Бишкек 3091

Глава 15. Печать времени:

Утро в нашем уютном номере началось с мягкого света, пробивающегося сквозь жалюзи. Я открыл глаза и увидел, как Айгуль, в своей яркой пижаме, направляется на кухню. Она была подобно светящемуся силуэту в этом мире, полном неоновых огней и цифровых теней. Я слышал, как она включила кофемашину, и вскоре в воздухе разлился аромат свежезаваренного кофе.

Но вдруг что-то изменилось. Я почувствовал, как моё сознание начинает трескаться, словно хрупкое стекло, готовое разбиться на тысячи осколков. Вокруг меня предметы начали галлюцинировать: стол, на котором стояла чашка, и даже стены, казалось, пульсировали, искажаясь в ритме какого-то невидимого сигнала.

— Айгуль! — закричал я, но мой голос звучал глухо, как будто погружённый в воду. Она не обернулась, и не услышала меня. Я видел, как она продолжает заниматься своими делами, будто ничего не происходит. Это было ужасающе.

Страх охватил меня, как если бы у него были холодные щупальца, которые обвили мои сердце и разум. Я попытался встать, но ноги не слушались, словно они были привязаны к полу. Вокруг меня всё больше предметов начинали искажаться: кофемашина, которая издавала странные звуки, и даже окна, за которыми мир выглядел как размытое изображение.

— Айгуль! — снова закричал я, но в ответ была лишь тишина. Она продолжала стоять спиной ко мне, её волосы светились в утреннем свете, но я чувствовал, что между нами возникла непреодолимая преграда.

Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, но в голове раздавались глухие удары, как будто кто-то пытался пробиться сквозь этот хаос. Я знал, что должен найти способ вернуть её внимание, но страх сковывал меня, и я не знал, как это сделать.

В этот момент я понял, что это не просто утренний кошмар. Это было что-то большее, что-то, что угрожало не только моему разуму, но и самой реальности вокруг.

Внезапно передо мной начали появляться совсем другие образы, как если бы реальность раздвигалась, открывая новые миры. Я увидел людей, которых никогда не встречал, их лица были размытыми и искаженными, словно проекции в старом проекторе. Они смотрели на меня с разочарованием, их губы двигались, произнося слова, которые я не мог разобрать, но смысл был ясен — моя память оборвалась.

— Ты слышишь нас? — произнесла одна из фигур, её голос звучал, как эхо в пустом коридоре.

Я попытался ответить, но вместо слов вырвался лишь глухой звук. В этот момент я посмотрел на свои руки и испугался от того, какие они дряхлые. Кожа была покрыта морщинами, а вены выступали, как старые провода, изношенные временем. Я ощутил, как холодок пробежал по спине — я стал стариком.

— Это невозможно, — прошептал я, глядя на свои руки, которые казались мне чужими. — Как это могло произойти?

Люди вокруг меня продолжали говорить, но их слова сливались в единый поток, который я не мог разобрать. Я чувствовал, как их разочарование нарастает, как будто я был причиной их негодования.

Внезапно передо мной возникла фигура в белом халате, её лицо скрывала маска, а глаза светились холодным синим светом. Она смотрела на меня с интересом, как будто я был не человеком, а просто очередным экспериментом в её лаборатории.

— Ты не понимаешь, что произошло, не так ли? — произнесла она, её голос звучал механически, как будто проходил через фильтры.

Я не знал что ответить.

— Ты не понимаешь, насколько ты важен для нас, — продолжила она, её глаза светились неоновым светом. — Ты — живое доказательство силы сопротивления. Мы изучаем твою память, чтобы понять, как такие, как ты, борются против корпораций.

Я почувствовал, как внутри меня вскипает гнев. — Вы используете меня как подопытного кролика! Как вы можете так обращаться с людьми?

— Мы были вынуждены, — ответила она, не показывая ни капли сочувствия. — Война требует жертв. Мы должны знать, как выстраивать стратегии, чтобы подавить сопротивление и предотвратить повторение подобных конфликтов.

Другой человек, стоящий рядом, добавил: — Ты был одним из самых опытных бойцов. Твои воспоминания могут помочь нам создать алгоритмы, которые предсказывают действия повстанцев. Таким образом, мы сможем защитить свои интересы и обеспечить стабильность.

— Стабильность? — переспросил я, не веря своим ушам. — Вы говорите о стабильности, но на самом деле вы просто хотите подавить свободу!

