Бледное солнце Сиверии

1

Гордей Зубов, командор новоявленного сиверийского порта, был в очень плохом расположении духа. Он ещё утром встал с мрачными мыслями о том, что до сих пор не в силах изменить уклад своей жизни. Уже не молодой, а своей дороги так и не нашёл. И, казалось бы, ведь старается, и целью задался благой, а всё одно толку никакого.

В отличие от остальных командиров, так или иначе застрявших на карьерной лестнице, и начавших потихоньку спиваться, или напротив — «врастать в землю», Гордей всё ещё изредка тешил себя мыслью, что когда-нибудь…

Он очень любил это слово. В его мечтах обычно так всё и начиналось: когда-нибудь… и понеслось.

Сегодня он тоже проснулся и по привычке потешил «когданибудьщиной». Однако удовлетворения не получил, скорее, больше рассердился.

«Дурак дураком! — командор пнул ногой дверь. — Старый болван!»

Оделся, привёл себя в подобающий чину вид, хорошо и сытно поел, но… но противный «червячок» уже влез в разум, и опять начал грызть его, вызывая неприятие сложившейся вокруг ситуации, а вместе с тем и глухое раздражение от того, что ничего толком не сделано, и, по сути, не сделается.

— Надо смотреть правде в лицо, так оно и будет, — Гордей одним махом осушил кружку с горячим чаем.

Раздолбав всех, кто попадался на пути, он спустился с корабля и как обычно пошёл вдоль берега. Каждое утро, не смотря на погоду, командор совершал пешие прогулки до джунского портала и обратно. Это позволяло несколько успокоить сумбур в голове, настроиться на работу.

— Вот бестолочи! — заругался Гордей.

Его сухая вытянутая фигура одиноко брела среди разбросанных деревянных клетей.

— Говорил же ещё вчера всё убрать под навес. Эй, Макар! И ты… — из памяти выпало имя второго солдата. — Подите сюда оба, живо!

Воины нехотя приблизились к командору.

— Какого хрена это тут делает? — грубо начал Гордей. — Отнести под навес. Третий день на берегу валяется, а всем на это насрать! Так, что ли, Макар? Чего молчишь, как… как..?

Тут память словно ожила, и из её глубин вынырнуло имя второго воина, прибывшего в начале зимы — Первосвет. Кажется, он был из Темноводья. В Орешке чем-то «отличился», теперь сослали в Сиверию белых мух гонять.

— Когда вернусь, чтобы здесь было пусто. Ясно?

Солдаты, молча, кивнули головами.

— Нет порядка, — подумал командор, продолжив свой путь. — Ни выучки, ни дисциплины… Всё напрочь отсутствует.

Он ещё раз глянул на лениво работающих солдат. Их разношёрстность в обмундировании в который раз резала глаз.

— Твою мать! Нет порядка! — прошипел командор, сквозь желтоватые из-за постоянного курения зубы. Он пнул камень и поплёлся дальше, не смотря на сегодняшнюю отвратительную погоду.

Его относили к той группе военных, прозываемой за глаза «Приспешниками». В своём большинстве, то были ветераны, которым не раз приходилось сталкиваться с имперскими войсками, особенно на Святой Земле. Они часто и густо хвалили подготовленность вражеских сил. Основной идеей этой группы был полный пересмотр самой сути формирования и подготовки армии в Лиге. И желательно по имперскому образцу.

Перед глазами Гордея не раз вставали картины былых сражений. Как навстречу войскам Лиги выходили дружным строем имперские гренадеры.

— Смотришь на них, — рассказывал своим товарищам Гордей, — один к одному. Не наша разношёрстная толпа, разодетая кто во что горазд. У всех одинаковые нагрудные доспехи… да ещё с выбитой на ней мускулатурой. Аки мужской торс… Просто загляденье! А главное, рождается ощущение, что на тебя надвигается неимоверная сила. Идут, держат строй. Пики впереди… Красавцы! Какая выучка, а мы только говорим, говорим… говорим.

— Сплошная болтовня, — соглашались товарищи.

— Даже орки… вы слышите, даже орки организованней, нежели мы. Из них получается отличная тяжёлая пехота… Все как на подбор. По одной форме…

— Что? — переспрашивали у Гордея. — По одной, что?

Командора иногда начинало заносить, и он сыпал кучей мудрёных слов, коих понахватался, как среди пленных врагов, так и эльфов (в молодости он почти год служил при канийском после на Тенебре).

— Форма, это когда всё на равный манер. Одеты в одинаковые доспехи… одинаково вооружены…

Товарищи не понимали.

— Ну, к примеру, у нас полки как разделяют?

— Да… по одёжке… её цвету… стягу…

— В общем, никак, резюмировал Гордей. — А тут тебе всё чинно, всё размерено. Гренадеры, к примеру, носят вокруг шеи ленту красного цвета. Зовут её шарфом. Куртки у них одного покроя… Кираса, шлемы… даже сапоги… Это всё, говорят, пошло с лёгкой руки самих же орков. На поле боя не понятно кто да откуда, и решили они как-то себя различать. Сначала по кланам, а уж сейчас по роду войск. Яскер поставил дело на широкую ногу… И действуют имперские солдаты слаженней… Умело, в общем. Дисциплина!

Снова какое-то мудрёное слово, — подумали товарищи Гордея.

А тот уже рассказывал, как один пленный офицер (при этом командор успевал пояснять значения некоторых произнесенных понятий) поведал ему о «Табеле о рангах».

— Офицер? Табель о чём? — переспрашивали Гордея.

Тот словно не услышал, возбуждёно говоря:

— Наше чинопроизводство как налажено? Смотрят на породу, так?

Друзья закивали головами.

— А в Империи служить отечеству — честь! Свой чин надобно заслужить примерностью и трудолюбием. А у нас: деньжат отсыпал и ты уже полковник. А коли дядьку имеешь высокого чина, да ещё и в столице… так и вообще поднимешься до высот неимоверных.

В компании раздался дружный смех. У каждого был кое-кто на примете.

— Сами дураки дураками, — соглашались товарищи. — Лишь бы происхождение повыше, а там…

И горько махали руками.

Надо сказать, что сам Гордей тоже происходил из старого дворянского рода. Его деды да прадеды всяко служили Кании. Кто был воином, кто в приказах разных. Богатства да почестей особо не накопили, и потому Гордей в молодости ещё сам себе поклялся прославить род Зубовых примерной службой (отсюда и растут ноги его «когда-нибудь»). Но из-за своего слишком правдолюбивого нрава имел немало хлопот и высоко не поднимался.

На Святой Земле Гордей познакомился с «Приспешниками». Много и часто беседовал с пленными хадаганцами да орками. И вот командор загорелся желанием, во что бы то ни стало армию реформировать (сие слово он услышал от одного эльфа, и оно ему весьма понравилось; отчего Зубов частенько козырял им в обществе).

В противовес «Приспешникам» были «Испоконвечные». Эти радели за дедовские традиции.

— Нечего нам на этих поганцев из Империи равняться! — талдычили на сборах командиры из рядов «Испоконвечных». — Нахватались от них всякой мерзости, а о своём забыли. Мы — Кания, а не Хадаган! Чего они у нас ничего не заимствуют? А нашим покажи какую-то хреновину, скажи, мол, из Империи, так и родину продать готовы! Тьфу, аж противно…

Свои мысли командор, конечно же, попытался донести до Избора Иверского, но тот почти и не слушал Гордея. Сославшись на занятость, он отослал командора куда подальше. А напоследок сказал:

— Вам нечем заняться? Так я вам придумаю дело…

Надо отметить, что Избор Иверский выслушивал немало нелесного как от одного лагеря, так и от второго. И, конечно же, и те, и другие требовали немедленного принятия радикальных мер. Избор же колебался, не зная, чью сторону занять.

— Назрела пора реформ! — заявляли «Приспешники».

— Их надо проводить с умом, а не слепо копировать с поганцев, — отвечали противники.

Избор устало кивал головой и отсылал больно бойких из обоих противоборствующих лагерей на дальние заставы. Досталось и Гордею, носившему прозвище по его судну — «Витязь». И вот он в Сиверии.

— Пущай реформирует, — усмехнулся Иверский, подписывая приказ. — Вместо того чтобы языком молоть, будет теперь новый астральный порт строить.

Так Гордей оказался на мысе Доброй Надежды.

На вечерних «посиделках» в кают-компании командор теперь, не стесняясь, костерил руководство. Младшие чины, молча, внимали, кое-кто поддакивал. Вскоре прибыл с Тенебры судебный пристав Фредерик ди Грандер. Его также позвали на ежевечерние разглагольствования, где он не преминул заметить:

— Не боитесь так открыто высказывать свои мысли? За подобные речи…

— За подобные речи я тут и нахожусь, — зло огрызнулся командор.

Эльф ему сразу не понравился. Однако вести спор с ним вошло в привычку, и теперь Гордей даже порой сам искал встречи с приставом, чтобы вновь и вновь обсудить назревший вопрос реформирования армии…

Время шло. Порт, надо сказать, строился из рук вон плохо. И дело не только в самом Зубове или в плохом снабжении, сколько в крайне неудачном положении самого порта.

Командор много раз сиживал за картой, разглядывая побережье Сиверии, курил трубку и, даже того не замечая, по-старчески сердито, трусил головой.

— Нашли место, итить-колотить! До гор, хрен сколько добираться, камня лишнего не привезёшь. До леса — и того больше. Голая тундра! Пустыня, итить-колотить!

Вся надежда была на Ермолая Сотникова. Он-де грозился наладить поставки строительных материалов да пригнать мастеровых. Но вот уже и зима на исходе, скоро весну ждать… Хотя, какая к Нихазу тут весна? Сразу лето… месячишка через три. Короткое, что тебе «здрасьте». А от Сотникова ничего.

— Вот трепло сиверийское! — командор сердито пнул очередной камешек под ногами. — Зачем обещать, если не выполняешь? У столичных чинуш научились? Болтать, это тебе не валуны ворочать!

Зубов дошёл до джунского портала, поздоровался с дежурившими тут солдатами. Потом постоял полчаса, глядя на астральное море, и направился назад в порт сквозь серый промозглый туман.

2

В прибывших кораблях Гордей сразу узнал эльфийский галеон «Светоносный» (теперь принадлежащий Церкви) и гибберлингскую шхуну «Рассекающий». Они пришвартовались подле строящейся пристани, и вскоре на берег сошла целая делегация.

Зубов напрягся: что-то случилось, иначе, зачем в такую дыру лезть сразу и настоятельнице Сиверии Гориславе Любимцевой (со свитой), и розыскному экспедитору Сыскного Приказа с высокими полномочиями, выданными самим Айденусом — Фролу Яроземному (с ещё большей свитой). Кроме того на гибберлингской шхуне прибыла тьма мастеровых да ремесленных людей, и несколько купцов Первой гильдии для создания торговых кумпаний.

В кают-компании «Витязя» собралось столько народу, что и не продохнуть. Зубов долго перечитывал грамоты из Новограда, знакомясь с обстановкой как в столице, так и в Сиверии, а также изучая цели прибытия «высоких» гостей. Лицо Гордея с каждой минутой становилось мрачнее и мрачнее.

Оказывается, на этом драном аллоде заварилась такая «каша», что только за голову хвататься. А он ни сном, ни духом. Даже обидно, будут теперь носом макать в дерьмо каждый раз, мол, проворонил… Хотя, я тут не надсмотрщик. Порт строю!

— Ну, ознакомился со всей этой… — Гордей потряс бумагами, подбирая культурное слово, но кроме «хреновины» ничего иного на ум не пришло. — В общем, хотел бы кое-что прояснить. Во-первых…

— Во-первых, — перебил командора экспедитор Сыскного Приказа, — вы вместе со всеми ратными людьми сейчас обязаны поступить под моё…

— Что? — Зубов вскочил. Его морщинистое лицо стало пунцовым.

Фрол Яроземный несколько удивлённо поглядел на стоящего напротив него командора, типа, что за фортеля ты тут выкидываешь?

— Господин Зубов, я бы попросил вас взять себя в руки. Вы не столичная барышня, истерики вам не к лицу.

За спиной экспедитора мгновенно выросли четыре мордоворота. Другого слова Гордей не подобрал.

«Типичные разбойники, — мелькнуло сравнение. — Прислал же, Сарн, на мою голову».

— У меня распоряжение Совета, подписанное самим Великим Магом Айденусом, — продолжал Яроземный. — Надеюсь, вы его внимательно прочитали.

— Итить-колотить! Может, вам ещё и свою каюту отдать?

— Это лишнее, — едко усмехнулся Фрол. — Я на «Рассекающем» обосновался. Там пока буду обитать. Кстати, те ратники, что прибыли со мной, впоследствии останутся здесь на службе. И вы сможете распоряжаться ими по своему усмотрению. Считайте это небольшим подарком за неудобства.

— И что вы тут намерены делать? — сухо спросил Гордей.

— Исполнять особо важное государственное поручение, — медленно проговаривая каждое слово, ответил экспедитор. — Думаю, что вы, как человек благоразумный, не станете препятствовать?

Гордей потупил взор. Его лицо стало ещё темнее. Блуждающий взгляд командора остановился на настоятельнице Сиверии.

— У меня не столь высокие цели, — мягко улыбаясь, начала она, — как у господина Яроземного. Лишь дела нашей Церкви.

— То есть? — хрипло спросил командор.

— Мы прибыли для того, чтобы найти место для строительства собора. Вот госпожа Констанция ди Близар будет настоятелем будущего…

— А кто будет строить?

— Работники, — всё также улыбаясь, ответила Горислава.

— Ещё и этого мне не хватало. Тут порт закончить никак не можем, им собор подавай! Ничего толкового с собой не притянули. Два корабля, а на нём одни болтуны да франты столичные! Лучше бы привезли свежей провизии, угля, амуниции… Здесь лабазов да лавок нет. Балов да смотрин не проводят. Тундра, видишь ли! Здесь трудиться надо. До седьмого пота трудиться! Вы там, в Новограде, что-то больно заигрались. Соборы, Приказы…

— Господин Зубов, — подал голос Фрол, — вы бы поосторожнее в выражениях. Не в своей кают-компании молодых поучаете. В Совете лучше знают, что да зачем. И, между прочим, за подобные речи… — экспедитор прищурился. — Ваши размышления оставьте при себе. Или для Избора Иверского.

Гордей сжал кулаки до хруста.

— А если вы чего-то ещё не понимаете, — продолжил экспедитор, — тогда помалкивайте себе в тряпочку.

Мордовороты за его спиной тихо заржали.

— Тут, в Сиверии, сейчас дела будут весьма важные решаться. Не вашего, так сказать, уровня, — экспедитор подал знак своим наёмникам быть сдержанней. — Потому сюда прибыли те, кому…

Гордей встал и вышел вон, бросив не оборачиваясь:

— Располагайтесь, гости дорогие!

Командор поднялся на палубу, потом на капитанский мостик. Он был настолько раздражён, что его затрусило.

— Щенок! Молокосос… Знал я одних Яроземных, итить-колотить. Вот редкостные гады были!

Зубов пнул первое, что попалось ему под ногу. Он ещё минуту-другую про себя матерился, но выхода всё одно не было. Приходилось подчиняться.

Пару дней вновь прибывшие располагались кто где, и тем, по мнению командора, всячески препятствовали нормальному ходу дел. Благо, что в своё время успели построить несколько лишних изб, где поместили кое-кого из низких чинов… Правда, «лишние» — это слишком громкое слово.

Зубов пытался поменьше встречаться с экспедитором и настоятельницей, продолжая заниматься своими делами. Настроение у командора не улучшалось. Он мрачно поглядывал с палубы на своё недостроенное «детище».

— Разрешите? — наверх поднялся один из матросов.

— Что? — командор резко обернулся. — Почему растрёпан?.. Чего тебе?

— Стража докладывает, что к нам движутся какие-то… какие-то…

— Ты чего блеешь, как… Кто?

— Неизвестные люди. И с ними, вроде, гибберлинги…

— Откуда?

— Со стороны Багульниковой Пустоши.

Зубов высморкался и бросил матросу:

— Показывай, давай!

И они спустились вниз, перешли по трапу и направились к покосившемуся частоколу — единственной защите от нападения из тундры.

Из серого тумана со стороны Багульниковой Пустоши (места, надо сказать, недоброго, поросшего тьмой всяких баек да прочего подобного) показались несколько человеческих фигур, медленно шествующих к порту. Рядом с ними действительно были заметны гибберлинги.

— Пять… девять…

— Одиннадцать, — подсказал кто-то командору. — И ещё три гибберлинга. Итого…

— Я считать умею, — отрезал Гордей. — Кто такие?

— Не могу знать.

— Какой сумасшедший пойдёт через пустошь?

— Они одеты, как орки из местных кланов, — заметил кто-то справа. — Может, дикари какие? Или одичалые?

Командор прищурился, пытаясь разглядеть идущих.

— Людей сюда… побольше, — приказал он.

Через пару минут у ворот стояло уже около тридцати ратников.

— Что делать? — спросил кто-то из них.

— Ждать новых гостей, — отвечал командор. — Что-то к нам зачастили в последнее время.

Через полчаса неизвестные приблизились к ограде, и остановились шагах в пятидесяти, где их и встретила стража. Зубов внимательно смотрел на пришедших, отмечая их изнеможённость.

— Господин командор, — негромко проговорил один из ратников, — вы гляньте на их глаза.

— А что с ними не так? — Зубов прищурился, пытаясь увидеть что-то необычное.

— Взгляд пустой… Такой я видел только у покойников… Пустой, безразличный…

— Это от усталости, — отмахнулся командор, но сам внутренне напрягся. Прав был ратник: так смотрят только бесконечно уставшие люди. Те, кто прошёл невозможное, немыслимое, кому уже всё одно, жив он или мёртв.

Тут один из стражников вернулся к воротам и подошёл к Зубову.

— Говорят, — начал тараторить он, — что сами из Острога. Почти пятнадцать суток к нам добирались.

— Кто старшой?

— Вон тот парень, крайний справа… Только странный он какой-то.

— Как это? — не понял Зубов.

— Взгляд недобрый… Смотрит так, словно сейчас возьмёт и прибьёт.

Командор недовольно поморщился:

— Ну да, ну да… Зови, поговорим с ним.

Минута и к Зубову подошёл среднего роста человек. По его обветренному посеревшему лицу трудно было определить возраст. Да ещё эта заиндевевшая растрёпанная борода…

Одет человек был в просторную глухого покроя куртку. Точно такие же носили местные орки. Говорят, что подобная одежда хоть и неказиста, но очень тёплая.

— Внутренняя подкладка, вишь, мехом к телу-то, — заметил командор, глядя на куртку. — А наружная часть — мехом наружу… Штаны такого же покроя… торбазы на ногах… Одеты, что тебе одичалые людишки.

Зубов долго оглядывал человека перед собой. Взгляд остановился на его глазах.

Командор поёжился: «Какие безумные… Прав ратник: опасная личность. Такому убить, что наземь плюнуть».

— Кто таков? — надменно спросил Зубов.

— Человек…

— Смешно. Умник? — Гордей выдержал взгляд незнакомца, правда, ощущая, как по спине пополз неприятный холодок. — Имя как?

— Бор. С Ингоса… Вимурский повет… Грёнефьел-фьорд…

— Далече тебя занесло, братец. Ты у своих ребят за старшего?

Человек оглянулся назад, словно проверяя наличие отряда, а затем глухо бросил:

— Мы пришли из Вертышского Острога. Вернее, того, что от него осталось.

— Почему в орочьих одеждах? Издали вас можно принять за врагов…

— Бились в стойбище. Там и переоделись для дальнего похода…

— В стойбище? — не понял командор. — Вы сражались с орками?

— Пришлось… Такова воля становой урядницы Милы Огоньковой.

— А она где?

— Погибла в бою, — с некоторым вызовом отвечал Бор.

«Трудный человек. С таким не договоришься, — подумал командор. — И что мне с ними делать?»

— У нас был тяжёлый переход. Не все выжили, — продолжил Бор. — Шли почти пятнадцать дней. Ели одних пеструшек, которых под снегом нашли. Да ягоды какие-то… Надеемся, что вы приютите… обогреете…

В словах говорившего незнакомца не было ни одной умоляющей нотки. К жалости он не призывал. Сразу видно, что северянин. А у них там принято сначала обогреть человека, накормить, а потом уж и спрашивать.

Гордей потупил взор и проговорил:

— Конечно, конечно… Прошу следовать за нами. Вечером поведаете о ваших злоключениях.

— Поведаем, — с каким-то вызовом сказал северянин и при этом недобро улыбнулся.

Он махнул своим людям двигаться за ограду, и отряд послушно поплёлся к воротам.

3

…Нас осталось девятнадцать человек, да ещё три гибберлинга из «ростка» Стрелок. Я не спешил выполнять последнюю волю Огоньковой, и приказал всем ратникам сначала обойти стойбище, чтобы собрать всё, что может пригодиться нам в дальнем пути. На удивление, острожники послушались сразу. Не понадобилось «убеждать» людей в том, что во главе отряда стал я. Ни споров, ни косых взглядов.

Хватов и десятник Мирон Снегов были рядом, пока я осматривал повреждённую руку. Посиневшее предплечье, тёмная полоса поперёк мышц — след от лезвия топора.

— О-го-го! — десятник аж присвистнул. — Чем это тебя так?

— Скеггоксом, — и я кивнул на лежащий подле топор.

Егор Хватов вытянул его из чехла и заворожено посмотрел на лезвие.

— Крепкие кости у тебя! — бодро проговорил десятник. — Кольчуга кольчугой, но даже она не спасла бы от перелома… Пошевели, попробуй.

Я попытался приподнять руку. Было очень больно, но кое-как удалось это сделать. Ясно, что кости не переломаны, не раздроблены.

Ушиб… и весьма значимый… Долго теперь рукой не помашешь.

— Я знаю этот топор, — неожиданно заявил Хватов.

Мы с Мироном повернулись к нему.

— В начале осени я обменял его на тюк пушнины, — глухим голосом проговорил Хватов, опуская глаза до долу.

— И чей это скеггокс? — щурясь, спросил десятник.

Хватов пожал плечами.

— Мне он достался случаем, когда я был весной в Новограде. В торговом квартале один пропойца задарма предлагал. Я и взял… А потом подумал, мол, зачем он мне? Я же не воин.

— Оркам продал? — спокойно спросил я.

— Обменял, — живо ответил Хватов. — Честная сделка…

— Вот! — подошли гибберлинги. Они несли нечто похожее на меховые сапоги. — Торбазы. Вам бы всем стоило переобуться, иначе в тундре останетесь без ног.

— Отчего это? — не понял Мирон.

— Клан белых орков живёт в этих краях много лет. Они знают толк в том, что и как надо носить зимой, да ещё в тундре…

— Чего-то маловаты эти… торбазы… для взрослого орка, — заметил я.

— Это детские, — несколько смущенно сказала средняя сестра Стрелок.

В воздухе повисла какая-то неловкость. Я видел, как потупил взор десятник, да и гибберлинги стали глядеть чуть в сторону.

Чуть позже в стойбище насчитали тридцать два орочьих тела возрастом лет до десяти… Зрелище, признаюсь, не самое приятное. Даже для меня.

Через полтора часа в общую кучу собрали и провизию, и кое-что из одежды. Приказ переодеться ратники приняли не очень добро, но всё же подчинились. Перешагнули, так сказать, через себя.

Тела ратников сложили в общую кучу и подожгли. Потом, дождавшись, чтобы костёр разгорелся посильнее, острожники занялись и стойбищем. Шатры заполыхали, и в небо стали рваться громадные языки пламени.

Мы уходили на север и дорогу нам ещё долго освещали огни пожарища…

Порт, которые местные прозывали Туманным (а всё от того, что а основном в воздухе, и особенно по утрам, висела промозглая серая дымка), наводил ощущение какой-то тоски и безысходности. Избы сколочены на скорую руку, нет в них «живчика», присущего обычному дому. Да ещё этот въедливый туман… Благо воздух в последние дни потеплел, а то ещё холод донимал. Люди всё больше не весёлые, мрачные. Явно тоскуют по родным местам.

Мы прошли по натоптанной черной полосе дороги к длинному зданию, похожему на ремесленную мастерскую. Внутри было дымно, грязно, но тепло, и ещё пахло горячей похлёбкой.

Разместили всех в дальнем углу, выдали глиняные миски с густым варевом, пахнущим так, что аж дурно становилось (в хорошем значении этого слова).

— О, Сарн, — прохрипел кто-то из острожников. — Благодарим тебя за всё.

— Много не ешьте, — предупредили нас. — Может плохо стать.

— И как вы через тундру зимой на своих ногах дотопали? — спросил кто-то. — Уму непостижимо!

— Так и дотопали, — смакуя варево, пробурчал Хватов.

— Да про Багульникову Пустошь такие байки ходят! Там, говорят, никакой зверь, никакая птица не селится. Верно ли?

— Врут, — отвечал Егор. Остальные сурово молчали, лишь поглощая еду.

— Видали чего? — не унимался кто-то из портовых.

Острожники нервно переглянулись. Никто из них не решился, что-то ответить. Хватов же оторвался от миски, кинул взгляд на меня и отрицательно мотнул головой…

А в торбазах действительно было тепло. Орки, надо отдать им должное, были совсем не дураки. Ратники, переодетые в их мешковидные одежды из меха горных яков, сейчас напоминали сброд каких-то разношёрстных оборванцев.

Длинная ровная как стол снежная пустыня тянулась куда хватало взгляда. Эта однообразность, практически не меняющаяся на протяжении всего нашего пути, мерзкий туман, холод — все эти невесёлые спутники приводили людей в некоторое уныние, заставляя больше углубляться в себя.

Я тоже не был исключением. Честно признаюсь, что порой мой мозг сам собой отключался, перенося сознание в иную реальность. Я, то вдруг обнаруживал себя в подклети с Заей. И мы беседовали о том, о сём; то память неожиданно делал какой-то фортель, и я погружался в сверровские воспоминания. Да много ещё чего подобного. Потом просто понимаешь, что твоё тело по-прежнему бредёт по белой скатерти тундры, в лицо задувает морозный ветер, люди вокруг также бредут, защищая глаза рукой…

О, Сарн, что-то я устал. Мне нужен отдых… Надоела эта треклятая Сиверия. Уехать бы в припортовую слободку, там бы в трактир к Зае…

Как же я за ней соскучился! За её улыбкой, голосом… Помнишь, Бор, как она красиво поёт. Вроде и песня простая, но душу прямо-таки выворачивает… Порой заглянешь в подклет, а там, подле раскрасневшегося зева печи, тихо-тихо подпевая, трудится Зая. Я прислонюсь к косяку, стою не дышу. Слушаю.

Она не видит. Потому пока не стесняется, душевно затягивает: «Я-я-а-а-се-э-э-н-н-н то-о ли-и со-о-о-а-ка-а-а-л…»

Я закрываю глаза… им больно… слезы сдерживать тяжело… Внутри, в душе что-то обрывается. Слова залетают внутрь, в самое нутро… в душу.

Глаза запекли. Сдерживать слезу трудно… Я прижал руку, будто бы вытирая мнимую пыль.

Дойду до порта (а я обязательно дойду) и плевать мне на приказы да указы. В джунский портал и прямиком в Новоград.

Надоело вусмерть! И пусть только сунется кто!..

Хочется жить… Да, в такие моменты вдруг это понимаешь, и всё естество захватывает страстное желание просто жить.

Проснуться утром, до первых петухов. Рядом услышать тихое дыхание любимой женщины, ощутить её запах…

— Верно то хоть идём? — спросил кто-то из острожников.

Дороги к порту я не знал, но был уверен в одном: нам следует достигнуть побережья астрального моря. А уж там найти поселение не составит труда.

Мне уже давно было понятно, что я принадлежу к той редкой группе людей, которые с легкостью находят дорогу в любом месте. Есть такие, которые и в собственном доме заблудятся, а я чувствовал себя на местности, как рыба в воде.

Снег здесь был не особо глубок. Правда в некоторых местах — в забоях, он образовывал труднопроходимые сугробы, но благо, что таких мест было не так уж и много.

Солнце редко-редко выглядывало из-за тяжёлых мрачных туч. Часто мир вокруг тонул в лёгкой дымке тумана.

Я не боялся заблудиться. Не знаю даже отчего… Мне казалось, что у меня в голове своеобразная «карта», которая и помогает ориентироваться на местности.

— Мы сюда никогда не захаживаем, — говорили мне гибберлинги. — Это не наша и не ваша земля…

— Орочья? — поинтересовался я.

— Ну да…

— Да тут одна тундра, — непонятно чему возмутился Мирон Снегов. — Что тут делать?

— Ну, летом кое-что из живности можно найти, — отвечали охотницы Стрелки.

— Зато зимой — шаром покати…

— Не скажи, — воспротивился младший брат гибберлингской семейки. — Мне бывалые охотники говаривали, что и в зиму тут можно поживиться.

— Чем? — недоверчиво бросил десятник. — Пеструшками? Этих мышей тут, безусловно, видимо-невидимо. Под снегом так и шастают, так и шастают… Но я человек, а не какая-то лисица или росомаха. Мне мыши по ненадобности.

— Поживиться можно и зайцами, и белыми куропатками, — невозмутимо сообщил гибберлинг. — Здесь в верховьях Вертыша, среди болот… Ты же, Мирон, в курсе, что здесь, под снегом, сотни мелких озёрец, протоков, ручейков… В общем, летом одно сплошное болото.

— И где межи орочьих земель? — спросил я.

— Они начинаются вдоль южных горных склонов от урочища Бычья шея, тянутся до восточного побережья… А на севере до Гнилки, не дальше… Где-то так.

— А вы? — с усмешкой спросил я.

— Нам незачем. Тайги хватает с головой. Там и мехов добыть можно, да и вообще… А тут уныло. Скверно…

Я остановился, чтобы оглядеться вокруг. Действительно уныло… Хотя, если вспоминать пейзажи Ингоса, которые периодически всплывали в памяти…

Через четыре дня руке заметно полегчало. Она уже более или менее нормально двигалась.

Ночевали мы на снегу. Раскладывали походные шатры, жались друг к другу и тем грелись.

Огонь развести не удавалось, потому как вокруг ни одного дерева. Я как-то на привале раскопал снег под ногами: под ним были какие-то чахлые кустарники да лишайник.

— Ягоды ищешь? — поинтересовались гибберлинги.

Они, наверное, единственные, кто был бодрым и полным сил. Остальные с мрачными масками на лицах, что-то жевали, даже не переговариваясь друг с другом.

Кажется мне, что эта тундра тут их с ума сводит. Лишь бы к концу нашего похода не стали ратники кидаться на своих же товарищей.

— Вам не кажется, — сказал я Стрелкам, — что здесь как-то теплее, чем у гор было, и у Вертышского Острога?

— Да тут всегда так. Но как углубимся дальше, начнутся бураны.

— Потому это и Тихий дол, — пояснил младший брат. — Как начнётся подъём на Багульниковую Пустошь…

— Вы же тут не были. Откуда знаете? — поинтересовался я.

— Я же говорил, что бывалые охотники рассказывали, — улыбнулся гибберлинг.

Время привала закончилось, и мы снова пошли на север. Уже ближе к вечеру, ведущий подал сигнал к остановке, а потом мне по цепочке (я был замыкающим) передали, что впереди два орка. Ратники быстро поприжимались к земле.

Впереди действительно сидели две фигуры. Если судить по одежде, то это белые орки. Скорее всего, охотники.

— Спят, что ли? — тихо пробормотал Мирон.

Мне и самому не нравилась такая неподвижность.

Мы разбились надвое и стали заходить к оркам с флангов. Едва приблизились к врагу шагов до двадцати, как вдруг один из воинов смело поднялся, и спокойно направился к дремлющим фигурам.

— Он там с ума сошёл, что ли? — послышалось чьё-то шипение.

Но я уже понял, в чём дело, и тоже встал в полный рост и пошёл вперёд.

Лица орков уже даже успели покрыться инеем.

— Замёрзли? — удивились буквально все. — Как так?

Действительно, странно. Привыкшие жить в этой неприветливой местности, орки, следуя здравому смыслу, никак не могли околеть в тундре.

Я присел напротив одного из тел и внимательно оглядел выражение его лица… то бишь, морды.

— Ничего странного не находите? — спрашивал я у стоящих рядом гибберлингов.

Но ответил Боян, зуренец:

— Такое ощущение, что они чего-то испугались. И так застыли, сидя на снегу.

Мы все переглянулись.

— Нет ни у кого никаких мыслей? — сухо спросил я.

Все отрицательно замотали головами. А вот у меня были предположения, но озвучивать их не хотелось. Пусть лучше это будет лишь моё предположение, чем реальность.

Гибберлинги, словно прочитали мои мысли. Они уставились своими блестящими глазками мне в лицо, словно вопрошая о возможной опасности.

— Пустое, — бросил я в ответ. — Идём дальше.

— Надо быть осторожнее, — проговорила старшая сестра. — Неспроста тут орки сидят… Ох, неспроста.

— Да, — соглашалась вторая. — Не похоже, что просто замёрзли…

Через час погода начала портиться. Мы поднялись по крутому склону и остановились на ночлег у небольшой группы округлых валунов.

Люди действовали на автомате: разбили походные шатры, поели, легли спать. Я снова распределил ратников по часам их дежурств, и прилёг отдохнуть.

Но сон не шёл, хотя за эти дни организм выложился полностью. И на чём только держусь? Неужто только на упрямстве?

Снаружи поднялся ветер. Я несколько минут ещё ворочался, а потом решительно вылез наружу.

— Что-то случилось? — спросил меня один из дежуривших острожников.

— Вот что, — бросил я в ответ, — иди-ка спать.

— А как же…

— Я вместо тебя посижу. Мне что-то не хочется.

Ратника уговаривать не пришлось. Он живо запрыгнул в один из шатров, а я присел у валуна, вглядываясь в ночную мглу.

Да, недобрые тут места. Верно кто-то подметил. Хоть тундра и не пугала меня, как тот «каменный мешок» у Костяной равнины, или ущелье у Гиблых Скал, однако и тут было какое-то «зло».

Удивительно, но в Сарнауте, и в этом я уже не раз убедился, полно «нехороших» мест. Такое ощущение, что они, будто притягивают к себе живые души, чтобы уничтожить… поглотить… А мы, как ночные мотыльки, тянемся к ним, хотя и знаем, что этого делать нельзя… Никак нельзя…

На склонах Багульниковой Пустоши было морозней, чем в Тихом доле. В этом гибберлинги были правы. Да и взять портящуюся погоду… Главное теперь, чтобы до побережья добрались и не околели, как те охотники.

Темнота вокруг действовала на мозг усыпляюще. Я вдруг обнаружил, что мысли стали всё чаще замирать и ещё чаще повторятся.

Нет, так не годится. Надо размяться немного. Походить туда-сюда… Сам вызвался подежурить и теперь бы не опозориться, не заснуть.

В ветреной тьме вдруг стали проглядываться звёзды. И мне снова подумалось: «А ведь Бернар был прав. Где же эти звёзды находятся? Неужто в Астрале?.. И ещё: почему на разных аллодах разный характер погоды? В Светолесье, к примеру, зимы мягче. Почему в Сиверии не так? Или на Ингосе?..»

Звёзды тихо мерцали, колышась в странном танце…

Стоп! — я махнул головой, стряхивая сонную муть. — Что за ерунда? Почему звезды двигаются?

Ко мне подошёл встревоженный ратник, один из стражников.

— Вы тоже это видите? — запыхавшись, спросил он.

Даже сейчас я отметил явную бледность лица прибежавшего человека. Его расширенные от ужаса глаза не мигая, уставились на завораживающую пляску огоньков-звездочек.

— О, Святой Капр, спаси и сохрани… спаси и сохрани…

Руки ратника поползли под одежду. Он искал оберег-защитник. Здесь в Сиверии каждый третий почитал Капра-хранителя и носил талисман, сделанный из меди (именно из неё, поскольку по народному поверью сей маг жил в медной пещере). Это была схороненная в мешочке из красного бархата полукруглая пластина, на которой был вычеканен образ святого великомученика.

— Спокойно, — я придал голосу уверенности и выступил вперёд.

— Стойте… стойте, — стражник испугано схватил меня за плечо, причём со стороны больной руки.

— Твою… больно же!

— Извините… извините… Не ходите туда! — испугано бормотал человек. — Это… это…

— Что это? — зло бросил я. — Всего лишь блуждающие огоньки…

— Нет-нет, это проклятые Искры, которые застряли меж мирами! Они заманивают живых… губят их… О, Святой Тенсес! Они движутся к нам!

Огоньки действительно стали ближе.

— Бежим! — взвизгнул ратник.

— Стоять! Это всего лишь Искры, которые притягивают к себе астральную пыль и потому светятся в ночи. В них нет ничего страшного…

— Нет… вы не понимаете… Это предвестники смерти! Нам конец! Всем конец!

Ратник шмыгнул в шатёр. Через несколько секунд там послышалась какая-то возня и чьи-то приглушённые голоса.

— Вот дуралей! — сплюнул я.

Огоньки плясали, то приближаясь, то вновь удаляясь. Я примерно вычислил их месторасположение и неспешно направился в ту сторону.

