Утром, лишь только солнце показалось за верхушками деревьев, коварное зеркало меня разбудило. Почему коварное? Даже не знаю. Может потому, что сначала я услышал отборный мат, старающийся указать мне на множество недостатков, связанных с моим рождением. Или потому, что зеркало, не добудившись меня, принялось петь матерные песни родом из глубокой молодости. Честно говоря, я даже не ведал, что волшебной вещи известны несколько альбомов группы «Сектор Газа», песнями которой оно старалось меня разбудить. Сказочный мир таит в себе множество вопросов, ответы на которые скрыты глубоко в самой истории этого мира.
Наконец, когда зеркало принялось громко орать песню «Пора домой», я соизволил открыть глаза и чуть не разбил ехидную вещицу об стену. Фальцет, которым была исполнена песня, резал не только уши, но и нещадно бил по моей трепетной душе.
— «Взвоет ветер над бараками…», а, проснулся Тимка? – сварливо произнесла морда, когда я уставился на нее злым взглядом. – Скажи мне, друг мой ситный, где ты так научился мастерски палатки ставить?
— Ой, — охнул я, посмотрев на утреннее недоразумение и сжав ноги.
— Хе-хе, — усмехнулось зеркало и добавило более серьезным голосом. – Вставать пора. Скоро тут от легавых отбоя не будет, а у нас на руках обдолбанный мухоморами хлеб из говна.
— Получается, что ты уже отправило весточку?
— Ага. Пока ты спал, мне пришлось выслушать тонну немецких ругательств вперемешку со всеобщими. Плюс, судя по запаху, Гензель обосрался.
— Да и хер с ним, с Гензелем, — зевнул я, поднимаясь на ноги и закуривая сигарету.
— Может, спалим их к ебеням, а?
— Отстань. Кровожадное до жути. В книге про Лорда ты не было таким.
— Ой, вот выебываться не надо. Я импульсивное темное создание. Поэтому смирись с моей личностью и не пизди да не пиздим будешь. Ты мне не хозяин. Я само решило тебе помочь и съебаться могу в любой момент.
— Да? – хитро спросил я. – И как ты собираешься это сделать? Убежишь?
— Ладно, подловил. Как Лорд, блядь. Тот вечно ограничивал мои права и ты туда же. Добренькие все и гладенькие. Колобок! – рявкнула морда. – Вставай, говношар. Пора в путь-дорогу. Мусора уже на пороге.
— Ебушки-воробушки, — потрясенно молвил Колобок, распахивая голубые глазищи. – Менты?
— Ага. Выебут тебя в рот дубинами, — жизнерадостно ответило зеркало. – Беги скорее.
— Уже бегу, — уродец покатился было в сторону двери, но задержавшись на мгновение, громко пукнул. Да так, что пара стекол моментально изошла трещинами.
— Пердун, блядь, — надсадно рассмеялась морда и, поперхнувшись кашлем, умолкла.
— С вами не соскучишься, — покачал я головой и, затушив окурок, направился в сторону двери, не обращая на крики из подвала должного внимания. Колобок, стрельнув любопытным взглядом в ту сторону, хмыкнул и последовал за мной.
Покинув старый пряничный дом, я уверенно зашагал по дороге к выходу из леса. Направление вновь дало зеркало, а Колобок, как и раньше, укатился на поиски мухоморов. Иногда он выскакивал из кустов и, напугав волшебную вещь, укатывался обратно.
А я, идя по дороге, принялся думать о таинственных словах ведьм. Ясно было, что путь до Колдуна и последующие задания, как и всегда, бывает в сказках, будут сложными и трудновыполнимыми. Зеркало, подметив мое мрачное настроение, попыталось было его улучшить, но кроме невнятного мычания ничего от меня не добилось, сподобившись на разговор лишь через три часа, когда я решил устроить привал.
— Что ты Тимка так не весел? Хрен моржовый с крыши свесил, — язвительно спросила морда.
— Знаешь, ты говоришь, как мой брат двоюродный. Я уж грешным делом подумал, что его душа в тебя вселилась, — через минуту ответил я, прожевав черствый хлеб и холодную печеную картошку, предусмотрительно взятую с собой из пряничного дома. – А не весел от того, что мир странный. Сказки странные. Все, сука, странное.
