Боги Чаш

Глава V

Очнулся Конан отнюдь не в цепях и не в мрачной темнице, где с потолка капает вода, а по стенам невесть зачем гоняются друг за другом улитки. Напротив. Северянин сидел в низком удобном кресле, на широкие плечи его чьи-то руки накинули пурпурную тунику. Старые, видавшие сандалии исчезли. Замененные новыми, весьма элегантного вида. Как ни странно, оружие Конана тоже осталось при нем — меч по-прежнему висел на левом боку, что казалось тем более странным, потому что пояс ему заменили тоже. Новый — широкий, мягкой кожи — был весь изукрашен серебряными и золотыми бляхами, что превращало его в некое подобие оружия.

Перед Конаном стоял низкий столик на украшенных прихотливой резьбой ножках, покрытый пурпурной же скатертью и уставленный драгоценной утварью настолько плотно, что Конан насилу разглядел саму скатерть между бесчисленных кубов, фиалов, чаш, блюд, тарелок и прочего столового добра. Сверкало начищенное золото; другие металлы сюда не допускались.

Под стать золотым тарелкам оказалась и снедь — Конан едва ли смог бы назвать два-три из оказавшихся перед ним яств.

Просторный покой без окон был роскошно разубран. Стены задрапированы золотистыми гобеленами. В глубоких нишах застыли каменные скульптуры — все из малахита, яшмы, оникса, нефрита и других редких пород камня. Изображали они людей — разных людей, но каждый держал в руках громадную чашу, очень похожую на ту, в которой тащили упыриху два незадачливых ученика ордена Торгующих Богами… Конан поднялся — его не связали, оставив свободным. Не отобрали меч — да что же, безумцы тут живут, что ли? Или они настолько уверены в своем чародейском могуществе, что простые железки клинков им уже не страшны? Если так, то он, Конан, докажет этим гордецам, насколько они ошибаются!..

Однако выяснилось, что привести это намерение в жизнь киммерийцу будет не столь просто — в роскошном покое не оказалось ни окон, ни дверей. Свет давали несколько масляных ламп, развешанных тут и там по стенам.

Первым делом Конан оборвал все до единого гобелены — напрасно. Его взорам открылась лишь тщательно оштукатуренная каменная кладка, покрытая прихотливой росписью. Стиснув зубы, варвар принялся простукивать эфесом меча стены — с тем же результатом. Напрягшись и закряхтев от натуги, сбросил с постамента одну скульптуру, другую, треть — не отыщется ли в их подножиях тайного хода? Бесполезно.

Но ведь как-то они ж меня заманили в эту клетку! — злясь на самого себя, Конан вновь и вновь обходил углы роскошной тюрьмы. Нет, выход должен найтись! Иначе…

— Иначе тебе придется, наконец, признать, что впервые в жизни ты потерпел поражение, киммериец! — раздался откуда-то сверху сильный, уверенный мужской голос. Конан поднял голову — опять ничего. Украшенный лепниной потолок. И все. От злобы и бессилия варвар готов был завыть, точно затравленный волк. Проклятые чародеи! Его бы воля, он извел бы этот поганый род под корень, до десятого колена, не пощадив даже младенцев в колыбелях. Который уже раз они становились у него на пути! И каждая победа обходилась варвару очень и очень недешево.

— Кто ты такой, сожри тебя Эрлик?! — рявкнул в ответ Конан, отнюдь не собираясь признавать свое поражение. Этого они не дождутся — он проиграет только когда расстанется с жизнью.

— Кто я такой, для тебя совершенно неважно, мой юный друг. Мое имя тебе ничего не скажет. Я никогда не стремился к славе. Можешь называть меня хозяином, потому что все в этой долине — и живое, и мертвое — принадлежит мне! Ты понял меня? Твоя жизнь — как и то, что последует за ней — в моих руках, киммериец!

— Ну, хорошо. А что тебе тогда от меня надо?

— Я могу задать тебе тот де самый вопрос, — парировал незримый собеседник. — Ты явился ко мне незваным — зачем? Я не сделал тебе ничего плохого. А теперь…

— Я и теперь не сделал тебе ничего плохого, — соврал Конан.

— Как ничего? А горгулья?

— Подумаешь, горгулья! Разве такой могущественный чародей, как ты, не может сотворить новую? А, кроме того, когда внезапно оживают камни, то поневоле пускаешь в ход меч!

