Братский круг. По самому краю … (СИ)

Глава 5

Бессонные сутки и нервы натянутые могли помешать уснуть, но нечего не помешало мне отключиться мгновенно только голова коснулась подушки. Спать я лег в мотеле, тут целый этаж был за Нуридом и можно было спать, не ожидая неожиданного подъёма. Всё время с момента, с первого момента как я понял, что на квартире была засада и ждали там именно меня, меня отпускала мысль — кто меня заказал и главное за что. Следователем я всего год и никаких уголовных дел у меня в производстве нет. До этого меня жизнь перекидывала из одного учреждения в другое Управлений исполнения наказаний. И там я нечего не решал обычный сотрудник. Конфликтов не было. И служба моя проходила далеко от области. Что же так обострилось.

Не зря рассказывают о открытиях во сне. Не буду о Менделееве это общеизвестно. Таблица элементов и тому подобное. Мне сон оказался очень информативным.

Была ли наркомания в СССР до его распада? Официально — не было, как и организованной преступности, расстрела в 1962 году трудящихся Новочеркасска, секса, трущоб, крупных техногенных катастроф, — да мало ли! Все это было уделом «загнивающего империализма». На протяжении всех лет существования советской власти, за исключением разве что периода гласности, официальная пропаганда утверждала, что в СССР отсутствует социальная среда, в которой может развиваться наркомания. Мол, явление это свойственно исключительно буржуазному обществу и с давних времен страдают от наркомании главным образом богатые зарубежные бездельники.

Нет, отдельных случаев наркомании и у нас никто не отрицал. Даже в культовом фильме «Петровка, 38», снятого в доперестроечном 1980 году по одноименной повести Юлиана Семенова, очень достоверно показано, как одного из отрицательных персонажей — бандита-наркомана по кличке Сударь — сыщики закрывают в одиночную камеру, чтобы с помощью ломки добыть нужную информацию. Случаи эти, как и само словечко «наркотик», были экзотикой.

Любопытный «опыт» существования советских «наркосемей» описывает в своей книге «Курьезы военной медицины и экспертизы» врач и писатель Андрей Ломачинский: «У власти тогда сидел Андропов, и, по его словам, надо было бороться больше с нарушениями трудовой дисциплины… На пятом курсе дежурил я на скорой помощи. Как-то раз дает мне диспетчер вызов, а сам смеется: „Ну, молодой, езжай с семейкой познакомиться, там, похоже, прокормыш загибается“. Мне эти слова в то время ничего не говорили. А оказалось все просто: советские наркоманы жили семьями. Не в плане муж-жена, ячейка общества. Семьи у них состояли из любого количества разновозрастных наркоманов обоих полов. Главой семьи всегда были Достоевские — те, кто „соломенную шляпу“ носили. Вообще-то Достоевский мог носить на голове что угодно по сезону, от ничего до меховой шапки, а „соломенную шляпу“ он носил в семью. „Шляпа“ на древненаркоманском означала маковую соломку. Тогда социализм был, и наркотрафика еще не было, вот и выбирали семейные наркомы из своей среды наиболее физически сильных, финансово ответственных и „морально стойких“ лиц, определяя их в заготовители-доставатели сырья, или Достоевские. Они были первыми челноками, прообразом наркотрафика того времени — ездили на юга, где не столько чего-то там покупали, сколько просто пакостили на дачках, вырывая маки под корень. Правда, бабушек подчистую не обижали — вырывали ровно две третьих от посаженного, чтоб бабушка на следующий год снова посадила. Тогда коммунизм ждали, официально считалось, что в СССР наркомании быть не может в силу социалистических условий, вот менты и смотрели на таких „дачников“ сквозь пальцы — лишь бы в домики не вламывались. Ну а ночь напряженной работы давала от одного до десяти чемоданов сырья в зависимости от района. Достоевские жили по-ленински — в шалашах. Там же сушили мак, перебивали его, упаковывали в целлофановые мешочки, которые трамбовали в чемоданы. Как наберут нужное количество чемоданов „шляпы“, так и домой. К началу девяностых те наркоши уже физически вымерли…»

В российском государственном архиве социально-политической истории хранится сообщение министерства охраны общественного порядка (так именовалось тогда МВД) РСФСР, адресованное Бюро ЦК КПСС по Российской Федерации. Датировано это сообщение 8 мая 1964 года, и оно, естественно, имело гриф «Секретно». Подробное изложение этого документа приводит издание «Совершенно секретно».