— Странный? Ты это уже который раз говоришь. Свыкнуться пора и не думать об этой поеботине. Пока ты нормально справляешься, даже Гензеля вырубил поленом по башке.
— Как же, справляюсь, — ехидно ответил я. – В моем мире, таких, как я, называют попаданцами. Самый лютый и презираемый небыдлом жанр в литературе. Понимаешь, зеркало.
— Понимаю, человечишка. Я все понимаю. Волшебная вещь, хули там.
— Раз понимаешь, то должно знать и то, что такие, как я, обычно погибают через десять страниц после попадания в другой мир.
— Почему?
— Само посуди. Я студент-гуманитарий. Из всех плюсов только знание истории есть, да мелочь относительно полезная. Вроде того же умения костер развести и палатку поставить.
— Это ты про утренний стояк сейчас?
— Ы, пошутило! – скорчил я кислую рожу. Морда в ответ фыркнула и обложила меня крепким матом. – Все ты поняло.
— Поняло, поняло. Тут я с тобой соглашусь. Хилый ты, жилка синяя во лбу бьется. Как еще Гензеля этого уебать смог? Не иначе у страха глаза велики.
— А я о чем, — кивнул я, закуривая сигарету. – В этом мире мне давно бы каюк пришел, если бы не удача. Сначала лису с Колобком повстречал, потом с ведуньей познакомился. Ты вот согласилось меня в пути сопровождать. Я же не перекаченный десантник, который в уме держит все секреты приготовления ядерного оружия из глины и говна. Не ученый, способный из пары камешков соорудить себе аналог машины, которая верблюжьи сопли вместо топлива использует. Фехтованием никогда не занимался, навыков полезных кот наплакал.
— Знаю я, кто ты, — после недолгого молчания ответило зеркало.
— Кто?
— Нытик ебаный, вот ты кто. Ну пойди вон к пряничному дому, выеби Гретель и жди полицаев сказочных. Они тебе быстро пришьют пару дел. Или засядешь на пару пожизненных, или башку тебе отрубят, как Неду Старку.
— Он тоже тут обитает?
— Конечно. Его голова сейчас Бурерожденной править помогает. На севере где-то. Даже пару ток-шоу вела. «Прямота с Недом» и «Самосохранение. Миф или правда». Хуйня голимая, на самом деле. С треском провалилось все. Нед погоревал, а потом отправился к Дэйнерис. В банку его засунули, спиртом залили и в путь. Вот и ты такой же. Нытик! – с отчетливым презрением повторило зеркало.
— Знаю. Растерян просто, — хмыкнул я, выпуская дым в небо.
— Растерян. Вот дойдем до столицы, и пиздуй куда хочешь. А я к старухе вернусь. Уж лучше на ее сиськи смотреть, чем тебя слушать.
— Заканчивай матом крыть.
— Хуйню заканчивай нести. Ты, блядь, герой или как?
— Пока не герой. Обычный человек, попавший в другой мир, — ответил я и указал рукой в сторону большого замка, который показался за поворотом дороги. – Это что такое?
— Замок.
— Без тебя вижу. Чей он? Людоедов? Некрофилов? Кощея?
— Хуищея, — сварливо ответила морда. – Известный всей округе притон Спящей прошмандовки.
— Это ты про Спящую Красавицу сейчас?
— Ну, можешь ее и так называть. Но прошмандовка ей больше подходит.
— С чего столько ненависти?
— Сам увидишь. Один хуй нам не миновать пограничный пост, а в замке и едой разжиться можно. Клич давай говношар и сворачивай к мосту.
— Колобок! – крикнул я в ближайшие кусты. Тут же послышался шорох и через несколько мгновений на дорогу выкатился круглый уродец, глаза которого сияли будто два сапфира. – Ты где пропал? А если потеряешься?
— Мухоморы он жрал опять, — мрачно буркнула морда, так и не простившая мне отсутствия силы воли.
— Опять он мухоморы жрал. И в нору зайцев наблевал, — нараспев ответил Колобок, подкатываясь ближе. – Пришли уже?
— Ты-то пришел. Вон аж изо рта сопли льются, — прокомментировало зеркало. – Для тебя в замке вообще рай. Веществ немерено. Хоть в щи ужрись.
— О, это вельми прельстиво.
— Ишь, блядь, как зачирикал. Лютик от зависти удавится.
