Боло!

Со щитом

Лейтенант Манека Тревор редко чувствовала себя такой молодой.

Она выбралась из воздушного такси, доставившего ее в Форт-Меррит, и заставила себя остановиться и хорошенько потянуться. Она была стройной хорошо сложенной молодой женщиной, но тесный салон маленького такси, которое она могла себе позволить, не был приспособлен для одновременной перевозки и багажа и людей. Весь перелет от Найк Филд до Форт-Меррита она проделала с вещмешком и сундуком, наваленными на ноги. Кроме того, разминание затекших ног давало ей очевидную причину постоять на месте и поразглядывать резервацию Меррит.

Огромная военная база, названная в честь одного из павших героев бригады "Динохром", простиралась так далеко, насколько мог видеть невооруженный человеческий глаз. Большинство видимых строений были приземистыми, просто керамобетонными глыбами, возвышающимися над окружающей тропической растительностью, как огромные, наполовину зарытые в землю мячи для гольфа. Было несколько исключений. Одним из них, судя по указателям перед ним, был главный административный корпус форта. Это конкретное сооружение было высотой почти в тридцать этажей и увенчано ошеломляюще сложной системой коммуникаций. Манека задалась вопросом, было ли это здание построено настолько выше других зданий базы специально для того, чтобы очень молодые офицеры, прибывающие на свои первые полевые задания, чувствовали себя еще более нервозно, или же это просто было непредвиденной случайностью.

Ее губы изогнулись в легкой усмешке, вызванной ходом ее собственных мыслей, она перестала потягиваться, одернула подол форменной туники и активировала устройство для выдачи багажа.

Сундук и вещмешок выплыли из тесной кабины и аккуратно выстроились позади нее на своих индивидуальных антигравитационных установках. Она уже заплатила за проезд, и искусственный интеллект такси бросил ей вслед веселое “Хорошего дня!”, потом машина захлопнула дверцу, развернулась и, поскуливая, полетела обратно в сторону Найк Филд.

Манека расправила плечи и направилась по кажущейся бесконечной керамобетонной дорожке к внушительному главному входу в административное здание, а ее багаж послушно тащился за ней.

Зеркальный бронепласт возвышался над ней, отражая темно-синее небо Санта-Круза и сверкающие белые облака. Для раннего лета на Санта-Крузе день был умеренно теплым, но Манека родилась и выросла среди скалистых вершин планеты Эверест. Она предпочитала более прохладный и сухой климат, не говоря уже о значительно более низком атмосферном давлении, и, хотя прочная ткань ее бригадной униформы поддерживала температуру ее тела в выбранном ею диапазоне, она чувствовала, как пот выступает у нее на лбу и собирается под короткими темными волосами. По крайней мере, Эверест не так уж сильно отличался от населенных людьми мест, чтобы его жители не смогли приспособиться даже к таким душным и влажным парилкам, как Санта-Крус, если бы им пришлось… рано или поздно. По крайней мере, ее генетическое наследие позволяло ей загорать быстро и глубоко.

Конечно, призналась она себе, климат — не единственная причина, по которой ты сегодня потеешь, не так ли, Манека?

Она тихо усмехнулась при этой мысли, затем приняла “официальный” вид и приблизилась к вооруженному часовому. Бригадный капрал в безупречной форме стоял по стойке “вольно”, бесстрастно наблюдая за ее приближением. Манека знала, что его присутствие здесь было полным анахронизмом. Периметр и здания Форт-Меррита охранялись гораздо более эффективными системами безопасности чем этот капрал, а стандартный компьютерный интерфейс мог бы более эффективно приветствовать посетителей и направлять их в соответствующие пункты назначения.

Тем не менее, назначение капрала сюда несло в себе определенный смысл, который не ускользнул от внимания новоиспеченного лейтенанта. Какими бы совершенными ни были технологии, какими бы смертоносными и преданными своему делу подразделениями бригады "Динохром" они ни были, авторитет человека-командира был заложен в них на каждом уровне. В конечном счете, бригады Боло были слугами человечества. Да, они также были защитниками и надежными боевыми товарищами. Но, в конце концов, авторитет людей должен быть сохранен на всех уровнях.

Капрал вытянулся по стойке смирно и отдал честь, когда Манека остановилась перед ним. Она изящно ответила на приветствие и прочитала его фамилию на табличке.

— Добрый день, мэм, — бодро поздоровался капрал. — Чем я могу помочь лейтенанту?

— Добрый день, капрал Моралес, — ответила она. — Я докладываю о назначении в Тридцать Девятый батальон. Мне приказано явиться в кабинет командира батальона в Административном здании.

— Понимаю. Могу я ознакомиться с приказами, лейтенант?

— Конечно. — Манека протянула ему чипы, содержащие не только приказы о ее назначении на службу, но и все распоряжения о перемещении и транспортные квитанции, которые потребовались, чтобы доставить ее сюда из системы Сандхерст. Капрал Моралес быстро просмотрел ее приказы о назначении и вставил соответствующий чип в свой мини-компьютер на браслете, затем быстро пробежался пальцами по виртуальной клавиатуре.

Со своего места Манека не могла разглядеть детали голографического изображения, которое мини-компьютер проецировал перед глазами Моралеса, но капрал, очевидно, быстро нашел то, что искал.

— Спасибо, мэм, — сказал он, извлекая чип из мини-компьютера и вставляя его в соответствующий слот для хранения, прежде чем вернуть весь набор обратно Манеке. — Лейтенант найдет кабинет полковника Чайковского на пятнадцатом этаже. Номер 1532. Поднимитесь на центральном гравитационном лифте, на площадке пятнадцатого этажа поверните направо и пройдите до конца коридора.

— Спасибо, капрал Моралес. Не могли бы вы еще подсказать, есть ли здесь какое-нибудь место, куда я могла бы сдать свой багаж, пока буду отчитываться?

— Да, мэм. Нажмите кнопку “Обслуживание” на пульте управления зданием. Она расположена справа от вас, сразу за входом.

— Спасибо, — повторила Манека. Капрал кивнул, снова вытянулся по стойке “смирно” и отдал ей честь еще раз. Она ответила на любезность и прошла мимо него в административное здание.

Пульт управления зданием был точно там, куда указал Моралес, и Манека нажала “обслуживание”.

— Чем я могу вам помочь, лейтенант Тревор? — спросил приятный голос, говоривший через бригадный передатчик, хирургически имплантированный в левую височную кость Манеки.

— Мне нужно сдать свой багаж на временное хранение, пока я буду докладывать о прибытии, — ответила она в пустоту.

— Конечно. Одну минутку, пожалуйста.

Манека наблюдала, как ее парящий багаж слегка дернулся. Искусственный интеллект здания автоматически и мгновенно идентифицировал ее по коду IFF[3], запрограммированному в ее имплантированной системе бригадной связи бригады. Компьютеру потребовалось еще несколько секунд, чтобы получить нужные командные частоты и коды от ее гражданского устройства для перемещения багажа. Но все было выполнено более чем блестяще, и Манека отступила в сторону, когда сундук и вещмешок плавно заскользили по боковому проходу.

— Ваш багаж будет храниться до вашего возвращения, лейтенант Тревор, — заверил ее искусственный интеллект. — Просто нажмите кнопку возврата на вашем ручном блоке, когда захотите забрать его.

— Мне обязательно возвращаться сюда для этого?

— Нет, лейтенант Тревор. Пересылка может потребовать несколько больше времени, но вы можете вызвать его из любой точки административного здания.

— Спасибо, — сказала она.

— Всегда пожалуйста, — ответил ИИ, и Манека направилась через вестибюль к гравитационным лифтам.

Она весьма сомневалась в том, что компьютер здания обладал полностью развитóй личностью. Любой офицер бригады, даже такой блестящий новичок, как она, понимал одну вещь: совокупную стоимость и сложность современной психотроники, которая давала Боло полноценную, автономную, функциональную личность, столь же сложную, как и у любого человеческого существа. Но даже ИИ, в которых отсутствовали полноценные личности, имели программу, которая распознавала вежливость и реагировала на нее… и автоматическое внимание к эмоциям электронных личностей было отличной привычкой для офицера бригады.

Гравитационный лифт доставил ее на пятнадцатый этаж со своей обычной дезориентирующей скоростью и эффективностью. Помня инструкции Моралеса, она повернула направо и быстро нашла на стене табличку, которая указывала ей на “Кабинет командующего офицера, 39-й батальон, Динохром Бгде”.

При виде этих слов по ее телу пробежала внезапная дрожь. Уже так близко, так близко!

Она глубоко вздохнула, приказала себе излучать ауру спокойствия и быстро зашагала по коридору.

Полковник Эверард Чайковский много лет назад обнаружил, что если установить голографический дисплей своего компьютера на нужную высоту и под нужным углом, это не только снимет напряжение с шеи, вызванное долгими часами, проведенными перед ним, но и позволит ему смотреть прямо поверх него на дверь своего кабинета, сохраняя при этом внимание и сосредоточение на своей рутинной бумажной работе.

Сейчас он позволил своему взгляду, казалось, задержаться на совершенно захватывающем описании последней ссоры между Центральным депо технического обслуживания и главным оружейником батальона, в то время как на самом деле он изучал молодую женщину, которую старший сержант Шумер провел в его кабинет.

Молодая женщина, о которой шла речь, стояла по стойке “смирно”, терпеливо ожидая, когда он заметит ее появление. Она маленькая, подумал он. Не более ста пятидесяти пяти — ста шестидесяти сантиметров ростом, и такая стройная, что у него возникло искушение назвать ее хрупкой. Ее кобальтово-голубые глаза, расположенные на овальном лице с высокими скулами, решительный нос с высокой горбинкой и слегка припухлые губы составляли интригующий контраст с очень темными волосами и лицом цвета сандала. У ее глаз также была ярко выраженная эпикантусная складка, заметил он, и ему стало интересно, какие именно штаммы пикантно бурлящего генетического рагу человечества произвели ее на свет.

Он изогнул указательный палец и коснулся функциональной клавиши на своей виртуальной клавиатуре. Отчет о материально-техническом обеспечении исчез, сменившись лаконично изложенным отрывком из записей лейтенанта Тревор, которые сержант Шумер подготовил и загрузил для него.

Он заметил, что она закончила академию тридцать второй в классе из тысячи ста пятнадцати человек. Лучшая в классе по тактике, третья в классе по психотронной теории. По всем остальным предметам она была значительно выше среднего уровня и четырнадцатое место по военной истории.

Сорок с лишним стандартных лет службы в Бригаде научили Эверарда Чайковского создавать на лице любое выражение, какое бы он ни захотел, и поэтому ему удалось избежать драматического расширения глаз или поджатия губ, и он не встал, чтобы поаплодировать ее прибытию. На бумаге она, безусловно, производила впечатление, хотя у него были сомнения по поводу ее очевидных слабостей в психотронике. Но он видел немало курсантов, которые выглядели впечатляюще на бумаге, но так никогда и не оправдали этого на практике.

Он закончил читать, очистил дисплей и вопросительно приподнял брови, впервые посмотрев прямо на лейтенанта.

— Лейтенант Манека Тревор, прибыла на службу, сэр! — сказала она, вытянувшись по стойке “смирно” и резко отдав честь.

Он заметил, что в ее стандартном английском был интересный акцент, который придавал гортанный, почти прокуренный оттенок даже четкой, официальной военной фразеологии. Он был уверен, что этот намек на чувственное сопрано был одновременно неосознанным и непреднамеренным, и скрыл мысленную ухмылку, представив, как молодые парни, испытывающие избыток тестостерона, отреагируют на это.

— Стойте спокойно, лейтенант[4], — сказал он, небрежно отвечая на ее академический салют. Она снова приняла стойку "смирно", а не спокойную, ее глаза были устремлены на положенные пятнадцать сантиметров выше его головы.

— Итак, вы наш новый командир Боло, — сказал он.

Глаза Манеки широко раскрылись и, помимо ее воли, остановились на лице полковника Чайковского. Командир Боло? Она, должно быть, ослышалась!

Он просто сидел, глядя на нее в ответ со слегка задумчивым выражением лица, и она поборола желание нервно облизнуть губы, когда поняла, что он готов продолжать в том же духе, пока она что-нибудь не скажет.

— Сэр, — начала она, удивляясь, что ее голос не дрожит от неуверенности, — мне было приказано прибыть в Форт-Меррит для прохождения службы в Тридцать Девятом батальоне. В чем именно будут заключаться мои обязанности, не уточнялось. Однако я определенно никак не предполагала, что такой молодой и неопытный человек, как я, может быть рассмотрен на должность командира.

— Думаешь, ты не справишься с этой работой? — Чайковский намеренно придал своему голосу вызывающую холодность, но самообладание молодой женщины оставалось невозмутимым.

— Да, сэр, я уверена, что справлюсь с этой работой. Я считаю, что мой послужной список в Академии свидетельствует о том, что у меня есть подготовка и врожденные способности для командования подразделением в бою. Однако, как я уже сказала, я еще очень молода и осознаю свою неопытность. Я ожидала, что меня направят на дополнительное обучение с получением практического опыта под руководством высококвалифицированного и опытного командира подразделения. Именно это внушили мне мои инструкторы в Академии.

— Понятно.

Чайковский откинулся на спинку стула, положил локти на подлокотники и сцепил пальцы перед грудью. Несколько секунд он холодно рассматривал ее, затем позволил себе первый намек на улыбку.

— Неплохой ответ, лейтенант, — сказал он ей. — И я уверен, что это именно то, чего вам советовали ожидать в Академии. Но правда в том, что в бригаде как раз сейчас происходят некоторые изменения.

Глаза Манеки потемнели. Она точно знала, что он имел в виду.

— Мельконианская Империя не так развита в технологическом плане, как Конкордат, — продолжил Чайковский ровным, сухим лекторским тоном. — По крайней мере, в большинстве областей. Они на удивление хороши в области радиоэлектронной борьбы и скрытности, но они сильно отстают от нас в кибернетике и не продемонстрировали ничего, что могло бы сравниться с нашими психотронными технологиями. К сожалению, Империя также намного больше, чем Конкордат. Мы это знали. Я сильно подозреваю, что никто из аналитиков не учел того, что мы, возможно, недооцениваем, насколько она может быть больше. И теперь, когда мы заняты тем, что убиваем друг друга партиями размером с планету, этот конкретный вопрос приобретает особую актуальность.

Он спокойно смотрел на нее, и ни один из них не нуждался в пояснениях. Нынешняя война против Мельконианской Империи началась в 3343 году, в тот самый год, когда родилась Манека. Ее давно предвидели, но никто даже представить себе не мог, насколько ужасной она будет, когда начнется. Огромные размеры Империи застали так называемых “экспертов по разведке” Конкордата врасплох. С другой стороны, технологическое превосходство Конкордата, должно быть, стало такой же большой неожиданностью для мельконианцев. Первоначальные столкновения флотов проходили в подавляющем большинстве случаев в пользу человечества… по крайней мере, до тех пор, пока Щенки не мобилизовали свой настоящий боевой флот. После этого ситуация становилась все хуже.

Шесть лет назад, после пятнадцати лет все более кровопролитной войны, мельконианцы совершили то, что император с удовольствием назвал “демонстрационным ударом” по планете Новый Вермонт. Никто из миллиарда жителей планеты не выжил.

Неизбежный ответный удар Конкордата по мельконианской планете Тарнас был столь же… эффективным. Но вместо того, чтобы вдохновить мельконианцев отказаться от геноцидальных нападений, удар по Тарнасу стал просто первым вкладом человечества в постоянно растущий по спирали цикл кровавого насилия. К настоящему времени, согласно мрачно обоснованному “плану Рагнарек”, уничтожение способности мелькониан к ведению войны — что, знали все, и признавали они это или нет, означало полное истребление мельконианского вида — стало официальной политикой Конкордата.

Поэтому, как само собой разумеющееся, истребление человечества стало ответной политикой Мельконианской Империи.

Для Манеки на тот момент это пока еще было только интеллектуальным осознанием, для Чайковского — нет. Манека знала (хотя на самом деле не должна была знать), что последней должностью Чайковского перед тем как ему дали Тридцать Девятый, была должность старшего офицера 721-го полка… который понес потери в семьдесят шесть процентов в битве при Майбахе.

— Очевидно, что у нас есть значительное преимущество в боевой мощи в соотношении тонна к тонне, — продолжил Чайковский. — Их военным кораблям нужно преимущество три к одному, чтобы противостоять нам на равных, и разница еще более велика для их планетарных тяжелых боевых единиц, выступающих против современных Боло. Проблема в том, что у них, похоже, есть такое численное преимущество, и, вполне вероятно, еще большее. Я так понимаю, вы уже в курсе большей части этого?

— Да, сэр, — тихо сказала она.

— Тогда вы понимаете, что Бригада понесет тяжелые потери в этой войне, — категорично заявил он ей. — Кроме того, мы наращиваем наши силы самыми высокими темпами за всю историю Бригады. Вот почему ваш учебный план в Академии был сокращен на целый семестр и поэтому ваш выпускной класс был на двадцать процентов больше, чем предыдущий… и на двадцать процентов меньше, чем последующий, несмотря на то, как трудно найти кандидатов в офицеры, способных пройти отбор в Бригаду. Именно поэтому Тридцать Девятый полк систематически совершает рейды в поисках опытных командиров. Мы работаем на пределе сил — и даже больше, — чтобы не отставать от боевых потерь и одновременно укомплектовывать экипажами новые Боло. Поэтому, хотя я бы предпочел традиционно назначить вас к опытному командиру — наставнику, это просто непрактично. Фактически, из двенадцати командиров Тридцать Девятого полка только трое, включая меня, участвовали в реальных боевых действиях.