Министр охраны общественного порядка России Вадим Тикунов был крайне обеспокоен тем, что на территорию Российской Федерации стало завозиться все больше наркотиков. Основными поставщиками зелья, по его словам, были Казахстан и Средняя Азия. «За последнее время, — писал министр, — получило распространение употребление наркотических веществ, особенно гашиша». Гашиш для заинтересованных граждан был самым желанным наркотиком. «В погоне за легкой наживой, — пишет Тикунов, — поставщики и спекулянты при перевозке гашиша прибегают к различного рода уловкам и ухищрениям. Они помещают его в специально изготовленные чемоданы с двойным дном, в банки с консервированными фруктами или вареньем, начиняют им резиновые мячи, арбузы, дыни. Нередко пересылают его в посылках или багажом». В качестве перевозчиков использовались, как правило, проводники поездов дальнего следования, работники вагонов-ресторанов, то есть люди, профессионально связанные с транспортом.

Из сообщения министра члены Бюро ЦК КПСС по РСФСР узнали, что, оказывается, советские наркоманы «часто похищают наркотические вещества из аптек, больниц, поликлиник, складов и других мест хранения медикаментов или же по украденным рецептам получают их в аптеках». А другие наркоманы вступали «в преступный сговор с медицинскими работниками, покупая у них наркотические средства или получая за определенное вознаграждение рецепты». В качестве мест, где «такие факты имели место», называются Башкирия, Чечено-Ингушетия, Удмуртия, Омская, Куйбышевская, Саратовская, Оренбургская области и, конечно же, Москва.

«За что сидишь?», — спросит, бывало, кто-то у арестанта. «Народная», — как бы невпопад ответит он.

Уголовную статью за наркотики в тюремной субкультуре называют «народной». Так говорят, потому что большая часть заключённых содержатся и отбывают наказание именно по двести двадцать четвертой статье. Ещё будучи курсантом, мне впервые пришлось столкнуться с людьми, которые употребляют наркотические вещества, когда своими глазами я увидел, как это страшно, как это мерзко, отвратительно, неправильно. Как многие приехавшие учиться молодые и наивные ребята и девчата, из-за присущего им детского любопытства впервые, в своей пока ещё жизни, пробуют запрещённые вещества. Потом на переменах и даже на лекциях восторженно делятся с однокурсниками своими ощущениями: «как это классно!», как это вообще прёт!". Кто-то, наслушавшись таких восторженных отзывов, тоже решается попробовать… и жизнь покатилась под откос, жизнь закончилась. Прощай, учеба. Прощай, здоровье. Прощайте, родные и близкие, прощай, жизнь, прощай, свобода. Ничего не интересно, ничего не надо кроме кайфа, ради которого они готовы на всё.

«Дозировка» чисто медицинское понятие, подразумевающее необходимое достаточное количество лекарственного/диагностического средства для пациента. Говоря же словосочетание «передозировка наркотиками», логично предположить, что существует и «дозировка наркотиков», то есть достаточное количество. А какая может быть дозировка у вредного вещества, употребляемого с целью получить удовольствие, блаженство и потерять рассудок? Конечно же, и в медицине присутствует необходимость применения тех самых веществ, например, для обезболивания некупируемых болей при ишемической болезни сердца, онкологических заболеваниях, тяжелых травмах. В таком случае применение наркотических препаратов обоснованно и целесообразно для спасения жизни больного.

Но есть люди, которые страшнее наркоманов. Это люди, распространяющие наркотики. Люди, которые в погоне за деньгами, материальными ценностями, заботясь только о своём ненасытном нутре, своими действиями уничтожают других, уничтожают детей, молодежь, семьи. Уничтожают медленно, но, верно. А когда попадают в тюрьму, то говорят, что сидят по «народной» статье.

И вот этот момент уже относиться к моей проблеме.

Конвой привёз её в СИЗО поздним вечером. На вид ей было около тридцати лет. Выглядела она опрятно, уверенно. Чистые русые волосы, стрижка каре. Маленький, слегка вздернутый, капризный носик с мелкими веснушками. Глаза зеленые, задорные, взгляд ясный, немного наивный и уверенный, что всё происходящее сейчас это какое-то нелепое недоразумение, в котором сейчас разберутся, и она пойдет домой к любимому мужу и собаке. Почувствовав противный тюремный воздух, пропитанный куревом, какими-то кислыми тряпками и канализацией, она морщила носик и опасливо смотрела по сторонам, пытаясь увидеть источник этого неприятного запаха. Но источником этого запаха была тюрьма. За сто с лишним лет существования тюрьмы запах въелся и в стены, и в мебель, и в приходящих сюда людей.