Страха не было. Мне не впервой сталкиваться с подобным явлением. Не думаю, что от проклятых Искр исходит какая-то опасность. А вот то место, вокруг которого они кружатся, может быть весьма… интересным.

Идти пришлось прилично. Я даже чуть взмок… Хотя, это скорее от волнения.

Огоньки закружились быстрее. Я заворожено глядел на их па. Ветер чуть поутих, в воздухе повисла странная тишина…

Нога провалилась в скрытый сугроб и я, матерясь, рухнул на снег.

Несколько секунд понадобилось, чтобы выбраться из завала. Вроде посветлело над головой.

И только это подумал, только приподнял глаза к небу, как увидел всего в трёх-четырёх саженях над собой несколько десятков огоньков, которые плавно скользили то вверх, то вниз, третьи кружились вокруг меня. Эти нежно-голубые создания были странного неприятно холодного оттенка. Они ярко освещали мир вокруг себя, да так, что можно было преспокойно шить…

Такого интенсивного свечения я ещё не встречал. На острове Безымянного подобные же проклятые Искорки были тусклыми, на вид невзрачными.

Я стал выгребаться из сугроба, и рука вдруг нащупала что-то твёрдое. Едва раскидал в стороны снег, как моим глазам открылось следующее: внизу на твердой промёрзшей земле, на поросли багульника, лежали три человеческие фигуры.

Правда, они были какими-то странными… Даже не знаю, как объяснить. Вроде и люди, а вроде и… В них было что-то не так.

Я продолжил раскидывать снег, поглядывая на танцы огоньков. С каждым секундой мне становилось всё понятнее и понятнее: это были люди племени Зэм.

— Что там? — послышался чей-то голос.

Я поднялся и обернулся: шагах в тридцати стояли гибберлинги. Они настороженно глядели на выкрутасы блуждающих огоньков, не решаясь подойти ближе.

— Восставшие, — ответил Стрелкам. — Правда, странные какие-то…

Гибберлинги всё же рискнули сделать несколько шагов и заглянуть в получившуюся яму.

— Чего тут странного? Ты, видно, никогда с ними не сталкивался. У племени Зэм некоторые части тела заменены на магические штучки… Как они там?

— Ме-ха-низ-мы, — по слогам проговорил младший братец.

— Верно… Да, Нихаз с ними! Чего в костях копаться? — отмахнулись сёстры.

Я остановился, и уже было подумал, чего действительно тут ищу, как в глаза бросилась одна вещь.

— Дневник? — спросил сам у себя. Нечто подобное было и у эльфов.

Я с трудом выдернул из железной ладони кожаную книжицу и раскрыл её. Писанина такая, что и не разобрать.

В последнее время, что интересно, мне на бумаги всякие везёт. Правда, толку от этого мало.

Я снова наклонился и нашёл у второго Восставшего предмет, напоминающий витой металлический рог.

Что за хреновина? — подумалось тогда мне.

— Мы думали, ты сокровища, какие, нашёл! — усмехнулись гибберлинги. — Так рылся… так рылся… Ха-ха-ха! Пойдём отсюда. Эти огоньки до добра не доведут… Как бы с ума не сойти с ними.

Я прихватил дневник, рог и выкарабкался наверх.

— Странные огоньки, — сказал младший брат, глядя в небо. Искорки поднялись выше, отчего стало несколько темнее. — Такие яркие… Говорят, что проклятые Искры притягивают к себе астральную пыль, и от того их можно увидеть в ночи. А эти так светятся…

— Думаешь, нагрешили много? — заметила одна из сестёр.

Мы отошли шагов на сто к лагерю и остановились вновь оглядеться.

— Вишь, как вьются. Словно бабочки над цветком, — и только Стрелки об этом сказали, как искры мигом умчались на север.

Минута и они совсем пропали с глаз.

— То орки, то вот Восставшие… Колдовство, ей-ей, колдовство! — заметила старшая сестра.

У лагеря нас ждали испуганные ратники. Они высыпали из шатров и тихо переговариваясь, глядели на приближающиеся к ним фигуры.

— Что там было? — чуть осмелев, спросил Мирон Снегов.

— Ничего особого, — бросили Стрелки. — Лишь кости мёртвых Восставших.

Ратники зашушукались.

— Надо обойти это место стороной, — сказали они, обращаясь ко мне и указывая отчего-то на северо-восток.

— Как хотите, — я пожал плечами. — Если свернём, то выйдем в самое сердце Пустоши. Будет далековато от Гиблых Скал…

— Да уж лучше там прошмыгнуть, нежели мимо этих проклятых огоньков.

— Ладно. Сейчас всем отдыхать. Путь у нас ещё неблизкий…

4

Я спал. Вернее провалился в болото липкой дремоты.

Сознание отключилось, мысли пропали… Не знаю, сколько это длилось, но вдруг я явно ощутил, что на меня кто-то смотрит… Какой зловещий у него взгляд, как у змеи, глядящей на свою жертву.

Пс-с-с-с! — изо рта гадины вырвался раздвоенный язык.

Мои глаза резко открылись. Рядом сидела чья-то тёмная фигура. В полумраке трудно было что-то разглядеть. Но одно точно: это был эльф. Его черные драконьи крылья тихо-тихо колыхались.

Сердце ёкнуло и меж лопаток пробежал неприятный холодок.

— Бернар? — спросил я, с некой надеждой.

Эльф наклонился ниже, и мои глаза различили знакомые черты лица.

— Здравствуй, друг, — улыбнулся священник.

Холодок всё одно не ушёл, а прокрался в самое сердце.

— Откуда ты тут? Или это сон…

— Сон? Ха-ха! Нет, я самый что ни на есть реальный. Приехал пару дней назад на «Светоносном» с настоятельницей Сиверии Гориславой Любимцевой…

Я присмотрелся: действительно передо мной Бернар. Чего вдруг так испугался? Интуиция, что ли?

Да брось ты, Бор. Ерунда какая-то выходит.

— Кстати, тут ещё один наш общий друг, — проговорил эльф.

— Кто? — не понял я, присаживаясь.

— Первосвет… Я как прознал, что ты пришёл с острожниками, сразу отправился повидаться.

— Так чего тебя нелёгкая сюда занесла?

— В столицу пару недель назад прибыла Люсиль…

— Смогли-таки порталом воспользоваться!

— Ну, да. Она сказала, что именно ты подсказал, где его найти. Даже дал метеоритное железо… В общем, Люсиль ди Ардер и Альфред ди Делис поведали о случившемся в Вертышском Остроге, да и прочих делах в Сиверии. Пока суд да дело, пока Избор Иверский готовил войско… Короче, дабы избежать всех ненужных объяснений, скажу, что Церковь приняла решение отправить настоятельницу с целой свитой священнослужителей, для того, что бы помочь разобраться с Восставшими. Будем Светом изгонять эту нечисть с сиверийской земли…

— Помнишь Стояну? — спросил я. Дремота медленно отступала.

— Конечно.

— Дело такое… Её ведь, кажется, послали найти магистра Карла ди Дусера, бежавшего на этот аллод.

— Не послали. Она сама вызвалась.

— Сама?

— Да. Она попросила свести её с кое-какими… лицами, — последнее слово эльф сказал со странной задержкой. Его глаза стали жёсткими, и ещё беспокойными. Я было подумал, что он, как всегда выкобенивается. Особенно утвердился в этой мысли, после следующих его слов: — Те посулили хорошую награду. Очень хорошую… Я говорю не о деньгах.

— За всё время пребывания тут, Стояна много раз являлась ко мне во сне. Я думаю, с ней что-то приключилось…

Бернар напрягся. Он сощурился и попросил рассказать поподробней. Я поведал обо всём, что вспомнил.

— Так! Интересненько, — эльф нахмурился. — Карла ди Дусера, конечно же, обвиняют во многих грехах… Ты думаешь, что она у него?

— Трудно сказать. Я мало смыслю в ваших магических штуках.

— Да-да… мало… мало, — эльф встал. — Стояна у ди Дусера… интересная версия…

— Ты сомневаешься?

— Я? — Бернар словно испугался моего вопроса. — Альфред ди Делис указывал на то, что сиверийскую «кашу» заварил Карл ди Дусер. И он вполне мог это сделать: поднять Восставших, с орками сдружиться…

— И куда все смотрят! — возмутился я. — Балаган какой-то… Знают и ничего не предпринимают.

— Почему ничего? Прислали Фредерика ди Грандера — судебного пристава, чтобы разобрался с магистром.

— И?

— А он тут на мысе сидит которую неделю, а толку никакого! — Бернар сначала улыбнулся, будто был доволен подобным исходом дела, но тут же рассерженно фыркнул. — Болван! Таких только и посылать! Ничего сделать не могут… Ладно, я отправлюсь к настоятельнице. Мне надо кое-что с ней обсудить…

Эльф заторопился, но тут кое-что увидел и спросил:

— А это что у тебя? — Бернар резко наклонился и поднял металлический рог. — Резонатор Восставших! Ты где его достал?

Вместо ответа, я вытянул из-за пазухи в кожаном переплёте дневник.

— А это что это? — нахмурился эльф.

— Нашёл в Тихом доле трёх замёрзших людей Зэм. Это всё было у них.

Бернар пролистал страницы.

— Их язык мне не особо ведом, — сухо проговорил он, при этом внимательно вглядываясь в записи. — Надо показать тому, кто прочитает… Ты лучше поведай, откуда у тебя резонатор.

— Ты о роге?

— О нём родимом. Я такой штуки давненько не видывал.

— Да там же, и нашёл, где и дневник.

— Знал бы ты, Бор, что обнаружил! Знал бы — не поверил. Это одно из лучших средств для борьбы с элементалями. Причём любыми: воздуха, воды… Ведаешь, кто такие элементали?

Я усмехнулся:

— Догадываюсь, — а память вдруг выдала на-гора тех каменных созданий, которых вызвала эльфийка Мишель ди Грандер в Светолесье в Больших Валунах.

Да уж, страшно тогда было всем…

— Что? — Мирон перекрикивал ветер.

Я попытался жестами показать, что собираемся в одну кучу. Буран безжалостно бросался на людей и гибберлингов, буквально сбивая с ног. В этом хаосе можно было легко потерять друг друга.

Укрыться негде. Ни холмика, ни валуна, ничего… одно слово — Багульниковая Пустошь.

— А-а-а…

Я оглянулся: откуда крик? Показалось, что ли?

Отряд собирался подле меня.

— Что делать? — орал прямо на ухо десятник. — Замёрзнем к… такой-то матери! Метёт, что…

— А-а-а…

В этот раз кричал кто-то другой. Кажется и Мирон, и стоявшая рядом гибберлингская семейка, услышали этот возглас. Я вдруг ощутил, как в лицо дохнуло студёное «дыхание». Виски сжало ледяным обручем и чисто инстинктивно моё тело само собой сжалось в комок.

— Ай! О-о-о…

Потом целый ряд удаляющихся ругательств и стонов.

Я повернулся: подле валялись барахтающиеся в снегу люди. Мирона среди них не было.

Слева во тьме почудилось какое-то движение. Я напряг зрение, пытаясь хоть что-то рассмотреть.

— Какого хрена тут происходит? — прохрипел младший брат Стрелок.

— Турзы, — сквозь зубы прошипел я. Вот и оправдались мои подозрения.

На фоне темного неба в бушующем снежном вихре чётко просматривались несколько гигантских серых человекоподобных фигур. Они медленно размахивали «руками», отчего тут же появлялись высокие стремительные вихри.

— Ледяные великаны! — заорал кто-то из ратников. — Ледовики! Бежим!

И едва кричавший подскочил на ноги, и бросился, было, прочь, как один из снежных вихрей оторвал его тело от земли и унёс в ночную тьму.

— А-а-а…

Крик резко оборвался, словно ратник наткнулся на какое-то препятствие и от того замолк.

В лицо снова ударил резкий порыв морозного ветра. Виски сдавило… Мне даже показалось, что на мгновение я перестал дышать.

Один из острожников, что был где-то в пяти-шести саженях справа, свалился на землю, словно подкошенный. Белая мгла, до этого окутывавшая его, медленно развеялась, оседая к низу. Всё тело человека, от одежды до кожи его лица, было белого цвета.

— Ёк! — Стрелки попятились назад. — Изморозь! «Вековая изморозь»!..

— Бежим! — закричало сразу несколько человек. — Ледовики идут!

— Берегитесь их дыхания! — прокричали гибберлинги. — Это «вековая изморозь»!

— А-а-а-а…

И на меня нахлынул страх… ничем непередаваемый страх…

Всю свою жизнь мы пребываем в этом самом страхе. Он в той или иной мере влияет на нашу судьбу.

Вот стоило только одному крикнуть: «Бежим!», — и всё. Сразу щелчок в голове, в сознании, в душе — везде, где есть место страху. Он мгновенно просыпается, захватывает тебя и стремительно уносит…

Страх… С детских лет, с самого рождения, с нашего появления тут, в этом мире, он ждёт нас. Страх темноты, страх боли, страх потери близких, страх неизвестности… страх… страх…

Турзы хоть и медленно, но уверенно приближались к нам. Их было около пяти-шести: из-за плохой видимости мне трудно было определить точное число.

Спокойно, Бор! — слова даются с трудом. — Какой, на хрен, спокойно? Бежать!… бежать…Одно дело сражаться с людьми, даже превосходящем в числе, а тут — турзы, ледовики! Чем их уничтожить? Чем, я тебя спрашиваю?

Вот он страх… И приручиться к нему нельзя, не возможно. И привыкнуть не возможно… Он лишь на какое-то время притупляется, чтобы потом ворваться в разум с удвоенной силой.

О, Сарн, только бы не обделаться… Представляешь, Бор, находят тебя замёрзшим в тундре, а в штанах заледенелое говно. Ха! Вот смеху будет! А историй сколько!..

Дышать в таком холоде было очень трудно. Не смотря на теплые орочьи одежды, тело сильно мёрзло. Очень сильно.

Кто-то из бежавших мимо ратников зацепил мою раненную руку. От толчка я снова кувыркнулся в снег. Упал так неудачно, что в правый бок в рёбра воткнулось что-то твёрдое.

Тихо выругавшись, я перевернулся на левую сторону и непослушными пальцами полез под одежду.

Непонятным предметом оказался железный рог, найденный у Восставших.

— На хрена мне эта штука? Зачем её взял? Только бока раздёр? — досадно пробурчал я.

Встать на ноги было тяжело. Я уже практически не ощущал их от холода.

В спину ударил очередной вихрь. Рог в руке чуть завибрировал и загудел…

— На хрена он Восставшим? Друг друга во время пурги искать?..

И только начал об этом думать, как меня будто озарило. Я прижал ко рту костяной мундштук и, что есть силы, дунул.

В воздухе разлился мощный отчётливый густой звук. Тут же показалось, что буря стала тише.

О том, что я вытворяю какие-то глупости, мне тогда и не думалось.

— Бу-у-у-у… — дунул ещё раз, поворачиваясь к турзам.

Раструб рога был направлен на ближайшего из них, стоявшего шагах в семидесяти справа. Сначала громадная фигура ледяного великана заколебалась в воздухе. Выглядело это так, будто смотришь на зеркальную поверхность озера. Вот подул ветерок и картинка поплыла. Сначала общие очертания ещё различимы, но вот ветер дует сильнее, и густая рябь разрушает отражение, превращая его в невообразимый набор перемешанных красок и линий.

Турз «плыл». Я дунул ещё раз и через несколько секунд на землю плавно обвалился громадный снежный ком.

— Есть! — сердце радостно ёкнуло и забилось сильнее. — Сдохните, сволочи!

Я втянул воздуха побольше и… закашлялся.

Твою мать! Словно ледышку проглотил.

Я собрался духом и снова дунул в рог Восставших.

Ветер, снег… пальцы онемели… А в голове лишь одна мысль: «Дуй, Борушка… дуй».

Не вытяну… как пить дать, не вытяну. Замёрзну…

Сказал бы сейчас, типа, ну и Нихаз со всем этим! Помру, так хотя бы пару-тройку турзов прихвачу. Да толку от этого!

Вот что: ты, Бор, только не бойся!.. Сильно не бойся…Всё одно помрёшь. Ты же уже помирал. Помнишь? Ага, помнишь… Ну, тогда и смерти бояться не должен.

Что? Не должен бояться? Вот болтун! — возражаю сам себя. Ноги непослушно отступают назад (тут лишь бы не споткнуться). — О, Сарн, дай сил… дай сил…

Тут вдруг из памяти неожиданно всплыло лицо Заи.

Печка. В ней тихо потрескивают дрова. Пахнет сдобой… Руки моей Заюшки белые… тёплые… Так ласково, бывало, охватят шею. И голос нашёптывает:

Я лишь на мгновение закрыл глаза. И слышу издалека:

Эх, твою мать! Сарн, что я тут вообще делаю? Что забыл в этом далёком краю?.. Никто ведь не найдёт, никто не спасёт… Лишь мыши, пеструшки, будут обгладывать косточки.

— Бу-у-у-у… Бу-у-у-у…

Голова закружилась. В глазах темнеет… Следующий турз рассыпался.

Я тут, судя по всему, вообще один остался. Остальные либо убежали, либо замёрзли, как те два орка, что мы нашли в Тихом доле.

И вдруг… всё стихло. Мгновенно… Неужели я умер?

Оглядываюсь — пусто, никого… Даже снег не сыпет.

Далеко-далеко заалел горизонт. Приближается утро…

Неужели, я всю ночь тут простоял, дуя в этот рог? Просто невероятно!

Земля под ногами дрогнула. Думал, что показалось. Но когда из серых клочьев чуть затихшего бурана поднялся силуэт какого-то исполина, стало ясно, что турзы были лишь началом.

Дум-м! Дум-м!

Гляжу на идущего ко мне белоснежного великана ростом саженей пятнадцать, гляжу на его человекоподобную фигуру, и понимаю, насколько ничтожно выгляжу в сравнении с ним.

Всё… всё… конец… точно конец…Ох, только бы не обделаться…

Рука нащупала мешочек с крупицами Света. Надежда осталась на них… Хотя, если передо мной именно тот, о ком я подумал, то не спасёт ничего.

— Спаси и сохрани! — осыпаю себя хрустящей на пальцах белёсой «мукой». Поднимаю, кажущийся уже тяжелым, рог и жду.

Прощай, Зая. Прощай, родненькая… Увидимся теперь уж навряд ли.

Как всё глупо в жизни вышло! Сарн, ты свидетель, я не такого хотел… Простите меня все, кого обидел. Намеренно или по невниманию, но не хотел же… Простите…

— А-а-а…

Я оглянулся: откуда крик? Показалось, что ли?

Вот уж точно мне конец!..

Голос Заи, слова её песни это единственное, что сейчас удерживало меня от панического страха…

Стыдно бежать. Умру как воин. Легенд, конечно, не сложат, но уж лучше так.

Стыдно… неподобающе. Не трус же! Никогда таковым не слыл. Умру стоя лицом к врагу… лицом, не жопой!

— Сделай или умри! — крикнул я ввысь. Так ведь говорили белые орки. Давай, Бор, соберись! Не ссы!

Я нервно сглотнул и, чтобы поддержать себя в трудную минуту, вслух хрипло затянул:

Хримстурз сделал ещё пару шагов и намертво встал, глядя на маленькую жалкую фигурку человека перед собой, что-то бормочущего себе под нос.

Стало так неимоверно холодно, не передать никакими словами. Даже мысли в голове замёрзли. Мне показалось, что из моего тела что-то потянулось кверху.

Я видел сам себя, стоящего по колено в снегу с закатившимися глазами. Ещё помню, как изо рта медленно-медленно поднимались густые клубы пара. Заснеженная борода, лицо в сине-красных пятнах (явно следы обморожения)… В правой руке намертво зажат рог.

Я поднимаюсь выше… выше… Понимаю, что нельзя этого делать. Вот выйдет последняя струйка пара изо рта и всё — конец.

Надо сосредоточиться. Сконцентрироваться…

Дуй! Ну же, Бор! Бор! — зову сам себя, пытаюсь отбросить всё лишнее…

— Бу-у-у-у…

Над снежной долиной далеко-далеко разлился густой протяжный звук рога. Откуда-то вдруг возникла высокая серая стена, которая медленно стала надвигаться к нам. Эльвагар по-прежнему стоял, глядя на меня.

Он едва заметно «колыхался». Не так, как его «дети», но всё же. От пристального взгляда хримстурза на стальной части рога начали расти маленькие кристаллы льда. Дыхание великана — «морозная изморозь», губящее всё живое. И удержать рукой железо уже невозможно. От боли я чуть не взвыл…

Держись, Борушка, — прошептал женский голос. — Держись мой сокол…

— Зая?..

Подклет… натопленная печь… за столом напротив, сидит моя лада… Она улыбается, что-то говорит…

Разомлел я. Тепло, от того и разомлел… Хочется спать.

— Борушка, — дотронулась Зая щеки. — Какой-то холодный. С мороза?

— Да, с мороза, — пытаюсь сказать и понимаю, что не могу. Челюсти свело… Рот занят. В нём костяной мундштук. И я дую в рог…

— Бу-у-у-у…

Непроглядная стена надвигается, поглощая весь мир перед ней. Минута, не больше, и она навалится и на меня. Она бешено мчится… мчится… мчится…

Слышу ровный нарастающий гул.

— Спаси и сохрани! — молюсь, не знаю уже кому. — А-а-а-а-а…

До удара считанные секунды. Глаза сами зажмурились.

Всё! Конец…

5

Первосвет очень спешил. Он дежурил до самого вечера на восточных воротах.

— Знаешь, кто пришёл вместе с тем отрядом острожников? — спрашивал его посетивший днём Бернар.

— Кто? — глаза Первосвета округлились, отчего его лицо стало по-детски наивным.

«Большой ребёнок», — про себя улыбнулся эльф.

— Бор.

— Кто? Не может быть!

— Освободишься, сходи сам проверь.

И вот теперь Первосвет вовсю мчался в дальнюю избу, первоначально строящуюся под ремесленную мастерскую, а теперь выполняющую роль жилого дома.

Тут было многолюдно. Спёртый тёплый воздух, насыщенный невообразимым духом из смеси запахов пищи, дыма, людских тел и прочего, резко ударил в нос, едва Первосвет перешагнул порог. Тусклые лампадки на стенах не давали хорошего света, потому парню пришлось долго щуриться, чтобы найти в толпе Бора.

Да он бы его, думается, и не нашёл, если бы не описанный ниже случай.

Двое ратников из числа вновь прибывших вместе с экспедитором Сыскного Приказа на гибберлингском судне «Рассекающий», подошли к укутанному в меховую куртку человеку, спящему на соломе у стены. В этом оборванце (по-другому не скажешь) трудно было вообще кого-то распознать.

— Эй! — один из ратников пнул ногой спящего. — Эй, ты!

— Не слышит, — заключил второй.

Первосвет медленно пробирался по комнате, оглядываясь по сторонам в поисках своего старого товарища.

— Вставай! Тебя Фрол к себе вызывает. Слышишь? — первый ратник снова пнул ногой спящего.

Раз! — глаза человека открылись. Первосвет успел отметить, как в них блеснул нехороший огонёк дикой ярости.

Два! — и вот он уже стоит на ногах.

«Ничего себе!» — Первосвет остановился, заинтересовавшись происходящим.

Три! — удара практически не было видно, но меньше, чем через мгновение, ратник, что пинал ногой, свалился на пол, получив кулаком в подбородок.

Клац! — щёлкнули челюсти.

Второй ратник, чисто рефлекторно потянулся к мечу. Потом он трусливо попятился, даже не решаясь подать руку помощи своему напарнику.

— А ты, я погляжу, — начал Первосвет, приближаясь, — стал вовсе крут. Прямо-таки мастер…

Бор, а это был он (сомнений в том нет), выпрямился и перевёл взгляд на своего старого приятеля.

— Уж не думал тебя именно тут встретить, — продолжил Первосвет. — Похудел… Кожа да кости. Зарос, как дикий як… Точно бы не узнал, ей-ей.

Друзья обнялись.

Ратник, валявшийся на полу, попытался встать, но ноги его не слушались. Люди, что были рядом, помогли ему подняться.

— Крепко ты его! — улыбнулся Первосвет.

— Жить будет, — глухо ответил Бор.

— Мы по поручению Фрола Яроземного, экспедитора Сыскного Приказа, — пролепетал второй ратник.

Он с опаской приблизился к Бору.

— Чего хочет ваш Фрол? — зло спросил Бор.

— Требует…

— Требует?

— Ну… просит… да, он просит вас явиться к нему.

— Зачем?

— Это нам не известно. Приказали… да и всё…

— Где его искать?

— На «Рассекающем».

Бор сплюнул на пол и повернулся к Первосвету, полностью потеряв интерес к переминающемуся с ноги на ногу ратнику, и уж тем более к его оглушенному товарищу.

— А ты что тут делаешь? — чуть с хрипотцой в голосе спрашивал Бор. — Я уж тоже не думал, что встречу кого-нибудь из старых друзей… Бернар мне говорил, будто ты тут служишь. А я поначалу не поверил…

— Да после Орешка «сослали»… Кстати, за помощь тебе! Хорошо сотник помог. Сказал, что я действовал по незнанию. Мол, лопух…

— Да уж! По незнанию… А я, видишь, тоже тут очутился, в Сиверии… Почти всю зиму куролесил на её просторах.

— Вижу, вижу.

Друзья снова обнялись.

— Извини, может, от меня дурно пахнет, — отвечал Бор. — В баньке давненько не бывал… А хочется, просто мочи нет.

Первосвет чуть отодвинулся, ещё раз оглядывая своего друга. Исхудавшее лицо, одни глаза лишь светятся. Причём в их глубинах по-прежнему пряталась какая-то тоска… может даже и давняя боль…

От Бора действительно шёл не совсем добрый дух. Струпья на обмороженной коже, нестриженая, давно нечёсаная борода, немытые сальные волосы… одет непонятно во что.

— Страшный? — улыбнулся Бор.

— Сойдёт… Я не девка, привередничать не стану.

— Кстати, у меня для тебя гостинец… небольшой.

Бор наклонился и вытянул из свертка топор. Первосвет аж языком цокнул от восхищения.

— Ух, ты! Вот это вещица!

Находившиеся рядом люди оглянулись и тоже оценили оружие. Правда, всё больше пользуясь матерными словами, однако, топор понравился и им.

— Где достал?

— Да так… у одного злобного орка, — кисло улыбнулся Бор.

Первосвет внимательно вгляделся в топорище.

— На орочье не похоже… вообще, не похоже.

В тусклом свете масляных лампадок трудно было как следует разглядеть оружие.

— Выйдем на воздух, — предложил Первосвет.

Уже снаружи он несколько раз махнул скеггоксом, приноравливаясь к нему. Потом всё же снова стал разглядывать топорище.

— Это нашенское… даже по характеру узора видно…

— Нашенское? Из Темноводья, что ли? — уточнил Бор.

— Угу… А вот тут чей-то родовой герб.

— Чей?

— Да Нихаз его знает! Видишь, снизу башня, тут волк… и меч. Не знаю, чей герб… Вообще-то, мне многие из них (в нашем крае, конечно) знакомы. У большинства есть и башня, и меч… Это как бы намёк на род Валиров. А вот волк с мечом выглядывающий над крепостной стеной… Не знаю. Вообще, не знаю, чьё это…

Бор чуть улыбнулся. Его глаза как-то подобрели. Первосвет отметил пронзительность и ясность взгляда товарища. От такого-таки оторопь брала и ещё мороз по коже.

«Кажется, — подумал он, — раньше я подобного за ним не замечал».

— Говорят, что вы через Багульниковую Пустошь шли? — спросил Первосвет у Бора.

— Было такое, — как-то нехотя отвечал друг.

— Рисковые ребята… Я бы даже не пробовал. Скорее, назад повернул… А вообще, я рад, что ты живой. Очень рад.

Бор снова печально улыбнулся и потупил взор…

6

Тук… тук… тук…

Чей-то хриплый шёпот прошуршал над ухом: «Он наполовину человек, наполовину кто-то иной…»

Это та странная личность — Восставший с маской, вместо лица. Он некогда являлся мне в туманных воспоминаниях о прошлом, о том периоде, между смертью Сверра и появлением Бора на аллоде Клемента ди Дазирэ.

Где я? Ничего не помню…

Сознание проваливалось в странное состояние абсолютной апатии.

Болело всё. Вернее, даже не так. Сначала откуда-то, словно издалека, начала натекать какая-то странная тяжесть. Медленно, тонюсеньким ручейком, будто только-только начавший таять снежок, а потом уже стремительнее… быстрее… ещё быстрее… И вот уже целая «река», навалившаяся на сознание… А с ней боль…

— О-о-ох!

Глаза не открыть. Муторно…

И снова в висках: тук, тук, тук. Это сердце, упрямо цепляющееся за жизнь.

— О-о-ох!

Я попытался пошевелиться и снова провалился в темноту беспамятства.

Что произошло?

Память выдала последнее, что смогло запомнить: Эльвагар, снежная стена, я трублю в рог… затем мощный удар и… и… всё.

Где я? — пытаюсь встать, но не могу понять… Кажется, моё тело не в состоянии даже пошевелиться…

Я лежу в темном саркофаге. Где-то слышится мерное гудение, мелькают зеленоватые сполохи.

Тук… тук… тук…

— Он нас слышит? — раздался чей-то вкрадчивый, однако весьма приятный для слуха, голос. — Этот… наполовину человек?

Смешок. Кажется, слова Восставшего незнакомцу показались в чём-то смешными.

В полумраке этой странной комнаты вообще ничего не различить. Лишь размазанные тени.

— Нет, — прошуршал холодом стали голос Восставшего. — Можно спокойно говорить…

— Это правда, что говорят об опытах Империи? — снова я услышал приятный голос.

Это эльф. За спиной мелькнули хищные драконьи крылья.

— Карл, ты слишком любопытен, — Восставший захрипел, но позже я понял, что он смеётся. — Астральные мутации — вещь весьма заманчивая. Сам Яскер взял под личный контроль все работы в этом направлении. Империя мечтает свободно путешествовать по Астралу.

— Вы так спокойно об этом говорите.

Снова хриплый кашель.

— Они только в начале пути, а мы уже заканчиваем… Пусть пока попыхтят. В некотором роде их потуги будут нам полезны. Сейчас идёт подготовка по созданию нового тела Хозяина.

— К чему подготовка?

— Ни к чему, — в голосе Восставшего мелькнули нотки едва сдерживаемой раздраженности.

— А этот что тут делает? — судя по всему, эльф спрашивал обо мне.

— Его роль совсем иная… И тебе незачем это знать. Пока незачем.

— Понятно… Послушайте, а верно ли, что камень Тэпа при взаимодействии с магией Света, способен призвать Теней?

— Верно.

— Интересно. Очень интересно… То-то мне сказали, что вы дали вашему… «половинщику» (снова смешок) кровь единорога и сердце дракона. Думаете, таким образом можно хранить в нём Тень?

— А что это ты, Карл, — резко перебил эльфа Восставший, — так заинтересовался нашими опытами?

— Просто… Из любопытства, — голос эльфа стал чуть ехиднее. Он явно бросал вызов Восставшему.

— Из любопытства? — прошипел последний, словно старая змея.

— Вы в чём-то меня подозреваете?

— Пока нет… пока нет…

Восставший долго молчал.

— Зачем ты прибыл? — чуть погодя спросил он у эльфа.

— За новыми распоряжениями. Арманд ди Дусер просил передать следующее: наш Дом практически весь готов.

— Да?.. Все ли готовы? Кое-кто, я слышал, бежал к врагам: к Дому ди Дазирэ. К Клементу…

— Не все, кто бежал, предали нас.

— Надеюсь, что это так… Клемент весьма опасен. С ним шутки не зачем шутить. Если ты, Карл, меня понимаешь.

— Понимаю. Что сказать моему повелителю?

— Не торопись. Всему своё время. Надо сначала закончить с новым телом для Хозяина…

Стало темнее, звуки глуше.

Тук… тук… тук… В висках пульсировал кровь. Сердце всё ещё бьётся — значит, я живой.

Неужто это все мне снится? Да где же я, в конце концов?

Глаза резко открылись…

Выходит, что я спал? И мне всё это привиделось? И Восставший, и эльф?

Чего так холодно? Под снегом, что ли?

Несколько минут, которые мне показались целой вечностью, и я, наконец, выбрался наружу.

Ну и замело меня. По самое не балуй!

Дышать стало легче. Нервы успокоились и я осмотрелся.

Нежно-розовое вечернее небо. Затишье, ни ветерка, ни тучки до самого горизонта… Скорее всего, с момента столкновения прошло не больше получаса.

Вокруг, куда не кинь взор — ровный слой снега. Тишь, да гладь, как говорится.

Меня всего трусило. То ли нервное, то ли продрог до нутра. Зубы клацали, выбивая частую дробь.

— Эй! — крик ушёл в никуда.

Орочья куртка в нескольких местах была разорвана.

— Эй! Живые кто есть? Отзовись!

Пусто… никого… Вот я и снова один. Да ещё без припасов.

Твою мать! — огляделся по сторонам ещё раз.

Ладно, Бор. Живой, и то хорошо. Надо идти… надо… Не будешь двигаться — сдохнешь.

А куда идти? — спрашиваю сам себя и никак не могу на что-то решиться. Логично было бы — на север к побережью…

И тут я заметил нечто очень смахивающее на цепочку следов, уходящих на восток. Несколько минут я ковылял к ним, перебираясь через кучугуры и заносы.

Тут прошли люди. Вот характерные очертания торбазов… а это — гибберлингские следы. Сколько же их тут было? Пять… семь… три гибберлинга (думаю, семья Стрелок)…

Почему пошли на восток? Заблудились, что ли?

Я взобрался на холм. В серой предвечерней мгле невозможно что-то увидеть. Да ещё, как назло, с юга потянулся густой туман.

Вот дураки! — мелькнула мысль, и я всё же побрёл на восток…

7

«Рассекающий» не очень впечатлял ни размерами, ни отделкой. Старое «корыто».

Но, если честно, я не знаток в области астральных кораблей. Может, это и неплохое судно. По внешнему виду ведь не судят. Главное в них иное.

Меня провели по трапу на палубу. Потом куда-то вниз, верх, снова вниз…

— Запутать хотите? — пошутил я, но ратники из числа Защитников Лиги даже не отреагировали.

Каюта была достаточно просторной. В общей обстановке чувствовался вкус и одновременно вычурность, указывающая на характер её хозяина.

Я прошёлся к столу, за которым с важным видом сидел какой-то молодой мужчина в темно-зеленой одежде. Он старательно выводил буквы, периодически макая перо в золотую чернильницу.

Справа на длинных лавках расположились ещё четыре человека. Если судить по качеству амуниции и добротному оружию — ребята не бедные. Скорее всего, наёмники. Видно, Фрол (а за столом сидел именно он) хорошо им платит. А раз так, то, следовательно, есть за что.

Я сразу вспомнил слова Чаруши про то, что следует иметь свой собственный отряд. Руку помощи, так сказать. Видно, Фрол не преминул этим воспользоваться.

Эти четыре мордоворота нагло развалились на лавках. Самый крупный из четвёрки, скорее всего, был её негласным лидером. Это заметно по поведению и тому, что остальные ему ни в чём не перечат. Как я позже прознал, его товарищи прозывали своего вожака Лузгой.

Экспедитор по-прежнему сидел за столом, даже не поднимая глаз на мою персону. Я смог преспокойно оглядеться вокруг, да и, кстати, осмотреть и самого Фрола. Я успел услышать, как Защитники наверху называли его между собой Призрачным Волком.

Он был полной противоположностью своих сподручных. Худая стройная фигура, красивые шелковистые волосы цвета вороньего крыла. Такими не каждая девушка похвастается. Овальное лицо, выступающий чисто выбритый волевой подбородок, короткие щёточки усов, тёмно-серые глубоко-посаженные глаза, делающие взгляд пронзительным и серьёзным. Одет экспедитор был длинный камзол эльфийского покроя. Преобладающим цветом был тёмно-зелёный, но с малыми, но весьма приметными вставками из ярко-алой ткани. И главное, что сразу бросалось в глаза: золотая ременная бляха в виде башни. Я, конечно, не особый мастер в разгадывании гербовых символов, но, кажется, это был явный намёк на принадлежность к валирской крови. На груди брошь — оскалившаяся голова волка. Но не из благородного метала, и это было явным диссонансом.

Скорее всего, эта брошь была чем-то памятным, иначе зачем её так демонстративно показывать.

Итак, выходит Фрол благородных кровей… И как же его угораздило заняться не столь благородным делом? (В таких кругах Сыскной Приказ не очень-то жаловали, считая его «грязным», даже хуже барышничества и ростовщичества.)

— Так ты и есть Бор? — после минутного молчания сказал экспедитор. Он по-прежнему не отрывался от своей писанины. — Всегда было интересно, чьей ты фамилии. Или, быть может, у вас на Ингосе не принято давать детям…

— Будет достаточным, если меня будут называть Бором Серебряным.

Фрол чуть приподнял брови. Он отложил перо и откинулся на резную спинку дубового стула. Наёмники позади меня еле слышно рассмеялись.