— Лютик? – нахмурился я, а затем, поняв о ком речь, махнул рукой. – Проехали. Видимо я еще долго буду всему удивляться.
— Будешь, будешь. Вон, на нас уже стража смотрит. Наркоманы хуевы, — теперь и я заметил яркие плащи замковой стражи, которые внимательно на нас смотрели со стен. Ворота, против обыкновения, были открыты и, войдя внутрь, я поразился тому, что увидел.
Двор устилала гнилая солома вперемешку с конскими яблоками. Аромат стоял такой, что даже у привычного ко всему Колобка вылезли две страдальческие слезы. Но не только это заставило меня удивиться. Всюду валялись люди и разные сказочные существа. Я аккуратно переступил через пьяного гнома, который обнимал собственный башмак и изредка его лизал. Не иначе сны развратные видел с какой-нибудь прекрасной небритой гномихой.
Зеркало тут же дало свою оценку происходящему, красочно пройдясь по каждому сказочному жителю, встреченному нами. Правда бессознательные существа не слышали ярких эпитетов зеркала, а потому не возжелали разбить дерзкую стекляшку и меня за компанию. Стража, стоящая на стене, вообще не обращала на нас внимания, будто появление различного отрепья было нормой в этом замке.
Дойдя до большой двери, украшенной замысловатыми картинками из жизни хозяйки замка, я робко постучался, надеясь, что хозяева впустят путников внутрь и дадут немного перевести дух после долгой дороги. Однако на стук никто так и не явился, зато сверху, с высокой башни, раздался тонкий нечленораздельный голосок, явно принадлежавший женщине.
— Хули ломитесь, демоны? – спросил он. Я задрал голову, тщетно силясь увидеть обладательницу голоса, но лишь яркое солнце беззаботно сияло в вышине, да редкие птички принимались заливисто петь.
— Ты чё такая дерзкая, самка? – воинственно рявкнула морда. – А ну, блядь, отворяй ворота. Мечи харчи на стол. Путники устали, а вынуждены тут твой обдолбанный голос слушать.
— Кто это говорит?
— Жан-Пьер Пидрит, — ответил Колобок, катаясь по двору в поисках чего-нибудь съестного. Слух у круглого уродца, как я уже понял, был отменным.
— Говношар дело глаголит, — не стушевалось зеркало, когда я поднял его повыше. – Отворяй ворота, сука обдолбанная.
— Ладно, заходите, — согласился голос и двери, натужно скрипнув, отворились, пропуская нас внутрь. – Заебали тут шляться, уебаны.
Внутри было тихо и довольно прохладно, хотя запашок стоял похлеще, чем на улице. Брезгливо поморщившись, я осмотрелся, но увидев ту же картину, что и во дворе, безразлично пожал плечами. Замок был самым натуральным притоном, как и говорило зеркало.
Пока я был занят осмотром внутреннего убранства, состоящего из загаженной мебели, помятых доспехов и толпы, спящих на полу людей, откуда-то сверху раздался громкий шум. Такой шум издает среднестатистическое тело, когда спотыкается ногой об ночной горшок и затем летит в сторону стены, ломая себе не только нос, но и зубы. Затем звук изменился на цокающий, будто где-то сверху неуверенно ходят на высоких каблуках, норовя поскользнуться и упасть на хладный пол. А чуть позже, когда цокот приблизился к большой лестнице, заваленной рваными газетами, обгаженными матрасами и телами спящих существ, я увидел хозяйку замка. Саму Спящую Красавицу. Вот только Красавицей ее мог назвать лишь конченый дебил с врожденной слепотой и зашкаливающим оптимизмом.
Вот только Красавицей ее мог назвать лишь конченый дебил с врожденной слепотой и зашкаливающим оптимизмом.
По лестнице неловко спускалась рыжая девушка в замызганном белом платье, на котором виднелись и следы еды, и какие-то неизвестные мне телесные выделения. Она морщилась после каждого шага и постоянно хваталась за голову, будто собираясь выгнать всех своих гостей мощным ментальным ударом.
Когда она подошла к нам и уставилась на Колобка пьяным взглядом, я смог рассмотреть ее более внимательно. Спутанные рыжие волосы, в которых застряли обрывки газет и куски колбасы. Маленькие, налитые кровью глаза, тонкие серые губы и прыщавый лоб. Несмотря на всю пышность платья, было сразу понятно, что у девушки нулевой размер груди, а может и весь минус первый.