— Хорошо, забудем! — великодушно сообщил волшебник. — Ты прав, сотворить новое украшение на моей стене мне ничего не стоит. Но теперь давай поговорим о другом. Расскажи мне о себе. Кто такой, кем был твой отец, где твоя родина? Ты ведь не из южных королевств, я вижу.

— Обычно чародеи не прибегают к словам, чтобы узнать подобное, — пожал плечами Конан. — А я про себя никому и ничего не рассказываю.

— Напрасно, мой горячий друг, очень напрасно! Ведь от твоих слов будет зависеть, чем закончится для тебя это приключение… — Тон незримого собеседника стал напыщенно-зловещим, точно у уличного актера в Заморе. — Не следует вот так, сразу, отказываться говорить со мной. Здесь упрямство стоит очень дорого!

Конан равнодушно пожал плечами.

— Мне бесполезно грозить, — сообщил он чародею. — Говорить с тобой я все равно не стану.

— А я так надеялся расположить тебя к себе! — лицемерно вздохнул маг. — Я оставил тебя твой меч, на столе перед тобой — самые изысканные вина и кушанья, какие только можно измыслить. Я вправе был рассчитывать на твою откровенность! Разумеется, я могу заставить тебя сказать мне все, но… это же так примитивно! Подобным занимаются только тупоголовые правители этих ничтожных королевств, что окружают мои владения…

— А что тебе в моем рассказе? — в свою очередь спросил Конана (разговаривающий враг — уже полврага!). — Зачем тебе знать все про меня? Тебе, могущественному чародею? Ответить мне, для чего?

Казалось, чародей обрадовался.

— Давно бы так, — одобрительно промолвил он. — Слушай же! Я собираюсь даровать тебе, дерзкий воин, новую, прекрасную жизнь. Я сделаю тебя богом!

Признаться, Конан не ожидал ничего подобного. С таким предложением к нему еще не обращались.

— Богом? — не веря своим ушам, переспросил киммериец.

— Богом, богом, — радостно подтвердил волшебник. — Ты не ослышался. Ты смел, силен и красив… ты будешь отличным богом!

В душе Конана зашевелились первые, пока еще смутные, подозрения.

— Я все-таки не понимаю тебя, назвавшийся хозяином! Что значат твои слова? Или ты мнишь себя могущественнее митры, Индры, Сета и прочих небожителей? Берегись, они завистливы и ревнивы и им едва ли понравятся такое деяние!

— За меня не беспокойся, — высокомерно проронил чародей. — Думай лучше о себе. Тебе придется выбирать — либо покориться мне и стать тем, кем тебе предначертала судьба, или же… — Он выразительно умолк, давая воображению пленника возможность самому дорисовать картины пыток и мучений.

Но на Конана подобные приемы не действовали. ОН только вновь пожал плечами и поудобнее устроился в кресле. Разумеется, ни пить, ни есть со стола своего пленителя он не собирался. Киммериец хотел выждать. Здешнему хозяину явно было что-то от него нужно — что ж, пусть говорит. А там видно будет.

— Так что же ты мне скажешь? — собеседник киммерийца начал терять терпение.

— Ничего, — последовал спокойный ответ. — Я не играю в такие игры. Расскажи все толком, и тогда, быть может…

— Никогда не встречал столь наглых бродяг, — задушевно произнес чародей. — Но да ладно, сегодня у меня по-настоящему хорошее настроение, ты — отличная добыча, и потому я готов пропустить мимо ушей твои дерзости. Слушай же, воин! Как я уже сказал, ты станешь богом. Ты обретешь вечную жизнь. Да-да, именно так, вечную! Ты станешь бессмертным. Тебе будут поклоняться людские племена. Приносить тебе жертвы. Приводить самых прекрасных девушек — девственниц или, напротив, утонченных развратниц, как ты пожелаешь. Золото будет течь к тебе рекой. Окруженный всеобщим поклонением, непогрешимый, неуязвимый, вечный, станешь ты править отданным твоему водительству народом, пока не исчахнут усталые звезды и Всеотец не низринет сей несовершенный мир в горнило Первозданного Пламени, где сгинут и боги, и смертные, и начнется новый жизненный цикл… И это — вместо жалкой участи смертного! Подумай — еще один-два десятка лет, и тело твое откажется служить тебе. Болезни подточат несокрушимое здоровье, мускулы утратят былую силу. Ты превратишься в дряхлого, беззубого, трясущегося старика, не помнящего даже свое собственное имя. Мальчишки будут швырять в тебя камнями и кричать — "плешивец, плешивец!"… хотя нет, постой, это совсем из другой истории… Одним словом, ты понял меня? Или те старики, которых ты встречал, не служат самым ярким доказательством моих слов?

