Прошла неделя. Нагрузки мне давались все легче, Алексей их благоразумно не увеличивал, давая привыкнуть. Я до своей комнаты добиралась уже не ползком, а на своих двоих, что не могло не радовать.
В один из дней вернулась Марина, привезя с собой высокого русоволосого типа.
— Андрей.
— Леха, — они пожали друг другу руки и похлопали по спине. — Показывай свое чудо огненное.
Я в это время как раз растягивалась на пенке под цветущей сакурой.
— Да вон, болтается на земле, изображая из себя йога в седьмом поколении, — насмешливо сказала Марина.
— Мариш, — ласково осадил ее Алексей. — Полина, подойди.
Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться.
— Это Андрей, твой новый учитель.
Андрей произвел на меня странное впечатление. Приятный, высокий, очаровательная улыбка, не отражающаяся в холодных, как штормовое море глазах. На вид лет тридцать-тридцать пять. Похоже, что сверстник Алексея. Держится уверенно, независимо. Тело подтянутое, тренированное, что четко прослеживается по открытым до локтя, сильным рукам, тонкой талии, особенно заметной на фоне широких плеч. Голос низкий, раскатистый, чуть вибрирующий, пробирающий до костей. В общем, непростой товарищ и держаться от него лучше подальше. Если получится.
Не получилось. Алексей его пригласил исключительно для занятий со мной. И не валяния меня по татами, с этим он и сам справлялся, а именно для занятий в подвале, которые начались сразу, как только я приняла душ и слегка перекусила. Все было, как всегда. Алексей сел напротив и начал с медитации. Андрей примостился в углу и внимательно следил за нашими действиями. А я так и не смогла отрешиться от действительности. Взгляд Андрея меня нервировал, мешал сконцентрироваться, доводя практически до исступления, вызывая дрожь в руках, головную боль и привкус крови во рту. Боль росла, постепенно переходя от еле ощутимой, находящейся где-то на грани в сильную, ноющую, вызывающую только одно желание — лечь, закуклиться и переждать в такой позе неожиданный приступ. Сила внутри меня недовольно ворочалась, в любой момент готовая вырваться из-под окрепшего контроля. Я положила ладонь на живот и постаралась вспомнить, когда у меня должны начаться месячные. С такой кутерьмой я об этом физиологическом моменте несколько подзабыла. Выходило, что на днях. Наверно боль именно отсюда. У моего бывшего тела красные дни календаря проходили незаметно. Как пришли, так и ушли. Некоторые коллеги, да и студентки тоже в такие моменты еле передвигались. Прошлый раз со мной вроде все было хорошо, но черт его знает, как отреагирует организм в этот раз. Я постаралась выкинуть лишние мысли из головы и сосредоточиться на дыхании и расслаблении каждой мышцы. Не выходило. Вообще. Боль стала разрывающей.
— Полина, что с тобой? — встревожился Алексей.
— Голова, — глухо сказала я и помассировала виски.
— Сильно болит? — участливо спросил он.
— Да, — прохрипела я.
— Ладно, иди, приляг, — он помог мне встать и подтолкнул к двери. В этот момент я как-то не обратила внимание, что такое поведение для него не типично. Желание было одно, добрести до комнаты и упасть в кровать.
— Спасибо, — я была уже возле дверей. Подъем дался тяжело, но уже на лестнице мне стало чуть легче. Кабинет Алексея я преодолела уже вполне бодро, а вот за дверями меня накрыл новый приступ, да такой, что я сползла по закрытой двери и обессилено привалилась к ней. Не знаю, сколько я так просидела, но в себя, меня привели голоса, раздающиеся в комнате. Сначала слышно было плохо, да и я как-то не обращала на них внимание. Говорят, и говорят, мне бы встать в это время. А вот произнесенное кем-то мое имя — меня привлекло.
— Ты зачем так на нее давил? — спросил Алексей.
— Так получилось, — в комнате раздался спокойный голос Андрея. — Ты правильно сделал, что услал ее, еще чуть-чуть, и она бы в обморок свалилась. Перестарался. Извини.
Только почему-то раскаяния в голосе совершенно не слышалось.
— Что скажешь о Полине? — опять Алексей.
Какое-то время стояла тишина, и я почти перестала прислушиваться.
— Интересная девочка, — голос Андрея был на редкость задумчивым. — Не читаемая, только поверхностные мысли, и то только после того, как я усилил давление. Это раз. Кстати, раньше за ней этого не наблюдалось. Второе, рисунок сознания другой, построение мыслеобразов и то, только тех, которые я успел уловить. Кстати, они более четкие, логичные что ли. Не знаю, как тебе это объяснить, — Андрей несколько замялся. — Представь разницу между мыслями младенца и взрослого. У одного мыслеобразы яркие, хаотичные, с сильной эмоциональной окраской. У взрослого все по-другому — мыслеобразы не несут в себе такой эмоциональной окраски, если конечно объект не вызывает повышенного интереса. Они более четкие, более структурированные, если хочешь, можно сказать более унылые и серые.
— И? — подбодрил его Алексей. — Ты хочешь сказать, что раньше Полина думала, как младенец, а сейчас резко повзрослела?
— Примерно так. По крайней мере, у меня сложилось именно такое ощущение. Знаешь, если бы я не знал, что такое в принципе не возможно, подумал бы, что это совершенно другой человек, — некоторое время стояла тишина, видимо они оба обдумывали, что только что сказал Андрей.
— Ты думаешь одержимость? — неуверенно спросил Алексей.
