Боги должны уйти

Болтливая Попугаиха вилась ужом на шесте и грозила:

- Вырастут мои сыночки, отомстят толстобрюхому кайману! Привяжут за корень, пусть его крысы отгрызут! Будь проклят, Пустозвон, никогда не подпущу тебя к моей шиншилле!

Она разрыдалась. Уходящий вразвалочку супруг даже не оглянулся.

- Э, не реви! Все мужчины такие! А ты не знала? - сказала Чалая Лога.- Переспят ночь и пресытятся. Почешут корень - и забудут. Не плачь, дурочка. Радуйся, что предатель детей в огонь не бросил.

- Не прощу, не прощу - рыдала Болтливая Попугаиха, прижимая младенцев к груди.

Пленницы хором стонали:

- Где наши мужчины? Где воины? Где Несокрушимый Вождь?

Застучал барабан. Оцинвалы в спешке сбегались на зов. На поясах чужаков болтались гнилые скальпы.

- Откуда столько скальпов надрали? - прошептала Чалая Лога. - Вижу: не наше племя обработали. У наших мужчин волосы не такие жесткие, а волнистые и мягкие.

- Живы наши мужчины, сердцем чую. Вот увидите - отобьют нас у оцинвалов, освободят.

- Лишь бы не опоздали, ждем - не дождемся! А дождемся - спросим: весело ль на празднике без жен развлекаться да маккао с блядями курить?

- Виноваты наши мужчины перед нами, сильно виноваты.

- Пошли! Пошли! - закричала охрана, и на плечи невольниц обрушились жестокие удары.

Эти палки... Проклятые оцинвалы с вечера щедро мочились на них, чтоб долго не ломались.

- А где Крученая Губа? Что с ней? Никто не знает? - спросила я, вспомнив, что давно нигде свою соперницу не видела.

- Соскучилась? - проворковала Сладкая Пчелка, прикованная впереди меня.- Ее прикончили вместе с больными старухами.

- Вот почему не слышно ссор, - огрызнулась Серая Мышь, идущая следом. - Ворчанье Хохлатой Цапли и Боброматки я бы не перенесла.

Я в последний раз оглянулась на стены родного дома. Они утонули в огне.

-24-

Долгая дорога вилась по лесам и предгорьям.

Нас гнали, немилосердно колотя по изможденным лопаткам. Длинная жердь, к которой мы были привязаны, горбила спины и мозолила плечи.

Рядом со мной шла высокая статная Сладкая Пчелка, покачивая медовыми текучими прядями волос и тонкой осиной талией. Сзади шагала чернокожая крутобедрая красавица Чалая Лога. За ней ши, о чем-то перешептываясь двойняшки, Лисья Улыбка, потом моя сестра. Тяжелее всех приходилось младенцам и кормилице. Болтливая Попугаиха на ходу прикладывала их к груди, они замолкали, пока она рассказывала чудесные сказки о дружбе людей, богов и чудовищ. Этих сказок Попугаиха знала великое множество. Она была дочерью Старой Совы, хранительницы былин и мифов. Прислушиваясь к ее болтовне, мы вспоминали своих матерей.

Сначала дорога вилась между высоких деревьев, оплетенных лианами. С гладких стволов лохмотьями сползала душистая кора, оголяя белую кость стволов, иссосанную глотками прекрасных орхидей. Роскошные цветы на наших глазах умирали, не успевая вскарабкаться вверх. Они осыпались, став спасительной тенью для выползших из почвы корней, которые потеряв надежду найти влагу на глубине, жадно всасывались в туман, пополнив молитву природы о дожде.

Сухие ветви царапали тело, а связанные руки не защищали от налета озлобленных мух. Лица подруг опухли, да и мое выглядело не лучше: озверевшая от голода летучая мышь налету укусила в губу, и половина моего лица одеревенела.

Я не смотрела по сторонам, но часто оглядывалась. Сердце обжигал вопросительный взгляд Болтливой Попугаихи. Пока тайна близнецов не раскрыта, Маленький Вождь, как сын простолюдинки был в безопасности. Но что ожидало впереди?

- Куда нас ведут? - ворчала сзади Серая Мышь.

- Куда бы ни привели - радуйся, что не убили, - ответила Сладкая Пчелка.

- Девочки, мы рабыни?

- Нет, мы любимые жены.

- Для чего мы им нужны?

- Для конкурса красоты.

- И впрямь на конкурс ведут: зубы проверили, мышцы пощипали, даже в уши заглянули.

- А бьют так, что и зубы, и ребра ломают.

Полоса тенистых лесов осталась позади. Прощай, Солнечная Долина! Прощайте салки и лазанье по шоколадным деревьям! Прощайте, лес и тайные тропки, и пчелиные коряги, полные тягучего меда, и высокая туя, усиженная стайкой бранчливых лори, и колибри, щекочущие крыльями лицо.

Эти колибри... Они в наших краях стали символом верности и любви. Если склонить лицо над охапкой сорванных орхидей, заметишь, что крохотные пичуги не спешат расстаться с мертвыми цветами, но, как души долины, долго витают над букетом, даже если он затоптан в прах.

А если бросить букет в огонь - колибри полетят вслед за ним.

Воины, шедшие во главе процессии, изредка сбрасывали под ноги пленниц сочные стебли трав. Тем и питались.

Двое погонщиков грозно крутили палки над головой и вопили что-то друг другу на своем языке. Иногда появлялся Саблезуб. Он хлестал длинной веткой по своим бронзовым наколенникам, отгоняя саранчу, и окидывал надменным взглядом шеренгу рабынь.

Чалая Лога, самая старшая из нас, крикнула:

- Эй, предводитель! Женщинам и детям не хватает воды. Мы умираем от жажды.

- Ты слышишь? - спросила я, поравнявшись с Саблезубом.

- Просишь? Для тебя всегда найдется глоток в моих сосудах. Я не привык делиться им в загаженных придорожных кустах, но если тебе не терпится...

Кровь ударила в лицо.

- Попросила не для себя.

- Ты слишком горда, дочь вождя.

Он распорядился громко сначала на своем, а потом на моем языке:

- Пусть женщины, прикованные к жерди, высохнут от жажды и проклянут гордое сердце принцессы.

Подруги в страхе заголосили. И лишь Болтливая Попка засмеялась:

- Правильно! Все умрем! Дети грызут пустые сосцы, в них не осталось ни капли. Но разве это заметят подруги, и тем более боги? А дорога в горы тяжела, как смерть.

Впереди выросли красные скалы. Плоские вершины взметнулись и накатились друг на друга, истоптанные безумной пляской подземных богов. Но до скал было не менее трех дней пути, если бежать без передышки, ни на мгновенье не рухнув на отдых в шелковую траву.

Под ногами распростерся ярко - зеленый ковер. Барбарис и смородина, щедро рассыпанные вдоль тропы слегка утолили голод. Пленницы на ходу горстями выгребали ягоды из душистых кустов. Целебная мякоть болотных трав, и сочные стебли спасали от жажды.

Бесшумный танец ширококрылых бабочек взвился из-под ног. Маленькая Лилия, забыв о сбитых ступнях, звонким смехом встретила желто-малиновую радугу. Вереница бабочек рисовала в небе круги и овалы. Малышка видела в них приветливые рожицы, которые улыбались с неба.

Саблезуб оглянулся, услышав звонкий смех девочки, и наткнулся на мой настороженный взгляд.

Вечер проглотил молитвы о дожде. Подруги, привязанные к жерди, повалились на пыльную тропу, вытянув ноги и закрыв глаза. Кто-то горестно бормотал, кто- то шептался или, вперив очи в небо, страстно молился о перемене судьбы.

Мои соседки со стоном разминали затекшие ноги и переговаривались друг с другом:

- Неужели стражники не дадут нам ни капли воды?

- Нет жалости в проклятых сердцах.

- Слушай, слушай, мы говорим о твоем сердце, Синевласая Лань.

- Уступи предводителю!

- Посмотри на младенцев. Скоро их нечем будет кормить, и Болтливая Попка упадет от изнеможения на тропу. Стражники ее прикончат ударом дубинки, а головы младенцев растопчут ногами. Ты слышишь?

- Слышу.

- А Саблезуб? Чем не жених? Взгляни: красив и силен. Смел и богат -обзавидуешься. Уверена: его сундуки заполнены ониксом и бирюзой, он храбрейший из воинов, он достойнейший из мужчин.

- Если все дело в словах, скажи об этом ему.

- Его глаза не замечают нас. Они не могут насытиться лишь тобой. А мы для него черная кость.

- Улыбнись Саблезубу, - сказала Сладкая Пчелка. - Это легко. Женская улыбка растопит каменное сердце.

- Синевласая Лань! - вдруг завопила Болтливая Попка. - У меня пропало молоко! Дети жуют пустые соски!

Жестокие подруги, заткнитесь...

Мои пальцы потянулись к амазному ожерелью. Волшебные искры заиграли на лицах подруг, споры прекратились.

Бесценное сокровище подарил отец. Каждая бусинка в нем была вплетена в платиновую сеточку, пронизанную алмазными каплями. Украшение светилось радугой даже в темноте. Достаточно лучика далекой звезды, чтобы грани заиграли, рассеяв темноту.

- Эй, Попугаиха, слышишь? Возьми ожерелье, разорви его на бусины и поделись с теми, кто накормит тебя.

С этими словами я кинула пылающие каменья в ладонь изумленной подруги, она подняла сокровище к заходящему солнцу, любуясь радугой на гранях. Девушки вытянули шеи.

- Сумасшедшая!- прошептала Серая Мышь.

Я на ходу сорвала с куста горсть кислых ягод:

- Садкая Пчелка, передай это кормилице. Рвите ягоды, девчонки, и сочные стебли адорры. От них прибывает материнское молоко.

В воздухе запахло сладкой травой и лимонником. Болтливая Попугаиха с жадностью заглатывала их сочную плоть.

- Давно бы так, - ворчала она, прикадывая маденев к груди.

- Синевласая Лань, что дашь за десяток свежих яиц? - крикнула Чалая Лога, отправляя по рукам тяжелое гнездо, выуженное из придорожного куста. На дне млечно светились восемь крапчатых туканьих яиц.

Серая Мышь огрызнулась:

- Лучше спроси: чем одарим воровку, посе того, как эти проклятые туканы выклюют нам глаза?

Птицы бросились в атаку. Они с отчаянным криком впивались в макушки похитителей, клювы яростно щипали за пальцы, обхватившие гнездо. Девчонки пронзительно вскрикивали, передавая находку из рук в руки, но не бросали сокровище.

- Прочь, глупые, сами виноваты, что сплели гнездо не по-умному. В следующий раз прячьте детенышей в надежное место, подальше от человеческих глаз, - крича, отбивалась Чалая Лога.

Я сняла с руки браслет, свитый из трех изумрудных змеек с рубиновыми глазами, бросила ей в руки:

- Лови, подруга! И зорче смотри по сторонам.

Густая темнота пала резко, как черное тяжелое одеяло.

Воины вспомнили о женских прелестях. Они тайком прокрадывались к пленницам, осторожно их развязывали и уводили в кусты, намотав длинные косы на кулаки.

До самого утра вздохи и нежные признания оживляли темноту. Где-то недалеко в кустах стучали жемчужные браслеты Сладкой Пчелки, с другой стороны шелестел змеиный поясок Серой Мышки.

Но громче сладких страстных стонов умопомрачительно журчала вода. Подруги пили торопливо, взахлеб. Стражники не скупились за тайные ласки.

Раздался громкий шепот:

- Проклятый, пустозвонный Барабан! Чтоб ты сдох! Чтоб тебя разорвало! Чтоб чресла вспухли! Чтоб высох сам! Никогда... не смей... не подходи! Уйди... Несносный... Не прощу!.. Уйдешь к другой?... Это к кому?.. Только попробуй... Как ты надоел... Ну ладно...

...Ночь окутала тишиной усталые ноги и плечи. Рядом, как ни в чем не бывало, похрапывали связанные подруги...

Сна не было.

Саблезуб?

Он не пришел.

Дикий рев оглушил долину... Какой-то зверь жутко выл и бесновался в далеких кустах.

-25-

Моя трубка... была пуста. Я поднесла ее к носу, от божественного аромата сердце заклокотало, кровь ударила в виски. Ноздри не уловили жала струи, и плоть бессильно распласталась, раздавленная черным небом. Я страдала. Невыносимая бессонница выела глаза, и лишь синяя ночь целовала опустошенное сердце.

Я вытащила из-за пояса книгу, поднесла к губам. Руки погибшей матери коснулись упругих страниц, сложенных ладонь к ладони. Они шевельнулись, раскрылись, и мир тайных знаков медленно выполз из сомкнутых раковин и закружился в потоке воспоминаний.

Гнев земли, и в гневе неба пламенело солнечное пекло,

сжигало и плавило горы, долины превращая в душистый туман,

умирал аромат бальзамина и роз.

Высоко в прохладное небо посмотри, человек,

нас эти горы приговорили, боги вопили

и каждый каменный истукан к небу зрачки млечные разворачивал.

Бельма слепые прозрели,

Поскакал крылатый изнеженный бог на гробовой колыбели.

Его молоко - наша кровь, его мысли - наша любовь,

его бальзам - боль ран, его смерть - соединенье племен и стран.

Я добавила в историю сражений свою войну.

Чуть свет застучат палки стражников, и пленницы, стеная, поплетутся дальше в горы. Но тело, не вкусившее ни минуты забвения, рухнет под палящими лучами на середине пути. Я задохнусь. Дубинки навсегда впечатают мои ребра в отшлифованный ступнями рабов раскаленный гранит.

Слезы текли по щекам.

Я была смертельно унижена. Палка погонщика вмазала по хребту, когда я дотронулась до неспелого манго, спрятанного в ветвях над тропой. Плод висел низко, рука взметнулась вверх, и связка пленниц, сбилась с ровного шага. Палки заплясали по спинам. Подруги заголосили. Резкая боль полоснула по плечу.

"Прочь, грязь!" - прошипели мои губы. Оцинвал отшатнулся, оскалил истертые клыки, хищно заулыбался, и взгляд уверенного самца скользнул вниз по бедрам. Я угадала желание похотливого скунса.

"Клянусь, рука перекосит поганую рожу, если ты прикоснешься!"

"Принцесса, принцесса, дам вода, тсс, тсс...".

"Прочь, грязь!"

Он отступил. В темноте от крепкого щипка вскрикнула Серая Мышь.

Тишину озвучило уханье сов и скрежет одинокого железного дерева. Луна запуталась в черных ветвях. Дебри пронзило рычание жуткого зверя. Неизвестное чудовище спешило по нашим кровавым следам.

