Бездонные пещеры

ПОЛЕТ СРЕДИ ЗВЕЗД

Изолт открыла глаза. Над ней темнело ночное небо, и звезды уже начинали гаснуть, еле видные в просветах между тяжелыми грядами облаков. Она перевернулась, села, обняла колени, глядя на очертания гор, уже начинавших вырисовываться сером светлеющем небе. Она нахмурилась, не в силах отогнать остатки плохого сна, нависавшие над ней. Она попыталась забыть о нем, но хотя подробности уже померкли, общее ощущение горя и предательства осталось.

— Миледи? — прошептал Каррик Одноглазый, садясь на своих мехах с другой стороны от догоревшего до углей костра. — Все в порядке?

Она кивнула, протирая глаза руками.

— Да, все в порядке. Можешь еще поспать, Каррик, еще не рассвело.

Он выбрался из своих мехов, дрожа на морозе, пробиравшемся через одежду.

— Нет, миледи. Позвольте мне раздуть огонь и приготовить вам чай. У вас замерзший вид.

— Я действительно замерзла, — удивленно отозвалась она.

Корриган принялся раздувать красновато поблескивающие в темноте угли, подкармливая их сухими листьями и прутиками. Потом набрал в старый закопченный котелок снега и повесил его над огнем, заметив:

— Единственное, что в снеге хорошо, это то, что не приходится далеко отходить в поисках воды.

Изолт ничего не ответила, глядя, как ее оруженосец бросил в растаявший снег пригоршню душистых листьев и вытащил ее кружку. В предрассветных сумерках он еще больше походил на огромный валун, со своими грубоватыми чертами, заросшими серебристым лишайником, и единственным глазом, похожим на трещину в камне.

Он поднес ей дымящуюся чашку, и пока она пила, занялся приготовлением каши и сбором хвороста. Когда она поела и снова согрелась, сон почти изгладился у нее из памяти. Остальной лагерь уже начал потихоньку просыпаться, и Изолт встала и стряхнула с себя свое дурное предчувствие, как волк стряхивает со шкуры снег.

— Похоже, опять будет буран, — заметил Хан'гарад, опираясь на свой посох и глядя на облака, переползающие через край горной гряды. Ветер раскачивал сучья сосен и взметал снег, закручивая его маленькими белыми смерчами. Солдаты, накинув капюшоны, яростно боролись с ветром, мешавшим им сниматься с лагеря. Серебристая заря померкла, сменившись сумерками, почти такими же непроницаемыми, как и тьма ночи.

— Надеюсь, что нет, — отозвалась Изолт. — Мы уже и так отстали от плана. Мы не можем еще задерживаться, пережидая метель.

— Это лучше, чем быть застигнутыми бураном в горах, — ответил он.

— Да я понимаю, — сказала она. — Но может быть, нам удастся оставить его внизу? Тучи висят очень низко.

— Можно попытаться, — кивнул ее отец. — Жаль, что у нас нет сокола твоего мужа. Он мог бы подняться над облаками и посмотреть, ясно ли над ними.

При упоминании о Лахлане по лицу Изолт снова промелькнула тень. Хан'гарад ничего не заметил, собирая свой рюкзак.

Изолт мучительно чувствовала, как утекает время. Наступил и давно прошел Ламмас, и зеленые месяцы уже почти кончились. Скоро дни начнут становиться короче, и Изолт лучше чем кто-либо другой знала, как стремительно в горах наступала зима. Она хотела миновать перевалы и спуститься на другую сторону до того, как снег станет слишком густым.

— Я могу полететь и посмотреть, — сказала она.

Хан'гарад бросил на нее быстрый взгляд.

— Это слишком опасно.

— Будет куда опаснее, если все мы окажемся в ловушке с этой стороны перевала, — возразила она. — Обещаю, я не буду залетать слишком высоко. Я знаю, что я не кречет!

Он кивнул, и она, сняв шубу и бросив ее на землю, слегка подпрыгнула на пальцах. Способность Изолт летать была не настолько сильной, как у ее матери, которая летала столь же быстро и легко, как снежный гусь. Изолт же могла летать лишь короткими рывками. Она не могла ни парить в воздухе больше нескольких мгновений, ни подниматься так же высоко, как орел. Свой Талант она использовала главным образом для того, чтобы быстро подняться по лестнице или перепрыгнуть через высокую стену. Все остальное требовало у нее огромного напряжения сил.

Она согнула колени и взмыла в воздух, и ветер подхватил ее. Ей пришлось сражаться с ним, чтобы не дать ему бросить себя обратно на землю. Сотни ледяных игл вонзились в голую кожу ее лица. На какой-то миг все стало серым, смутным и леденяще холодным, так что она не могла ничего различить. Потом она прорвалась сквозь толстую пелену туч.

Под ней клубились белые облака, простиравшиеся насколько хватало взгляда, ослепительные на солнце, обрушивавшемся на них сверху. Повсюду возвышались горы, неприступные, серые и безлюдные, с увенчанными ледяными шапками вершинами. Над каждой горой кружила белая снежная взвесь, как будто горы выдыхали теплый воздух прямо в сияющее голубое небо.

Изолт застыла в воздухе, с удовольствием оглядываясь вокруг, потом почувствовала, что притяжение земли тянет ее обратно вниз. Она скользнула обратно в облака, и ее тут же исхлестало градом и снегом с дождем, а ветер набросился на нее с удвоенной силой. Она слетела вниз быстрее, чем ей хотелось, и громко охнула, с размаху врезавшись в землю и взметнув вокруг себя фонтаны снега.

— Миледи! — вскрикнул Каррик, склонившись над ней и протянув свою огромную неуклюжую руку. — Вы целы?

— Да, я в полном порядке, — ответила она, хватая ртом воздух, и позволила ему поднять себя на ноги. — Над облаками ясно; думаю, мы сможем выбраться из этой бури. Давайте двигаться в путь!

Все утро они брели сквозь метель, натянув капюшоны на лица. Очень скоро снегу намело столько, что они увязали в нем по колено. Изолт приказала солдатам привязаться друг к другу, поскольку не видно было ничего, кроме белого летящего снега и время от времени одиноко стоящего черного дерева, бешено раскачивающегося на ветру. Склон круто пошел вверх. Люди падали и беспомощно соскальзывали, но их снова поднимали на ноги. Повсюду вокруг вздымались скалистые стены, а в длинных обледенелых ущельях свистел ветер. Им приходилось вырубать ступени топорами и вбивать в них клинья, чтобы привязать к ним веревки. Они поднимались все выше и выше, и ульцы с натугой тащили тяжелые сани, каким-то непостижимым образом находя на скользком льду опору для своих широких плоских копыт.

Внезапно Хан'гарад, возглавлявший шествие, крикнул идущим за ним:

— Я над вьюгой! Ты была права, Изолт, я вижу голубое небо.

Воспрянув духом, солдаты принялись карабкаться по крутой тропке, один за другим выбираясь на выступ горы. Под ними волновалось бескрайнее море белых облаков. Повсюду вокруг торчали зазубренные пики, точно выгравированные на кристально чистом небе. Девственно чистая снежная гладь, не запятнанная ни единым следом, ниспадала к их ногам величественными складками, утопавшими в густой индиговой тени. Изолт вздохнула полной грудью, чувствуя, как последний призрак ее сна отступил перед лицом этой суровой красоты.

Мак-Синн восхищенно ахнул. Изолт показала на гору, возвышавшуюся прямо перед ними, с обеих сторон которой виднелись отвесные снежные утесы.

— Это последняя гора, — сказала она. — Когда вы перейдете ту вершину, милорд, то очутитесь в Карриге. Видите вон ту тропу? Мы, Хан'кобаны, зовем ее Мостом В Неизвестное. Он служит границей земли Белых Богов.

Услышав ее слова, измотанные солдаты разразились хриплыми криками радости. Хан'гарад в ярости накинулся на них.

— Тише! Вы что, не видите, как снег нависает над нами? Лавину вызвать хотите?

Они мгновенно помрачнели, глядя на отвесные белые утесы с благоговейным трепетом.

— Я понимаю, вам всем не терпится поскорее оставить мою родину позади, — сказал Хан'гарад с еле заметной искрой иронии в голосе. — Но все-таки, пожалуйста, будьте очень осторожны. Постарайтесь не шуметь, ибо если вы приведете снег в движение, вся его масса обрушится прямо на нас.

Они закивали и знаком попросили Шрамолицего Воина показывать дорогу. Они с Изолт немного постояли в молчании, глядя на длинную процессию, вьющуюся по склону.

— Как только мы перейдем Мост В Неизвестное, твое обещание показать Мак-Синну дорогу в Карриг будет выполнено, — наконец нарушил тишину Хан'гарад. — Что ты будешь делать тогда, Хан'дерин, дочь моя?

Изолт ничего не ответила. Она понимала, о чем он. Хан'гарад лучше чем кто бы то ни было знал, что означало нарушение ее гиса перед Лахланом.

Прошло много времени, прежде чем она повернула к нему отчаянное лицо и сказала:

— Не знаю. Не знаю!

Он отрывисто кивнул.

— Понятно. Что ж, через несколько часов мы перейдем Мост в Неизвестное. Возможно, тогда ты уже будешь знать свой путь.

Изолт печально кивнула. Он снял со спины салазки, привязал их к башмакам и понеся по снегу к последнему спуску, стремительный и грациозный, точно птица. Изолт смотрела, раздираемая тоской и горем. Он был ее домом, этот мир белого снега и черных теней, этот мир ледяной чистоты, ледяных крайностей. Все, что ей оставалось, это отказаться покинуть эти края, попрощаться с Мак-Синном на пороге его страны и вернуться к своему народу. Она выполнит свое последнее обещание Лахлану и будет свободна.

Слезы жгли ей глаза. Несмотря на все свои старания, она так и не смогла избавиться от всех обрывков сна. Изолт видела Лахлана и Изабо, слившихся в объятии, жаждущих друг друга. Она слышала, как Лахлан звал Изабо к себе в постель. Она твердила себе, что этот сон был всего лишь порождением ее ума, выходом для спрятанных на самом дне ее души ревности и страха. Ведь Лахлан первой встретил именно Изабо, ее сестру, походившую на нее, как ее собственное отражение в зеркале. Он встретил Изабо первой, и кто может поручиться, что он не влюбился тогда именно в нее? Конечно, Лахлан не сказал этого, но подразумевал это. Даже Дункан Железный Кулак видел это, а он был всего лишь грубым солдатом, ничего не понимавшим в сердечных делах.

И Изолт уехала прочь, покинув Лахлана, а вся взаимная злость и обида так и остались стоять между ними. Она оставила его с Изабо, своей сестрой, которая многие месяцы сопровождала его в пути, с лицом, как две капли воды похожим на лицо Изолт, с телом, как две капли воды похожим на тело Изолт, и с точно таким же прямым и бесстрашным взглядом, как у Изолт. Лахлан назвал Изабо самой прекрасной и очаровательной девушкой, которую когда-либо видел. Он сказал, что пытался ненавидеть ее, потому что иначе ему оставалось бы лишь любить ее.

И хотя Изолт без колебаний доверила бы Изабо свою жизнь, а Лахлану еще и большее, этот сон грыз ее, точно жук-древоточец мягкую сердцевину дерева. Ее мысли крутились по одним и тем же колеям, она твердила себе, что Лахлан любил ее и только ее одну, что Изабо недостаточно было выглядеть как она, Изабо не была ей, она твердила себе, что это всего лишь сон, глупый сон. Последний Шрамолицый Воин прошел мимо нее, и Изолт пошла вслед за ними, не чувствуя ни сгущения синих теней, ни бешено усилившегося ветра, слишком поглощенная собственными смятенными мыслями.

Она взбиралась по склону, не замечая, что осталась далеко позади всех, не замечая, что облака ползут за ней по пятам. Солнце скрылось за вершиной, и его свет померк. На ущелье опустилась тьма, окутав крошечную фигурку, одиноко бредущую по крутому заснеженному склону. Пророкотал гром, сначала негромко, вкрадчиво, потом еще раз, громче, настойчивее.

Очнувшись, Изолт подняла глаза. Она мгновенно поняла, что осталась далеко позади. Зашедшее солнце оставило после себя странные лиловатые сумерки, тяжело опустившиеся на долину. Изолт прибавила шагу. И снова раздался этот негромкий и зловещий рокот грома. Он раскатился по всему ущелью. Внезапно сверкнула мертвенно-бледная молния. У Изолт сжалось сердце. Снег под ее ногами задрожал. Послышался странный приглушенный рокот, который становился все громче и громче, пока не стал таким оглушительным, что уже перекрывал гром. Она подняла глаза и увидела снежный склон, нависающий над ней, точно чудовищный вал. Земля у нее под ногами затряслась и содрогнулась. Изолт швырнуло наземь. Задохнувшись, она кое-как поднялась на ноги и взвилась в воздух. Но в тот день она уже летала, к тому же еще поднималась на гору и боролась со своим ночным кошмаром. У нее не осталось сил взлететь над лавиной. С оглушительным грохотом, как будто Белые Боги со всех сил ударили по барабану, гора обрушилась на нее, унеся в ревущую тьму.

Оставив Дайда в темноте присматривать за спящим Лахланом, Изабо вернулась в свою кровать, но ей по-прежнему не спалось. Как бы она ни старалась освободить свой разум, в голове у нее крутились все те же мысли. Наконец, в предрассветной прохладе, она встала, расправила сбившиеся простыни и закончила собираться. Когда замок ожил, она спустилась вниз и сделала себе горячего чаю, который помог ей согреться и немного прийти в себя, потом отнесла завтрак Мегэн. Старая колдунья ахнула, увидев круги у нее под глазами.

— Так и не спала? — спросила она. — Глупая девчонка, ведь это твоя последняя ночь в настоящей постели за следующие несколько недель! Что не давало тебе заснуть?

Изабо пожала плечами.

— Кто его знает? — отозвалась она.

Старая колдунья оглядела ее лицо проницательным взглядом, но ничего не сказала, и Изабо занялась сбором ее вещей и вместе с Джоанной Милосердной устроила ревизию запасов лекарств.

Дайд и Лахлану уже были во внешнем дворике, усаживаясь на своих скакунов, готовые ехать через город. У обоих был бледный и усталый вид, а Ри явно страдал от головной боли и скверного настроения. Изабо нырнула обратно в коридор, прежде чем они успели увидеть ее, и сердце у нее тревожно екнуло. Хотя она понимала, что в конце концов ей все-таки придется встретиться с ними, она все же обнаружила, что совершенно не готова выйти и разговаривать с ними так, будто ничего не случилось. Изабо подождала, когда Синие Стражи выехали по длинному туннелю, и только потом вышла сама. Во дворе царили такая суета и шум, что Изабо поскорее забралась в карету и уткнулась в книгу в надежде, что никто не заговорит с ней до тех пор, пока она вновь не обретет самообладание.

Рядом с ней скакал Бран, позвякивая нанизанной на нитку коллекцией ложек и колец, висевшей у него на шее. Он снял свой бархатный зеленый камзол и переоделся в ту же грубую одежду, что и остальные солдаты в армии Ри, закутавшись в один из серых плащей, которые и дали войску Ри его прозвище. Во все плащи было вплетено заклинание маскировки, поэтому заметить того, кто носил его, ползущего в длинной траве или скрывающегося за камнями, было очень трудно.

Клюрикон наблюдал за Изабо блестящими карими глазами, шевеля ушками.

— Хотя и с множеством лиц, она не откроет секрет, — сказал он. — Секрет откроет та, у которой два лица. Секреты ее лиц откроются тебе, и ты услышишь их глазами, когда будешь смотреть.

— Ну что еще?

Ухмыляясь, клюрикон повторил свои слова, прикоснувшись к ее книге волосатой лапкой. Изабо тупо смотрела на него некоторое время, прежде чем сообразила, что он имел в виду.

— А, это загадка, — сказала она. — Ясно, ты говорил о моей книге. Та, у которой два лица — это открытая страница, а секреты ее лиц — это слова. Это очень остроумно, Бран, я ни разу такого не слышала.

Она попыталась подавить чувство вины, уколовшее ее при его словах, зная, что клюрикон обожает загадки и головоломки. Он не хотел сказать, что знает ее преступный секрет или считает ее двуличной. Это была всего лишь загадка.

Изабо решительно вернулась к своей книге, но в карету уже карабкались ребятишки, с визгом и хохотом выхватившие книгу у нее из рук. Потом Гвилим подсадил Мегэн, и Изабо принялась помогать старой колдунье устроиться. Усевшись обратно на свое место, она почувствовала на себе любопытный взгляд клюрикона и слегка покраснела. На его позвякивающем ожерелье блеснуло солнце, и Изабо быстро склонилась к нему.

— Бран, где ты взял эту ложечку? Я ее раньше не видела.

Клюрикон прикрыл все собрание блестящей дребедени косматой лапкой.

— Нигде, — сказал он виновато.

— Бран, дай-ка посмотреть.

Клюрикон неохотно убрал лапку, и Изабо оглядела безделушки, свисающие у него с цепи. Там были серебряные ключи, колокольчики и пуговицы, серебряная монета с пробитой в ней дырочкой и две небольших ложечки. Все это было начищено до яркого блеска. Ручку одной из ложек украшал герб, который она сразу же узнала — меч в закованной в латную перчатку руке.

— Бран, воришка маленький! Это ложечка Мак-Хильдов.

— Но она такая восхитительно красивая, — пролепетал Бран. — Я никогда не видел другой такой же ложки! Она такая маленькая, и я подумал, что никто не станет возражать.

— Значит, теперь ты таскаешь ложки! — рассердилась Изабо. Она выглянула из окошка кареты. Эльфрида стояла в объятиях Айена, уткнувшись лицом ему в плечо. Его каштановая голова была склонена над ее белокурой, и он горячо говорил что-то. Нил цеплялся за отцовскую ногу. Лицо у него сморщилось от усилий сдержать слезы.

— Эльф! — крикнула Изабо. — Эльфрида подняла залитое слезами лицо и подошла поближе, одной рукой держа за руку Айена, а другой вытирая заплаканные глаза.

— Прости, что отрываю тебя, Эльф, но... я когда-нибудь предупреждала тебя, что когда у тебя в гостях клюрикон, надо пересчитывать ложки? — Изабо сокрушенно протянула ей ложечку.

Бран бросил на Эльфриду быстрый взгляд и тут же снова спрятал лицо.

— Я нашел ее в саду, всю в земле. Я не думал, что кто-нибудь ее хватится. Я чистил ее песком, пока она снова не заблестела. — Он устремил на Эльфриду полный надежды взгляд.

— Ложка Мак-Хильдов! — воскликнула Эльфрида. — Интересно, сколько времени она лежала в земле? Должно быть, многие годы. Бьюсь об заклад, Филде ни за что не воспользовалась бы ложкой с гербом Мак-Хильдов. Ведь она всего лишь из серебра, а не из золота. — В ее голосе прозвучал горький сарказм. Она повертела ее в пальцах, поколебалась, потом вернула ее клюрикону. — Можешь оставить ее себе, Бран.

Клюрикон счастливо улыбнулся и повесил ложку обратно на свою цепь.

— Я рада, что мне представилась возможность попрощаться, — сказала Эльфрида. — Спасибо тебе за помощь и поддержку, Бо. Не знаю, как бы я справилась без тебя.

— Не за что, — с улыбкой отозвалась Изабо. Они тепло расцеловались, потом Эльфрида заглянула в окошко, чтобы попрощаться с ребятишками.

— Вы непременно должны еще раз навестить моего Кукушонка, — сказала она.

— К зиме мы разобьем фэйргов, — уверенно пообещал Доннкан. — Тогда мы вернемся и все вместе отпразднуем здесь мой день рождения.

— Это было бы замечательно, — ответила Эльфрида. — Я знаю, что Кукушонку очень понравился его день рождения в Лукерсирее.

— Мне подарили пони, — важно сказал Нил.

— Что ж, если Доннкан вернется в Брайд к своему дню рождения, нам придется придумать для него что-нибудь такое же интересное, — сказала Эльфрида с улыбкой, хотя ее глаза так и остались печальными.

— Береги себя, Эльфрида, — сказала Мегэн. — Да будет с тобой Эйя!

— И с вами, — ответила Эльфрида срывающимся голосом и отступила в сторону. Возница щелкнул хлыстом, и карета, дернувшись, тронулась с места, загрохотав по булыжникам мостовой.

И снова дорога через город заняла у них долгое время, поскольку улицы были переполнены провожающими. Из окон выглядывали улыбающиеся и машущие руками ребятишки. Многие узнавали в золотокрылом мальчике маленького наследника престола и весело приветствовали его. Бронвин уже привыкла носить платья с высоким воротом и длинными рукавами, так что ее жабры и плавники были не видны, и больше никто не мог узнать в ней фэйргийку. Ей тоже махали руками и бросали цветы, и она смеялась и махала в ответ. Карета уже с грохотом выехала из городских ворот, когда лицо Бронвин внезапно побелела, и она спряталась в карете.

— Что случилось, милая? — спросила Изабо.

— Ничего, — пролепетала Бронвин, вжавшись в подушки.

Изабо подалась вперед, чтобы посмотреть, что это так напугало девочку. Внезапно у нее перехватило дыхание. Перед всей толпой стояла Майя, глядя прямо в глаза Изабо. На ней было простое серое платье и черная шаль, низко надвинутая на лоб.

— Сегодня вечером, — проговорила она одними губами. — Встретимся сегодня вечером, на берегу.

Она отступила обратно в толпу и исчезла. Изабо упала в подушки, потрясенная и испуганная. Но никто ничего не заметил. Мегэн дремала с Гита, свернувшимся клубочком у нее на коленях; Доннкан с близнецами все еще высовывались из другого окна, размахивая руками и смеясь; болотница Мора пришивала заплату на штанишки Оуэна. Бронвин играла с пуговицей на рукаве платья. Почувствовав на себе взгляд Изабо, она подняла голову, потом отвела глаза, густо покраснев. Изабо почти поверила, что ей привиделись лицо Майи, ее серебристый взгляд. Но она знала, что все это произошло наяву.

Поэтому сейчас Изабо пробиралась по лагерю к побережью, озабоченно сведя к переносице тонкие рыжие брови. Сумерки уже окутывали бухту теплой фиолетовой мглой, и солдаты устраивались на ночь. Лагерь занимал большую часть долины рядами горящих костров и невысоких серых палаток. На фоне темнеющего леса возвышался лес мачт кораблей королевского флота, стоящих на якоре у берега широкой бухты. На следующий день армии предстояло отправиться по морю в Карриг, но пока солдаты наслаждались последней ночью на суше. Выкатили несколько бочонков с виски и разделили их между солдатами, а над кострами жарилась свежая баранина — вечером закололи стадо овец. От сладковатого запаха подгорелого мяса Изабо тошнило.

От одного круга солдат донесся взрыв смеха, и Изабо бросила на них взгляд, прежде чем продолжить свой путь. Ей пришлось использовать все хитрости, которым ее когда-либо учили, чтобы пройти через этот шумный и людный лагерь незамеченной. Но Изабо учила сама Мегэн повелительница зверей, поэтому она была бесшумной и незаметной, точно тень.

Где-то кто-то играл на гитаре и пел, а грубые голоса подтягивали сентиментальную мелодию. За лагерем лес подходил к самому склону холма, и в сумерках листва казалась совсем черной. В своем темно-зеленом платье, с покрытыми темной шалью рыжими волосами, Изабо бесшумно проскользнула сквозь ряды часовых и растворилась в сумраке.

На побережье еще догорали последние лучи солнца. Волны набегали на берег, оставляя на песке белое кружево пены. Лагерь надежно скрывали из виду низкие песчаные дюны, заросшие колышущейся на ветру серебристой травой. Буба принялась носиться туда-сюда, ловя кузнечиков. Уже почти совсем стемнело.

Изабо пошла вдоль края воды, увязая босыми ногами во влажном песке и прислушиваясь, не раздадутся ли чьи-нибудь чужие шаги, скрип песка или шелест травы. Все было тихо. Несмотря на безмятежный покой побережья, Изабо была напряженной и расстроенной. Ее мучили дурные предчувствия. Почему фэйргийка пошла на такой огромный риск? Неужели она пришла за Бронвин? Что будет с Изабо, если ее застигнут за разговором с ней? Изабо чувствовала, что близится что-то ужасное.

За спиной у нее послышался легкий шорох. Она обернулась. Из глубокой тени в расселине между дюнами отделилась еще одна тень. Это была Майя.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала Изабо. — Как ты можешь так рисковать?

— Я пришла предупредить тебя, — тихо сказала Майя. — Ее хрипловатый голос, как обычно, был полон очарования. Она подвинулась ближе к Изабо, и ее лицо в тусклом фиолетовом свете было очень бледным.

— Предупредить меня? О чем?

Майя заколебалась.

— Жрицы Йора готовят для вас ловушку. Они знают, что вы собираетесь ударить по ним в ответ на нападение на Риссмадилл. Я не знаю всего, что они затевают, но они привлекли грозные силы. У них появилась новая помощница, полукровка, как и я. Она владеет силами как людей, так и фэйргов. Я знала ее еще ребенком. Ее мать похитили во время набега на Шантан. Она была какой-то ведьмой...

— Наверное, погодной ведьмой, если она была из Шантана, — предположила Изабо.

— Не знаю. Может, и так. Но эта девушка должна обладать воистину огромной силой. Она умудрилась выжить. — В голосе Майи прозвучала ирония. — Нила говорит...

— Нила?

— Мой брат. По отцу, разумеется. Он поймал меня, когда я плыла вдоль берега, и рассказал мне все это, а потом отпустил. Я не знаю, почему. Он или очень мужественный, или очень глупый, раз осмелился навлечь на себя гнев нашего отца.

— Возможно, это просто часть ловушки.

— Вряд ли. Он ненавидит нашего отца так же сильно, как и я, могу поклясться в этом. Кроме того, он не знал, что я пойду и расскажу об этом тебе. Он сказал мне об этом, чтобы я могла бежать и спастись.

— Что он тебе рассказал? — Изабо побледнела. Дурное предчувствие давило на нее, пригибало к земле, точно гигантская рука.

— Что жрицы Йора собираются поднять приливную волну и затопить сушу, используя магию кометы, как сделала я, когда была зачата Бронвин. Они смогут сделать это, Рыжая. Они воззвали к силам Кани. Она — мать всех богов, богиня огня и земли. Это Кани вызывает извержения вулканов и землетрясения, молнии и зловещее сияние рыбы-гадюки...

Мир вихрем закружился вокруг Изабо. Она протянула руку, но ухватиться было не за что.

— Я знаю, — выдавила она. — Я знаю...

Потом все вокруг нее утонуло в ревущей мгле, и мир рассыпался на куски. Она упала на колени. Очень тихо, как откуда-то издалека, до нее донесся крик Майи:

— Рыжая, что с тобой? Что с тобой?

— Изолт... — сказала она. — Изолт!

Она почувствовала, как боль сотней кинжалов пронзает все ее тело, почувствовала смертельный холод. Изолт! Она взмыла над берегом. Сверху она видела, как темная фигура Майи склоняется над ее собственной, ничком лежащей на белом песке. Потом ее дух развернулся и полетел. Изолт...

Она летела над темной холмистой местностью, легко, точно орел. Она видела спутанные клубки речушек, отливающих зеленью и синевой Там и сям, точно стаи светляков, виднелись скопления огней городов и деревень — огоньки человеческих душ, а не фонарей. Пролетая мимо она ощутила, как по ней пробегает дрожь их жизней — горе и счастье, надежда и отчаяние, их маленькие радости и неприятности. Над ней кружились и пели звезды, и их музыка звучала, как неумолимый посмертный реквием. Она парила между ними, чувствуя, как они искушают ее. Изолт...

Под ней пейзаж поднимался и падал, складываясь в острые пики и глубокие ущелья. Изабо поняла, что начинает слабеть. Впервые за все время она испуганно оглянулась назад. За ней тянулось ее астральное тело, призрачное, точно дымок от погасшей свечи. От ее сердца отходила длинная нить, серебристая и тонкая, как паутина. Она тянулась за ней, слабо пульсируя, и казалось, будто она вот-вот оборвется.

Изабо полетела дальше. Внизу расстилались сияющие ледяные глади. Изабо уже приходилось бороться. Ветер то бросал ее вверх, то тянул вниз. Музыка грохотала в ее ушах. Изолт, позвала она. Изолт...

Она увидела под собой огромную массу снега и камней. Очень слабо и далеко она ощущала сердцебиение сестры, чувствовала огромную массу холода и горя, неумолимо увлекающую ее к смерти. Не спи! — крикнула она. Я здесь.

Потом до нее донеслось дремотное и неуверенное: Изабо?

Изабо полетела вниз, к этой мешанине каменного крошева и снега. Она видела огни, мечущиеся вокруг. Люди искали, раскапывали, плакали. Она чувствовал их ужас и отчаяние гораздо сильнее, чем биение сердца Изолт. Нет, воскликнула она. Не там...

Ее никто не услышал. Она была призраком, завывающим в темноте. Она была ветром — безголосым, безликим, не могущим копать без рук, не могущим предостеречь без слов. Долгие напрасные минуты она билась в их глухие невнимательные уши, потом бросилась прочь, ища, нащупывая.

Ее разум коснулся кого-то, кто был ей знаком. В отчаянии Изабо полетела вниз. Ее силы были на исходе, пуповина, привязывавшая ее к ее физическому телу, растянулась, став очень тонкой, опасно тонкой. Изабо понимала, что умрет, если она разорвется. Изабо понимала, что умрет не только она, но и Изолт тоже.

На выступе скалы, выходящем на долину, лежал снежный лев. Это было величественное создание, с огромными сильными лапами и белоснежной гривой с черной каймой. Изабо повисла перед ним, умоляя его. В гордых золотистых глаза она видела свое отражение, зыбкое и серебристое, точно блики солнечного света на воде. Она сбивчиво заговорила, протягивая к нему бесплотные руки, умоляя, упрашивая. Я спасла тебя, когда ты был еще совсем детенышем, помнишь? Ты в гисе передо мной, помоги же мне теперь...

Снежный лев встал, тряхнул своей роскошной гривой и поскакал вниз по склону. Изабо из последних сил поплыла за ним.

Почти растворившись в воздухе, она смотрела, как он несется по снегу. Ее охватила тоска. Как хорошо она помнила ту смертоносную грацию, ту уверенную силу, которую ощущала в теле снежной львицы. Как же ей хотелось бежать рядом с ним, перескакивая через скрытые под снегом камни, оставляя глубокий след в этом белоснежном снегу! Как ей хотелось быть способной откопать Изолт, при помощи своего острого нюха отыскав то место, где она лежала под толстым снежным слоем. Но она была слабой, как дымок от свечи на ветру, она рассеивалась, растворялась в воздухе.

Изолт, помощь уже идет, прошептала она. Держись...

Потом она развернулась, следуя за рассыпающейся призрачной пуповиной, в отчаянной спешке полетела обратно туда, откуда прилетела. В ее памяти всплыло предостережение ее наставницы, Матери Мудрости. Никогда не залетай слишком далеко...

Ее нес ураганный ветер, выбивая ее из сил, смешивая все чувства. Вверх, вниз, отпустил, подхватил. Где я? Где я?

Откуда-то, из неизмеримой дали, донесся голос Мегэн. Изабо, Изабо...

Она полетела на звук.

Изабо вернулась в сознание очень медленно. Сначала она услышала чьи-то сердитые голоса. Она узнала голос Мегэн, такой резкий, каким она никогда еще его не слышала, потом низкий баритон Лахлана, а потом, к своему удивлению, голос Майи, возвышенный в яростном отрицании. Изабо лежала в каком-то ступоре, удивляясь, что могло так рассердить их. Потом до нее дошла странность ситуации. Лахлан и Майя?

