Большая лагуна

ПОЛЕТ НА «СИРИУС»

Доктор Мокимото не любил, когда его сотрудники надолго покидали институт. Он говорил, что тогда рвутся или, по крайней мере, до предела натягиваются связующие нити: «Образуется пустота, которую невозможно ничем заполнить. Человек неповторим, его нельзя заменить. Можно только примириться с потерей. Допустим, вы мне не нужны пока, но все равно ваше присутствие здесь, поблизости, помогает мне, так как я знаю, что вы рядом и можете всегда прийти на помощь». — «Но существуют идеальные формы связи!» — возражали ему. «Да, но все это копии. Ничто не может заменить оригинал…»

Сейчас, подъезжая к космодрому, Вера представила себе лицо своего учителя и улыбнулась. Профессор долго напутствовал ее, предостерегал от возможных и мнимых опасностей. Взяв ее за руку на прощание, он сказал:

— Вера, пожалуйста, прошу тебя, не выходи в открытый космос. Сейчас стало модным плавать в пустоте.

— Да разве я решусь на это? — спросила она его.

— О, не решайся! Никогда не решайся… Профессора мучило сознание, что он направляет слабую девушку в такое опасное путешествие. Мокимото не любил космос, даже воздушным транспортом воспользовался всего один раз — когда получил известие о болезни внука. Он предпочитал древние способы передвижения по земле и воде. На «Сириус» уже летали три его ассистента, а оазис в космосе по-прежнему находился на грани гибели. И вот он с болью в сердце решил отправить туда свою любимую ученицу.

— У тебя, Вера, легкая рука, как говорили наши предки. Что это такое, я до сих пор не знаю, это понятие лежит за пределами логики. Все делают так же, и у них не получается, а берется человек и делает чуть-чуть не так, не по правилам, и у него получается…

Два робота-грузчика взяли из багажника аэробуса довольно большой и тяжелый контейнер с рассадой, семенами, сложным набором удобрений и скрылись в одном из тоннелей, ведущих в недра космодрома. Вера посмотрела им вслед с некоторой тревогой: что, если они доставят ее груз не на ту ракету?

— Ваш билет? — спросил мягкий, вкрадчивый голос. Перед Верой стояла главная достопримечательность Бомбейского космодрома — малиновый контролер. Робот в малиновом камзоле с золотыми пуговицами на две головы возвышался над Верой. Конструкторы придали ему формы «идеального мужчины».

Вера вытащила из кармана брюк овальный жетон. Малиновый контролер только повел «глазами» и сказал:

— Все правильно. Отлет «Сириуса-2» через двадцать семь с половиной минут. Транспорт — синий автокар.

— Благодарю, я пойду пешком.

— Тогда следуйте по синей дорожке. За всеми справками обращайтесь к любому из моих коллег. Счастливого пути.

Вера еще раз поблагодарила обязательного робота.

Центральный зал, где она находилась, поражал размерами: она не увидела его противоположной стены. Перед глазами колыхалась пестрая толпа пассажиров, люди двигались в разных направлениях, и все же чувствовались размеренность и порядок. Как вехи, там и сям виднелись малиновые контролеры.

Вера быстро шла по синей дорожке среди плотной толпы людей. Она удивилась, что ей никто не мешает, будто дорожка проложена только для нее одной. В зале стоял густой шум от шарканья и стука тысяч ног, говора, каких-то мелодичных звонков. Иногда этот деловой шум покрывал отдаленный грохот, пол вздрагивал — в небо уходила ракета.

Робот-диктор оповещал о времени отлета следующего корабля или о прибытии лайнера из дальнего рейса — с Луны, спутников, с другого континента.

В синем зале, кроме робота в красном фраке, находился всего один человек, одетый по-дорожному — в серую куртку и такие же брюки. Он сидел в глубоком кресле и, видимо, слушал «говорящую книгу». С его цветущего молодого лица не сходила улыбка. Все-таки он заметил проходившую мимо Веру, поднял руку в приветствии и сказал:

— Потрясающе смешно! Ты слушала «Веселую семейку»?

— Привет! — улыбнулась Вера. — Слышала в отрывках.

— Ты всю пьесу прослушай, я одолжу тебе ее в ракете. А если хочешь, бери сейчас. У меня еще есть кое-что. — Он подмигнул. — Детектив двадцатого века. До жути мрачная история. Я начал читать, да пульс у меня достиг ста двадцати в минуту. Это во время погони за этим… как они у них назывались… да-да, вспомнил: преступниками. От слова «переступить». То есть нарушить закон. Там есть одно место… Тоже можешь воспользоваться в дороге. Или я расскажу тебе сюжет?

— Нет, благодарю, как-нибудь в другой раз…

— Прости, ты чем-то озабочена, а я врываюсь со своими дурацкими предложениями.

— Ну, почему же… Меня тревожат мои растения. Их куда-то унесли два робота.

— О, да ты биологиня! — Розовощекий молодой человек вскочил. — Тебя там ждут. Представляешь, что-то проникло в оранжерею, и вся зелень… — Он выразительно подмигнул и прищелкнул языком. — Так ты реставратор? Та, та самая Вера! Прелестно, Вера. — Он постарался без особого успеха согнать улыбку с лица и представился: — Вика Крубер. Викентий Крубер, конечно, да меня все зовут Викой. Я ассистент астрофизика Аллана Хааса. Это имя тебе ничего не говорит? — спросил он, протягивая руку для пожатия.