Раздался шорох за спиной. Взволнованное дыхание коснулось волос. Я поняла: Саблезуб вспомнил о рабыне. Пленница, достойная лишь ударов, недорого стоит в этом мире. Плоть стала рабской, низменной и чужой... Она принадлежит прихоти господина, но мысли можно заковать только в мысли. Они палачам не доступны. Они сильнее бренной плоти. Продам свою кровь дорого. За жизнь драгоценных младенцев, за честь подруг, за возможность встретиться с воинами Несокрушимого и отомстить.

Месть хитра. Призывным сиянием глаз, нежной бархатной кожей выкуплю самое дорогое. Клянусь, насильник, ты запомнишь день, который иссушит тебя, как мумию. Ты бросишь в ноги рабыне свою драгоценную свободу, но все равно задохнешься от жажды.

Холодное ожерелье Саблезуба коснулось спины, острые зубы царапнули кожу. Руки скользнули по плечам, пальцы отыскали под жемчугом грудь, стиснули, сделали больно.

Потные толстые воровские пальцы... Я не узнала их. Они побежали вниз к тайнам, доступным лишь моим рукам. Я оглянулась - мерзкое рыло охранника оскалилось в кривой улыбке. Потная ладонь сдавила губы, пальцы сжали ноздри. Я не могла вздохнуть. Рядом присел второй похотливый скунс.

- Вода-вода, - шептал он, часто кивая головой.- Не кричать. Вода-вода, - он налил несколько капель в горсть и поднес к моим губам.

- Молчать, тихо-тихо, тс! Будем делать чпок-чпок!

Мерзкие пальцы влезли под тугой поясок, втиснулись сквозь сжатые бедра.

- Тсс, будет карошо... Будет многа вода...

От удара пяткой стражник опрокинулся на спину, его кувшин покатился по тропе, став добычей проснувшихся подруг. Они пустили его по рукам. "Мне дай, и мне", слышались голоса, журчание влаги и торопливые глотки.

Со вторым стражником я справиться не успела. Он подкрался сзади и накинул на голову маисовый мешок. Я почувствовала, как волосатое колено клином вползло между ног, влезло другое.

- Тс, тс...Карашо будет, прынцесса... тсс...тсс, платить вода будем, много буль-буль.

Раздался предательский шёпот подруг:

- Молчи, Синевласая, не дергайся. Позволь им. За воду. Подумай о младенцах, принцесса.

- Какая она теперь принцесса? Все мы здесь равные, каждый сам за себя. Мы все отдались за глоток, пусть и она. Чем она лучше нас?

- Пусть всадят принцессе по ребра. Ее отец, проклятый вождь, не защитил нас.

Серая Мышь заткнула мой рот травой, а Сладкая Пчелка намотала на кулак косы. Их когти вцепились в меня крепче рук насильников.

- Оттрахайте, наконец, Синевласую, может умнее станет.

- Покажи, оцинвал, на что способен! Вставь по полной!

Вдруг предательницы замолчали, бросили мои косы, хватка ослабла, наступила глухая тишина, в которой слышалось лишь клокотанье сердец да тяжелое сопение стражника, рвущего мои ноги.

- Саблезуб! - взвизгнула Серая Мышь и откатилась от меня подальше.

Удар, крик...

Сверху растеклось что-то горячее. Кровь?

Я сорвала мешок с лица, вдыхая свежий воздух.

Было светло. Луна уже выбралась из ветвей. Передо мной лежали два обезглавленных трупа. Кровь насильников забрызгала окаменевшие лица предательниц. Они с ужасом глядели на мертвецов.

В свете луны зловеще качнулся топор Саблезуба.

- Принцесса отказала вождю, но за глоток гнилой воды раздвинула ноги для грязных слуг. Стража! Разбить кувшины! Вылить воду! Пусть дешевые рабыни, рассыпавшие бусы в кустах, сожгут на солнечной сковороде свои подлые сердца.

-26-

- Вставай, вставай, шлюх дешевый! - бегали стражники с дубинками вдоль шеренги пленниц.

Легко сказать: "Вставай!", если ноги до колен исполосованы колючками, спины искусаны кровососами, а руки истерты веревками до крови.

Только утром при свете дня женщины заметили, сколько мелких жучков набилось в раны, и застонали от ужаса и боли.

Стража лютовала, награждая нерасторопных пленниц жестокими ударами. Кто успел оторваться от земли, снова летел на тропу под тяжестью непроворных тел.

- Дайте воды! - просили женщины.

- Пить!

- Вот вам вода! - закричал Саблезуб, ударив топором по кувшину.

С жалобным плачем разлетелись глиняные черепки. Сладчайшие капли прощально очертили ослепительную радугу над лицами невольниц.

Саблезуб ударил по второму кувшину, потом по третьему:

- Пейте вдоволь!

Женщины взвыли, как перед смертью, протянули руки к черепкам, упали на колени, грозя богами, братьями и мужьями, которые вернутся и отомстят. Взметнулись дубинки, затрещали кости. Охранники озверели, стараясь угодить по нежным местам. Женщины дико визжали, получая смачные довески по лицам. Серая Мышь выплюнула три выбитых зуба.

Шелковая Выдра осталась лежать на тропе, с пробитой головой.

- Пошли, пошли, суки, вперед! - кричал Саблезуб, щедро награждая пленниц ударами дубинки.

.

Через три дня пути мольбы о дожде прекратились. Рабыни просили только о смерти. Оранжевые скалы расступились, ноги почувствовали остроту камней. Мы тащились к чертогам ада, каждый день оставляя мертвых подруг на тропе.

Гранит разорвал в лохмотья кожаные сандалии, их пришлось бросить. Скала раскалилась, как жаровня. Женщины шатались, изможденные ужасом ночи, ноги заплетались, по следам протянулись кровавые отпечатки.

- Все в твоих руках. Он любит тебя, - сказала Серая Мышь. - Простит. Упади на колени, умоляй, скажи, что боишься смерти, покажи слабость, ты всего лишь женщина, проси воду и маис, как просила бы у отца. Иначе мы не дойдем до страны оцинвалов.

- Зачем тебе чужая страна?

- Там протекает прозрачная ледяная река, утолим жажду, смоем грязь, вернем красоту, найдем мужей.

- Поздно просить и умолять, - сказала Сладкая Пчелка.- Господин возненавидел Синевласую Лань.

- С чего ты взяла?

- Стража нашла аметисты, затоптанные в кустах. Саблезуб узнал их.

- Почему они там оказались?

- Я потеряла связку, которую дала мне Болтливая Попка. Прости, что не призналась. Доблестный Саблезуб мне сразу снес бы голову с плеч.

- Умоляй о прощенье, спаси детей!

- Он не простит, - вздохнула Серая Мышь. - Он жаждет слез. Всего лишь. Но женщина должна быть умнее. Слезы - лучшее украшение женщин в глазах мужчин. Поэтому мужья и дарят нам бриллианты - подобия слез. Их сияние возбуждает страсть.

- Поздно. Саблезуб с отрядом ушел далеко вперед. Ему плевать на наши бриллианты.

- С нами осталось три стражника для охраны.

- Неужели их всего трое? Мы сможем их одолеть.

- Мы не сможем.

- Мы их прикончим, да. И сами найдем воду.

- Ты смеешься, Синевласая Лань. Одолеть вооруженных воинов смогут только воины.

- Женская красота способна поставить мужчину на колени.

- Пусть твоя красота выпросит у стражников немного воды, хотя бы для детей.

- У этих воинов нет ни капли. Вся вода вылита на тропу.

- Как они справляются с жаждой?

- Привыкли к долгим походам.

- Но и от женских прелестей не откажутся, нет. Сделаем так. Стражник подойдет, наклонится ко мне и получит острым камнем по лбу.

- Не подойдет и не наклонится.

- Любой мужчина падок на добычу. Разве мы, женщины, не дороже куропаток, лежащих на тропе? Разве нам нет цены? Никто не бросает драгоценности на дороге. Да, девочки, если б наши прелести были дешевле придорожной травы, охранникам не запретили бы держаться от них подальше. Заметили, как далеко они разбили свой костер?

Сладкая Пчелка игриво обнажила грудь, громко звякнула браслетами и дернула загорелым плечом. Молодой воин оглянулся на шум, но тут же нахмурив брови, обнажил алые клыки и замахнулся дубинкой.

- Странные они какие-то.

- Я слышала, некоторых воинов перед войной выхолащивают.

- Этих выхолащивать не обязательно. Они презреннее женщин, которых приказано охранять.

- Если бьют женщин и не распаляются при этом, значит, точно: не мужчины.

- Но мозги-то у них есть? Ты заметила, как разгораются у них глаза при виде нефрита? Кроме женских прелестей им можно предложить кое-что другое. Подруги, помогите-ка вытащить из ушей эти серьги.

- Не пожалеешь своих изумрудов, прнцесса?

- Все отдам.

К вечеру с заснеженных гор ударил стылый ветер. Он до костей пронзил изможденные тела. Обессиленные женщины, свалившись на тропу, плотно прижались друг к другу. Стражники разожгли костер. Искры полетели к холодной луне. Дым слегка разогрел воздух. Женщины протянули руки к костру и сквозь обледеневшие пальцы наблюдали за фигурами охранников, занятых затачиванием стрел.

Из близких зарослей донеслось рычание. Звери, страшась огня, лютовали в глубине леса. Под тяжелыми лапами трещали сучья, вспыхивали из кустов голодные зеленые зрачки. Душераздирающий вой огласил дебри.

- Кто это? Что за зверь? - ежились подруги от страха.

- Оцелоты бегут по кровавым следам. Связанные женщины - знатная закуска.

- Это не оцелоты. Кто-то очень большой. Слышите, как трещат деревья?

Вдали завалилось и перевернулось вверх корнями высокое дерево. Стая птиц недовольно захлопала крыльями, заскулил придавленный оцелот.

- Я слышу тяжелое дыхание. Все ближе и ближе, - сказала Сладкая Пчелка.

- Я знаю, кто к нам идет. Маллингуари! - Болтливая Попугаиха сделала страшные глаза, и младенцы, прекратив хныкать, зарылись в складки одежды на ее коленях.

Сказки о Маллингуари знали все. Из уст в уста передавались легенды о войне первых людей с владыками леса. Маллингури когда-то был главным врагом человека.

Голос подруги звучал, как нежное воспоминание о безмятежном детстве.

- В давние времена, когда первые люди, покрытые ожогами и сажей, пересекли Страну Гейзеров, они страшно перепугались. Берега рек, горы, скалы, долины и леса принадлежали одноглазым гигантам, заросшим длинной шерстью, у которых челюсти свисали до груди, а из двух пальцев торчали длинные кинжалы, такие острые и длинные, что чудовища резали ими стволы пальм, как ножом траву. На животе у гигантов зиял рот, огромный как трупная яма, заживо проглоченные жертвы попадали сразу в желудок. А рычали гиганты так, что деревья осыпались догола.

Вдруг раздался такой ужасный стон, что младенцы выплюнули соски и задрыгали ножками, припустив без оглядки прочь. Болтливая Попка бережно укутала малышей.

- Тсс! - женщины в ужасе замерли, вглядываясь в зловещие очертания зарослей.

Молодой охранник прорычал в ответ: " Э-э-эй!" и, натянув лук, выпустил огненную стрелу. Она очертила крутую дугу и, шипя, утонула в высокой траве.

В воздухе запахло жженой смолой. Зверь замолчал. Стражник вернулся к огню и принялся камнями отбивать острие топора.

- Не бойтесь, девочки. Зверь ушел. Ни один хищник не подойдет к костру.

Болтливая Попка продолжила рассказ:

- Точно так кричал Маллингуари, когда созывал народ леса на войну с первым человеком.

- Да замолчишь ты или нет!? - застонала Серая Мышь. - Без рассказов жутко.

- Пусть говорит. Сказки - еда голодного, - перебила Чалая Лога, вытаскивая из земли длинного червяка, - На-ка, съешь, Попугаиха. В червях сила земли, жуй, не брезгуй.

Жирное кольцо слизня сверкнуло в лучах луны и мгновенно исчезло в глотке Болтливой Попки.

- Вкуснотища, девчонки!

Женщины бросились рыть землю. А червей там собралось - тьма, каждой хватило с лихвой.

- Откуда столько червей? Понять не могу, - удивилась Серая Мышь.

- Ешьте, ешьте, девочки, дорога рабов щедро удобрена, всем хватит.

Пленницы насытились, уютно свернулись калачиками, глядя в сторону костра. Болтливая Попка укачивала младенцев и шептала:

- Человек слаб плотью. Но с его умом не справится ни бог, ни зверь. Вся сила разума в хитрости. Первый человек похитил огонь, который боги тщательно охраняли. Они с утра до ночи носили его в каменных курильнях на головах, чтоб никто не смог поживиться. Но среди людей нашелся хитрец, он бросил в костер мокрых листьев, покрыл полстраны туманом и пока боги продирали глаза и кашляли от дыма, украл драгоценные угли.

Этим огнем люди подожгли чащу, и великаны побежали, неся детенышей в густой шерсти. Малыши плакали, страшась острых зубов обжигающего огня, многие из них упали на землю и были растоптаны толпой охотников. Остальные гиганты, прибежав к берегу океана, прыгнули в воду и, оседлав гребни высоких волн, уплыли на острова. Но те из них, кто ростом был выше деревьев, не боялись человеческих костров, и вскоре вернулись за пропавшими детенышами. Искали повсюду, не нашли и поселились среди красных скал. Они поклялись отомстить, и отомстили. Нападали на охотников, откусывали головы, накалывали на острые ветви деревьев, чтоб люди издалека видели и помнили: народ Маллингуари - это смерть. Тогда человеческие вожди собрались на совет:

"Если сожжем лес - умрем от голода", - говорили одни.

"Если не сожжем - гиганты затопчут нас", - опасались другие...

И вожди придумали.

"Гиганты повсюду ищут потерянных детенышей, так пусть найдут их с нашей помощью", - сказали они.

Люди вырыли в лесах глубокие ямы и, укрыв тонкими стволами, голосом детенышей начали плакать и звать матерей. Маллингуари, спеша на зов, сломали хребты и ноги в этих ловушках.

Люди сожгли великанов. Человеческий праздник длился долго. И долго еще после обильных пиров женщины рождали близнецов и непобедимых воинов.

Раздался дружный храп. Пленницы спали. На изможденных лицах плясали блики пламени. Маленькую Лилию приютили руки Ласковой Сони. В обнимку друг с другом заснули близняшки Ящерка и Землеройка, Сладкая Пчелка широко зевала, согревая ладони под мышками. Громким храпом разгоняла рой мух Серая Мышь. Предательница, она весь день стонала, проклиная, то насильников, то трусливых воинов Несокрушимого.