Если он начал с такого «подлого удара», значит человек прагматичный. Пытается выбить почву у меня из-под ног. Я соответственно разозлюсь и, скорее всего, попаду в его «ловушку». Не знаю пока какую, но она должна быть.

Кто же он такой?

Скорее всего, из разорившегося рода. Наверное, был единственным сыном… Внешностью, должно быть, пошёл в свою мать. Много времени с ней проводил, поскольку в этом Фроле чувствуется какая-то… какая-то женственность, прикрываемая внешней напыщенной показухой эдакого молодца.

Отец… Кто он? Думаю, много играл… либо кутил… Точно, так и было! Из-за того и разорились… В результате, мать умерла рано. Не выдержала…

Фрол естественно не простил отца… Не простил, это факт!

А взгляд у него жёсткий. Видно, жизнь хорошо потрепала. Тем более, раз устроился в Сыскной Приказ…

— Ладно, пусть будет Бор… Серебряный, — язвительно улыбаясь, сказал Фрол. — Я пригласил тебя для того, чтобы записать и передать в Новоград рапорт… о твоих «подвигах» в Сиверии.

Опасный, сука, человек. Не даром дошёл до экспедитора… А деньжат всё одно не хватает. Недаром пряху на показ носит. Кичится…

А чем кичится? Своим опозоренным родом? Что-то не пойму… Валирские корни… А есть ли они у него?

— Я сам могу Жуге Исаеву все рассказать, — осторожно заметил я.

— Сомневаюсь, — Яроземный встал и подошёл к небольшому ажурному столику эльфийской работы, на котором, во всё той же эльфийской манере, стоял изящный стеклянный графин с вином тёмно-рубинового цвета. (Опять кичится. Уверен, что и вино в нём весьма дорогое, не пойло из портового трактира.) — Вон слева лежит приказ о том, что с тебя, Бор, снимаются обвинения в причастности к канийскому мятежу. Однако… однако, там же и написано, что в течение трёх лет тебе запрещено появляться в столице.

Как гром среди ясного неба. Я честно скажу, что не ожидал этих слов.

— А… а… Отчего?

— Как говорят эльфы: теперь ты персона нон-грата.

— Что? — не понял я.

— Причин мне не объясняли, — продолжал Фрол, одновременно наливая в бокалы вино, — да это в таких случаях и не требуется. Но по своим связям я выяснил, что на этом настоял сам Избор Иверский. Крепко, видать, ты ему насолил.

— Именно Избор, не Айденус?

— А ты и Великому Магу что-то должен? — усмехнулся экспедитор. — Я — глава экспедиторской службы и…

— Да мне, если честно, насрать кто ты, — грубо оборвал я Фрола, так и застывшего с двумя бокалами в руках.

В его лицо прочиталось замешательство.

Так, Бор, главное не попасть в его «ловушку». Этот хрен что-то от тебя хочет. Рапорт — это так, для замыливания глаз.

— Ну, мне указывали на то, что я могу натолкнуться на грубость… типичную, кстати, для северян, — говорил Фрол, обращаясь к своим сотоварищам.

— Мне всё равно, что и кто там говорил. Я возвращаюсь в Новоград и это дело решённое.

Экспедитор усмехнулся и театрально замахал головой.

— Глупый ты человек, Бор, — Фрол протянул мне бокал с вином и направился к своему креслу.

«Да он тут на «Рассекающем», смотрю, обосновался намертво, — мелькнуло в голове. — Как у себя дома».

— Ты же не думаешь, что тебя там ждут с распростёртыми объятьями? — широко улыбался Фрол, манерно (по-женски) потягивая вино. (Я чуть пригубил и скривился: вот же кислятина какая!) — Считай, что тебя сослали по службе на дальние аллоды. Выйдет срок — отправишься домой. И уж поверь мне, что лучше так и сделать.

Хмель мне в голову не ударил, но перед глазами появилась знакомая красная пелена.

Не пускают в Новоград? Меня? Да имел я в виду их указы и прочую хрень!

Стоп! Вот она ловушка! Если я рвану в столицу… вот суки, обложили. Эти бумаги Гудимира Бельского, смотрю, мне ещё сто лет боком будут выходить.

Стоит мне только появится в Новограде, Избор прикажет схватить «изменника», потом пытать… потом… потом…

Эх, самое обидно, то, что Фрол был сейчас прав. И прав в том, что коли меня не пускают в столицу, то лучше туда не соваться. Как для меня, так и для Заи…

А этот экспедитор того и ждёт, что я нарушу приказ, и… Не Избор ли его подослал?

Эх-эх-эх! Три года! С ума сойти!

А так хотелось увидеть Заю. Вернуться к ней, пусть ненадолго, но всё-таки вернуться.

— Вот суки! — резко отозвался я обо всех сразу. — Всё одно чихал я на вас…

— Бор, ты же взрослый человек…

Мы встретились глазами, и Фрол льстиво улыбнулся.

— Итак, может, вернёмся к нашему рапорту?

— Не терпится кого-то поймать? — зло буркнул я.

— Такая работа.

— Держи, — с этими словами я бросил на стол бумаги капитана Крюкова. — Можешь в своём рапорте отписаться об этом… Это мне удалось захватить на столе у бывшего капитана «Валира».

— Капитана… Крюкова? — экспедитор побледнел. — «Валир»… Где было это судно?

На тот момент я не знал того факта, что «Рассекающий» и «Светоносный» заметили «Валир» четыре дня назад, когда двигались в сиверийский порт. Но пока разобрались что к чему, было поздно: судно мятежников скрылось в астральном море.

— Оно стояло в потаённой бухте на побережье за Гиблыми Скалами.

Фрол жадно вцепился в бумаги и принялся их изучать.

— Вас интересует, что оно там делало?

— Конечно.

И я бегло рассказал. И про Молотовых, и про тайные медные рудники, про похищение Касьяна.

— Так! — лицо Фрола посветлело. — Вот это… это…

Его лицо вытянулось, и теперь напоминало хищную волчью морду.

— Ну, господин Зубов, что скажете? — потряс Яроземный в воздухе моими бумагами, словно обращаясь к командору, будто бы присутствующего на нашей беседе. — У вас под самым носом орудовала банда мятежников… а вы ни сном, ни духом.

Ну, Бор, вот и проверим этого Фрола на вшивость.

— Да, кстати! Прошу обратить внимание на буквы «БВ», — сказал я.

— Да тут столько всего! — чуть не подпрыгивал Яроземный. — Теперь ясно, откуда мятежники брали деньги на свои делишки! А этот таинственный их покровитель, этот «БВ»… Это же…

Тут экспедитор осёкся и испугано посмотрел то на меня, то на своих сподручных.

— Вот что, бумаги я внимательно изучу. — Фрол неожиданно перешел на уважительное «вы». — Вам же, Бор, строго-настрого запрещаю кому-либо даже заикаться о сём. Ни о «Валире», ни о Крюкове… Кстати, а как вы добыли эти… эти…

— Пришёл к капитану и взял.

— Пришёл? И Крюков отдал?

— Можно и так сказать, — усмехнулся я. — В общем-то, на тот момент судно осталось без своего капитана.

— Ясно… Рисковый вы парень, Бор. Хорошо, что удача на вашей стороне… Не даром в народе говорят, что небо любит шальных. Пожалуй, я с этим соглашусь.

Глаза Фрола блестели, как начищенные «орлики».

— За службу полагается награда, — резко сказал я.

— Полагается, — кивнул Фрол.

Он некоторое время пронзительно смотрел на меня, словно испытывая на прочность. Потом экспедитор встал и потянулся к небольшому ларцу на столе.

— Жуга Исаев, по моему мнению, слишком щедр. Не знаю как, но он был уверен, что вы доберётесь до этого порта. Вот, здесь годовое жалование равное…

Я резким движением забрал тяжеловатый кошель с деньгами и поставил на стол бокал с кислятиной.

— Ох! — удивлённо пробормотал Фрол, закрывая крышку ларца. — Чуть руку не оторвали… Итак, пора приниматься за рапорт. Глава Сыскного Приказа должен понимать, за что выдаёт такие… необоснованные суммы.

— Этих бумажек мало? Вот что, Фрол, хотите знать больше? Позовите завтра на тайный совет настоятельницу Сиверии, командора порта и судебного пристава Фредерика ди Грандера. И уж поверьте — не пожалеете. Мой рассказ покажется всем вам увлекательней любовных эльфийских поэм, — бросил я, уже направляясь к выходу.

Наёмники внимательно глядели на своего хозяина, явно ожидая какого-то приказа. Но до самого выхода Фрол так ничего и не сказал.

Я выбрался на свежий воздух, сошёл на берег и направился на поиски капитана «Светоносного». Утром, по словам Бернара, этот галеон отбывал назад в Новоград, и надо было договориться о том, чтобы Зае Корчаковой доставили от меня объяснительное письмо, деньги и маленький гостинец. В Новограде я ещё долго не появлюсь…

8

Даже в ночи, даже при отсутствии света луны и звёзд, я чётко увидел бегущие назад человеческие фигуры. Так могли бежать только испуганные люди.

Кажется, это были острожники. Ага, вон ещё гибберлинги позади скачут… Точно, свои.

Я свистнул. Потом громче. Один из ратников остановился, закрутил головой.

— Сюда! Я здесь! — окрик был не громкий, но достаточный, чтоб его услышали.

Люди перекинулись друг с другом словом, и бросились бежать ко мне.

— Что произошло? — спрашивал я их.

Острожники тяжело дышали, переглядываясь, как нашкодившие мальчуганы. Тут подоспели гибберлинги.

— Живой? — спросили они, но как-то буднично. — А мы думали, ты того… Верно болтают, что ты заговорённый.

— Рано хороните. Бросили, даже не удосужились проверить.

— Ага, проверишь тут! — бросил кто-то из ратников. — Хреновы ледовики. Сколько наших поморозили.

— Другого и не ждал от вас…

Сказал это, а сам вдруг ужаснулся: я выжил. Бор, ты в это веришь? Выжил!..

От воспоминаний, мгновенно промчавшихся пред внутренним взором, по спине поползли «мурашки».

Сарн… Тенсес… Арг… Клянусь, буду в церкви, обязательно помолюсь вам всем. Клянусь! Куплю миры, свечек… Это ж надо — выжил!

— Куда это вы все бежите? — спрашиваю у собравшихся.

— Действительно, куда? — переглянулись Стрелки.

— Подальше отсюда, — прохрипел кто-то в ответ. — Нихаз бы этот край побрал!

— О, Сарн, сдохнем же тут! — запричитал кто-то справа. — Говорил же, не надо на восток идти! Не надо! Так заладили: ледовики, ледовики…

— Да, заткнись ты, ворона! Каркаешь, беду кличешь! — услышал я голос Егора Хватова.

— Беду? Ты видел, как эти чудовища со Спицей сотворили?

— Что происходит? — спросил я. — Какие чудища?

Люди оглядывались, переминались с ноги на ногу, но упорно молчали.

— Палачи, — ответили за всех гибберлинги. — Их тут так называют…

— Вот объяснили!

— Может, будем пошевеливаться? — засуетился кое-кто из ратников. — Чего языки чесать?

Все, молча, согласились и направились, вроде как на запад.

— Да стойте вы! Куда собрались? Нам на побережье надо, на север. Слышите?

— На север? И где он тут твой север?

— Ёк! — послышалось со стороны гибберлингов.

Я обернулся: в серой промозглой мгле возникло, похожее на человека, существо.

— Уходим! — гаркнул Хватов. — Живо!

И мы бросились бежать, предположительно к побережью. В этой темноте хрен что разберёшь!

Несколько раз я оглядывался, отмечая, что то существо, названное гибберлингами «палачом», неуклонно следует за нами. Но хорошо, что пока оно отставало.

Приблизительно через полчаса его фигура вовсе растворилась в ночной тьме.

Лишь бы не заблудиться… Туман этот проклятущий мешает определиться точно.

Мы продолжали двигаться. Люди, а их осталось вместе со мной одиннадцать человек, молча, шли друг за другом, не забывая оглядываться по сторонам.

— Что это было? — снова спросил я, поравнявшись с гибберлингской семейкой Стрелок.

— Палачи. Это такая нежить… Она прячется под снегом, и едва хоть одна живая душа оказывается подле них, как палачи выскакивают наверх и убивают…

— Не просто убивают, — добавил младший брат, при этом оглядываясь по сторонам. А потом шёпотом добавил: — Они пожиратели плоти.

— Тс-с! — бросил кто-то из людей и поднял руку в знак внимания.

Мы замерли, даже не дышали.

— Идёт… слышишь? — просипел Хватов, начиная пятиться.

И точно: в ночной тишине явственно слышались чьи-то неторопливые шаги.

— Вот он…

Смотрю вправо: из серых клочьев тумана выходила сутулая фигура. Двигалась она какими-то рывками. У меня сложилось впечатление, что это израненный человек, пытающийся из последних сил добраться до спасительного места, где можно хоть как-то передохнуть.

— Спица? — осторожно позвал кто-то.

Идущий остановился и, как показалось, приподнял голову.

— Спица, это ты?

Фигура кивнула. Кто-то из острожников двинулся вперёд, но я, чувствуя неладное, резко его остановил:

— Стоять! Всем стоять друг подле друга! Мечи из ножен!

Острожники прижались друг к другу.

— Ёк! — выругались гибберлинги. — Мы, кажется, пришли назад, на то же самое место!

— Нежить нас по кругу водит.

— Пропали…

Я вытянул фальшион и медленно направился к Спице (если то был он). Левая рука нащупала зачарованную стрелу.

— Огонь! — её конец вспыхнул.

Спица стоял, наклонив голову.

— Эй, парень! — тихо позвал я приближаясь.

Никакой реакции. В свете пламени его куртка переливалось искорками льда. (В чём это, интересно, она измазана?)

Я всё ближе. Сердце замирает. Краем глаза вижу, что справа в паре шагов позади кто-то из ратников решился прикрыть мой тыл.

— Эй!

До Спицы оставалось не больше трёх саженей. Его голова резко поднялась (такие движения бывают только у пьяных) и я увидел совершенно отсутствующий взгляд в его глазах. Они были расфокусированы и смотрели в пустоту… Тёмные сверкающие искорками пятна оказались замёрзшей кровью.

— О, Тенсес! — пробормотал ратник подле меня.

Я уже приготовился услышать тот знакомый крик: «Бежим!» Сердце сжалось… Сейчас он раздастся… вот сейчас… вот именно сейчас…

И снова страх… Бор, держись! Тут ты уже не один…

Я чувствовал уткнувшиеся в мою спину взгляды острожников.

Им, как в прочем и мне, стало реально страшно. В такие минуты наваливается какой-то отупляющий ступор. И, вроде, всё понимаешь, а сделать ничего не можешь.

Я услышал, как ратники за спиной зашептали сохранные молитвы.

Тело Спицы свалилось на снег, и за его спиной показалась худая тёмная фигура Восставшего.

— Палач, — чуть не заикаясь, проговорил решивший прикрыть мою спину острожник. — Святой Капр, спаси и сохрани.

Эх, коли бы не моя левая рука…

Ну, Бор, главное не ссы! Нежить тоже сдыхает…

Я поднял фальшион и стал наступать. До нечисти десять шагов… восемь… шесть…Восставший вёл себя весьма странно. Он словно выжидал. И мне виделся (наверное с испугу) не тупой мертвец, жадно скалящий зубы, а какой-то… хищник… волк… Осторожный, сильный, ловкий.

Четыре шага… Палач продолжал смотреть на меня безумным взглядом своих горящих зелёных глаз.

У него было вытянутое беловатое лицо, высохшее тело, на котором очень явно проступали рёбра, на поясе красовалась грязная накидка, свисающая вдоль длинных худых ног, голени которых тоже были обмотаны какими-то тряпками. В правой ладони было зажато древко… боевой косы (ничего себе, вот это удивил).

Три шага… Я не стал дожидаться атаки нежити, и сам кинулся в бой. Финт и удар!

Но такой ловкости от палача, признаюсь честно, не ожидал. Он увернулся от лезвия фальшиона, и стал угрожающе размахивать косой.

— Вот, гадёныш! — прорычал я, подпрыгивая.

Блок… блок… блок… Сука, держи! Следующий мой удар пришёлся в незащищённую голову Восставшего. Звук был таким смачным, как женская пощёчина. Череп палача лопнул, и наружу вытекла красно-жёлтая жижа.

— Фу! — ратник за спиной закрыл пальцами нос, но тут же стал блевать на землю.

Я наклонился к упавшему телу нежити и вытер меч о его набедренную повязку.

— Вот и всё! Нежить, она и в Империи нежить… Уходим, ребятки, — кинул назад. — И веселей!

Люди смотрели на меня, как на святого. А меня уже трусило от нервов. Лишь бы никто из острожников не заметил.

— Чего встали? Живо!

— А куда идти? Мы же заблудились?

— Куда? — я огляделся.

Туман не рассеивался. Ничего не определить.

— Ветерок с вечера потянулся с северо-востока, — вспомнил я. — Значит, нам… нам… вот в эту сторону.

Отряд зашевелился, и мы заспешили к побережью…

9

Никто не спросил, к чему вся эта таинственность: ни Фрол, ни настоятельница Сиверии Горислава, ни командор Гордей Зубов, ни судебный пристав Фредерик ди Грандер. Кроме этих четверых в кают-компании были Бернар ди При и Констанция ди Близар, которую прочили на роль главы местной церковной общины.

На борт «Витязя», как потом выяснилось, я поднялся самым последним. Стража, молча, проводила меня внутрь, и я неспешно поплёлся по широкой лестнице в кают-компанию, где некогда Зубов устраивал «посиделки» со своими командирами.

Здесь меня напряжённо ожидали приглашенные. Сразу же родилось такое ощущение, что ещё чуть-чуть, и с потолка повалят разряды молний. Вот такая напряжённая обстановка!

Первое, что меня поразило — тишина. Никто друг с другом не разговаривал, словно они все не знакомы. Четыре группировки, и все заняли определенные места, будто готовясь к какому-то сражению.

Что происходит? — мелькнуло в голове. Возможно, я не знаю всех обстоятельств, но собравшиеся явно не ладили друг с другом.

Командор восседал на своём месте, у широкого витражного окна. Он курил длинную трубку, пуская клубы дыма под потолок и хмуро поглядывая на меня. Зубов вообще, судя по всему, на всех плевал с высокой горы. Даже невооружённым взглядом было вполне видно, что ему не нравился никто из прибывших в ЕГО порт. Именно, в ЕГО!

Прислали, типа, мать их, проверяющих и прочих дармоедов. Что они в жизни видели? Крови не нюхали, на даже язык не пробовали! Франты столичные! Разкомандовались тут!

А справа разместились церковники. Строгие сосредоточенные лица, пронзительный взгляд. Благочестие во всём и везде. Они глядели на меня, как на грязного грешного заморыша, осквернившего своим присутствием «храм». Даже Бернар сегодня выглядел по-особому. Он никак не показал своего расположения либо знакомства со мной.

Не бойтесь, вшей у меня нет. А что до скверного запаха, так не всем же цветами пахнуть, — с этими мыслями, я наградил всех присутствующих своей «очаровательной» улыбкой.

Фредерик ди Близар явно чувствовал себя сидящим на раскаленной сковороде. Его тоже, видно, сильно удивил и меж тем расстроил такой наплыв официальных лиц. Мол, корпел над своим нелёгким делом, а тут набежало всяких разных… И нежданно-негаданно. На какой хрен они тут все нужны? Просил подмоги, но не такой!

Только экспедитор Фрол выглядел абсолютно безразличным. Его мордоворотов-наёмников нигде не было видно. Яроземный даже не глянул в мою сторону, даже когда я поднялся по ступеням в кают-компанию.

Но это безразличие (и это точно) было наигранным. Экспедитор злился. После вчерашнего разговора, где ему лишь подбросили «косточку», как собаке, раздразнили, а меж тем весь кусок мяса теперь придётся делить с остальными. Не скажешь теперь, мол, во всём моя, Фрола Яроземного, заслуга.

Возникшую паузу никто не нарушил, словно все чего-то ожидали именно от меня.

Чуть замешкавшись, я сообразил, что так и должно быть, ведь это мне пришлось всем им объявить об особой секретности дела. Следовательно, сейчас мне и задавать тон встречи.

— Надеюсь, тут уже все? — с некоторой ехидцей спросил я.

Молчание. Фрол поморщил нос, как при первой нашей встрече.

Дурно пахнет? Ничего! Нюхайте на здоровье! И еб… я ваше «фи» во все дыры!

— Некоторым из вас был интересен мой рапорт, — стал продолжать я, не теряясь. — Готов поведать… правда, пока устно… Желающие, безусловно, могут и записать.

Лицо Фрола стало недовольным. Ему-то хотелось решить вопрос с глазу на глаз, а не выносить его на всеобщее рассмотрение.

Но я не особо доверял этому франту. Хватит мне чудачеств Чаруши.

— Приступим?

— Мы готовы, — отвечала за всех настоятельница.

Командор вытянул трубку изо рта, вытрусил на стол табак, и стал какой-то тряпицей аккуратно протирать мундштук.

Он был единственным, кто всё ещё не понимал, что тут происходит. Потому, хоть как-то пытался это скрыть. Можно сказать, бравадился, хорохорился.

— Первая часть моего рапорта, — начал я, становясь прямо посередине кают-компании, — будет касаться судьбы Ермолая Сотникова. Кто он такой, думаю, вам всем известно.

— Ещё бы, — недовольно хмыкнул командор.

Я чуть откашлялся и в сдержанных тонах описал все события, касательные Сотникова. О найденной в разных местах амуниции Ермолая; о словах Когтя про то, что «человека, победившего предыдущего вождя оркского клана Тигров, больше нет в живых». Ну и прочее, прочее и прочее.

Говорил, пожалуй, минут двадцать. Слушали меня весьма внимательно. Даже очень внимательно.

И тут меня перебил Зубов:

— В начале зимы я получил письмо от Сотникова, которое он писал уже, будучи уже за пределами Вертышского Острога. В нём мимоходом отмечено, что стойбище северных орков не последнее место, куда он собирается.

— О чём вы? — спросил Фрол. — Куда ещё собирался Сотников?

Было видно, что Яроземный пренебрежительно относится к командору. Еще бы: сам он молодой, полный сил. Карьера складывается благоприятно. Да ещё благородное происхождение (судя по пряжке из рода Валиров). А тут в Сиверии сидит какой-то… старый хрыч. Ни бельмеса не понимающий ни в политике, ни в жизни… Зачем назначили на такой ответственный пост? Пожалели, не иначе.

— Не знаю. Он об этом умолчал… Я, было, подумывал, что раз Ермолай не спешит в порт, следовательно, занят своими новыми проектами… В его голове их всегда целая куча. Но раз Бор говорит, что именно в стойбище был найден щит — ещё одна вещь из амуниции Ермолая, то, скорее всего, что дальше тот просто не прошёл. Его убили. Логичный вывод, а? Не находите?

— Да, интересно выходит, — криво улыбаясь, проговорил Фрол. Ему не хотелось соглашаться, но сейчас выводы командора казались весьма правдоподобными. — Во всех… варварских племенах присутствовал кто-то из… Как, господин Зубов (намеренно назвал по фамилии, чтобы не подчёркивать того звания, которое дали Гордею), вы их обозвали? Северные орки? Так вот, раз они находились и у водяников, и у гибберлингов, и у племени Белых Тигров, значит…

— Ничего это не значит, — отрезал Фредерик ди Грандер. Этот вообще чихал на всех присутствующих с высокой колокольни. Бор его заинтересовал, но больше как информатор, чем личность. — Вам, господин Яроземный, хоть раз приходилось общаться с орками? Думаю, что нет. Я тут согласен с Бором в том, что, как для их уровня, то слишком хитро всё построено. Очень хитро… Возможно, они являются такими же «пешками», как, в свою очередь водяники и гоблины. Я бы даже назвал орков своего рода «десятниками». Ну, или «сотниками», которых назначили управлять более низкими по развитию варварскими племенами.

— Из чего это всё следует? — недовольно спросил Фрол.

— Из опыта, мил человек. Из опыта.

— З-замечательно! — ехидно бросил экспедитор.

— Вот что, — вновь вступил в разговор я, — послушайте следующую часть моего рапорта. А потом уж будете делать выводы. Речь пойдёт о разумной нежити.

— Не понимаю, — развёл руками экспедитор. — Это тут к чему?

Несколько минут понадобилось, чтобы изложить мои мысли и наблюдения, касательно Восставших. Я сослался также на выводы эльфийских чернокнижников, а именно Альфреда ди Делиса и его ученицу Кристину ди Дазирэ.

— Они тоже считают, что есть некто, кто управляет посредством каких-то магических амулетов этими Восставшими. И этот некто весьма и весьма силён… Когда наш отряд двигался на восток в направлении Проклятого Храма Мен-Хатона, то мы наткнулись на палачей. Знаете, кто это?

— Да уж! Безусловно, — заговорила настоятельница. — Хотя многие считают «палачей» лишь выдумкой…

— Все эти байки про страшные места, — кривясь, заговорил Фрол, — сочиняют неграмотные дураки, вроде… людей из вашего, Бор, отряда.

— Да? Ну, тогда и Альфред ди Делис дурак, — усмехнулся я.

— Спокойней! — настоятельница встала. — Я знаю и Альфреда. Мы в последний раз долго с ним разговаривали… Восставшие Зэм — это очень серьёзно. Вопрос в том: кому они служат? Ди Делис указывал на некого магистра по имени Карл из опального дома ди Дусер. Кстати, Фредерик, вы ведь именно тем тут и занимаетесь, что пытались его разыскать?

Судебный пристав согласно кивнул головой.

— И неужели за всё время вашего тут пребывания, так и не удалось ничего сделать?

— Отчего же… Сдвиги есть.

— Поведайте нам.

— Начнём с того, что Карл скрывается то ли подле Некрополя Мен-Хаттон, то ли в самом Храме. Я сделал несколько вылазок, как вдоль побережья, так и вглубь тундры. В отличие от отряда Бора, мне палачи не попадались, а вот иные Восставшие — да. Я не чернокнижник, но среди всего прочего различаю нежить разумную, от иной… Кстати, я их разбил на несколько видов: «живодёры», «гробовщики» и «душегубы». Причём…

— Вы тут научными изысканиями занимаетесь? — вставил слово Бернар. — Или ловите преступника? Причём тут виды нежити?

Фредерик сверкнул глазами, и хотел было встать с места.

— Причём? — судебный пристав закусил от досады губу. — Вот что: нежити на востоке долины… довольно-таки много. Она, как некая стража на пути к Проклятому Храму.

— Какой, по вашему мнению, отсюда вывод? — поинтересовалась настоятельница, делая при этом знак Бернару помалкивать.

— Вывод такой: магистр огораживает себя от нежелательного вторжения…

— Вот именно это я сейчас и подумала! Мне тоже так кажется. А ещё я думаю, что он всеми силами пытается изжить из Сиверии как людей, так и гибберлингов.

— То есть, по-вашему, магистр причастен к смуте среди варварских племён? — спросил Фрол.

— Да, такое моё мнение.

— Вопрос: а зачем? — вступил в разговор я.

— Что значит «зачем»? — не понял судебный пристав. Крылья эльфа нервно затрепетали.

— Причина! Во всём должна быть причина.

— Какая причина нужна ди Дусерам? — возмутился Фредерик ди Грандер. — Они противопоставили себя всем…

— А я согласен с Бором, — со стальными нотками в голосе, заговорил Бернар, игнорируя просьбу настоятельницы помалкивать. (Я тут же вспомнил, что он сам из рода ди Дусеров.) — Мы называем волков злыми только от того, что они хотят есть. А сами разве не такие? В любом случае у Карла должна быть причина, чтобы мутить воду в сиверийском колодце. На его месте, будь я в розыске, то сидел ниже травы…

— Не надо спорить. Если мы не видим пока причины, то это не значит, что её нет, — заявила настоятельница. — Согласны?

— Я послал в Анклав свой рапорт с просьбой прислать подмогу, — добавил Фредерик. — Пока ответа нет.

— И не будет, — странно улыбнулась настоятельница. — Кроме нас тут решать этот вопрос некому.

— А что его решать? — наконец, подал голос командор. — Поймать засранца — и дело с концом.

— Поймать… Легко сказать, — недовольно буркнул судебный пристав. — Земли вокруг Некрополя ещё со старых времён считают гиблыми. Почему, по-вашему, там никто не обосновался?

— Если нужны ратники, — продолжал командор, — так за этим дело не станет. Соберём отряд и в путь-дорогу. Четыре-пять дней, от силы неделя, и мы будем у Мен-Хаттона. Где там прячется ваш магистр?

По лицу Фредерика было видно, что он явно не доволен Зубовым, особенно его солдафонским мозгом. Я сразу вспомнил формулу Кристины ди Дазирэ: «Магическое следует побеждать магическим».

— Точное его местоположение неизвестно, — проворчал ди Грандер.

— Найдём, — махнул рукой командор. — Вот помнится мне, когда я служил…

— Есть ещё один момент, — вмешался я, ограничивая всех от пустой болтовни командора. — В Тихом доле мы обнаружили замерзших Восставших. Но с одной оговоркой: не ту древнюю нежить, которая бродит у Могильников и у Гиблых Скал.

— А кто же они? — заинтересовался Фрол.

— Это Восставшие из Империи, — подключился Бернар. — Бор передал нам их дневник. Пока полностью его прочитать не удалось. Но предварительные данные есть.

Все превратились вслух.

— Это разведчики, посланные имперскими силами с целью проверки находящегося тут древнего храма их народа.

— Мен-Хатона? — уточнил Фрол.

— Да. Им стало достоверно известно, что это — одна из Пирамид Тэпа, которая уцелела после Катаклизма. В ней, наверняка, остался какой-то запас Искр.

— Тогда не удивительно, почему воскресает та нежить, — бросил Фрол. — Вот что ещё мне не понятно: случайно ли эти Искры вырывались из плена Пирамиды, или кто-то намеренно это делал?

— Намеренно! — уверенно заявил Фредерик. — И это дело рук Карла ди Дусера. Вам, наверное, не известно то, что он несколько раз был уличён в сотрудничестве с Восставшими, причём культистами Тэпа?.. Кстати, вот вам и причина!

— Какая причина? — не понял Бернар.

Его лицо выражало полное презрение к Фредерику ди Грандеру.

— Возможно, он сам стал культистом. Почему бы и нет?

— Смешно, — язвительно бросил Бернар.

— Давайте не делать поспешных выводов, — заговорила служительница Света Констанция ди Близар. — Когда я закончу переводить дневник Восставших, тогда и обратимся к теме причины.

— Ладно. Это всё хорошо, — подал голос я. — В общем, вы выслушали меня, а потому разрешите откланяться. Дальше — разбирайтесь сами.

— Постой, постой! — поднялся Фрол Яроземный. Его брошь в виде ощерившегося волка тускло блеснула в свете масляных лампадок. — Наворотил тут, а сам в кусты. Решать, так всем вместе. Исходя из всего, напрашивается только один вывод: надо искать Карла ди Дусера. Где бы он ни скрывался: в Проклятом Храме, или…

— Я так и не понял, — вдруг подал голос Зубов, — вам ратники нужны? Если нет, то я откланиваюсь и пойду по своим делам.

Все одновременно повернулись к командору.

— Что-то не так? — приподнял он брови в наигранном непонимании…

10

До самого вечера я приводил себя в порядок. Помыться толком не вышло, но кое-как с этим справился. Благо ещё, что не подхватил всякой мелкой живности, а то без бани бы намаялся.

Раздобыл нитки да иголки, зашил прорехи в одежде. Почистил её да и снова накинул на тело.

Потом пересмотрел свои мечи да тетиву на луке… В общем дел переделал немало.

Острожники расползлись по порту, обосновались, кто, где смог или захотел. Я по-прежнему расположился в «мастерской», устроившись на соломе в уголке, недалеко от печи.

Кончалось одиннадцатое число месяца Святого Хоса. Пару неделек и в Светолесье начнётся весна. Лёд на Белом озере начнёт таять, на лесных проталинах будут пробиваться подснежники… А ещё представилось радостное весеннее солнышко, щебечущие птички.

А тут? Хорошо, если весна наступит через пару месяцев.

Я прилёг на самодельную постель и закрыл глаза. Долго ещё перед внутренним взором мелькали образы весенней природы. Опять стало тоскливо. Тут ещё ветер волком завывал за стеной.

Утром для разнообразия решил пройтись по порту, оглядеться. Который день тут, а до сих пор этого не сделал.

Домов да прочих сооружений тут было очень мало. Сказывалась удалённость от путей-дорог, да иных мест. Горы не близко, лес и того дальше, торговля не налажена. Да и что здесь «искать»? Мне до сих пор не понятно, что тут забыли те немногочисленные купцы, прибывшие с последними кораблями.

Я дошёл до крайней восточной точки порта, остановился у покосившихся зубьев частокола и снова огляделся. Моё внимание привлёк один человек, за которым лениво брёл небольшой медведь. Люди вокруг старались обходить стороной эту личность, а то и вовсе не замечать.

Человек остановился, скинул с головы на спину меховой наголовник. Обмотанные вокруг шеи уши-лопасти не дали тому совсем свалиться наземь.

Это был друид. Как пить дать друид.

Он вдруг повернулся вправо, явно ощущая, что кто-то на него пялится. Секундное раздумье и человек направился прямо ко мне. Его медведь сердито буркнул и, склонив голову к самой земле, поплёлся следом за хозяином.

Друид приблизился и поздоровался кивком.

— Скажи, мил человек, — начал мужчина приятным голосом, — где тут найти…

— Простите, но я тут в таком же положении, как и вы.

— То есть.

— То есть — не местный.

Друид понимающе улыбнулся.

— Прибыли на эльфийском судне? — уточнил он. — А я на «Рассекающем»…

— И по что судьба сюда привела?

На самом деле мне было всё равно. Спрашивал всё больше из вежливости, да и чтобы время убить.

— Я люблю посещать чужие края.

— Путешественник?

— Можно и так сказать. А вы?

— По службе. Посылают то в одно место, то в другое, — расплывчато отвечал друиду.

Медведь за его спиной смешно присел на задницу, раскинул задние лапы в стороны и, понурив большую лохматую голову, поглядывал наземь.

— А вы в этих одеждах очень похожи на местного, — продолжал друид. — Меня, кстати, зовут Фёдором. Прозвище — Ветер.

— Я - Бор. Прозвищ много… смотря, где нахожусь.

— Бор? Интересное имя… редкое. Сейчас так практически никого не называют. Откуда вы родом?

— С Ингоса.

— А-а, теперь ясно… Северяне ещё помнят, а некоторые ещё и чтят древние традиции.

— Что вам до моего имени? Ничего особенного.

Друид как-то странно пожал плечами.

— Ну, раз вы так считаете.

— Послушайте, Фёдор, вы бы загадками не говорили. Я человек прямой: есть что сказать, так валяйте!

— Сие слово на одном древнем наречии означает «рождённый». Так звали прародителя великого племени аро, от которого пошли мы — канийцы.

— Никогда не слышал о таком.

— Это не удивительно… Кстати, так его прозывают только на Ингосе. Правильнее говорить Бёрр.

— Как?

— Бёрр, а что?

И только друид это сказал, как я тут же вспомнил один момент, когда мне, вернее Сверру, старый наставник Гуннар, как обычно вечером у костра, рассказывал древние сказки да былины:

— Ростом Бёрр выше самого высокого кедра. У него могучая стать, как у умойрских кряжистых дубов. А волосы длинные-предлинные, словно берёзовые косы. Он носил густую бороду, гуще мха; плащ из серебряных ниток. Бёрр, женился на женщине, которую звали Вестла. Она была дочерью инеистого великана Вёльтирна. И родился у Бёрра и Вестлы сын, имя которому Воттан…

— Верно, — кивнул головой друид. — Верно. А говорите, что не знаете.

Я удивлённо посмотрел на Фёдора, с трудом понимая, что только что вслух рассказал повествование Гуннара.

— От Воттана идёт династия Валиров, — добавил друид. — Говорю, чтоб вы понимали. А также Видаров, Гермодов и Бальдуров…

— Глупости! — резко заявил кто-то.

Мы с друидом обернулись: оказывается, что к нам незаметно подошёл Бернар. По его лицу сразу стало понятно, что он ни в чём не согласен с друидом.

— Любая династия, будь то Валиры, Видары да прочие, всегда мнили себя потомками перволюдей.

— А джуны? — спросил я. — Они откуда?

Ветер с любопытством уставился на эльфа, мол, коли умный — отвечай. Тот совсем не скрывал своей надменности и, как следствия, превосходства над друидом.

— У нас на Тенебре есть поговорка: джуны пришли с юга, эльфа с запада, люди с севера, а орки — с востока.

— А остальные? — чуть улыбнулся Фёдор.

Бернар не стал отвечать. Ветер быстро смекнул, что эльф в некотором роде гонит его прочь, и, уже было стал откланиваться, чтобы уходить, как вдруг его внимание сосредоточилось на моих мечах:

— У вас, Бор, весьма занимательные клинки.

А вот это уже мне не особо понравилось. Совсем не понравилось.

Друид проигнорировал мой красноречивый взгляд. Он продолжал разглядывать оружие, при этом даже чуть наклонился.

