Бригада

Глава 8

— Ты видел последние донесения? — спросил Буллфинч у Винсента, едва войдя в его кабинет. Доковыляв до рабочего стола Готорна, адмирал обессиленно рухнул на стоявший рядом стул.

Винсент устало кивнул. Поднявшись, он дотянулся до керосиновой лампы и потушил ее. Раздвинув занавески, Винсент протер заиндевевшее окно и выглянул наружу. Над старинным городом Суздалем занималась заря. Митрополит Касмар проводил утреннюю службу, и, бросив взгляд вниз, Винсент увидел на площади группу верующих, по большей части старых женщин, которые двигались в сторону собора, вжав головы в плечи и сражаясь с пронизывающим до костей ветром.

Глядя на них, он вспомнил, как в первый раз увидел это место. В тот день Винсент был в эскорте полковника Кина, прибывшего в город для встречи с боярином Ивором. Все тогда казалось таким волшебным и сказочным: и похожие на луковицы купола церквей, и бревенчатые стены домов, и чужеземные женщины боярского двора в своих длинных, ниспадающих свободными складками платьях, украшенных золотой вышивкой. Но никто из жителей города и словом не обмолвился при гостях о существовании орды.

— Им удалось отрезать Рим, — произнес Винсент, — У нас есть какая-нибудь возможность прорвать эту блокаду?

— После того как посреди канала затонуло то судно, вряд ли, — вздохнул Буллфинч. — Чтобы произвести высадку, нам придется подойти вплотную к восточному берегу, прямо под их проклятые пушки. Два дня назад они оборудовали в скалах огневую позицию для пятидесятифунтовки – одного из наших «пэрротов», захваченных в Порт-Линкольне. Это орудие потопит любой наш старый транспорт. Даже броненосцам придется несладко.

— Тогда восстанови снабжение Рима при помощи мониторов.

— Что я и собираюсь сделать. Но ты пойми, Винсент, мониторы предназначены для сражений, а не для перевозки боеприпасов. У меня осталось шесть броненосцев. Положим, каждое судно сможет принять по сто тонн груза. Трое суток на дорогу туда, день на разгрузку, и еще трое суток на обратный путь. Значит, в день мы сможем доставлять сто тонн боеприпасов, меньше половины того, что требуется, а поскольку мониторам придется идти на полной скорости, двигатели будут все время работать на износ. Через месяц весь наш флот отправится в доки на ремонт.

— А мы не можем оставить там всего один броненосец и загружать его в заливе с обычных транспортных судов?

— Собственно, я думал об этом, но на мониторах есть всего два небольших грузовых люка, и в открытом море переносить ящики с припасами придется вручную, так что на это уйдет столько же времени, как если бы мы загружали броненосец здесь.

— Ты хотел, чтобы тебе дали дивизию морских пехотинцев, — сорванным до хрипоты голосом просипел Винсент. — У тебя уже есть бригада обученных бойцов. Сажай их на корабли, произведи высадку и захвати эту пушку.

Буллфинч покачал головой:

— Это орудие обороняет не меньше умена окопавшихся бантагов. Я пробовал подбить ее, но для того, чтобы вывести из строя пятидесятифунтовку, нужно попасть прямо в открытый орудийный порт. Никаких шансов.

Винсент вздохнул и, вновь сев на стул, пробежал глазами присланный Пэтом рапорт.

Его люди держались уже восемь дней с момента прорыва, но их потери росли, а боеприпасы таяли вдвое быстрее, чем они рассчитывали. После того как огнем были уничтожены несколько складов, римлянам пришлось вдвое уменьшить продовольственные пайки. Пэт все еще сохранял бодрость духа и уверял Винсента в том, что победа останется за ними, но до весенней распутицы, которая подорвала бы бантагскую систему снабжения, оставалось еще по меньшей мере два месяца. Столько времени Пэту было никак не продержаться.

— И не забывай, что мне надо снабжать еще и Ганса.

Винсент только вздохнул. Не далее как прошлым вечером он в который уже раз говорил об этом с президентом. До Калина никак не доходило, что, оставаясь там, где он был, Ганс отвлекал на себя как минимум десять уменов Гаарка и что попытка в середине зимы перебросить его армию на север для освобождения Рима будет не просто бесполезной, а равноценной самоубийству. И даже если бы Буллфинчу удалось доставить людей Ганса в город, Винсенту пришлось бы думать о том, как накормить и вооружить еще пятьдесят тысяч солдат.

— Что нового происходит под Кевом? — поинтересовался Буллфинч.

— Почти ничего, если не считать нескольких набегов. Вдоль Белых холмов окопался Пятый корпус. Там не хватает людей, но мы послали им на подмогу стариков, инвалидов и парней из местной обороны. Еще я отправил туда два броневика новейшей модели и два дирижабля. С воздуха можно следить за всеми перемещениями этих ублюдков. На том фронте нам ничего не грозит.

Решение послать под Кев дирижабли и новые броневики было очень рискованным, и Винсент долго колебался, прежде чем пойти на этот шаг. Он надеялся только на то, что среди бантагских налетчиков, скорее всего, нет опытных наблюдателей, которые смогли бы детально описать Гаарку последние образцы людской техники. Если бы не категоричное требование Калина и нескольких сенаторов, Винсент, возможно, и приберег бы эти машины для крайнего случая.

— Кстати, о дирижаблях, — заметил Буллфинч. — Из донесения Пэта ты просто не поймешь, насколько все серьезно. Я видел их, когда был в Риме. Эти подонки совсем обнаглели. Они бомбят гавань, дворец и старый Форум. Теперь в бомбардировке задействованы четыре дирижабля. Это просто кошмар, они используют зажигательные снаряды с запальными фитилями, весь город охвачен пожарами. Пэт вопит, что ему позарез требуется помощь авиации.

Винсент покачал головой:

— Я отправил дирижабли к Кеву, потому что там в них была отчаянная необходимость. Они стали глазами нашей армии. Мы всё знаем о расположении бантагских войск вокруг Рима, и посылать туда наши воздушные силы было бы совершенно бесполезно. Кроме того, как бы они совершили посадку в этом бедламе?

— А что насчет этих новых броневиков? — не сдавался Буллфинч. — У тебя ведь не меньше двадцати пяти машин.