Она открыла глаза. Скорчившись, она лежала на боку на песке. Было темно, но поблизости стояла группа солдат с фонарями в руках, заливавшими бледный песок и темные силуэты людей колеблющимся оранжевым светом. Этот свет, казалось, пульсировал, неприятно отдаваясь у нее где-то в голове. Она перевернулась, встав на четвереньки, и ее вырвало в траву. Земля под ней качалась. Она цеплялась за нее, пытаясь понять, где находится, но песок выскальзывал у нее из-под пальцев. Потом Мегэн тяжело опустилась на колени рядом с ней, придерживая ее и спрашивая, как она себя чувствует. Изабо пришлось сконцентрироваться изо всех сил, чтобы понять значение этих звуков. Потом она выговорила дрожащим голосом:

— Через минуту. Через минуту я буду в полном порядке.

Мегэн гладила ее, утешая, точно больного ребенка. Потом тоже встал на колени рядом с ней, схватив ее за руку.

— Что она с тобой сделала? — спросил он свирепо. — Она пыталась околдовать тебя?

Изабо не поняла его слова.

— Изолт, — прошептала ее, потом ее руку внезапно пронзила нестерпимая боль, и она закричала. — Ох, Эйя, Изолт!

Лахлан выпустил ее руку.

— Изолт? — переспросил он каким-то странным голосом. — А что такое с Изолт?

Изабо беспокойно закрутила головой.

— Она ранена, ей больно. Она была на волосок от смерти. Я чувствовала, как она ускользает. Боль... холод... я должна была лететь. Я никогда еще не залетала так далеко. Я знала, что это опасно, но я должна была лететь.

— Изолт ранена? — голос Лахлана и все его поведение вмиг изменились. Он склонился вперед, грубо схватив Изабо за плечи. — Где? Что случилось? Она... она?.. Что случилось, во имя Эйя, скажи мне, скажи!

— Она жива. — Изабо поняла, что плачет. — Я не могла заставить их понять меня, этих солдат, которые разыскивали ее под снегом. Они не слышали меня. Я чувствовала, как она ускользает, там было так холодно, так холодно! Сначала это было похоже на ножи, а потом... — Она была не в состоянии продолжать, утирая слезы руками, пытаясь успокоиться.

— Но она жива? — спросила Мегэн. — Ты уверена? Ты ее чувствуешь?

— Да, я чувствую ее. Я чувствую боль, вот тут, тут и тут. — Изабо указала на ребра, на руку и на колено. — Ей накладывали шину на сломанную руку. Я чувствую это. Почему, ну почему я должна чувствовать все, что чувствует она?

— А, так ты чувствуешь все то же, что и она, да? — спросил Лахлан, приподняв бровь.

Изабо не могла взглянуть ему в глаза, тихо радуясь про себя окружавшей их темноте.

— Как ты узнала? — спросила она Мегэн. — Я ни за что не нашла бы дорогу обратно, если бы не ты.

— Твоя маленькая совушка прилетела за мной и привела меня сюда, — сказала колдунья. — К счастью, я неплохо говорю на совином языке, потому что она была в полном смятении. Она сказала, что ты говорила с кем-то на берегу моря, когда вдруг упала, а потом вылетела из себя. Она сказала мне, что ты заблудилась. Разумеется, я почти ничего не поняла, но отправилась туда, куда она вела меня, и Лахлан с Синими Стражами тоже. Тогда мы и нашли Майю.

Изабо резко села.

— Майя! — он обвела взглядом пляж и увидела бывшую банри, стоявшую с гордо поднятой головой между двумя крепкими солдатами, один из которых держал нож у ее горла. — Ох, нет! — воскликнула она.

— Разумеется, мы решили, что мерзкая фэйргийка попыталась околдовать тебя, — сердито сказал Лахлан, — хотя она и клялась, что ничего такого не делала.

— Я же сказала тебе, что ничего не сделала Рыжей, а просто охраняла ее, когда она потеряла сознание, — бархатным голосом сказала Майя. — Ты всегда думаешь обо мне самое худшее, Мак-Кьюинн.

Солдаты рванули ее за руки, рявкнув:

— Молчать!

— Майя, почему ты осталась? — в смятении спросила Изабо. — Ты могла бы уплыть, и никто бы ничего не узнал. Ну почему ты не бежала?

— Хочешь сказать, ты знала, что она здесь? — не веря своим ушам, спросил Лахлан. — Мы подумали, что ты случайно наткнулась на нее и попыталась задержать. — Его голос стал более резким. — Ты условилась с ней о встрече?

— Да, условилась, — сердито ответила Изабо, — и не начинай думать самое худшее, Мак-Кьюинн, а не то, клянусь, я дам тебе пощечину! Почему ты никогда никому не веришь, во имя Эйя?

— Почему? — сердито переспросил Лахлан. — и ты еще спрашиваешь?

— Да, спрашиваю! — взорвалась Изабо. — Мы все знаем, что ты пережил такое, чего и врагу не пожелаешь, Лахлан, но ты не единственный человек в мире, столкнувшийся с болью и предательством. Ты действительно думаешь, что я бы предала тебя? Да? Думаешь, я шпионю на фэйргов?

— Ну... нет, — признал Лахлан.

Ярость Изабо внезапно погасла, оставив ее совершенно обессиленной.

— Тогда ладно, — сказала она, вдруг растерявшись.

— Ты должна признать, что я имею право сердиться, — сказал Лахлан здраво. — Сестра моей собственной жены украдкой отправляется ночью на берег, чтобы встретиться с Майей Колдуньей. И что я должен думать?

— Что у меня на то была веская причина, — отрезала Изабо, снова распалившись.

— Что ж, я буду рад узнать ее.

Изабо бросила на него полный возмущения взгляд.

— Я и пытаюсь рассказать тебе.

— Ну так расскажи.

Изабо набрала воздуху.

— Майя пришла, чтобы рассказать мне новости, — сказала она. — Причем с серьезным риском для себя! Она пришла рассказать нам, что мы направляемся в ловушку. Фэйрги ожидают, что мы нанесем им удар, и готовы к этому.

— Ну, это не такая уж и новость, — медленно сказал Лахлан. — Я и не ожидал обнаружить Карриг пустым и беззащитным, несмотря на все твои уверения, что все фэйрги уплывают на лето на юг.

— Мои уверения! — воскликнула Изабо. — Это ты просил меня рассказать все, что я знаю. Я просто...

— Да, да, знаю. Не надо выходить из себя. Это единственная новость, которую она принесла? Если так, то...

— Нет, — воскликнула Изабо, порядком разозлившись. — Далеко не единственная! Но если тебе не интересно..

— Ну, дети, хватит пререкаться! — остановила их Мегэн. — Вы ничуть не лучше Оуэна и Ольвинны! Это что, подходящее место для подобного разговора? Мы все устали и вымотались и говорим одно и то же. Давайте вернемся обратно в лагерь и поговорим обо всем этом наедине. А поскольку Колдунья была так любезна, что проделала все это расстояние с таким риском для себя, чтобы сообщить нам новости, то, возможно, она сможет это сделать сама. И объяснить, зачем она пошла на такой риск. Прости, Майя, мой скептицизм, но мне, как и Лахлану, трудно поверить, что ты решила предупредить нас об опасности по доброте душевной.

— А это и не так, — хрипло сказала Майя. — С чего бы я стала это делать? Я пришла предупредить Рыжую, потому что у нее моя дочь. Я не хочу, чтобы моя малышка Бронни утонула.

— Утонула? — насмешливо переспросил Лахлан. — Ты что, забыла, что у нее есть жабры и плавники? Сомневаюсь, чтобы она могла утонуть.

— Если Жрицам Йора удастся задуманное, то вы все здесь утонете, — безразлично отозвалась Майя. — Мне нет дела ни до тебя, ни до твоей отвратительной старой тетки. Но мне есть дело до моей Бронни и, как ни странно, до Рыжей. Я пришла предупредить ее, а не вас.

— Как ни странно, я тебе верю, — сказала Мегэн. — Пожалуйста, от этого сырого морского воздуха у меня ноют все кости, и это очень меня раздражает. Давайте отправимся куда-нибудь, где мы все могли бы сесть и поговорить, как воспитанные люди.

Лахлан недоверчиво фыркнул.

— Пожалуй, так ты договоришься до того, чтобы предложить Колдунье вина и ужин.

— Буду очень признательна, — учтиво заметила Майя. — Это было бы очень любезно с вашей стороны.

Лахлан рассмеялся, хотя и ядовито. Отвесив изысканный поклон, он предложил Майе руку.

— Мадам, могу я проводить вас в королевский шатер?

— Благодарю вас, добрый сэр, — отозвалась Майя с тем же самым горьким сарказмом в голосе.

Они рука об руку удалились с пляжа, предшествуемые солдатами, освещавшими им дорогу. Подошел Дайд и, взяв Изабо за руку, поставил ее на ноги.

— Кто бы подумал, что мы доживем до такого? — сказал он. — Это лишний раз доказывает, что все возможно.

Изабо ничего не ответила, слишком уставшая и смятенная, чтобы придумать остроумный ответ. Он сжал ее локоть.

— Не переживай так, Бо. Я чувствую за всем этим руку Прях. Разве ты не чувствуешь? Натянулась новая нить, и кто знает, куда она приведет нас.

Сани летели вперед, взметая снег из под широких полозьев.

Ульцы скакали по склону, от усердия высоко задирая головы. Изолт лежала в санях, прижимая к туго перебинтованным ребрам закованную в лубок руку и глядя на зеленый лес, который подступал все ближе и ближе. Хребет Мира остался позади, и перед ней снова лежал уродливый беспорядочный мир воин, политики и дворцовых интриг. Она слегка улыбнулась и уткнулась подбородком в мех.

Ее отец все понял без слов. Он просто сказал:

— Значит, ты едешь с нами в Карриг?

И она ответила:

— Да.

Вот так, лежа в санях, завистливо наблюдая за тем, как Шрамолицые Воины вокруг нее несутся по снежному склону на своих салазках, она в последний раз покинула Хребет Мира. Скоро они вновь окажутся среди деревьев, и сани придется оставить. Ей придется вылезти и идти пешком, как и все остальные солдаты. Изолт не могла дождаться этого. Ее страшно раздражало, что с ней обращаются, как с инвалидом, раздражало, когда ей напоминали, что она оказалась достаточно глупа, чтобы попасть в лавину. Мак-Синн и его люди считали, что проявляют доброту, опекая ее и запрещая ей напрягаться, но Изолт была Шрамолицей Воительницей и хотела быть непобедимой.

Из всех них один Хан'гарад понимал ее. Он ни разу не упомянул о ее ранениях и обращался с ней так, как будто она была цела и невредима. Ни разу он не предложил помочь ей, когда она хромала по лагерю, ни разу не осведомился, хорошо ли она спала.

Мало-помалу силы возвращались к ней. Должно было пройти еще немало времени, прежде чем она сможет снова пользоваться сломанной рукой, но целители говорили, что треснувшая кость срастается хорошо, а опухоль и синяк вокруг ее колена уже начали исчезать. А вот ее раненая гордость никак не хотела заживать; а вся эта шумиха вокруг ее здоровья, постоянные ахи и охи о ее необычном спасении лишь разжигали ее чувства.

Почему-то то, что ее спас снежный лев, одинаково подействовало на суеверное воображение людей и Хан'кобанов. Изолт с беспокойством обнаружила, что эта история уже приняла мифические масштабы, а незамысловатая канва правды украсилась множеством цветистых подробностей. Сколько бы Изолт не твердила им, что это ее сестра Изабо послала этого снежного льва, все считали, что от холода и потрясения у нее случилась галлюцинация. Снежный лев был олицетворением Белых Богов, говорили Хан'кобаны. Возможно, соглашались люди. «Но это определенно неестественно, когда огромный дикий зверь появляется из бурана, чтобы выкопать Банри. Это должно означать, что у нее какое-то великое предназначение. Это, несомненно, знак». Изолт могла лишь надеяться, что они скоро найдут себе какую-нибудь другую тему для разговоров.

Наконец процессия добралась до опушки леса. Вокруг них высились толстые стволы деревьев. Ульцы, пыхтя, остановились, разрывая носами скудный снег и выискивая траву. Изолт сбросила свои меха и выбралась из саней, отказавшись от горячо предложенной ей Карриком помощи.

— Сани придется оставить здесь, — сказала Изолт. — Мы вышли за границу снегов. Ульцы могут тащить большую часть поклажи на спинах, но теперь каждому солдату придется самому нести свое оружие и припасы. Думаю, нам стоит устроить охоту. Это богатая земля, и судя по ее виду, здесь должна быть уйма дичи.

Дуглас Мак-Синн с неприкрытым удовольствием оглядывался по сторонам. Сквозь высокие колонны деревьев пробивался солнечный свет, ложась на землю длинными косыми полосами. Вокруг порхали маленькие пестрые птички, щебеча и чирикая. Трава была густой и зеленой, густо разбавленной яркими цветами: золотыми, малиновыми и голубыми. Над ними летали огромные бабочки с переливчатыми синими крыльями. Изолт никогда еще не видела таких больших бабочек. Они были больше, чем две ее ладони, сложенные вместе. Они лениво помахивали крылышками, потягивая цветочный мед, а их бархатистые черные усики легонько подрагивали.

— Ох, до чего же здесь красиво, — восхитился Дуглас. Он был совсем еще ребенком, когда покинул Карриг, и возвращение на родину наполняло его радостным волнением.

— Да, что есть, то есть, — сказал его отец, с удовлетворением оглядываясь вокруг. — Вообще-то, я никогда здесь не бывал и не имел понятия, что здесь так красиво и что земля здесь такая богатая. Клан Мак-Синнов всегда тяготел к морю. Сюда никто не заходил, кроме охотников и золотоискателей.

— А что они искали? — спросил Дуглас, устраиваясь на траве и в два счета расправляясь со своим пайком.

Мак-Синн пожал плечами, принявшись за свою порцию с куда большей неторопливостью.

— Золото, драгоценные камни? Что обычно ищут золотоискатели?

— Представь себе, вот бы мы нашли здесь золото, — возбужденно сказал Дуглас. — Тогда у нас были бы деньги расплатиться с Ри и заплатить всем нашим людям, и построить новый замок...

Его отец нахмурился.

— Довольно, Дуглас! Несколько я знаю, никто из них не нашел ничего большего, чем горстка золотой пыли. Нет, когда мы выиграем войну, нам придется восстановить селитровые копи и начать снова производить порох. Видит Эйя, за последние годы нам понадобилось его совсем не мало!

— Но если мы победим, кому нужен будет порох? — спросил Дуглас, ложась в траву и глядя на зелено-золотисто-голубое переплетение листьев и неба, яркого, точно глазированное стекло.

Мак-Синн погрустнел.

— Да уж, мне, как всегда, везет. Я владею богатейшими селитровыми залежами во всей стране, но не могу добраться до них, когда нам нужен порох, а как только я получу свою землю обратно, нужда в нем отпадет.

— Нам понадобятся фейерверки, чтобы как следует отпраздновать победу, — возразил Дуглас. — Это будет самый большой фейерверк за всю историю, не правда ли, Ваше Высочество?

Изолт открыла глаза.

— Да, верно, — сказала она, пытаясь не показать, какую боль ей причиняют сломанные ребра. — Идемте, мы уже достаточно отдыхали. Пора в путь.

Мак-Синн бросил на нее проницательный взгляд.

— Почему бы нам не разбить здесь лагерь? — спросил он. — Сегодня мы прошли уже большое расстояние, и я очень устал.

Она улыбнулась ему.

— И вам так сильно хочется нанести первый удар по врагу, — ответила она с доброй насмешкой. — Нет, милорд. Я слышу воду. Давайте дойдем до реки. До нее уже недалеко, а там я смогу поручить солдатам валить деревья и строить плоты. Почему бы нам не добраться до моря по реке?

— Отличная идея, — ответил Дуглас, вскочив на ноги. Он помог отцу подняться и развернулся, собираясь предложить руку Изолт, но она воспользовалась моментом, пока он был занят, и поднялась самостоятельно, схватившись за бок. С совершенно бесстрастным лицом она очень осторожно закинула на плечо увесистый рюкзак.

— Ваше Высочество! — испуганно вскрикнул Дуглас в тот же миг, когда Каррик Одноглазый выскочил вперед со словами:

— Миледи, пожалуйста, позвольте мне понести его!

— Ты и так уже несешь свой мешок и мешок Гайны, — отказалась Изолт, засовывая руку в лубке обратно в перевязь. — Я знаю, что у тебя широкие плечи, но мои ничем не хуже. Я не могу приказывать солдатам нести такой груз, а сама идти налегке.

— Но миледи...

— Хватит квохтать! — обрезала она. — Пора выходить.

Дуглас и Каррик нехотя пошли за ней, и она крикнула Хан'гараду и остальным Шрамолицым Воинам, чтобы шли впереди.

К заходу солнца Изабо была белой, как мел, а тяжелый рюкзак у нее на спине явно причинял ей боль. Но она не позволила никому помочь ей, и лишь постоянные просьбы Мак-Синна, чтобы она пожалела бедного старика, который не может ходить так резво, как она, и шла помедленнее, давали ей повод время от времени останавливаться и восстанавливать силы.

— Вы не такой уж и старик, — сказала она ему как-то, когда она настоял, чтобы она села рядом с ним на поваленном стволе и выпила стаканчик виски. Сквозь деревья виднелась голубая вьющаяся лента реки, бегущей к широкому переливающемуся на солнце озеру.

— Да, но уже и не юноша, — парировал он. — И определенно не привыкший перебираться через все эти горы. Это вам, молодым, хорошо скакать, как щенята, но я считаю, что моим людям не подобает видеть, как я дышу, словно старая собака. Поэтому пожалуйста, уж уважьте старика и позвольте мне немного отдохнуть и перевести дух.

В мягких сумерках они наконец добрались до берега реки. Изолт смогла сбросить свою ношу и немного посидеть спокойно, составив компанию Мак-Синну, пока солдаты разбивали лагерь. Река тихо бормотала что-то сама себе, журча по мелкой гальке между высокими берегами, увенчанными стройными березами.

Вдали блестело озеро, в безмятежной глади которого отражались высокие горные пики, которые они оставили за спиной, ослепительно сверкающие в последних лучах догорающего солнца. Подошел Дуглас и сел рядом с отцом, блаженно вздохнув.

— Должно быть, это самое прекрасное место на земле, — сказал он. — Я готов прожить здесь всю жизнь. Мы можем построить здесь замок, дайаден?

Его отец нахмурился.

— Мак-Синны всегда жили на берегу, — сказал он медленно.

— Ну да, наверное, на побережье тоже красиво, — сказал Дуглас, не желая портить мирный вечер.

Его отец хмуро улыбнулся.

— На самом деле, это суровое и дикое место, — признал он. — Скалы по большей части очень высоки, и там лишь совсем немного безопасных бухточек, за которые нам всегда приходилось яростно сражаться, потому что морские демоны тоже хотели ими завладеть. Там нет таких пляжей, какие ты видел в Клахане, с мягким песком, где волны играют друг с другом, точно шаловливые котята. Там лишь камни, бешеные волны и отвесные утесы, а зимой мимо проплывают айсберги, огромные, как замки, а вода такая холодная, что если человек упадет в нее, то через несколько минут умрет.

— Ох, — сказал обескураженный Дуглас.

— Но оно тоже красиво, своей, особой красотой, — сказал Мак-Синн с отсутствующим выражением в глазах. — Но этот ветер зимой! Кажется, как будто он не прекратится до тех пор, пока не выдует из тебя всю душу.

Он взглянул на сына и внезапно улыбнулся, хотя глубокие морщины между его бровями не разгладились.

— Я совсем забыл про ветер, — сказал он. — Пожалуй, стоит построить здесь зимний замок и приезжать сюда рыбачить, охотиться и гулять в горах. Может, ты даже научишься съезжать на салазках, как Хан'кобаны.

Блестящие аквамариновые глаза Дугласа снова засверкали.

— О, это было бы просто замечательно!

Утром долину огласил звон топоров, валящих сосны. Изолт с отцом отправились на прогулку к песчаному берегу реки, обсуждая самый безопасный способ переправиться по реке на плотах. Внезапно Хан'гарад присел на корточки и поднял с земли несколько камешков.

— Что это? — спросила Изолт.

Он обернул к ней свое смуглое, иссеченное шрамами лицо, держа на ладони кучку больших матовых кристаллов.

У Изолт внезапно перехватило дыхание.

— Алмазы?

— Да.

Она взяла у него камни.

— Но они такие тусклые!

— Все необработанные драгоценные камни выглядят приблизительно так. Они как оружие, их нужно точить, шлифовать и полировать. — Он выпрямился одним плавным движением. — Как Шрамолицых Воинов.

Изолт кивнула, взвешивая камни на ладони.

— Пойдем расскажем Мак-Синну, — сказала она, охваченная непонятной радостью. — Если в этой реке есть алмазы, он сможет никогда больше не бояться бедности.

— Если останется в живых, — заметил Хан'гарад.

Нила очнулся. Все тело у него болело. Он почувствовал на своем лбу холодную влагу. Он с трудом разлепил глаза, и ему показалось, что свет ударил прямо в его обнаженный мозг. Застонав, он попытался прикрыть глаза ладонью, но рука не шевельнулась. На него упала чья-то тень. Он шарахнулся, но ласковая рука удержала его. Один из его ралисников склонился над ним, обеспокоенно хмурясь.

— Как вы себя чувствуете, мой принц? — спросил он.

— Как акулья наживка, — хрипло ответил Нила, мучительно закашлявшись. Он попытался сесть, и воин помог ему, а потом дал в руки раковину, полную свежей и прохладной дождевой воды. Нила с благодарностью глотал воду, оглядываясь вокруг. Они находились на узкой песчаной косе между высокими скалистыми мысами. Нила узнал ее. Это был тот же пляж, где он очнулся в прошлый раз. Отсюда было видно даже скалу, где сидел его отец, велевший его братьям избить его до смерти.

— Почему я жив? — спросил он.

Воин иронически усмехнулся.

— Не знаю, мой принц. Когда мы нашли вас, то подумали, что вы мертвы. Должно быть, всемогущий Йор благоволит к вам, потому что вы все еще дышали, несмотря на все их побои.

В его голосе гнев мешался с презрением. Нила искоса взглянул на него.

— Мы?

— Воины из вашего отряда, мой принц.

Нила огляделся и увидел лица всех своих людей, склонившихся над ним. На глаза у него невольно навернулись слезы. Он сглотнул, полный решимости не показывать, как он тронут.

— Они приказали нам следовать за ними, но когда они выплыли на ночлег на пляж, мы оставили их и поплыли назад, — сказал другой воин. — Мы не ожидали найти вас живым, мой принц. Мы собирались лишь отдать вам последние почести, подобающие принцу, и послать вас в объятия Йора, как заслуживает ваше мужество. Может быть, вы опрометчиво и доверились той сирене, но не заслужили ни такую смерть, ни того, чтобы вас бросили на берегу, как медузу. Мы хотели совершить все обряды и отправить вас в море, с вашей жемчужиной на груди и дарами для богов у ног.

Нила поднял непослушные пальцы и ощупал жемчужину, лежащую у него на груди.

— Но мой брат...

— Вашего брата Лонана ужалил песчаный скорпион, — негромко сказал воин. — Он как-то сумел забраться в его меха.

— Они воздали ему почести, подобающие принцу, — сказал другой. — Совершили все обряды, и его опустили в море с множеством великолепных даров богам.

— Но без черной жемчужины, — сказал первый. — Йор дал эту жемчужину вам, и мы решили, что вы и отдадите ее обратно ему.

— Вот только вы не умерли. Поэтому мы вымыли вас, перевязали сломанные ребра и руку и снова повесили черную жемчужину вам на шею.

— Почему? — спросил Нила. — Вы что, не понимаете, что с вами будет, если это выяснится?

Воины тревожно зашевелились, переглядываясь.

— Если бы мы поступили по-другому, это было бы бесчестьем, — сказал один из них наконец. — Вы — наш йака.

— Вы выступили против Короля мудро и с огромной отвагой, — сказал другой. — Не подобало такому мудрому и храброму воину умереть с таким позором. Наш король, если хочет, может поступать так и приказывать своим сыновьям делать так же, но мы подчиняемся лишь собственной совести. Воину не подобает избивать хорошего человека до смерти за то, что тот говорит то, что считает правдой.

Нила был не в состоянии говорить. Потом все-таки произнес:

— Спасибо вам.

Они закивали головами. Один из них дал ему еще воды, а другой принес рыбы, нежной, белой и соленой. Нила с благодарностью поел, хотя от соли разбитые губы тут же защипало.

— То, что вы сказали, правда? — спросил наконец один из них. — Что Жрицы Йора хотят поднять море в приливную волну?

Нила кивнул.

— И что приливная волна обрушится на землю и утопит ее?

Он снова кивнул. С одним заплывшим от багрового синяка глазом и вторым, все еще слезящимся от света, ему было трудно различить выражение лица ралисника, а его голос звучал безо всякой интонации. Нила задумался, к чему клонят все эти вопросы.

— И все живое на суше утонет?

— Все живое вблизи моря, — ответил Нила.

— И Жрицы Йора действительно воззвали к Кани, матери Богов, прося ее поднять эту приливную волну?

Несмотря на все попытки, в голосе воина послышались смятение и страх.

— Да, это правда, — ответил Нила. — Я был там, я слышал, как Кани говорила устами одной из жриц.

— Будить богиню землетрясений и вулканов смертельно опасно, — сказал воин дрогнувшим голосом.

— Да, — сказал Нила.

— А как мы выживем? — с тревогой спросил другой. — Как выживем все мы?

— Не знаю, — ответил Нила, ощутив, как его снова придавило темное отчаяние.

— Что мы можем сделать? — спросили воины. — Как мы можем остановить это? Как нам спасти свои жизни? И наших братьев-китов? Что мы можем сделать?

— Ничего, — сказал Нила, снова закрывая глаза. — Мы не можем сделать ничего.

ЗАМОК ЗАБВЕНИЯ

Война — непредсказуемая тварь. Будучи развязанной, она несется как бешеная собака, уничтожая своих и чужих без разбора. Она может тянуться годы, становясь настоящим испытанием душевных и телесных сил, а может и закончиться в одной ослепительной вспышке кровопролития и разрушений.

Сначала казалось, что война против фэйргов будет выиграна именно так, в испепеляющем пламени горящего океана, пожирающем извивающихся и исходящих криками морских змеев и в один миг превращая сотни фэйргийских воинов в золу. Черный жирный дым поднимался к небу, душа тех, кто в ужасе наблюдал за этим зрелищем с кораблей королевского флота. Сами волны горели странным зеленым огнем. Как бы отчаянно ни бились морские змеи, сколь бы глубоко ни ныряли воины, пламя не отступало, оставляя от них лишь угли и пепел, усеивавшие равнодушно колышущуюся морскую воду. Борта всех кораблей были перепачканы сажей, черной и жирной.

— Зеленая кровь Эйя! — закашлялся Лахлан, утирая слезящиеся глаза. — Этот морской огонь моего дядюшки действует в точности так хорошо, как он и обещал!

— Мне не кажется честным поливать их этой дрянью, а потом просто смотреть, как они горят, — сказал Дункан Железный Кулак. Его бородатое лицо было очень угрюмым.

— А нападать на нас в разгар бельтайнского пира было честно? — парировал герцог Киллигарри. Он прикрывал рот пледом, а глаза у него от едкого дыма покраснели и слезились. — Мы на войне, и любая стратегия, которая приведет нас к победе, будет честной.

Дункан Железный Кулак покачал головой.

— Упаси нас Эйя от такой войны, — ответил он и, развернувшись, ушел с полубака. Лахлан тревожно посмотрел ему вслед.

— В следующий раз они подумают, прежде чем нападать на наш флот, — с удовлетворением сказал адмирал Тобиас. — А ветер необыкновенно благоприятный, благодаря вашим ведьмам. Если ничего больше не произойдет, мы обогнем мыс Провидения всего через четыре дня.

— Больше ничего не произойдет, — уверенно заявил герцог Киллигарри. — С морским огнем Мак-Бренна мы просто спалим любого фэйрга, который высунет голову из воды.

— Погибели предшествует гордость, а падению надменность, — назидательно изрек Эрвин Праведный, первый помощник с «Королевского Оленя». Как и у большинства тирсолерцев, у него были поговорки на все случаи жизни, и почти все они были совершенно не жизнеутверждающими. Но на этот раз он оказался прав. Когда через три дня королевский флот обогнул мыс Провидения, на них налетел неожиданный шторм такой силы, что семь кораблей пошло ко дну, а остальные получили очень сильные повреждения. Почти на каждом судне было по одной-две сломанных мачты, паруса изорвало в клочья, а в корпусе зияли пробоины. Провиант был безнадежно испорчен морской водой, людей смыло за борт, а многие козы и овцы просто утонули прямо в трюмах.

Изабо вместе с остальными ведьмами образовали круг силы и пытались утихомирить шторм, но против них были крен и качка, яростный ветер и хлещущий снег с дождем. Все, что им удалось, это лишь продержать вокруг флота глаз бури достаточно долго для того, чтобы корабли смогли доплестись до одной из нескольких глубоких бухт у дикого и скалистого побережья.

Там флот застрял почти на неделю, пытаясь на сильном послештормовом ветру починить корабли. И там же на них напали фэйрги, подкравшись к поврежденным кораблям под покровом темноты, так бесшумно и молниеносно, что прежде чем люди успели забить тревогу, они уже хлынули через борта. Завязался жестокий рукопашный бой. В такой тесноте нельзя было использовать ни морской огонь, ни гигантские баллисты и пушки, выстроенные вдоль каждой палубы. Они сошлись меч на трезубец, кинжал на кинжал, перепончатый кулак на кулак. Когда сражение стало слишком лютым, фэйрги нырнули обратно в воду и вернулись в темное море.

Преследуемые непогодой и постоянными нападениями из засады, корабли добрались до залива Забвения за двадцать два дня, хотя рассчитывали пройти это расстояние всего за десять. Они потеряли еще четыре корабля, причем один сгорел от своего собственного заряда морского огня после того, как ветер переменился в самый неподходящий момент.

К тому времени, когда они добрались до залива Забвения, на «Королевском Олене» воцарилось уныние. Все надеялись, что смогут проплыть вдоль побережья, не встретившись с фэйргами. Изабо постоянно оправдывалась, поскольку этот план был построен на ее знаниях миграционных особенностей фэйргов.

— Это не моя вина, — запротестовала она однажды вечером. — Фэйрги явно отплыли к северу раньше обычного. Они ожидали нападения, вы же знаете...

— Ну да, наша фэйргийская шпионка так нам и сказала, — едко отозвался Ри, бросив взгляд на Майю, мирно сидевшую в дальнем конце каюты, играя в нарды с Бронвин.

Бывшую Банри содержали под строгой охраной с тех самых пор, как ее схватили в бухте Брайда. Изабо боялась, что Лахлан может потерять голову, охваченный желанием отомстить жене брата, но она недооценила его. Сколь бы сильную ненависть Лахлан ни питал к Майе, он понимал, что она может оказаться очень полезной в войне с фэйргами. Майя знала об обычаях и верованиях обитателей моря больше, чем кто-либо другой, и клялась, что хотела лишь обезопасить Изабо и Бронвин. Кроме того, Лахлан понимал, что ему выгоднее отдать Майю под суд за ее преступления и продемонстрировать народу страны, что он честный и справедливый ри, чем немедленно разделаться с ней.

Поэтому Майя плыла с ними, принося им некоторую пользу тем, что объясняла боевой порядок в стаях фэйргов и предсказывала их наиболее вероятные стратегии. Все это время фэйргийка оставалась совершенно невозмутимой. Несмотря на стальной наручник и цепь, которые она носила на одном запястье, она вела себя так, будто была почетной гостьей, а не военнопленной. Бронвин была вне себя от радости, что снова видит мать, хотя была страшно оскорблена цепью и злилась на Лахлана за то, что он настаивал на ней. Она освободила бы Майю, если бы могла, и Изабо приходилось постоянно напоминать ей, чтобы она не навлекала на себя гнев Лахлана.

