Битва во времени

50. Энтропия общества

— Но как вы снимаете такие голограммы? — спросила Фиар.

— Нет, это не наша — их технология, — объяснил Хельмут. — Создателей звездолёта… Хотя вряд ли — не по силам и нам самим. Чтобы не так варварски изучать живую материю, как до сих пор… Но я же говорю: открытие или изобретение не должно возникнуть "ниоткуда", должно — естественным путём войти в жизнь цивилизации…

— А пока что — тебе пришлось уйти из университета, — грустно констатировал Джантар. — И ты рискнул связаться с какой-то сектой…

— И в общем — все те же проблемы, что у нас, — сказал Ратона. — И вы там, у себя, прошли через подобное. Под гипнозом того, кто сам был обманут — но всякий раз думал, что служит чему-то высшему…

— По крайней мере — сложилось, будто всё так было, — уточнил Хельмут. — И — встроилось в нашу реальность…

Теперь разговор шёл в каюте Хельмута Кламонтова — где они едва уместились вдевятером на спальной полке и приставленных сбоку дополнительных сиденьях (а напротив, по другую сторону защитного поля, за столом — сам Кламонтов, и рядом на другой полке — четверо его товарищей). Каюта осталась погружена в полумрак после просмотра множества голограмм — изображавших молекулы, субклеточные структуры, клетки, и сами живые организмы двух таких похожих, хотя и принадлежащих разным параллельным мирам, планет — Земли и Фархелема, и Джантар не переставал удивляться сходству. (Хотя Кламонтов и объяснил: молекулы, более других способные к формированию устойчивых сложных систем и самоподдерживающихся циклов их взаимодействий — в конечном итоге и образуют живую материю. Казалось бы, как просто — а ни в одной из книг Джантару не доводилось прочесть такое!..) И лишь человек Иорары, представлявший во внутреннем строении как бы некий странный гибрид позвоночного и членистого — с плацентой, внутренним скелетом, хитиновой кутикулой, кровеносной системой, но и множеством рудиментов: дыхательных трубок, наполненных гемолимфой "карманов" первичной полости тела, остатками характерных для членистых ротового канала и внешних хитиновых челюстей — очевидно выпадал из общей картины сходства двух биосфер. Хотя и он явно происходил из биосферы Фархелема, но — как результат искусственного сочетания генов эволюционно далёких ветвей живого мира (альтернативой мог быть лишь массовый, множественный перенос сразу сотен или тысяч координированных между собой генов от позвоночного к членистому, или наoбoрoт — в реальных природных условиях наверняка немыслимый). Но это уже было загадкой и для высшей цивилизации, построившей звездолёт — загадкой, следы которой терялись в лабиринтах ещё чьей-то истории. И лишь на Фархелеме — как вечный упрёк чьей-то неудаче — во многих поколениях всё воспроизводился получившийся в итоге несовершенный разум членистых людей… А здесь, в каюте звездолёта — разговор уже как-то больше склонялся к иному…

— …Да, и у нас многие готовы играть судьбами мира в умах общества — ради не стоящих того целей, — сказал Кламонтов. — И чем только это не объясняют и не оправдывают… И — будто бы без веры в грядущего сокрушителя мира невозможна какая-то "мораль", и — сами будто бы страдали за свою веру…

— А — как другие страдали от их веры? — не выдержала Фиар. — И что, тех уже как бы не помнят?

— Произошли странные изменения исторической памяти, — компьютер отчётливо передал оттенок скорби и горечи в голосе Кламонтова.

— Давай я скажу, — предложил Сергей Мерционов (так звали землянина в короткой одежде). — Мы знали, что мы — великий народ с достойной истopией… А теперь нам говорят, что мы — не более, чем примитивное, туповато-хитровато-вороватое сборище дикарей с неистребимыми монархическими иллюзиями и прочим подобным мусором в умах, и все наши исторические достижения ничего не стоят. У нас было высокообразованное общество, открыто обсуждались научные, философские, нравственные проблемы, вопросы лучшего устройства жизни — теперь всё заполнено низкой политикой, мелочной вознёй ничтожных по сути группировок, а нас самих хотят превратить в религиозных верующих уже известного вам образца, озабоченных к тoму же элементарным пропитанием… Хотя уже никто, по крайней мере, не боялся потерять необходимое, не рисковал последним, что имеет — но оказалось, что при таком подходе в экономике "нет хозяина", что-то разворовывается, гниёт и пропадает — и потому всё должно иметь стоимость, быть товаром. Жильё человека, его образование, здоровье, судьба, ум, честь, совесть — всё… И пока добились того, что вместо "хозяина" пришёл хищник — а нам доказывают, что цивилизация вообще невозможна без бандитов и тех, кто вынужден их ловить… Мы знали, что и в ходе самой нашей революции, и в последующие десятилетия проявился массовый подъём народного духа, воли, энергии, тяги к знаниям, и именно это позволило стране достичь таких успехов и победить в двух таких войнах — теперь нам говорят: в те годы был лишь массовый разгул дикости… И пусть не безгрешны были многие военные и политические силы тех времён — вся вина осталась на долю той одной, что приняла на себя ответственность за судьбу страны и народа, остальные же, несмотря на все их грехи — невинные жертвы. Они же зато не поспели усомниться в идеологиях, по которым один народ — "избран", а другие — исторический мусор, и такой же Элбэ — у нас, правда, называемый иначе — вправе, взбесившись, крушить целые миры. Хотя вряд ли речь о реальных исторических личностях, послуживших прототипами этих образов, скорее тут — другое… Но пoкa что всякое понятие о нашем национальном достоинстве, о том, что мы хотя бы не хуже других народов своей планеты — опозорено и унижено. Мы должны покаянно отворачиваться от целых эпох своего прошлого, перенимать от других стран в готовом виде их модели развития, и покаянно возводить храмы чужих вер… И даже, казалось бы, твёрдо установленные, общеизвестные научные истины — отвергаются по чисто моральным соображениям, создаются чудовищные по безграмотности "альтернативные мировоззрения", распространяются безумные пророчества и якобы данные межпланетных контактов — со сплошь церковной лексикой и понятиями. Всё — как у вас. И это — страшно…

— Но эти массовые репрессии у вас действительно были? — переспросил Итагаро. — Я имею в виду — в вашей версии истории?

— В какой-то мере — были, — ответил Кламонтов. — Ведь и у нас не все люди совершенны. И в чём-то тоже получилось — поспешное и насильственное втягивание полупервобытных людей в техническую цивилизацию… И тоже вскоре оказалось: их надо к чему-то принуждать, жёстко контролировать, заставлять не воровать, не "расслабляться" посредством наркотиков, не создавать аварий на производстве. А их сопротивление этому — бывало понято как злостное нежелание работать на общее благо и лучшую жизнь для всех — с соответствующими юридическими выводами. И без совсем диких и абсурдных проявлений несправедливости — не обошлось. Особенно — когда решения принимал такой же "простой человек", кое-как натасканный на поверхностное восприятие сложнейшей идеологии. Но всё равно — не это было основной тенденцией. А теперь полагается верить, думать — что было только и именно это, и оно напрочь перечёркивает всё положительное, что мы знали в своей истории… И вот — пока мы здесь, а вагон стоит и ждёт под Фастовом — оставленный на время всего одного рассвета, одного восхода нашей звезды на нашем небе. Пока не вернёмся, чтобы продолжить свою миссию…

— А Фастов — город в окрестностях столицы вашей… "Отдельной республики"? — как-то так, "с большой буквы", произнесла это Фиар.