— Да какая одержимость? — в голосе Андрея послышалось раздражение. — За всю историю даже нам, а не простым людям известно всего с десяток случаев настоящей одержимости. Ты же помнишь, какие там симптомы.
— Какие?
— Ох, ну, во-первых, двойная аура, причем вторая постепенно поглощает первую. Первая с большими рваными краями. Нелогичное, взрывоопасное поведение, человек как будто сходит с ума, совершая ранее не свойственные ему поступки, причем резко негативные. Дальше что там у нас? Возникновение паранормальных способностей на пустом месте, там, где им не суждено было появиться природой. Есть и не такие яркие признаки одержимости. И что из этого ты видишь в Полине?
— М-м-м, не знаю, последнее? — сказано это было на редкость неуверенно. Я же забыв про головную боль, замерла, боясь пропустить хоть слово.
— Да нет же, ни первое, ни второе, ни последнее. Нет там одержимости, — убежденно сказал Андрей. — Ну, вот смотри: аура не двоится, причем она в хорошем состоянии без разрывов, темных пятен и дальше по списку. Что там у нас дальше? Поведение? Судя по твоим рассказам, тебе понадобилось четыре часа, чтобы ее довести до грани. Да и то, по-моему, не тебе, а Марине. Кстати, а что между ними происходит?
— Не отвлекайся, дальше.
— Дальше. Ну, так вот, с поведением у нас все в порядке. Способности — вот тут конечно вопрос, — он некоторое время помолчал, задумавшись о чем-то. — Но они возникли не на пустом месте, пробудилось то, что было заложено природой. Ситуация немного не стандартная, но ничего, что говорило бы об одержимости. Да и потом, авария эта. Все могло быть. Сам же знаешь, наш мозг даже нашими специалистами изучен только в очень небольшом объеме, хоть ковен в последнее время и ставит эти исследования в приоритет. Кстати, не хочешь мне отдать девочку? А что, перспективный материал для изучения.
— Андрей, побойся бога, какой материал? Тебе для опытов мало преступников? — взвился Алексей.
— Леш, уймись, я пошутил, — примирительно сказал он.
— Шуточки у тебя, — чувствовалось, что Алексей с трудом взял себя в руки. — Итак, вердикт.
— Вердикт? Нету его, — я мысленно представила хитрую мордаху Андрея, разводящего руки, почему-то обязательно сидя в кресле и вытянув скрещенные ноги.
— Как это?
— А вот так. Мало информации для анализа, но могу сказать только одно — это не та Полина, которую я видел раньше, она другая… — затянувшееся молчание, во время которого я боялась даже вздохнуть, слившись оттенком лица с серыми стенами. — Случилось, что-то такое, что сделало ее другой, понимаешь, совсем другой. Мне бы ее прочитать. Но чего не могу, того не могу.
— Что совсем?
— Не совсем, но после этого она с большой вероятностью станет овощем.
— Н-да, перспектива.
— И что будем делать? — спросил Алексей.
— Наблюдать, друг мой, наблюдать. Авось она совершит что-то такое, что даст нам возможность понять, что собственно с ней произошло. Может память вернет. Давай не будем спешить.
Как я доползла до комнаты — не помню. Повалилась на диван и закрыла глаза, проваливаясь в темноту. К вечеру боль сошла на нет, а к утру от нее и следа не осталось.
И потянулись дни, наполненные двумя людьми — Алексеем и Андреем. Все остальные воспринимались как фон. Марина не оставляла попыток уязвить меня побольнее, но мне было откровенно не до нее. Нагрузки возросли пропорционально количеству учителей. Мне теперь некогда было даже задуматься о том, какой сегодня день недели, не то, что число и месяц. Алексей занимался моей физической подготовкой, уделяя особое внимание развитию реакции. Недели две после его занятий я ходила с синяками по всему телу. Нет, это не он сам, это машина, чтоб ей пусто было. Знаете, есть такие противные агрегаты, при помощи которых тренируются теннисисты. Машины выстреливают мячи, а теннисисты их отбивают. Так вот мне приходилось от этих мячиков уворачиваться, а в идеале их ловить. Пока скорость была низкой, уворачиваться еще как-то получалось. А вот когда Алексей выставил среднюю скорость, вот тут я взвыла. Речи о поимке мячей уже не шло, тут бы живой остаться. А мой мучитель только с интересом наблюдал за бесплатным цирком.
— Зачем? — спросила я растерянно, когда первый сеанс издевательства был закончен и у меня на скуле зрел приличный кровоподтек.
— Полин, ты пойми, — он подошел ко мне вплотную и провел рукой по болевшей скуле, толи лаская, толи пытаясь унять мою боль. — От скорости твоей реакции может зависеть не только твоя жизнь.
— Ладно, с этим понятно, а зачем мне в таком объеме силовые тренировки? — не унималась я.
— Во-первых, выносливость, она необходима магу как воздух. Во-вторых, здоровое тело, для того чтобы контролировать свои способности, в-третьих, элементарное умение защитить себя, если сила будет на нуле. Есть еще и, в-четвертых, пятых, шестых… — пока он это говорил, рука так и оставалась на скуле, нежно ее поглаживая.
— А если я откажусь от дара? — я пытливо на него посмотрела.
— А ты откажешься? — рука сползла к ключице и охватила плечо.
— Я пока думаю, — я пожала плечами.
— Ну, думай-думай, тренированное тело будет для тебя бонусом, он отпустил меня и ушел в дом. За нами с крыльца наблюдала недовольная Марина. Она только обожгла меня ненавидящим взглядом, но так ничего и не сказала. Я не обманывалась, это временно. Она еще успеет отыграться за мнимые провинности, да так, что я взвою. Господи, что же я ей сделала? Нет, наверно все же не так, что ей сделала Полина?
