Боги Чаш

Глава III

Конан бесшумно скользил между осыпавшихся груд коричневого камня. Маги и жрецы, схлестнувшиеся здесь когда-то в поединке, постарались на славу — город они и впрямь почти что сровняли с землей. Оставалось загадкой, как уцелели шпили, но про это Эрглен рассказывать отчего-то не захотела, а Конан не слишком и настаивал. Ему важно было как можно скорее выпутаться из этой истории — после чего он посчитается с теми, кто его впутал, а потом отправится в Шадизар, прихватив с собой столько сокровищ, сколько сможет унести. Не первый раз маги, колдуны и чародеи надеялись, что смогут подчинить себе его, Конана, таким простым способом как угроза смерти. Киммериец не раз выпутывался из подобных передряг и научился смеяться над самонадеянностью наделенных магическими силами. Правда, смеялся киммериец лишь после того, как голова врага была отделена от туловища — с магами приходилось держать ухо востро.

Красавица Эрглен, холодная, как лед, защищенная угрюмым чародейством мрачной девочки-колдуньи, чьего имени, похоже, никто не знал, держала себя с Конаном надменно и уверенно. Она приказывала, повелевала, требовала — словно за плечами у нее стояла тысячная армия, а не несколько безусых мальчишек, кое-как умеющих держать в руках мечи. Эрглен верила в волшебство. Конан тоже верил, но еще больше он верил в себя самого.

Киммерийцу предстояло проникнуть в обширный подземный храм Спящего. Как ни старались маги правителя Кан-Демура, им так и не удалось обрушить кровлю этого грандиозного строения. Там все осталось в целости и, наверное, поэтому после окончания магической войны остатками города правили все же жрецы, а не потомки правителей.

Марагар уже поднял тревогу. Похищение пленника, разумеется, не осталось незамеченным. По всем руинам сновали люди, яростно и бессмысленно размахивая сучковатыми дубинами. Искали Конана и иными средствами; северянин постоянно ощущал холодный взгляд, что скользил совсем рядом. Марагар привел в действие свою магию и, хотя Эрглен гордо заявила, что чары ее колдуньи способны надежно защитить от любых каверз верховного жреца, Конан не слишком верил гордой правительнице. Марагар был отнюдь не слаб и не глуп.

Вход в подземный храм охранялся. Возле ведущей вниз широкой лестницы толпилась стража — десятка два кряжистых мужиков, вооруженных все теми же неизменными дубинами.

"Что же мне, через главный спуск к ним и лезть?" — вспомнил Конан свой вопрос, обращенный к Эрглен.

"Другого пути нет, — надменно ответила правительница. — Тебе придется как следует подумать, потому что если ты попытаешься прорваться силой, тебя тут же прикончат".

Притаившись за грудами обломков, Конан некоторое время смотрел на суету перед спуском. Да, Эрглен явно проигрывала войну. Ей приходилось скрываться и прятаться, с тем, чтобы слуги Спящего ни в коем случае не отыскали ее убежище, в то время как Марагар ни от кого не скрывался, а, напротив, выставлял свою силу напоказ.

…И все-таки не может быть, чтобы у древнего подземного храма не нашлось тайных ходов, секретных тоннелей и тому подобного! во время войны с Ночными Клинками Конану дважды пришлось пробираться по заполненным дерьмом тоннелям, и подобные приключения были ему не в диковинку. Оставалось самое легкое — отыскать подземный ход, который вел бы к молитвенному залу…

Некоторое время Конан, точно пустынный волк, кружил вокруг громадного каменного холма, в который превратились некогда гордые стены великого храма.

Нет, искать здесь второй вход бессмысленно. Так вся жизнь пройти может. Некоторое время киммериец размышлял. Пришедший ему в голову план был отнюдь не самым лучшим, но в таком положении выбирать не приходилось.

Ждать в засаде северянину пришлось недолго. Вскоре мимо стремглав промчался какой-то стражник Спящего, закинув на плечо увесистую палицу. Куда и зачем он бежал — Конан так никогда и не узнал. Одним движением варвар оказался за спиной стражника и одним ударом оглушил его.

Меховые обноски мерзостно воняли. Отплевываясь, Конан натянул гнилые шкуры. Он был киммерийцем, охотником и знал толк в выделывании меха. Такое мог сделать только никуда не годный раб.

Кое-как спрятав меч в складках своего нового одеяния, северянин закинул на плечо дубину, и быстрым деловым шагом направился к широкой лестнице, по которой народ спускался в молитвенный зал Храма Спящего.

Он шел быстро, придав лицу самое серьезное и в то же время спокойное выражение, какое только мог. Уловка сработала — стражники на ступенях не обратили на варвара никакого внимания. Спустившись вниз, Конан оказался в храме.