Она неловко откинула рыжую прядь и, склонившись, ласково потрепала Колобка по макушке. Зря, конечно. Девушка это поняла, когда удивленно отпрянула и уставилась на свою изгаженную руку. Затем, без раздумий вытерев конечность об многострадальное платье, соизволила переключить внимание на меня.
— Ты, бля, кто такой? – спросила она, обдав меня чарующей смесью ароматов, известных под названием «Утро после пьянки».
— В сторонку дыши, — посоветовал я, зажимая нос пальцами.
— А, ну да, — согласилась девушка, доставая из объемных тканей платья настоящий косяк. Толстый и свернутый в трубочку. – Жига есть?
— Кто?
— Зажигалка, балбес.
— Есть, — кивнул я, протягивая хозяйке требуемое. Та, неловко чиркнув и затянувшись горьким дымом, надсадно закашлялась, я всерьез забеспокоился, что девушка такими темпами выплюнет свои легкие на грязный пол.
— Не покашляешь – не покайфуешь, — тоном знатока заметила морда.
— Нихуя себе торкнуло, — буркнула девушка, рассматривая волшебное зеркало, висящее у меня на груди. – Голос знакомый. Мы с тобой того… не трахались?
— Окстись, тупая баба. Я, блядь, зеркало. Как ты с зеркалом трахаться собралась? Все мозги прокурила, ебань хуева.
— Точняк, — кивнула хозяйка. – И кто вы такие? Чего забыли в моем прекрасном замке?
— Ты уж прости, — не удержался я. – Но замок у тебя даст фору любому наркопритону Колумбии. Это же пиздец. Как ты тут живешь?
— Нормально. Ох, — поморщилась девушка. – Башка отваливается. Надо присесть. Пошли.
— Пошли, — покачал я головой. – Не упади только по пути.
— Да хули ей будет, — встряло зеркало. – Она под кайфом. Ты ей можешь руку сломать, а она даже не заметит.
— Злое ты.
— Тоже мне новость, блядь. Ладно, пошли прошмандовку послушаем, пока она не вырубилась.
Спящая Красавица, дойдя до большого стола с кучей объедков на нем, бухнулась на соседнее кресло и притянула к себе серебряное блюдо с белым порошком. Не успели мы предупреждающе крикнуть, как она буквально зарылась носом в вещества и радостно фыркнула, наполнив воздух белой пылью, после чего попросту отключилась.
— Твою мать, — только и мог молвить я, присаживаясь на другой стул. – Ей кирдык? Передоз словила?
— А хуй ее знает, — ответила мне морда. – О, смотри. Пятка!
— Где?
— Вон, — я проследил за направлением взгляда зеркала и увидел маленький окурок. – Кинь его Колобку, пока говношар не укатился спящих наркоманов обирать. С него станется.
— Лови, — я бросил окурок Колобку, который подпрыгнул будто образцовая ищейка и поймал подачку ртом.
— Лепота, — промямлил уродец, закатывая глаза. – Из Шира.
— Хоббиты траву растят? – удивился я. Морда в зеркале закатила глаза и сосчитав вслух до десяти ответила.
— Ага. Не только траву. Еще и лед варят. Во все тяжкие пустились, хуеплеты карликовые. Зацени, прошмандовка проснулась. Ахой, перделка.
— Блядь, — выругалась девушка, вытирая слезящиеся глаза. – Это чистящее средство для туалета. Какой обмудок его сюда высыпал? Хотя, штырит знатно. А вы, блядь, кто такие?
— Заебала ты, рыжее горе, — рявкнул я, ударив кулаком по столу. Хозяйка испуганно сжалась, а затем неожиданно разревелась, заставив даже циничное зеркало открыть от удивления рот.
— Хули вы злые такие, а? – всхлипнула Спящая Красавица. – Башка болит, чистящего средства хапнула, волосы секутся, какие-то долбоебы на меня орут. Я, между прочим, принцесса.
— Прости. Стресс, нервы, — извинился я.
— Не извиняйся. Она сейчас все забудет, — буркнула морда. – Нарколыги несчастные вечно так страдают. А все, блядь, ее фея-крестная виновата. Подсадила девчушку на вещества и поминай, как звали. После первого косяка она уснула на десять лет, прикинь?
