7.

Начиная со 170 градусов, температура круто пошла вверх. До сих пор за смену комбайн передвигался на один-два градуса, теперь стал проходить по 10 — 12. Котов встревожился, остановил машину, потребовал усиленной разведки. И в тот же день к комбайну пришли два существа в глазастых шлемах — одно в костюме большого размера, другое — в самом маленьком. Они принесли с собой знакомые Ковалеву трехлучевые аппараты. Устанавливал их высокий геолог, а тот, что меньше ростом, указывал и поправлял. Они долго объяснялись между собой, а потом с Котовым, и так как смена уже кончилась, все вместе пошли к выходу. Раздевалка находилась в зоне комфорта — здесь строители лавопровода оставляли скафандры и превращались в обыкновенных людей. Ковалев снял свой костюм, помог отстегнуть шлем низенькому геологу, и вдруг из асбестового шара выглянули черные волосы с прямым пробором и удлиненные глаза.

— Тася! А я целый час шел рядом и не узнал тебя.

— А я все время знала, что это вы, Степан Федорович, нарочно говорила басом.

— Напрасно старалась. Здесь все мы ухаем, как из бочки. Воздух сырой, словно в бане, да еще микрофон искажает.

— Значит, вы теперь на подземном комбайне?

Ковалев горестно махнул рукой

— Приземлился окончательно. Забился в нору, света не вижу. Не помню, какого цвета небо.

Тася промолчала, понимая, что сочувствие только разбередит рану. Ковалев сам перевел разговор.

— А ты, я вижу, аппаратчик, как Виктор Шатров.

— Техник подземной службы.

— Это хорошо. Нам нужна точная разведка каждый день, даже два раза за смену. Тебя к нам прикрепят?

— Нет, я наверху буду, с бригадой Мочана. А у вас товарищ Тартаков. — Она показала на своего высокого спутника.

— Жалко, лучше бы ты.

— Нет, он гораздо лучше. Он настоящий ученый, в Московском университете лекции читал. Сейчас пишет книжку о вулканах, приехал к нам собирать материал.

— Хорошего лектора из Москвы не отпустят.

— Какой вы подозрительный, Степан Федорович! Товарищ Тартаков очень знающий человек и культурный, много читал, любит театр, сам играл на сцене…

— А зачем это геологу?

Ковалев возражал бы гораздо больше, если бы он вспомнил, что Тартаков — это тот самый редактор, который в свое время задерживал статью о Викторе, страховался, интриговал, ставил палки в колеса. Его разоблачили, он вынужден был оставить университет и теперь, по иронии судьбы, строил ту самую вулканическую станцию, против которой так яростно боролся.

Но Ковалев не припомнил фамилии Тартакова. Мысли его приняли иное направление.

«Почему Тася так расхваливает этого москвича?» — подумал он. — «А Грибов уже в отставке? Эх, девушки, девушки!» И Ковалев сказал вслух, как будто не к месту:

— Когда я был в Москве на комиссии, заходил в Гипровулкан. Видел там Сашу Грибова.

Тася встрепенулась.

— Ну как он? Спрашивал обо мне? Собирается к нам? Расскажите подробно.

— Нет, к нам он не собирается. Ему дают большую работу. Сейчас в Москве создается Служба Подземной Погоды — Институт по предсказанию землетрясений. Директором будет профессор Дмитриевский, а Саша — его заместителем по Кавказу и Средней Азии.

— Значит, не приедет. — Тася поникла головой. Ковалев пытливо заглянул ей в глаза. — Вот что, девушка, — сказал он. — Я человек одинокий и в летах, и этих ваших сердечных тонкостей я не понимаю. Саша ждет тебя, томится, тоскует. Объясни мне, почему он там, а ты здесь? Что тебя держит?

— Никто, я сама, — возразила Тася запальчиво. — Родное село меня держит. Вы приезжаете сюда на три года по контракту, а я здесь родилась. Эта электростанция для моей Камчатки, для меня лично, а я вдруг брошу стройку на кого-то и уеду.

— Это заскок, девушка. Здешняя электростанция — не только для твоего села. Родина — это не село у реки. Я сам челябинский, а контузили меня под Клайпедой. В Литве сражаются за Челябинск, в Москве работают на Камчатку. Я бы на твоем месте не сомневался. Если любишь, поезжай к нему, а не любишь — напиши прямо, откровенно. Не только о себе думай, о других людях тоже. Есть приятное, есть и обязанности!.. (Вздохнув, Ковалев подумал, что для него приятное кончилось, остались только обязанности.)

— Непонятливые вы, мужчины, — сказала. Тася совсем тихо. — Александр Григорьевич зовет, сердится и вы тоже сердитесь. А если я все брошу, чтобы варить ему обеды, он сам меня уважать не будет. Привыкнет и начнет скучать. Пусть подождет год, я хоть на стройке побуду, немножко поумнею. Не так это просто, сберечь любовь, Степан Федорович.

— Не так просто… — Ковалев задумался. — Да, не все получается в жизни просто.

Девушка Тася любит, хочет на долгие годы сберечь любовь и ради этого продлевает разлуку. Летчик Ковалев хочет летать, умеет летать, а здоровье не позволяет. И доктора не научились пока вылечивать болезнь, которая называется старостью. Да, конечно, не все получается просто.

Загрузка...