С Андреем все было неоднозначно. Он притягивал меня и отталкивал. Притягивал внутренней силой, которая чувствовалась не только в каждом жесте, мимике, повороте головы, но и в манере держать себя, повышенной требовательности прежде всего к себе, а потом уже к окружающим. А вот отталкивал… Ох, даже не знаю, как это сформулировать. Это было ощущение, как вкус на кончике языка, когда не хватает слов, для того чтобы описать все богатство вкусовых нюансов. Я не могла в его присутствии расслабиться, постоянно держа круговую оборону, не могла довериться, зная, что ничего хорошего от него мне ждать не стоит. Сумбурно, я знаю, но именно так я чувствовала в тот момент. И, тем не менее, при всем моем неоднозначном к нему отношении, Андрей смог дать мне намного больше в плане подготовительных этапов работы с сознанием и даром, чем Алексей. Я догадывалась еще после нашей первой встречи, что он обладает некоторыми способностями, и они не имеют никакого отношения к магии огня. Скорее телепатия, работа с сознанием. После наших занятий я не уходила из подвала, я уползала с жесточайшей головной болью, которая проходила только после нескольких часов крепкого сна. Не трудно было догадаться, что он воздействует на меня, пытаясь пробить мой природный блок. То, что я тогда услышала в кабинете, я поняла правильно. И сделала для себя выводы. Мне нужно было во чтобы то ни стало научиться защищаться от чужого проникновения. Ставить ментальные щиты, иначе долго я тут не протяну. Как поступит Алексей, узнав обо мне все, я даже задумываться не хотела. Почему-то мне казалось, что не пожалеет. Может, я была не права, но это маловероятно. Слишком уж я становилась управляема, чтобы он смог удержаться и пройти мимо. Да и Андрей не откажется от новой игрушки.
Первую неделю со щитами ничего не получалось. Я злилась, голова болела, иногда я вспыхивала, еле удерживая силу, и в такие моменты головная боль резко прекращалась. Это меня навело на мысль, что и огонь может быть щитом. Только вот каждый раз гореть, для того чтобы прекратить попытки Андрея пробить мой блок — это как-то не правильно. Нужно по-другому, но как я не знала. В один из редких свободных вечеров я решила поискать нужную информацию в интернете. Там сейчас столько мусора, что есть шанс встретить и что-то стоящее. Так и произошло. На одном из сайтов посвященной белой и черной магии (да-да, я там окопалась надолго, чушь, но что было делать), я натолкнулась на строчку о том, что если вы хотите отгородиться от кого-то — представьте, что вы находитесь в непроницаемой сфере, или между вами непроницаемая стена. Просто? Зато как действенно! Я решила опробовать данную методику уже на следующий день. Непроницаемая сфера продержалась минуту, вызвав у Андрея снисходительную улыбку. Стена — чуть дольше. Я целых пять минут могла наслаждаться отсутствием головной боли, а вот когда он ее разрушил, боль вернулась яростным ураганом. Даже кровь из носу пошла. И я мысленно вспыхнула, выталкивая его из своего личного пространства. Вокруг меня бушевал огонь — не настоящий, нет, воображаемый, подкармливаемый моими эмоциями, болью и как ни странно, обидой. Но именно он не давал Андрею возможности прочитать в моей голове хоть что-то. Странная у него была реакция — он был доволен, в глазах проскальзывала толика уважения и еще гордость, такая, какая бывает у учителя за талантливого ученика. И вот это было непонятно. Такого от Андрея я не ожидала.
После этого небольшого казуса он больше не предпринимал попыток чтения моих мыслей. Занятия шли своим чередом, и я даже умудрилась достигнуть определенного успеха в контроле силы. Раньше она вырывалась из меня мощным потоком, снося все вокруг. Для меня было почти недостижимым контролировать крохотные язычки пламени, дозировать силу, не сжигая все вокруг. Но постепенно и это стало получаться.
Я не заметила, как прошел май и наступил июнь. В доме время от времени мелькали какие-то непонятные личности, с которыми на день-два уезжала Марина. В такие дни я вздыхала свободнее и даже начинала улыбаться. Кроме того, в последнее время я пристрастилась читать по вечерам сидя на широком подоконнике у себя в комнате. Я там свила гнездо из одеял и подушек, и нередко засыпала в неудобной позе. Правда, каждый раз просыпалась у себя в кровати. Не знаю, кто меня переносил и стаскивал джинсы, но я ему была безмерно благодарна.
Николя практически переселился в дом дяди, уезжая на пары ранним утром и возвращаясь ближе к вечеру. Зачем ему это было нужно — непонятно. Ведь намного проще и удобнее остаться в городе, а не тратить три часа на дорогу туда и обратно. Но нет, он не искал легких путей, да и мне было с ним намного спокойнее. Колька часто приходил вечерами и мы, скрестив пальцы рук, болтали обо всем на свете. Вот во время одного из таких разговоров я и очнулась от того странного состояния безразличия и усталости, в которое была погружена последний месяц.
— Ты чего такой смурной? — я взглянула на его насупленный мордас и невольно усмехнулась, настолько комичным было выражение его лица.
— Да, — отмахнулся он. — В пятницу экзамен по процессу у Оноприенко. Сама же знаешь, дракон — он и в Африке дракон. А уж самка дракона — это два дракона!
— Философ, — я отвесила ему подзатыльник, а потом до меня дошло. — Как экзамен? Что уже сессия?
— Дошло, — констатировал он очевидное.