— Это цена, которую мы платим за контроль, — вновь произнесла женщина. — Ты должен понять, что в нашем мире выживает сильнейший. Мы не можем позволить вам, таким как ты, угрожать нашим планам.

Я сжал кулаки, чувствуя, как волнение нарастает. — Но это неправильно! Я не дам вам использовать мои воспоминания против меня и других людей!

— Это не твой выбор, — холодно произнесла она. — Мы уже начали процесс. Ты станешь частью нашего исследования, даже если не хочешь этого.

Я медленно осознавал, что оказался в центре эксперимента, который перевернул мою жизнь с ног на голову. Вокруг меня стояли высокие металлические конструкции, мерцающие экраны и шепчущие устройства, которые казались живыми.

— Вы не имеете права! — закричал я, но мой голос звучал глухо, как будто погружённый в воду. — Я не согласен на это!

Фигура лишь усмехнулась, и в её глазах я увидел отражение безразличия. Она повернулась к экрану, на котором мелькали данные и графики, и продолжила:

— Умар, нам важен этот эксперимент. Мы на пороге открытия, которое изменит всё. Ты — ключ к пониманию того, как можно полностью прочитать человеческую память.

Я почувствовал, как страх и ярость переплетаются внутри меня. Я не был просто объектом, я был человеком с чувствами, воспоминаниями и мечтами. Я должен был найти способ выбраться из этого кошмара, вернуть свою жизнь и свою свободу.

В этот момент я заметил, как вокруг меня начали появляться другие фигуры — участники эксперимента, такие же, как и я. Их глаза были полны страха и недоумения, они искали ответы, но их голоса гасли в этом безмолвном месте.

У меня в голове мелькали обрывки воспоминаний: яркие неоновые огни, шумные улицы, смех Айгуль.

Я почувствовал, как внутри меня еще больше нарастает тревога, и, не сдерживаясь, спросил:

— Где Айгуль? Где она?

Она посмотрела на меня с безразличием, как будто я задавал самый банальный вопрос. — Айгуль давно умерла, — произнесла она, её голос был ровным и бесстрастным.

Эти слова ударили меня, как молот. Я поник, не в силах поверить в то, что услышал. Шок сковал моё сердце, и я почувствовал, как мир вокруг меня начинает расплываться. — Как это возможно? — прошептал я, не в силах сдержать слёзы. — Она была рядом, она...

— Это не имеет значения, — прервала меня женщина, её голос оставался холодным. — Важно то, что ты сейчас здесь.

Я собрался с силами и спросил, пытаясь понять, что происходит. — Сколько мне сейчас лет?

Она взглянула на меня, и в её глазах не было ни капли сострадания. — Тебе 119 лет, — ответила она, как будто сообщала о погоде.

Эти слова пронзили меня, как острое лезвие. Я не мог поверить, что время прошло так быстро, что я стал стариком в этом бездушном мире. Моя жизнь, мои воспоминания, всё это казалось таким далеким и недостижимым, и я почувствовал, как тьма накрывает меня.

…

Я сидел в пустой белой комнате, стены которой казались бесконечными, как и время, которое я провел здесь. Дни сливались воедино, и я чувствовал, как апатия окутывает меня, как туман, заполняющий каждый уголок моего сознания. Проснувшись в этой лаборатории, где мою память считывали, я представлял, как мир вокруг изменился до неузнаваемости.

119 лет — это не просто цифра. Это груз, который давил на меня, как тяжёлый металлический панцирь. Я вспомнил Айгуль, её смех, её глаза, полные жизни. Но теперь её не было. Она ушла, оставив меня в этом холодном, стерильном пространстве, где даже воздух казался искусственным. Я чувствовал, как её отсутствие пронизывает меня, подобно острому лезвию, разрывающему мою душу на части.

Каждый день я пытался вспомнить, что было до этого. Моя память, как старый, повреждённый диск, воспроизводила лишь обрывки: смутные образы, звуки, запахи. Я искал в них утешение, но находил лишь пустоту. Апатия стала моим единственным спутником, и я задавался вопросом: что значит жить, если всё, что я знал и любил, исчезло?

В этой белой комнате, где время потеряло своё значение, я чувствовал себя как призрак, блуждающий по коридорам забытого мира. Я был пленником своих воспоминаний, и каждый миг, проведённый здесь, лишь углублял мою тоску. Я мечтал о том, чтобы снова увидеть Айгуль, но понимал, что это всего лишь иллюзия, созданная моим измученным разумом.

