Благословите уходящих

Долина Роз

«Сырое небо жёг закат,

Смерть рядом что-то ела…»

«А он в ответ: терпи браток,

Господь нас уважает»…

Ю.Шевчук.

Мимо слез, улыбок мимо

Облака плывут над миром.

Войско их не поредело,

Облака, облака, облака…

И нету им предела.

ОБЛАКА В. ЕГОРОВ

Утро началось опять с грохота сапог. Никогда ещё древняя обитель не просыпалась так рано и от столь грубых звуков, как мат сержанта при построении солдат.

А потом был бег, с последующим шумным омовением возле фонтана святого Франциска, и потные, раскрасневшиеся тела, уже сталкивались на лужайке возле розария, в попытках загнать небольшой мяч между двумя колышками. Периодически раздавались гулкие удары, игроки охотно вступали в короткие потасовки. А мяч… Мяч принёс немалый ущерб столь лелеемым настоятелем розам…

Отец Мувтихий, с любопытством наблюдал за тренировкой прилетевших вчера солдат. Гибкие, жилистые тела с многочисленными шрамами были по-своему красивы. А приёмы боя, которые они отрабатывали, лишний раз заставляли монаха порадоваться, что его мирное существование охраняют столь отважные воины… И избавляют его от необходимости обороняться самостоятельно от таких же, как они.

— Любите розы?

Мувтихий повернулся на голос офицера.

— Да, очень, мы гордимся нашим розарием. Он, пожалуй, самый обширный во всём секторе.

— Я бы не сказал.

Аристократичное лицо исказила ироничная улыбка. Монах хотел было вступиться за честь обители, но взгляд гвардейца остановил его. В спокойных глазах за легкой усмешкой притаились давние боль и грусть.

Ус шёл по заросшему алыми розами огромному кратеру. В самом низу лазоревой синевой отливало озеро. Жужжали пчёлы, возясь в цветках. Под сапогами поскрипывал песок, местами застывший лужами стекла.

Бионические пальцы неосознанно задевали и гладили цветки, иногда шипы больно ранили ладонь, но Ус как будто не замечал этого…

Тогда, пять лет назад, они даже не пытались прорваться к обречённому космопорту — Диего, железной рукой взяв командование в свои руки, поделил людей чуть ли не на отделения и увёл группы в самую гущу джунглей.

А потом были долгие месяцы автономки, блужданий по джунглям. Жестокая игра в прятки, без надежды на выигрыш. Когда казалось, что цивилизация и имперский порядок ушли навсегда. Когда только злая гордость и перенятое у катачанцев понятие «договор с Императором» удерживали батальон от превращения в еще одну хаоситскую банду. И еще Лукиарии. Мальчишки. Обстоятельные крестьянские парни, молчаливые и здоровущие как медведи. Знающие только самые азы войны в джунглях. Но эти мальчишки, которых надо было доучивать, самим своим существованием напоминали о своем бывшем командире, о том, что есть не только выживание, есть то, что дано человеку свыше: присяга, долг, честь …

А ещё был Виктор. Комиссар. Высохший, бледный от потери крови. Со смертью в глазах. От взгляда которого порой шарахался сам Диего.

Правда, тогда молоденький аристократ, брошенный судьбой в круговерть партизанской войны о таких вещах не думал. Его куда больше заботили стертые ноги и фантомные боли в наспех приживлённой аугметике пальцев. А еще, смешно сказать, чуть не до слез было жалко красивой кожаной кобуры, утерянной при бунте полка.

И вот спустя пять лет Ус случайно попал на место бывшего Витрагльского космопорта.

Громадный кратер, заросший розами. Общая могила полка мордийцев, остатков местного СПО, ополченцев, и Император знает кого еще. А также всей ударной группировки-противника, что превратила планету из мирного агромира в «театр боевых действий». Театр удался на славу. Вот только большинство актёров не дождались финальных аплодисментов. Зато дождались цветов — их здесь росло множество, вся долина заросла густыми кустами с сотнями тысяч алых цветков.

А тогда, пять лет назад, вместо цветов здесь возвышались ангары из пластстали, а землю покрывало рокиритовое покрытие…

Мордийцы и мобилизованные гражданские копали не разгибаясь. Всего в пяти километрах вступил в бой сто шестьдесят пятый Сиринский, покупая челнокам время на вывоз тех, кого еще можно, а здесь остатки гвардии и сил самообороны готовились как можно дороже продать свои жизни.

