Беда не приходит одна… старо, как мир, и так же мудро.
Утром, отвратительно выспавшийся, изнервничавшийся над собственными мыслями и расчетами Миронич с невероятным трудом уговорил девушку Александру, вдруг ставшую скверной девчонкой, доехать до бульвара и сказать пару слов неизвестному ни ей, ни ему человеку.
Человек, или не человек, теперь уже было все равно, на слова не отреагировал, девчонка вернулась в машину в смятении чувств, и оставалось только вернуть ее домой и приставить толковых людей, что бы отслеживали ее перемещения. Почему-то Миронич был уверен, что неизвестный захочет встретиться с Александрой, хотя сама девчонка с яростной обидой отрицала даже саму такую возможность.
И тут еще, как по закону подлости, начался военный переворот, которого, теперь стало понятно, ждали «алмазные друзья», готовились к нему, но день и час начала все равно предсказать не смогли. В Город ввели войска, передвигаться по улицам, особенно центральным, стало очень и очень затруднительно с любым комплектом документов. Да еще и солдаты, ошалевшие от свободы и безнаказанности, частенько палили дел не по делу. Но к вечеру, когда приставленные к Александре люди сообщили, что она сидит в ресторане «Старый Город», Миронич сорвался из дома и поехал туда сам. И напрасно поспешил.
Как выяснилось чуть позже, в ресторане «сладкая парочка» пробыла минут десять, а то и меньше. Перед самым заказом и он, и она ушли в туалет, причем, каждый в соответствующее полу заведение. Наблюдатели Миронича не волновались. Запасной выход был далеко, туалеты окон не имели, а уж совсем на всякий случай весь уличный периметр ресторана просматривали дополнительно на это выделенные люди. И при этом Миронич появился к пустому столу. И опасный человек, и Александра исчезли. А вместо них, откуда ни возьмись, появились в «Старом городе» «алмазные друзья», тут же показав, что друзьями их и в самом деле можно называть только в кавычках.
Миронича так мордой об стол не возили с гимназических времен. Оказалось, что таким кретинам, как он вообще не место в безопаске, что никто не поручал ему отслеживать клиентов, а просили просто передать некие слова, что, лишившись яиц, Миронич дешево отделается, а мир и общество только выиграют, ибо незачем плодить кретинов, подобных ему. Пару раз во время этой выволочки прямо за ресторанным столиком с изысканнейшими напитками и закусками старший безопасник пытался взбрыкнуть и повозмущаться, но натыкался на ледяной взгляд офицера, передавшего вчера при встрече фотографию клиента, и униженно замолкал, понимая, что безмозглым ночным мотыльком он уже подлетел к пламени свечи и остается только ждать, когда, опалив крылышки, придется рухнуть в темноту вечности.
Итогом застольного разноса от «алмазных друзей» был категорический приказ: найти Александру любой ценой, перевернув весь город, не обращая внимания на военное положение, комендантский час и прочие мелкие бытовые неудобства. Не забыть при этом малую родину девушки, городки и деревеньки, где родились ее знакомые из художественного кафе, квартиры, дачи и места рождения многочисленных художников, кому позировала Александра.
Перестав в душе кипеть от гнева и унижения, Миронич прикинул свои реальные возможности, подсчитал и понял, что на исполнение такой задачи потребуется спецслужба какого-нибудь небольшого государства вроде Испании или Италии, со всей приданной ей полицией и национальной гвардией. Ну, и дополнительное финансирование в размере полугодового бюджета спецслужб обеих этих стран.
Куда ни кинь, везде вылезал Мироничу здоровенный клин. Поняв бесполезность споров и возмущений, он притих, скромно соглашаясь со всем, что продолжали говорить ему «алмазные друзья». Но, покинув ресторан, стал действовать самостоятельно, теперь только спасая собственную шкуру и более ни о чем не думая.
Конечно, что бы поднять нужную ему волну и создать видимость, он в этот же вечер перебаламутил всех сотрудников безопаски корпорации, своих полицейских и криминальных агентов и просто «друзей», заодно внушив и Самюэльсону, что тот может получить в полное и безраздельное пользование Александру, всего лишь самостоятельно поймав ее. Расчет был на то, что кинувшийся на поиски дилетант создаст огромное количество шума и пены, прикрывая собой действия других сотрудников и отвлекая внимание всех и вся от самого Миронича. Чуть позже, уже из дома, старший безопасник связался и с высокими чинами в полиции и даже в военной контрразведке, с кем был знаком просто шапочно, пытаясь направить и их на след беглецов.