— Привыкайте, — сказал я ей.

Она посмотрела на меня вопросительно.

— К запаху этому, — пояснил я, — привыкайте. Тут везде и всегда так пахнет…

— Дежурный! — вызывая дежурного, крикнул доставивший её милиционер. — Подходи!

В комнату обыска подошел дежурный.

— Что так поздно? — заревел он на конвой.

— Так, пока судья арестовал, пока забрали, пока на ИВС заехали, чтоб еще других забрать… Вот и всё…

— Ладно. «Дело давай», — устало сказал он конвоиру.

— Да вот же оно, тащ майор! — ответил тот, указывая на стол.

Дежурный взял дело, повернулся к арестованной.

— Фамилия, имя, отчество! — привычно сурово произнёс он.

— Чья? «Моя?» — звонким голосом спросила она.

— Моя, блин! — тут же закипел старый майор, уставившись на нее свирепым взглядом. — Отвечай, когда спрашивают!

Не испуг тогда в глазах её появился. Скорее, возмущение, несогласие, что с ней так грубо разговаривают, но искушать судьбу она все же не решилась.

— Сиротенко Алина Остаповна, — с немигающим взглядом ответила она.

— Число, месяц, год и место рождения⁈ — также сурово проревел дежурный. — Статья⁈

— … двести двадцать четвертая… — ответила она.

— «Народная», значит, — кидая на стол личное дело арестованной, сказал дежурный. — Смотри её, доктор.

Доктор подошел к женщине.

— Я дежурный врач. Жалобы на здоровье имеются?

— Нет, — мотнула она головой.

— Травмы, порезы, синяки свежие?

— Нет.

— Хорошо. Сейчас я заведу на вас медицинскую карту, вы должны ответить на несколько вопросов. Хорошо?

— Угу.

Присел за стол, достал чистый бланк амбулаторной карты.

— Хронические болезни?

— Нет.

— Туберкулез, гепатит, ВИЧ, сифилис?

— Нет, что вы! Никогда такого не было!

— Операции, травмы?

— Нет.

— На учете у нарколога, психиатра?

— Нет.

— То есть, считаете себя здоровым человеком?

— Ну да.

При поступлении в СИЗО женщин, также выясняется и акушерско-гинекологический анамнез.

— Сколько беременностей было?

— Одна.

— Чем закончилась?

— В смысле?

— Ну, родами или прерыванием?

— Не закончилась…

Она опустила глаза.

— В смысле? Вы беременны сейчас?

— Не знаю…

— Это я не знаю, поэтому и спрашиваю, — сказал врач.

— Ну, в общем, задержка… у меня… — густо покраснев, сказала она.

Можно с уверенностью в девяносто девять процентов утверждать, что задержка менструации у женщины фертильного возраста — это беременность, но один процент всё же остается на всякого рода патологии. В любом случае, сейчас есть необходимость осмотра арестованной гинекологом… Столько горести и разочарования отображалось на лице конвойногов тот момент. Он уже прекрасно понимал, что врач не примет женщину, пока её не осмотрит гинеколог. И в гинекологию её придется везти ему.

— В беременности заинтересованы?

— Не знаю, беременность ли это… — растерянно ответила она.

— Послушайте, я понимаю, что вы сейчас сильно растеряны и напуганы, — стал говорить врач, — но прошу вас, соберитесь с мыслями. Этот очень важно и для вас, и для нас.

Видимо, к ней именно сейчас пришло осознание того, что она всё-таки в тюрьме, что жизнь её и её будущего ребенка меняется, и совсем даже не в лучшую сторону.

— Я не знаю, что мне делать, — снова пробормотала она.

Повторно её привезли через пару часов.

В кабинете сборного отделения находилась арестованная и конвоир.

— Вот, держи, — протянул он мне документы. — Беременная она у тебя! Я поехал?

Я взял документы. В них значилось: «Беременность 10–11 недель».

— Езжай, — ответил я и посмотрел на арестованную.

— Ну вот, а вы сомневались!

Глаза её были красными, мокрыми. Видимо, плакала.

— Вот смотрю я на вас, и никак у меня не вяжется, — задумчиво продолжал я. — Как вы умудрились в тюрьму попасть? На наркоманку вы совсем не похожи, уж я-то их вижу.