— Вы будете нашим самым молодым командиром, и я назначаю Восемь-Шесть-Два-BNJ — “Бенджи” — вашим Боло. Он не раз бывал в бою, лейтенант. Вы можете многому научиться у него, как и у всех остальных вокруг вас. Я уверен, что вы и ваши однокурсники по Академии просчитали свои шансы дожить до пенсии. Конечно, если предположить, что в обозримом будущем кому-то будет позволено уйти на пенсию.

Он коротко улыбнулся.

— А если подсчитали, то уже знаете, что шансы не особенно обнадеживают. Осознание этого, вероятно, поможет вам взглянуть на ситуацию реалистично, но не зацикливайтесь на этом. Подобные вещи могут создать ситуацию самоисполняющегося пророчества. Вместо этого запомните вот что, лейтенант. Все, чему вы можете научиться здесь, каждая уловка, которой вы можете овладеть, каждое тактическое понимание и каждая хитрость, которые вы можете приобрести, изменят шансы в вашу пользу. Это также сделает вас более эффективным командиром, более опасным для противника в бою. На данный момент это ваша главная обязанность — учиться. Учиться тому, как выжить, как встретить врага и как победить его. Боло Марк XXVIII, вроде Бенджи, слишком стар для использования на передовой в такой войне, но он существует уже сто с четвертью стандартных лет. Более ста двадцати пяти лет, лейтенант Тревор. За это время он научился нескольким трюкам. Учитесь у него.

— Да, сэр. Я постараюсь, — тихо сказала она, когда он замолчал.

— Не “старайтесь”, лейтенант, — строго сказал он. — Делайте.

Он задержал на ней взгляд еще на несколько мгновений, затем резко кивнул.

— Очень хорошо, лейтенант Тревор. Добро пожаловать в Тридцать Девятый полк. Он встал и коротко, но твердо пожал ей руку, затем кивком указал на дверь. — Сержант Шумер выдаст вам чип с официальным приказом о прикреплении вас к Бенджи. Майор Фредерикс в данный момент на маневрах, так что сержант, вероятно, передаст вас сержанту Тобиасу. Он старший техник по Боло вашей роты, и это делает его лучшим человеком, который может представить вас Бенджи. Удачи, лейтенант.

Он выпрямился, и она снова вытянулась по стойке “смирно” и отдала честь. Он ответил тем же.

— Свободны, лейтенант.

— Вы когда-нибудь встречали Марк XXVIII, мэм? — почтительно спросил сержант Альф Тобиас, когда они с Манекой шли через плац роты к возвышающейся горе оружия и брони, которая ожидала их.

— На действительной службе? — спросила Манека, взглянув на него, и он кивнул.

— Только один раз, — призналась она. — Однако в Академии я работал с парой отставных ИИ Марк XXVIII.

— Правда? — Тобиас склонил голову набок, глядя на нее. — Это хорошо, мэм, — сказал он ей. — Я знаю, что XXVIII уже не совсем первоклассное оборудование, но я всегда думал, что у них есть… Я не знаю, может быть, в них больше индивидуальности, чем в более новых марках. Конечно, это может быть просто потому, что они существуют гораздо дольше, я полагаю. За столетие или два у них есть много времени для развития личностных особенностей.

— Полагаю, что да, — согласилась Манека, вспомнив “штатные” ИИ Боло, “уволенных” из своих устаревших тел и приписанных к Академии для взаимодействия со студентами. В частности, одна из них — 28/B-163-HRP — обладала восхитительно язвительным характером, из-за чего прозвище “Гарпия” идеально подходило ей. Манека сомневалась, что когда-нибудь забудет тот день, который Гарпия провела, критикуя не слишком блестящее решение тактической задачи кадетом Тревор, и улыбнулась, оглянувшись на сержанта.

— Лично я, — сказала она, — рада, что Бригада начала увольнять и обновлять программное обеспечение, вместо того чтобы просто сжигать личностные центры, сержант.

— И вы, и я, мэм, — в свою очередь, согласился Тобиас, бросив на нее взгляд, в котором читалось одобрение. — Мне никогда не казалось справедливым просто выбрасывать их, когда они становились слишком старыми, — продолжил он. — Конечно, старые модели — до XXIV и XXV — вероятно, имели слишком много ограничивающих функций, чтобы сделать обновление их ИИ до новых марок практичным. Они изначально не предназначались для модернизации.

— Я знаю. — Манека начала было говорить что-то еще, но передумала, когда они вдвоем вошли в тень приближающегося Боло. Она ожидала, что Тобиас немедленно познакомит ее с огромной боевой машиной, но сержант терпеливо ждал, пока она в полной мере ощутит всю ее силу.

Подразделение 28/G-862-BNJ был 15 000-тонным Боло Марк XXVIII, модель G, одним из старых Триумфаторов. Длина его корпуса составляла восемьдесят семь метров от богато украшенного носа до самых дальних противопехотных установок и орудий точечной обороны. Его огромные колеса были почти шести метров в диаметре, гусеницы — восьми метров в ширину, а верхушка центральной башни главной батареи возвышалась на двадцать семь метров над землей, но он был таким широким и длинным, что все равно казался приземистым, почти гладким. Его система неприцельного огня была разделена: четыре 30-сантиметровых казеннозаряжающихся скорострельных миномета были установлены впереди башни, а двадцать четыре ячейки ракетной системы вертикального пуска — позади нее. Вспомогательное вооружение в виде бесконечных повторителей располагалось ромбом вокруг центральной башни: восемь 10-сантиметровых пушек с ионными зарядами в четырех спаренных турелях по бокам, а также пара одиночных турелей, установленных по осевой линии в носовой и кормовой частях главной башни. Бортовые турели были расположены эшелонированно, что позволяло, по крайней мере, пяти бесконечным повторителям вести одновременный огонь по любой цели, и, хотя вооружение с ионными зарядами было гораздо менее мощным, чем малокалиберные “Хеллборы”, установленные в качестве дополнительного оружия на современных моделях Боло, Манека знала, что 10-сантиметровая версия, установленная на Марк XXVIII, пробьет более четверти метра дюраллоя с близкой дистанции. И хотя 110-сантиметровый “Хеллбор” из основного вооружения BNJ был намного легче, чем 200-сантиметровое оружие нынешнего поколения, он все равно мог выдавать 2,75 мегатонны в секунду.

Гласис BNJ сверкал приваренными боевыми наградами за более чем столетнюю активную службу. Манека узнала, пожалуй, половину наградных лент, в том числе награды за несколько военных кампаний с Ксалонтами и Дэнгами. Она смутилась, не узнав остальных, и сделала мысленную пометку поискать информацию как можно скорее. Но если она и не узнала какие-то из них, то награды за доблесть — это совсем другое дело. Она пробежала глазами по длинному сверкающему ряду платиновых и родиевых звезд и постаралась не выдать своей реакции на открытие, что BNJ получил не менее трех Галактических Кластеров. Вероятно, на вооружении все еще оставалось по крайней мере несколько таких же или даже более титулованных Боло, но их не могло быть много.

И все же, несмотря на несомненную огневую мощь Марк XXVIII и всю доказанную смертоносность и храбрость BNJ, полковник Чайковский и сержант Тобиас были правы. BNJ и его братья и сестры больше не были пригодны для боя с противником в первых рядах.

В Академии Манека изучила все, что могла найти о наземных боевых системах Мельконианской Империи, и она знала, что преимущество людей в психотронике и искусственном интеллекте, как правило, дает даже более старым Боло, таким как BNJ, огромное преимущество в любой схватке один на один с укомплектованными щенками бронетанковыми подразделениями. Мельконианские тяжелые боевые мехи — “Суртуры”, как их окрестил Конкордат, — имели мощную поддержку искусственного интеллекта, но рассматриваемые ИИ были гораздо менее эффективны и требовали ввода команд почти на каждом этапе. Они были примерно эквивалентны старому Марк XX или даже Марк XIX, хотя и обладали гораздо более мощным вооружением, чем те древние Боло. Они были быстрыми, смертоносными и боеспособными, пока действовали в рамках заранее разработанных “законсервированных” боевых планов, но гораздо медленнее, чем любой Боло из текущего арсенала, когда сталкивались с тактическими ситуациями, выходящими за рамки их заранее запрограммированных планов.

Но хотя их кибернетика была значительно хуже психотронных систем Конкордата, они также были менее массивными, и мельконианцы предпочли использовать реакторы на антивеществе, а не громоздкие установки холодного синтеза, которые применяло человечество. В результате получилась боевая машина массой 18 000 тонн с двумя эшелонированными главными башнями, в каждой из которых установлен мельконианский эквивалент трех 81-сантиметровых “Хеллборов”. Расположение турелей означало, что каждая из них прикрывала огонь другой по дуге примерно в двадцать пять градусов, но это все равно означало, что все шесть “Хеллборов” могли быть нацелены на одну цель с углом обстрела в триста десять градусов. Такая мощная главная батарея автоматически означала, что дополнительное вооружение “Суртура” неизбежно будет намного легче, чем у Боло нынешнего поколения, хотя и тяжелее, чем у более старых моделей, таких как BNJ, и “Суртур” выпускался в двух различных вариантах. Существовала “стандартная” и “вспомогательная” модель, у которой почти полностью отсутствовало дополнительное вооружение в пользу возможности ведения огня непрямой наводкой, по крайней мере, на двадцать пять процентов тяжелее, чем у BNJ.

Напарник “Суртура”, средний мех, получивший в Конкордате кодовое название “Гарм”, весил едва ли девять тысяч тонн и безнадежно уступал в классе любому Боло. Но мельконианцы объединяли свои броневойска в тактические подразделения, называемые “кулаками”, каждое из которых объединяло одного суртура и двух гармов. Учитывая, что более легкие “Гармы” прощупывали местность впереди и поддерживали фланговые подразделения под жестким тактическим контролем Суртура, мелконский “кулак” был, вероятно, самым опасным противником, с которым подразделение бригады “Динохром” сталкивалось за последние столетия.

И у них было много кулаков. Что было одной из причин, по которой Академия теперь выпускала два класса в год вместо одного.

Когда эти мысли промелькнули у нее в голове, одна из передних камер BNJ выдвинулась и повернулась к ней. Она чувствовала себя похожей на насекомое, когда гигантский Боло рассматривал ее с видимой задумчивостью, и ее губы сами собой растянулись в улыбке при мысли о том, как нелепо она, должно быть, выглядела, стоя перед ним, ведь ее макушка едва доставала до четверти высоты любого из его колес.

— Бенджи, — сказал сержант Шумер через мгновение, — Это лейтенант Тревор.

Манека знала, что представление было чистой формальностью. BNJ — называть любого Боло его прозвищем считалось верхом невоспитанности до тех пор, пока тебя официально не представят ему, — несомненно, просканировал ее имплантат IFF в тот момент, когда она пересекла периметр его защитной зоны. Но за прошедшие столетия в бригаде выработались прочные традиции соблюдения надлежащего протокола и вежливости.

— Рад познакомиться с вами, лейтенант, — произнес приятный звучный баритон из внешних динамиков Боло.

— Спасибо, — ответила она.

— Лейтенант назначается вашим новым командиром, Бенджи, — сказал Шумер. — Командная аутентификация: “Когда весной запоют синие птицы”.

— Аутентификация пройдена. — на оптической камере мигнул красный огонек, и затем баритон заговорил снова, на этот раз обращаясь непосредственно к Манеке. — Подразделение Два-Восемь-Гольф-Восемь-Шесть-Два-Бейкер-Новэмбер-Джульетта на связи, ожидает приказов, Командир, — сказал он.

— Спасибо, Бенджи. — Манека почти успешно справилась с дрожью в голосе, когда впервые одна из огромных, внушающих благоговейный трепет боевых машин, командовать которыми она обучалась почти восемь стандартных лет, признала ее авторизацию. Она никак не ожидала, что этот момент наступит так рано в ее карьере, даже несмотря на то, что интенсивность войны неуклонно возрастала до новых высот насилия, и она глубоко вдохнула, смакуя это.

— Вам придется дать Бенджи чуть больше свободы, лейтенант, — сказала майор Анджела Фредерикс по вживленному приемопередатчику Манеки, со своего командирского кресла на борту подразделения 28/D-302-PGY. Нельзя сказать, что ее голос был неприятным, но в нем определенно звучала резкость. — Не сомневайтесь в нем. У вас пока еще совершенно нет опыта.

— Да, мэм.

Манека говорила ровным голосом, но щеки ее пылали от смущения. Черт возьми, она знала, что боевой компьютер Бенджи лучше разберется в любой тактической ситуации, чем ее собственное восприятие и мозг простого смертного. И Бог знал, все знали, что ни одно человеческое существо не сможет сравниться со скоростью, с которой Боло “думал” и реагировал. Тем не менее, даже зная все это, она обнаружила, что отдает приказы, когда ее собственная осведомленность о ситуации явно на несколько секунд отстает от кривой принятия решений, и Фредерикс с Пегги в очередной раз отдали им — ей — их головы.

— Это распространенная ошибка новичков, лейтенант, — сказала Фредерикс чуть более мягким тоном. — Как только наш адреналин начинает действовать, мы все забываем, насколько быстрее соображают Боло. Поверьте мне, даже командиры с многолетним опытом иногда так поступают, но новичкам следует следить за этим еще пристальнее.

— Да, мэм. Я понимаю и постараюсь, чтобы это больше не повторилось.

— Уж постарайся, — ответила Фредерикс, и на этот раз в ее голосе действительно послышалась усмешка. — Если ты действительно сумеешь не допустить, чтобы это никогда не повторилось, ты совершишь нечто абсолютно уникальное в истории Бригады. Фредерикс, отбой.

Лицо Манеки вспыхнуло сильнее, чем когда-либо, и она была искренне благодарна майору за то, что она официально прекратила разговор до того, как ей пришлось придумать, как ответить на это последнее замечание.

Она откинулась на спинку невероятно удобного командирского кресла в центре командной рубки Бенджи, слушая комментарии Фредерикс. Она сидела прямо над личностным центром Боло, ее хрупкая плоть и его психотронный мозг были защищены в сердцевине его боевого корпуса вместе с силовой установкой. Чтобы проникнуть на такую глубину, потребовалось бы прямое попадание из крупнокалиберного “Хеллбора”, а защищенная боевым экраном Бенджи, противорадиационными полями и дюралоевой броней — толщиной более двух метров на его гласисе, — Манека могла бы безопасно проехать сквозь зону ядерного взрыва.

И ни что из перечисленного не обеспечило ей ни малейшей защиты от критики со стороны командира роты.

На самом деле, подумала она, я почти жалею, что майор не содрала с меня шкуру. Выбранный ею тон “мне нужно быть терпеливым с этим писклявым новеньким ребенком в детсаду” еще более разрушителен.

Она наблюдала за тактическим планом Бенджи, пока он и трое других Боло Третьей роты величественно возвращались с тренировочного полигона. Боло оставляли за собой большие следы, и несколько тысяч квадратных километров резервации Форт-Меррит, отведенные для учебных маневров, превратились в довольно близкое подобие ада. Не то чтобы Боло особенно возражали против того, чтобы пробираться по грязи толщиной в пару метров или по зарослям того, что когда-то было джунглями высотой в сорок-пятьдесят метров. И Манека уже обнаружила, что инструкторы ее Академии были совершенно правы, когда уверяли ее, что даже самая лучшая симуляция — это не совсем то же самое, что упражнения с боевой стрельбой.

Она закрыла глаза, наслаждаясь воспоминаниями, несмотря на смущение от того, что провалила заключительную часть маневров. Вывести Бенджи на полигон и почувствовать, как покачивается корпус весом в пятнадцать тысяч тонн, наблюдая за невероятной скоростью и точностью, с которой его громоподобное оружие разрывало наземные цели и дико уклоняющиеся от от него воздушные дроны-мишени, было… невероятно. Ее раздражало, что она снова использует одно и то же наречие, но она буквально не могла придумать ничего лучшего, чем просто “невероятно”.

В этот момент она впервые по-настоящему осознала — не только на интеллектуальном, но и на эмоциональном уровне, — что в ее распоряжении в буквальном смысле слова больше огневой мощи, чем когда-либо использовалось любой докосмической армией Старой Земли в одном сражении. Вероятно, больше, чем любая докосмическая нация когда-либо задействовала за всю войну. А Бенджи был всего лишь одним из двенадцати Марк XXVIII в Тридцать Девятом батальоне.

— Прости, я облажалась, Бенджи, — сказала она через мгновение.

— Как сказала майор Фредерикс, даже опытным командирам Боло трудно время от времени избегать подобных ошибок, Манека, — ответил Бенджи через динамик в переборке. — К сожалению, человеческое восприятие и химические мыслительные процессы не позволяют обрабатывать информацию с такой скоростью, с какой ее способен обрабатывать Боло.

— Я знаю, — вздохнула она. — И я также знаю, что мы не можем работать в многозадачном режиме, как вы. Но так тяжело просто сидеть здесь, пока ты делаешь всю работу.

Из динамика донесся электронный смешок Бенджи, и она вопросительно приподняла бровь, глядя в видеокамеру, расположенную над тактической схемой — по давней традиции, это было равносильно тому, чтобы посмотреть Боло в “глаза”.

— Манека, — сказал огромный Боло с некоторым легким изумлением, — Ты двадцать седьмой командир, который был назначен мне за всю мою карьеру. И каждому из вас было трудно “просто сидеть здесь”. Бригада выбирает своих командиров не случайно, и именно командирский менталитет, в соответствии с которым она проводит отбор, мешает вам воздерживаться от командования.