— Ха! — простота Ветра, конечно, в чём-то подкупала, но уж если выбирать, с кем общаться, то уж лучше с эльфами. Они хотя бы тактичны. А у нас, северян, в чужой огород не лазают. — Знакомы с рунами?

— Что? — не понял я, поглядывая на своё оружие.

— Говорю, вы должно быть знакомы с рунной магией.

— Впервые слышу. Что это?

Бернар сощурился, но пока помалкивал. Он явно ждал продолжения от друида.

А Ветер не очень удивился. Скорее всего, он и так понимал, что оружие не моё. Фёдор ещё раз кинул взгляд на эфесы клинков, а потом проговорил:

— Не ваше оружие? Купили?

Я оскалился, но всё же ответил:

— Теперь моё. Достались от одного эльфа. А как они очутились у него — не знаю.

— Понятно, — друид явно относился к говорливым людям. Таким дай волю, будут болтать до бесконечности. Этот Ветер уже начинал утомлять. — Если хотите, то я кое-что поведаю о вашем оружии.

— Любопытно было бы, — хотя, если честно, то не очень. Разумнее было бы уйти прочь.

А Бернар по-прежнему молчал.

— Судя по клейму, — начал Фёдор, — делал их один и тот же мастер. Скорее всего, эльф.

Эка удивил! Ну, сейчас ему проясню:

— Это Братья Вороны. Вот этот клинок, фальшион, зовут Поющим. Сакс — Неистовым. Кошкодёр — сестрицей Лютой. И тут вы правы: все эти клинки выковал Эдельмир ди Дусер. Говорят, по заказу Валиров.

И лицо Ветра, и лицо Бернара вмиг преобразилось. Они даже стали в чём-то похожи.

— Ух, ты! — как-то странно обрадовался друид. — Ну, друг, скажу без преувеличений, что это несказанная удача. Эдельмир — знаток своего дела. Он великий маг…

— Ещё бы! — ухмыльнулся Бернар. Видно было, что ему не очень хотелось соглашаться, а всё ж приходилось.

Друид зацокал языком, при этом что-то бормоча себе под нос. Люди, проходившие рядом, странно косились то на него, то на меня, то на священника-эльфа. Медведь уже начинал подрёмывать, продолжая сидеть на задних лапах. При этом друидский питомец чуть похрапывал.

— И видите ли, по старой, очень древней, теперь уже полузабытой, традиции в каждый такой клинок вкладывали магические камни. Их сейчас называют рунами…

— О, это настолько забытая традиция, — язвительно начал Бернар, — что восходит, пожалуй, к тем временам, когда вы, люди, ещё относились к диким варварским племенам и поклонялись силам природы…

— Конечно, — кивнул друид. — А вы, эльфы, вроде считается, что познали все таинства сего мира. А о рунах — ни полслова. Пока не встретились с перволюдьми. И, между прочим, — продолжал Ветер, — говорят, что Бёрр — первый кто обрёл знание о рунной магии. Их ему поведал инеистый великан Вёльтирн, отец Вестлы, после обряда Прозрения. Потом эти знания Бёрр поведал своему сыну Воттану, а тот передал их своим сыновьям. И таким образом они дошли и до нас.

— А эльфы что? — спросил я, поглядывая на сердитого Бернара.

Давно мне не приходилось его видеть таким. Что не говори, а за последние полгода он сильно изменился. На острове Безымянного эльф казался совсем иным.

— Про эльфов мне ничего не ведомо. Да они и сами о себе мало знают. Только нам могут заливать…

— Спокойней, ребята, — поднял я руку. — Не надо так друг на друга смотреть, как будто вы триста лет женаты.

Эльф и друид тут же сердито уставились друг на друга.

— Продолжайте, прошу, — наигранно махнул эльф, обращаясь к Ветру. — Моему другу это интересно. Он балаганные выступления любит.

— А вам?

— Я не соединяю воедино магию Света и варварские верования. Уровень низковат…

— Хорошо, хоть шарлатаном не назвали… А известно ли вам, что каждый такой камень наделён силой одного из Покровителей? У клинков Бора это Арг, Серебряный Маг…

— Постой. Я не совсем понял, — эльф вроде как обрадовался.

Мне даже подумалось, что я прочитал его мысли: «Ты, друид, ври, да меру знай! Ишь, как распелся!»

— Что именно? — спросил Ветер.

— Как же в те далёкие времена могли знать, о том, что в рунах скрыта сила Великомучеников? Покровители… появились позже. Значительно позже.

— Естественно, — отбивался Ветер. — Вы, господин капеллан, не задумывались над тем, что каждому из Святых Великомучеников соответствует какой-то элемент? Аргу — серебро, Капру — медь, Пламу — свинец… И уж понятно, что сим элементам поклонялись раньше, нежели появились Покровители. Улавливаете связь?

— Ну-у…

— Эти магические камни связывали с некоторыми элементами: золотом, серебром, железом, медью, ртутью… А уж позже и с Покровителями. Люди совершали ритуалы, поклоняясь стихиям. Потом лишь силу рун стали использовать осознано. Но, эта древняя магия, уже почти забыта. Я слышал, что в Новограде есть семья гибберлингов, которая ещё её практикует.

— А что эти руны дают? — спросил я.

— Силу, — откинув в сторону улыбку, вполне серьёзно сказал Фёдор.

— Силу?

Друид нахмурился.

— Это трудно для понимания…

Подобной фразой Ветер напомнил мне Бернара. Уж, не у него ли заразился.

— Для этого вам необходимо Прозрение. А этому не научишь. Надеюсь, Бор, вы не обиделись?

— Понимаю. Каждому даётся что-то своё: кому сила, кому магия.

Друид чуть смущённо улыбнулся.

— Я вижу, что вы приняли своего Покровителя. И эти клинки — его дар. Но в них есть пока ещё дремлющая сила, разбудив которую, вы сможете… сможете…

Мне видно было, что Ветер не в состоянии объяснить всех аспектов этой Силы Покровителей. С минуту Фёдор бекал-мекал, а эльф не скрывая ухмылки, покачивал головой. Я же решился прямо спросить:

— К чему вы мне всё это рассказываете?

Друид удивился:

— Мне подумалось, что вам интересно. Теперь редко встретишь рунную магию…

— Сейчас вообще редко что встретишь.

— Да, тут согласен. Ещё признаюсь, что мне несколько… неприятно… вернее, я расстроен, что вы не используете всю мощь вашего оружия. А ведь могли.

Я вдруг подумал, что наша с друидом встреча не случайна. Правы… правы гибберлинги. Все мы Нити на Ткани Сарнаута. Плетёмся, плетёмся… узор выходит дивный. Но кому о нём судить? Нам ли?

И ведь верно, что в жизни, если быть честным, мало случайностей. Взять этого Ветра… Вот уж точное прозвище! Забросило же человека в такой далёкий край, в строящийся порт, находящийся в безжизненной тундре. Это же, сколько надо было сюда добираться?..

«Стоп! А зачем? — спросил у самого себя. — Неужели, только затем, чтобы поведать мне о рунной магии моих клинков? Не много ли чести для тебя, Бор?»

«Не много! Ты лучше вспомни тех замёрзших Восставших. Не попади тебе в руки их рог… Разве не он ли помог тебе справиться с ледовиками? Удача на твоей стороне.»

«Справиться? Не сильно ли могучее слово? Инеистые великаны лишь рассыпались, как снежная туча. Но они не пропали! Согласен, что тебе, Бор, крупно повезло. Иначе — несдобровать!»

— И что нужно для того, чтобы усилить мощь моего оружия? — решился я на вопрос.

Бернар сделал круглые глаза, мол, Бор, ты разве хочешь попробовать?

Но вот друид, то ли ждал моего вопроса, то ли по какой иной причине, но, в общем, он несколько обрадовался.

— Прозрение, — начал он. — Это опасный обряд… Он, конечно, не тот, что прошёл Бёрр, но и сейчас священники культа Света сочтут его кровавым и жестоким варварским обычаем…

— Бор! — тронул меня за рукав эльф. — Оставь ты эти штуки… И, между прочим, я к тебе по делу.

Сейчас Бернар напоминал ревнивого мужа, у которого отбивают жену-красавицу.

Я кивнул друиду и попрощался:

— Извините, Фёдор. Как-нибудь в другой раз…

— Если захотите разобраться, то найдёте меня в порту. И хотите совет?

— Не откажусь.

— Ничего не бывает лишним. Всякому плоду свой час…

Бернар силой подхватил меня под руку и увёл в сторону.

— Чего ты с ним связался? — шипел эльф. — Я же тебя когда-то предупреждал насчёт друидов. Они, может, с виду и нормальные, но только с виду.

— Да ладно тебе… Чего ты хотел? Какое дело?

11

Поход в Проклятый Храм. Не скажу, что меня это удивило. Скорее, я подобного ожидал, но чуть позже, а не на следующий день после доклада. Видно припекло.

Бернар кратко рассказал, что было ещё одно собрание, на котором все сошлись на том, что необходим рейд к Проклятому Храму.

— Видно, ты очень «понравился» Фролу Яроземному, — закончил свой рассказ эльф.

Хотя, нет. Я многое опустил, то что поначалу не показалось важным.

Начал эльф совсем с другого, более пространного, а не с простого заявления о походе в Мен-Хаттон.

— Веришь ли, — вполне серьёзно говорил Бернар, — порой, глядя на иных (тут надо понимать он говорил о судьбах других людей, эльфов да прочих), в голову приходит такое прозрение: наша жизнь сплошная череда неслучайных случайностей. Они валятся друг на друга, как… как…

— Как снежный ком, — подсказал я.

— Да-да… Вот, казалось бы, есть возможность сделать шаг в сторонку, или просто остановиться да обождать, а нет же: из-за этих мелочей… в сущности ведь мелочей… верно говорю?.. из-за них-то и переворачивается вся наша жизнь. Да что там жизнь! Из таких вот «шажков» и строится судьба! Я ведь не ханжа! То же живой… то же могу ошибаться… но…

— К чему ты всё это тут наговорил, Бернар?

— К чему? — эльф хмуро поглядел куда-то в сторону. Собравшись мыслями, он заявил: — Мы все идём в Проклятый Храм!

— И что тут такого?

Объяснения не последовало. Но позже всё стало на свои места.

Никто не шёл в Проклятый Храм на борьбу со злом. Пафосно звучит, понимаю, но такова истина. Все планировали решать свои собственные вопросы.

Почему же возмущался эльф? А тем, что один из тех «шагов», о которых он рассказывал, сделал я. Мой рассказа об «сиверийской каше» взбаламутил умы собравшихся.

«Разбирайтесь сами», — сказал я тогда всем, намереваясь уходить восвояси, но добился тем самым эффекта растревоженного «пчелиного роя».

И вот Бернар говорит:

— Видно, ты очень «понравился» Фролу Яроземному.

— Не понял.

— Он тебя так «расхвалил», что будь я твоим врагом, то, пожалуй, забился бы в дальний угол какой-нибудь норы. И год бы носа не показывал.

— Ты шутишь? — скривился я.

— Почти… Такого «отъявленного головореза»… Это, кстати, слова экспедитора. Так вот, такого «головореза» ему ещё видеть не приходилось. Жестокий, хладнокровный и беспринципный — это те эпитеты, которыми он тебя успел наградить во время свой речи.

— Замечательно, — усмехнулся я. — На хрена такой в походе?

Бернар чуть улыбнулся.

— Не скажу, но Фрол захотел взять тебя в свою команду.

— И что сказали остальные?

— Настоятельница особо возмущалась. Она, оказывается, про тебя ни сном ни духом, а тут такое!.. В общем, большинство выказало удивление, что тебя не схватили до сих пор и не казнили…

— Серьёзно?

— Ну да. Кое-кто припомнил о нападении в Башне Айденуса. Фрол, правда, продемонстрировал высочайший указ о том, что об этом случае в столице уже «позабыли»…

— Так! Очень интересно!..

Признаюсь честно, что чуть позже, я встретился с экспедитором, и после разговора с ним, мне стало ясно, зачем ему и я, и поход к Мен-Хаттону.

— Я ознакомился с бумагами Крюкова, — Фрол откинулся назад. — Он планировал совершить вылазку в Проклятый Храм. Там, по его данным, было немало сокровищ… золота…

Мне не особо понравился тот блеск в глазах экспедитора. Его лицо снова приобрело волчьи очертания.

— Если оно там действительно есть, — начал Фрол делиться своими мыслями, — то было бы неплохо забрать его.

— Зачем?

— Зачем? — брови у экспедитора чуть приподнялись. — Наивный ты, Бор. Такой наивный… А говорят, что…

Фрол не закончил и усмехнулся.

— Пусть это золото, — говорил он, — послужит на благо… Надо же ликвидировать последствия восстания.

Прозвучало это фальшиво.

— Пусть, — кивнул я. — А мне-то что до этого?

— Будешь помогать, — хмыкнул экспедитор. — Ты действительно такой наивный, или притворяешься?

Думается мне, что Фрол и в столицу не сообщал ни о бумагах, ни о корабле Крюкова. Вон как в глазах золото заблестело! То-то его наёмнички, особенно Лузга, такие довольные предстоящим походом, аж со штанов выпрыгивают, «рвутся в бой».

— Моя помощь, — заявил я, — дорого стоит. Учти на будущее.

— Сочтёмся… Думаю, там на всех хватит. С лихвой…

Так-с, интересненько! — я снова отметил нехороший блеск в глазах экспедитора. — С эти надо ухо держать востро. И спину не подставлять.

На этом я посчитал разговор оконченным и вышел вон…

Потом была встреча с командором. (Между прочим, вполне закономерный ход с моей стороны.) Тот неохотно согласился побеседовать (спасибо Фролу за «хвалу» в мою сторону).

— Что тебе? — сухо спросил он, отягощённый насущными проблемами.

Необходимо отметить, что Мен-Хаттон для него был той красной тряпкой, которой машут перед носом рассерженного быка. То, что командор выделял людей, говорило не об его заботе о благе предстоящего дела, а о том, что в нужное время в нужном месте он не преминет воспользоваться данным фактом, чтобы не выбить себе более благоприятного места, чем порт в дикой Сиверии.

— Дайте приказ, чтобы я смог взять харчей да прочей амуниции…

— Зачем? — отрываясь от бумаг, спросил командор.

Ну и наглость, — читалось в его лице.

— Готовлюсь к походу.

— Ты сам идёшь, что ли? Ведь вас целая прорва отправляется…

— Не люблю быть от кого-то зависимым.

Мы встретились взглядами с командором порта. Ему стала подозрительным моя просьба. Не объяснять же ему про Фрола и блеск золота в его глазах.

— Н-да! — после моего заявления он точно уверился в том, что я «головорез ещё тот». — Не любишь быть зависимым… Ну, оно и понятно. Человеку с такой репутацией и «работой» по другому нельзя. Так ведь? — едкая ухмылка растеклась по лицу Зубова. — Видно, верно пишут в святых книгах: «В тёмные времена злу надо противоставить другое зло, чтобы оно само себя истребило»… Проклятый Храм то ещё местечко! Но с тобой бы я, пожалуй, не пошёл ни туда, ни куда ещё.

Но, не смотря на всё сказанное, он дал разрешение.

— Такое на моей памяти впервые, — бурчал старый обозник, отпирая громадный замок склада. — Сам Зубов приказывает такое… Ох-ох-ох! Да кто ж ты: брат или племянник? Заходи, смотри чего надобно.

А мне ничего особого и не требовалось. Сложив в мешок кое-какую провизию, я также набрал наконечников для стрел (свои почти закончились), запасную тетиву для лука, а ещё новое огниво, крепкую бечёвку (локтей пятьдесят), иголку с нитками (свои где-то потерял в Багульниковой пустоши, а пользоваться чужими как-то не удобно) и топор сиверийского типа.

— И всё? — брови старика приподнялись кверху. — Не густо ты, брат…

— А это что? — я кивнул на несколько громадных зелёных бутылей.

— Настойка с Умойра, — нехотя проговорил мне обозник. Он тяжко вздохнул и добавил: — Зубровка.

Я откупорил одну из ёмкостей и втянул носом воздух, ощущая характерный душистый аромат этой лесной травы.

— Крепкая? Отлей-ка мне во флягу…

Вечером я увиделся с Первосветом.

— Иду вместе с вами, — пробасил гигант. — Еле-еле упросил.

— Разве командор не даёт ратников? Я же слышал, что он посылает около трёх десятков…

— Так-то оно так, но меня ведь хотят оставить в этом растреклятом порту. Будь он неладен!

Я понимающе кивнул и отправился в «мастерскую». До самого вечера затачивал свои клинки, доводя их остроту до невозможного. Людишки вокруг хмуро поглядывали на мою персону и у меня вдруг сложилось такое впечатление, что уже все в порту Туманном знают о моём «лихом прошлом».

В голове медленно варились мыслишки. Думалось и о Фроле, и о будущем походе, об опасностях, таящихся в тундре, о нежити, турзах-элементалях, блуждающих огоньках… Потом все мысли заняла Зая… Ждёт меня, поди. А я тут застрял, как… как…

Вдруг перед глазами встала Рута Снегова из Молотовки. Они с Заей такие разные и меж тем…

Стоп! Бор, как тебе в голову вообще могла забрести подобная мысль о сравнении этих двух женщин?

«Домострой», он, конечно, толково обо всём разъясняет. Нарушать его уставы дело паскудное, но вины я не ощутил ни перед Рутой, ни перед своей женой, хотя некая гадкая частичка меня едко заметила: «Сволочь ты, Бор. И предатель!»

И вдруг на меня накатил такой стыд… Так в детстве бывает: сотворил какую-то пакость, и знаешь об этом, и от того становится вдруг неимоверно стыдно. Краснеешь, тупишь взор, молчишь, будто в рот воды набрал…

Я аж остановился и перестал затачивать сакс.

Скажи, Бор, много ли женщинам надо? Простого счастья… чтоб муж верный, честный… любящий… деток мал-мала (можно чтоб и шалопаи, лишь бы здоровые)… достаток в доме…

Что я принёс своим женщинам? Их и так жизнь потрепала… обоих…

Глазам стало больно… до нестерпимого больно, будто жгло изнутри.

Эх-эх-эх! Борушка… И вроде не пропойца, как бывший муж Руты… работящий, настоящая опора для любой подруги.

И всё же что-то да не так.

О, Сарн, как же стыдно… Хотя, за что? Не я сам себя таким создал, верно? Конечно, мудрый человек сказал бы, что-то типа: «А изменить самого себя ты в состоянии»… А не выходит… не получается…

Рута, Зая… судьбы у них тяжкие. И тут ещё и я! Подарок ещё тот!

Утерев выступившие в краешка глаз слезинки, и, засунув сакс в ножны, я стал протирать лук.

Ход мыслей перескочил к Стояне-призраку, потом к козням Карла ди Дусера…

Вот накрутил тут в Сиверии! Сколько погибло людей, гибберлингов… гоблинов, водяников… орков…

Для себя я точно решил, что коли мне подвернётся случай, то магистру не сносить головы. Никакой жалости!

Весь этот сумбур «варился» в голове до самого вечера. Едва я покончил с оружием, как тут же решил выйти подышать свежим воздухом.

Сегодня ночь обещала быть тихой и морозной. В небе наконец-то за столько дней появилась желтоватая луна.

В порту было тихо. Люди разбрелись по своим «норам», только стражники дежурили у ворот. Под ногами громко похрустывала ледяная корка, сковавшая снег.

Я добрался до берега и направился вдоль хозяйственных построек на восток. Невдалеке виднелись тёмно-серые громадины кораблей. Ярко-оранжевые фонари, тускло освещали палубу.

Тихо… только ветерок чуть поддувает. Заманчивым светом мерцает астральное море.

Может, прокрасться на корабль, — мелькнула вдруг совершенно дикая мысль, — где-то спрятаться. Судно придёт в Новоград (а я был уверен, что именно туда), начнёт выгружаться. И я осторожно выберусь…

— Доброго вам вечера, — раздался чей-то голос.

Я вздрогнул и обернулся. У горы из ящиков расположился Фёдор Ветер со своим питомцем. Медведь недовольно заворчал и накрыл лапой нос.

— Всё-таки, Бор, вы пришли.

Я никак не думал, что наткнусь на друида. От неожиданности зачем-то кивнул головой в знак утверждения.

Ветер поднялся на ноги и довольно заулыбался: «Пойдём?»

Я снова кивнул и опять будто помимо своей воли.

Мы отошли довольно далеко от стен порта. Слева раскинулось бесконечное астральное море. В его фиолетовой дымке мерцали неясные огоньки, загадочно манившие путников.

— Стойте! — поднял руку Ветер. — Дальше мы пока не пойдём. Видите тот выступ?

— Вижу. И что?

Фёдор развернулся ко мне и подошёл довольно близко. Его медведь тут же сел на задние лапы и безразлично уставился вниз.

— Чтобы обрести Силу…

— Извините, а что за Сила такая?

Друид запнулся, явно подбирая слова.

— Чтобы тебе не говорили эльфы, а особенно священники культа Света, запомни одно: в нашем мире существует множество поистине великих сил… Извини, конечно, за повторение. Но все мы используем только несколько из них.

— Почему?

— Не всё ещё нам подвластно. А сейчас и мало кто стремится познать большее. Даже те знания, которые накопились с древних времён, утрачиваются.

— О какой же Силе говорите вы?

— О Силе Света.

Глядя на моё удивлённое лицо, Ветер чуть улыбнулся и продолжил:

— Я понимаю твои чувства. Но о этом явлении мы, друиды, знали гораздо раньше ваших священников. Тенсес лишь внёс сие понятие в повседневный обиход. Однако, отмечу вполне серьёзно, даже не все священнослужители до конца понимают с чем сталкиваются.

— А вы, значит, понимаете?

— Возможно, — уклончиво отвечал Ветер. — У тебя уже есть свой Покровитель. Это Арг Серебряный, так?

— Вроде бы…

Друид усмехнулся.

— Чтобы обрести Силу Света, ты должен пройти обряд Прозрения.

— Всего лишь!

— Это не так смешно, Бор, — очень серьёзно сказал Ветер.

Но меня это ещё больше развеселило. Может, от того, что я не особо верил во все эти магические россказни. А, может, это было нервное.

— А к чему тут руны? — поинтересовался я.

— Я тебе уже говорил, что это такие магические камни, которые наделены силой одного из Покровителей.

— Ну, это я помню.

— Как там вас учат церковники? Для того чтобы получить благосклонность своего Покровителя, следует упорно молится, воскуривать благовония у святых образов и прочее, прочее, прочее…

— Вы так говорите, будто всё это неверно.

— Эльфы бы назвали подобное полным примитивом.

— Но они же сами этим занимаются!

— Занимаются, согласен. Но это лишь показуха, возведённая до статуса беспрекословного ритуала: столько-то раз освятить себя знамением, столько-то раз прочитать такую-то молитву, зажечь энное количество свечей у такого-то образа… Показуха! Красивая, не спорю… но показуха.

Фёдор загадочно заулыбался.

— Сила есть во всём и везде. Но только в разной мере… Итак, ты обрёл своего Покровителя. Сам того не ведая, ты получил от него весьма ценные «подарки».

— Оружие?

— Да. Вот эти мечи, зачарованный колчан… Неужели, ты никогда не задумывался над всем этим?

— Как-то в голову не приходило.

— Вот и ответ! — не понятно о чём сказал друид. — Если бы ты открылся Силе, ты бы давно это понял.

— Понял что?

Фёдор удивлённо смотрел на меня.

— Неужели ты не чувствуешь свою «неполноту»? Нет? Представь себе, что у тебя в руках светильник, а наверху, над головой, солнце. И ты… будто его не замечаешь. Освещаешь путь только этим светильником.

— Ничего себе! Послушать вас, так я слепец.

— Так оно и есть, мой друг! Пройди обряд Прозрения, и ты увидишь «солнце».

Мы оба замолчали, обдумывая каждый своё. Медведь снова задремал, прикрыв лапой нос.

— Что надо делать? — решился я.

— Возьми это, — друид вытянул небольшой кожаный мешочек. — Тут астральная пыль. Ступай вон на тот уступ, поднимись на холм и развей её на ветру.

— И всё?

— Как сказать? Обряд Прозрения проходит у каждого по-своему.

Я протянул руку к мешочку, но друид вдруг меня остановил:

— Запомни ещё то, что некоторые из тех, кто пытался пройти обряд, погибали. Ну, так как? Не передумал ещё?

Я замер с протянутой рукой, глядя в улыбающиеся глаза Фёдора.

— Испугался? — не понятно, зачем подначивал меня друид.

Мешочек я всё же взял.

— Не готов, — сделал заключение Ветер. — Это не страшно. Для такого дела спешка не нужна… Вот если бы ты сломя голову направился на уступ, я бы понял, что ты не только слепец, но и глупец. Истинный воин должен подготовиться.

Я по-прежнему молчал.

— Мне и самому когда-то приходилось делать подобное, — сказал друид. — Пугать не буду, но…

Он не договорил, а лишь закивал головой.

Мешочек был весьма тяжеловат. Я пару раз подбросил его в руке и снова посмотрел на друида.

— Прощай, Бор, — сказал тот. — Возможно, мы больше не свидимся. Поутру я ухожу на юг. Направлюсь к Великанам.

Ветер повернулся и пошёл к порту. Медведь тут же отреагировал: он резко вскочил и засеменил за своим хозяином.

Я ещё долго стоял у берега, поглядывая то на уступ, то на Астрал, то на мешочек с пылью в ладони.

— Готов? Или нет?

Не знаю, может, почудилось, но мне вдруг послышался тихий-тихий шёпот: «Ещё нет». Осмотревшись, но так и никого не найдя, я решил списать всё на завывания ветра в ветвях кустарника…

12

Напутствие перед походом было весьма напыщенным и, надо сказать, предсказуемым. От него на сто вёрст веяло ханжеством и моральным формализмом. Выступала настоятельница Сиверии Горислава Любимцева. Одетая в фиолетовую рясу с тёмно-бордовыми вставками, да ещё расшитую золотыми символами Церкви Света, она громко начала:

— Мен-Хаттон, этот некрополь Восставших Зэм, это проклятое место, этот гнойник на теле Сиверии, следует раз и навсегда уничтожить. Нам, слугам Тенсеса, надлежит выполнить поистине святую миссию, используя все возможные способы, а именно — остановить нашествие нежити и прочей недоброй силы.

Настоятельница повернулась к Констанции ди Близар, будущей главе местной церковной общины, как бы давая ей слово.

— Мы расшифровали записи из того дневника, — шепнул мне на ухо Бернар.

— Продолжай, — бросил я, не поворачивая головы. В это время эльфийка говорила об освящении не только древних гробниц на западе тундры, но и вообще об очищении сиверийской земли. Потом пошло что-то про ладан, взятый из Храма Тенсеса, про веру, и прочее в том же духе.

— Найденные тобой Восставшие, прибыли из Империи с целью изучения Проклятого Храма, — говорил мне Бернар. — Они пишут, что сюда бежали культисты Тэпа, после какой-то заварушки… В общем, это место не особо ясно. Но дело в другом: кто-то, кого они прозвали Древним Хозяином, приказал использовать Искры, хранящиеся в Пирамиде, для воскрешения людей Зэм.

— Зачем?

— С их помощью распространялось учение Тэпа на окрестные варварские племена орков, водяников, гоблинов. Вот оно как!

— Да? Занимательный рассказ.

— Язвишь? А, между прочим, так думали не только эти разведчики Зэм, но и Горислава, и я, и…

— Извини, за глупый вопрос, но зачем всё это делалось? Я до сих пор не возьму в толк. И, кстати, мы по-прежнему во всём этом подозреваем магистра Дома ди Дусер?

— Не исключено, — мрачно ответил Бернар.

— Неужели это ваше служение Тэпу…

— Не «ваше», а «их», — огрызнулся Бернар.

— Пусть так. Это служение требует уничтожения людей, эльфов… гибберлингов, наконец?

— Ха! Тэп в погоне за бессмертием уничтожил свой народ! А ты говоришь эльфы, люди… Ты вообще слышал об его культе? Знаешь что-нибудь?

Ответить я не успел. В это время «напутствие» кончилось и Бернара отозвали к священнослужителям.

В поход отправилось около тридцати ратников, выступивших в качестве сопровождения Фредерика ди Грандера, двух церковников (а именно Бернара и ещё одной женщины средних лет), да Фрола с его наёмниками (в их число записали и меня). Вся эта длинная вереница тронулась на юго-запад.

Погода, можно сказать, благоприятствовала. Правда, солнца так и не было видно, небо заволокло обложными облаками. К вечеру мы преодолели около тридцати вёрст (идти на лыжах было значительно легче и быстрее).

Лагерь разбивали в небольшой низменности. Я особо ни к кому не старался прибиться. Нашёл место потише, перекусил из своих запасов и начал было готовиться ко сну.

— Ты чего сам? — послышался вопрос.

Я обернулся: за спиной стояли двое — экспедитор Фрол и главарь наёмников Лузга.

— Постель делю только с женщинами, — бросил я им.

Наёмник криво усмехнулся. Ему шутка понравилась, а вот Фрол насупился.

— Ладно, кончай свой балаган… Пошли к нашему огоньку.

Экспедитор сделал вид, что не сердится и похлопал меня по плечу. Я не стал дальше язвить, хотя поднимался с неохотой.

Остальные наёмники уже отужинали и, завернувшись в теплые укрывала, пытались заснуть.

— Не надо так демонстративно ото всех отгораживаться, — мягким тоном сказал Фрол, обращаясь ко мне. — Мы все в одной лодке…

Я хмыкнул и присел у костра. Экспедитора начала уже злить эта моя манера общаться с ним. Но он всё ещё сдерживал свои эмоции.

— Что-то у нас с тобой никак не наладятся отношения, — откровенно сказал он. — Парень ты, видно, не дурной, но уж слишком… слишком самонадеянный.

— Такая натура.

— Нам вместе ещё долго…

— Скажу тебе, Фрол, без обиняков: наша судьба сама выбирает, кто нам же сейчас нужнее. А когда задача выполнена, лишнее отсеивается.

— Я тебя не понял.

— Может, мы и в одной лодке. Вот только кто кому нужнее — это ещё вопрос!

Экспедитор нахмурился.

— А, может, нам для налаживания отношений выпить? — предложил вдруг Лузга, глядя на нас с Яроземным, как на грызущуюся малышню.

Я поднял взгляд на наёмника.

— Выпить? — переспросил у него. — Это можно, но…

И экспедитор, и Лузга даже наклонились вперёд, чтобы услышать это самое «но».

— Пить надо с проверенными людьми. Ты, Фрол, да и ты, Лузга, уж извините, но ни кого из вас я не знаю так, чтобы полностью доверять, а уж тем более пить. Можете обижаться, мне всё равно.

Лузга хмыкнул и пошёл к своим людям.

Разговор действительно не складывался. Я не стал ждать развязки и прилёг недалеко от костра, пытаясь заснуть. А экспедитор ещё долго сидел сам, покуривая трубку и глядя в темное небо.

Ночь прошла спокойно, без происшествий. Утром, позавтракав, мы снова отправились в дорогу.

К обеду на землю опустился густой непроглядный туман. Пришлось сбавить темп, чтобы не потерять никого из отряда.

Помню, что однажды мне на какую-то секунду-другую померещилась гигантская фигура турза. Казалось, что он замер и внимательно глядит на вереницу людей.

Но подул ветерок и марево развеялось. Но я всё ж вытянул резонатор — рог, найденный в Тихом доле. Пусть уж лучше будет под рукой. А том мало ли что!

Прошёл час, но больше ничего подозрительного мне не попадалось и не казалось. Да и вообще до самой ночи было относительно тихо. Также спокойно было и в последующие два дня.

На четвертые сутки дорога пошла под гору. Я оглянулся: слишком мы растянулись. Но кто обратит внимание на мои замечания?

Взгляд упёрся в выступающий из-под снега кусок скалы. Наподобие такой я видел с Кристиной ди Дазирэ у Могильников, на западном берегу Вертыша.

И только об этом подумал, как, резко вздымая кверху белый столб, из-под снега выскочило нечто непонятное. Проходивший рядом ратник остановился, прикрывая глаза рукой, а через секунду на землю свалилась его голова. В сторону брызнула тёмная кровь. У меня тут же возникло ощущение, что на снег просыпали ягоды калины.

Второй ратник, шедший чуть позади, отпрянул назад, но зацепился лыжей за лыжу и свалился вниз. Он дико заорал, закрываясь руками.

Я увидел, как из снежной тучи выскочила какая-то фигура с длинным мечом наперевес. Замах и клинок со смачным чавкающим звуком разрубил ратника от макушки до самой груди.

— Палач! — заорали сразу с нескольких сторон.

Люди бросились врассыпную. Кто-то попытался стрелять из лука, но стрела ушла мимо.

Нежить, ростом аршина четыре, сделала шаг вперёд и остановилась, глядя на испуганную толпу.

— Куда? — послышался громкий бас десятника.

Я этого человека ещё в порту заприметил: коренастый, судя по говору из Темноводья, с густой бородой, перебитым носом — он частенько был виден то у стражников подле ворот, то на берегу среди копошащихся ратников. Работящий мужичок, не лентяй. (Кстати, за то ему, кажется, дали прозвище Глеб Семижильный.)

— Куда, мать вашу? Стоять!

Его голос отрезвляюще подействовал на испуганных ратников.

Я меж тем вытянул лук, накинул тетиву и достал зачарованную стрелу.

— Взрыв!

Секунда-вторая и воздух сотрясся от грохота. В стороны разлетелись комья земли, перемешанные с частями тела палача.

Вздрогнули все: и люди, и эльфы. Их лица медленно повернулись ко мне. В глазах читалось разное: от ужаса, до удивления и даже восхищения.

Левая рука стала неметь. Этого ещё мне не хватало!

— Эй! Служители Света! — крикнул Глеб Семижильный. — Заснули?

Первым оправился Бернар. Он подошёл к одной из походным сумок, брошенных на снег, и, через какое-то время, вытянул нечто похожее на медный кувшин.

— Выпускай! — снова крикнул десятник. И, поворачиваясь к ратникам, приказал: — Становись в строй! Щиты сомкнуть… Остальным приглашение нужно?

Это он обращался к тем же служителям Света, Фролу с его наёмниками и ко мне.

Мы живо приблизились и очутились внутри своеобразной дуги из выстроившихся ратников. Бернар выставил на снег сосуд. Потом распечатал горлышко, прошептал что-то маловразумительное и со всех ног бросился к нам.

Через пару мгновений из кувшина выскочила… проклятая Искра. Но какая-то странная.

Она закружилась вокруг сосуда, потом резко поднялась вверх, и стала «выплясывать» в диком танце.

— Найдёт! — уверенно бросил кто-то мне. — У неё «нюх», как у легавой.

Лучники подле меня стали наизготовку, чего-то ожидая.

Время тянулось, ратники томились, шепча под нос что-то вроде: «Ну, давай же! Давай!»

Но Искра, то удалялась, то приближалась.

— Кажется, никого по близости нет, — не очень уверенно сказал один из солдат.

Он опустил щит и двинулся в сторону удаляющейся Искры.

— Стоять! — гаркнул десятник. — Ты куда без спросу?

— Так это…

Договорить ратник не успел: слева шагах в двадцати в воздух вырвался знакомый уже столб снега. Я успел увидеть, как Искра стремительно несётся к тому месту.

— Назад! — прокричал Глеб.

Палач быстро бежал к нашим рядам. Искра за ним, как назойливая муха. Её свет стал слабее, а позже она и вовсе пропала.

— Ох, страхитя яко жей идути! — забубнил кто-то рядом. Зуренец какой, что ли?

Ратники начали было пятиться, но грозный окрик десятника заставил их примкнуть щиты друг к другу, создавая непроходимую стену.

Раз! Два! Три… Палач с огромной силой врезался в эту стену, но люди устояли.

Дзынь! Дзынь! — меч нежити звонко бился о щиты.

— Расступись! — гаркнул Глеб.

Ратники мгновенно образовали проход, в конце которого шагах в десяти стояли трое стрелков.

Вжик! Вжик!.. Я успел увидеть, как длинные черные древка стрел ушли в сторону палача, который теперь стал напоминать ощетинившегося ежа. Нежить несколько удивлённо посмотрела на всех вокруг и с удвоенной яростью бросилась по проходу вперёд.

— Мать вашу! — рявкнул я, отталкивая одного из лучников. — Нашли чем стрелять!

Но я не успел даже поднять свой. Откуда-то выскочила высокая фигура.

— И-и-н-на! — разорвал полусонный мир громкий окрик.

Лезвие топора тускло сверкнуло в дневном свете, и через секунду разрубило палача почти напополам: от шеи до печёнки.

Выскочившим ратником оказался Первосвет. В его руках виднелся подаренный мной скеггокс.

— Молодец! — рявкнул десятник.

— Глеб, ещё один! — проорал кто-то из солдат.

Мы обернулись: на холме у треснувшей стелы, изображающей человека племени Зэм, лежащего в саркофаге, стояла ещё одна фигура нежити.

— Это не палач! — вдруг сказал Бернар.

А стоявшая рядом с ним служительница Света, испугано (как мне показалось) пробормотала:

— Тенсес, храни нас всех!