Я проснулся от звука механических шагов, раздающихся за пределами моей белой комнаты. В воздухе витала предвкушающая напряженность, как будто сама комната знала, что сегодня меня снова заберут. Тело будто бы инстинктивно напряглось, но разум оставался холодным и безразличным. Я знал, что меня ждут эксперименты, и, хотя внутри всё протестовало, на поверхности я оставался равнодушным.

Через несколько минут в комнату вошли они — безмолвные тени, одетые в белые халаты, с лицами, закрытыми масками. Их глаза сверкали, как стальные шестерёнки, лишённые эмоций. Я уже даже не испытывал ненависти, лишь полное безразличие.

Меня вывели в коридор, и я смотрел на светящиеся панели, отражающие моё бледное лицо. Я догадывался, что за стенами этой лаборатории разгорается восстание, а мои мозги для них имели стратегическое значение. Я был контейнером воспоминаний, который нужно было вскрыть.

Когда меня привели в место для экспериментов, я лег на холодный металлический стол. Никаких эмоций, лишь лёгкое ощущение ожидания. Вокруг меня зашумели устройства, они подключили к моей голове несколько проводов, которые напоминали мне паутину, запутавшую моё сознание. Я закрыл глаза, и в этот момент ко мне поднесли шприц с анестезией. Укол пронзил мою кожу, и я почувствовал, как холодное вещество начинает распространяться по венам, но мне было уже всё равно. В этот момент я знал, что даже если я почувствую боль, это не изменит ничего.

Сквозь полусон я слышал их голоса, говорящие о «процедуре» и «развертке памяти». Я понимал, что они хотят раскопать то, что я прятал глубоко в своём сознании: местоположение лидеров восстания, тех, кто борется против корпораций.

Но словно пустая страница, мой разум не хотел открываться. Я не мог вспомнить ни лиц, ни мест, ни событий, которые когда-то могли наполнить мою жизнь. Они надеялись извлечь воспоминания о лидерах восстания, но даже если бы я мог, у меня не было ничего, что стоило бы извлекать. Я был как марионетка, лишённая нитей, которую забыли в углу заброшенной мастерской.

В то время как их устройства пытались углубиться в мои мысли, я ощущал, как в моем сознании царит хаос. Мгновения, образы и чувства, которые они искали, были как призраки, улетучивающиеся при попытке их поймать. Вместо этого во мне оставалась лишь пустота, полная тишины, как в бескрайнем космосе, где ни звезды, ни планеты не могли бы найти место.

“Запустите процедуру,” — произнес один из них, его голос звучал механически и безжизненно. Я не мог сдержать усмешку, хотя внутри меня всё сжималось от безысходности. Они не понимали, что даже с их продвинутыми технологиями, они были бессильны. Я сам был чужим для себя.

Свет вокруг меня начал мерцать, и я почувствовал, как аппараты начали загружать информацию, но вместо ожидаемых данных они получали лишь пустые коды и искажения.

“Проблема в доступе к памяти,” — произнес другой ученый, его голос звучал с оттенком растерянности. Я наблюдал, как они обменивались взглядами, намереваясь понять, что пошло не так. Я не чувствовал ни радости, ни злорадства; просто безразличие к тому, что они не смогли извлечь из меня ничего, кроме тишины.

В этот момент я понял, что, хотя я был пленником, даже они не могли меня сломить. Я был свободен в своей безысходности, и в этом заключалась моя сила. Я больше не был просто объектом для экспериментов; я стал тем, кто сам создаёт свои границы. Вокруг меня продолжали работать машины и стараться проникнуть в глубины моего сознания, но я знал, что сейчас единственный путь к истинной свободе — это оставаться в тени своего забытого прошлого.

Я продолжал лежать на столе, когда в операционную вошел главный ученый. Его фигура, облаченная в белый халат, выделялась на фоне стерильных стен, словно тень, витающая в пространстве. Он посмотрел на своих коллег и жестом указал им покинуть комнату. Вскоре двери закрылись, оставив нас наедине.

— Ну и кто на этот раз? — произнес я с легкой усмешкой, — ты пришел, чтобы узнать, почему они не могут вытащить ни единой информации из меня?