— А зачем они там? Для уличных боев? Ты же сам мне говорил, что у Пэта по всему Риму разбросано множество ракетниц. Те броневики, которые Гаарк послал на штурм города, были уничтожены в течение часа.

— Но, черт возьми, Винсент, если положение вещей не изменится в самом ближайшем будущем, мы потеряем Рим, и, когда орда весной перевалит через Белые холмы, тебя не спасут даже сто этих чертовых машин.

Винсент не стал ему говорить, что в случае падения Рима не будет даже сражения у Белых холмов. Обстановка в Сенате ухудшалась с каждым днем. Словесные перепалки между сторонниками перемирия и группой «ястребов», настаивавшей на войне до победного конца и почти полностью состоящей из ветеранов былых сражений, приводили к взаимным оскорблениям и даже вызовам на дуэль; дошло до того, что в порядке вещей стало размахивать револьверами прямо во время заседания. Винсент знал: если Рим будет взят или Пэту придется из него эвакуироваться, Сенат поверит сладким обещаниям Гаарка и выкинет белый флаг.

И что потом? «Мы не сдадимся, — подумал он. — Ни те, кто пришел сюда вместе с Эндрю, ни многие из солдат. Мы уйдем на запад. Нет, там затаился Тамука с остатками меркской орды. Нам придется уйти в северные леса и прятаться там вместе с изгнанниками, бродягами и прочими отверженными. Нас будут травить, как зверей». Винсент никак не мог смириться с этими мыслями. Нет, они одержат победу, хоть какую-то победу до наступления весны, иначе все будет потеряно.

— Эндрю… Как он?

Буллфинч перегнулся через стол.

— Все так же, — прошептал он, словно боясь быть подслушанным. — Когда я уезжал, у него спала горячка. Но его состояние остается критическим. Не знаю, как это сказать, но он…

— Он не вечен, — произнес Винсент.

Ему было страшно даже говорить о таких вещах. Он по себе знал, каким уязвимым и хрупким является человеческое тело. Винсента охватывал ужас при одной мысли о том, что он снова может быть ранен и на него обрушится такая боль, представить которую может только тот, кто испытал ее на собственной шкуре и выжил. Готорн только сейчас понял, как сильно он себя все это время обманывал. С того самого боя он не слышал ни единого выстрела. Его отправили на поправку в Суздаль, где Винсент занялся координацией оборонительных мер, управлял артиллерийско-техническим и вещевым снабжением и заведовал индустриальным комплексом, обеспечивающим армию. Люди смотрели на него как на героя, но в глубине души он понимал, что это сплошной обман.

Буллфинч больше ничего не сказал. Они все словно потеряли своего рулевого. Ушел тот человек, который некогда был молодым полковником Армии Союза, а затем посвятил свою жизнь тому, чтобы помочь угнетенному народу обрести свободу и создать из бывших рабов непобедимую армию Республики. Винсент почувствовал себя ребенком, который неожиданно для себя стал главой семьи, лишившейся отца.

— Нам необходимо что-то предпринять, Винсент. Мы не можем просто сидеть сложа руки и пустить все на самотек.

— Я знаю.

— И что ты предлагаешь?

Винсент наконец решился.

— Мы попробуем претворить в жизнь наш давнишний план.

— Ганса удар хватит. Калин никогда тебе этого не разрешит, а Эндрю даже не слышал об этой идее.

Винсент улыбнулся:

— Калин не сможет помешать тому, о чем он не знает. Что касается Ганса, то, являясь начальником штаба армии, я превосхожу его по должности, и поэтому он обязан будет подчиниться моему приказу. А Эндрю… Что ж, нам остается молиться, чтобы он не приказал нас расстрелять, если этот план провалится.

— Если этот план провалится, нам и так крышка, — мрачно процедил Буллфинч.

— Ну и вонища! — пробурчал себе под нос Пэт, спускаясь в сырой подвал вслед за пехотинцами, которые должны были сменить солдат 1-го корпуса. Дальняя от него стенка подвала обрушилась, открыв взгляду темную шахту подземной городской канализации. Исходивший оттуда запах трудно было с чем-то спутать, и ирландец быстро зажег сигару, чтобы притупить обоняние.

Поджидавший Пэта офицер из штаба 1-го корпуса отдал ему честь и доложил, что будет его проводником. Пэт кивнул и жестом предложил офицеру идти первым. Спустившись вниз по скользкому бревну, он по щиколотки увяз в вонючем месиве и осторожно двинулся вперед. На такую глубину свет проникал только сквозь проделанные в городских мостовых канализационные люки, время от времени попадавшиеся у них на пути. До Пэта доносились приглушенные звуки боя: уханье артиллерийских орудий, редкие взрывы разорвавшихся бомб, топот бегущих солдат.

Дойдя до пересечения с другим коридором, уходящим к югу, проводник на мгновение остановился. Здесь слышалось эхо винтовочных выстрелов.

— В четвертом секторе бантаги вскрыли мостовую и зарылись. Чувствуете запах горящей нефти, которой они нас поливали? Нам пришлось нелегко.

Им навстречу из канализационной трубы вылезли два заляпанных дерьмом человека, волочивших за собой труп своего товарища. Оставив мертвеца лежать в главном туннеле, они пустыми глазами посмотрели на Пэта, развернулись и поползли обратно.

Пэт обошел тело убитого солдата и тут же вжался в стенку, пропуская группу санитаров с носилками. Эмила трясло при одной мысли о том, чтобы выносить сквозь канализацию людей с открытыми ранениями, но у попавших в окружение солдат 1-го и 9-го корпусов не было другого выхода.

Следуя за проводником, Пэт вновь двинулся вперед, но вскоре ему опять пришлось остановиться из-за того, что им преградил дорогу какой-то сержант. Его вскинутая вверх рука была сигналом немедленно замереть на месте.

Сержант не сводил глаз с решетки в потолке.

— Слышите, как они поджигают фитиль гранаты? — прошептал он. — Если я скажу: «Бегите!», драпайте со всех ног и через четыре-пять секунд падайте на землю.

Пэт кивнул, и сержант махнул им рукой, разрешая пройти. На стенах виднелись отметины от предыдущих взрывов.

Едва только Пэт миновал отверстие решетки, как сержант крикнул: «Бегите!»

