Бремя сильных

Глава двенадцатая Третий лишний

— Чего ты ждешь⁈ Убей его! — злоба в голосе Инги усилила шипящие звуки.

— Ты рехнулась⁈ — вытаращил глаза Кабаз. — Это всего лишь мальчишка! Я так не могу!

— Зато я могу! Отойди!

Рыбачка стремительным шагом приближалась к охотнику, державшему паренька. Уверенные движения девушки подтверждали — угроза реальна. Да и копье, направленное вперед острием, не позволяло усомниться в решимости Инги исполнить задуманное. Безродная шла убивать.

«Совсем ошалела! Не дрогнет, — отчетливо понял Кабан. — Ну уж нет! Не позволю!»

— Стой! Не надо! — Охотник ловко переменил хват, заслоняя пленника своим телом.

— Не надо! Не надо! — скороговоркой вторил Кабазу перепуганный до смерти Лисек. Мальчишку трясло, слезы лились ручьем, сердце пацаненка бешено колотилось. Малолетний Чажан продолжал извиваться в могучих руках Кабана, но уже как-то вяло. Страх, предавший, казалось бы, сил поначалу, уступил место ужасу, эти силы немедля отнявшему. Ноги Лисека подкашивались — реши вдруг Кабаз отпустить паренька, тот бы наверняка рухнул.

— С дороги! Обоих проткну! — Злоба рыбачки сменилась нахлынувшей яростью.

— Уймись! Давай все обсудим! — предпринял последнюю попытку охотник.

Не сработало. Наконечник копья прыгнул к ребрам Кабаза, где, зажатая между предплечьем и бицепсом, торчала лохматая голова мальчугана. Дальше время раздумывать кончилось. Обретая свободу, Лисек рухнул на стылый песок, а рука Кабана ухватила древко и рванула так сильно, что рыбачку шатнуло вперед. Ноги Инги не справились с ускорением, и она шлепнулась рядом с Чажаном. Сверху девушку тут же накрыла тяжелая туша Кабаза.

Крики, стоны, борьба, гнев, бессильная ярость… Все стихло не скоро.

Мальчишка вполне бы успел убежать и запрятаться снова, но нет. Паренек лишь немного отполз от «Варханов», уперся спиною в челнок и так и остался сидеть, часто всхлипывая. Мужество окончательно покинуло Лисека. Нервы сдали, отвага иссякла, а воля ослабла настолько, что несчастного перестали слушаться ноги и руки. Малец жался к борту долбленки едва различимым в ночной темноте бесформенным дрожащим комком. То ли Лисек совсем разуверился в собственных силах, отметая возможность спастись, то ли просто сказались те четверо суток, что парень провел без нормальной еды, прячась в зарослях острова.

Мальчишка и так уже сделал все, что можно и нельзя. Несколько дней просидел неизвестно в какой норе. Кабаз три раза прочесал остров от края до края, но так и не нашел следов Чажана. Тот словно под землю провалился. Охотник уже было решил, что Лисек втихаря смастерил плот из плавника и удрал на нем к большой земле в темноте. Ан нет. Паренек все это время был здесь — терпел, носа не казал из своего укрытия. Лишь этой ночью сдался и, в конец отчаявшись, решился на побег. Небось, пустой желудок выгнал.

Малец подкрался к пляжу, где хранились лодки и, сдуру выбрав самую здоровую из них, тихонько поволок ее к воде. Вор умудрился кое-как стянуть свой груз к песку, но дальше дело встало. Челнок завяз, и все рывки мальчишки были без толку. Долбленка оказалась слишком тяжела, а тут еще и «Дарг»…

Все те несколько дней, что миновали после смерти Важги и других Чажанов, Кабаз с подругой по очереди дежурили у лодок. Разыскивать последнего из недругов вдвоем, прочесывая лес, не виделось разумным. Мальчишка мог в любой момент сюда явиться сам и, утащив челнок, дать деру. Что он попробует, коль будет такой шанс — сомнений не имелось. Не вплавь же ему остров покидать? Далековато будет. Удрать к большой земле возможно лишь на лодке, и эту истину, поди, парнишка понимал не хуже, чем Кабаз. Как, собственно, он разумел и то, что вечно прятаться тем более не выйдет. Для этого их островок был слишком мал.

Позволить мелкому Чажану улизнуть рыбачка не желала аж по двум причинам. Во-первых, месть! Та ненависть, что распирала Ингу в первый день, когда ее боялся и Кабан, со временем утихла ненамного. Произошедшее бесповоротно изменило девушку, что парень знал до острова. Веселая и бойкая когда-то, теперь она ходила черной тучей. Молчала, изредка срываясь на Кабаза без причин. Смотрела в пустоту. Подолгу думала о чем-то. Беззвучно и бесслезно плакала. Во сне металась, вздрагивала, бессвязно что-то бормотала, звала на помощь… Просыпалась с криком.