Она вскинула вверх руку. Я толком не понял, что произошло, но вдруг разум словно очистился и стал трезво мыслить. Появилась… уверенность, что ли… В общем, страх и нервозность отступили.

— Благослови сынов своих… — это было последнее, что я различил в бормотании служительницы Света.

На холм один за другим поднимались молчаливые фигуры нежити.

— Вот вам и «живодёры», и «душегубы», — недобро усмехнулся Фредерик ди Грандер.

Бернар сердито покосился на судебного пристава.

— Как муравьи, — сравнил кто-то из ратников, выползающих невесть откуда мертвецов. А потом добавил несколько крепких словец.

— Во, попали! — бросил Первосвет, отступая ко мне.

— Стой рядом, — приказал я. — И прикрывай спину. Сейчас жарко будет!

Краем глаза я успел увидеть, как Фрол со своими наёмниками отходят назад, за насыпь.

— Суки, — прошипел им вслед, а сам взял зачарованную стрелу. — Ну, приступим. Взрыв! Взрыв!..

В воздух поднялась снежная пыль вперемешку с землёй и частями тел нежити. Я стрелял, а мертвецы всё прибывали и прибывали.

Для удобства пришлось сменить позицию и отойти на небольшой холмик.

— Со всех дыр полезли, — весело улыбаясь, сказал Первосвет. — Смотри, и там, и там…

Ратники скучковались в один «кулак» и стали весьма умело и слаженно отбивать одинокие атаки мертвецов. Но вот последних стало настолько много, что я просто не успевал стрелять.

Отряд распался на несколько частей. Завязался бой. Слышно было только чьи-то маты да команды деловитого Глеба.

— Бор, справа! — закричал Первосвет.

Он уже сцепился с парочкой худосочных мертвецов. Я, не откидывая лука, вытащил фальшион и парировал удар.

Финт. Шаг вперёд, взмах и… голова Восставшего откинулась назад.

— Взрыв! — через пару секунд на склоне взвился черный смерч. Ба-ах!

Пугало не количество нападавшей нежити. Я глядел в их пустые глаза, лишенные всякого смысла, и по спине проползал холодок ужаса.

— Сомкнуть ряды! Куда, мать вашу за ногу, расползлись? — орал десятник.

Я обернулся: мы с Первосветом очутились далеко в стороне от отряда.

— И-и-н-на! — восклицал мой товарищ, периодически размахивая топором. — Прорвёмся, брат!

— Взрыв! Взрыв!.. Первосвет, мать твою, ближе ко мне! Не отходи!

— Да они везде! Откуда только… И-н-на! Сдохни, тварь! Ха-ха! Мне один случай вспомнился…

— Нашёл время байки травить. Взрыв!

— А чего ждать-то? Вдруг тут помрём.

— Типун тебе на язык!.. Ладно, кончай болтовню… Взрыв! Взрыв!.. держи дыхание ровней!

— А-а-а! — этот крик резанул по слуху явным диссонансом.

Я позволил себе чуть отвлечься и глянул в сторону: Фрол со своими приспешниками вступили в бой с несколькими мертвецами. А кричал раненый, судя по всему в живот, наёмник.

Лучше всех дрался Лузга. Видно, что тёртый калач.

— Бор! Слева!

Я резко развернулся.

— Взрыв! — и вверх подлетели и руки, и ноги, и грязная голова, и земля. Снег мгновенно превращался в пар…

— Держись, Бор! — весело прокричал Первосвет. — Помнишь, как в Орешке было?

— Помню… Ты, брат, не болтай. Вон гадина к тебе ползёт…

Точно, одна из нежити, даже не смотря на отсутствие нижней части туловища, упорно лезла к нам. Первосвет подскочил и уверенным движением отсёк мертвецу голову.

Ратники, воссоединившиеся в одну кучу, подбадриваемые Глебом Семижильным отбили ещё несколько крупных атак, потеряв по предварительной оценке троих. Стоявший подле них Бернар тоже вовсю старался, разрывая нечисть разрядами молний. Его сотоварищ — служительница Света, стояла подле, по-прежнему призывая в помощь Тенсеса, посылая его благословение на ратников. Не знаю даже, помогало ли это, либо нет, но мне вдруг вспомнились подобные потуги самого Бернара на острове Безымянного.

В воздухе разлился запах гари и ещё примеси чего-то тошнотворного.

— Взрыв! — зачаровал я очередную стрелу.

— И-и-н-на! Да сколько же вас тут!

Лицо Первосвета было черным от дыма. Он уже не подбадривал меня своими прибаутками, а лишь сосредоточенно бился с теми, кого не успевал уничтожить я.

Тут снова стала ныть левая рука. Наваливалась усталость.

— Бор! — это кричал Фрол. — Бор!

Я обернулся: рядом с экспедитором остались двое. И причём один из них был серьёзно ранен. А сверху уже выходило десятка полтора новой нежити.

— Первосвет, — бросил я своему товарищу, — отходим к ним.

— Хорошо! — кивнул гигант, отбиваясь от очередного мертвеца. — И-н-на! И-н-на!

Меньше минуты и мы оказались подле Фрола с его людьми.

— Идём к отряду! К Глебу, — приказал я. — С таким навалом мы сами просто не справимся.

Только сказал, как сверху вылезли ещё Восставшие.

— Пропали, — пробормотал Лузга. — Их тут целая армия…

— Спокойно! — сурово сказал Первосвет. — Отобьёмся.

Наши голоса заглушил громкий хлопок, а потом яростный треск. На соседний пригорок «полился» дождь из молний, превращая лавину нежити в сплошную кашу. Длился он от силы секунд пять, но тогда мне показалось, что очень долго.

От жара дымилась земля, снег тут же превращался в воду, а через секунду в пар, отчего весь холм заволокло туманной дымкой.

Трах! Трах! Тра-та-тах!..

— Парко, как в бане, — услышал я слова Первосвета. — Ха! Кровавая банька! Не находишь?

— Шевели ногами! — сердито пробурчал я.

Видно было, как вдруг зашатался Бернар. Он тут же упал навзничь. Видно, все силы ушли на те грозовые разряды, выпущенные по нежити.

— Да их там тьма тьмущая! — услышали мы чей-то крик.

Оказывается, Глеб послал одного из ратников поглядеть, откуда наступает нежить. Разведчик бросился назад. Мы тоже подоспели к отряду.

— Говори, — потребовал десятник.

— Фух! — человек еле отдышался, и затараторил: — Там их голов двести, не меньше. Идут на северо-запад…

— К порту, что ли?

— Похоже да. Некоторые направились к нам, видно их привлёк грохот. Хорошо, что холмы прикрывают отряд от их основных сил. А то, если б заметили все…

— Ёлки зелёные! — Глеб досадно выругался. — Что делать-то будем? Только четвёртый день в пути, а уже…

— Отходим к югу, — предложил Фредерик ди Грандер. — Там горы…

— Наша ошибка в том, — заявил я, — что мы принимаем эту нежить за обычных людей. А это не верно! Им плевать на боль, на усталость, на раны… Мы выдохнемся раньше, чем отобьемся.

— Если вообще отобьемся, — бросил Фрол.

Десятник растерянно поглядел на всех. И тут снова показались мертвецы.

— Уходим! Живо! — приказал он. — Хватайте кто что может и ходу… ходу… ходу…

Я наклонился над Бернаром. Тот выглядел совсем плохо: бледный, на лице ни кровинки, тяжело дышит…

— Первосвет! Берём его.

— Да я сам, — заявил гигант. — Ты отход прикрывай.

Я кивнул, хватая свою сумку. А уж потом снова взялся за лук. Но прикрыть не вышло, пришлось вовсе отвлекать нежить от уходящего отряда на себя.

Не скажу, что в этот миг я думал о том, что проявляю некий героизм. Даже откровенно признаюсь, что было страшно… Особенно когда один из мертвецов схватил меня своей «лапой» за ногу. А ещё помню другой момент: бегу вверх по скользкому от мокрого снега холму, два раза поскальзываюсь, на пятки, можно сказать, наступает нежить… матерюсь, что есть мочи, и тут же думаю, отчего вызвался на такой «подвиг». Остался же сам!

Вот дурак! Ничему тебя жизнь не учит!

Сарн… Святой Арг… Я же вам обещал свечки поставить в церкви. Клянусь, если сейчас поможете — сделаю. Вот найду какую-то церковь и сделаю… Я клянусь вам!

Надо же, какая ерунда в голову лезет?.. Ты, Бор, что-то уж совсем…Главное нельзя попасться в руки нежити. Никак нельзя! Слышишь?

— А-а-а! — с разбега перемахнул через узкий, но глубокий ров. И едва приземлился, с трудом при этом удержав равновесие, тут же: — Взрыв! Взрыв!

Меня оттеснили к западу. Благо, тут была холмистая местность, да и двигался я по проворней мертвецов. Стал частенько затаиваться и реже шуметь своими зачарованными стрелами.

Лежу в кустах, прячусь. А сам и хвалю себя, и ругаю, и к Покровителю обращаюсь (всё ему клянусь помолиться в церкви)… Что от страха только нести не будешь!

Вот что, Бор, думается мне, что со своей задачей ты справился отменно. Преследователи ведь бросились именно за тобой (пропади они пропадом). Значит, отряд успеет отойти далеко.

Никого? — осторожно выглянул и дал дёру отсюда. Так, что аж пятки сверкают.

Знаменитый Бор трусливо убегает от нежити. Не стыдно? — Да ты точно дурак! Или верно считаешь себя бессмертным? Уж лучше стыд, чем… чем… Да тьфу на тебя!

Через полчаса я вышел к маленькому замерзшему озерку, и направился вдоль его берега на юг, к Синим горам.

Быстро темнело, и я стал надеяться, что в вечерней мгле нежить потеряет мой след…

13

Мой нос снова уловил запах дыма. Тончайший, едва заметный, но это явно был он.

В проклятущем тумане ничего не видно. Хоть под утро и стало холоднее, но всё одно чувствовалось приближение северной весны. Короткой, тусклой… но она неуклонно наступала.

Огонёк едва-едва сверкнул где-то впереди слева. До ушей донёсся негромкий шёпот людских голосов.

Так-с! Думается мне, что это свои, из отряда, а не какие-то заблудшие охотники.

Я не стал таиться и намеренно громко приблизился. Но парочка, сидевшая у костра, меня и не слышала, и не видела. Пришлось снова пошуметь.

Люди вскочили и вытянули мечи.

— Стой! Кто там? — гаркнул чуть взволнованный голос того, что помассивней.

— Лузга? Ты?

Человек чуть расслабился, но по-прежнему держал клинок наизготовку. Второй, судя по всему, был Фролом.

— Бор? — осторожно спросил тот.

— Он самый… Вы чего одни? Где остальные?

— Мы отбились от них, — отвечал Лузга. — Ночь, видишь какая…

Я приблизился, демонстрируя дружелюбие. Наёмник убрал меч, а вот Фрол всё ещё хмуро глядел на меня, что-то обдумывая.

У костра лежал ещё один человек. Я его не сразу увидел.

— Помер час назад, — вздохнул Фрол, присаживаясь.

Это был один из наёмников. Я чисто из любопытства глянул на него, а потом тоже присел напротив Лузги, одновременно вытягивая из своей сумки вяленое мясо, и протягивая его товарищам. Видно, они, как отступали, так ничего и не захватили с собой.

Лузга обрадовано потёр руки и вытянул нож. Он ловко нарезал мясо на тонкие кусочки и раздал всем.

— Эх, — чуть усмехнулся он. — К такому блюда да водочки!

Не скажу, что Лузга походил на пьющего человека. Глаза ничуть не водянистые. Руки крепкие, телосложение плотное…

Я вытянул флягу и потряс ей перед глазами.

— Так! — обрадовано потёр руки Лузга.

А Фрол (вот же злопамятный человек) ехидно заметил:

— Неужто мы перешли в разряд «достойных» пить с вами, Бор?

— Не хочешь, не пей. Я не настаиваю.

— Да что вы, как не люди, прямо! — с обидой сказал Лузга. — Что вы взъелись друг на друга?

Я промолчал, Фрол тоже. Лузга выдержал паузу и откуда-то вытянул железную кружку.

— Ладно, забыли, — бросил он. — Наливай.

Я откупорил флягу и плеснул ему в кружку. Фрол поднял голову и странно посмотрел на меня.

— Такого я давно не делал, — вдруг сказал он, намекая на сделанное мне исключение. — Если чем обидел, то прошу прощения.

Я кивнул и ответил тоже:

— Знаю, что мой нрав трудно вытерпеть, но и я приношу свои извинения.

С этими словами протянул флягу экспедитору. Тот сделал мощный глоток и вернул её назад. Лузга тоже одним махом проглотил зубровку и крякнул от удовольствия. Пока они закусывали, я, молча, поблагодарил своего Покровителя за то, что он проявляет милость ко мне, и последовал примеру Фрола — одним мощным глотком залил в желудок добрую порцию настойки.

— Ты был прав, Бор, — заявил экспедитор. — В нашей жизни проходит столько людей… Все они, так или иначе, влияют на нашу судьбу. Если начинаешь думать над этим, то прямо бросает в дрожь.

Фрол тяжело вздохнул и отчего-то посмотрел на мертвого наёмника.

— А конец всё одно один, — сказал он, чуть погодя. — Ты знаешь, а я даже начинаю тебе завидовать, Бор. Всю жизнь мечтал быть независимым ни от кого, а всё приключилось наоборот…

— Позволь вопрос, — начал я. — Что ты хочешь в Проклятом Храме? Зачем туда пошёл? Только ответь честно.

Фрол усмехнулся и посмотрел на флягу. Я снова плеснул в кружку Лузге, а потом протянул флягу экспедитору. Тот снова сделал глоток и вернул её мне.

— Вы с Лузгой ко всему готовы. Один ходит с кружкой, а другой носит флягу с водкой…

— Зубровкой, — поправил наёмник, заливая её в рот.

— Ну да, ну да… А я до сих пор ни к чему в этой жизни не готов. Могу только «потреблять» за счёт других…

Фрол грустно заулыбался. Он сейчас походил на какого-то глупого дурачка.

— Зачем я мне Проклятый Храм? Думаю, Бор, ты итак догадался. Конечно, из-за золота.

Я улыбнулся.

— Не буду скрывать: я много кому должен… И не мало должен, — говорил Фрол. — А если верить записям Крюкова, там, в Пирамиде, столько золота, что я не только со своими долгами разберусь, но и смогу начать жить сызнова.

— Как и все мы, — бросил Лузга.

— А откуда ты, Фрол? — спросил я.

— С Форокса, — неохотно ответил тот. — А ты?

— С Ингоса. Грёнефьел-фьорд. Слыхал?

Экспедитор развёл руками. Мы обернулись к помрачневшему Лузге. Он долго шамкал губами, глядя на костёр, а потом ответил:

— Моего аллода уже нет… Совсем нет… Если вас интересует, зачем мне золото, то я отвечу: на Умойре есть небольшой хуторок — Дубичи. Хочу его выкупить и… Ладно, не тревожьте мне душу, Бор. Лучше наливай!

Я снова откупорил флягу. Лузга стал мрачнее тучи, да и Фрол был не лучше.

Ну что ж, хотя бы честно ответили. А то все эти слова про «благо для Лиги» да им подобные уж слишком пованивали.

Лузга быстро проглотил содержимое своей кружки, но я видел, что внутренняя боль от него не отступала. Тоже касалось и Фрола. Тот уж совсем стал мрачным.

— Мне золото до не надобности, — заявил я.

— Мы так и подумали, — кисло улыбнулся Фрол. — Особенно после слов про «судьбу». Ты, Бор, уж слишком прямолинеен. И честен. Но вполне достоин восхищения… Мы с Лузгой погрязли в своих проблемах, в своём прошлом. А ты свободен. Вот уж кому надо завидовать… Как ты там говорил: «Лишнее отсеется»?

Лузга вдруг протянул кружку с каким-то вызовом, что я сразу понял, зубровка ударила ему по мозгам.

Я ему не нравился, это факт. Вообще не нравился. Тут к гадалке не ходить, думаю, что дело в банальной ревности.

Экспедитор, углублённый в свои мысли, ничего вокруг не замечал. Он сидел, прижавшись спиной к валуну, хмуро глядя прямо перед собой.

Я налил зубровку. Лузга поболтал содержимое кружки и одним махом залил его в рот…

«Бор… Ну и имя, — думалось ему. — Вот пью с ним, а чуть что — зарежет, даже не задумается… Гляди, какие у него злобные глаза. Аж оторопь берёт».

А ведь и сам Лузга когда-то таким был. Точно таким: молодым, сильным, несгибаемым… бесстрашным… злым, в нормальном понимании этого слова.

Но вот уже ему и сорок шесть лет, и, казалось бы, возраст ещё такой, что чувствуешь себя полным сил, а мысли нет-нет, да откатятся к прошлому.

Лузга совсем недавно стал замечать за собой привычку говорить что-то вроде: «Не та уже Кания, ох, не та!» А это говорило только об одном: разум начинал стареть. Тело полно сил, руки-ноги ещё не дрожат, но душа поизносилась. Сильно поизносилась.

А этот Бор хорош! Ох, хорош! Понятно, чего Фрол так к нему «тянется»… тут обижаться не следует. По честному не следует. Во-первых, он и моложе, и сильнее, да и злее, что скрывать. А я уж и жирком оброс. Вот Фрол к нему и тянется.

Северянин снова налил умойрской настойки и уставился своим ясным пронзительным взглядом прямо на Лузгу. Такое ощущение, что он видит насквозь, до самой печёнки.

И снова все трое выпили молча.

Крепкая же зараза, — чуть скривился Лузга. — Аж в голову стукнула.

Сорок шесть лет и всё Лузга да Лузга… Одни прозвища у нас у наёмников: Кабан, Зуб, Трутень… Лузга.

Тьфу, ты! Аж противно! Не человек, а шавка подзаборная. Это в молодости казалось крутым: и кличка, и прозвище, лишь бы пострашнее. А сейчас совсем наоборот: кого буду вспоминать, как называть? Лузгой? Никто ведь не вспомнит, что он Прохор. Да и кто вспомнит-то?

«Карьера» последнего началась, как только он в таверне вполне намеренно убил своего… второго по счёту человека. Лузга тогда был стройнее, да и волос на голове было побольше. К этому времени у него уже сложилась своя «философия»: в этом мире правит только сильный духом и телом. И если тебе чего-то не достаёт, то иди и возьми это у другого.

Бор снова вытянул флягу и жестом испросил у Фрола и Лузги об их желании выпить ещё по одной.

— Давай, — махнул наёмник.

Сегодня он сам себе разрешил это дело. Пить, так пить.

Хмель быстро всасывался в кровь, пробуждая в голове старые позабытые образы.

— Раньше всё было иначе. Вся Кания жила иначе, — сказал Лузга.

Это было неожиданно даже для него самого. Он поначалу даже не понял, что сказал это вслух.

Фрол чуть удивился: «Вот не думалось и не представлялось, что Лузга способен на такие «лирические» отступления».

— У нас по вечерам на улицах играла музыка…

Наёмник уставился на языки пламени. Перед его глазами проносились танцующие люди, слышался веселый смех… Там, в этом позабытом мире, было хорошо. А ещё оттуда веяло какой-то умиротворённостью.

Тогда все были добрее, моложе… А ещё действительно много танцевали.

— Не знаю, как другим, но мне нравилось, — глаза Лузги затянуло странная поволока.

Сейчас он вдруг видел своих отца и мать, ещё совсем-совсем молодыми, и тоже весёлыми.

— Сосед напротив делал «петушков» на палочке. Они у него всегда получались необычайно сладкими. Я пробовал и у других, но у старого Ерёмы они были лучше всех. Да и больше, чем у других… Он был совсем не жадный. А по праздникам… да и просто так, возьмёт и от щедрот своих протянет мне «петушка»…

Лузга улыбнулся так, как это делает человек, вдруг вспомнивший нечто приятное. Не весёлое, а просто приятное.

— Липовая улица, — сказал он. — Мы жили на Липовой улице. Она тянулась до самых Пивных ворот. Такой красивой улицы не было во всём городке… Я и лип таких нигде больше не встречал…. А как там хорошо было гулять. Ульяна… Милая девчонка… озорная…

Улыбка Лузги стала глупой, но счастливой.

Женщин у него было предостаточно. Но не было ни одной такой, как Ульяна. Даже похожей…

Лузга поднял взгляд к тёмно-серому небу.

Есть такие женщины, что даются раз в жизни… Один раз. Больше подобных шансов нет, и не будет. Коли упустил — пеняй на себя.

Лузга не позволял себе ни разу вспомнить об Ульяне. Ни разу! Он гнал эти воспоминания прочь, выжигал из дальних уголочков памяти… А сегодня что-то случилось. Сегодня выяснилось, что ни одно из тех волшебных минут не пропало.

Конечно, всё вспоминалось в контексте… Ликёр, к примеру. Он сразу породил тысячи мгновений, мельчайших деталей… Улыбка, ямочки на щеках, родинка на левой скуле… жемчужины зубов… влажный язык, проникший в его рот…

О, Сарн!

Глаза пекли неимоверно. Откуда-то изнутри хлынула такая боль… Лузга еле-еле сдержался, чтобы не зареветь медведем. Хорошо, что никто не приметил выступивших слёз.

Бор щедро налил зубровки. Экспедитор с каждым словом Лузги лишь мрачнел. Он упёрся взглядом себе под ноги и молчал. И ещё пил.

— Кания была другой… Ей-ей другой! Я вам в этом клянусь, — Лузга посмотрел на Бора, потом на свою железную кружку. Он втянул носом запах зубровки и заметил: — А дальше, как идти к дому барышника Гудова, была старая винокурня… Красные ворота, оббитые медными единорогами. Очень красивые… Там мне довелось как-то пробовать ликёр… Божественный напиток. Ох, и вкуснотища!

Лузга вдруг замолчал, долго глядя на дно кружки. Его лицо вдруг посерело, глаза стали такими же колючими, как и всегда.

Он никак не мог взять в толк, отчего он, в сущности, не такая уж и поганая личность, умудрился стать наёмником у другого, возможно, тоже не плохого человека (тут, как посмотреть).

Обстоятельства? Почему именно так сложилась судьба? Кто или что виновато в том? А главное, зачем именно так всё произошло? Кому это надо?..

Лузга, или Прохор Власьев, был сыном счетовода, служившего у барышника Курилова в небольшом городке Старая Липа, что в Белокричевском уезде на древнем аллоде Великого Мага Клемента — Горуре.

Родословной похвастаться Прохор не мог, поскольку все его предки большей частью крестьянствовали на близлежащих землях. Однако же все они были людьми честными, добропорядочными и тем весьма гордились.

В памяти у Лузги навсегда осталось то, что и его отец, и его тихая заботливая мать, всю жизнь тяжело трудились. Лишней копейки в доме не было, но семья не голодала.

Вырос Прохор достаточно грамотным, и ко всему прочему был послушным и усердным малым. Отец прочил ему тёплое местечко у какого-то купца из соседнего квартала. Будущее уже было расписано до самой старости: честная работа, потом (всё зависит от усердия) и свой домик (небольшой, но уютный). Следующий шаг, как водится, добропорядочная жена и трое или четверо детей…

Надо сказать, что Старая Липа был городком со строгими благочинными нравами. Все его жители, словно посуда на полках: у каждого своё место, своя жизнь. Никто не скачет вверх, и мало кто падает вниз. Все сословия на своих насестах: дворяне, купечество, разночинцы, мещане и прочие, прочие, прочие…

Ульяна… Да, действительно милая озорная девчушка. Дочка бывшего полковника, а ныне именитого гражданина города — Топоркова Кирилла Афанасьевича.

Было начало лета. Вечером в городе становилось по-праздничному весело и шумно. На Брашной площади только-только установили помост для танцев. Обычно его сооружали именно к лету. Как раз и дни становятся длиннее, и горожане начинают дольше гулять.

Девушка стояла сама, подружки где-то затерялись среди многочисленных лавок. Прохор сразу выделил её из толпы.

Во-первых, она сильно контрастировала на всеобщем фоне. В тот момент Прохор сравнил Ульяну с цветком, одиноко растущем среди сухой блёклой травы в бескрайней степи. А во-вторых… во-вторых, такой нежной и беззащитной красоты он ещё никогда не видел. Как всякого мужчину его просто тянуло «спасти и защитить» этот чудо-цветок.

Он смотрел на неё во все глаза, отчего девушка смущённо улыбнулась. Её носик смешно сморщился.

— Ты так глядишь на меня, — сказала она Прохору, — что скоро прожжёшь дыру в платье.

Смех Ульяны был звонким, как у маленького колокольчика…

Потом были ухаживания, танцы, прогулки по Липовой улочке.

— Эй, молодые люди! — окликнул парочку лавочник возле винокурни с единорогами на воротах. — Не хотите ли попробовать… эльфийский напиток? Напиток любви!

— Какой? — улыбалась Ульяна, чуть смущаясь.

— Ликёр, — подняв палец кверху, сказал лавочник. — Бесподобная вещь! И только для вас двоих я сегодня припас бенедектин… О! Вы знаете, что в его приготовлении использовали двадцать семь особых трав?

— Нет, — честно признался Прохор.

Он видел по глазам Ульяны, что она хочет его отведать и полез в карман, тут же вспоминая, что там пусто.

— А-а, — отмахнулся продавец, — я сегодня угощаю! Не надо никаких денег… Глядя на вас… эх! Где мои молодые годы?

Лавочник протянул небольшие стеклянные рюмочки, наполненные эльфийским напитком с приятным волшебным запахом каких-то цветов.

— Ликёр… бенедектин… что значит «Благословенный», — сказал улыбающийся лавочник.

Потом были поцелуи в тихих местах. Нашёптывания, признания в любви… планы.

Ох, сколько же было планов! Даже не думалось и не представлялось, что всё может быть как-то по-иному. Кто знал, что через несколько месяцев Прохору придётся бежать… и бежать без оглядки…

Н-да, кто же не был молод! Кто не влюблялся до безумства, так чтобы душу разрывало от чувств! В такие дни и солнце светит ярче. И по ночам дышится сладко.

Однажды (это было по осени) к Прохору на улице подъехал старший брат Ульяны со своими друзьями.

— Вот что, любезный, — без всяких предисловий начал он, придерживая жеребца, — советую тебе быть поскромнее. Не про тебя кобылка-то. Ты какого роду-племени?

Прохор молчал, глядя исподлобья на масляные рожи сотоварищей брата Ульяны.

— Ты оглох, что ли? — спросил последний.

— Да он язык проглотил, — пробасил один из друзей.

— А, может, и говорить-то не умеет, — в шутку предположил второй.

— Да, он по-нашему не понимает. Может, по козлиному? Ме-е-е… Дошло?

Прохор снова промолчал, но поглядел так, что даже слепому станет ясно.

— Давай-ка повторю, — язвительно улыбаясь, проговорил брат. — У Ульяны есть и жених, и будущее её уже определенно. Смекаешь?

Прохор кивнул.

Нет, он не испугался. Ему вдруг стало обидно…

Его род, может, не такой знаменитый, как Топорковы. Но и он, и его мать с отцом, да и все его предки всегда считались честными и достойными людьми. А что до денег, так это дело наживное. Вон, и сами Топорковы разве сразу стали богатыми? Кирилл Афанасьевич воевал, на том и скопил золота да серебра.

Сказано всё это было прямо и открыто.

— Что? — лицо брата побагровело. Таких речей ему ещё слышать не приходилось. — Ты нас ровняешь друг с другом? — прохрипел он.

— Разве я сказал неправду?

В ответ просвистела плётка и на широкой спине Прохора тут же проступила длинная кровавая полоса. Рубаха лопнула, обнажая разрубленную кожу.

Маленький «шаг» — он решил всё. Можно было бы стерпеть, пусть бы ехали себе дальше, довольные, что проучили «сего пройдоху». Но свалившийся на одно колено Прохор нащупал в земле полузарытый камень.

Всегда спокойный, всегда обдумывающий свои действия наперёд, а сейчас Прохора прямо-таки подменили. Мысль, ясная как день. Она заполнила собой всё. Теряя трезвость рассудка, Прохор выпрямился и швырнул булыжник. И надо же, чтобы он попал именно в висок. Вот только не брату Ульяны… а сыну местного воеводы. Вот он тот злополучный «шаг»…

Лузга одним махом выпил зубровку и протянул кружку Бору.

— Давай последнюю, — сердито прохрипел он. — И спать! Хотя бы часок подремим…

Северянин выполнил его просьбу. Лузга посмотрел куда-то вверх в предутреннее небо, и напоследок бросил:

— Эх, думы, мои думы…

14

Только к обеду следующего дня удалось наткнуться на общий лагерь. Позже выяснилось, что таких заблудившихся в тумане, как мы, набралось немало.

Меня встретил Первосвет и Бернар.

— Живой, нихазов сын! — улыбался гигант. — Как тот кот! Всегда извернётся… Я же говорил тебе, Бернар.

Эльф тоже улыбнулся и кивнул головой. Первосвет, меж тем, нехорошо покосился на Фрола и Лузгу, молча прошествовавших мимо нас.

— Живые, — негромко бросил он.

— Успокойся, брат, — сказал я.

Вечером было решено провести общий совет, на котором решить, что дальше делать. Прыти, честно говоря, у многих поубавилось, но и Фредерик ди Грандер, и Фрол настояли на том, чтобы идти к Синим горам.

Мы несколько раз обсудили наши дальнейшие действия, прежде чем соглашаться идти на юг к Синим горам, а потом оттуда к восточному побережью.

— Если верить картам, — держал слово Фредерик ди Грандер, — то таким образом мы пройдём мимо Свирьского озера.

— Да оно замерзло! — бросил Бернар. — Чего такой крюк делать? Прямо по льду…

— Не замерзло, — огрызнулся судебный пристав. — Оно тем и славится, что даже в зиму на нём нет и льдинки. Почитайте работы…

— А оттуда? — перебил я пустой эльфийский спор.

— Оттуда к Храму. Он почти у берега стоит, — тут пристав снова обратился к капеллану: — Я, уважаемый Бернар ди При, специально изучал сей край…

— Да что вы говорите? А мне думалось, вас сюда отправили за магистром, а не за…

— А ну тихо! — раздалась команда Фрола. — Можно подумать, что вы тут за старших.

— Ничего себе! — в один голос сказали эльфы.

Я с Первосветом и ратниками лишь переглядывался. Лузга, стоявший в стороне, тихо посмеивался, глядя на эту перепалку.

— Значит так! — гаркнул я, пока все не распалились добела. — Прежде, чем вы решите выбрать, кто тут главный, давайте разберемся, зачем мы вообще идём?

— За магистром, — несколько удивлённо сказал Фредерик.

— Ну да, — поддержал его Бернар.

Фрол тоже кивнул, что согласен с такой трактовкой дела, но при этом он даже не глянул в мою сторону. То, что эти его уверения ложь, мне и так было понятно, особенно после того разговора с распитием зубровки.

— Вот и отлично, — улыбнулся я. — Вы все трое тут по одному делу. А остальные, то бишь я, Лузга и ратники — для оказания помощи. Верно? Так вот, если вы трое будете по-прежнему переругиваться как малые дети, пытаясь разобраться, кто главнее… умнее… храбрее… то мы с ребятами скажем вам до свидания и тоже пойдём… назад в порт.

— Но…

— Никаких «но». Подобные разбирательства только вредят делу… Согласны?

Эльфы и Фрол некоторое время что-то обдумывали, но потом кивнули головами.

— Замечательно. А теперь по существу дела: Фредерик прав. Про озеро я тоже слышал от острожников. Обойдём его с юга, а от побережья двинемся к Храму. Там мы ещё и избежим случайной встречи с той армией нежити… Или, по крайней мере, с большей её частью. И это не обсуждается. Всё!

Когда мы стали собираться в путь, Первосвет, улучив минуту, прошептал:

— А они тебя послушались. Ей-ей! Ты видели их лица?

— Ещё бы. Тут никакой хитрости, брат. Эти троим легче свыкнуться с мыслью, что командовать будет кто-то четвёртый, а не кто-то из них.

— Ну, ты, нихазов сын! Хитрый, что лиса. А не боишься, что они тебя будут натравливать друг на друга?

— Конечно, будут. А придёт время, и мы снова увидим их ссору.

Первосвет улыбнулся и хлопнул меня по плечу. Через несколько минут мы пошли к виднеющимся на горизонте горным вершинам.

На второй день, наконец, к вечеру мы достигли подножия скал. Лагерь разбили возле небольшой ниши. Пока все обустраивались, я решил осмотреться…

Признаюсь честно, что в последние полчаса, как мы поднялись на это плато, меня не покидало странное чувство тревоги. В таких случаях говорят, что сердце не на месте.

Солнце достигло края земли и уже готовилось идти на покой. Я поднялся ещё выше и очутился на длинной площадке, с которой хорошо просматривалась местность: восточная низменность с её болотами и глубоким незамерзающим Свирьским озером. Горы тянулись до самого астрального моря, отрезая эту часть Сиверии от Темоводья.

— Ты чего тут сам? — услышал я голос Бернара.

— Отдыхаю от вашей постоянной ругани…

— Ты обиделся? Я тебя обидел? — эльф, наконец, приблизился ко мне.

— Бернар, я тебя что-то в последнее время не узнаю. Всегда такой рассудительный… Мы с тобой не виделись всю зиму, и ты так сильно изменился!

Эльф посерьёзнел, и «парировал» в ответ:

— Ты тоже, Бор.

— Согласен… Но своего отношения к тебе я не менял. Мы ведь по-прежнему друзья?

Эльф кивнул.

— Ты извини, если ненароком я тебя обидел, — сказал тот. — Когда-нибудь расскажу, что да к чему…

— Чего не сейчас?

Эльф подошёл к краю площадки и глянул вниз. Мне показалось, что он собирается прыгнуть.

— Знал бы ты, что сейчас на Тенебре происходит…

Бернар обернулся ко мне. Взгляд эльфа стал каким-то колючим, неприятным.

Мне, конечно, и так стало понятно, что его изнутри съедают какие-то противоречивые чувства, что он никак не может разобраться в них.

— Тяжело служить всем, — как будто поняв мои мысли, говорил эльф. — В конце концов, наступает время сделать выбор в чью-то пользу. А выбор этот, ох, как не прост.

— Понимаю.

— Понимаешь? — как-то недоверчиво спросил Бернар.

Он внимательно вглядывался в мои глаза, а потом вдруг резко повернулся в сторону уходящего солнца и заметил:

— Тихий сегодня вечер, как раз для откровенных бесед… Пройдёмся, а?

Я пожал плечами.

— Мне эта «святая миссия» нужна была лишь для одного: найти Карла ди Дусера, — признался чуть позже Бернар. — Думаешь, я так пекусь о благе Церкви?.. Семья — вот что действительно ценно. Клемент ди Дазирэ, который дал мне приют в годы гонения, об этом говорил не раз. Ему было не по душе то, что я стал ди При. Вроде, как предал… Понимаешь?

— Насколько я знаю, ваши Дома — ди Дусеры и ди Дазирэ, постоянно враждовали. Верно?

— В некотором роде…

Бернар остановился.

— Анклав посылает своих охотничьих псов. Этих… этих… Взять Фредерика ди Грандера. Уж очень рвётся выслужиться. Он, дай ему волю, не будет гнушаться никакими методами.

— Мне он таким не показался.

Бернар усмехнулся.

— Уж поверь, это так…

— Прекрасный вечер. Не так ли?

Мы с Бернаром вздрогнули: справа от нас стояла высокая фигура какого-то эльфа. И тут я понял, отчего меня вновь грызло чувство тревоги и опасности. За эльфом находился громадный дольмен, вроде того, что я видел на Костяной равнине.

Бернар остановился и сделал знак мне, чтобы и я оставался на месте. Дальше, эльфы, молча, кивнули друг другу.

— Здравствуй, Бернар! — голос эльфа был приятным на слух, но в нём сквозила неприязнь. Да и по лицу было видно, что он нам тут не особо рад.

— Здравствуй, Карл!

— Давно же мы не виделись… Верно мне говорили, что ты стал служителем Света. Я не верил, но теперь сам вижу.

— Про тебя тоже немало рассказывали.

Магистр Дома ди Дусер (а это был он) усмехнулся.

— Твой друг? — спросил он, кивая на меня. — Или охранник?

Бернар сощурился, но так и не ответил. Я стоял в полной готовности к бою. Правая рука поглаживала оперение зачарованной стрелы, левая сжимала лук.

Сердце замерло. Вот это мы влипли!

Я старался никак не выдать своего беспокойства, но сам ежесекундно ожидал появления целой армии нежити.

— Твоё лицо мне кажется знакомым, — сказал эльф, обращаясь ко мне. — Чего бы это?

— Возможно…

Я облизал пересохшие губы и добавил:

— Но тогда моё тело лежало в саркофаге… Восставших.

Карл нахмурился, но всё равно не вспомнил. Магистр по-прежнему неприязненно глядел на мою персону. А особенно пристально на оружие.

— Охотник? — спросил ди Дусер.

— Не совсем. Хотя, если посмотреть, то с другой стороны — охотник. За головами!

Беседа не складывалась. Напряжённость, висевшая в воздухе, становилась всё явственней.

— Не будем ходить вокруг да около, — предложил я, поскольку Бернар отчего-то молчал. — Мы разыскиваем именно вас, магистр.