Снова раздался рык... Очень близко... Розовые глаза огнем сверкнули в кустах... Рычание... Сердце бешено заколотилось. Зверь ничуть не боялся огня.

Серая Мышь открыла глаза:

- Я не сплю. Болит живот, - сказала она. - Нет ли у тебя маккао?

- Нет... Сама не могу заснуть. Дубинка приласкала бока.

- Врешь, стражник тебя щадил, я приметила, бил по мягкому месту, кость не ломал.

- Прилечь не могу.

- "Прилечь"!.. А я умираю... Все ты, гордячка, виновата... Вскружила голову предводителю, распалила злое сердце, и оно отыгралось на наших ребрах. Никак не можешь забыть, что здесь не Солнечная Долина и вождь нам больше не указ. Здесь все равны. Забудь времена, когда сидела на золотом сундуке. Забудь правила, что лучшие украшения предназначены лишь для синих кос, а сладчайший мед для чаш на твоем столе.

- Ты ненавидишь меня?

- Мы росли вместе, но ты не замечала, что сердца подруг тайно содрогались от возмущения. Когда мой отец дарил мне пригоршни ракушек, ты воротила нос от жемчужин и требовала изумрудов. Да, я ненавижу тебя. Пусть зверь, идущий по следам, отомстит за погибших на этой тропе. Когда хищник вопьет зубы в твой бок, он не спросит: кем был твой отец.

- У стражников смоляные стрелы.

- Не радуйся... Я выдам оцинвалам тайну.

- Тайну?

- Расскажу про Маленького Вождя.

- Ты не сделаешь это!

- Посмотри, - она протянула руку.

На пальцах блеснула кровь.

- Если у меня будет выкидыш, Маленький Вождь тоже умрет. Оцинвалы не помилуют кровь вождя. Такой закон. Сын вождя чужого племени должен умереть. Иначе его душа отнимет удачу и станет причиной поражения. Зато его смерть - знатный подарок. Стражники вырвут сердце и будут терзать, чтоб дух врага ослаб.

- Молчи. Я найду способ освободиться.

- Ты не сможешь.

- Посмотри: у меня достаточно браслетов, а серьги из гелиора с изумрудом только и ждут, когда я обменяю их на свободу.

- Сердца стражников неподкупны. Иначе нас не оставили бы с ними наедине. Ни одна красавица не сможет завлечь этих монстров. Они особенной, нечеловеческой породы. Таких твердолобых уродов в наших краях не встречается. А глаза... Лучше не заглядывать в них: словно заживо сдирают кожу. Нет, это не люди. Говорят, что оживленные мертвецы никогда не смотрят на женщин, как на женщин, а только как на еду. Каменные истуканы скорее оживут, чем выхолощенные трупы. Ты ничем их не соблазнишь. У них только война в голове.

- Пусть они мертвецы, но знают цену топазам и любят украшать плечи золотой чешуей. И, заметь, сколько блестящих камней вставлено в луки. Слушай мой план. Охранников всего трое. Двое из них уже храпят. Заплатим тому, кто остался у костра. За горсть камней он прикончит товарищей и освободит нас. Убежим в лес, найдем сочных трав, спасемся от жажды, вернемся в Солнечную Долину.

-27-

Храп спящих воинов заглушил потрескивание костра. На страже остался лишь молодой оцинвал. Он пропитывал кончики стрел соком гевеи и закалял их на медленном огне.

Моя драгоценная сережка сверкнула звездой, просвистела над его ухом и, угодив в середину костра, взметнула рой искр. Но вторая связка украшений без промаха ударила под лопатку. Стражник двинул широкой спиной, оглянулся, подобрал камешки, поднес к глазам. Грани вспыхнули, охранник вскочил, вглядываясь в темноту, швыряющую в него драгоценности.

Тяжелый браслет тяжело плюхнулся под его ноги, а рядом приземлилась чеканная платиновая заколка для кос. Стражник медленно приближался, поднимая из-под ног то пластинку из жадеита, то нитку жемчужин, пока не остановился передо мной.

На моей ладони яркой зеленью рассыпался нефрит.

Глаза воина вспыхнули зеленым огнем. Брови нахмурились, горло извергло проклятия.

- Подожди, не рычи, - сказала я. - Посмотри: сколько драгоценных камней скрывается в моих косах, сколько тяжелых браслетов звенит на руках и ногах. Все твое. Сделай одно: убей спящих товарищей и дай нам уйти.

Я показала на храпящих стражников у костра и ребром ладони постучала по шее. Мой жест понял бы и младенец. Но оцинвал швырнул пригоршню подобранных камешков мне в ноги и обнажил алые острозаточенные клыки.

- Стой, не уходи. Ты воин. Давай драться.

Оцинвал повернулся к нам спиной и сделал шаг к костру.

- Ты трус, ты мерзкий ублюдок, - закричала я ему вслед. - Ты всего лишь грязный бородавочник, который достоин лишь вертела, - я изобразила, как хрюкает грязный бородавочник на вертеле.

Воин оглянулся. Моя мимика произвела на него жуткий эффект.

Он взвесил на руке дубинку и приготовился раскроить мой череп.

- Воин поднял оружие на привязанную женщину? - я показала ему на свое измочаленное запястье, изобразила непристойный жест и снова хрюкнула.

Его взгляд оценил во мне воина, а не деву. Так смотрят лишь на равного по силе соперника, на врага, которому ради особого уважения, вскоре предоставят ужасную казнь.

Воин принял вызов. Ударом ножа он рассек путы, и я подняла свободные руки над головой.

Эта минута решила все. Я подхватила с земли длинную суковатую палку, она описала круг над головой и со свистом рассекла воздух. Дубинка была что надо, легка, упруга, не пересушена, так и просилась в бой.

Оцинвал норовил, ударив по плечу, переломить ключицу. Это ему удалось бы с первого раза, но моя нежная кожа чувствовала колебания воздуха даже в темноте, и я успевала увернуться от резких движений.

Он пять раз промахнулся. Снисходительная усмешка исчезла с лица, он понял, что зря освободил меня. В два прыжка я могла бы достигнуть спасительных зарослей.

Воин увидел во мне серьезного противника. Его дубинка свистела с адской силой, но неизменно попадала в пустоту. Глаза урода налились кровью. Он бешено молотил воздух, но я была неуловима.

Наконец я отступила в темноту и растаяла, как дымка тумана прямо на глазах. Он озирался по сторонам, зная, что враг где-то рядом. И тогда я в один прыжок очутилась у стражника за спиной и припечатала палкой поперек поясницы. Кости хрустнули. Но мощный ответный удар с разворота распластал меня в истоптанной траве.

Подоспевшие стражники спасли меня от казни. Они схватили рассвирепевшего воина за руки, отобрали дубинку и топор. Он рычал и рвался пока его связывали, от злобы растерял все слова, только повторял: "Убивай шлюха, убивай себя".

Меня снова приковали к позорному шесту. Подруги вопросительно заглядывали в глаза:

- Что это было? Хотел напоить тебя водой?

- Будь проклята! - процедила сквозь зубы Серая Мышь. - Погибни ты и весь род вождя, продавшего нас.

Вдруг у нее закатились глаза, подкосились ноги, по ним заструилась кровь, на землю вывалился пищащий лиловый комок.

Серая Мышь дико завопила. Разбуженные пленницы заголосили:

- Серая Мышь родила!

- От кого, хотелось бы знать.

- Не важно. Согрейте малыша!

- Поднимите! Младенец умирает!

- Это не младенец. Выкидыш. Такие не выживают.

Один из стражников пинком откатил полумертвое тельце в траву. Дубинки сплясали привычный танец на наших спинах.

- Лижать, всем лижать, грязный шлюх! - рычали стражники, коверкая слова.

Серая Мышь жалобно скулила, глядя на первенца. Он замерзал в траве в двух шагах от нее, дрожа лиловым тельцем. Пальцы Серой Мышки скребли землю, но дотянуться до ребенка не могли.

Наконец он затих.

Глаза Серой Мыши мстительно сверкнули. Она перехватила мой сочувствующий взгляд и завопила:

- Почему не отдали мне моего ребенка? Я бы выходила его, согрела бы на груди, накормила молоком. Будьте прокляты, оцинвалы и весь ваш род! Будь проклят Несокрушимый Вождь, который бросил своих женщин ради веселой пирушки! Где наши защитники? Курят маккао в обнимку с городскими шлюхами! А мой мальчик погиб! Вы, кривоголовые оцинвалы, убили его! Так убейте и Маленького Вождя! - она показала дрожащей рукой на младенца, спящего в руках Болтливой Попугаихи.

- Предательница! - Попугаиха спрятала младенцев под плащ и зашипела, как ягуариха. - Я задушу тебя, гадина, за мальчиков. Я вырву твой поганый язык! И забудь, что когда-то у тебя были глаза. Ты будешь слепая ползать по дороге, моля о смерти!

Болтливая Попугаиха рвалась к предательнице, но шест, к которому были привязаны пленницы, не позволял исполнить обещание.

А Серая Мышь извивалась под ногами подруг, как ее несчастный выкидыш, и рыдала:

- Убейте тоже Маленького Вождя!

Оцинвалы внимательно прислушивались к нашей ссоре. Кое-кто из стражников был родом из наших краев и понимал язык. Я не успела заткнуть поганый рот предательницы.

Одноглазый стражник подошел к Болтливой Попугаихе и вырвал из ее рук малышей. Позвал остальных. Охранники сбежались посмотреть на ребенка. Они развернули одеяльце и заметили на его шее большой нефритовый кулон в виде кетсаля.

- Нет, это не символ власти, - залепетала Попугаиха. - Я подобрала украшение с земли и повесила на шею младенца, чтоб не плакал. Это игрушка, всего лишь забава. Спросите у Звонкого Барабана... Пам-пам? ... Она похлопала себя по ягодице и показала вперед по тропе, куда ушел передовой отряд Саблезуба. Звонкий Барабан - мой муж. Он главная рука Саблезуба. А это наши детки. Я мать. Не огорчайте Саблезуба. Осторожнее с ребенком!

Вдруг младенец открыл синие глазки и улыбнулся.

- Не беда, что синие глаза. Главное - из одной утробы, - продолжала объяснять Болтливая Попугаиха.

Стражники оживленно заспорили друг с другом. Одноглазый выхватил из рук матери второго малыша и резко встряхнул, держа за пятку. Оба младенца отчаянно завопили, болтаясь вверх ногами. От страха они, как два дружных скунса, пустили струи в лицо врага.

- Отдай детей! - закричала, привязанная за косы Болтливая Попугаиха.

Она царапала воздух когтями, как дикий зверь.

- Убивают братика-а-а! - завизжала Маленькая Лилия.

Женщины застонали, завыли, заплакали, падая на колени перед стражниками.

- Пожалейте малышей!

Еще мгновение и одноглазый безжалостно размозжил бы головы младенцев, но тут со стороны леса раздался такой жалобный оглушительный стон, что стражники поспешили схватиться за топоры.

Из зарослей быстрым шагом приближалось чудовище.

Это был он. Великан Малиунгари.

Одноглазый стражник, швырнув младенцев в ноги Болтливой Попугаихи, поспешил к луку, брошенному у костра. Но Малингуари опередил его и взмахом острых когтей на ходу отсек голову. Она покатилась по склону тропы, гулко подпрыгивая и стуча об камни.

Тем временем второй оцинвал успел натянуть тетиву, и стрела угодила в грудь чудовища. Эту занозу гигант даже не заметил. Он наступил когтистой ступней на лучника и растер его как муху. Между мохнатых пальцев зверя пузырями вылезли обезумевшие глаза человека.

Женщины окаменели от страха, вопли прекратились. Лишь младенцы на руках Болтливой Попугаихи продолжали орать во все горло.

Маллингуари подошел к ним, наклонил лохматую голову, втянул воздух дрожащими ноздрями. Потом жалобно застонал, взмахнул когтями и отсек косы их матери от шеста. Два тяжелых удава, перевитых драгоценными бусинами и простыми ракушками сиротливо закачались на шесте, навсегда прощаясь с хозяйкой. Маллингуари взвалил освобожденную женщину с младенцами на плечо и широким шагом скрылся в зарослях.

Третий стражник, опешивший при виде чудовища, вдруг опомнился и, прихватив смоляные стрелы, рванулся следом за похитителем.

Фигуры зверя и человека утонули в густых зарослях, и только по треску ветвей и раскачиванию стволов на горизонте, можно было определить, что стражник не догнал чудовище, но погоню не прекратил.

- Что это было?

- Маллингуари похитил Болтливую Попугаиху.

- Он похитил младенцев.

- Слава богам: мы-то живы!

- Бедный мой братец! - зарыдала Маленькая Лилия. - Чудовище сожрет Маленького Вождя!

- Не сожрет. Монстр или не монстр этот Маллингуари, но с виду очень похож на ленивца. Да, да, на гигантского ленивца. А ленивцы питаются только сочными листьями и плодами, - сказала Чалая Лога. - Мясо не для них.

- Неужели ты думаешь, что чудовище - всего лишь неповоротливый листоед?

- И я не заметила второго рта на животе. Все ждала, когда он избавит нас от Попугаихи.

- Люди врут про Маллингуари. Не так уж он и страшен.

- Для чего ленивцам женщина и дети?

- Он принесет и х в жертву.

- Нет-нет. Ленивец не причинит им вреда, - объяснила всезнающая Чалая Лога.- У него другая забота. Он потерял своих детенышей. Маллингуари шел по следам малышей на плач. Он принял их за своих потерянных детенышей. Они заплакали - и он пришел на помощь.

- Да, все было именно так. Значит, он будет заботиться о наших детках, кормить плодами и охранять от диких зверей? Повезло Попугаихе.

- Ей повезло, да. А вот мы остались в какой-то жопе. В чужих краях, среди диких зверей.

- Девочки, краснозубый оцинвал до сих пор не вернулся.

- Он догонит Маллингуари?

- Пусть гигант отрежет ему голову, как одноглазому!

- Маллингуари давно выпустил ему кишки.

- Да здравствует Маллингуари! Ура, мы свободны!

- "Свободны"? Мы прикованы. Как мы избавимся от пут?

- Проклятая лиана одеревенела, я сломала зуб, - заскулила Сладкая Пчелка - Не перегрызть.

- Да, крепкие путы у оцинвалов. Кривоголовые знают, чем пленников связывать.

- Девочки, посмотрите: костер потух. Стало темно и сыро.

- Страшно! Я слышу скрежет в кустах. И глаза чьи-то сверкают, красные.

- Красные - значит крысиные. Утром на этой жерди будут болтаться лишь наши объеденные скелеты.