— Извини, Вика, нет. У меня подруга Биата — тоже астрофизик. Она долго работала здесь в период вспышки сверхновой. Сейчас она в длительном отпуске.

— Биата, Биата… Может, Беата?

— Нет, Биата.

— Нет, не знаю Биату.

— А Беату?

— У меня была соученица Беата, только она занимается плазмой. А твоя — сверхновыми звездами?

— Да, Вика. Она одержима космосом.

— Как я ее понимаю! Как понимаю! Я тоже весь в космосе. Ты также станешь в наши ряды. Ты не могла ничего лучше придумать, отправившись на наш «Сириус». Вот увидишь, какой это отличный островок во Вселенной, особенно после введения искусственной гравитации. Но здесь и невесомость можно ощутить, прямо в нашей обсерватории. Тебе еще не приходилось парить в космосе?

Вера с трудом высвободила свою руку, удивляясь странной манере молодого человека так вести себя и его многословию.

Она ответила:

— Я первый раз. Только однажды, еще в школе, мы летали с папой в кругосветку.

— О, блаженные годы детства! — нараспев сказал Вика.

— Меня никогда не тянуло от Земли. Я так не люблю холод, пустоту и риск неизвестно ради чего.

На этот раз с лица Вики сползла улыбка, он стал необыкновенно серьезен, даже суров.

— Неизвестно, ради чего? — прошептал пораженный Вика, прижимая руки к пухлой груди. — А познание Вселенной! Раскрытие тайн бытия! Только там, в стерильной чистоте космоса, сбросив земную атмосферу, мы стоим перед лицом Вечности, Вера, и перед нами раскрываются тайны рождения клетки и звезды. — Вика огорченно вздохнул: — Нет, Вера, у тебя неверные представления о наших задачах. Между прочим, сейчас многие недооценивают наши завоевания за пределами Земли. Стало модным тянуться к земной природе — ручейкам, кустикам.

— Вика!

— Что, Вера? — испуганно спросил студент.

— Оставь в покое кустики. Без кустиков — так, видимо, для удобства ты обобщаешь весь растительный мир — не прожить в космосе. Я везу эти кустики на «Сириус», чтобы вы могли открывать свои тайны бытия.

— Прости, Вера… иногда я делаю несколько поспешные заключения.

Вера обвела взглядом Синий зал. Вика понял ее.

— Возможно, больше никого и не будет, кроме нас, — сказал он весело. — Даже если мое общество тебе не нравится, то все равно придется смириться. Если любишь шумную компанию, то надо было лететь неделю назад, когда менялся состав станции. Я должен был тоже тогда лететь, да опоздал. Клянусь, проспал, забыл поставить будильник. Такого со мной еще не случалось до работы в обсерватории. Я становлюсь рассеянным, как мой патрон: ведь он в состоянии выйти без скафандра в открытый космос!..

Вика без умолку щебетал и в ракете. Он необыкновенно легко менял тему разговора и с таким же увлечением рассказывал Вере и о своих наблюдениях за астероидами, и об устройстве спутника, и о спорте — Вика увлекался игрой в мяч, — и о своих воззрениях на современный балет.

Вера уснула под его ровный голос: Вика предался воспоминаниям о детских годах, когда он подавал огромные надежды как художник-пейзажист.

Ракета облетела Землю и на втором витке стала приближаться к спутнику.

Вера слышала сквозь сон:

— …Ну как можно спать… Подлетаем… Ну проснись же!

Вера открыла глаза, не понимая еще, где она находится и что за человек тормошит ее за плечо.

— Подлетаем! Спутник справа по борту! Да не смотри на экран, там лишь бледное отражение…

Вера действительно не могла оторвать глаз от экрана на передней стенке, где в черной пустоте плыл навстречу, увеличиваясь в размерах, «Сириус-2».

— Да ты плюнь на экран! — с отчаянием в голосе выкрикнул Вика. — Ты что, никогда не видала его таким крохотным? Ты поверни голову влево!

Вера послушно подчинилась, и Вика сказал с облегчением:

— Ох, уж эти мне женщины!.. — и, прижавшись щекой к ее плечу, стал с таким же интересом, как и его спутница, рассматривать надвигавшееся на них ажурное колесо. Казалось, что ракета неминуемо врежется и разрушит это чудо инженерного искусства, вынесенное за сорок тысяч километров от поверхности Земли.

Колесо диаметром в сто десять метров медленно вращалось на фоне холодных немерцающих звезд космоса. В ободе колеса располагались лаборатории, различные службы, склады, энергетические блоки. Сходство с колесом гигантской арбы древних дополняли спицы, сходящиеся в центре, где находилась Главная обсерватория с телескопом гигантской мощности.

Вика сыпал сведениями, как заправский гид. Пораженная, Вера молчала и только попросила показать, где находится оранжерея.

— Вот, пожалуйста, сорок девятый отсек. Видишь ли, для полного жизнеобеспечения колесо разбито на герметически изолированные отсеки. Я понимаю, что ты хочешь спросить. Герметизация в жилой части происходит только в случае, если обнаруживается службой безопасности приближение метеорита. Дело это простое — наши приборы фиксируют даже микрометеориты за три тысячи километров. Дистанция дает возможность сработать автоматике и подготовиться к встрече. Создается поле, отклоняющее в сторону от «Сириуса» небесные камешки. Так что все предусмотрено, Вера… Ну вот, поздравляю с прибытием! Пилот уравнял скорость с колесом. Сейчас подадут шлюзотрап, и мы дома!