— Ри мог бы запереть твою мать в трюме под палубой, — говорила она. — И не забывай, здесь она в большей безопасности, чем в открытом море, потому что если бы ее поймали фэйрги, то немедленно казнили бы. Ты же знаешь, что девиз твоего клана «Мудро и храбро»? Так вот, сейчас время быть мудрой, а не храброй.

Сейчас же, проглотив сердитый ответ, Изабо взглянула на две гладкие темные головы, склоненные над доской.

— Мы всегда знали, что эта война будет нелегкой, — сказала она негромко. — Я знаю, что потерять одиннадцать кораблей еще до того, как мы добрались до залива Забвения, это тяжелый удар, но со всеми этими штормами мы могли бы потерять еще больше. Я думаю, что эта ведьма-жрица фэйргов действительно должна происходить от погодных ведьм, потому что эти штормы не могут быть естественными.

— Она должна быть очень могущественной, — мрачно сказал Лахлан. — Говорят, у меня тоже есть Талант управлять погодой, но даже с Лодестаром и кругом силы все, что мне удалось, это лишь не потерять весь флот целиком!

Майя подняла глаза от доски.

— Не забывайте, что у фэйргов есть своя магия, — сказала она спокойно. — Нила говорил мне, что видел, как Фанд пользовалась Ночесферой Найи. Это самый могущественный талисман Жриц Йора и к тому же куда более древний, чем этот ваш маленький шарик.

Изабо и Лахлан уставились на нее, потом брови Ри сошлись на переносице.

— Теперь ты еще и подслушиваешь? — осведомился он сердито.

— Ничего подобного, — снисходительно отозвалась Майя. — Разве ты не знал, что у фэйргов очень острый слух? Мы можем отыскать дорогу, прислушиваясь к эху наших свистков, отражающемуся от скалы, айсберга или кита. Если ты хочешь, чтобы я не слышала то, что ты говоришь, то не говори ничего рядом со мной.

Лахлан вспыхнул.

— Большое спасибо за пояснение, — сказал он с обманчивым спокойствием.

— Не за что, — ответила она и вернулась к игре.

Лахлан бросил на нее сердитый взгляд, еле сдерживаясь, чтобы не взорваться, потом поднялся и взял свой плед.

— Пойдем поговорим на палубе, Бо, — сказал он сквозь сжатые зубы. — Совершенно ни к чему, чтобы фэйргийка слушала все, что мы говорим.

— Тогда не ходите прямо надо мной, — посоветовала Майя, не отрываясь от игры.

Изабо вслед за Лахланом вышла на палубу. Было облачно и ветрено, и в лицо им ударили холодные брызги. По левому борту из моря выступали высокие скалы, которые лизал яростный прибой. Над водой возвышалось множество живописных утесов, и некоторые образовывали арки, соединенные с сушей. По правому борту, насколько хватало взгляда, расстилался океан, прерываемый лишь высокими треугольными вершинами множества маленьких островков, походивших на плавники великанских акул.

Лахлан смотрел на горизонт, сведя черные брови над глазами. Челюсти его были угрюмо сжаты.

— И зачем я только взял с собой детей! — вырвалось у него.

— Зачем тебе это понадобилось? — спросила Изабо. — Военный поход — совсем не место для детей.

— Я хотел, чтобы они были со мной, — отозвался Лахлан. — Я знал, что наше отсутствие может продлиться многие месяцы. Я и так пропустил все детство Доннкана из-за постоянных войн. Я почти не знал своего собственного отца. Его убил в Битве при Стрэнде король фэйргов, когда мне было всего три. Я не хочу, чтобы с моими детьми случилось то же самое.

Изабо молчала. Она думала об Оуэне и Ольвинне, совсем еще малышах, постоянно борющихся с морской болезнью в своей каюте. Она думала о Доннкане, которому не было еще и семи и который становился свидетелем одного кровавого морского боя за другим. Даже Изабо была потрясена морским огнем, а она ведь не была ребенком.

— Доннкана постоянно мучают кошмары, — сказала она. — Каждый скрип корабля заставляет его вздрагивать от страха.

Лахлан кивнул.

— Он скучает по матери, — сказал он. — Я тоже по ней скучаю. Ох, Бо, она вернется? Она была так сердита...

— Она вернется, — сказала Изабо. — Подожди, пока мы не добрались до Замка Забвения. Изолт будет ждать тебя там, я уверена.

Лахлан вздрогнул, зашелестев крыльями.

— Ну и название, — прошептал он. — Мак-Синны воистину странный и меланхоличный клан. Кому еще могло прийти в голову дать своему замку такое имя.

Они увидели Замок Забвения на рассвете следующего дня. Утро было холодное и промозглое, волны захлестывали нос корабля. Жалобно кричали чайки. Все сгрудились у левого борта, глядя не небольшую крепость, построенную на самой вершине мыса, охранявшего вход в залив Забвения. Когда-то это была высокая величественная башня, охраняемая высокими стенами и толстыми контрфорсными арками. Теперь от нее не осталось ничего, кроме груды камней, кажущейся совсем крошечной по сравнению с необъятной высотой утеса.

— Это же просто развалины, — недоверчиво сказал Дайд. — Здесь даже негде укрыться. Нам придется заново перестроить всю эту проклятую штуковину!

— Нет, глядите! — воскликнула Изабо, своим острым зрением заметив то, что упустили другие. — Там сине-золотой флаг. Мак-Синн должен быть там!

Флот обогнул мыс, предводительствуемый «Королевским Оленем», гордо несущим свои белые паруса. Над каждой мачтой развевались зеленые флаги Мак-Кьюинна. Перед ними расстилался залив Забвения, с каждой стороны охраняемая большим мысом, увенчанным разрушенной крепостью. Та, что была расположена на дальней стороне, называлась Замком Запустения. Если все пошло в соответствии с планом, Энгус Мак-Рурах должен был уже ждать их там со своими людьми. Они находились еще слишком далеко, чтобы через весь залив разглядеть, развевается ли флаг с волком Мак-Рурахов, но тонкую струйку дыма, поднимающуюся над руинами, видели уже все.

— Фэйрги не зажигают огонь, значит, это должен быть Мак-Рурах, — ободрила их Изабо.

— Правда? — тоскливо спросил Джей, опираясь на фальшборт и глядя на столб дыма.

— Очень на это надеюсь, — сказал Лахлан. — Что хуже всего в море, так это то, что мы не можем связаться друг с другом через такое огромное пространство. Как только мы высадимся на сушу, я пошлю Снежное Крыло с запиской. Скоро мы узнаем, Мак-Рурах ли там.

— Интересно, а Финн тоже с ним? — пробормотал Джей. — Она была полна решимости не позволить им оставить ее дома.

— Ну, тогда бьюсь об заклад, что она там, — с ухмылкой отозвался Лахлан. — Даже если ей пришлось для этого прятаться в обозе вместе с вещами!

Флот, лавируя против ветра, вошел в залив между мысами. Из серой воды вздымался остров, остроконечным пиком уходящий ввысь. Его вершина скрывалась в клубах облаков, сквозь которые смутно виднелись очертания стены и обрушившейся арки. Это было все, что осталось от Башни Сирен.

— Остров Богов, — сказала Майя звенящим от ликования голосом. Она прижала Бронвин к себе так сильно, что звякнула цепь. — Видишь, Бронни? Это божественный дом фэйргов. Внутри находятся Бездонные Пещеры, где появились на свет все боги — Йор, Бог Безбрежный Морей, Мика, бог грома, Таша, бог льда, Муки, бог наших братьев-китов, Рица, бог снов... Все они были рождены здесь и выплюнуты в мир огненным дыханием Матери всех Богов, Кани, богини землетрясений и вулканов.

Майя притянула Бронвин ближе к себе, вздрогнув то ли от страха, то ли от радости. Потом гордо поднялась, вызывающе глядя на Лахлана.

— Ты знаешь, что я никогда раньше не видела Остров Богов, самое священное место для всех фэйргов? Когда я родилась, фэйрги жили на плотах или цеплялись за жалкие обломки топляков или скалы, которые люди не давали себе труда охранять. Если бы мы попытались выплыть на берег, то были бы убиты или усыплены пением злых Йедд. Когда мне было примерно столько же, сколько сейчас Бронвин, или даже чуть меньше, меня забрали на Остров Божественной Угрозы. — Она указала на другой остроконечный остров, черный и неприступный, возвышавшийся позади. — Это остров Жриц Йора. После этого я еще много-много лет не видела дневного света.

Она рассмеялась. Это был ужасный смех, полный лютого злорадства, заставивший всех изумленно взглянуть на нее. Даже Бронвин отпрянула.

— Ты в самом сердце фэйргийских вод, Мак-Кьюинн, — сказала Майя. — Я всегда знала, что ты глупец.

Лахлан смотрел на курящийся остров, нервозно сжимая и разжимая рукоять Лодестара. От его лица отхлынула вся краска. Некоторые из солдат начали отпускать насмешливые замечания, полные бравады, но Ри не произнес ни слова. Он не мог оторвать глаз от Острова Богов.

С верхушки мачты раздался полный ужаса пронзительный крик.

— Морские змеи, капитан! Их там сотни! Плывут сюда!

Крик дозорного вывел Лахлана из оцепенения. Он прикрыл глаза сверху ладонью и взглянул в море. Изабо отчетливо различила длинные извилистые силуэты морских змеев, плывущих к ним. За каждым морским змеем плотным клином плыли кони-угри, раздувшиеся до невероятных размеров, и на каждом из них сидел верхом фэйргийский воин. По обеим сторонам на волнах качались стремительные блестящие фигуры других воинов.

— Свистать всех наверх! — закричал адмирал Тобиас.

Боцман пронзительно засвистел в свою дудку.

— Свистать всех наверх! — гаркнул он.

— Нам нужно лишь добраться до бухты под Замком Забвения, — закричал Лахлан. — Если Мак-Синн уже там, они должны были восстановить укрепления.

— Приготовить морской огонь! — приказал адмирал. — Зарядить пушки и баллисты!

— Зарядить пушки! — закричал боцман. — Готовить баллисты, право на борт!

На палубе закипела работа, а Лахлан приказал хладнокровно:

— Уведите пленницу под палубу и прикуйте ее к койке. И ее дочь тоже. Нам сейчас не хватало только предательства.

Майя снова рассмеялась. Ее длинные черные волосы хлестали ее по прочерченному сеточкой шрамов лицу, странные бледные глаза сияли.

— Мы надеемся на тебя, Мак-Кьюинн, не подведи нас. Думаешь, мне хочется стать кормом для морского змея?

— Увести ее! — рявкнул он.

Два крепких моряка ухватили Бронвин за локти, и она завизжала.

— Но Лахлан, если ты прикажешь заковать их, они утонут, если мы пойдем ко дну! — запротестовала Изабо.

— Если мы пойдем ко дну, то утонут все, — отрезал он. — Думаю, что фэйргийка и ее отродье куда в лучшем положении, чем все мы. У них хотя бы есть жабры.

Доннкан прижался к Изабо, маленький, бледный и испуганный. Бронвин снова закричала, и матросы поволокли ее к люку. Она вырывалась и сопротивлялась, и он запротестовал, чуть не плача. Лахлан встал на одно колено и обнял его, прикрыв мальчика своими огромными черными крыльями.

— Не бойся, — сказал он. — Никто из нес не утонет. У нас быстрый и крепкий корабль. Нам просто нужно добраться до безопасной бухты раньше, чем эти морские змеи. А теперь тоже спустись вниз и пригляди за братиком и сестренкой. Бран побудет с тобой.

— Нет, я хочу к тете Бо! — закричал Доннкан.

Изабо встала на колени рядом с Лахланом, чуть касаясь рукой его крыла. Доннкан прижался к ней, по его лицу текли слезы.

— Иди с Браном, — сказала она ласково. — Я должна остаться на палубе, чтобы помочь тете Мегэн и остальным ведьмам. Нам нужен крепкий ветер, если мы хотим перегнать морских змеев. Не бойся, милый.

Он цеплялся за нее, но она встала, расцепила его руки и подтолкнула его в руки перепуганной няньки. Бран стоял рядом, нервозно подергивая ушками и повесив хвост. Доннкан расплакался по-настоящему.

— Доннкан, — строго сказал Лахлан. — Мне очень нужно, чтобы ты был храбрым. Я не могу остаться с тобой, и тетя Бо тоже. Ты должен спуститься под палубу и сидеть там до тех пор, пока я тебя не позову. Ты понял?

— Да, дайаден, — ответил он. Губы у него дрожали, но он взял Брана за косматую лапку. — Пойдем, Бран, — сказал он. — Не бойся. Мы спустимся вниз вместе.

Мальчик и клюрикон вместе спустились по трапу, а следом за ними семенила болотница Мора со сморщенным от страха черным лицом.

Изабо прижала руку к груди, как будто это могло успокоить ее неистово колотящееся сердце. Потом быстро присоединилась к остальным ведьмам на палубе в уже знакомом кругу. Взяв за руки Гвилима и Дайда, она затянула слова обряда, взывая к ветрам мира. Все ощутили, как корабль бросило вперед, и паруса надулись так сильно, что, казалось, вот-вот лопнут.

Впереди возвышался утес, у подножия которого бушевало море, бросаясь на острые камни. Изабо видела, как он изгибался, образуя небольшую естественную гавань, со всех трех сторон окруженную скалами. Вход в нее был защищен высокой стеной и массивными воротами из стали. Флот из пятидесяти трех кораблей должен был проплыть через эти ворота так, чтобы они успели захлопнуться за ними, отрезав вход фэйргам. Сейчас они медленно, со скрежетом, открывались, и промежуток между стеной и воротами становился все шире и шире. Изабо оглядывалась на морских змеев, несущихся на них с невероятной скоростью.

Длинные, гибкие, извилистые, как ужи, морские змеи были изумрудно-зеленого цвета, с небольшими головами, поднятыми высоко над водой. Вдоль их шей шел золотой гребень, а впечатляющие мягкие плавники обрамляли их разинутые челюсти и торчали из плеч, точно крылья. На шее, между двумя рядами плавников, сидели воины. Хотя морские змеи на немыслимой скорости ныряли и выскакивали из волн, они никогда не опускали в воду голову, поэтому воины если и оказывались в воде, то только по пояс.

Они подплывали все ближе и ближе, пока Изабо не стала различать клыкастые лица воинов, их увешанные ожерельями шеи, их длинные черные волосы, ниспадавшие по спинам. Вход в бухту был широко открыт, но судя по всему, морские змеи должны были отрезать их от него до того, как они успели бы до них добраться. Изабо сжала руку Дайда.

— Огонь! — скомандовал адмирал.

Боцман засвистел.

— Огонь!

Баллисту перевернули на левый борт и прикрепили к палубе. Она была сделана в виде огромного арбалета. Огромные дуги лука были натянуты, а тетивой управляла лебедка. Когда ее отпускали, она на огромной скорости выпускала отравленную стрелу. Изабо смотрела, как она просвистела над волнами и вонзилась в сверкающие чешуи одного из морских змеев. Огромное существо взвилось, крича от боли, снова бросилось вперед, потом внезапно забилось в агонии. Всадника сбросило в воду. Они видели, как он отчаянно пытается удержаться на плаву в хаосе волн, поднятых бьющимся хвостом, потом его смяло под извивающимися кольцами змея.

Морской змей умирал очень долго. Изабо уткнулась лицом в плечо Дайда, чтобы не видеть этого, а Мегэн сказала хмуро:

— Драконье зелье — грязная выдумка. Подумать только, что я спасла дракона от этой судьбы, негодуя на Майю, которая придумала этому зелью такое применение, а теперь сама же обрекаю на нее морских змеев. Да, война действительно делает нас черствыми.

Снова и снова с каждого корабля королевского флота били баллисты. Хотя один морской змей за другим гиб от смертоносного яда, фэйргийские воины все так же неслись к ним, крича и потрясая трезубцами. Как только противник оказался на расстоянии пушечного выстрела, пушки начали стрелять тяжелыми бронзовыми ядрами, и воздух наполнился зловонным черным дымом!

— Мы не успеем! — в отчаянии воскликнула Изабо, глядя, как одно ядро за другим падают в воду и тонут, не поразив цели. Пушки снискали себе печальную славу своей ненадежностью и не были приспособлены для использования против такой подвижной и быстрой цели, как морские змеи и кони-угри.

— Теперь им придется пускать в ход морской огонь, — мрачно сказал Дайд. Боцман уже выкрикивал приказы, и матросы поспешно выкатили бочки с морским огнем. Липкую жидкость с огромными предосторожностями закачали в стеклянные банки, которые плотно заткнули пробками и зарядили в мангонели. Морской огонь настолько легко воспламенялся, что никто не чувствовал себя в безопасности, применяя его, и поэтому его всегда приберегали как самое последнее средство.

Мангонели были большими катапультами, которые, как и баллисты, можно было возить по палубе. Банки с морским огнем зарядили в чашу и спустили ее, и она отбросила банки на четыреста футов от корабля. От удара об воду стекло разбилось, и вода мгновенно запылала. Все, находившееся в ста футах от этого места, загорелось. Даже нырнув под воду, нельзя было потушить пламя, ибо соленая вода была топливом для морского огня. Спасения от него не было.

Воздух огласился предсмертными криками зверей и фэйргов. Всюду клубился дым, и зловещие отсветы горящего моря играли на парусах, мачте и резной корме, заставляя лица горгулий и ангелов ухмыляться и гримасничать.

— Разворачиваемся, разворачиваемся! — заорал боцман, когда морской огонь погнало обратно на них. Моряки вытягивали канаты, а рулевой изо всех сил налегал на штурвал. «Королевский Олень» развернулся вокруг своей оси, паруса безжизненно повисли, а потом снова наполнились ветром. Изабо взглянула на левый фальшборт и увидела, что над ними нависают утесы, рядом с которыми высокие мачты казались просто ничтожными. Потом корабль пронесся через огромные ворота, увенчанные грозными изогнутыми шипами и укрепленные толстыми стальными листами.

Через борт на длинных веревках выкинули ведра, чтобы замедлить скорость галеона, и все якоря были сброшены. Все бросились на мачты спускать паруса, отчаянно пытаясь остановить стремительное движение корабля. Утес навис над ними. Изабо инстинктивно прикрыла руками голову, ожидая оглушительного грохота, когда корабль сядет на скалы. Вместо этого ее швырнуло на колени, и корабль еще раз сменил направление. Потом якоря легли на морское дно, и «Королевский Олень», содрогнувшись, замер.

Подъем по скале до Замка Забвения был долгим и трудным. Доннкан и Бронвин насчитали пятьсот восемьдесят шесть ступенек, крутых и скользких от постоянной влажности. Сначала они считали громко и с энтузиазмом, потом запинаясь и тяжело дыша, а под конец сердито и даже со слезами. У Изабо не хватало дыхания, чтобы отвечать, поскольку маленькая Ольвинна сдалась примерно после десятой ступеньки, а сидеть на руках у кого-нибудь из солдат категорически отказалась. Оуэна нес Лахлан, но он был намного сильнее, и у него были крылья, которыми он мог помогать себе. Часто он перелетал с одной площадки на другую, а мальчик крепко вцеплялся в него и визжал, то ли от испуга, то ли от восторга.

Большую часть тяжелого вооружения оставили на кораблях или в караулке в бухте, но бесчисленные мешки и бочонки пришлось поднимать на веревках и воротках. Энит и Мегэн поднимали точно так же, к немалой досаде Мегэн. Но ей все же пришлось признать, что подъем слишком труден для нее, и она сидела в брезентовой петле, с очень прямой спиной и мечущими молнии глазами.

С лестницы Изабо видела залив Забвения, где среди черных жирных хлопьев плавали обломки четырех кораблей и обугленные тела мертвых морских змеев, коней-угрей и фэйргийских воинов. Везде плавал дым. Изабо слишком устала, чтобы чувствовать что-то большее, чем оцепенение, но тяжесть племянницы на руках тянула ее вниз, пока ей не показалась, что она сейчас расплачется от изнеможения. В этот миг к ней подошел Дайд и взял Ольвинну у нее из рук, уложив спящую малышку к себе на плечо и протянув ей руку. Он улыбнулся ей и сказал:

— Почти дошли. Выше нос, моя красавица!

И Изабо почувствовала прилив энергии, который помог ей преодолеть последний пролет.

Они очутились на широком дворике, со всех сторон окруженном огромными стенами и дозорными башнями. На каждой полуразрушенной башне реял флаг Мак-Синна — золотая арфа на бледно-голубом фоне.

Замок Забвения был заброшен тринадцать лет назад, когда фэйрги выгнали Мак-Синна и его семью прочь в грозу. Морские обитатели сделали все, что могли, чтобы стереть крепость с лица земли. Но у них не было ни огня, ни стенобойных машин. Время и погода оставили на крепости куда больший отпечаток, чем это удалось фэйргам.

Большая часть самого замка лежала в руинах, превратившись в кучу замшелых валунов, среди которых там и сям виднелись обрушившиеся арки. Центральная башня была открыта небу, и огромный зал зарос травой и чертополохом, а лестница рухнула и рассыпалась на куски. Но крыши некоторых более мелких крыльев уцелели, и именно там Мак-Синн и его люди разбили лагерь, затянув дыры брезентом и выполов самые разросшиеся колючки. Больше всего труда было положено на ремонт внешних стен, которые снова стояли, высокие и крепкие, защищая от возможного нападения.

Двор был запружен людьми, которые наперебой приветствовали новоприбывших и помогали разгружать оружие и припасы. Изабо опустилась на бочонок.

— Зеленая кровь Эйя, ну и подъем! — выдохнула она. — У меня все ноги болят.

Лахлан сунул Оуэна ей в руки, поспешно сказав:

— Последи за ним секундочку, Бо.

Прежде чем она успела хоть что-то сказать, он зашагал через толпу, коротко кивая на каждый приветственный крик, хмуро оглядываясь по сторонам. Внезапно его лицо просветлело.

— Изолт! — воскликнул он.

Изолт только что появилась на вершине лестницы, ведущей в разрушенный замок. На ней были ее видавшие виды кожаные латы, волосы спрятаны под кожаным шлемом, одна рука висела на перевязи. Она увидела Лахлана, и ее лицо засияло. Она прыгнула с верхней ступеньки и спикировала вниз, прямо в его объятия.

Лахлан взмахнул крыльями и взмыл ей навстречу, и Ри и Банри встретились в воздухе, слившись в поцелуе. Она вытащила руку из перевязи, чтобы обеими руками обвить его шею, притянув его темную голову ближе. Долгое время они парили в воздухе, не замечая радостных воплей толпы, потом медленно-медленно опустились на землю. Крылья Лахлана окружали ее, скрывая из виду. Их губы встретились, слились, отстранились друг от друга, чтобы что-то сказать, потом снова слились. Он стащил с нее шлем, и длинные рыжие кудри рассыпались по его рукам. Ее пальцы ласкали его затылок, скользнули к его широким плечам, пробежали по спине. Потом к ним бросился Доннкан, пролезший сквозь отцовские крылья и прижавшись к ногам Изолт.

— Мама! — закричал он.

Глаза Изолт были мокры от слез. Она упала на колени, прижав его к себе и качаясь взад-вперед. Лахлан склонился и обнял их обоих, а потом Изолт начала оглядываться, ища близнецов.

— А малыши? — спросила она хрипло.

Изабо поднялась, подняв Оуэна и неся его через толпу. Дайд шагал рядом с ней с сонной Ольвинной на руках. Они увидели Изолт и рванулись к ней, завизжав от восторга.

— Мама, мама!

На миг глаза Изабо и Изолт встретились. Они улыбнулись друг другу, потом Изабо передала ей подпрыгивающего от нетерпения мальчика и отступила.

— Я боялся... — донесся до нее шепот Лахлана. — Ох, Изолт, я так боялся, что ты не вернешься. Прости меня!

— И ты меня прости, — прошептала она, и они снова прильнули друг к другу.

— Что заставило тебя вернуться? — спросил он. — Ты была так холодна, когда мы расставались, и я был уверен, что ты решила остаться в снегах.

Изолт кивнула.

— Я и решила, хотя бы для того, чтобы наказать тебя. Ну, за то, что нарушил гис. Но когда я лежала под той лавиной, думая, что никогда больше не увижу тебя... и ребятишек...

И снова глаза Изабо и Изолт встретились. Все, что было между ними несказанного, было сказано одним этим взглядом. Изабо развернулась и поспешила прочь, задыхаясь от радости и горя. Она дошла до стены и спряталась под ней, отвернувшись от толпы и яростно вытирая руками влажные глаза. Незаметно подошел Дайд, взяв ее под руку. Она обернулась и улыбнулась ему, зная, что ее лицо все в пятнах от слез.

— Что, так больно видеть их вдвоем? — спросил он, тихо и напряженно.

Она кивнула.

— Да, больно от счастья. Я знаю, это глупо, но я так рада... Я так боялась...

Он чуть расслабился.

— Боялась? Чего?

Она покачала головой, смеясь и плача одновременно.

— Сама не понимаю. Что кто-нибудь из них окажется чересчур гордым или снова замкнется. Они оба никогда не могут сказать, что у них на сердце.

Он посмотрел на нее, потом вдруг склонил голову и поцеловал ее, застав ее врасплох. Она не могла удержаться от того, чтобы не ответить, да и не хотела удерживаться. Он оторвался от ее губ и сказал хрипло:

— Вот.

Изабо засмеялась над ним, утирая остатки слез.

— Ты решил, что я плачу от горя или от зависти? Ну, я чувствовала и их тоже, но не по тем причинам, какие ты подумал.

— Я рад, — выдавил он.

— И я тоже, — сказала она искренне. Она увидела, что он собрался снова поцеловать ее, и обеими руками уперлась ему в грудь. — Нет, сейчас не время и не место. Нам надо еще очень многое сделать.

— И когда же будет время и место? — спросил он, частично обретя свою обычную живость.

Изабо не знала, что ответить. Первым ее побуждением было пошутить, но она видела, что под его беззаботностью кипят тщательно сдерживаемые чувства. Она взяла его за руку, посмотрела на нее, погладив по длинным загрубелым пальцам и переплетя их своими пальцами.

— Не знаю, — сказала она просто.

Он немного помолчал, глядя на их переплетенные руки.

— Ты... Ты не...

— Я не знаю, — сказала она. — Я боюсь... — Она не смогла заставить себя закончить фразу. Что-то поднялось из глубин ее души, стиснув железной рукой горло и снова наполнив глаза слезами.

— Изабо, когда тебя тогда поймали... когда тебя пытали, они... они тебя?..

Он тоже не смог договорить. Из глаз у нее хлынули слезы, но она ничего не ответила, отобрав у него руку.

— Пожалуй, я пойду помогу Мегэн, — сказала она, протискиваясь мимо него.

Он поймал ее руку.

— Изабо...

Она выдернула ее и бросилась прочь. Оставалась еще масса несделанного, и Изабо занялась этими делами. Время от времени горячий ураган эмоций грозил ошеломить ее, и тогда ей приходилось немного постоять на месте, глубоко дыша и обращаясь к своей ко, прежде чем она могла немного успокоиться. Она опять ощущала ту опасную ранимость, которая мучила ее в недели, последовавшие после ее Испытания Колдуньи, то ощущение, будто сломались какие-то преграды внутри нее, которые она предпочла бы оставить целыми. Клюрикон Бран слонялся вокруг нее, чувствуя ее расстройство, и Буба время от времени беспокойно ухала, задавая какой-нибудь вопрос. Она лишь растерянно улыбалась, пытаясь заверить их, что у нее все в порядке. На резкий вопрос Мегэн она ответила просто:

— Это все эта война, этот морской огонь. Та ужасная гибель.

Хранительница Ключа кивнула.

— Да, ведьмам еще труднее защититься от этого, чем обычным людям, ведь мы не только видим физическую агонию, но и ощущаем нематериальные эманации. Мне самой пришлось нелегко, а ведь я уже привыкла ко всему за четыреста тридцать пять лет.

Изабо никогда раньше не видела настоящей войны. Она бежала, покинув двор Лахлана вместе с Бронвин, еще до того, как разгорелась война с Яркими Солдатами, и все те долгие годы, которые понадобились, чтобы победить их, провела в горах. Замечание Мегэн показалось ей очень точным.

Ибо этой войне, получившей название Четвертая Фэйргийская Война, предстояло стать той долгой и изнуряющей войной, которой все страшились. Она тянулась всю зиму. Фэйрги защищали Остров Богов с отчаянным мужеством фанатиков. Флоту Ри никогда не удавалось подойти на расстояние выстрела к старому вулкану, несмотря на все пушки, баллисты и бочонки с морским огнем. Стычка следовала за стычкой, и огню, крови, разрушениям и горю не было конца. Изабо вместе с целителями перевязывала раненых и отправляла солдат получать все новые и новые раны. Томас Целитель исхудал до прозрачности, отдавая всю энергию жизни, роста и детства на исцеление одного растерзанного тела за другим.

Серые Плащи сосредоточились на том, чтобы удерживать берег. Их люди заняли старые форты, построенные на каждом крупном мысе, и большинство главных городов-крепостей, защищающих безопасные бухты. Хотя все эти города были покинуты много лет назад, новость о том, что Мак-Синн вернулся, хотя и медленно, но все же распространялась по внутренним районам, куда бежали многие жители. Постепенно люди начали возвращаться, подогреваемые застарелой ненавистью, чтобы помочь выгнать фэйргов. Тех из них, которые обосновались в старых городах, вытеснили обратно в море, а в каждую пещеру и каждый подземный ход в скалах были посланы отряды с горящими факелами. Но каждая, даже самая маленькая, победа давалась с огромным трудом, а маленьким поражениям не было числа.

Лахлан проводил большую часть времени на «Королевском Олене» в постоянных атаках на фэйргов, и Дайд плавал вместе с ним. Если Изабо когда-то и удавалось увидеть его, оба были усталыми, встревоженными и поглощенными каждый своими заботами.

Наступил и остался позади седьмой день рождения Бронвин, потом Самайн, самая темная ночь года. Никто уже и не помнил, что можно быть в тепле, сытым и свободным от липкого страха. Солнечный свет превратился в смутное воспоминание детских лет. Несмотря на все усилия ведьм, берег постоянно трепали бури. Корабельный налог Лахлана постепенно разбивался о скалы, мешки с зерном плесневели, а детей невозможно было содержать в чистоте и сухости. Болезни косили всех без разбора, а лекарств оставалось все меньше. У Оуэна несколько дней держалась такая высокая температура, что Изабо думала, что он не выживет. Томаса поспешно отозвали домой, чтобы он мог вылечить его, а тем временем семнадцать солдат умерло от дизентерии в Замке Запустения, форте, построенном на мысе на дальней стороне залива, где Мак-Рурах стоял лагерем со своими людьми и своей строптивой дочерью.

Часто бури бушевали так долго, что никто из солдат даже и не пытался покинуть Замок Забвения. В такой ветер было слишком опасно выходить в море, слишком холодно гулять на воздухе, слишком трудно поднимать боевой дух для еще одного безрезультатного нападения. Фэйрги отошли в Бездонные Пещеры, и Майя дразнила своих тюремщиков описаниями их теплых пещер, горячих дымящихся озер и толстых тюленьих шкур. Фэйргийка не страдала от пронизывающего холода. Она могла плавать в море среди льдин и оставаться в живых.

К середине зимы ведьмы оставили попытки обуздать погоду. Начинающийся шторм превратился в яростную бурю. Постоянный рев ветра взметал волны на такую высоту, что они накрыли бы «Королевский Олень» со всеми его мачтами, если бы у Лахлана хватило безрассудства вывести его из ненадежного укрытия бухты. Постоянно сверкали молнии, точно толстые, пульсирующие жидким огнем вены. Гром отзывался от стен Замка Забвения зловещей симфонией ударов и раскатов. Снег возвел над старыми стенами новые. Почти неделю никто не мог пробиться к ним, и никто не мог связаться с ведьмами в других фортах из-за статических помех в небесах. Они были осаждены, отрезаны от жизни, заперты в этом замке неистовой бурей.