— Украины, — горестно уточнил Мерционов. — Так она называется. И у нас тоже близкородственные народы постепенно, на большой территории, переходят один в другой — а их как бы разрезали по живому. Чтобы одно начальство, одно руководство — было независимо от другого. Хотя нужно ли их столько самому народу?.. И изменилась — сама аура эпохи, страны, мира. Навязан дегенеративно-бандитский стиль быта и мышления, человек низведён до роли охотника за деньгами, добытыми лично для себя — или жертвы в борьбе за них…

— Ужасно… И так может измениться мировоззрение людей, их память, отношение к своему прошлому… — ответила Фиар.

— И всё равно не понимаю, — признался Ратона. — Есть множество участников той войны, есть космические аппараты на орбите… И этого — будто не видят? Видят — только очереди в торговых центрах? И помнят — только репрессии и этот… Афганистан? То есть всё, что сделано положительного — ничего не значит на фоне плохого и позорного?

— И люди как бы заново открывают для себя прошлое, — подтвердил Кламонтов. — С удивлением, как раньше не понимали очевидного. Оказывается — напрасно страдали и терпели лишения, а сами принадлежат к неполноценному обществу, способному лишь на воровство и обман…

— Но, будь всё это правдой — сразу вопрос: куда смотрели те же старшие поколения? — не выдержал Итагаро. — И что они валят всё на детей и внуков? Где были сами, когда происходило такое?

— Да тут — и знаешь, в чём дело, а всё равно обидно, — согласился Мерционов. — Спускаешься в прошлое, ещё до своего рождения, видишь молодыми знакомых тебе людей — сами, конечно, тебя не узнают — слушаешь, что они там говорят, и думаешь: ну, почему вы потом станете такими? Откуда потом взяли, что "наш человек" будет работать только "из-под палки"? (Компьютер передавал многие идиомы языка землян дословно, но ни разу не пришлось спрашивать о смысле — он был очевиден.) — И потому его надо бросить в стихию диких, звериных взаимоотношений — и сделать всё общество заложником денежных интересов отдельных личностей, которые сами ещё не переболели этим мелким собственничеством, "своим делом", уровнем хозяйчика логова, пещеры, гарема, да ещё — силой перекроить территории народов через новые войны?.. А сами в прошлом — точно такие же поколения победителей и строителей великой державы! И — вовсю попользовались бесплатными благами, которые теперь предлагают отнять у нас…

— И тоже всегда правы — то как подвижники, то как жертвы… — ответил Лартаяу. — А подбирать за ними мусор — удел потомков. Будто сами по себе — хуже как люди…

— Но это — если не знать сути дела, — повторил Мерционов. — А то и тут — явные следы непродуманного эксперимента, на этот раз — со временем. Кто-то решил "подправить" историю ещё первой мировой войны, что ли — будто это так просто… А в итоге — с тех пор как бы и пошли две параллельных линии истории. На одной — вcё высокое и чистое, другая — её низменная копия. Но — как горячо многие уверовали именно в "злую" версию… А тут весь ужас — что при перезамыкании векторов смысл событий и поступков людей может меняться на противоположный! И те предстают в совсем неожиданной роли… Ну вот — пока на малом примере: в прежней ветви кто-то пытался предотвратить дорожную аварию — но вот, казалось бы, мы всё изменили… и вдруг тот же человек выскакивает на дорогу, где аварии могло не быть — и сам становится её виновником! И не понимает — зачем это сделал, что его толкнуло?.. Или уже "крупнее": создаётся подполье для борьбы против какого-то тирана, а мы его заменяем справедливым правителем — но как же сами подпольщики? У них исходно были добрые и чистые намерения — а теперь в итоге… план по свержению кого? И то, что мог то стать, подвигом — уже почти преступление? Хотя в чём их вина — они знали совсем иную реальность!.. И так либо добро, либо зло, утратив конкретного носителя, связывается с другим — и это может быть вектор поистине страшной вины или позора. При том, что события сложны сами по себе… Как у вас: оружие создавалось против тех, в ком видели реальную угрозу, рассчитано на их особенности — и в итоге совсем не затронуло вашу расу. Хотя это — случай исключительный, чаще бывает наоборот. Особенно — при переходе к большим масштабам истории… Опять же: допустим, той нашей войны удалось избежать. И какой-то человек, родившийся за сто лет до нашей современности — не погиб в нашем 1920 году на Перекопе, — Мерционов, увлёкшись, назвал известное ему, но неизвестное Джантару и его товарищам место на своей планете. — А вместо этого женился — и у него родился сын. Причём и второй мировой войны в этой новой версии не было — и тот не погиб в 1945 году в Берлине, и у него родился сын — и тот не погиб в 1968 году при вводе танков в Прагу, — тут уже названия были знакомые, упоминавшиеся в разговоре как столицы земных государств. — И — тоже произвёл на свет сына, а тот, уже в год нашей современности — своего… И таким образом — теперь у нас должны быть этот столетний долгожитель и четыре поколения его потомков… Но как быть с той современностью, что уже состоялась — и где их нет? И кто должен дать им всем по второй половине генов, став женой каждого из этих виртуальных персонажей — и соответственно, матерью другого? А сам тот долгожитель? Если не участник войны, которой не было — кто он тогда? При том, что его жизнь уже начала складываться так, будто война была? И — не один, таких людей миллионы… И либо: куда денутся те, кто уже родились, прожили сколько-то лет, а в новом будущем им нет места, либо — как же те, у кого отобрано уже прожитое ими прошлое? Кто столько выстрадал, пережил, передумал, и вдруг он — "никто"? А реальность всё равно должна как-то сомкнуться… Вот и — странные репрессии, в которых гибнет множество людей, отобранных по непонятному принципу. Во всяком случае — есть такая гипотеза. От чего им самим, конечно, не легче… И те войны всё равно были — предотвращать их в 1873 году, оказывается, было уже поздно. А объяснения, придуманные потом — лишь ещё больше запутают проблему… Но всё равно — с такой лёгкостью попрать то, чему раньше поклонялись — и за что, кстати, ломали судьбы других людей? И откровенно сдать бандитам экономику, мракобесам — науку, психопатам — идеологию? И при этом — изображать, будто сами выстрадали что-то святое?.. Нет, по-человечески понять трудно…

— И — кто с такой готовностью ухватился за всё это? — добавил Кламонтов. — Когда запускают зонды к другим планетам, открывают тайны живой материи, новые элементарные частицы, осваивают месторождения, строят города — тут их не видно, тут они — "никто". В мирной, налаженной жизни — ничего собой не представляют. А настали смутные времена — и они уже при власти, в руководстве явных и тайных сект, банков, бирж, вооружённых формирований, уже "наводят порядок" по своему разумению, "возрождают традиции"…