Кабаз же состояние подруги понимал и всячески старался подбодрить — порою неумело. Но гнев, в отличие от Инги, охотник ощущал лишь в самый первый день. Потом тот быстро схлынул. И понятно — все враги мертвы, а Лисек… Лисек он еще ребенок. Да и не делал паренек плохого бывшим пленникам. Держался в стороне, сидел в своем дозоре день-деньской, являясь в лагерь только по нужде — обычно за едой и на ночь. В отличие от «рыбаков», мальчишка был свободен, но, как и те, частенько выступал объектом для пинков и плоских шуток. Пусть пареньку и доставалось меньше — ведь свой же как-никак — а все равно тот прятал взгляд от взрослых и вечно ждал подвоха. Ходил ссутулившись, смотрел на всех с опаской, хмурился. Причем его отец, покойный нынче Жвага, участвовал в издевках наравне со всеми. Да… В этом все Чажаны… Гниль внутри. Да и снаружи изредка бывает, как помнилось Кабазу об одном из них.

Второе, что мешало парня отпустить — огласка. Зачем кому-то знать про двух островитян? Особенно Варханам. Еще заявятся. Припомнят сеть и лодку, и обман. Скорей всего убьют, или прогонят к западу от озера, что нынче равносильно смерти — там орда.

Подобные расклады Ингой отметались сразу, а потому приход мальчишки стерегли. Особенно ночами. Как именно им поступить с Чажаном, когда он будет пойман, охотник и рыбачка толком не решили. Пленение? Убийство? Изгнание на ближний островок, что выступал покатой плешью из воды чуть к югу от большого брата? Безродная склонялась ко второму, Кабаз напористо настаивал на первом. Остановились после долгих споров на последнем, но, видимо, так думал лишь Кабан, раз Инга сорвалась.

Неравная борьба закончилась одновременно с силами рыбачки. Охотник продолжал удерживать подругу на песке, поглядывая в сторону Чажана, и все думал:

«Что же мне с ним делать?»

Ответа на вопрос Кабан пока не знал, но мысль об убийстве отвергал заочно. Смертей и так хватало.

— Угомонилась? — прошептал охотник в ухо Инги.

Ответа не было. Рыбачка лишь порывисто сопела, придавленная тяжестью Кабаза.

«Обиделась. Ну, ладно. Отойдет со временем», — как должное воспринял Боголюб молчание подруги.

Рывком вскочив, охотник отступил от Инги и замер, ожидая продолжения. Напрасно. Девушка осталась на песке лежать не двигаясь. Через несколько ударов сердца к лицу сместились руки, и голова немного приподнялась. Плевок прочистил рот. На этом все. Рыбачка и не думала вставать. Кабаз был вынужден таращиться в затылок. К нему он свою речь и обратил:

— Прости, что так… Но мальчишку я тебе убить не дам.

Упрямое молчание рыбачки ответило красноречивей слов.

— Я для тебя и так уже девятерых убил, — с упреком продолжал охотник. — А если хорошо подумать, то и весь десяток. Гайрах едва ли выжил — его смерть тоже на моей совести. Он-то, кстати, единственный, кого мне действительно жалко. Остальные — дерьмо. Им дорога к Зарбагу. Но ребенка… Я еще в зверя не превратился.

— А я, значит, зверь! — не выдержала Инга. — Я, значит, тварь поганая! Чудище в человеческом обличие!

Безродная резко повернулась к Кабазу и начала подниматься. Но так и не завершив сей процесс, осталась стоять на коленях в песке напротив охотника, сверкая заплаканными глазами.

— Для меня он их всех убил! Надо же! А свою шкуру, поди, не спасал⁈ Для меня одной старался! И Шаргашу горло у Райхов вспорол тоже ради меня! За себя, Боголюба сраного, и не переживал даже! А ничего, что Шаргаш для тебя был втройне опасен против моего⁈ Да это я только и делаю, что твою тупую задницу раз за разом спасаю! Козленочек… Белый и пушистый козленочек. Слушать противно!

Инга в сердцах плюнула охотнику под ноги и устало уселась обратно в песок.

— Не заколи я тогда Шаргаша, меня бы Райхи просто убили, и все. А тебя этот урод еще долго бы мучил, — обиженно пробурчал Кабаз. — Не зря же ты от него так бежала.

— Наивный мальчишка, — вместе с презрительным хохотом вырвались у Инги из горла слова. — Ты все еще веришь в ту чушь, что я тебе наплела⁈ Идиот безмозглый! Да я сама на Шаргаша вешалась. Охмуряла его по-всякому, так и эдак себя предлагала, всех соперниц отваживала…

Скулящие нотки, сопровождавшие откровение девушки, наводили на мысль об истерике. Скрывавшая лицо Безродной темнота не давала понять, плачет та или все дело в смехе. От нахлынувших бурных эмоций рыбачку трясло, но она продолжала бросаться словами. Колючими, едкими, полными злобы и ненависти. Неожиданный выплеск чувств, распирающих Ингу, под натиском горестей последнего времени вытолкнул на поверхность постыдную правду об истинных причинах побега девчонки из клана. Стены тайны обрушились, и сейчас эта правда потоком помоев лилась на Кабаза, застывшего подле обманщицы.

