— Ваше Величество.

— Прошу Вас, проходите… — Император указал рукой в направлении округлого эркера, расположенного в углу кабинета, на стыке двух внешних стен дворца; днем это была самая светлая часть в помещении. — Садитесь… — кивнул он на одно из стоявших там кресел, а сам сел в другое, такое же, стоявшее напротив.

Ученый сел и выжидающе посмотрел на Императора. В голове его при этом, не переставая, крутились разные предположения, в которых, так или иначе, участвовал Генерал. Наиболее вероятным было предположение о том, что старому вояке удалось что-то разузнать о проекте, и он тут же все выложил правителю.

— Сегодня до меня дошли кое-какие слухи о Вашем проекте… — произнес Император и осекся, ожидая, что Ученый дальше все сам расскажет.

— Полагаю, источником этих слухов стал Генерал? — уточнил Ученый.

Ученый, всегда прямолинейный в частных беседах с Императором во многом этой своей прямотой заслужил расположение к нему последнего. В отличие от Генерала, Графа и большинства других чиновников, Ученый не был подхалимом и не отличался угодливостью.

Так уж повелось в этом мире, что холуи и льстецы часто достигали служебных высот, становились генералами и министрами, верно служили своим монархам, но никогда ни один император не питал к таковым искренней любви, если только не был дураком. Ибо только низкие хамы и дураки могут любить льстецов и подхалимов. Император же не был ни тем, ни другим.

— Верно, — ответил Император. — Как Вы догадались?

— Видел его машину.

Правитель согласно покивал и перешел к главному:

— Шпионам Генерала удалось установить подслушивающее устройство в Академии наук, — сказал он. — Им удалось записать Ваш разговор с профессором, и Генерал лично привез мне пленку…

— И что же из содержимого этой подлой пленки Вас смутило?

Небрежно закинув ногу на ногу, Император откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на Ученого:

— Вы сказали, что я не дождусь ответа… Как это следует понимать?

Ученый не ошибся в своих предположениях.

— Ну, что ж, — задумчиво произнес тогда Ученый, — придется мне Вам сознаться…

— Давайте, мой друг, покончим с этим.

— Послание, — сказал Ученый, — пришло из области межзвездной пустоты, лежащей в сотне световых лет от нашего мира… — он прямо посмотрел на Императора и добавил: — То есть, иными словами, свет оттуда летит к нам примерно сто лет.

— Стало быть, — подумав, сказал Император, — наш ответ будет получен Человеком через столько же?

— Да.

— И это все, что Вы от меня скрыли?

— Да.

Правитель некоторое время молча смотрел в окно.

— И… ничего нельзя поделать с этим? — наконец спросил он.

— На сегодня науке неизвестны способы обхода этого ограничения, — покачал головой Ученый. — Свет, — сказал он, помедлив, — способен двигаться во внешней пустоте с чудовищной скоростью, но и скорость эта ничтожна, в сравнении с теми расстояниями, что лежат между звездами… Вот, например, взять наше светило… свет, испущенный им, достигает нашего мирового шара лишь через одиннадцать с половиной минут. То есть, если бы наше светило вдруг внезапно погасло, мы бы еще одиннадцать с половиной минут продолжали видеть его на небе…

Ученый замолчал, глядя перед собой. Лишь спустя долгую минуту, Император ответил ему:

— То, что Вы сказали, страшно.

— Да. Очень страшно, — медленно кивнул Ученый. — Меня повергают в трепет эти расстояния… Мне страшно думать, что где-то там… — он посмотрел сквозь окно эркера на уже достаточно потемневшее небо, на котором проступили первые звезды, — рождаются и погибают миры, жители которых обречены на вечное одиночество… Наверняка для них рано или поздно наступает время, когда они начинают понимать то, что только недавно поняли мы: они понимают, что не одни и понимают, что никогда, никогда они не смогут дотянуться до собратьев по разуму и познанию… и причина, по которой они этого не смогут — та, которую я сейчас назвал — скорость света. Ничто не способно обогнать свет. Это невозможно, неосуществимо в принципе…

— Если только не стать бессмертными… — произнес Император.

— Да, как Человек.

— Теперь я понимаю, почему Вы так хотите, чтобы мы ответили ему…

— Прошу Вас, скажите это.

— Потому, — продолжил Император, — что такая возможность может оказаться единственной. Если мы промолчим сейчас, наши потомки могут не дождаться другой такой…

— Сменятся поколения, изменится лицо мира, пройдут тысячелетия, сотни тысячелетий, тысячи тысячелетий, солнце померкнет и мир скует лед… а потом наступит смерть…

— Мне страшно, друг мой, — тихо сказал правитель. — Страшно за этот мир, над которым меня поставила судьба. — Он посмотрел в сторону, в окно, за которым горели гирлянды фонарей; их отражения блестели ровными полосками на озерной глади. Ученый мельком взглянул на Императора и заметил как глаза могучего атлета со стальными от седин волосами блестят от затянувшей их влаги. — Мы обязаны ответить, — помолчав, произнес он.

И пускай мы с Вами умрем от старости, и дети наши умрут, но те, кто придут после, увидят его.

— И, может быть, станут как он, — произнес Ученый.

— Может быть, — ответил Император.

Когда Ученый сел в машину, он взял у слуги радиотелефон и набрал номер молодого профессора.

— Готовьте устройство, — сказал Ученый. — Завтра Его Величество ответит ему.

— Все уже готово, господин Министр, — заверил молодой профессор. — Не беспокойтесь. Мы немного доработали алгоритм… все пройдет как надо.

— Хорошо, — сказал Ученый. — Тогда до завтра!

Он завершил звонок и вернул радиотелефон слуге. Слуга принял аппарат и как-то странно посмотрел на Ученого, потом повернул лицо к телохранителю и коротко кивнул. Телохранитель кивнул в ответ, достал пистолет и выстрелил в голову Ученому.

Убедившись, что Ученый мертв, слуга извлек из кармана небольшое устройство с выдвижной телескопической антенной и девятью переключателями-тумблерами, расположенными в три ряда по три в каждом. Выдвинув антенну, слуга переключил часть тумблеров в верхнее и часть — в нижнее положение, после чего послышались щелчки и устройство ответило голосом Первосвященника:

— Слушаю тебя, сын мой.

— Ваше Высокопреосвященство! — с благоговением произнес слуга, — мы выполнили наш долг. Соблазнитель мертв…

Той ночью у еще полного сил Императора случился удар, приковавший его к постели. На пятый день Император Мира, так и не придя в сознание, умер.

Молодой профессор погиб в тот же вечер в автоаварии. Он возвращался домой из института и по дороге не справился с управлением. Его машина вылетела с дороги в кювет.

Едва профессор покинул здание института, в здании случился пожар, в котором погибло большинство сотрудников, занятых в проекте «Послание». Созданная ими машина — устройство, предназначавшееся для кодирования ответа Человеку и расшифровки других посланий от него, если бы таковые поступили — была уничтожена.

Избежавшие смерти при пожаре сотрудники института погибли при разных обстоятельствах в течение последующих суток.

Серия подозрительных смертей ученых СМИ не была замечена — несчастье с Императором стало в те дни новостью номер один, — а немногие, что заинтересовались (как, например, один следователь из городских карабинеров или начальник охраны Академии наук), очень скоро исчезли.

Наследником Императора был объявлен его несовершеннолетний сын, при котором назначен регент — благочестивый Граф, произведенный в день назначения в герцоги.

Интермедия Человекжжж.

Он возвращался домой — в место, которое оставил восемь галактических лет назад. Тогда, в самом начале пути, он был совсем другим. Его скромные в то время базы знаний даже отдаленно не были сравнимы с теми массивами информации, что собрал он за почти два миллиарда земных лет странствий.

Он видел поглощенные Андромедой ядра древних галактик, отправлял зонды коронам гипергигантов в эмиссионных туманностях Треугольника, был свидетелем взрыва сверхновой в Большом Магеллановом Облаке, во время которого потерял часть себя. Он говорил с более древними, чем он сам, разумами — учился у них; видел, как зарождается жизнь в молодых мирах и как она вскоре угасает, едва сделав первый шаг в близлежащее пространство… видел то, что остается от цивилизаций-самоубийц: радиоактивные руины на мертвых планетах. Он изучил историю этих миров и использовал полученные знания, чтобы предотвратить ее повторение в других, вставших на краю гибели, но еще способных сделать шаг назад от пропасти. Он не вмешивался, не использовал свою силу в качестве аргумента; он лишь показывал им то, что видел и оставлял самим решать, как поступать дальше. Когда его просили о помощи, он помогал, когда просили не вмешиваться — не вмешивался.

Он был плывущим меж звезд облаком. Был разрежен и холоден, был почти невиден. Не потому, что скрывался, а просто так ему было удобней: атомы-машины, из которых он состоял, в своей подавляющей массе пребывали в покое (не в смысле отсутствия движения, а в смысле глубокой гибернации — спячки). Активны были части облака, в которых его копии вступали в диалектические взаимодействия и творили.

Облако имело форму сильно размытого обоюдного конуса, расстояние между головной и хвостовой вершинами которого составляло около семидесяти, а в самой широкой части — около двадцати пяти парсек. Двигаясь напрямик к Рукаву Ориона, он окутывал целые звездные системы, создавая при этом в своем облачном теле подвижные гроты и пузыри или открывая тоннели. За границы облаков Оорта он обычно отправлял исследовательские зонды, которые формировал из небольших объемов своего вещества, которое ему приходилось уплотнять и втягивать вглубь себя, образуя те самые пузыри и тоннели, дабы притяжение звезд не сыграло с ним злую шутку (не оторвало куски от его тела). Пропускать звезды сквозь себя лучше, чем уподобляться змее, ползущей среди стоящих тут и там деревьев — земная метафора (некоторые из его копий любили такие метафоры; они держали в памяти все, что он помнил о Родине). Таким образом, внутри него иногда оказывались десятки звездных систем единовременно; он находил это ощущение приятным. Пропуская звезды сквозь себя, он познавал их, и после, когда они оказывались далеко позади, чувствовал грусть, как мог бы грустить его далекий предок, однажды побывавший в красивом месте и вынужденный навсегда его покинуть. Он знал, что в следующий раз, когда (и если) он вернется к ним, они станут другими и возможно, что в них даже появится разумная жизнь…

Он создал «Ковчег», в котором собрал редкие образцы неживой материи и наиболее интересных представителей неразумной жизни, обеспечив каждому виду достойную среду. Он расположил «Ковчег» в головной вершине биконического облака. Это был цилиндр длиной в один миллион земных километров и диаметром — в пятьдесят тысяч; внутри цилиндра он поместил пятьсот тысяч изолированных друг от друга и вращающихся с разными скоростями миров-колец; в кольцах он воссоздал условия для обитания различных видов с разных планет из разных систем в разных галактиках. «Ковчег» был его даром Родине — Солнечной Системе Земли. В самом первом из миров-колец «Ковчега» была воссоздана земная биосфера, ее населяли земные организмы от архей до разнополых копий Человека.

Он, Человек, создал «Ковчег» более полутора миллиардов лет назад и все это время, с первых дней своего существования межгалактический корабль по имени «Ковчег» непрерывно передавал в пространство зашифрованное простым двоичным кодом послание, начинавшееся словами: Приветствую вас, друзья!

Глава II Республикажжж.

— Господин Президент! — на возникшем перед правителем мирового шара экране появилось лицо Министра Безопасности. Лицо это, обычно неизменно волевое, широкое, с крепким, немного сплюснутым носом, квадратным подбородком и острыми с прищуром голубыми глазами впервые показалось правителю бледным.

— Я Вас внимательно слушаю, господин Министр… — ответил Президент. Президент сидел в глубоком кресле с высокой спинкой за столом в рабочем кабинете президентского дворца. Пять минут назад закончилось очередное экстренное совещание с министрами экономики, внутренней политики и губернаторами восьми провинций метрополии. Перед тем была двухчасовая встреча с Министром Науки, — обсуждали последние сведения о корабле пришельцев и его «зондах». Министра Безопасности Президент последние два дня видел только по видеосвязи, — старый солдат вторые сутки неотлучно находился в объединенном штабе, где занимался своими прямыми обязанностями — координировал работу штаба, отдавал приказы генералам, держал связь с учеными из Министерства Науки. С Президентом Министр Безопасности связывался ежечасно в строго определенное время, следующий звонок от него ожидался через четверть часа. Президент как раз собирался немного отдохнуть — откинувшись в кресле, он закрыл раскрасневшиеся от бессонной ночи глаза и уже начал дремать, когда поступил видеозвонок…

— Мы потеряли контроль над Восточным полушарием… — доложил без преамбул Министр. — Оба материка захвачены армиями мятежников. Войска Сил Безопасности раздроблены — частью вытеснены из городов, частью — примкнули к мятежу… Среди примкнувших четыре гвардейских корпуса в полном составе…

— Как такое возможно? — холодно блеснув глазами, сквозь зубы процедил Президент. Едва охватившая его дремота мгновенно улетучилась.

— Распропагандированы революционерами, — ответил Министр. — Солдаты-анархисты вместе с низшими и некоторыми средними офицерами арестовали командующих и высших офицеров и заявили, что «не пойдут против народа» и подчинятся «избранной народом» новой «власти»…

Президент некоторое время молчал, глядя сквозь экран с Министром. Мягко сказать, скверные новости. Но, после новостей Министра Науки, даже известие об отколовшейся от Единой Республики половине мира уже не казалось ему трагедией.

— А что здесь, на Западе? — наконец спросил Президент.

— Материк под нашим контролем, — уверенным тоном доложил Министр. Президенту показалось, что Министр заговорил с облегчением. — Мы полностью обезглавили коммунистов и анархистов, а подконтрольные нам социал-демократы сейчас убеждают митингующих в столице разойтись по домам… Кое-где в провинции еще бунтуют шахтеры и металлисты… но Нацгвардия с ними разберется в самое ближайшее время.

— Это, конечно хорошо, что обезглавили гадину здесь, в метрополии, но, если мы не восстановим порядок на Востоке… — Президент не договорил. — Понимаете, чем это нам грозит в будущем?

— Да, господин Президент, — угрюмо кивнул Министр. — Войной.

Президент снова помолчал, — не хотелось переходить к главному. Тема пришельцев вот уже полгода была самой обсуждаемой в мире…

Корабль пришельцев появился внезапно — буквально: материализовался — вблизи мирового шара, сразу заняв орбитальную позицию над Великим океаном. В течение суток ничего не происходило, а потом от корабля отделилось две тысячи сто семьдесят идеально округлых серебристо-белых сфер, каждая диаметром со стоэтажный небоскреб, и опустились к поверхности. Сферы зависли в небе над большинством крупных городов мира и с тех пор никак себя не проявляли.

Тогда, в первые дни, Президент объявил чрезвычайное положение; в Министерстве Безопасности была создана особая комиссия по противодействию предполагаемому вскоре вторжению; объявлена всемирная мобилизация. Но очень скоро стало понятно, что пришельцы не собираются нападать. Сферы не перемещались, не реагировали на внешние факторы, такие как изменения погоды, за одним исключением: с наступлением ночи они начинали светиться матово-белым, — неярко, настолько, чтобы их можно было видеть снизу. Ученый совет Академии наук расценил это, как дружественный жест и рекомендовал Президенту отменить чрезвычайное положение. Президент выполнил рекомендацию ученых.

Созданная вскоре, на этот раз Министерством Науки, другая особая комиссия, с целью установления контакта с пришельцами опробовала разные способы коммуникации: сферам посылались световые сигналы, радиосигналы, эхолокационные сигналы, в двоичной, троичной, линейной системах кодирования. Безрезультатно. К сферам пытались прикасаться. Безуспешно. На манипуляторы действовала неизвестная и непреодолимая сила, не допускавшая прикосновения. Тогда было решено отправить к пришельцам контактную группу. В группу вошли ученые-физики и биологи, а также сам Министр Науки, вызвавшийся быть послом Президента и Правительства Единой Республики. На доработанном и испытанном в срочном порядке новом космическом челноке контактная группа отправилась во внешнее пространство к кораблю пришельцев, размеры которого втрое превосходили размеры столицы… Безрезультатно. Зависшая на орбите «гора» или даже «остров» никак не отреагировала на сигналы и не позволила к себе прикоснуться, закрывшись тем же «силовым полем», как его назвали ученые из комиссии, что и сферы, получившие предварительное название «зондов».