— Стариков я, конечно, встречал, — невозмутимо ответил Конан. — Но у моего народа есть присловие — тот не мужчина, кто доживает до старости и умирает в собственной постели. Я не успею состариться, не бойся. Я паду в честном бою, и мой дух отправится в небесные чертоги Крома! — Конан осекся, сообразив, что проговорился, но было уже поздно.

— А, так ты из Киммерии! — обрадовался волшебник. — Очень хорошо, очень! Ты-то мне и нужен! И у меня уже есть для тебя отличное место… — Он сделал паузу, словно чтец, отыскивающий нужный свиток. — Ага, вот оно. Ну да, так и есть — прекрасное место, воинственное и многочисленное племя… Женщины его страстны и красивы, мужчины — храбры и кровожадны. Ты именно тот бог, что им нужен!

— И что же ты требуешь взамен этого великолепия? — поинтересовался Конан. — Власть, бессмертие, богатство, женщины… Кстати, как насчет них? Тело я сохраню или как? Без этого я не согласен!

— Сохранишь, сохранишь! — радостно воскликнул волшебник. — Ну конечно же, сохранишь! Иначе вся затея была бы лишена смысла! А суть именно в том, чтобы тебя могли лицезреть восторженные верующие! Не каждый день, конечно же… по праздникам… но могли бы!

— А женщина мне нужна каждый день! — заупрямился Конан, изо всех сил пытаясь сыграть как можно лучше — волшебник должен был уверовать в согласие киммерийца и выболтать побольше — глядишь, и из его слов Конану удастся понять, как с ним бороться… Шанс ничтожный, но иного у северянина просто не было.

— Ну, ты слишком многого хочешь! — Чародей принялся торговаться, словно мелкий разносчик на рынке. — Виданное ли это дело — женщина каждый день! Хватит и одной ночи в месяц…

— Тебе, может, и хватит, — отпарировал Конан. — Но не мне. Каждые два дня — это мое последнее слово!

— Но тогда утратится вся твоя божественность! — возмутился чародей. — Получится, я зря старался?!

— Ну, это меня не волнует, — Конан откинулся на спинку кресла.

После долгого препирательства они в конце концов сошлись на каждой четвертой ночи.

— Только учти — твоих любовниц тебе придется или есть живьем, или поджаривать на медленном огне и пожирать уже потом, — злорадно предупредил волшебник. — Иначе тебя не будут бояться, а если тебя не бояться — то какой же ты бог?

— Пожира-ать? — удивился Конан. — Вот еще! Я же не дикарь. Нет, так дело не пойдет.

Чародей, похоже, начал терять терпение. Голос его внезапно загремел, словно самый исполинский водопад. Задрожали стены, с потолка посыпалась какая-то крошка, качнулся даже пол под ногами варвара.

— Ты окончательно забылся, червь! — грянуло под сводами покоя. — Ты что, не понимаешь, что полностью в моей власти? Я смогу превратить тебя в кого захочу! В змею, которую отправлю в вольер с голодными мангустами! В вола, навечно прикованного к мельничьему колесу! Наконец, я могу тебя просто убить!

— Если бы все это было так, как ты говоришь, ты бы не торговался со мной так долго, — заметил киммериец, не теряя присутствия духа. — Значит, я тебе нужен. А коли нужен — то ты будешь выполнять мои условия, а не наоборот. А грозить мне — пустое дело. Разве ты этого еще не понял?

Вместо ответа раздался дикий рев и грохот. Каменные блоки стен разлетались в пыль под чьими-то исполинскими ударами; за несколько мгновений в противоположной стене появился широкий пролом. Там во тьме смутно мерцали алые огни, тянуло сухим жаром. И еще — оттуда неслись стоны, вопли и горестные проклятия тысяч и тысяч голосов. А потом всех их заглушило рычание Зверя. Миг спустя он появился и сам — туловище тигра, голова слона, лапы дракона, хвост скорпиона, пасть акулы… Глаза-блюдца, бивни отточены, словно копья, когти на лапах крошат каменные плиты пола… Чудовище было готово к броску.