Большинство служб тех. обеспечения было уже свёрнуто. Все мужчины были призваны на земляные работы. Во временной комендатуре на стену наносился план космопорта, поделенный на сектора. Префект Петроний и комиссар Мордийцев сумели превратить хаос бегства в эвакуацию, а отчаяние оставшихся — в желание сдохнуть подороже.

Земля клочьями вылетала из глубоких рвов, сотни лопат грызли твёрдую почву. Не разгибая спин, рядом копали седой ветеран, остервенело втыкающий лопату, и вчерашний учитель, поправляющий повязки на стёртых в кровь ладонях. Рядом, гребя землю тонкими ладошками, копала мать, привязав ребёнка на спину: губы прокушены, слёзы уже засохли, оставив соляные дорожки на щеках. И тут и там сновали чумазые дети из так и не эвакуированных приютов, вытаскивая вёдра с землёй.

Иногда на бреющем полёте проходили «Стервятники» противника, поливая из всех стволов копошащийся в рвах люд. Хорошо еще, что склады с НУРСами СПО успели подорвать при отходе. Кто-то бросал лопаты и бежал, кто-то прижимался к стенам, пытаясь спрятаться от гибельного дождя, а кто-то, сжав зубы, продолжал копать…

Из замаскированных укрытий выскакивали «Гидры», и очередной «Стервятник» выполнив маневр уклонения, выходил из-под огня и шел на базу. Или, если ему не везло, чадно дымя, врезался в землю рядом с растущими на глазах рвами. Люди, отряхивая землю, вставали и возвращались по местам… А тех, кто затих навек, вытаскивали и бросали на бруствер. И уже скоро тело постепенно скрывалось под свежей землей.

Уже ночью к громадным рвам стали подъезжать топливозаправщики, и во рвы потоком потек прометиум. Над глубокими провалами в земле разнесся острый запах горючего. А позади продолжали уходить в небо челноки с беженцами.

Прямо на бетоне поля поротно расположились остатки сто пятьдесят пятого Мордийского. Усталые и измотанные солдаты сидели прямо на краю взлётного поля. Серая рабочая форма была сорвана, большинство голые по пояс, начищали пуговицы, драили сапоги, кто-то пришивал полуоторванный эполет на форме.

Рядом в изнеможении лежали ополченцы, доносились стоны измученных надрывной работой людей, плакали дети.

Над бесформенной массой солдат СПО клубился табачный дымок, немногие чистили оружие, большинство же просто спало, положив шинели под голову.

В комендатуре командование мордийцев уже второй час бранилось с префектом и старшим из оставшихся в живых офицеров СПО.

— Вы ничего не сделаете! Только погибнете без всякой пользы, поймите, там на подходах такие силы, что вам…

— Подполковник, берите префекта, оставшихся гражданских и прорывайтесь к морю, там в порту ещё должны быть корабли, если повезёт, сумеете уйти.

— Ну и куда мы пойдём? Предлагаете и сдохнуть без толку, и грех на душу взять?

Командир гвардейцев не ответил. Конечно, надо было выводить боеспособные части, переходить к партизанской тактике, организовывать сопротивления — не все же сдались в этом мире…

Но для такой идеи нужно было быть … не мордийцем. Не тем, кто с молоком матери впитал идею ‘ни шагу назад’. От самой мысли «бежать» перед хаоситской мразью в полковнике что-то леденело. Это было не просто хуже смерти. Это противоречило самому «я» старого служаки. Сейчас, здесь, он готовился к бою за всё, что было святого и светлого в его жизни. И не только его лично. Пожалуй, отдай он приказ к отступлению, его просто поднимут на штыки. Даже отход к космопорту дался ценой чуть ли не бунта. И только железная дисциплина заставила солдат оставить занимаемый позиции и отходить.

Голоса спорщиков были давно сорваны, глаза красны от недосыпа и усталости, но пыла хватило бы ещё надолго.

Дверь открылась и вошла женщина, прижимающая к груди ребёнка. Молча глядя невидящими глазами перед собой, подошла к столу, заваленному бумагами, картами. И положила на него спящего сына.

Офицеры и чиновники, смолкли, изумлённо глядя на незваную гостью.

