Гостьи мои уже сидели на лавках, обитых мягкой тканью. Параша расставляла на столике в углу светелки, сладости, орешки, небольшие аппетитные пирожки и кувшины с напитками, чтобы девицы могли перекусить.
Я вошла в комнату, девушки на минуту примолкли и тут же снова затрещали, как сороки.
Внимательно приглядевшись, я поняла, что серьезная девушка с с темной косой, скорее всего Меланья. Она уже достала свое рукоделие и опустив голову, быстро работала иглой.
Ее рука буквально летала над пяльцами.
Две девушки, похожие друг на друга, с острыми, вздернутыми носами и тонкими губами болтали, перебивая и подталкивая друг друга локтями. Они еще не начинали ни шить, ни вышивать, но уже успели посмеяться над Меланьей.
— Слышь, Меланьюшка, ты чего так спешишь, то?
— Она, Кать, боится, что к свадьбе не поспеет, — и обе девушки громко рассмеялись, видимо своими словами они пытались намекнуть на то, что Меланья уже должна была давно выйти замуж, но засиделась в девках.
— Уймитесь, вы, сестрицы, — осадила их четвертая девушка. Она была очень милой, с рыжеватой косой, из которой выбивались мелкие завитки, с ямочками на щеках и множеством веснушек на носу и щеках.
Наташа, поняла я, так вот, кто нравится нашему Матвею. Что ж я вполне одобряла его выбор.
Мы расселись и вытащили из корзин свое рукоделие.
— Что-то ты сегодня тихая, Марьюшка, — наконец сказала Катерина, — прям на себя не похожа.
— Зуб болел весь день, не хочу много говорить, вдруг опять разболится, — я не глядя на девиц, вдевала красную нить в ушко иглы.
Наталья вдруг фыркнула:
— Девушки, помните, как у Лукерьи зуб болел? Она промаялась три дня, а потом побежалу к кузнецу, чтобы тот зуб выдернул, — Наталья опять засмеялась, да так заразительно, что даже Меланья не сдержала улыбки, — Кузнец щипцы только достал, а Лукерья испугалась и унеслась от него, только пятки сверкали. А на следующий день ее папенька, который устал слушать Лушины стоны, привязал к ее зубу веревку, а веревку накинул на их кобылу, — тут Наталья расхохоталась так, что у нее выступили на глазах слезы, — Папаня ее стегнул кобылу, та понеслась, а Лукерья… — Наталья уже задыхалась от смеха, и мы тоже хохотали, глядя на нее, — А Лукерья побежала так, что обогнала ту кобылу…
Наталья отложила свою вышивку, утерла глаза платком. Затем она налила себе в стакан компот, залпом выпила его, затем кинула в рот орешек и с хрустом его разгрызла.
— Наталья, ты все смеешься, как бы плакать не пришлось после, — проворчала Полина.
— А чего нам и не посмеяться? Чай все живы-здоровы, а что будет после, так того никто не знает, — Наталья беззаботно махнула рукой и пря\инялась за работу.
Мне определенно понравилась Наталья, было понятно, что характер у нее легкий, нрав веселый и беззаботный.
Мы склонились над работой, изредка перебрасываясь словами. Иногда девушки подходили к столу с закусками и что-нибудь пробовали или пили прохладный компот.
“Только телевизора не хватает”, - подумала я.
Меланья негромко затянула песню.
Щекотала ласточка
Этож у нас ранёшенько на дворе,
Ой, на дворе, на дворе
Щекотала ласточка на заре,
Плакала девчоночка на море,
На белом, на камушке сидючи,
На быструю реченьку глядючи,
По бережку батюшка гуляя,
Гуляй, гуляй, батюшка, здорова,
Сыми меня со камушка белова,
У батюшки жалости не многа,
Не снял меня со камушка белова,
По бережку маменька гуляя,
Гуляй, гуляй, маменька, здорова,
Сыми меня со камушка белова,
У маменьки жалости не многа,
Не сняла дв с камушка белова,
По бережку миленький гуляя,
Гуляй, гуляй, миленький, здорова,
Сыми меня со камушка белова,
У милого жалости поболе,
Он снял меня со камушка белова.
Я заслушалась, голос у Меланьи был не сильный, но очень приятный, пела она чисто, хотелось, чтобы песня не кончалась, так хорошо и светло становилось на душе.
Наталья тоже заслушалась, положив вышивку на колени, казалось, что она унеслась в своих мыслях куда-то далеко от нас.
Только сестрички, Полина с Катериной, продолжали шить, изредка перешептываясь друг с другом.
— Меланья, — проговорила Катерина сладким голосом, — Не в чернички ли ты готовишься?
Полина фыркнула, а Наталья покраснела и гневно взглянула на хихикающих сестер.
Меланья же продолжала молча шить, казалось, что она не заметила ехидных замечаний сестриц.
В светелку заглянул Матвей, он кивнул девушкам, мне показалось, что на Наталью Матвей смотрел чуть дольше, чем на остальных.
Наталья же ничем не показывала своего интереса, если он, конечно, есть, она усердно вышивала, не поднимая головы.
Полина с Катериной завертелись на своей лавке, они стреляли глазами и глупо хихикали, подталкивая, по своему обыкновению, друг друга локтями.
— Марьюшка, поди к маменьке на минуту, она просила тебя помочь. Там козленок родился, его поставить надо, а маменька с козой возится, беги скорее, — Матвей ушел, и я тоже поспешила в сарай, где жили козы.
Надо сказать, что козы были очень красивы и любимы всеми домочадцами. Мне раньше не приходилось видеть этих животных вблизи и я поначалу побаивалась подходить к ним близко, но заглянув как-то в глаза белой козочке, я влюбилась в этих красавиц. И похоже, что они платили мне взаимностью.
Я прибежала в сарай, где маменька обтирала белую козочку, родившую слабенького козленка. Она ласково с ней разговаривала, шептала что-то, рядом лежал маленький козленок.
Я увидела, какой он слабенький, глаза его были полуприкрыты и дышал он с большим трудом.
— Марьюшка, пришла, спасибо, милая. Попробуй поставить козленка на ноги, ежели останется лежать, то уже не встанет, а я Липку пока вымою, с ней все хорошо будет, но хочется и козленка сохранить.
Я присела на корточки возле козленка, подула ему в мордочку, тот чуть приоткрыл глазки и попытался встать на ножки, но был слишком слабым для этого.
Я подхватила легкое тельце под животик и, придерживала козленка, чтобы тот понял, что ему делать. Липка тоже подошла ближе, мы с маменькой направили головку козленка к вымени и он наконец понял, что мы от него хотели. Стоя на своих качающихся ножках, козленок сосал мамино молочко и косился на нас. Мы выдохнули, вроде обошлось.
— Вот и славно, — маменька утерла вспотевший лоб передником, — пойдем Марьюшка, — теперь я за них спокойна.
— Идите, маменька, я чуть посмотрю на малыша, такой он славный.
Маменька улыбнулась:
— Там за подругами твоими уже приехали. Не хочешь проститься?
Я помотала головой:
— Скажите им, что я важным делом занята.
Маменька кивнула и вышла.
Я же присела, прислонившись к деревянной стене. Странно, но здесь не пахло ничем, кроме молока, сено же, на котором я сидела было теплым, чистым и источало аромат луговых трав.
Я прикрыла глаза и даже кажется задремала, как вдруг меня подхватили крепкие руки и и горячие губы накрыли мой рот поцелуем.