Но все это была дымовая завеса. И оставалось только надеяться, что за недостатком времени его «алмазные друзья» поймут это, когда будет уже поздно. Раздавая многочисленные указания, принимая доклады и уточнения позиций, Миронич за вечер и начавшуюся ночь ухитрился раз пять выехать в разные концы Города, не обращая внимания на военное положение, объявленный комендантский час и начальное, в первый день, рвение по службе солдат и офицеров. И однажды все-таки нарвался на благоприятный момент, его машину обстреляли.
Пользуясь этим благоприятным, в чем-то случайным, а в чем-то и рукотворным моментом, Миронич машину поджог и незаметно для солдат патруля выбрался переулками с места происшествия. Время было уже позднее, комендантский час в разгаре, и Миронич справедливо рассчитал, что военные до утра не буду звать полицию, а может, и машину тушить не будут. Дальнейшее представляло собой элементарную задачку из учебника для начинающих контрразведчиков: есть сгоревшая ночью машина, нет тела, которое, может быть, отправили в морг, может быть, просто бросили в стороне от места происшествия. В морге сейчас неопознанных тел предостаточно, «алмазные друзья» все-таки не могут напрямую задействовать все силы полиции и контрразведки в стране на его опознание, поэтому на фору в три-четыре дня Миронич понадеялся.
Не заходя домой или хотя бы на одну из известных в безопаске корпорации, в полиции или друзьям-знакомым конспиративных квартир, Миронич добрался до никому неизвестного, оборудованного специально для такого случая убежища в подвале старинного дома в Гончарной слободке, выстроенного ни много, ни мало, а лет триста назад. В убежище были два выхода, кроме входа, недельный запас еды, водопровод, туалет и ванная, свет и газ, вообще, все тоже, что в обычной квартире, кроме окон. Здесь можно было просидеть безвылазно, наглухо задраив двери и неделю, а при разумной экономии — и гораздо дольше.
Конечно, Миронич мог попытаться под шумок прямо сегодня же исчезнуть из Города, для этого у него были готовы и запасные документы, и деньги, и несколько маршрутов отхода. Но он решил не торопиться, переждать, пока спадет служебное рвение у солдат и офицеров, из введенных в Город частей, у полицейских, возможно заинтересующихся судьбой водителя сгоревшей машины, и, наконец, у его «алмазных друзей», которые могут за пару-тройку дней, если и не найти, то как, минимум, напасть на след Александры и ее спутника. То, что эта сладкая парочка не расстанется, Миронич почему-то не сомневался. Как и не сомневался в том, что лично его жизнь «алмазным друзьям» не нужна вовсе. И искать его не прекратят никогда в этой жизни. Ничего личного, просто не повезло ему прикоснуться к высшим тайнам.
Как обычно бывает не только в дурных книжках и фильмах, всё громадьё планов старшего безопасника рухнуло из-за нелепой случайности. Давным-давно, когда он только начал создавать свое тайное убежище, его случайно заметил на этой улице один знакомый, служивший на малозначительной должности в городской полиции. Из чисто интуитивной привычки сплетника и собирателя мелких доносов знать даже то, что вряд ли когда-нибудь в жизни пригодится, он проследил за Мироничем, рассекретив для себя его схорон. И все бы не беда, ведь полицейский никому ни слова не сказал о своем открытии, да и порядком подзабыл о нем со временем, а уж с контрабандными делами он не был связан даже косвенно, но через год именно он встретил на квартире одного опекаемого им художника молоденькую модель Александру, а еще некоторое время спустя познакомил с ней и самого Миронича.
…Пробравшись в свою нору, теперь уже бывший старший безопасник включил маленькую, экономную лампочку настенного бра, тщательно запер тяжелую бронированную дверь и, облегченно вздохнув, устроился в удобном мягком кресле возле старенького письменного стола. Он тщательно отследил вход в убежище, многократно проверился от возможной слежки, благо, ночью это было не так уж и трудно сделать, и мог теперь считать себя в безопасности от «алмазных друзей» и всех тех, кого они могли бы привлечь к его поискам. Теперь, после бурного утра, вечера и ночи ему требовалось передохнуть и экстренно подлечить расшатанные нервы старыми, народными средствами.