— Я любила его… Так любила, что совсем умом тронулась. На глазах у всех приставала. Опозорилась… Хуже некуда. А что он?.. Он смеялся. Прилюдно смеялся. А сам трахал меня по кустам… Думаешь, там в орде чудища⁈ На меня посмотри. Утопила я Лейду! Заманила купаться и… — Плач не дал завершить Инге фразу.

Парень слушал и не верил ушам. То, что Инга искусница врать, для охотника было не в новость. Но чтоб так… О таком! Кабану стало тошно от вновь обретенного знания. Стремительно накативший приступ гадливости встретил в сердце Кабаза царившую прежде любовь к черновласой обманщице и… разбился об эту преграду.

«Ну и пусть! Все равно!» — разогнал наваждение в мыслях охотник.

— Не хочу знать подробностей. Я не Ярад, чтобы тебя судить. А перед ним ответишь, когда время придет. Что сделано, то сделано. Нужно дальше жить, а не ворошить прошлое. Сотворила зло, вот и искупай добром. Лисека я на тот остров свезу. А ты успокойся пока и, смотри, не наделай глупостей. Позже поговорим.

Завершив свою речь, Кабаз отвернулся от плачущей девушки и направился к лодке. На душе было мерзко. Ложь Безродной затронула чувства охотника, но не так уж и сильно, как того можно было ожидать. Принять и простить получилось довольно легко. В последнее время случилось так много всего, что Кабан зачерствел, сам того не желая. То, что раньше для родича было ужасным и гадким, нынче сделалось просто плохим. Но границы добра не размылись настолько, чтобы сразу забыть об услышанном. Неприятный осадок покрыл толстым слоем нутро и растает нескоро. Мысль: «Инга — убийца», засевшая в голове Кабана, враз затмила собою все прочие и, похоже, собралась остаться надолго. Может быть, и вообще навсегда.

— Поднимайся. Поможешь, — грубо бросил мальчишке Кабаз.

Лисек, будто не слыша приказа, продолжал жаться к борту долбленки, тараща глаза на охотника — даже всхлипывать перестал, так боялся «Вархана». Пришлось Кабану, ухватив паренька за грудки, самому его на ноги ставить. Получилось. Мальчишка поднялся и даже слегка подсобил с челноком.

Вскоре, прочертив по песку борозду, лодка достигла воды. Бывший пленник и нынешний молча плыли вдоль берега к югу. Инга же, не меняя ссутуленной позы тихо скулила, уткнувшись в ладони лицом. По мере увеличения расстояния, отделявшего челнок от Безродной, плач рыбачки постепенно стихал. Вскоре стенания девки окончательно канули в тьму за кормой, и Лисек, скопив невеликую толику храбрости, решился осторожно спросить:

— А куда мы плывем?

— На пустой островок, — оторвался от горьких раздумий Кабаз. — Тот, что напротив южной косы. Будешь там жить.

— Не буду… Помру я там, — обреченно вздохнул паренек. — Но лучше уж так.

— Не помрешь. Я тебе еду привозить стану, — обнадежил мальчишку охотник. — Если глупостей сам не наделаешь, выживешь. Главное, бежать не пытайся. Сиди тихо и жди, когда Инга остынет. Может быть, и простит. Ты ее не насилил, и вообще…

— Инга… это Марика что ли? — удивился мальчишка. — Не, она не простит. Такие прощать не умеют.

Чажан обреченно вздохнул, но уже миг спустя резко выпалил:

— Может, все же отпустишь? Подгребем к берегу — ты туда, а я дальше? У вас лодок много.

— Не пойдет, — недовольно буркнул Кабаз, осознавший, что сболтнул сейчас лишнего. — Никто не должен знать, что мы здесь. Так что и думать забудь.

— Я никому не скажу, — то ли с детской наивностью, то ли в хитром притворстве пообещал паренек.

— Скажешь, еще как скажешь. Вот начнут с тебя Мирты или Варханы шкуру драть, так сразу и выдашь нас. Никуда я тебя не пущу. И хватит об этом.

Лисек горько вздохнул, понимая напрасность дальнейшей мольбы, и то недолгое время, что занял остаток плавания, прошли уже в обоюдном молчании. Настроения для разговоров не было ни у одного, ни у другого. Мальчик и юноша слишком много сегодня потратили сил и эмоций.

Когда лодка наконец уткнулась носом в песок, и люди ступили на берег крошечного островка, рассвет уже подбирался к границам Долины. На востоке край неба еще не алел, но уже прояснялся. Темнота отступала, и возвращавшейся видимости уже вполне хватало, чтобы в подробностях разглядеть будущий «дом» Чажана.

Продолговатый клочок суши достигал в длину сотни шагов, но вот вширь расходился скромнее — двадцать-тридцать, не более. Середину покатого островка покрывала пожухлая поросль трав вперемещку с колючками. Ни единого захудалого деревца или даже куста не прижилось на этом кусочке земли. Или даже вернее песка. Унылое пустынное место. Для изгнанника — самое то.