Через четверть года ученые признали свое бессилие установить контакт с пришельцами и переключились на пассивное наблюдение. В то время как неподвластные силе притяжения устройства молчаливых собратьев по разуму продолжали мирно висеть в небе над городами, над Министерством Безопасности нависла другая угроза: на материках периферии начала подниматься очередная волна недовольства рабочих. Раньше такие волны удавалось гасить незначительными уступками недовольным и подкупом профсоюзных лидеров, но на этот раз проблема обещала стать серьезной: рабочие стихийно создавали неподконтрольные власти профсоюзы, в которые вскоре потекли левацки и либерально настроенные инженеры-техники и некоторые отщепенцы-интеллигенты, быстро внесшие в стихию элементы упорядоченности. Одновременно активизировались откровенно антигосударственные группы анархистов и коммунистов, оказавшие на движение радикализующее влияние. В Мировой Паутине начали появляться провокационные антиправительственные прокламации; несколько опальных писателей опубликовали произведения, запрещенные цензурой как экстремистские; участились случаи атак на правительственные и полицейские ресурсы.

От атак в кибер-пространстве экстремисты перешли к открытым нападениям в городах на стражей порядка и карабинерские отделения. Нападавшие не выдвигали требований, не брали заложников: они убивали карабинеров, забирали оружие и боеприпасы. Вскоре атакам подверглись административные центры, суды и тюрьмы: представителей власти убивали, как недавно убивали охранявших их полицейских. Тут и там восставшие проводили революционные выборы, создавая новую систему власти, ориентированную на социальные низы и этим низам полностью подконтрольную. Начались гражданские чистки: отряды народных ополченцев устраивали организованные рейды в населенные богачами пригороды и закрытые поселки, где отстреливали частных охранников и посмевших оказывать вооруженное сопротивление обитателей дворцов, не желавших отдавать имущество в созданные народные фонды. Разумеется, такая наглость повстанцев не могла долго оставаться безнаказанной, и вскоре Президент подписал указ о введении на обоих материках периферии нового, уже не связанного с пришельцами, чрезвычайного положения с последующей отправкой туда полицейских спецподразделений и Нацгвардии…

— Министр Науки уже сообщил Вам?.. — наконец заговорил Президент.

Министр Безопасности не стал уточнять, что именно должен сообщить ему Министр Науки. Он лишь едва заметно кивнул в ответ и после короткой паузы выдавил:

— Да.

Речь шла о пока не подтвержденной на сто процентов информации о контакте лидеров повстанцев с пришельцами. На это указывал полученный минувшей ночью доклад агента, внедренного спецслужбой Министерства Науки в окружение одного из таких лидеров — командира боевой группы коммунистов, контролировавшей недавно избранное правительство в одной из периферийных провинций. Пугающая новость вызвала недоверие у специалистов объединенного штаба: повстанцы могли раскрыть агента и использовать его для дезинформации.

— Что Вы думаете об этом? — спросил Президент.

— Если это правда, — подумав, ответил Министр, — то нам с Вами осталось недолго…

Когда Министр Безопасности отключился, Президент откинулся на спинку кресла и погрузился в неспокойную, постоянно обрывавшуюся судорожными вздрагиваниями дрёму.

Ему снились пришельцы, одетые, почему-то, в рабочую форму, с молотами, с тяжелыми гидравлическими отбойниками на плечах, в касках с фонарями… некоторые пришельцы были водителями тяжелых каров-погрузчиков, какие можно видеть в портовых доках, а один даже управлял башенным краном. Все они преследовали его, требовали повышения зарплаты, сокращения рабочего дня, социальных гарантий… Он полез в карманы, чтобы достать деньги и отдать рабочим-пришельцам, но карманы оказались пусты, и тогда молоты и отбойники в руках все напиравших на него пролетариев превратились в пистолеты-автоматы и карабины, а кары-погрузчики — в танки. И только башенный кран по какой-то странной причине оставался башенным краном. Президент стал всматриваться в высившуюся вдали машину и только теперь смог рассмотреть, что это вовсе не кран, а огромная виселица, на которой, корчась и подергиваясь, висят министры, генералы, известные телеведущие и журналисты, полицейские и… десятки, сотни, тысячи мертвецов в дорогих костюмах и платьях. Президент видел их лица, — многие из повешенных были ему знакомы: банкиры, промышленники, главы корпораций, учредители фондов, богатые и знаменитые, сильные мира; других он видел впервые, но, почему-то, знал, что вот этот — директор крупной компании, а этот — владелец торговой сети, а вот эта — любовница министра и «светская львица», хозяйка нескольких ткацких фабрик на периферии…

Внезапно все звуки стихли. Президент почувствовал, как кто-то коснулся его руки. Опустив глаза, он увидел маленькую плохо одетую чумазую девочку. Малышка подошла незаметно и молча смотрела на него глубоко запавшими карими глазами, задрав вверх истощенное от регулярного недоедания личико. В тот момент ему стало невыразимо стыдно; он ощутил вину перед девочкой и, чтобы хоть как-то избавиться от горького чувства, отвел глаза от ребенка и снова посмотрел перед собой… Оказалось, что, отвлекшись на девочку, он не заметил как его окружила толпа рабочих. Угрюмые лица в касках смотрели с ненавистью; огрубевшие от работы руки крепко сжимали оружие. Наверное, это те самые похищенные из полицейских участков карабины… — вдруг подумал он, после чего снова вспомнил про девочку и понял, что его больше никто не держит за руку; он посмотрел вниз: девочки исчезла так же внезапно, как и появились пролетарии. Он снова поднял глаза на окруживших его… Теперь девочка стояла среди пришельцев. Подняв тощую ручонку, она указывала на него пальцем. В глазах девочки не было той холодной злобы, что светилась в глазах рабочих-пришельцев, — только обида; искренняя, простая, как и прочие чувства детей ее возраста. В этот момент давящую тишину нарушил щелчок предохранителя пистолета-автомата в руке одного из пролетариев, и Президент проснулся.

Звонил видеофон. Президент провел ладонью по мокрому лбу и, достав из кармана платок, вытер пот. Посмотрел на лежавшее на столе устройство, — имя звонившего отображалось на небольшом дисплее, — это был Министр Науки.

— Слушаю… — раздраженно бросил Президент сухощавому старику с клинообразной бородкой, когда тот появился на сотканном из лазерных лучей экране.

— Господин Президент! Происходит нечто невероятное!..

Благодаря СМИ, позабывшим о цензуре, произошедшее в тот день в столице поразило мир. Многие, видевшие это на экранах, отказывались верить новостям, принимая увиденное за фальшивку, за нелепую постановку, за провокацию коммунистов… за что угодно, только не за правду. Но свидетелей было слишком много; среди них известные журналисты, общественники, ученые и представители гражданской оппозиции — те, кого слушают миллионы, видели все своими глазами.

В середине дня неподвижная в течение полугода сфера пришельцев сначала изменила цвет из серебристо-белого в ярко-красный, а потом и вовсе сдвинулась с места. Издав громкий, слышимый по всей столице и в столичных пригородах звук, отдаленно похожий на звучание духового оркестра — не обычного, а такого, в котором должно быть не менее тысячи разного рода горнов, гобоев, валторн, эфониумов, тромбонов и туб, — сфера медленно поплыла над городом, моментально приковав к себе внимание абсолютно всех — протестующих на улицах, городских карабинеров, солдат Нацгвардии, прячущихся по домам обывателей… Все смотрели на торжественно плывущий по небу алый шар, затаив дыхание.

Шар проплыл к одному из столичных стадионов, за несколько последних дней, в течение которых в городе велись ожесточенные уличные бои, получившему от горожан новое название — «Кровавое пятно», — туда массово свозились тела убитых в боях демонстрантов и расстрелянных без суда в ходе полицейских спецопераций революционеров. Остановившись над стадионом, сфероид засветился ярче прежнего, окрасив окрестности жуткого в своем новом предназначении сооружения в оттенки красного. Свидетели, наблюдавшие происходившее вблизи, утверждали, что алый шар несколько минут «ощупывал» стадион множеством «лазеров», — после чего испустил из себя «облако снега».

Через час «снегопад» закончился, и в центр стадиона, предположительно в середину усеянного мертвецами поля, из шара ударила «необычная молния». Сфероид умолк, снова став серебристо-белым.

Еще несколько минут в ушах собравшихся вокруг стадиона стоял гул от «небесных труб». Никто не осмеливался зайти внутрь; охрана стадиона бежала, приняв удары алого шара «лазерами» по стадиону за оружие пришельцев. В ярком солнечном свете сначала по двое и по трое, а потом — группами по десять и пятнадцать из ворот стадиона стали выходить мертвецы, еще недавно лежавшие на пропитанном кровью ристалище. Они что-то говорили друг другу, кто-то смеялся, кто-то кричал, кто-то плакал. Некоторые городские карабинеры и бойцы Нацгвардии бросали оружие и становились на колени, обливались слезами, другие — срывали с себя знаки отличия и с оружием в руках шли к восставшим из мертвых, в убийстве которых они лично участвовали, чтобы встать теперь с ними плечом к плечу. В это было трудно поверить, но всё происходившее снимали десятки телекамер, передававшие кадры первой за полгода активности пришельцев в прямой эфир.

Президент был бледен. От любого совершаемого им движения, его пальцы непроизвольно подрагивали, и потому он старался вовсе не двигаться. Несмотря на контроль над собой, продолжало подрагивать одно глазное яблоко, но этого, собравшиеся в кабинете, как он полагал, не заметят.

Все молчали. Молчал и он. На превращенной в экран стене кабинета шел прямой репортаж одного из телеканалов.

По Имперскому проспекту в направлении президентского дворца двигалось шествие, во главе с теми, кто еще пару часов назад были мертвы. Камеры то и дело крупным планом показывали знакомые Президенту по докладам политической полиции лица «обезглавленных» подчиненными Министра Безопасности коммунистов и анархистов. Теперь рядом с воскресшими шли закованные в броню гвардейцы и карабинеры со щитами, а за ними — по самым грубым подсчетам, двухсоттысячная масса, скандирующая антиправительственные лозунги. Периодически, примерно дважды в минуту, на экран выводилось изображение с установленной на летающем дроне камеры, дававшей панорамный обзор с высоты птичьего полета, и тогда собравшиеся в президентском кабинете видели, как в небе над шествием медленно плыла серебристо-белая сфера.

Когда шествие приблизилось к окружавшему президентский дворец саду, называемому по давней традиции «Императорским», и сопровождавшая шествие сфера пришельцев стала видна в окна кабинета, трансляция внезапно оборвалась. По экрану побежали помехи, но уже через несколько секунд появилась картинка. Другая картинка. В этот момент волнение Президента усилилось настолько, что он перестал контролировать подрагивание своих пальцев.

На экране появилось существо… немного необычное… но имевшее то же количество рук и ног, что и у самого Президента… Президент решил, что это существо — мужчина. Пришелец — несомненно, это был он! — стоял посреди странного, выдержанного в белых и голубых тонах помещения, в котором преобладали плавные линии и отсутствовали углы.

— Приветствую вас, друзья! — уверенно произнес пришелец приятным баритоном. — Мужественно восставшие против тирании капитала, жители Востока и отчаянно смелые граждане метрополии! Приветствую вас! Мое имя Иисус Гевара Ветер. Я капитан корабля «Лев Троцкий», корпуса «Дружбы миров» из системы Земли. Я Человек. Я здесь, чтобы протянуть вам руку помощи и солидарности. Можете рассчитывать на меня, товарищи!

Николай Лысенков Лунные призраки

Небо над космодромом было совершенно черным, как погасший экран монитора. Командир лунного шаттла еще раз окинул взглядом группу своих пассажиров. Все двенадцать были одеты в одинаковые белые скафандры и держали в руках одинаковые серые чемоданчики с вентиляторами (чтобы скафандры не перегрелись на Земле).

— Ну, все готовы? — спросил командир. — Таша, ты ничего не забыла?

— Нет, товарищ командир корабля! — раздался звонкий девичий голос в микрофоне. Командир знал, что он принадлежит обладательнице самого маленького скафандра — она ходила вокруг шаттла (бегать не позволял скафандр), не в силах сдержать своего энтузиазма.

— Тогда по местам, — сказал он. — И не называй меня «товарищ командир», ты пассажир, а не член экипажа.

— Так точно, товарищ командир! Не сердитесь, пожалуйста, — ответила она, и он услышал улыбку в ее голосе.

Пассажиры поднялись корабль с надписью на борту «Лунный заяц» большими стилизованными иероглифами и заняли места в салоне. Командир поднялся в кабину и, переглянувшись с пилотом, доложил диспетчеру космопорта Хануман о готовности к взлету. Заревели ракетные двигатели, и через мгновение белоснежный челнок вырвался из непроницаемо-черной, душной южноиндийской ночи наверх, к звездам.

Всего несколько минут — и «Лунный заяц» вышел на орбиту Земли. Пассажиры почувствовали, как вес их тяжелых скафандров улетучился, и на месте их теперь удерживали только ремни кресел. Командир прочистил горло и взялся за микрофон.

— Приветствую вас в космосе, земляне! — сказал он. — Космический челнок «Лунный заяц» вышел на орбиту Земли, и через четырнадцать часов мы будем на Луне. Судя по вашему молчанию, вы все летите в космос уже не первый раз.

— Я лечу впервые, — раздался голос Таши. Она слегка запиналась, видимо, борьба с притяжением Земли далась ей нелегко, но это не изменило ее радостного настроения.

— Добро пожаловать в космос, — сказал ей пилот. Легкий акцент, с которым он разговаривал на английском языке, выдавал в нем уроженца Индии. — Первый раз в космосе, первый раз на Луне — я завидую тебе, — добавил он с улыбкой. — Для меня это уже сто первый полет.

Таша посмотрела в иллюминатор. Земля медленно отдалялась от корабля. Она такая красивая! Голубые океаны, белые облака, разноцветные материки. Так не хочется ее покидать! А за ней — черная глубина космоса. Казалось, что там ничего нет, одна пустота, и Таше стало жутковато. В голову полезли мысли о катастрофах на орбите, о невернувшихся космических экспедициях… Чтобы отвлечься, она стала думать о том, что ждет ее на Луне. Из пассажирского отсека Луну не было видно, и Таше скоро стало скучно. Она зевнула и задремала в своем скафандре, как ей показалось, всего на несколько минут.

Толчок при посадке корабля на грунт был мягким, но его было достаточно, чтобы разбудить Ташу. Открыв глаза, она сразу выглянула в иллюминатор. Лунный транспорт опустился на ровную площадку неподалеку от каких-то массивных строений. Судя по всему, это был космопорт Ян Ливэй, откуда отправлялись большие корабли на Марс, Венеру и в совсем дальний космос, к спутникам Юпитера и Сатурна.

— Ну, вот и наша красавица Луна! — сказал командир, постаравшись придать своему голосу торжественный вид. — Мы только что прилунились в Море Спокойствия, в космопорте Ян Ливэй. Сейчас подойдет луноход и отвезет вас на базу имени Армстронга. А пока выйдите из корабля и немного пройдитесь, полюбуйтесь на лунный ландшафт.

Пассажиры с любопытством осматриваясь по сторонам. Вокруг расстилалась однообразная равнина, вся покрытая следами от колес и тяжелых ботинок космонавтов. Казалось, она вся состояла из одного цвета — миллиона оттенков серого. Над равниной, резко выделяясь на фоне черноты окружающего космоса, сияла всеми оттенками белого и голубого, как огромный драгоценный камень, наша Земля. Солнца не было видно.