Миронич извлек из ящика стола бутылку отличного коньяка, простой граненый стакан, но прежде, чем наливать, спохватился и вытащил из кармана пальто пистолет. Стрелкового оружия Миронич не понимал и не любил, и к пистолету своему относился с некой долей пренебрежения. Всё решают мозги, философствовал на досуге Миронич сам с собой, а девятимиллиметровая пуля чаще мешает, потому что после выстрела события принимают необратимый характер. Но сейчас инстинктивная потребность чувствовать себя полностью защищенным заставила его передернуть затвор, отключить предохранитель и положить пистолет на стол, направив дуло в сторону двери.
Тут дошла очередь и до коньяка. Благородный напиток в простом граненом стакане, конечно, проигрывал себе самому в хрустальных бокалах, да и пить Миронич стал совсем не по правилам, для начала одним глотком осушив половину емкости. Но вкус и прелесть аромата от этого коньяк вовсе не потерял. Когда божественный напиток ожог гортань и, мягко проскочив в желудок, согрел организм скрытым в себе солнцем, Миронич расслабленно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Сколько он сидел так, с закрытыми глазами, отдыхая от треволнений прошедшего дня, Миронич не запомнил, да и трудно определить время в такой ситуации, но… Когда он открыл глаза, у входной двери напротив его стола, метрах в пяти всего, стоял тот самый молодой человек, однажды виденный старшим безопасником на бульваре, правда, теперь не в длинном модном пальто и шляпе, а в короткой курточке и с непокрытой головой. Рядом с ним, чуть позади, переминалась с ноги на ногу Саша, в нелепых брюках, подвернутых плотным валиком на талии, в темной водолазке и кожаной жилетке, растрепанная и взволнованная.
Руки Миронича лежали на столе, рядом с пистолетом, патрон был в стволе, предохранитель снят, и выстрелить можно было за доли секунды, но взгляд Мишеля лучше любых слов говорил: «Даже если попробуешь, все равно ничего не выйдет…», но Миронич не смог сдержаться, уж очень ему хотелось жить, особенно сейчас, когда он так удачно ушел от своих «алмазных друзей», прикрылся сгоревшей машиной, залег на дно, о котором, казалось, никто не знает. И он, продолжая глядеть глаза в глаза на странную парочку у своей входной двери, чуть шевельнул рукой, незаметно протягивая ее к оружию.
А потом фигура Мишеля вдруг растянулась, размазалась по комнате, теряя четкие очертания, а через долю секунды опять оказалась в фокусе, но пальцы Миронича, вместо твердой рукоятки и спусковой скобы пистолета наткнулись на ладонь, прикрывшую оружие. Это было настолько похоже на киношные спецэффекты, что Миронич сразу не поверил в увиденное, но…
— Видишь, Саша, — сказал Мишель, без доли сомнения, чуть ли не всем телом поворачиваясь к растрепанной блондинке. — Мало того, что этот типчик хотел тебя для опытов в своем «Биотехе» приспособить, он и на меня зачем-то рыпается…
Александра неожиданно звонко расхохоталась, очень уж забавно выглядел насмерть перепуганный Миронич, и как-то сразу, в доли секунды, успокоилась, подошла к столу и отметила:
— Коньячком балуется, злодей. Я тоже хочу, Миша, начала с тобой привыкать…
Миронич, впавший в прострацию, сидел не шелохнувшись и только глазами шевелил чуть-чуть, наблюдая, как Саша налила в опустевший стакан коньяк, выпила в один глоток почти двести граммов, забавно сморщила носик и уселась с размаху на стоящий чуть поодаль стул. Мишель в это время сунул себе за пояс, на спину, перехваченный пистолет и каким-то обожающим, нечеловеческим взглядом тоже следил за блондинкой.
— Если коротко, то так, — наконец вернул он свое внимание Мироничу, — кто тебя навел на меня, как, когда, зачем? Подробно по датам, по персонажам, по планам и результатам.