А гостья ласково погладила малыша и плавным движением вытащила нож. Офицеры ошеломленно смотрели, как лезвие рассекло сонную артерию, и только фонтан ярко-красной крови вывел их из ступора. Крохотное тельце дернулось и затихло.

— Спи, — прошептала женщина срывающимся голосом. — Они тебя уже не смогут разбудить.

Под бесцветным взглядом, полным не пролившихся слез, офицеры попятились.

— Нам некуда уходить, — твердо сказала бывшая мать.

— Император сохрани — только и смог прошептать мордиец.

А из ремонтных ангаров доносились звуки работающих станков, ополчение вооружалось в меру сил и возможностей. С лязгом падали рядом со станками заточенные стальные пруты. Наваривались на технику шипы и площадки для бойцов. Укреплялись кабины, стекла армировались металлической сеткой. На заправщиках выводили в кабины кабели детонаторов.

Утром со стометровой башни управления полётами стали видны передовые отряды наступавших сил Хаоса. Колонны грубо раскрашенной бронетехники, подобно клещам охватывали обречённый космопорт. Из грузовиков хлынул поток завывающих нелюдей. Ударили сотни барабанов, и, вторя им, множество глоток извергло вой, пронзивший утреннюю тишину.

И вот первые враги вплотную подошли к выкопанным по периметру взлётного поля рвам. Самые смелые и наглые сунулись на узкие проходы между провалами в земле.

И тогда из небольших окопчиков стали подниматься одинокие фигурки.

Седой старик с растрёпанной бородой, чумазый мальчишка десяти лет, хрупкая девушка с неровно отрезанными волосами и ещё десятки подобных…

Старик как будто прислушался к чему-то, посмотрел в глумливо исковерканные хохотом хари вчерашних людей и коротким расчётливым движением выстрелил из ракетницы в глубину рва. Ярко-красный шар, рассыпаясь искрами, канул в глубине… С рёвом разбуженного дракона из провала хлестнули языки пламени. Космодром опоясало огненное кольцо. Пламя вздымалось на сотню метров, а густой дым уходил вверх на километры.

И за черной стеной дыма всё отрывались от посадочных полос челноки с беженцами, стартуя к трем транспортам, зависшим на орбите.

Мятежники подгоняли цистерны, но тушить прометиум водой — занятие бессмысленное. Только клубы пара разбавили сплошную черноту. И тогда в ход пошла пожарная техника. На огромные красные машины обрушились снаряды последних ‘Василисков’. С орбиты давали достаточно четкую картинку для корректировки стрельбы, и с десяток машин не дошел до цели. Но вот уже в темноте с ревом ушел последний челнок, унося последних счасливчиков. ‘Василиски’ открыли беглый огонь, щедро расходуя остатки боекомплектов. А через полчаса грузные транспорта ушли с орбиты, лишив защитников корректировки. Впрочем, она была уже не нужна — снаряды вышли полностью.

Когда начало светать, у ворот ангара стояли трое и тихо разговаривали. Полковник мордийцев, чисто выбритый, в отглаженной форме с начищенными эполетами, только Император знает как его денщик умудрился привести форму в полный порядок — хоть сейчас на парад. Подполковник СПО в мятой рабочей форме, и грузный гражданский. За спиной в воротах метались огни сварки — там заканчивали последние приготовления. Из неприметного здания медпункта появился гвардейский медик. За ним вышли несколько гражданских врачей и пошли к ангару. Последняя вышедшая вдруг присела у двери и прижала к лицу ладони — даже на расстоянии было видно, как у нее затряслись плечи. Двое коллег, обняв женщину, начали ее успокаивать. Через несколько минут медики вместе пошли дальше к ангарам.

— Господин полковник, всем неспособным держать оружие оказано благословение императора, — гвардеец подошел к командирам. В сухих глазах невозможно было что-либо прочесть.

— Что там с ней?

— Акушерка… Ей особенно тяжело далось.

— Сам как?

— Норм… — под взглядом командира медик замялся. — Погано… Но и осталось немного. Прошу разрешения начать бой в первой шеренге.

— Не разрешаю. В первой будешь помехой. Иди в строй.

— Так точно, — четко развернувшись, врач побежал к полку. Над рокиритом разнесся быстрый стук подкованных каблуков.

— Что ж, господа, все обговорено. Действуем по плану. В Свете Его увидимся, — полковник протянул руку собеседникам. В неверном свете раннего утра и проблесках сварки из приоткрытых ворот ангара переплелись в пожатии три руки.