— Да ладно? – с сомнением спросил я, наблюдая, как девушка пытается почистить яблоко вилкой. – А как же палец уколотый, проклятье там и все такое?
— Было такое, — вставил Колобок. – Она соплей еще была. А вещества полюбила после первого пробуждения.
— А ты откуда знаешь?
— Ведунья с Лисой сплетничала, а я подслушивал.
— Хитровыебанный шар, — восхитилось зеркало. – Ладно. Вроде оклемалась. Эй, рыжая дева!
— Чё? – недовольно буркнула девушка, отбросив вилку и покалеченное яблоко.
— Чё – по-японски жопа, — радостно ответила морда. – Есть у тебя тут еда какая-нибудь? Мы в столицу пиздуем, а путь еще долгий.
— А хуй его знает. На кухне посмотрите, — махнула рукой хозяйка и вздрогнула, когда входная дверь распахнулась, впуская внутрь дородного детину в классическом доспехе. – Любовь моя! Ты вернулся и сразил дракона?
— Сразил! – ухнул здоровяк, снимая шлем и отбрасывая его в сторону. – Я даже голову его принес!
— Кони в стойле дружно сказали «Нихуя себе», — молвило зеркало, увидев, что бросил рыцарь на стол. Я негромко икнул и зажал рот ладошкой, а все потому, что на столе лежала отрубленная голова какого-то человека.
— Это не дракон, — обиженно протянула Спящая Красавица. – Это садовник мой. Вилли.
— А я-то думаю, чего он огнем не плюется, — хмыкнул рыцарь, сгребая хозяйку в объятия и страстно ее целуя. – Пахнешь ты прекрасно, будто роза утром, когда капли росы сверкают на лепестках под лучами солнца.
— Фу. Я щас блевану, — буркнул Колобок, спрыгивая со стула. Шум, произведенный круглым уродцем, заставил рыцаря оторваться от своей возлюбленной и уставиться на нас подозрительным взглядом.
— А вы кто такие? Полицаи столичные? Уебу, блядь!
— Себя уеби, придурок, — ответил я. – Путники мы. Зашли на ту посмотреть, о ком сказанья гремят по всей стране.
— А, — задумчиво протянул здоровяк. – Тады ладно. Она у меня красотка. А в постели сущий демон, а не баба.
— Охотно верю.
— И куда вы идете, путники?
— В столицу. К Великому Колдуну.
— Ох, опасно это дело. В лесах сейчас разбойники активизировались, — почесав лысую голову, ответил рыцарь. – Ловят путников, обирают, а потом в жопы ебут.
— Педерасты?
— Пидарасы, сэр. Отъявленные содомиты, блядь.
— Печалька, — хмыкнул я. – Но иного выбора у нас нет. Нам бы едой разжиться и оружием каким-нибудь.
— Это можно, — рыцарь отстранился от своей пассии и, встав со стула, помахал рукой, приглашая следовать за ним. – Пойдем в оружейную. Подберем вам пару добрых клинков. Без оружия в нашем мире нельзя. Всегда найдется идиот, что покусится на святое.
— Хорошо, — протянул я, вставая и следуя за рыцарем. Колобок, закончив осмотр стола, покатился следом, распевая неприличные песни о воробушке, который попал в тепло и зачирикал.
Оружейная была весьма большим помещением. Там, на стенах и многочисленных полках, висело или валялось самое разнообразное оружие и доспехи. Я с удивлением смотрел на роскошные тяжелые цвайхендеры, ростом со среднестатистического человека, грозные клейморы, ржавые сабли, бронзовые гладии, палаши и ятаганы. Рыцарь любовно брал оружие в руки и, пару раз взмахнув, протягивал его мне. Увы, но большая часть арсенала замка, была для меня очень тяжелой и неудобной. Зеркало тут же принялось сыпать остротами, включающими в себя не только ехидства по поводу моей физической формы, но и более обидные эпитеты, характеризующие недалекого человека, но мне было на это плевать. А всему виной стандартная ржавая кельтская спата, которую я почему-то захотел опробовать.
— Добрый сэр, на кой ляд тебе эта хуйня? – изумился рыцарь, когда я с обожанием рассматривал ржавую железяку. – Тут полно прекрасных клинков, которые я могу тебе подарить.