— Вижу, — снова усмехнулся Карл.

— Может, пригласишь нас в дом? — заговорил мой товарищ. — Неприлично встречать гостей на дворе.

— Это можно.

Не скажу, что ди Дусер выглядел напряжённым. Скорее, даже наоборот. Его не пугал ни вооружённый человек, ни Бернар, а, следовательно, у магистра было что-то припасено для нас. И, надеюсь, это не отряды нежити.

— Следуйте за мной, — проговорил Карл, направляясь к дольмену.

Первым пошёл Бернар. Он поравнялся с магистром, но при этом даже не глядел в его сторону, словно ему был не интересен этот эльф. Я плёлся сзади, одновременно убирая лук и готовясь в случае чего к рукопашной.

Эльфы достигли входа в дольмен. Карл, как хозяин, пропустил Бернара внутрь. Тот сделал шаг и… исчез.

Я ошарашено остановился, глядя на магистра. Тот сделал шаг на встречу, быстро дотронулся моего лба. Небольшое головокружение и через мгновение я очутился в огромной сухой и светлой комнате.

— Вы её с собой в кармане носите, что ли? — спросил я, не надеясь на ответ.

15

Выполнено жилище было в типичном эльфийском стиле: посредине высился янтарный фонарь, ярко освещающий пространство вокруг, у стен лежали разноцветные подушки, стояли несколько ажурных столиков с питьём и яствами, тут же стопками высились толстые фолианты. На стенах картины с изумительными пейзажами, статуэтки.

— Да, — проговорил Бернар. — Ты верно сильный маг, что скрывать.

— Было, у кого учиться, — натянуто улыбнулся Карл.

Эльфы кивнули друг другу в знак уважения.

— Располагайтесь, — предложил хозяин.

Первым оправился Бернар. Он подошёл к подушкам и спокойно примостился на них. При этом эльф вытянул трубку и стал неспешно набивать её табаком.

Я чуть замешкался, но потом проследовал за Бернаром и присел недалеко от него.

Ди Дусер направился к одному из столиков и стал разливать из высокого хрустального графина вино.

— Итак, — начал Карл, — вы пришли за мной? Или, может, ко мне?

Каламбур мы с Бернаром не оценили. Магистр хмыкнул и вскоре поднёс нам бокалы.

— Угощайтесь, — проговорил он. — Вино не отравлено.

— Смешно, — бросил я.

Магистр вернулся к столу и взял свой бокал. Потом расположился напротив нас, но на безопасном расстоянии.

— Вы, видно, очень шутить любите, — сказал я. — Вон какую «кашу» заварили в Сиверии. Обхохочешься.

Карл вопросительно глянул то на меня, а затем перевел взгляд на Бернара.

— Что-то, дорогие мои гости, мне не совсем понятен ход ваших мыслей.

— Не надо лукавить, Карл, — отвечал Бернар. — То, что мы с тобой по разные стороны, по-моему, очевидно…

— К чему ты всё это говоришь? — не понял ди Дусер.

— Я говорю о твоих тёмных делишках.

Карл потупил взор и закусил губу. Было видно, что ему неприятно слушать об этом.

— Твоя проблема, Бернар, что слишком категоричен. Вернулся, так сказать, в лоно Дома ди При…

— А ты, Карл, слишком исполнительный. Твоя якобы забота о Доме ди Дусер вышла тебе же боком.

— Не будем обвинять друг друга в том, что нам не подвластно.

— Ты первый начал, — совсем по-детски заявил Бернар.

Магистр добро улыбнулся. Сейчас он походил на старшего брата, который уступает в споре младшему, но не из-за того, что тот прав, а больше от житейской мудрости, ведь подобная грызня до добра не приводит.

— Знаешь, отчего я скрываюсь тут? — спросил Карл.

Ответил я (честно скажу, что из вредности):

— Вы из опального Дома ди Дусер, а этим, думаю, всё и сказано.

Карл нахмурился. Ему явно не понравилось, что в разговор опять встрял человек.

— Да, — кивнул он головой, — моя семья, можно сказать, нарушила условия Большой Игры, потому большинство из нас вне закона. Но некоторые (тут магистр красноречиво перевёл взгляд на Бернара) или перешли на сторону иных Домов, или вовсе отказались от родовой фамилии. Верно?.. кузен…

Ах, вот оно что! Теперь ясно, отчего Бернар так защищал Карла на том сборище. Магистр приходился ему близким родственником. Вот отчего он взъелся на Фредерика ди Грандера.

— Гм! — Бернар облизал пересохшие губы. — Надо честно глядеть правде в глаза: ди Дусеры играли не по правилам.

— Мы… мы (ещё раз повторился магистр, и как мне показалось намеренно) играли не по правилам. И я тоже… Приходилось, поскольку долг семье — превыше всего иного. Помнишь ли ты, Бернар, это?

В ответ мой товарищ криво усмехнулся:

— Не думай, что твои слова способны выдавить из меня слезу.

— Мне это не надо, — парировал Карл, а потом, чтобы избежать ответного «укола», заявил: — Сразу скажу, что мне нравилось то, что я делал… Были моменты, когда меня вынуждали, но всё одно мне нравилось быть кому-то нужным… Это уж лучше, нежели бежать от опасности.

— Ты меня в чём-то обвиняешь?

— Каждый из нас в душе ди Дусер, — примирительно начал магистр. — Ты выбрал один путь служения своему роду, я — другой. И идеальных среди них нет. Согласен?

Бернар молчал. Он сильно переживал, я это видел. Желваки у него заходили ходуном, как меха на кузне. Бокал в руке был зажат так крепко, что будь это чья-то шея, то давно бы хрустнула.

— Понятно, — высказался я и за себя, и за Бернара, допивая вино.

В жилище ди Дусера было тепло. Даже жарко в сравнении с тем, какая погода была снаружи.

Я чуть припустил ремешки и завязки. А Бернар, меж тем, продолжал с мрачным видом смаковать вино. Он упорно молчал, а его ноздри вздувались до неимоверных размеров.

От Карла, признаюсь не таясь, не веяло опасностью, однако расслабляться не стоило. То, что он не нападал на нас, ещё ничего не значило. А все эти «душеизлияния» могут быть лишь отвлекающим манёвром. Типа, видишь какой я честный.

Надо не забывать, какую «кашу» он тут заварил. Для этого надо было быть на всю голову повёрнутым.

А эльфийское коварство уже и в поговорку вошло. Так что, Бор, спиной к этому типу лучше не поворачиваться.

Но чтобы как-то разрядить обстановку, я заявил:

— Я не против Дома ди Дусеров. На ваши эльфийские разборки мне начхать. Извините, конечно, за грубость.

Карл рассмеялся.

— Я тебя вспомнил! — прозвучало неожиданное его заявление.

Эльф резко наклонился вперёд и ещё пристальней уставился на меня.

— Вспомнил! — повторился он. — Но этого не может быть!

— Чего именно? — напрягся я.

— Или просто похож… Давненько это было… Ну да! — хлопнул себя по колену магистр. — Показалось. Иначе, как бы ты оказался среди эльфов… Показалось. Как, говоришь, тебя зовут?

— Бор.

Карл задумался. Он украдкой бросил косой взгляд на меня, потом на Бернара.

— Говорите, что разыскиваете меня? — спросил он. — Или… или кто-то… кому вы служите, ищет меня?

Бернар поднял глаза на своего соплеменника.

— Вас разыскивает Фредерик ди Грандер — судебный пристав с Тенебры, — сообщил я.

— Это верно? — спрашивал магистр у Бернара.

— Верно, — кивнул тот головой.

Не скажу, что на лице Карла проявилось некое облегчение, но к этому было близко. Эльф долго смотрел на меня.

— Ты что-то говорил про саркофаг, — сказал он мне. — Значит ты… ты должен знать Негуса Хатхара.

— Хатхара? Даже не знаю, кто это такой.

Вот тут эльф удивился:

— Не знаешь? Или скрываешь?

— Я не знаю никакого Хатхара.

— Как же ты очутился у эльфов?

— Что? Почему, у эльфов? — не понимал я, ища взглядом поддержки у Бернара. Но и тот, похоже, мало что понимал.

— Ты меня специально дразнишь? — нахмурился Карл.

— Дразню? Господин магистр, вы меня неверно истолковываете. Те мои слова, про саркофаг, про то, что мы заочно с вами знакомы, в некотором роде мой «финт»…

— Ты соврал?

— Это лишь отрывки каких-то старых воспоминаний. Они, как сон, марево…

— Ты что память потерял?

Бернар густо покраснел и сердито глянул на меня. А я, меж тем, решился на рисковый шаг, и чуть открылся магистру. В конце концов, дело касалось моей прошлой жизни, и надо было постараться хоть что-то выудить из ди Дусера.

— Так вышло, что судьба забросила меня на аллод Клемента ди Дазирэ. В его башне на меня обвалился потолок и… и, как следствие, действительно потеря памяти.

Карл явно сомневался в моих словах.

— Просто не верится! Так гладко… И чтобы Негус Хатхар за просто так выпустил из своих рук такое… такое… тебя…

— Кто этот ваш Негус Хатхар? Тот Восставший, к которому вы приходили за распоряжениями?

После последних слов Карл побледнел. Он отставил в сторону полупустой бокал.

— А это, значит, ты помнишь? — со скептицизмом спросил эльф.

— Говорю же, что отрывками… Всё туманно, обще… никакой определённости.

Магистр сощурился.

— Потеря памяти, — пробурчал он, уставившись отчего-то на Бернара.

— Так и есть, — кивнул тот.

Тут же вдруг у меня мелькнула мысль, что может, я зря ему сознался в своём беспамятстве.

— А ты ничем не хочешь с нами поделиться? — вдруг спросил Бернар, обращаясь к магистру. — Что общего у тебя с Восставшими?

Магистр уклонился от ответа. Он пробурчал что-то о том, как славно, что судебные приставы добрались до его укрытия.

— Думаю, что это своего рода знак… Уверен — это знак! — глаза магистра возбуждённо блеснули. — Возвращайся в лагерь и сообщи, что я сдамся… Но не им. Не хочу, чтобы ди Грандерам зачлась поимка одного из «злобных Дусеров». Я сам отправлюсь на Тенебру. Пусть Анклав решает мою судьбу.

Сказано всё это было с такой горячностью, что можно было и поверить. Но я по-прежнему сомневался.

— Что такое? — приподнял брови в вопросе Карл.

— Где гарантии? — прямо спросил я у него. — Что если вслед за нашим уходом, вы или сбежите отсюда, или устроите очередную свою пакость?

— Послушай, Бор, ты же говорил, что тебе лично начхать на наши свары… Или тебе посулили награду? — Карл явно принимал меня за наёмника.

— Вообще-то нет. Просто в последние месяцы мне… да, в прочем, всем тут в Сиверии приходится расхлёбывать вашу «кашу».

Эльф смотрел на мои руки, опустившиеся на эфесы клинков. Края его губ тронула лёгкая ухмылка. Его не пугал ни я, ни моё оружие.

— «Кашу»? Ты в сотый раз мне на это намекаешь… А-а, я, кажется, смутно начинаю понимать, о чём ты говоришь… Догадываюсь… И поверьте мне, что именно тут, в Сиверии, я ни к чему не причастен. Вижу сомнения в ваших глазах.

— Это обычное дело, отнекиваться от своих тёмных делишек, — сообщил Бернар. — Давайте мы просто пройдёмся к лагерю. Там встретишься с приставом и…

— Нет уж, дорогой мой Бернар. Я не настолько глуп. Да и не хочу, чтобы мне приписывали лишнее… События в Сиверии напрямую связаны с Проклятым Храмом. Там и ищите все ответы.

Мы с Бернаром переглянулись.

Неужели все теории касательно Карла ди Дусера и той нежити, заполонившей этот аллод, были ошибочны? Нет, этого не может быть! Слишком просто.

Но магистр говорил так уверенно… Да ещё прятался в Синих горах, а не в Проклятом Храме.

— Поясни, — потребовал Бернар.

— Чего мне пояснять. Сходите в Мен-Хаттон и сами проверьте. Неужели вам это в голову даже не взбрело?

— А вы пробовали к Храму подойти? — возмутился я. — Там целая армия нежити. Шага не сделаешь…

— Ещё бы! Это же одна из Пирамид Тэпа! В ней, судя по всему, Искр хватит, чтобы пробудить к жизни всех Восставших, покоящихся в могильниках Сиверии.

— И кто там хозяйничает?

— Тэп его знает, — сострил Карл.

Бернар отставил свой бокал, наклонился вперёд и негромко начал:

— Не смотря ни на что, Карл, я уважительно отношусь к тебе. Думаю, что ты это итак знаешь.

Магистр кивнул.

— То, что ты сам отправишься на Тенебру, лишь делает честь…

— Бернар, перестань! А то я сильно возгоржусь.

— Я серьёзно. Доведись мне находиться на твоём месте… В общем, мы с Бором не станем тебе препятствовать. Я сам поговорю с Фредериком ди Грандером о том, чтобы он отступил. Не надо ни лишней крови. Этот пристав не блещет ни магическим таланом, ни каким иным, потому, мне думается, он согласиться на твои условия.

Карл снова кивнул, принимая слова Бернара.

— Если Фредерика это потешит, передай ему мой жезл. Как люди там говорят: «С козла хоть клок шерсти»?

Магистр засмеялся и протянул Бернару какую-то клюку.

А мне подумалось, что последний всё же торопится. Может это из-за своих родственных воспоминаний. Может ему Карл и видится несколько в ином свете, но я бы не стал так безоговорочно доверять этому магистру.

— А ты сильно изменился, — сказал Бернар. — Я тебя помню совсем иным.

— Да, учителя были суровые. Ты тоже, гляжу изменился. Перешёл на иную стезю? Или… нет? Не хочешь поговорить?

— Зачем тебе это?

— Я должен знать…

— Судьба нашего Дома, не смотря ни на что, меня очень волнует. Знал бы ты, что мне пришлось пережить с того момента, как ди Дусеров объявили вне закона.

— Каждому из нас есть о чём порассказать, — отвечал магистр.

— Ты, говорят, связался с Восставшими Зэм. Зачем?

— Так вышло… Большей частью мне приходилось быть своеобразным передаточным звеном. Поручителем… А вот про тебя, кузен, рассказывают не менее забавные истории. Ты вообще ходил в любимчиках Клемента ди Дазирэ.

— Любимчиках? — вспыхнул Бернар, но покосившись в мою сторону, успокоился. — Какой бы Клемент ни был, но он великая личность! И если ты будешь о нём говорить непочтительно…

— Да брось ты! Давай говорить спокойней… Я погорячился, ты кипятишься…

Карл раскинул руки, словно собирался обнимать Бернара.

— Хорошо, давай успокоимся, — сказал тот.

— Я слышал, что случилось с Клементом. Мне очень жаль, что он погиб. Я согласен — он был не только Великим Магом, но и примечательной личностью. К нему тянулись не только эльфы, но и люди, и гибберлинги. Что там произошло?

— А ты не знаешь? — сердито спросил Бернар.

— Кузен, мы же договорились!

— Извини…

Бернар вздохнул и кратко рассказал о события на том аллоде.

— Тень? — переспросил ди Дусер. — Я не ослышался?

— Подобную Тень мы с Бором встретили в пещерах на… на одном острове.

Я вспомнил и о третьей Тени в башне Айденуса, но решил промолчать.

— Да, — бросил Карл, сжимая челюсти. — Я о Тенях вам мог бы поведать кое-что интересное…

— За чем же дело стало? — поинтересовался я.

Магистр вопрошающе посмотрел на своего кузена. Бернар кивком подтвердил заинтересованность, и Карл начал:

— То, что я сейчас расскажу, мне самому видеть не приходилось, но то, кто это говорил, заслуживает доверия. Дело было в землях, принадлежащих Империи. Один охотник из числа орков отправился в степь. Всё, что мне известно, он там погиб. Случайно ли, намеренно — не в этом суть. Другому охотнику, его другу, стали снится сны, в которых его товарищ, погибший орк, приходил с одной и той же целью — с просьбой, чтобы его спасли и освободили.

Я напрягся. Сказанное Карлом стало в чём-то напоминать ситуацию со Стояной.

— Товарищ отправился на поиски и нашёл тело орка-охотника. По идее, Искра должна была бы вернуться в тело погибшего, благо, что оно не особо пострадало. Но этого отчего-то не происходило.

— И в чём причина? — спросил Бернар.

— Над этой загадкой поработало немало народу… Опущу утомительные подробности. Жрецы Триединой Церкви отметили, что поток искр иссяк. Практически никто не возвращается назад.

— Эка, удивил! — бросил я. — На аллодах Лиги такое отмечено почти повсеместно.

— А знает ли кто-то на «аллодах Лиги», отчего это происходит?

Я промолчал, Бернар тоже.

— Сначала, — рассказывал Карл, — думали, что всему виной Тени!

— И что это? — не выдержал я.

— Их природа мне не известна, — отрицательно замотал головой магистр.

— Допустим. А что же такое они делали, что теперь никто не воскресал?

— Всё дело в камне Тэпа. Мне приходилось его видеть: огромный абсолютно чёрный обелиск. Стоишь рядом с ним и ощущаешь прямо-таки, как бежит мороз по коже… От него так и веяло магией… магией Смерти. И ещё: вокруг кружило много-много чёрных Теней…

Лицо Карла вытянулось. Кажется, он действительно был впечатлён увиденным тогда.

— Что это за камень такой? — задал вопрос Бернар. — Никогда о таком не слышал.

— Я тоже, — улыбнулся магистр. — Но кое-кто из людей Зэм мне рассказал, что ещё где-то лет пятьдесят их учёные занимались блуждающими огоньками. Они утверждают, что это — проклятые Искры, которые не смогли найти своего тела. Но если раньше в качестве причины появления блуждающих огоньков принимался тот факт, что тело утрачено, то теперь…

— Теперь, вроде, и тела есть, — добавил я.

— Верно, — Карл как-то странно посмотрел на меня. — Верно… Камень Тэпа — общее название тех черных обелисков, которые частенько находят в местах обитания древних Зэм. Они каким-то образом ослабляют магию Света, а именно влияют на Дар Тенсеса… Там, на острове Клемента, кто-то (не думаю, что именно обезглавленный Бором Арсен ди Дусер, ведь я его помню — не очень сильный маг) очевидно использовал камень Тэпа, вызвал могучую Тень, может и самого…

Тут Карл осёкся и сжал губы.

— Чего ты замолчал? — спросил Бернар.

Взгляды эльфов встретились. Я почувствовал, как они заискрились, словно боевые клинки. Секунда-другая и Карл должен был назвать чьё-то имя. Бернар ждал, наклонившись вперёд.

— Гм! Я не думаю, что целью нападавших была гибель аллода, — сухо проговорил магистр. — Что-то пошло не так… да ты и сам говорил о том, что Арсену пришлось бежать с командой на корабле… да ещё та нежить… Ну, конечно! Вы все ошибаетесь, приписывая нападение лишь мятежным Дусерам и Северским. За ними есть куда более могучие силы…

Бернар, так и не дождавшись прямого ответа, сердито сжал челюсти.

Он в последнее время уж часто нервничал. Неужто дело только в том, что он так болезненно реагирует на обвинения в сторону семьи ди Дусер?

— Империя? — спросил я.

Карл не ответил. Он лишь усмехнулся и едва качнул головой, отрицая моё предположение. Тут магистр встал, собрал бокалы и вновь наполнил их вином. Чуть позже раздав их нам, он продолжил:

— Ты был прав, Бернар, утверждая, что моя сущность — излишняя исполнительность. Меня так воспитали. Верность Дому, служение ему, беспрекословное подчинение… Я — это не ты. Совсем не такой…

Капеллан побледнел и стиснул зубы.

— Я полный дурак, что поверил… Прошло время, меня стали посещать странные мысли… вопросы роились в голове, как лесные пчёлы. Но было поздно. Я понял, что влип, как… как какая-то букашка в сосновой смоле. Этот Арманд ди Дусер… и Негус Хатхар…

— Кто он? — спросил я.

— Первосвященник Тэпа.

Карл отпил из бокала. Его взгляд чуть затуманился, он вспоминал.

— Думал, — продолжал магистр, — что он просто фанатик, верящий в то, что Тэп — живое воплощение бога смерти. Думал, пусть себе верит, это его право. Думал, лишь бы нашему Дому от того была выгода. Но выходило, что и меня использовали, и… Обидно ещё и то, что я помогал им с Армандом во многих делах. Особенно с нашим Домом…

— А что с вашим Домом? — не понял я.

Эльф махнул рукой, мол, пустое, но мне бросилась в глаза явная фальшь в его жестах.

— Вам известна судьба Восставших Зэм? — спросил он.

— Да, — ответил Бернар.

— Лишь в общих чертах, — добавил я.

Карл едва-едва улыбнулся, но как-то снисходительно, мол, он человек, ему разрешается не знать.

— Мы достоверно не знаем ни откуда они, ни кто, — сообщил мне магистр. — Древняя цивилизация Хикут… Зэм… Они были простыми смертными людьми. Говорят, что высокими, стройными. У них была смуглая кожа и глаза янтарного цвета. Сейчас же это… это… существа… да, существа (верное слово), части тел которых заменены механизмами. Свои лица они скрывают под масками.

За те триста с хвостиком лет с момента своего первого воскрешения, они прошли путь от безвольных рабов, которых использовали на хадаганских рудниках, до полноценных граждан Империи. И теперь они её мозг!

— Восставшие мне тем и нравились… Я видел в них некое отражение судьбы нашего Дома. Тоже хотел, чтобы мы поднялись…

Карл тяжело вздохнул. Не наигранно, а именно тяжело, как это делает тот, кому действительно сейчас плохо. Но вот магистр тут же взял себя в руки и продолжил:

— В основном подавляющее большинство Восставших это уже сформировавшиеся взрослые люди. Но их мёртвые тела не способны к размножению. Поэтому единственным способом прироста населения является воскрешение мёртвых Зэм. В основном оно происходит… спонтанно… по мере того, как Искры из древних Пирамид находят своих хозяев.

Казалось бы, стечение обстоятельств: болезнь, насланная Тэпом, Катаклизм — даровали народу Зэм возможность подняться над смертью. Но Восставшие считают, что необходимо разобраться с природой Искр, а также с теми событиями, связанные с Великим Магом Тенсесом и его Даром. Они полагают, что есть куда более могущественные силы, способные управлять всем этим.

Но были и такие из племени Зэм, кто думал несколько иначе. Их называли культистами Тэпа. Они считали последнего воплощением древнего бога смерти, прозываемого Них, который и даровал им бессмертие.

— Всё началось в той Пирамиде, — продолжал рассказ Карл. — Слуги Империи нашли единственную, как они полагали, уцелевшую Пирамиду Тэпа. Восставшие бросились на её изучение. Там был нетронутый запас Искр. Учёные Зэм думали, что совладают со всем этим добром, и в Сарнаут вернётся множество людей их племени…

Карл усмехнулся и посмотрел на свой пустой бокал. Он снова подошёл к столу и налил себе.

— Империя всегда мечтала, что она получит возможность путешествовать по астралу… свободно путешествовать. Понимаете, о чём я? Имперские учёные далеко пробрались в этом вопросе. Они нашли камень Тэпа… Дураки! Наивные дураки! Думали совладать с ним. Негус Хатхар прямо мне сказал, что это уловка.

— Чья? — спросил Бернар. Кажется, его тоже заинтересовал рассказ кузена.

— Тэпа.

Мы с Бернаром переглянулись.

— Да, сейчас это трудно себе представить, — глухо проговорил Карл. — Тем более, когда он превратился….

— Вы о чём, господин магистр?

— О Тэпе. Он жив, — ди Дусер сказал это таким тоном, будто оповещал нас с Бернаром о сегодняшней погоде. — Как там писали в святых книгах: «И поправ смерть, пришёл он в сей мир…» Правда, это о другом говорили, но, думаю, эта цитата сейчас как раз к месту.

Карл, казалось, был доволен произведенным эффектом. Чуть выждав, пока мы переварим его слова, он начал объяснять:

— Над Склепом в той Пирамиде, было ещё одно помещение… Запретная Камера. Туда никто не мог попасть. Она была защищена магическим полем. Во время очередных экспериментов в Пирамиду ворвались сторонники Тэпа с каким-то саркофагом…

Ноздри Карла расширились, лицо чуть побледнело. Я заметил, что хмель, судя по всему, всё же ударил ему в голову.

— Негус Хатхар всё это время занимался тем, что помогал Тэпу создать новое тело… Когда дело было сделано, культисты активировали Пирамиду, а именно древние порталы. Внутрь ворвались «лезвия»… Ох, и жуткие создания, поверьте мне. Будучи «в гостях» у первосвященника, я однажды видел одно из них. Говорили, что Тэпу когда-то удалось поместить Искру живого существа внутрь механизма. «Лезвие» — одна из таких тварей…

Магистр вздохнул.

— В Пирамиде стояла невообразимая паника. Погибло много народу… Тем временем, приспешники Тэпа пронесли саркофаг с его новым телом в Пирамиду и он… воскрес! В очередной раз! Проклятье!

Карл закусил губу, и я увидел, как выступила кровь.

Потом он мощным глотком допил вино в бокале и встал.

— Вот почему я здесь, — печально сказал он. — Испугался и бежал… бежал от культистов, от Хатхара… от Арманда… от всех. Думал скрыться далеко. Например, тут, в Сиверии…

— А куда делся Тэп? — спросил я.

— Тэп? Точно не знаю… Наверно, улетел сквозь астрал. Даже не знаю куда… Честно говорю, что не знаю.

От возникшей тишины стало как-то не по себе. Карл стоял в стороне, глядя куда-то в сторону. Бернар хмурился, углубившись в свои мысли.

— Послушайте, магистр, — решился я на очередной вопрос, — а ведь вы меня видели у первосвященника. Так?

— Видел, — кивнул головой Карл. — Потому так и удивился, когда выяснилось, что ты не от него.

— А что я там делал?

— Почём мне знать… Спроси у Негуса Хатхара.

— И всё же. Может, вам хоть что-то известно?

— Твоё тело принадлежало какому-то великому воину…

— Сверру?

— Возможно. Я точно не помню. Хатхар не стал мне рассказывать о своих планах насчёт тебя. Правда, один раз он упоминал о Великих Драконах.

— И всё?

Карл печально улыбнулся.

— Что-то мы засиделись, — поднялся Бернар. — Итак, кузен, мы договорились с тобой?

Карл кивнул.

16

Договориться же с Фредериком оказалось не так просто, как предполагал Бернар.

— Что? — судебный пристав вскочил на ноги, а с ним встал и Фрол.

По лицу последнего явно читалась досада: в Проклятый Храм за золотом он так и не пойдёт.

— Карл здесь? — Фредерик задер голову, глядя на горы.

— Здесь, — кивнул Бернар.

— Так-с! — судебный пристав засуетился.

— Не надо никуда спешить, — охладил его пыл Бернар. — Карл сам отправится на Тенебру и…

— Сам? Сам?! Это он сказал вам?

— Да.

Дальше эльфы уже заговорили на своём языке. Я ни слова не понимал, но глядя на багровеющее лицо Бернара, понял, что дела обстоят скверно. Вдруг он надвинулся на судебного пристава, и я понял, что пора вмешиваться, не то дело кончиться весьма плачевно.

— Э! А ну-ка остыньте! Разойдитесь-ка в стороны.

Фредерик ди Грандер глянул на меня так, словно я был его кровный враг.

— Пока это просьба, — проговорил я снова. — Если не выполните…

— То что? — сухо спросил Бернар, даже не глядя на меня.

Таким возбужденным, как сейчас, мне ещё не приходилось видеть своего друга. Некогда было гадать о причинах, надо было действовать.

— Бор, прошу тебя — уйди…

— Да, — усмехнулся судебный пристав, — вам всем лучше не вмешиваться, когда говорят более разумные…

Он не закончил, надменно глядя на Бернара. Я покосился на Фрола. Судя по его довольному лицу, его сильно забавляла сия картина, и вмешиваться он явно не собирался.

В минувшем разговоре я уловил только одно знакомое слово, которое повторилось раз пять. И слово было «ди Дусер».

Выводы было делать рано, но, если судить по реакции всегда сдержанного и спокойного Бернара, да ещё после упоминания опального Дома, у меня само собой складывалось более-менее чёткое представление о том, что происходит. Фредерику ди Грандеру не терпелось схватить магистра, чему, несомненно, сильно противился Бернар. Он верил кузену, больше опираясь на своё давнее с ним знакомство. Прибавь к этому данное эльфом обещание не препятствовать отбытию на Тенебру… Да, и кроме того, мой капеллан был ди Дусером, и его голову часто занимали мысли об очищении своей фамилии.

Судебный пристав снова заговорил, и опять на своём наречии. Я обернулся: люди вокруг смотрели на происходящее с не меньшим любопытством, чем Фрол. Первосвет даже рот открыл от волнения.

Бернар наклонил голову, не глядя на своего оппонента, и, неожиданно даже для себя (а скорее всего, просто следуя своему наитию), я снова рискнул вмешаться. Надо сказать вовремя: мне едва удалось сжать эльфа в своих объятиях, и молния, выпущенная им, ударила в паре шагов от Фредерика. Последний чуть дёрнулся и побледнел.

— Первуша! — крикнул я, и гигант подскочил к Бернару.

Он легко сгрёб эльфа в охапку и, не давая ему ни вырваться, ни опомниться, понёс его за скалу.

— Ах, ты ж..! — Фредерик поднял руки в каком-то странном жесте, но увидев перед своим носом тихо звенящее лезвие фальшиона, замер.

— Я бы вам не советовал отвечать.

— Ты… ты… гм-м!

Судебный пристав свирепо сверкнул глазами, и смело повернулся ко мне.

— Ты понимаешь, что сейчас сделал… сделал этот капеллан?

— Без сомнения. Мало того, я целиком на его стороне.

— На его стороне!? Он же поддерживает ди Дусеров! Ты слышишь?

Я молчал, продолжая держать в вытянутой руке меч. Вторая рука легла на рукоять сакса, готовясь выхватить его в случае какой-то угрозы.

— Ди Дусеров! — повторил Фредерик. — Ты сам говорил об «сиверийской каше». А кто, по-твоему, к этому причастен?

— У меня есть предположения, но вы не в том состоянии, чтобы внимать разумным словам.

— Что? Глупец!.. Ты, на чьей стороне, сопляк?

— А ну-ка тише. Я ведь могу и язык укоротить.

— Это… это бунт?

Фредерик задал вопрос и тут же окинул взглядом остальных ратников, словно ища поддержки, и остановился на Фроле.

— На меня не уповайте, — усмехнулся тот. — Я в ваши эльфийские дела влезать не буду. Кстати, по вашему же совету. Вы ведь «разумнее» нас? Не так ли?

Лузга оценил шутку хозяина и громко хохотнул.

— Да вы все тут… все…

В свете вечернего костра фигура судебного пристава выглядела сурово. Он швырнул в сторону жезл магистра, отданный ему Бернаром, и отошёл от огня.

— Надеюсь. Бор, ты действительно понимаешь, что делаешь, — шепнул мне чуть погодя Фрол. — Влазить в дела эльфов, особенно таких… Их Большая Игра — вещь каверзная. Можно и без головы остаться.

— Ничего. Где наша не пропадала… А тебе-то что от моего? Мог бы выступить на стороне закона. Али совесть жмёт?

— Н-да… Говоришь, что в лицо плюёшь. Мне, конечно, приходилось поступать не по совести, — огрызнулся Фрол, — но в этот раз чую, что ты прав.

— Или, может, всё о золотишке подумываешь? Надеешься меня затянуть в свои сети? — спрашиваю, и вижу, как задрожали руки экспедитора.

— Меня тоже… торговали… Использовали, кому как сподручнее. Я сильно доверчив был… даже к друзьям. Ох, смотри, Бор, пенять не на кого будет. Я, как я, а эльфы — народец злопамятный…

— Ладно, Фрол, я тебя прекрасно понял. Не надо лишней суеты.

Мы разошлись в стороны. Я пошёл за Первосветом и Бернаром, и нашёл их аж в соседнем овражке.

— Вы бы так далеко не забегали. Может, нежить, где бродит, — сказал я. Подойдя прямо к эльфу, добавил, но уже дав волю сердцу: — Это что сейчас было? Бернар?

Ответа не последовало. Эльф смотрел в землю, свирепо сжимая челюсти. Его крылья нервно трепетали со стороны в сторону.

— Тебе не понять… Бор…

Ударение эльф сделал отчего-то именно на моём имени. Я попытался найти подоплёку всему этому, но пока не находил.

— Может, разъяснишь? Или тоже считаешь себя большим разумником?

Бернар хмыкнул.

— Он, этот холёный пёс, только «крови» и жаждет, — сказал эльф. — Фредерику бы перед Анклавом отличиться, чтобы заметили. Что ему наш Дом?

— Поэтому ты хотел его убить? Обляпать ди Дусеров ещё одним несмываемым пятном, но в этот раз из крови? Где твоя выдержка? Где…

— Бор! — Бернар поднял голову. — Хватит… Я, конечно, благодарен тебе, что ты меня удержал от… неразумного шага, но не надо со мной, как с ребёнком малым. Ты, безусловно, человек уважаемый…

— Да хватит тебе мёд лить! Ты определись с кем ты, и кто ты!

— Ох, друг… Замело мои пути. Ох, замело!

Бернар говорил с такой болью в голосе, что я позволил себе приотпустить хватку. Дальше говорил уже помягче:

— Ты, главное, не ври хотя бы самому себе.

— Время сейчас такое…

— Брось! Глупости! Время тут не к чему. Оно всегда одно и то же. А вот какие мы — другой вопрос.

Первосвет стоял рядом, глядя на нас, не решаясь вообще что-либо сказать. Инстинктивно он чувствовал, что любое его слово тут лишнее. Не его уровня вопросы.

— Бор… плохо мне… плохо… Горю… прямо изнутри, — Бернар заговорил очень эмоционально. Каждое своё слово, будто гвоздь, забиваемый молотком. — И давно горю… Эта ряса, — тут эльф с какой-то ненавистью схватил сам себя за грудки, — так остобрыдела… сил нет! Сделал на свою голову «шажок»… к спасению. Потерял и Дом… и к Свету не дошёл… Эх, надо было выбирать… или белое… или чёрное! Уж тогда бы совесть не мучила.

Я похлопал эльфа по плечу и сказал, что надо возвращаться в лагерь.

— Споры спорами, но надо бы и отдохнуть.

Я с Первосветом направился вниз, а эльф попросил дать ему какое-то время, чтобы придти в себя.

Едва мы вышли к лагерю, как я понял, что тут продолжается какая-то котовасия. Понадобилось несколько минут, чтобы понять, что к чему.

Надо честно сказать, что Защитники Лиги в своём большинстве давно стремились вернуться назад в порт. И сегодняшняя перепалка между эльфами ещё больше раззадорила их.

Объясняли они своё желание двумя причинами. Во-первых, идти в тундру без разведки, было очень глупой затеей.

— Хватит! — жарко говорил десятник. — Мне и на Святой Земле хватило «полководцев»…

— Глеб! — остановил того кто-то из сподручных, кивая на экспедитора. Мол, будь посдержанней в выражениях.

Во-вторых, раз нежить направлялась к порту, то следовало предупредить своих, и совместно выработать план обороны. Самим же лазить в тундре без поддержки и припасов — подобно самоубийству.

На удивление, эти аргументы поддержала и подруга Бернара. Она тут же заявила, что на борьбу с нежитью следует позвать более подготовленных священников Света.

Против, выступал только Фрол. Фредерик держался в стороне, даже не пытаясь во что-то вмешаться.

— Почему это нам не следует, — говорил экспедитор, — идти к Проклятому Храму, как мы и планировали? Всё управление этой нежитью оттуда…

— И толку? — подал голос кое-кто из ратников. — Тут этих Восставших тьма тьмущая. Мы до вашего Храма даже не доберёмся.

— Вот что, Глеб… тебя же Глебом зовут? — встал Фрол.

Десятник сразу оробел, а ратники за его спиной затихли.

— Я говорю только один раз, и больше не повторяю, — продолжал экспедитор. — Наш отряд пойдет в Мен-Хаттон. Там он выполнит возложенную на него задачу, и…

— Э, нет, человек хороший! — не поддался на слова кое-кто из особо говорливых защитников, из числа тех, что подстрекали десятника к возвращению. — Мы пойдём назад, в порт.

— Что? — сощурился Фрол.

Лузга тут же вырос за его спиной.

— Глеб, я смотрю, твои псы не обучены. Разве кто-то давал им слово? Где дисциплина? Что это за торг?

— В таких делах… особенно таких… все имеют право на слово, — неуверенно сказал десятник. — Это негласное правило…

— Засунь это правило, знаешь куда? — Фрол сделал шаг вперёд.

Ратники потянулись к мечам, но благо, что никто из них их не обнажил.

— Так-с! — прохрипел Яроземный. — Как это понимать?

— Ты, мил человек, — снова заговорил вместо десятника один из его сподручных, — не кипятись. Ваш магистр сам сдался. Так что нам до Храма нет никакого дела. А погибать за просто так…

— Ах, вы ж гниды!.. По возвращении в порт все вы… все!.. отправитесь в Сыскной Приказ для разбирательства. А ты, десятник, будешь в числе первых.