— А как же, — я заметалась по комнате в поисках телефона. Факт учебы на стационаре был отодвинут мной на второй план, а потом я об этом и вовсе забыла, тем более что маман обещала мне вольное посещение. Но сессии-то оно не отменяло. Да, в моем случае огромный плюс, что большинство дисциплин я знала лучше многих преподавателей. Но на экзамен я обязана была явиться.
— Мам, — телефон был найден и на том конце сняли трубку.
— Полина, что случилось? — послышался встревоженный голос маман. С последней встречи мы практически не общались.
— Ничего, просто хотела спросить, по поводу университета, ты с деканом разговаривала? — я затаила дыхание, неизвестно было, как она отреагирует на мой вопрос.
— Тебя это только сейчас заинтересовало? — насмешливо спросила она.
— Извини, меня Алексей так загонял, что я только сейчас сообразила, что сессия на носу.
— Не переживай, проблем быть не должно, — ее голос чуть потеплел. — Я договорилась. Тебе нужно будет только появиться на экзаменах или зачетах, этого достаточно. Занимайся с Алексеем, это важнее. Кстати, мы с ним разговаривали, он тобой очень доволен, говорил даже об одной из школ ковена. Полин — это такая удача!
Дальше я слушать ее не стала и так понятно, что будет выступление на тему пользы специализированного образования, выдающихся педагогических способностей Алексея и дальше по списку. Не интересно. Я с трудом дождалась окончания ее монолога и, попрощавшись, положила трубку.
— Ну что? — Николя с довольным видом растянулся у меня на кровати, заложив руки за голову.
— Что-что, в пятницу еду с тобой, нужно Алексея предупредить.
— Предупредим, — и опять улыбка чеширского кота. — Лучше ложись рядом, тебе нужно отдохнуть, а то после сидения в гнезде сколиоз прилетит.
Логическую цепочку между сколиозом, гнездом и кроватью мне проследить было не дано, но я послушно устроилась рядом. Все равно так разговаривать значительно удобнее, можно не напрягаться. Николя, как только я опустилась на постель, тут же подтянул меня к себе, устраивая мою голову у себя на плече и переплетая свои руки с моими. Не приставал, что само по себе было странно. Просто лежал рядом, без всяких намеков, пошлых шуточек, только слегка придерживал за плечо и играл с моими пальчиками. И вот этот Николя мне нравился намного больше. Он казался взрослее, серьезнее и чуть внимательнее, чуть более уверенным в себе, это заставляло взглянуть на него по-другому. Хоть на минуту, на полчаса, час, пока он ведет себя именно так. Понятное дело, что это ненадолго. Но все равно.
Пятница нарисовалась на горизонте как-то очень быстро. Сказать, что Алексей был недоволен моим отъездом — ничего не сказать. Он собирался приставить ко мне охрану. Но был вовремя остановлен племянником, который резонно заметил, что так мы точно привлечем к себе повышенное внимание. Без всякой охраны мы спокойно приедем в университет, отстреляемся и сразу домой. Скрепя сердце Алексей согласился с его доводами. Я же в этой ситуации благополучно молчала.
На экзамен мы чуть опоздали, но это было не страшно, он был не письменным. Часть курса уже успела получить оценки и со счастливым видом выплыть из аудитории. Мы должны были идти последними. Сегодня у драконши было на редкость благодушное настроение и каждый из студентов стремился быстрее воспользоваться возникшей халявой, не дай-то бог, ветер переменится. Но обошлось.
Отстрелялись мы быстро, я, вжившись в роль нерадивой студентки некоторое время изображала горестное томление над билетом. Чиркнула пару строк для виду по каждому вопросу и поплелась отвечать, когда на мне остановился сиятельный взгляд нашей огнедышащей мадам. На вопросы отвечала быстро и складно, но старалась лишнюю осведомленность не демонстрировать. Итогом моего прочувствованного монолога была четверка, но большего нам было не нужно.
Выхватив у преподавателя зачетку, я обернулась к одногрупникам, подмигнула Николя, показав жестами, что жду его звонка, и выпорхнула в коридор. Там было удивительно пусто. Может из-за того, что экзамен начался в три часа дня, и из студентов и преподавателей уже никого не осталось. Только где-то вдалеке слышалось ворчание уборщицы «ходють тут всякие…» и дребезжание перемещаемого по мраморному полу ведра.
В окна светило закатное солнышко, окрашивая серые стены в багрянец и высвечивая столбы пыли в воздухе. Пахло книгами и раскаленным асфальтом. Окна по вечерней поре были открыты настежь. Запах мудрости веков присутствовал исключительно из-за сваленных возле библиотеки списанных книг. Жалко, столько поколений студентов листали эти страницы, а теперь эти книги отправятся на переработку. Я подошла, подцепила пальчиком один из учебников по истории, полистала и вернула обратно. Тоскливое зрелище. Оставаться тут как-то резко расхотелось, и я поплелась в сторону первого этажа.
— Попалась, — меня схватили за плечо и втянули в один из коридорных аппендиксов, используемых студентами для кучкования. Мгновение и я была прижата спиной к стене. Я зажмурилась от страха и выставила руки вперед. Ничего не происходило, и я осмелилась раскрыть глаза. На меня смотрели злющие черные, как омуты, глаза моего бывшего мужа.
— Вы? — с языка чуть не сорвалось совсем другое.
— Я девочка, я, — он навис надомной, уперев руки в стену.
— Что вам нужно? — чуть более нервно, чем это было необходимо, спросила я.