— Я бы взял этот.
— Ты серьёзно, сэр? Но меч этот переломится надвое, если ты решишь скрестить клинки с другим оружием.
— Экий вы балбес, — ругнулся я, размахивая спатой. – Мне нравится он. Разве не вы, рыцари, болтали всем и каждому, что это меч выбирает воина, а не воин выбирает меч?
— Было малёхо, — согласился здоровяк, забрасывая на стойку тяжелый двуручник. – Стало быть, его берешь?
— Если отдаешь, то да. Беру его.
— Бери, — равнодушно махнул он рукой.
— Блядь, ну ты и еблан, Тимка, — буркнуло зеркало. – Я-то думало, что ты за ум взялся, а ты по-прежнему хуету несешь. Тебя же захуярят с таким мечом. Даже хуй Мерлина крепче этой параши.
— Скройся, — отмахнулся я.
— Возьми хотя бы кинжал в довесок, — с сомнением произнес рыцарь и, не дождавшись моего ответа, кинул мне небольшой кинжал в простых ножнах. – Пригодится, чтобы хворост собирать.
— И на том спасибо, — улыбнулся я, протягивая здоровяку руку. Тот моментально ее сжал так, что у меня глаза на лоб полезли, а в штанах стало тепло. – Дури в вас, сэр рыцарь.
— Услада моя тоже так глаголит, — похотливо засмеялся он. – Стоит мне пилюль испить и на ложе девицу повалить.
— Фу, — рек Колобок, молчащий до этого момента. – Пиздолиз проклятый.
— Воистину, говношар, — тихо согласилось зеркало. – Воистину.
Покинув замок Спящей Красавицы, я отправился в путь с более легким сердцем. Мое настроение не могло испортить даже волшебное зеркало, поливающее меня отборным матом. Да, я уже свыкся с тем, что попал в сказочную страну. Странную сказочную страну, если быть более точным. Здесь принцессы принимают запретные в моем мире вещества, рыцари ведут себя как полные идиоты, а сказочные персонажи занимаются разбоем и убийствами. Но было еще кое-что, наполнявшее мое сердце восторгом, и зеркало тут же поинтересовалось переменами в моем настроении.
— Лыбишься, как огр, который всю ночь полено ебал, а наутро понял, что это его жена, — сварливо буркнула морда. – Чего это ты такой радостный?
— Все дело в мече.
— В этой ржавой хуете? Я тебе уже высказало все, что думаю об этом, и возвращаться к теме ненамеренно.
— Погоди, — хмыкнул я, останавливаясь и вытаскивая ржавую спату из ножен. Затем, замахнувшись, я обрушил лезвие на ближайший камень, стоящий возле дороги. В воздухе раздался пронзительный звон и ржавчина, совершенно не украшающая меч, слетела с клинка в считанные секунды, заставив лезвие ярко засверкать на солнце.
— Охуеть. Ебаться в рот. Раздери меня блядовозка, — ошарашенно молвило зеркало, смотря на камень, который оказался разрубленным диковинным клинком пополам, словно брусок масла. – Что это за ебань, Тимофей?
— Волшебное зеркало не знает ответа? – настал мой черед язвить и веселиться напропалую.
— Не знает, — с сомнением ответила морда.
— Узри, грубое стекло, знаменитый меч Нуаду Среброрукого.
— Клив-Солаш? Клинок Света? – изумилась волшебная вещь. – Как ты понял, что это он?
— Когда я взял его в руки, то меч стал очень легким. Будто перышко. Плюс личное клеймо Нуаду.
— Морриган меня отъеби. Теперь понятно, чего ты в него так вцепился. А как ты выделил-то его из всего склада? Там мечей, что пезд в борделе.
— Я же историк. А мифы всегда любил. Особенно кельтские, — улыбнулся я, убирая меч в ножны.
— Везучий ебанько, — хохотнуло зеркало. – Видать и волшебные вещи могут ошибаться.
— Могут. Теперь мне известно еще кое-что.
— Что?
— Сказочная страна дает свои плюсы, в виде небольшого количества удачи. А с этим мечом я играючи справлюсь с заданиями Колдуна и вернусь домой, покинув это место, — закончил я.
— Ну, ну, — хмыкнула морда. – Посмотрим, Тима, посмотрим.