Глеб несколько раз порывался что-то ответить, но, натыкаясь на тяжёлый взгляд Фрола, тут же закрывал рот. Такая нерешительность шла в разрез тем Глебом, с тем воинственным десятником, который так умело командовал в сражении с нечистью.

Испугался… да, он испугался. Спор явно зашёл в тупик. Десятник ни на что не решался. Он закрылся, словно улитка в своей раковине.

Как всякий по своему честный человек, он в минуты опасности проявлял не дюжую сноровку и храбрость, а вот пред начальством — пасовал. Если бы не солдаты за его спиной, то он, думаю, давно бы подчинился.

— Бор, а ты что скажешь? — отчего-то обратился ко мне Фрол.

О! Не хватало меня привязывать к сим делам!

Конечно, Глеб был во многом прав. Нам следовало отступить к порту. Никто… никто в здравом уме не начинает предприятия, тщательно не подготовившись. А мы действительно и разведчиков не посылали, и…

Я медленно оглядел всех собравшихся. Их мысли и желания настолько чётко отпечатались на их же лицах, что и к провидцам ходить не надо.

Пауза с момента вопроса сильно затянулась, надо было что-то говорить.

— Вот что, Глеб. Пяток ратников не спасут положение. Но нам могут быть весьма полезны.

Десятник закусил верхнюю губу, пытаясь подыскать достойный ответ.

— Я… я испрошу у своих ребят добровольцев… коли согласится кто…

Пришлось мне согласно кивнуть. Такой вариант меня устраивал, а вот Фрола, судя по всему, начинало трусить.

— Добровольцев? Пяток? — прошипел он.

Вот неугомонный парень.

— Эй, робята! — Глеб повернулся к своим воинам. — Кто пойдёт с… с… в Проклятый Храм?

— Я, — тут же вызвался Первосвет.

Он чуть улыбнулся и подмигнул мне.

— Всё? — испугано спросил Глеб. — Больше никто? Эй… кто ещё-то?

Потупленные взоры, переминание с ноги на ногу — храбрости ратникам не занимать. Как мы ещё на Святой Земле-то воюем?

— Трусы, — громко бросил Первосвет, направляясь ко мне.

Его гордо вздёрнутая голова и уверенная походка заставили перейти в ряды добровольцев ещё троих, но больше никто не вызвался.

Я вдруг вспомнил одно замечание, высказанное ещё Демьяном Молотовым, что, мол, Защитники Лиги только на словах храбрые. А носа из своих «убежищ» не высовывают.

Фредерик то же собрался в порт. Он поднялся и заявил, что его миссия тут закончена.

Подошедший Бернар, бросил на пристава косой взгляд, и сказал. что уходит вместе с остальными в порт.

— Ты что? — подошёл к нему я. — Не дури…

— Брось, Бор. Я не такой дурак, чтобы «трогать» Фредерика ди Грандера.

— Он будет тебя подзадоривать… Да и вообще.

— Вот именно «вообще». Не хочу, чтобы он на Тенебре выгородил себя в хорошем свете. За этой сволочью только глаз да глаз…

— Зря ты. Он, думается мне, относительно честный парень. Просто дело у него не простое…

— Бор! Оставим эту тему. Я решил — ухожу.

— Тогда Первосвет с тобой.

— Чего? — насупился последний.

Роль няньки ему играть не нравилась. Бернар тут же поймал настроение гиганта и безапелляционно сказал:

— Я сам.

— Твою мать! — ругался я. — Что-то вечер не задался…

Утром ратники, возглавляемые десятником, оставив нам кое-каких припасов, направились на северо-запад через замерзшие болота к порту Туманному. Фрол долго смотрел им вслед. Думается мне, что по возвращении он припомнит всем им по самое не балуй.

17

Долгое время я всё думал, что заставило меня согласиться. Мне-то зачем этот поход в Проклятый Храм? Ради золота? — Так нет… Странно. Отчего я согласился?

А события того вечера, все эти «истерики», думается мне, связаны с дольменом. Вернее с тем местом, где он находился, поганым местом…

А где в Сиверии нет таких мест? Куда не пойди, та могильник или пирамида… А тут у Синих гор и подавно.

— Из Свирьского озера воду никогда не пьют, — говаривал один выживших острожников. — Там и рыба не водится. Место гиблое… Мой дед когда-то мне рассказывал, что коль землю-матушку осквернить, она «запомнит» это, испоганится. Так они и появляются.

— Кто появляется? — спрашивал другой ратник.

— Не кто, а что. Места поганые…

Вот теперь и понятно, отчего вчера все взъелись друг на друга. У кого проснулись старые обиды, у кого затаённые страхи. А проснувшись — выплеснулись наружу.

Как дети малые, право дело! Кинулись друг другу что-то доказывать… кое-кто с кулаками.

Правду говорят в народе про такие места. Тут даже орки не хаживают…

И чем дальше мы шли, тем неуютнее становилось на душе. Я видел, как все напряглись, стали хмурыми и неразговорчивыми. Даже Первосвет захандрил.

Мы почти вышли к побережью и свернули на север, огибая озеро по краю. После обеда снова опустился туман. Да такой непроглядный, что через двадцать шагов ничего нельзя было увидеть. Пришлось разбить лагерь и остановиться на ночлег.

Я назначил часы дежурств, а сам сходил к озеру.

Оно действительно было незамёрзшим. Правда, сверху кое-где плавали грязно-серые льдинки. Вода попахивала тухлыми яйцами. У самой берега торчали грязно-жёлтые метёлки рогозы.

Тяжелый тут воздух. Нездоровый.

Зря мы всё же пошли к Мен-Хаттону. И я дурак, что согласился. Надо возвращаться к порту.

Конечно, жаль, что нам никак не удалось там никого предупредить о приближающейся опасности. Если они выстоят… Странно, что я применил слово «если». Почему это я так сказал? Неужели не верю в их победу?

Порт хорошо укреплён При разумном использовании своих сил, Зубов сможет удержать его… Конечно, сможет.

— …о-о-ор-р…

Я замер. Или меня кто-то звал, или показалось. И только сделал шаг, как снова, словно чей-то тяжёлый вздох: «Б-бо-о-ор-р…»

Звук донёсся откуда-то со стороны воды.

Туман густо стелился по земле, закрывая от моих глаз мир вокруг своим грязным полотном.

Плёх! Плёх!..

Я повернулся к берегу озера. Это оттуда.

— Бо-ор! — звук ближе, но уже слышится со спины.

И тут опять: плёх, да плёх. Я вытащил меч и замер, пытаясь хоть что-то определить в этой непроглядной туманной мгле.

— Вот ты где, — от звука голоса я аж подпрыгнул и резко обернулся.

Сзади стояла знакомая фигура Первосвета.

— Пойдём… пойдём…, - звал его голос.

— Куда? — не понял я, стряхивая оцепенение.

— Пойдём… Бор…

— Первосвет, это ты?

— Я… я… пойдём…

Стоп, стоп, стоп… Я попятился. Странный какой-то он, этот Первосвет. И туман стал каким-то странным… зеленоватым… Похолодало.

— Вот ты где…

Поворачиваюсь: справа стоит ещё одна тёмная высокая фигура.

— Пойдём… пойдём…

А сзади снова: плёх… плёх… плёх.

— Какого… тут происходит? — губы пересохли. В горле тоже.

— Это ты, брат? — спрашиваю я у второй фигуры.

Первая теряется в клубах тумана. Её уже почти не видно.

— Я… конечно, я…

— Почему ты не подходишь ближе?

Как не стараюсь, никак не могу различить лица Первосвета. Ни глаз, ни носа, ни скул… Сплошь какая-то размазня.

— А-а, вот ты где!.. — раздаётся сзади, из воды.

Плёх… плёх… шлёп… шлёп…

Некто вышел на берег. Стряхнулся, словно пёс и направляется прямо ко мне.

— Стоять! Всем стоять! — крикнул я…

Вернее, хотел крикнуть. Голос разом пропал.

Обернуться было страшно. Второй Первосвет медленно таял. Я какое-то время ещё видел его в серо-зелёных клубах… Всё это время позади слышалось шлёпанье. Оно, то приближалось, то удалялось.

И вот, когда мне показалось, что таинственный некто стоит практически за спиной, я резко развернулся, нанося удар фальшионом, но клинок лишь рассек воздух.

Тихий смешок слева… справа…. снова слева…

Мне показалось, что я стою посреди какого-то странного города. Высокие серые стены без окон, темные стелы, вздымающиеся в небо…

Город племени Зэм. В этом я был абсолютно уверен…. Это город мёртвых… Здесь не было ни одной живой души. Это знание было… было… было, что ли интуитивным.

Туман чуть-чуть развеялся, и я увидел, что был прав. У стен сидели, а ещё лежали в неестественных позах человеческие фигуры.

Они были покрыты странной темной слизью. Она медленно стекала к земле, словно вода…

А ещё, что поразило, так это тишина. Было абсолютно тихо. Так тихо, что я слышал нервное биение своего сердца.

Слизь стекала и люди пропадали. Первый исчез… второй…. седьмой… двадцатый… Затем потекли и здания… стелы… Весь мир…

— Вот ты где!

Я дёрнулся и резко обернулся, занося меч для удара.

— Э-э! Ты чего!

Человек отскочил назад, испугано закрываясь рукой.

— Первосвет? — осторожно спросил я.

— Я, твою мать! Ты чего, Бор?

— Я?.. Да так… померещилось…

Первосвет нахмурился и подошёл ближе.

— Пошли в лагерь. Уже и ужин готов… Долго же ты тут бродил. Ещё и сам.

— Долго?

— Да, часа полтора.

Мы вернулись к остальным.

— Ну, что там? — поинтересовался Фрол.

Я обернулся: темные клубы тумана отступили ближе к озеру, постепенно уходя на запад.

— Ничего особенного… Ладно, я спать.

— Не перекусив?

— Не хочу.

И я завалился под невысокое деревцо. Сон нахлынул практически моментально, унося уставшее сознание в далёкие дали…

18

Пирамида появилась практически вдруг.

Мы шли вдоль берега на север, когда из серой мглы тумана выступила тёмная громадина Проклятого Храма.

— Стоп! — вскомандовал Первосвет.

Он шёл впереди.

— Надо осмотреться, — сказал я. — Думаю, тут подле Мен-Хаттона должна быть нежить.

Мы разбились на группы и осторожно осмотрели прилегающие окрестности. Чуть позже, собравшись в условленном месте, обсудили увиденное.

— Нам никто не попался, — сказали одни.

— Мы нашли вход, — сообщил Фрол. — Он вон там… с западной стороны.

— Охраняется? — решил уточнить я.

— Стоят какие-то…

— Четверо, — вступил в разговор Лузга. — На опытных стражников не похожи. Странные какие-то… Вооружены чем-то вроде… вроде кос.

— Значит, четверо, — задумался я.

Другого хода никто не обнаружил, потому мы решили подкрасться к основному. Там действительно виднелись четыре длинные фигуры, укутанные в тёмные накидки с наголовниками до самого носа.

— Наше проникновение только первое время будет незаметным, — сказал Фрол.

— Это верно, — согласился я. — Неясно ещё и то, сколько народу нас поджидает внутри.

— Вы ещё кое-что не учитываете, — вмешался Лузга. — Эта пирамида, что лесной муравейник. Там запутанных ходов столько… за век не выберемся.

— Может, — подал голос кто-то из ратников, — нам не стоит туда лезть? Лучше с подкреплением…

— А где его взять, твоё подкрепление? — рассердился Фрол. — Сбежали, сволочи!

— Надо у входа оставить парочку человек, — сказал я. — Они будут своего рода гарантией, что отход хоть как-то будет обезопасен.

— Мы ещё внутрь не проникли, а ты уже думаешь…

— Попасть в Храм — дело не хитрое. Дайте мне минуту.

— Минуту? — присвистнул кто-то сзади.

— Вы Бора не знаете, — вступился Первосвет.

— Вот что, ребятки: не высовываться, пока я не подам сигнал. Ясно? Иначе испортите всё дело.

Я скинул лук, натянул на него тетиву и пошёл на поиски удачной позиции. Её нашёл шагах в двухстах северо-восточнее нашего места, среди двух холмов. Отсюда открывался прямой вид на вход в Пирамиду. И стражники были, как на ладони.

Пару раз примерившись, размяв и руку, и лук, я прицелился.

— Вспышка! — потянулся за второй стрелой. — Вспышка!.. — потом третья. — Вспышка!

Последний стражник понял, откуда опасность, и заскочил за колону.

Прятаться мне не было смысла. Я поднялся и скорым ходом направился к Пирамиде.

Как и думалось, стражник не стал бежать, решив, что нападавший был один. Мало того, он, судя по всему, полагал, что я не заметил его и теперь безбоязненно иду к Пирамиде. Этакий искатель сокровищ…

Теперь главное, чтобы остальные ратники не кинулись на выручку.

Иду, лук разбираю. Походка бодренькая. Этакая залихватская… Можно было бы и посвистеть от радости-то.

До колоны шагов двадцать. Даже не смотрю туда… А зачем? Ситуация и так ясна.

Вот сейчас я подойду к убитым. Наклонюсь проверить, сам повернусь спиной к входу… Конечно риск, глупость, но какой здравомыслящий не клюнет на такую приманку… Я бы точно клюнул.

Ещё шагов десять. Засвистел: «Ох, ты, сукин сын, умойрский мужик…»

Нет, свистеть мало. Подпою:

Я спокоен. Сердце бьётся ровно, дыхание не сбито. Чувствую спиной острый взгляд стражника.

Присаживаюсь, типа, оглядываю убитых. Вон как молнией разорвало, аж кишки повылазили.

— Сзади! Сзади! — от этого крика я аж дёрнулся. Итить твою мать!

Оборачиваюсь. Стражник лишь на мгновение замер шагах в пяти от меня, при этом глядя за холмы, где уже выскочили и бегут несколько ратников. И Первосвет с ними.

Итить твою мать! Спугнули!

А дальше, как во сне. Я вскакиваю и бросаю фальшион (такого проделывать ещё не удавалось). Клинок медленно-медленно завертелся в воздухе, догоняя спину улепётывающего врага.

Хлоп!

Удар получился плашмя, но и он, слава Сарну, помог: стражник свалился наземь. А дальше уже плевое дело…

Вытерев «кошкодёр» от липкой тёмной крови, я обернулся к подоспевшим ратникам.

— Я что вам сказал?

Наткнувшись на мой недобрый взгляд, все попятились назад. Даже Первосвет.

— Мы думали…

— Я вам сигнал подавал? Это ещё повезло, что он не успел никого предупредить.

Тут подошёл Лузга и Фрол.

— Всех? — спросил экспедитор, кивая на тела. — Ловок, шельмец!

Ему понравилось представление. Он присел подле одного из убитых и, чуть откинув одежду в сторону, стал разглядывать мертвеца.

— Что это? — он кивнул на странные, явно железные, штуки.

— Механизмы, — вспомнил я мудрёные слова. — Впервые видишь Восставшего?

— Впервые, — усмехнулся Фрол. А потом, кивнув на тело, добавил: — Баба.

— Угу, — согласился Лузга. — Сиськи ничего. Пойдут.

Экспедитор потянулся к лицу убитой и попытался стянуть маску. Сделал он это с большим трудом, а когда всё же смог, то нашим глазам открылась бледно-серая кожа иссохшего морщинистого женского лица. У неё были отталкивающие грубые черты вызывающие такое отвращение, что даже Лузга, глядевший на полуобнажённую грудь, скривился и отвернулся в сторону. Больше женская «красота» его не интересовала.

— Культисты, — буркнул Фрол, поднимаясь.

Ратники, толпившиеся вокруг, как-то хмуро глядели то на меня, то на убитых Восставших. Все их мысли читались, как в открытой книге: тут было и неприятие людей Зэм (уж очень разительно отличались от нас, настоящие уродцы), и неприятие такого хладнокровного убийства с моей стороны (им по душе открытая честная драка), да, кстати, добавь и то, что культисты оказались женщинами. А с бабами воевать — последнее дело.

Никто не сказал ни слова, все молча чухали головы, потирали бороды.

А я глянул на них всех и вслух заметил:

— Да, с вами каши не сваришь. Ну чего стоим, мечтаем?

Мы подошли к громадному высокому входу и заглянули в полумрак тоннеля. Тот поднимался кверху, а дальше, шагов через пятнадцать, уже нельзя было ничего разглядеть.

— Ну? — спросил Фрол. — Пошли, что ли?

— Не торопись, — отвечал я. — Голову завсегда сложить успеется.

Зачарованная стрела вспыхнула, и, используя её как факел, я двинулся первым. Тоннель вывел нас к громадной дыре в полу. Её дно терялось в зелёном полумраке.

— Ничего себе, — присвистнул Первосвет. — Что будем делать? Ни лестницы, ни верёвки… Летают они тут, что ли?

Я повернулся ко всем и задал вопрос:

— Кто останется здесь охранять вход?

Тишина. В лицах растерянность, у кого-то страх. Только Фрол да его сподручный выглядели бодрячками. Им бы до золота добраться, а там…

Я уже видел всю будущую картину. Находим мы это нихазово золото, тянем, как дураки в порт, типа с целью доставки в столицу, а дальше… Свою долю я, безусловно, получу, но нужна ли она мне?

Этот Фрол ещё тот… молодец! Не помогай я ему… Даже представлять не хотелось. Подлая тварь.

— Ещё раз спрошу: кто останется? Нет желающих?

— Да спустимся вместе, — начал кто-то. — Оно и легче отбиваться будет. А коли погибнем…

Погибнем?

Тихо-тихо горит пламя «факела». В его свете лица ратников кажутся тусклыми, неясными. Взгляд замер на Первосвете… Если погибнет, мне будет… будет… Надо бы его подле себя держать.

Фрол… Лузга… Этих сама судьба хранит. Видно богам они пришлись «по душе»… А такие, Бор, и живут долго. И хорошо живут. Совесть не мучает.

Экспедитор оторвался от созерцания черного зева, и упёрся взглядом в меня.

Да, придёт час, и мы схлестнёмся. А там, как Сарн положит, кому жить, кому в чистилище отбывать.

А Фрол сейчас вдруг снова подумал, что стоит не крутой развилке своей жизни. Ему и раньше не раз приходилось выбирать дорогу.

Спустимся вниз, и мир для меня изменится в который раз, — думалось ему. — Найдём мы это треклятое золото, или не найдём, а он изменится. И я изменюсь…

Перед внутренним взором снова встало лицо отца. Слышно было, как зубы заскрипели от ненависти.

— Я никогда не буду таким, как ты! — кричит маленький мальчик, глядя на раскрасневшееся от вина лицо своего отца. У последнего в руках кнут, который вот-вот опустится на спину, упавшей на пол, матери. — Не трогай её! Я убью тебя!

Оплеуха стороннему наблюдателю показалась бы слабой, но на самом деле у Фрола зашумело в голове. Пошла носом кровь и его чахлое тельце свалилось на деревянный пол.

— Я убью тебя! Слышишь?

Потом был пинок ногой. Удар пришёлся в живот и Фрол захрипел, теряя воздух. Ему никак не удавалось сделать вдох. Лицо раскраснелось, глаза стали застилать слёзы.

Да, отец сильнее. Во сто крат сильнее… Но придёт момент. Он пожалеет, ох, как пожалеет!

Тогда Фрол изменился. Резко изменился. Многим показалось, что мальчик даже стал выглядеть взрослее.

А он страдал от собственного бессилия. От того, что не в состоянии защитить ни себя, ни мать, от этого… этого ненавистного зверя…

Зверь, — Фрол снова глянул в зев ямы. — Сколько же таких зверей попадалось на моём пути? Вон очередной, — он кинул косой взгляд на Бора.

Страшный человек… Хотя, и не человек он вовсе. Такими люди не бывают. Ему всё одно, что убивать, что есть, что пить. Он зверь, подчинённый только своим инстинктам. И такого не приручишь. Это тебе не домашняя кошка, не собака. Он хищник… из тёмных чащ. Он родился таким и умрёт таким.

А я? — Фрол облизал пересохшие губы. — Я — человек… Да, я — человек. Слабый ли, сильный, умный ли, глупый — но человек! Я не жру себе подобных!

Болезненное чувство справедливости со временем переросло в какую-то фобию. Фрол этого практически не замечал, но желание бороться со «зверем» внутри «человека» с годами не проходило. И большей частью, именно поэтому Фрол стал экспедитором Сыскного Приказа. Чтобы охотиться на зло во всех его проявлениях, любыми способами, любыми средствами. Чтобы в этом мире восторжествовало слово добра… А ещё Свет…

Фрол, как ему показалось, лишь на секунду закрыл глаза. Марево прошлого снова укутало его в свои чёрные укрывала.

Отец в очередной раз был пьян. Он был настолько пьян, что не мог даже подняться. Его водянистые глаза остановились на сидевшем рядом сыне.

— Какой ты у меня… — заплетающимся языком, сказал он. — Я, как был… лет на пять старше, уже сражался… с Империей…

Фрол смотрел на отца не мигающим взглядом. Как смотрит змея на поющую птичку.

— Сражался, — браво продолжал отец, стукнув при этом своим волосатым кулаком по засаленному столу. — Чего не ешь?.. А, интересно?.. Ну, слушай…

Вино щедро полилось в деревянную кружку. На стол брызнули несколько тёмно-вишневых капель.

— Слыхал ли ты о сидении на Згорской заставе? — не смотря на хмель, отец ещё мог кое-как здраво и понятно изъяснятся. — Осталось нас тогда двадцать восемь человек… двадцать восемь… из двухсот. А я такой, как ты… нет, старше, лет на пять… или семь… Вспомнил, мне тогда девятнадцать годков стукнуло. Во, как! Девятнадцать.

Отец открыл свой громадный рот и одним махом влил туда половину содержимого итак немаленькой кружки.

— Сосунок ты ещё, спорить, — продолжил он, чуть погодя.

Фрол молчал. Он до сих пор не произнёс ни одного слова. Его глаза жадно глядели то на кувшин с вином, то на кружку, но в потемневшее обрюзгшее лицо отца. От последнего воняло, как от свиньи, но он, словно и не замечал этого.

— Загорская застава, ик!.. ик… Во, как!

Сидение на Згорской заставе — кто об этом не слышал? Один из ключевых эпизодов Тырской компании. Всех, кто устоял, кто выжил — почитали за великих героев. На них ровнялись, вспоминали в песнях. Но мало, кто знал, что пришлось пережить защитникам заставы. На какие «жертвы» пришлось идти…

Внизу — узкий отрог. Пройти на заставу, а за ней и к перевалу можно только по нему. Слева и справа глубокие лесистые ущелья.

Коли бы отряды орков завладели бы заставой, то им бы открывался беспрепятственный путь прямо в тыл войскам Лиги.

Атака вражеской пехоты началась одновременно с юга и запада — в наиболее проходимых местах горных кряжей. И уже к полудню, не смотря на упорное сопротивление канийских ратников, был захвачен сначала Лысый курган, а к вечеру и горка Зелёная. Защитники заставы оказались заперты с трёх сторон. На следующий день положение обороняющихся стало практически безнадёжным. Последние бои происходили в сумерках у самых стен.

За ночь, хорошо укрепившись, канийцы отбили несколько жестоких атак, а затем стремительным наступлением отбросили противника вниз и захватили горку Лесную. В отчаянной рукопашной схватке погиб командир заставы Дмитрий Лопата, и его место занял тогда ещё молодой сотник Борис Северский.

Орки, значительно усилив свой левый фланг, стали прорываться к горке. На протяжении всего следующего дня обороняющиеся защитники удерживали занятые позиции, но понеся серьёзные потери, были вынуждены отступить назад. И вот с этой минуты и начинается только оборона самой заставы, расположенной на самом верху горного кряжа, прозванная позже сидением на Згорской заставе.

Ждать подкрепления пришлось очень долго. Увязшие в боях силы Лиги никак не могли вовремя подоспеть на помощь, а позднее даже посчитали, что застава, скорее всего, уже пала, и потому не торопились.

Двадцать четыре дня имперские войска штурмовали стены небольшой горной крепости. То, с каким упорством бились ратники Лиги, поразило даже видавших виды орков. Несколько раз они слали парламентёров с предложением о сдаче. Даже обещали беспрепятственно выпустить всех, оставив оружие и стяг. Но обессиленные, умирающие от ран канийцы отказывались сдаться наотрез.

Подкрепление подошло аж к концу лета, только после того, как основные войска генерала Палицына прорвали фронт, и вышли к перевалу. Когда же они достигли Згорской заставы, там осталось лишь двадцать восемь человек.

Эту историю знали все. Но мало кто знал изнанку дела…

— Голод не тётка, — часто говаривал отец Фрола, странно улыбаясь.

Ну, сказал, и сказал себе. Что с того?

— А я такой был, как ты… Нет, вру… пожалуй, старше, лет на пять… или семь… Вспомнил, мне тогда было девятнадцать…

То, что это говорилось уже в третий раз, отец даже не замечал. Его пьяные мысли путались с воспоминаниями, пробуждая к жизни древних демонов души.

— Припасы кончились на седьмой день, — серьёзным тоном заявил он. — На седьмой… Как сейчас помню: завтракал последней горстью сухарей, запивал это всё водой…

Отец посмотрел на кружку. Его лицо осунулось, и сразу стало видно, как он постарел с того времени, как умерла мать. Стал пить ещё больше. А когда напивался, становился вовсе неуправляемый… бешенный…

— Ты сейчас так на неё похож, — криво, то ли улыбаясь, то ли ухмыляясь, сказал отец. — У тебя её глаза…

Фрол упорно смотрел на кувшин. А в его голове крутилась лишь одна мысль: «Никогда… никогда я не буду таким, как ты».

— Ратники умирали десятками, — несколько буднично произнёс отец. — Что там бой, что драка, когда из-за недоедания… из-за вечного гложущего изнутри голода готов… готов… Мы готовы были идти в атаку, лишь бы заглушить ту боль…

Глаза отца сделались колючими, жёсткими. Фролу даже показалось, что он протрезвел.

Этого ещё не хватало! — мелькнула мысль, и Фрол снова покосился на кувшин с вином. Слышал же, что хватит и одного глотка, а отец уже три кружки выпил. Когда же начнёт действовать?

— Ели сначала мертвых… Когда мне в первый раз предложили, — отец вдруг судорожно сглотнул, — то от одной мысли стало плохо. Но голод не тётка. А Борис… Северсикй и говорит, что нам надо держаться. Падём мы, падут и наши товарищи за перевалом. Исход всей компании решается сейчас тут, на Згорской заставе… Я поддался… поддался… Молодой, жрать хочется… Живот аж в узел скручивает от боли… Ели сначала мёртвых… потом слабых…

Отец поднял взгляд на сына. Фрол увидел холодные огоньки в их глубине. Такие бывают у… волка…. Голодного матерого волка.

— Я, чтобы выжить во всём этом кошмаре, — всё тем же будничным тоном, лишенным всякой хмельной нотки, продолжал отец, — даже стал придумывать для самого себя некие оправдания, за что и почему поедаю своих товарищей… истории… Или представлял, что это говядина… Тоже помогало. Иногда говорил себе, что коли выживу… коли выживу…

Широкая ладонь отца прижалось ко рту. На какую-то секунду Фролу показалось, что тот сейчас начнёт блевать.

— Нас охватило странное безумие… жесточайшее… И я поддался ему…

Слова отца выходили из его рта каким-то рывками, словно он и не говорил их вовсе, а «выплёвывал».

— Безумие… вспомнить страшно… Раз даже жребий бросали, кого сегодня съедим… так много было… мёртвых…

Фрол почувствовал, как по его спине побежали мурашки. Отец ему сейчас показался каким-то чудовищем… зверем… Его начищенная бляха в виде головы волка тускло сверкнула, когда он попытался приподняться.

Зверь! Он просто зверь… похожий на человека. Убить… убить… его надо убить…

Фрол сжал кулаки. Он точно никогда не будет таким… Никогда!

Дальше, он уже не помнил точно, что произошло. Отец хотел подняться, но силы покинули его и он рухнул плашмя на пол. Его тело сковало судорогой, и меньше чем через минуту он захлебнулся в своей рвоте…

Так никто и никогда не узнал, что было в том вине. Фрол дождался, когда тело отца замрёт и, взяв в руки кувшин, одним движением вылил его содержимое в огонь.

Вот и готов первый зверь. В душе у Фрола ничего не дрогнуло. Он даже не испугался. Наклонившись над телом, он оторвал пряху, как трофей, и ушёл в свою комнату спать…

— Нет желающих? — послышался вопрос Бора.

Фрол открыл глаза. Он в Пирамиде Тэпа… рядом ни тела отца, ни того кувшина, ни… ничего, только тёмный зев.

— Давай начинать, — зло проговорил экспедитор. — Верёвка есть?

— Обойдёмся без неё.

Бор подошёл к краю, и через секунду его тело обволокло золотистым облачком. Оно легко оторвало фигуру человека и стало опускать вниз.

Фрол ошарашено посмотрел на всё это и решительно подошёл к краю…

19

Шаги, как я не старался, приглушенным эхом уносились по полутёмным коридорам, тускло освещаемых лишь ядовито-зелёным светом из странного вида светильников, мерно гудящих на серых стенах под самым потолком.

— Бор, — тихо окликнул меня Первосвет. И вдаль потянулся шелест его голоса: «ор-ор-ор…».

Я с оставшимися двумя ратниками приблизились к гиганту. Тот стоял у малозаметного бокового ответвления основного коридора. Тут было ещё темнее.

— Ну? — спрашивал Первосвет. — Что будем делать?

— Останьтесь тут, — прошептал я. — Быстро разведаю…

— Там же ничего не видно.

— Обойдусь…

Как мы не старались, а отряду пришлось разделиться. Первая стычка с культистами прошла весьма удачно. Едва мы все спустились по колодцу вниз, и едва прошли по коридору в громадную залу, потолок которой подпирали толстые колоны, как сразу же натолкнулись на нескольких Восставших.

Не знаю, чем они точно занимались, стоя у странного сооружения, из отверстий которого периодически отбликивало всё таким же зеленоватым свечением, но, пока культисты не успели среагировать, мы набросились на них.

— Никого не отпускать, — сказал я, когда мы покончили с ними. — Если хоть один сбежит и поднимет крик…

Но говори, не говори, а всё одно вышло так, как вышло. В следующей подобной зале трое культистов бежали.

— Твою мать! — выругался я.

— Да как их схватишь! — сетовал один из ратников. — Видал, у них руки в железе…

— Не в железе, — поправил Фрол. — А железные. Это не перчатки, а именно руки.

Люди переглянулись и подошли к одному из убитых Восставших. Руки у них действительно были не из плоти и крови. В зеленоватых отбликах они походили на змей.

— А у этого, гляньте, ноги железные! — воскликнул кто-то слева. — Вот же…

Закончить он не успел: из тоннеля, куда убежали Восставшие, послышался мощный топот.

— К бою! — успел крикнуть я, и через несколько секунд в залу ворвалась толпа укутанных в чёрные рясы культистов.

Вооружены они были странными кривыми клинками, напоминавшими больше громадный серп, чем меч.

Бой получился затяжным. Наш отряд «разорвало» напополам. Я увидел, как Фрол и Лузга, да ещё двое ратников, отступили вглубь какого-то бокового ответвления. И с того момента мы так ещё и не воссоединились, блуждая по Пирамиде битый час…

— Там же ничего не видно, — проговорил Первосвет.

— Обойдусь.

Здесь был тяжелый затхлый воздух. Его дух перемежался с запахами какой-то гнили. Чем дальше я шёл, тем нестерпимей становилось. Разумней было бы отвернуть и возвратиться к Первосвету, но упрямая часть моего сознания требовала продолжать идти по этому коридорчику.

Ответвление оказалось не таким уж и длинным, и закончилось высокой прямоугольной залой. Зеленый свет выбивался из круглых отверстий ряда колон, расположенных по всему периметру помещения. На стенах виднелись какие-то письмена выбитые древними людьми Зэм.

Н-да, не смотря ни на что, эта Пирамида будоражила моё воображение.

Сам Тэп её никак не мог соорудить. Значит, уже тогда у него были сторонники. Интересно, что с ними стало?

Скорее всего, их Искры тоже были отобраны и помещены в хранилища. А теперь вновь возвращены, чтобы Восставшие продолжили служить своему хозяину.

Я «высунул нос» из коридора и первое, что бросилось в глаза, так это длинные ряды саркофагов. Подле одного из них спиной ко мне стояла высокая женская фигура.

Ещё раз оглядевшись, я юркнул к колоне, и полусогнувшись подкрался к культистке.

Маска на её лице ничего не выражала. Передо мной стояла абсолютно безэмоциональная личность. От этого даже становилось чуть муторно.

Вытянуть беззвучно меч не получилось. Сталь всё одно заскрипела, выползая из ножен.

Культистка хоть и среагировала, но уже через несколько секунд упала на пол.

— Бо-ор! — послышался негромкий окрик Первосвета. — Что там?

Отвечать я не торопился. Всё принюхивался, приглядывался.

— Ух, ты! — это восклицание издал любопытный Первосвет.

Он вместе с ратниками пробрался ко мне и сейчас выглядывал из коридорчика.

Я подошёл к одному из саркофагов, где обнаружил голое тело какого-то мужчины. В зеленоватых отсветах оно казалось типичным засохшим трупом, только разве что не смердело.

— Это кто? — спросил подошедший ближе Первосвет.

— Человек, — нехотя ответил ему.

Я, очевидно, тоже некогда покоился в подобной штуке. Снова вспомнились туманные образы тех двух разговаривающих личностей: Карла и неизвестного Восставшего, которого эльф назвал Негусом Хатхаром.

Двое ратников не торопились входить в залу, оставаясь у входа и поглядывая с опаской по сторонам.

— Смотри! Стояна! — услышал я удивленный возглас Первосвета.

В саркофаге рядом была обнажённая женская фигура. Примерно с минуту я разглядывал лицо, ища знакомые черты.

— Вот ты где, — заметил я.

Первосвет удивленно обернулся. Коснувшись руки девушки, я ощутил холод её кожи.

— Мертва? — спросил мой друг.

— Нихаз его знает…

Я вытянул нож и приложил его к губам Стояны.

— Ты так странно сказал… знал, что она в Храме? — задал вопрос Первосвет.

— Предполагал.

Выждав минуту, я отнял нож. На лезвии блеснули влажные капли.

— Живая? — с надеждой спросил Первосвет.

— Кажется, да… Стояна! Стояна!

Я глядел на друидку, пытаясь сообразить, как её растормошить.

— А что она тут делает? — спросил Первосвет.

— Ты чего на неё так пялишься? Голых баб не видел?

— Да это… ничего… я не пялюсь…

— Стояна?

Рука у девушки была хоть и мягкой и гибкой, но холодной. Мы с Первосветом попытались вытянуть её тело из саркофага.

— Чего делать будем? — спросил гигант, облизывая губы. — Как в сказке со спящей красавицей?

— Смешно… очень… Стояна! — я пошлёпал друидку по щекам.

— Сюда идут! — послышался сдавленный вскрик одного из ратников.

Я жестом показал Первосвету, чтобы он остался у Стояны, а сам бросился ко входу. Мы заняли позиции по обеим сторонам.

В коридоре послышалось шуршание и тихий говор. Я чуть приподнял голову и мой взгляд упёрся в одну из надписей на стене. Вернее, среди надписей, виднелся схематичный рисунок, на котором был единорог поражающий то ли змея, то ли дракона. Со временем картинка истёрлась, оставив большей частью лишь свои контуры.

В залу вошли две человеческие фигуры.

— А-а! — заорал один из ратников, бросившись на них.

Отсутствие выдержки сыграло свою роль. Едва он достиг культистов, как тут же из тоннеля выскочило еще двое Восставших, вооружённых своими «серпами». Я только успел отметить, как они быстро и ловко расправились с канийцем. Сам же молнией прыгнул вперёд, завязывая бой с ближайшими культистами. Схватка длилась от силы минуту. Первосвет подоспел лишь к её окончанию.

— Куда нам идти? — спросил он. — Мы тут точно, как в муравейнике… заблудились, как… как…

Я склонился над растерзанным ратником.

— Возвращаться надо… Слышишь?

— Да тихо ты, не даёшь сосредоточиться, — бросил я.

Мысли в голове толкались, прыгали, суетились. Трудно было выстроить общий план. В основном думалось только одно: «И зачем мы сюда полезли? Дураки! Ей-ей, дураки! Мало того, что ничего толком даже не разведали, а так наобум, так ещё и малым числом пришли… Надо было возвращаться вместе с тем десятником да Бернаром… Всё, Бор, думал, разберёшься со своим прошлым? А на-ка, выкуси!»

Действительно, в тайне я лелеял одну мыслишку, что тут, в Пирамиде, найду тот ответ на вопрос, что было со Сверром с момента его гибели на Ингосе, до появления на аллоде Клемента. Мне даже самому себе было страшно признаться, что это и был тот основной мотив моих действий. Не золото, не помощь кому-либо… а ответы…

— Бор! — дёрнул меня кто-то за плечо.

Я поднял голову и несколько секунд смотрел на Первосвета отсутствующим взглядом.