Осмотревшись, Кабаз еще раз наказал Лисеку не пытаться удрать и, спихнув лодку на воду, вновь забрался в долбленку. Отплывая, охотник неожиданно вспомнил о чем-то. Дал обратный гребок, замедляя ход и, махнув пареньку, прокричал:

— Эй, малец! А тебе лет-то сколько?

— Да двенадцать, кажись, — отозвался Чажан. — Дни давно не считаю. Мож, одиннадцать еще.

— Пусть уж будет двенадцать, — утвердил возраст пленника родич. — Это много — почитай взрослый. Чуть что совесть сильно не взвоет. Ты учти, не послушаешься — пеняй на себя. Поймаю на большом острове — убью.

Сказав это, Кабаз снова взялся за весла, и, уже не смотря на мальчишку, мощными гребками погнал челнок обратно к пляжу, туда, где оставил Ингу.

Добравшись до места, охотник убедился, что за время его отсутствия здесь мало что изменилось. Рыбачка перестала плакать, но продолжала подпирать лицо руками, ссутулившись и подобрав колени к животу. На появление Кабаза Инга никак не отреагировала, и тот, решив ее не трогать, с натугой поволок долбленку к зарослям.

«Пускай придет в себя, тогда поговорим», — подумал про себя Кабан, а вслух сказал:

— Тебе поспать бы. Если что, я возле лодок.

Ответа не было. Зато явилось солнце, и первые лучи погнали по воде блестящую дорожку к острову. Приятное тепло достигло кожи юноши, напомнив враз, что все подвластно смене. День изгоняет ночь, свет — тьму. Придет пора и их с рыбачкой счастья. Кабаз зевнул и развернул ход мыслей к вещам простым, таким как сон и мягкая трава под головой.

Все-таки боги наделили рыбачку воистину несгибаемой волей и сильным характером. К вечеру Инга почти отошла от случившегося, а на следующий день даже смогла найти в себе силы объясниться с Кабазом. С грустью в голосе, но уже без истерик и слез, Безродная рассказала охотнику про убийство супруги Шаргаша. Кабан только слушал и головой качал, не смея прерывать исповедь.

— Он как взял ее в жены, я совсем обезумела. Думала, самой в реку броситься… Не смогла. Его убить захотела — и поделом бы гаду. Но собиралась все с духом, собиралась… да тоже струсила. Потом целый месяц гнев и обиду копила. Извела себя до нельзя. Аж зубами от злости скрипела. В какой-то момент не смогла себя больше сдерживать и сорвалась. Убила Лейду. Утопила в Великой реке — ну ты знаешь. Вроде бы и отомстила обоим, а лучше не стало. Наоборот, даже хуже, чем прежде пошло. В душе чернота какая-то появилась. Как будто тяжелый камень на сердце давит. Холодный. И сейчас его чувствую. Не уходит, крепко засел. — Инга прижала руки к груди, прислушиваясь к своим ощущениям.

— А Шаргаш-то и не особо расстроился. Ему-то что? Баб в клане хватает, а про любовь он и слыхом не слыхивал. На кой она ему? Так что зазря я девку к духам отправила. Без всякой для себя пользы. Один раз сглупила, и теперь мне всю жизнь с этим мучиться. Боль эта, хоть и стихает со временем, но насовсем, чувствую, никогда не уйдет. Да я уж привыкла — терплю. Ну а тварину эту я так тогда возненавидела, что как только ты у нас объявился, сразу поняла — сбегу. И сбежала.

Девушка замолчала, погрузившись в раздумья. Не нашелся, что сказать и Кабаз. Какое-то время посидели в тиши, а затем Инга вернулась из прошлого и продолжила говорить о делах уже нынешних:

— А Чажанчика своего корми уж, раз взялся. Только чтоб гаденыш так на отмели и сидел. Если здесь объявится, я его точно прикончу. У тебя-то кишка тонка.

— Не объявится, — уверенно пообещал Кабаз. — Он тебя до смерти боится, да еще и я припугнул. Теперь-то уж можно расслабиться.

— Это вряд ли, — безрадостно проговорила Безродная. — Зря ты все это затеял. У заморыша такая же гнилая душонка, как и у всех в их ватаге. Жаль, не хватило у тебя духу сразу сделать как надо. Теперь-то оно сложнее, без пыла. На горячей крови всяко легче убить. Сам ведь знаешь. А рано или поздно все равно придется. Не мы его, так он нас. Мировой я не дам.

— Время лечит. Простишь, — осторожно предрек охотник.

— Есть вещи, которые только пламя погребального костра вылечить может, — сверкнули былой злобой глаза рыбачки. — Ладно, пошли сеть проверять. Пора уже.