День зимнего солнцестояния они провели, сбившись в кучу и пытаясь сохранить остатки тепла. Потом настал Хогманай с его бесповоротным и окончательным отделением одного года от другого. Они не могли не вспоминать прошлые года и не беспокоиться о наступающем. Они не могли не чувствовать острого сожаления.

Стоял лютый холод. Ветер завывал, точно баньши. Снежная тьма подступала к стенам разрушенного замка. Несмотря на все усилия Изабо, огонь мигал и трещал, давая больше дыма, чем тепла. Близнецы жалобно плакали. Изабо укачивала Ольвинну, прижимая ее к плечу, похлопывая ее непослушной окоченевшей рукой и бормоча:

— Шшш, моя пчелка, шшш, моя пчелка.

Слова давно уже утратили всякий смысл.

— Вот я и вернулся в Брайд ко дню рождения, — пробурчал Доннкан.

— Ничего, малыш, — сказала Изабо. — Разве тебе бы больше хотелось быть в Брайде одному, чем здесь с мамой и дайаденом?

— Да! — непокорно заявил Доннкан. — Кому бы вообще захотелось здесь быть? Почему мы пытаемся отбить это ужасное место? Давайте попросим фэйргов забрать его у нас и поедем домой.

Изабо ничего не сказала. Она готова была согласиться с каждым словом. И, судя по выражением лиц всех остальных, кто собрался в выстывающей маленькой комнатке, не она одна.

— И потом, — сердито сказал Доннкан, — мама и дайаден все равно не здесь. Они застряли в том ужасном замке, и в такую метель ни за что не смогут вернуться. А они обещали, что вернутся к моему дню рождения!

— Они проберутся сюда, если смогут, дорогой, — сказала Изабо, но Доннкан бросился на свою импровизированную кровать, отвернувшись к стене. Бронвин зарылась в одеяла рядом с ним, положив руку ему на плечо. Изабо тяжело вздохнула. Лахлан и его свита были в Замке Запустения уже две недели, и она не верила, что они смогут вернуться назад. Буран был слишком свирепым.

— Что ж, нет никаких сомнений в том, что эта их жрица-ведьма обладает Талантом управлять погодой, — сказала Мегэн, сидевшая почти у самого огня. — Этот проклятый ветер воет уже два месяца, и у нас не было ни единого дня покоя.

— Мак-Синн говорит, что зимой бывает такой ветер, — сказала Изабо.

— Да, может, это и так, — раздраженно ответила Мегэн. — Но я не поверю, что он дует вот так, днем и ночью, каждый божий день. Это неестественно, а если бы и было естественно, то никто в здравом уме не поселился бы здесь, даже Мак-Синн.

— Разве ты не можешь ничего сделать? — пронзительным от раздражения голосом спросила Изабо.

— Думаешь, если бы могла, то не сделала бы? — огрызнулась Мегэн. — Я же не погодная ведьма!

— Но есть же Лодестар! Неужели ты не можешь помочь Лахлану поднять Лодестар и остановить непогоду? — Изабо чуть не плакала. Постоянный вой ветра мог вывести из терпения кого угодно, в особенности когда ему сопутствовали постоянные капризы двух голодных и замерзших трехлеток.

Мегэн вздохнула.

— Теперь Лодестар Лахлана, и только он может поднять его, Бо. Тебе бы следовало это знать. Кроме того, погодой всегда трудно управлять. Это взаимодействие воздуха, воды, огня и земли, и если ведьма хочет воздействовать на погоду, она должна быть сильной во всех этих стихиях, и в стихии духа тоже. А такую бурю, как эту, вообще практически невозможно контролировать. Когда она достигает такой силы, самое лучшее, что можно с ней сделать, это просто позволить ей пройти. — Она закуталась в свой плед, поднеся скрюченные узловатые пальцы к еле тлеющим углям. — По крайней мере, можно радоваться, что фэйрги точно так же страдают от непогоды, как и мы.

Майя злорадно улыбнулась, и Мегэн сказала:

— Одно слово, Колдунья, и я испепелю тебя на месте. Я не преувеличиваю!

Майя успокаивающе подняла руки, потом сделала вид, что заперла рот и выкинула ключ. Бронвин хихикнула.

Доведенная до предела, Изабо резко встала и вышла из комнаты, закутавшись в свой плед, который не слишком спасал от пронизывающего ледяного ветра.

Во дворе под импровизированным навесом, наспех сколоченным солдатами, сбилось в кучу стадо коз и овец. Сугробы доставали им до холок, и все овцы были так густо облеплены снегом, что казалось, будто на них надета еще одна шкура, более белая и тяжелая, чем их собственная.

Изабо погладила их по их стоическим печальным мордам и вгляделась в обжигающий ветер. Зима в Карриге походила на зиму на Хребте Мира. Она была такой же беспощадной.

— Хочу домой, — сказала она Бубе. Домой-ух...

Сверкнула внезапная вспышка, и на ее серебристом фоне четко вырисовался черный силуэт разрушенного замка. До Изабо донеслась музыка, электрическое покалывание, похожее на разряд молнии, которое на самом деле было результатом какого-то мощного магического действия. Она распрямилась, волосы у нее на голове встали дыбом. И сияние затопит землю...

То, что озарило небо от горизонта до горизонта, не было молнией. Эта была вспышка Лодестара. Она услышала, как ветер внезапно улегся, услышала тишину, звенящую, точно удар гонга. Снежинки медленно опали на землю, но новых за ними не последовало. Из конюшен донеслось ржание лошадей, овцы беспокойно кружили в своем загоне, жалобно блея. Сердце у Изабо колотилось, замерзшие губы растянулись в непривычной улыбке. После всего этого времени, после борьбы, смертей и ужаса, Лахлан наконец зажег Лодестар — и не для того, чтобы выиграть битву, не для того, чтобы одержать победу над врагом, а для того, чтобы выполнить обещание, данное маленькому сыну.

Слезы замерзали у нее на щеках. Она пробралась через занесенный снегом двор, поднялась по лестнице и перебралась через огромные сугробы к воротам замка. Она была не единственной. Все в замке слышали эту ликующую музыку, видели поток света. Они поспешили к воротам замка, загоревшись надеждой. Подошла Мегэн, тяжело опираясь на свой резной посох, с Гита на плече. Доннкан и Бронвин подскакивали от нетерпения, наперебой забрасывая ее вопросами, а няня Мора крепко держала за руки Оуэна и Ольвинну. Томас прислонился к стене, и его лицо впервые за несколько недель окрасилось румянцем, а Джоанна Милосердная хлопотала вокруг него с теплой шубой и кружкой горячего молока. Все солдаты, здоровые и раненые, столпились рядом с ней вместе с целителями, слугами и ведьмами.

— Сам скоро будет здесь, — говорили они друг другу. — И буран прекратился. Хорошее предзнаменование для нового года!

Стражники распахнули дверцу, прорезанную в массивной створке замковых ворот. Луна заливала бледным светом заснеженный пейзаж, а темное небо, точно маргаритки на лугу, усеивали звезды. Вокруг стояла немыслимая тишина. Вдалеке еще виднелись облака, закрывающие горизонт, но над Замком Забвения все было спокойно.

Во дворе развели костер, поскольку никто не хотел возвращаться обратно в темные душные комнаты. Они кутались в шубы, по самые носы заворачиваясь в пледы и притопывая ногами, чтобы не замерзнуть, но упрямо высматривали Ри и его свиту.

— Я знал, что они придут! — радостно сказал Доннкан. — Дайаден обещал!

Внезапно один из стражников воскликнул:

— Смотрите! Они идут.

По скале вилась дрожащая цепочка оранжевых огней. Толпа приветственно завопила. Колеблющиеся огоньки становились все ближе, и наконец они увидели процессию, поднимающуюся по крутой дороге к замку. Возглавлял ее Лахлан, верхом на своем вороном жеребце, а по правую руку от него ехала Изолт на серой кобылке. Дайд и Дункан Железный Кулак ехали вслед за ними, а позади скакали офицеры. Замыкали шествие вьючные лошади, шатающиеся под тяжелой поклажей и утопающие в снегу по самые холки.

Перед замковыми воротами Лахлан спешился. Он поднял руку, остановив уже готовую хлынуть ему навстречу толпу. Его иссиня-черные крылья и волосы серебрил снег.

— Уже наступила полночь? — осведомился он.

— Нет еще, — крикнула Мегэн. — Осталось совсем немного.

— Нужно подождать, когда пробьют часы, — ответил он, широко улыбаясь. — До полуночи порог переходить нельзя!

Раздался хохот. Все оценили шутку. Первый человек, пересекавший порог дома после полуночи новогодней ночи, определял, каким будет для этого дома новый год. Считалось очень плохим знаком, если Первой Ногой становился кто-нибудь старый, уродливый или обладающий еще какими-нибудь недостатками, и, наоборот, кто-то сильный, крепкий и красивый приносил удачу. К этой традиции все относились с таким суеверием, что Первую Ногу обычно назначали, просто для того, чтобы быть точно уверенными, и он переходил из одного дома в другой, принося подарки, чтобы обеспечить год процветания, здоровья и счастья.

— Значит, Первая Нога — вы, Ваше Высочество? — выкрикнул кто-то из толпы.

Лахлан поднял зеленую ветку, сломанную на одной из сосен по пути.

— А есть кто-то лучший?

Раздались одобрительные возгласы. Толпу охватило праздничное настроение, составлявшее разительный контраст с тем унынием, которое царило в замке всего несколько часов назад. Потом Мегэн сказала:

— Я чувствую поворот времен. Уже полночь!

— Тогда пойдемте скорее в дом, пока мы все не окоченели! — воскликнул Лахлан. Он церемонно спешился, взяв из рук Диллона охапку свертков, и приблизился к замковым воротам, глубоко увязая в снегу. Толпа притихла. Он прошел в дверь и бросил смолистую ветку в огонь. Вспыхнуло ароматное пламя, и сосновые иглы съежились, превращаясь в извивающиеся нити белого огня.

Лахлан улыбнулся, и его усталое лицо озарило торжество.

— Что ж, мы справились с этим, — сказал он, — хотя, честно говоря, я не думал, что нам это удастся! Как вы?

Подбежавший Доннкан крепко обнял его, и Изолт вместе с остальными усталыми путешественниками прошли через ворота. Диллон вел вороного жеребца Ри в поводу. Они тяжело спешились и подошли к огню, чтобы обогреться, а Лахлан передал свои свертки управляющему.

— Вот, хлеб для изобилия, довольно черствый, боюсь, но все же лучше, чем ничего, и соль на удачу, и виски, чтобы разогреть кровь. И, вы не поверите, яйца и мед! Мы сможем сделать себе Горячую Пинту, как и полагается на Хогманай!

— Ты зажег Лодестар и укротил буран, — сказала Мегэн, держа его за локоть двумя руками. — Ох, Лахлан, я так рада и так горжусь тобой! Ты совершил могущественное колдовство.

Лахлан кивнул, не удержавшись от довольной и гордой улыбки.

— Да, и на этот раз самостоятельно. Я был полон решимости вернуться сюда на Хогманай и день рождения Доннкана. Все считали, что мы не в своем уме, раз решились пуститься в путь в такую непогоду, и это действительно так и было. Снег доходил мне до подбородка, а ветер был таким сильным, что поднимал лошадей и швырял их со скал. Мы все уже чуть было не попрощались с жизнью.

— Но чем яростнее дул ветер, тем больше я сердился и тем сильнее становилась моя решимость, так что в конце концов я схватил Лодестар и велел вьюге утихнуть. Я удивился больше всех, когда Лодестар вдруг ожил! Это было как удар молнии. Клянусь, что все волосы у меня на голове встали дыбом, а пальцы задымились! — рассмеялся Лахлан. Его топазово-золотые глаза возбужденно сверкали, смуглое лицо сияло. — А потом мы просто пробрались сквозь сугробы, и вот мы здесь, как и обещали. — Он прижал к себе Доннкана, и кудрявая золотистая голова уткнулась ему в плечо, а золотые и черные перья перемешались. — Но вот что я вам скажу, мне сейчас не помешало бы выпить стаканчик! Я чувствую себя так, будто поднялся на Хребет Мира!

Улыбаясь, Изабо налила ему виски, и он одним глотком осушил кружку и снова протянул ее ей. Она налила ему еще и двинулась через толпу, наливая одну кружку за другой и раздавая их усталым путешественникам. Кто-то подвесил над костром большой котел, и по двору поплыл пряный запах Горячей Пинты. Она увидела, как Дайд склонился над огнем, помешивая кипящую жидкость, и внезапно почувствовала, как у нее екнуло сердце. Он повернул голову и, увидев ее, устало улыбнулся. Изабо подошла к нему, держа в руках кружку с виски.

Она молча предложила ему выпить, но он покачал головой.

— Нет, я лучше Горячей Пинты. Вот что нужно, чтобы обогреть замерзшее сердце.

Она почувствовала, что краснеет. Он налил горячего пряного эля в кружку и протянул ей. Она взяла ее одетой в перчатку рукой, и он налил и себе, потом легонько коснулся своей кружкой ее.

— Счастливого Хогманая! Любви тебе и мира.

— Счастливого Хогманая! — эхом отозвалась она и сделала глоток. Их глаза встретились. Холодный воздух между ними, казалось, заискрился. Выражение его лица изменилась, и он придвинулся к ней.

— Как ты, моя милая Бо?

— Замерзла, оголодала и хочу домой, — ответила она, силясь улыбнуться. — Надоела уже эта война.

Он кивнул, потом улыбнулся ей, блестя черными глазами.

— Ну, с тоской по дому я сделать ничего не могу, а вот что касается голода... — Он вытащил из кармана расплющенный пакетик и, торжественно взмахнув малиновой шапочкой, вручил его ей. — Хлеб и самый лучший козий сыр во всем Карриге, и еще немножечко айвового джема, благодаря щедрости Замка Запустения. У Мак-Синна дела с провизией обстоят куда лучше, чем у нас, ведь они расположены через бухту от Шантана.

Изабо проворно развернула пакетик. Хлеб был черствым, но сыр оказался мягким и терпким, а джем сладким. Она жадно набросилась на еду, запив сухой хлеб пряным элем.

Дайд наблюдал за ней, потягивая свою Горячую Пинту. Расправившись с едой, Изабо лучезарно улыбнулась.

— Спасибо. Поразительно, насколько лучше я себя почувствовала после того, как перекусила.

Он взял у нее кружку и поставил ее, взяв ее за руки и растирая их.

— Кажется, ты что-то говорила насчет того, что замерзла. Я мог бы помочь этому горю, — прошептал он и привлек ее к себе. Она с готовностью спряталась в тепло его тяжелого плаща, и он обнял ее. Сквозь его одежду она ощущала, как сильно колотится его сердце, и чувствовала запах его пота. Она уткнулась головой ему в грудь и закрыла глаза.

Руки Дайда медленно скользнули под ее плед, взяв ее за талию.

— Ты скучала по мне?

Изабо кивнула, не раскрывая глаз. Он поцеловал ее в лоб.

— Я тоже скучал по тебе, моя Бо.

Она взглянула на него, сказав с тревогой:

— У тебя усталый вид. Как ты там был?

— Бегал, как платяная вошь, — сказал он сардонически. — Последние несколько недель мы вели тяжелые бои. Ты знаешь, что они напали на Киннейрд под прикрытием вьюги?

Изабо испуганно вскрикнула. Киннейрд был самым крупным городом на берегу залива, построенный между Замком Забвения и Замком Запустения. Географически он находился в самой близкой от Острова Богов точке, отделенной от островка лишь узким проливом. Когда-то это был один из богатейших городов Эйлианана, но после вторжения фэйргов обезлюдел. Лахлан превратил его в одну из основных крепостей Серых Плащей, расквартировав там множество своих солдат и кораблей.

Дайд ответил на невысказанный вопрос, который светился в ее глазах.

— Ничего хорошего, Бо. Мы потеряли почти триста человек, а их ужасные морские змеи разнесли наши укрепления. Нам пришлось отступить. Теперь наши силы расколоты. Мы еще удерживаем мысы, но берег уже нет.

Изабо поникла, слезы катились у нее из глаз.

— Эта война еще нескоро закончится, да?

— Да. И если пророчество Йорга правда, то нам придется отступить вглубь материка до подъема кометы. У нас осталось всего несколько недель, чтобы нанести им смертельный удар, иначе нам повезет, если удастся убраться отсюда живыми.

— И уже столько убитых, — прошептала Изабо. — И за что? За что?

Дайд обхватил ее лицо ладонями, и ей пришлось поднять на него глаза. Он вытер слезы с ее щек.

— Не забывай, сегодня мой хозяин поднял Лодестар и унял вьюгу. Мы еще не побеждены, моя Бо.

У нее перехватило дыхание. Отблески огня играли на его лице, мерцая в глубоких, как ночь, глазах. Озорное веселье исчезло с его лица. Оно было суровым и решительным, но в то же время таким уязвимым, что у нее больно защемило сердце. Какой-то миг они смотрели друг на друга, потом он склонил свою темную голову и поцеловал ее.

Их губы сошлись, точно две части одной головоломки. Его руки снова скользнули под ее плед, гладя ее спину, лаская изгиб ее талии. Его рука опустилась ниже, но обнаружила лишь тяжелую ткань ее платья. Он прижал ее к себе, другой рукой сжав ее локоть и слегка задев грудь. Несмотря на разделяющие их слои одежды, его прикосновение было как ожог. Изабо тихонько ахнула. Она поднялась на цыпочки, пытаясь стать еще ближе к нему, и поцелуй мгновенно стал более страстным и неистовым. Она чувствовала, как колотится его сердце. Когда он оторвался от ее губ, Изабо инстинктивно потянулась за ним, пытаясь подняться еще выше. Он взял ее за талию и отстранил от себя. Его глаза были полуприкрыты, он тяжело дышал.

— Бо... — выговорил он наконец. — Моя милая Бо.

Ее дыхание немного успокоилось. Она чуть отступила от него. Ноги у нее подкашивались. На эти несколько секунд она совершенно отключилась от окружавшего их мира. Остались лишь одни ощущения. Теперь мир обрушился обратно на нее: обжигающий холод ночного воздуха, догорающий огонь костра, начавшие неметь ступни. Вокруг осталось всего несколько человек, весело болтающих и пьющих. Остальные вернулись внутрь. Казалось, никто не заметил Дайда и Изабо, уединившихся в тени арки, но Изабо покраснела от смущения. Она отошла от него, испытывая ощущение утраты от разделявшей их холодной темноты.

— Ты замерзла, — сказал Дайд. — Ради Эйя, пойдем скорей в дом!

Изабо кивнула, чувствуя наплыв знакомой нерешительности. Он наклонился, поднял их кружки и разлил по ним остатки Горячей Пинты.

— Вот, грейся, — сказал он с улыбкой, обвив ее талию рукой. — Пойдем в дом.

Вместе они ушли со двора внутрь. Серые Плащи заняли большую часть уцелевшего крыла разрушенного замка, причем большинство из них расположилось в одном небольшом зале. Женщины устроились в двух или трех маленьких комнатках с одной стороны, а Ри со своей свитой ночевал в меньшем зале в дальнем конце. Обычно Изабо спала в небольшой передней рядом с их комнатой, разделяя постель с Майей и Бронвин, а иногда и с маленькой Ольвинной тоже.

Длинный зал, в котором спали солдаты, уже утих, и большинство мирно спало, завернувшись в свои одеяла. В центре комнаты догорал костер, и в воздухе стоял запах дыма. Дайд повел Изабо через длинные ряды спящих, крепко держа ее за руку. Они вошли в одну из небольших комнаток, где спали офицеры Ри. Здесь был камин, и дым уже не ел Изабо глаза. Она увидела темные силуэты спящих офицеров и попыталась выдернуть руку. Дайд ободряюще улыбнулся ей, сверкнув белыми зубами.

— Посиди со мной немножко, выпей свою Горячую Пинту и обогрейся, — прошептал он. — Мы не можем разговаривать в твоей комнате, там же Колдунья, и дети тоже.

Она позволила Дайду повести ее дальше. Он споткнулся об одного из спящих, вполголоса извинился, бросив сверкающий взгляд на Изабо, подом подвел ее к вороху мехов и одеял в углу. Она села, обняв колени, а он укутал ее в одеяло и сел рядом, прислонившись спиной к стене. Изабо сделала глоток теплого эля и почувствовала, что начинает расслабляться.

— Где сегодня твоя совушка? — спросил он со смешком в голосе.

— Улетела на охоту, — ответила она, не зная, то ли смеяться, то ли смущаться. — Она склевала всех пауков в этом забытом Эйя замке, а когда вьюга закончилась, полетела в лес, поискать личинок.

— Значит, можно не бояться, что меня клюнут, если я попытаюсь снова поцеловать тебя?

— На этот раз можно не бояться, — ответила она, чувствуя, что ее сердце снова забилось быстрее. В темноте его лица было почти не видно, но она ощущала его близость и чувствовала его теплый запах.

Он чуть придвинулся к ней.

— Это замечательно, — сказал он и поцеловал ее, так быстро и внезапно, что застал ее совершенно врасплох. Пульс у нее бешено заколотился. Где-то глубоко внутри она ощутила резкую судорогу желания. Она прильнула к нему как к единственному ориентиру в сорвавшемся с места и закружившемся мире. Его рука ласкала ее затылок, поддерживая ее, а другая скользнула от горла к груди. Ее сосок почувствовал прикосновение его пальца сквозь все слои одежды и затвердел, поднимаясь ему навстречу. Она отстранилась от него, хрипло дыша.

Они с Дайдом почему-то лежали рядом на одеялах, ее голова покоилась на его руке, его тело прикрывало ее. Было очень темно. Она не видела его лица, но чувствовала, как быстро вздымается и опадает его грудь, ощущала напряжение в его теле.

Он вздохнул и положил голову рядом с ее головой, всего в нескольких дюймах. Одной рукой он играл с ее волосами, но за исключением этого, больше никак ее не касался. Через миг она расслабилась, повернувшись к нему лицом.

— Прости, — прошептала она. — Просто я не могу...

— Ты же знаешь, что я всегда мечтал о тебе, Бо, — выговорил наконец Дайд. Он не смотрел на нее, а слова давались ему с явным трудом. — С тех самых пор... думаю, что с тех пор, когда мы еще были детьми, с того раза, как мы встретились в Кариле.

Изабо удивленно покачала головой.

— Откуда мне было знать? — спросила она с каким-то возмущением. — А ты флиртовал с каждой хорошенькой девушкой, которую видел!

Она увидела, как он улыбнулся.

— А ты ревновала?

— Ты что, делал это специально?

— Ну разумеется. — В его голосе звене смех. — Ну, в основном.

Она тоже улыбнулась, хотя и ощутила легкий укол ревности. Он придвинутся чуть ближе.

— А что я должен был делать? — спросил он с притворным отчаянием. — Ты большую часть времени и не смотрела на меня. Что оставалось бедному циркачу?

— Я на тебя не смотрела? Неправда!

— Нет, правда, — сказал он. — Я делал все, что мог, чтобы привлечь твое внимание, а ты только и знала, что бранить меня и командовать мной. И постоянно куда-то исчезала. Я не могу сосчитать, сколько раз это было!

— Всего один или два, — сказала Изабо, — и каждый раз у меня не было другого выбора.

Он кивнул.

— Да, я знаю, — ответил он, и его голос стал совершенно серьезным. — Я твердил себе, что время еще не пришло. Когда придет время, думал я, Пряхи переплетут наши нити.

Они молча лежали в темноте, всего в нескольких дюймах друг от друга. Изабо ощутила, как внутри у нее все знакомо сжалось от охватившего ее смятения. Он накручивал ее локон на палец, но ничего не говорил.

Через миг она выдавила:

— Но я... я не знаю...

Повисло долгое молчание, потом он сказал спокойно, все так же играя с ее волосами:

— Чего, Бо?

— Я не знаю, могу ли... — Она замялась, пытаясь разобраться в путанице мыслей. Потом выпалила, удивив саму себя, — Ты знаешь, что у меня не может быть детей? — Его пальцы все так же продолжали крутить ее локон. — Йорг так сказал, он заглядывал в мое будущее. Он сказал: «Я вижу тебя с множеством лиц и во множестве масок; ты будешь единственной, кто сможет скрыться в толпе. Хотя у тебя не будет дома и ты не будешь знать отдыха, все горы и долины станут твоим домом; хотя ты никогда не станешь матерью, тебе суждено будет вырастить дитя, которое когда-то будет править страной».

Ее голос изменился, стал более низким и прерывистым.

— Видишь? У меня никогда не будет ни дома, ни отдыха, и у меня никогда не будет детей. Когда пророчества Йорга не сбывались? Мегэн говорит, что ведьмы часто оказываются бесплодными. Это как-то связано с Единой Силой. — Слова сбивались в одну кучу, перепрыгивая друг через друга. — И потому, что ведьмы редко выходят замуж...

Дайд ничего не сказал, хотя его пальцы оставили ее волосы и легонько водили круги по ее шее.

— А я же теперь ведьма, колдунья. Я поклялась посвятить себя Шабашу.

— И что? — спросил он. — Ты поклялась посвятить себя одному хозяину, а я другому. Как это может помешать нам любить друг друга?

Медленные круговые движения его пальцев по ее коже успокаивали ее. Она протянула руку и сжала его запястье.

— Это означает, что я не обычная девушка, с которой ты можешь прыгнуть через костер и строить свою жизнь.

Он повернул руку, и их пальцы сомкнулись.

— Мне не нужна ни обычная девушка, ни обычная жизнь. Ты все это уже говорила раньше, Бо, это никак не меняет мои чувства к тебе.

Он немного помолчал и снова придвинулся к ней. Ее пульс мгновенно бешено заколотился снова. Он очень нежно поцеловал уголок ее рта, губы, подбородок.

— Вопрос в том... каковы твои чувства ко мне?

Его губы скользнули к жилке, пульсирующей в ложбинке между ее ключицами. Одна рука быстро и со знанием дела принялась развязывать шнурки у нее на корсаже. Губы опустились вслед за рукой. Изабо снова почувствовала приступ острого желания, и вместе с ним еще более сильный страх. Он почувствовал ее движение и слегка отстранился, хотя его рука все еще лежала на ее солнечном сплетении, там, где должно было быть средоточие ее ко.

Я не причиню тебе боли, Бо, — сказал он ласково. — Почему ты боишься меня?

Она ничего не сказала. Все ее тело было очень неподвижным и очень напряженным.

— Кто-то уже причинил тебе боль, моя Бо? — спросил он ласково. Она напряженно кивнула. — Оул? — Она снова кивнула, и он поцеловал ее, гладя по спутанным рыжим волосам. Она чувствовала, как дрожит его рука у нее на груди. — Как?.. Что они?.. — Он не смог договорить. Она отодвинулась, снова ощутив прилив стыда и отвращения. Он удержал ее, убрав со лба упавшую прядь. Мало-помалу нежность его прикосновения успокоила ее. — Они тебя?..

Она покачала головой.

— Нет. Другим пришлось хуже. — Ее голос был очень тихим, исполненным горечи. — Меня они просто трогали. Это нравилось ему, барону Ютте, Главному Пытателю. Он сказал, что ему нравится слышать, как я кричу. Поэтому они трогали меня, по всему телу, и внутри тоже, очень больно... — Ее голос пресекся. — И барон Ютта, он тоже это делал, когда я была на дыбе. Он... — У нее сорвался голос, и она не сказала ничего больше, изумленная, что она смогла высказать ему это все. Наверное, причиной тому было тепло, близость темнота, нежная рука Дайда на ее лице. — Я укусила его, — сказала она окрепшим голосом. — Он рассмеялся. А потом он... он положил... ту штуку мне на руку. Тогда я убила его. — Она произнесла это очень буднично.

Рука Дайда замерла. Она изогнулась, пытаясь взглянуть ему в лицо. Огонь почти догорел, но Изабо всегда видела в темноте как эльфийская кошка. Она видела, как мрачно были сжаты его губы, какой напряженной была линия челюсти, и снова почувствовала, как между ними повеял холодный ветер.

Потом он прижал ее к себе, так сильно, что она задохнулась.

— Жаль, что не я убил его, — сказал он. Его голос был очень хриплым. Он прижался к ее лицу своим лицом, и она с удивлением поняла, что глаза у него были мокрые. Она протянула палец и коснулась влажных ресниц. Он перехватил его и поцеловал, потом поцеловал белые рубцы на том месте, где должны были быть пальцы. В груди у Изабо что-то лопнуло, и она обнаружила, что тоже очень близка к слезам. Это были не те горячие удушливые слезы, которые постоянно были где-то рядом в последние несколько месяцев, а что-то более мягкое, как осенний дождь.

Дайд почувствовал, как дрожит ее грудь. Он погладил ее по спине, и она спрятала лицо у него на плече, позволив себе роскошь расплакаться.

— Тише, леаннан, тише, — шептал он, гладя и утешая ее, как она утешала близнецов. Слезы скоро иссякли, но Изабо так устала, чувствовала такое опустошение, что не могла оторвать головы от его плеча. Он чуть шевельнулся, укладывая ее рядом с собой. — Поспи, малышка, — прошептал он. — Поспи.

Ресницы у Изабо слипались. Она вздохнула, прижалась к нему ближе и мгновенно заснула.

Проснулась она перед рассветом, чувствуя, что в руку точно впились сотни крошечных иголок. Дайд спал рядом с ней. Подперев голову рукой, она смотрела на него. Его темные спутанные кудри упали на лоб, смуглая кожа раскраснелась во сне. Он спал, подложив под щеку руку, как ребенок.

Она отстранилась от него, вспыхнув, когда поняла, что корсаж ее платья наполовину расшнурован. Она поспешно зашнуровала его, а когда подняла глаза, то обнаружила, что Дайд проснулся и смотрит на нее. В его сонных глазах снова горел обычный бесшабашный огонь.

— Это обязательно? — спросил он.

Она вспыхнула. Дайд лениво вытащил из-под одеяла руку и очень нежно провел пальцами по ее груди, и сосок мгновенно отозвался, затвердев.

— Думаю, обязательно, — ответил он сам себе с сожалением. Потом взглянул на спящие фигуры своих товарищей. — Как ты сказала мне когда-то, здесь не время и не место.

— И когда же будет время и место? — озорно спросила она. Дайд быстрее молнии потянулся и ухватил ее за косу, и она мгновенно оказалась притянутой к нему. Их губы встретились, сомкнулись, разделились, снова встретились.

— Когда ты захочешь, Бо, — ответил Дайд, когда в конце концов отпустил ее. Он лежал на своем тюфяке, глядя, как она поднимается на ноги и связывает в толстый узел густую массу рыжих волос. — Как только настанет мир.

— Если только он вообще когда-нибудь настанет, — сказала она горько.

Он улыбнулся ей, заложив руки за голову.

— Поверь мне, моя Бо, мне никогда еще сильнее не хотелось, чтобы он наступил. Если бы это зависело от меня, мы выиграли бы эту войну завтра же!

ВОСХОД КОМЕТЫ

Красная, как кровь, комета пульсировала над восточным горизонтом. Звезды уже начали гаснуть, и на светлеющем небе проявился зазубренный силуэт гор. Было очень тихо.

Изабо оперлась локтями на перила и с тревогой смотрела на красное пятно в небе.

— Она здесь, — сказала она Мегэн.

Старая колдунья тяжело опиралась на посох, закутанная в свой сине-зеленый плед. Прищурившись, она взглянула на небо и сказала дрожащим голосом:

— Ты уверена? Я ничего не вижу.

Изабо кивнула.

— Боюсь, что я хорошо ее вижу.

Мегэн прищелкнула языком.

— Да, мои глаза уже не такие, как прежде.