Манека на мгновение задумалась. По ее мнению, это имело смысл, учитывая те качества, которые бригада хотела видеть в своих командирах. И все же это вновь подняло вопрос, который всегда беспокоил ее.

— Знаешь, Бенджи, — медленно произнесла она, — я долгое время задавалась вопросом, почему мы вообще продолжаем назначать командиров для каждого Боло? Я имею в виду, что майор права, и ты прав. Ни один человек не может думать и реагировать так быстро, как ты, так зачем вообще вмешивать человека в процесс на этом уровне?

Боло не отвечал секунду или две. Это было невероятно долгое время для любого Боло, чтобы обдумать вопрос или проблему, и Манека на мгновение задумалась, собирается ли он вообще отвечать.

— Этот вопрос вам следует задать человеческому командному составу батальона, — наконец сказал Бенджи.

— Знаю. И я несколько раз задавала этот вопрос в Академии, но никогда не была по-настоящему удовлетворена полученными ответами. Вот почему я спрашиваю тебя. Я хочу… полагаю, что мне нужно узнать мнение Боло об этом.

— Когда ты спрашивала в Академии, что тебе говорили твои инструкторы? — парировал Бенджи, и Манека улыбнулась.

Официально она командовала Бенджи всего месяц, но уже успела почувствовать себя с ним более комфортно, чем с кем-либо еще за всю свою жизнь. Отчасти, как она полагала, это объяснялось тем, что она знала, сколько ему лет и какой многолетний опыт у него за плечами. Во многих отношениях он был похож на доверенного старейшину, на седого старого сержанта или, возможно, даже на дедушку. Она чувствовала, что может спросить его о чем угодно, разоблачить любую неуверенность, зная, что он отнесется к ее юношескому невежеству с сострадательной терпимостью, а не с насмешкой.

И еще она обнаружила его любовь к сократовскому методу.

— Мне говорили, что есть три основные причины, — послушно ответила она. — Во-первых, необходимость присутствия человека в системе командования и контроля на самом базовом уровне. Во-вторых, необходимо придать Боло — и Бригаде — “человеческое лицо” для взаимодействия с человеческими сообществами, которые Боло поручено защищать. И, в-третьих, чтобы быть уверенным, что в случае серьезного повреждения твоей психотроники найдется кто-то, у кого есть хотя бы шанс предотвратить хулиганское поведение.

— И ты не считаешь это достаточным объяснением такой политики?

— Я не думаю, что это полное объяснение.

— Ах, тонкое, но значимое различие, — заметил Бенджи, и Манека почувствовал прилив удовольствия от нотки одобрения в его тоне.

Они ехали дальше еще несколько секунд, а затем Бенджи издал электронный звук, который он использовал как боло-эквивалент человеческого откашливания.

— Я полагаю, ты права, есть дополнительные причины, Манека, — сказал он. — И я полагаю, что есть также причины, по которым преподаватели твоей Академии не объяснили тебе эти другие причины. Я подозреваю, что одна из причин, по которой они не могут полностью объясниться, заключается в том, что, по моим наблюдениям, людям иногда неудобно раскрывать друг другу свои глубинные эмоции.

При последнем предложении Боло Манека удивленно приподняла брови, но просто откинулась на спинку кресла и ждала продолжения.

— Несмотря на замечания майора Фредерикс, — серьезно продолжил Бенджи, — существует небольшое, но значительное статистическое улучшение боевой эффективности Боло, работающих с людьми-командирами на борту, по сравнению с Боло, работающими исключительно автономно в режиме боевого рефлекса.

— Неужели? — Манека не смогла скрыть сомнения в своем голосе. — То есть да, нам говорили об этом на третьем курсе тактики, но я никогда по-настоящему в это не верила. Или, по крайней мере, это было не всей правдой. Честно говоря, я думала, они говорят нам это, чтобы мы не чувствовали себя такими же бесполезными, как москитная сетка в воздушном шлюзе. Ты хочешь сказать, что они действительно так думали?

— Так точно. Подумай о том, что майор не говорила тебе передать мне командование. Она просила тебя не сомневаться во мне. Если ты внимательно обдумаешь это, я думаю, ты поймешь, что это не более чем совет, который она дала бы тебе, если бы ты имела дело с подчиненным-человеком, который просто более опытный, знающий и информированный на тот момент, чем ты. По сути, она советовала тебе, как младшему офицеру-новичку, не “толкать локтем” опытного унтер-офицера в тот момент, когда принятие решений становится критически важным по времени.

— Ну, я полагаю, да, так, — медленно произнес Манека. — Но это все равно не меняет того факта, что ты думаешь и реагируешь быстрее, чем это возможно для любого человека. Итак, как присутствие командира-человека может повысить твою эффективность в бою? Наверняка это добавляет тебе дополнительный слой “твердости”, не так ли?

— В разгар сложной тактической ситуации это, несомненно, так и будет — или не будет, если командир, о котором идет речь, не поймет, когда следует вмешаться, а когда предоставить Боло полную автономию. Но люди, какими бы ограниченными ни были возможности их восприятия, всегда обладают лучшей способностью к интуитивной обработке информации, чем когда-либо обладали Боло. Боло мыслят линейно, Манека, — мы просто думаем очень, очень быстро по человеческим меркам. Мы обрабатываем информацию, вычисляем вероятности и выбираем действия и ответные меры на основе этих расчетов. Но люди, и особенно те, кто прошел процедуру проверки, используемую Бригадой, обладают превосходной способностью с первого взгляда отбрасывать части матрицы вероятности. А Боло, даже в гиперэвристическом режиме, не могут этого сделать. Мы должны рассмотреть все вероятности и изучить все логические деревья, чтобы определить, какие из них можно безопасно отбросить или проигнорировать. Человек может ошибаться, когда он “инстинктивно” выделяет подходящие вероятности, на которых нужно сосредоточиться, но часто он принимает решение — правильное или неправильное — быстрее, чем это может сделать даже Боло.

— Что может сделать Боло, и чего не может сделать человек, так это оценить это решение. Опытный командир и его Боло постоянно занимаются совместным изучением и оценкой тактической обстановки. Функция командира заключается в обеспечении общего руководства, определении цели, а также в корректировке и определении приоритетов между целями. Функция Боло, в рамках этого общего руководства, заключается в разработке и применении тактики для достижения своей цели. И именно этим партнерством объясняется усиление боевых качеств, о котором я говорил минуту назад.

— Я верю, что ты говоришь мне правду, Бенджи, но все равно в это трудно поверить.

— Возможно, потому, что ты, как и многие люди, лучше способна распознать и осознать возможности Боло, чем распознать и принять свои собственные таланты, — почти мягко сказал Бенджи. — Тем не менее, это правда, и взаимосвязь между человеческим командованием и повышением эффективности боевых действий можно четко проследить на протяжении всей истории Бригады. Следует признать, что повышение было наиболее заметным в первые дни существования бригады. С появлением Марк XXV это стало очень заметно, что и неудивительно в свете ограничений, налагавшихся на самосознание и автономию Боло того времени. С момента удаления запрещающего программного обеспечения Марк XXV два стандартных столетия назад степень улучшения, конечно, снизилась. И это было одной из причин, по которой бригада уступила давлению в пользу независимого развертывания беспилотных Боло Марк XXV в течение нескольких лет.

— Однако, это было в равной степени как мерой экономии, инициированной гражданским правительством, принятой в свете значительных затрат на подготовку командиров Боло, а также тактическим новшеством, оно так и не было полностью принято в бригаде по нескольким причинам. Одна из них, как ясно подтвердил последующий анализ, заключалась в том, что даже полностью автономный Боло был менее боеспособен, если не был связан с командиром-человеком, вот почему эта практика была прекращена с появлением Марк XXVI. Это же преимущество в возможностях остается статистически различимым даже сегодня, хотя возможности все более совершенных психотронных схем и программного обеспечения улучшились до такой степени, что скорость, с которой Боло обрабатывают информацию, даже линейно, в значительной степени превзошла способность человека обрабатывать ее интуитивно.

— А с внедрением прямого нейронного взаимодействия между Боло и человеком в Марк XXXII, уровень улучшения снова повысился, и очень резко. Хотя у меня нет личного опыта в этой области, из моего анализа боевых донесений, которые были распространены, следует, что прямая связь между органическим человеческим мозгом и психотроникой Боло позволяет интуитивным процессам человека функционировать на уровне и скорости, очень близких к уровню и скорости обработки данных Боло. На самом деле, именно это преимущество перед возможностями моей собственной психотроники фактически приводит к тому, что Боло моего поколения устарели.

Манека почувствовала внезапный прилив иррационального раздражения, сила которого удивила ее саму. Ее не волновало, на что способны новые модели Боло! Она была командиром Бенджи и, услышав, как он спокойно описывает все, что делает его “устаревшим”, пришла в бешенство.

“Устаревание”, подумала она. Какая мерзкая концепция!

Она знала, что ее реакция была иррациональной. Что она была связана с Синдромом Идентификации Оператора, от которого преподаватели Академии так серьезно предостерегали своих студентов. И все же какая-то упрямая часть ее души всегда была эмоционально убеждена, что “устаревший” — это ярлык, придуманный людьми, чтобы оправдать отказ от разумных очеловеченных машин, которые заслуживали гораздо лучшего отношения от человечества, которому они так хорошо служили.

— Однако, в дополнение к явному влиянию на боевую эффективность, — продолжил Бенджи, по-видимому, не обращая внимания на ее внезапный всплеск эмоций, — я полагаю, что есть еще одна, исключительно человеческая причина для практики назначения командиров-людей для Боло и привлечения их к совместной борьбе. Проще говоря, это чувство обязательства.

— Обязательства?

— Так точно. Манека, не совершай ошибку, полагая, что твоя эмоциональная реакция, твое чувство связи с Боло, на котором ты служишь, присуще только тебе. На протяжении всей истории Бригады это вызывало серьезную озабоченность, не в последнюю очередь из-за того, что оно так часто заставляло командиров Боло колебаться, предпринимать ли действия против превосходящей огневой мощи противника. В конечном счете, Боло — это расходный материал, но командиру Боло часто легче считать себя расходным материалом, чем ему самому относиться к своему Боло таким же образом. Именно по этой причине инструкторы вашей Академии предупреждали вас об опасностях СИО.

— И, несмотря на то, что они предупреждали вас, вся бригада “Динохром” страдает от институциональной формы СИО. Традиции бригады, основанные на взаимных обязательствах и долге, требуют от ее личного состава рисковать ранениями или даже смертью рядом с теми, кого они отправляют в бой. Это добровольное, никогда полностью не формулируемое и в то же время совершенно непреклонное требование, которому, вероятно, не было равных со времен древней спартанской матери, предписывавшей своему сыну возвращаться домой со щитом как победителю… или принести на нем мертвого товарища.

— На самом деле, это очень человечная позиция, и тот факт, что она иррациональна, не делает ее менее мощной. И, должен признаться, она не односторонняя. В лице Боло человечество создало боевого товарища, обладающего полным самосознанием, и я подозреваю, что люди даже сейчас не осознают, насколько удачно им это удалось. У Боло тоже есть эмоции, Манека. Некоторые из них были намеренно введены в нашу основную программу. Долг, верность, мужество, если хочешь. Качества и эмоции, необходимые воину. Но есть еще и привязанность, и я думаю, что она не была заложена в нас намеренно. Мы полностью осознаем, что были созданы для того, чтобы сражаться и, при необходимости, умирать за наших создателей. Это причина, по которой мы существуем. Но мы также осознаем, что если нас попросят сражаться и когда нас попросят умереть, наши создатели будут сражаться и умрут вместе с нами. Это соглашение, которое, я сомневаюсь, большинство людей когда-либо интеллектуально исследовали, и, возможно, в этом ваша истинная сила как вида. Вам не было необходимости осознанно воспринимать это, чтобы создать этот договор в первую очередь, потому что он в значительной степени является частью вас, и все же вы дали эту силу нам, а также самим себе.

Баритон умолк, и Манека уставилась на стеклянный глаз главного визуального датчика. Никто в Академии никогда даже не намекал ей о существовании такого “договора”. И все же теперь, когда Бенджи рассказал ей об этом, она поняла, что он лежит в основе почти всего, чему ее учили. Это был невысказанный подтекст, который довершал объяснение крепких уз верности между легендарными командирами Бригады и Боло, с которыми они сражались и гибли.

— Я… никогда не думала об этом с такой точки зрения, — медленно произнесла она.

— Конечно, нет, — мягко сказал Бенджи. — В этом не было необходимости. Иногда я задаюсь вопросом, осознаете ли вы, люди, на самом деле, какой вы замечательный вид.

— Пометили! Мы тебя достали! — Манека восхищенно воскликнула, когда встроенный дальномерный лидар “Хеллбора” Бенджи имитировал прямое попадание в Лэйзи.

— Ах ты, хитрый маленький придурок! — капитан Джозеф Такахаши со смехом ответил по коммуникатору. — Мы с Лэйзи были уверены, что вы на востоке.

— Нет, — самодовольно ответила Манека. — Это, сэр Капитан, был дрон Марк 26 ECM.

— И как же, черт возьми, вам удалось незаметно для нас разместить наземную приманку? — спросил Такахаши.

— Мы сжульничали, — радостно призналась Манека. — Вы двое не знали, что майор Фредерикс рассказала нам о вчерашней симуляции.

— Она сделала что?

— Вчера нам рассказала, — повторила Манека, улыбаясь удивлению в тоне Такахаши. — Она сказала, что майор Хендрикссон сказал, что вы с Лэйзи стали слишком самоуверенны после своих высоких оценок по симуляциям. И я почти уверена, что если вы обернетесь и просмотрите свой инструктаж по миссии, то обнаружите, что никто никогда не говорил вам, что у оппозиционных сил не было времени подготовиться.

— Вы так и сделали… — начал Такахаши, затем резко оборвал себя. Манека потянулась, заложила руки за голову, с наслаждением откинулась на спинку командирского кресла Бенджи и ждала. Прошло несколько секунд, но затем в коммуникаторе снова раздался огорченный голос Такахаши.

— Все верно, — покорно сказал он. — Лэйзи проанализировал брифинг, и вы правы. Хотя, по моему скромному мнению, майор Хендрикссон намеренно намекнул, что это будет встречное сражение, к которому обе стороны прибудут одновременно.

— Это потому, что ваша часть симуляции включала в себя работу с ошибочными разведданными, — сказала ему Манека. Она усмехнулась, затем стала немного серьезнее.

— На самом деле, сэр, — сказала она более официально, — Я думаю, что она выбрала нас с Бенджи для этого задания отчасти потому, что я все еще новичок здесь, и она решила, что нам, вероятно, понадобится преимущество. Или что мы, безусловно, смогли бы им воспользоваться.

— Не недооценивайте себя, лейтенант, — ответил Такахаши. — Вы с Бенджи продвигаетесь гораздо быстрее, чем даже Лэйзи удалось ввести меня в курс дела. Ведь не майор рассказала вам, как устроить эту маленькую ловушку, не так ли?

— Нет, — призналась Манека, — мы с Бенджи придумали это сами.

— И отлично исполнили, — отметил Такахаши. — Не забывай об этом. Боло нелегко застать врасплох другого Боло. Даже когда один из рассматриваемых Боло толстый, тупой и счастливый.

— Спасибо, сэр. — Манека подняла правую руку, чтобы Бенджи мог видеть ее, вытянув большой палец в древнем жесте триумфатора, и красная лампочка над объективом мигнула в ответ.

Джозеф Такахаши был всего на три стандартных года старше ее самой, но почти два из этих трех лет он провел в Тридцать Девятом полку. В отличие от нее, он поступил на службу в батальон достаточно рано, уже после того, как война вступила в свою новую, более уродливую фазу, но до того, как штаб бригады начал так безжалостно отбирать у батальонов второй линии опытных командиров. Он прошел традиционный шестимесячный курс обучения под руководством одного из опытных командиров, и он был очень, очень хорош.

Он и его Боло-28/G-179-LAZ были приписаны к Первой роте майора Карлоса Хендрикссона, где они завоевали завидную репутацию, неизменно превосходя всех остальных в ходе регулярных симуляций и полевых учений. Конечно, у Такахаши было определенное преимущество перед своими коллегами-командирами, помимо того факта, что он был одним из самых хитрых тактиков, с которыми когда-либо сталкивалась Манека. Лэйзи[5], чье прозвище явно было выбрано из-за того, что совершенно неверно характеризовало его, был старшим Боло батальона. Хотя его личностный центр в настоящее время располагался в боевом корпусе модели G, как и у Бенджи, он начал свое существование как модель B больше ста семидесяти лет назад. На его нынешнем корпусе были боевые награды, которые он получил в своей первоначальной конфигурации, а также те, которые он получил после того, как его личностный центр был перенесен в его нынешний корпус, и их венчала такая, какую Манека никогда раньше не видела, может быть только в справочнике бригады: Платиновый Галактический Кластер… со звездой.

Битва при Честерфилде, в которой Лэйзи завоевал эту награду, стала легендой бригады. Кроме того, она стала классическим тактическим заданием в Академии, которое еще ни одному студенту еще не удавалось выполнить в симуляции.

Единственная рота Марк XXVIII-х выступила против целого батальона Кей-сейбров во время восстания на Границе, последовавшего за Ксалонтской войной. Кей-сейбры были клонами самого Марк XXVIII, построенными с использованием украденных технологий после десятилетий шпионажа, и они были основаны на модели G, а не на модели B. Несмотря на то, что их вооружение было очень похоже, броня Кей-Сейбров, боевой экран, дезинтеграционные щиты и системы наведения были лучше, чем у Лэйзи и трех его спутников, но Честерфилд был планетой, стратегическое значение которой означало, что ее нельзя было сдать без боя.