— И я сперва искренне заинтересовался, — признался Мерционов. — Помните, говорил — из какого сословия происхожу? И думал поначалу: возрождается что-то современное и достойное уважения. Но только узнал о конкретных фактах — и всё… — компьютер не смог скрыть гневный оттенок в голосе Мерционова. — Сразу понял: говорить больше не о чем. Достойное дело — не начинается с грязи и позора. А тут… Столько слов о тех же репрессиях, "традиционном землепользовании", показного благородства — и вдруг как рядовые, обыденные сообщения: кто-то подвергнут телесному наказанию. Хотя и вина не доказана никаким судом… Как у вас в Элбинии: первый попавшийся взрослый увидел "непорядок", донёс, и всё — какая-то никем не избранная и не назначенная группировка взяла на себя функции следствия, суда и исполнения приговора… И даже — в новом городском квартале, где исходно не было никакого "казачества", а значит, нечего и "возрождать"… — Мерционов тяжело перевёл дыхание. — Хотя — вдруг и я не совсем прав… И они когда-то ещё проявят себя иначе. А конкретно этих — признают ненастоящими, как го племя в случае с Джантаром… Но пока — что я узнал о них, то узнал, и остался с этим впечатлением. Тем более — являлись уже к нам такие со своим "порядком"… А в других вервях реальности — эти издевательства в прямом эфире, по телевидению? Да ещё — что творили бы какие-то "церковные суды"… Ельцин принял кришнаизм — и уже в свободной продаже не найти ни мяса, ни чая и кофе… Это — наши напитки, похожие на ваш чинхур, — объяснил Мерционов. — Всё это контрабанда, за это — тюрьма. А в университетской столовой студенты на грани истощения давятся каким-то тошнотворным отваром… Или так: Кравчук — мусульманин… — Мерционов, увлёкшись, снова заговорил не совсем понятно для Джантара, — вся республика охвачена войной, за принадлежность к тому же казачеству сажают на кол — зато наркотиками торгуют открыто… Или: правит некий "верховный раввин", объявленный пророком, и на этом фоне — погром университета, где посмели заняться экстрасенсорикой… Вот мы и ездим по всему региону, закладываем кристаллы, находим и забираем книги, архивные документы — чтобы всё это не случилось наяву, не стало частью сложившейся реальности. И — никакой "высшей расе" не казалось, будто у нас не хватает порядка, мы не так веруем — и нас надо с позором тащить к их пониманию монархии, рынка, их политической системе, отказу от таких-то пищевых продуктов… И всё — насильственными, карательными методами, всё — никак не поймут, что наша цивилизация не может быть монолитом, она складывается многовариантной! 12 основных типовариантов, соответственно знакам нашего Зодиака. У вас, правда — столько же…

— А типов — всего четыре, — ответил Джантар. — И то — в разных версиях по-разному…

— Да, было и такое объяснение происходящему у нас, — вспомнила Фиар. — Светлые расы: Лоруана, Шемрунт, Север, Приполярье — зима; Дмугилия — весна, хотя непонятно — почему; Экватор — лето; ну, а мы — осень. То есть не то Лоруана с Шемрунтом и Севером, не то Дмугилия — стоит в начале чего-то, а мы — в конце… Мы — последние в чём-то, на нас что-то обрывается…

— Ну, это спорные вопросы, — ответил Аркадий Ареев (землянин, что вошёл тогда в шлюзовой отсек — так он назывался — четвёртым, за Мерционовым). — Я у нас тоже изучал астрологию — и знаю, как тут непросто. Хотя у меня есть своё представление, как распределить регионы нашей планеты с их психологическими типами цивилизации по знакам нашего Зодиака и временам года… Например, Гиперборея — второй месяц года, февраль, по-вашему — синфар… Ну вот, смотрите на голограмме, — на границе защитного поля вдруг возник чёрно-белый глобус планеты с выделенной красным цветом северо-восточной частью её крупнейшего континента Евразии. — Идеал — сплочённость и стабильность общества, свобода мнений и идейного поиска, чувство общего дела как высокой миссии — возможно, при некоторых упущениях в плане практической реализации идей. Но уж точно — не рабство, не лень, не пьянство, не гипертрофированный монархизм, и на беспорядочность в практической жизни… Если и есть — то как патологии, большей частью привнесённые извне, а не норма. Хотя — давайте сначала. Итак — Китай… — на глобусе жёлтым цветом вспыхнул регион, к юго-востоку от прежнего. — Один из наиболее динамично развивающихся регионов. Соответствие — январь, по-вашему — радан. Основные черты: концентрация, углублённое самопознание, упорство и последовательность в достижении цели… Лига Арабских Стран, — глобус повернулся, и оранжево выделялся уже юго-запад Евразии и север соседнего континента, Африки. — Соответствие — март, йихтал. Также, но иного рода, углублённость в себя, идеал благородной бедности, верность традициям, старому укладу общества — и увы, представление о человеке как не самой значительной ценности в Мироздании… Арьянам — ещё не сложившийся регион, — как бы соглашаясь со словами Ареева, соседний регион вспыхнул кирпично-красным светом с размыто-нечёткой северо-восточной границей. — Соответствие — апрель, тинлир. Кстати, древнее название этого месяца в местной астрологической традиции — "огонь воинов". И тут давайте этим ограничимся — больше сказать трудно. Пока там царствует идеология соседнего, арабского региона… Южная Америка, — глобус вновь повернулся, регион в южном полушарии засветился густо-зелёным светом. — Соответствие — май, таяр. Особенно выражена эмоциональная сторона жизни, склонность к её внешним проявлениям — а вот с соблюдением прав личности далеко не всё в порядке… Северная Америка, — светло-коричневым сиянием озарился регион к северу от предыдущего. — Соответствие — июнь, алайр. Тут уже — более целеустремлённая, деловая энергия, с очевидными практическими результатами — хотя, с позиций других регионов, несколько суетливая и беспорядочная. Формально — большое значение придаётся соблюдению законов, правам личности, фактически же — слова вашего президента о судебной системе Лоруаны в чём-то подходят и сюда… Австралия и Меланезия, — жёлто-оранжево выделился небольшой континент и острова уже по другую сторону крупнейшего океана планеты. — Соответствие — июль, шасвар. Наиболее выражена подсознательная сторона жизни — по крайней мере, у коренных народов. Современная же культура — соответствует скорее предыдущему региону, общую характеристику дать трудно… Так называемая Чёрная Африка, — жёлто-зелёным вспыхнула часть Африки к югу от Лиги Арабских Стран. — Соответствие — август, сахвей — "огонь царей" по терминологии астрологов Арьянама. Тоже ещё не сложившийся регион. Большое значение имеют отношения власти и подчинения, тайные культы, чёрная магия, общий прогноз — дать трудно… Западная Европа, — часть Евразии к западу от Гипербореи осветилась свинцово-голубым сиянием. — Во многом — родина нашей, земной технической цивилизации. Соответствие — сентябрь, хулумбар. Педантизм, критичность, склонность к системе, порядку, анализу, в общем — во всём хорошем и плохом похожа на ваш Шемрунт… Япония и Корея, — в противоположном полушарии фиолетово засветился совсем маленький регион. — Соответствие — октябрь, ялхар. Склонность к внешнему художественному выражению, законченности во всём — но в плане свободы личности с наших, гиперборейских позиций, восторгаться нечем… Индокитай, — рубиново вспыхнул соседний регион, частью в юго-восточной оконечности Евразии, частью разбросанный по множеству островов. — Соответствие — ноябрь, рунтал. Интерес к проблемам запредельного, смерти и возрождения, религиозные учения предусматривают прямые и непосредственные связи плотного мира с астралом на разных уровнях и слоях… Индия и сопредельные с ней страны, — густо-оранжевым выделился регион к западу от Индокитая, соседний также с Китаем, Арьянамом, и, похоже, Гипербореей. — Соответствие — декабрь, сайхур — "огонь жрецов". Познание мира устремлено ввысь и вглубь до самых пределов, также характерны и идеал благородной бедности, магические практики, связь с астралом в практической жизни… Правда, идеал благородной бедности немного свойствен и нам, — уточнил Ареев. — Ну, спорных территорий на границах регионов я сейчас не касаюсь…

— "Благородной бедности"… — с нескрываемым отвращением повторил Итагаро. — Можно же просто не быть хищниками, не сдирать ни с кого последнее… И — не бросать свою нищету как обвинение всему миру… Хотя это я говорю больше по нашим… лоруанским впечатлениям, — уточнил и Итагаро. — Ни про какой ваш регион не хочу сказать плохого…

— И я тоже, — сразу признался Ареев. — Но что есть, то есть…

— А эта… "земная Дмугилия", или как её… — начал Джантар, едва изображение глобуса погасло, и в каюте вновь воцарился полумрак.