Таша решила испытать лунную гравитацию и подпрыгнула. К ее разочарованию, она только немного поднялась над поверхностью. Собравшись с силами, она решила прыгнуть выше, но тут показался луноход. Он приближался совершенно беззвучно. Осознав это, Таша вдруг поняла, что не слышит никаких других звуков, кроме голосов своих спутников, которые теперь примолкли. Молча они смотрели, как приближается луноход: сначала маленькая движущаяся точка у горизонта, он постепенно вырос в огромную махину, нависавшую над ними. На Земле она весила бы десятки тонн. Наверно, луноходы привозят с Земли по частям и собирают на месте. А может быть, и составные части луноходов производят прямо здесь, чтобы не тратить время на перевозки, подумала Таша. Пассажиры взобрались в луноход и заняли места в салоне. Они оживленно разговаривали, обсуждая полет и планы на будущее. Таша не слушала их — ей стало грустно, как бывает при переезде на новое место.

Лунная база была построена в склоне одного из горных хребтов, сложенных из древнего базальта, возраст которого приближался к возрасту Солнечной системы. Луноход подождал, пока откроются массивные ворота, и въехал внутрь. Пассажиров попросили выйти, и работники базы отвели их в специальное помещение, где они смогли освободиться от тяжелых скафандров. На базе действовала система искусственной гравитации, поэтому все с удовольствием сняли с себя тяжеленный груз, оставшись в легкой — а у некоторых даже сверхлегкой — одежде, пригодной для жаркого климата Индии, откуда они вылетали. В помещении для новоприбывших было довольно холодно, и приветливая сотрудница базы предложила им пледы и горячие напитки в комнате отдыха. Таша решила не задерживаться и попросила показать ей дорогу.

— Ты, наверно, Таша, архивный инженер? — спросила девушка. — Меня зовут Лиза.

Она была высокой, светловолосой и, видимо, немного старше Таши.

— Да, — ответила Таша. — Такая у меня специальность. Я не астрофизик и не планетолог. И не робототехник, если что.

— Ты будешь работать в цифровом архиве на тринадцатом ярусе, — сказала Лиза, пропустив иронию мимо ушей. — Пойдем, я покажу, как туда пройти.

— Пошли, — сказала Таша. Она закинула за спину рюкзак с нарисованной на нем кошкой, поправила красный платок на шее и пошла за своей сопровождающей.

Они долго ходили по длинным коридорам, где никого не было, а вдоль стен были протянуты устрашающего вида толстые черные кабели. Лиза, видимо, проникнувшись обстановкой, оживленно рассказывала страшные истории: если верить ей, однажды в лаборатории экспериментальной биологии произошел взрыв и пожар, а потом по всей базе ловили мутировавших хомяков.

— Я проснулась от громкой музыки. Оказалось, вся моя комната в хомяках — они копались в моих файлах, танцевали, опустошали холодильник. И мы ничего не могли с ними сделать, потому что все работники базы решили, что хомякам, как пострадавшим от экспериментов по увеличению интеллекта, полагается психологическая реабилитация! Ты же понимаешь, что раз все так решили, то мне пришлось подчиниться!

Наконец, Лиза нашла лифт на тринадцатый этаж. Двери открылись, и они вошли в кабину вместе — Лиза собиралась в столовую, то ли на пятом, то ли на шестом этаже. Таше сильно хотелось спать, но она очень старалась не показывать это и кивала головой, чтобы хоть как-то поддержать разговор.

— Я тоже когда-нибудь сделаю себе синие волосы, — сказала Лиза на прощание, когда лифт остановился. — Люблю генетические модификации.

— Это мой естественный цвет, — сказала Таша довольно холодно. Лиза успела изрядно ей надоесть своей болтовней, а от упоминания о голубых волосах она разозлилась и проснулась. — Это мутация, доставшаяся мне в наследство от предков. Они родом из Японии и в начале прошлого века кто-то из них подвергся большой дозе радиации.

— Ой, как интересно! — сказала Лиза с энтузиазмом. — Мне хочется еще с тобой поболтать, но ты, наверно, устала с дороги. Ну, пока! Мы, конечно, еще увидимся. Если что-то нужно, зови меня!

Комната, где ее разместили, показалась Таше очень просторной после студенческих общежитий, к которым она привыкла, хотя в ней было только все самое необходимое человеку XXII века — кровать, настенный экран, компьютерный стол, встроенный в стену шкаф для белья, душевая. Зато она была здесь одна. Таша легла на кровать, не раздеваясь, включила экран и выбрала канал документальных фильмов про природу. Попался фильм про японских макак. Камера показывала, как они купаются зимой в горячих источниках посреди снегов, а бородатый курчавый биолог в очках с увлечением объяснял, что это самые северные приматы, приспособившиеся к суровому климату. «Суровый климат, это в Японии-то. Ты явно не ездил студентом в стройотряд в Антарктиде», — подумала Таша. Глаза у нее стали слипаться, в голове проносились картины сегодняшнего путешествия и жизни на Земле…

Утром за ней зашла высокая, статная женщина с пепельного цвета волосами и красивым именем Альдона. Она отвела Ташу в большой просторный зал, уставленный столами с компьютерами. Зал находился на склоне горы, одна из его стен была из прозрачного материала и оттуда открывался вид на звездное небо и сильно кратерированную долину внизу, по которой время от времени проезжали луноходы. Большинство столов, как заметила Таша, пустовало.

— Штат еще не заполнен и наполовину, — сказала Альдона. — Садись за любой компьютер. Я написала, что тебе нужно делать, если что-то непонятно, спрашивай. Да, тебя уже подключили к Керберу? Это наш искусственный интеллект, который управляет базой.

— Нет, — ответила Таша. Она открыла рюкзак и вытащила оттуда наушники с микрофоном. Нарисованная на рюкзаке кошка хитро улыбалась и шевелила усами, когда она вытаскивала вещи.

— Да ты увлекаешься старой техникой, — улыбнулась Альдона. — Я думаю, что Кербер автоматически определит твое устройство, не беспокойся. Ну, а вживленный чип у тебя есть?

— Нет, я отказалась его делать. Я вообще против трансгуманизма, — ответила Таша.

Она села за свободный компьютер у стеклянной стены. Большой прямоугольный экран перед ней автоматически включился, на столе засветились кнопки клавиатуры.

— Архивный инженер Таша Игути, — произнес компьютер бесстрастным, металлическим голосом. — Добро пожаловать на лунную базу № 1 имени Нейла Армстронга. С тобой говорит искусственный интеллект Кербер. Согласно правилам работы на станциях и научных базах за пределами Земли, ты должна будешь прослушать инструкцию по безопасности и ответить на вопросы. Ты можешь пропустить инструкцию и сразу перейти к ответам на вопросы. Я ожидаю твоего решения в течение тридцати секунд…

Таша с трудом оторвалась от вида за окном и выбрала «перейти к ответам». Перед отлетом она прочитала все о работе на космических станциях, что смогла найти в Сети, и короткий тест не вызвал у нее затруднений. Попав во внутреннюю сеть базы, она открыла свою почту, где уже набралось несколько писем от ее подруг и друзей с Земли и Марса. Таша сначала прочла письмо от старшей сестры. Та писала, что отправилась в очередную археологическую экспедицию на Черное море, и прислала фотографии, на которых она, счастливая и загорелая, раскладывала найденные черепки и пела под гитару русские песни. Таша вздохнула и подумала, что космос всем хорош, кроме того, что там не посидишь с друзьями у костра.

Звуковой сигнал сообщил, что пришло письмо от Альдоны Беленькой. Таша улыбнулась — видимо, пепельные волосы тоже достались Альдоне в наследство от предков.

«Дорогая Таша!

Рада приветствовать тебя на Луне. С сегодняшнего дня ты будешь заниматься очень интересной и увлекательной работой — обработкой воспоминаний людей, живших на нашей Земле в далеком прошлом. Всего на лунной базе хранится 558 записей, все они были сделаны в последние десятилетия перед объединением Земли. До перехода в общественное достояние эти записи находились в архиве корпорации „Чиба“, которая предлагала людям услуги по записи воспоминаний. Согласно постановлению Всемирного Совета (тогда он еще существовал), документы „Чибы“ было решено перевезти на лунную базу, так как их хранение на Земле было признано нецелесообразным.

Видимо, здесь сыграла свою роль репутация „Чибы“, в свое время тесно связанной со спецслужбами и армиями США и Японии, а также доставшаяся нам от прошлого привычка посылать все нежелательное на Луну, подальше от любопытных глаз. Знаешь, сколько здесь законсервированных хранилищ ядерных отходов и другой подобной гадости? Страшно подумать! Но на Земле их держать вообще нельзя, так что у Совета не было выбора.

После перемещения на Луну об архивах „Чибы“ все благополучно забыли и вспомнили только недавно, после очередного расширения базы имени Армстронга. Теперь нам предстоит заняться обработкой этих воспоминаний, составить их опись и, возможно, вернуть на Землю после консультации с Институтом памяти в Риме. Прости за эту затянувшуюся историческую справку — такая у нас, архивистов, привычка. Но ты и так это знаешь, извини за наставительный тон!

Теперь о том, что именно требуется от тебя. Чтобы составить опись на воспоминания людей, хранящиеся в архиве „Чибы“, их сначала нужно будет просмотреть в виртуальной реальности. Тебя ждет уникальная возможность погрузиться в прошлое на сто с лишним лет назад! Конечно, это связано с известным риском. Тестовые просмотры показали, что, по-видимому, ничего опасного в архиве нет, но это не значит, что мы не наткнемся на какие-нибудь подводные камни. Пока мы смотрели только рекламные записи, которые „Чиба“ использовала для завлечения клиентов.

И еще одна вещь. Когда ты давала согласие работать на лунной базе, то сообщила, что умеешь и готова погрузиться в виртуальную реальность. Конечно, ты можешь отказаться от непосредственного просмотра воспоминаний, мы найдем для тебя другую работу и никто тебя за это не осудит. Если ты согласна, тогда скажи об этом Керберу, и он сообщит тебе необходимые детали».

Таша приподняла одну бровь, и снова переключилась на переписку с друзьями. Ответив на все письма, она отправила короткое сообщение Керберу, и через мгновение тот ответил: «Приглашаю пройти в лифт, пункт назначения — 22 этаж». Экран компьютера автоматически погас, когда Таша поднялась с кресла. Отыскав лифт, она набрала на клавиатуре «22» и стала спускаться. Лифт двигался настолько плавно, что могло показаться, что он стоит на месте, если бы не меняющееся цифры на табло. Наконец, двери открылись, и Таша оказалась в большом помещении, заставленном контейнерами и коробками, между которыми сновали роботы-погрузчики. Ей навстречу вышел немолодой небритый мужчина в круглых очках, который жестом пригласил следовать за собой. Она прочла табличку на его синем комбинезоне: «Жюльен Рембо, механик машин памяти».

— Сначала включим тестовую запись, — сказал он, когда они подошли к кабине виртуальной реальности. Громоздкая, опутанная проводами, она напоминала клубок морских водорослей, выброшенных на пляж, или глубоководного кальмара.

— Я смотрела эти записи, — поморщилась Таша. Ей хотелось поскорее приступить к настоящему делу. — «Чиба» выпустила семь рекламных роликов с воспоминаниями якобы случайных людей, на самом деле для записи использовали сотрудников компании, выбрав из их памяти приятные моменты типа поездки на море или пикника с друзьями в лесу. Давайте наконец перейдем к настоящим архивным материалам, к реальным воспоминаниям.

— А ты знаешь сам механизм записи воспоминаний? — спросил Жюльен. Ей послышалась ирония, но лицо механика было непроницаемым.

— Только в общих чертах, я же историк, а не биолог или компьютерный инженер, — не смутившись, ответила она. — Меня давно интересуют записи воспоминаний, потому что мы, историки, обычно работаем с источниками информации на устаревших бумажных носителях, это очень неудобно и часто просто скучно, особенно если имеешь дело с законами, парламентскими дебатами, уголовными делами и тому подобной давно забытой глупостью. Меня всегда привлекало живое погружение в прошлое, например, фильмы, музыка, и особенно самое последнее достижение старой цивилизации, мнемотроны — машины для записи воспоминаний.

— Принцип работы мнемотрона был таков: машина считывала воспоминания людей, и в том числе такие, о которых они сами могли не подозревать. Воспоминания записывали на специальные носители памяти. С помощью мнемотрона их потом можно было дать просмотреть другим людям, запустив обратный процесс. Получалось так, что ты попадаешь в виртуальную реальность, и как будто ты — тот человек, воспоминания которого были записаны. И ты не помнишь, что ты — это ты. Потом, когда тебя отключают от машины, это все воспринимается как сон, который ты увидела, но при этом ты все помнишь.

Механик ничего не сказал и нажал кнопку. Стеклянная крышка кабины откинулась, Таша забралась наверх и устроилась в удобном кожаном кресле. Жюльен снова нажал кнопку. Крышка закрылась, на голову Таши опустился шлем. Она привычно расслабилась, стараясь думать о приятных вещах. Вспомнилось, как ее учили на тренировках по погружению в виртуальную реальность. «Какие парни тебе больше нравятся, блондины или брюнеты?» На запястьях защелкнулись кожаные обручи, и она почувствовала укол в вену. Снотворное сработало быстро, и Таша уснула, чтобы проснуться в совсем другом мире.

В вагоне метро было невозможно дышать, и Роман почувствовал, что его вырвет, если он не выйдет на следующей остановке глотнуть свежего воздуха. «Надо бросить пить кофе», — подумал он, пробираясь между пассажиров к выходу. На станции он сел на скамейку, чтобы перевести дух. Перед ним был большой рекламный щит с какими-то буквами. Неожиданно он поймал себя на мысли, что не может их прочитать, так как они на плохо понятном ему языке. Моргнув несколько раз и переведя дыхание, он без труда разобрал надпись на обычном русском: «Запиши свою память! Отправь послание в будущее!» Далее следовал адрес московского офиса «Чиба Корпорейшн». Роман потряс головой и медленно поднялся со скамейки, собираясь войти в следующий вагон, тоже забитый до отказа. Пассажиры за стеклами неприветливо смотрели на него, когда он стоял у края перрона, набираясь смелости, чтобы снова нырнуть в потную духоту.

— Ты опоздал на десять минут, — сказал начальник отдела, когда Роман вошел в офис.

Тот плюхнулся в кресло, пробормотав извинения. Он ненавидел босса всей душой и страшно боялся, что тот догадается об этом.

— Первая твоя тема — про железнодорожное крушение. Слышал? — босс подошел к нему.

— Да, читал новости в метро, — ответил Роман, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Вторая тема про террористов, третью выберешь сам. Так как ты опоздал, первую уже скоро сдавать, — сказав это, босс ушел себе в кабинет выпить чашечку кофе. Одновременно он следил за сайтом и новостями со своего смартфона, так что расслабляться было нельзя.

Роман надел наушники, включил радио и стал смотреть новостные ленты на компьютере. Он работал быстро, собирая информацию и подгоняя ее под давно отработанный им шаблон новостной заметки. Через десять минут короткая статья про крушение появилась в разделе происшествий интернет-газеты «День». Ритм работы был привычен, и Роман постепенно успокоился, отходя от метро. Не переводя дыхания, он написал еще пять заметок: про новые атаки террористов, открытие музея порнографии, новый альбом группы Dreamweb, крокодилов-мутантов, выбравшихся из канализации и устроивших переполох у метро «Выхино», об открытии очередного антикафе. Последнюю новость ему прислали девушки из пиар-отдела, которые получили текст от рекламодателей, и его как всегда пришлось переписывать заново, чтобы привести в человеческий вид.

Он уже собрался в столовую, но тут в офисе снова появился босс. Глаза его горели — видимо, осенила очередная новая идея. Он направился прямо к его рабочему месту, и Роман осторожно вздохнул, готовясь к худшему.

— Слушай, Роман, я тут вспомнил, что сегодня компания «Чиба» открывает офис в Москве. Съезди туда, все корреспонденты заняты на теракте, — сказал он.

Роман вспомнил рекламу в метро. Собрав свой рюкзак, он вышел на улицу и купил в уличном киоске бутылку холодного чая со вкусом малины. «Духота», — сказал ему продавец, пожилой киргиз. На небе сгустились тучи. Было похоже, что собирается ливень, и Роман быстро зашагал по направлению к подземке. У входа стояла пара броневиков, рядом с которыми курили спецназовцы. «Как же все это надоело, — пронеслось в голове. — Можно подумать, что террористы из „Народной армии“ когда-то устраивали взрывы в метро. Они убивают только военных и полицию».

