В камере было очень холодно и сыро. Стены были влажными, я слышала, как где-то в углу капала вода, ударяясь об каменный пол.
Услышав шорох, я вздрогнула, представив, как крысы бегают по полу. Я поджала под себя ноги, натянув на них подол платья.
Забившись в угол темницы, я постаралась согреться, обнимая себя руками за плечи.
Послышались тихие шаги, я замерла.
Тихий голос окликнул меня по имени:
— Марья, где ты?
Я кинулась к решетке, неужели Наталья не побоялась спуститься в этот жуткий подвал?
— Я здесь, — прошептала я, пытаясь разглядеть, кто стоит в коридоре.
— Возьми, дева, вот еды немного и шаль теплая, закутайся получше, — мне в руки упал сверток с едой, обернутый вязаной шалью.
Агата? Я не верила своим ушам.
— Спасибо, пани Агата, вот уж не ожидала, что вы придете ко мне, — слезы потекли из глаз, — Я думала, что это Наталья…
— Какая же ты наивная, — вздохнула Агата и сжала мою руку в своих теплых ладонях, — Ведь именно Наталья и выдала вас пану. Как ты могла довериться ей?
— Не может быть! — я не находила слов от обиды и горечи, — Я не рассказала ничего Наталье, мне Ядвига не велела, — я заливалась слезами, — Как же так? Как Наталья могла узнать о побеге?
— Э, милая, здесь и у стен есть уши. Позавидовала тебе подруга, разозлилась, подслушала и рассказала обо всем Войцеху, — Агата перешла на шепот, — Теперь Наталья у Войцеха в покоях живет, на его перине спит, так-то вот.
— Выходит, что никому нельзя верить, — я закуталась в шаль Агаты, — Спасибо, что вспомнили обо мне.
— Как не вспомнить, сама была на твоем месте, — Агата шумно выдохнула, — Пойду я, как бы не хватились. Если смогу, то постараюсь помочь тебе, а если не выйдет, то не обессудь уж.
Она тихо пошла прочь.
Я села в свой угол и горько заплакала, вспоминая, как мы с Натальей гуляли по лесу, собирали малину, как вышивали и разговаривали о Матвее.
Как же так случилось, что она так поступила со мной?
Я жевала хлеб, который добрая Агата принесла мне, не побоявшись панского гнева, и хлеб тот был соленый от моих слез.
Поняла я, что наступил рассвет, по тому как в щели начали пробиваться слабые лучики света.
Руками я пригладила волосы и завязала шаль на груди, прикрыв разорванное платье.
Я не знала, что мне могло помочь сегодня, но в самой тайной глубине израненной души, слабо горела надежда на чудо.
Откуда могло взяться это чудо? Я не знала, но человек живет надеждой, иначе и быть не может.
Громко топая сапогами, в подвал спустились двое из вчерашних моих преследователей.
Они грубо вытолкнули меня из темницы и повели наверх.
Во дворе столпился народ. Я увидела несколько знакомых лиц — кухарки, с которыми я работала на кухне, мне показалось, что они смотрели на меня сочувственно, горничная Ядвиги.
Войцех, злобно ухмылялся в усы и что-то говорил стоящему рядом с ним пану.
Вот еще одно до боли знакомое лицо — Наталья… Она смотрела на меня прищурив глаза и кусая кончик своей косы. Я отвернулась, чтобы опять не расплакаться от жгучего чувства боли и разочарования.
Меня протащили через двор к деревянному помосту, где возвышался высокий столб, к которому меня и привязали, заломив руки за спину.
Тут же, на помосте, стоял стол и скамья, куда уселись пан, Войцех и невысокий человек в черном, похожий на священника.
Эти трое начали по очереди говорить, гневно указывая на меня.
Люди, собравшиеся вокруг, тоже что- то выкрикивали и махали руками. Только немногие отводили глаза и молчали, склонив голову. Среди них я увидела Агату, она утирала слезы, уголком косынки, наброшенной на плечи, и тайком крестила меня тремя пальцами, сложенными щепотью.
Я закрыла глаза и, как могла, своими словами, молилась, чтобы смерть моя была быстрой и легкой.
Мне было очень страшно от мысли, что меня будут долго пытать и мучить, сумею ли я пройти это испытание? Не уверена…
Вдруг раздались громкие крики. В толпу ворвались всадники, круша все на своем пути.
Я смотрела во все глаза и не могла понять, что происходит.
Кони топтали людей, всадники махали мечами.
Пана, Войцеха и священника сдернули с места, связали и бросили на землю.
Ко мне подскочил разгоряченный мужчина… не может быть… Он одним движением перерезал путы и подхватил меня, усадив впереди себя на лошадь.
Добрыня? Это, действительно, был он. Глаза его дико горели, меч рубил все, что попадалось на пути. Вот я увидела еще одно родное лицо и слезы опять потекли из глаз.
Матвей!
Любимые мои, они здесь, чтобы спасти меня.
Я уткнулась лицом князю в грудь и разрыдалась от счастья.