Он наклонился ко мне, его глаза горели любопытством. — Ты действительно уникален, — сказал он, его голос звучал почти с восхищением. — Наша старая программа по созданию идеального солдата была задумана так, чтобы оберегать тебя от привязанностей. Мы стерли твою память, чтобы ты не мог вспомнить свою семью, и, следовательно, не имел никаких эмоций, которые могли бы отвлекать тебя от выполнения миссии. И это повливло на ситуацию, которую мы имеем сейчас.

Я засмеялся, не в силах сдержать иронию от этого откровения. — Так вот в чем дело! Я всегда думал, что моя жизнь была пустой, но оказывается, что и за этим стоит тщательно продуманная программа. Как забавно, что именно из-за этого я теперь стал непригоден для ваших экспериментов!

— Это не шутка, — произнес он, настойчиво. — Ты не понимаешь, с чем мы имеем дело. То, что ты не помнишь о себе, говорит о том, что мы создали нечто, что выходит за пределы нашего контроля. Мы потеряли контроль над тем, что было действительно важно.

Я нахмурился, осознавая, что его слова действительно могут быть правдой. — То есть ты хочешь сказать что я не просто потерянный солдат, а часть чего-то гораздо большего? И это значит, что это произошло ещё до того, как я встретил Айгуль?

Он кивнул. — Да, именно так. Айгуль — это только начало. Ты не помнишь, кто ты был, потому что мы забрали у тебя эту возможность. Но теперь ты свободен.

Свобода. Это слово звучало как мелодия, но также приносило с собой горечь. Я вспомнил о том, как Айгуль нашла меня, когда я был в полном неведении о себе. Все эти обрывки воспоминаний, которые я пытался собрать, вдруг приобрели смысл.

— Это удивительно, — произнес я, — я всегда чувствовал, что во мне что-то не так. Теперь я понимаю, что это не только моя память.

Главный ученый нахмурился. — Да, и теперь мы должны понять, как это повлияло на тебя. Но помни, ты всё равно остаёшься нашим проектом.

Я усмехнулся, глядя ему в глаза. — Возможно, я и являюсь вашим проектом, но теперь, когда я знаю правду, я сам решу, как жить дальше. Ваши эксперименты не определяют меня.

Главный ученый выпрямился и, казалось, на мгновение задумался. Его глаза, полные научного рвения, встретились с моими.

— Нам всё равно нужно продолжать изучать тебя, — произнёс он, его голос был холодным и расчетливым. — Мы не можем оставить этот проект незавершённым, несмотря на то, что ты оказался… непредсказуемым.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодный пот.

— Но на сегодня, — продолжил он, — мы поработали достаточно. Верните его обратно в комнату.

Мои мысли начали кружиться, когда меня отвели обратно в мою белую пустую комнату. Каждый шаг был словно в замедленной съемке — я наблюдал, как коридоры проходят мимо, как серые стены отражают тусклый свет. В конце концов, я оказался снова в этом пространстве, которое стало моей тюрьмой и одновременно укрытием от внешнего мира.

Дверь закрылась с глухим стуком, и я остался один. Один со своими мыслями, которые теперь метались, как потерянные души в бескрайнем пространстве. Я вспомнил слова главного ученого: "Ты — непредсказуемый". Что это значит для меня? Я не был просто инструментом; я стал чем-то большим, чем планировалось.

В комнате стояла тишина, лишь время продолжало свой неумолимый ход.

Дни сливались в безмолвное однообразие, и я потерял счёт времени. Каждый миг казался вечностью, и я погружался в размышления о том, для чего я существую в этом дряхлом теле 119-летнего старика.

Мой разум блуждал по лабиринту воспоминаний, которые были как тени, угасшие в светлых коридорах лаборатории. Я чувствовал, как старость сковывает меня, как тяжёлые цепи, которые не позволяли мне вырваться на свободу. Почему я здесь? — спрашивал я себя. Я был лишь оболочкой для эксперимента, для создания идеального солдата, потом моя память была стерта и я начал жить своей жизнью. Какая же это была яркая жизнь... А теперь, я стал просто очередным объектом, забытым в мире, который утопал в жадности корпораций.

Снаружи, за стенами этой лаборатории, мир наверное продолжал вращаться, как будто ничего не изменилось. Корпорации, словно хищные звери, разрывали всё на своём пути, не оставляя ничего, кроме разорённых городов и обескровленных душ. Они делали всё, что хотели, получая власть и контроль, как будто жизнь обычных людей не имела значения. Я размышлял о том, как это стало возможным — как мир мог позволить им так бесцеремонно вершить судьбы миллионов.