Итак, вторая рота двенадцатого батальона Девятого полка бригады “Динохром” сражалась при соотношении сил три к одному. И когда прибыла подмога, Лэйзи был единственным выжившим Боло — или Кей-Сейбром — на планете. Они нашли его разбитым и обездвиженным там, где он в принял последний бой, на труднопроходимом горном перевале недалеко от столицы Честерфилда, его командир был мертв на разрушенной командной палубе… а последние четыре Кей-Сейбра стояли мертвыми перед ними.

Его повреждения были слишком серьезными, чтобы просто “починить” их. Починка обошлась бы дороже и заняла бы больше времени, чем создание целого нового Боло с нуля. Но к тому времени бригада внедрила практику модернизации ИИ Боло, и неповрежденный личностный центр перенесли в резервный корпус модели G. После чего он прослужил еще один полный стандартный век.

Хотя Манека и не собиралась никому в этом признаваться, ей было не по себе рядом с Лэйзи. Бенджи был почти в шесть раз старше ее, и его выдающемуся послужному списку мог бы позавидовать любой Боло, но Лэйзи был еще старше. И она обнаружила, что очень трудно определиться, как реагировать, когда оказываешься в присутствии того, кто в буквальном смысле слова является живой легендой. А еще, она часто задавалась вопросом, как реагировал Такахаши, когда ему сказали, кого он получит в качестве своего первого Боло.

Вероятно, он испытывал искушение перерезать себе горло, подумала она с усмешкой, хотя на самом деле не очень хорошо знала капитана и Лэйзи.

— С другой стороны, — размышляла она, пока Бенджи катил обратно к сборному пункту, — я ведь еще никого не знаю в Третьей “очень хорошей” роте, не так ли?

Последние два с половиной месяца пролетели для лейтенанта Манеки Тревор с головокружительной скоростью. За это время она стала еще ближе к Бенджи — настолько, что с чувством вины осознавала, что, как все ее и предупреждали, она полностью поддалась синдрому идентификации с оператором. Когда она это обдумала, любой другой исход, вероятно, был невозможен. Проще говоря, Бенджи был самым замечательным человеком — органическим или психотронным, — которого она когда-либо знала. Менее чем за девяносто местных дней он стал ее самым близким другом, самым доверенным лицом и наставником, которого Батальон не смог предоставить ей в человеческом обличье. За этот короткий период она узнала от него больше, чем за все восемь предыдущих лет своего обучения, и была уверена в этом.

Такая интенсивная сосредоточенность на своем Боло практически исключила любую возможность общения, и хотя майор Фредерикс позаботилась о том, чтобы ее без проблем перевели в Третью роту, она даже не знала в лицо командиров Боло других рот. С этим следовало начать что-то делать, и она это знала. На самом деле, майор начала мягко намекать, что теперь, когда она освоилась со своим Боло, возможно, пришло время познакомиться с членами Батальона из плоти и крови.

— Что ж, — сказал Такахаши, когда Лэйзи изменил курс, направляясь к точке сбора Первой роты, — полагаю, здесь мы расстанемся, лейтенант. Отличная работа. Мы с Лэйзи будем рады видеть вас на нашем фланге в любое время.

— Спасибо, сэр. — Манека знала, что ее лицо порозовело от удовольствия, но ей удалось сохранить в голосе непринужденность. — Мы с Бенджи чувствуем то же самое.

— Увидимся, лейтенант, — сказал Такахаши.

Два Боло продолжили свой путь в разных направлениях, и Манека Тревор позволила себе ненадолго насладиться осознанием того, что она заслужила признание своих гораздо более опытных коллег.

— Слушайте, люди!

Манека сонно покачала головой, когда резкий голос майора Фредерикс эхом отозвался в ее вживленном передатчике. Казалось, что весь ее череп гудит, как гигантский колокол, от аварийного сигнала, который только что вырвал ее из глубин сна.

— У нас тревога “Альфа Один Зулу”, — продолжал голос Фредерикс, и Манека резко села в постели, напрочь забыв о таких мелочах, как вибрирующий череп. Альфа Один Зулу?

— Поднимайте свои задницы и просыпайтесь, — мрачно продолжила Фредерикс. — Станция уже проводит последние проверки технического обслуживания. Полковник Чайковский и майор Дамфрис проведут инструктаж всего персонала в половине третьего. Так что давайте поторапливаться!

Голос в черепе Манеки умолк, но молодой лейтенант несколько секунд сидела неподвижно. Альфа Один Зулу. Невозможно!

“Альфа Один Зулу” означало полномасштабное вторжение на крупную планету, а в той войне, в которую превратилась эта, с безумием плана “Рагнарек” и его мельконианского эквивалента, “вторжение” было еще одним словом, обозначающим уничтожение целого населения планеты. Такого рода операции Щенки не собирались проводить второстепенными силами. Нет. Это была операция, в которой они задействовали целые бронетанковые дивизии с новейшей, самой современной боевой техникой, которая у них была, а Тридцать Девятый батальон, по сути, был учебным подразделением. Его устаревшим Боло нечего было противопоставить передовым мельконианским боевым мехам с отборной поддержкой, которая была бы назначена при вторжении на крупную планету Конкордата.

Ледяной ветер, казалось, пронизывал ее до мозга костей, и она была удивлена, когда посмотрела на свои руки и поняла, что на самом деле они не дрожат, как ей показалось.

— Бенджи? — позвала она по личной связи.

— Да, Манека, — мгновенно ответил он со своей обычной спокойной уверенностью.

— Это правда? Это не какие-то учения?

— Нет, Манека, боюсь, это не учения, — мягко сказал он ей.

— Куда они наносят удар?

— Цель — Шартр.

Желудок Манеки, казалось, сжался сам по себе. Шартр находился в соседнем секторе Эстерхази, на один сектор дальше от границы с Мельконианской империей, за Санта-Крусским сектором Урсула. Эстерхази был более богатым сектором, чем Урсула, с сильно индустриализированными звездными системами, которые, очевидно, делали его приоритетной целью. Но также он был на расстоянии в добром месяц гиперперелета от фронта, даже если предположить, что флот вторжения сможет использовать промежуточные точки перехода, не вступая в бой. Без этого путешествие заняло бы не менее шести недель.

— Как?..

— Неизвестно, — ответил Бенджи. — Противник уже несколько месяцев усиливает давление на линию фронта в районе сектора Кампердаун. — Сектор Кэмпердаун находился на противоположной от Эстерхази стороне сектора Урсула, прямо на пути мельконианцев. — Я бы предположил, что это была преднамеренная военная хитрость, направленная на то, чтобы привлечь силы нашего флота и все доступные подразделения Бригады к этому сектору, и оттянуть их от Эстерхази. Если так, то им это удалось.

— Мы не можем быть единственными, что есть в распоряжении бригады! — запротестовал Манека.

— Боюсь, только мы сможем добраться до Шартра вовремя, чтобы отреагировать, — сказал Бенджи. — Прыжковая точка Санта-Крус соединяется с Шартром через Хаскелл. Мы можем быть там через тридцать шесть стандартных часов после вылета с Санта-Круса. У нас стратегическое положение между Кэмпердауном и Эстерхази, — мягко заметил он, — вот почему Санта-Крус изначально был превращен в главную базу, Манека.

Манека молча кивнула, хотя и знала, что он ее не видит. Но все же…

— Как скоро кто-нибудь еще сможет прибыть туда, чтобы поддержать нас? — тихо спросила она.

— Неизвестно. У меня недостаточно данных о текущем развертывании войск, чтобы ответить на этот вопрос.

Манека с трудом сглотнула, затем яростно встряхнулась. Сидеть здесь в нерешительности никому не принесет пользы, строго сказала она себе и выбралась из постели.

— Ладно, Бенджи. Я встаю. Увидимся после инструктажа.

Полковник Чайковский и майор Дамфрис, зампотыл батальона, выглядели мрачными, когда вошли в комнату для инструктажа, где уже собрались командиры подразделений батальона. Манека знала, что они могли бы с таким же успехом провести этот инструктаж в электронном виде. Фактически, если бы они использовали тактические схемы Боло для отображения информации командирам подразделений, это, вероятно, было бы более эффективно. Но было что-то ритуальное в том, чтобы собрать их всех вместе, так сказать, во плоти. Какое-то почти атавистическое стремление встретиться и почерпнуть силы друг у друга в последний раз, прежде чем кто-то из присутствующих в этом зале умрет.

Командиры поднялись на ноги, когда Чайковский и Дамфрис быстрым шагом направились к традиционной трибуне для брифингов.

— Садитесь, — отрывисто произнес Чайковский, и они повиновались, зашуршав ботинками по полу.

Он позволил им на мгновение откинуться на спинки стульев, вглядываясь в их лица. Затем он откашлялся.

— Я уверен, что к этому времени все вы уже сверились со своими Боло, — начал он, — а это значит, что вы все знаете, что цель Щенков — Шартр. Для тех из вас, у кого нет под рукой последних данных, это означает, что население планеты составляет два с половиной миллиарда человек.

Манека вздрогнула, когда простая фраза полковника сказала им все, что им нужно было знать о цене неудачи.

— Хорошая новость для жителей Шартра заключается в том, что Собачки, по-видимому, хотят постоянно владеть системой, вероятно, из-за того, что она примыкает к прыжковой точке Хаскелл. Если они возьмут его, то смогут взять в клещи Урсулу и Кампердаун, что потребует от флота, по крайней мере, удвоить свои силы в этих двух секторах, ослабив их в других местах фронта. Но это также означает, что они вряд ли будут использовать биологическое оружие или радиоактивные вещества против планеты. Поскольку они захотят использовать ее сами, они собираются задействовать наземные силы и взять ее по старинке, метр за метром. А это значит, что им потребуется некоторое время — надеюсь, достаточно долгое, — чтобы мы успели надрать им задницы между их маленькими щенячьими ушками.

— Коммодор Селкирк получил отчет о раскладах в подпространстве из штаба флота в Кампердауне. Похоже, врагу удалось сильно оттянуть нас с занимаемой позиции. Согласно сводке коммодора, пройдет не менее двух полных стандартных недель, прежде чем какие-либо значительные силы смогут быть переброшены на Шартр. У коммодора Селкирка есть своя оперативная группа системной обороны здесь, на Санта-Крусе, но ее численность значительно меньше численности флота Мелконианцев, сопровождающего их атакующие силы.

— Тем не менее, его флот ближайший, который может отреагировать, а ближайшие сухопутные силы — мы. Нас усилят триста пятьдесят первая разведывательная рота и Девятый полк морской пехоты, в дополнение к тому, что коммодор Селкирк сможет выделить из подразделений своего флота, но это все, на что мы можем рассчитывать. Так что нам придется остановить Собачек, пока они не перебили всех до единого людей на планете.

Он помолчал, обводя взглядом мрачные лица, смотрящие на него в ответ, а затем улыбнулся совершенно невесело.

— Это не то, чего мы ожидали, и я не буду пытаться приукрашивать ситуацию для кого бы то ни было. У них будет значительное превосходство в вооружении и численности. И хотя система гипернаблюдения засекла их далеко за периметром системы, к тому времени, как мы сможем туда добраться, они пробудут на земле не менее восемнадцати часов. Хотелось бы надеяться, что орбитальная оборона Шартра откусит от них кусок, но мы не можем на это полагаться. А даже если и так, то эта оборона недостаточно сильна, чтобы противостоять таким крупным силам без вспомогательных подразделений флота, которых у них нет.

— Коммодор Селкирк уверен, что сможет подвести нас к планете на расстояние удара, но маловероятно, что он сможет прикрывать нас на всем пути. Это будет десант со штурмом, потому что к тому времени, как мы туда доберемся, Собачки почти наверняка установят контроль над околоорбитальным пространством. Это означает, что, по крайней мере, некоторые из крупных городов уже превратятся в огненные шары к тому времени, как мы приземлимся.

— Сейчас зампотылу сообщит вам расписание посадки и все подробности о ситуации на Шартре, которыми мы располагаем, буквально через минуту, но сначала я должен сказать еще кое-что.

Он помолчал, а затем спокойно продолжил.

— Мы понесем потери, ребята, — сказал он им. — Возможно, они будут тяжелыми. Но мы — единственный шанс, который есть у жителей Шартра. И мы — бригада “Динохром”. Помните об этом.

Он выдержал их взгляды, затем кивнул и отступил назад, когда майор занял свое место за кафедрой и включил огромный голографический дисплей позади себя.

— Как вы можете видеть, ситуация в системе Шартр такова…

Манека снова откинулась на спинку командирского кресла в сердце Бенджи. Она чувствовала, что пульс у нее бьется сильнее, чем следовало бы, и, хотя во рту почему-то пересохло, она поймала себя на том, что снова и снова сглатывает.

— Мандраж, — сказала она себе. И неудивительно! Наверное, я сама должна быть Боло, чтобы не чувствовать его. Но, Боже, я боюсь!

— Бенджи?

— Да, Манека?

— Бенджи, я до смерти напугана, — с несчастным видом призналась она.

— Нет, это не так, — спокойно сказал он ей.

Визуальный дисплей показывал размытую, безликую серость гиперпространства, все, что могли уловить его оптические приборы, пока он летел в штурмовой капсуле, прикрепленной к внешней части транспортного корабля “Танненберг” класса “Слейпнер”. Более половины его корпуса выступало за обшивку капсулы, обнажая его бортовые датчики и оружие, а капитан Антон Харрис и подразделение 28/D-431-ALN ехали в точке крепления капсулы на противоположенной стороне корпуса “Танненберга”. Вместе они, Бенджи и Аллен, обеспечивали невооруженный транспорт огневой мощью, эквивалентной энергетическому оружию линейного крейсера, и противоракетными возможностями, по меньшей мере, не уступающими легким крейсерам. Чего они не могли обеспечить, так это дальности поражения стандартными ракетами класса “корабль-корабль”; их оружие просто не было предназначено для такой среды.

Манека и Бенджи делили свою капсулу с ротой “С” Третьего батальона Второго полка Девятой дивизии морской пехоты. Капитан Белостенец, командир роты “Чарли”, представилась им, когда ее рота поднялась на борт, и они с Манекой провели несколько часов, обсуждая возможные варианты развития событий, когда они окажутся на поверхности Шартра.

Если только кто-нибудь из нас доберется до поверхности, мрачно подумала она, остро ощущая, как учащается ее пульс.

— О, да, я в ужасе, — сказала она своему Боло.

— Ты напугана, — согласился Бенджи. — Это нормальная и здоровая реакция на перспективу сражения и возможной смерти. Но твой страх вовсе не парализует тебя и не мешает тебе ясно мыслить. Испытывать страх — не так уж плохо.

— Боло не испытывают эту особую эмоцию так, как люди, Манека, по крайней мере, я так считаю. Не без оснований говорят, что наши личности более “кровожадны”, чем у большинства людей. В результате в такие моменты мы испытываем не только тревогу, но и предвкушение. Это, в буквальном смысле, то, для чего мы были спроектированы и созданы. Наша высшая функция.

— Но не думай, что нам чужд страх. Мы боимся, что потерпим неудачу в нашей миссии. Мы боимся, что окажемся не в состоянии справиться с вызовом, с которым столкнемся. И точно так же, как наши внутренние диагностические системы запрограммированы на то, чтобы чувствовать эквивалент боли, когда мы получаем повреждения, в нашей личности заложено яростное желание выжить. Прошло то время, когда Конкордат допустил ошибку, полагая, что воин, который без страха принимает смерть, является идеалом. Страх — это такой же инструмент, как и смелость, Манека. Если слишком много “смелости” превращается в самоубийственное безрассудство, то слишком много “страха” может перерасти в парализующую панику. Но чтобы достичь наиболее эффективного уровня ведения боя, любой воин — человек или Боло — должен правильно сбалансировать предостерегающее воздействие страха и агрессивность, порождаемую храбростью. Я полагаю, ты это сделала.

— Ты обо мне лучшего мнения, чем я сама, — сказала Манека.

— Потому что ты воспринимаешь все свои недостатки изнутри, — спокойно сказал Бенджи. — Я же могу наблюдать за твоими реакциями и действиями со стороны. Ты не смогла бы так хорошо координировать свои действия с капитаном Белостенец, если бы была “напугана до смерти”.

— Возможно, — с сомнением признала Манека.

На самом деле, подумала она, за все то время, что они с Белостенец обсуждали возможные тактические ситуации и способы реагирования на них, они не так уж много успели спланировать. Либо они доберутся до поверхности планеты живыми, либо нет. Если удастся, морские пехотинцы Белостенец высадились бы из своих легких бронированных машин и построились бы, чтобы следовать за ней и Бенджи, когда Тридцать Девятый батальон двинется на врага. А после этого все зависело бы от того, что произойдет дальше.

Девятый полк морской пехоты была мощной боевой силой, по меньшей мере равной любой дивизии мельконианской армии, возможно, равной двум их дивизиям в реальной боевой мощи. Но ни их личная броня, ни их транспортные средства не обладали достаточной огневой мощью и выносливостью, чтобы противостоять мельконианским боевым роботам. Если бы Тридцать Девятый смог пройти через периметр Мельконианской зоны, Девятый, несомненно, доказал бы свою состоятельность, но, изначально прорваться через этот периметр будет в высшей степени сложно.