Собственно говоря, теперь это был уже не храм, а, скорее, что-то вроде тронного зала некоронованного правителя Кан-Демура, где не молились, а решали каждодневные дела. Впрочем, места для жертвенника хватило тоже.

Храм являл собой низкую и длинную пещеру, потолок подпирали десятки болезненно тонких колонн. Окон не было, по стенам горели факелы — какие-то подозрительные факелы, потому что они светили очень ровно и не давали ни вони, ни копоти. В самом дальнем конце — от входа едва разглядишь — помещался черный куб жертвенника. А за ним, в нише, разлеглось уродливое каменное изваяние, нечто вроде носорога: статуя Спящего.

В зале царили суета и неразбериха. Тащили какие-то чаны, волокли охапки свежих ароматных трав, несли плетеные садки, в которых пищало и скреблось что-то живое. Конан стал осторожно пробираться в глубь храма. Вскоре он уже мог во всех деталях рассмотреть и самого Марагара, устроившегося в глубине древнего предревнего деревянного кресла. Краска с него облезла, само оно рассохлось — но, верно, являло собой некую священную реликвию.

Марагар распоряжался. Видно было, что он чрезвычайно недоволен и разозлен. К нему сплошной чередой бежали люди, согнувшись в угодливых поклонах. Верховный жрец выслушивал первые две-три фразы, после чего тотчас же обрывал говорящего, давая какой-то приказ. Рядом с Марагаром стояла охрана — десяток вооруженных настоящими мечами воинов самого зловещего вида. Кроме воинов имелись еще и двое палачей. У них работы хватало — строгий Марагар редко бывал доволен своими подчиненными, и палачи вовсю работали плетьми. Вопли и стоны избиваемых, похоже, никак не могли потревожить Спящего или же оскорбить его.

Всего по залу сновало никак не менее пяти десятков людей. Конан для вида тоже включился в общую суматоху, внимательно приглядываясь и прислушиваясь. Слова Эрглен были четки и просты:

"Убить Марагара. Статую Спящего — сбросить с пьедестала. Тогда она разобьется на куски и бог погибнет".

Легко сказать — сбросить с пьедестала! как тут сбросишь, если вокруг — цела туча прислужников, того и гляди заметят, что Конан не из их числа. За себя киммериец не боялся — был уверен, что сумеет прорваться, но вот этот премилый веночек на шее… Кром! До чего же эти колдуны спесивы и самолюбивы! Всегда стремятся, чтобы грязную работу за них делали другие…

Конан уже совсем было решили идти напролом, то есть долбануть верховного жреца по голове палицей, когда на ступенях лестницы внезапно раздались крики.

— Пропустите! Пропустите! К великому мастеру! Спешное известие! Пропустите!

Гонец вопил так громко, что Марагар даже приподнялся со своего рассохшегося трона.

Расталкивая растерянных стражников, по ступеням в зал кубарем скатился гонец. Глаза его горели безумным огнем, одежда была изорвана и перемазана желтым. Конана тотчас же узнал ту самую глину, на которой разыгралось его сражение с упырихой.

Не требовалось особых усилий, чтобы догадаться, о чем шепчет гонец на ухо великому мастеру Марагару.

Верховный Жрец позеленел. Не в силах сдержать себя, он вскочил, резко толкнув черного вестника всей пятерней в лицо. Служитель Спящего не произнес ни слова, однако палачи все поняли по-своему, мигом разложив гонца и принялись усердно лохматить ему спину плетьми.

— Великий мастер, за что?! — взвыл бедняга, однако Марагару было явно не до воплей какого-то жалкого мужика. Брови его сошлись. Конану не требовалось никакой чародейской силы, чтобы прочесть сейчас мысли верховного жреца.

Купленный Бог погиб! Чаша валяется в грязи, расколотая и вскрытая! Ученики Торгующих Богами убиты! Едва ли те, кто держит в своих руках этот странный промысел, оставят подобное без последствий… Как бы это ни было, получать еще одного врага Марагар явно не хотел. Он трижды хлопнул в ладоши. Подскочили несколько посыльных; получив какие-то приказы, тотчас умчались в разные стороны.

Под ударами выл незадачливый вестник. Про него, похоже, все забыли, и палачи, не получая знака остановиться, знай себе взмахивали плетками.

Конан продолжал наблюдать. Притаившись в тени за колонной, рядом со сваленными грудой какими-то кожаными мешками, он видел, как посыльные привели к трону Марагара трех жрецов помладше. После этого охрана без всяких церемоний отогнала суетящихся мужиков подальше от трона.