— Надо рассказать Лахлану, сказала Изабо, отворачиваясь. Ее охватило отчаяние. Они так надеялись закончить эту войну быстро, но был уже почти Кандлемас, а они до сих пор не нашли способ победить фэйргов. От флота Лахлана осталось меньше тридцати кораблей, и они потеряли около пяти тысяч человек. Эти потери были ошеломляющими. И даже несмотря на то, что Лахлан поднял Лодестар и снова и снова укрощал бури, на следующий же день непогода налетала на них с новой силой.

Несмотря на отвратительную погоду, люди Лахлана постоянно объезжали побережье, поскольку фэйрги не раз пытались подняться по скалам и напасть на них с тыла. В результате Изабо видела Дайда всего лишь дважды, и каждый раз он выглядел совершенно измученным.

Изабо закрыла глаза и безмолвно позвала сестру. Красный Странник поднялся... Она знала, что Изолт услышит ее и придет.

Скоро до нее донеслись шаги, и она пошла открыть дверь, ведущую на крепостную стену. Первыми вошли Ри и Банри, а за ними, как обычно, весь генеральный штаб.

— Изабо говорит, что видит Красного Странника, — без предисловия сказала Мегэн. Ее старое лицо было усталым и напряженным.

Изабо кивнула и указала на восток. Изолт, обладавшая столь же острым, как и у ее сестры, зрением, увидела комету мгновенно, хотя большинству офицеров пришлось ее показывать. Они смотрели на нее, хмурые и встревоженные.

— Он всегда дурное предзнаменование, этот Красный Странник, — сказал Дункан Железный Кулак.

— Народ Хребта Мира называет его Драконьей Звездой, — сказала Изолт. — Она всегда предвещает гибель, как тень дракона, накрывающая тебя.

— Будем надеяться, что она предвещает гибель фэйргам, — сказал Лахлан, положив руку на белую сияющую сферу, которую он всегда носил на поясе. Прикосновение к Лодестару, похоже, очень ободрило его. Его лицо чуть просветлело, и он сказал, — По меньшей мере, день, кажется, будет погожим. Может быть, эта жрица-ведьма выдохлась.

Изабо бросила на него быстрый взгляд.

— Лахлан, ты что, собираешься снова выйти в море?

Его лицо мгновенно приняло упрямое выражение.

— Если ветер будет благоприятный, то собираюсь.

— Но сон Йорга...

— Я знаю, что приснилось Йоргу, не хуже тебя, Изабо, — отрезал он. — Это означает, что у нас осталось всего восемь дней и ночей, чтобы сокрушить фэйргов. Если мы нанесем им поражение, они не смогут обуздать магию кометы и утопить нас.

— А если мы не сможем победить их? — хмуро спросил Гвилим Уродливый. — Уже шесть месяцев мы бьемся с фэйргами, и шесть месяцев они отражают все наши нападения. Они явно обратились к могущественным силам. Замок Забвения будет на достаточной высоте, если они поднимут против нас приливную волну?

— Не думаю, — сказал Лахлан столь же хмуро. — В любом случае, мы не можем рисковать. Не забывай, там мои дети. Нет, вот какой у меня план. Я уже много недель обдумываю, что нам делать. У нас осталось всего шесть дней до того момента, когда комета достигнет зенита своей силы. Вы, остальные ведьмы, целители и дети должны отступить через лес в горные районы. Вы должны оказаться как можно выше, поскольку, как я уже сказал, мы не имеем понятия, насколько высокой будет эта их приливная волна. Изолт тоже отправится с вами, чтобы заботиться о детях и показывать вам дорогу.

Изолт издала протестующий возглас, но он продолжил, не обращая на нее внимания:

— Здесь мы оставим только костяк армии, чтобы сделать все возможное, прежде чем комета достигнет своей полной силы. Думаю, мы зря сосредоточили все наши силы на взятии Башни Сирен. Изабо была права, когда говорила, что они будут сражаться не на жизнь, а на смерть, чтобы удержать ее.

— Рада, что ты наконец-то понял это, — невежливо вставила Изабо. Он никак не отреагировал на ее высказывание, точно так же как и на возражение своей жены.

— Вместо этого мы пошлем наше войско на сам остров жриц. Если мы уничтожим этих ужасных жриц, фэйрги утратят большую часть своей силы. Они не смогут ни изводить нас бурями, ни поднять приливную волну, ни...

— Но, Лахлан! — воскликнули Мегэн и Изабо одновременно.

Он не обратил на них внимания, продолжая объяснять им свой план.

— Если мы потерпим поражение, то оставшиеся в живых отступят в горы, чтобы присоединиться к вам.

— Но, леаннан... — в отчаянии сказала Изолт. — Такой план — просто самоубийство!

Лахлан быстро повернулся к ней.

— Нет, если мы захватим их врасплох и ударим сильно и быстро. У нас еще остались бочки с морским огнем, которые мы не смогли использовать из-за непогоды. А что если мы взорвем весь остров? Или заманим их в ловушку и обольем их им? Должен быть какой-то выход! Эта мерзкая фэйргийка должна знать. Она выросла на том острове и скажет нам, как победить их.

— Но ты не можешь довериться Колдунье, хозяин! — воскликнул Дункан Железный Кулак. — Она предаст нас, или я буду не я!

— Если у нас будет ее дочь, то не предаст, — процедил Лахлан. — Если она предаст нас, мы перережем славное белое горлышко ее дочурки.

— Нет! — воскликнула Изабо. — Бронни ведь совсем малышка!

Лахлан набросился на нее.

— Думаешь, мне так хочется это делать? Она ровесница моего сына, и к тому же дочь моего брата. У меня нет никакого желания вести войну через детей. Но у меня нет другого выбора, Изабо. Или мы уничтожим жриц Йора, или погибнем. Кроме того, разве не ты постоянно уверяешь меня, что Майя ненавидит фэйргов так же сильно, как и мы, а этих проклятых жриц еще сильнее? Если то, что ты говоришь, правда, она будет рада видеть, как они горят!

Он круто развернулся, отдав приказы Дункану и Дайду. Изабо стояла, сжав руки, чувствуя, как ее охватывает леденящий ужас. Доверяла ли она Майе? И что произойдет, если Майя останется им верна, но по какой-нибудь причине не сможет оказать им ту помощь, в которой они нуждались? Бронвин все равно убьют? А что будет с Серыми Плащами? И с Дайдом? Подобное поручение было чистой воды самоубийством.

Она оглянулась на комету, чей зловещий красный свет уже начал бледнеть в свете наступающего дня. Скоро она станет невидимой, но Изабо будет все так же чувствовать ее, холодную, злую, не выходящую у нее из головы. Дурной знак.

Майя сидела на своем тюфяке, расчесывая длинные черные волосы Бронвин, когда вошел Лахлан. У Ри был бледный и усталый вид, густые черные брови сошлись над переносицей.

— Ну, Колдунья, пришла пора тебе сделать что-нибудь полезное!

Ее рука замерла. Она подняла на него глаза, и вся краска отхлынула от ее лица так, что странное чешуйчатое мерцание ее кожи стало заметным, как никогда.

— Как и всегда, к вашим услугам, мой господин, — сказала она с иронией, которая, как она знала, больше всего задевала его за живое. — Чем могу служить?

— Ты можешь рассказать нам все, что знаешь о Жрицах Йора. Мы собираемся отправиться на их остров. Нам нужно, чтобы ты рассказала нам, какой он именно и как мы можем уничтожить его.

У Майи странно булькнуло в горле. Если раньше она была просто бледной, то теперь казалась совершенно бескровной.

— Не будь глупцом! Ты не можешь напасть на жриц Йора вот так! Они владеют такими силами, о которых ты не знаешь вообще ничего.

— Так расскажи мне, — сказал Лахлан, не отрывая от нее внимательного взгляда. — Что за силами они владеют и как мы можем победить их?

— Они — жрицы Йора! Они избраны Йором. Они взывают ко всей силе Йора. — Голос у нее дрожал.

— И что?

— Ты не понимаешь, — пролепетала она. Ее голос зазвучал странно, нараспев. — Йор все. Йор могущество. Йор сила. Йор власть. — Она глубоко вздохнула, расслабив пальцы, судорожно сжимавшие расческу. — Его нельзя победить. Жриц нельзя победить.

Крылья Лахлана немного расслабились. Прислонившись к стене, он положил руку на Лодестар, и, отвечая на его прикосновение, внутри сферы вспыхнул и засиял свет.

— Мы в Шабаше не верим в богов и богинь, как вы, фэйрги, — сказал он тихо. — Мы верим, что во вселенной существует единственный источник силы, что все мы озарены и связаны им. Твой Йор — просто олицетворение этой силы, одно из многих лиц Эйя. Он нам не враг. А твои жрицы не непобедимы. Разве я не застрелил Сани Ужасную из своего лука? Да и тебя тоже обучали жрицы, разве не так? И все же я видел твою кровь, а теперь ты моя пленница.

Майя ничего не сказала, глядя на него, напряженная, точно тетива лука.

Лахлан медленно продолжил:

— Шабаш Ведьм тоже владел огромной силой и считал себя непобедимым, но ты свергла и уничтожила его всего за несколько дней. В мире нет ничего несокрушимого, и ничто в конце концов не может избежать гибели. Как ты одержала победу над ведьмами?

— Я... Я застала их врасплох, нанесла молниеносный и сильный удар, так что никто не сообразил, что произошло и как организовать оборону. Я зала, что это должно быть сделано быстро и жестоко, ибо мимолетного колебания было бы достаточно, чтобы...

— Вот именно. Точно так же мы должны поступить и со жрицами Йора.

Она покачала головой.

— Нет, нет, это невозможно сделать.

— Это нужно сделать. — Голос Лахлана все еще был мягким, но в нем звенела неумолимая стальная решимость. — И ты поможешь нам в этом.

Она снова покачала головой. Бронвин всхлипнула от страха. Глаза Лахлана обернулись к ней. Он встал перед ней на одно колено.

— Не бойся, девочка. Иди и отыщи тетю Бо. Тебе пора покинуть Замок Забвения. Никогда еще не видел места с более подходящим названием. Твоя мама поедет с нами, но тебе нечего бояться. Она поможет нам выиграть войну.

— А если не помогу? — спросила Майя.

Лахлан сказал резко:

— О, думаю, что ты все-таки поможешь нам.

Тон его голоса заставил Бронвин прижаться обратно к матери, хотя, разумеется, здесь не было ни тени того мгновенного понимания, что кроется за его словами, которое забрезжило в глазах Майи. Фэйргийка крепко обняла дочь, глядя на Лахлана поверх ее шелковистых черных волос, потом поцеловала ее в макушку.

— Тебе лучше пойти собрать вещи, малышка. Мама должна уйти с твоим дядей Лахланом.

— Нет! — закричала Бронвин, вскакивая. — Не уходи, мама! Останься со мной!

— Не могу, маленькая. Тетя Бо позаботится о тебе.

— Ты понимаешь, что должна сделать все, что можешь, чтобы помочь нам? — угрожающе спросил Лахлан. Майя кивнула.

— Тогда идем. Я созвал военный совет. Времени осталось совсем мало, так что мы должны спешить. У нас всего восемь дней, чтобы сделать то, чего мы не добились за шесть месяцев.

Бронвин не до конца поняла подоплеку всего произошедшего в комнате, но она была достаточно восприимчивой, чтобы перепугаться. Плача, она прижалась к матери. Майя крепко обняла ее, потом медленно встала. Она была белой, как мел.

Лахлан сказал мягко:

— Не бойся. Майя. Ты кое-что рассказывала нам о том, как тебе жилось со жрицами. Естественно, что ты до смерти боишься их и их силы. Но они не боги. Они тоже смертные. А у меня нет никакого желания прямо сейчас очутиться в объятиях Гэррод. Я люблю своих детей и хочу увидеть, как они станут взрослыми. Если мы не сможем победить жриц, то все вместе отступим в горы, даю тебе слово.

— Все?

— Да, все, кто останутся в живых, — сказал он. На его лице было сострадание, выражение, которого Майя ни разу у него не видела. Она кивнула, с трудом сглотнув. Наклонившись, она еще раз обняла Бронвин, потом высвободилась из цепляющихся за нее рук девочки.

Военный совет собрали в зале, обычно служившем Изолт с Лахланом спальней. Тюфяки поспешно скатали, а одеяла сложили. Стола не нашлось, но карты разложили на полу и прижали камнями. Офицеры генерального штаба Лахлана и лорды уселись на скатанных тюфяках или сели на корточки.

Майя нехотя показала на маленький, отстоящий отдельно от других островок.

— Но Остров Божественной Угрозы неприступен, — сказала она. — Как и все остальные здешние острова, это потухший вулкан. Его скалы поднимаются из воды отвесно со всех сторон, и на него нельзя попасть с поверхности воды. Все жрицы живут внутри вулкана, который испещрен пещерами и туннелями.

— Но должны же жрицы как-то попадать внутрь и наружу, — раздраженно заметил Дайд.

Майя кивнула.

— Они заплывают. Под водой есть несколько ходов.

У офицеров генерального штаба был обескураженный вид. Лишь очень немногие из них умели плавать, поскольку большинство островитян с детства питало суеверный ужас перед морем.

Майя продолжила.

— Они находятся очень глубоко, больше чем в трехстах футах под поверхностью воды.

— Но это же невозможно! — воскликнул Дункан Железный Кулак. — Разве фэйрги могут нырять так глубоко?

— Большинство не может, — ответила Майя. — Но если хочешь выбраться с Острова Божественной Угрозы, приходится учиться. Большинство фэйргов может нырять чуть больше чем на двести футов. Но некоторые могут и на триста. Те, кто постоянно ныряют за жемчужинами и умеют замедлять сердцебиение.

— Значит, внутрь мы пробраться не сможем, — подытожил Лахлан, явно разочарованный. — Даже если бы мы все умели плавать, как рыбы, так глубоко нырять мы все равно не можем. А если попробовать сверху? Ведь должны же какие-то туннели вести на воздух?

— Если они и есть, то я об этом не знаю, — спокойно сказала Майя. — Я знаю лишь, что ни разу не видела ни малейшего проблеска света и не чувствовала ни слабейшего дуновения свежего воздуха за все те годы, что меня держали в черных глубинах Острова Божественной Угрозы.

Многие вокруг нее поежились. Она видела, что теперь они смотрели на нее с сочувствием. Майе было все равно. Скоро все они будут мертвы, и Майя тоже. Сострадать было уже слишком поздно.

— На любую скалу можно забраться, — сказал Дайд. — Говорили, что Черная Башня тоже неприступна, но мы все-таки пробрались туда и спасли Киллиана Слушателя, хотя все считали это невозможным.

— Но мы готовились к этому многие месяцы, и по утесам забиралась Финн Кошка, — сказал Лахлан. — Та затея тоже была достаточно опасной, но сейчас все намного хуже. Мы не можем подвергать молодую девушку такой опасности. В любом случае, у нас нет времени обследовать остров и попытаться найти способ пробраться внутрь. Да еще и так, чтобы не насторожить жриц.

— О, жрицы узнают, что вы затеваете, — сказала Майя. — У них есть зеркала, в которые они видят на много миль.

— Но для этого они должны знать, что искать, верно?

Майя пожала плечами.

— Что ж, если мы не можем войти внутрь, то должны выманить жриц наружу, — сказал Лахлан, по своему обыкновению беспрестанно расхаживая взад-вперед. — Майя, в их передвижениях должна быть какая-то система, ее не может не быть! Когда они обычно выходят наружу?

— Ученицы обычно выходят на рассвете, чтобы ловить рыбу, собирать водоросли и икру. Проведя столько времени в темноте, они не любят солнце и в основном возвращаются внутрь острова еще до того, как становится слишком светло. А про высших жриц я не знаю. Их привычки и замыслы всегда скрыты во мраке. Жрицы, обладающие меньшей силой, обычно служат при дворе, поэтому редко бывают на острове, если только не нужно производить какое-нибудь важное магическое действие.

— Значит, у них тоже есть круги силы, как у нас? — спросил Лахлан. — Хорошо, что мы об этом узнали.

— Да, Верховная Жрица стоит в центре, положив руки на тот артефакт, который использует, ее окружает шесть жриц, а в каждом следующем круге еще на шесть жриц больше, и так до последнего круга из тридцати шести самых слабых жриц. Я видела, как они вызывали богов своими кругами силы. — Голос Майи прерывался от страха.

— Значит, когда они попытаются поднять эту их приливную волну, им понадобятся все главные жрицы, даже те, которые обычно находятся у Короля?

Майя кивнула.

— Значит, мы должны нанести удар именно в это время, — сказал Лахлан.

— Но как? — воскликнул герцог Киллигарри.

— И кто это сделает? Когда все они соберутся вместе, пытаясь поднять приливную волну, нам будет опаснее всего находиться там.

— И кто вызовется выполнить эту задачу? — спросил Лахлан, не отрывая глаз от Майи. Она гордо ответила на его взгляд, высоко подняв голову. Все солдаты проследили за его взглядом, и по толпе пробежал беспокойный шепот.

— Но ей нельзя доверять! — умоляюще сказал Дункан.

— И как? — снова сказал герцог Киллигарри.

— Рассматривайте остров как форт, который мы должны взять, — сказал Лахлан. — Мы не можем взобраться на стены, не можем сделать подкоп, поэтому придется заставить защитников выйти и встретиться с нами на поле битвы. Что бы мы стали делать?

— Выкурили их? — отозвалась Изолт, заговорив впервые с начала военного совета.

Лахлан торжествующе взглянул на нее.

— Да, мы выкурим их оттуда.

— Но как вы предлагаете это сделать? — нетерпеливо спросил герцог Глениглз. — Остров окружен океаном!

— При помощи морского огня, разумеется, — ответил Лахлан. — Майе придется нырнуть ко входам в туннель и заложить туда банки с морским огнем. Много банок. Потом мы заставим банки разбиться. Огонь побежит по туннелям и проникнет в пещеры. Мы все видели, сколько от него дыма и какой он едкий. Многие жрицы погибнут просто от того, что надышатся им. А мы тем временем издалека будем обстреливать остров зарядами с морским огнем, чтобы он весь был окружен пламенем! Если они попытаются выплыть, то сгорят. Если останутся внутри, то задохнутся.

— Там внутри очень много пещер, — сказала Майя. Ее голос против воли дрожал. — Как вы можете быть уверены, что дым проникнет так далеко?

— И вдруг есть туннели, которые выходят на воздух? — спросил Хан'гарад.

— Почему я должен знать все ответы? — раздраженно воскликнул Лахлан.

— Я мог бы позвать драконов, — невозмутимо ответил Хан'кобан. — Я никогда не требовал от них вернуть мне гис. Я мог бы, когда та фэйргийская волчица послала против нас своих солдат, но она превратила меня в коня, прежде чем я успел. — Он устремил на Майю полный ледяной ненависти взгляд, но она ничем не показала, что заметила это.

— Драконы, — медленно проговорила Изолт. — Если они будут летать вокруг острова, изрыгая пламя, ни одна жрица не сможет бежать...

— А дым и огонь от драконьего дыхания обязательно проникнет в глубину острова! — воскликнул Дункан.

— Не говоря уж о том, что многие пещеры могут обрушиться, — с удовлетворением заметил герцог Киллигарри. — А мы будем обстреливать остров из пушек, просто чтобы немного ускорить дело.

— Но нам все-таки придется заложить в подводные туннели банки с морским огнем, — сказал Лахлан. — А иначе они просто уплывут в безопасное место.

— А как мы сможем заставить банки разбиться? — спросил Айен.

— Если мы будем обстреливать остров из пушек, а драконы поджигать его своим дыханием, разве этого не хватит, чтобы они разбились? — отозвался Лахлан. — А жрицы, возможно, попытаются бежать и в панике разобьют банки, не ведая, какими будут последствия.

— А что если Колдунья разобьет банки, когда будет пытаться заложить их в туннели? — продолжал допытываться Айен.

Наступило недолгое молчание, потом Майя сказала сладким голосом:

— О, но ведь, разумеется, я должна просто постараться не разбить их, верно?

Никто не мог взглянуть ей в глаза. Она обвела их взглядом, и ее ноздри чуть заметно затрепетали от презрения.

— Ну, это все, что я могу придумать, — сказал наконец Лахлан. — А пока мы должны разослать гонцов, чтобы все и везде знали, что должны оставаться как можно дальше от моря. Если мы потерпим поражение, не приведи Эйя, то должны позаботиться о том, чтобы как можно больше людей осталось в живых.

— После того всеобщего предупреждения, которое вы отдали перед тем, как мы отправились в Карриг, сомневаюсь, чтобы на побережье остался хоть один рыбак или краболов, — сказал Мак-Синн. — Если мы видим красную комету, то и весь остальной Эйлианан не может ее не видеть.

Лахлан вздохнул. Он хмурился, между бровями залегли две глубокие морщины.

— Если бы мы только знали, чего ждать, — сказал он. — Но я ничего не знаю о приливных волнах...

— Тот факт, что ты зовешь их «приливными волнами», показывает, как мало ты о них знаешь, — язвительно сказала Майя. — У них нет совершенно ничего общего с волнами.

Лахлан бросил на нее быстрый взгляд.

— А как тогда я должен их называть?

— Фэйрги называют их айбо. Это, насколько я знаю, означает «волна-землетрясение». Обычно их вызывает подводное землетрясение или даже извержение вулкана. Морское дно содрогается. Его часть может даже подняться над водой, образовав новый остров или подводную гряду. Движение земли под водой заставляет ее подняться вверх и устремиться к берегу. В океане обычно ничего не заметно, поскольку вода всегда найдет себе место, но если поднявшаяся волна захлестывает более мелкую область, она превращается в огромный вал. Чем мельче, тем больше получается вал.

— На какую высоту может подняться эта волна-землетрясение? — быстро спросил Гвилим. Он слушал ее, как завороженный. Обладая самыми сильными способностями в стихии воды, он всегда старался узнать как можно больше, поскольку повсеместный страх перед глубокой водой означал, что лишь немногие осмеливались изучать ее.

Майя пожала плечами.

— Думаю, это зависит от того, насколько сильное землетрясение, и насколько близко к суше оно произошло. Такого не было уже много лет, но я знаю, что первичные волны поднимались примерно на сотню футов, и достигали многих сотен миль в длину.

Все дружно ахнули, переглядываясь и пытаясь представить последствия, если такая волна обрушится на берег.

— Как фэйрги могут даже думать о том, чтобы вызвать такую волну? — воскликнула Мегэн, побелев от гнева. — Она погубит всех, всех обитателей суши, а не только нас, людей!

— А обитатели моря? — спросил Гвилим. — Ведь она погубит и их тоже?

— А сами фэйрги? — спросил Лахлан. — Как они смогут пережить волну такой высоты и силы?

Майя пожала плечами.

— Я не знаю ответов. Я, к сожалению, не вхожа в совет короля. Но думаю, что они собираются уплыть в открытое море. Там воздействие волны совсем незначительно. Там, в безопасности, они дождутся, когда волны улягутся.

Хмурое лицо Лахлана точно по волшебству разгладилось.

— А корабль? — спросил он. — Корабли уцелеют, если их вывести в открытый океан?

— Думаю, да, — ответила Майя, настороженно глядя на него.

Лахлан широко улыбнулся.

— Благодарение Эйя, я смогу сохранить свой корабельный налог! Если мы отправим большую часть нашего флота в открытое море, корабли будут в безопасности.

— Если не принимать во внимание морских змеев и айсберги, — мрачно поправил адмирал Тобиас.

Лахлан вскочил на ноги, взмахнув крыльями.

— Идемте! — сказал он. — Нам нужно очень много сделать, прежде чем комета достигнет своего зенита. Нам нужно снабдить корабли провизией и вооружить их, чтобы они могли защититься, пока будут находиться вдали от берега. Нужно спланировать организованное отступление и удостовериться, что оно будет защищено от нападения фэйргов с реки. Нужно разослать гонцов и объединить наши силы. Потом нужно будет решить, кто останется здесь вместе со мной, чтобы попытаться уничтожить остров жриц.

— Это за мою землю вы все так отважно сражаетесь, — сказал Мак-Синн. — Я остаюсь.

Лахлан кивнул.

— Да, это кажется справедливым. Но твоему сыну придется уехать, чтобы, если мы потерпим неудачу, род Мак-Синнов не пресекся.

— Благодарю вас, сеньор, — выдохнул Мак-Синн, и его бледное напряженное лицо облегченно расслабилось.

— Но дайаден... — начал было Дуглас.

— Никаких возражений, — быстро сказал Лахлан. — На тебе лежит ответственность перед своим кланом, поэтому ты должен остаться в живых, чтобы восстанавливать свою землю, когда мы отвоюем ее для тебя.

Юноша кивнул. Его лицо было очень бледным.

— Я тоже остаюсь, разумеется, — сказал Дункан Железный Кулак.

— И я тоже, хозяин, — сказал Дайд.

Изабо, тихо сидевшая в уголке, до боли стиснула кулаки.

Лахлан кивнул.

— Естественно. Мне не обойтись без вас обоих.

— И я тоже останусь, — сказал Хан'гарад. — Я понадоблюсь вам, чтобы вызвать драконов.

— Спасибо, — сказал Лахлан. — Я сделаю все от меня зависящее, чтобы вернуть тебя домой живым и здоровым. Я знаю, что в противном случае Изолт и Изабо никогда не простят меня.

Он с улыбкой взглянул на жену, сидящую рядом с ним. Ее лицо было очень суровым.

— Я тоже остаюсь, — сказала она.

Улыбка сползла с лица Лахлана.

— Нет, Изолт. Я же сказал...

— Я остаюсь с тобой.

— Но леаннан...

— Я — Шрамолицая Воительница. Я не позволю отослать себя вместе с детьми. Я тоже остаюсь.

Лахлан беспомощно взглянул на нее, потом обхватил ее за плечи и прижал к себе.

— Свет не видел более упрямой и непослушной жены, чем ты!

Изолт улыбнулась ему.

— Я знала, что ты поймешь, — ответила она.

Солдаты один за другим вызывались помогать Лахлану. Адмирал Тобиас сказал, что он останется на кораблях и позаботится об их безопасности. Эрвин Праведный сказал напыщенно:

— Кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется руками человека, — из чего Лахлан сделал вывод, что он желает присоединиться к действиям. Герцог Глениглз и герцог Киллиагрри оба решили остаться, как и личный телохранитель Лахлана, поклявшийся защищать Ри в бою. Оруженосец Лахлана, Коннор, тоже просил, чтобы ему разрешили остаться, но ему мягко отказали.

— Мне нужно, чтобы ты охранял Хранительницу Ключа и других ведьм, — сказал Лахлан. — Пожалуйста, Коннор, мне нужен человек, которому я могу доверять.

Мальчик против воли гордо вытянулся и подчинился воле Ри.

В общей сложности, включая тридцать членов команды «Королевского Оленя», остаться вызвались сто пятьдесят человек, среди которых были представители всех земель Эйлианана. В Замок Запустения послали сообщение, и Энгус Мак-Рурах с тридцатью своими лучшими людьми присоединился к операции. Всем остальным предстояло отступить в горы Каррига. Это должно было быть воистину отчаянное отступление, ведь припасов у них было так мало, снежные сугробы были такими высокими, а все дороги за тринадцать лет запустения совершенно заросли. Мегэн и Изабо с отчаянием переглянулись.

Дункан Железный Кулак стоял рядом с Лахланом, беспечно положив руку на рукоятку меча. По его лицу можно было подумать, что они собираются на пикник, а не на смертельно опасную операцию. Майя стояла рядом с ними, указывая и описывая многочисленные островки, усеивавшие побережье Каррига, пытаясь помочь им найти безопасное место, где можно было бы переждать восемь дней. Дункан дождался, когда фэйргийка отошла на безопасное расстояние, потом сказал вполголоса:

— Хозяин, вы очень сильно полагаетесь на Колдунью. Как вы можете так доверять ей? Ее обещания не стоят и ломаного гроша.

— А что мне еще остается? — так же тихо отозвался Лахлан. — Мы сейчас пытаемся ухватиться за соломинку. Драконья Звезда взошла, и от нее у меня кровь стынет в жилах. Кроме того, разве ты не видел ее лицо? Клянусь, ей действительно небезразлична судьба дочери.

— Но ее Талант в том и состоит, чтобы заставлять всех считать, будто что-то ей небезразлично, — сказал Дункан. — Джаспер всем сердцем верил в ее любовь, но она обманула его. А Финли Мак-Финли? Она околдовала его, заставив довериться ей и предать нас. Я бы не стал ей доверять. А вдруг она выдаст нас фэйргам?

Лахлан устало потер виски.

— Тогда мы все умрем, — ответил он. — Будем надеяться, что она не сделает этого!

Изабо стояла во дворе, приглядывая за укладыванием их оскудевших запасов медикаментов, когда ее нашла Изолт. На Банри были ее видавшие виды кожаные латы, а волосы, туго стянутые на затылке, покрывал кожаный шлем. Ее талию, как обычно, охватывал пояс с оружием.

Изабо схватила ее за руки.

— Ох, Изолт! Ты не можешь убедить Лахлана отказаться от этого безумного плана? Разве ты не понимаешь, что это верная гибель?

Изолт покачала головой.

— Он непоколебим, Бо. Ты ведь уже достаточно хорошо его знаешь, чтобы понимать, насколько он упрям. Он не сдастся, пока есть хоть какой-то шанс расстроить этот гнусный план фэйргов.

— А тебе разве обязательно идти с ним? — сказала Изабо. — И дайадену тоже? Вы хотите разом лишить меня всей семьи?

Изолт не ответила на вымученную улыбку сестры.

— Ты должна позаботиться о моих детях, — сказала она медленно. — Я поручаю их тебе, Изабо.

Изабо мгновенно поняла, что та имела в виду.

— Ты хочешь сказать... — она запнулась. — Ох, Изолт. Вы должны вернуться, вы оба. Это безумие — так рисковать собой.

— Я просто на всякий случай, — ответила Изолт. — На самом деле я не боюсь. У нас хороший план, и он может сработать, а если нет, что ж, мы как можно быстрее поплывем в открытое море. Не плачь, Изабо. Так не прощаются.

Изабо утерла глаза и попыталась улыбнуться, но леденящее предчувствие утра не растаяло под светом кометы. Она крепко обняла сестру, страстно желая, чтобы они все были дома, в Лукерсирее, и чтобы их самой большой заботой было как отпраздновать их приближающийся день рождения. Наконец Изолт отошла, и Изабо тяжело села на кучу мешков, закрыв лицо руками.

Кто-то взял ее за руки и отнял их от ее заплаканного лица. Она подняла глаза и увидела Дайда. Его лицо было бледным, в глазах застыла печаль.

— Пора прощаться, моя Бо, — сказал он. — Уже протрубили сигнал к отступлению. Вы должны уходить, не теряя времени.

— Нет! — закричала она, цепляясь за его руки. — Ох, Дайд...

Он поцеловал ее, крепко, почти грубо.

— Береги себя, Бо. Ты должна уйти как можно дальше от моря. Обещай мне, что не будешь мешкать, а пойдешь так быстро, как только можешь.

— Почему ты должен остаться? — заплакала она, обвив руками его шею. — Разве ты не можешь уйти с нами?

— Я нужен хозяину, — ответил он ласково. — Ты же знаешь, что я должен остаться.

Она кивнула, отстраняясь. Там, где она прижалась лицом к его камзолу, осталось влажное пятно. Она потерла его пальцами.

— И ты тоже береги себя, Дайд, — сказала она тихо.

Он ухмыльнулся.

— Ну, я до сих пор жив и не собираюсь умирать, моя Бо. Я слишком сильно жду мира.

Она улыбнулась ему сквозь слезы. Он снова поцеловал ее, сказав хрипло:

— От такого зрелища любой сделает все возможное, чтобы остаться в живых, клянусь.

Он улыбнулся ей, ущипнув ее за подбородок, потом быстро зашагал обратно к замку. Изабо снова уселась на мешки, чувствуя себя такой покинутой, как никогда в жизни. Внезапно очнувшись, она увидела, что рядом с ней стоит Мегэн, похлопывая ее по плечу.