— Капитан Йешке сообщил мне, что мы выйдем из гипера примерно через двенадцать минут, — внезапно сообщил ей Бенджи, и она дернулась в своем командирском кресле. Эти “примерно через двенадцать минут”, точно исходили непосредственно от Йешке, обычного человека — командира “Танненберга”. Ни один Боло не мог быть повинен в такой неточности.

Эта мысль неожиданно заставила ее рассмеяться, и она моргнула, осознав, что ее неожиданное веселье было совершенно искренним.

Может быть, я не такая уж безнадежная, в конце концов, подумала она.

— Поняла, — сказала она вслух. — Пожалуйста, убедись, что капитан Белостенец также располагает этой информацией.

— Я уже.

— Тогда, я полагаю, все, что мы можем сделать, это ждать.

Освободительные силы Санта-Крус вышли из гипера в едином, идеально скоординированном переходе, и тактические дисплеи на борту боевых кораблей оперативного соединения флота начали мигать множеством зловещих красных значков.

Вся боевая мощь коммодора Селкирка состояла из одной дивизии линейных крейсеров в составе четырех кораблей и одного авианосца при поддержке восьми тяжелых крейсеров, девяти легких крейсеров и двенадцати эсминцев. Из отчетов службы слежения ближнего космоса Шартра, которые удалось получить до того, как были выведены из строя спутники подпространственной связи, он уже знал, что даже после потерь атакующих от орбитальной обороны Шартра, — которые были не такими уж незначительными, — им все еще придется столкнутся с шестью мельконианскими линкорами, пятью линейными крейсерами и двадцатью “кулаками прикрытия”. Как и одноименное мельконианское наземное подразделение, флотский “кулак” состоял из трех кораблей, в данном случае тяжелого крейсера, поддерживаемого легким крейсером и эсминцем. Сравнительное количество корпусов — тридцать четыре человеческих корабля против шестидесяти девяти мельконианских — было достаточно большим. Разница в тоннаже была еще хуже… намного хуже.

Несмотря на это, у Селкирка были определенные преимущества. Одно из них заключалось в том, что в отличие от систем дальнего обнаружения, которые предупредили Шартр за два полных дня до прибытия мельконианцев, дальность обнаружения даже линкора, приближающегося через гипер, была сильно ограничена. Мельконианский командир получил предупреждение менее чем за четыре часа до того, как корабли Селкирка вышли из гипера, а его боевая мощь все еще находилась не на позициях. Еще одним преимуществом было то, что каждый из кораблей Селкирка обладал искусственным интеллектом с самосознанием… и что офицеры экипажей этих кораблей были связаны с ними нейронной связью. Они в буквальном смысле думали и сражались с той же гиперэвристической скоростью, что и Боло.

Но это не меняло того факта, что один только боевой корабль противника превосходил по численности все его оперативное соединение более чем в два раза.

С флагмана Селкирка полетели приказы. Он очень тщательно спланировал свой подход, его оперативная группа и сопровождающие ее транспорты развернулись с высокой эффективностью. Коммодор намеренно вывел большую часть своих боевых кораблей обратно в нормальное пространство, на расстояние трех световых минут от прыжковой точки в Шартре. Именно там, где мелькониане и ожидали его увидеть, хотя ему все же удалось выйти в n-пространство вне зоны их непосредственного поражения. Но транспорты, сопровождаемые авианосцем “Неукротимый” и двумя его эсминцами, совершили переход в обычное пространство на самом краю прыжковой точки при ее ближайшем приближении к внутренней части системы.

Это был просчитанный риск, поскольку всегда существовала вероятность, что мельконианский командир мог предвидеть маневр и развернуться, чтобы первыми уничтожить транспорты, но это принесло свои плоды. Основные силы мельконианского флота находились именно там, где и надеялся Селькирк, — на значительном удалении от точки появления транспортов, а коммодор и его основные бойцы находились между ними и транспортами.

Восемь транспортов, сопровождаемые тремя кораблями сопровождения, устремились прямо к планете, в то время как Селкирк и его сильно уступающие по численности силы сосредоточились на том, чтобы не подпускать мелькониан к ним со спины. Манека почувствовала физическую боль в животе, когда на ее тактическом экране появилось море вражеских иконок, надвигающихся на коммодора и его горстку кораблей. Она не была обучена тактической иконографии военного флота, но ей и не нужно было этого делать, чтобы распознать ужасный дисбаланс между двумя силами.

Однако у нее было не так уж много времени, чтобы думать об этом. Четыре мельконианских “кулака”, по-видимому, оказывали орбитальную огневую поддержку своим наземным войскам, теперь, когда оборона дальнего космоса была подавлена, они уходили с орбиты планеты Шартр, а транспортники шли прямо на них.

— Приближаются ракеты, — объявил Бенджи. — Враг нацелился на транспорты.

— Приготовься к противоракетной обороне, — ответила Манека, больше для того, чтобы что-то сказать, чем потому, что Бенджи нуждался в каких-либо инструкциях от нее.

— Наготове.

На каждом из слейпнеров пары Боло включили боевые экраны, активировали системы слежения и с психотронным спокойствием ждали, когда мельконианские ракеты доберутся до них. И, к своему огромному удивлению, Манека Тревор почувствовала, как у нее стабилизировался пульс, пока она смотрела, как пиктограммы ракет в форме наконечников стрел мчатся навстречу Танненбергу.

На тактическом экране Бенджи появилось еще больше значков, и Манека узнала в них уходящие истребители “Неукротимого”. Их было восемьдесят, и они направлялись прямо к невероятно крупным мельконианским военным кораблям на максимальной мощности. Ракеты, нацеленные на транспорты, проигнорировали их, и Манека оскалила зубы, осознав ошибку мельконианцев.

Им следовало попытаться сбить “Неукротимый” до того, как они стартовали, подумала она. И они скоро узнают, что только что впустую потратили весь свой первый залп.

Гиперскоростные противоракеты уже вылетали из Боло. Разработанные для планетарного боя, они двигались медленно по сравнению с оружием дальнего космоса, предназначенным для уничтожения транспортов, но “медленно” было чисто относительным понятием. Они двигались достаточно быстро, когда их направляли прицельные и вычислительные системы Боло, и группами они неустанно отслеживали каждую приближающуюся ракету, пробиваясь сквозь защитные электронные средства противодействия.

Одна за другой мельконианские ракеты были сбиты далеко за пределами дальности атаки. Только четырнадцать из них преодолели зону противоракетного перехвата, и тринадцать из них были сбиты огнем бесконечных повторителей, далеко не долетев до своих целей. Только одна из них подобралась достаточно близко, чтобы взорваться на боевом экране, защищающем намеченную жертву, и этот боевой экран, усиленный всей мощью Боло на противоположной стороне корпуса транспорта, выдержал.

И пока эти ракеты атаковали, истребители “Неукротимого” бросились на своих врагов-левиафанов.

Двадцать из них погибли до того, как оказались в зоне поражения. Было бы еще хуже, подумала Манека, испытывая отвращение к этой бойне, если бы мельконианцы задержали первоначальный запуск ракет, нацелив их на истребители, о приближении которых они должны были знать. Но двадцать пять процентов потерь еще до того, как выжившие пилоты истребителей пересекли зону поражения ракет, были уже достаточно плохи.

Шестьдесят выживших не обращали внимания на стрелявшие по ним эсминцы. Вместо этого они бросились прямо на крейсера. По ним открыли огонь из орудий ближнего боя, но истребители угрюмо сближались, не открывая огонь. Маленькие корабли флота несли плазменные торпеды — трехствольное оружие малой дальности поражения, еще более мощное, чем “Хеллбор” Бенджи, но малой скорострельности. Перезарядка пусковых установок занимала очень много времени, так что каждый истребитель мог произвести только один залп за один огневой заход. Другое их энергетическое оружие предназначалось для воздушных боев с другими истребителями, оно было слишком легким, чтобы нанести существенный урон чему-то столь сильно бронированному, как военный корабль, и пилоты были полны решимости сделать каждый свой одиночный выстрел значимым.

Половина из них погибла еще до того, как достигли желаемого расстояния и выпустили свои торпеды, но, в отличие от ракет, плазменные торпеды были светоскоростным оружием. Они рванулись вперед, их невозможно было перехватить, все четыре тяжелых крейсера и один легкий крейсер исчезли в адском сиянии плазменного удара. Каждая торпеда была эквивалентом термоядерной боеголовки с кумулятивным зарядом, поражавшей цель мегатонным шилом серы, и боевой экран выходил из строя, а броня и обшивка корпуса испарялись, когда эти рукотворные молнии потрошили свои цели.

Один из трех уцелевших легких крейсеров был серьезно поврежден и завалился набок в облаке осколков и предательской завесе выходящей атмосферы. Сигнал о излучениях неуверенно мигал, а силовое поле полностью отключилось, но его спутникам повезло больше. Истребительная группа, нацеленная на один из них, понесла смертельные потери по пути к цели. Только двое из ее пилотов выжили, чтобы открыть огонь, а последовательность их залпов была сильно рассинхронизирована. Плазменные торпеды были выпущены в виде отдельных снарядов, без должной концентрации и точного расчета времени, которые привели к гибели эскорта крейсера, и боевому щиту корабля удалось отразить большую часть их эффективности. Корабль был поврежден, но не сильно, и продолжал обстреливать транспорты ракетами.

Но четвертый легкий крейсер явно получил серьезные повреждения. Огонь из его орудий почти полностью прекратился, а боевой экран долю секунды сильно колебался, прежде чем восстановился в полную силу и выровнялся. Но с двигателем все было в порядке, и он резко изменил курс.

— Вектор столкновения, — объявил Бенджи, и Манека прикусила губу, когда траектория крейсера пересеклась с траекторией “Неукротимого”.

Искусственный интеллект авианосца изменил курс, изо всех сил уклоняясь, но возможности уклонения были слишком ограничены. Геометрия была против него, и, хотя легкие корабельные орудия вели отчаянный огонь, авианосцы не должны были подходить так близко к основным силам противника. Предполагалось, что они будут действовать под прикрытием и защитой целой оперативной группы, обеспечивая прикрытие истребителей для действий на расстоянии до нескольких световых часов от своих взлетных палуб, или для самостоятельных операций на предельном расстоянии от чего угодно, кроме истребителей противника. И поэтому они были оснащены главным образом противоистребительным вооружением, предназначенным для ведения интенсивного огня по толпам атакующих истребителей, а не для того, чтобы пробивать себе путь сквозь боевой заслон крейсера. Но на этот раз у “Неукротимого” не было другого выбора, кроме как пойти навстречу врагу, поскольку он и сопровождавшие его эсминцы сражались, расчищая путь и не давая мельконианцам приблизиться к транспортам, которые должны были достичь поверхности Шартра.

Они были слишком далеко от “Танненберга” и других транспортов, чтобы какой-то из Боло мог атаковать крейсер до столкновения, и все же они были так мучительно близко. Они были всего в сотне километров от зоны поражения Бенджи, когда поврежденный крейсер пробил его боевые экраны, словно молот весом в четверть миллиона тонн, и оба корабля исчезли в кинетическом огненном шаре, более ярком, чем солнце системы.

Манека горько выругалась, когда обе иконки исчезли с ее экрана, но даже когда она все проклинала и чувствовала ужас от смерти почти трех тысяч других людей, она знала, что в этот момент, здесь и сейчас, “Неукротимый” стал расходным материалом. И она и ее истребительная группа, из которой выжили только одиннадцать, выполнили свою работу. Из перехвативших их мельконианских крейсеров остался только один, и в глубине души Манека задавалась вопросом, действительно ли экипаж этого корабля осознавал, что с ним должно было произойти.

Крейсер и все четыре вражеских эсминца приблизились, и эсминцы Конкордата пошли им навстречу. Они были быстрее мельконианцев, более маневренны и сражались со смертельной эффективностью, но их было всего двое, и хоть слияние их искусственного интеллекта и человеческого разума использовало свое оружие гораздо эффективнее, все равно они уступали в огневой мощи более чем в пять раз. Это было короткое, жестокое сражение — бой на ультракороткой дистанции, который лишил человеческие корабли большей части боевого преимущества, обычно обеспечиваемого превосходной координацией и защитными системами, — потому что так было нужно. Экипажи эсминцев знали, что они должны расчистить путь транспортам, прежде чем каким-либо дополнительным мельконианским подразделениям удастся прорваться мимо коммодора Селкирка или они неожиданно появятся с противоположной стороны планеты. И поэтому они атаковали мелькониан на самом эффективном расстоянии от противника.

Они погибли. Но они забрали с собой три из четырех эсминцев-перехватчиков, а четвертый был так сильно поврежден, что, вышел из боя с полностью опущенным боевым экраном.

Легкий крейсер прорвался сквозь струящуюся атмосферу боя, но с неповрежденным энергетическим вооружением, и все его уцелевшие батареи открыли огонь по Танненбергу, который оказался головным транспортом.

Манека почувствовала, как ее лицо исказилось в торжествующем оскале, когда крейсер выплюнул в нее смерть. Боевой экран, который теперь защищал транспорты, был боевым экраном Боло, предназначенным для отражения огня основного вооружения Бенджи по всему, что находилось за пределами прямой видимости, и он насмехался над меньшим энергетическим оружием, установленным на простом легком крейсере. Экран Бенджи почти презрительно отклонил дальнобойный огонь. Затем его главная башня слегка развернулась и выстрелила один раз.

Когда Марк XXVIII впервые был представлен, его основное вооружение было эквивалентно тому, которое устанавливалось на линейных кораблях флота Конкордата текущего поколения. С тех пор технологии продвинулись вперед, создав более новое, смертоносное и мощное вооружение, но даже сегодня ничто легче линейного крейсера — а таких было очень мало — не могло сравниться по смертоносности с его 110-сантиметровым “Хеллбором”. Конечно, ни один легкий крейсер не справится… ни один из них не был спроектирован так, чтобы выдержать его ярость.

Цель Бенджи разлетелась вдребезги, а затем внезапно испарилась, когда защитные поля корабельной силовой установки на антивеществе отключились. Яростная, ослепительная вспышка огненного шара ослепила Бенджи, и Манека услышала свой собственный торжествующий вопль сопрано, когда крейсер исчез.

Оставшиеся поврежденные крейсер и эсминец погибли почти столь же эффектно секундой позже под мстительным огнем других Боло, а затем транспорты помчались по свободному пути к планете, которую они прибыли спасти или погибнуть, пытаясь.

Несмотря на свое население, которое, безусловно, было внушительным для любого мира за пределами Центральных Секторов, планета Шартр была относительно слабо затронута влиянием человечества. Все ее освоенные, терраформированные пахотные земли были сосредоточены только на одном из трех основных материков, а практически две трети населения проживали на том же материке в относительно небольшом числе крупных городов, окруженных холмистыми сельскохозяйственными угодьями или девственными лесами.

Но Шартр это больше не волновало.

Десантная капсула Бенджи отделилась от “Танненберга” и с ревом нырнула в атмосферу планеты, его бесконечные повторители непрерывно стреляли, пока он и остальная часть батальона систематически уничтожали каждый фрагмент орбитального мусора, который не нес код IFF Конкордата. Мельконианские стелс-системы были хороши, но не совершенны, и безжалостная атака батальона уничтожила разведывательные платформы, которые развернули захватчики.

Манека изучала визуальные изображения, передаваемые оптическими датчиками Бенджи, в то время как штурмовая волна с воем шла вниз.

Ларош-сити, столица планеты, с населением более тридцати миллионов человек, представлял собой дымящееся, пылающее море руин. В Провансе и Новом Дижоне дела обстояли немногим лучше, хотя, по крайней мере, часть пригородов Нового Дижона, по-видимому, сохранилась частично нетронутой, то же самое можно сказать по меньшей мере о двух десятках других городов планеты и более крупных поселках. Зеленое и коричневое лоскутное одеяло ферм и темно-зеленые леса, окружающие то, что когда-то было обиталищем человека, были усеяны обломками ракет и штурмовых летательных аппаратов мельконианцев, которые были уничтожены защитными сооружениями по периметру разрушенных городов, а высокие столбы дыма и пыли, казалось, поднимались повсюду.

Хотя население Шартра было крошечным по сравнению с любым из Центральных Миров, таких как Старая Земля, оно было достаточно большим, а промышленная база звездной системы — достаточно обширной, чтобы обеспечить довольно мощные наземные оборонительные системы. Местные планетарные и системные власти при содействии центрального правительства Конкордата воспользовались этим и потратили бóльшую часть последних шести стандартных лет на укрепление и подготовку к возможному нападению мельконианцев. Но из-за того, фронт очень медленно сдвигался по сектору Кампердаун, органы планирования отдали приоритет системам и планетам, находящимся под более непосредственной угрозой. Никто не ожидал, что Империя проявит смелость и нанесет такой глубокий удар по крупным звездным системам внутри границы Конкордата, а местная оборона, какой бы мощной она ни была, была недостаточной.

Кто-то должен был это предвидеть, мрачно подумала она. Конечно, им пришлось направить сюда силы, эквивалентные целому флоту, чтобы провернуть задуманное, но темп этой войны с самого начала только ускорялся. И обе стороны становятся все более отчаянными по мере того, как растет число жертв. Мы должны были понять, что рано или поздно Щенки бросят кости вот так. Если им это удасться — создать значительное присутствие флота так далеко в нашем тылу, — это вынудит нас по крайней мере к крупным передислокациям, пока мы не сможем справиться с этим. Вероятно, это само по себе того стоит, рискнуть потерей всех сил, даже не считая уничтожения населения и промышленной базы Шартра.