— Что? — он зло усмехнулся. — Информация, милая, просто информация. Мне, знаешь ли, надоело за тобой гоняться. То ты проживаешь в квартире моей бывшей жены после ее исчезновения. Рассказываешь мне сказки об аренде. Потом резко, после моего ухода, съезжаешь на свою собственную жилплощадь, причем заметь, ничуть не хуже, чем у Полины. Дальше — непонятная история с трупом и поджогом в Фаренгейте. И там ты замешана. Потом почему-то переезжаешь к непонятному типу с криминальной репутацией, причем тебя невозможно достать даже для простого разговора. Не слишком ли много странностей вокруг одной девушки?
— Что вы от меня хотите? — я устало облокотилась о стену.
— Узнать, что с Полиной. До тебя и твоих проблем мне нет никакого дела. Но за Польку я горло перегрызу.
Похвальное рвение, никогда не думала, что я ему настолько дорога, но вот что мне с ним делать? Если он сунется к Алексею, костей же не соберет. Я сама пока не знаю, что ожидать от этих магов и куда меня заведет эта история. А я для них своя, ущербная, недоученная, но своя. А что будет с ним?
— С чего вы решили, что я что-то знаю? — я попыталась еще раз увести разговор в сторону.
— Все просто, — он нарочито медленно и аккуратно разгладил воротничок на моей рубашке, эта медлительность, да еще и его вкрадчивый голос пугали намного больше чем крики. — Ты последняя, кто ее видел.
— С чего вы взяли? — я вздрогнула, и он это видел. Глаза Ника зажглись азартом, предвкушением близкой победы. Слишком хорошо я знала этот взгляд, но раньше он никогда не был направлен в мою сторону.
— Дата на твоем договоре стоит тем днем, когда она пропала. А в тот день ее больше никто не видел, ни консьержка, ни в университете.
— Да ваша консьержка если не спит, то дома с внуками возится, не мудрено, что не видела, — отмахнулась я, кусая губы от напряжения. Это же нужно было так проколоться. Не умеешь мухлевать — не берись.
— И все-таки, ты так и не ответила, — он еще ближе придвинулся ко мне, шепот стал практически интимным. Со стороны мы наверно производили впечатление увлеченной друг другом парочки, а никак не проводящей разборки.
Ответить-то мне как раз было нечего, я судорожно оглянулась, ища пути отступления. Их не было, мало того, за время нашего разговора мимо этого тупичка не прошла ни одна живая душа. Даже ворчание уборщицы и грохот ведра уже были не слышны.
— Мне нечего вам сказать, — я упрямо сжала челюсть, чуть оттопырив губу и увидела полный растерянности взгляд Никиты.
— Поля? — тихо переспросил он.
— Что? — не поняла я.
— Да нет, — он помотал головой силясь отогнать от себя навязчивое видение. — Не может быть.
— Чего не может быть? — я изогнула бровку, а потом громко чихнула, сложив ладошки домиком в очень характерном жесте, а потом округлила глаза от осознания собственного прокола.
И я увидела его взгляд, полный неверия, недоумения и растерянности.
— Ты? — и его ладонь легла на мою щеку.
— Полина? — раздался Колькин голос у Ника за спиной. — Как это понимать?
— Никак, — я постаралась выбраться из угла, в который меня загнал Никита. Сейчас это сделать не составило труда. — Послушайте, — я сделала шаг назад и понизила голос, так, чтобы меня слышал только Ник. — Мне, правда, нечего вам сказать. Извините.
Я расстроено опустила голову и двинулась в сторону Николя и не видела, каким растерянным взглядом меня проводил Ник. Мне было неловко от собственной глупости, от нелепого прокола на пустом месте. Кто же мог подумать, что вместе с душой это тело приобретет новые привычки, сохранив часть старых. До этого момента я как-то не обращала на это внимания, поглощенная жизненными неурядицами и увеличившейся нагрузкой. Вот моя невнимательность и сыграла со мной злую шутку. Главное, чтобы он теперь глупостей не наделал. А то знаю я этого любителя запутанных детективных историй. Ника же хлебом не корми, дай распутать загадку позаковыристее. А то, что это может быть опасно — это детали.
— Кто это? — голос Николя вывел меня из задумчивости.
— Бывший муж Аверьевой, — я пожала плечами и посмотрела на то, как вытягивается его лицо и разжимаются челюсти.
— А чего ему было нужно? И почему он тебя к стенке прижал? — и опять злость в последних словах.
— Он жену до сих пор найти не может, — я не видела необходимости скрывать этот момент.
Вторую часть вопроса я решила проигнорировать. Николай к ней тоже не возвращался. Он молча усадил меня в машину и выехал в сторону поместья Алексея. Внешне он был спокоен, только суженные глаза и чуть подрагивающие руки выдавали его напряжение, а ходящие желваки — моментами накатывающую злость. Но до обид Николя мне сейчас не было никакого дела. Я отвернулась к окну, делая вид, что ничего не замечаю. Если не дурак — сам успокоится, а я не буду на его состоянии акцентировать внимание. Так и произошло. Минут через пятнадцать Колька взял себя в руки и поглядывал в мою сторону вполне спокойно.
— Может, куда-то заедем перекусить? — и лукавый взгляд в мою сторону.
— Давай, вон суши-бар. Кстати, давно суши не ела, — муркнула я, изображая томную кокетку.
— Готов исполнить любой ваш каприз, — он припарковался возле заведения и помог мне выйти, отвесив шутовской поклон.
В суши-баре было удивительно уютно, стены декорированы в японском стиле, столики тоже не были лишены национального колорита, но с учетом европейского удобства.
