Боги-в-злате

Третья глава

Имперский дворец, Башня Гегемона, Терра

Власть Адептус Кустодес на Терре была абсолютной, но если среди всех многолюдных районов Имперского дворца и было место, которое можно было назвать бьющимся сердцем их ордена, то это была Башня Гегемона.

Тронному миру грозило много опасностей, как внутренних, так и внешних, и городская агломерация простиралась так широко, что могла в размерах и масштабности потягаться с целыми континентами. Это, наряду с неизменным статусом колыбели всего человечества, требовало уникальной защиты. Башня видела все. Об этом знал каждый. Благодаря сложнейшей системе инфомашин и аппаратов слежения кустодии беспрерывно надзирали за Дворцом и его окрестностями. Данные со всех авгуров безопасности и прорицающих устройств поступали в этот командный узел, где потенциальные угрозы анализировались и, в случае необходимости, устранялись. Оборона проверялась, и проверялась вновь. Разрабатывались и воплощались в жизнь кризисные сценарии. Проводились Кровавые игры.

Паломники стекались на Терру миллиардами, каждый мужчина, женщина и ребенок отчаянно стремился мельком — хотя бы краем глаза — узреть Бессмертного Императора или, по крайней мере, легендарные Врата Вечности, за которым Он восседал. Мало кому удавалось завершить эту святую миссию: большинство умирало еще до того, как вообще ступало на священную землю Терры; другие погибали при столкновении с кровавой реальностью банд, тайных культов и крайней перенаселенности. Но каждый день прибывало все больше суден, и каждый день население приближалось к критической отметке. Любой из тех кораблей мог таить в себе угрозу Золотому Трону, и поэтому башня со своими обитателями не теряла бдительности.

Хотя башня в первую очередь служила станцией наблюдения для кустодиев Императора, она предназначалась и для других задач.

Для встречи с Адио в зале торжеств Картовандис облачился в свои доспехи. Хотя стены чертога не ведали насилия и боевых тренировок, в его тишине надлежало придерживаться определенных правил. Тут царило умиротворение. Выставленные здесь произведения искусства и архитектурные шедевры были реликвиями утраченной терранской культуры. Стены и залы этого в определенной мере форума украшали гобелены и портреты; в его альковах обитали статуи и окаменелые останки древних зверей. Здесь кустодий мог при желании пообщаться и подискутировать с соратниками. Прочие приходили ради уединения либо для размышлений, ибо война никогда не была главным ремеслом Десяти Тысяч.

По пути Картовандис встретил всего нескольких членов своего братства. Воин Солярного Караула вполголоса говорил с внимательно его слушавшим темным силуэтом кустодия из Воинства Ужаса. Солярный Караул был одним из щитовых воинств гиканатов, воинских отрядов, на которые делились Адептус Кустодес. Они стояли гарнизоном в пограничных оплотах Сола на Луне, Юпитере и еще дальше. Они имели много общего с VII легионом старины, преторианцами и наблюдателями на стенах, слепленными по подобию самого Дорна. Прибытие из внешних крепостей означало важное дело. Картовандис предположил, что оно касалось вопроса, требовавшего внимания острого меча, о чем можно было судить также по присутствию воителя ужаса. Воин в шлеме проводил Картовандиса взглядом, всем своим видом излучая неприязнь. В глазах за теми ретинальными линзами пылало осуждение.

Картовандис не горел желанием узнать об их деле, однако понимал, что оно серьезное, раз привело к подобной встрече. Он продолжил свой путь, и мимоходом подслушал тихую беседу когорты эмиссаров императус, обсуждавших полученные в ходе медитации прозрения, которые были связаны как со спекулум цертус, так и спекулум обскурус: первое касалось слов Императора и Его замысла, второе — Его воли.

Их Картовандис миновал также, ибо те напоминали ему о тишине, что его теперь мучила. Он едва не погиб у Львиных Врат. Это был второй раз, когда в их тени велось столь отчаянное сражение. Первое произошло больше десяти тысяч лет назад; второе, то, в котором Картовандис посмотрел в лицо смерти, отгремело меньше века назад. На Терру пришли демоны, и он, как многие из Десяти Тысяч, вышел с ними на бой. Легион, все еще пребывавший в трауре, собрался впервые за тысячелетия, дабы отбросить адских порождений Старой Ночи. Битва оставила Картовандису страшные раны, и он оказался так близко к смерти, что чувствовал ее даже почти век спустя. Только вмешательство Мероведа отвело тогда руку судьбы, избавив Картовандиса от его участи, но взамен обрекши на жалкое существование. Вскоре опустилась тишина. Он боялся, что она означала смерть Императора, однако Санктум Империалис остался неповрежденным. Повелитель Человечества продолжал жить, восседая на своем Троне вечность, однако Картовандис перестал слышать Его голос.

Несмотря на всю боль изгнания, он знал, что в долгу перед Мероведом. Хотя почитаемый щитовой капитан покинул Тронный мир вскоре после тех событий, при всех своих званиях, облачении и регалиях, делавших его кустодием, Картовандис сомневался, что сумеет когда–либо отплатить ему. Меровед пропал в безвестности, его караул завершился, когда тело, наконец, сдалось тяготам долга.