После грязной, запыленной редакции «Дня» офис «Чибы» поражал чистотой и современным дизайном. Улыбающаяся девушка в белоснежной форме проверила Романа по списку аккредитованных журналистов, нашла фамилию Журавлев и поставила напротив нее галочку в своем компьютере. Роман прошел в конференц-зал. «Раньше в моде были синие стулья, теперь везде стоят розовые. Розовый — это новый синий», — подумалось ему, когда он выбирал себе место.

Зал постепенно наполнился народом. Минут через десять на сцену вышли одетые в дорогие костюмы мужчины, излучавшие успешность и уверенность в себе. Один из них оказался генеральным директором «Чиба-Москва». Хорошо поставленным голосом он начал произносить тщательно отшлифованные фразы. «Теперь, в 2084 году, наша компания открывает офис в Москве, чтобы продвигать наши услуги на российском рынке. Это новый этап в мировой экспансии „Чибы“, признанного лидера в таких инновационных областях, как биотехнологии, компьютерная безопасность, генная инженерия, виртуальная реальность…».

Роман почувствовал, что не может уловить смысла сказанного — это было все равно, что пытаться удержать рукой рыбу под водой. «Так же выступает директор нашего медиахолдинга», — подумал он. После гендира выступили еще несколько человек, в том числе инженер «Чибы», рассказывавший о новых технологиях. Роман попытался сделать несколько заметок для будущей статьи. Ему хотелось подать пресс-конференцию как рассказ о достижениях науки, и он начал обдумывать заголовок. Что-нибудь вроде: «Виртуальное бессмертие». Неожиданно к нему подошел молодой человек, одетый в форму с логотипом «Чибы».

— Вы Роман Журавлев? — спросил он с дежурной улыбкой. У него были длинные волосы и небритые щеки, и Роман представил, как он после работы снимает строгий деловой костюм, надевает кожаную куртку и джинсы и идет тусить в бар «Гадкий койот» напротив чибовского офиса.

— Да, — ответил он, немного удивленно. Мелькнула мысль, что чибовцы хотят предложить «Дню» эксклюзивное интервью, но он сразу отбросил ее. Их газета была дешевым желтым изданием, не тот калибр.

— Мы хотим предложить вам, как журналисту, принять участие в тесте нашей технологии по записи воспоминаний, — сказал молодой человек. — Вам покажут несколько фильмов, записанных добровольцами, и Вы по желанию можете сами попробовать погрузиться в виртуальную реальность.

Роман заколебался, но потом подумал, что в его статье личное участие в таком тесте станет нужной ему изюминкой. И босс будет доволен. Может быть, даже на радостях выпишет премию.

— Хорошо, я согласен, — ответил он.

— Тогда идите за мной, — пригласил его молодой человек.

Они прошли в небольшую комнату овальной формы. На одной из стен висел большой экран, напротив стояли несколько кресел. В дальнем конце комнаты помещался странный аппарат, напоминающий рентгеновскую установку.

— Это и есть ваша чудо-машина? — спросил Роман.

— Она называется мнемотрон, — ответил молодой человек, ухмыльнувшись. — Садитесь в кресло, сейчас начнется демонстрация.

Сиденье было мягким, и Роману сразу захотелось спать. Экран загорелся, и он увидел улыбающуюся девушку в бикини на песчаном пляже. Она смеялась и что-то говорила, видимо, по-японски. К своему огромному удивлению, он понял, что прекрасно понимает ее.

— Бросай селфиться и пойдем купаться! — крикнула девушка и побежала к морю.

Чьи это были воспоминания? Наверно, ее парня или мужа. Он сделал еще несколько снимков себя на фоне зеленых волн, убрал телефон и последовал за девушкой. Они купались, затем забрали свои вещи и пошли в отель, болтая о своих делах. У входа в отель демонстрация закончилась, и Роман зевнул. Он почему-то был уверен, что это была Окинава, хотя точно знал, что никогда там не был. Пока Роман пытался вспомнить, когда и где он так хорошо выучил японский, борясь с одолевавшей его сонливостью, в комнату вошел мужчина в сером свитере и белой рубашке с галстуком. Он вспомнил, что это инженер «Чибы», выступавший на конференции.

— Ну, что Вы решили? Примете участие в тесте? — спросил инженер, приветливо улыбнувшись и протянув руку для рукопожатия.

— А это надолго? — спросил Роман. Он изучал его лицо: инженер был европейцем, но не русским. В его внешности не было ничего запоминающегося, кроме взгляда серых глаз. Этот взгляд показался Роману холодным, даже жестким, несмотря на милую улыбку.

— Максимум полчаса, — ответил инженер. — Мы дадим Вам снотворное, и Вы даже ничего не почувствуете.

— То есть вы усыпляете людей для того, чтобы снять их воспоминания? — спросил Роман.

— Да, но это полностью безопасно, — заверил его инженер. — И необходимо. Бодрствуя, человеку гораздо сложнее погрузиться в виртуальную реальность и из нее выйти.

— Хорошо, давайте попробуем, — сказал Роман, хотя его энтузиазм несколько поугас. Он покосился на стоявший в углу аппарат.

— Ложитесь туда, — сказал инженер, жестом пригласив его лечь на постеленный там надувной матрас. Когда Роман лег, он закрепил на его голове громоздкое устройство, напоминающее шлем, и подключил датчики к рукам и ногам. Вошла медсестра в белом халате. Склонившись над оробевшим журналистом, она улыбнулась и сделала ему укол в руку. Он отключился. Последнее, что он запомнил, было непроницаемое лицо инженера, запустившего свою машину, и ровный, мощный гул работающего аппарата.

Очнулся Роман в незнакомом помещении. Первое, что он почувствовал, — страшная головная боль. Он сел на кровати, обхватив голову руками. «У кого мы так напились?» — была первая его мысль. Вторая, когда он огляделся: «Где я?» И третья, уже паническая: «Как мне выбраться отсюда?»

Комната, в которой очутился Роман, напоминала больничную палату. Рядом стояли пустые койки. Из широкого окна был виден какой-то мрачный пустырь. Дверь, до которой он с трудом доковылял, была заперта. Он хотел постучать, но что-то его остановило. Память постепенно возвращалась к нему, и он сообразил, что скорее всего находится на территории «Чибы». В голову полезли разные нехорошие истории о чибовцах, которые он читал по вечерам на разных хакерских форумах, в сером интернете. «Может, они и в самом деле рептилоиды?» Эта мысль его развеселила, но ненадолго. Он стал думать, что делать дальше. Перспективы были невеселые. Он был один, в больничном халате, в крепко запертой палате. Неизвестно где.

Роман подошел к окну, взялся руками за подоконник и уткнулся носом в холодное грязное стекло. Пощупав его, он убедился, что оно из разряда пуленепробиваемых. На время им овладела тоска, и он улегся на свободную койку, чтобы немного передохнуть. Глаза смотрели в потолок, и он заметил там вентиляционное отверстие. Некоторое время он разглядывал его, потом быстро поднялся и стал ставить койки одна на другую, прислушиваясь, не раздались ли в коридоре шаги. Все было тихо. Забравшись наверх, он осторожно потянул люк на себя. К его неописуемой радости, он легко открылся. Уцепившись за край, Роман изо всех сил подтянулся и забрался в узкую вентиляционную трубу. Осторожно, переводя дыхание и стараясь не шуметь, он стал ползти вперед, пробираясь на ощупь в кромешной темноте.

Ползти пришлось долго. Временами Роман слышал гул работающих механизмов и чьи-то разговоры, но их нельзя было разобрать. Попадались люки, но он не стал их открывать, сообразив, что они ведут в другие помещения «Чибы». В которые он очень не хотел попасть. Потом труба стала спускаться куда-то вниз, и ему пришлось тормозить всем телом, чтобы не упасть. Одна из панелей под ним, когда он неосторожно надавил на нее, треснула, и он почувствовал, что летит куда-то вниз. К счастью, падение оказалось коротким.

В темноте ничего не было видно. Пощупав вокруг, он наткнулся на консервную банку и чуть не порезал пальцы. Где-то рядом слышалось журчание воды. Поднявшись, Роман пошел на этот звук. Стало светлее, и он увидел ручей, который тек по дну канализационного тоннеля.

«Ну, по крайней мере, это уже не „Чиба“», — подумал он. Роман сел рядом с ручьем, обхватив руками колени, и попытался собраться с мыслями.

Будут ли его искать? Едва ли. Родные остались в другом городе, и из-за войны он даже не знал, что с ними. На связь они не выходили уже несколько лет, а съездить туда он не мог, потому что потом его вряд ли пустили бы обратно в Москву. Друзей и тем более девушки у него нет и не было. На работе, скорее всего, будут звонить ему на мобильный, который забрали чибовцы, а потом просто махнут рукой и начнут искать нового сотрудника. То же самое сделает и хозяйка квартиры, которую он снимал. Вряд ли кто-то из них обратится в полицию. Если все-таки обратятся, то полиция позвонит в «Чибу», и там ответят, что он ушел от них после пресс-конференции неизвестно куда. На этом все и заглохнет.

Становилось холоднее, но Роман продолжал сидеть и чего-то ждать. Он подумал, что скоро дадут зарплату, и даже после вычета арендной платы у него все же кое-что останется. Можно сходить, например, в кино. Пригласить девушку… Он совсем размечтался, но холод вернул его к реальности. Нужно было соображать, что делать дальше.

А ситуация была если не полный крах, как у них говорили в редакции, то близко. Даже если он выберется из канализации, то без денег и документов ему будет очень сложно попасть домой. Если он находится сейчас в черте города, единственный надежный способ куда-то добраться — это метро, куда его не пустят. А если он за чертой города, то все гораздо хуже, потому что его могут просто пристрелить у первого же блокпоста, приняв за террориста или мутанта.

Единственный позитив в том, что он пока жив и невредим. И, по-видимому, за ним сейчас никто не гонится. Только Роман подумал об этом, как ему показалось, что он услышал какой-то звук выше по течению ручья. Он задержал дыхание и молча сидел, вслушиваясь в тишину. Ничего не нарушало безмолвия, кроме журчания воды. Он уже надеялся, что ему просто показалось и жуткие мутанты находятся сейчас где-то далеко, а не на расстоянии вытянутой руки. Но звук раздался снова, на этот раз безошибочно четко.

Аккуратные, но твердые шаги и легкое металлическое поскрипывание. Роман живо представил себе, как робот осторожно движется по ручью, сканируя местность впереди и позади себя. Может быть, датчики тепла уже засекли его, и сейчас бот включит прожектор, который выхватит из темноты его скорчившееся тело? Подавив в себе паническое желание немедленного бегства, он остался на месте.

Шаги постепенно приблизились, а затем остановились. Глаза ослепила яркая вспышка, и он различил двуногий, похожий на курицу силуэт с торчащими по бокам крупнокалиберными пулеметами. Мгновение — и они ударили трассами пуль, разорвавшими тишину. Он уже бежал, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди. Что-то обожгло его ногу, но он не почувствовал боли и продолжал бежать. Бот гнался за ним, в чем Роман не сомневался, как и в том, что он его настигнет.

Выдохшись, он набрался смелости и оглянулся. Ничего не было видно. Остановившись, он напряженно вслушивался в тишину. Ни звука. Он перевел дыхание, чувствуя, как из ноги сочится кровь. Надо бы перевязать, но здесь ничего не видно. Роман присел отдохнуть, опершись спиной о стену тоннеля, и вытянул уставшие ноги. Мысли путались. Он думал о работе и ненаписанной статье (в голову лезли новые заголовки типа «Хоррор в подземельях „Чибы“», или «Из метро в канализацию: день московского журналиста»), мозг по инерции редактировал ее, отказываясь верить, что никаких статей больше не будет.

Он стал вспоминать детство, свое любимое поле за огородами, где текла речка. Там так хорошо было бегать по вечерам, когда жара спадала и над землей низко и бесшумно летали совы, выглядывавшие сусликов. Вдруг ему показалось, что он слышит женский голос.

— Чего ждем? Ты так и собираешься сидеть? — спросила она.

— Кто ты такая? — спросил Роман с раздражением. Он не любил женщин, и они отвечали ему взаимностью.

— Меня зовут Таша, — ответила она. — Я историк из будущего, который читает твои воспоминания.

— Да ну? — сказал Роман. — А я думал, ты просто очередной голос в моей бедной голове.

— Ты часто слышишь голоса в своей голове? — рассмеялась Таша. — Надо же, я оказалась в голове у сумасшедшего. Не каждый день выпадает такой случай! Эксперимент пошел как-то не так.

Роману стало не по себе. Голос, который он слышал, был слишком реальным, чтобы отнести его за счет игры воспаленного воображения.

— Почему ты все время молчишь? Уже умер? — спросила Таша с насмешкой.

— Я пытаюсь понять, как мы с тобой разговариваем, — ответил Роман. — И не сошел ли я в самом деле с ума. Ты сказала, что читаешь мои воспоминания в будущем? Но ведь это все равно, что смотреть фильм. Ты же не можешь принять в нем участие.

— Я тоже так считала раньше, — сказала Таша задумчиво. — Но теперь мне кажется, что виртуальная реальность — на самом деле что-то вроде параллельной вселенной. А твои воспоминания — ключ к этой вселенной, с которым можно в нее проникнуть.

— То есть это что-то вроде телешоу в режиме реального времени, — сказал Роман. — Меня могут сожрать мутанты, а ты будешь смотреть, жевать попкорн и радоваться.

— Я не знаю, — сказала Таша. — Может быть, меня будут пожирать вместе с тобой. Ведь сейчас я — это ты. Я чувствую все то же самое, что и ты. Ты ранен, устал и очень напуган. И не знаешь, что тебе делать дальше.

— Ну, я не очень-то напуган, — возразил Роман, которому стало неудобно показывать свой страх перед девушкой. — Хотя, кого я обманываю? Мне очень страшно, Таша.

— Чем я могу помочь бесстрашному герою? — спросила она.

— Просто возьми меня за руку и скажи, что все будет хорошо, — попросил Роман.

Она не ответила, и окружающая темнота показалась ему теперь еще более черной. Роман подумал, что вряд ли когда-нибудь еще услышит ее насмешливый, но милый голос. И мимолетное пожатие ему, конечно, только показалось. Непереносимо острая боль утраты заставила его подняться на ноги. Он постоял одиноко, глубоко задумавшись и поплакав тихонько в тоннеле, а потом заковылял дальше, волоча раненую ногу. Роман не помнил, сколько он шел в темноте, упрямо повторяя про себя: «Самое трудное — сделать еще один шаг, а потом еще один, и еще».

Впереди показался свет. Это был отблеск костра, разведенного у входа в тоннель. Подойдя поближе, Роман увидел, как ему навстречу поднялись сидевшие у огня люди. Молодые парни и девушки, они были в зеленой униформе и вооружены автоматами. Он сразу понял, кто они такие.

— Не стреляйте, пожалуйста, — крикнул он, поднимая руки вверх и волоча за собой раненую ногу. Он подошел к ним, и один из парней помог ему сесть на бревно, которое они использовали вместо скамейки. Девушка с медицинской сумкой через плечо задрала ему штанину и стала бинтовать раненую ногу.

— Да у тебя там просто царапина, — рассмеялась она, наложив несколько бинтов.

Роман посмотрел на ее фуражку, из-под которой выбивался локон светлых волос. На фуражке была красными нитками вышита пятиконечная звезда. Она была так точно размещена посередине фуражки и вышита так аккуратно, что можно было подумать, что девушка спрятала в ней свои самые сокровенные мечты. Он нерешительно улыбнулся девушке и ее звезде. Она улыбнулась в ответ. Ему показалось, что в этот момент он проснулся от какого-то тяжелого, глупого, ненужного сна, и теперь все в его жизни будет по-другому.