— Ичкерия? — переспросил Ареев. — Это — уже просто патология. Боль и ужас нашего человечества… Надо совершенно не воспринимать разумное существо как личность, чтобы так поступать с ним. "Империя" для них — рабство, а работорговля — свобода… Нет, точно — какая-то биопатология за пределами всего человеческого. Вы в вашем 72-м веке хорошо с этим разобрались…

— А у вас как раз рядом — это ваше военное сословие, — вспомнил Ратона. — Не понимаю… Нет, а правда — как они… насчёт этого?

— Так — в городах патрулировать проще, — с презрением ответил Мерционов. — Когда сам вооружён, а все вокруг безоружны. И можно схватить первого попавшегося школьника, который чем-то не понравился — и, не разбираясь — плетью… А на настоящей войне могут и убить… Хотя лично я не против коллективного землепользования — если речь об этом. Без объявления себя какой-то новой элитой, без присвоения судебных полномочий эпохи варварства…

— Но… что будет вообще? — спросила Фиар. — И у вас, и у нас? При таком многообразии типов цивилизации, таких патологиях?

— Разумные всё равно могут договориться между собой, — ответил Кламонтов. — И создать союз союзов, где отдельные части не разрушат гармонию целого. Но — если бы не эти "высшие расы", которые всё рвутся перевоспитывать других, и — не "хранители традиций" и "исполняющие долг", понятый на примитивном уровне… Это из-за них человек не уверен — что в нём не увидят врага, оскорбителя чего-то, не станут проецировать на него чужие проблемы, не продадут в рабство, не посадят в тюрьму… А в основе — биопатологии. Наркомании, стадно-агрессивное мышление, чисто животные отклонения и атавизмы… И те, кто, не понимая сути проблем, встают на защиту веры от логики, чувств от рассудка, слабых от сильных — сами опасны для своего человечества. Вот у вас Тинилирау поднял вопрос — и ему пришлось бежать из Лоруаны. Хотя речь — не об истреблении кого-то конкретно, а об очищении генома человечества, оздоровлении психики…

— А когда стал работать уже во Фхлавиорме — всю страну, принявшую его, представили каким-то чудовищем, — добавил Альберт Селиверстов (так звали землянина, внешне особенно похожего на каймирцев). — И это особенно беспокоит нас с Хельмутом. Мы там, у себя, собираемся заняться тем же. А пока — и не доучились в наших институтах…

— А там у нас уже 1994 год, — сказал Кламонтов. — Потом другой пассажир так раздвинул пределы досягаемости. Сами-то — должны вернуться в 1993-й, откуда взяты…

— Нo всё-таки — как это на практике? — спросила Фиар. — Вагон сам даёт знать, что делать? И ваша роль — скорее пассивна?

— Можно сказать и так, — согласился Виктор Тубанов (землянин с серыми глазами, появившийся при первой встрече следом за Селиверстовым). — Нo мы полагаемся на мудрость то ли наших потомков, то ли иной цивилизации — создавших этот вагон. А уж они знают свою цель… Хотя в общем касаться прошлого — большой риск, допустимый только в особых случаях. Ведь — сразу у многих людей меняются мысли, намерения, мотивы поступков, воспоминания, впечатления от чего-то. А особенно опасно — встречать самого себя. Но мне однажды — почти пришлось… Нам тогда надо было заложить особым образом заряженный камень в одном сибирском городе, на месте, где намечалось строить храм в память тех репрессий — и это могло повлечь столкновения наподобие ваших моараланских. Так как над памятью и чувствами людей, для которых реальна наша версия истории — тоже нельзя надругаться дл бесконечности… Они честно прошли свой путь, строили общество, где человек, не будет унижен звериной борьбой за деньги, а его духовный поиск — животным ужасом при всякой попытке "заглянуть за край", и не их вина — если кто-то уже после всех войн и репрессий терпел даже непонятно что, как покорное тупое животное, и только когда ему "позволили", поднял крик, в основном на "позволивших" и срывая злобу… А храм собирались строить на месте бывшей тюрьмы — забыв, что она была старая, ещё с императорских времён. И вот нам пришлось спуститься в 1909 год, подойти туда ночью, начать копать яму на территории, куда потом будет расширена тюрьма… И вдруг я смотрю — место знакомое! И там, за стеной, в одном из бараков… тоже я, ещё в прежнем теле, после исключения в тот раз из университета! И каково там было — воспоминания об ужасах сталинизма потом не впечатляют… А тут надо — и срочно заложить камень, и не расстроить собственное нынешнее происхождение! А то я уже сам не помню: каким образом, от кого у меня там родился внебрачный сын — который теперь, в этом воплощении, мне — прадед! И родословная известна только до прапрадеда, Виталия Аркадьевича Тубанова — то есть меня же в тот раз! А не заложить камень — безопасность страны вставала под вопрос… Но заложили — и сторонникам "всеобщего покаяния" пришлось строить храм в другом месте, даже не поняв, что помешало на прежнем… И ладно бы хоть вникали в тонкости своей веры — а то послушать, что повторяют, не думая!.. Даже — сами служители культов…

— Но эти культы — хоть не официальны? — переспросила Фиар.

— Стараемся, чтобы не стали, — ответил Тубанов. — А то, я же говорю: бездумно-механически повторяют слова о сокрушении мира, адских муках грешников, о том, как плох и ничтожен человек, и бесконечно терпелив и мудр тот, кто его ещё не уничтожил — и это называется покаянием и возрождением духовности. Тут бы задуматься, делать выводы — а они нагнетают безумие…

— С чего начинали и у нас, — не смог сдержаться Лартаяу. — Тоже — утвердить мелкое, частное, малограмотное, сыграв для этого на великом и страшном. Вот и сыграли…

— И как задуматься — очевидно же, — сказал Ратона. — "Господь Бог Израилев"… А Израиль — совсем другая страна, другой регион…

— В том-то и ужас, — ответил Кламонтов. — Явное несоответствие — а попробуй усомнись, когда с раннего детства учат этому. Парализуют ум и волю страхом ещё в возрасте, когда мало что можно понять — а потом глубоко засевший страх уже не позволяет задать вопрос. Человек так и живёт, изнасилованный в душе, и подсознательно ищет этому оправдания. Бьётся на крючке своей веры…

— И сам становится частью злой, разрушительной силы, — добавил Герм. — Учёный, политик, военный — закодированный ещё с детства…