— Сир…

Голос, не принадлежавший Императору, отвлек Картовандиса от мрачных дум. Адио тепло улыбался из дальнего конца мягко освещенной галереи с каменными статуями цвета умбры.

— Я думал, ты решишь не приходить, — идя к нему, произнес Адио, и указал на полукруг каменных скамеек.

— Я подумывал над этим, — сказал Картовандис, последовав за Адио к указанному месту и присев рядом с ним.

— Значит, предпочитаешь жестокое уединение подземелий?

— В подготовке нет ничего постыдного.

— Верно, но ты отказываешься покидать Терру и присоединиться к своим братьям среди звезд. И мне любопытно — к чему ты готовишься, Сир?

Вопрос был искренним, без двойного дна, но для Картовандиса он все равно прозвучал почти как обвинение.

— Наше место здесь, Адио, подле Трона, подле Него.

— Разве мы не можем служить Ему, пересекая установленные самим себе границы? — возразил Адио. — Нам следует позволять Его недругам ступать на нашу суверенную землю, или же мы будем выслеживать и уничтожать их до того, как они вообще увидят свет Терры? Галактика изменилась, Сир. Ничего не осталось, как прежде.

— Но сами мы остаемся прежними. Наша роль не изменилась.

Адио невесело хмыкнул.

— Как бы ни так. Мы больше не можем сидеть у его золотой могилы, как черви, ползающие в темных пустотах.

— Это не могила!

— Она гниет и ветшает. Я знаю, во что ты веришь, Сир Картовандис. Это мнение не так уж непопулярно в нашем ордене, как ты думаешь.

— Неужели языки Десяти Тысяч смелеют вдали от Тронного мира?

— Послушай, Сир. Об этом говорят даже здесь. Если лорд Гиллиман возвратился из небытия… то почему не может Он? Я знаю, что ты думал об этом.

— Ты сказал, что ничего не изменилось. Но изменилось все. Давно прошли те дни, когда мы были Его наперсниками, Его советниками, когда мы делили с Ним мудрость и предлагали взамен собственные крохи понимания. Мы были идеалом до того, как Он сотворил меньшие Свои творения. А теперь нам приходится довольствоваться тем, что предлагают эмиссары императус. Я говорю, что мы оглохли, Сир. И я не хочу вдобавок еще и ослепнуть. В отличие от тебя, я понимаю, как обстоят дела, и что положение не изменится. Посему должны измениться мы.

Картовандис покачал головой, не убежденный его словами.

— Значит, мы уже солдаты, а не наперсники, не защитники? Мы отказываемся от одной клятвы ради другой? Его кровь — наша кровь. Ты забыл, Адио, что я служил подле Него, в числе спутников. Я чувствовал Его волю, Его стремление встать с Трона и снова править звездами.

— Сын возродился, так почему не может отец? Хлынет кровь, и кровь эта принесет Его обратно к нам и снимет с Него оцепенение.

— Сир, ты говоришь о воскресении, о втором пришествии.

— Я говорю о воскрешении, о пробуждении из смертного сна. Император — это Терра, а Терра — это Император. Адио, кроваво-красная слеза, что горит у нас над головами — это рана. Здесь ступали нерожденные… здесь, брат, по этой самой земле. Их скверна выходит за физические границы. Это болезнь духа. С самых Львиных Врат я не слышал Его голоса. Осталась только тишина.

Адио помрачнел.

— Я не могу подписаться под твоими словами, Сир. Император — абсолют. Он — это все. Он вечен. Он ранен, да, но ударом, нанесенным десять тысячелетий тому назад. Мало кто помнит об этом, как мы, но так оно и есть. Ни один божественный сосуд этого не изменит. Никакая Его кровь этого не исцелит. — Он нахмурился, внезапно ощутив боль. — Тишина терзает тебя, Сир. Но такова Его воля, и ты должен ее принять.

— Я не могу, — произнес Картовандис.

Адио вздохнул и опустил руку на плечо Картовандиса.

— Тогда мне жаль, старый друг. Это тяжкая ноша. Но не ищи Его голос в Чертоге Забвения. Ты не найдешь его в тени и бормотании демонов.

— Не найду я его и вне Тронного мира.

— Не будь так уверен.

Картовандис улыбнулся, стряхнув с себя меланхолию, словно плохо легший плащ.

— Не волнуйся за меня, Адио. Я не ищу разрушительного конца. Я лишь вынутый из ножен меч, что желает остаться острым.

— Те глубины имеют свойство впиваться в человека и глубоко в нем заседать. Не оставляй часть себя в той клетке, Сир, это все, чего я прошу. Разрубая их цепи, ты невольно создаешь их для себя самого. Не стоит недооценивать нерожденных.

Картовандис примирительно поднял руку.

— Я тебя услышал, Адио. Признаю, что вел себя опрометчиво, и клянусь впредь быть более рассудительным. Вот. Теперь тебе легче?

Адио приподнял бровь, давая тем самым понять, что, скорее, нет.

Картовандис мрачно хохотнул, исполненный темного веселья.

— Могло быть хуже. Под Дворцом есть более жуткие пустоты, чем Чертог Забвения. И ужасы пострашнее демонов. Ты знаешь, о чем я, и кто их охраняет. Сколько уже прошло времени, Адио?

Адио умолк, всем своим видом выдавая внутренние противоречия.

— Когда ты в последний раз говорил со своим братом?