Открыв глаза, Таша увидела перед собой озабоченное лицо механика машин памяти. Снотворное еще действовало, и она лежала, не шевелясь, пока он отсоединял кабели и нажимал кнопки на панели управления. Наконец, Жюльен оставил машину в покое, поднял Ташу и усадил ее в стоявшее рядом кресло. Она откинула голову на спинку и молча смотрела в потолок. По нему ползали похожие на пауков роботы-уборщики. Она вспомнила, что видела таких в одном старом отеле в Нью-Йорке. Это была устаревшая модель, которая теперь почти не использовалась на Земле.

— Поговори со мной, — попросил Жюльен.

Таша помотала головой. Механик положил ей руку на лоб. Он был холодным. Пощупал пульс — все в норме. Таша улыбнулась.

— Со мной все в порядке, — сказала она. — Я немного отдохну, а потом пойду к себе. Просто очень много впечатлений, и я еще не совсем здесь.

— Хорошо, — сказал Жюльен. — Следи за своим состоянием. Давай я одену тебе специальный браслет, на всякий случай.

Браслет был красивый, белый, с какими-то разноцветными инкрустациями, напоминавшими камни. Таша знала, что это нанокомпьютеры, которые будут считывать ее физиологическое состояние. Если она потеряет сознание, они немедленно передадут сообщение Керберу и врачам. Браслет ей понравился, и она надела его на левую руку. Тело еще было непослушным. Она с трудом поднялась из кресла и медленно пошла к выходу, расставив руки для балансировки.

Поднявшись к себе, Таша легла на постель. На столике рядом она нашла еду — стакан апельсинового сока и фрукты. Выпив сок, она отдохнула немного, а потом позвала Кербера. Экран на стене сразу загорелся, и на нем появился бесстрастный аватар машины, напоминающий мерцающую микросхему.

— Я хочу записать свои мысли по поводу сегодняшнего эксперимента, — слабым, но решительным голосом произнесла Таша. — Погружение в виртуальную реальность длилось… данные у Жюльена. В качестве объекта были выбраны воспоминания, записанные на кристалл памяти номер 501. Человек, записавший их, жил в Москве, по описи о нем известны только даты его рождения и смерти. Он умер в 2084 году. Судя по просмотренным воспоминаниям, он был журналистом. Его звали Роман Железнов. «Чиба» использовала его в запрещенных экспериментах.

— Подожди, Таша, — Кербер прервал ее. — Роман Железнов умер спустя пятьдесят лет после названной тобой даты. Я сейчас проверил данные о нем в Сети: дата смерти 2134 год.

— Странно, — сказала Таша сонным голосом. — Я отчетливо помню, что в описи были указаны даты его жизни и смерти, и последней была цифра 2084. Ну ладно, пойдем дальше…

Борясь с усталостью, она подробно надиктовала ему все, что запомнила. Кербер записал ее отчет и сказал, что перешлет его Жюльену и Альдоне.

— Теперь подведи итоги, дай свое экспертное заключение, — попросил Кербер.

— Эксперименты «Чибы» не были добровольными, но мы уже давно это подозревали, — сказала Таша. — Данных об использованной ими технологии запись почти не содержит. Следует отметить, что в процессе просмотра записи произошла рассинхронизация, и мне, если можно так выразиться, удалось вступить в диалог с этим человеком. Диалог не имел существенной смысловой нагрузки, но важен сам его факт. Это подтверждает теорию моего учителя, профессора Ракитина, о том что база воспоминаний «Чибы» более важна, чем до сих пор казалось: это ключ к параллельной вселенной, которой на самом деле является так называемое «прошлое». Я предлагаю пересмотреть программу экспериментов и привлечь к работе специалистов по виртуальной реальности и путешествиям во времени. Открывающиеся перед нами возможности поистине безграничны…

— Последнее предложение отдает демагогией, — бесстрастно отметил Кербер. — Вообще, нормальные, живые люди так не говорят и не пишут. Кроме того, я посмотрел информацию с твоего браслета и рекомендую тебе немедленно принять сон, не менее восьми часов.

— Я подчиняюсь мнению самого авторитетного эксперта в области литературы и медицины и прекращаю запись, — сонно сказала Таша. Улыбнувшись, она закрыла глаза и уснула, и проснулась намного позже, чем через восемь часов.

Альдона и Кербер молчали, и Таша, наскоро перекусив, отправилась гулять по базе. Быстро запутавшись в многочисленных коридорах, она вызвала Кербера и попросила проводить ее в гараж. Там Таша долго наблюдала, как люди управляют роботами-погрузчиками и разгружают луноходы. Она заинтересовалась этой работой и, после короткого курса обучения на компьютере, взяла себе свободного робота. Забравшись в него, Таша принялась помогать другим людям, работавшим на складе. Сначала она больше мешала, но потом понемногу разобралась, что надо делать, и работа пошла дружно. Через несколько часов контейнеры разных форм и расцветок стали мелькать у нее перед глазами, сливаясь в одно, и она поняла, что надо сделать перерыв. На ее счастье, другие работники тоже остановились. «Кербер сказал, что разгружены все прибывшие сегодня луноходы, — сказал один из них. — Мы пойдем в верхнее кафе, полюбуемся Землей».

Таша решила сначала принять душ и отстала от своих товарищей. Они рассказали ей, куда нужно идти, и она поднялась на самый верхний этаж, который находился под огромным стеклянным куполом на вершине горы. Кроме кафе, там помещались кинотеатр, тренажерный зал и библиотека. Оказалось, что в кафе только вегетарианское меню, и Таше пришлось довольствоваться заменителями мяса. Она села за свободный столик, любуясь звездами. Послышалась тихая, приятная музыка, настраивавшая на «космический» лад. Кто-то, видимо, репетировал перед вечерним концертом. На складе Таше рассказали, что сейчас на базе имени Армстронга есть три группы, и наибольшей популярностью пользуется «Океан Европы», музыку для которого пишет Альдона. Звучавшая со сцены мелодия напомнила Таше об Альдоне, ее голубых глазах и пепельно-серых волосах, и она решила, что репетирует эта группа.

— Таша! Таша! — она повернула голову и увидела у лифта две знакомые фигуры.

Кэт и Сания. Две ее подруги, с которыми она училась в Риме и жила в одной комнате. Рим казался теперь таким далеким, хотя она закончила университет только в прошлом году. С подругами она не виделись несколько месяцев. Они собирались улететь работать на Энцелад и проходили дополнительный курс подготовки к дальним космическим полетам.

— Ты хорошо выглядишь, — сказала Таша, обнимая Санию. Про себя она подумала, что та сильно повзрослела и превратилась в настоящую красавицу. На голове у Сании был большой клетчатый платок, который полностью скрывал ее волосы. — А зачем тебе платок?

— А зачем тебе платок? — передразнила ее Сания, взявшись за красный платок на Ташиной шее.

— Сания в прошлом месяце играла в пьесе Джалаладдина аль-Газали про войну на Ближнем Востоке, которая была почти двести лет назад. У нее была эпизодическая роль, — включилась в разговор Кэт.

На ней было красивое черное платье с открытыми плечами. В нем Кэт со своей короткой стрижкой напоминала женщину-ученую из старого научно-фантастического фильма, который Таша недавно смотрела, но забыла название. Что-то про межзвездные путешествия (наверно, одна из немногих утопий прошлого, которая до сих пор не была осуществлена).

— Пьеса называется «Девушка в платке», но на главную роль меня не взяли, — рассмеялась Сания. — Я просто ходила с автоматом, это такое древнее оружие, и всех пугала. И с тех пор ношу платок. Автомат у меня забрали. Жалко, он был забавный, хотя и тяжелый. Мне он так понравился, что я взяла его с собой, пострелять, а они потом прибежали и сказали, что так нельзя делать.

— Что ты наделала? — спросила Таша.

— Да ничего, я взяла автомат, залезла ночью на крышу гостиницы и стала стрелять в небо трассирующими пулями. Мне в музее сказали, что у них есть магазин с трассирующими пулями, я сначала не поняла, что это такое, а потом мы играли пьесу, и я стала читать в Сети все про оружие, и там было написано про трассирующие пули. Ну я взяла этот магазин, и он подошел к автомату. А чтобы было красиво, я стала стрелять ночью. Но они перепугались, вылезли на крышу и стали меня критиковать. Но я уже расстреляла весь боезапас, так что было все равно. Жалко, что автомат забрали, но театру он еще понадобится.

Они поболтали немного, обсудили работу Таши на базе и предстоящий полет Кэт и Сании.

— Кстати, а как твоя наука? — спросила Кэт.

— Пока не знаю, я еще ничего не сделала толком, — ответила Таша. — Но здесь очень интересная работа, которая перекликается с той темой, которой я занималась раньше, в университете. Может быть, что-нибудь и напишется.

— Изменение прошлого, да? — сказала Сания, оторвавшись от разговора с Кербером. Она спрашивала его, можно ли покататься на луноходе.

— Ну да, — ответила Таша. Ей почему-то вдруг расхотелось говорить на эту тему, и она спросила Кэт про ее занятия ксенобиологией.

— Энцелад ждёт, — лаконично ответила Кэт.

— Ждёт не дождётся очередной исследовательницы с Земли, с ясными серыми глазами, золотыми волосами и татуировкой космического корабля на левом плече, — сказала Таша.

— Да, — улыбнулась Кэт. — Я думала, что после гибели экспедиции доктора Брауна желающих особо не будет, но наш транспорт уже весь заполнен. Кого там только нет! Куча математиков, которые почему-то вообразили, что только их там не хватает. Я им сказала: научитесь лучше делать что-нибудь руками, например, починить шаттл, и они стали смеяться — роботы все починят. А потом у них сломался робот, которого они использовали в своей лаборатории как помощника.

— И Кэт его перепрограммировала, — сказала Сания. — А они стояли с тупым видом, и говорили «спасибо».

— У мужчин всегда тупой вид, когда они видят Кэт, — сказала Таша, и они засмеялись.

Девушкам было пора уходить. Они по очереди обняли Ташу на прощание и пообещали зайти завтра, после занятий.

— Кербер сказал, что мы можем взять свободный луноход и покататься, но не очень далеко! — сказала на прощание Сания.

— Ты похожа на студентку на каникулах, — сказала Кэт. Она задумалась на мгновение. — Знаешь, мне иногда кажется, что мы все еще учимся, и осенью нужно будет вернуться в университет, снова слушать лекции, сдавать экзамены. Я скучаю по всему этому. Но мы ведь не можем вернуться в прошлое, да, Таша?

— Прошлого не существует, — сказала та в ответ. — Это только иллюзия. Поэтому возвращаться некуда.

— Это очень еретическая мысль для архивного инженера, — улыбнулась Кэт. Они еще раз обнялись и ушли.

Таша только зашла в свой номер, как с ней заговорил Кербер. Оказывается, ее хотел видеть Жюльен. Спустившись на 22-й этаж, она пошла к машине воспоминаний, но его там не оказалось. Работавшие рядом люди сказали ей, что он пошел на террасу. «Это длинный коридор, который опоясывает почти всю базу на шестнадцатом этаже, из него открывается вид на равнину», — объяснил Таше молодой механик, копавшийся во внутренностях неисправного робота. Робот играл в пинг-понг на своем бортовом компьютере. «Ты делаешь больно моим чувствам», — сказал он механику, когда тот стал отсоединять какие-то провода.

На террасе в этот час было малолюдно. Несколько человек прогуливались туда-сюда по коридору, который заворачивал в сторону, и поэтому его противоположный конец не был виден. Таша дошла до поворота и увидела, что терраса продолжает поворачивать. Жюльена по-прежнему не было видно. Она шла все дальше и дальше. Вокруг больше никого не было, и ее шаги утопали в мягком пушистом ковре, который был постелен на полу. По правую руку она видела бесконечную серую равнину, над которой поднималось не синее небо, как на Земле, а пугающая чернота космоса.

Жюльен сидел у окна и держал в руке какой-то предмет. Подойдя поближе, Таша разглядела его и вспомнила, как он называется. Сигарета. Она видела их только в старых фильмах. Механик улыбнулся, увидев ее. Таша села рядом с ним.

— В правилах поведения на базе ничего не сказано про курение, — сказал он. — Потому что уже много лет как почти никто не курит, и этот пункт просто забыли включить. А раньше это сделали бы обязательно. Пожар в космосе — страшная штука.

— Я прочел твой отчет, — продолжал он, стряхивая пепел в пепельницу, которую он принес с собой. — А Кербер тем временем перепроверил информацию о дате смерти Романа Железнова и подтвердил, что есть несовпадение. Более того, этот Железнов оказался довольно известным человеком, он написал несколько книг и даже участвовал в революционном движении. В Москве на одной из улиц есть ему памятник. Любопытно, что среди его произведений есть фантастический рассказ, который называется «Разговор с девушкой из будущего».

— То есть я изменила прошлое, — сказала Таша. — Ну и замечательно.

— Никто, конечно, не будет тебя осуждать за нарушение базового правила проведения научного эксперимента — не вмешиваться в то, за чем наблюдаешь, потому что в данном случае эксперимент состоял как раз в том, чтобы вмешаться и посмотреть, что будет. Твой эксперимент.

— Ну, вообще-то я не собиралась вмешиваться и ставить эксперименты. Я просто проявила сочувствие к человеку, которому было трудно, — сказала Таша. — Это вопрос этики: меня так учили, я в это верю, и это один из главных принципов, на котором построено наше общество.

— Я не буду здесь с тобой спорить, потому что спорить не о чем, ты права, — сказал Жюльен. — Ты не думай, я не хотел этим сказать, что ты сделала свою работу плохо. Наоборот, получен очень важный результат. Который я и хочу с тобой обсудить.

Он сделал еще одну затяжку.

— Как у тебя это получилось? — спросил он.

Таша рассмеялась.

— Да никак, — ответила она. — Я не знаю. Сначала все было нормально, я не отделяла себя от его «я». А потом, произошел действительно какой-то сбой. Рассинхронизация. Я не знаю, как и почему, но мое сознание как будто разделилось. С одной стороны, была «я как он», а с другой — «я как я». Звучит комично, но так оно и было. Я заговорила с ним непроизвольно, просто произнесла свои мысли вслух — и он услышал. Почему, понятия не имею.

Таша вздохнула и продолжала:

— Мы поговорили. Потом «я как я» исчезла, и осталась только «я как он». Вскоре запись оборвалась. Может быть, произошел опять сбой, потому что там еще оставалось какое-то время. И я сделала вывод, что я не просто смотрела запись, а действительно оказалась в прошлом. А то, что мне удалось там что-то изменить, подтверждает теорию Ракитина о том, что прошлое — это параллельная вселенная, или, точнее, бесконечное количество вселенных. Каждая из которых задана какими-то сознательными действиями людей.

— То есть ты что-то изменила в параллельной вселенной, и результаты появились в нашей? — спросил Жюльен.

— А может быть, я проснулась в параллельной вселенной, — сказала Таша. — А в моей прежней вселенной появилась другая Таша, которая ничего не изменила, ничего не сделала и которая живет теперь какой-то другой жизнью. Это та же самая Таша, но другая.

— Таша, а ты хоть сама понимаешь, что говоришь? — спросил ее Жюльен, широко улыбаясь.

— Нет, — рассмеялась она. — Не очень. Я еще подумаю, почитаю Ракитина и напишу ему. Все-таки я очень далека от математики. Но идея мне как историку нравится.

— Как ты чувствуешь себя? — спросил Жюльен. — Зайди на всякий случай к врачам, они сидят на десятом этаже. Пусть проведут комплексное обследование.

— Нормально, — сказала Таша. — Обследование не хочу, оно займет целый день. Пусть врачи решат, надо ли. А так мне просто грустно немного. Но я всегда такая.

Жюльен кивнул. Он докурил сигарету и положил ее в пепельницу. Потом глубоко наморщил лоб, задумавшись о чем-то.

— Если ты изменила прошлое, то оно должно было изменить тебя, — сказал он. — Такое не проходит бесследно. Знаешь что, ты все-таки пройди обследование. И попробуй как-то выразить свои мысли и переживания, но не только с помощью науки. Попробуй выразить их в искусстве. Искусство помогает не только получить психологическую разрядку, но и лучше понять себя.