— Только не делай резких движений, — говорил Вика, — плавность и еще раз плавность, и ты будешь порхать как мотылек. Вот так! — Вика сидел в кресле и вдруг поднялся в воздух, перелетел через всю комнату и плавно опустился на диван.

— Ты, Вика, акробат, я никогда не добьюсь такого мастерства. Мне бы только сносно передвигаться в оранжерее и ходить по коридорам, не налетая на встречных.

— Адаптируешься! Я тоже пережил нечто подобное, хотя перед полетом работал на тренажере, и к тому же на втором курсе мне пришлось побывать на Луне. В лунной обсерватории. Что-то вроде экскурсии. Уже в то время на меня имели виды…

Вера уже спала в глубоком, необыкновенно мягком кресле, почти не чувствуя собственной тяжести.

Вика встал и плавно перелетел к двери…

Проснулась Вера в том же кресле, только спинка у него теперь была откинута и оно превратилось в удобную кровать. Вера, по привычке, вскочила, и ее подбросило к потолку; она ударилась о мягкую обшивку спиной и плавно опустилась посреди комнаты. Послышалось легкое потрескивание, как дома в стареньком приемнике, и диктор — земной диктор, Вера узнала его по голосу, — поздравил с добрым утром и предложил заняться утренней гимнастикой. Только с первых же упражнений Вера поняла, что они разнятся от обычных. Очевидно, их составили специально для космонавтов, жителей Луны и спутников. На большом телеэкране девушка-тренер проделывала упражнения и поощрительно, так казалось Вере, улыбалась. Вера и сама не так давно считалась на студенческих олимпиадах одной из лучших гимнасток, и сейчас ей хотелось блеснуть перед объемной тенью на телеэкране; упражнения не отличались особой трудностью, а лишь требовали точности движений.

Музыка оборвалась, диктор пожелал «творческого дня», и партнерша по гимнастическим упражнениям шагнула с экрана в комнату Веры.

— Доброе утро! — сказала она. — Извини, что я вторгаюсь к тебе, но ты ведь новичок и сама почувствовала, что упражнения не так уж просты, особенно режим дыхания. У нас избыток кислорода, поэтому вдохи надо делать менее глубокими, особенно без привычки. Я твоя соседка по комнате, у нас общий душ. Звать меня Пегги. Я австралийка. Вот, пожалуй, и все обо мне, не считая, что я здесь уже три дня и занимаюсь тем, что корректирую карту глубин Индийского океана… Ты чем-то удивлена?

— Ну конечно, Пегги, как не удивиться, когда человек сходит с экрана!

Пегги звонко рассмеялась.

— Значит, получилось! — Она стала объяснять: — Телеэкран у нас с тобой находится на двери, а дверь задвигается в стенку. Я создала фон вот из этого занавеса. Прости за мистификацию. Мне вчера Вика рассказывал о тебе. Не правда ли, он очень мил? — И, не дожидаясь ответа, так как была уверена, что нет существа во Вселенной, которому бы не нравился Вика, она задала второй вопрос: — Ты наш новый огородник?.. Какое смешное слово, где его только выкопал Вика!

— Огородниками прежде называли ботаников-практиков, они выращивали овощи для всеобщего потребления. Да, пожалуй, Вика прав, я действительно буду у вас огородником и садоводом в придачу. Сейчас овощи и фрукты вы получаете только с Земли.

— Я над этим не задумывалась. По мне, хоть с Марса. — Пегги так заразительно засмеялась, что улыбнулась и Вера. Ее соседка сильно напоминала Вику.

«Может, все дело в невесомости, — подумала Вера, — и я изменилась под влиянием среды?»

— Ты подумала что-то обо мне? Да? — спросила Пегги.

— Да, Пегги. Я подумала, что ты чем-то напоминаешь Вику.

— Ну, а как же! Ведь он мой брат.

Теперь Вера засмеялась первой, и Пегги присоединилась к ней.

— Ты подумала… Между прочим, не ты одна пришла к такому выводу. У нас разные отцы. Мы похожи только характерами. Оба в маму… Ну, а теперь довольно. Давно я так не смеялась. Как хорошо, что ты прилетела! А сейчас марш в душевую. Без разговоров. Ты моя гостья. После душа — завтрак у меня. Затем ты пойдешь к своим огурцам, а я примусь разглядывать рифы и глубины Индийского океана.

— В прошлом году здесь проходила практику моя подруга Биата, — сказала Вера.

— Биата? Нет, не встречала. Здесь часто меняются составы лабораторий, да и самих лабораторий уйма. Ведь здесь работает триста двадцать человек! Вот когда достроят новый спортзал, ресторан, театр, тогда общение будет более тесным. Но я, пожалуй, сюда больше не вернусь, с меня хватит и одного пребывания в космосе. Ну, а ты как себя чувствуешь здесь? Тебе нравится вертеться в этом колесе?

— Еще не знаю. Пока только удивляюсь. Все необычно. Какой-то фантастический мир. Мне кажется, что здесь и мысли должны быть другие. Я ловлю себя на этом.

— Не беспокойся, мысли останутся прежними. Все от непривычной обстановки. Я встречала ребят, которые торчали здесь по два месяца, и не скажу, чтобы они поражали оригинальностью мышления. Отсюда привозят данные наблюдений и любовь к нашей старушке Земле. Хотя я, пожалуй, ее обидела, она еще так молода. Ее недра клокочут от избытка энергии, продолжают мигрировать материки. А океан! Он еще так юн! И все же здесь фантастически хорошо, — услышала Вера, уже стоя под тонкими, колючими струями воды.