— Не горюй так, милая, — сказала старая колдунья. — В этом малом слишком много лукавого обаяния, чтобы погибнуть так рано. Ручаюсь тебе, ты увидишь его до конца недели.

Изабо вытерла слезы.

— Прости. Я просто не ожидала...

— Я знаю, — отозвалась Мегэн. — Трудно посылать того, кого любишь, на войну, когда все, чего ты хочешь, это прижать его к себе и защитить.

Изабо взглянула на нее. В голосе Мегэн было что-то такое, что старая волшебница точно знала, что она чувствует. Мегэн грустно улыбнулась ей.

— Конечно, знаю. Думаешь, если я сейчас седая и старая, я была такой всегда? Может быть, сейчас мне четыреста тридцать пять лет, но когда-то я была такой же молодой и красивой, как ты, Бо. Я любила и теряла больше раз, чем могу сосчитать.

У Изабо был совершенно пораженный вид. Мегэн угрюмо рассмеялась.

— В том-то и беда такого возраста. Ты все живешь и живешь, а те, кого ты любишь, стареют и умирают, или гибнут в бою, или угасают от болезней. Это уже третья война с фэйргами, которую я пережила, и в каждой из них я теряла людей, которых любила.

Изабо заколебалась, но все же не удержалась от вопроса:

— Ты говоришь и о.. о возлюбленных тоже, Мегэн?

— Да, и о возлюбленных тоже. Хотя мужчина, которого я любила сильнее, чем это мне казалось возможным, мирно умер от старости у меня на руках. Тогда я тоже хотела умереть, но это мое старое тело просто не отпускало меня. Тогда я отдала Ключ и удалилась в тайную долину. Думаю, тогда мне было что-то около восьмидесяти. Я себя чувствовала такой старой! — она хихикнула. — Теперь я думаю, какой же неприлично молодой я была тогда. Но я действительно очень любила Микеля. Он был моим возлюбленным и другом почти пятьдесят лет.

— Но не твоим мужем.

— Нет, моим мужем он не был. Я была Хранительницей Ключа, а он был младшим сыном младшего сына и должен был сам пробивать себе дорогу в этом мире. Он служил Мак-Бренну. Но мы часто виделись. Почему-то у меня всегда находились причины побывать в Равеншо. — Она улыбнулась своим воспоминаниям.

— А Йорг? — спросила Изабо, которую всегда занимала явная близость между Мегэн и старым слепым пророком, который погиб так трагически.

Мегэн рассмеялась.

— Изабо, я тебя умоляю! Мне было примерно триста пятьдесят, когда он появился на свет. Думаю, он никогда не воспринимал меня иначе, чем старую каргу, которая вечно бранила его за то, что бездельничал на уроках. Нет, я очень любила Йорга, но совершенно в другом смысле.

В мозгу Изабо начали проклевываться новые мысли.

— Так значит, когда ты стала Хранительницей Ключа, ты все еще?..

На лице Мегэн отразилось удивление.

— Ох, ну разумеется, Бо. Если ты ведьма, то это не означает, что ты больше не женщина. Я не одобряю, когда молодые ведьмы влюбляются слишком рано, потому что это очень вредит их учебе, но это никем не запрещено. Мы же не тирсолерцы с их отвращением к естественным отношениям между женщинами и мужчинами и со всеми их законами и запретами. Хотя я припоминаю, что во время Сожжения Майя использовала нашу так называемую неразборчивость в связях против нас. Не то чтобы мы действительно были неразборчивы, разумеется. Все эти разговоры об оргиях и прочем в том же духе были чистым преувеличением.

Она слегка улыбнулась.

— Хотя Табитас в свою бытность Хранительницей Ключа славилась тем, что у нее было множество любовников. Бедная Табитас. Как жаль, что она умерла прошлой зимой. Для волчицы она действительно была очень старой. — Она вздохнула и ласково погладила бархатную головку Гита. — Ну, если нам приходится уезжать в горы, лучше поскорее все уложить.

Она легонько махнула рукой, и Изабо встала, утерев последние слезинки. Она помогла погрузить мешки на одну из подвод, потом убедилась, что ее собственный небольшой узелок надежно сложен вместе с книгами и сундуками с микстурами и порошками. Во дворе толпились люди, выкрикивающие совершенно противоречивые указания, а лошади беспокойно пританцовывали, чувствуя человеческую тревогу. Мегэн и Изабо успокоили их, потом Изабо помогла Мегэн сесть в одну из телег. Затем посадила туда Оуэна с Ольвинной, сделав для них мягкое гнездышко из сена и одеял, после чего села на собственного скакуна, полуобъезженного жеребенка, оказавшегося среди множества диких лошадей, которых они поймали в лесу. Доннкан с Бронвин забрались на козлы, по обе стороны от Гвилима Уродливого, который правил лошадьми.

— Можно мне подержать вожжи? — с надеждой спросил Доннкан.

Колдун кивнул, и маленький прионнса вывел телегу со двора и направил по дороге, гордо помахав Лахлану и Изолт, стоявшим у огромных ворот.

— Да обернется к вам Эйя своим светлым лицом, — сказала Изабо им обоим, наклонившись со своего коня.

— И к тебе тоже, — отозвался Лахлан, с улыбкой глядя ей в лицо. — Не бойся! Все будет хорошо.

— Если не увидимся до Кандлемаса, поздравляю с днем рождения, — сказала Изолт, и Изабо, кивнув, улыбнулась и пришпорила лошадь пятками. Оглянувшись на разрушенный замок, она с дрогнувшим сердцем увидела, как кто-то машет со стены синим беретом с кокардой. Она развернулась в седле и бешено махала в ответ, пока замок не скрылся из вида.

Дорога шла по длинному мысу, изгибаясь к каменистому пляжу и устью реки. Здесь земля пологими холмами уходила в длинную и широкую долину, заросшую деревьями. Через центр леса текла река Кильчурн, широкая и стремительная, разлившаяся от тающих в горах снегов. Именно по этой реке Изолт удалось так быстро привезти Мак-Синна и его людей к морю на плотах.

Неподалеку от того места, где река Кильчурн впадала в море, на невысоком холме стоял городок Киннейрд, окруженный высокими укрепленными стенами. Большая его часть теперь лежала в руинах. Отряд, отступающий из Покинутого Замка, обошел старый город далеко стороной, поскольку все знали, что он снова находится во власти фэйргов. По той же причине они держались подальше от реки, используя для питья растопленный снег.

Днем они уже были далеко в лесу, двигаясь по разбитым остаткам старой дороги, которая теперь настолько заросла колючими кустами ежевики, что была практически непроходимой. Впереди шагали солдаты с топорами, расчищая дорогу и утаптывая снег, чтобы могли проехать телеги, везущие ведьм, детей и несколько мешков и бочонков, которые у них остались.

Их дальнейшее продвижение задерживала Мегэн, настаивавшая на том, чтобы предупредить как можно больше лесных жителей. Она велела своему донбегу Гита позвать обитателей деревьев, а сама созвала к себе кроликов, сурков, инеистых горностаев и лисиц, попросив их разнести новости.

— Все медведи сейчас в спячке, — сказала она с тревогой. — Надеюсь, что остальные животные не испугаются разбудить их. Энит, может быть, ты могла бы попросить птиц разнести предупреждение?

Энит созвала лесных птиц себе на руку, и вскоре воздух звенел от их пронзительных трелей и хлопанья крыльев.

Под толстыми заснеженными ветвями быстро стемнело, и путешественникам пришлось наспех разбить какое-то подобие лагеря. Всех снедало недовольство тем, что им не удалось уйти достаточно далеко.

Костры растянулись по лесу, насколько хватало взгляда, поскольку к отступлению присоединились и те, кто укрывались в Замке Запустения. Там были солдаты из всех земель Эйлианана и множество карригцев, спустившихся с гор, чтобы помочь вести войну. Вся процессия была в подавленном настроении, ведь все шли в Карриг с радужными надеждами.

Отступление вновь воссоединило былую Лигу Исцеляющих Рук. Они собрались у костра, обмениваясь новостями и поражаясь переменам, произошедшим с каждым из них. Финн Кошка получила от отца поручение помочь доставить процессию в безопасное место, а Эшлин Волынщик, как всегда, был ее преданным слугой. Джей Скрипач, как обычно, сопровождал Энит, а Джоанну всегда можно было найти где-нибудь поблизости от целителей, а Томаса и ее младшего брата Коннора — поблизости от нее. Не было с ними лишь Диллона со Счастливым Мечом, оставшегося с Лахланом, как и остальные Синие Стражи.

С Лигой Исцеляющих Рук были и их остальные друзья и товарищи — Брангин Ник-Шан, Кэйлин со своим шедоухаундом Добхэйленом, клюрикон Бран и Дуглас Мак-Синн, сам не свой от страха за отца.

— Разве не странно думать, — сказала Финн, — что всего девять месяцев назад мы все вместе были в Риссмадилле, и вот теперь мы все снова вместе, успев за это время побывать по всему свету? У вас было много приключений? У меня — куча. Представляете, меня заперли в комнате, чтобы не пустить сюда. Я сбежала через окно — пришлось изрядно повозиться, потому что там скала трехсот футов в высоту, и вся слизкая от брызг. А потом мне пришлось плестись в хвосте армии, да еще так, чтобы никто меня не заметил, потому что все меня знают, разумеется, и дайаден без колебаний отправил бы меня обратно домой. Но мне очень понравилось. Мне пришлось снова взяться за карманничество, и было очень забавно видеть, как все бранились, что их ужин или табак снова исчез совершенно загадочным образом.

Она озорно усмехнулась.

— Они обычно винили в этом нисс, или даже гоблинов, вот болваны! Я, конечно же, переоделась мужчиной, и снова остригла волосы, но меня десять раз чуть не обнаружили. Но в конце концов мы с Гоблин пробрались в шатер дайадена, сели и стали ждать его, потому что оголодали и нам надоело глотать пыль позади всей армии. Тогда мы уже были на побережье, и отсылать нас обратно было слишком поздно. Он страшно разозлился, но что ему оставалось делать? Но с тех пор была ужасная скучища, потому что он не выпускал меня из того проклятого Замка Запустения. Пылающие яйца дракона! Я больше никогда не стану называть наш замок в Касл-Рурахе старой развалиной!

— Я никогда не испытывала большего потрясения, чем когда услышала, что ты в Замке Запустения, — сказала ее двоюродная сестра Брангин. — Я знала, что дядя ни за что не позволил бы тебе ехать не войну.

— Неужели? — ухмыльнулся Джей. — А я вот совершенно не удивился.

— Тебя пустили только потому, что ты умеешь высвистывать ветер, задавака! — парировала Финн. — Если бы у меня был погодный Талант, они не попытались бы заставить меня остаться! Это ужасно нечестно! А теперь нам всем приходится отступать, как раз когда начало становиться интересно.

— Только ты могла сказать такую глупость, — сказала Брангин, изумленно качая головой. — Неужели ты не понимаешь, какая опасность угрожает нам всем?

— Опасность? Когда Финн Кошка ведет вас в безопасное место? Ох, маловерка!

У соседнего костра сидели ведьмы и целители, кутаясь в пледы от пронизывающего холода. Аркенинг Грезящая сильнее всех страдала от бесконечных вьюг, лежа в лихорадочном сне. В груди у нее хрипло клокотало.

— Нам следовало отдать сигнал к отступлению еще месяц назад, — сказал Крепыш Джон со свисающими, точно у бульдога, щеками. Теперь он был далеко не таким плотным, как полгода назад. — Весь этот зимний поход был напрасным. Совершенно напрасным!

— Все войны напрасны, — мрачно отозвалась Энит. Она сидела, сгорбленная и безразличная, даже не прикоснувшись к миске с жидким супом, который сварили повара. Изабо знала, что Энит переживает за Дайда так же сильно, как и она сама.

— Ну да, — оживленно сказала Джоанна. — Война не напрасна, если ты победил в ней. Серые Плащи еще не разбиты. Разве Его Высочество не поднял Лодестар и не укротил бурю? Ри ни разу не проигрывал кампанию, а Яркая Война тянулась куда дольше, чем эта война, и унесла куда больше жизней. Вас не было в Риссмадилле, где груды мертвых тел тянулись, насколько хватало взгляда, а я была. Вы же не станете утверждать, что не стоило выгонять Ярких Солдат из Рионнагана?

Энит ничего не ответила. Джоанна присела рядом с ней, ласково сжав скрюченные пальцы на ложке.

— Поешьте, а то заболеете и только добавите мне лишней работы.

Энит невыразительно улыбнулась и послушно проглотила несколько ложек, а Джоанна встала и пошла, чтобы прекратить спор между Финн и Брангин. Она помогла Море уложить уставших и от этого капризных близнецов, потом отвлекла Дугласа Мак-Синна от переживаний, попросив его помочь ей рассортировать охапку трав и цветов, которую она набрала в тот день в лесу. Изабо, глядя на нее, гадала, что бы все они делали без Джоанны. Все очень устали после долгого и напряженного дня, поэтому никто не возражал, когда угли сгребли в кучу сразу же после ужина, а фонари притушили.

От беспокойного сна Изабо разбудил какой-то тихий хриплый гул. Она немедленно насторожилась, усевшись на своем тюфяке. Шедоухаунд Кэйлина стоял на опушке, вздыбив загривок и оскалив клыки. Его зеленые глаза зловеще горели. Сам Кэйлин стоял рядом с ним, положив руку собаке на спину.

Вокруг темных деревьев клубился туман, прижимаясь к земле и обвивая стволы. Зловеще пахло сыростью, точно от свежей могилы. У Изабо перехватило горло. Она встала и бесшумно по дошла к собаке, которая повернула свою гладкую голову и зарычала на нее.

Мир, сказала она на собачьем языке. Его загривок немного опал, а морда немного покрутилась и снова уставилась в лес.

— Там что-то есть, — сказал Кэйлин очень тихо.

— Месмерды, — сказал Гвилим Уродливый. Он сидел у краснеющих в темноте углей, тепло закутанный, со своим посохом на коленях.

— Нет! Здесь?

Колдун кивнул.

— Но я думала, что мы оставили их в Эрране, — в смятении сказала Изабо. — Как им удалось отыскать нас здесь, так далеко от болот?

— Не говори глупостей, Бо, — спокойно сказала Мегэн. Она лежала на своих одеялах, но при словах Изабо приподнялась на локте. — Они знают время восхода кометы так же, как и мы. А ты думала, нам удастся избавиться от них?

— Нет! — крикнула Изабо. Она выхватила из костра головешку и яростно замахала ей, так что ее тлеющий конец снова запылал. — Убирайтесь! Прочь! — Она побежала в лес, размахивая факелом. Туман обхватил ее призрачными пальцами, и она, всхлипывая, сражалась с ним. Ее крики разбудили лагерь.

— Тише, милая, — сказала Мегэн, подойдя к Изабо. Снег у нее под ногами хрустел. — Зачем ты перебудила весь лагерь? Ни ты, ни они ничего не можете сделать. Месмерды никогда не отходили от меня далеко, ни разу за все последние месяцы. Просто сейчас они в нетерпении и стараются держаться ко мне поближе.

— Нет! — зарыдала Изабо.

— Пойдем обратно к костру, глупышка. Только посмотри на себя! Ты вся дрожишь. И еще бегаешь босиком по снегу! Отморозишь себе пальцы, если не будешь осторожной. Возвращайся в постель.

Выронив факел, Изабо позволила Мегэн отвести ее обратно к костру.

— Все в порядке? — закричало несколько человек. — Что случилось?

— Ничего, ничего, — успокаивающе отозвалась Мегэн. — Ложитесь спать.

Она подтолкнула Изабо к ее вороху одеял, и Изабо закутала в них окоченевшие ноги. Она и сама чувствовала себя оцепенелой. Повсюду висела сырая вонь месмердов, вызывающая у нее тошноту. Проснувшаяся Джоанна со свойственной ей деловитостью заварила травяного чаю, и Изабо послушно его выпила. Но заснуть ей уже не удалось, и она лежала в своих одеялах, пытаясь прогнать месмердов силой воли и желания.

Утром туман рассеялся. Небо было бледным и ясным, и солнце превращало сосульки в сверкающие алмазы.

— Куда делись все вьюги? — спросила Нелльвин, забираясь в телегу. — Этой жрице-ведьме что, надоело нас изводить?

— Наверное, силы бережет, — хмуро отозвался Гвилим.

Они углубились в лес, длинная процессия мужчин, женщин и детей, очень надеясь, что хваленое чувство направления Финн не даст им сбиться с пути. Местами дорога была такой заросшей, что было непонятно, куда идти. Но Финн всегда уверенно указывала путь, и поскольку она всегда оказывалась права, люди скоро стали безоговорочно ей доверять.

Однако их продвижение все-таки оставалось очень медленным, и по мере того, как утекали дни, дурное предчувствие Изабо все крепло и крепло. Она почти не спала, а когда засыпала, ей снились горы, изрыгающие огонь, комета изо льда с огненным хвостом, гигантский вал, несущийся по суше и губящий все живое на своем пути. Однажды ночью она резко проснулась, как от точка, с неистово бьющимся сердцем. Ей приснился бой. Фэйрг с жестоким лицом и толстыми клыками ранил Лахлана в грудь, и Лахлан начал погружаться в темную бездонную воду, все ниже и ниже, пропадая из виду, и вся жизнь в его сверкающих золотистых глазах потухла навсегда. Остаток ночи она пролежала без сна, глядя в туман, чувствуя, как все ее тело наливается свинцовым отчаянием.

Наконец, когда уже все не находили себе места от беспокойства, пейзаж начал медленно подниматься. Из леса выступали холмы, и они снова подошли к реке. Она быстро бежала между заснеженными берегами, на которых громоздились смерзшиеся ледяные глыбы. Высокие вечнозеленые деревья со склоняющимися к земле от тяжести снега лапами пронзали тяжелые низкие облака. Там и сям темноту леса нарушала изящная филигрань голых ветвей.

Расчищать дорогу для телег становилось все труднее и труднее. Аркенинг Грезящая лежала в лихорадке, не узнавая даже лиц, склонявшихся над ней. Энит не могла сделать ни шагу без посторонней помощи, а у детей не хватило бы сил, чтобы идти. Без телег обойтись они не могли.

Каждую ночь зловещая пульсация кометы становилась все ощутимее, пока даже самые близорукие перестали нуждаться в том, чтобы им показывали на нее. Заметнее всего она была на рассвете и на закате, похожая на кровавое пятно, и именно в это время Изабо чувствовала себя наиболее угнетенной. Чем ближе подходила комета, тем ближе придвигались месмерды, пока в лесу у их лагеря туман не начал клубиться каждую ночь. Надо всем висела какая-то мгла, несущая с собой запах смерти, и в этой сырой липкой дымке висели серые призрачные фигуры, глядящие своими непроницаемыми мерцающими глазами, ожидающие своего часа.

На пятую ночь Аркенинг Грезящая умерла во сне. Ведьмы были охвачены горем, поскольку старая колдунья была ласковой и доброй женщиной, много выстрадавшей за время правления Майи Колдуньи. Сильнее всех горевали Буйный Брайан и его младший брат Кэйлин, ибо именно они спасли ее от костра в Шантане восемь лет назад.

Они, как смогли, засыпали ее камнями, поскольку земля была слишком замерзшей, чтобы вырыть могилу, и Мегэн с заплаканными глазами произнесла над ее последним пристанищем слова погребального обряда. У них оставалось всего три дня до того момента, как комета достигнет зенита своей мощи. Три дня до двадцать четвертого дня рождения Изабо и Изолт.

На седьмой день они добрались до глубокой заводи, укрывавшейся в тени высокого поросшего деревьями утеса. Высокий водопад обрушивался в ее темную воду, и с каменистых уступов и ветвей деревьев свисали сосульки. Они в отчаянии остановились, не видя никакой возможности проехать здесь на телегах.

— Здесь нам пришлось очень нелегко, — сказал Каррик Одноглазый. — Наши плоты чуть было не сорвались с края скалы вместе с нами. Ее Высочество использовала свою магию, чтобы заморозить всю реку вместе с водопадом, и мы застряли во льду, как мухи в глазури. Потом мы вырубили свои плоты и спустили их вниз по склону утеса. Когда мы были внизу, она разморозила реку, и мы поплыли на плотах дальше.

— Какой Талант! — восхитилась Мегэн. — Ох, жаль, что мы не можем сделать колдунью и из Изолт тоже! Какая досада, что она вышла замуж за Ри и стала банри.

— Ничего не досада! — возмущенно завопил Доннкан.

Мегэн снисходительно улыбнулась ему.

— Ну-ну, мой мальчик, я просто пошутила. Поверь мне, никто не радовался больше, чем я, когда твои мама и папа поженились.

— Нам придется бросить телеги, — сказала Изабо. — Без этого никак. Самые крепкие пони смогут подняться на этот холм. Мы посадим на них Энит и Мегэн, перед ними по близнецу, а на остальных нагрузим припасы. Всем остальным придется подниматься самим.

Они с Риорданом принялись уговаривать пони подняться по крутому склону. Подъем был очень нелегким, местами почти вертикальным, но большинство пони каким-то образом справилось с ним.

Наверху оказались холмы и луга, поднимающиеся к крутой горной гряде. При виде Хребта Мира, такого высокого и белого, что казалось невозможным поверить в то, что это горы, а не облака, Изабо воспрянула духом. Они поднимались все выше и выше, пока за ними не начали тянуться длинные тени, а пони стали спотыкаться. Над ними была скала, а позади уходила вниз длинная горная гряда. Дальше подниматься они не могли.

Красная и зловещая, на фиолетовом небе висела комета. Под горным кряжем тянулись плоскогорья, за которыми расстилался океан темных деревьев. Изабо видела сверкающую ленту реки, вьющуюся через него, неумолимо ведущую глаз к морю, почти терявшемуся во мраке.

— Надеюсь только, что мы поднялись достаточно высоко, — сказала она Джоанне. — Лучше бы нам не видеть этого ужасного моря.

— Ну, море не поднимется, — спокойно отозвалась Джоанна. — Его Высочество помешает их злым планам.

— Как ты можешь быть так в этом уверена? — вырвалось у Изабо.

Джоанна помолчала.

— Я не уверена, — ответила она негромко. — Но очень давно, на самайнском костре, я загадала желание никогда больше не бояться. До этого я вечно всего боялась: боялась голода, боялась одиночества, боялась боли. Финн с Диллоном обзывали меня трусихой и дразнили. Поэтому я загадала желание освободиться от страха. Я обнаружила, что страх всегда с нами, и избежать его невозможно. Но нужно взглянуть в лицо своему страху и продолжить делать свое дело. Именно это я и пытаюсь делать.

Изабо стало стыдно. Она взяла загрубелую от работы руку Джоанны, сжала ее и поднялась на ноги.

— Что ж, полагаю, мне стоит продолжить делать свое дело, — сказала она.

В тот вечер туман подступил к ним так близко, что, казалось, просачивался через их одежду и не давал поддерживать огонь. Все дрожали от сырости и жались друг к другу. Единственным утешением было то, что туман скрывал от них комету.

Ночью пошел снег, сначала слегка, потом со все нарастающей силой. Деревья не давали никакой защиты, а брезент, который они натянули между стволами, сорвал поднявшийся ветер. Они сбились в кучу, а Шрамолицые Воины принялись рыть пещеры во льду, чтобы дети и ведьмы могли укрыться. Изабо вместе с целителями ходила по лагерю, предупреждая людей, чтобы шевелили пальцами на руках и ногах. Под напором снега все костры быстро погасли, и у людей не осталось никакого укрытия, кроме плащей и одеял.

Изабо начала охватывать ярость. Она вспомнила, как клану Мак-Синнов пришлось спасаться бегством в метель, когда фэйрги выгнали их из замка. Утром, рассказывал Мак-Синн, они обнаружили сотни мертвых, холодных и окоченевших. Она не могла допустить, чтобы такое случилось с ними. Обратившись внутрь себя, она собрала все свои внутренние резервы, все силы, и выбросила руку вперед, к гигантскому древесному стволу, многие годы назад поваленному бурей. Хотя и почти занесенное снегом, бревно вспыхнуло от корней до спутанной кроны. Пламя взвилось ввысь, с шипением растопив снег. Беженцы столпились вокруг, протягивая к огню окоченевшие руки и изумленно ахая. Целители растопили снег в своих котлах, заварив питательный травяной чай и напоив всех, и нагрели камни, чтобы положить их в постели самых старых и слабых. Изабо все это время работала наравне с ними, в конце концов уснув прямо с длинной ложкой, которой она помешивала содержимое котла, в руке.

Всего через несколько часов она проснулась от голоса своего отца, зовущего королеву драконов. Точно звон тысячи колоколов, ее имя раскатилось у Изабо в голове и в каждой клеточке ее тела, снова и снова отдаваясь эхом, пока зубы у нее не застучали, а в ушах не зазвенело.

Кайллек Эйллин Эйри Теллох Кас! Призываю тебя, Кайллек Эйллин Эйри Теллох Кас. Время пришло! Приди ко мне, Кайллек Эйллин Эйри Теллох Кас!

Все было тихо. Девственно-белый снег лежал повсюду, насколько хватало глаз, укрывая кусты, деревья и камни. Небо над ее головой было ясным, чуть тронутым нежными цветами зари. Рядом все еще горел и потрескивал огонь, хотя большая часть бревна уже рассыпалась в угли. Люди жались к теплу, лежа спина к спине везде, где могли найти место. В морозном воздухе перед их губами висели белые облачка пара.

Изабо увидела, как из одеял поднялась всклокоченная седая голова Мегэн. Гита протестующе пискнул во сне. Все, что она могла видеть, это лишь белый овал лица колдуньи, обращенный к северу.

— Мегэн! — прошептала она. — Ты это слышишь?

Та кивнула.

— Хан'гарад позвал королеву драконов. Началось.

КОМЕТА В ЗЕНИТЕ

Хан'гарад стоял на полубаке, глядя на юг. Снежинки медленно падали на его рогатую голову с длинным хвостом жестких белых волос.

— Что он делает? — негромко спросил Дайд у Лахлана. — Я думал, он должен звать дракона.

— Полагаю, он именно этим и занят, — сухо ответил Лахлан. — Драконы разговаривают мысленно, разве ты не знал?

— Ну, я ж всего-навсего бедный циркач, — перейдя на преувеличенно простонародную речь, отозвался Дайд. — Откуда мне знать про драконов?

Хан'гарад развернулся и легко соскочил на палубу, пренебрегая ступеньками.

— Готово, — сказал он лаконично.

— Спасибо, — ответил Лахлан.

Шрамолицый Воин склонил голову и быстро ушел прочь к своим товарищам, стоявшим вместе, глядя на бурные волны. Хотя они изо всех сил пытались не выказывать своих эмоций, было ясно, что вид такого огромного количества воды все еще поражал и беспокоил всех Шрамолицых Воинов.

— И что теперь? — спросил Дайд.

— Будем ждать, — отозвался Лахлан. — Нам остается только надеяться, что фэйрги решат, будто мы уплыли в открытый океан, как все остальные корабли. Под покровом темноты мы выскользнем из бухты и пойдем вдоль берега к Острову Божественной Угрозы и нападем на него, как и собирались. Мы должны захватить их врасплох, иначе все пропало.

Дайд кивнул.

— А потом мы все сможем вернуться домой, — сказал он оживленно. — Ох, скажу я тебе, не могу дождаться, чтобы улечься на спину в теплую траву и смотреть на голубое небо и слушать пение птиц.

— Мне казалось, ты предпочтешь веселую таверну с хорошим виски и пышными служанками, — поддразнил его Лахлан.

— Ну, от этого я бы тоже не отказался, — со смехом заметил циркач. — А тебе чего больше всего хочется?

Лахлан посерьезнел, взглянув на Изолт, молча стоявшую вместе с остальными Шрамолицыми Воинами. Лишь слышавшиеся время от времени отрывистые звуки и мелькание пальцев выдавали, что между ними идет какой-то разговор.

— О, мне просто хочется домой, — ответил он.

День тянулся очень медленно. Лахлан играл в шахматы с герцогом Киллигарри, а Дайд слонялся вокруг, играя на гитаре. Остальные бросали кости или играли в карты или нарды, собравшись вокруг стола в дымном камбузе, время от времени обогревая руки над горящей жаровней. Изолт и Шрамолицые Воины чистили оружие и упражнялись в адайе. Майя сидела на полубаке, прямо над головой оленя с ветвистыми рогами, украшавшей нос корабля. Ее руки неподвижно лежали на коленях, длинные черные волосы хлестали по лицу. Одна ее рука была прикована к фальшборту. Рядом стоял солдат, угрюмо куря трубку и ругая про себя фэйргийку, которая не могла выбрать какое-нибудь более теплое место, чтобы сидеть весь день. Он был седьмым стражником, приставленным к бывшей Баннри, и его уши были заткнуты воском в надежде, что это сделает его невосприимчивым к ее чарам. Однако же шестерым предыдущим это ничуть не помешало освободить ее.

Королевский флот всю последнюю неделю нападал на фэйргов, делая вид, будто они мечутся в последней отчаянной попытке сокрушить морских жителей. Потом они развернулись и поплыли на север, преследуемые пятьюдесятью всадниками на морских змеях и их воинами. Айен с Лахланом вдвоем вызвали густой туман, и под его покровом «Королевскому Оленю» удалось ускользнуть. Потом Снежное Крыло, остроглазый кречет Лахлана, сообщил, что королевский флот благополучно добрался до глубокой воды, потеряв в сражении с морским змеем всего один корабль. «Королевский Олень» провел ночь на якоре за отвесной бесплодной скалой. Все пытались не выказывать беспокойства.

Солнце уже начало спускаться к горизонту, когда поднялась тревога.

— Драконы! — закричал дозорный, не в силах скрыть свой ужас. — Драконы летят!

Лахлан вскочил на ноги, перевернув шахматную доску. Его глаза сверкали от возбуждения.

— Они ответили на зов! — воскликнул он. — Теперь мы не можем потерпеть поражение!

Все вскарабкались по трапу на палубу. День был ясным и морозным, а море было таким спокойным, каким его не видели уже многие месяцы. Сосульки на вантах позвякивали, точно крошечные колокольчики. Вокруг плавали айсберги, некоторые возвышаясь огромными голубоватыми пиками, другие плоские и неровные. Высоко в небе парили семь драконов, летевших клином. Солнце играло на их бронзовых спинах.

— Семь сыновей королевы драконов, — сказал Хан'гарад. — Целая армия.

Прямой и стремительный, точно стрела, драконий клин плавно спустился к кораблю. Когда его огромная тень упала на людей, многие повалились на колени, в инстинктивном ужасе прикрывая голову руками.

Драконы трижды облетели корабль, потом шестеро из них снова взмыли в небо. Вожак крыла, самый крупный из них всех, легко приземлился на вершину утеса, в несколько раз обернув свое длинное тело вокруг скалы. Его шелковистые чешуйки отливали темной бронзой на спине и лапах, но горло и брюхо были бледно-кремовыми. Голову и шею венчал острый зазубренный гребень. Дракон положил огромную угловатую голову на лапы, кончиком хвоста взбивая воду в белую пену. «Королевский Олень» бешено закачался, и распростертых на палубе людей швырнуло сначала в одну сторону, потом в другую. Сосульки, точно маленькие прозрачные кинжалы, полетели с вант вниз, разбившись на сотни маленьких острых осколков. Несколько человек, которых задело, громко вскрикнули.

Значит, Хан'гарад, называющий себя повелителем драконов, ты осмелился назвать наше имя?

Хан'гарад преклонил колени, сделав вежливый Хан'кобанский жест глубочайшего почтения и уважения.

Приветствую тебя, Великий. Благодарю тебя за то, что ответил так быстро.

Моя мать-королева помнит и любит тебя, ответил дракон. Теперь, когда наша маленькая сестра отложила яйцо и роду драконов не грозит вымирание, она очень рада и поэтому не гневается на тебя за то, что ты осмелился назвать ее имя.