- Не будут. Видите: наш костер еще дымится? Достаточно подбросить веток - и огонь оживет. Спалим рабскую жердь на костре. Сожжем наши путы! Свобода, девочки!

-28-

Веселые лица пленниц облизал тонкий дымок. Улыбки подруг оживили сердце. Чалая Лога утешала Маленькую Лилию:

- Не плачь, девочка. Маллингуари унес младенцев, но не причинит им вреда, будет заботиться, как о родных детенышах. Дикий зверь порой нежнее и добрее человека. Железные когти защитят малышей от охотников, а сочные плоды, которые достанет Маллингуари с молочного дерева, спасут от жажды и голода.

- Почему звери добрее людей?

- Потому что они свободны душой и телом, не знают рабства, а значит, не знают страха, отнимающего у человека разум.

Жердь задымилась. Женщины суетились у костра:

- Дуй сильнее, листья греби!

- Дерево вспыхнуло!

Пока жердь прогорала, женщины руками подгребали в костер мелкие щепки и былинки, торопились, тревожно поглядывая в сторону леса.

- Смотрите, сколько красных огоньков сверкает внизу в кустах!

- Кто это? Крысы? Оцелоты?

- Как много!

- Это не оцелоты. Эти звери страшнее. Черные крысы. Те самые, которые растекаются по долинам, как реки и не оставляют за собой ни куста, ни травинки.

- Это их называют Смерть Долин?

- Да. Они смерть лесов и долин. Оближет черным языком, - и словно пожар пробежит по земле, не оставит ни цветочка, ни перышка.

- Их много. Они приближаются. Громадная стая... Океан голодных глаз!

- Их тьма. Слышите гул?

Женщины прислушались. Воздух дрожал, словно миллионы маленьких лап били в большой барабан.

- Они поднимаются из болот в предгорье. Море красных огней расплескалось внизу от горизонта до горизонта.

- Куда они мчатся?

- К нам.

- Они идут по нашим следам?

- Они идут по следам крови. Тропа невольников завалена трупами.

- Мне страшно!

- У нас костер. Крысы боятся огня. Заметят - обойдут стороной.

Жердь уже достаточно перегорела, удар ноги - и она переломилась надвое. Связанные пленницы смогли разделиться на две группы. В каждой осталось по десять человек.

Наконец-то я смогла обнять Маленькую Лилию, заглянув в искусанное кровососами лицо. В густых локонах мои пальцы нащупали большую высохшую стрекозу.

- Гляди - какое угощение!

Девочка открыла рот, и добыча захрустела на крепких зубах.

- Обещай, что мы пойдем по следам Маллингуар и заберем братца.

- Клянусь, это мы сделаем, как только освободимся.

-Эй, принцессы, хватит обниматься! Разворачивайте жердины в костер! - ворчала Чалая Лога, - Вот так, крест - на - крест!

- Быстрее, неповоротливые плачущие капибары! Смотреть на вас тошно, самой плакать хочется. Торопитесь, девочки!

Жерди плюхнулись в костер, и он тут же погас.

Пленницы бросились раздувать пламя.

- Ой, а крысы уже здесь!

Из кустов раздался громкий шелест и писк: стая животных окружила наш костер. Самые смелые из них уже бегали под ногами и описывали широкие круги вокруг костра.

- Бей, топчи! - слышался визг женщин в темноте.

- Я раздавила тварь руками! Не бойтесь их! Не кусаются! - кричала Сладкая Пчелка, подпинывая тушки, снующие между ног.

- Эти крысы разведчики. Поэтому не нападают. За ними идет стая.

Женщины беспомощно суетились у потухшего костра, слышны были только взволнованные голоса:

- Огня! Скорей - огня!

- Не горит!

- Дуй, сильнее!

- Ой, крыса вцепилась в ногу!

- Еще одна!

- Поторопитесь, подруги!

Четыре женщины изо всех сил дули на потухшие угли, но костер не оживал.

В кустах злобно шуршали отвратительные твари, сверкали их кровавые глаза. Некоторые из них отважились на дерзкий прыжок, но угодив голыми лапами в золу, дико заверещали, предупреждая стаю об опасности.

Кровь и запах паленой шерсти подстегнули аппетит грызунов. Все больше тварей отчаивалось на прыжок из темноты. В полете они успевали вмазать колючими хвостами по глазам. Женщинам удавалось стряхнуть крыс с голов под ноги и растоптать. В воздухе запахло кровью. Смерть Долин со всех предгорий устремилась к нашему костру.

Наконец дым резанул по глазам, из-под ладоней взметнулось пламя. Крысы остановились, нависнув живой высокой волной над костром. Огонь отпугивал только передние ряды, и крысы продолжали широкими гребнями накатывать из темноты, а топот лап слился в сплошной скрежет, от которого холодела кровь.

- Вся долина усеяна огнями. Их миллионы!

- Смотрите: крысы жрут мертвых стражников!

- Этого угощения им не хватит.

Черный ковер поглотил обезглавленный труп, и в мгновение ока оставил один остов, сквозь который вылезли наружу, как черви, десятки облезлых хвостов.

Костер снова начал затухать.

Поток крыс растекся широкой волной вокруг него и сомкнулся зловещим кольцом.

- Нужен огонь! Торопитесь девочки!

- Нечем разжигать! Не осталось ни единой веточки! Крысы окружили нас.

- Может быть это поможет? - Чалая Лога швырнула в костер срезанные косы Болтливой Попугаихи. Они зашипели в золе, свернулись, как змеи, и вдруг ярко вспыхнули, стреляя по сторонам вплетенными ракушками.

Костер ожил!

Нашествие злобных тварей захлебнулось ярким светом. Задние ряды подмяли передние, накатились на них, и гребень живой волны вздыбился в рост человека. Но море крыс еще не решалось затопить кровью костер. Животные громоздились, влезая друг на друга, и с высоты озирались по сторонам, щуря близорукие глаза на пламя. Жесткие усы коробил жар костра, но желудки хищников уже клокотали в предчувствие долгожданной трапезы.

Женщины жалобно заскулили, отступая от Черной Смерти в золу. А твари, вытянув острые носы и поднимая брезгливые губы над резцами, пересвистывались друг с другом. В их глазах отражалось умирающее пламя и маленькие глупые человечки, неуверенные в силе огня.

- Девчонки, режьте косы! - крикнула Чалая Лога, срезая краем ракушки свою красоту.

Косы тяжело плюхнулись в костер, и он вспыхнул с новой силой, опалив усы передним рядам ненасытной орды.

- Рубим косы! Не жалеть!

Еще одна пара кос упала в костер и остановила атаку.

Паленый дым взвился в небо.

- Всем резать волосы! Не скулить! Отрастут ваши сокровища, станут еще гуще! Торопитесь, девочки!

- Да! Лучше нам остаться без кос, чем косам остаться без нас!

Острые раковины легко справились с девичьей красой.

Моя толстая, как жердь коса, увитая нитками изумрудов, на прощанье вспыхнула алым пламенем. Вынимать украшения было некогда. Да и не до изумрудов, если сама смерть позарилась на них. Капибара бросила в костер связку неприбранных локонов, перевитых бирюзой. Тонкие косички близняшек лишь на мгновенье остановили нашествие. Но косы Сладкой Пчелки, щедро украшенные синими перьями кетсаля, осветили поляну до самых зарослей леса, и мы увидели, что окружены высокой стеной, сложенной из дрожащих мохнатых голодных тел.

Бежать было некуда.

Попытка разломить жерди пополам снова ослабила костер. Крысы рванулись в атаку. Женщины завизжали, стряхивая кусачих тварей с плеч. Летящие тела крыс затмили звёздное небо и луну. Животные посыпались на наши головы сверху. Началась паника.

Подруги с криком отступили в огонь, кто-то упал, суматошно отмахиваясь от кровавых зубов.

- Бьемся насмерть! Не сдадимся без боя!

В этот момент худая, как щепка, громадная тварь, крутя хвостом, приземлилась на мое плечо, другая на макушку, второй удар я получила по виску...

-29-

Очнулась уже при свете дня. Солнце пылало над головой. Небо дышало всепобеждающим пламенем, чистое, свежее, без росчерков летящих крыс, без лязганья зубов - сплошная нежная синева.

Пленницы снова были привязаны к полуобгоревшим жердям. Они лежали, разметавшись на вытоптанной земле, грязные, измазанные золой и пеплом, коротко остриженные волосы торчали ежом. Рядом в обнимку сидели близняшки и перешептывались:

- Мы стали уродинами.

- Омельгонки и то краше выглядят.

- У тебя, Летяга, еще одна ранка, на спине, дай залижу.

. У близняжек крысы искусали руки до локтей, кровь запеклась на затылке и шее. Они слюнявили ранки и присыпали их пеплом костра.

Чалая Лога, самая опытная целительница, обклеила жеванным зверобоем и подорожником обожженные ягодицы Тихони-Капибары:

- Вой, вой громче - быстрее заживет. Слезы? Дай-ка соберу - для ран нет лучше лекарства, чем слезы, вмиг поправишься.

Она смазала собранными на палец каплями слез глубокие укусы на груди. Шея самой Чалой Логи была перевязана лоскутками, сквозь которые густо просочилась кровь.

- Шея - ерунда,- отмахивалась она. - Главное, мы живы, значит наверху у богов и без нас тесно. Еще поживем!

Маленькая Лилия забилась мне под бок и тихонько посапывала в подмышку. Ее раны на руках и плече кто-то заботливо заклеил подорожником.

Девочка открыла глаза:

- Это стражник нас спас. У него в руках был смоляной факел. Он не догнал Малингуари, вернулся к нам, пробил дорогу в море крыс огнем и плеснул смолу в костер. Когда огонь взвился до неба, Смерть Долин отхлынула и стекла в ущелье.

- Ага, "стражник спас"... Если бы все было так просто, - проворчала Серая Мышь, придерживая наполовину оторванное ухо. - Спас-то он - спас, успел, да не всем повезло. Посмотри-ка вон туда.

У костра белели четыре черепа, до блеска источенные зубами крыс.

- Мы потеряли Толстую Тапу, Рожденную в Маисе, Большую Родинку и Серебряную Паутинку.

- А может, лучше умереть, чем снова стать рабынями? - прозвенел голосок Тростинки. - Нас снова приковали к жерди.

- Да, тебе уж точно пора о смерти подумать - одни ребра торчат, да глаза, исхудала, горе наше, не дойдешь, - сказала Серая Мышь.

- Ты лучше о себе подумай, серая злоба. А худышки, кстати, легче долгий путь переносят, - заступилась за Тростинку Чалая Лога.

- Эх, знать бы, куда нас ведут.

- А ты спроси у стражника, для чего он нас спас, жизнью рисковал?

- Мы ценный товар, девочки. И только.

- И не говори, ценнее всех украшений принцессы.

- Это значит, что ведут нас в хорошее место, в золотые края.

Наш спаситель в гордом одиночестве сидел неподвижно у костра и на нас даже не смотрел. Он прижигал раны золой. Кожа на его ногах была ободрана до колен. Сквозь лохмотья белели кости. Вытянутые вперед ступни лежали на раскаленных углях. Омерзительно пахло горелым мясом, но гримаса боли не искажала каменное лицо.

Я измельчила в ладонях корни иззы, в изобилии растущие под ногами, смешала с пеплом, присыпала его раны:

- Потерпи - будет легче.

Он не шевельнулся. Железный, не чувствовал боли. Или умел ее скрыть.

- Отпусти нас, воин, - попросила я, заглянув в глаза, полные тоски.

Подруги вразнобой загалдели:

- Да, да, милый храбрый воин! Отпусти, развяжи, мы найдем трав, мы вылечим тебя, спасем твои ноги! Куда ж ты с такими ранами? Не нужен ты теперь хозяину! Сдохнешь, все равно тебе не жить! Жизнь раба окончена! Сделай доброе дело! Освободи!

Стражник очнулся, свирепо оскалил звериные клыки. Женщины в страхе отпрянули прочь.

-30-

Крысы выели растительность под ногами и перепахали почву на глубину корней. Голодная орда не оставила ни былинки, ни кузнечика. Горизонт пугал пустотой, даже орланы исчезли с неба, оплакивая разрушенные гнезда.

Глаза пленниц жадно рыскали под ногами в поиске какого-нибудь жучка или корешка, но Смерть Долин оказалась прожорливее пожара. Землю окутала глухая тишина. Сердце приготовилось к страшному концу.

- Мы умрем.

- Упадем от усталости, и бессердечный стражник добьет нас топором.

Спаситель упрямо хромал впереди на обожженных костяшках.

К счастью, он не понимал нашего языка.

Колени его не сгибались. Жилы ступней были порваны в клочья, и пальцы волочились по земле. Пятка другой ноги терпеливо принимала тяжесть тела на себя, но и она вдруг с хрустом отвалилась и осталась лежать на дороге. Серая Мышь ударом ноги подбросила обгорелые кости в воздух, и они, описав дугу, повисли в ветвях сухого бука.

- К тебе, тварь, перешло мое проклятие, - закричала она. - Я потеряла ребенка - а ты, потерял ноги. Сдохни, как младенец, которого ты не заметил в холодной траве. Сдохни, как твой товарищ, который вырвал из рук моего ребенка! Сдохни, безмозглый страж! Сам не жилец на этом свете, так не мешай другим радоваться жизни! Сдохни, и когда свалишься на дорогу, я спляшу на твоих костях!

- Тшш, - урезонила ее Чалая Лога. - Ты добиваешь раненого, как трусливый омельгон. Упрямство мужчины может пересилить только ласка. Посмотри на него. Видно, что мать его не жалела, на руках не держала, лакомствами не баловала. За что ему женщин любить? Мы для него хуже, чем жареные крысы на палке.

- Зачем же он нас спас?

- Раб хотел выслужиться перед господином. Саблезуб для него дороже бога.

- Сколько же можно идти и идти! Мы высохли до костей - ни воды, ни травы под ногами!

Упрямый воин не сдавался. Мы поняли, что он будет шагать вперед, даже если его голени сточатся до колен. Что бы ни случилось, упрямец доковыляет до неизвестного ада, и даже если сердце остановится, он будет отбивать марш одержимости мертвыми ногами.

- Жив ли его разум? Может он мертвец?

- Он ведет нас в ад. Там все такие.

- Если двинем жердью по спине, страж рассыплется и не сможет подняться,- шепнула Серая Мышь, прижимая пальцами надорванное ухо. - Слышите, девочки? Сделаем это. Передай передним: на счет "три - четыре" - бьем по лопаткам.

Стражник оглянулся, выискал глазами в связке Серую Мышь, и брови его нахмурились. Какая-то злая мысль отразилась в его глазах. Губа приподнялась, обнажая клыки.