Пламя боролось за жизнь, но пожарная пена душила его. И не было больше снарядов разбить эти красные машины. Вот стена огня стала всего в рост, и из-за нее уже слышался рев озверевших культистов. Полковник спокойно смотрел, как все ниже и ниже опускается огонь, давший им лишние сутки. Когда пламя снизилось ещё, хорошо поставленный командный голос прорезал воздух.

— Штыки примкнуть, гранаты приготовить.

Строй за спиной зашевелилcя. Воины Мордии разгибали усики на гранатах и примыкали длинные штык-ножи.

Сквозь низкое, всего по колено, пламя начали проскакивать хаоситы.

— Гранатами бей! — Чугунные кругляши выкосили первые ряды нападающих, но перепрыгивая через горящие трупы, все лезли и лезли закопчённые люди…

Синие шеренги, блистая золотом эполетов, приняли удар прущей чёрной массы. Немного изогнулись, подались назад и застыли. Намертво.

Беснующаяся лилово-чёрная масса выла, извивалась, но не могла преодолеть тонкую стену синих с золотом мундиров.

Колдуны нападающих взвыли и позади мордийского строя бетон вспух гнилостными пузырями. Лиловые бестии, извергая пламя из пастей, бросились на спину стоящим насмерть мордийцам. Различимый даже в хаосе рукопашной голос отдал приказ, и, словно на параде, стена солдат перестроилась в плотное каре, опоясанное штыками. Чёрная волна, упиваясь кровью, обхватила синий риф. Теперь остатки полка дрались в полном окружении.

Демоны рвались по головам культистов к плотному строю и стекали обрывками экзопламы под ударами штыков и лазерными импульсами. Озверевшие хаоситы по телам своих и чужих прорывались к линии штыков, чтобы упасть в бруствер тел, у ног сынов Мордии. Под выстрелами и ударами гвардейцы падали один за другим, но на смену павшим из глубины строя вставали другие. Разрывы гранат на короткое время расчищали пространство, давали перестроиться и, сократив территорию, уплотнить строй, но уже следующая волна опять выбивала бойцов. Вот в бой вступил последний резерв — штабной взвод. Взревел пиломеч полковника. Чистым звонким голосом завел литанию знаменосец, поднимая выше простреленное знамя полка. Но следующий приступ накрыл синий островок, и знамя, покачнувшись, скрылось в бурой массе нелюдей.

Культисты, зайдясь в торжествующем вое, бросились к зданиям. Закопченная, окровавленная, звероподобная толпа заполонила взлетное поле. Над массой хаоситов, словно иконы, плыли изуродованные головы гвардейцев. И тогда ворота ангаров распахнулись, и, ревя моторами, на торжествующих еретиков устремились громады бензозаправщиков, погрузчиков, остатки бронетехники сил СПО. Наваренные за ночь шипы, ковши бульдозеров, гусеницы и колёса с чавканьем погрузились в визжащую массу. Сидящие на машинах ополченцы и солдаты самообороны стреляли в толпу, метали самодельные гранаты. Когда кончились патроны, а машины стали увязать в грудах тел, в ход пошли ломы, приклады, ножи, кулаки, зубы…

А позади, за рвами колдуны надрывались, из последних сил гоня новые и новые толпы на не желающих не только сдаваться, но и умирать защитников!

Под полем, в толще земли тоже шёл безнадёжный бой: бой со временем, бой с темнотой и ржавыми замками на бронированных дверях. Бой с разгильдяйством строителей, пренебрегавших чертежами.

Группа сапёров уже вторые сутки восстанавливала систему самоуничтожения плазменного реактора. Шесть направленных зарядов для уничтожения предохранительных устройств. Сырые, частично затопленные коридоры, тусклый аварийный свет. Вышедшая из строя проводка подрыва, наскоро проложенные прямо по щербатому полу кабели взамен поврежденных. Безумие, плещущееся в красных от бессонницы глазах сержанта и старшего теха.