— Гы-гы-у… — невнятно пробормотал Миронич, тщетно пытаясь выдавить из себя хотя бы слово.
— А не хочешь, как хочешь, — улыбнулся Мишель, показывая зубы, обычные, вообщем-то, крепкие, белые зубы, но от этой улыбки, нейтральной, ни к чему не обязывающей, Миронича вдруг затрясло, будто кто-то приложил к обнаженному телу два электрода и пустил ток.
— Это он со страху онемел, — презрительно сказала Саша, раскачиваясь на стуле, — гляди, еще обосрется с перепугу… видать, почувствовал, что тут тебе не с девками воевать…
— Хорошая штука — человеческий страх, — снова улыбнулся Мишель.
И бывший безопасник сразу и до конца понял, что слово «человеческий» к его гостям не относится абсолютно. И Миронича прорвало… Он не рассчитывал ни на что, даже в мыслях не было, что рассказ поможет сохранить жизнь, но все внутренние преграды вдруг рухнули, и бывший старший безопасник излился. Он рассказал подробно о «Биотехе», о компромате на сотрудников и руководителей регионального отделения, а своем контрабандном канале, о том, когда, как и что провозили по нему, кто помогал, а кто мешал в его работе. Он говорил, останавливаясь только, что бы перевести дух, об алмазных делах, о том, как его постепенно подсадили на денежные вливания и затягивали все глубже и глубже в омут. Миронич рассказал, как стал шпионить против своей же корпорации, какие сведения от него просили, как он их добывал с помощью Самюэльсона, и как швед, любитель чернявых малолетних мальчиков, страстно возжелал белобрысую девушку Александру, но не в постель, а свою лабораторию. И как внезапно ему приказали передать ничего для Миронича не значащие слова Мишелю…
— Ты зачем с собой на бульвар Сашу взял? — уточнил Арнич.
— Я думал, так лучше будет, вы же… ну, это… одинаковые, думал, поймете лучше друг друга, меньше настороженности, меньше конфликта…
И еще раз перебил Мишель старшего безопасника, когда тот рассказывал о первом и втором свиданиях с новым «алмазным другом», похожим на строевого офицера. Арнич потребовал подробностей: как тот офицер выглядел, особые приметы на лице, как вел себя, специфические жесты, слова, движения…
Миронич выдохся часа через два, съежился в кресле, боязливо протянул руку к налитому специально для него стакану коньяка, судорожно глотая, выпил его, как воду, не замечая вкуса, не ощущая градусов.
— Выходит, промахнулся ты с убежищем-то крупно, — отметил Мишель, — видели тебя здесь разные люди, ну, да это уже не интересно…
Помолчав с полминутки, молодой человек обратился к Саше:
— Отдохнула уже?
— С чего отдыхать-то? — выразительно повела плечами Александра, вполне освоившаяся с ролью устрашительницы.
— Вот и ладненько, тогда — пойдем, кажется, все узнали, что хотели…
Ожидая понятного и обязательного выстрела, Миронич изо всех сил зажмурил глаза… и не сдержался… по подвальной комнате пошел едкий противный запах… В темноте будущей смерти, Миронич услышал издевательских смех Саши:
— Ну, вот, сподобился-таки…
Потом дверь беззвучно, но явственно прихлопнулась… и наступила полная тишина…
Минут пять Миронич не решался открыть глаза, а когда все-таки осмелился, то понял, что продолжает сидеть в своем мягком, удобном кресле, из-под него разит, как из общественной уборной, перед ним стоит выпитая до дна бутылка коньяка, рядом с ней лежит пистолет, маленький, тускло поблескивающий патрончик, выброшенный из ствола, валяется в середине комнаты, а снаряженная обойма лежит прямо у порога…
…— Странный ты, Миша, — задумчиво высказалась на улице Александра. — Бродяжек каких-то в промзоне — как два пальца об асфальт… а эту гниду — жить оставил… будто так и надо…
— А в самом деле, так и надо, Саша, — улыбнулся Мишель. — Если еще разок под землей пройтись приспичит? а ход уже знать будут и ждать нас там у выхода? Ведь бродяг этих даже просить не надо, пообещай бутылку, сами бы прибежали и всё рассказали — когда, где и что… А этот… думаешь, он долго еще проживет? и вот что, я его предсмертию очень не завидую…