— И сам боится других точек зрения, видит в их сторонниках врагов, — продолжал Кламонтов. — При явном недостатке знаний, неправомерной постановке целей — когда всё идёт больше от эмоций, обыденных представлений, неразрешённых личных проблеем. Но — с чувством борьбы за что-то святое. И каждый ссылается на авторитет остальных: это знают все…

— А долгие сроки обучения? — добавила Фиар. — Чтобы ученик не успел познакомиться с другими мнениями, а не для очищения и совершенствования! Заставляют… заново, мучительно доходить то элементарного, что уже и так знал! А если не знал — всё равно мог понять гораздо быстрее. Хотя что непонятно: создаются тайные организации именно для борьбы со злом…

— Первоначально — да, — компьютер не скрыл тяжёлый вздох Кламонтова. — Но рано или поздно — секретность и отрыв от общества делают своё дело. И если сперва организация аккумулирует мудрость и идеалы своей эпохи, и каждый вступающий в неё проверяется на соответствие этой мудрости и идеалам — то затем… Проходит время, меняется уклад жизни общества, возрастает сумма знаний, формируется новое мировоззрение — а там продолжают хранить верность тому, что было идеалом и вершиной знания сотни лет назад. И объясняют: не они оторвались от реальности — внешний мир пал и погряз в пороках, лишь они остались в чистоте. И им не надо меняться самим, соответствовать чему-то новому… А во внешнем мире верят: там — оплот именно нынешних идеалов. А там — всё более усложняются мистериальные посвящения, верность однажды избранному наставнику ограничивает свободу ученика, старшие члены организации объявлены непогрешимыми, их мнение — закон и конечная истина, ошибки и пороки ученик пусть ищет в себе… Так выглядит могила того, что прежде было мудростью. И это путь очень многих организаций — у вас, у нас. Но ваши горные жрецы — счастливое исключение. Они всегда — на уровне современности…

— Но — такое агрессивное унижение всего человеческого перед чем-то "высшим"… — не согласилась Фиар. — И эти издевательские "испытания", общая обстановка подавленности и угроз — когда страшно признаться, что ничем не облагодетельствован, и совсем не уютно под гнётом такого-то учения…

— И только прикоснулся — уже скован страхом, — добавил Ратона. — И что-то словно гонит нести страх и угрозы дальше, тем спасая себя…

— Вот и вся тайная романтика, — согласился Кламонтов. — И в глубине души наверняка чувствуют, что всё — не так, и сами тратятся зря, служат не тем силам, веруют больше от страха или незнания. А что истина всегда даётся по уровню сознания ученика — только слова. Вряд ли путаница древних аллегорий, которые можно понимать как угодно — была дана вам, потомкам, по уровню вашего сознания. А кровавые жертвоприношения — через что сами служители культов подпитывали низшими энергиями низших духов, объясняя это тёмным сознанием большинства людей… Так — что они сами сделали для просветления тёмного сознания? И где вообще какая-то роль их тайной мудрости? Опять же на примере: принцип работы радиоприёмника — тоже тайна для тех, кто не знаком с природой электромагнитного поля. Но можно попытаться объяснить его природу — а можно сделать схему приёмника объектом поклонения, заставив запоминать наизусть, а напоследок сказать, что природа электричества неизвестна. И более того: можно посвятить ученика в следующую ступень, где поклоняются более сложной схеме — и он научится собирать такой приёмник, и будет верить, что постиг сокровенное. И в его восхождении по ступеням такой иерархии поддерживать надежду, что природу используемого в культовых целях явления он узнает на самой высшей ступени — и лишь там "открыть", что она якобы неизвестна вообще. И сперва новопосвящённый высший жрец будет в шоке — но разве легко где-то в 50 лет начать всё заново? И он скорее всего смирится: так и надо хранить и передавать знания… Но вот в страну с таким жречеством и нeгрaмотной основной массой народа явится чужая армия, где каждый солдат умеет обращаться и с более сложным оборудованием — что тогда? Так старые жрецы и боги рухнувших культов оказываются на службе у новых богов… Но пока можно дурачить неграмотную толпу, они — на высоте положения. Могут запросто, ни перед кем не отчитываясь, играть сознанием и подсознанием ученика, ставя перед выбором: донести ли на другого — кто совершил явную пакость по тайному приказу учителя; или — понять ли буквально, когда самого толкают на недостойное, возмутиться уже явным издевательством; или — как, например, разделить в общей трапезе на семерых учеников четыре порции обеда? Такими постоянными каверзами уродуется психика ученика, представления о собственном достоинстве, добре и зле — а от него ещё требуют нравственного выбора. А ограничения и запреты — больше от произвола самого учителя! Запретно — то, что не мог позволить себе он сам, или что считает безнравственным, или просто не понимает, зачем нужно… Но и ошибаться, как там принято думать, он не может, и имеет право играть на неудовлетворённых желаниях ученика, его сокровенном, несбывшемся — как якобы ложных устремлениях и ожиданиях, связанных уже с новой, общинно-монастырской жизнью, интересе к познанию чего-то, обретению мощи — чтобы тот всегда чувствовал себя глупо и мучился стыдом, пожелав "недозволенного"… Но — и как же всё это ничтожно! Плоды вырождения, разложения — а их принимают за мудрость…

— А эти излияния об "обобществлении имущества", — согласился Лартаяу. — Кто-то когда-то просто не имел чего-то вдоволь — а ты мучайся этим как святой истиной…

— Тут ещё иное, — ответил Кламонтов. — Какие-то древние правители, отчаявшись дать рациональное объяснение, почему есть бедность и богатство, и нельзя убирать и воровать — не придумали ничего лучше, чем дать мистическое, с упором на справедливое воздаяние "потом". Но это — уже самый примитивный уровень, на потребу тогдашней общественной практики, без малейшего понятия о реальности иных миров…

— А потом жизнь меняется — но попробуй выйти за пределы прежних установлений, — согласилась Фиар. — Попробуй рассуждать не так, как древний крестьянин, солдат, слуга какого-то богача, попробуй не желать того же, что они…

— И что получается… — не смог сдержаться Лартаяу. — Они, видите ли, в древности вели примитивное хозяйство, тратили большие силы, получая малые результаты, потому только и желали отдохнуть от этих усилий, беспрестанной вечной нужды — вот и придумали такой рай. А теперь всё изменилось, есть совершенные технологии, у людей появилось свободное время — но человек, полный сил и энергии, читает в древних писаниях, что его цель… едва ли не само уничтожиться, раствориться в каком-то блаженстве! Когда перед нами — такой мир, и столько дел в нём!..

— А у нас там был один хороший монах, который понимал всё это, — снова вспомнил Минакри. — Всю жизнь искал что-то по таким учениям, наконец под старость осел в монастыре, и тоже почувствовал — не то… Но и когда уже что-то менять, для его расы 60 — пожилой возраст? Вот как раз накануне истории с рясой он мне кое-что рассказал о себе…

— Ах, этот… — о чём-то вспомнил и Кламонтов. — Верно, его только пожилой возраст и спас. И то он в какой-то больнице в Алаофе — в тяжёлом состоянии… И — только вы двое на весь монастырь не утратили здравый смысл, не поддались кодировке. Остальные ломались сразу… Вот и остались — трупы и безумцы, которых вы видели. И бывший монастырь отныне — психбольница…

— А — интернат? — спросила Фиар. — Как думаете — чего там хотели от нас?