Оглянувшись через плечо, ирландец увидел, как сержант поднял брошенную сверху гранату, выдернул из нее фитиль и метнул обратно на улицу, послав вдогонку несколько отборных ругательств. Бантаги, в свою очередь, ответили ревом и воплями, несомненно, аналогичного содержания. Как ни странно, все это очень напоминало какую-то забаву, и Пэту показалось, что обе стороны наслаждались этой игрой в равной степени.

Впереди что-то вспыхнуло, полыхнуло огнем, и по туннелю прокатилась ударная волна.

— Бензин, — сообщил ему проводник. — Они льют его сквозь вентиляционные отверстия. Иногда обливают кого-то из наших. Пригнитесь – внизу воздух чище.

Бросив взгляд на навозную жижу у себя под ногами, Пэт решил, что есть вещи и похуже бензиновых паров. Вскоре они достигли места пересечения с еще одной канализационной шахтой, почти такой же просторной, как и та, в которой они находились. Пэт увидел группу солдат, наставивших винтовки на проделанное взрывом отверстие в стене, сквозь которое в туннель проникал дневной свет.

Казалось, это было настоящее царство хаоса: мимо ковыляли раненые и проносились солдаты с ящиками патронов, требуя уступить им дорогу, слышались винтовочные выстрелы и вопли бантагов, от которых закладывало уши, раздавались новые взрывы подожженного бензина, сопровождавшиеся животными криками боли агонизирующих людей, и все это происходило в жуткой грязи и вони. У Пэта появилось неприятное чувство, будто стенки туннеля могут в любую секунду сомкнуться вокруг него.

Наконец его проводник облегченно перевел Дух.

— Мы добрались до наших позиций – по крайней мере, еще час назад мы удерживали эту секцию. Вы еще не нюхали каменноугольного газа.

— Каменноугольного газа?

— Прошлой ночью в соседнем туннеле, ведущем к позициям Девятого корпуса, запахло газом. Эти ублюдки подожгли гору угля, соорудили какую-то трубу и начали мехами закачивать в канализацию газ. Ребята из Седьмого Суздальского напали на храм, где они установили это хитрое устройство, и все там разнесли.

«Гениально, — подумал Пэт. — Бантаги наверняка повторят этот фокус где-нибудь в другом месте; они будут выкуривать нас, как крыс».

Заметив у себя над головой отверстие, сквозь которое пробивался свет, Пэт с благодарностью ухватился за чью-то дружескую руку и мгновение спустя оказался в пустом просторном бассейне, еще недавно наполненном холодной водой. Бросив последний взгляд на канализационную шахту, в тусклом мерцании факела он увидел груду камней, заваливших туннель. С другой стороны завала, всего в десятке футов отсюда, были уже бантаги. Только вчера они подорвали стенку шахты, подложив под нее несколько сотен фунтов пороха. При взрыве погибло около двадцати человек.

Оказавшись наверху, Пэт был вынужден сощуриться, вновь привыкая к яркому свету. Крыши у бань не осталось, и все помещение было завалено грудами битого кафеля и обгоревшими досками. У одной из стен стоял десяток санитаров с носилками, ждавших приказа спуститься в туннель за ранеными, а рядом перепачканные дерьмом солдаты пытались открыть ящики с патронами и галетами.

Выбравшись по лесенке из бассейна, Пэт обвел взглядом развалины бань. Десять дней бесконечных боев превратили его штаб в дымящиеся руины. Однако, как ни странно, после этого людям стало даже легче оборонять это здание.

Из обрушившихся потолочных балок и нескольких тонн кирпичей были воздвигнуты прочные бомбоубежища. Вдоль остатков стен окопалась пехота, солдаты глубоко зарылись в груды каменных обломков, засев в десятках небольших одиночных окопов. Пригнувшись, Пэт следовал за проводником и, нырнув под плиту, некогда бывшую бронзовой дверью главного входа, оказался в глубоком бункере, где теперь находился штаб Шнайда.

Телеграфист, рядом с которым высилась стопка срочных донесений, деловито отстукивал ключом какое-то сообщение. В бункере стоял божественный запах свежезаваренного чая, и Пэт, скинув варежки, с благодарностью принял предложенную ему чашку и стиснул ее ладонями, грея замерзшие руки.

Возле одной из стен были поставлены на попа две скамьи, к которым прикрепили грубо нарисованную карту Рима.

— Мы потеряли двадцать второй квартал, — сообщил Пэту Шнайд, показывая на карту. — Пару часов назад бантаги захватили виллу в центре этого квартала.

— А что с храмом Венеры? — спросил Пэт.

— Ты ведь отправил туда полк из Двенадцатого Римского корпуса, так эти парни сражаются как дьяволы. Они говорят, что ни за что не дадут бантагам осквернить это место.

— Язычники! — с улыбкой проворчал Пэт. Блестящая идея посылать на защиту религиозных святынь римские полки принадлежала Рику, и пока это прекрасно срабатывало.

— Хочешь оглядеться? — спросил Шнайд.

— Для того я сюда и приперся, — отозвался Пэт.

Усмехнувшись, Рик жестом предложил ирландцу следовать за собой. Как только они выбрались из бомбоубежища наружу, их тут же окружил отряд пехотинцев в давно не стиранных мундирах. Многие из солдат, спасаясь от холода, накинули на себя заляпанные грязью одеяла.

— Сержант Жадович будет нас сопровождать, — сообщил Пэту Шнайд. О'Дональд обернулся, ожидая увидеть обычного русского сержанта – седобородого сорокалетнего мужика, обладающего несладким характером, но по-отечески заботящегося о своих солдатах. Вместо этого его удивленному взору предстал мальчик девятнадцати, в лучшем случае двадцати, лет. Однако холодные, беспощадные глаза мгновенно выдавали в нем прирожденного солдата. Пэт почувствовал странную ауру, окружавшую молодого сержанта. Что бы ни случилось, этот юноша выйдет невредимым из любой передряги, и потому другие солдаты будут тянуться к нему и беспрекословно выполнять его приказы.

— Так, господа начальники, зарубите себе на носу одну вещь. Как только мы выйдем за стену, главным буду я. Я скажу: «Стой!», и вы стоите. Говорю: «Ложись!», вы лежите. Следите за мной. Не вздумайте и пикнуть, а если я начну драпать со всех ног, вам лучше не отставать. Понятно?