— Бор! Кажется Стояна очнулась.

Мы почти подбежали к девушке, пытающейся открыть глаза и хаотично размахивающей руками.

— Твою мать! — вдруг выругался ратник за нашей спиной.

Среди саркофагов мелькнуло нечто похожее на тень… Вернее, то был светлый силуэт какого-то человека. Он достиг нас и остановился.

— Кто ты? — осторожно спросил я.

Силуэт колыхнулся, будто пламя свечи. Прошло несколько секунд, и до ушей донёсся шёпот:

— Ермолай… Ермолай…

— Сотников? — на всякий случай уточнил я, но меч при этом держа наготове.

— Да-а-а…

Словно вздох, словно тихое дуновение ветерка. Я смотрю, пытаясь выделить хоть что-то знакомое.

— Кто-о-о ты-ы-и… челове-е-ек?

— Бор.

Мне показалось, что я услышал грустный вздох, словно Ермолай ожидал встретить тут кого-то другого. Если это его Искра, то чего-то странно она выглядит… Хотя, откуда мне знать, как вообще выглядят Искры.

— Единорог-г-х… ха-а-а…

— Я не понимаю.

Силуэт человека снова заколыхался, будто вот-вот готов погаснуть, но через несколько секунд всё снова вернулось на свои места.

— Мы-ы-и… шли за едино-о-о… Он го-во-р… золо-о-то-о… гу-у-би-ит… ме-е-н… а-а-а…

— Кто говорил?

Первосвет коснулся моего плеча.

— Бор, ты чего? — испугано спросил он.

Я обернулся, с трудом понимая, что Первосвету, кроме светлого силуэта, отдалено напоминающего человека, ничего больше не видится и не слышится.

И тут донёсся слабый голос Стояны. Она сидела на холодном полу со странным безразличием на лице, и, повернувшись к нам, вдруг проговорила:

— Ермолай хочет сказать, что золото было проклято.

Силуэт Сотникова «заплясал» в согласии со словами друидки.

— Один старец предсказал ему, что свою смерть он найдёт от огнекрасного звонкого золота.

— Какой старец? — не понял я.

— Великий Схимник… Его зовут Зосима.

— Зо-о-о-си-м-м… — согласно вторила Искра Ермолая.

— А причём тут единорог?

— Идти-и-и… за ни-им-м…

— О чём он? — попросил я прояснить слова Сотникова у Стояны.

Первосвет подошёл к ней и протянул свой полушубок. Друидка благодарно улыбнулась и накинула его себе сверху на плечи.

— Говорит, что надо было идти за единорогом, — отвечала она. — А дальше, я и сама не понимаю… не понимаю…

— Зо-ло-о-т…

— Золото — это приманка, — продолжила друидка. Видно было, что говорить ей трудно, но она собралась силами и продолжила: — Приманка для глупцов, наивно полагающих, что смогут легко обогатиться. А Пирамида получает ещё Искры… Ермолай со своими людьми… да и остальные охочие… Их тут много приходило.

— А как же ты не попала в эту ловушку? — спросил я.

— Попала, — чуть улыбнулась Стояна. — Только я на золото не позарилась, как вот он, — друидка кивнула на Сотникова. — Или, как остальные…. Потому я Искру сберегла при себе…

— Ладно, расскажешь при случае, — сказал я.

Стояна устало улыбнулась.

— Хорошо, — кинула она головой. — Долго же я тебя ждала.

— Меня?

— Да, — Стояна попыталась встать.

Первосвет помог ей, поддерживая за руку.

— Пить, — прошептала друидка.

Я протянул эльфийскую флягу. Девушка сделала несколько жадных глотков, а потом проговорила уже чуть бодрее:

— Надо уходить… скорее уходить… Если Страж нас найдёт…

— Какой Страж? — спросил я.

— Проклятого золота… Его снова растревожили.

— А куда идти? — спросил ратник. — Ты знаешь, как отсюда выйти?

Стояна кивнула:

— Сюда-а, — прошептала она, кивая на тоннель — Быстрее…

— Первосвет, — повернулся я к гиганту. — Сними с того ратника сапоги да штаны. Отдашь Стояне. Понял?

Через несколько минут мы направились назад в тоннель. Искра Ермолая осталась на месте. Я видел, как тот с безразличием на лице провожает нас, и вдруг подумал, что коли Стража разбудили вновь, то сделал это только… Фрол.

20

Рёбра саднили так, что аж пекло. Нестерпимо пекло, Фрол даже застонал, но тут же взял себя в руки и засопел.

Лузга тяжело дышал, глядя в потолок. Он на какую-то секунду закрыл глаза и тут же провалился во тьму. Мысли в голове застыли, дыхание стало глубоким, ровным…

— Эй! — толкнул Фрол наёмника. — Заснул, что ли?

Лузга тут же открыл глаза.

«Где я? — растеряно подумалось ему. — А… Пирамида…»

— Трогаемся в путь? — сухо спросил наёмник, пытаясь встать на ноги.

Экспедитор кивнул и, тяжело опираясь на стену, поднялся.

Тот тяжёлый последний бой в длинной зале с колонами, выполненными в виде человеческих фигур, привёл к тому, что из пяти человек в живых остались лишь Лузга да Фрол. Ещё одна такая стычка… Эх, жаль, что Бора потеряли где-то в пылу драки. Надо было бы к ниму пробиться…

«А что сейчас жалеть! — Лузга поддержал экспедитора за руку и они вдвоём пошли по бесконечному полутёмному коридору. — Если ратники нас до сих пор не нашли, то, видно, все там и полегли… Твою мать! Как всё по-дурацки вышло!.. Ещё и заблудились к всему прочему!»

И наёмник сердито сплюнул на пол, следуя первым по длинному тоннелю.

А золото было так близко! Вон лежит, протяни руку да возьми, — Лузга усмехнулся. — А тут набежало… что муравьёв. А ещё то страшилище… Хорошо, еле-еле от него ноги унесли. Слава, Сарну, не догнал. Иначе не сносить нам головы…

Наёмник вспомнил, как в последнюю секунду бросился в один из боковых тоннелей. А за ним Фрол… А следом крики ратников… Да такие, что аж кровь в жилах стынет.

Экспедитору уже было ясно, отчего на «Валир» не вернулись отправленные за золотом в Проклятых Храм солдаты капитана Крюкова. Он и сам начинал жалеть, что пошёл сюда с таким малым числом людей.

Эх, если бы десятник не струсил. Если бы не увёл своих ребят в порт… Пропали наши головы, пропали!

Вины Фрол не чувствовал. Он, конечно, понимал, что из-за его «настойчивости», погибли люди. Да и сам он на грани того, чтобы отправиться в чистилище.

Глупо… Всё глупо… Не до конца просчитал свои действия. Понадеялся на пресловутый канийский «авось»… Дурак… И ничему-то тебя жизнь не учит! Сколько же давал себе зарок прежде сто раз подумать…

Фрол шёл следом за Лузгой. Тот по старой привычке, закусил нижнюю губу, и осторожно двигался по тоннелю, готовясь в любой момент принять бой. На экспедитора о сильно не рассчитывал, особенно учитывая то ранение, который тот получил в последней схватке. Через полчаса Фрол совсем ослабеет… он ещё этого не знает, но так и будет, уж в чём, а в этом Лузга был уверен. Ему и раньше приходилось сталкиваться с подобными ранами. Да и тёмный цвет крови указывал на многое…

Экспедитор через раз опирался рукой на стену. Стиснув зубы, он старался ничем не выдавать своей боли. Благо ещё, что наёмник шёл спереди и не мог видеть кривившегося лица Фрола.

Неужто тут и будет мой конец? — Яроземный окинул взглядом темный свод тоннеля. — Ну и местечко!.. Хотя, кто выбирает себе место для смерти?

Фрол тут же снова вспомнил отца. Перед внутренним взором встала всё та же давняя картина: сведённое судорогой тело, выкатившиеся из орбит глаза… А люди потом шушукались по углам, мол, какая нелепая и глупая смерть. А главное — некрасивая: захлебнулся в своей блевотине. Это же надо столько пить! Как свинья!..

Фрол грустно улыбнулся: а про него что расскажут? Мол, пытался малыми силами пробраться в Храм, чтобы поймать культистов?

Ещё и в герои запишут. Как пить дать!.. пить… пить…

Во рту сильно пересохло. Фрол облизал губы и на какое-о время остановился, пытаясь отдышаться. В голове чуть умело, ноги стали казаться чужими.

Лузга продолжал идти вперёд, а у экспедитора уже не было сил его окликнуть.

Хотя, чего его звать? — вдруг подумалось Фролу. — Я для него только обуза… Да пусть идёт… Помирать, так уж одному…

Фролу и раньше задумывался над подобным моментом. Что, интересно, происходит тогда, когда чувствуешь приближение смерти? Какие мысли должны быть?..

Чистыми, — отвечал Фрол сам себе. — Конечно, чистыми…

Он тут же представлял, что должен был думать в момент своей кончины его отец. Догадался ли, что вино было отравленным? Скорее всего, что нет.

Фрол помнил тот последний безумный взгляд его глаз. Они будто кричали: «Что такое? Что происходит?»

А я о чём подумаю? — Яроземный тяжело опустился у стены. — Конечно, буду о чём-то сожалеть… должен сожалеть… А о чём?

Фролу вдруг стало смешно. Какие же глупые мысли его сейчас донимают!

А потом вдруг пришло ясное понимание того, что там, в чистилище, его должна ждать мать.

Точно! Точно! — экспедитор даже обрадовался. — Она ведь там… Её Искра там…

На душе сразу стало теплее.

— А что я ей скажу? — Фрол не заметил, что произнёс эти слова вслух. — Поздороваюсь… Прежде, поздороваюсь… Потом обниму… И она меня обнимет. Спросит, как я тут жил. Женился ли?

— Да ты что, мам! — махнул рукой Фрол. — Где там женился! Занят больно много…

— Эх-эх-эх… Не быть мне бабушкой, видно. Сынок, сынок, ничего-то ты в жизни не понял…

Фрол потупил взор. Ему вдруг стало стыдно.

И, действительно, чего не женился? Были же варианты. Всё думал, успеется, а вон как выходит… Нихазово золото! Хотел на него купить себе будущее… убежать от прошлого… Держи карман шире! Богам только того, Фрол, и надо, чтобы ты жил-поживал, да добра наживал!

Громкий смешок эхом полетел по тоннелю.

— Дурак ты, Фрол!.. Матушка, прости неразумного…

А она и скажет:

— Эх, Воробышек ты мой. Вырос-то как?.. Что отец?

Тьфу ты! Про него точно не спросит. Они там и так встретятся…

Фрол нахмурился, представляя, как из темноты чистилища к нему подойдёт Искра отца.

— Ну, здорово, сынок! — грубый бас эхом отразился от стен. — Рассказали мне тут, как ты… своего отца… Но я не обижаюсь, не злюсь. Поделом… Тут, кстати, и не такие находятся. Историй много… А мамка, правда, сильно расстроилась… сильно…

Фрол посмотрел на мать и вдруг почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Стыд горячей волной накрыл всего его с ног до головы.

— А ты думал, никто не узнает? — хлопнул отец по плечу. — Да ладно… Помнишь. Я тебе про заставу рассказывал? Встретил тут своих старых товарищей, тех, которых…

Фрол закрыл руками уши.

— Молчи! — бросил он. Взгляд снова уткнулся в мать, в её грустное лицо.

— Молчи? — хохотнул отец. — Ишь какой! Совесть поди мучает?.. А мне ты время на раскаяние не дал… не дал… Вот это и обидно! А, кстати, говорил, что не будешь таким, как я. Ха-а!

Фрол замотал головой и повернулся к матери. Та грустно улыбнулась.

— Эх, Воробышек ты мой… глупый…

Разочаровалась! — Фролу стало страшно. Мать ведь желала ему иной жизни, а он… И теперь она разочаровалась в нём…

— Прости… прости…

Говорил Яроземный не отцу, а именно матери. Он бросился к ней и хотел обнять, но она непонятно как выскользнула и осталась в стороне. Фрол повторил попытку и снова безрезультатно.

— Прости меня… Слышишь?

Мгновение и мать была ещё дальше.

Один… остался один… Последний лучик и тот гаснет.

Вдруг Фрол чётко увидел себя со стороны совсем маленьким ребёнком. Он прятался под столом от… от кого-то… не видно лица… взрослый… сильный… от него пахнет неприятно…

Ребёнок прятался и меж тем понимал, что это не выход. Тому мужчине заглянуть под стол — дело плёвое. И он заглядывает… Запомнился только его колючий жёсткий взгляд, как у голодного хищного зверя… а ещё запах табака от его бороды…

— Мама… мамочка… мамочка…

Слёзы горохом побежали по лицу у ребёнка…

— Фрол, пошли, — сказал наклонившийся отец, вытаскивая сына из-под стола. Он снова хлопнул его по плечу. — Нам с тобой в другое место… Слышишь, Фрол? Пошли…

— Не хочу с тобой! — крикнул Яроземный прямо ему в лицо…

Лузга вытер слюни, брызнувшие ему в глаза, и поднялся.

Что-то Фрол совсем плох, — наёмник ещё раз огляделся, терзая себя мыслью, мол, зачем вернулся за экспедитором. Он уже и людей не узнаёт.

Лузга вытер подошву сапога, случайно вступившего в набежавшую лужу липкой крови. Потом ещё раз присел напротив Фрола и потормошил его за плечо:

— Эй… эй… дружище… Соберись!

Но взгляд экспедитора начал тухнуть, теряя осмысленность.

И тут послышалось тихое шуршание. Через пару секунд в проёме тоннеля появилась прихрамывающая фигура Восставшего. В нос тут же ударила удушающая вонь гниющего мяса. И ещё какой-то тухлятины.

— Твою мать! — тихо выругался Лузга. — Догнал-таки!.. Ладно, Фрол. Как-то свидимся… или там, или тут… Ну, в общем, где-то.

Наёмник снова закусил губу, направляясь прямо на встречу Стражу, резко отметая мысль о побеге.

«Всё одно все помрём, — подумалось тогда Лузге. — Не всем же жить вечно…»

21

Я зажёг заклинанием зачарованную стрелу (прошлую потерял в схватке) и, пользуясь ей как факелом, пошёл вперёд.

Новый тоннель. Сколько их тут?

Стояна шла чуть впереди, указывая путь, и вдруг на очередной развилке она замерла.

— Что там? — подошёл Первосвет.

Друидка кивнула в сторону. Я подсветил: две человеческие фигуры странно распластались прямо посреди прохода.

— Фрол! Лузга! — тихо позвал лежащих, но подспудно уже понимая, что они мертвы.

Теперь понятно, куда они забежали.

— Зарублены, — проговорил ратник, присевший подле тел.

— А ну, тихо! — прошипел я, замирая.

Все прислушались, но до ушей доносилось лишь мерное гудение.

— Стойте тут, — приказал я, направляясь вдоль стены.

Шаг… замер… огляделся… ещё шаг… опять замер… шаг…

Тут должна быть какая-то ловушка. Точно, должна быть.

Пламя горело ровно, освещая пространство на несколько саженей вокруг. Мне или казалось, или действительно откуда-то доносилось тихое шуршание.

— Б-о-о-ор! — послышался шёпот Первосвета. — Впереди…

И тут в нос ударил тошнотворный запах.

— Фу! — я зажал ноздри.

Из ниши в стене вышла громадная человеческая фигура…

Нежить!.. Страж… Вот мы и пришли до своего конца!

— Ну и вонище… Это от сей гнилушки? — послышался бодрый голос Первосвета. — Опять мертвец. Эта Сиверия набита ими, как девичий сундук приданным.

Первосвет подхватил свой скеггокс и занял место за моей спиной. Нежить же остановилась, уставившись на нас своими впалыми глазницами.

И вдруг, прямо из ниоткуда, нахлынула толпа культистов. Будучи в тёмных одеждах, они не сразу бросились нам в глаза.

Сколько же их тут? Десятка два, не меньше.

— Вот что, брат, — сказал я. — Будешь только на подхвате… Слышал? Не подходи ни на шаг, пока не прикажу. Лишь следи, чтобы никто не заскочил мне за спину.

— Нет… я могу…

— Заткнись! Шутки кончились…

Я вытянул фальшион и сакс. Было ясно, что культисты не бросятся вперёд, а будут дожидаться развязки дел со Стражем.

В голове медленно складывался рисунок предстоящего боя. Во всех случаях я проигрывал. Стрелять же нельзя (как вариант приходилось рассматривать и такое): от взрыва потолок мог похоронить всех тут.

Я стоял, ожидая действий Стража. Его гигантская фигура неспешно направилась ко мне. Огромный меч мог запросто разрубить даже доспехи, так что главным было не подпустить нежить для такого удара.

Схватка была очень короткой. Из-за своих опасений я пропустил прямой укол в живот, парируя его уже в самый последний момент. И тут же в ухо мне залепили такую оплеуху, что в себя я пришёл через минуту, валяясь в стороне. Над головой склонилась Стояна.

В накидке культистки (правда её пришлось чуть укоротить, иначе друидка постоянно спотыкалась да падала) девушку поначалу было не узнать.

— Что… что происходит? — спросил я у Стояны.

Ответить та не успела, но и так было всё ясно. В бой вступил Первосвет. Он умело оборонялся от могучих ударов нежити. Однако не надо быть семи пядей во лбу: Первосвету не выстоять… никак не выстоять.

Тот ратник, что остался в живых, не решался броситься на подмогу. Он сжимал в руках свой меч и нервно покусывал губы.

— Помоги… подняться, — прохрипел я.

Стояна подхватила меня за руку.

— Видишь этот тоннель? Вон то боковое ответвление? — спросил я. — Живо туда!

Сам снял лук и заорал во всю мощь своих лёгких:

— Первосвет! Беги назад! Без вопросов!

И тот послушался. Отбив очередную атаку, он мгновенно развернулся и побежал на меня.

Страж заревел и направился следом.

— Быстрее! Быстрее! — кричал я, натягивая тетиву. Когда Первосвет заскочил мне за спину, зачарованная стрела ушла к Стражу. — Взрыв!..

Потолок рухнул вниз, словно был из бумаги. Его разорвало на части. Что-то зашипело, затрещало… откуда-то полетели огненные искорки, будто скрестились невидимые мечи…

Остального я не видел: улепётывал со всех ног.

— Бежим! Живо! — успел крикнуть я, и нас накрыло облако пыли.

22

Я боялся одного: быть заживо похороненным в этих бесконечных коридорах. Мы петляли целый час, а, может, и два. Устали, как собаки.

И вот тоннель резко расширился, свернул вправо и вниз, и мы очутились у входа в огромнейшую залу, внутри которой стояли какие-то железные сооружения. Характерное зеленоватое свечение исходило из отверстий у потолка.

Пол чувствительно вибрировал. Скорее всего, мы были у источника того уже знакомого мерного гудения, исходившего… исходившего… прямо от этих самых странный сооружений.

— И где это мы? — спросил Первосвет.

Его голос унесся вдаль залы.

Мы вошли внутрь. Я сразу ощутил, что тут воздух свежее, нежели раньше. Неужто недалеко выход отсюда?

— Ай!.. Ай!..

Я резко обернулся, глядя, как на пол один за другим падают тела моих товарищей.

— Какого…

— Наконец-то! — громко воскликнул кто-то.

Это был странного вида Восставший. Маска на его лице была весьма вычурной и своеобразной. В руках незнакомец сжимал длинный блестящий посох, которым странно водил из стороны в сторону.

— Наконец-то! — Восставший, казалось, обрадовался. — Вижу, и компанию с собой привёл.

Я натянул тетиву, готовясь произвести выстрел зачарованной стрелой. Погибать тут, так уж и захватить с собой в чистилище кого-то из врагов.

— Не торопись… Бор.

То, что этот человек из племени Зэм знал моё имя, уже настораживало.

Я кинул взгляд на тела своих друзей, отмечая, что они, судя по всему, живы и находятся в бессознательном состоянии. Это тоже повлияло на то, что я не спустил тетиву. В случае чего, мне не ясно было, что с ними потом делать, как привести в чувство.

— Вы кто такой?

— Я? — Восставший рассмеялся своим странным кашляющим смехом. — Негус Хатхар, первосвященник Тэпа…

— Кто? — я просто не поверил своим ушам.

Вот это новость! Передо мной тот, кого я даже не помышлял найти, хотя и хотел этого страстно.

Но это всё становилось подозрительным. Как будто, некто вроде подыгрывает мне… А это очень странно… очень.

Ладно, если передо мной действительно Негус Хатхар, то встаёт ряд вопросов.

Начнём с того, что он делает тут, в Сиверии? Да ещё тогда, когда и я здесь… и Карл ди Дусер, так рьяно убеждающий и меня, и Бернара в том, что он скрывается от культистов в Сиверии.

Скрывается, да так, что культисты тут, как тут! да ещё и во главе с Негусом Хатхаром! Совпадение? Сомневаюсь…

— Честно скажу, что я рад, — вдруг сказал Восставший. — И раз ты добрался аж сюда, значит… значит… так тому и быть. В новом нашем деле отыграешь одну роль… важную…

Восставший неспешно двинулся ко мне.

— Ха! А я до последнего сомневался, что всё выгорит, — рассказывал он о чём-то своём. — А видишь — получилось. И прав был Хозяин: никто ведь не заподозрил. Ди Дусеры молодцы, свои роли хорошо сыграли.

— Ди Дусеры? Что за балаган тут происходит? О каких делах вы говорите? — мне вообще было не понятно, о чём речь. — И стойте, где стоите!

Хатхар замер.

— Ну, я имею в виду с Клементом, — несколько неуверенно сказал Восставший. — Ах, да! Ты ведь потерял память. Он так и сказал мне…

Тогда времени на обдумывания слов Негуса было слишком мало, поэтому я подумал, что первосвященник говорит о Карле ди Дусере. Но позже… что-то заставило меня усомниться.

— Какого… какого… тут происходит? Кто такой «он»? Магистр?

Восставший мне не ответил. Он лишь приподнял посох и что-то проворчал.

— Что с моими… друзьями? — сухо спросил я.

— Считай, что они спят. Так мы и поговорим без лишних свидетелей, — Негус рассмеялся.

— Итак, какие такие «дела»? — рассерженно спросил я, снова натягивая тетиву.

У меня родилось страстное желание просто убить этого человека. Уж тогда посмотрим, кто последний будет смеяться.

— Хочешь правды? — под маской трудно было понять эмоции Негуса. Но, думаю, он усмехался. — Кто ты такой, чтобы требовать от меня правды?

— Кто я такой? Вот это меня и интересует!

Первосвященник оглядел моих сотоварищей лежащих за спиной. Его взгляд задержался (нет, не на Стояне), а отчего-то на Первосвете.

— Странно, что ты ничего не помнишь, — говорил Негус. — Очень странно. Он говорил мне, но я поначалу не поверил… С тех пор, как они выправили тебе документы на имя Бора, — продолжал Негус, — прошло без малого… год… нет, полтора. Они тебя, дуралеи, подготавливали, натаскивали… А тут твоё беспамятство. То-то я думаю, почему Тень пришлось вызывать другому. Клемент, поди, несказанно удивился.

— Другому? Кому?.. Вот что, Хатхар, эти недомолвки могут вам боком выйти.

— Ого! Угрозы? — первосвященник подбоченился. — То, что ты прошёл Стража…

— Я не угрожаю, а сообщаю истинное положение дел.

— А кишка не тонка? Ты знаешь, сколько мне лет?

— А вы знаете сколько мне?

Хатхар удивлённо замолчал.

— Знайте, что ваши планы в Сиверии спутал я. Гоблины, водяники, орки… Последних вы успешно натравливали на остальных. А я пришёл и всё смешал.

— Н-да, — Хатхар вздохнул. — Ты всегда был той каплей хаоса, которую мы подливали в наши «блюда». Вкус выходил «острее»…

— Мы? Вы о ком говорите? Имперских ребятках? Или ренегатах из канийских краёв?

— Мы, это значит мы… Ты полагаешь, что тебе поможет твоя подготовка в Империи? Я — Негус Хатхар, первосвященник Великого Тэпа, которого…

— Смотри, прослезюсь!.. В твоих интересах (я намеренно перешёл на «ты». чтобы позлить Восставшего) ответить на мои вопросы. Быть может…

— Что значит «быть может»? — свирепо спросил Хатхар.

Не похоже, что Хатхар меня опасался. И это тоже настораживало. Но надо продолжать, не останавливаться.

— Кто такой Бор? Я думаю, ты это прекрасно знаешь… Почему его Искра в теле… Сверра? Почему в жилах кровь единорога? А сердце…

— Какой ты резвый, — осадил меня первосвященник. — Кто да почему… То, что ты ничего не помнишь, даже на руку.

— Кому? Вам?.. Отвечай, или… или…

— Ох, какой… грозный! Или что?

Вот теперь рассвирепел я. Меня охватил раж, секунда, и «шоры» готовы были накрыть разум.

— Клянусь Сарном, эта стрела разорвёт твои лёгкие!

— Сарном? Ха! Да ты, братец, ещё глупее, чем я думал…

— Что тебе надо в Сиверии? Что ты тут ищешь?

— Уже нашёл.

— Пирамиду? Искры Восставших?

Негус замолчал. Я увидел, как его пальцы с силой впились в посох. Моя дерзость его раздражала.

— Это наша земля… наш аллод, — первосвященник отчеканил каждое слово с такой эмоциональной окраской, словно он был судьёй, объявляющим приговор. — Весь Сарнаут должен принадлежать нам…

— Я думал Тэпу.

— Ты… ты… ты ничего не понимаешь. Тэп — это бог! Великий могучий бог! А кто ты? Подобие джунского голема?

— Ты знаешь, кто я!

— Игрушка… инструмент, который сломался!

— За что, как говорится, боролись…

Первосвященник снова рассмеялся.

— Послушай, — чуть мягче начал он, — всё ещё можно исправить. Надо только…

— А если некому будет исправлять? Что тогда?

— Это вряд ли, — сухо отвечал первосвященник, чуть принаклоняя посох.

— Да? А что если я скажу следующее: Бор… настоящий Бор на самом деле не терял памяти. Как тебе такое слышать?

Восставший напрягся. Глаза под его маской уткнулись в меня, что-то выискивая.

— Нет, ты врёшь, — сказал он. Послышался сдавленный смех. — Конечно, врёшь!

— Отчего же? Как ещё мне было найти… тебя.

— Меня? — не понимал первосвященник.

Мои слова его ставили в тупик. Я это видел.

— А зачем искать меня? — задал вопрос Хатхар.

— Чтобы… убить. А Искру отправить в чистилище. Её там ждут… с нетерпением.

— Кто ждёт? Тенсес? — голос первосвященника дрогнул. — Да кто ты такой?

— Моё имя — Бёрр, что значит «рожденный»… Я видел тех, кто устраивал небо, устраивал землю. Я видел Великих Драконов, падение цивилизации джунов…

— Что? — Хатхар чуть дёрнулся вперёд, словно хотел наброситься.

Я тут же вскинул лук и прицелился.

— Что за чушь ты несёшь? — вполне серьёзно спросил первосвященник. А я действительно, нёс какую-то околесицу, лишь бы сбить с толку Хатхара, заставить его говорить. В голосе Негуса послышались тревожные нотки. — Какой Бёрр? Ты… ты…

Я хоть и целился, но всё-таки ждал слов первосвященника. Но тот резко взмахнул своим посохом.

— Вспышка!

Молния отчего-то срикошетила, уходя в сторону и попадая в стену. От той оторвался здоровенный кусок.

Я тут же отскочил в сторону… кувыркнулся, вытянул следующую стрелу…

— Вспышка! — и в этот раз попал.

Хатхара откинуло назад. А когда я к нему подошёл, то увидел развороченное на куски тело, из которого выглядывали какие-т странные железки. Кровь густыми потоками потянулась к моим ногам. Запахло жареным мясом.

Негус несколько раз порывался что-то сказать. Его маска отлетела в сторону, обнажая уродливое лицо древнего старикашки.

Через пару секунд Хатхар замер, его взор затуманился.

— До встречи в чистилище, сволочь! — пнул я ногой мёртвое тело.

Хоть и неуважение, да Нихаз с ним! Туда и дорога!

23

Поторопился… Блин! Снова поторопился!

Я от досады стукнул себя по лбу. Ничего толком не узнал. Этого Хатхара надо было выжимать до последнего… Ладно, уже поздно жалеть.

Осмотрев залу, я нашёл выход в следующий коридор. Именно оттуда тянуло свежим морозным воздухом.

Вернувшись к своим товарищам, я увидел, что они уже начинают приходить в себя.

— Что это было? — спросил Первосвет.

— Усталость, — соврал я. — Вон там, скорее всего, выход.

— А это кто? — спросили меня, указывая на разорванное тело первосвященника.

— Старый знакомый. Давайте, живей отсюда. А то мало кто ещё нагрянет.

И мы поковыляли дальше. А я снова ругал себя, что поторопился с Хатхаром.

Дурак! Вот дурак! Так ничему не научился. Загадки так и остались загадками.

Вот что, Бор, давай лучше попробуем сложить все части головоломки.

Первое: выходило так, что ты всё же проходил подготовку в Империи. Вспомни слова Исаева в тот вечер, когда мы с ним познакомились.

Как же там было точно? — я напряг память…

— Есть ещё третье: это отчеты некоторых свидетелей, — лицо Жуги стало хитрым. Он чуть прищурил глаза. — По ним выходит, что ты весьма недурно владеешь мечом, метко стреляешь. И вот ещё выяснилось, что и в рукопашной неплох… Ловок, хитёр, в отличной форме, жесток к противнику. Неплохой тактик… Прямо диверсант какой-то.

— Так уж и диверсант? — усомнился тогда я.

— Уж поверь мне. Я на Святой Земле и не таких повидал. И кто же тебя подготавливал? Точно не мы. Стиль не тот.

— Имперский?

— Возможно…

Так, так, так… Эти слова подтверждал и сам Негус Хатхар. И, скорее всего, в порту Такалик, что на аллоде Эльжун, с помощью предателей Северских я был отправлен сначала на Ингос, а оттуда к Клементу ди Дазирэ. Мне сделали документы на имя Бора… Так, так, так…

А кто же я на самом деле? Бор? Или Сверр?

Сверр… Сверр… Свер… кровь единорога… сердце… А причём тут это всё?

Нет, что-то я сильно зациклился на этих деталях, и упускаю нечто важное… Блин, да кто такой Бор?..

— По донесениям, которые поступили до нападения на аллод, — говорил Жуга Исаев, всё в тот же вечер первого знакомства, — ты прибыл с Ингоса и был рекомендован для работы в отряде особых поручений. Да вот беда: нет уже ни одного живого человека, который рекомендовал тебя, хотя все письма подлинны. Мало того, нет ни одного известного нам человека с аллода Ингос, который бы мог тебя опознать. Все описания лишь косвенные: типа был когда-то, слышал кто-то и прочее…

Так, так, так… А что если Бор не выдуманная личность? Помнишь, как испугался Хатхар, когда ты сказал про Бёрра?.. Так, так, так… думай… думай… быстрее думай…

Предположим, что Бор — реальная личность. Выходит… выходит…

Слушай, а что если он был не после Сверра, а до? Что если его Искра выпущена из чистилища, чтобы… чтобы… Да твою-то мать! Ты мысль можешь сформулировать? «Чтобы» да «чтобы»!

Нихазов потолок! Свалился на мою башку, дери его раздери!..

Свалился? Точно ли? — я аж похолодел от внезапно возникшей мысли. — А если никакой потолок мне на голову не падал? Если кто-то… пытался меня убить… Предположим, он раскрыл меня, как лазутчика и… и…

Так, так, так… думай, соображай!

Да, я — лазутчик… Чей?.. Вот она, каверза какая!

Чей… чей… чей… Ни Империя, ни мятежники Лиги не знали истиной сути моего задания. И те, и другие, полагали, что я выполняю их поручения, а на самом деле… Негуса Хатхара…

Вот тебе и ларец в ларце!

Культисты то ли прямо, то ли опосредовано, но имели дела с обоими лагерями. Возможно, они и свели их вместе.

Да, весьма хитрая и тонкая игра. Она бы вышла… Хотя… хотя, на самом-то деле, ведь вышла. Просто Негус, а может его Хозяин — Тэп, кем-то подстраховались, словно предчувствуя моё беспамятство. Клемент погиб, секреты его работ по путешествию через Астрал, пропали… Правда, не все.

И ещё, думается мне, что история с Клементом связана не только с его исследованиями. Об этом и Карл ди Дусер говорил…

Кстати, а помнишь, Бор, в журнале капитана того корабля (эх, забыл его название), который разбился на острове Безымянного мага, было написано, что на аллод к Клементу были засланы лазутчики? Навряд ли это только обо мне говорили.

Нихаз бы это всё побрал! Ни чего не понятно!

Ясно же только одно: ко всем заварушкам причастны культисты Тэпа…

Но вот какие же цели они преследуют? Чего хотят?..

Стоп! — у меня в голове мелькнула одна мысль. — Ты, Бор, ещё один момент упускаешь: кто, собственно знал о том, что у тебя потеря памяти? Кому это говорил?.. Вот среди них и следует искать истинного предателя.

Кому… кому… А кому я сообщал?.. Многим… Но не все, конечно, были знакомы с Хатхаром.

И первым, кто приходит на ум — Карл ди Дусер.

Но смог бы он так быстро сообщить первосвященнику об этом? Все их магические штуки мне не известны… Возможно, Карл мог поведать обо всём Хатхару. Но зачем это ему? Магистр утверждал, что напротив — скрывается от культистов.

Вот почему я здесь, — проговорил Карл ди Дусер. — Испугался и бежал… бежал от культистов, от Хатхара… от Арманда… от всех. Думал скрыться далеко…

А если магистр врёт? Тогда спрашивается зачем?

Хорошо, с Карлом понятно, что ничего не понятно. Кто ещё причастен? Мне кажется, что первосвященник намекнул на того, кто мне близко знаком…

И кто это?.. Первосвет? Стояна?

Так… так… так… Давай пораскинем мозгами.

Я шёл последним, и на секунду остановился, глядя на своих товарищей.

Первосвет… простой паренёк… бесхитростный… Он, думаю, сразу отпадает. Не по его голове шапка.

Стояна… друидка… Подожди, а с какими людьми её сводили? Уж не с культистами?

Допустим, что с ними. А какие цели преследовала друидка? Неужто добровольно отправилась в Пирамиду, чтобы… чтобы… чтобы… Чтобы что?

Зачем меня звала? Что хотела? Или что хотели от неё?..

Одни вопросы! Аж зло берёт!.. Эх, Бор, совсем запутался!

Стоп! А кто сводил-то? — Бернар…

Бернар? Да ты, Бор, точно с дуба рухнул!

Но ведь очевидно же! И возьми во внимание его странное поведение, особенно в последнее время. Словно чего-то боится… Кстати, а помнишь, о чём тогда говорил Карл с Хатхаром? Что не все ди Дусеры предали дело. Кому-то пришлось и… «притвориться»…

— Кое-кто, я слышал, — прошипел Негус Хатхар, — бежал к врагам: к Дому ди Дазирэ. К Клементу…

— Не все, кто бежал, предали нас, — отрезал магистр.

Нет… нет… чушь! Это чушь! Бернар не мог и вашим, и нашим… Не верю! Просто не верю!

— Почему чушь? Так его точно никто не заподозрит. Да и какое ему дело до мятежников и им подобных? Они — расходный материал, разменная монета…

— Здесь слишком много «но». И возьми во внимание то, что Бернар — священник Церкви Света!

— Вот именно! Внедрился так, что и комар носа не подточит. Культистам того и надо…

— Не может он быть культистом Тэпа! Не может! Он ди Дусер и этим всё сказано… Ты вспомни, как он переживал, когда Фредерик ди Грандер хотел задержать Карла. Нет, Бернар не может быть предателем… Он и о Клементе отзывался только тёплыми словами.

— Врал. Маскировался… Ты сам вспомни, как он тогда в разговоре с Карлом испугался. Магистр должен был назвать чьё-то имя, но не сделал это. Почему? Скорее всего, догадался, но не выдал кузена… А Бернар может быть и не культист. Что мешало Негусу Хатхару использовать его в своих целях, поманив, скажем, благополучием ди Дусеров? Типа, ты нам, а мы вам…

Везде, куда не кинь — Бернар. Либо был, либо опосредовано участвовал… наверняка и сюда в порт напросился с церковниками. Услышал, о чём говорит Альфред ди Делис, понял, что надо вмешаться и вот он уже в Сиверии.

А почему не пошёл с нами в Проклятый Храм? Мог же… Странно как-то… странно…

— Выход! — крикнул ратник, идущий впереди. — Тут выход!

Через минуту мы очутились на узкой площадке. Впереди тихо светилось астральное море.

Побережье… Мы на побережье. Слава Сарну!

— Выбрались-таки! — обрадовано сказал Первосвет.

Он кинулся обниматься мне на шею.

— Выбрались, — кивнул я. — Вот только хорошо это, или плохо, пока не понятно.

— Ты чего? — удивился парень.

Первосвет со Стояной переглянулись.

А у меня в голове крутилась лишь одна мысль: кому доверять?..