— Адахало сам давно уже чувствовал неладное, — ответил Кламонтов. — И в вашем лице — наконец нашёл тех, кому мог довериться. Но конкретные исполнители его тайного указа имели в виду иное — именно "приручить", закодировать вас, но чтобы внешне было незаметно. На вас как бы не оказало никакого воздействия — а вы сами пришли к той вере и идеям, какие им нужны. А где и как использовать закодированных экстрасенсов большой мощи — придумали бы позже… Ведь это только мудрые, создавая какое-то воинство или оружие, сразу подумают: что потом?.. А теперь — мертвы и многие сотрудники спецслужб, и всё прежнее правительство, не исключая самого Адахало, и наиболее секретные архивы — подверглись самоликвидации, когда очередным утром никто не пришёл сменить коды, — так что конкретные подробности мы вряд ли узнаем. А новое правительство — которое возглавляет Рон Лим, мэр города Риэланта — к тем спецслужбам и их тайнам никакого отношения не имеет…

— Рон Лим… — со вздохом облегчения ответил Донот. — Хорошо, что — он… И — что произошло очищение нашего человечества от этих тайных служб… Хотя — какой ценой…

— Нет, а правда, — согласился Итагаро. — Ведь это — тоже была энтропия политики, энтропия общества! Такой груз старого зла… И вот он сброшен…

— И — как там теперь? — спросил Лартаяу. — Мы видели отдельные кадры — но какова общая обстановка? И… хоть никто никому не мстит, не ищет виновных? Или как?..

— Не обошлось и без этого, — признался Кламонтов. — Разгромлено немало полицейских участков, судебных и психиатрических архивов… Значит, столько накопилось несправедливости — и многому, что там хранилось, всё равно нельзя было верить. Вспомните хотя бы, что писали о вас… Зато — многое и начинать придётся практически заново. Но в общем — обстановка как будто спокойная. Если это — не спокойствие шока, оглушённости…

— Да, писали и о нас… — согласился Лартаяу. — И… тоже — как обрывки разных ветвей реальности! — вдруг сообразил он. — Тех, что мы видели!.. Я и думаю: что теперь будет с правовыми вопросами? С чьей-то ответственностью, юридической виной — учитывая все эти перепады истории? А значит — и в наших личных судьбах? И тут же, сразу — ещё вопрос по поводу векторов… Вот, например, в моём случае — авария у гостиницы… Или, в другой версии — где-то на дороге… Возможно ли, что какая-то часть событий… сопровождает отдельного человека — будто заложенная в его судьбе?

— Это и называется личной кармой, — ответил Кламонтов. — Но когда её сводят к какой-то вине, необходимости что-то искупить, покаяться, очиститься — это лишь самый первый уровень понимания. Подлинные причины бывают сложнее: глубинная память, подсознательные представления, личные переживания, возможно — и что-то, связанное больше с другим человеком, и иллюзия вины, греха, долга — с чем бывает сложнее всего… И в твоей судьбе очень выражены векторы, связанные с потерей семьи, побегом от чужих людей — и легко ли понять, почему? Что тебе — или твоей семье — так "искупать"? А, с другой стороны — уже существовал вектор пожара гостиницы в Колараафе, на который замкнута смерть многих людей. Но можно было спасти твою семью, сомкнув оба вектора — и горные жрецы сделали это… Вот, правда — ветвь, где все вы теряли семьи, а затем встречались и искали тайных учителей… Или — те сами выходили на вас, представляясь как "Чуждый Разум", "Космический Разум"…

— Так вот что это было бы… — вырвалось у Джантара.

— Или — какой-то иной разум в одном из параллельных миров, действительно полагая ваш мир обречённым, искал достойных для переселения куда-то… А с подобным — уж точно шутить нельзя, — задумался Кламонтов. — Но нет, больше похоже: кто-то собирался сделать вас своими орудиями, перед тем ещё проведя сквозь тяжёлые испытания, заставив что-то выстрадать… Тоже — характерно для таких "иерархов". К ним надо прийти непременно униженным, психологически сокрушённым, понёсшим потери. А человек, готовый раскрыться навстречу их "мудрости", полагает, что его примут таким, как есть, что он, такой — избран ими. Вот чем они eщё ужасны…

— А история с записью об Иораре? — спросил Итагаро. — Это мы, что — тоже угодили в конец чужого вектора?

— Вернее — чей-то вектор оборвался, а вы подхватили конец… Ведь тех же ответов — искали и сами, — подтвердил Кламонтов. — А горные жрецы, со своей стороны, искали путей раскрыть вашему человечеству эту тайну. И сомкнули векторы, кажется, наилучшим возможным образом…

— Ах, да… — спохватился Итагаро. — Но… что там было на самом деле? Мы так и не спросили…

— Не было никакой "самоликвидации", — сразу ответил Кламонтов. — Было убийство… Сперва подрыв дирижабля кем-то из людей на борту — впрочем, и он тут сознательно не виноват, он был закодирован — а затем и убийство посадочного отряда кем-то со стороны Иорары… Но eщё какая-то высшая цивилизация сумела клонировать генетический материал всех погибших — и вернуть их души в новые тела. Хотя подобное практикуется ими в крайне редких случаях… И теперь — есть детдом на окраине Фхлавиорма, где они живут, и пока ещё смутно — вспоминают, кем были раньше. Так мы поняли… И там же, во Фхлавиорме — есть студенты Кыйрам Кимур и Кменерф Лхачаранш. Но пересекутся ли их пути и путь Инал Юкар с вашими при исследованиях какой-то аномальной зоны — пока сказать трудно. Зато — каких ветвей удалось избежать…

— И узел был ещё в 6680 году… — добавил Джантар. — И нашим горным жpeцам пришлось спускаться туда…

— Нет, тут иначе… — ответил Кламонтов. — Реально они спускались до 7670 года, не далее. А та дата — скорее связана с каким-то новым мифом, который должен был что-то обосновать. Помните — вы же ощущали и мифы, и гипотезы, которые были бы в других ветвях? Так что "точка 6680" — название условное… Но страшно — что эти малые умы действительно могут пытаться "сыграть" в реальности и мифы, и бредовые пророчества, беря на себя роль их исполнения. Как наш ГКЧП — спустя 73 года и 7 месяцев от разгона парламента, хотя пророчество — вряд ли об этом… И где им понять — что многие персонажи мифов и хороши лишь в таком, виртуальном качестве? Иорариане хоть не создают подобных мифов — их интеллект чисто практичен, а сама культура лишь в виде смутных следов регистрирует то, что не имеет значения для практической жизни… И на почве недавних контактов — не сложилось никаких особых легенд. Просто ещё два явления "иных людей": одно — сам дирижабль, другое — когда высшая цивилизация забирала погибших… А у нас и у вас — целые слои общества готовы принять любой код, любое насилие, смириться с любой несправедливостью за простое объяснение всего сущего, иллюзию Истины в грубом бинарном делении всего на "хорошее" и "плохое", а то и — иллюзию покровительства, какие-то подачки, право считаться "избранными", возвыситься над нем-то… И потом — сами поднимут крик, что их обидели и обманули. И, отрёкшись от прежних лидеров — начнут искать новых… Да, это — не в такой мере свободные личности, как мы с вами. У них сознание скорее — членов группы, противостоящей кому-то, чьих-то подданных и чьих-то врагов. И они — беда и проблема как вашего, так и нашего мира. Это вы очень верно поняли…

— Я и говорю: надо остановить тех, кто могут додуматься искать виновных — и фактически мстить невинным! — воскликнул Лартаяу. — Но только — как?