…В оранжерее Вера нашла прекрасное оборудование. Автоматика, направляемая компьютером, регулировала свет, подачу минеральных солей в пористый пластик, служивший здесь почвой; специальное устройство подрезало ветви и складывало их в контейнеры; чувствительные фотоглаза зорко следили за созреванием плодов и овощей: как только регистрировалась запрограммированная окраска, эластичные присоски срывали урожай и передавали упаковочному агрегату, а механический аналитик брал пробы и отпечатывал на ленте процентное содержание витаминов и других компонентов. Люди редко посещали оранжерею, так как там поддерживалось повышенное содержание углекислоты и распылялись воздушные подкормки растений.

Веру сопровождал инженер-генетик Сюсаку Эндо, высокий, худой, в старинных очках в роговой оправе — такие очки стали входить в моду за последние полгода. Сюсаку Эндо находился на спутнике уже вторую неделю и бился над разгадкой причин гибели растений в оранжерее. Представившись, он сказал, что много слышал о ней от доктора Мокимото, с интересом читал ее последнюю работу в «Зеленых тетрадях» и что он не желал бы лучшего партнера в работе, чем она, Вера. Инженер улыбался, но в его глазах она уловила тревогу и усталость. Еще она почувствовала, что Сюсаку Эндо сильно разочарован, что он не видит особого прока в ее появлении на «Сириусе» и досадует на Мокимото, который, вместо того чтобы прилететь самому или прислать кого-либо из солидных ученых — своих помощников, навязал ему студентку-пятикурсницу, видимо, на том основании, что она печатается в «Зеленых тетрадях».

Между тем он сказал, плавно разводя руки:

— Можете убедиться, что какие-то таинственные силы обрушились на этот крохотный оазис. Я все удалил, за исключением вот этих кустарниковидных манго. Не надейтесь увидеть на них цветы или плоды, сейчас это просто декоративное растение, к тому же, боюсь, пораженное неизвестным нам вирусом. Над поисками неуловимого вируса бьюсь я, и сейчас занимаются этим же на Земле, придется заняться и вам, Вера-сан.

— Не знаю, чем я смогу помочь, — несколько растерянно ответила Вера и спросила: — Может быть, космическая усталость?

— О нет. Вера-сан, все растения были посажены два месяца назад. Слишком мало времени прошло, чтобы растения могли испытать усталость. — Он улыбнулся. — Вот вам, Вера-сан, придется испытать усталость, если вы действительно займетесь решением проблемы.

— Вы думаете, безнадежно?

— Конечно, все разрешится, только не так скоро. — Он повторил: — Не так скоро, — и улыбнулся, показав прекрасные зубы из фтористого перламутра. — К сожалению, я не смогу участвовать в дальнейших песках, по крайней мере здесь. У меня кончается срок пребывания в космосе. Но я буду работать там, — он показал в пол, — и, по возможности, поддерживать с вами общение, Вера-сан.

«Далась ему эта Вера-сан! Небось рад-радехонек, что избавляется от проблемы», — подумала она и спросила, сорвав листок манго:

— Так вы действительно считаете, что растения погибают, подвергаясь каким-то космическим излучениям?

— Да, Вера-сан. Все самые тонкие анализы не подтвердили наличия бактерий или вирусов. На них дышит космос. «Сириус» пронизывают частицы типа нейтрино, но не такие безобидные. Хотя исследования еще не закончены, другой гипотезы пока нет. — Он спросил, склонив голову набок: — У вас, Вера-сан, нет каких-либо предположений?

— Нет, доктор. Я не настолько гениальна, чтобы при одном взгляде делать заключения.

Сюсаку Эндо закивал головой и лучезарно улыбнулся. Он был обижен, даже оскорблен, усмотрев в словах Веры обвинение в скоропалительности суждений, Одном из самых тяжких грехов, в которых только можно обвинить ученого.

— Если вы не утомились, Вера-сан, то я попрошу вас пройти в лабораторию, там вы сможете убедиться, что мои предположения сделаны не только путем беглого осмотра растений.

— Я не думала так, доктор, извините, если допустила хоть намек. Я знаю вас как очень осторожного в своих выводах человека…

«Боже, ведь он же подумает, что я намекаю на его исследования коралловых полипов, которыми он занимается безрезультатно лет десять…»

Ее так и понял Сюсаку Эндо, озарив самой ослепительной улыбкой…

В биологической лаборатории Сюсаку Эндо поразил Веру огромным количеством материалов, оставленных предшественниками, выяснявшими причины гибели оранжереи.

Здесь находились тысячи диапозитивов, фотографий, несколько довольно объемистых работ, магнитофонных записей и даже получасовой кинофильм.

Сюсаку Эндо, видя ее замешательство, сказал:

— Как вам известно, Вера-сан, здесь до меня работало десять выдающихся ученых самых различных воззрений на природу клетки, а следовательно, сделавших много противоречивых заключений…

— Чтобы во всем этом разобраться, надо по крайней мере полгода, — сказала Вера, — а у нас так мало времени.

— Согласен с вами, Вера-сан, доставка продуктов обходится слишком дорого. Я кое-что сделал для облегчения вашего труда, Вера-сан. Советую просмотреть мои обобщения.

Вера рассеянно просматривала записи на клочке бумаги, иллюстрированные забавными рисунками сцен на «Сириусе».

Сюсаку Эндо сказал:

— Шаловливые записи нашего коллеги Понти…

— Карло Понти? Открывшего загадку свечения глубоководных рыб?

— Представьте, он самый. Не могу понять, как ему удалось сделать такое открытие.