На следующий день, прихватив с собой несколько желудевых лепешек и большую копченую рыбину, Кабаз отправился к пленнику. Охотник сознательно сделал настолько большой перерыв, чтобы Лисек сильнее прочувствовал голод. Изможденный Чажан в любой миг мог сорваться и вплавь отправиться к острову на поиски пищи, чего делать было нельзя. Такой поступок не сулил мальчишке ничего хорошего, и потому охотник не сильно верил в возможный побег. Несмотря на свой возраст, Лисек казался довольно сообразительным малым. Но кто его знает — вдруг не утерпит и сделает глупость? Кабан понимал, что своими действиями сам подталкивает паренька к роковому поступку, но на чаше весов лежало слишком многое, чтобы обойтись без серьезной проверки. Жизнь девушки родич по-прежнему ставил превыше всего.

Еще на подходе к островку Кабаз убедился, что испытание пленник прошел. Фигура мальчишки маячила возле берега на фоне бликующей глади. Безродный бродил по колено в воде, изредка нагибаясь за чем-то, отсюда невидимым. Причем занятие это столь сильно завлекло паренька, что бесшумный челнок Кабана он заметил не сразу. Лодка успела почувствовать днищем песок, когда малолетний Чажан наконец углядел появление гостя.

— Что ты там делаешь? — окликнул мальчишку Кабаз. — Давай вылезай. Я тебе тут пожрать привез. Небось, проголодался?

— Есть немного. — Паренек уже шлепал к берегу.

— Немного? — удивился охотник. — Ты тут траву, что ли, лопал?

— Не. Вот этих, — показал Лисек свою добычу. Подошедший к лодке Чажан держал в руках три крупные двухстворчатые ракушки.

— Озерные слизняки, — с видом знатока сообщил мальчишка. — Дрянь жуткая, но есть можно. Их тут на мелководье полно. Только вот скорлупа больно твердая — на песке шиш раздолбишь. Все руки изрезал. А что у тебя?

— На, держи. — Кабаз протянул пленнику сверток из листьев лопуха. — Тут лепешки, а в большом рыба.

Свежепойманные ракушки полетели в песок, и, осторожно приняв гостинцы, Чажан прытко засеменил к центру острова. Вопреки ожиданиям Кабана, Лисек не стал разворачивать свертки, а, бережно сложив их в траву, поспешил вернуться к Кабазу.

— Ну так что? Унялась твоя Инга? — поинтересовался малец.

— Не совсем, — нахмурился Кабан — Больно многого хочешь. Еще и двух дней не прошло.

— Да хоть день, хоть неделя, — вздохнул паренек. — Не простит она. Я тут немного подумал… А привези ты мне веток каких. Хоть шалаш себе выстрою.

— На кой он тебе? — скривился Кабаз в недоверии. — Жара стоит жуткая. Настоящая осень еще не пришла.

— То пока, — возразил Лисек. — Потом поздно будет. Похолодает, начнутся дожди — околею на этом продувке. Тут и щас ветер буйствует.

— Хорошо. Привезу, — сдался охотник. — Только, думаю, рано ты с этим. Холода далеко. Три землянки отрыть можно запросто. Да и Инга, поди, передумать успеет.

С укором посмотрев на Кабаза, паренек на удивление взрослым голосом молвил:

— Вот ты, Дарг, вроде старше меня, а не видишь, что Инга твоя — баба с норовом. Мне сидеть здесь еще очень долго. Если вовсе когда-нибудь выберусь.

Лисек ненадолго прервался и пришлепнул здорового овода, примерявшегося к его мокрой ноге. Кусачая муха упала в песок, а мальчишка продолжил:

— Я сидеть тут не против, раз кормишь. Всяко лучше, чем смерть — мне пока к духам рано. Но давай-ка по-честному. Ты же сам-то не думаешь здесь всю жизнь проторчать. Это ж будет не жизнь, а Зарбаг знает что. Я вот как смекаю: пройдут демоны по нашему миру из конца в конец и уберутся обратно в подземье. Пережрут кого смогут и сгинут. Зачем им пустые леса? Вот тогда и мы с острова сдернем. Нужно выждать с полгодика, чтобы уж точно. Ну а там, по весне, уплывем. Не простит меня Инга — и ладно. Как-нибудь протяну.

Мальчишка замолк, ожидая реакции старшего, но ее не последовало. Кабан лишь угрюмо надулся, уйдя в свои мысли. Охотника сильно задели слова паренька о пришельцах: «пережрут кого смогут». Впервые за все проведенное время на острове Кабаз столь отчетливо ощутил свое одиночество, подкрепленное страхом за Племя.

Конечно, не раз, и не два, и не три устремлялись к покинутым родичам помыслы парня. Но он не особо боялся за них до сих пор. Спаслись по реке от чудовищ, куда-то ушли, затерялись в лесах. Ну и славно. Долина большая — поди, отсидятся. А если и нет, то отбиться должны. С ними боги и Яр.

В последнее время судьба самого Кабана развивалась так бурно, что было уместней бояться за собственный горький удел. Да и Инга на нем. Казалось, что главное нынче — спастись, уцелеть лишь бы как, сохранить жизнь подруги. Потом же… А будет ли это «потом»?

— Ладно, иди уже жрать, — буркнул Кабаз. — Привезу тебе палок и листьев, и дерна нарежу. Рой пока яму. Не землянку, так копанку сделаешь. Шалаш — ерунда. Не поможет.