— А прямо сказать про нестабильность прошлого — тоже… — продолжал Кламонтов. — Как будет понято, как это могут использовать?..

— Однако верно, — вдруг понял Джантар. — При всём ужасе происшедшего, всей его трагичности, это — уникальный шанс очищения нашего человечества от многотысячелетней исторической энтропии! От ненужных армий, спецслужб, тайных обществ, безнадёжно устаревших идеологий! И мы действительно можем устроить всё по-новому!

— И пусть будет момент всеобщего прощения! — поддержал его Лартаяу. — Не надо ничего конкретно расследовать, никому мстить на основе всё равно лживых документов — всем сообща взяться за новое устройство жизни!..

Однако пауза внезапного возбуждения — была недолгой…

— Нo какая-то причина случившегося должна быть названа, — задумался Ареев. — И это уже решать — вам…

— Момент истины для всего нашего человечества… — сказал Джантар. — И дополнительный шок для тех, кто исповедовал отжившее…

— А что делать — если объективно служили злу? — ответил Лартаяу. — И сколько человек умерли или сошли с ума… Кстати, они хоть излечимы?

— Пока трудно сказать, — компьютер не смог скрыть вздох Кламонтова. — Да, показала себя животная природа человека…

— Нет, подождите… — начал Лартаяу уже с новой мыслью. — А… не мог кто-то сознательно готовить такое "очищение" нашего человечества? Путём… устранения всех несовершенных? А то мы сразу думали… Ещё в спальне интерната…

— Тоже трудно сказать, — ответил Кламонтов. — И правда — что следовало думать? Ресурсы планеты ограничены, население стремительно растёт за счёт бандитов, наркоманов — а власть беспомощна…

— Да, мальчики… — только и смогла произнести Фиар после долгой паузы. — Неужели и это — так замкнулись векторы?

— И кто-то так хотел спасти наш мир… — добавил Джантар. — От разорения теми, кто только проедают, ничего не приумножив…

— И его за это трудно осудить, — как эхо, откликнулся Итагаро. — Если пропаганда издевается над обществом — мол, скоро будет совсем плохо, а власть бессильна это предотвратить — что остаётся? Самому, в меру своих сил и ума, спасать хоть кого-то? Вот и получили… Хотя мы — сразу увидели в них жертв…

— Но сейчас надо простить и то, и это — всё… А пока — давайте вернёмся к конкретным вопросам… — начал Лартаяу.

— …Да, и — как раз об этом, — раздался ещё чей-то голос — и полумрак каюты по ту сторону защитного поля на мгновение рассекла полоска света, а затем в неярком боковом освещении от лампы на столе появился ещё землянин, из другой группы (которую видели лишь мельком, один раз, идя сюда через весь этот неожиданно огромный звездолёт: с его условно нижнего уровня, где располагался шлюзовой отсек, на условно верхний, к каютам — находившимся, однако, в зоне почти такой же искусственной гравитации). — Опять их столица вызвала на связь главный компьютер звездолёта. Там ещё что-то произошло… И касается, похоже — большой политики…

— А что такое? — встревоженно спросил Кламонтов, оборачиваясь к вошедшему.

— Да то ли ещё парадокс — то ли кто-то от имени Адахало, когда того уже не было в живых, успел издать указ: в связи с фактической ликвидацией Лоруанской республики в правах восстанавливается Лоруанская империя и все её законы, — поспешно и взволнованно объяснил вошедший. — И единственный наследник — кто-то из них же… Вот мне и поручили передать…

— Нет… — вырвалось у Лартаяу. — Это уже слишком… И потом, есть же правительство. Есть же Рон Лим…

…И уже все замерли — по ту, и по эту сторону защитного поля — и казалось, само время замедлило свой бег. Неужели… всего случившегося — ещё мало?..

— Так я… что, должен от своего имени ликвидировать всё в обратном порядке? — наконец спросил Лартаяу. — Или как? Я же не готов реально брать какую-то власть… Да ещё — на абсурдной по нынешним временам должности. И подвергать новой опасности свою семью — тоже не могу…

— Но ситуация, говорят, очень серьёзна, — объяснил вошедший. — Это уже пошло куда-то по компьютерным сетям… И сейчас — вам сюда будет дана связь. Прямо на границу защитного поля — ну, как они это делают…

— … Так вы нас слышите? — внезапно раздался — словно бы тоже здесь, в каюте… знакомый по той новогодней телепередаче голос, заставив Джантара вздрогнуть. Лахтанхор Махрантай, президент Чхаино-Тмефанхии!.. И, значит — всё действительно серьёзно…

— Слышим, но не видим, — подтвердил Кламонтов. — Правда, у нас тут особая камера — ночного видения…

— Ах да, Талир Менг тоже там, — подтвердил Лахтанхор Махрантай, давая понять, что ему известна особенность зрения Талира. — Но передача идёт туда, где вы все собрались? И Лартаяу Аларифаи — с вами?

— И мы уже в общем объяснили ему суть дела, — снова подтвердил Кламонтов. — Ладно, давайте говорить так, без изображения.

— А я и не знаю, как начать, — признался Лахтанхор Махрантай. — После всего, что с ним было — как сказать ему такое…

"И как снова всё повторяется, — подумал Джантар. — Хотя в тот раз был Адахало… Или даже не сразу — действительно он…"

— Нет, но как же так… — наконец заговорил Лартаяу. — Да, я понимало — речь идёт обо мне. Потому что по всей планете — больше некому претендовать на престол. В прошлом году, когда восстанавливали биографию — не подумали… А теперь я, что же — формально оказался во главе государства? И должен как-то заявить о себе — назвавшись… даже не представляю, кем? Я же на самом деле никуда и никем не избран — ни всем народом, ни парламентом, ни узким кругом сторонников. И не стал в силу чрезвычайных обстоятельств премьер-министром страны, будучи сперва избран мэром города — как Рон Лим. А тут — должность, что на неё и попадают по случайности происхождения, и сложить полномочия — только со скандалом или трагедией. И потом ещё останется версия — как бывший правитель, потеряв достоинство, просил пощадить его! Сторонников-то нет — одни враги…

— Ну, до этого дойти не должно бы, — ответил по-прежнему невидимый Лахтанхор Махрантай. — Но и в обычную шутку дело уже не обратить. Несколько воинских соединений в разных городах Лоруаны успели присягнуть на верность новому императору…

— Так — что делать? — в отчаянии перепросил Лартаяу. — То есть… они, получается, не признают правительство Рон Лима? Или как?

Вопрос бросил Джантара в озноб. Неужели… пошло по прежнему кругу? Как… в начале осени 7781-го?