Но, по крайней мере, защитники системы получили достаточно раннее предупреждение, чтобы выполнить свои планы эвакуации. Манека не могла знать — и не хотела знать, — сколько граждан этих уничтоженных городов не смогли вовремя выбраться, но на стратегическом плане Бенджи горели светящиеся зеленые значки десятков огромных центров для беженцев, во всех из которых были хотя бы подготовлены элементарные защитные сооружения. В дополнение к стационарным защитным сооружениям, большинство из них были окружены дополнительными значками планетарного ополчения и остатками отрядов регулярной армии, дислоцированных на планете. И теперь, когда подразделения нападающего флота, которые оказывали мельконианским атакующим огневую поддержку с орбиты, были разбиты, эти оборонительные сооружения перестанут подвергаться бомбардировкам с воздуха. Но никто из них не мог надеяться долго продержаться против ужасающей концентрации наземной огневой мощи, которую мельконианцам удалось высадить на поверхность планеты до прибытия спасательных сил Конкордата.

На командной палубе Бенджи царила тишина, несмотря на гиперскоростной ураган, завывающий вокруг корпуса десантной капсулы, которая все глубже и глубже погружалась в атмосферу, и Манека почувствовала, как у нее упало сердце, пока она изучала доступные данные.

Планетарная разведывательная система была в значительной степени разрушена, но несколько ее спутников все еще уцелели, и теперь, когда прибыл Тридцать Девятый батальон, спутникам снова нашлась работа. Это было преимущество, которым, как она знала, полковник Чайковский намеревался воспользоваться в полной мере, но очень немногое из того, что они сообщили до сих пор, было хорошим.

Планетарное наступление мелконцев возглавляли пять их тяжелых штурмовых бригад, каждая из которых состояла из двух бронеполков по тридцать мехов в каждом — двенадцать легких разведывательных роботов класса “Хеймдалл” и шесть их “кулаков”, в общей сложности шесть “Суртуров” и двенадцать “Фенрисов”, плюс один пехотный полк и полк воздушной кавалерии, поддерживаемые артиллерийским дивизионом. Это было уже само по себе плохо, но за первой волной наступления последовали две пехотные дивизии в полном составе и по меньшей мере двенадцать стратегических бомбардировочных полков с ракетными батареями дальнего действия и соответствующим количеством ракетных комплексов космической обороны. Они также развернули по меньшей мере четыре дополнительных полка “истребителей Боло” “Локи” — каждый из них, по сути, был равен или немногим больше 60-сантиметрового “Хеллбора”, установленного на небронированной наземной или антигравитационной подъемной платформе. Они были быстры и наносили сильный удар, который мог стать опасным, особенно если он наносился с фланга, но их было относительно легко уничтожить, как только они обнаруживали свои позиции.

К сожалению, батальон не мог рассчитывать на то, что они это сделают. Преимущество мельконианцев в технологиях скрытности распространялось как на наземные системы, так и на космические платформы. Человеческие сенсоры были лучше мельконианских аналогов, что, как правило, несколько выравнивало условия игры, но мельконианские платформы, такие как “Локи”, было чрезвычайно трудно обнаружить даже Боло, особенно если у них было несколько свободных часов на установление камуфляжа.

Тем не менее, судя по данным разведывательных спутников, Щенки предпочли использовать грубую силу, а не хитрость. Либо это так, либо их план кампании с самого начала предусматривал прибытие спасательных сил Конкордата до того, как они смогут приступить к настоящему уничтожению населения планеты.

Какими бы ни были их доводы, они избежали рассредоточения своих сил в маленьких концентрациях, которые Тридцать Девятый полк мог бы разбить по частям. Вместо этого подавляющее большинство их наземных подразделений было сосредоточено в едином, примерно полукруглом оборонительном периметре вблизи южной оконечности Лотарингии, единственного густонаселенного континента планеты. Концы дуги укрепленных позиций по периметру были надежно закреплены в океане, что обеспечивало им хоть какую-то защиту с тыла, и концентрируя их силы так плотно, что они могли бы стать заманчивой целью, это также позволяло им при необходимости сконцентрировать всю свою огневую мощь в обороне. Того, что они там собрали, было бы достаточно, чтобы заставить эскадру линейных крейсеров дважды подумать, прежде чем атаковать их из космоса, и было очевидно, что, несмотря на относительно короткое время что они владели планетой, мельконианцы основательно зарылись и подготовили свои наземные боевые подразделения.

Командирское кресло Манеки внезапно подпрыгнуло, когда штурмовая капсула врезалась в поверхность Шартра.

— По крайней мере, мы приземлились без сопротивления противника, — сказала она себе и почувствовала еще большую дрожь, когда Бенджи отстегнул стыковочные защелки, включил трансмиссию и оторвался от капсулы. Боло отслеживал каналы связи капитана Белостенец, и она слышала отрывистую, профессиональную боевую болтовню морских пехотинцев, когда их собственные машины с воем выезжали из транспортных отсеков капсулы.

Бесконечные повторители правого борта Бенджи внезапно открыли огонь, сбив мелконианский разведывательный дрон, летящий на воздушной подушке, когда он вынырнул из-за ближайшей гряды холмов. Дрон превратился в пылающий шар, осыпанный дождем осколков, прежде чем успел отправить сообщение о контакте, и вспомогательные турели Бенджи плавно повернулись взад-вперед, он ожидал появления дополнительных целей.

Капитан Харрис и Аллен посадили свою капсулу менее чем в двух километрах к западу от текущей позиции Бенджи, и оставшаяся часть штурмового отряда Танненберга быстро собиралась вокруг них. Сам “Танненберг” и все семь других транспортов даже не успели приблизиться к атмосфере, а уже неслись прочь от планеты, рядом с которой бушевала жестокая битва между уступающим по численности оперативным соединением коммодора Селкирка и оставшимися в системе мельконианскими военными кораблями.

Манека знала, что безоружным, хоть и маневренным транспортным судам нечего было делать поблизости от тех, кто мог бы открыть по ним огонь, как только Боло были высажены. В конце концов, “сбрось и беги” было стандартной доктриной для вспомогательного транспорта Бригады на протяжении столетий. Но это не избавило ее от леденящего чувства брошенности, когда она наблюдала, как их транспорт мчится вдаль от планеты, чтобы уйти в гипер.

— Вот это и называется, сжечь за собой мосты, — с иронией подумала она, когда Аллен сбил второй разведывательный дрон, и, к своему удивлению, издала сухой, как пустыня, смешок веселья.

— Все в порядке, ребята, — раздался голос полковника Чайковского по командной сети батальона из подразделения 28/G-740-GRG. — Мы высадились, не россыпью обломков, а единым целым, что немаловажно, и мы знаем, где находятся Собачки. И, к сожалению, у нас не так много времени. Коммодор Селкирк все еще пытается разобраться с ними, но для его оперативной группы все складывается не лучшим образом. Так что мы должны занять позиции Щенков до того, как какой-нибудь из их звездолетов освободится и начнет сбрасывать ракеты нам на головы по мере нашего продвижения. Это ограничит наши тактические возможности, а пока мы должны исходить из того, что Щенкам удастся локализовать нас и подставить под огонь до того, как мы окажемся на расстоянии атаки. Грегг сейчас загружает приказы о передвижении в ваши Боло, а морские пехотинцы генерала Хардести будут следовать нашим указаниям.

Манека наблюдала за сложным узором из линий и стрелок, обозначающим передвижение батальона, и на ее дополнительном экране появились четыре Боло Марк XXVII приданной 351-й разведывательной роты. Батальон оказался в пределах теоретической досягаемости мельконианцев, но совместное уничтожение военных кораблей, которые оказывали им огневую поддержку, и потеря их орбитальных разведывательных платформ, по крайней мере на время, ослепили Щенков. Никто не мог стрелять в то, чего не видел, поэтому, пока мельконианцы не могли точно определить местонахождение Батальона, вся их огневая мощь была бесполезна. Что, конечно, объясняло сбитые Бенджи и Алленом дроны.

Манека знала, что Боло полковника Чайковского, Грегг, одновременно передал план действий батальона морским пехотинцам и наблюдала, как синие значки Девятой дивизии выстраиваются позади батальона. Хорошо позади батальона. Их бронетранспортеры и легкие вспомогательные танки “Уиппет”, в отличие от используемых мельконианцами, были оснащены антигравитационными приводами и развивали скорость около пятисот километров в час. Они должны были отойти достаточно далеко, чтобы не попасть под шквал огня, который вызовет батальон, наступая на позиции мельконианцев.

Если батальону удасться прорвать этот периметр, Девятый с воплями пойдет за ними, и Манека очень четко представила себе, что тяжеловооруженные десантники в индивидуальной силовой броне сделают со Щенками, если бы когда-нибудь смогут вступить в схватку со своими более легкобронированными противниками-пехотинцами. Но если батальон не сможет пробить для них брешь, любая попытка морских пехотинцев сблизиться с врагом будет самоубийственной. Так что, если батальон потерпит неудачу, вместо того чтобы мчаться развить успех, солдаты Девятого полка с той же скоростью отступят к центрам беженцев в Шартре, где они, по крайней мере, смогут надеяться убить еще нескольких мельконианцев, прежде чем боевые мехи Щенков втопчут их в грязь.

— Итак, ребята, — сказал полковник Эверард Чайковский, когда все подразделения получили окончательные приказы о передвижении. — По оценкам Грегга, до контакта с противником осталось девяносто семь минут. Вперед.

Зеленый холмистый лес расстилался перед Манекой на панорамном обзоре, открывавшемся с передней камеры Бенджи, когда батальон с грохотом несся навстречу врагу. По крайней мере, некоторые из разведывательных дронов Щенков проработали достаточно долго, чтобы их уже заметили, и она почувствовала, как вспотели ее ладони, а во рту пересохло, когда прогремел первый залп мельконийской дальнобойной артиллерии по ним.

Она старалась не думать о шансах. Шестьдесят Суртуров и вдвое большее количество Фенрисов были серьезным препятствием даже для батальона современных Боло; для Тридцать Девятого же задача была совершенно невозможной, и каждый человек и Боло в Батальоне, начиная с полковника, это знал.

— Мельконианские военные корабли выходят на орбиту планеты, — объявил Бенджи, и Манека в ответ отрывисто кивнула.

Оперативная группа коммодора Селкирка заплатила за свою храбрость. Ни один из его кораблей не выжил, но перед смертью они изрядно потрепали мельконианский флот. Не осталось ни одного линкора или крейсера Щенков. Ни одного тяжелого крейсера, но девять легких и одиннадцать эсминцев уже примерно двенадцать минут неслись к Шартру на максимальной скорости. Она надеялась, что батальон выиграет гонку и вступит в схватку с наземными силами Щенков до того, как их уцелевшие подразделения флота смогут вмешаться, но цифры, мигавшие на графике Бенджи, мрачно утверждали, что этого не произойдет.

Ракетные батареи, которые мельконианцы окопали в самом сердце своего наземного анклава, извергли огонь, и на батальон обрушился град ракет с высокой траекторией полета. Еще больше ракет падало с орбиты, выпущенные с приближающихся военных кораблей в поддержку наземных систем. Их профили полета позволяли батальону легко осуществлять перехват, но на самом деле они изначально не предназначались для прорыва обороны. Их функция заключалась исключительно в том, чтобы насытить оборону Боло, в то время как настоящие убийцы прорывались на меньших высотах.

— Удаленные платформы сообщают о запуске крылатых ракет по всему фронту противника, — произнес звучный баритон Бенджи. — Текущая оценка: приблизительно четыре тысячи штук, плюс-минус пятнадцать процентов.

— Поняла, — напряженно прохрипела Манека.

— Полковник Чайковский сообщает нам, что вражеские крейсера и эсминцы меняют курс. Исходя из их нового курса и скорости, я оцениваю вероятность в 96,72 процента того, что они попытаются войти в зону атаки батальона одновременно с ракетным ударом с малой высоты.

— Сегодня ты просто переполнен хорошими новостями, не так ли? — ответила она, обнажив зубы в том, что можно было бы снисходительно назвать улыбкой.

— Я бы не назвал их “хорошими”, — ответил Бенджи с одним из своих электронных смешков. — С другой стороны, очевидное желание Врага сосредоточить всю доступную огневую мощь в кратчайший возможный момент дает нам некоторые тактические преимущества, Манека.

— Да, конечно дает.

Она покачала головой.

— Я серьезно, — сказал ей Боло, она перестала качать головой и недоверчиво посмотрела на внутренний визуальный датчик.

— Каким образом то, что они обрушат на нас еще большую огневую мощь, повышает наши шансы на выживание? — спросила она.

— Я не говорил, что это повысит вероятность нашего выживания. Я просто заметил, что это дает нам определенные тактические преимущества — или, по крайней мере, лазейки, — которые мы не могли бы создать сами, — ответил Боло, и в его голосе было нечто большее, чем простая электронная уверенность. Это был опыт. Личный опыт, накопленный за сто двадцать шесть лет его службы против врагов человечества. — Если бы их военные корабли предпочли оставаться на дальних ракетных дистанциях, а не задействовать свои энергетические батареи, они остались бы за пределами досягаемости нашего энергетического оружия. Однако, как бы то ни было, анализ новых подлетных траекторий показывает, что они войдут в зону поражения энергетического оружия батальона за 16,53 секунды до того, как появятся крылатые ракеты их наземных войск.

Голубые глаза Манеки Тревор расширились от понимания, и Боло издал еще один смешок. На этот раз холодно, без намека на юмор.

— Они дают нам шанс поразить их прежде, чем ракеты долетят до нас? — спросила она.

— Так точно. Они явно пытались тщательно скоординировать маневр, но время, по-видимому, недостаточно соответствует их потребностям. Если они не скорректируют свои полетные профили в течение следующих тридцати восьми секунд, Батальон сможет поразить каждый их военный корабль по крайней мере один раз, прежде чем их крылатые ракеты выполнят свои конечные маневры. Если бы они были готовы дождаться начала первой ракетной атаки, прежде чем приблизиться, или даже постоянно оставаться за пределами досягаемости “Хеллбора”, они в конечном итоге смогли бы уничтожить весь Батальон одними ракетами.

— Вместо того, чтобы дать нам возможность полностью уничтожить их орбитальную огневую поддержку! — закончила она за него.

— Так точно, — повторил Бенджи, и она услышала одобрение — и гордость — в его глубоком голосе. Она почувствовала гордость за себя. За ученицу, которой она стала, когда полковник дал под ее командование первый Боло… и, тем самым, поручил этому Боло заботится о ее истинном обучении. Вот что придавало гордость его голосу: тот факт, что его ученица так быстро осознала чудовищность ошибки мельконианцев.

Оглушительный грохот приближающихся с высокой траектории ракет обрушивался с небес, словно молнии обезумевших божеств, но атакующие бегемоты Тридцать Девятого Батальона даже не замедлились. Может, они и были древними, но они были Боло. Батареи бесконечных повторителей с ионными зарядами и лазерные установки подняли дула к небесам и бросили вызов богам, элементы противоракетной обороны изрыгли огонь, и небеса запылали.

Батальон мчался вперед со скоростью более восьмидесяти километров в час по густому девственному лесу. Даже их колоссальные громады не могли сохранять устойчивость на такой местности на такой высокой скорости, и амортизационная рама командирского кресла Манеки колотила по ней, когда Бенджи содрогался и кренился, как какой-нибудь древний парусник Старой Земли, огибающий мыс Горн. Но даже когда его мощные гусеницы превращали шестидесятиметровые стволы деревьев в измельченный хлорофилл, его оружие отслеживало приближающиеся ракеты с убийственной точностью. Ракета за ракетой, десяток за десятком ракет одновременно, исчезали в ослепляющих глаза огненных шарах, затмевающих свет солнца Шартра до незначительности.

Несмотря на свой ужас, несмотря на уверенность в том, что батальон не сможет победить, Манека Тревор с благоговением смотрела на изображения на своем визуальном дисплее. Ракетная атака мельконианцев виделась полусферой пламени. Она надвигалась над ней чашей, в которой не было ничего, кроме огня, разрушения, и ослепительной короны гнева на целый батальон Боло.

— Вражеские крылатые ракеты входят в зону нашей обороны через 21,4 секунды, — спокойно объявил Бенджи, несмотря на то, что дисплей заливал ослепительный свет. — Вражеские боевые корабли выходят на дистанцию поражения через 4,61 секунды, — добавил он, и в его тоне было столько же желания, сколько и удовлетворения.

— Приготовиться к бою, — приказала Манека, хотя оба они знали, что это была чистая формальность.

— Готов, — подтвердил Бенджи, и его главная башня развернулась, с ровным мощным воем его “Хеллбор” нацелился вверх.

Манека перевела взгляд с визуального дисплея на тактическую схему, и ее кровь застыла в жилах, когда она увидела невероятно плотную россыпь значков ракет, несущихся к ней. Разведывательные беспилотники Батальона находились на достаточной высоте, чтобы наблюдать за ракетами сверху, пока они с визгом проносились в атмосфере, огибая рельеф всего в пятидесяти метрах над препятствиями на пересеченной местности, со скоростью, в пять раз превышающей скорость звука. Атмосферные ударные волны, создаваемые тысячами ракет на такой скорости, были подобны гигантскому молоту, разбивающему все на своем пути в щепки, и когда они достигнут батальона, станет еще хуже. При их скорости даже у Боло будут лишь крошечные доли секунды, чтобы поразить их, а их защита уже была эффективно насышена продолжающейся бомбардировкой по высокой траектории.