Кабан спихнул лодку в воду, запрыгнул внутрь и сильными размашистыми гребками повел челнок к большому острову, который теперь представлялся охотнику столь же пустым и одиноким, как и только что оставленная песчаная плешь.

Дни шли за днями. Вернее, медленно и натужно тянулись во всеобщем тоскливом унынии. Прежняя веселая и бойкая Инга никак не возвращалась, уступив место Инге теперешней — молчаливой, понурой и раздражительной. Из былых качеств девушки остались лишь ум и упертость. Хитрость тоже, пожалуй, не сгинула, но ее проявлять просто не было нынче нужды — всех уже обхитрила.

Для Кабаза сиденье на острове тоже сделалось пыткой. Мысли парня все время блуждали вдали, где-то там, за широкими водами озера. Неизвестная доля семьи, рода, Племени, всех своих, всех родных и любимых не давала покоя охотнику ночью и днем. Лишь работа могла отогнать невеселые думы, и Кабаз все свободное время вплоть до самой вечерней зори занимался постройкой землянки.

Дело это не шибко-то ладилось. Под кирпич не нашлась подходящая глина, инструмент — лишь копье, да и опыта не было вовсе. Дом, способный укрыть и согреть в холода, поднимался с трудом и неспешно. Как и копанка Лисека, собственно. Только даже сложнее и медленнее.

Юный пленник не то чтобы превосходил Кабана в мастерстве. Просто сравнивать будущие жилища одного и второго было неправильно. Крытая ветками яма Чажана называться землянкой могла лишь с огромной натяжкой. Неглубокая — ниже вода — кособокая рытвина кое-как позволяла мальчишке сидеть и лежать. Но не больше. Лисек сильно не бился за всякие глупости, вроде удобств. Да и всех материалов, потребных для стройки, пареньку доставалось в обрез — не особо Кабаз его баловал.

Постепенно, недели за две, отвлекаясь на рыбную ловлю и рейды к Чажану на отмель, Кабану удалось худо-бедно, но все же процесс завершить. Получилась землянка не очень — ни чета тем, что строили в Племени. Кривоватая, низкая, темная, с маленькой ямкой по центру заместо нормального, из кирпичей, очага, с узким входом-норой и неровными стенами. Жалкий образ нормального дома. Но при этом довольно добротная, крепкая, теплая. Щели плотно забиты травой, все обложено дерном — ни дырочки. И еще бы! Когда за работой следит человек вроде Инги, дотошный и вредный, тут не то что сквозянку размером с мизинец, просвет с волосок не пропустишь. В общем, жить-зимовать вполне можно. В этом плане охотник теперь был спокоен.

Сердце парня болело совсем о другом.

Поздним вечером третьего дня после завершения строительства землянки Кабаз и Инга сидели в траве у коптильни, на той самой полянке, где не так и давно Жвага первым нашел свою смерть. Костерок под землей еле теплился, дымный столб истончал, жара тоже уже не хватало. Несмотря на отсутствие ветра, постепенно ослаб даже запах, царивший доселе вокруг. Было тихо, тепло и спокойно. Солнце медленно пряталось в водах Великого озера. Настала пора отдохнуть.

Короб с рыбой давно уже сняли — разобрать можно после. Парень с девушкой только закончили ужинать и теперь просто молча сидели, задумавшись каждый о чем-то своем.

— Я должен вернуться, — неожиданно заговорил Кабаз. — Не могу я так.

— Что? На ночь глядя? — возмутилась Инга. — Подождет дармоед до завтра. Не хватало еще, чтобы ты по два раза на дню к нему начал плавать. И так кучу времени тратишь на возню с гаденышем.

— Да не про то я, — печально молвил охотник. — Мне нужно своих разыскать. Здесь уже насиделся.

— Что⁈ — вскочила рыбачка на ноги. — Ты совсем сдурел! Там повсюду демоны рыщут! Там каждый встречный тебя-Боголюба врагом считает! Там смерть! Не сожрут, так копьем проткнут! Еле-еле сюда удрали, и на тебе! Все по новой! Какой же ты идиот…

— Все сказала? — выслушав пылкую речь подруги, снова взял слово Кабан. — Думаешь, я всего этого не понимаю? Не знаю, какие опасности меня ждут? Как же. Не такой уж я и дурак, как ты думаешь. Да если и дурак, то уж точно не трус и не предатель! Не могу я здесь прятаться, когда мои родичи в беде. А они точно в беде. Сейчас все в беде, кроме нас!

— Хорошо, пусть не трус, пусть даже из твоего народа кто-нибудь до сих пор жив, в чем я очень сильно сомневаюсь, но найдешь ты их как? А главное: чем ты сможешь помочь? Не тащить же всех к нам на остров — здесь и сотню едва ли прокормишь. Или ты и сетей наплетешь?