— Я никогда не была творческим человеком, — ответила Таша. — Но я попробую. Это интересная мысль. Мне нравятся картины одного художника, изображающие Энцелад. Там удивительно яркие краски. Может быть, я тоже смогу нарисовать что-нибудь.

Жюльен взял пепельницу и собрался уходить.

— Зайди к Альдоне, она хочет с тобой поговорить. По-моему, она сейчас в операционном центре, а попросту говоря, в мозге Кербера, — сказал он на прощание.

— Кербер, я иду к тебе в мозг, — сказала Таша. В ее ушах сейчас же раздался голос искусственного интеллекта.

— Двенадцатый этаж. Дополнительных инструкций не требуется, — сказал Кербер.

Инструкций не требовалось, потому что операционный центр занимал весь этаж. Выйдя из лифта, Таша оказалась в кольцевом коридоре с прозрачной стенкой. За ней виднелись ряды голубых кабинетов с процессорами и другой аппаратурой, расположенные амфитеатром. У подножия амфитеатра стоял терминал ввода, за которым работала единственный оператор в белом халате и с пепельного цвета волосами. Она подняла голову и помахала Таше рукой.

— Я хочу поговорить с тобой о твоей дальнейшей работе, — сказала Альдона, когда Таша спустилась к ней. — Кербер предлагает временно приостановить обработку базы данных «Чибы». В Сети придерживаются того же мнения. Там сейчас обсуждают твой отчет, и профессор Ракитин предложил сформировать группу экспертов в области виртуальной реальности, чтобы разработать программу новых экспериментов. На данный момент это самое популярное предложение. В список они хотят включить и тебя. Ты можешь пока остаться на базе, но когда дело дойдет до экспериментальной фазы, то тебя скорее всего затребуют обратно на Землю. Подумай, что тебе больше нравится и принесет больше радости.

— Я еще не общалась с ними, но я видела, что они мне написали, — ответила Таша. — Я еще подумаю, а пока останусь на Луне. Мне здесь нравится.

Она поправила прядь голубых волос и улыбнулась.

— Интересно, а что произошло с другой Ташей в параллельной вселенной? — спросила она.

Юлия Лиморенко Конституционное право

Iжжж.

Вызов отвлёк Сергея от наблюдения процессов смещения, которые уже вторую неделю очень его огорчали, почти злили. Вызов воспринимался как лёгкое прикосновение, кривые плотностей и температурные графики уплыли в сторону из поля зрения, и Сергей увидел встревоженное лицо Анны-Леены.

— Серёженька, что же у нас со скоростью смещения? — грустно сказала Анна-Леена. Она не упрекала, скорее, жаловалась, но Сергею всё равно стало немного стыдно.

— Я всё перепроверил, тётя Леена, — виновато сказал молодой геолог.

— Скорость вращения планеты, колебания ядра, влияние термоклина учтены, тут всё чисто. Остаётся Искра.

— Да-а, — вздохнула его тётя и наставница в операторском деле, — с Искрой мы с тобой никак не управимся…

— Искру ещё и обсчитать как следует не удаётся, — добавил Сергей, ободренный тем, что его не ругают. — Если группе операторов Искры представить наши выводы, вы их не сможете уговорить посчитать уменьшение приливных сил?

— Уговаривать-то их, Серёженька, не придётся, это уж их обязанность, — сказала геолог. — И всё-таки жаль, жаль, что мы с тобой своими силами не обойдёмся. Очень не хочется мне с Пешичем разговаривать…

— Так давайте я поговорю! — обрадовался Сергей. — Приду к нему, выложу все наши записи и прямо так сразу и скажу…

— Вот-вот, сыночек, я этого и опасаюсь, — улыбнулась Анна-Леена, — что ты с налёту всё ему на голову и вывалишь! А он обидчивый, Пешич, и обижаться он будет, уж прости, не на тебя, головастика, а на меня, старую заслуженную жабу… И всё-таки двадцать миллиметров в год — слишком много. Этак через десяток тысяч лет у нас весь архипелаг в подводный хребет сплющится…

Их переговоры прервал срочный вызов всем абонентам: «В системе внешнее космическое судно. Идентифицировано как грузовой корабль, принадлежность — Фридом. Следите за новостями, не занимайте канал срочных оповещений».

— Ну и кто сейчас будет заниматься нашими миллиметрами? — вздохнул Сергей, но скорее из вредности. Появление внешнего корабля для Игнис — событие редкое, любопытное, тут на пару дней все забросят обычные дела. Хорошо, что у островов есть в запасе ещё примерно десять тысяч лет…

«Индепенденс» в свете ярко-рыжей Фламмы была прекрасна: матовый блеск плоскостей, глубокие тени на изгибах корпуса, нежные переливы габаритных огней на двигательных консолях — апельсиновый свет местной звёздочки творил с кораблём чудеса. Штурман Кравец ещё полюбовался на свою красавицу на экранах, с сожалением расстался с этим зрелищем и шагнул вслед за вторым пилотом на площадку лифта, уносящего гостей с причальной палубы вниз, в жилые зоны станции. Автоматика на спутнике Игнис была допотопная, не чета фантастическим антуражам лунных баз в их родной системе, но здешние колонисты всё держали в полном порядке, ни одного сбоя в работе маяков причаливания штурман не заметил. Надо надеяться, и при бункеровке их девочку не обидят!

Для первого спуска на планету гостям предоставили местный шаттл — по-старинному тесный, напоминающий о временах зари звездоплавания. Второй пилот так и сказала коллеге, убедившись, что их не слышит никто из сотрудников станции. Штурман пожал плечами:

— Работает — и ладно, захотят обновить парк — обратятся к нам. Любой каприз за ваши ресурсы! А с другой стороны, зачем им здесь космолифты? Их тут тысяч пятьдесят от силы — надо думать, средний житель даже не каждый год бывает на Искре. Копаются в своих шахтах и теплицах — и счастливы.

Инес покачала головой — ей в словах коллеги послышалась зависть к такому своеобразному счастью:

— Бедно живут. Всего два города на планете, лунная станция — размером с душевую кабинку, звёздный корабль единственный… А случись какая катастрофа — что они будут делать?

— Выживут, — махнул рукой Кравец. — Наши с вами предки навидались этих катастроф ещё во времена до космолифтов. И ничего, все живы, не страдаем…

— Нашим предкам неоткуда было взять технические новинки, — не согласилась Инис, — потому и выкарабкивались как могли. А здешним что мешает обновиться?

— Нет у них потребности обновляться, вы же видите. Их всё устраивает.

— Это-то и плохо… — нахмурилась Инис, но тут же приветливо улыбнулась пилоту шаттла, который приветствовал пассажиров тоже по-старинному — на трапе своего судёнышка.

— Добро пожаловать на Игнис, — церемонно сказал пилот. — Впервые у нас? Не забудьте защитные очки — облаков нет уже вторую декаду.

Новости с Фридома, Талассы, Удачи и с самой Земли, как потоп, заполняли инфосети планеты. В обеих школах Игнис отменили уроки — ученики и учителя бок о бок смотрели видео, читали сводки, разглядывали списки новых фильмов, привезённых сородичами. Связь с другими населёнными системами была редка и не очень надёжна — любые сообщения, кроме диспетчерских пакетов и экстренных оповещений, могли потеряться при передаче; иногда они приходили десять-двадцать лет спустя, путанные, частично разрушенные, но ещё опознаваемые. «Охотники за сигналами» — любители, которые их перехватывали, — соревновались в количестве и качестве пойманных пакетов. Последние несколько лет сообщение между Игнис и более старыми колониями было сильно нарушено — система Искры была экранирована небольшим облаком космического газа, так что последних новостей с Игнис соседи по Вселенной могли и не знать.

Экипаж «Индепенденс» действительно был на Игнис впервые — и планета поразила их воображение. Конечно, им доводилось видеть записи с поверхности, но съёмки не передают ни оглушающей жары, ни жаркого ветра, постоянно дующего повсюду, ни страшной пронзительности света, который потоками рушится сквозь сухую атмосферу, не отягощённую многослойными облаками, как на их родной Фридом. Океаны Игнис, густые, как паста, испаряют много влаги, но она даже не выпадает дождями, а оседает по ночам горячей росой. Тогда ночная поверхность планеты немного остывает, и ночные ручьи несут в моря всё, что не успевает испариться снова. Всё это гости планеты знали, но в теории; ощутить всё это на себе было совершенно особенным впечатлением!

Шаттл опустился на посадочную площадку, прокатился по ней, но не остановился у линии разметки, как ожидал Кравец, а поехал к широкой трубе, протянутой, как хобот, к краю площадки. Пилот предупредил:

— Не вставайте с мест — высаживаться будем под крышей!

Шаттл в самом деле всосался в туннель, пронёсся по нему и только под куполом ангара, надёжно прикрывшим гостей от неласковой атмосферы планеты, остановился окончательно. Пилот открыл обе двери:

— Прибыли! Рад был познакомиться.

— Спасибо, — Инес пожала ему руку и выскочила на пружинящий пол ангара.

— Здесь можно дышать свободно, — сказал им вслед пилот. — Выходя из купола, не забывайте маски!

Кравец махнул ему рукой, показывая, что понял, и зашагал вслед за коллегой к выходу в город.

О том, что города на Игнис полностью изолированы от внешней атмосферы, он, конечно, читал и слышал не раз, поэтому купола его не удивляли. Удивило его то, как мало под ними места! Стены буквально давили, всё вокруг казалось неудобно стиснутым, тесным, на мгновение даже появилось ощущение удушья — типичный признак клаустрофобии. Штурман отогнал его и попытался сосредоточиться на деле. Им было поручено встретиться с руководством Игнис и договориться о порядке выгрузки привезённых товаров. Безвозмездная помощь колониям третьего класса (частично или полностью закрытого типа) — старое правило, которому на Фридом следовали строго. Игнис пока ещё была достаточно мала и достаточно ограничена в ресурсах, чтобы иметь полное право на такую помощь.

Однако начальник комитета по ресурсам, с которым велись переговоры, был другого мнения!

— Мы благодарны жителям Фридом за подарок и за доставку, мы благодарны лично вам, экипажу, что вы совершили этот трудный рейс, мы рады получить свежие новости с других планет — словом, вы нам очень, очень помогли. И мы, конечно, не отвергнем посланный нам дар — вы ничем не заслужили неуважения. Но в последней передаче мы просили Управление звёздного флота перевести Игнис из третьего класса во второй. И приложили все необходимые основания. — Начальник ласково улыбнулся, словно и в самом деле боялся обидеть инозвёздных друзей. Он был маленький, чернокожий, совершенно седой и говорил медленно и тихо, как в театре. Но больше ничего театрального не было ни в его манерах, ни в том, что он говорил. Планета, на которой нельзя сажать даже лишайники, планета, где атмосфера не пригодна для дыхания, где средняя глубина океанов двадцать два метра, где нет ни одного естественного поверхностного живого вида, — эта планета, как считал чиновник её администрации, не нуждалась в ресурсной поддержке извне!

— Но, мистер Ламур… — начал Кравец.

— Гражданин Ламур, с вашего позволения, — тихо поправил негр. — Я знаю — это звучит непривычно. Поверьте, за годы освоения планеты мы взвесили всё. В этом мире мы ни в чём не знаем недостатка. И мы не можем лишать наших товарищей на менее освоенных планетах, возможно, жизненно важных ресурсов и товаров. Ещё раз спасибо вам за помощь. — Ламур встал, пожал руки обоим астронавтам и вежливо проводил их до лифта.

Растерянный Кравец молча следил, как мелькают за прозрачной стеной лифта этаж за этажом; Инес, наоборот, не скрывала раздражения:

— Это же глупость! Здесь же ничего нет! Нищая планета! Ну хорошо, хочется им во всём ограничивать себя — их дело, но дети ведь растут! В этих ужасных коробках под куполами! И что, из-за их дурацкой гордости детям надо отказывать в ремонтантных ананасах и кибербайках? Лишать настоящих аквариумных рыбок и настоящего миндального молока?..

— Инес, тише, тише, — забеспокоился Кравец. Люди оборачивались на них, но, видимо, не понимали языка — и хорошо, что не понимали! — Вы точно хотите поучить их жить?

— Да нельзя так жить! — взорвалась пилот. — Нельзя! Это радиоактивная пустыня, тут человеку вообще делать нечего! Ну как так — оборудование допотопное, купола эти скоро треснут от старости, а какой у них у всех загар — вы видели? Они же фиолетовые все! Лиловые! Как маслины…

— Успокойтесь, — уже сердито сказал штурман. — Каждому человеку дано конституционное право выбирать, где он хочет жить и каким законам следовать. Кому не нравится — могут уехать отсюда. Давайте проверим: стоянка у нас месяц, сколько за это время нам подадут заявлений на выезд?

Инис хотела что-то возразить, но только махнула рукой и побрела в свою комнату переживать.

А Кравец с удовольствием спустился в спорткомплекс — весь рейс ему не хватало физической нагрузки, а сила тяжести на Игнис была чуть выше, чем привычная домашняя. За месяц тут легко и просто войти в форму и даже поднабрать вес, а то за перелёт он опять похудел на двенадцать фунтов — и всё за счёт мышечной массы…

Тренажёры его быстро утомили, но это было нормально — нагрузки надо наращивать постепенно. Штурман принял душ, с разбегу плюхнулся в небольшой ярко подсвеченный бассейн, пронёсся под водой тридцать футов — половину длины дорожки, вынырнул и не спеша поплыл, рассматривая сквозь слой воды мозаичные картины на дне бассейновой чаши. Мозаики изображали то людей, прогуливающихся по пустыне без всякого подобия защитных костюмов, то ледовые шапки на здешних лилово-красных горах, то неведомых животных, плывущих в местном океане, — словом, разные фантазии о будущем.

Ощущение, вкус и запах воды здесь были, конечно, новые, чужие, но это тоже нормально. А вот что ещё его беспокоило, пока он здесь отдыхал?

Кравец попытался вспомнить, не смог и решил отодвинуть эту задачу в фоновый режим — всё равно мозг не отцепится, пока не найдёт решение. Только выйдя из душа уже после плавания, обсыхая под феном, он вдруг сообразил, чего подсознательно ждал и чего так и не увидел ни здесь, в спорткомплексе, ни у себя в комнате. Он не увидел раздражающе яркого светового табло «Экономьте воду!». Эта надпись преследовала астронавтов и на лунных базах, и на кораблях, да и на многих планетах, не таких богатых, как Фридом. И здесь она была бы удивительно естественной — но её не было. Здесь не экономили воду, воздух и тепло. Здесь не нуждались в ремонтантных ананасах. Здесь вообще что-то было крупно не так.

IIжжж.

Сергей заехал в город ненадолго — посмотреть новости из внешнего мира, — а получил настоящую командировку, ответственное поручение: показать гостям с «Индепенденс» всё, что они захотят увидеть на планете. Покатать над океанами, над горами, сводить в пещеры, если им будет по силам, — короче, обеспечить впечатлениями и помочь всё это заснять. В большом мире почему-то считается, что на Игнис скучно и однообразно. Этого молодой гражданин Игнис никогда не мог понять. А вот что у экипажей звездолётов жизнь бывает очень однообразной — это он знал точно: недели и месяцы перелётов в тесных кораблях, всё с одними и теми же людьми, без возможности связаться с домом, увидеть родных, узнать новости… это же свихнуться недолго! Ребят надо развлечь, чтобы не вспоминали этот рейс как каторжный труд, — пусть хоть что-то яркое останется в памяти. Хотя покажется ли им яркой его планета? Он любит её, знает, работает с ней, как мастер с неогранённым самоцветом, поэтому она бесконечно интересна. Но как это показать приезжим? Что они поймут, кроме пустыни и ветра?..

Раздумывая над этим, Сергей пришёл на место встречи — в ангар северной взлётной зоны. Гости были уже там — резко выделялись белой кожей среди дочерна загорелых аборигенов. Шлемы и защитные очки держали в руках — всё по правилам. Сергей почти подбежал, чувствуя себя виноватым, что заставил гостей ждать:

— Утро! — и протянул руку: — Сергей Пустовойтов, геолог.