— Суши, ролы? А может саке? — и опять на плутоватом лице улыбка до ушей.
— Коль, какое саке? Если я появлюсь пред светлы очи твоего дяди слегка под шофэ, он же меня в порошок сотрет, — мне оставалось только вздохнуть. Хотя саке и не хотелось, но сам факт запрета уводил настроение в минус.
— Да ладно, — отмахнулся юный провокатор.
Мы быстро сделали заказ и расслабились на диванчиках, потягивая сок в ожидании изысков японской кухни.
— А что про Аверьеву ничего не слышно?
— Нет, так и не нашли, пропала с концами, — Николя пожал плечами. — Как правило, если так долго не могут найти, то человека уже нет в живых.
— Жаль, — только и сказала я, тему развивать совершенно не хотелось.
Какое-то время мы были поглощены принесенными деликатесами.
— Что у нас следующее? — я прожевала последний ролл и отложила палочки в сторону.
— Процесс у МП во вторник.
— И как Марь Петровна в последнее время, на автоматы настроена? — полюбопытствовала я.
— Разве что на автоматную очередь, ты же ее знаешь: «Криминальный процесс, господа студенты, вы должны знать, как отче наш и даже лучше!», — он многозначительно поднял палец вверх, изображая из себя великого педагога.
— Ты к нему успел подготовиться?
— Когда? — и в мою сторону смотрели самые удивленные в мире глаза.
— Помочь?
— Чем? Это никогда не было твоим коньком, — да что же это со мной сегодня, что ни слово — прокол.
— Не знаю, — я пожала плечами. — Может, поедем уже?
— Тебе тут не нравится? — натурально удивился он. — Атмосфера почти интимная, света минимум, пища вкусная, музыка… — тут он несколько заколебался, поморщившись от заунывного завывания свирели. — И музыка.
— Вот именно, и музыка, поехали! А? Сил моих нет, — я жалобно на него посмотрела.
— Хорошо, — он только вздохнул, быстро рассчитался и подтолкнул меня на выход.
До усадьбы Алексея мы добрались на удивление быстро. Ни тебе пробок, ни лихачей на дороге, да еще Николя умудрился попасть в зеленый коридор. Дом нас встретил легкими сумерками, пением сверчков и упоительным запахом разнотравья. И тишина, такая густая, как сметана, хоть ножом режь и на хлеб намазывай. Ни голосов, ни шума включенных приборов, ни шуршания шагов. Дом был пуст.
— А где все? — удивилась я, зайдя во внутрь и включив свет в холле.
— Не знаю, — Николя пожал плечами. — Прислугу могли отпустить, кстати, сегодня пятница, значит, точно отпустили. Сами могли укатить куда угодно, начиная от срочного вызова, заканчивая поездкой в кино или за пивом.
— Ты в последнее веришь? — я перевела на него удивленный взгляд. — Мне кажется, Алексею проще заказать пиво через службу доставки, а не ехать за ним самому неизвестно куда.
— Ой, да ладно, — он отмахнулся. — Кому какое дело куда они делись. Ужинать будешь?
— Не-а, — я прислушалась к себе, — я сыта.
— А вот я бы еще чего съел. Как-то этих сушей только на один укус было, — и столько жалости к себе во взоре. Мне почему-то сразу вспомнился этот укус. Угу, зубы у него какие-то нестандартные. Я бы с этой порции устроила бы себе два полноценных обеда.
— Я то тебе чем помочь могу? Холодильник в кухне, микроволновка там же, дорогу знаешь.
— А составить мне компанию? — он умильно улыбнулся.
— Ладно уж, пойдем, — это был как раз тот случай, когда проще согласиться, чем объяснять почему нет.
В холодильнике обнаружилась кастрюлька со свежеприготовленными голубцами, причем настоящими, размером с мой кулачок, плотно утянутыми в чуть разварившийся капустный лист. Смотришь на такие и душа поет от их правильного размера, правильного вкуса и правильного чувства насыщения, которое возникает после того как каждый кусочек, тающий на языке пропутешествовал по пищеводу и оказался в желудке. Это вам не крошечные голубчики на один укус, непонятно толи ел их, толи газету читал. Ни тебе мяса, ни риса толком, одна капуста и одно название.
Николя наложил себе горку голубцов и поставил их греться. Через две минуты по кухне разнесся упоительный запах. Меня и саму потянуло разогреть себе хотя бы штучку, но, вспомнив к чему это привело, пришлось отказаться.
— Ты чего? — Колька подозрительно на меня посмотрел и отодвинул тарелку с голубцами подальше от моего голодного взгляда. — Тоже хочешь?
— Да ладно, — отмахнулась я и дабы не соблазняться дальше, пошла заваривать зеленый чай. — Коль, у меня вопрос.
— Ммм? — он продолжал увлеченно двигать челюстями.
— Расскажи мне о ковене, — бедолага подавился и закашлялся, я естественно оказала первую помощь, треснув страдальца промеж лопаток со всей силы.
— Ух, Полин, — он чуть отдышался и утер слезы. — Нельзя же так под руку. Или под зубы, короче во время еды, — он глянул на меня с укоризной, а потом опять вернулся к тарелке. — Шо шовшем нио ни поониш?
— А теперь прожуй и еще раз, — ужасно не люблю, когда кто-то пытается разговаривать с набитым ртом.
— Совсем ничего не помнишь? — Колька даже вилку отложил и пристально на меня посмотрел.
— Да, я же тебе говорила. Помню только какие-то вещи, которые касались непосредственно меня и то только с определенного момента.
— Хорошо, что ты хочешь узнать? — он отодвинулся от тарелки и сложил руки на груди.
