Глава 21

Почти тридцать часов прошло с момента инцидента с Мааскаб и у меня чудовищный нервный срыв. Кинич по-прежнему лежит в кровати, вялый, бледный и без всяких признаков жизни. Врач Учбена, моложавый на вид мужчина с каштановыми волосами и в очках, заходил минимум раз десять, и каждый раз брал кровь, прослушивал легкие и сердце Кинича и делился абсолютно бесполезной информацией, но Кинич все еще был жив. Но, несмотря на это, я всегда задерживала дыхание и ногтями вонзалась в собственные ладони, пока врач осматривал Кинича уже в тринадцатый раз.

— А если он умрет? — спросила я.

Врач сделал неопределенный жест руками.

— Его свет отправится в сенот, и Кинич получит новое тело.

Кинич упоминал сеноты — древние бассейны Майя, боги использовали их, как порталы между мирами — но я не знала, что они могли просто вернуться и получить новый набор человеческих колес каждый раз, когда разбивали машину, так сказать.

Врач собрал пузырьки с кровью и инструменты. 

— Мисс Трюдо, могу я вам дать маленький совет?

Откуда он узнал, что я в нем нуждаюсь? Или это все из-за выражения ужаса на моем докрасна раскаленном лице?

— Вам нужно исцелиться. Возможно, вам пойдет на пользу несколько часов отдыха. — Он бросил взгляд на стену бегущей воды, которая отделяла спальню от ванны. И да, ванная комната была создана для бога: по размеру вдвое больше, чем та, которая примыкала к моей комнате с личной комнатой для медитаций. Конечно. То, что мне нужно. Ванна с пеной. А затем, немного позже, я напишу красноречивые стихи о пушистых облаках и весело резвящихся зверюшках на лугу. Счастливые, гребаные, времена!

Я единственная, кто к этому относилась серьезно? С Киничем произошло что-то очень серьезное, и я нутром это чувствовала. Я обратилась к сумасшедшему шотландцу, которого, как узнала, зовут Габран, он являлся самым высокопоставленным начальником Учбена и был очень близким другом Кинича и его брата Гая.  Он пояснил, что они уже ранее сталкивались с кувшинами черного нефрита — Мааскаб использовали их, чтобы заколдовать сеноты богов — но после того, как кувшины извлекли из бассейнов все, в том числе застрявшие боги, вернулись к нормальной, по большей части, жизни. Так что эта ситуация была явно иной. Не пора ли впадать в панику? Паника звучала вполне разумно и уместно.

— Мы ничего не можем сделать? — спросила я.

— Ждать, — ответил Габран. — Мы должны ждать и молиться.

— Это я и делаю. — Но от молитв и ожидания был точно такой же прок, как от освежителя полости рта со вкусом бекона.

Габран почесал голову. 

— Что тебе нужно, милочка, так это следовать советам доктора и отдохнуть.

Я вздохнула. Он прав, я ужасно выглядела. Моя кожа, хоть и начала заживать, но ожоги и волдыри красовались на каждом миллиметре тела. Я похожа на обугленный помидор. Чтобы ни случилось с Киничем — Эй теперь ты его зовешь Киничем. Что это значит? — Я уверена, что каждый дюйм моей обгоревшей кожи заживет. Но это было снаружи. Внутри, ну, я уже была практически поджарена. Виктора, уже нет более суток, и хотя, Кинич обещал ему два дня, прежде чем расскажет кому-то еще, я чувствовала жгучую потребность рассказать кому-то. Что делать если царство Кинича связанно со всем этим? Но если я расскажу Габрану, то помешает ли это шансу Виктора спасти мою мать?  Расхаживая у, казалось, безжизненного тела Кинича, я думала, что мне делать. А чтобы Кинич хотел, чтобы я сделала?

Я упала на колени возле кровати уже в двадцатый раз.

— Кинич, о, Боже мой. Пожалуйста, очнись. Прошу. — Я дотронулась до его лба, оставляла поцелуи на его бледных, покрытых легкой щетиной щеках. И когда это не сработало, я ударила его. — Пожалуйста, Кинич. Я не знаю, что делать. Ты должен очнуться… — с трудом говорила я. — Мне жаль, что я назвала тебя трусом. И мужчиной-шлюхой. И Богом-шлюхой. И высокомерным дебилом. Ладно — последнее в твой адрес я не говорила, но теперь сказала! И мне жаль! Я сделаю все что угодно, если ты проснешься. Я даже признаю, что ты был прав на счет нас, что у нас нет шансов — даже если ты и ошибаешься — потому что это глупо думать, что ты никогда не заслуживаешь любви — идиот! Как ты можешь в такое верить? Действительно? Но я признаю это. Правда! И если ты хочешь, я оставлю тебя в покое, навсегда. Просто… просто вернись. Скажи, что мне сделать, — не стесняясь, ревела я.

— Ох, милочка.

Я посмотрела вверх и обнаружила, что Габран смотрит на меня своими большими и зелеными глазами — казалась, что такие глаза, характерная черта местных жителей.

— Я думала, ты ушел. — Я положила голову на грудь Кинича, сжимая в кулаки белую футболку, в которой теперь он был.

— Со всеми этими воплями, я подумал, что скабби вернулись. Или бешеный койот забежал в комнату. — Габран покачал головой. — Знаешь, твои слезы не спасут его.

Я схватила пачку салфеток на столе и вытерла нос. 

— Я не понимаю, почему он не приходит в себя.

Габран покачал головой.

— Также как и мы, милочка. Трудно объяснить, по крайней мере. Но ты не должна терять надежды.

Я должна сказать. Мне просто необходимо. Я больше не могла это держать в себе.

Я сделала глубокий вздох. 

— Я должна рассказать кое о чем, и надеюсь, что ты правильно используешь эту информацию.

— Продолжай, — кивнул он.

— Мою маму похитили Мааскаб, а Виктор отправился за ней.

Габран почесал подбородок.

— Так значит?

— Да. Он рассказал Киничу, что у него видения о ней на протяжении вот пятисот лет. Виктор умолял Кинича подождать два дня, чтобы найти и вернуть её, прежде чем тот предупредит остальных богов. 

Спустя долгое молчание, он сказал:

— Мы должны сообщить Генералу и Вотану.

— То есть Никколо и Гаю? — Не смогла я удержать при себе имена.

— Ага. Но сначала, он сказал тебе что-нибудь еще? Все, что может оказаться полезным для меня и моих людей?

— Он думает, что моя мать была Пиел.

Он выгнул брови и плотно сжал губы. 

— Это объясняет, почему скабби похитили тебя и твою мать. Но не объясняет того, что они сделали с нашим Богом Солнца.

— Мы должны помочь ему! — взмолилась я.

— Угу, — жалостливо ответил Габран, — но у меня закралось подозрение, что только эти мерзкие жрецы знают, как ему помочь.

Я почувствовала, как моя кровь закипает. Мааскаб. Кто бы мог знать, что я буду способна на такую глубокую ненависть. Но я ее чувствовала. Я ненавидела. Очень сильно. Я чувствовала, как мое лицо становится ярко-красным, а тело бросает в жар, словно рака в кастрюле. Дым поднимался с моих плеч.

— Ой! Сукин сын! — вскочила я, прихлопывая тлеющую ткань моей одежды. — Какого черта?

Габран смотрел на меня с полным изумлением.

— Ты только что загорелась, милочка?

Я стояла там и тяжело дышала.

— Да. Думаю именно это я и сделала.

Потом я вырубилась.

Загрузка...