— Почему же? Он выдающийся ученый!

— Возможно. Я не занимаюсь глубоководными обитателями океана, и не мне судить. Но здесь… советую отнестись к его гипотезе с большой осторожностью.

— Он выдвинул гипотезу?

— Усмотрел странную связь между активизацией синезеленых водорослей и печальным событием в нашей оранжерее.

В глазах Веры блеснули искорки. Инженер заметил это и сказал предостерегающе:

— Только не идите этим опасным путем. Я вижу, и вас смущают многочисленные колонии синезеленых водорослей в питательной среде и даже в тканях растений, но это же нормальный симбиоз! Нет, Вера-сан, здесь другая причина.

— Посмотрим, — ответила Вера.

На следующий день Сюсаку Эндо отбыл на Землю с. рейсовой ракетой, пожелав на прощанье Вере великих успехов, и если она позволит, то он даст ей один совет: ничего не предпринимать до выяснения причины гибели растений. «Я бы не рекомендовал вам производить новые посадки…»

Вера поблагодарила и тут же принялась за дело. Она заставила работать с предельной нагрузкой все механизмы оранжереи, убрала пластик-почву вместе с последними кустами манго, сменила воздух, провела дезинфекцию жесткими излучениями и уже к вечеру второго дня высадила взятую с Земли рассаду и высеяла семена. Теперь оставалось только ждать.

Мокимото одобрил Веру.

— Всегда опыт разрешает споры, — сказал он. — Скоро мы узнаем, кто прав

— Сюсаку Эндо или Карло Понти. Хотя вот тогда-то и начнется настоящая работа: надо будет найти средства или от излучений, или от синезеленой водоросли. — На прощанье он умоляющим тоном попросил: — Вера, только не выходи в открытый космос и, как только почувствуешь усталость, возвращайся…

Вика и Пегги, сменяя друг друга, помогли Вере с пользой заполнить дни ожиданий. Они провели ее по всему ободу колеса. Там в сотнях ячеек трудились ученые самых различных специальностей — от биологов до металлургов. Вера поражалась удобством, перенесенным с Земли.

— Ты представляла, что мы здесь заточены в крохотных капсулах, — говорил Вика. — Разве ты не видишь, сколько пространства в нашем распоряжении? Сейчас доставка строительного материала очень упростилась. Вот ты посмотришь, что здесь будет через год, когда закончится строительство нового гимнастического зала, ресторана и Большого астрономического центра!

— Но я не собираюсь ждать этого события целый год.

— Не смейся, ради звезд первой величины! Во-первых, тебе не позволят остаться на такой срок, а во-вторых, тебя снова и снова потянет к нам. Как знакомо мне это чувство! Наверное, его испытывают перелетные птицы. Когда там, на Земле, ночью среди звезд я нахожу свой «Сириус», то мне так и хочется взвиться в высоту. Нет, не смейся. Вера, и ты, Пегги. Именно взвиться!

Пегги сказала, стараясь сохранить серьезность:

— Да, Вера, тяга в космос у него настолько сильна, что ученый совет института решил держать его в контейнере, а не то он улетит в космос без скафандра.

Вика обиделся:

— Пегги! Это не остроумно.

— А тебе изменило чувство юмора. — Она кивнула Вере: — Теперь он поведет тебя показывать звезды и жуткое небо. Один раз это можно вынести. Затем приходи ко мне в лабораторию океанографии.

— Пегги! — возмущенно выдохнул Вика. — Как ты можешь…

— Могу, как видишь. — Пегги со смехом выскользнула за дверь.

Вика сказал, глядя на дверь:

— Вообще Пегги необыкновенный человек, только ей нравится втыкать в меня шпильки. — Он тряхнул головой. — Идем, Вера. Ты не пожалеешь! Пользуйся поручнями. Делай, как я. Главное — плавность движений.

Они шли по узкому коридору, устланному дорожкой с вытканными на ней полевыми цветами, мимо разноцветных дверей с большими цифрами на них.

— Чтобы не ворваться в чужую комнату, — пояснил Вика. — Здесь все продумано. Например, здесь существует два способа передвижения. Для новичков — тихое хождение с помощью поручней, для «стариков», которые дорожат своим временем, — реактивные бутсы-скороходы. Ты разве не заметила, какие на мне туфли?

— Представь, нет… О, какая оригинальная обувь! — искренне удивилась Вера, рассматривая Викины ботинки на толстенной подошве,

— В них микродвигатель. Очень удобно. Вот смотри! Викины ноги резко вынесло вперед. Затем он описал в воздухе полный круг и неожиданно покатился кубарем по зеленой дорожке, то подлетая к потолку, то ударяясь об пол. Он сбил с ног женщину, вышедшую из комнаты в коридор, и покатился дальше, издавая короткие вопли. Женщина поднялась с дорожки и укоризненно посмотрела вслед удаляющемуся Вике. Глаза ее смеялись. Она сказала встревоженной Вере:

— Ничего не произойдет. Молодой человек снял ограничитель. Вот уже и сработала автоматика. Ваш друг попал в спасительную сеть. Я сторонница нормального способа передвижения. Хотя бутсы изобретены еще в пору первых орбитальных станций, они что-то плохо прививаются. Да и нужны они только в полной невесомости, а здесь, слава богу, хоть какая-то тяжесть. Ты ботаник? — удивила она Веру.

— Да… Но как вы определили?

— Милочка моя! Твой приезд транслировался по местному телевидению. С тобой прибыл неповторимый Вика. Вот уже барахтается в сетях. — Кивнув на прощанье, она ушла в противоположную сторону.