Пэт осклабился:

— Договорились, солдат.

— Я вам вот что скажу, начальники. Это задание мне не по душе. Очень не хочется, чтобы во время моего дежурства ухлопали генерала, а то и двух. Вы точно хотите увидеть все своими глазами?

Пэт кивнул.

Юноша отвернулся и сплюнул на землю.

— Его превосходительство господин полковник все еще в госпитале. Может, подумаете еще раз, стоит ли вам это делать?

— Сержант, я был бы дерьмовым генералом, если бы боялся увидеть то, с чем имеют дело мои солдаты.

— Отлично, сэр, но если вас убьют, то виноваты будете вы сами, а не я и не мои люди.

Пэт с трудом сдержал улыбку. Сержант Жадович был чертовски хорошим воином. Он не просто прикрывал свою задницу, но позаботился еще и о том, чтобы уберечь от неприятностей свое подразделение. Этот поступок принесет ему уважение всей его роты, и солдаты еще долго будут вспоминать у костра о том, как сержант поставил на место генерала.

Пэт поймал взгляд Жадовича, давая ему понять, что прекрасно понимает суть игры, которую тот затеял. На лице сержанта промелькнуло облегчение, но он все еще не сводил глаз с О'Дональда. Наконец Жадович пожал плечами и направился к южной стене бани, взмахом руки приказав своим людям следовать за ним.

Добравшись до стены, юноша тихо сказал что-то солдату, залегшему между двумя разрушенными мраморными колоннами. Солдат кивнул, шепотом ответил Жадовичу и показал налево.

Сержант залез на груду обломков, на мгновение приподнял голову, соскользнул вниз и жестом приказал своему отряду поторопиться. Когда мимо него прополз Пэт, Жадович процедил сквозь зубы: «Ждите меня за разбитой зеленой дверью».

Взобравшись на развалины стены, Пэт бросил взгляд налево, где раньше находились их внешние укрепления. Их не было видно из-за снегопада. Спустившись ползком с другой стороны, Пэт наткнулся на гниющий труп бантага. Перепрыгнув через мертвого врага, он наступил на обломок черепицы и чуть не вывихнул себе лодыжку из-за того, что его нога заскользила по покрытой льдом мостовой. Низко пригнувшись, Пэт добежал до зеленой двери и нырнул внутрь здания. Помещение, в котором раньше, по-видимому, находилась посудная лавка, выглядело так, будто сюда нанес визит слон. В середине комнаты расположилась группа солдат, кипятивших на костре чай. Они почти не обратили внимания на пробегавших мимо них Пэта и Рика. В одной из стенных ниш вповалку под одеялами спали еще несколько бойцов. Добежав до задней стены лавки, Пэт протиснулся сквозь проделанную в ней дыру, пересек находившийся за домом сад и оказался в другой горшечной лавке.

Так они преодолели еще два квартала, петляя по заваленным обломками домов улицам и проскальзывая сквозь руины заброшенных зданий. Один раз, когда рядом разорвались два пущенных из мортир снаряда, им пришлось спешно нырять под каменный верстак. Шум боя не смолкал, и чем ближе они подбирались к передовой, тем более оглушительным он становился. Оказавшись во дворе виллы в третьем квартале, Пэт на мгновение задержался и обменялся парой слов с пятью-шестью ранеными, которых санитары относили обратно в штаб корпуса, а оттуда в главную канализационную шахту. Солдаты получили свои раны в ближнем бою; все они были крайне измотаны, глаза их ввалились от усталости.

Неподалеку несколько солдат мастерили из фляжек самодельные гранаты, запихивая в них смесь из пороха, гвоздей и каменных осколков, вставляя запал и заливая горлышки расплавленным воском. Когда Жадович позаимствовал пару таких гранат, солдаты недовольно заворчали, но тут же притихли, увидев перед собою двух генералов.

Жадович осторожно скользнул к полуразрушенной стене бывшей мастерской колесника, переговорил с командовавшим этим подразделением лейтенантом и вернулся к Пэту и Рику.

— Здесь конец пути, — прошипел он. — За следующим поворотом начинается ад.

Жадович мог этого и не говорить. Несмотря на продолжавшийся снегопад, Пэт и сам видел, что улица впереди была окутана густыми клубами сизого дыма. В воздухе свистели пули, где-то рядом раздавались взрывы мортирных снарядов.

Пэт скосил глаза на Рика, присевшего на корточки возле него.

— Напоминает мне Спотсильванию.

— Скорее, Колд-Харбор, только здесь еще хуже, — отозвался Шнайд.

— Слушай, нет никакого смысла вдвоем лезть под пули. Давай облегчим работу нашему другу сержанту. Ты все это уже видел, а я еще нет.

— Без вопросов, генерал. Я-то еще дома наслужился в пехоте, в то время как ты прохлаждался в артиллерии. Погуляй, разомни косточки, я тебя здесь подожду.

Пэт ухмыльнулся и перевел взгляд на Жадовича, который сокрушенно покачал головой:

— Вы играете со смертью, генерал.

Отлепившись от стены, Жадович со своими людьми пробрался в боковую комнату. Пэт последовал за ним и увидел, что здесь находилась уборная, в которой были сорваны все сиденья. Узкий лаз вел вниз, в канализацию. В комнате они встретили лейтенанта с тремя его подчиненными. Завидев отряд Жадовича, они всучили им коробку галет, ящик с тысячью патронами и несколько фляжек со свежей водой.

Взвалив на плечи этот дополнительный груз -- Пэту доверили нести связку из шести фляжек – они спустились на дно уборной. Раньше тут была проходившая под всем кварталом труба, по которой в канализацию сливались нечистоты. Но труба была слишком узкой, чтобы по ней мог проползти взрослый мужчина. За последнюю неделю солдаты расширили этот проход и докопались до канализации, после чего прорыли лаз к соседнему кварталу. Пэт на четвереньках прополз по туннелю вслед за своими проводниками и вылез наружу в еще одной уборной, находившейся в здании на другой стороне улицы. Бдительный часовой чуть не проткнул возглавлявшего отряд Жадовича насаженным на винтовку штыком. Однако тут же навстречу гостям протянулись дружеские руки, мигом подхватившие ящик с боеприпасами и галеты. Когда из дыры в грязном полу показался Пэт, солдаты вытянулись было в струнку, но генерал скомандовал им «вольно».