— Э… доброе утро, гражданин Пусто….вэй… — смутилась женщина-пилот.

— Называйте меня Сергей, пожалуйста, так проще и короче. Вас я знаю. Пойдёмте в катер. — И, пока они шагали по ангару к указанной автоматическим гидом стоянке, абориген, стесняясь, сказал:

— Конечно, вы лучше управляете катером, чем я, но по правилам вести машину сейчас придётся мне как знающему местные условия…

— Не переживайте, — рассмеялась Инес, — наоборот, я рада — меня так давно не катали на катерах!

— Внутри машины шлемы можно не носить — атмосфера кондиционированная, — объяснил Сергей, выводя катер на слепящее солнце. Гости дружно натянули очки и удивлённо посмотрели на пилота:

— А вы?..

— Не волнуйтесь, я привык, — отмахнулся Сергей, и машина рванулась в раскалённое серое небо.

Он уже придумал: надо провезти гостей над местами, где идут самые важные работы по обустройству планеты. Наверняка они видели старые съёмки и смогут сравнить, насколько симпатичнее стала Игнис за эти годы. Подземные реки, ветрозащитные хребты, искусственные бухты — когда-нибудь, когда моря станут глубже, в них получатся гавани для больших кораблей. И, конечно, надо будет долететь до Парового котла — он умеет поражать воображение…

— Я покажу вам места, до которых можно добраться только на катерах и только специально — метро из городов туда не ходит, — объяснял Сергей, оседлав поток пыльного ветра, который нёс катер, словно на упругой подушке. — У нас, конечно, не поваляешься на пляже и не побродишь по лесам, как на Талассе…

— Пляжи у нас ещё будут, — сказал Кравец, — а вот здешнюю геологию я бы посмотрел! Я по второй профессии геофизик.

— Правда? — обрадовался Сергей. — Тогда вы по адресу: тут будет столько геофизики, что можно десять фильмов снять! А какая у вас специальность?

— Сейсмолог, — сказал Кравец. — Фридом спокойное место, но сейсмослужба всё равно нужна. А у вас?

— Литосферник.

— Этот как? — изумилась Инис.

— Изучаю движение литосферных плит. У нас очень подвижная планета, как говорится, дышит — очень большое ядро, толстая мантия, да и более верхние слои ещё не до конца остыли. Работы полно!

— Как вы не боитесь жить на этом… яйце всмятку? — покачала головой пилот.

Сергей только улыбнулся: ему не приходило в голову, что Игнис можно бояться. Да, здесь человек впервые в истории колонизации имеет дело не столько с биологическим своеобразием, сколько с буйством первичных планетарных сил, но разве это может пугать? Крупных катастроф тут не наблюдали с самого открытия планеты, климат хоть и не подходящий для обычной поверхностной жизни, но очень стабильный, солнечная энергия обеспечивает солидную долю потребностей колонии, смена времён года малозаметна — идеальное место для научной работы и для опытов по переустройству природы вокруг. Благо не приходится опасаться, что из-за неловких действий человека вымрет какая-нибудь крайне ценная букашка.

Катер резко тряхнуло, он завалился влево, выровнялся и начал рыскать, сотрясаемый ударами ветра. Сергей нахмурился, покачал машину туда-сюда — вроде бы слушается. Новый удар в правую скулу снёс катер с курса, только специальная форма крыла не дала ему войти в штопор. Сергей вызвал службу погоды:

— Номер тринадцать-десять, я в воздухе, курс сто десять, направление на Новый каньон. Вошёл в полосу сильного ветра, какие указания?

— Уходите из района, — сказала девочка-диспетчер, — там это надолго. Срочно потребовалась противопесчаная защита, иначе завалит участок дороги. Простите, что не предупредили, сегодня все маршруты на Новый каньон должны быть перенаправлены…

— Мы частный рейс, — успокоил её Сергей. — Вас понял, идём на посадку. — И уже обращаясь к пассажирам, виновато сказал:

— Сегодня нам не погулять — вокруг города кольцо ветров. Идёт песчаная буря, нам всё равно не удалось бы ничего увидеть…

— Не беда, — сказал Кравец, — мы здесь будем ещё долго. Если вы, конечно, не передумаете проводить для нас экскурсию…

— Нет, что вы! Мне правда жаль, что так вышло…

— Это же погода, — улыбнулась Инес, — она нас не спрашивает, на что тут обижаться? И вы прекрасно водите катер, особенно в таких условиях.

Сергей удивлённо посмотрел на неё ещё в начале фразы, потом понял — они не привыкли. Ничего, время у них точно есть.

— Я высажу вас в соседнем городе, оттуда можно доехать назад на метро — тоже вроде путешествия. Хотя там почти нечего смотреть…

— Никогда не ездила на метро! — с любопытством произнесла Инис. — Настоящее, подземное?

— Конечно. Ну, вот и посадочная зона. До свидания!

Попрощавшись с геологом, Инис и Кравец вышли в ангар уже знакомого вида и по стрелке указателя отправились к спуску на платформу метро. Что-то зацепило взгляд Инис, она обернулась и увидела, что их экскурсовод стоит снаружи купола без шлема, без очков и смотрит на кружащиеся в небе пыльные вихри. Пилот тряхнула головой — видение не ушло. Человек стоял без всякой защиты на поверхности Игнис, которая, согласно всем инструкциям, была совершенно не пригодна для жизни.

IIIжжж.

— Серёженька, — сказала с экрана Анна-Леена, — с Искрой всё не так просто. Операторы сказали, что снизить скорость вращения можно, им бы и самим так было удобнее, да вот…

— Что, тётя Леена? — не понял Сергей.

— Да ведь гидрологи против, сыночек! Наполняемость рек, понимаешь? Пульсации течений рассчитаны для нынешней скорости вращения, пришлось бы всю систему водоснабжения переписывать…

— Постой-ка, зачем всю систему? — Сергей наморщил лоб, собираясь с мыслями. — Об океанских приливах у нас пока речи нет…

— Нет-нет, Серёженька, не в океанах дело. Подземные воды их беспокоят.

— Я понимаю, что подземные воды, — мотнул головой Сергей, боясь спугнуть мысль. — А что, другого механизма управления потоками измыслить нельзя?

— Да где же его взять-то? Реки текут, потому что планета вращается…

— А не жирно рекам такой гравитационный насос? — заметил молодой геолог. — Может, им бы движения плит хватило? Реки-то там — одно название, весь сброс три тонны в сутки…

— Так-так-так, — в голосе Анны-Леены впервые вместо озабоченности прозвучал интерес. — Излагай дальше!

— А что излагать? Привязать пульсации течений к смещению плит, пусть догоняют, а Искра притормозит. Насос-то останется, только вместо пары Игнис — Искра будет пара Искра — Первый материк. Рекам хватит.

— Серёженька, это же всё с ног на голову ставит! — изумилась Анна-Леена. — Это вообще с другой стороны делать нужно…

— Постоим на голове немножко, — пожал плечами её ученик. — Авось привыкнем.

— Как, как ты сказал — «авось»? Какое вкусное слово! А-вось! Я его Пешичу скажу, ему понравится.

— Опять он вас обидел? — уже без всякой весёлости спросил Сергей.

— Да разве меня обидишь! Эх… Да, я «допотопие». Я — продукт старой науки…

— Вкусное слово, — недобро усмехнулся Сергей. — Я его тоже Пешичу скажу, когда увижу. «Ваше допотопие» — подходящее будет звание для этого динозавра!

— Оставь ты динозавра в покое, Серёженька, а то он тебя к защите не допустит, — старая тётушка уже улыбалась. — Давай сделаем расчёты и тогда пойдём к нашим островам. Мне их жалко, сыночек, если честно…

— Я поражаюсь вашему долготерпению, коллега! — ярилась Инис, бегая взад-вперёд по маленькой комнатке гостиницы. — Им так нравится, они так хотят… Вам совершенно не приходит в голову, что они могут ошибаться? Или ещё хуже…

— Ещё хуже — это как? — спокойной осведомился Кравец.

— А вы подумали, — наскочила на него пилот, — вы подумали, что они могут быть идеалистами худшего пошиба?! Сто лет труда и десять тысяч лет непрерывного счастья! Например, а? Как вам нравится?

— Мне не показалось, что они тут все маньяки, — покачал головой штурман. — Нельзя сказать, что у них нет никакого развития…

— Развитие бывает разным, — не желала смириться Инис. — Отказывать себе во всём, работать по двадцать часов в сутки в опасных условиях и мечтать, что через сто лет здесь будут сплошные сады, — это тоже развитие. Если, конечно, радиация, ядовитый воздух и синтетические продукты не прекратят это развитие практически в зародыше… А знаете, — обернулась она вдруг к штурману и даже замерла на секунду, — что мы всё спорим? Давайте посмотрим своими глазами!

— Куда? — не понял Кравец.

— На это их развитие посмотрим! Что они скрыли от нас?

Женщина снова забегала кругами:

— Понимаете, здесь, в городе, мы ничего не увидим. Думаете, этот стеснительный литосферник просто так прервал нашу прогулку?

— Он же сказал, что ветер…

— Он сказал, да! — победно улыбнулась Инис. — Но уверены ли вы, что это не было запланировано с самого начала? Предсказать песчаную бурю несложно даже со здешней древней техникой. Но нет — в самый ответственный момент что-то мешает нам увидеть планету как она есть. Стечение обстоятельств и техники безопасности.

— Серьёзное подозрение, — напрягся Кравец. — Но как его проверить?

— Мы должны сами провести себе экскурсию, — уже спокойно, как заранее обдуманный план, предложила Инис. — Что мешает нам взять катер и полететь осматривать планету самостоятельно? Я прочла их инструкции по безопасности — это не запрещено!

— Вы, гляжу, основательно подготовились, — заметил штурман, и впервые в его голосе прозвучало нечто вроде осуждения. — Но куда лететь?

— Туда, где у них идёт главная работа. В городах почти нет производства, одни теплички, но где-то же они берут ресурсы! Значит, фабрики и шахты вынесены далеко от города. Мы должны увидеть, кто и как там работает, что там вообще творится, — увидеть и доложить капитану! Возможно, всё, что мы знали об этой планете, вообще от начала до конца неверно!

— Примерно это нам сказал здешний гражданин Ламур, — усмехнулся Кравец. — Разве нет?

— Нет — он сказал только, что планета не нуждается в материальной помощи. Но не нуждается ли она кое в чём другом — например, в революции?..

Катер нёс их на запад, вдоль гряды невысоких гор, почти не тронутых здешней цивилизацией. Только в одном месте округлые, будто из мокрого песка, бугры разрезала прямая и чёрная линия дороги, уходящей за хребет, на север. Инес решительно повернула к пробитому дорогой ущелью:

— Там должно быть что-то важное, иначе не строили бы дорогу. Представьте, сколько усилий надо было приложить, чтобы проломать этакую толщу!

— Кстати, я не вижу характерных следов взрывных работ, — заметил Кравец.

— Стёрлись со временем? — предположила пилот.

— Не так уж много времени тут и прошло, а вообще при здешних формациях взрывные работы можно опознать и через тысячу лет.

— Разберёмся, — подытожила Инес и заложила вираж, собираясь пролететь над дорогой.

За холмами, вдоль которых дорога свернула к морю, открылась равнина, засыпанная, как сначала показалось исследователям, щебнем. Лишь опустившись почти к самой земле, они разглядели, что «щебень» состоял из кусков породы размером в двухэтажный дом, а то и крупнее. Насыпанные кое-как, словно их вытряхнули из великанского ведра, эти скальные отломки покрывали гигантскую площадь — всё пространство между грядами холмов с севера и с юга и до самого моря на востоке. Несколько миллионов квадратных миль каменного мусора. Кравец ощутил, как волоски на шее встали дыбом и по спине пробежали мурашки…

Инис развернула катер, собираясь направиться на запад, поперёк удивительной равнины, — и машина качнулась, на мгновение став неуправляемой. Рефлексы пилота сделали своё дело, Инис выравняла катер, но машинально, не глядя на приборную доску, — она во все глаза смотрела вдаль, на западный горизонт, где в пепельно-рыжее небо вдруг величественно, обманчиво медленно поднялся чёрный, наполненный алыми проблесками, столб дыма.

— Лео, — от неожиданности пилот позабыла весь корабельный этикет, — ты это видишь?

— Это вулкан, — медленно, словно сам себе не веря, произнёс Кравец.

— Это чертовщина, — пробормотала Инис и провела рукой по лбу, натолкнувшись на пластик шлема.

— Поднимитесь повыше, — предложил Кравец, — мы должны увидеть это сверху.

— Повыше можно, но поближе не просите — там такие воздушные потоки…

— И камни летят, — добавил штурман, наблюдая, как небо по обе стороны от дымного столба заполнили мельтешащие точки. Он хорошо знал, что это за «точки» и какие у них скорость и температура!

Катер полез вверх, пробивая пыльную атмосферу. Иногда его мотало, срывало с курса, но Инис была внимательна, и набор высоты продолжался довольно ровно. Кравец, не отрываясь, смотрел на расползающийся в небе дымный столб. Он не всегда был непроницаемо-чёрным: порой в нём просверкивали алые сполохи, иногда потоки воздуха на миг разрывали плотное дымное облако, и становились видны потоки лапилли, разлетающихся в разные стороны. Вскоре первые обломки понеслись под брюхом катера, и штурман, не веря глазам, срочно полез перематывать только что сделанные кадры видеозаписи. Рапидометр позволял определить размер камней по скорости, с которой они скрывались из виду: камешки мало чем уступали тем глыбам, которые усыпали дно долины под ними… Кравец почувствовал, как по спине опять побежали мурашки: здесь идут чудовищные, первобытной мощи природные процессы, и они со своим катером рвутся прямо к центру одного из них!

— Инис, эти камни… — начал он, но пилот прошипела сквозь зубы:

— Вижу… уже вижу… что за адская планета!

Штурман промолчал, тщетно взывая к своему образованию: всё можно понять, но откуда тут — вулкан?! Он смотрел и смотрел вниз, цепляясь то за видимое отсутствие сильного сейсма, то за потоки ровного юго-западного ветра, хорошо заметные по направлению полёта пыли, — сейчас воздух со всего континента должно было засасывать под столб огня над чудовищным вулканом, а тут лёгкий ветерок летит себе, как ни в чём не бывало, по своим делам в сторону от жерла…

Катер шёл теперь на суборбитальной высоте, Инис обернулась к коллеге:

— Отсюда нормально видно?

— Да, спасибо, — пробормотал Кравец, вглядываясь вниз. Атмосфера планеты была почти чиста от облаков, и вулкан был отсюда виден как на ладони — чёрные склоны, блестящие под солнцем, дымный столб, растёкшийся в грибовидное облако примерно на той же высоте, где они сейчас находились. Делать круг, не приближаясь к вулкану, было бы слишком долго — катер на это не рассчитан, придётся довольствоваться тем, что есть…

— Господь Вседержитель, что это?.. — прошептала вдруг Инис, вцепившись в подлокотники пилотского кресла. Кравец посмотрел туда, куда смотрела она, и тоже ощутил желание призвать на помощь какое-нибудь сверхъестественное всемогущее существо, которое объяснило бы всю эту катастрофу… Вся та часть материка, что находилась западнее вулкана, как-то странно меняла цвет, подёргивалась, как шкура чутко спящего зверя, тени на ней стремительно меняли очертания. Не сразу штурман понял, что именно он видит: целые пласты суши, расслаиваясь, как фанера, подминались под наступающее море. Тёмно-бордовые воды уже ползли вверх по склону нового побережья, в месте, где встречались вода и земля, поднимались в небо столбы пыли, безумные цвета здешних пород сливались в тёмно-бурую массу, постепенно уходящую под горячие мелкие волны.

— Мы спим? — с надеждой спросила Инис, и штурман очнулся от апокалиптических видений.

— Нет… возвращаемся, надо всё же закончить разведку.

— Да, в самом деле, — встряхнулась пилот, — мы же ещё не видели ни одной фабрики! Кто у них там работает, и вообще где это — «там»?

Катер полого пошёл на снижение, и Кравец немалым усилием воли отбросил видения геологической катастрофы, свидетелями которой они стали. В конце концов, к цели их разведки эти не может иметь ни малейшего отношения.