Конан вскочил на ноги. Кажется, эта тварь не из металла — что ж, наконец-то пришло время поговорить на знакомом ему, Конану, языке!

Меч с шипением вырывался из ножен. В следующий миг бивни пронзили пустоту на том месте, где секунду назад стоял киммериец. Растопыренные лапы загребли воздух — и тоже напрасно. Конан не стоял на одном месте, он танцевал, он парил над полом, и его клинок со всей отпущенной варвару силой вонзился в уязвимое место чудовища — под мышку, по самый эфес погрузившись в свисавшие мягкие складки кожи. Остальное туловище твари было надежно защищено чешуйчатой броней; тигриные полосы поверх нее казались бредом сумасшедшего живописца.

Раздалось хлюпанье и мокрый шлепок. Северянин вырвал меч из раны и в тот же миг вонзил его снова, проворачивая вокруг своей оси. Тварь взвыла дурным голосом, завертелась на месте, слепо шаря вокруг себя чудовищными лапами и впустую щелкая когтями. Однако Конану было не впервой встречаться с подобными монстрами. Не раз и не два самонадеянные чародеи выпускали против него таких вот великанов, обильно уснащенных клыками, когтями, хоботами и прочим смертоубийственным инструментом; однако всякий раз выяснялось, что тяжелые, неповоротливые чудовища проигрывают легкому и подвижному северянину.

Из рваной раны хлынула темная вонючая кровь. Капли ее обжигали, словно в жилах чудовища струила крутой кипяток. От рева раненой твари можно было оглохнуть.

Киммериец ловко уклонился от машущего жала, ткнул острием клинка в его основание (новый взрыв воя и рева) и оказался с другой стороны чудовища. Поднырнув под чудовищную лапу, он опять повторил раз удавшийся прием. Меч вспорол складки кожи в подмышечной яме и, похоже, дошел до одной их жил — кровь хлынула, точно из пробитой бочки. Теперь оставалось только ждать, когда тварь ослабеет от потери крови. Горло, еще одно уязвимое место, у этой твари закрывали толстые роговые чешуи — ее создатель оказался хитрее прочих. Главным было не подвернуться под лапу монстра; его хваленое жало на хвосте бессильно повисло.

Обрывая драгоценные гобелены, кроша яшмовые и малахитовые скульптуры, чудовище вертелось на одном месте, пытаясь зацепить Конана когтями или же пронзить бивнями. Слоновий хобот яростно сжимался и вновь раскручивался. По отвислым губам стекала слюна. Бока твари обильно покрывала кровь. Еще некоторое время — и киммерийцу останется только добить чудовище.

Однако у так и не появившегося хозяина этой твари был предусмотрен, оказывается, и этот исход. Слабо взбрыкиваясь, тварь внезапно устремилась обратно к пролому, ненавидяще глядя на киммерийца алыми, как закат, глазами. Ей на смену из темноты двинулись ужа знакомые варвару бронзовые чудовища. Конан скрипнул зубами — для его меча эти бестии были неуязвимы — и, собрав все силы, ринулся на прорыв. Жесткая бронза ободрала бок, но киммериец сумел ужом проскользнуть между сходящихся металлических тел, устремляясь к единственному открытому для него пути бегства — пролому в стене, к той самой темноте, где зловеще вспыхивали алые зарницы. Только там у него еще оставались шансы. Только там — в полной неизвестности.

Провал встретил киммерийца разверзшейся навстречу ему исполинской бездной без дна и краев. Казалось, здесь открывается проход к тайным иномировым царствам подземных богов. Казалось, комната, в которой очнулся киммериец, располагалась на исполинском столбе, чье основание терялось где-то внизу, во мраке темных преисподних.

За спиной тяжело топал развернувшийся строй бронзовых тварей. Конан обернулся и глубоко вздохнул. Синие глаза киммерийца по-прежнему горели яростным боевым огнем, однако он понимал, что на сей раз столкнулся с силой, намного превосходящей мощь его мускулов. Этот волшебник не ошибался. Сам он так и не дерзнул появиться перед северянином, действовал чужими руками. И добился полного успеха. За спиной — неуязвимые бронзовые воины, перед лицом — беспредельность провала. Выбирай, киммериец! Шаг вперед или шаг назад? Плен или смерть? Смерть или плен? Решай быстро!

И Конан решил.