Передвигалась она очень уверенно, не держась за поручни. Вера попробовала последовать ее примеру и тотчас же подлетела к потолку, при второй попытке ей удалось пройти несколько шагов, затем она пошла, удивляясь, как это легко и просто: только надо не напрягаться, плавно ставить ступни и плавно отрывать их от пола.

Вера видела, как Вика разулся, связал шнурки, перекинул бутсы-скороходы через плечо и ждал ее, крепко держась за поручни. Когда она подошла, Вика спросил с легким смущением:

— Надеюсь, тебе понятно, что произошло?

— Приблизительно, Вика.

— Так знай, что я проделал трюк, чтобы показать тебе, как осторожно следует пользоваться космической техникой, даже такой невинной, как бутсы-скороходы. Запомни, что реактивные двигатели толкают в пятку; следовательно, чтобы в лучшем случае не шлепнуться на пол, надо посылать корпус вперед. Ясно?

— О, вполне.

— Да ты превосходно научилась ходить! Пожалуй, не хуже Пегги. Наверно, дома работала на тренажере?

— Нет, Вика. Пригодились советы Пегги и милой дамы, что встретилась мне после того, как ты превратился в сегнерово колесо.

— Ах, это Лиза Иванова, микробиолог. — Вика помрачнел.

— Она успокоила меня, сказав, что ты не будешь вечно носиться по коридору, тебя изловят сетью.

— Да, это Лиза. Представляю, как она информирует Пегги! Ну, да ладно. Вот мы и пришли. Заметь, что двери наших лабораторий цвета неба Марса. Мы занимаем самую большую площадь на «Сириусе», и неспроста. Собственно, для нас и сооружен спутник. Все остальные ютятся под нашим крылом. Нам не жалко, места здесь всем хватит. Вот, пожалуйста, — главная обсерватория. Сейчас я тебя представлю доктору Аллану Хаасу. Вот это личность! Железный человек!

«Железный человек» оказался небольшого роста, щуплым с виду и, как отметила Вера, с маленькой головой и заурядным лбом. Трудно было представить, что перед ней один из выдающихся астрофизиков, опровергший теорию «разбегающейся Вселенной».

— Вы прилетели к нам в очень удачное время, — сказал доктор Хаас. — Всего несколько дней назад закончен монтаж системы ретрансляции. Теперь нам не надо надевать скафандры и…

— …болтаться в невесомости, — вставил Вика. Доктор Хаас улыбнулся:

— Как образно выразился Вика, теперь мы действительно редко болтаемся в невесомости. Изображения, получаемые телескопами, сейчас переносятся на экран.

Веру усадили в кресло. Обсерватория занимала большой эллипсовидный зал, напоминавший ходовую рубку на подводном гидрографическом судне, только несравненно больше; зато множество приборов на стенах, компьютеры, экраны невольно вызывали сравнение с подводным кораблем. И действительно, и там и здесь работали в герметически закрытых помещениях и только с помощью различных технических ухищрений могли наблюдать за тем, что происходит за стальной оболочкой.

Кроме доктора Хааса и Вики, в обсерватории находился еще один ученый. Он настолько углубился в какие-то расчеты, что только кивнул Вере и снова повернулся к каретке компьютера, выдававшего ровные ряды цифр.

— Доктор Джозеф Рейда, — представил его доктор Хаас.

Доктор Джозеф Рейда еще раз торопливо кивнул, щеки его дернулись, что, видимо, заменяло ему улыбку.

— Он на грани величайших открытий, — шепнул Вика Крубер, усаживая Веру в кресло против мерцающего экрана.

— Вам Вика покажет обозримую Вселенную, — сказал доктор Хаас и, извинившись, отошел в противоположную часть обсерватории, где, как пояснил Вика, он просматривает первые снимки пульсара, открытого вблизи центра нашей Галактики.

— Пульсар, пульсар… — Вера вопросительно посмотрела на Вику.

— Ну, пульсирующая звезда, и только.

В словах Вики Вера почувствовала неприязнь к доктору Хаасу, который, видимо, по мнению Вики, занимается пустяками, вместо того чтобы дальше развивать свою гениальную теорию.

Вика отошел к панели со множеством приборов. Экран засветился ярче. Затем Вере показалось, что экран ушел в стену, образовалось окно, и она в нем увидела Млечный Путь, до того яркий, что прикрыла глаза рукой,

— Не та фокусировка, — сказал Вика. — Вот теперь смотри. Ну как? — В голосе Вики звучали торжествующие ноты.

Действительно, у Веры захватило дух, когда в черной бездне засияли звезды созвездия Орион. Звезды именно сияли, не лучились, а сияли, казались меньше, чем на Земле, и неизмеримо дальше. Вера искала, с чем можно сравнить цвет космоса, и не находила сравнения. Вначале ей казалось, что перед ее глазами абсолютно черный цвет. Всматриваясь, она почувствовала, как пробежал холодок по спине: никакого цвета не было, перед ней разверзлось пространство, неизмеримое, бесконечное пространство, не имеющее цвета, как не имеет его пустота. Она поняла, что черный цвет — кажущийся, им заполняет сознание пустоту, и если бы не эта особенность, то перед ней открылось бы нечто страшное, немыслимо страшное. Захотелось домой, на Землю, под защиту теплого неба, под защиту облаков, захотелось услышать шелест листьев, шум волн, ворошащих гальку.