— Это всё муж…

— В смысле? — спросил я, хотя уже догадывался, о чем она хочет сказать.

— Я не знала, что он распространяет… — чуть всхлипывая, стала рассказывать она. — А потом, в один день он прибежал домой. Весь перепуганный такой, и рассказал мне всё. Сказал, что скоро к нам должны прийти опера… сказал, чтоб я на себя всё взяла… Он сказал, что вытащит меня отсюда. Я согласилась…

Я схватился за голову. Не знаю, правду ли она мне говорила сейчас или нет, но ситуация получалась очень и очень плохая. Арестованная уже дала признательные показания, и маховик машины правосудия завертелся, разгоняясь всё быстрее и быстрее. И не остановится он, пока не переломает всю жизнь несчастной женщине и её ребёнку.

— Что теперь будет со мной? — спросила она.

— Для начала, надо успокоиться. В тюрьме тоже можно жить, — попытался я её успокоить. — Ничего с вами не случится. Сейчас вас обыщут и отведут в камеру, ляжете спать. Утро вечера мудренее.

Для того, чтоб обыскать арестованную, пришла девушка-инспектор с женского поста. После обыска арестованную увели в камеру.

И дальше было всё очень плохо. Конфликт в камере и через двое суток в больничке врач констатировал смерть от остановки сердца. Инфаркт. Только конечно это был не инфаркт это были последствия нанесения двадцати восьми ножевых ранений, проникающих брюшную полость. Только таких диагнозов больницах УИН не существует априори.

Следствия и не планировалось.

Муж этой Сиротенко, ставший вдовцом, немедленно заключил второй брак. По странной случайности судьбы его вторая жена оказалась родственницей коридорной того самого СИЗО и отвечающая за женские камеры. Но никого это не интересовало.

Неделю назад у меня в производстве появилось уголовное дело о квартирном разбое и причинении тяжких телесных повреждений ещё одной женщине и там по делу проходил некто по фамилии Сиротенко. Эта супружеская пара покупала квартиру и вот эту самую квартиру накануне сделки купли-продажи и ограбили и владелицу убили. И выезжал на это преступление я в составе группы и оперуполномоченный по уголовному делу который заводил оперативное дело был Дубцов. Вот так и складывается пазл.

Я не успел пока проверить как оформлялась сделка купли-продажи квартиры. Квартира была в доме сталинской постройки и была пятикомнатной. Так что все основания для подозрений были и вот так решили снять вопросы. Случайность — но в жизни мало места случайности. Сложить Сиротенко там в СИЗО и подозрительные обстоятельства здесь с квартирой было совсем небольшого периода времени. Но никто не собирался мне давать этого времени.

Ладно Сиротенко со своими упырями пока побоку. Отработаем авизо и затем поговорим с Дубцовым и уже тогда подумаем о разборах полетов с Сиротенко и его женой.

Дальше я просто спал безо всяких снов и информаций.

Так спокойно я не спал очень и очень давно. Входную дверь я запер и блокировал ручку и открыть входную дверь стало невозможно, аналогично я поступил и с балконной дверью и спокойно спал почти двадцать часов.

Проснулся уже днем на следующие сутки и пошел умываться. Тормознул — ни сменного белья, ни зубной щетки нечего ведь нет. Разблокировал входную дверь и увидел у двери в номер на стуле развалился один из боевиков, смотрит вопросительно, озвучиваю свои проблемы. Молча кивает и уходит возвращается через минут десять с комплектом одежды и в пакете бритва и мыльно — рыльные принадлежности. И опять-таки немногословно — Нурид будет через полтора часа. Тоже хорошо пока помоюсь и оденусь.

Утренний душ, когда выспался и никуда не спешишь это настоящее блаженство. Комплект одежды мне тоже понравился. Отличные джинсы, белье, кроссовки и вместо моей прямо скажем непритязательной верхней одежды кожаная куртка, удлиненная с теплой подстежкой. Расценить все эти подгоны можно по-разному. Можно гордо выкинуть и оставить своё. Можно и так. Вот зачем я тогда подписался на комбинацию с авизо и собираюсь забрать себе нехилую часть добычи. Не знаю, как оно надо поступить правильно, я просто поступил- переоделся и выкинул свои поношенные и застиранные вещи. Раз пошла такая пьянка будем переть буром вперед и куда меня оно вывезет…