— Нет, серьёзно… — продолжал Лартаяу. — Я, что… должен как бы заново назначить его своим указом? Утвердить правительство, которое уже есть? Хотя вообще похоже на бред — но во имя мира в стране так надо сделать? А что потом? Остаться на анахроничной должности… и тогда уже вправду смириться с возрождением старой политический системы? А как же всенародный выбор ветви реальности в 7765 году? Или сразу уйти, отречься — но какие гарантии безопасности в дальнейшем? Я имею в виду: и лично для меня, моей семьи — и страны в целом? Чтобы и самому жить не бутафорской, а настоящей жизнью…

— Так в чём и вопрос… — вновь начал Лахтанхор Махрантай (будто и не обратив внимания на "ветви реальности" в словах Лартаяу — что не мог не заметить Джантар). — Как с этим быть — в стране, где власть традиционно окружена страшными тайнами, правителей и наследников убивали, ссылали в монастыри — и те не могли рассчитывать ни на чью поддержку, так как никто никуда их не выбирал? А присягнувшие им — так же легко отрекались от присяги…

— Или… действительно использовать эту ситуацию к общему благу? — уже как-то по-новому заговорил Лартаяу. — Издать несколько императорских указов — с первоочередными мерами по восстановлению государства? А то мы как раз кое о чём думали… Избавить общество от анахроничных организаций, которые делают его заложником своих тайн — этих непомерно раздутых армий, спецслужб — оставив действительно необходимые… И насчёт юридических последствий случившегося — чтобы никто никому не мстил, не искал виновных, не устраивал расправ…

— Ну, с этим будет сложно, — ответил Лахтанхор Махрантай. — Уже есть всякие факты…

— Да, нам сказали, — подтвердил Лартаяу. — Но главное — как-то ориентировать лоруанское общество на мирный совместный труд по восстановлению страны! А потом пусть окажется — что и по тем, старым законам никто не имел прав на престол! Ведь тут нужно происхождение по чисто мужской линии — а такого нет ни у кого! Останется — подтвердить полномочия правительства Рон Лима!

— А что, хорошая мысль… Тем более — сам Рон Лим сразу поставил эти же вопросы, — ответил Лахтанхор Махрантай. — Так что — государственное мышление у вас как раз чувствуется…

— Но мы в дальнейшем видим себя как учёные, — ответил Лартаяу. — Хотя, если — в более далёкой перспективе… Но сейчас, наверно, главное — то, о чём я уже говорил, потом — отмена "регионов по вероисповеданию", ликвидация незаконных местных властей и их особых полномочий…

— И — подлинная свобода личности в вопросах образования? — подсказал Лахтанхор Махрантай. — А то пока — провозглашена, но на практике — вы видели…

— Я это и хотел сказать, — подтвердил Лартаяу. — Наконец вывести образование из возрастных рамок, как у вас: просто для такой-то деятельности — опредёленная подготовка… Но тут ещё вопрос — кто теперь мы сами, наш правовой статус? Мы же полного общего образования так и не получили… Тем более — выпускники этого года по всей Лоруане, как мы знаем, заканчивали школу через какой-то "единый комплексный экзамен"…

— Настоящее издевательство, — согласился Лахтанхор Махрантай. — Практически без перерыва, в один день, с утра до вечера, подсаживались по опереди к преподавателям десяти предметов… Правда, те спрашивали то, что для вас в общем элементарно — но сама нагрузка, усталость… И это — решало судьбы… Вот вам и придётся подготовить такой указ, чтобы и вы сами могли без особых проблем сдать этот экзамен в своём интернате — кстати, он до сих пор стоит нетронутым… И все потом — чтобы могли пересдать его. Можно — через компьютерную систему тестирования, можно — сократив число преподавателей до троих, тех, которым вы доверяете. А уже потом — попробовать перейти и у вас на нашу систему…

— Флаариа… — спохватился Лартаяу. — Что с ним? Хотя, возможно, вы не знаете…

— Нет, почему же? Знаю… И надеюсь, что к моменту вашего возвращения он будет полностью здоров, и сможет утвердить результат экзамена… В общем, вы обо всём подумайте, подготовьте формулировки — а через 90 минут, в очередном сеансе связи, мы всё согласуем. А пока звездолёт уходит из зоны радиовидимости — так что до связи…

— …И он — не удивляется… — прошептала Фиар. — Будто ему — уже не впервые…

И Джантар подумал об этом. Хотя могло быть — и просто самообладание главы государства в необычных обстоятельствах…

— А мне — не по себе, — тихо сказал всё ещё стоявший в каюте землянин из другой группы. — На Земле — думал, действительно участвую в великих делах… А сейчас — посмотрел, как это бывает на самом деле…

— Но того, кто сам не имеет особого значения, сюда и не взяли бы, — ответил Мерционов. — А вообще в смутные времена так ошибаются многие…

— А пока что — компьютер всё это переводит, — предупредил Кламонтов.

— Верно… — спохватился Мерционов. — Не подумали… Хотя что сказано, то сказано…

— А вы уже рассказали об этой секте? — неуверенно спроси землянин из другой группы. — И моей роли там?

— Как раз об этом речи не было, — ответил Кламонтов. — И не зря ли сам начал… А то придётся объяснять — когда им надо срочно работать над документами…

— Ладно, давайте поймём друг друга… — устало вырвалось у Джантара… вдруг понявшего, с кем он имеет дело! — Мы сами едва не запутались в подобных учениях…

— Но вы и не создавали сект, ничего никому не внушали. И не было, чтобы вам уже казалось: истина в чём-то другом — а кто-то остался с вашим прежним внушением. И я не знаю — что за силы руководили тогда мной самим. Тоже думал, я — какой-то избранный… Понимаете — было несколько случаев странной смерти людей в моём присутствии, и решил: какая-то сила хранит меня, бережёт для чего-то. А потом — даже так понял: и я обладаю особенной силой, и должен создавать свою организацию. И название словно кто-то подсказал — Академия Силы Сознания… А теперь думаю — неужели и у нас, на Земле, кто-то вёл дело к подобному?..

— Так ты и есть тот "гуру"? — с удивлением поняла Фиар.

— Увы, да… И только тут понял — на что меня толкнули. А нетрадиционное целительство, тайная мудрость, высшая духовность — это совсем другое… Но и то — есть чувство, что я был избран для чего-то. Ещё раньше — и для совсем иного…

— А может быть, и был, — ответил Кламонтов. — Но — кто нас предупреждал, что за избранниками одних могут охотиться другие? И потом, не сам же ты научился так внушать… Помнишь, было чувство каких-то странных встреч?

— Которые сам едва помню, — подтвердил бывший гуру Академии Силы Сознания. — Да, вот она, эта мистическая борьба… Ну… я, наверно, пойду — присутствовать при обсуждении императорских указов как-то не готов…

— … Да, мальчики, что получается, — сказала Фиар, когда после короткого перепада освещённости дверь вновь закрылась. — Теперь уже придётся решать государственные дела…

— И — со всей серьёзностью, — добавил Лартаяу. — Хотя… в заголовках, что, так и будет стоять: "императорский указ номер такой-то"? Но в самом тексте — чтобы никакого намёка на пародию… И на всё — 90 минут…

— 90 ваших минут, — уточнил Кламонтов. — То есть — где-то 80 наших… А у вас, по ту сторону поля, даже нет принтера… Ладно, я тут поставлю свой, — продолжал Кламонтов, то ли переключая что-то на невидимом в темноте пульте, то ли доставая что-то из ящика стола. — Но тогда и текст пойдёт в переводе… Или передать вам карандаш и лист бумаги? Ладно, думайте над формулировками, — добавил Кламонтов, вставая стола, — а мы подготовим стерильную бумагу и карандаш…

— … И — разница… — сказал Джантар. — Говорили с Адахало — вовсе не знали, чего ожидать… Итак, давайте думать — что у нас пойдёт первым указом…