— Да какой остров. Это же так, временное убежище. Пересидеть только, — отмахнулся Кабаз. — Нужно другое решение. Должен быть выход! Может, мои уже и придумали что. Там есть люди поумней нас с тобой. Там Яр, наконец. Мне бы только их отыскать… — тоскливо вздохнул охотник. — К краю Великой реки пойду, туда, где она под Кругосветную стену уходит. Племя большое — всяко следы останутся. А там уже разберусь, что к чему.

— Вот же чудо наивное, — немного успокоившись, продолжила Инга гнуть свою линию. — Не дойдешь ты туда. Далеко. Сдохнешь раньше. Так и ладно бы сам — тут уж ты в праве решать. Чай, не маленький. Но меня-то за что обрекаешь⁈ Все слова про любовь были враками⁈ — и не дав парню ответить, Безродная слезным просящим голосом зачастила:

— Я одна тут не выживу. Даже если Чажан твой во сне не придушит, все равно помру с голода. С сетью мне в одиночку не справиться, а запасов едва ли на месяца три в лучшем случае. Что потом? Корешки да желуди? Это в зиму-то? Ты об этом подумал⁈ О женщине своей подумал⁈ О той, кого любишь, о той, которая тебя столько раз спасала! О той, что по дурости тоже тебя, Боголюба проклятого, полюбила…

Инга окончательно разрыдалась, и Кабаз, понимая, что слова сейчас не помогут, обнял несчастную девушку и крепко прижал к себе. Рыбачка повисла на шеи охотника, уткнулась мокрым от слез лицом в крепкое плечо и сквозь всхлипы шептала:

— Не пущу. Не пущу. Не пущу.

Постепенно шепот затих, и остался лишь плач. Вскоре и он прекратился. Для пущей надежности Кабаз выждал еще немного, потом аккуратно шагнул чуть назад, отстраняясь от Инги и, продолжая держать ее плечи руками, постарался поймать взглядом взгляд. Получилось. Рыбачка подняла заплаканное лицо, обрамленное спутанными волосами. В зеленых глазах жили боль и тоска, но безумство отчаяния схлынуло. На Кабаза смотрела разумная взрослая женщина. Приступ слабости кончился.

«Значит, сможет понять», — принял Кабан решение.

— Ты не будешь одна, — осторожно начал охотник. — Я уже обо всем позаботился. Ты же умная. Вот сама посуди — Лисек духами предков поклялся, что тебя будет слушать во всем и везде помогать. Разве врать ему на руку? Он ведь тоже жить хочет. Я верю ему, и тебе придется поверить. И простить заодно. Сколько можно уже свою ненависть тешить⁈ Не мальчишки вина в том, что было. А они все мертвы! Так что хватит! Прямо завтра его привезу с островка.

Безродная слушала. Насупилась, напряглась, гневно сверкала глазами, но слушала. Тишина, повисшая над поляной, продержалась несколько ударов сердца, но затем Ингу словно прорвало:

— Ну хитрец! Я-то думала: и зачем ему этот Чажан? Так вон оно что. Стало быть, давно этот план измыслил. Прикормил, приласкал гаденыша. Небось, наплел ему всякого. Да ты тот еще лис, оказывается. Не ожидала…

— Зря ты так, — с грустью молвил Кабан. — Когда Лисека от тебя защищал, не о чем я таком не думал. Про уход мысли позже пришли, а тогда просто жизнь пацаненку спасал. И совесть твою заодно.

— Говори все, что хочешь, только веры тебе больше нет, — отвернулась от Кабаза рыбачка. — Все. Я спасть пошла. Не хочу тебя больше видеть сегодня. Не ходи за мной.

Инга двинулась в сторону лагеря, покидая поляну. У едва различимой в сгустившемся сумраке границы деревьев девушка ненадолго остановилась, чтобы бросить еще пару фраз:

— Переночуешь здесь. Продолжим наш разговор утром… Если будет о чем говорить.

Рыбачка скрылась в темени леса. Кабаз проводил ее взглядом, вздохнул, почесал бороду и улегся в траву, прямо там, где стоял. Утро грозило повторной истерикой, плачем, обидой и руганью, но недавний горячий мальчишка, а нынешний тертый судьбой настоящий мужчина принял решение твердо:

«Я уйду. Пусть клянет по чем свет, лишь бы выжила. Для нее я все сделал как надо».

На рассвете проснувшись от пения птиц, Кабан встал, потянулся, стряхнул с головы сухие травинки и направился к берегу озера. От холодной воды разум в миг прояснился. Разом вспомнились неприятные подробности вчерашнего вечера. Представив, что будет твориться сегодня, охотник скривился, словно зеленой алычи в рот набил.

Нет, решимость Кабаза ничуть не уменьшилась за ночь. Просто дела предстоящие не относились к приятным и легким. Только и отложить на потом их было нельзя. Лучше уж раньше начать и быстрее закончить. Собираясь с силами, парень вдохнул в грудь побольше воздуха, выдохнул и уверенно зашагал в сторону лагеря.

Идти было недалеко. Поляна с землянкой располагалась в сотне шагов от пляжа, где на ветвях ближних к воде деревьев сохла с вечера сеть и прятались в зарослях лодки. К удивлению Кабана, Инга еще не проснулась. Обычно рыбачка вставала значительно раньше его, но тут отчего-то тянула с подъемом.