Совещание длилось недолго. Получив торопливые и угодливые кивки сподвижников, Марагар поднялся, простерев руки в знак того, что желает говорить.

В зале тотчас воцарилась мертвая тишина. Умолк даже поротый гонец. Жрец начал речь; очевидно, он пользовался какой-то магией, доносившей его негромкий голос до каждого, кто был сейчас в этом зале.

— Возлюбленные братья, служители Спящего! Прискорбную весть должен сообщить я вам. Бог в Чаше, который должен был помочь нам пробудить Спящего, не появится здесь в должный срок. Мне придется покинуть вас, дети мои, и самому идти за новым Богом. Бдительно храните наш храм! Старшим остается Оодрон, — один из трех приближенных верховного жреца шагнул вперед и поклонился, хотя все его и так отлично знали. — Мы отложим наш великий обряд на несколько дней. А когда я вернусь, мы пробудим наконец нашего Бога! Эвое!

— Эвое! — взревела толпа.

Конан не мог поверить своей удаче. Если ему удастся взять Марагара по пути к Торгующим Богами… А еще лучше — стравить служителей Спящего с теми, кто посылает им упырей в серебряных чашах… Может так выйти, что ему и не придется ничего делать самому!

Без помех выбравшись из подземного храма, киммериец засел в развалинах — поджидать Марагара.

Однако все оказалось совсем не так просто, как представлялось варвару. Жрец не был ни трусом, ни глупцом, и он пустил в ход магию для того, чтобы проверить, чист ли путь; никак иначе Конан не мог объяснить того, что его внезапно окружили почти две дюжины стражников. Волшебство замкнуло слух чуткого, точно волк, киммерийца, он не слышал ни шагов, ни учащенного дыхания загонщиков и спохватился лишь когда отступать было уже некуда.

— Вот он! Оскорбитель! — завыли и завопили поимщики.

Меч пропел короткую свистящую песнь, вырвавшись из своей темницы. Палицу Конан взял в левую руку — послужит щитом. Силой он превосходил любого из врагов — те орудовали дубьем, лишь держа его обеими руками.

— Кром! — бросив в лица окружавших яростный боевой клич Киммерии, Конан устремился на прорыв. Его прыжок был настолько стремителен, что стражник не успел даже мигнуть, не то что поднять оружие для защиты. Меч снес ему голову, а северянин бросился вниз по осыпающемуся каменному склону.

Они не слишком хорошо умели охотиться на подобную дичь, местные стражники. Цепь их оказалась слишком редкой. Пока они развернулись и вновь погнали Конана, его отделяло от них не менее двух десятков шагов.

Поворот, поворот, поворот… Топот и крики отдалялись, и Конан уже было решил, что легко уйдет от погони, когда выяснилось, что Марагар предвидел подобный исход. Северянина ждала вторая цепь стражников, куда плотнее первой. Причем преграждала она путь не только по проходу между каменными завалами, но и дорогу наверх, по самим завалам.

— Держи, держи, держи-и-и!!!

Меч в руках киммерийца разил с быстротой молнии. Клинок разрубал подставленный под удар палицы, рассекал туловища, сносил головы. Тела валились точно трава под взмахами опытного косаря.

Северянин дрался на узком пятачке. С трех сторон вздымались коричневые стены завалов, с четвертой напирали стражники. Сверху, с осыпей, в варвара старались попасть камнями, но безуспешно — больше доставалось своим.

Драться здешние стражники умели плохо, но их было много, а камней вокруг — еще больше; кто-то быстро сообразил, что надо не лезть под удары неотразимого меча, а издали забрасывать Конана камнями. Обломки коричневых плит посыпались со всех сторон; и тут киммерийцу пришлось туго. Рыча, точно раненый тигр, он ринулся на загонщиков; один, и другой, и третий стражник упали, не успев отскочить; северянин вторично прорвал заслон. Тут уже выбирать не приходилось — от погони нужно оторваться.

Конана гнали долго, мало-помалу отжимая к краю города. Киммериец бегал куда быстрее своих преследователей, но те лучше знали дорогу, выбирали короткие пути, а кроме того, их было много, очень много — едва ли не сотня.

Киммериец оторвался от них только возле последних, окраинных руин. Переведя дыхание, он осмотрелся. Направо от него вздымался невысокий, заросший кустарником холм; впереди маячили угрюмые стены ущелья; налево, насколько мог окинуть глаз, тянулась зеленеющая пустошь. Руины остались за спиной.

Киммериец ползком пробрался на вершину холма. Острый охотничий инстинкт сам подсказывал, что делать. И никогда не ошибался.

Из зарослей киммериец увидел тропу. Извилистая, но хорошо утоптанная, она петляла между купами и кустов, направляясь куда-то к скалам. И сейчас по ней шли люди.