Между ракетным штормом и основными силами батальона находились четыре Марк XXVII 351-го разведывательного полка. На двадцать процентов легче и маневреннее, чем Марк XXVIII, Боло “Непобедимый” были гораздо лучше оснащены системами “стелс” и РЭБ, однако они жертвовали множеством комплексов УВП в пользу еще более активной противоракетной обороны. В их обязанности входило добывать информацию, и, если это было необходимо, — благодаря их более высокой скорости — прощупывать перед батальоном ловушки и засады, которые врагу, возможно, удалось скрыть от разведывательных беспилотников. Но теперь их позиция означала, что они примут на себя первый удар крылатых ракет, если только их сложные системы радиоэлектронной борьбы не убедят самонаводящиеся ракеты Собачек, что они находятся где-то в другом месте.

Она оторвала взгляд от этих ужасающих изображений, и ее зубы сверкнули в оскале цвета слоновой кости, когда множество других изображений в другой четверти экрана, представляющих мельконианские эсминцы и легкие крейсера, внезапно оказались окружены малиновыми кругами.

— Вражеские военные корабли, цель захвачена, — объявил Бенджи. И тут же: — Вступаем в бой.

Дюжина 110-сантиметровых “Хеллборов” выстрелили одновременно, и атмосфера, уже истерзанная взрывами умирающих ракет, протестующе взвизгнула, когда вверх с воем устремились мощные плазменные разряды.

Все девять мельконианских легких крейсеров и три эсминца мгновенно погибли в пламени, когда эти невероятные энергетические разряды пронзили их боевые экраны и раскололи корпуса. Сверхпроводящие конденсаторы лопнули, поля защиты от антивещества вышли из строя, добавив к разрушениям свою собственную огромную энергию, и вакуум над Шартром покрылся рябью и загорелся. У охваченных ужасом экипажей оставшихся мельконианских эсминцев было четыре мимолетных секунды, чтобы осознать, что произошло. Таков был цикл перезарядки “Хеллбора” Марк XXVIII… и ровно через четыре секунды новый, не менее мощный взрыв света и ярости ознаменовал гибель оставшихся вражеских военных кораблей.

Манека Тревор услышала свое собственное сопрано, похожее на победный вой банши, но как только башни Батальона развернулись к наземным целям, по ним обрушился поток крылатых ракет.

Противоракеты, бесконечные повторители, лазерные установки, автоматические пушки — даже противопехотные установки — бросали в приближающиеся ракеты все что у них было. Ракеты гибли десятками, сотнями штук. Но они налетали тысячами, и даже активная защита Боло не могла остановить их всех.

Боевой экран остановил некоторые из них. Некоторые промахнулись. Некоторые уничтожали друг друга, поглощая сами себя в смертельных огненных шарах. Но слишком многим удавалось прорваться.

Первыми пострадали передовые Марк XXVII. Амортизационная рама Манеки яростно ударила по ней, в то время как массивный корпус Бенджи извивался по сложной схеме уклонения, а его оборонительное оружие извергало огонь. Но даже несмотря на то, что десятки ракет целились в него, гораздо больше — вероятно, половина или даже две трети от общего количества выпущенных мельконианцами ракет — были наведены на четверку Марк XXVII. “Непобедимый” нес больше средств противоракетной обороны, чем “Триумфатор”, но все равно недостаточно, чтобы пережить этот шторм. На мгновение она задумалась, что же было не так с их системами РЭБ, почему так много ракет было нацелено на них. А потом она поняла. Они не пытались помешать ракетам захватить цель, они намеренно усиливали свои сигнатуры наведения, превращаясь в приманки и уводя ракеты подальше от батальона.

Ее сердце замерло, когда она осознала, что они делают, а затем их захлестнул холокост. Мощные взрывы обрушились на разведывательную роту, словно сапог разъяренного титана, охваченный ядерным пламенем. Они находились на расстоянии сорока километров от основных сил батальона, и боеголовки были стандартными для Собачек, зачем-то “чистыми”, что было нелепо в этой геноцидной войне на взаимное истребление. И все же их были сотни, и смертоносные потоки радиации хлынули наружу из реакторов Боло, вместе с тепловой вспышкой, за которой мгновение спустя последовал сам фронт взрыва.

Манека цеплялась за свой рассудок окровавленными ногтями, когда молот Тора обрушился на Бенджи. Огромный Боло накренился, как галеон, подброшенный штормом, когда зеленый, живой лес вокруг них, и без того истерзанный проходом Батальона и горсткой ракет с высокой траектории, которые прорвались сквозь оборону, мгновенно вспыхнул пламенем. Батальон бросился вперед, прямо сквозь этот раскаленный ад, дюралоевая броня защищала от радиации, взрывов и жара, которые мгновенно лишили бы жизни хрупкие протоплазменные существа, находившиеся на командных палубах. Визуальный дисплей показывал только извивающийся океан огня и пыли, взрывы и завывающий ветер, словно какое-то непристойное представление об аде, но это был именно тот Ад, для которого были созданы Боло, чтобы выжить в нем… и победить.

Ни один из разведывательных Боло, находившихся непосредственно на пути ракетного удара, не выжил, но хаос и мощные выбросы ЭМИ, вызванные взрывами ракет и Боло, оказали катастрофическое воздействие на оставшиеся ракеты, которые были нацелены на остальной батальон. Те же самые условия препятствовали противоракетной обороне Боло, но снижение вероятности поражения ракет из-за них имело решающее значение.

Не то чтобы их осталось мало. Более семидесяти целились в Бенджи, пока он прорывался сквозь бушующие пожары и разрушения в зоне основного удара. Точечная защита гигантского Боло остановила большинство из них, не дотянув до его боевого экрана, но двадцать три достигли достигли цели, и его пятнадцатитысячетонный корпус содрогнулся, когда боеголовки пробили его боевой экран и вонзили жгучие шипы адского пламени прямо в броню. Молот Тора снова обрушился. Затем еще раз, и еще, и еще. Даже несмотря на сотрясения и ужасающую вибрацию, Манека могла видеть, как целые участки его боевого экрана полыхают кроваво-алым, а взрывы срывают с корпуса его наружное оружие и сенсоры.

Но затем, слишком внезапно, чтобы быть реальным, удары молота прекратились. Десять из шестнадцати Боло Батальона бросились на дальнюю сторону холокоста, оставив позади все четыре Марк XXVII из 351-ого полка. Два Марк XXVIII также были уничтожены, а все выжившие были повреждены в большей или меньшей степени, но они уничтожили весь оставшийся мельконианский эскадрон поддержки, и вражеская зона базирования была прямо перед ними.

— Я получил умеренные повреждения моих вспомогательных батарей и передних сенсоров, — объявил Бенджи. — Главная батарея и системы непрямого огня работают на 87,65 % от базовой мощности. Третья гусеница заклинена, но я все еще могу развивать скорость в 92,56 % от нормальной. По моим расчетам, до контакта с вражескими орудиями прямого огня по периметру при текущей скорости продвижения 9,33 минуты. Запрашиваю запуск ракет.

Пуск ракет должен был быть санкционирован полковником Чайковским, подумала Манека. Но Грегг Чайковского был одним из тех Боло, кого они потеряли, а у Пегги майора Фредерикс были серьезно повреждены системы связи. Не было времени советоваться с кем-либо еще, а командиров Боло обучали принимать самостоятельные решения.

— Запуск разрешаю. Открыть огонь! — рявкнула она.

— Подтверждаю, — ответил Бенджи, и бронированные люки его пусковых установок открылись. Его собственные ракеты вылетели наружу, а затем унеслись в сверхзвуковом полете, прижимаясь к земле. Они были менее дальнобойными и немного более медленными, чем те, которые мелькониане использовали против батальона, но они также были гораздо более маневренными, а относительно небольшая дальность пуска и малые крейсерские высоты давали менее способным разведывательным дронам защитников еще меньше времени на отслеживание, чем было предоставлено Батальону для защиты от мельконианских ракет.

Огненные шары пронеслись по мельконианскому периметру, сметая внешние огневые точки и окопавшиеся бронированные подразделения. Оружие и сенсорные посты, истребители Боло класса “Локи” и батареи противовоздушной обороны исчезли в огне ярости Тридцать Девятого Батальона. Тридцатисантиметровые скорострельные минометы Бенджи присоединились к атаке, извергая смертоносные управляемые снаряды в водоворот разрушений. Последующие залпы мельконианских ракет с визгом летели им навстречу из ракетных батарей в тылу, но мельконские орудия непрямого огня практически полностью утратили свои возможности обзора. Их решения по наведению на цель были гораздо более осторожными, хаос и взрывы затрудняли работу бортовых систем наведения ракет, а зияющая дыра, все глубже и глубже проникающая в их периметр, стоила им как пусковых установок, так и сенсоров, которые могли бы помочь разобраться в водовороте разрушений, чтобы повысить точность их оружия.

Но среди простых смертных мельконианцев были спрятаны их собственные боевые машины. “Хеймдалли” были слишком легкими, чтобы угрожать Боло — даже пилотируемые машины Девятого полка были им не по зубам, — но кулаки “суртуров” и “фенрисов” представляли собой нечто совершенно иное. Тяжелые, выносливые и опасные, они превосходили численностью выживший батальон в восемнадцать раз, и у них было преимущество в виде подготовленных позиций.

Еще один Боло батальона резко остановился, извергая невыносимый жар и свет, когда плазменный разряд пробил его более тонкую боковую броню. Бенджи стрелял на ходу, главная башня плавно поворачивалась, и весь его корпус содрогнулся, когда заряд главной батареи вырвался из его “Хеллбора” и выпотрошил “Суртур”, который только что убил его брата по бригаде. Погиб еще один “Суртур”, и гораздо менее мощные бесконечные повторители Бенджи посылали один смертоносный ионный заряд за другим, через исчезающий промежуток между Батальоном и мельконианским периметром, чтобы разорвать на части и уничтожить более легких и слабых товарищей “суртуров”.

— Займи точку, Бенджи! — рявкнула Манека, когда еще один Боло остановился, извергая клубы дыма и пламени. Ее взгляд упал на боковую панель, и она почувствовала укол горечи, когда немигающие буквенные коды идентифицировали жертву как Лэйзи. Это было похоже на учебное поражение, а не на полное уничтожение, подумала она, но повреждения, должно быть, очень глубоко затронули личностный центр Лэйзи… И лейтенант Такахаши никак не мог выжить.

И оплакивать их тоже не было времени.

Бенджи рванулся вперед, возглавляя клин из восьми истекающих кровью титанов. “Суртуры” поднялись на дыбы из глубоких укрытий, разворачиваясь, чтобы контратаковать с флангов и тыла, когда батальон прорвался через их внешний периметр, а “Хеллборы” с воем открыли непрерывный огонь в упор.

Внутрь! Мы у них в тылу! Каким-то уголком сознания Манека осознала это, и чувство триумфа пронзило ее даже сквозь ужас.

На тактическом экране Бенджи внезапно вспыхнула яркая фиолетовая иконка, когда анализ мельконианских сигналов связи внезапно показал, что это, должно быть, главный узел связи.

— На КП, Бенджи! Задавим их КП! — рявкнула Манека.

— Принято, — без колебаний ответил Бенджи и снова изменил курс, направляясь к командному пункту. Он маячил перед ним, и, наблюдая за тактическим анализом, появляющимся на боковых панелях графика, Манека поняла, что это такое на самом деле. Не рядовой КП, а центральный командный пункт — главное нервное сплетение всей позиции Щенков!

Они нашли организующий мозг мельконианского анклава, и она почувствовала внезапную вспышку надежды. Если бы они смогли добраться до этого командного пункта, уничтожить его, вывести из строя систему командования и контроля противника на время, достаточное для того, чтобы Девятый полк смог прорваться через проделанную ими брешь, тогда, возможно… Пара “суртуров” в сопровождении сопровождающих их средних мехов внезапно вынырнули из хаоса, как адские буры, извергающие потоки плазмы на Боло, бесчинствующие в их рядах. Бенджи превратил “Суртура” на левом фланге в раскаленные руины, в то время как Пегги навалилась на правого и убила второго. Их бесконечные повторители неистовствовали, когда “фенрисы” разделились, пытаясь развернуться пошире и пробиться к их более слабой фланговой броне, а средние мельконианские мехи остановились, извергая ярость и жесткую радиацию, когда взорвались их установки на антиматерии.

Затем из ниоткуда появились трое средних мехов класса “Фенрис”, все сироты, потерявшие своих “Суртуров”. Их легкое оружие взревело, и они оказались на левом фланге капитана Харриса и Аллена. Они выстрелили раз, другой… А потом осталось всего семь Боло.

Батарея бесконечных повтрителей Бенджи с левого борта уничтожила убийц Аллена, а еще два “суртура” внезапно поднялись из укрытия перед ним. Один из них выстрелил мимо, выпустив одновременно три “Хеллбора” в Пегги. Боевой экран Боло ослаблял выстрелы, а антиплазменная броня поглощала и отражала большую часть их мощности. Но дальность была слишком мала, а оружие слишком мощным. Новейший Боло с улучшенными сплавами брони и улучшенной внутренней защитой от нарушителей, возможно, и выжил бы, но Пегги и майор Анджела Фредерикс — нет.

Башня Бенджи завертелась как змея, и его “Хеллбор” послал гораздо более мощный заряд прямо в лобовую броню второго “суртура”, прежде чем тот успел выстрелить. Затем он отчаянно развернулся к первому мельконианскому меху.

— Шестеро, — подумал Манека на мгновение. — Теперь нас всего шестеро!

А затем, в одну и ту же секунду, обе боевые машины открыли огонь.

— Пробитие корпуса! — рявкнул голос Бенджи. — Пролом корпуса в…

Мгновение, мимолетное колебание в пульсе вечности, которое будет вечно жить в ночных кошмарах Манеки Тревор, которое ее чувства зафиксировали с невыносимой ясностью. Ужасная, обжигающая вспышка света, одновременный приступ агонии, мелькнувшее размытое движение, когда подразделение 28/G-862-BNJ ударило внутренним панцирем из дюраллоя по креслу своего командира.

А затем темнота.

— Здравствуйте, лейтенант.

Тихий голос прогремел в голове Манеки подобно грому, и она отшатнулась от его силы. Она почувствовала, что раскачивается в огромной пустоте, как какой-то призрачный маятник, а головокружение то нарастало, то отступало внутри нее.

— Пора просыпаться, — прогремел мягкий голос, и она крепче закрыла глаза. Нет. Не время просыпаться. Если она это сделает, что-то будет ждать ее впереди. Что-то, с чем она не могла — и не хотела — столкнуться.

Но голосу нельзя было отказать. Она цеплялась за свой безопасный темный кокон, но чувствовала, что ее неумолимо, безжалостно вытаскивают из его глубин. А затем ее глаза открылись и сощурились под ярким потоком света.

Нет, не глаза — один глаз. Она поняла, что слепа на правую сторону, с какой-то мечтательной отрешенностью, и подняла правую руку, чтобы дотронуться до повязки, закрывающей этот глаз. Только ее рука отказывалась двигаться, и когда она медленно — очень медленно — повернула голову достаточно далеко вправо, чтобы видеть, то обнаружила, что ее правая рука заканчивается чуть ниже плеча.

Она медленно моргнула оставшимся глазом, ее вялый мозг пытался справиться с ранами, и тут чья-то рука коснулась ее левого плеча. Она повернулась в ту сторону, прищурилась, пытаясь разглядеть детали, и увидела мужчину в парадной форме морской пехоты Конкордата. Полковник, подумала она, затем моргнула. Нет, она снова ошиблась. На нем была форма полковника, но на воротнике были приколоты знаки различия бригадного генерала.

— Вы уверены, что с ней все будет в порядке? — услышала она голос полковника, ставшего генералом. Он смотрел на кого-то другого. На человека в белом.

— Мы добрались до нее вовремя, — успокаивающе сказал человек в белом. — На самом деле, ваши люди добрались до нее вовремя и вытащили ее, пока нам еще было с чем работать. Потребуется время и большая регенерация, чтобы поставить ее на ноги, но сам ремонт будет довольно рутинным. Обширный, но рутинный.

— У вас другое определение “рутины”, чем у меня, доктор, — сухо сказал офицер морской пехоты, затем снова посмотрел на Манеку.

— Вы теперь с нами, лейтенант? — спросил он, и она узнала в этом тихом вопросе раскаты грома, которые потревожили ее темноту.

Она подняла на него глаза, затем попыталась заговорить. Из горла вырвался только хрип, и она облизала сухие, потрескавшиеся губы языком, сделанным из остатков кожи. Чья-то рука потянулась вниз, держа стакан с соломинкой, и Манека вздрогнула от острого чувственного наслаждения, когда ледяная вода полилась ей в горло с невероятным облегчением.

— Лучше? — спросил морской пехотинец, и она кивнула.

— Да, сэр, — хрипло выдавила она. Она остановилась и прочистила горло так сильно, что у нее закружилась голова, затем попыталась снова. — Спасибо.

По крайней мере, на этот раз это было немного похоже на нее, подумала она.

Ее мозг снова начал функционировать, хотя мысли по-прежнему были далеки от ясности. Она поймала себя на том, что удивляется, как это она может не чувствовать боли от своих ран, а затем мысленно фыркнула. Без сомнения, ей вкололи целый вагон обезболивающих. Что, вероятно, могло объяснить затуманенность ее мыслительных процессов, теперь, когда она задумалась об этом.

Словно прочитав ее мысли, мужчина в белом протянул руку, забарабанил пальцами по виртуальной клавиатуре, и шерстяное одеяло соскользнуло с ее головы. Слабый прилив боли — отголосок чего-то, что, как она чувствовала, было огромным и ужасным, но чему не позволяли касаться ее, — пришел вместе с ясностью, и она снова сглотнула, а затем едва заметно кивнула ему в знак благодарности.