Очень этому рад, сказал Хан'гарад, склонив голову.

Когда в прошлый раз вы звали нас, мы получили огромное удовольствие, сжигая и пируя без ограничений. Этот ваш так называемый Пакт о Мире, который вынуждает драконов охотиться только в горах и лишь на четвероногих существ, очень докучает нам. Наша еда стала скудной и лишена приятного разнообразия. В прошлый раз мы были рады отведать человеческой плоти. А теперь ты хочешь, чтобы мы попробовали плоти морских жителей?

Драконы видят в обе стороны нити времени, ответил Хан'гарад. Мне ясно, что ты знаешь, о чем мы хотим просить тебя.

Ваши мысли и желания действительно прозрачны для нас, мысленно усмехнулся дракон. Но ясны ли они вам самим?

Думаю, да.

Тогда попроси нас. Мы сделаем то, о чем ты попросишь, но будь осторожен в своих просьбах.

Хан'гарад кивнул. Он обернулся к Лахлану и сказал:

— Дракон обещает помочь нам в том, о чем мы попросим, но предупреждает, чтобы мы были очень осторожны с тем, чего просим.

Лахлан смотрел на огромного дракона со страхом и благоговением. Услышав слова Хан'гарада, он нахмурился, зашелестев крыльями.

— Скажи дракону, что мы хотим уничтожить остров Жриц Йора и всех, кто живет внутри, — сказал он осторожно. — Мы хотим освободить Карриг от владычества фэйргов и установить в стране мир. Могут драконы помочь нам в этом?

Хан'гарад повернулся обратно к дракону, вылизывавшему лапу узким гибким языком ярко-синего, точно летнее небо, цвета. Он поднял свою громадную голову и широко раскрыл топазовые глаза. Все люди на палубе беспомощно утонули в его золотистом взгляде, загипнотизированные.

Я слышу слова твоего крылатого короля, сказал дракон, и на этот раз его голос глубоко в мозгу услышали все на корабле. Мы с легкостью можем зажечь курящийся остров тех, кто называет себя Жрицами Йора. Мы с удовольствием сделаем это. Вторая просьба более трудна. Мы видим множество возможностей, разветвляющихся от этой ночи. Когда вы назвали наше имя, то отсекли многие возможности, но вместо них появились новые. Все ваши судьбы и судьбы целой страны находятся в руках многих. То, что делает или не делает один, влияет на всех. Даже мы, драконы, не можем предсказать последствия. Каждый прошедший миг свивает многие нити в одну, и скоро момент, в который можно будет изменить вашу судьбу, настанет и пройдет...

Дракон медленно закрыл глаза, и люди зашевелились и принялись переговариваться. Все они подошли как можно ближе к дракону, неодолимо влекомые притягательной силой его взгляда. Теперь они отступили назад, смотря куда угодно, только не друг на друга и не на дракона, потрясенные видениями, промелькнувшими за этот миг в драконьих глазах. Вращающиеся миры, кружащиеся звезды, бескрайняя черная пустота...

Корабль накрыла тень утеса. Солнце уже касалось горизонта. Волны окрасились в яркие цвета заката, айсберги голубовато блестели. Лахлан потер глаза, тряхнул крыльями. Ему было трудно сосредоточиться, поскольку эхо драконьего голоса все еще отдавалось в его теле, а видения, промелькнувшие перед его взглядом, все еще ослепляли его разум. Ему показалось, что он увидел собственную смерть, увидел, как Лодестар вывалился из его руки и скрылся под водой, как его свет померк. Ему показалось, что он видел вспышку света, обжигающую боль, и он вновь возродился.

— Солнце уже почти зашло, — сказал Хан'гарад, на которого драконий голос подействовал меньше всех. — Скоро нам выходить в море.

Лахлан отодвинул тревожащие видения в самый дальний уголок разума. Оглянувшись вокруг, он увидел, что у всех людей ошарашенный вид, как будто они выбрались из темного туннеля на яркий свет. Он схватил капитана за плечо и энергично встряхнул его.

— Давайте готовиться к отплытию!

Когда корабль выплывал в океан, они увидели семейство тюленей, нежившихся в последних лучах солнца на поверхности огромного плоского айсберга. Детеныши играли и резвились, и Лахлан тут же пожалел, что близнецов нет на корабле и они не могут это увидеть. Потом вспомнил, куда они плывут, и обрадовался, что его семья была в многих милях от него.

Держа обеими руками Лодестар, он заставил туман подняться над морем, и белая дымка обвила мачты и паруса корабля, скрыв его из вида. Майя прижалась к фальшборту, бледная, как мел, и Лахлан задумался, что же она увидела в драконьем оке.

Снежное Крыло летел впереди, своими острыми глазами оглядывая море. Когда они приблизились к небольшом островку, он полетел обратно, приземлившись на запястье Лахлана. Все было тихо, сообщил он. В море было пусто.

Было уже поздно, когда они наконец бесшумно проскользнули к острову Божественной Угрозы. Бросить якорь они не осмелились, поскольку Майя сказала, что под водой звук распространяется гораздо быстрее и дальше, а они знали, какой острый у фэйргов слух. Вместо этого они убрали паруса и позволили кораблю дрейфовать, удерживая его на месте при помощи лишь румпеля и шпринтового паруса.

Цепи Майи разомкнули, и она встала. Ее гордое лицо было бледным и бесстрастным, словно высеченное из мрамора. Лахлан сжал ее запястье.

— Если предашь нас, твоя дочь умрет, — сказал он резко.

Она подняла бровь. Ее ноздри раздувались.

— Предам или нет, мы все равно обе погибнем сегодня, Мак-Кьюинн.

Он отпустил ее запястье, тяжело дыша, высоко подняв крылья.

— Если ты выполнишь свою задачу, то не погибнете. — В его голосе звучала тревога.

Она презрительно расстегнула застежки на своем платье и уронила его на пол, представ перед ними всеми совершенно обнаженной. Даже в темноте и тумане ее красота заставила всех мужчин ахнуть. Потом она повернулась и прыгнула с палубы. Ее тело вошло в воду без единого всплеска. На миг наступила тишина, и все беспокойно перевесились через палубу. Внезапно темную воду прорезал серебристый хвост, потом Майя выпрыгнула из воды, перекувырнувшись в воздухе. Какое-то мгновение все могли видеть ее во всей странности ее морского облика, с изящным гибким хвостом и плавниками. Потом она снова скрылась в воде, вынырнув в некотором расстоянии от корабля. Ее черные волосы прилипли к лицу и плечами.

Они очень осторожно опустили в море две стеклянных банки, внимательно следя за тем, чтобы не ударить их о борт корабля. Майя схватила веревки, связывающие их, и снова нырнула. Пятнадцать минут они ждали в тишине, полные страха, потом наконец голова фэйргийки показалась на поверхности. Опустили еще две банки, потом, через двадцать минут, еще две. Наконец все восемнадцать банок были благополучно заложены, и Майю вытащили из воды, дрожащую от холода и усталости, дышащую с таким трудом, что все заволновались. Ее завернули в одеяла и дали чашку с дымящимся чаем.

Она взглянула на Лахлана, стуча зубами о край чашки.

— Не могу в это поверить, — сказала она. — Я все еще жива. Банки не разбились. Я все еще жива.

Он кивнул.

— Ты молодец, — скупо похвалил он ее. — Спасибо тебе.

— Кани, услышь нас, услышь нас, Кани, Кани, услышь нас, услышь нас, Кани, Кани, услышь нас, услышь нас, Кани.

Жрицы все повторяли и повторяли слова ритуала, и их голоса разносились по темному залу. Фанд стояла перед Ночесферой Найи, слегка пошатываясь, отдавая все свои силы и энергию огромной сфере с колеблющимся внутри зеленоватым светом, стоявшей перед ней. Она видела огромные выпученные глаза двух рыб-гадюк, их мерцающие тела, плавающие туда-обратно в такт заклинанию.

— Услышь нас, Кани, — сказала она. — Дай нам силу. Дай нам обещанную силу. Услышь нас, Кани. Возьми силу кометы. Возьми огонь кометы. Услышь нас, Кани. Дай нам силу. Дай нам обещанную силу.

— Приди на наш зов, Кани, богиня огня, богиня праха, услышь наш призыв, Кани, богиня вулканов, богиня землетрясений приди на наш зов, Кани, Кани, услышь наш призыв, Кани. Кани, приди на наш зов, Кани, Кани...

Туман рассеялся, освободившись от воли Лахлана. Он стоял на полубаке, глядя на возвышающейся впереди остров. Из моря отвесно поднимались его черные скалы, заканчиваясь острым пиком. Вершина была полускрыта в дымке, но все остальное купалось в свете двух лун, которые, полные и яркие, висели над горизонтом. Высоко в небе летела комета. Лахлан сцепил руки, чтобы унять дрожь, и кивнул капитану, который выкрикнул приказ:

— Огонь!

По всему борту «Королевского Оленя» загрохотали пушки. Заклубился черный дым. Раздался оглушительный удар, и они увидели взлетевшие в воздух обломки — пушечное ядро ударило по острову. Драконы спикировали вниз, изрыгая длинные языки пламени. Когда они пролетели мимо и опять взмыли в воздух, снова послышался приказ:

— Огонь!

Пушки грохотали снова и снова. Драконы взлетали и пикировали в замысловатом и смертоносно прекрасном танце огня и дыма. Раздался громкий взрыв. Из воды взметнулось зеленое пламя, шипящим дождем обрушившись на спокойные воды. Огонь разгорался и распространялся, следуя за искрами. Внезапно послышался еще один взрыв, и над водой поднялся еще один фонтан зеленого огня. Вскоре весь остров оказался окружен кольцом пламени, скала содрогалась от взрывов, и с утесов срывались огромные булыжники. Драконы торжествующе ревели, пикируя к пылающему морю. Их чешуйки сияли, точно расплавленное золото.

На носу «Королевского Оленя» стояла Майя. Отблески огня плясали на ее перламутровой коже, заставляя ее мерцать и переливаться. На ее лице отражалось свирепое и мрачное торжество.

— Так умирают жрицы, — сказала она.

— Приди на наш зов, Кани, богиня огня, богиня праха, услышь наш призыв, Кани, богиня вулканов, богиня землетрясений, приди на наш зов, Кани, Кани...

Фанд была до краев полна силой. Она чувствовала эту силу, бегущую по ее венам, выливающуюся из всех пор ее тела, сверкающую, точно река раскаленной лавы. В ушах у нее звенело имя богини. Она выкрикнула его, яростно, страстно, отчаянно.

— Приди на наш зов, Кани! Дай нам силу, Кани! Услышь нас, Кани, Кани, Кани! Услышь нас, Кани, Кани, Кани!

Вспыхнул огонь. Дым душил ее. Легкие мучительно горели.

— Кани, Кани, Кани! — кричала она. — Дай нам силу!

Энергия струилась сквозь ее руки в ночесферу, сквозь ее ступни в землю. Пол под ее ногами дрогнул. Вода в гигантской ночесфере Найи заплескалась из стороны в сторону. Рыбы забили хвостами. Кто-то закричал. Земля снова качнулась. Фанд бросило на колени. Ночесфера покачнулась и упала со своего хрустального пьедестала, рухнув на пол. Из расколотой стеклянной сферы хлынула вода, смешавшаяся с огнем и с шипением превратившаяся в пар. Чудовищные рыбы-гадюки забились на полу. Скорчившись, Фанд смотрела на них. Скала под ее руками и ногами ходила ходуном, как будто была простой ракушкой на поверхности океана. Океана огня. Смутно, как будто издалека, до нее донеслись новые вопли. Она не могла шевельнутся. От нее осталась лишь пустая оболочка.

Волны раскачивали корабль. С вершины острова внезапно взвилась арка оранжевого огня, сопровождаемая столбом черного дыма. Драконы с ревом метнулись прочь. Хвост кометы неожиданно ярко вспыхнул, взорвавшись снопом искр. Взметнулись волны, и Лахлана бросило на колени.

— Что происходит? — закричал он.

— Остров! Вулкан! Он извергается!

— Колдовство! — воскликнула Изолт. — Они использовали кометную магию.

Лахлана охватило горькое чувство поражения. Ему хотелось опустить голову и разрыдаться. С небес сыпались угли и зола, в густом черном дыму все задыхались. Повсюду плясали языки пламени. Поднявшиеся волны понесли морской огонь прямо на них, и сквозь дым они увидели, как вулкан изрыгнул новый язык пламени.

— Но... как же жрицы? — кашляя, выговорил он.

Майя стояла на коленях, и по ее черному от копоти лицу бежали слезы, оставляя белые дорожки.

— Должно быть, они находились где-то в другом месте. Скорее всего, на Острове Богов.

Лахлан взмахнул крыльями и единым плавным движением налетел на нее.

— Ты... ты хочешь сказать, что мы... что мы обстреливали не тот остров? — Кашель душил его, не давая ему говорить.

— Откуда мне было знать? — прорыдала она, съежившись от ужаса. Его лицо было зловещим и угрожающим. На фоне рыжего пламени его крылья сияли красным и золотым.

Раздался крик Изолт. Огонь охватил паруса. Под градом падающих углей деревянная палуба корабля задымилась. Корабль бешено раскачивался и кренился под напором яростных волн, и беспомощных людей швыряло от борта к борту. Вода хлынула через борт, подхватив их и понеся по палубе. Некоторые оказались за бортом и, исходя криком, мгновенно оказались во власти морского огня.

— Нет! — закричал Лахлан, вскакивая на ноги. Одним молниеносным движением он выхватил из-за пояса Лодестар, в сердце которого вспыхнул серебристый огонек. Крошечная искорка мгновенно переросла в ослепительное сияние, и на миг зловещая краснота извергающегося вулкана померкла, потом корабль внезапно понесло вперед и подняло в небеса. Всех бросило на палубу. Один матрос с криком полетел вниз, прямо в объятое пламенем море. Лишь Лахлан удержался на ногах, держа перед собой Лодестар. Если раньше его силуэт окаймляло зловещее красное зарево, то теперь чистая линия его лица, черные кудри, развеваемые бешеным ветром, прекрасные крылья — все окутывал сияющий серебристый свет.

Полет корабля стал более спокойным. Оцепеневшие люди поднялись на ноги. Они парили над миром, высоко-высоко. Обгоревшие паруса корабля трепал ветер, в морозном свете звезд четко вырисовывались очертания мачт. По обеим сторонам летели драконы, и их крылья в ослепительном свете Лодестара казались прозрачными. Под ними расстилалось море, в котором на многие мили отражалось красное зарево над извергающимся вулканом и кольцо бушующего морского огня.

Они увидели, как вода начала отступать от берега. Дно бухты медленно обнажилось, оставив беспомощных рыб отчаянно биться на песке среди ракушек и обломков кораблей. В море семейство тюленей лихорадочно плавало кругами, и детеныши изо всех сил пытались удержаться на плаву, сносимые напором отступающей воды.

Море отступало все дальше и дальше, образуя огромный вал. С палубы летящего корабля было видно, как он вздымается и блестит, покрытый красными пятнами отражений горящего острова. Набрав стофутовую высоту, он, казалось, на миг застыл, а потом с оглушительным ревом хлынул вперед.

Корабль взмыл выше, но команда почувствовала на своих лицах соленые брызги. Они облепили фальшборт, в благоговейном ужасе глядя, как волна обрушилась на берег. Киннейрд в одно мгновение был смыт бушующей водой, которая неистовым потоком хлынула между двух высоких скал на берег и лес, затопив их в считанные секунды. Вода неслась все дальше и дальше, унося с собой вырванные с корнем деревья.

— До какой высоты она может добраться? — воскликнул Лахлан. — О Эйя, пожалуйста, пусть они окажутся достаточно высоко!

Поток врезался в высокую гряду и хлынул наверх, вздымаясь и опускаясь. Корабль, увлекаемый страхом Лахлана, бросило вперед. Он летел вслед за великанской приливной волной в трехстах футах над водой, а далеко вверху медленно угасал пылающий хвост кометы.

Изолт сидела на краю гряды, положив на колени посох и глядя в ночное небо. Было так ясно, что она на многие мили окрест видела покрытые белым снегом поля, уходящие вдаль. Озеро блестело в свете луны, а темный небосвод над ее головой казался необыкновенно ярким.

За плечами был еще один длинный день. Она устала до полусмерти. Весь день они поднимались в гору, хотя снег был настолько глубоким, что им удалось пройти не слишком много. Многие падали и не могли подняться. Те, у кого еще оставались силы, поднимали и несли их или перекидывали через спину полуживых пони.

Ведьмы на ходу произносили слова кандлемасских обрядом, поскольку был последний день зимы, начало времени цветов. Никто не осмеливался задержаться и провести ритуалы как положено, с кругом силы вокруг костра.

— Во имя Эйя, — приговаривали они нараспев, — нашей матери и нашего отца, ты, Пряха, Ткачиха и Разрезающая Нить, ты, кто сеет семя, питает все живое и собирает урожай, почувствуй во мне течения морей и крови; посредством четырех стихий: ветра, камня, пламени и дождя; посредством ясных небес и бурь, радуг и града, цветов и опадающих листьев, пламени и пепла...

Остальная процессия подхватила заклинание, и долина огласилась их голосами:

— О Эйя, обратись к нам своим светлым лицом.

Наконец они добрались до большой долины с озером, в гладких и безмятежных водах которого отражался Хребет Мира. Хотя солнце уже заходило, они обошли озеро вдоль берега, отправившись дальше в темноте и пробираясь через камни и между деревьями, пока не вышли на широкую поляну под высоким утесом. Они не могли идти ни вперед, ни назад, поэтому им пришлось остановиться. Когда они ели скудный ужин, никто почти не говорил. Они поднялись или достаточно высоко, или нет.

Теперь Изабо ждала часа своего появления на свет, полуночи восьмого дня кометы. Она молилась.

Внезапно далеко вдали она увидела чудовищное красное зарево. Нервы у нее не выдержали. Она вскочила на ноги.

— Мегэн!

Далекое пламя вспыхивало и плясало. Потом Изабо услышала, не ушами, а глубоко в мозгу, рев драконов. Комета выпустила огненный хвост. Изабо мгновенно, безо всяких сомнений поняла, что совершилось великое колдовство.

— Нет, нет! — закричала Мегэн. — Нет, нет! Кометное колдовство!

Земля у них под ногами содрогнулась. Безмятежная водная гладь взмутилась. До них донесся плеск волн. И снова земля затряслась, сильнее, чем в прошлый раз. Из костра выпало полено, веером взметнув искры. Волны заплескались на каменистом берегу, потом хлынули к их лагерю.

Потом они с ужасом услышали отдаленный гул. Все повскакали на ноги. Послышались вопли и испуганные крики. Гул становился все ближе и ближе. Люди пытались взобраться на скалу или убежать в лес, стараясь подняться как можно выше. Кто-то запрыгивал на деревья.

Изабо подалась вперед. На высоких вздымающихся волнах играл лунный свет. Она не могла поверить, как высоко поднялась вода и как быстро она приближалась. Волны бушевали все ближе и ближе. Они обрушились на утес, где беженцы оставили свои повозки, которые швырнуло в воздух. Огромные деревья трещали и ломались, точно спички. Утес замедлил, но все же не остановил волну полностью, и она яростно понеслась по холму к ним.

Потом Изабо увидела корабль под всеми парусами, парящий по небу, и семерых драконов, летящих вокруг него. Не веря своим глазам, она уставилась на него. Он сиял, точно звезда, точно корабль-призрак. Издав нечленораздельный хриплый крик, она указала на него. Остальные тоже увидели корабль, крича от изумления.

— Это «Королевский Олень»! — воскликнул Гвилим. — Это Лодестар так сияет. Ри жив!

Раздались радостные крики. Хотя некоторые до сих пор метались в панике, большинство остановилось, изумленно глядя на корабль. Воды озера вздымались вокруг ступней Изабо, подол ее платья вымок, но она не замечала этого, зачарованно следя за кораблем.

Он начал медленно опускаться, пока не приземлился на склон холма. Там его бросило на бок, паруса обвисли, больше не наполняемые ветром магического полета. Драконы с ревом покружили над ним, потом унеслись прочь, скрывшись за облаками.

Взгляд Изабо неумолимо притянуло обратно к волне. Она все еще неслась к ним, снова собираясь в высокий черный вал, увенчанный гребнем белой пены. Лахлан слетел с палубы корабля и высоко поднял Лодестар. Его серебристый свет упал на бушующую воду, набросив на нее покров спокойствия. Вздымающийся гребень невероятным образом скруглился и опал, отступил, хлынул вперед, снова отступил.

По борту корабля спускались люди. Изабо вгляделась в туманную тьму, чувствуя, как бешено скачет пульс у нее на горле.

— Я вижу Изолт! И Дайда! Они живы! — воскликнула она. Охваченная таким счастьем и облегчением, что ей хотелось расплакаться, Изабо со смехом обернулась, чтобы обнять Мегэн.

Хранительница Ключа стояла в кругу из шести месмердов. От земли поднимался туман, клубясь вокруг ее седой головы. Серые обитатели болот склонились над старой колдуньей, на их странных и прекрасных лицах было нетерпение, лапы были протянуты вперед. Она спокойно стояла, прикрывая ладонью Ключ, висящий у нее на шее. На плече у нее на задних лапках стоял Гита, надрываясь отчаянным криком.

— Нет! — закричала Изабо. — Мегэн!

Мегэн обернулась к ней, подняв руку. Месмерды качнулись, расступаясь. Изабо на чужих ногах бросилась вперед, упав на колени.

— Нет, Мегэн, ты нужна нам! Пожалуйста, нет...

Мегэн взяла ее за руку.

— Я не нужна тебе, Изабо. Поверь в себя. — Она притянула рыдающую девушку к себе и ласково поцеловала ее в лоб, погладив по влажным рыжим кудрям. — Я верю в тебя. Ты тоже должна поверить в саму себя.

— Нет! — плакала Изабо.

Она слышала рев еще одной волны, несущейся к ним и грозящей поглотить их. Она слышала крики страха. Но она не обращала на них внимания, цепляясь за руку Мегэн. Их хлестали брызги, потом вокруг закружилась вода, оказавшись невероятно холодной. Серебристый свет прорезал туман, превратив брызги воды в сказочные алмазы. Изабо уткнулась головой в бок Мегэн.

Старая Колдунья сняла с шеи Ключ. Раскрыв левую руку Изабо, она вложила в нее талисман и сжала на нем три искалеченных пальца. Изабо вскрикнула. По ее руке пробежали искры, заставив ее забыть о ледяной воде.

— Я отдаю Ключ Шабаша тебе, — торжественно сказала Мегэн. — Береги его и храни с мудростью, храбростью и состраданием, пока не придет время передать его твоему преемнику.

Изабо ошеломленно уставилась на нее. Голова у нее болела, кровь стучала в ушах, точно прибой.

— Бери же, — сказала Мегэн.

— Но... почему мне?

— Потому что ты единственная, — ответила Мегэн. — Я давно уже это знала.

Изабо опустила глаза, глядя на Ключ, лежащий у нее на ладони. Круг и звезда жгли ее кожу, точно горящая головня. Очень медленно она подняла его и повесила на шею. Талисман висел у нее на груди, в том месте, откуда расходятся ребра, в средоточии ее дыхания. Она ощутила, как успокоился и стал более глубоким ее пульс, почувствовала, что Ключ еле уловимо подрагивает, как будто наделенный собственной жизнью. Она подняла глаза на Мегэн.

Колдунья казалась очень старой и слабой. Ее мокрые белоснежные волосы прилипли к голове. Изабо поняла, что вода уже плещется вокруг их коленей. Мегэн улыбнулась ей дрожащей улыбкой.

— Эйя, нескончаемый круг жизни и смерти, преобрази нас, раскрой свои секреты, распахни дверь.

— В тебе мы будем свободны от беспросветной тьмы и от света без темноты. Ибо ты есть свет и мрак, ты есть жизнь и смерть. — Изабо подхватила заклинание, хотя ее голос дрожал и срывался.

Мегэн развернулась и добровольно пошла навстречу объятиям месмерда. Сквозь волосы, хлещущие по лицу, сквозь слезы и брызги морской воды, замутняющие ее зрение, Изабо увидела, как месмерд склонил свое нечеловеческое лицо над всклокоченной седой головой колдуньи.

— Нет! — дико закричала она.

Было уже слишком поздно. Мегэн обмякла, точно тряпочная кукла. Изабо бросилась к серому призраку, колотя его по твердому панцирю и бессвязно крича. Он не обратил на нее никакого внимания, нежно уложив безжизненное тело Мегэн на землю. По ее лицу прокатились волны. Изабо упала на колени радом с ней, схватив Мегэн на руки. Она была легкой, как перышко, как будто все ее кости были полыми, как будто от нее не осталось ничего, кроме сморщенной кожи и спутанных волос.

С пугающей внезапностью все месмерды разом взвились в воздух и исчезли. Изабо еле заметила это. Она качалась взад-вперед, убирая седые всклокоченные волосы с безмятежного лица Мегэн, целуя ее худую безжизненную руку. Кольца Мегэн врезались ей в щеку, но Изабо не замечала этого.

— Нет, нет, нет, — рыдала она.

Она поцеловала впалую щеку Мегэн, потом склонила голову, уткнувшись в тело своей старой наставницы. Хотя в спину ей хлестали брызги, а волны колыхались вокруг все выше и выше, она не двигалась.

Гита скорчился на шее Мегэн, уткнувшись головой в ее подбородок. Он тихонько плакал. Изабо почувствовало, что ее куда-то тащит, и увидела, что вода увлекает их с Мегэн вниз по склону. Она подняла глаза.

Лахлан стоял по грудь в воде, высоко подняв Лодестар. Море грозило поглотить его, но Изолт, вцепившись в него обеими руками, поддерживала его. Ясно было, что Ри едва держится на ногах от усталости. Но он не опускал Лодестар, и его серебристое сияние снова усмирило волны. Вода медленно отступила назад.

Повсюду люди пытались держаться над водой. Некоторым это не удалось, и их мертвые тела покачивались на волнах. Другие сбивались вместе, помогая друг другу удержаться на ногах или цепляясь за ветви деревьев. «Королевский Олень» почти плавал, то отрываясь от земли на поднимающейся волне, то вновь падая.

— Дети! — внезапно закричала Изабо — Ох, Эйя!

Темная фигура, отчаянно борющаяся с водой, обернулась на звук ее голоса.

— Бо!

— Дайд!

Он схватил ее в объятия.

— Мегэн, — всхлипнула она. — Дети!

— Дети в безопасности. Я поднял их на палубу корабля. А что стряслось с Мегэн?

— Она мертва. Месмерды убили ее, демоны!

Дайд не стал тратить время на расспросы.

— Тебя тоже надо поднять на палубу. Море отступает, а потом снова поднимается, и, что еще хуже, озеро вышло из берегов, заперев нас на этой маленькой гряде. Если мы не будем осторожны, то можем утонуть.

— Мегэн...

— Я отнесу ее тело на корабль. Быстрее!

Дайд поднял хрупкое, почти невесомое тело старой колдуньи, и они вместе принялись пробираться через ил и груды обломков, вынесенных морем на берег, к кораблю, услышав грозный гул вновь хлынувшей на них волны.

— Не знаю, сколько еще хозяин сможет сдерживать море! — воскликнул Дайд. — Он сегодня уже не раз прибегал к магии.

— Летающий корабль...

— Да, разве это не удивительно? Ну-ка, давай наверх!

Дайд энергично подтолкнул ее, и Изабо, схватившись за веревку, забралась на борт корабля. Ключ колотил ее по ребрам. Чьи-то сильные руки подхватили ее под локти и перетащили через фальшборт, и она упала на палубу. Дайд передал безжизненное тело Мегэн с Гита, прижавшимся к ее груди, мокрым насквозь и дрожащим.

Майя опустилась рядом с Изабо на колени.

— Это ты, Рыжая?

— Да, — ответила Изабо, пытаясь перевести дыхание, но тут же вновь задохнулась, когда Доннкан и Бронвин бросились к ней, плача от страха и облегчения. Она крепко обняла их, спросив отрывисто, — А малыши?

— Они здесь, — закричал Доннкан. — С ними Мора.

На Изабо нахлынуло такое невыносимое облегчение, что она чуть не расплакалась. Она увидела темный силуэт болотницы, вцепившейся в грот-мачту и крепко прижимающей к себе близнецов. Оба малыша в ужасе зарылись лицами в ее юбку.

Изабо вскочила на ноги. С севера собирались густые облака, не дававшие увидеть ни зги, но она все равно выглянула за борт. На них несся еще один огромный загибающийся вверху вал, роняя белую пену. Потом Изабо увидела нечто, заставившее ее в ужасе отпрянуть назад.

— Фэйрги! Они наступают!

На гребне волны неслись сотни морских змеев с высоко поднятыми над водой головами, на шеях которых сидели фэйрги. За ними скакали кони-угри, раздутые до невероятной величины, вздыбив ядовитые гребни. Позади плыли фэйргийские воины, с ужасающей скоростью приближающиеся вперед на волне. У всех в руках были копья или трезубцы.

Прямо у корабля стоял Лахлан, вызывающе расправив крылья. Свет Лодестара сиял сквозь тьму, отражаясь от чешуй и украшенных драгоценными камнями трезубцев, выхватывая из темноты грозные изгибы клыков. За ним стояла Изолт, высоко подняв свой маленький арбалет. Никогда еще Изабо не видела столь отважного и столь бессмысленного жеста.

Лодестар запел. Из руки Лахлана разлилось серебристое сияние. И снова ярость волн улеглась. Хотя вал обрушился на сушу лавиной белой пены, он не дошел до уступа, на котором стоял Лахлан, последнего уступа перед утесом, где укрылись все его люди. Когда под накрененный киль «Королевского Оленя» хлынула вода, корабль закачался и Ри, которого затопило уже до подмышек, пошатнулся.

Фэйрги неслись вперед сквозь бушующую воду. Один из них склонился с шеи своего морского змея, яростно рыча на змея, изо всех сил пытавшегося удержаться на плаву.

— Мой отец! — закричала майя. — Ох, клянусь Йором, это мой отец!

Изабо заледенела, охваченная ужасом. Она увидела, как блеснул украшенный драгоценными камнями трезубец в руке Короля, полетевший над пенящейся водой прямо в грудь Лахлану. Лодестар выпал из его руки прямо в воду, и его свет погас. Изолт с криком бросилась к нему, но тело Лахлана отнесло от нее, и сила отступающей волны затянула его под воду. С потерей Лодестара никто не мог ничего увидеть, кроме насквозь пропитанной солеными брызгами тьмы, но отчаянный крик Изолт услышали все. Со всего узкого пятачка суши послышались все новые и новые крики ужаса, а потом разнесся ликующий клич бросившихся вперед фэйргов.

— Дайаден! — закричал Доннкан. Прежде чем Изабо успела остановить его, мальчик взвился в воздух. Изабо рванулась за ним, пытаясь поймать его, но он уже был у края воды, и его маленькая фигурка скрылась в темноте. Потом она почувствовала рядом с собой какое-то стремительное движение. И снова было уже слишком поздно. Бронвин нырнула вслед за ним. Изабо услышала негромкий плеск — она плыла по отступающей воде. Потом все затихло.

— Бронни! — закричали они с Майей в один голос. — Нет!

Солдаты отчаянно пытались оттеснить фэйргийских воинов. Люди ли, Хан'кобаны ли, волшебные существа ли — все они выросли, испытывая суеверный страх перед морем, поэтому они не только не умели плавать, но еще и были вынуждены преодолевать естественный ужас перед таким количеством воды. Изолт отчаянно шарила в воде, пошатываясь, когда на нее накатывали волны. Дункан Железный Кулак лезвием меча отразил удар, предназначенный ей, и с яростной силой нанес ответный удар.

— Миледи! — закричал он. — Вы нужны нам!

Задыхаясь от слез, Изолт подняла арбалет и выпустила стрелу, которая со свистом вонзилась в грудь воину, уже замахнувшемуся на Мак-Синна. Снова и снова она натягивала тетиву маленького арбалета, тщательно прицеливаясь несмотря на шум битвы.