Я чувствовал гнев, но он смешивался с безысходностью. Что я мог сделать? Я был заточён в этом теле, которое с каждым днём становилось всё более беспомощным. Я не мог вспомнить, каково это — быть молодым, быть свободным. Но в глубине души, где-то под слоями усталости и разочарования, теплилась искра надежды. Может быть, именно эта искра и была причиной моего существования — не просто как часть эксперимента, но как символ того, что даже в бездействии можно найти смысл.

В этом мире, полном тьмы, я по-прежнему мечтал о свете. И даже если мои воспоминания были потеряны, даже если я не знал, каково это — быть живым, я всё равно чувствовал пульсацию жизни внутри себя. Я был здесь, и, несмотря на всё, я всё ещё существовал.

Однажды, в тот самый момент, когда тишина снова окутала мою белую пустую комнату, я вдруг услышал шум. Он был настолько громким, что вырвал меня из полусна, и я сел, прислушиваясь к звукам, которые раздавались где-то за стенами. Сначала это были лишь глухие удары и выкрики, но вскоре шум стал нарастать, словно буря, приближающаяся с горизонта.

Что происходит? — подумал я, ощущая, как в груди загорается искра любопытства. Я встал и подошёл к двери, прижав ухо к холодному металлу. Теперь я мог различить отдельные звуки: взрывы, крики людей и стук шагов. Это были звуки боя.

Моё сердце забилось быстрее. Я не думал, что смогу стать свидетелем чего-то подобного, находясь в этом заточении. Мне было интересно, что происходит вне этих стен. Кто сражается? — спросил я себя. Быть может, это силы восстания?

Звуки становились всё громче, и я почувствовал, как напряжение нарастает вместе с ними. Я вспомнил о своей утраченной памяти и о том, что когда-то был частью чего-то большего. Внутри меня разгорелось желание — желание увидеть, что происходит, желание понять, за что бороться. Я стал частью этой истории, даже если сейчас был всего лишь наблюдателем.

Я отступил назад, стараясь не делать ни единого звука, но в то же время стремясь понять, что именно происходит. Каждый звук казался живым. Я не знал, как долго продлится эта буря, но в тот момент, когда мир вокруг меня наполнялся звуками борьбы, я чувствовал, что, возможно, это шанс на свободу.

Звуки боя постепенно стихли, когда я снова прислонился к двери, пытаясь осмыслить происходящее. Внезапно раздались шаги, и кто-то подошёл к моей комнате. Я напрягся, ожидая, что дверь откроется, но вместо этого послышался резкий голос:

— Отойди от двери!

Я едва успел среагировать, как дверь сдетонировала с оглушительным громом, отлетев в сторону и оставив за собой облако пыли и обломков.

В проёме появился парень, его лицо было покрыто шрамами, а глаза горели решимостью. Он взглянул на меня, и его слова пронзили тишину комнаты:

— Привет, отец.

Я замер, не в силах поверить своим ушам. Отец? Это слово звучало как эхо из далекого прошлого, как что-то, что я когда-то знал, но теперь было укрыто в тумане. Я смотрел на него и не мог понять, как могло произойти так, что у меня есть сын, о котором я не помню ничего.

— Ты… мой сын? — произнёс я с дрожью в голосе, пытаясь осознать этот факт.

Он кивнул, и в его глазах я увидел нечто, что тронуло мою душу. Он шагнул ко мне, и прежде чем я успел что-либо сказать, он обнял меня. В этот момент я почувствовал, как мои эмоции нахлынули на меня, как волна, смывающая всё на своём пути. Слёзы полились из моих глаз, и я крепко обнял его в ответ, не в силах сдержать боль от утраты воспоминаний о нём.

— Это я. Я Темирлан. Я так долго искал тебя, — произнёс он, его голос дрожал от эмоций. — Я думал, ты никогда не вернёшься.

— Я… я не помню, — выговорил я, чувствуя, как гнев и печаль смешиваются внутри меня. — Я не знаю, что произошло. Я не помню тебя.

Он отстранился и взглянул на меня с пониманием. — Я знаю, отец. Ты был частью эксперимента, из-за которого потерял память. Но я здесь, чтобы вернуть тебя.

Моё сердце сжалось от горя. Я потерял не только воспоминания, но и возможность знать своего сына. Я был как потерянный корабль в бескрайних водах, и теперь, когда он стоял передо мной, я не знал, как восстановить то, что было утрачено.