Марагара, великого мастера, верховного жреца Спящего Бога Конан узнал сразу. Негодяй восседал в отрытом паланкине, который тащили на спинах шестеро крепких носильщиков. Еще там была охрана — не менее двух десятков, и двое-трое приближенных. Не приходилось гадать, куда направляется эта процессия — к торгующим Богами. Более удобного момента и пожелать было нельзя.

Конан скользил среди раскидистых, в рост человека зарослей, точно дикий зверь на ловле. Не шевельнулась ни одна веточка, не хрустнул ни один сучок. И, само собой, их охраны Марагара никто не ничего не заметил.

Конан не спешил. Помимо всего прочего, он хотел бы еще разведать дорогу к обители торгующих Богами, и лишь после этого нанести удар. Однако северянин не забывал и о чародействе верховного жреца — подходить к процессии слишком близко было опасно. Второй раз попадешь под обездвиживающие чары — Эрглен уже не спасет.

Срезав угол сквозь непроходимую поросль, Конан опередил процессию. Теперь было видно, куда направляется паланкин — в узкий распадок, неширокую щель, расколовшую поверхность отвесной скалы. Там начиналась новая тропа.

Северянин скользнул в распадок несколько раньше, чем медлительный кортеж Марагара. Устроить здесь засаду было парой пустяков. Конан стремительно поднялся по почти неприступному склону — и если ли хоть один человек, родившийся не в Киммерии, сумел бы последовать сейчас за ним! — затаившись на узком выступе скалы. Здесь отвесный склон становился более пологим, появились камни — иные весьма крупные и тяжелые. Ха оставшееся у него время Конан успел подтащить к краю обрыва почти две дюжины увесистых гранитных глыб.

И все-таки служитель Спящего что-то учуял. Паланкин замер, не доходя шагов двадцати до того места, над которым засел северянин. Марагар съежился в носилках, так что из-под прикрывавших лицо ладоней виднелись лишь зло посверкивающие глаза.

— Он здесь! — тонким голосом внезапно завопил жрец, и в тот же миг Конан швырнул вниз первый камень. Киммериец промахнулся совсем ненамного, и пущенный сильной рукой валун раздробил опорный шест паланкина. Сооружение накренилось, затрещало, и еще миг спустя на земли барахталась целая куча мала — носильщики, воины, все запутавшиеся в складках покрывавшей паланкин ткани…

Конан с ревом бросился вниз. Сейчас или никогда! Обдирая пальцы и живот, он скользил по отвесной каменной стене.

— Чего вы смотрите! — раздался истошный вопль Марагара. — Убейте его! убейте! — жрец отчаянно брыкался, пытаясь выбраться из-под придавивших его к земле обломков паланкина.

Стражники и Конан достигли подножия скалы одновременно.

— С дороги! — взревел киммериец. Он понимал, что все висит на волоске — стоит Марагару привести в действие свою магию…

Дубину Конан потерял, в руке остался один лишь меч. Пуще всего опасаясь того, что лезвие пусть на один миг, но застрянет в теле, а жрец за этот миг успеет наложить на Конана свои чары, северянин не колол, а рубил. Его путь отмечали лужи крови на камнях и снопами валящиеся мертвые тела. Любые более опытные воины отступили бы, несли такие потери, но на сей раз Конана столкнулся с фанатиками, ни во что не ставившими собственные жизни. Место убитых занимали новые; стражники с размаху бросались на клинок Конана, собственными телами преграждая ему путь к паланкину великого мастера. Конан рубил и рубил, точно бог смерти; стражники пытались повисать на плечах северянина, он расшвыривал их, стряхивая, точно медведь псов; и успел как раз в тот миг, когда вставший-таки на ноги Марагар начал творить какое-то чародейство.

Однако меч Конана оказался быстрее. Мелькнули дико выпученные глаза жреца, раззявленный в крике рот… а затем лезвие пересекло шею, и обезглавленное тело, сделав свой самый последний в жизни шаг, тупо брякнулось на камни.

Бой разом прекратился. Пораженные ужасом, уцелевшие стражники смотрели на тело своего повелителя. Конан шагнул было к ним, вновь поднимая меч — однако они бросились наутек и с такой быстротой, словно за ними гнался сам Бог Смерти, черный Эрлик.

— Ну, полдела сделано… — усмехнулся Конан, наклоняясь над головой верховного жреца.

Мертвая голова открыла глаза.

— Проклинаю… — вырвалось из окровавленных губ. — Проклинаю… Торгующие… узнают… — И тут глаза вновь закрылись. Последние остатки магических сил покинули плоть Марагара.