Он огляделся вокруг. Узкое длинное помещение с обрушившимся в результате обстрела цилиндрическим сводом раньше явно служило винным складом. Однако сейчас о вине здесь напоминали только разбросанные повсюду осколки сотен амфор. Чтобы защитить себя от падающих сверху бомб и снарядов, солдаты поверх стеллажей для амфор положили обломки потолочных балок, на которые навалили битую черепицу, кирпичи, выбитые двери и прочий хлам.

Похожая на пещеру комната, где они оказались, являлась штабом полка и полевым лазаретом. Пэт сразу заметил капитана, который раздавал приказы входящим и выходящим из штаба людям, и, безошибочно определив в нем командира полка, стремительно направился в его сторону.

Сидевший на корточках офицер взглянул на ирландца ввалившимися от усталости глазами и, не делая попытки подняться, вяло вскинул руку к виску.

— Капитан Петров из Восьмого Муромского, сэр. Командую этим полком.

— Отдыхайте, капитан.

О'Дональд отвязал одну из доверенных ему фляжек с водой и протянул ее офицеру. Тот кивком поблагодарил Пэта, но сразу же передал фляжку своему старшему сержанту и двум находившимся поблизости лейтенантам, заслужив этим поступком молчаливое одобрение ирландца. Только после того как напились все его подчиненные, капитан позволил себе сделать небольшой глоток.

— Доложите, что тут у вас происходит, капитан. В каком состоянии находится ваш полк?

— Мы здесь сидим с момента прорыва, сэр. Вы не можете дать нам передышку? Мои парни без отдыха сражаются уже десять дней.

— Что с полком?

— Утром того дня, когда бантаги прорвали нашу оборону, у нас было триста двадцать восемь человек, а сейчас остался девяносто один.

Пэт молча кивнул и, вытащив из кармана несколько сигар, раздал их капитану и членам его временного штаба.

— Мы удерживаем половину этого квартала, — просипел капитан, и в ту же секунду в крышу над их головами ударил выпущенный из вражеской мортиры снаряд. — Они хотят захватить восточную стену. Оттуда мы можем наблюдать за укреплениями, находящимся за ними полем и соседним кварталом. Там и происходили основные бои. Этим утром бантаги ударили с запада, рассеяли остатки Второго Кевского и ворвались на улицу. Притащили на укрепления свои чертовы орудия и ракетницы и теперь вовсю жарят по нашим позициям, а мы не можем снять их артиллеристов – отсюда их не разглядеть.

— Каков боевой дух у ваших людей?

— Никакого, — тихо отозвался офицер.

— А если я скажу, что вы должны остаться здесь?

Капитан обменялся мрачным взглядом со своими подчиненными.

— Черт возьми, так я и думал.

— Когда я вернусь назад, я посмотрю, что можно для вас сделать, — пообещал Пэт.

— А чем занимаются эти придурки из Двенадцатого корпуса, сэр? — поинтересовался один из сержантов. — Не видел я, чтобы они воевали, кроме пары каких-то паршивых полков.

Пэт покачал головой. Как он мог объяснить этим людям, что ему необходимо иметь под рукой свежий резерв, который можно будет ввести в бой, если бантаги предпримут полномасштабное наступление на каком-нибудь другом участке фронта или когда понадобится передышка всему Первому корпусу? Если Пэт сейчас бросит их в эту мясорубку, у него не останется ни одного козыря в запасе.

— Я не могу вам ничего пообещать, сержант. Не только вам приходится нелегко, то же самое творится во всем городе. Я сделаю все, что могу, для того, чтобы ваша ноша не оказалась непосильной. Я хочу спросить вас об одном: вы еще можете убивать бантагов?

— Убивать их, сэр? Черт подери, я готов делать это хоть круглые сутки. Мне просто хотелось, чтобы в этой забаве приняли участие и мои друзья из Двенадцатого, я только это и имел в виду.

Пэт дружески похлопал сержанта по плечу.

— Вы можете показать мне передний край обороны? — спросил он у капитана.

Офицер вздохнул и перевел взгляд на Жадовича, который после небольшой паузы утвердительно кивнул.

— Он хочет это увидеть – так пусть смотрит.

Капитан вылез из бомбоубежища и знаком приказал Жадовичу и Пэту следовать за ним.

— Остальным оставаться здесь, — распорядился он. — Нам незачем привлекать к себе внимание.

Солдаты с благодарностью восприняли эту краткую передышку, тут же растянувшись на полу, чтобы хоть немного поспать.

Нырнув в прорубленную в полу узкую траншею, по обе стороны от которой высились груды обломков, они проползли сквозь дыру в стене здания. Задрав голову, Пэт увидел обугленные развалины какого-то храма, сложенного из известняка. От римского святилища осталась только внешняя оболочка: все, что было внутри храма, сгорело дотла и обрушилось. Возле одной из стенок траншеи валялась обгорелая тряпичная кукла, очевидно положенная сюда каким-то сентиментальным солдатом.

В эту секунду в воздухе просвистел выпущенный с западной стороны снаряд, который врезался в стену дома над ними, обрушив на головы смельчаков каменный дождь.

Пэт пополз дальше. Траншея вела в храм, и, протиснувшись между грудами камней, О'Дональд оказался в центре святилища. Вокруг никого не было видно. Возле выбитых окон у всех четырех стен здания высились возведенные из обломков баррикады.

Жадович показал вверх, и Пэт разглядел замотанного в белое одеяло солдата, спрятавшегося на выступающем из стены карнизе. Из-под одеяла торчал кончик ствола, нацеленного на щель в стене. Раздался выстрел, солдат мгновенно дернулся назад, и секунду спустя ответная пуля угодила в насыпанный перед окном бруствер.

— Хороший снайпер, — гордо сообщил Пэту капитан. — На его счету уже минимум восемь бантагов.

В восточную часть здания одновременно ударили шесть вражеских снарядов, обрушив внутрь часть стены, и у Пэта заложило уши. По южной стене святилища зацокали бантагские пули, но защитники храма немедленно ответили огнем на огонь, отстреливаясь сквозь бойницы. С той стороны улицы полетели едкие насмешки. Люди не отреагировали на оскорбления; один из солдат соскользнул с насыпи к спрятанному под разбитой статуей ящику с боеприпасами и полез обратно наверх, передавая товарищам патроны.