— Прости, — прошептал я, чувствуя, как слёзы продолжают течь. — Прости, что не помню.

Он снова обнял меня, и в этот момент я понял, что даже если память стерта, связь между нами всё ещё жива.

Его волосы были коротко подстрижены, а на висках острижены в форме узоров, напоминающих граффити. Его кожа была слегка загорелой, с множеством мелких шрамов, которые говорили о его борьбе за выживание в этом жестоком мире. На правом плече красовался татуированный символ, напоминающий логотип восстания — это было напоминание о том, что он не просто выживает, а борется за что-то большее. Глаза, пронизывающие своим взглядом, были глубокими и выразительными, с оттенком зелёного, словно светящиеся изнутри. Они были полны решимости и печали, как будто он знал, что нашёл своего отца, но также осознавал, сколько времени потеряно.

Внутри меня разгорелось любопытство, и я не удержался, чтобы не задать вопрос:

— Как ты меня нашёл?

Он немного замялся, словно искал правильные слова, а затем, глубоко вздохнув, ответил:

— Благодаря маме. Она всегда говорила, что у меня есть дар. С тех пор как я был ребёнком, я увлекался технологиями, а когда она ушла… Я решил использовать все чему она меня научила, чтобы найти тебя.

Я чувствовал, как его слова резонируют в моём сердце, словно тёплые лучи солнца пробиваются сквозь облака. Он продолжал:

— Я стал лучшим хакером в Бишкеке. Занимался всем: от взлома систем безопасности до создания программ, которые могли бы обойти любые преграды. Я долго искал информацию о тебе, и, наконец, наткнулся на упоминания о лаборатории, где ты находился.

Его глаза горели, когда он говорил о своих достижениях. Я понимал, что это не просто работа — это была его одержимость, его способ найти меня, восстановить то, что было утеряно.

— Я пробрался в их сети, — продолжал он, — и вскоре узнал, что ты всё ещё здесь, в этом месте. Я не мог просто сидеть и ждать. Я знал, что должен прийти и забрать тебя отсюда.

Я был поражён тем, как много он сделал ради меня, как он использовал свои таланты не только для выживания, но и для поиска семьи. Это было не просто желание вернуть отца, это было стремление восстановить связь, которую потерял.

— Ты стал настоящим героем, — произнёс я, чувствуя, как гордость наполняет меня.

Он улыбнулся, но в его глазах всё ещё была печаль. — Я делал это не только ради тебя, но и ради мамы. Она всегда верила, что ты вернёшься. И теперь, когда мы встретились, я не собираюсь терять тебя снова.

И мгновение спустя, глядя на меня с решимостью, он продолжил:

— Пора убираться отсюда!

Он быстро начал раздавать приказы своим напарникам, которые возникли из тени, готовые к действию. Каждый из них был одет в тёмные тактические костюмы, с масками, скрывающими их лица, и внимательно следил за обстановкой. В воздухе витала напряжённость, как будто мы были на пороге чего-то грандиозного.

Он подошёл ко мне и протянул оружие. Это был компактный бластер с гладким металлическим корпусом и встроенной системой подавления звука. Я никогда не держал в руках ничего подобного. В его дизайне чувствовалась мощь и техника, которой я давно не испытывал.

— Это… это слишком, — пробормотал я, рассматривая бластер, чувствуя, как сердце колотится в груди. — Я, наверное, уже слишком стар для такого.

Сын, не теряя ни секунды, посмотрел мне в глаза и уверенно произнёс:

— Ты не стар для борьбы, отец. Это оружие — не только для защиты, но и для того, чтобы вернуть тебе свободу. Ты заслуживаешь второй шанс на жизнь, и я не позволю, чтобы твоя история закончилась здесь.

Я почувствовал, как его слова проникают в меня, разжигая огонь надежды. В этот момент, несмотря на усталость и страх, я ощутил, что всё ещё способен на большее. Сын смотрел на меня с верой и поддержкой, и это придавало мне сил.

— Хорошо, — сказал я, принимая бластер. — Если это действительно поможет нам выбраться, я готов.

Он кивнул с улыбкой, и в его глазах я увидел искру, которая зажгла во мне надежду. Мы были в команде, и теперь, когда мы собирались покинуть это место, я чувствовал, что вместе мы способны преодолеть любые преграды.