«Видать, распалилась вчера и полночи уснуть не могла, — подумал охотник, заглядывая внутрь землянки сквозь лаз. — Ничего. Пусть поспит. А я как раз пока за Лисеком сплаваю».

Недолго послушав размеренное дыхание девушки, Кабан осторожно вынул голову из отверстия, поднялся, оттряхнул руки и направился к пляжу. Добравшись до места, парень сунулся в заросли и…

Лодки не было!

Вернее, одной лодки не было. Все три остальные лежали рядком кверху дном, где и раньше. А вот самый меньший челнок бесследно исчез. Хотя почему же бесследно? Раздвинув руками листву, парень сразу увидел оставшуюся на песке борозду — здесь долбленку недавно тащили к воде. Только кто? Инга? Лисек?

Парень молнией бросился к берегу. Залетев по колено в прибой, он прикрылся ладонью от солнца и внимательно, справа налево, обежал взглядом водный простор. Ничего! Ни единого мелкого пятнышка. Вплоть до самого горизонта перед взором Кабаза простиралась пустая озерная гладь.

«Опоздал, — с грустью понял охотник. — Или нет!»

Развернувшись и в несколько быстрых шагов одолев пески пляжа, парень с яростью, достойной своего дикого родича, ломанулся сквозь лес к противоположной стороне острова. Полмили и сотня поломанных веток отделяли Кабаза от очередного расстройства, но путь завершился. Горизонт так же пуст. Зря спешил.

Поочередно помянув Зарбага, дерьмо и паршивую суку, охотник рванулся обратно. В этот раз на дорогу ушло больше времени — он чуток подустал. Тем не менее, только-только добравшись до пляжа, парень сразу же впрягся в ближайший челнок. У Кабаза для отдыха не было сил. Сил — терпеть неизвестность.

Наконец-то спихнув лодку на воду, парень быстро запрыгнул в нее, и весло зачастило, толкая долбленку вперед. За время короткого, но весьма утомительного плавания Кабан окончательно взмок и запыхался. Выбираясь на брег островка, он едва не шатался. И что?

Пусто, тихо, никто не встречает. Обычно не так.

«Может, спит еще», — уцепился Кабаз за остатки надежды.

Напрасно. Добежав до жилища Чажана, парень понял: мальчишки здесь нет. Крыша хлипкой землянки зияла провалом, стены перекосились, вход расширился вдвое. Кто-то явно сначала буянил внутри, а затем резко вышел наружу.

Кабан охнул и сел на корточки. Заметив пропажу долбленки, он-то сразу подумал на Лисека, но теперь… Что же здесь приключилось? Кабаз завертел головой. Вот оно! На другой стороне островка у воды виден след. Подбежал, наклонился к песку.

Да их двое!

В этом месте прибой не размыл до конца отпечатки ступней и бороздку от днища долбленки. Здесь на берег один человек заволок лодку носом вперед, а обратно на воду спускали ее уже двое. Или, может, другой помогал, сам не сев в конце? Да… Загадки сегодня — одна за одной — так и сыпались на Кабаза с утра.

Кровь! Песок-то впитал, и не видно. Но трава… Присмотревшись, охотник легко отследил всю дорожку из капель до самого места ранения. Было то у землянки, всего в трех шагах от входа. И не лужа, конечно. Не знай, что искать — не заметишь. Недаром Кабаз проскочил.

— Вот же подлая дрянь! — выдохнул сквозь зубы Кабан.

Парень сжал кулаки и быстрым уверенным шагом направился к своему челноку. Все надежды сегодня же уплыть с острова на поиски родичей рухнули. Но охотнику было обидно и горько вдвойне. Человек, для которого юноша столько всего совершил, за которого жизнь бы отдал, будь такая нужда, и который пленил его сердце, отплатил ему расчетливой подлостью.

Инга, чей отпечаток ступни парень вмиг распознал у воды рядом с маленьким следом Чажана, все продумала верно. Разъяренный Кабаз, возвращаясь обратно на пляж, с каждым новым гребком все сильней понимал, что рыбачку свою он не бросит. Несмотря на поступок сегодняшней ночи, ряд загадок которого предстояло еще разгадать, девушка, что когда-то спасла Кабана от своих же сородичей-Ургов, продолжала удерживать первое место в истерзанном сердце Кабаза, затмив даже Племя.

Да… Любовь — не соседский козел, залезший к тебе в огород. Так просто не выгнать. И зачем он вообще ее встретил! Убили бы Урги — и мукам конец! Теперь вот терзайся, страдай…

Охотник причалил к знакомому пляжу. С огромным трудом дотащил неподъемный челнок до кустов и с неохотой заковылял в сторону землянки. Шагов через двадцать желание видеть немедля рыбачку пропало совсем. Кабаз приглушенно ругнулся, махнул обреченно рукой, плюнул под ноги и, покинув тропу, углубился в зеленые заросли.

Сейчас ему хотелось побыть одному.