Впервые в жизни он столкнулся со столь страшным противником. С противником, который не допускал ошибок. И теперь ему, Конану, чтобы избежать позора, что хуже смерти, осталось только одно — сделать шаг вперед, в бездонную пропасть.

Северянин шагнул. На миг все его существо взорвалось истошным воплем, воплем не желавшего умирать тела — нет! повернись! сдайся! согласись! Чудовищным усилием воли варвар загнал вглубь этот жалкий и постыдный крик. Нет, он не опозориться в эти последние мгновения. Кром, отец Киммерии, смотрит на своих сыновей, и нельзя опозориться в последнюю секунду…

Под ногами варвара разверзлась пустота. Стало внезапно легко-легко, только очень свистел, оглушая, ветер в ушах. Багровая тьма распахивала падающему свои мягкие объятия, готовая принять и растворить в себе еще живое человеческое тело.

Огни, огни, огни… огни, мрак и бездна. Любимые игрушки тех, кто гордо именовал себя черными магами, мня себя властителями человеческих племен и целых империй. И вот теперь одному из таких игроков для чего-то потребовался Конан…

Он все падал. Мгновения утекали одно за другим, а последнего страшного удара все не было. Напротив, ветер внезапно перестал выть, мягкая невидимая ладонь подхватила Конана, замедляя его стремительное падение. Потом появилась твердь. Совершенно черная, гладкая — как будто отполированный камень. Только это был отнюдь не камень, и Конан отлично знал это. Знал, потому что чувствовал своим чутьем варвара, пусть и странствовавшего немало лет по цивилизованным хайборийским краям, но так и не утратившего то редкостное, присуще лишь его народу чутье на совершенно чуждые нашему миру магические силы. Они испокон веку окружали предков Конана, и племя киммерийцев мало-помалу научилось и чувствовать их, и бороться с ними. Иначе сородичи Конана никогда не смогли бы выжить.

Конан, целый и невредимый, стоял посреди мрачного подземного царства. Над головой переливались сполохи алого пламени. Все вокруг казалось совершенно одинаковым, все пути походили друг на друга как новенькие монеты, только что вышедшие из рук чеканщика. Куда идти? Киммериец поднял глаза, отыскивая тот столп, с вершины которого он и попал сюда — не нашел, все вокруг окутывал мрак.

— Ну вот ты и пришел ко мне, — раздался знакомый голос. Мага по-прежнему не было видно. Звучал лишь холодный голос, полный злобного торжества. — Теперь нам осталось лишь довершить дело.

Конан не ответил. Взглядом он искал врага — и не находил. Вокруг по-прежнему был один лишь мрак, озаряемый беспорядочными алыми вспышками. Ни дорог, ни путей, ничего; не с кем сражаться, некого рубить, остается лишь слушать этот гнусный усмешливый голос, слушать до тех пор, пока не появится нечто вроде той твари с бивнями, которую можно будет пронзить мечом!

— Я испытал тебя — и ты отлично прошел испытание, — высокопарно продолжал тем временем волшебник. — Ты будешь отличным богом! У меня, как я уже сказал, есть для тебя отличное местечко. Плата уже получена. Так что ничто не мешает тебе пройти трансформацию и отправиться в путь! Тебе даже не придется шевелить ногами. Мои слуги доставят тебя на место, так что ты даже ничего не почувствуешь!

Конан мрачно усмехнулся. Он уже догадывался, зачем волшебнику потребовалась его скромная персона. Стать Богом-из-Чаши, быть проданным какому-то дикому племени, чтобы ему поклонялись — а он, Конан, в свою очередь, превратиться в куклу засевшего в этом замке чародея, чтобы выполнять все его приказы.

И все-таки волшебник не мог осуществить свой замысел немедленно. Иначе он давно бы уже привел его в исполнение. Что-то мешало ему, какая-то мелочь, которая, тем не менее, до сих пор хранила киммерийца, вынуждая его врага в долгие и бессмысленные разговоры. Или же маг просто развлекался? скука — самый страшный враг сильных мира сего, потому что он нее нет спасения.

— Ну хорошо! — крикнул Конан. Надо было заставить этого колдуна сделать очередной ход. — Что мне делать? Куда идти?

— Давно бы так! — удовлетворенно заметил голос. — Иди прямо вперед, куда — неважно. Я сейчас прибуду сам, и мы быстро со всем справимся.