- Он понимает нашу речь!

- Он все слышал!

- Нет. У оцинвалов другой язык. Схож с нашим в главном, но все-же непонятный. Стражник ни слова не понял.

- А если догадался? Если он читает мысли, как шаман?

- Какой он шаман? У него и мозгов-то нет. Иначе, зачем ему возвращаться в рабство?

- Решено, как только сосчитаю до десяти, дружно валим, топчем и бежим. Приготовились... Три-четыре...

- Смотрите, мы дошли!

Процессия остановилась у входа в подземное ристалище. Скользкая, выдолбленная в граните лестница обрывалась круто вниз. И конца ее, как дна, никто не мог различить. Снизу повеяло прохладой, и чудный запах вскружил голову.

- Вы слышите? Там, внизу, река. Слышите: журчит вода!

- Чувствую запах болотных трав и грибов, смешанных с прелым туманом.

- Там растут водяные лилии!

- Там пахнет жареным мясом!

- И горьким дымом. Так пахнут мужья после охоты.

- О, ласки настоящих мужчин! Мечта о них пьянит!

- А еще там пахнет сахарным тростником... Да!

- И медом! Я слышу, как гудят пчелы!

- Мы пришли в гости к самим богам!

- Не верьте, неразумные, ушам и носам. Плотный туман скрыл беду, затаившуюся на дне, - проворчала Чалая Лога, недоверчиво принюхиваясь к парам, выползающим из-под земли.

Краснозубый стражник, перерубив наши путы, выбросил обожженные жерди и по-хозяйски скрутил вокруг пояса длинную пропитанную девичьим потом веревку.

- Давай, давай, торопись, лезь! - крикнул он, подталкивая Серую Мышь к краю спуска.

Я вздрогнула. Оцинвал отлично говорил на языке нашего племени. Я заглянула в его глаза:

- Откуда знаешь наш язык? Кто ты?

Он огрызнулся, показывая клыки.

- Дайте-ка, я на него погляжу! - воскликнула Чалая Лога. - Вот как, вот как... Да это же мой братец! Драчливый Бобрик. Он. Смотрите, девочки! Какое счастье! Пропал мальчик десять лет назад. Мы думали, что утонул, оплакали его... Нашелся! Он походит на своего отца. Тот же орлиный нос, кустистые низкие брови. Драчливый Бобрик - вылитый папа, Бобер Войны. Слышишь, неразговорчивый спаситель, докажу, что ты и есть пропавший братец. Дай-ка взгляну на шовчик... Вот он, ровненький, на правой ягодице. Мама зашила ранку серебряной ниткой. Помню, как сейчас: рваный уголок, а поперек три полоски. Помнишь, Бобрик? Ты свалился с хлебного дерева на какой-то сук. Любил залезать высоко, храбрец. Милый шалун, сколько было пролито слез! Мне всыпали за тебя, негодник. До сих пор с плачем вспоминаю этот день. А разве я виновата, что ты, глупыш, сорвался с резиновых качелей над рекой, и бурный поток унес тебя навсегда? Как плакала мама! Дай, я тебя обниму! Я вылечу тебя, братец! Какая жалость! Развяжи мои руки.

Бобрик врезал ей по шее и зарычал:

- Уйди-и-и!

- Ударил сестру! Взгляни, воин, перед тобой родная кровь! Что сделали проклятые оцинвалы с голово доброго мальчика? Превратился в тупого жестокого стражника! В глазах ни жалости, ни слез! Пожалей нас, малыш, вспомни родню! Вспомни Солнечную Долину!

Стражник хлестнул сестру палкой по рукам. Чалая Лога заплакала:

- Горе! До мальчика не доходят наши мольбы. Я сестра твоя, Чалая Лога, вспомни, как любил тискать за грудь, а потом убегал, хохоча, шалунишка, - Чалая Лога залилась слезами. - О, боги, нет жалости в ледяных глазах. Нет, это не брат. А жестокий кайман, бездушный зверь, для которого чужие слезы - сладкая кровь.

- Возможно, его долго били по голове. Такое иногда случается,- сказала Сладкая Пчелка. - Пожалейте юношу. Посмотрите на его ноги. Он жизнью рисковал, спасая нас. Но если это наш мальчик, он должен нам помочь. Хотя, куда нам идти? Кругом голодная выжженная земля. А внизу такие ароматы! Так бы и прыгнула туда, так бы и полетела в мир цветов и еды! Он правильно делает, что ведет нас на кухню!

- Куда нас ведет? Для чего? С такими ногами он нас ведет к своей смерти. Зачем родных сестер тянет за собой в бездонную пропасть?

- Эй, Бобрик, красавчик, не мучай, любопытных девчонок, объясни, дорогой: хороших ли мужей нам дадут оцинвалы?

- Молчать! Всем лезть вниз! - дико закричал воин, показывая на край ущелья.

Хозяйка Лама, ойкая и причитая, развернулась к лазу худым задом и ступила на нижнюю ступеньку, не отрывая дрожащих рук от края скалы. Медленно сползала на коленях, пока ее голова скрылась в темноте.

- Давай, теперь ты лезь! - прикрикнул охранник на Теплую Ночь. Та шустро засеменила ногами.

- Давай, давай! - тыкал дубинкой стражник в наши спины, поторапливая. - Там вода! Там жизнь!

Чалая Лога насмерть перепугалась, заглянув в обрыв, и попятилась, причитая:

- Братец, не знаю, что сделали с твоим разумом враги, но чую сердцем: в душе ты остался ласковым мальчиком. Отпусти нас, миленький, домой, пока не поздно, не заставляй лезть под землю! Этот поход обернется адом, чую: зло впереди!

Чалая Лога протянула к брату руки, но надсмотрщик резко двинул по груди, и несчастная сорвалась вниз.

Этот вопль я запомню на всю жизнь.

Падая, она прихватила за собой Теплую Ночь и Хозяйку Ламу. Дикие крики летящих женщин оглушили тишину, и в небо устремилась шумная стая белоснежных лори. Птицы с оглушительным криком закружились в вышине. По нашим лицам взметнулись густые тени.

- Они разбились!

- Проклятый, ты убил своих сестер! - закричали в страхе женщины. - Ты не пожалел самую старшую и мудрую из нас! Чалая Лога для всех была матерью!

- Лезть, всем лезть вниз! - орал предатель.

-31-

На дне мы увидели мертвые изломанные тела соплеменниц.

- Смотри, - показала пальцем дрожащая от страха Маленькая Лилия, спрыгнув в мои объятия с последней ступеньки.

Волосы на голове зашевелились от ужаса.

Три быстрые суетливые тени торопливо соскребали с упавших тел куски плоти, и, умащая кровавые пласты золой, плотно укладывали в плоские базальтовые чаши.

-Лю-лю-лю-доеды... - прошептала сестра.

Я зажала ладонью глупый младенческий рот и закрыла любопытные глаза.

- Не надо тебе это знать.

- Куда нас привели? Что с нами будет? - перешептывались женщины.

Чалая Лога была права. Ароматы, которые доносились из ада, не предвещали ничего хорошего.

Людоедство - выход из тупика, в который загоняет народы беспощадная история.

Это повелось со времен Мирового Пожара, который расколол землю до огненных недр. Вместо хрустальных рек по лицу земли потекла раскаленная магма, погибли драконы, единороги, крылатые эльфаны и бесстрашные саблезубые львы. Природа вымерла до корней, до последнего зародыша в запеченном яйце. Остались одни землеройки под землей да стервятники в небе.

Не стало порядка в мире, и случилось ужасное.

Зло - тоже маленький ребенок, оно питается кровью и растет. Удлиняются клыки и когти, разгорается топка прожорливой утробы, черствеет изобретательный ум. Хищники атакуют, их целью становятся не женские прелести, не драгоценные камни, а нежнейшие куски утробы и человеческий мозг.

Законы природы не разрешают людям охотиться друг на друга. Если б человек изначально был врагом своим братьям, ни одного племени не дожило бы до наших дней. Но стоит только слугам зла обнаружить счастливый уголок, как снова начинаются войны. Племена защищаются до последнего беззубого старика, до последнего младенца в колыбели.

Помню, однажды в половодье в пустой расщелине застряла стая речных выдр. Они долго метались в поисках пищи по дну, поднимая плачущие мордочки к небу. Их было много, несколько сотен, ярко-оранжевые глаза по ночам освещали темноту. Выдры сидели в ловушке, пока не сожрали даже песок, провонявший дерьмом. Тогда началась между ними война. Убивали слабых сородичей, грызли кости и шкуры.

Когда осталось всего десять крупных выдр, смертельные драки между ними ожесточились. Бои на выживание продолжались день и ночь напролет. Сильные хорошо атакуют и умело защищаются. Но победили самые умные, те, кто, не тратя сил зря, издали наблюдал за дракой сильных самцов. Выдры бились насмерть, пока не осталось двое чемпионов. Это были самец и самка. Но в конце-концов беременную подружку любовник - каннибал не пощадил. Он остался один, растолстел на трупах так, что еле ходил. Но было видно: туго ему приходится. Сидел дни и ночи напролет над мертвой тушкой, и по морде текли, не высыхая, ручьи слез. Вскоре его, не в меру зажиревшего, утащила ночная сова.

Последний человек погибнет от одиночества, это точно.

Если родился среди людей хотя бы один каннибал, конец света уже близок.

- Вот она, вода! - закричали женщины и припустили к серебряной полоске, спрятанной в густой зелени.

Пленницы упали на колени и впились губами в ледяную плоть. Челюсть свело от холода, внутренности брякали, как сосульки, но оторваться от спасительной влаги было невозможно.

Наконец, память о жажде угасла в рассудке, непередаваемое чувство блаженства охватило душу.

Воды в ручье было по колено, и подруги, хохоча, залезли в середину, смыли сажу и пыль с прокопченных тел. Когда грязь и кровь унеслись вниз по течению, к жестоким ссадинам прильнули мелкие рыбешки, ловкие чистильщики ран. Нежными поцелуями они вернули искусанной коже младенческую чистоту.

- Столько воды пропадает зря, - сказала Сладкая Пчелка, наливая пригоршнями воду на обрезанный ежик волос. - По всему видно, оцинвалы - глупцы, не умеют соорудить плотину. Здесь могла бы протекать широкая река, полная рыбы.

- Наверно, племя речных бобров не поделилось знаниями с жестокими охотниками.

- Пусть сдохнут, проклятые, без воды! - проворчала Серая Мышь, выкручивая воду из длинных кос, сверкающих бирюзой.

- Серая Мышь теперь самая красивая. У нее сохранились волосы!

- Она дрянь и подлая крыса. В то время, когда мы безжалостно резали косы, она не подумала расстаться с драгоценностями.

- Не успела!

- Не успела? Ты просто дрянь!

- Девочки, не надо ругаться. Будем любоваться на ее украшения, надеясь на то, что и наши косы отрастут на радость ракушкам и жемчугам.

- Не спорьте, девчонки! Мы живы! Мы победили! Мы молоды! И мы обязательно будем счастливы! - закричала Сладкая Пчелка, брызгая холодной водой на подруг.

- Жизнь, жизнь, жизнь!

Я посмотрела вверх. Сквозь зубчатую пасть каньона узкой лентой сверкало небо, где белые орланы купали в синеве широкие крылья.

- Пошли, пошли, хватит пить! - дико закричал охранник, дергая веревку и причиняя ранам несносную боль.

- Предатель, презирающий женщин, убийа сестры, будь проклят, негодяй!

Казалось, стражник насмехался над нашей неуклюжестью, обнажая ярко-красные, кровавые, зубы.

А воняло от него дерьмом - просто жуть.

Он задержался возле разбитых пленниц, ловко орудуя каменным лезвием. Скальпов на его поясе прибавилось.

- Посмотрите: урод содрал скальп со своей сестры.

- Может, на память?

- Мертвец... Тупая голова. Будь проклят...

- Не забывай: он спас всех нас. Он потерял ноги.

- Он просто верный раб. Дохнет ради хозяина.

- Идет без ступней. Неужели не больно? - вздохнула Сладкая Пчелка.

- Ты жалеешь урода? Он только что убил наших подруг.

- Это получилось случайно, я видела.

- Подруги, не ссорьтесь, посмотрите, как кра-си-во!

Мы задрали головы.

Местные деревья не походили на те, что росли в наших скромных лесах. Разлапистые зонты укрывали тропу от палящего солнца. Шелковые травы нежили ступни и ласкали пальцы ног.

Рой колибри оглушил стрекотанием. Крохотные хоботки наполнили дыхание тумана ароматом горных цветов. Пушинки крыльев кружились, мешая в котле долины ароматы дягиля, папоротника и... коки? Неужели?

Да где же мы, если не в раю?

Кока! Нет цены благородному кусту. Он в рост человека, сам, как человек, не любит точных сроков. Его почки, цветы и плоды одновременно украшают легкие ветви. Хочешь - порадуйся коричневым недозрелым терпким подарком, а хочешь - потешь душу спелым, сочным алым, как кровь, мутящим рассудок.

А это что?

Ололиуки! И ты, услада ран, брошен под ноги?

Призрачный пурпурный вьюнок обычно прячется среди скал и каменных россыпей пирамид. Чтобы заметить малыша, нужно долго и настойчиво разглядывать густую зелень, потому что беглый взгляд и торопливые руки скользнут мимо волшебной травы. Лишь пристальный взгляд различит упрямые стебли, устремленные вверх. Ололиуки гордо возносится к солнцу, которое лучами осеменяет прозрачную коробочку, наполненную чудесными зернами.

Их называют "Семена Богини".

Без них не обходится ни один праздник. Он безумно дорог. За щепотку семян получишь добрую горсть нефрита и драгоценных опалов. Знаток снимет с себя алмазы ради чудовищной силы растения.

Пленницы на ходу срывали ароматные стебли. Редчайшие травы густо оплетали ноги. Возможно, местные знахари не знали тайн целебных растений.

Даже бессмертник, самый ценный из трав, никто не заметил в пышной зелени трав. О нем особый разговор. Стоит только порошком пыльцы посыпать голову и грудь, ни одна стрела или копье врага не коснется завороженного тела. А прожевав горький корень перед долгой дорогой, не захочешь на всем протяжении пути ни еды, ни глотка воды.

Мои тайные мешочки за поясом раздулись от душистых сокровищ.

Стражник безжалостно гнал пленниц вперед.

Вскоре скалы каньона резко расступились, и взору предстала широкая изумрудная долина, застроенная древними пирамидами. Они сверкали издали, как алмазы, вправленные в корону горизонта.

Глазам открылся удивительный мир, дыхание перехватило.

- Пирамиды!

- Ах, сколько их здесь! Целый город!