— Граната!

Пэт едва успел заметить вражескую гранату, которая с шипением перелетела через стену и приземлилась в самом центре храма. Прозвучал взрыв, но образовавшаяся воронка оказалась на удивление небольшой.

— Это опасно, только если граната попадает прямо в твой окоп, — пояснил Жадович.

Сделав Пэту знак следовать за собой, капитан подполз к восточной стене.

— Если увидите на укреплениях вспышку, сразу прячьтесь за бруствер, — предупредил он ирландца.

Пэт кивнул. Капитан постучал по плечу залегшего на насыпи пехотинца, и тот отполз вниз и в сторону, уступив свою позицию О'Дональду, который подавил в себе чувство страха и осторожно выглянул из-за бруствера.

Соседний квартал весь лежал в руинах, там не осталось ни одной стены, поднимавшейся над землей выше чем на два фута. Ему показалось, что он заметил какое-то движение, и в то же мгновение лежавший неподалеку от него солдат спустил курок. Пуля раскрошила кирпич в каких-то дюймах от успевшего припасть к земле бантага.

Следуя своему инстинкту, Пэт опустил голову и слился с насыпью. Секунду спустя над ним просвистела бантагская пуля. Вновь выглянув из-за бруствера, он, к своему удивлению, разглядел таки очертания укреплений менее чем в семидесяти футах от себя. Вьюга на мгновение утихла, видимость улучшилась, и люди вступили в ожесточенную перестрелку с бантагами. На укреплениях показались несколько вспышек, Пэт вновь припал к насыпи, и в ту же секунду храм сотрясло от попавшего в него бантагского снаряда. В образовавшуюся брешь влетела шальная пуля, ударившая в дальнюю стену святилища.

Прозвучал сигнал нарги, с укреплений полетели ракеты; некоторые из них угодили в здание, другие прошли выше. Пэт вновь бросил взгляд в сторону противника. Бантаги вскочили с земли и, пробираясь сквозь груды обломков, устремились на штурм храма.

Люди не нуждались в каких-либо приказах. Все находившиеся внутри здания солдаты встретили неприятеля шквальным огнем. Вместо того чтобы уступить свое место лежавшему рядом бойцу, Пэт выхватил у него винтовку, прицелился и спустил курок. С удовлетворением он увидел, как бантаг схватился за простреленную ногу и рухнул на землю.

И все же они продолжали наступать, выкрикивая свой боевой клич. Когда первая волна атакующих докатилась до мостовой всего в десяти футах от храма, бантаги припали к земле в поисках хоть какого-то укрытия от пуль людей, но не перестали стрелять. Рявкнули еще несколько пушек, и вдруг словно из-под земли возник еще один отряд бантагов. Половину вражеских солдат скосило встречным огнем защитников храма, но остальные добежали до стены здания, оказавшись прямо под Пэтом. Ирландец с трудом подавил в себе желание высунуться из окна и разрядить в них свой револьвер, понимая, что прикрывавшие штурмовиков снайперы бантагов мгновенно изрешетят его пулями. В храм влетела еще одна граната, которая ударилась о стенку окопа и скатилась вниз по насыпи.

Жадович отпихнул Пэта в сторону и выхватил сигару прямо изо рта генерала. Достав одну из своих самодельных гранат, сержант поджег фитиль и стал невозмутимо дожидаться того момента, когда огонек доберется до самого горлышка фляги. Пэт смотрел на него, выпучив глаза, поражаясь хладнокровию юноши. Наконец Жадович вытянул руку с гранатой из окна и преспокойно разжал пальцы. Секунду спустя прогремел взрыв, и воздух огласился воплями изувеченных бантагов.

По храму прокатилась ударная волна, у Пэта заложило уши. Бросив взгляд через плечо, он увидел, что взрывом раскидало в стороны груды булыжников, наваленных перед дверью в северной стене святилища. Заряд был такой мощи, что зашаталось все здание.

— Подкоп! — потрясенно выдохнул капитан. — Эти ублюдки захватили часть канализационной шахты!

На людей обрушился град камней, поднятых взрывом в воздух, и в ту же секунду из клубов дыма на противоположной стороне улицы вынырнули фигуры бантагов, бросившихся к храму. Вновь прозвучал сигнал нарги, и притаившиеся среди обломков прямо перед Пэтом вражеские штурмовики вскочили с земли и тоже устремились в атаку.

— Вы хотели посмотреть на бой? — прорычал Жадович. — Ваше желание исполнено, сэр!

Сержант поджег вторую гранату, раскрутил ее над головой ремнем, словно пращой, и швырнул точно в храмовые двери. Прогремел взрыв.

Через несколько секунд в помещении святилища творилось сущее безумие, в котором людские крики смешались с воинственным ревом бантагов. У входа в храм возникли трое солдат орды, вооруженных ракетницей. Выпущенный ими снаряд угодил в самую гущу сражавшихся.

Выхватив револьвер, Пэт тщательно прицелился и метким выстрелом повалил на землю одного из членов вражеского расчета, спешно перезаряжавшего ракетницу. Ракета вспыхнула и с шипением унеслась вертикально в небо.

В этом бою за разрушенный храм не было ни шеренг, ни боевого порядка; смешавшись в одну кучу, люди и бантаги обрушили друг на другу свою ненависть, используя в качестве оружия винтовки, штыки, ножи, булыжники и просто кулаки. На Пэта, Жадовича, капитана и находившегося рядом с ними пехотинца набросились шестеро бантагов. Солдат вскочил на ноги и уложил первого из противников, но тут же повалился на насыпь, сраженный выстрелом в упор, который снес ему полчерепа. Жадович крикнул Пэту, чтобы тот следил за бойницей, и, выхватив из-за пояса револьвер, вступил в яростный бой. Низко пригнувшись, он ворвался в гущу врагов и, уворачиваясь от ударов, припадая к земле и тут же вскакивая, всаживал пулю за пулей в ненавистных врагов. К нему присоединился и капитан, который быстро опустошил барабан своего револьвера, подхватил с пола брошенную бантагскую винтовку и размахивал ей, как дубиной.