IVжжж.

Им пришлось довольно долго лететь над равниной, усыпанной громадными «камешками», прежде чем ответвление дороги привело их к группе холмов, у которой стояла какая-то пустынно-карьерная техника. Людей не было видно, и пилот заложила круг над холмами. Усилия были вознаграждены — из противоположного склона вытекала словно бы чёрная блестящая река, разливаясь глянцевитым озером. Приглядевшись, разведчики различили в чёрном потоке отдельные плывущие на транспортёре плиты, какими была выложена вся дорога. Выкатываясь из холма, где их, вероятно, отливали, они распределялись штабелями для хранения — вот что показалось озером.

— Вот и производство, — удовлетворённо заметила Инис. — Сядем?

— А можно? — усомнился Кравец.

— Я нигде не вижу знаков «посадка запрещена», — дерзко заметила пилот, и её спутник вновь увидел в ней те же признаки злого задора, с каким она уговаривала его на эту разведку.

В тёмное нутро холма вела пешеходная дорожка, поднятая над транспортёром, нёсшим плиты. Инис взбежала на неё:

— Интересно, куда ведёт…

— А где же люди? — вслух задумался Кравец, следуя за ней.

Людей они не увидели. И вообще на фабрику это было мало похоже. Туннель пещеры был не освещён, только в глубине его там и сям иногда рождались неяркие искры, словно бы от столкновения чего-то. Лента транспортёра вытекала из внутренностей горы, и где-то там, внутри, на неё с тяжёлым «ухх» ложились чёрные плиты. Вдоль ленты была заботливо проложена дорожка, ограждённая леером, и пилот взбежала туда, освещая себе путь фонариком. Кравец поднялся следом:

— Пойдём дальше?

— Конечно! — обернулась Инис. — Все ответы — там, внизу!

Кравец ощутил что-то вроде опаски — тёмное нутро пещеры отнюдь не манило внутрь. Будь его воля — он бы ушёл отсюда, вернулся бы в город и при первом удобном случае просто поговорил бы с этим Сержем. Но Инис уже нёс лихой азарт, и оставлять её в таком состоянии одну было попросту нельзя — штурман знал, какое море упорства способна проявлять его коллега, а чем кончится эта авантюра, бесполезно даже гадать…

Дорожка с чуть заметным уклоном вела в тёмные недра горы; видно было, что по ней давно не ходили — тонкая чёрная пыль лежала на мостках непотревоженным слоем. Огромные каменные плиты проплывали на транспортёре совсем рядом, и Кравец чувствовал исходящий от них жар. Вообще в этих производственных пещерах было жутковато, и чем дальше они спускались, тем больше крепло ощущение, что здесь всё — не для людей.

Дорожка сделала поворот, следуя изгибу скалы, — и пилот резко остановилась, подняв фонарик над головой. Пещера здесь кончалась — дальше прохода не было, и дорожка была аккуратно перегорожена леером поперёк. Кравец в два прыжка догнал коллегу — в лицо ударил удушливый жар, пахнущий плавильной топкой, пришлось надеть шлемы от скафандров — дыхательные маски тут не спасали. Теперь они вместе в изумлении смотрели на склон пещеры. Вертикальная стена её была сложена из обычных здешних основных пород, таких же, как снаружи, — Кравец читал, что по геологической структуре Игнис во многом напоминает прародину Землю. Со стены сыпалась непрерывным дождём мелкая каменная крошка, её водопадик заботливо ловили огромные каменные же ковши, раскалённые до багрового свечения. В них каменная масса начинала течь, как подтаявшее масло, вверх поднимались клубы дыма, а расплав стекал в прямоугольные формы, застывая чёрными плитами, которые стремительно отдавали горе своё тепло и уже полуостывшими выплывали на поверхность по транспортёру. И по-прежнему никаких следов людей.

Кравец настроил шлемофон, чтобы обсудить с Инис это изумительное зрелище, но тут связь заработала на аварийной волне — их вызывали на диспетчерской частоте. Дисциплина звездолётчика взяла своё — он назвал их текущее местоположение, доложил, что машина не получила повреждений и срочная помощь не требуется, получил в ответ приказ оставаться на месте и ждать эвакуатора.

Инис, которая тоже слышала этот диалог, хищно усмехнулась:

— Мы проникли в какую-то местную тайну, и теперь нас арестуют? Или прямо тут и прикопают?

Штурман внезапно разъярился:

— Извините, коллега, но вы несёте уже что-то запредельное! Что за паранойя! Вы же видите — нет тут никаких рабов в каменоломнях, чего вам ещё? Вы получили свои результаты разведки, разве нет?!

— А вы? — не унималась пилот.

— А я только-только нащупал кое-что интересное, — резко заметил Кравец, — но обсуждать это буду с местными жителями — без них мне не разобраться.

Инис отметила это «мне», как бы исключавшее её участие, и обиделась. Старательно обойдя штурмана, она зашагала обратно по мосткам. Однако выйти из пещеры им не удалось — снаружи бушевала настоящая пыльная буря, не хуже той, что позавчера застала их в полёте. Кравец подсчитал в уме время и понял, что их догнал один из потоков ветра, порождённых извержением. Пыль, которую он нёс, могла быть небезопасной, это вам не песочек…

Катер уже скрылся под красно-бурым сугробом, наружу торчал только матово-белый нос. Кравец, не обращая больше внимания на метания Инис, уселся на мостках, свесив ноги в пропасть над транспортёром, достал сухпаёк и приготовился ждать эвакуатора.

Земля заметно вздрогнула, когда перед пещерой опустилась какая-то тяжёлая машина — тусклый свет, пробивавшийся сквозь бурю, сразу же померк. Впрочем, мощный фонарь, направленный в наружную часть пещеры, тут же рассеял мутную тьму, и из мегафона зазвучал знакомый голос:

— Вы здесь? Если слышите меня, подойдите к выходу в световом луче! Вы слышите меня?

Кравец вскочил, потянул за руку Инес и подвёл её к выходу — туда уже тянулся из спасательной машины гибкий трап. На другом его конце стоял их знакомый геолог, и Кравец даже вздрогнул, увидев, что он без скафандра и даже без маски. Потоки пыли завивались вокруг него, но, видимо, не причиняли никакого вреда…

В машине, сняв скафандры и вдоволь напившись свежей, не из пайка, воды, звездолётчики оказались лицом к лицу с Сергеем — он был одновременно встревожен и сердит:

— Не знаю, как принято на Фридом, но здесь планета ещё не полностью освоена, и частные полёты без предварительной разведки — верный способ поставить на ноги всю спасательную службу! Я понимаю, что у вас опыт полётов, но опыта Игнис у вас пока нет! Впрочем, тут есть и доля моей вины, — геолог шагал туда-сюда вдоль диванчика, на котором отдыхали спасённые, — надо было сразу вам рассказать, что и как, хотя шансов, что вы поверите, было немного… Не вы первые!

— Но теперь-то мы можем, наконец, получить объяснения? — ярилась Инис.

— Объяснения чего? Вы способны сформулировать вопросы не в духе инвестигаторов прошлого? Не спрашивайте только «что тут у вас происходит?» — у нас не происходит ничего, это я вам сразу скажу.

Кравец про себя усмехнулся — именно так его коллега поставила вопрос перед тем, как отправиться на разведку. Он постарался поставить вопрос не по-инвестигаторски:

— Те процессы, которые мы видели сегодня, — вулкан, а потом эта фабрика, — они ведь не природные?

— Конечно, нет. Нормальные технологические процессы. («Нормальные?» — вскинулась Инес.) Мы приводим планету в соответствие с нашими потребностями, только и всего.

— Но какими средствами? Где вся та технологическая мощь, которая способна…

— Да здесь же. Мы — эта технологическая мощь. А энергия, конечно, звёздная — Искра в этом смысле очень удобная звезда.

Инес помотала головой:

— Я стала понимать ещё меньше, чем до этого…

— А вы попытайтесь сперва дослушать, — наконец не на шутку рассердился Сергей. — Ваши домыслы и без того всё запутали, а всё потому, что вы абсолютизировали ваш подход и ваше понимание. А ведь вам с самых первых минут, как только вы ступили на планету, вежливо намекали: тут не всё так, как вы привыкли, будьте внимательны, смотрите в оба! Разве нет?

Кравец примирительно поднял руки в жесте сдающегося:

— Тогда, может быть, вам проще рассказывать с самого начала? Я бы хотел увидеть всю картину вашими глазами… если вы понимаете, о чём я…

Геолог мгновенно успокоился, сел на мягкий диванчик, налил себе воды:

— Вы правы — так будет проще. Но тогда я просил бы не перебивать меня — дело всё-таки давнее, я постараюсь изложить как могу связно и в понятных терминах.

Инис снова дёрнулась, обиженная этим намёком, но мужчины уже не обратили на неё внимания.

— Когда наши предки — первые колонисты — прибыли на Игнис, им тоже показалось, что планета мало приспособлена для жизни, к которой мы привыкли. Перспектива вечно существовать под стеклянными куполами, как в теплицах, очень раздражала. И тут мы — вернее, они, конечно — задали принципиально верный вопрос: то, к чему мы привыкли, — обязательно ли оно? Не сможем ли мы найти другой способ жизни, который пусть и не будет привычным, но обеспечит наши нужны и потребности, удовлетворит наши желания и откроет перспективу, которая нам нравится. Не скажу, что это было простое решение, которые все приняли единодушно: было много споров, конфликтов, мы были в шаге от гражданской войны, — теперь геолог уже без всяких поправок говорил «мы», и это звучало совершенно естественно. — Но решение, которое мы нашли, оказалось таким многогранным, что в итоге удовлетворило всех. Мы не можем привычными способами подчинить себе планету — но почему мы должны ограничивать себя только проверенными способами? Почему не начать преобразования с себя?

Кравец даже подскочил на диване — перед глазами снова встала фигура в сердце пыльной бури без всякой защиты.

— Так вы…

— Вижу, вы начали понимать, — улыбнулся геолог. — Да, мы исследовали не планету — мы изучали человека. Человек — сложная, но гибкая и адаптивная система. Для нашего мозга нет особенной разницы, чем управлять — своим телом или внешней системой, которая подчинена мозгу. Учатся же люди пользоваться нейропротезами. А здесь новая система не занимала место прежней, как протез, а просто надстраивалась над телом. Мы сделали планету частью нас самих. За это пришлось платить — мы тоже в какой-то мере стали её частью. Развитие обычно не используемых возможностей нервной системы человека не заняло особенно много времени — что значат несколько десятков лет в таком деле. Надо заметить, здесь сильно помогло то, что у Игнис нет своей биосферы — наличие родной жизни сразу же многократно усложняет систему, с этим мы бы так быстро не справились. Зато теперь, — геолог кивнул в сторону маленького аквариума на столике, — мы управляем и этим процессом.

— Кто это там? — Инес, забыв свои обиды, подошла к столику. В полутёмном сосуде среди камней лениво шевелилось существо, похожее одновременно на рыбу и змею.

— Cavaticus leenae, лабораторный экземпляр. В природных водоёмах они пока что очень мелкие, глазом не видно. Это, собственно, ещё не вид, а ограниченная популяция. Они сильно изменятся, приспосабливаясь к здешней природе.

— Вернёмся к Игнис? — предложил Кравец. Твари, созданные в пробирке, его не особенно интересовали — то ли дело вулкан!

— Да, так вот… Вам как звездолётчикам должна быть известна система точной сквозной навигации, где центром отсчёта принимается геометрический центр местной галактики?

— Да, и что?

— С большой долей абстракции галактика рассматривается как неподвижная система, внутри которой рассчитаны все движения всех объектов, разбитых на кластеры. Если движение объекта отклоняется от расчёта, делается простая поправка, вы, навигаторы, берёте их из таблиц. Мы обсчитали таким образом кластер Игнис — Искра, это ведь намного проще, чем всю галактику в таблички записать. И образ этой системы был передан на Искру.

— Как?.. — замерла Инис, оторвавшись от изучения змеерыбки. — Как на Искру?..

— В структуре звезды есть области, которые способны накапливать и удерживать заряд, — объяснял Сергей. — Это было известно и на Земле ещё до нашего отлёта. С помощью зарядов в этих областях можно хранить информацию, как мы храним её на кристаллах записи. Результаты наших описаний системы мы загрузили туда, потом сделали ещё одну модель — не реального, а желаемого состояния планеты, — и теперь понемногу передаём эти изменения в реальную систему: Искра излучает, мы вносим поправки, планета меняется…

— Но медиатор? Что служит средством внесения изменений? — Кравец даже привстал в кресле от волнения.

— Мы. Народ Игнис. — Звучало это очень торжественно, но вид у геолога при этом был самый обыденный. — В нашей конституции записано, что каждый гражданин планеты имеет равные права и возможности в распоряжении ресурсами системы. Вот мы и распоряжаемся напрямую.

— И эти… живые плиты в пещере… — Инис расширившимися глазами смотрела на игнисского аборигена, как на чудо господне, явленное прямо в салоне спасательного катера.

— Да, планета работает как большая фабрика. Поэтому нам и не очень нужны гуманитарные грузы — у нас несколько другой характер потребления, чем на обычных планетах.

— А вулкан? — вернулся Кравец к любимой теме.

— Мы его зовём Паровой котёл, — улыбнулся геолог, — он помогает сбрасывать лишний нагрев средних слоёв коры.

— Но откуда он взялся?

— Построили. Долго ли прыщик на земной коре соорудить. Сейчас у нас посерьёзнее проблема — слишком быстро поплыли материки, а это опасно для будущих морей. Как раз сейчас мы пытаемся придумать… уже почти придумали, как бы их притормозить.

— Ваш проект? — Кравец всё не мог поверить в историю в целом, но отдельные факты уже ложились в схему.

— Нет, моя тётя ведёт, вы её, возможно, знаете. Анна-Леена Тавашерна.

— Это как? — не понял штурман. — Она же улетела с колонистами…

— Так и есть. С тех пор и курирует геологические проекты на всей Игнис. Теперь вот меня подключила.

— Но… — Инис что-то подсчитала в уме, сверилась с справочником в коммуникаторе, — это же было сто сорок земных лет назад!

— Да, тёте уже за сто восемьдесят, — вздохнул геолог, — но мы не знаем, сколько мы живём. От так называемых естественных причин ещё никто не умер пока…

Вопрос в глазах штурмана был немой, но совершенно ясный.

— Я же говорил, — покачал головой Сергей, — а вы пропустили мимо ушей, видимо. Мы в некотором роде стали частью системы. Она изменяет нас, как мы изменяем её. Поэтому мы дышим здешней атмосферой, не боимся песчаных бурь — запускаем, когда нужно, потом отключаем. Мы можем пить здешнюю воду, только она невкусная. На станции внутри Искры работает целый институт, директор Радивой Пешич — может, тоже слышали.

— Гелиофизик? Слышал, конечно, — Кравец потёр переносицу, вспоминая, — но ему ведь должно быть сильно за сто лет…

— Сто двадцать, кажется, и есть, — согласился Сергей. — Он из первого здешнего поколения.

— И как вы… после этого… — Инис не могла сформулировать вопрос, чтобы он прозвучал не откровенно неприлично, — вы… осознаёте себя людьми?

— А вы как думаете? — фыркнул Сергей. — Вы заметили в нас нечто чуждое? Заподозрили, что мы мыслим по-иному? Какие страхи вас гложут по этому поводу?

— Инис, в самом деле, — вступил Кравец, — вас куда-то не туда занесло…

— Но это же совершенно нечеловеческая жизнь! — выпалила пилот, сверкая глазами.

Игнисский геолог усмехнулся, но не обиделся:

— Нам бы ваши проблемы, вот честное слово…

Катер коснулся посадочной полосы, и в ту же минуту земля мягко колыхнулась, с барханов сорвало песчаную пелену.

— Ага, Искра включилась, — сказал Сергей, глядя незащищёнными глазами на бешено сиявшее светило. — Притормозит нам немножко дрейф материков. Через пару тысяч лет увидим первые результаты — прилетайте смотреть.