- Они перемигиваются гранями. Они встречают нас!

Таинственная незнакомая страна! О ней ходило множество слухов. Это место называли Долиной Храмов. Полемена восточных долин не знали сюда прохода. Может быть, поэтому пирамиды не рассыпались в прах. Ни враги, ни боги, ни огонь беспощадных войн и землетрясений не сдвинули ни единого камня.

. Великолепие Долины Храмов очаровало зрение. Каменные ступени грандиозных сооружений гордо и победоносно вздымались к заоблачному раю.

В наших краях, которые покинули суровые боги, ветер и град истерли колоссы в песок, а наводнения их сровняли с землей. Но здесь в окружении неприступных скал сохранилось первозданное великолепие, зависть людей не покорежила красоту каньона.

Взгляд упивался невиданным чудом. Зеркальные полированные плиты издали сверкали и слепили глаза, как многогранные алмазы в дорогих уборах царей. Их грани хранили отпечатки ладоней ушедших богов. Казалось, искусные строители навсегда благословили небеса над благоуханной долиной.

Развалины древних храмов в наших краях были не в диковинку, но лежали в руинах. Здесь же прекрасные пирамиды торжественно возвышались в первозданном великолепии. Ни время, ни огонь вселенной не коснулись зеркальной красоты.

- Говорят, в этих пирамидах жили боги.

- В них до сих пор живут тайны!

- Я слышу музыку! - закричала Ласковая Пчелка. - Там, впереди! Смотрите все туда!

Казалось - сказка рядом, взберешься на холм и угодишь в круг безумного танца. Музыка бодрила, звала, глаза подруг томно мерцали в предчувствии праздника.

- Стражник, быстрее! - кричали пленницы.

- Шевели костями! Хотим танцевать!

- Девочки, чувствуете? Запах курандеро?!

- Ооооо! Если я сегодня упьюсь - не топчите меня!

Крутые бедра пленниц ожили, раскачиваясь в ритме далекого танца.

- Девчонки, чую: нас ждут сильные широкоплечие воины, готовые к брачным подвигам.

- Эта музыка, этот ветер, несущий ароматы роз, лилий и шоколада в честь нашей встречи! Мужчины стосковались! Нас ждут. И встречают!

- Стражник, прибавь хода!

Но каменная кладка дороги вдруг резко съехала в невзрачную низину, и пирамиды скрылись из глаз. Запах нужников, болотной тины и прелой соломы резко ударил в нос.

По сторонам выросли ветхие лачуги из травы и стеблей маиса.

Лица подруг вытянулись.

- Вот она, долина кукурузных храмов!

- Неужели?

- Нам наврали про золотую страну! - горестно воскликнула Серая Мышь.

- Каждая получит кукурузный дом с кукурузным мужем в нем.

- До храмов еще топать да топать.

- В святую чистоту грязь не впускают. Для рабов приготовлены другие хоромы, огороженные колючками.

- Наверно Сладкая Пчелка думала, что ее поселят в воздушном, прозрачном, как дыхание тумана замке? А если не в воздушном, то непременно из горного хрусталя? - ворчала Серая Мышь.

Чья-то хилая постройка за колюче изгородью на наших глазах рассыпалась под напором ветра. Люди бросились спасать улетающий хлам, затыкая брешь охапкой маисовой соломы и запечатывая сверху ошметками грязи.

- Почему ветер до сих пор не снес трухлявые хибары?

- Они полны дерьма - вот почему.

Обитатели грязных трущоб издали заметили невольниц и сбежались поближе на них поглазеть. Они сгрудились вдоль высокой изгороди, отсекающей мощеную дорогу от построек. Изможденные люди, как их гнилые лачуги, нахохлившиеся за их спинами, стояли плотно, ребро к ребру, кость к кости, а глаза пытливо впивались в наши лица.

Чужой край, чужие люди. Ни улыбки на изможденных лицах, ни приветливого слова.

- Ну и рожи!- присвистнула от изумления Серая Мышь.

- Не люди, а стадо мумий!

- Мы тоже ничуть не краше выглядим, худые, безволосые.

- Что вылупились, грязные твари? Людей нормальных не видели? - прикрикнула, Серая Мышь на любопытную толпу.

Сквозь колючие прутья к ней протянулись костлявые ручонки и вцепились в косу: " Мама!"

Серая Мышь выдрала волосы из цепких кулачков:

- Отстань, девочка, я тебе не мать.

Малышка залилась плачем:

- Мама, забери меня отсюда!

Эти люди понимали наш язык. Изможденная женщина за оградой спросила:

- Кто вы, пленницы? Откуда вас ведут?

- Мы из Солнечной Долины.

- А мы с Шоколадных Холмов.

Шоколадные холмы... Пять лет назад там вдруг исчезли все обитатели. Пропали женщины, дети, воины. Не осталось ни одного человека. Соседи - соплеменники жаждали мести. Родственники точили мечи. Жрецы, напрыгавшись вокруг жертвенных костров, вещали: "Исчезнувшие жители Шоколадных Холмов не так уж несчастны, ибо всех забрали боги в небесные чертоги". А вожди окрестных племен, пропустив в зловещем молчание трубку мира, багровели телами, дрожали от гнева и хватались за топоры с криками: " Обрушим горные тропы, чтоб ни одно племя чужаков не проникло в наш край! Смерть врагам!"

Эту войну помнит наше племя до сих пор. Тысячи воинов полегли с пробитыми головами. Поэтому так мало мужчин осталось в наших селениях и городах. Поэтому рождение мальчика - праздник, а рождение девочки - беда.

Толпа за изгородью пробудилась от спячки и зашумела вразнобой:

- Новых пленниц привели! Из Солнечной Долины!

- Бедные девочки, что их ждет!

- Посмотрите: с них заживо срезали косы!

- Прокляните этих девчонок! Они жрицы! Будь прокляты нечестивицы, пожирающие наших детей! Будь проклят этот мир! Будь проклято мое чрево, рождающее для ненасытных блядей еду!

- Швали, безволосые уродины! Знаете, для чего вас притащили сюда? Не знаете? Для этого самого, ха-ха-ха!

- Гоните их, убейте!

- Успокойтесь, люди! - пытался отговорить соплеменников от расправы над пленницами высокий седой старик, - Посмотрите на них. Эти уродины точно не жрицы... Таких пташек в золотые клетки не посадят. Чую: придется потесниться нам в наших лачугах.

- Самим жрать нечего!

- Гони нахлебниц!

Внутри загона раздался шум. Пара стражников втащила охапку маиса, и дикое стадо рванулось на запах зелени, сбивая друг друга с ног. Они с рычанием выдирали из глоток женщин и детей свежие початки. Отбив добычу, мужчины с жадностью вгрызались в еду, соря зернами под ногами, где годовалые детишки выколупывали солнечные пятнышки из грязи и засовывали в рот.

- Смотрите, что творят! Одичали, как животные! - брезгливо сморщила нос Серая Мышь.

- И это наш народ! Эй, подлец, да, да, ты, с тату на лбу, отдай початок ребенку! - крикнула Сладкая Пчелка сквозь прутья изгороди.- Что ж ты делаешь, подлец?

- Видели? Мужчина отобрал у малыша початок - и наутек! А за ним - толпа... Звери, словно сто лет не ели.

- А может и не ели?

- Худющие все здесь, жуткие. У женщин груди болтаются, как сухие бананы, бедер нет, косточки свистят на ветру.

- Неужели, девочки, это наша судьба?

Ноги дико зачесались от щекотки.

- А это еще что?

Цепкие юркие многоножки дружно карабкались по ногам, вгрызаясь в нежные места. Подруги с визгом рванули от кровососов.

За ними с камнями в руках устремилась толпа мальчишек.

Ну и вид был у малышей!

Голова каждого ребенка была стянута плоскими дощечками и туго-натуго обвязана веревками из гевейи так, что скованный череп мог расти только на затылке.

На некоторых малышах красовались причудливой формы гипсовые кувшины. Мой завороженный взгляд перехватил стражник:

- Это юмми. Храбрые воины. Ты тоже родишь юмми.

Ко мне подлетел малыш с дощечками. Веревки вросли в кожу и шевелились внутри, как змеи. Дощечки не позволяли черепу развиваться над бровями, кость вспучилась, и напряженные глаза наполовину вылезли из глазниц.

- Мальчик, подойди ко мне!

Он в два прыжка приземлился рядом, присел, как охотник, перед беспечной капибарой. Я заглянула в налитые кровью глаза. В них не отражалось ни капли страдания и любопытства. Такими же глазами смотрел на мир наш стражник. Лобная кость ребенка круто съехала к затылку. Моя ладонь легла на макушку и ощутила движение жидкого мозга под тонкой кожицей. Там не было кости, и пальцы уловили пульс обнаженных жил.

- Бедные детки! - сказала Маленька Лилия. - Их превратили в уродов, чтобы за деньги показывать в городе Спящих Богов.

- Нет, детей готовят для другого. Из молодых перетянутых тыковок со временем получатся фигурные кувшины.

Подруги рассмеялись.

Женщины знают приметы, по которым с пеленок можно определить характер малыша. По линиям руки определишь, плодовитую ли жену добудет воин, и сколько сынов она ему подарит, даже имена внуков можно узнать. Зато по форме лба определяется не только судьба ребенка, но судьба страны, семьи, природы, которая окружает его дом. Чем кривее лоб новорожденного, тем злее и бесстрашнее воин вырастает из него.

Говорят, наши далекие предки, те, кто пришел с белой стороны Дерева Мира, победили гигантов, только потому, что сами были ничуть не добрее зверей. Черепа, напоминающие обезьяньи, в изобилии валяются в каньонах среди пепла первых костров.

Может мужчинам обезьяньи мозги на пользу, но девочек с подобной аномалией лучше не награждать материнством. Держи от них младенцев подальше. Девочки с перекошенными любами - не матери, а воины. Оцинвалы перекраивали мозги новорожденных так, чтобы выросшим юмми не приходилось размышлять перед атакой.

Только ярость и ненависть должны полыхать из-под сумрачных бровей мужчины.

Среди мальчишек я заметила двух девочек. Одна была черная, как вороненок, другая зеленоглазая, с жесткими бурыми волосенками, проросшими сквозь дощечки на затылке. Малышки надули губы, скосив глаза на Маленькую Лилию. Она гордо вскинула голову и надменно взмахнула ресницами:

- Даже не думайте! Я вам не компания!

Кулачки девочек-юмми, сжимающие палки, побелели, по всему было видно: крошки собираются проучить зазнайку.

Мальчик присел на пятки, зашипел, обнажая алые острозаточенные клычки. Сделал шаг назад с низкой позиции, а потом резкий взмах согнутым коленом, удар и шакалье рычание перешло в душераздирающий визг:

- Ияяяяяйя!

Я даже не успела заметила, когда перекосилась чашечка на моем колене.

- Что ты наделал? Ах, ты, драчливый оцелот! - я схватила драчуна за костлявые ребра, но он хитрым откатом назад выскользнул из цепких рук, и я лишилась возможности задать взбучку.

- Хороший юмми, хороший, молодец, я учил, - Драчливый Бобрик ласково потрепал дощечки на голове мальчика.

Он отстегнул связку вонючих скальпов с пояса и швырнул мелюзге. Детки с радостным визгом бросились делить добычу.

- Грязные уроды! - крикнула Маленькая Лилия. - Вы хуже омельгонов!

Юмми швырнул в нее тяжелый камень. Остальные с остервенением принялись выковыривать булыжники из-под ног. В нашу сторону полетели увесистые камни.

- Наших бьют! - взвизгнула Серая Мышь и, подхватив летящий булыжник, вернула подарок.

Камень врезался в дощечку на лбу юмми. Пацан взвыл. Камень попал по незаросшему темени. Малышня с визгом бросилась на пленниц, пытаясь кулачками угодить ниже пояса.

На свист камней и шум прибежала стража из загона. Хлесткие дубинки вмиг успокоили толпу.

Стражники отобрали веревку у Драчливого Бобрика, и он поплелся, шатаясь, в сторону грязной хибары, догнивающей в дальнем углу.

Пленницы долго смотрели вслед.

- Он умрет? - спросила Маленькая Лилия.

- Конечно. Черная гниль доползла до пупка. Дальше - сердце.

- Жалко его. Он спас нас.

- Зато убил Чалую Логу. Он враг.

- Нет, он случайно толкнул, не удержался на больных ногах.

- Случайно или не случайно - а подругу не вернуть.

- Пусть сдохнет, но только медленно, как бородавочник, в которого залезла гремучка, - прошипела Серая Мышь.

Стражники, одетые в тумбаговые латы перехватили наши веревки потуже и погнали куда-то вверх. Они плотоядно оглядывали наши прелести, то и дело пощипывая за бока и заливаясь диким хохотом:

- Уйя-уйя! Фау-бинго!

- Ка-ро-шо ...

- Жрицы...Жрицы... Многа кушать!

- Праздник! Успель, успель!

4. СТРАНА УШЕДШИХ

-32-

- Смотрите, девочки, что там впереди!

- Ах, какая красота!

Небо расцвело гейзерами из мелких разноцветных шаров. Красочные связки взметнулись ввысь, переливаясь нарисованными рожами диковинных животных; бой барабанов вспугнул свихнувшихся от восторга пичуг. Хаотичное хлопанье крыльев смешалось с оглушительной бранью попугаев.

Под шарами на длинных лентах качались венки из орхидей и разноцветные пучки лазурных, ярко-изумрудных и розовых перьев, надранных их хвостов лори и какаду. Нарисованные рыла драконов под напором ветра то скалили зубы, то приветливо улыбались.

Бой барабанов ускорил биение сердец и, наращивая темп, перешел на дробь, которая взорвала мозг, и собравшийся народ завопил хором: "Гугу - тугу- бойя! Гугу - тугу - бойя!"

Толпа пришла в движение, загудела, закручиваясь в тугую спираль хоровода. Жрец в маске пантеры зажег высокий костер. Жрицы, вымазанные с ног до головы лазурью, принесли охапки пряных трав. К небу поднялся густой горький дым. Аромат курандеро ударил в виски. Девушки и парни, шаманы и воины в масках птиц и зверей закружились в дурманном восторге.

От свиста заложило уши, земля опрокинулась вверх ногами, и в небо медленно и чинно поднялся громадный шар, размером в сорок лун. Его серебряные бока отливали всеми цветами радуги. На них в гордом величии красовались длиннохвостые грифы, вымершие аррахи и файны; между ними танцующие игрунки сплетались хвостами в бесконечные спирали времен. Изумрудные драконы пилили небо зубьями хребтов, а диковинные рыбы улетали к солнцу на гребнях волн.

Каменная улитка мира стремительно раскрутилась, высунув рожки навстречу лучам.