Сгорая от желания вступить в рукопашную, Пэт начал было разворачиваться, но тут краем глаза увидел огромную черную фигуру, влезавшую в окно рядом с ним. Волосатая лапа ухватилась за край подоконника, и в это мгновение Пэт опустил на нее рукоятку своего револьвера. Солдат орды с воплем свалился вниз, и ирландец разразился смехом. В оконном проеме возник еще один бантаг. Пэт ткнул дуло револьвера прямо ему в лицо и спустил курок. Бантаги на время оставили Пэта в покое, но один из них влез в окно справа, убив выстрелом в спину оборонявшего бойницу пехотинца, который как раз в этот момент вынужден был развернуться, чтобы отразить нападение противника с тыла. О'Дональд уложил штурмовика на месте. Решив, что враги не рискнут атаковать его окно, Пэт перелез через груду булыжников и нос к носу столкнулся с очередным бантагом, забиравшимся в правую бойницу. Сберегая последние два патрона, Пэт метнул в неприятеля подвернувшийся под руку кирпич, и тот рухнул вниз. Секунду спустя в бойницу влетела граната. Вспомнив действия сержанта в канализационном туннеле, Пэт схватил разбрасывающую искры гранату и выбросил ее наружу, где та и разорвалась.

— Генерал, сзади!

Крутанувшись на месте, Пэт выпустил две последние пули в несущегося к нему со штыком наперевес бантага.

В бой вступили новые солдаты, вынырнувшие из того самого лаза, через который Пэт попал внутрь святилища. Это были люди сержанта Жадовича. Произведя в упор залп из своих винтовок, они с дикой яростью схватились с бантагами врукопашную.

Жадно хватая ртом воздух, Пэт выдернул штифт, соединявший патронник со стволом, вынул из барабана пустую камору и бросил ее на землю. Вытащив из кармана заряженную камору, он попытался вставить ее в барабан. Пока Пэт возился с револьвером, из гущи сражавшихся вырвались еще двое врагов, устремившихся прямо к нему. Остальные бантаги показывали в его сторону и тоже пытались пробиться к оставшемуся в одиночестве генералу.

Пэт вогнал барабан на место, взвел курок и в несколько секунд расстрелял все патроны. Один из подстреленных им бантагов упал на ирландца и сбил его с ног. Выбираясь из-под мертвеца, Пэт заметил еще двоих противников. Вдруг они оба споткнулись и тоже повалились на него.

Его обдало запахом теплой крови и исходившим из бантагских внутренностей зловонием. При одной мысли о том, что могли съесть на завтрак эти ублюдки, у Пэта ком встал в горле. Выругавшись, он начал судорожно дергаться, пытаясь выбраться из-под груды трупов.

Шум схватки не стихал. Храм сотряс взрыв еще одного снаряда, и кто-то крикнул, что в воздухе появился вражеский дирижабль. Придавленный многопудовой тяжестью бантагских мертвецов, Пэт отчаянно искал путь на свободу.

Он почувствовал, как чья-то рука схватила его за плечо, и на мгновение его охватил ужас – вдруг это бантаг?

— Он еще жив.

Это был голос капитана.

Одного из упавших на Пэта бантагов сдвинули в сторону, и секунду спустя брыкающегося и матерящегося ирландца извлекли из-под завала.

Бой продолжался. Вновь начался снегопад, все помещение окуталось клубами желто-серого дыма, и проступавшие сквозь него фигуры людей казались призрачными тенями.

— Где они? — проревел Пэт.

— Мы отбросили их назад, — бесстрастно отозвался Жадович.

Сохранявший полное спокойствие сержант тыльной стороной руки вытирал кровь, сочившуюся из пореза на правой щеке. На его окровавленном лице не было живого места от синяков. Расшатав сломанный зуб, юноша выплюнул его на землю.

Пэт ошеломленно обвел взглядом помещение храма. Из подземного лаза выбирались все новые и новые солдаты, некоторые из них, не теряя времени даром, перерезали ножами глотки раненых бантагов. Это был настоящий кошмар, стены храма содрогались от взрывов вражеских снарядов.

— Господи Иисусе, это же сущее безумие! — пробормотал Пэт.

Впервые он увидел, как на губах Жадовича промелькнула улыбка.

— Вы хотите посмотреть что-нибудь еще, генерал?

Пэт замотал головой. Капитан уже занимался своими делами, приказывая подчиненным навалить у входа новую баррикаду из известняка. Оглядевшись, Пэт увидел, что не меньше десятка человек были мертвы и еще столько же ранены. Такое соотношение убитых и раненых свидетельствовало о беспримерной жестокости рукопашного боя.

Добравшись до спуска в туннель, Пэт указал рукой на солдата, получившего удар штыком в плечо. Жадович остановился, подхватил раненого и помог Пэту спустить его в узкую траншею и отвести во внутренний двор соседнего здания. В штабе никого не было, кроме нескольких тяжелораненых. Пэт оставил там своего подопечного, потому что парень заявил, что хочет быть рядом с друзьями. Из подземного туннеля вынырнули несколько солдат, тащивших канистры с керосином. Вслед за ними подошло подкрепление в виде отряда из пятнадцати бойцов. Сразу после того, как из канализационного отверстия вылез последний солдат, прозвучал очередной взрыв, и в воздухе вновь запахло дымом.

Жадович остановился.

— Обратно возвращайтесь без меня, сэр. В храме остались мои ребята – я не могу их бросить.

— Спасибо, сержант. Думаю, я справлюсь.

Пэт протянул Жадовичу руку.

— Это не может продолжаться вечно, — произнес юноша. — Мы становимся такими же, как они. Некоторые из моих ребят говорят, что мы должны съедать их трупы, чтобы поквитаться за своих.

Пэт от ужаса не нашелся, что ответить.

— Дело еще до этого не дошло, сэр, но вы видите, какое у людей настроение. Я понимаю, что вы хотите иметь резерв, но мой вам совет – введите в бой Двенадцатый корпус. Парни ворчат, что вся тяжесть войны ложится на плечи русских. Девятый корпус был набран в Риме – и бантаги легко его смяли, а положение пришлось спасать старине Первому.

Пэт кивнул.

Жадович пожал ему руку и, низко пригнувшись, пополз обратно.