— Сэр, кажется есть! — Техник, уже неразличимого возраста, радостно щёлкал тумблерами на зондовом тестере. — Мы нашли обрыв, двести шестой отсек, разрыв кабеля…

Жуткий вой прервал радостный доклад. Из стены, разрывая вдруг ставший резиноподобным бетон, вырвалась лиловая фигура. Коридор залил фиолетовый свет, с потолка посыпались куски кладки… Лязгнули челюсти, и разорванное напополам человеческое тело отлетело в темноту прохода, упал и покатился фонарь. Застыло светлое пятно на стене. Темноту прорезали всполохи выстрелов, взвизг цепного меча гвардейца и яркий огонь плазменного резака техника… Лиловая фигура заметалась по стенам и потолку, прыгая и переворачиваясь на лету. Голова техника слетела с плеч и поскакала по полу, из дёргающегося тела хлестнул фонтан крови… И тогда к врагу полетел небольшой предмет и, ударившись о стену, замер. Отродье хаоса что-то почувствовав, метнулось к упавшей вещи. Мордиец поднял средний палец на вытянутой руке и что-то крикнул, прыгая за угол… Грянул взрыв…

По искрошенному бетонному полу полз человек. Ещё утром, он, наверное, был солдатом, воином-защитником Империума. Но сейчас он был просто человеком. Простым, слабым человеком с перебитыми осколками ногами, истекающим кровью. Во имя всего человеческого он полз, полз вдоль кабеля, ища проклятый обрыв.

Уже на грани беспамятства гвардеец увидел упавшую бетонную балку, перебившую провод. Со стоном он перевалил свое изуродованное тело через груду обломков, дотянулся рукой до обрывков и понял, что силы оставили его, белая пелена захлестнула взор…

Сквозь черную пелену, застилающую взор, человек взмолился:

— Господи! Жертвы прошу, не милости…

Уже умирая, он увидел вспышку золотого света, и женщину в потрепанном, но чистом полевом камуфляже, что села рядом с ним, за спиной её угадывались смутные силуэты. Тёплая легкая ладонь легла на лоб, прогоняя боль…

И сомкнулись зубы на обрывках кабеля…

Яркая синяя вспышка озарила полуостров. Свет образовал гигантскую полусферу, растущую из земли. В эпицентре все живое и неживое было испепелено мгновенным тепловым ударом. Исчезали тела в чудовищном жаре освободившейся плазмы, испарялась сталь, и тек рокирит построек. Через несколько секунд яркую полусферу заволокло тучей пыли, поднявшейся от земли, а следом за светом, ломая деревья как лучинки и разрывая на куски бронетехнику, пошла ударная волна. А в центре полуострова вставал гигантский дымно-пылевой гриб, словно последний памятник всем павшим на этом клочке земли.

Те, кого потом назовут «Лесными крысами», ощутили сотрясение даже в восьмидесяти километрах от космопорта. Сначала под ногами затряслась земля, а после ослабевшая ударная волна колыхнула ветви, и отделение остановилось.

— Разворачивай вокс, — приказал Диего связнику. Тот начал колдовать над своей техникой.

— Готово, — гвардеец протянул капитану гарнитуру. Рядом бойцы занимали позиции, образуя защитный периметр.

— Всему сводному батальону. Говорит капитан Диего Веласкес. Как старший из оставшихся на планете в живых офицеров, принимаю командование планетарным гарнизоном на себя. Слушай мою команду: мы остались крайним верным Империуму соединением на планете. Все, кто не хочет драться, могут бросить оружие, снять форму и пытаться выжить, — комиссар, услышав такие слова, потянулся к оружию. Легкое прикосновение к плечу заставило его обернуться, рядом стоящий карминец покачал головой. Боец не тянулся к лазгану, не делал угрожающих жестов, но что-то во взгляде и позе заставило комиссара аккуратно и спокойно отвести руку от рукоятки пистолета.

— Но гвардия вернется на эту планету, и тогда вы горько пожалеете о своем решении, — словно не заметив возню за спиной, продолжал Диего. — Если же я встречу вас до того, вы пожалеете еще раньше. А теперь за работу, и пусть мрази проклянут тот день, когда они пришли в этот мир!!! Конец связи.

А потом начался ещё один акт бесконечного спектакля, под названием ВОЙНА. Спектакля, в котором очень многие так и не дождались финальных аплодисментов.

Но дождались цветов.

— В общем, есть, отче, розарии и побольше вашего, — словно очнувшись ото сна, офицер дёрнул головой и резко развернулся.

Скрипнула земля под каблуками сапог. И морщинистая рука монаха благословила удаляющуюся спину.