- Что за чудо? - удивлялись подруги

- Это воздушный шар. Мама летала на таком. Внизу в корзинке сидит человек с зеркалом.

- Где? Не вижу.

- Он слишком высоко.

- Зачем ему зеркало?

- Он будет рисовать на лице земли татуировку.

- Он бог?

- Он художник.

- Как он достанет красками с неба до земли?

- Он дотянется солнечным зайчиком.

- Девочки, посмотрите, а народ здесь какой странный.

Воины красовались в тумбаговых шлемах, наплечниках, наколенниках и поясах. Мочки ушей, оттянутые золотом катушек, раскачиваясь, добавляли к ритму барабанов звон брони. Ноги, обутые в металлические сандалии, сотрясали землю.

Выщипанные головы женщин украшали венки из белоснежных лилий, сплетенных со стручками ванильной орхидеи. На шеях звенели полированные зеркала из жадеита и серпентиновые фигурки рептилий.

Оцинвалки насмешливо разглядывали связку рабынь, которых тащили за собой сквозь толпу два усердных стражника. Женщины брезгливо поплевывали в сторону пленниц, толкали их бедрами и презрительно морщили носы с клыками детенышей саблезубов в ноздрях.

- Фау-бинго! Тц-тц-тц! - хихикая, они швыряли в спины пленниц ореховую скорлупу и бесцеремонно выдергивали из лохматых причесок лазурные перья, с хохотом бросая их на ветер.

- Без рук! Вот, дрянь, - огрызнулась Серая Мышь на неслыханную дерзость, когда озорная девчонка воткнула в ее косы тлеющий стебель макко.

Сладкая Пчелка оскалила зубы на толкнувшую ее старушку, та живо скрылась за спинами соплеменников.

Стражники пробивали дорогу в толпе, рыча и покрикивая на оцинвалок, норовящих исподтишка ущипнуть пленниц отточенными коготками. По всему было видно, что пленницам здесь были не рады.

На плечах я почувствовала чьи-то крепкие руки.

Саблезуб?

- Фау-бинго? - расхохотался он, оглядев меня с ног до головы. - Дошла, не сдохла, значит, будешь моя.

-33-

Точным взмахом топора стражник разрубил путы и швырнул пленниц к ногам Верховного жреца. Подруги тихонько заскулили. Жрец поднял руку и резким кивком головы усмирил усердие стражников:

- Прочь.

Они подобострастно распростерлись перед ним, раками отползая к выходу.

С виду Верховный жрец казался человеком особой породы. Он отличался и от воинов, звенящих золочеными латами за троном, и от пестрой толпы, веселящейся у подножия храма. Переносица горбатого носа, как лезвие кривого кинжала, врезалась в половину лица, разделив благородный лоб надвое. Золоченный киффус подчеркивал великолепие божественных черт. Под лунным серпом тонкогубого рта сверкала, унизанная хризолитом тугая косица бороды. В оттянутых мочках ушей качались граненые изумруды, впаянные в платиновые катушки.

Одеяние Верховного жреца напоминало роскошные одежды богов, танцующих на искореженных временем развалинах возле города Уснувших. Узкие плечи и бедра окутала тонкая плотная ткань. Накинутую через плечо шкуру белого ягуара стянула броня чеканного пояса. На кожаной бахроме звенели нефритовые профили. Богиня Плодородия, богиня Подземного царства, бог Моря, Неба и Грозы, ударяясь горбатыми носами, звенели в такт чинных ритуальных шагов. Полированное выгнутое зеркало, покачиваясь на груди жреца, расплескало кривые кинжалы радуги по стенам и потолку.

Впалые щеки Верховного вождя поражали изуверской бледностью. А глаза... Высокий рост не позволил заглянуть в их божественные тайны.

Одной рукой Верховный жрец опирался на жезл, выточенный из железного дерева. На верхушке восседал задиристый карлик с носом в виде скрученной в спираль струйки дыма. Я узнала эту фигурку. Точно такой божок восседал на жезле Несокрушимого. Сейчас он надежно спрятан под развалинами нашего сгоревшего дома.

Что я знала о длинноголовых? Нет, они не были богами. Всего лишь жрецами, слугами, хранителями неприкосновенных тайн.

Древние легенды гласили, что длинноголовые пришли на землю не как всесильные существа, но как забавные зверюшки, любимчики ушедших богов, их жен и детей. Болтливые обезьянки, умеющие петь, свистеть и гримасничать, оживляли покои скучающих богинь. Наравне с попугаями и ягуарами их иногда выпускали из клеток, умиляясь танцам и групповым соитиям под музыку барабанов и флейт.

Но вскоре поведение людей повергло богов в смятение. Говорящие питомцы начали задавать вопросы, над которыми никто никогда не задумывался: "Почему не каждому доступен Райский Сад? Или: "Почему на девятый год от рождения каждый любимчик приговаривался к сожжению в ущелье Пшелвон?"

Зверюшки научились рассчитывать дату своей смерти и накануне назначенного срока впадали в депрессию, отказываясь от еды, плакали, рвали волосы, выцарапывали себе глаза, доводя детей до слез.

Чувствительные богини перестали повиноваться законам. Они прятали несчастных зверюшек от палачей, а когда стражники все же находили их, вопили: "Сожгите нас вместе с ними!"

- Наши женщины капризны, да, но ради зверюшек мы не станем изменять законы, - решил совет богов.

- В таком случае перестаньте считать людей зверюшками.

- Кем же их считать?

- Тем, кем они являются: разумными людьми.

- Давайте проверим, насколько люди разумны, - решили на совете.

Разум животных обескуражил богов.

- Зверюшки поумнели. Как такое могло случиться? - обратились они к хранителям.

- Словарный запас человека увеличился из-за постоянного общения с богинями, поэтому вырос мозг, - ответил повелитель тайных знаний.

Правители нахмурились: "Нельзя обезьян плодить до бесконечности!", но задумались. Слезы женщин режут металл. Богини добились, чтобы любимчикам дозволили пережить срок жизни еще на пять лет. Далее следовала неизбежная дряхлость и смерть. Но человек научился изготавливать из трав молодильные маски, пудрить мелом лицо и маскировать татуировкой морщины, тем самым отодвигая безжалостные сроки.

Близость к богам сделала обезьянок мудрее и хитрее. Мода на вытянутые черепа и специальные приспособления, изменяющие внешность, еще более сблизила зверюшек с божествами.

"Посмотрите: они точная копия нас!" - хвастались богини, подвешивая на длинноголовых человечков плащики, крылышки и хвосты. - Крошки любят интимные ласки, маленькие обольстители нечета нашим вечно занятым мужьям".

Любимчикам не случайно были пожалованы дворцы, пирамиды и праздные усыпальницы. Боги приблизили низкородных, доверив им тайны опочивален, оружейных складов и кухонных котлов.

Плебейское происхождение все же ставило человека на одну ступеньку со свиньей. Выше и гораздо ближе к богам стояли ягуары, драконы и змеи. Неравенство препятствовало свободным соитиям людей с богами и смешению крови. Поэтому боги не выродились в людей, а люди не превратились в богов.

Когда в беспощадной войне бессмертные истребили друг друга, их любимчики, жертвы кровосмешения уцелели, унаследовав тайные знания, позволяющие чревовещать, разговаривать на языке летучих мышей и посредством глубоких медитаций перемещаться на далекие расстояния.

Потомки бывших любимчиков до сих пор живы и умеют проникать в сны любой твари на земле. Изнутри этих снов они могут душой спящего оглядывать незнакомые земли и даже глубины океана.

Говорят, хранители в современном мире ищут местонахождение сокровищ ушедших богов. Когда они соберут утраченные детали воедино, обретут былую божественную мощь. Эта сила способна повелевать недрами океана и огнем вселенной.

Длинноголовый торжественно проводил меня вверх по лестнице к своему трону, вытесанному из благородного обсидиана с врезанными в спинку узорами из бирюзы.

- Садись, Синевласая.

Я присела в оскал пучеглазого дракона, вышитый на подушке у ног жреца.

Длинноголовый с печалью в голосе произнес:

- Я огорчен безвременной кончиной принцессы Глаза -В- Полнеба. Более девяти веков наш род искал хранительницу хрустального очарования. Это был последний двенадцатый череп. Наконец, сны преисподней открыли нам, что Синеглазый Хрусталь служит народу Солнечной Долины, оберегая благополучие этого края от приговора судьбы. Недостающее звено Круга Избранных долгое время хранила твоя мать. Теперь ты, ее преемница, должна передать сокровище в храм Воссоединения.

Я молчала. Вот так новость. "Передать хрустальный череп в храм Воссоединения"".

- Расскажи, дочь моя, куда спрятан бесценный божественный предмет?

Божественный предмет! Правы были сородичи, страшащиеся мести богов за украденный череп.

- Мы не просты, Синевласая. У нас есть чудесные предметы, которые за много миль чувствуют нахождение бесценного сокровища. Хрустальный Череп неслышно кричит в пустоту звезд, он зовет, он не может томиться в одиночестве.

- Как хрустальный череп может кричать?

- Язык летучих мышей и рыб недоступен человеческому уху. Но он понятен древним существам. Весь мир полон тайного плача и радости Он сплошная музыка, сплетенная из нот любви и страданий. Человек, услышав ее, сходит с ума, - настолько она ужасна. Поэтому она закрыта от непосвященных ушей. Ты никогда не услышишь разговора летучих мышей или мотыльков, но поверь, глухонемые твари делятся друг с другом радостью и горем, как человек.

- О, мудрец, ты уверен, что мертвый череп кричит в звездную пустоту на языке глухонемых рыб?

- Да. Хрустальный череп взывает сквозь века. Но в последний момент его клич оборвался на полуслове. Бездействие Синеглазого Черепа лишило расу бессмертных покоя. Мои слуги нашли хранительницу Синеглазого Очарования. Но забрать драгоценный предмет мы не вправе. Нужен ключ хранителя. Ты поможешь нам. У тебя остался ключ. Отдай его.

- Как ты узнал про ключ?

- Я знаю все.

- Тогда ищи сам.

- Хрустальный череп обрел приют в резном саркофаге из черного базальта, густо исчерченного платиновыми прожилками, так?

Я кивнула.

- Дальше, дальше, дитя... Где ключ, тот маленький крючочек, от которого зависит погрузить Синеглазое Очарование в вечную тишину, или выпустить его силу на свободу?

Я молчала.

- Обыщите ее! - приказал Верховный вождь, и стражники, невзирая на мои жалобные вопли, процедили сквозь пальцы каждую складку одежды, разорвали ожерелье, рассыпали бусы, сорвали с меня даже остатки изношенных сандалий.

- Так-так, - ухмыльнулся Верховный вождь, не брезгуя собственноручно прощупать ветхую ткань. - В тряпках ничего нет. Ты обнажена. Но Карлик Нос на моем жезле сигналит: ключ здесь, совсем близко. Поднимите ее.

Стражники поставили меня перед вождем. Он медленно поднес к моему лицу свой жезл. Нос зловредного карлика ярко вспыхнул млечным светом.

- Вот в чем дело, - вождь оскалил зубы и протянул к моим губам ладонь. - Дитя, отдай то, что прячешь во рту. Ну же. Я жду. Иначе стражник грязными пальцами вытащит ключ вместе с твоим упрямым языком. А если проглотишь - палач залезет в желудок. Будет больно.

- Подавись, - я сплюнула ключик в узкую смертельно бледную ладонь, она тут же захлопнулась, ключик исчез, словно пеликан проглотил.

Ах, мама, прости, не сохранила сокровище! Живодеры вспороли бы меня, как несчастного бобра. Видно по грязным рукам, что месить человеческий фарш они умели.

Из глубины подземного дворца донеслись громкие вопли, звон цепей и тяжелые удары по костям. Подруги все еще лежали в ногах стражников. Они искоса поглядывали то на меня, то на топоры.

- Верховный вождь, скажи, что сделаешь ты с моими сестрами? - спросила я.

- Похвально, что не беспокоишься о себе, но сородичей не забыла. С твоими подругами обойдемся достойно. Красивые девы станут наложницами знатных горожан. Не будут знать нужды ни в сладостях, ни в камнях.

- Мои соплеменницы надеялись стать женами.

- По нашим законам фау-бинго не могут стать женами. Но воинам дозволено утешать подарками и сладостями их ласковые тела.

- Я тоже рабыня?

- Нет, ты не рабыня. Ты и твоя сестра свободны. Ваша кровь благородна. Семейство Хранителей с радостью восполнит недостающую ветвь древнего рода. Вы наследницы Лучезарного Сияния. Только ты, Синевласая, сумеешь разгадать паутину древних предсказаний. Знание, заключенное в твоей памяти распутает спирали божественных знаков. Твоя кровь помнит заповедь предков. Как только двенадцатый череп доставят в храм, ты получишь другое имя, став жрицей Круга Воссоединения.

Эх, если бы только понять, что наговорил жрец!

- Снимите цепи с пленниц, - наконец закончил он, и это были самые приятные из его слов.

Как только веревки упали, Серая Мышь заехала стражнику ногой прямо в пах.

- Об этом я мечтала с самого перевала.

Стражник загнулся и зарычал. Верховный вождь и воины, стоящие вокруг расхохотались. Пленницы наперебой начали жаловаться Верховному жрецу на стражу. Он сделал знак рукой, и подруг увели.

Сестра бросилась в мои объятия.

Верховный вождь окинул ее суровым взглядом:

- О девочке позаботятся служанки. Дети живут в другой половине дворца. Им нужен особый уход, обучение знакам и чтению круговых календарей. Но вы сможете навещать друг друга. Иногда. А сейчас попрощайтесь.

В зал вбежали две обнаженные рабыни, выкрашенные лазуритом. Я заглянула в синие глаза сестры:

- Не бойся. Все будет хорошо.

Мы обнялись, как в последний раз.

- Я хочу остаться с тобой, - сопротивлялась девочка, но ее насильно вырвали из моих рук. Сестра колотила нянек, царапалась, но Длинноголовый махнул рукой, и девочку бесцеремонно оторвали от пола и вынесли вон.

Вождь продолжил:

- Наслаждайтесь свободой, принцессы, гуляйте, развлекайтесь, но только в пределах этого храма, сада и городской площади.

- Не слишком просторно для свободного человека.

- Не просторно, зато безопасно. Довольствуйтесь тем, что дано. Иначе, нежные филе с ваших косточек попадут на вертел местных гурманов.

- 34-

Верховный Жрец предоставил в мое распоряжение четырех рабов.

Когда надоело бродить по верхним, залитым солнечным светом ярусам, я заинтересовалась подземной частью пирамиды. Там было темно и сыро. Все стены и потолки заросли сталактитами. По моему приказанию рабы расчистили проход на нижний уровень.