Встав на четвереньки, Пэт соскользнул в лаз, ведущий в канализацию, и тут же начал задыхаться. В туннеле непереносимо воняло горящим керосином. Добравшись до главной канализационной шахты, он наткнулся на обгорелое тело русского пехотинца, его мундир все еще дымился. Рядом в грязи лежал еще один солдат, который, услышав шаги Пэта, оторвал голову от земли.

— Ложись!

Пэт распластался рядом с ним. Впереди во тьме что-то вспыхнуло, над ними просвистела пуля, и солдат в ответ выстрелил из своей винтовки. Пламя, недавно бушевавшее в туннеле, и сейчас еще не совсем потухло, кое-где до сих пор мерцали небольшие огоньки. Дышать было нечем.

— Черт возьми, уходите отсюда, сэр!

Удивляясь той огромной благодарности, которую он испытывал к рядовому, посмевшему отдавать ему приказы, Пэт ринулся в направлении соседнего квартала. Поджидавший его Шнайд помог Пэту вылезти из дыры в полу. Внизу послышался треск винтовочных выстрелов. Бантаги только что прорвали линию обороны.

Рик оглянулся на своих людей и кивнул. Солдаты сорвали крышки с пятигаллоновых канистр с керосином и вылили их содержимое в канализацию. Пэт слышал доносившиеся снизу гортанные крики. Один из солдат зажег фитиль самодельной фанаты и бросил ее в туннель. Прогремел взрыв, из дыры в полу взметнулись языки пламени. Изувеченные бантаги взвыли от непереносимой боли, а люди, взревев от радости, посылали в эти врата ада град проклятий.

Пэт обессиленно рухнул на пол рядом с Риком.

— Ну что, посмотрел все своими глазами? — спросил у него Шнайд, протягивая ирландцу полупустую фляжку.

Благодарно кивнув, Пэт сделал большой глоток и поперхнулся – внутри была водка.

— Господи Иисусе, Шнайд, такое не смог бы придумать даже Данте!

— Когда этот дирижабль начал сбрасывать бомбы на храм, я уж было подумал, что тебе пришел конец. Было бы очень некстати, если бы тебя там укокошили. Ничего не имею против Марка, но я не знаю, на сколько еще его хватит, — вдруг он решит выкинуть белый флаг. Ты там страшно рисковал.

— Я должен был увидеть, с чем сталкиваются мои парни. Не могу управлять армией, сидя в кресле. Нужно было, чтобы они видели, что я рядом с ними.

— Ладно, только сделай мне одолжение, мотай отсюда как можно быстрее.

Пэт вновь потянулся за фляжкой и сделал еще один глоток.

— У ребят, того и гляди, поедет крыша, — произнес Шнайд. — Они целыми сутками ползают в этом дерьме и сражаются под землей. А за углом, в пяти футах, — бантаги. Корпус выдохся.

Посмотрев в глаза Рику, Пэт наконец принял решение, хотя и боялся, что потом будет жалеть об этом шаге.

— Я знаю. Я вывожу вас из боя. Перегруппировку начинаем сегодня ночью. Ваши позиции займет Двенадцатый корпус.

— Двенадцатый? Дьявол, у них же почти нет опыта таких действий. Они могут потерять весь этот участок.

— Это их дома – пусть они за них повоюют.

К ним подполз какой-то лейтенант:

— Здесь находится генерал О'Дональд?

— Я здесь, сынок.

— Сэр, вас просят вернуться обратно в штаб. С вами хочет поговорить Марк.

— Что-то случилось с полковником Кином? — севшим голосом спросил Пэт.

— Я не знаю, сэр.

Пэт перевел взгляд на Шнайда:

— Пошли, Рик.

— Винсент Готорн, какого дьявола ты здесь делаешь?

Ганс Шудер вылез из-за заваленного картами стола и вышел навстречу неожиданному гостю.

Винсент пожал протянутую Гансом руку, и тут, к немалому его удивлению, Шудер дружески похлопал его по плечу. Старый сержант очень редко позволял себе подобное проявление чувств.

После этого на Винсента обрушился град вопросов. Ганса интересовало все: Эндрю, жена и ребенок, семья самого Винсента, положение дел в Риме и политическая обстановка в Суздале.

Наконец Шудер угомонился и предложил гостю чашку горячего чая, слегка разбавленного водкой. Винсент благодарно улыбнулся.

— Ненавижу эти чертовы корабли, — пожаловался он Гансу. — Всю дорогу сюда не мог даже смотреть на пищу.

— Выпей чайку, это тебе поможет.

— У нас в трюме полмиллиона патронов, две тысячи десятифунтовых снарядов, тысяча двадцатифунтовых, пятьсот ракет и двести тысяч продуктовых пайков.

— Забираю всё.

Винсент откинулся на спинку стула и уставился на карту боевых действий.

— Вам тут жарко приходится?

— Стыдно признаться, но, пока ты продолжаешь подвозить мне все необходимое, я не испытываю никаких трудностей. У бантагов больше проблем со снабжением, им приходится тащить сюда все аж от Великого моря, а это почти двести миль. Так что они в основном закидывают нас стрелами – у них здесь всего пять батарей. По моим прикидкам, нам противостоят от девяти до одиннадцати уменов.

Винсент расплылся в улыбке.

— У твоих парней есть заряжающиеся с казенника винтовки и артиллерия. Если бантаги пойдут на штурм, ты порвешь их в клочья.

— Эти ублюдки кое-чему научились, они просто окопались вокруг города. Проблема в том, что, если я решу пойти на прорыв и углублюсь на сто миль в степь, все преимущества будут на стороне бантагов – у них есть лошади, и они легко зажмут нас в кольцо. А вот если бы ты дал мне пятьдесят новеньких броневиков, тех самых, которые, как ты утверждаешь, способны без поломок преодолеть двести миль, вот тогда я бы за пару недель добрался до Великого моря.

Винсент мотнул головой.

— Боже милостивый, только не говори мне, что собираешься послать их в Рим! На улицах города их быстро подорвут. Я слышал про эти ракетницы, о которых писал Пэт в своем донесении.

И вновь Винсент вместо ответа покачал головой.

— Хорошо, юный мистер Готорн, так какую же дьявольскую хитрость вы задумали? Вряд ли вы притащились сюда только для того, чтобы убить время и на халяву выпить водки.

Винсент вытащил из своего вещевого мешка карту, развернул ее и начал говорить.