Вика перешел к метагалактике, взволнованным шепотом называл звездные острова во Вселенной:

— Крабовидная туманность… Туманность Андромеды… Шаровидная туманность… — Называл расстояния — миллионы и миллиарды световых лет.

— Благодарю. Достаточно, Вика, — наконец сказала Вера, подавленная необыкновенным зрелищем.

— Да ты что? — удивился Вика. — Сейчас мы пройдемся по нашей Солнечной системе.

— В другой раз. Вика.

Она поднялась. Поблагодарила доктора Хааса. Теперь этот маленький человек неожиданно вырос в ее глазах. Она поняла: какую надо иметь силу, какой полет воображения, чтобы оторваться от Земли, проникнуть в тайны Вселенной, объяснить законы ее движения, понять жуткую жизнь звезд!

Вера пошла к своим растениям и сразу обрела покой и уверенность в себе. Крохотные зеленые существа храбро карабкались к свету; особенно ее радовали ананасы и скороспелые огурцы. В ней крепла уверенность, что с ее легкой руки возродится космическая плантация. Только Вера никак не могла понять, что произошло. Она придерживалась старого состава питательной смеси, разве что применила новый стимулятор и чуточку изменила световой режим. Все это не имело существенного значения. Нововведения не могли принести коренных изменений.

Она вызвала по видеофону профессора Мокимото и поделилась с ним и своими успехами и недоумениями.

Профессор улыбался, его добродушное лицо из-за помех стало еще шире.

— Нельзя ничего отвергать, не проверив. Может быть, Сюсаку Эндо в чем-то прав, — сказал он, — может быть, действительно с помощью растений будет открыт еще один вид всепроникающей радиации. Кто прав, покажет будущее. Ты не задерживайся. Оставь строгие инструкции. Я же говорил, Вера-сан, что у тебя легкая рука.

На прощанье он протянул руку за рамку экрана и жестом фокусника извлек горшок из темно-зеленой эмали с орхидеей: алые лепестки цветов необыкновенной формы были окаймлены светлым золотом, тычинки, пестик, жемчужно-серая пыльца — все поражало в этом необыкновенном создании.

Вера всплеснула руками:

— Не может быть!

— Да, Вера-сан, твоя «Заря Цейлона». Сегодня ночью зацвела. Как жаль, что я не могу передать тебе ее аромат! Все наши друзья приходят взглянуть на нее, все восхищаются, все поздравляют тебя. Жду тебя, Вера-сан.

Почтительное «сан» почему-то растрогало Веру. У них с профессором навсегда утвердились простые, приятельские отношения. Сейчас Мокимото, видимо, чрезвычайно высоко оценил ее подвиги. Перегнувшись в поклоне, его изображение растаяло на экране.

Пегги застала Веру посреди комнаты. Та стоя покачивалась, глаза закрыты, на губах застыла улыбка. Пегги осторожно обошла ее кругом.

Вера приоткрыла веки:

— Не тревожься, Пегги, со мной все в порядке. Я «вспоминаю» запах своей орхидеи, она сегодня ночью расцвела, и ее только что показывал мне мой учитель. Какая прелесть!

— Учитель? — спросила Пегги с веселыми огоньками втлазах.

— И учитель и орхидея.

— Кто из них прекрасней?

— О, Пегги! Профессору Мокимото восемьдесят лет, да и он прекрасен, как может быть прекрасен человек.

— Прости. Я, кажется, сказала лишнее. Орхидея действительно хороша!

Они сели на тахту, и Вера стала рассказывать ей о своей работе в Институте растениеводства.

— Профессор считает, что у меня легкая рука.

Пегги посмотрела на ее руки:

— Не знаю, каков их вес, но руки у тебя изящны, только ты их не бережешь, все пальцы пожелтели от реактивов.

— Все забываю надевать перчатки. Мокимото имел в виду не вес моих рук.

— Какое-то иносказание?

— Ну конечно. Это идет от глубокой древности. Считалось, что некоторые люди обладают магической силой. У них все получалось лучше, чем у других, они даже лечили болезни наложением рук.

— Психотерапия?

— Нет, сложнее. И Мокимото — не знаю, в шутку или всерьез — считает, что и я наделена некой таинственной силой. Поэтому он меня и послал сюда, хотя все до обидного просто решается. И здесь с оранжереей, и с моей орхидеей, и даже с движущимися растениями. Все основное сделал мой учитель. Я только переставила их в тень, и они «пошли», вернее, медленно поползли к свету. Практически эта их особенность не нужна в сельском хозяйстве, важно научное значение опыта.

— Я что-то читала или видела в хронике твои ходячие кустики.

— Именно кустики, гибриды из семейства манговых. Они медленно передвигаются в более освещенную сторону, сами ищут более влажную почву.

— И только?

Вера с удивлением посмотрела на Пегги.

— Как только?

— Я имела в виду практическую пользу.

— Никакой. Только научное значение. Разве мало — заставить растение ходить?

— О да… Шаги к познанию жизни?

Вера обняла ее за плечи. Они смеялись долго, до слез. Затем смотрели «Обзор событий». В конце передачи в разделе «Важные новости» целых две минуты уделили нашествию синезеленых водорослей. Вера просияла, увидев Костю в его лаборатории, дающего интервью молоденькому репортеру, увешанному самыми совершенными приборами для записи изображения и звука. Затем показали злосчастные «поля» хлореллы, пораженные синезеленой водорослью, и парящую над ней авиетку с инспектором и Наташей Стоун. Оператор ухитрился запечатлеть крупным планом сумрачного Чаури Сингха и очаровательную водительницу машины.