— То, что ты сам захочешь рассказать. Я ни на чем не настаиваю, может какие-то общеизвестные факты, — было видно, что он существенно расслабился.
— Возьми у дядь Леши книгу по истории, там все есть, — он опять придвинулся к тарелке с сиротливо лежащим голубцом и увлеченно задвигал челюстями. Я же только завистливо посмотрела на него.
— Коооль, — и лукавый взгляд из-под ресниц, — мне неудобно у него что-то просить.
— Ох, ладно, только дай доесть и пошли в твою комнату. В горизонтальной плоскости об этом говорить будет намного удобнее.
Он быстро доел, затем в темпе вальса выпил свою чашку чая, схрумкав попутно мисочку печенья, с тоской оглядел опустевший стол, сложил посуду в раковину и потянул меня в мою комнату. Комната нас встретила полумраком и отсветом от включенного уличного фонаря.
Он опрокинул меня на постель и пристроился рядом, притянув мою голову к себе на грудь, запрокидывая руки за голову. Я попыталась было вырваться, но ничего не получилось. Максимум на что я сподобилась, это дотянуться до выключателя бра и включить слабенький свет.
— Зачем? — Николя поморщился. — Такой интим нарушила.
— Коль, — я толкнула его в бок, — хватит ерундой заниматься. Я от тебя жду инфу, а не интим.
— Вот так всегда! — патетично взвыл он, кося на меня насмешливым взглядом. — Какая ты меркантильная, нет, чтобы уважить меня, простимулировать, наконец, мою память поцелуем. Нееет, ты сразу требуешь!
— Я тебя поцелую… потом, если захочешь, — расхохоталась я, вспомнив любимый фильм.
— Вот так всегда, — он печально вздохнул.
— Коооль, не зли меня, — если его вовремя не одернуть, так прикалываться он может не меньше часа.
— Ладно-ладно, я чего, я же ничего! — поднятые вверх лапки и умильно испуганное личико.
— Не зли меня, — рыкнула я.
— Хорошо, — вздох страдальца. — Ковен. Нуууу, это контора такая, годков ей, чтобы не соврать — много.
— Много — это сколько? — перебила я вдумчивого оратора.
— Это, — он почесал макушку, — лет триста, четыреста, а может и больше. Ну, вот как в средневековье ведьм стали жечь, вот с того времени у нас ковен и образовался. Большая часть европейских колдунов, магов и всякой разной околомагической шушеры рванулась к нам. У нас же не жгли. У нас на кол сажали. А они видимо к этой процедуре относились спокойно, может, она им даже нравилась. Кто же их знает.
— Коооль, — я опять его одернула, а то о пользе кола в хозяйстве он может рассуждать еще долго.
— А, ну ладно. Короче было это давно. У нас жили наши маги, а тут эта пришлая толпа заявилась. Знаешь, были они похуже татаро-монголов. Ну вот, — он опять затих, почесывая макушку и стараясь что-то вспомнить. — А-а-а, вспомнил, война была, это с пришлыми. Наши маги объединили свои силы в борьбе с оккупантами, назначили себе начальников, а те себя на европейский манер ковеном-то и окрестили. Вот.
— Не поняла, это что все? — возмутилась я.
— Ага, краткость сестра таланта, — ухмыльнулся этот гаденыш.
— А что дальше было? — не унималась я, нужно же было понимать, с чем я имею дело или буду иметь. Тьху, тьху, тьху.
— Победили, знамо дело. Кого выгнали, кого на кол посадили. Если там столько любителей, почему не удовлетворить их потребности?
— Шут гороховый, а дальше?
— А что дальше? Работают себе и работают с того времени.
— Блин, мне, что с тебя все клещами тянуть? — возмутилась я.
— Не-е-е, клещами не нужно, и на кол не нужно, не люблю я это дело. А дальше… — он задумался. — Собираются раз в месяц, решают какие-то вопросы. Могут быть экстренные совещания — но это если чего случилось.
— А сколько там народу?
— А зачем тебе? — он подозрительно на меня посмотрел.
— Любопытно мне! — рыкнула я. — Вот ты все помнишь, некоторые вещи для тебя само собой разумеющееся, а я как слепой котенок. Должна же я понимать, о чем мне говорит твой дядя, когда в школу зовет.
— А-а-а, тогда ладно. Народа в нем не много, всего четыре магистра по стихиям, они курируют каждый свое направление и отвечают за подчиненных им магов. Есть еще безопасник и менталист. С этими тоже все понятно. Что ты там еще спрашивала? Школы? Ммм, обычные школы, куда сплавляют деток после пробуждения дара, некоторых не сплавляют. Или дар слабый, или пробудится не может.
— Это как в моем случае? — уточнила я.
— Ага, как в твоем, — он на минуту задумался. — Учат там тому же что и тебя сейчас: контролю, улучшают физическую форму и развивают дар. У кого-то на обучение уходят годы и годы, кто-то заканчивает школу намного быстрее.
— А ты? — я затаила дыхание.
— Ну и я тоже. Три года там провел, временами только выезжал, сдавал школьные экзамены. Что уж учителям наплели родители — не знаю, но с той продажностью, которая сейчас бытует, договориться о домашнем обучении для богатого ребенка — не проблема. Были бы деньги, сама понимаешь.
— И как оно? — я затаила дыхание.
— Что? — он даже поднял голову и удивленно на меня посмотрел.
— Школа.
— Ааа, нормально. Как и везде. Люди то всюду одинаковые, — он мягко улыбнулся.
— А поподробнее можно?