- Твое любопытство похвально, - сказал Верховный жрец, пришедший на шум. - Но будь осторожна. Здесь давно не появлялись люди, а вот скорпионы...- он отшвырнул концом жезла какую-то тварь от ног. - Зато здесь нет крыс.

Рабы отчистили стены подземной части храма от сталактитов и тысячелетней пыли. И сердце остановилось от восторга. Летопись исчезнувших миров раскрылась взору в полной красе.

Стены и потолки украшали сцены из жизни богов и чудовищ. Боги на войне. Боги на охоте. Боги танцуют. Боги любят друг друга. Художник досконально изобразил переливы цветов и мелочь нарядов. Гнев, отчаяние и мечты запечатлело тонкое зубило.

Художник был человеком и творил для людей, рисуя бессмертных исподтишка, со стороны подглядывая за таинственной жизнью.

Длинноголовый приказал затеплить в центре зала очаг, и струи взметнувшегося к потолку огня оживили танцы и лица мертвых богов.

- Нет смысла рассказывать о героическом прошлом богов. Они сами расскажут о себе. Я пришлю сюда рабочих и охрану.

- Верховный жрец, позволь задать вопрос.

- Слушаю тебя внимательно.

- Я заметила, что все изображенные на картинах существа синего цвета. И волосы женщин такие, как у меня.

- Я же сказал, что ты особенная, поэтому ты здесь.

Жрец зачастил наблюдать за расчисткой росписей. Он появлялся порой в самый неожиданный момент, стойко переносил холод, разглядывая картины, и его взгляд надолго погружался в бирюзовые глазницы крылатых дев.

Древние писания мне давались легко.

Я читала вслух строки, изваянные в камне и рука Длинноголового, сжимающая мое плечо, теплела.

Он птичью лапку простер над шатром лазурным - и затих -

Он переварит любого, кто не достоин шаманок нагих.

Свивайтесь в страстном костре

Множьте головы и тела -

Бездна земли - ваше плато,

Глаз бирюза - мешочек золота, плата

за увиденные чудеса.

Главной загадкой для меня был сам Длинноголовый, бездна ума и тайн.

- Мудрость - это не только память, - говорил он, - но способность соединять зло и добро в единый слаженный механизм.

- Как такое возможно? Зло и добро мгновенно истребят друг друга, стоит им лишь встретиться на тропе войны.

- Одно без другого исчезнет. Не будет в мире зла - не будет и добра.

- Объясни.

- Например, единство огня и человеческих рук создало домашний очаг. А соединение птицы и копья породило стрелу. Ветер и тростниковая ткань движут корабль. Зло и добро пребывают в созвучии. И только этому созвучию, как теплу домашнего очага, покоряется мир.

- Разве можно, соединить свободу и плен? Или унижение и гордость?

- Без унижения человека человеком не создашь большого сильного государства. Вечные праздники в Долине Храмов озвучены стоном рабов.

- Откуда твои знания?

- Идем, покажу.

Он привел меня в хранилище, пропахшее дубленой кожей и чернильной кровью морских гребешков. Сквозь купол высокого свода на мрамор стен падал тонкий солнечный луч, он отражался и дробился в вогнутых зеркалах, смешивался и сливался с другими бликами, пока не превращался в сплошной и ровный поток.

- Как светло!

- На этих полках хранится мудрость канувших в лету миров, - жрец воздел руки к потолку, и я разглядела в пасмурной тишине стеллажи, взлетевшие по стенам до самого купола.

Тысячи книг. Нет, не тысячи - сотни тысяч, предстали перед восторженным взором. Здесь были и тростниковые свитки, стянутые платиновыми кольцами посередине, и множество базальтовых жерновов, изрезанных узорами алмазного зубила. Обрадовали знакомые кожаные спирали, застегнутые замочками с тайными скрепками на боку.

На мраморном полу пылились глиняные дощечки, сложенные пирамидой. Я подняла пластинку, усеянную бороздками, точками и крючками, вдавленными в глину.

- Какой народ додумался до такой простоты?

- Язык этого древнего народа странен, но не дик. Глиняные пластины хранят безмерную мудрость далекой земли, лежащей за пределами океана.

- Как они попали сюда?

- Их сделали люди, которых принесла в наш край большая волна. Корабль разбился о скалы, но они выбрались на берег, построили дома, посадили урожай. Они выжили, нарожали детей и расселились по всей земле. Повсюду они оставляли глиняные дощечки. Это память ушедшего народа. Запечатленные мысли и мифы, смешные истории не рассыпались в прах, чтобы человек не с ноля шагнул в этот мир. Ушедшие расы прародителей сгинули навек, но оставили большое наследство.

- Почему ушли прародители и первые мудрецы?

- Огонь проснувшихся вулканов изменил климат земли, единый мир раскололся и навеки разлучил расы.

- Писать на глине легко.

- Поэтому на них писали всякие пустяки. Здесь много веселых историй о животных. Где бы человек не находился, главное для него - радость. Смех - великая мудрость, необходимая, чтобы не запачкать зад.

- Здесь целый мир. Ад и рай. Можно записать все, что придет на ум, сохранить каждый день и час. Или сочинить мифы о прошлом и будущем.

- Ты говоришь: сочинить мифы о будущем, дитя?

- Да, все, что записано в мифах, рано или поздно случается с каждым человеком. Я это заметила. Мою историю давно кто-то написал.

- А ты ее аккуратно переписала в свою голову.

Вскарабкавшись по боковым лестницам почти под потолок, жрец сбросил с верхней полки в мои руки тяжелый кожаный брусок, украшенный орнаментом знаний.

- Эта книга написана на человеческой коже. Не морщи брезгливо нос. Страдание - самый долговечный материал. Цена книги не просто жизнь раба. Каждый человек - книга с вложенной в него мудростью. Главное не унести ее в мир тлена, а тщательно переписать в другую книгу, которая продолжит традицию.

- Но почему я не вижу внутри никаких знаков?

- Книга написана тенью. Знаки можно прочитать лишь под углом. Поверни квадрат под лучом. Глянец кожи отразит свет, а еле заметные впадины обнажат знаки. Приглядись - и ты различишь то, что взгляд простого человека не заметил Стоит только раз подержать эту книгу в руках, другие читать будет неинтересно.

Мудрец оказался прав. Мой взгляд выделял из общего ряда книг лишь написанные на коже. Я издали различала их, но не по цвету или размеру... По жару, исходящему от переплета.

- Посмотри сюда, - сказал жрец.

Я заметила в его руках золотые диски с начертанными на них спиралями, словно сплели воедино свои узоры тысячи рас.

- Это тоже книги?

- Мы не одни под властью богов. Девять небес, уходящих ввысь, девять спиралей знаний, которые мы только-только начали вспоминать после мучительного забвения, сосредоточены внутри дисков. Эти знания еще не скоро будут доступны людям. Они даются лишь в минуты смертельной опасности, по крохам, так, чтобы ненароком не спалить непросвещённый мозг.

- Ты можешь их читать?

- Могу. Но нет у меня преемника, чтобы открыть наказы ушедших богов.

- А Саблезуб? Разве он не прямой наследник великолепной библиотеки?

- Мы жестоко обманываемся в чадах. Надеемся на их вечную любовь, ищем в буйной крови грядущее смирение чувств. И с большим опозданием понимаем - все ложь. Отчуждение, полный отказ от заповедей отцов... Дети - всегда обман, лукавые порождения лжи и порока. Высоколобым красавицам не чужд обман. Женщины любят не разумом, но мимолетным желанием. Слишком поздно открылась мне тайна обманутой крови. Сын, призванный воспринять мудрость отца, по сути - преемник любовных чудачеств матери, рабыни аппетита и страстей.

Жрец обхватил кольцом ладоней мой лоб, заглянул под прядь волос на затылке, вздохнул глубоко, и горькая улыбка на миг удлинила тонкие губы:

- Да. Я не ошибся в тебе. Ты она. Ты с пеленок впитала мудрость ушедшей расы, хотя твой череп ничем не отличается от человеческого.

- Человеческого?

- Взгляни на муравья, его мозг уместится на острие иглы. Но разум и память превосходят сознание тяжелых извилин человека.

- Ты муравья поставил выше сына, Высоколобый!

- Да. Но твой лоб я соразмерю со временем со своим, принцесса Хрустального Очарования.

-35-

Храм казался бездонным. Крутые винтовые лестницы ниспадали на нижние ярусы, а с нижних свивались кольцами змей еще глубже.

Что внизу, на дне?

Скользкая плесень покрыла туманные пролеты. Ступени оживали под ногами, стоило их слегка задеть, прогибались, раскачивались из стороны в сторону. Густой туман тушил факелы, сброшенные вниз. Возможно, там не было воздуха. А может быть, не было дна.

Влажные стены холодили пальцы, и мокасины из крокодильей кожи не спасали от пронзительного холода.

Пустые высокие залы гулким эхом повторяли звучание шагов. Со стен серебряными струями стекала роса. Высокие своды рассекали слова на звуки, и, растерзав на кусочки, швыряли в лицо шёпотом, стонами и бормотанием.

Глаза заметили на шероховатости стен смутный узор теней. Пригляделась - и черты неизвестного зверя проступили из-под вековой накипи сталактитов.

Крылья? Не показалось?

Острие легкого топорика соскребло верхний слой. Из-под него осыпалась ржавая шелуха, рухнул трухлявый пласт штукатурки, и блеснул яркий четкий рисунок. Под многовековыми слоями осадков проступила шестипалая ладонь с удлиненными пальцами, которая бережно поднимала к солнцу округлый сияющий предмет.

Я принялась за работу, усердный топорик остервенело скреб и терзал солевой налет, пока чудесная картина не восхитила взор.

Краски не поблекли. Свет факела позволил разглядеть мельчайшие подробности изображения.

Боги, люди и невиданные создания сплели руки, лапы и хвосты в буйном веселье. Извивались змеиные шеи, сверкала чешуя, вздымались грозно вверх острые рога, ноги, оплетенные хвостами, застыли в танце, за спинами трепетали на ветру громадные крылья.

Длинноголовый бог держал на ладонях разбитую скорлупу, из нее в небо, кувыркаясь в лучах, улетал счастливый крылатый малыш.

Так вот они какие, яйца богов! Не слишком крупные, точь-в-точь, как яйца гигантских орланов, но абсолютно круглые, слегка приплюснутые сверху, как мячи для игр, или камни, лежащие в долинах.

Наверно, люди много раз проходили мимо, давя скорлупу.

Но если племя всесильных богов появлялось на свет на манер кайманов, змей или попугаев, то можно ли соразмерить их бессмертие с порочностью съедобных тварей? Люди съели своих богов, это точно.

Я вздрогнула. На плечо легла ледяная рука.

- Похвально, что зоркие глаза обнаружили еще один древний сюжет, - сказал Длинноголовый. - Но я бы не советовал перед каждым встречным трепать языком о том, что ушедшие боги вылуплялись из яиц.

- Разве люди не должны знать правду?

- Бог - это, прежде всего, тайна. Не будет тайн - не будет богов.

- Ты говоришь загадками

- Тайна - это страх. Без памяти о грозных законодателях мира, без страха перед ними, человечество снова отрастит хвосты и залезет на деревья.

- Люди должны бояться богов, чтобы оставаться людьми?

- Они должны бояться вождей и жрецов, чтобы любить друг друга, не мечтая о рае после смерти.

- Посмотри, мудрец, на эту картину. Здесь, внизу под деревом с гнездом нарисован человек. Он мохнат и гол, он еще обезьяна... Но в его руках ты видишь - яйцо! Он украл его?

- Да. Так оно и было. Человек - зверь и остался зверем, как ни старались его приблизить к себе высокородные существа. С легенды о похищенном яйце начинается история человечества. Этот миф знают все народы. Но одни полагают, что человек украл у бога всего лишь грушу, другие утверждают, что это был плод молочного дерева. А на самом деле похищено было самое дорогое, за что бог не простил. Человек смертельно обидел бога, и был за это изгнан из под Стеклянного Купола. Но боги ушли, а великолепный сад остался. Посмотри. Ты узнаешь плоды и деревья в нем? Это сад Последнего Ушедшего.

- Того, которого люди помнят и зовут Кецалькоатлем?

- У него много имен. Чем сильнее бог, тем больше племен о нем знают, тем больше у него имен. Как много имен у грозы или извержения вулкана. Каждый народ разговаривает не с богом, а со своим страхом.

- Но почему бог остался один?

- Сородичи задохнулись в дыму разбуженной кальдеры. Небо Земли затмил черный туман. Кислотные дожди выжгли зеленый мир до корней. Животные вымерли, а разумные существа не смели выйти на поверхность из глубоких подземелий. Без солнца и привычной еды они медленно умирали. И тогда Выживший вырастил внутри стеклянной скалы чудесный сад. Там было много солнца, а ядовитые дожди не могли отравить саженцы. Деревьям и цветам хватало в нем заботы и тепла. Выживший решил возродить мир. Он возродил пары спасенных тварей, которых забрал с задохнувшейся земли.

- О, да! Райский Сад! Он так похож на Шоколадную Долину! Я узнаю прекрасные деревья. Шоколадное! И молочное! А это - хлебное, а под ним - томаты, маис и ваниль! Их тоже создал бог?

- Да, дитя. Все эти сорта специально созданы для человека. Только человек, по мнению Выжившего мог заново возделать землю. Он мог дышать кислым воздухом, не боялся дождей и туманов. Новые жестокие болезни его не терзали. Лишь одно запретил бог: не подходить к заветным плодам, к гнезду. Но люди нарушили приказ, украли сокровище.

- Поэтому боги вымерли?

- Да. Ненасытные и неблагодарные твари. Люди думали, что отведав этих плодов, получат то, что им природой не дано: бессмертие и ум. Но не в плодах таились блага человека, а в их уничтожении. Погубив потомство бога, человек не смог восполнить утрату. Бог выгнал убийц из стеклянно горы под смертоносные кислотные дожди.

- Печальная история. Вот почему боги ненавидят людей.

- Отобрать теплое местечко в раю - слишком ничтожное наказание для убийц. Люди не погибли, выжили, дали потомство и расселились по всей земле. Настоящая кара заключена не в изгнании.

- А в чем?

За стеной кто-то пронзительно закричал.

- Кто-то убит, жрец?

- Крик страха и боли не всегда признак гибели. Это не значит, что кто-то кого-то убил. Рождение - точка отсчета, после которой мучительно открывается мир страданий. Но люди почему-то называют страдание наслаждением. Бог наказал человечество, но хитрые твари наказание обратили в радость. Скажи, дитя, любовь - счастье или страдание для человека?