— Натка уже перелетела в Лагуну! — с восхищением воскликнула Вера. — Она необыкновенная! Всегда в центре событий! Мы с ней учились в школе второго цикла. И тогда Натка отличалась от всех нас стремлением везде быть первой. И, представь, преуспевала в этом. Отлично училась. Получила лавровый венок на олимпиаде за победу в соревнованиях по художественной гимнастике. Ей прочили большое будущее. Но она пока все ищет, ищет и ни на чем не может остановиться.

— Ей не хватает внутренней дисциплины, — сухо заметила Пегги. — У всех у нас было влечение ко многому. Но мы же остановились на чем-то определенном, остальное имеет второстепенное значение или же стоит на очереди. Вот я, например, сразу увлеклась геологией моря и «утонула» в нем. Может быть, лет через пять — десять переменю профессию. Займусь серьезно кристаллографией. Сейчас эта наука для меня только хобби, не больше.

— Нет, я ее не осуждаю, — сказала Вера. — Иногда даже завидую ее жажде новизны. Она всегда в центре событий, среди новых людей, ее волнуют новые идеи. Везде она вносит романтическую приподнятость. Сколько мужчин влюбились в нее!

— Да, она красива, — согласилась Пегги, — даже, пожалуй, слишком красива. Все же этого мало для заполнения всей жизни. Тебе не кажется?

— Нет, Пегги! У нее талант быть красивой, красивой во всем. Я только недавно узнала, что все компьютеры Космоцентра говорят ее голосом. Она доставляет радость нашим межзвездным скитальцам. Вот только не знаю, счастлива ли она сама. Пожалуй, нет. Она все время ищет. Ей, да и нам кажется, что она не устроена, зря растрачивает таланты. Как мы неправы! Такие люди скрашивают монотонность бытия. Они редки, как гении…

— Вера!

— Да, Пегги. Эта мысль пришла мне только сейчас, и как она верна! Пусть Наташа не создаст нового вида растения, не получит еще одного вида пластмассы, даже не откроет нового физического закона, — существование ее оправдано.

— Не знаю, не знаю. Я бы лично задумалась…

— Пегги!

Пегги выжидательно повернула голову.

— А не посмотреть ли нам передачу о Сером Ушке?

С лица Пегги сошла озабоченность, вызванная судьбой Наташи Стоун, она улыбнулась.

— Ну конечно, Вера! Я сейчас переключу на двадцать первый канал Северного полушария.

Девушки, забыв о размолвке, стали следить за приключениями Серого Ушка, попавшего на планету, заселенную наивными чудовищами, невероятно страшными и очень добрыми; перетрусивший заяц не знает этого и попадает из одного комичного положения в другое…

Затем, выключив экран, они несколько минут сидели молча, отдавшись своим думам. Вера посмотрела на погрустневшее лицо Пегги и спросила:

— Тебе очень хочется домой?

— Конечно, Вера, очень!

— Мне нестерпимо хочется. Мне каждую ночь снится, будто я хожу по своим аллеям с орхидеей в руках и кого-то ищу, чтобы похвастаться, какая у меня необыкновенная орхидея.

— Я не вижу снов, — грустно сказала Пегги. — Я даже обращалась к врачу. Врач еще там, на Земле, сказал, что сны я вижу, но забываю их, что все видят сны…

Послышался осторожный стук.

— Вика, — сказала Пегги. — У него одна из особенностей — появляться некстати.

— Нет, почему же. Пожалуй, он сейчас развеет нашу хандру. Заходи, Вика!

И Вика вплыл как-то боком, опустился на ковер у ног девушек, спросил:

— Как у меня походка?

— Верх изящества, — ответила Пегги.

— Я все стремлюсь делать изящно. Добрый вечер. Поздравьте меня!

— Охотно, — сказала Вера. — Только с чем?

— Видите ли… Мне удалось взять параллакс у звезды Арсеньева, самой дальней… ну, не совсем, пожалуй, все же одной из отстающих, на умопомрачительном расстоянии от Земли. И вот только что, десять минут назад, компьютер выдал результаты, — он прищурился, лицо залила блаженная улыбка, — миллиард световых лет!

Вера и Пегги от души поздравили Вику.

— Охотно принимаю ваши поздравления, — сказал Вика, — не скрою — приятно. Жаль, что закрыт бар, а не то я бы угостил вас, девочки, коктейлем «Галактика». Ты, конечно, Вера, еще не пила ничего подобного! Сразу впадаешь в нирвану…

Избавившись от Вики, девушки еще с полчаса слушали концерт из Дели, затем Пегги ушла к себе, а Вера взяла трубку радиотелефона, назвала зону, номер. Компьютер мгновенно попросил подождать минуту… Они давно не встречались с Биатой. Сразу после замужества Биата уехала в Москву, работать в Институте имени Штернберга. У нее родился сын. Вначале они часто встречались у видеофона, затем паузы между встречами удлинились. На «Сириусе» Вера все время вспоминала подругу, ей все казалось, что она увидит ее, «плывущую» по коридору, прильнет к ее плечу…

Минута прошла, на экране видеофона появился пейзаж Подмосковья: клеверное поле, обрамленное с одной стороны березовой рощей, с другой — еловым бором. Впереди виднелась синяя гладь озера. По клеверному полю шла Биата. Она остановилась, вытащила из пляжной сумки портативный видеофон. Взглянула на крохотный экран и крикнула: «Верка! Ты!..»

Из-под ног Биаты вылетел жаворонок и, набирая высоту, торопливо рассыпал хрустальные рулады…