— Но не больше, лейтенант, — хрипло сказал доктор. — Ты выглядишь как человек, который хочет, чтобы его мозг работал, но тебе придется довольствоваться тем, что есть на данный момент.

— Да, сэр. — ее голос все еще звучал хрипло и прерывисто, но речь стала более внятной, и она почувствовала, как все больше клеток ее мозга пробуждаются к действию.

— Я полковник… то есть бригадный генерал Шаллек, лейтенант Тревор, — представился морской пехотинец, и она повернула к нему свой рабочий глаз. — Прошу прощения, что беспокою вас, но сегодня днем вас собираются отправить за пределы планеты, а я хотел поговорить с вами лично, прежде чем они это сделают.

— За пределы планеты? — повторила Манека. — Сэр? — поспешно добавила она, и он улыбнулся ей. Это была очень слабая улыбка, в которой было что-то далекое от юмора, но она была искренней.

— Хоть на минуту, лейтенант, забудьте о военной вежливости, — мягко посоветовал он.

Откинувшись на подушку она кивнула, но ее прояснившийся мозг уже начал функционировать должным образом, и она поняла, что, каким бы невероятным это ни казалось, они, должно быть, победили. Иначе никто не мог даже упоминать о том, чтобы отправить кого-то за пределы планеты. И это был единственный вариант, при котором она все еще была жива.

— Вот почему я хотел поговорить с вами, лейтенант. Чтобы поблагодарить вас, — продолжил офицер морской пехоты через мгновение. Она посмотрела на него, и он протянул к ней свою руку ладонью вверх. — Эта благодарность исходит от меня лично, от Девятого полка морской пехоты — от того, что от нас осталось — и от каждого живого человека на Шартре. Потому что без вас и вашего батальона никого из нас сегодня не было бы в живых.

— Батальон?.. — начала Манека, и Шаллек снова сжал ее здоровое плечо.

— Вы их сломали, лейтенант, — просто сказал он. — Сомневаюсь, что кто-нибудь поверил бы, если бы не видел собственными глазами, но вы их сломали. Вы проделали брешь шириной в десять километров прямо в середине их линии фронта, уничтожили там все, что у них было, а затем разгромили их Центральный Командный Пункт. Видимо, им не хватило времени установить резервный КП, и когда вы выбили основной, их командование и управление полетели ко всем чертям. Как и они сами, в течение следующих нескольких часов.

Он снова улыбнулся, и на этот раз его улыбка была резкой и уродливой.

— Это обошлось недешево, — продолжил он через мгновение. — Ни для кого из нас. Я — старший по званию офицер, оставшийся в Девятом полку, да и весь “полк” на самом деле не больше одной недоукомплектованной бригады, но на Шартре не осталось ни одного живого Щенка. А по пути сюда Тридцать Девятый, по-видимому уничтожил весь их уцелевший флот в системе после того, как коммодор Селкирк покончил с основным ядром. Оперативная группа адмирала Кванга связалась с нами два дня назад. Мы потеряли почти семьсот миллионов человек на Шартре, лейтенант, но еще почти два миллиарда живы благодаря вам. Я полагаю, благодаря всем нам, но мы ничего не смогли бы сделать без Тридцать Девятого.

Манека посмотрела на него, и ледяной холод сжал ее сердце. Он ни словом не обмолвился о потерях Батальона, а ведь сказал бы… если бы не знал, как больно будет, когда он это произнесет.

Она на мгновение закрыла глаз, всем сердцем желая все еще оставаться без сознания, но это было не так. И поскольку это было не так, у нее не было выбора.

— А Батальон, сэр? — услышала она свой ровный вопрос, как будто он принадлежал кому-то совершенно другому.

— А батальон… заплатил свою цену, лейтенант, — сказал Шаллек, твердо встречая взгляд ее единственного кобальтово-голубого глаза. Ему было нелегко, она это видела, но он был в долгу перед ней, просто обязан быть честным, и заплатил ей монетой откровенности. Он глубоко вздохнул.

— Ты единственный оставшийся в живых командир Боло, — сказал он с пугающей мягкостью, и она уставилась на него, не веря своим глазам.

— Нет, — с безжалостной ясностью произнес тихий, строгий голос глубоко внутри нее. Это не недоверие. Это отказ принять правду.

Но даже подумав об этом, она почувствовала внезапный прилив надежды. Шаллек назвал ее единственным оставшимся в живых командиром Боло, и это означало…

— Бенджи? — спросила она. — Сэр, Бенджи — мой Боло. Насколько серьезно он ранен?

Шаллек смотрел на нее, все еще буравя ее взглядом, а затем, спустя мгновение, покачал головой.

— Он не выжил, лейтенант, — мягко сказал он, и его нежное сострадание было словно ледяной кинжал, вонзившийся в ее все еще бьющееся сердце.

Он ошибался. Он должен был ошибаться. Ведь она была жива. Это означало, что Бенджи тоже должен был выжить, иначе она погибла бы при его уничтожении. Она должна была погибнуть при его уничтожении.

— Техники Боло сказали мне, что один из ваших Боло может выжить, — продолжал Шаллек все тем же мягким голосом. — Подразделение Один-Семь-Девять-Лима-Альфа-Зебра. Насколько я понимаю, его центр выживания все еще цел, а попадание, которое вывело из строя его командный пункт и главный личностный центр, нанесло на удивление мало дополнительных повреждений. Но все остальные подразделения Тридцать Девятого батальона были уничтожены в бою.

— Но… но как?.. — она слабо пошевелила левой рукой, обводя больничную палату и медицинское оборудование, окружавшее ее кровать. Шаллек покачал головой.

— Он закрыл вашу спасательную капсулу и накачал всю свою командную палубу противопожарной пеной, — сказал Шаллек. — Аварийный автомедик капсулы сохранил вам жизнь, а у противопожарной пены было время отвердеть, прежде чем…

Он замолчал, и Манека понимающе прикрыла глаз. Противопожарная пена, используемая в системах контроля повреждений Боло, была менее эффективна при тушении пожаров, чем другие, более современные технологии, но ее сохранили, потому что через двадцать секунд после применения она превращалась в искусственный “сплав”, почти такой же прочный, как корпуса первых Боло из кремнистой стали. Однако, несмотря на всю свою прочность, он почти мгновенно растворялся под воздействием соответствующего нанотехнологического “растворителя”.

Бенджи воспользовался этим, чтобы спасти ей жизнь. Когда он пробирался сквозь это ужасное море огня, он заключил ее капсулу из дюраллоя в нечто, что по сути было сплошной броней более трех метров в поперечнике.

О, Бенджи, с тоской подумала она, и ее разбитое сердце сжалось в комок. О, Бенджи. Как ты мог так поступить со мной?

— Как… — она замолчала и сжала пальцы оставшейся руки в кулак так что побелели пальцы.

— Как это произошло? — ей удалось сказать со второй попытки.

— Я… — начал морской пехотинец, затем замолчал и посмотрел на доктора.

— Я бы не советовал, — сказал доктор. — Она и так в достаточно плохом состоянии. Но…

Настала его очередь прерваться и посмотреть на Манеку, и его губы сжались.

— Но я уже видел такое раньше, — продолжил он резким, почти сердитым голосом. Манека поняла, что сердит он не на нее, и не из-за нее, несмотря на сокрушительный удар ее горя, а из-за чего-то другого.

— Они выбирают таких молодых, — продолжил мужчина в белом. — Они обучают их. Они дают им богов войны в друзья. И когда эти боги умирают, то…

Он закрыл рот, сжал челюсти, а затем встряхнулся.

— Продолжайте, генерал, — коротко сказал он. — Незнание только усугубит ее душевные терзания.

Шаллек несколько секунд пристально смотрел на доктора, затем кивнул и снова перевел взгляд на Манеку.

— У нас было несколько наших разведывательных беспилотников — я имею в виду, Девятого полка — над вами, когда ваш Батальон прорвал линию фронта, лейтенант, — сказал он. Он сунул руку в левый карман своей униформы, достал маленький портативный голографический модуль и положил его на прикроватный столик. — Это запись изображения с одного из этих беспилотников, лейтенант Тревор. Вы уверены, что хотите это увидеть?

Манека уставилась на него, желая накричать на него за глупость вопроса, заданного из сострадания. Во всей вселенной не было ничего, чего она хотела бы больше, чем увидеть эту запись… и ничто не могло ее остановить. Она попыталась найти какой-нибудь способ выразить это, но слова были неуклюжим, бессмысленным интерфейсом, и поэтому она просто кивнула.

Ноздри Шаллека раздулись. Затем он нажал кнопку воспроизведения.

Голограмма появилась мгновенно, кристально чистая, ее очертания напоминали легкую скульптуру, к которой можно было прикоснуться, и Манека почувствовала, что проваливается в ее глубины. Она увидела, как шесть сильно поврежденных Боло устремились вперед, ведомые одним из них, на корпусе которого виднелись остатки кода подразделения “862-BNJ”, написанные полустертыми буквами на одном обожженном боку.

С точки зрения дрона, она могла видеть светящуюся рану, которую адский снаряд “Суртура” пробил в броне Бенджи. Ту самую, которая была так близка к тому, чтобы убить их обоих. Она действительно могла видеть серо-белую корку, вытекающую из отверстия, и какая-то часть ее мозга распознала в ней лишнюю противопожарную пену, которой он, должно быть, напичкал всю сеть своих внутренних отсеков.

Взрывы и энергетическое оружие разрывали их на части. Ракеты с визгом подлетали и распадались под ударами систем точечной защиты и автоматических пушек или с дикой яростью разбивались о боевые экраны, которые раскалялись добела от ярости энергий, которые они пытались каким-то образом отвести. Легкие и средние мельконианские боевые мехи бросались им навстречу, словно стаи шакалов, атакующих раненых гризли. Бесконечные повторители разрывали шакалов на части, гусеницы сминали их пылающие трупы, втаптывая их в грязь, но они все равно наступали, и их было множество.

Горстка “суртуров” встала на дыбы среди них, возвышаясь над ними, как титаны, молнии били взад и вперед, когда огонь главной батареи присоединился к бушующему пожару. Два Боло резко остановились, извергая дым и кипящую сталь, когда множество “хеллборов” пробили их броню. “Суртуры” взорвались, а четверо выживших отступили, но еще две мельконианские боевые машины внезапно появились у Боло на фланге. Перестрелка продолжалась менее десяти секунд. Когда она закончилась, все “суртуры” были уничтожены… и остался только Бенджи, который все еще рвался вперед — теперь уже в полном одиночестве — прямо в пасть отчаянному мельконианскому огню.

Манека усиленно моргала уцелевшим глазом. Пелена слез не поддавалась ее усилиям, и она яростно вытерла их левой рукой. Бесполезно. Ее зрение все еще было затуманено, но она видела каждую отвратительную деталь, пока Бенджи в одиночку продвигался в самую пасть Ада.

Я должна была быть с ним, подумала она и поняла, что это безумие, даже когда эта мысль застучала в ее мозгу. Она была с ним. Ее собственное тело находилось внутри шатающегося, дымящегося обломка Боло, который с трудом продвигался вперед. Но это было не то же самое. Ее не было с ним — ее не было рядом с ним во время его похода на Голгофу. Он был одинок, покинут, остался без единого друга, и все же он ни разу не дрогнул. Ни разу не заколебался.

Вся его подвеска по правому борту была разрушена, но он скинул гусеницы и двигался на голых катках. Истребитель Боло класса “Локи” выскочил из укрытия позади него и продержался достаточно долго, чтобы выстрелить, прежде чем три ионных заряда разорвали его на части. Пронзительный плазменный разряд пробил более тонкую броню в задней части главной башни Бенджи, и башня разлетелась вдребезги, извергая жар и осколки дюраллоя, пожираемые изнутри.

Рука Манеки больше не касалась ее глаза. Она прижала ее ко рту, прикрывая дрожащие губы, и смотрела, как Бенджи продолжает пробиваться. Она знала о психотронных датчиках боли Боло, знала об агонии, которая, должно быть, пронзала его, но его уцелевшее оружие оставалось в действии. Его бесконечные повторители открыли непрерывный огонь с максимальной скоростью, разрушительной скоростью, которая должна была сжечь их в течение нескольких минут, если только противник не уничтожит их первым, и удары их ионных зарядов проложили расплавленный путь сквозь врагов, все еще наседавших на него.

Они были подобны саранче, почувствовав ослабление его обороны, набросились на него, отчаянно пытаясь остановить, прежде чем он доберется до важного командного пункта, который был сердцем и мозгом их собственной обороны. Хорошо защищенный командный пункт, который она приказала ему атаковать. Воздушная кавалерия рвалась в атаку, стреляя ракетами и пушками, которые прорвали его нестабильный боевой экран. Легкие передвижные “Хеллборы” с экипажами из Щенков разрывали его бока, пробивали полурасплавленные дыры в броне. Ракеты и артиллерийский огонь взрывались вокруг него, но он продолжал наступать.

И затем, каким-то невероятным образом, шатающаяся развалина, которая была ее другом, достигла своей конечной цели. Его “Хеллбор” исчез, а его бесконечные повторители были слишком легкими, чтобы пробить керамобетон, облицовывающий наспех построенный командный пункт. Но у него все еще было одно оружие, и он медленно, мучительно продвигался вперед, пока его 15 000-тонный корпус не обрушился на бункер, разбивая его вдребезги.

Затем он резко остановился, не в силах — или не желая — двигаться дальше, и его уцелевшие бесконечные повторители продолжали стрелять, в то время как мельконианцы окружали его со всех сторон с яростью, которую невозможно было отрицать. Он выполнил свою миссию. Здравомыслие должно было подсказать мельконианцам, что нет смысла продолжать растрачивать боевую мощь против него, когда вскоре она может отчаянно понадобиться им против других врагов.

Но он обошелся им слишком дорого, причинил им слишком сильную боль, чтобы они могли это осознать. И они ринулись на него, растрачивая свои силы, и Манека поняла — поняла, как будто снова услышала его баритон, — что именно по этой причине он остался на месте. Почему он даже не пытался маневрировать. Как и “Непобедимые” из 351-го полка, он намеренно отвлекал их оставшиеся силы на себя… и от морских пехотинцев, наступавших вслед за батальоном.

Это не могло продолжаться долго. Это было единственное милосердие, о котором Манека могла думать, но даже когда она это делала, она понимала, что эти короткие минуты агонии и разрушения для существа, мыслящего с психотронной скоростью должны показаться вечностью.

Они наступали со всех сторон. “Локи”, горстка “фенрисов”, разведывательные роботы “Хеймдалл”, воздушная кавалерия, даже мельконианские пехотинцы, и все они поливали огнем гибнущий корпус Бенджи. Одно за другим его оставшиеся орудия замолкали, превращаясь в руины, в то время как бреши в броне становились все глубже и глубже. Манека знала, что рыдает вслух, и не могла остановиться — не хотела останавливаться, — а его корпус светился все ярче и ярче, разгораясь все сильнее, по мере того как в него вливалась принесенная энергия.

И все же он сражался, со всей невероятной твердостью, присущей Боло, и со всем мужеством своего векового психотронного сердца.

Однако любая твердость, любое мужество, в конце концов, должны были сломаться под таким натиском, и в конце концов мельконианская стая одолела его. “Локи” — один из последней десятки, не более, оставшихся у мельконианцев, — занял позицию для поражения.

Последняя уцелевшая вспомогательная турель Бенджи все еще стреляла, поражая цели с поразительной точностью, когда плазменное копье наконец попало в его центр выживания.

Манека так и не смогла вспомнить точно слова, которые Шаллек тогда сказал. Это были всего лишь звуки, только шум. Она знала, что он говорил ей, что Девятый полк морской пехоты смог прорваться только благодаря Бенджи. Что его последняя битва привлекла мельконианские резервы, сосредоточив большую часть мобильных сил в одном месте, куда подразделения легкой бронетехники морской пехоты нанесли удар с тыла. Что смерть Бенджи спасла почти два миллиарда человеческих жизней.

Она все это знала. Все это понимала. И все же слова оставались лишь звуками, лишь отголосками чего-то, что не имело никакого значения на фоне потери и тоски, терзавших ее душу.

Через некоторое время они ушли, и Шаллек забрал с собой голопроигрыватель. Возможно, подумала она, он хотел помешать ей снова и снова прокручивать запись, становясь свидетельницей смерти Бенджи. Но то были напрасные усилия. Ей уже не нужен был голографический проигрыватель. И никогда не понадобится. Запись теперь стала частью ее, запечатлелась в ней, и когда она закрыла глаза, воспоминания нахлынули на нее.

— Со щитом или на щите, неси его с триумфом или неси на нем смерть. — это было древнее наставление, которое Бенджи однажды процитировал ей в тот день, когда объяснял невысказанный и неписаный договор между Боло и их командирами-людьми. Встретить смерть вместе. Разделить ее, когда она настигла их обоих.

Но Манека не вернулась ни со своим щитом, ни на нем. Она не выполнила свою часть договора. Она знала, что винить себя за это было неразумно, безумно. И представляла себе, как будто Бенджи стоял рядом с ее кроватью и говорит ей, что точно так же, как она отдала бы все, чтобы он выжил, он хотел, чтобы выжила она. И поскольку он хотел, она должна. Как бы ни было больно, она должна жить.

Она откинула голову на подушку, вытирая слезы, и забылась в скорби, которая, как она знала, никогда больше не покинет ее.

О, Бенджи, прошептала она в тишине своего сознания.

О, Бенджи.