— Можно, — он тяжело вздохну устраиваясь поудобнее, притянул меня к себе поближе, — слушай.
Огненная школа и школа земли находилась высоко в Карпатских горах. Школы воды и ветра располагались в Крыму, поближе к морю. Школы менталистов не было. Эта разновидность магии встречалась редко, и обучение строилось по другому принципу: одаренные дети становились личными учениками кого-то из опытных менталистов.
Огненная школа была наиболее многочисленной, если этот термин вообще применим к магам. Вот вроде бы казалось — огонь самая агрессивная среда. Людей, способных управлять данной стихией, должно быть мало. Но это только на первый взгляд. Ради любопытства узнайте, сколько за последнее время было зафиксировано случаев самопроизвольного возгорания. Вполне нормальные люди ели, спали, нервничали и вспыхивали как спички без каких-либо причин, сгорая за мгновения дотла. Все эти люди в той или иной мере являлись латентными магами, вовремя не найденными и не обученными. Многие из них спокойно доживают до старости, растят детей, не подозревая о своих способностях. Еще один любопытный факт, при браке представителей разных стихий с пиромагами ребенок обязательно наследовал именно эти способности как доминирующие. Казалось бы, на этом фоне количество пиромагов должно было перевалить за тысячи человек, поставив под угрозу само понятие секретности данного общества и давным-давно выведя его из тени. Но этого не произошло. В ковене многие годы существовало подразделение, занимающееся поисками латентных магов. Их находили, за ними следили, выясняли уровень силы и либо давали выбор изменить свою жизнь или оставить ее прежней, стерев память, либо сразу блокировали дар. И тех, у кого дар был заблокирован, было большинство. Даже не так, процентов девяносто. Те же, у кого дар был нужной силы, принимались в магические рода, там адаптировались и через какое-то время отправлялись на обучение. Да и потом, стоит учесть еще один немаловажный момент — низкая рождаемость. Рождение двоих детей в семье магов почитали за счастье, а если дар у них был выше среднего, то такая семья автоматически приобретала в обществе больше веса и уважения. Нормой был один ребенок. Как они при таком уровне рождаемости не перемерли еще в средневековье? Да очень просто, приток новой крови за счет одаренных со стороны не давал вырождаться.
Базовое обучение длилось три года за которые успевали отсеяться самые нерадивые и неспособные. Из набранного курса, в общем-то, небольшого, выпускалась хорошо если половина. Те кто не смогли освоить программу, выполняли незначительную работу в структурах ковена, без возможности подняться выше. Те кто заканчивали имели больше прав и возможностей. Ну а те кто мог поступить и выдержать последующий двухгодичный магистерский курс — были элитой. Именно из этой элиты впоследствии выбирались магистры, возглавлявшие ковен. Вполне логично и продуманно. От каждого по способностям…
— А чего ты пошел учится на юридический, если закончил школу ковена? Почему не пошел в магистратуру? — удивилась я. — Или у тебя дар слабый?
— Какой слабый? Слюшай дарагой, ну какой слабый? — возмутился он. — Нормальный у меня дар, развитый даже. Огненный. А на юрфак пошел — так интересно же было, вот и пошел. Нужно же еще чего-то уметь кроме феерболами кидаться и огненный шторм устраивать. Пиромагией много не заработаешь. Нет, можно конечно. Но не долго. Отловят или наши, или ихние. И или по шее надают, и лишат дара, или на опыты пустят. А оно мне таки надо? А про магистратуру — время еще есть. Закончу обучение и через какое-то время и туда поступлю. Спешить некуда.
— Так значит ты у нас парень рассудительный? — удивилась я.
— Угу, а ты как думала? — он скосил на меня хитрющим глазом. — Мне семью кормить нужно будет. Жену, детей в будущем. У родителей на шее сидеть стыдно. А ты моя лапа, достойна самого лучшего. Вот и учусь.
И столько в этой фразе умильного самодовольства с толикой самолюбования, что было не понятно, он опять шутит или за шуткой прячет вполне реальные намерения.
— А я то тут при чем? — я сделала вид, что крайне удивлена.
— Как это? Не понял? — он даже сел от удивления. — Мы все давно решили. Я на тебе женюсь.
— Слушай, женишок, — озлилась я. — Если я ничего не помню, это не значит, что я дура. Ты думаешь я не понимаю, что большая часть того, что ты мне о нас рассказывал плод твоего больного воображения? И мы не то что не спали, но и даже не целовались толком.
Я рисковала, утверждая подобное, к гинекологу сходить не удосужилась, так что брала как теперь говорят «на понт». А глазоньки то у нас забегали, да и личико покрыл легкий румянец. Значит, я была права. Ууу, паразит!
— Что нечего мне сказать? — если бы стояла, обязательно уперла руки в боки.
— И ничего я тебе не врал, — обиделся он. Причем Николя имел вид шестилетнего ребенка, шалость которого раскрыли досрочно. Какие нынче детки пошли, однако… половозрелые! Жонихаться лезут!
— Шел бы ты, — обижаться на этого деятеля не было сил.
— Куда? — спросил он с вызовом.
— Спать, Солнце мое, спать!
Николай с таким расстроенным видом ушел к себе, что мне его даже стало жаль. Хороший же парень. Ласковый, мысли правильные, но воспитывать его еще и воспитывать. Нда, как-то не очень хочется работать нянькой при малолетнем оболтусе. Да ладно. День сегодня был тяжелый. Спать-спаааать, а то завтра глаза не продеру.
А ранним утром следующего дня я нашла труп Марины с перекошенным мукой лицом и с амулетом безмолвия на шее.