Волны нахлынули снова, принеся с собой морских змеев, которые хватали солдат в зубы и рвали их на части. Дункан Железный Кулак запрыгнул на шею одного из них и вонзил свой тяжелый палаш ему между лопатками. Змей закрутился, подбросив его высоко в воздух, и он с громким всплеском приземлился и на миг оказался под водой, но все же ухитрился вновь подняться на ноги. Морские воины бросились на него, и он безо всякого оружия сражался с ними, пока к нему не подлетела Изолт, бросив ему кинжал. Они бились спина к спине, вынужденные сражаться еще и с волнами, которые угрожали сбить их с ног. Ночь оглашалась звоном оружия, криками ярости и боли.

Майя стояла на палубе, вцепившись в фальшборт и глядя в темноту. Изабо поднялась на ноги, чувствуя охватившее ее глубокое отчаяние. Даже ее острые глаза не могли разглядеть ничего, кроме вздымающихся волн, пены, мелькания чешуй, мечей и трезубцев. Она попыталась использовать свои силы, но ее посох смыла еще самая первая волна, а сердце сжимала страшная тоска. Она не знала, что делать. Она не могла позвать к себе Лодестар, поскольку никто, кроме Мак-Кьюинна, не мог прикоснуться к нему. Она не могла найти разум Лахлана в этой бушующей воде. Немыслимым усилием она заглушила горе и ужас, вложив их в огромный огненный шар, который со свистом отправила в голову одному из морских змеев. Он взревел и нырнул под воду, мгновенно потушив пламя. Снова воцарилась темнота.

Внезапно во тьме загорелся крошечный серебристый огонек. Он усиливался и распространялся, поднимаясь из воды. Изумленная и испуганная, Изабо не могла оторвать от него глаз. Он становился все больше и больше, потом из воды выпрыгнула Бронвин, высоко держа сияющий Лодестар на ладони. Ее чешуйчатое тело омывал мерцающий свет, ярко освещенная вода струилась с хвоста. Она с оглушительным плеском нырнула обратно в воду, потом выбралась оттуда, снова приняв свою сухопутную форму. Там, у самого края бушующего моря, стоя одной ногой в воде, а другой на суше, она высоко подняла Лодестар.

И снова зазвучала его магическая песнь. Море вздымалось и пенилось, бешено крутя черные ветви деревьев. На миг все застыли, в изумлении глядя на нее. В ярком свете все ясно видели напряженное лицо Бронвин. Лодестар явно был слишком тяжел для нее. Ее перепончатые руки тряслись, набегающие волны захлестывали ее по пояс.

Потом к ней слетел Доннкан с сияющими в свете Лодестара крыльями. Легко приземлившись рядом с ней, он поднял руки, подхватив Лодестар и помогая ей удержать ее. Магическая песнь взвилась, став почти оглушительной, и море отхлынуло. Повсюду раздались крики радости, и борьба стала более ожесточенной. Медленно, неумолимо Серые Плащи начали теснить фэйргов.

Фэйргийский король крутанулся на перепончатой ноге и начал наступать на двоих детей. Его клыкастое лицо перекосилось от гнева и ненависти. В одной руке он держал трезубец, другая сжимала длинный кинжал. Он убил им одного солдата, отчаянно пытавшегося остановить его, потом перерезал горло другому. Бронвин и Доннкан увидели, как он навис над ними, и отпрянули. Сияние Лодестара померкло. Их снова окружила тьма.

ДРАКОНЬЯ ЗВЕЗДА

Дайд пробирался сквозь ледяную воду, доходившую ему до груди, зажав в руке кинжал. Позади него кипела битва, но он не обращал на нее внимания, крича:

— Хозяин? Хозяин?

Ведь Лахлан не мог погибнуть? Не мог? Он отчаянно искал его разум, но не улавливал ни искры сознания, ничего из той тесной связи, которая соединяла их всю жизнь. По его лицу текли слезы.

Внезапно он увидел несколько бледных отчаянных лиц, изо всех сил пытавшихся удержаться на плаву в бурной воде. Он начал пробираться к ним, сопротивляясь яростному морю, грозящему увлечь его под воду. Три пары молодых рук поддерживали на плаву тело Лахлана, не давая его голове очутиться под водой. Среди них была Джоанна, еле удерживавшая над водой собственную голову, Финн с маленькой черной кошкой, отчаянно цепляющейся за ее волосы, и Диллон с искаженным от напряжения лицом. С сильно забившимся от радости сердцем Дайд по-собачьи поплыл к ним, подсунув руку под плечо Ри.

— Жив?

Джоанна кивнула, сказав отрывисто:

— Еле-еле.

Ее голова скрылась под водой, и Финн снова вытащила ее, при этом вся тяжесть тела Лахлана обрушилась на руки Дайда. Лахлан в его кожаных латах и с промокшими крыльями был очень тяжелым, и Дайд сам ушел под воду, ухитрившись всплыть лишь немыслимым напряжением всех сил.

Он закашлялся, выплевывая воду.

— Мы... должны вынести его... на берег, — прохрипел он.

— Прибой слишком сильный, — в отчаянии сказала Финн. — Мы уже несколько раз пытались, и все без толку.

Дайд чувствовал, как вода тянет их обратно. Берег казался страшно далеким. Он вгляделся в темноту, с ужасом ожидая еще одной большой волны, но море, казалось, медленно отступало. Мелькнувший было свет снова погас. Он ничего не видел.

Внезапно волны высоко взметнулись, ударив ему прямо в лицо. Дайд почувствовал прикосновение чьих-то шелковистых чешуй к своей ноге и отчаянно заколотил ей. Когда он схватил Лахлана за плечи, то бросил свой кинжал, и теперь был беспомощен и не мог даже защитить себя.

Потом что-то поднялось из воды прямо рядом с ним. Он почувствовал, как гладкие чешуйчатые руки подняли его, ощутил, что с него сняли невыносимую тяжесть тела Лахлана. На миг у него закружилась голова от облегчения, а потом он снова забился в приступе отчаянного страха. До него донесся крик Джоанны, послышался плеск молотящих по воде рук и ног, а потом его, а вместе с ним и Лахлана, на огромной скорости потащили к берегу.

Какой-то миг Дайд еще продолжал отбиваться, потом фэйрг прижал его шею локтем, обездвижив его. Дайд беспомощно повис. В глазах у него замелькали красные пятна, но потом, к его неизмеримому изумлению, его вытащили на берег и рядом с ним уложили безжизненного Лахлана. В темноте он видел лишь клыкастое лицо фэйрга и что-то круглое и темное, висящее на его гладкой груди. Фэйрг сделал жест ободрения, потом нырнул обратно в море. Через несколько секунд он вытащил на берег Джоанну и Финн, кашляющих и задыхающихся.

— Что? — ошеломленно спросил Дайд.

Финн, стоявшую рядом с ним на четвереньках, вырвало в ил. Было страшно холодно. Все дрожали на ледяном ветру, пронизывавшем их сквозь вымокшую одежду до самых костей. Они находились на дальнем изгибе скалы, вдали от битвы, кипевшей вокруг выброшенного на сушу корабля.

Джоанна опустилась на колени рядом с Лахланом, поискала пульс.

— Кажется, мы потеряли его, — всхлипнула она. — Ох нет, мы его потеряли!

— Томас, — сказала Финн. — Нам нужен Томас. — Она с трудом поднялась на ноги и на нетвердых ногах побежала в темноту. Дайд склонился над Лахланом, плача и сжимая его безвольную руку. Джоанна начала нажимать на грудь Ри, и из его рта хлынула вода. В этот миг из воды, шатаясь, выбрался фэйрг с Диллоном на руках. Он упал на колени рядом с ними и опустил Диллона на усеянную обломками землю. Тот не подавал никаких признаков жизни, его глаза были закрыты.

— Ох, нет! — вскрикнула Джоанна. — Только Диллона еще не хватало!

Когда свет Лодестара померк, Изабо и Майя в ужасе закричали. Неуклюже плюхнувшись за борт, Изабо увидела, как Майя нырнула в воду следом за ней. Она доплыла до ребятишек всего за миг до своего отца, затолкав их к себе за спину.

Он остановился, угрожающе подняв трезубец, и что-то сказал на мелодичном языке морского народа.

Майя ответила ему, каждой черточкой своего тела выражая презрение и неповиновение.

Король приблизился, занеся трезубец.

Майя зажала руками уши детей и закричала:

— Заткни уши, Рыжая! Дети! Не слушайте!

Какой-то миг Изабо стояла, не шелохнувшись, потом на нее нахлынуло осознание, и она набросила на голову плед. Так, сама не зная сколько, она сидела, скорчившись, в ледяной воде, грозившей унести ее, ослепшая, оглохшая и смертельно перепуганная.

Чья-то рука схватила ее, стянув плед. Она отчаянно подняла голову, вызывая огонь, но в последний миг сжала пальцы. Это была Майя.

— Что с Доннканом? А с Бронни? — закричала Изабо. Потом увидела обоих ребятишек, опять поднявших Лодестар, в сердце которого снова вспыхнул серебристый огонь. Их лица были очень бледными, в глазах застыла печаль. У обоих надо лбом сияла неестественной белизной светлая прядь. Изабо не могла вымолвить ни слова. Она склонила голову, захлебываясь слезами.

— А Король? — выдавила она.

Майя махнула рукой.

— Мертв, — ответила она.

Изабо посмотрела туда, куда она указывала. Король лежал под водой, и по его лицу перекатывались волны. Его волосы колыхались, точно водоросли.

После долгого молчания Изабо спросила:

— Что ты говорила ему?

— Он сказал: «Мне надо было вырвать тебе язык, как я вырвал язык твоей матери». Я ответила: «Да, надо было». Он сказал: «Сейчас я исправлю это упущение». А я ответила: «Это та песня, которую не спела моя мать». И спела песню смерти.

Изабо могла лишь ошеломленно смотреть на нее. Песня смерти была самой ужасной и могущественной из всех колдовских песен, и самой опасной. Даже Йедды очень редко решались петь ее, предпочитая более безопасную песню сна. Чтобы спеть такую песню и не дать ей поразить самого певца или убить не того человека, требовалась огромная сила воли и желания.

— Да, — сказала Майя. — Никогда еще я не пела так хорошо. Жаль, что никто кроме моего отца не мог меня услышать.

Джей из последних сил затащил тело Энит чуть повыше. Вода доходила ей почти до груди. Он изо всех сил старался поддерживать ее голову, но волны налетали на них с такой яростью, что оба раз за разом оказывались под водой. Он не знал, сколько еще он сможет удерживать ее на плаву.

— Джей, — прошептала она.

— Да?

— Ты должен... остановить эту ужасную бойню. Эта война... — Она закашлялась и глотнула воды, когда в лицо ей ударила очередная волна. — Слишком много смертей...

На них обрушилась еще одна волна. Энит чуть было не вырвало из рук Джея. Он вцепился в нее, отчаянно работая ногами и как-то умудрившись поднять голову из воды. В него врезалось бревно. Он ухватился за него, вытащив Энит из воды.

Она хрипло закашлялась, выплевывая воду.

— Джей, отпусти меня.

— Нет!

— Ты не сможешь... спасти нас обоих. Вода... слишком бурная. Джей, сыграй песню... любви. Сыграй так, как я учила тебя. Останови... это убийство.

На них обрушилась еще одна волна. Его утянуло под воду, несколько раз перевернув. Он крепко вцепился в Энит, ощутив, как под его пальцами одна из ее хрупких старых костей треснула. Они оба каким-то образом вынырнули на поверхность, хотя легкие у Джея горели огнем, а руки и ноги так дрожали, что ему показалось, силы должны были вот-вот покинуть его. Энит тряпичной куклой повисла у него на руках. Он отчаянно поднял ее голову.

— Энит, Энит!

Ее глаза раскрылись. Он видел, как они сияют в серебристом свете, отражающемся от воды.

— Твоя виола... viola d'amore... Ее сделали для того, чтобы сыграть... эту песню. Пусть... она... споет... для меня. — Она еле слышно вздохнула и снова закрыла глаза.

Хотя Джей отчаянно пытался, он так и не смог поднять ее. Ее вес, сколь бы небольшим он ни был, оказался слишком неподъемным для него. Он не мог найти пульс и не чувствовал ее дыхания. Волны относили их все дальше и дальше от гребня. В конце концов, задыхаясь от горя, он выпустил ее, позволив ей уйти под воду. Потом начал пробираться обратно к берегу.

— Делайте так же, как я, — велела Джоанна. — Положите руки ему на грудь и ритмично надавливайте. Нужно выдавить воду у него из легких.

Дайд оцепенело повиновался, надавив на грудь Лахлана так, как показала Джоанна, а она тем временем перешла к Диллону, приложив ухо к его груди и пощупав пульс на его обмякшей руке.

— Он еще жив, только очень замерз.

Начался ледяной дождь, проникающий через их мокрую насквозь одежду.

— Нам всем нужно согреться, — сказала она дрожащим голосом. Дайд развернулся и взглянул на сломанные ветви деревьев и вырванные с корнем стволы, разбросанные вокруг них. Внезапно они сползлись в огромную кучу, которая сама по себе вспыхнула ярким пламенем. Фэйрг испуганно вскрикнул и отпрянул.

Дайд давил на грудь Лахлана до тех пор, пока у него не заболели руки и не закружилась голова. Костер горел сильно и ровно, бросая вызов ветру и мокрому снегу. Фотом из темноты выбежала Финн, тащившая за собой Томаса. Он был страшно бледным и тонким, а голубые глаза на прозрачном лице казались нечеловечески большими и яркими.

Томас встал на колени рядом с Лахланом, положив руки на огромную рваную рану на груди Ри. Все смотрели на него, напряженные и полные надежды. Томас поднял жалобные глаза.

— Его сердце перестало биться.

— Ох, нет, — выдохнула Финн. Дайд ничего не сказал.

Томас передвинул руки на голову Лахлана. Он коснулся его висков, глубоких морщин, залегших у него между бровями.

— Может быть, — прошептал он, закрывая глаза.

Очень долгое время не слышалось ни звука, кроме звона оружия с поля битвы, бушевавшей за их спинами.

— Взгляните на его руки, — прошептала Джоанна.

От рук Томаса исходило сияние. Свет становился все ярче и ярче, пока не засверкал, точно звезда. Рваные края раны медленно сошлись и затянулись, оставив лишь небольшой красный шрам. Они увидели, как грудь Лахлана начала вздыматься.

— У тебя получилось! — воскликнул Дайд. Финн радостно завопила. Томас упал на руки Джоанне, и ослепительный свет вокруг его рук померк. Джоанна прижала мальчика к себе, склонившись над ним. Она отчаянно тормошила его, надавливая ему на грудь, выдыхая ему в рот воздух. В конце концов она подняла лицо, искаженное горем.

— Он мертв! — заплакала она. — Ох нет, мой малыш, он умер!

Томас уже однажды спас Ри от смерти, исцелив страшную рану и сам очутившись на краю гибели. Тогда Лиланте Лесная дала ему съесть цветок Летнего Дерева, священного дерева Селестин. Он излечился, а все его силы вернулись, многократно возрастя. Сейчас цветка Летнего Дерева у них не было. Томас Целитель был мертв.

Джоанна, которая всю эту долгую и ужасную ночь была такой спокойной и разумной, теперь совершенно пала духом. Она прижимала худенькое тело мальчика к себе, горько плача. Никто из них не мог успокоить ее.

— Ну-ну, — сказал Дайд. — Мы больше ничего не можем сделать для Томаса. Нужно доставить Ри в безопасное место. Пойдем, Джоанна.

Он помог охваченной горем девушке подняться на ноги. Она не отпустила Томаса, подняв его с такой легкостью, как будто он был младенцем.

— Финн, помоги ей. Единственное место, где мы можем укрыться, это корабль. Диллон, ты поможешь мне вести хозяина?

Диллон дрожал всем телом, но поднялся на ноги и подошел к Дайду. К их изумлению фэйрг, про которого они все совершенно забыли, тоже поднялся и подошел помочь. Вместе они подняли Лахлана на ноги. Ри оцепенел и не понимал, где находится, но как-то умудрялся брести вперед под проливным дождем, как и все остальные, поскальзываясь в грязи.

— Кто ты? — спросил Дайд фэйрга. — Почему ты это делаешь?

Фэйрг покачал головой, ответив на своем странном музыкальном языке. Он был высоким и стройным, по рукам и груди у него перекатывались мускулы, а вдоль спины свисали длинные черные волосы. По обеим сторонам странного безгубого рта виднелись небольшие белые клыки, а лодыжки и запястья опоясывали ряды плавников. Еще один плавник, плоский и длинный, торчал у него из спины. На талии он носил юбку, сплетенную из водорослей и украшенную драгоценными камнями.

— Это ты помогал нам раньше? — спросил Дайд. — Ты был одним из тех фэйргов, которые спасли нас от кораблекрушения?

Фэйрг взглянул на них бледными, почти бесцветными глазами и сказал, запинаясь:

— Я поклялся... не забывать. Я... верен.

С его помощью они наконец обогнули утес. Они увидели «Королевский Олень», накренившийся со склона холма. Его паруса рвал бешеный ветер, поэтому казалось, будто корабль все еще плывет по морю. Склон холма был завален сломанными деревьями, вырванными валунами и мертвыми телами, и все было усыпано листьями и покрыто илом. Хотя море снова отступило, шел густой снег с дождем, и в каждой яме и впадине образовалась большая лужа. Лахлан был так слаб, что еле держался на ногах, пробираясь сквозь все эти обломки.

Со всех сторон шел бой. Люди и фэйрги отчаянно сражались. Большая часть Серых Плащей заняла позиции на корабле или вокруг него. Штормовые фонари на палубе были зажжены, и поле боя озарял мерцающий золотой свет. Дайд увидел, что Изабо и Изолт сражаются бок о бок, безошибочно узнав их по ярким рыжим волосам, которые нельзя было спутать ни с чьими другими даже тогда, когда их покрывали листья, грязь и кровь. Дункан Железный Кулак неистово дрался рядом с Мак-Синном, чье лицо было страшным от гнева и ненависти. На палубе корабля съежилась Майя, обнимая Доннкана и Бронвин, с облепленным мокрыми волосами бледным лицом.

Ветер резко усилился. Шторм был таким яростным, что ведьмы не могли воспользоваться своим традиционным оружием — воздухом и огнем. Огненные шары просто затухали под напором воды, или их гасил ветер, неистовствовавший с такой силой, что сломанные ветви деревьев поднимало в воздух, а в лесу падали деревья, выдранные с корнем. Ведьмы могли использовать свои силы лишь для того, чтобы защитить своих товарищей, отражая летящие сучья, направляя мимо нацеленные на них трезубцы и оттаскивая раненых на корабль, чтобы там о них могли позаботиться целители.

Все это Дайд увидел в один миг. Он остановился, оглядываясь вокруг в поисках оружия, пожалев, что бросил свой кинжал, когда вытаскивал Лахлана из воды. Потом отряд фэйргийских воинов заметил их и развернулся, готовясь напасть. Внезапно фэйрг, шедший с ними, издал высокий пронзительный свист. Откуда-то из проливного дождя появился другой отряд фэйргов с острыми трезубцами, направившийся к ним в тыл. Дайду стало плохо. Он махнул остальным.

Диллон вышел вперед, странным высоким голосом позвав:

— Ко мне, Джойус. Ко мне!

Из бушующей тьмы прилетел его меч. Диллон ловко поймал его и пригнулся, заняв боевую стойку, твердой рукой направив меч сначала на одну группу воинов, затем на другую. Его губы оскалились в ухмылке.

Фэйрг, шедший с ними, издал еще один пронзительный свист, отчаянно указывая на группу, приближавшуюся от корабля, и принялся делать колющие жесты. Потом ткнул в направлении другого отряда фэйргов, сложил руки и склонил голову.

Диллон нахмурился, но он не мог обороняться от двух отрядов одновременно. Ему не оставалось ничего другого, как довериться этому странному фэйргу, который уже стольким помог им. С криком «За Мак-Кьюинна!» он бросился на нападавших, приближающихся к ним от корабля. Его меч сверкал, нанося и отражая удары, и один за другим четверо фэйргов остались лежать на земле.

Сзади подоспели другие воины, окружив посеревшего и еле державшегося на ногах Ри и двух перепуганных девушек. Увидев, что Дайд вооружен лишь толстой палкой, которую он подобрал на земле, один из них протянул ему рукояткой вперед кинжал из коралла. Дайд принял его, коротко кивнув в знак признательности. Потом волна нападавших фэйргов докатилась и до них, и они тоже вступили в бой.

— Лахлан! — дико закричала Изолт. Она пинком отшвырнула фэйрга, пытавшегося заколоть ее, и взлетела в воздух. Ловко уклоняясь от нацеленных в нее копий, она пролетела над головами сражавшихся и легко приземлилась рядом с мужем. Они страстно обнялись, потом, утерев глаза, Изолт развернулась и присоединилась к остальным, пытавшимся проложить себе дорогу к кораблю. Лахлан схватил с ее пояса топорик и вступил в бой, хотя до сих пор явно все еще был слаб и с трудом понимал, что происходит. Финн тоже дралась, хотя Джоанна просто цеплялась за мертвое тело Томаса, глядя перед собой пустыми от потрясения глазами.

Но фэйргов было слишком много. Чересчур много. Серые Плащи были очень измотаны после долгого дня и ночи, и к тому же жизни многих унесло море. Несмотря на отчаянную борьбу, казалось, что им не победить.

Внезапно сквозь какофонию боя прорезался новый звук. Низкое, точно океанский прибой, страстное, словно шепот влюбленного, нежное, как колыбельная матери, теплое, точно пламя зимнего костра, в рев бури и шум битвы малиновыми и золотыми лентами вплелось контральто виолы.

Битва утихла. Все лица обернулись на звук. На утесе чернела тонкая фигурка с поднятой к подбородку виолой и порхающим над ней смычком, сплетающим самую волшебную мелодию, которую кто-либо из них когда-либо слышал.

— Это Джей! — воскликнул Дайд. — Он играет песню любви. Клянусь зеленой кровью Эйя, он играет, как ангел!

Мечи выпали из онемевших пальцев, трезубцы валялись на земле. Лица, еще миг назад искаженные ненавистью, разгладились, прислушиваясь к музыке, которая была наполнена такой тоской, такой страстью, таким искренним желанием любви, мира и спасения, что все слушатели были тронуты до глубины души. Долгая и жестокая война утомила и ранила всех. Не осталось ни одного, кто втайне не желал бы окончания противостояния, возврата к более счастливым дням. Века лютой ненависти и взаимного непонимания слетели, точно гнойная короста, позволив желанию простить и понять медленно проступить на поверхности, словно чистая красная кровь. Одинаково зачарованные, люди и фэйрги слушали песню виолы.

Стоя по колено в грязи, Изабо почувствовала приступ чистой радости. Слезы потекли по ее перепачканному лицу. Она обвела изумленным взглядом поле битвы. Некоторые плакали. Многие обхватили своих товарищей, и их лица светились от радости и восторга. Потом рядом с Джеем поднялась на ноги маленькая грязная фигурка. Клюрикон Бран, с ног до головы в грязи, поднес к губам флейту и подхватил мелодию. Чистый и серебристый, голос его флейты звенел и звенел, вторя золотому голосу виолы. Многие фэйрги начали подпевать и посвистывать, и их плоские нечеловеческие лица озарились волнением, а гибкие чешуйчатые тела покачивались в такт музыке.

Дайд выпрямился, преобразившись, и возвысил голос, присоединившись к песне. Те, кто стоял поблизости от него, тоже запели, хотя никто из них по силе и чистоте не смог бы сравниться с Дайдом. Солдаты подпевали, покачиваясь, поддерживая друг друга. Нелльвин Йедда возвысила свой золотистый голос и запела, а Лахлан присоединился к ней, хотя его голос был хриплым и сорванным. Изолт стояла на коленях рядом с Лахланом, обвив его руками, и ее лицо было мокро от слез. Джоанна и Финн прижимались друг к другу, смеясь и плача одновременно. Они тоже начали петь.

Внезапно еще один голос подхватил песню — хрипловатое контральто, пульсирующее силой. Изабо быстро обернулась, узнав этот голос. Это была Майя. Очень прямая, она стояла на накренившейся палубе корабля и пела песню любви. По всему телу Изабо пробежала дрожь. Она почувствовала, как все волоски на ее теле встали дыбом. Никогда еще она не слышала хора такой нечеловеческой красоты. Никогда еще она не чувствовала такой переполняющей ее любви ко всем вокруг. Она схватила Дайда за руку и от всей души запела вместе со всеми.

Фанд скорчилась на скалистом уступе, прижимаясь к утесу. Ее длинные волосы прилипли к лицу, она дрожала, хотя и не от холода. Тошнотворный ужас заставлял ее содрогаться.

Остров Богов затонул. Прямо под ней бушевало море, вздымая огромные волны, увенчанные гребешками пены. Они с Нилой раньше любили сидеть на этом уступе, глядя на развалины Башни Сирен на берегу. Когда-то там был широкий пляж с серым городом, окруженным высокими стенами. Когда-то там была зеленая полоса леса, обрамленная живописным изгибом остроконечных гор. Теперь там не было ничего, кроме воды. Ни развалин. Ни леса. Ни Острова Богов. Одна вода.

Сила магии, пробужденной ими, ужаснула Жриц Йора. Никто не ожидал ни того, что их собственный остров взлетит на воздух, ни того, что толчки, сотрясшие землю, окажутся столь мощными. Никто не ожидал, что море сквозь скрытые подводные пещеры хлынет в недра собственного острова богов. Нападение людей на их остров сделало извержение вулкана намного более яростным, чем они рассчитывали.

После того, как Ночесфера Найи разбилась об пол, Фанд просто съежилась, глядя вокруг и не понимая ни где она находится, ни что происходит. Из красной щели Пылающего Чрева хлынула раскаленная лава, мгновенно убив нескольких жриц. Снова и снова она изрыгала огненные брызги. Потом вода начала подниматься. Скованная ужасом и оцепенением, Фанд непременно утонула бы, если бы Верховная Жрица не схватила ее за волосы и не ударила ее по лицу, очень сильно, три раза.

— Очнись, никчемная девчонка! — прошипела она. — Ты знаешь выход на поверхность, туда, где люди построили свою бесполезную башню. Покажи мне!

Фанд уставилась на нее, леденея от потрясения и ужаса по мере того, как память начала медленно возвращаться к ней. Жрица снова ударила ее.

— Магия оказалась слишком сильной. Мы все умрем. Покажи мне дорогу!

Фанд повела жриц по Бездонным Пещерам к лестнице, вырубленной в скале ведьмами. Это было опасное путешествие. Горячие источники бурлили и шипели, выбрасывая вверх гейзеры пара, а позади них бушевало ледяное море, пробиваясь в каждую щель и пещеру. Во многих галереях жрицам приходилось плыть, преодолевая напор воды. В конце концов они выбрались по лестнице в старую башню, обнаружив, что вокруг поднимается море. Им пришлось взобраться на самую вершину острова, и море лизало их ноги. Многих молодых жриц подхватило и унесло прочь.

Фанд и самые сильные жрицы, которым при помощи морской магии удалось удерживать волны достаточно долго, чтобы успеть выбраться в безопасное место, прижимались к сколе. Верховная Жрица держала в руках круглое зеркало. Его черная поверхность пугающе мерцала. Она наклонилась над ним, что-то бормоча себе под нос и ругаясь, гротескная фигура — крепкая и приземистая, с бледными поблескивающими глазами, выпученными, как у рыбы-гадюки, и большими толстыми чешуями. Ходили слухи, что она была невероятно старой, а оставалась в живых потому, что пила кровь молоденьких и красивых мальчиков-рабов, но правды не знал никто. Она определенно обладала грозной силой. Ее пощечины чуть было не сломали Фанд шею, и теперь распухшая щека наливалась пульсирующей болью.

Внезапно Верховная Жрица яростно взревела.

— Король! Помазанник Йора! Он мертв.

Жрицы смятенно забормотали. Верховная Жрица принялась раскачиваться взад-вперед, ее тяжелое лицо исказил гнев. Внезапно она стремительно обернулась и снова схватила Фанд за руку. Та в ужасе шарахнулась.

— Люди одерживают победу, — прошипела жрица. — Мы принесли такие жертвы не для того, чтобы проиграть из-за глупости нашего покойного неоплаканного короля. Ты должна применить свою мерзкую человеческую магию и снова обрушить на них бурю. Ты должна терзать их льдом, молниями и вихрями до тех пор, пока все они не будут мертвы. Ты меня слышишь?

Фанд невыносимо устала. Она не могла больше выносить их равнодушную жестокость. Она больше не хотела никого убивать.

— Я не могу, — сказала она, запинаясь. — Ночесфера Найи разбита.

Верховная Жрица приблизила свое лицо почти к самому лицу Фанд.

— Ты можешь воспользоваться моей. Разве я не такая же могущественная, какой была Найя? Ведь я жива, а она давно уже мертва. Бери мою ночесферу, глупая полукровка.

Она вытащила ночесферу из-под плаща, и на их лицах заиграл зловещий зеленый свет. Фанд склонилась вперед, и ее вырвало прямо на перепончатые ноги Жрицы. Когда она подняла глаза, в которых застыл ужас, в другой руке у Верховной Жрицы блестел кинжал.

— Твори свое колдовство, глупая полукровка, а не то я перережу тебе горло и выпью твою кровь. Тогда твоя магия окажется у меня в животе, и я сама совершу колдовство. Давай!

Всхлипывая, со все еще бунтующим желудком, Фанд протянула дрожащие руки и положила их на ночесферу.

Высоко в ночном небе начал подниматься ветер, с неимоверной скоростью набирая высоту и силу. Облака собрались вместе, выпятившись наверху и разросшись, приняв форму чудовищной наковальни. Вспыхнула белая молния, ударившая в землю. Загрохотал гром. С верхушки огромного черного облака полетели вверх струи голубого огня. Заплясали красные зарницы, зашевелив длинными зелеными щупальцами, точно громадные медузы.

Вихрь все вращался, образуя туннель искривленного поднимающегося воздуха. Он качнулся вперед, принявшись вращаться все быстрее и быстрее, всасывая в себя воду и превращаясь в чудовищный водоворот, поднимая в воздух упавшие деревья и швыряя их наземь. Смерч засосал морского змея, и его длинное тело, извиваясь, взлетело в воздух. Постоянно била молния, освещая невероятно высокую и узкую воронку смерча. С неба полетели градины размером с голубиное яйцо. Вихрь вращался все быстрее и быстрее, кружась по опустошенной земле.

В воздухе отзвенели последние берущие за душу аккорды виолы. Джей поднял смычок и медленно открыл глаза. С преобразившимся лицом он оглядел толпу. Они не отрывали от него глаз, все еще не в силах вырваться из плена волшебной музыке. Нарушила очарование Финн, кинувшаяся через поляну к утесу и с быстротой и проворством эльфийской кошки вскарабкавшаяся наверх. Она бросилась на него, смеясь и плача одновременно. Ему пришлось высоко поднять виолу и смычок, чтобы она не раздавила их, лихорадочно обнимая его и всхлипывая:

— Ох, Джей, я всегда знала, что ты это можешь, я всегда знала! Какая песня! Смотри, битва окончена, мы победили...

Он склонил голову и поцеловал ее в губы, аккуратно обняв ее так, что виола и смычок скрестились у нее за спиной. Впервые в жизни Финн Кошку заставили умолкнуть.

Внизу, в долине, царило всеобщее ошеломление и замешательство. Никто не знал, то ли обниматься с врагами, то ли снова хвататься за оружие. Несколько закаленных в боях ветеранов обнаружили, что их руки обвивают шеи фэйргийских воинов, и отстранились, смущенные и озадаченные.

Потом стройный воин с черной жемчужиной на груди обернулся и склонил голову перед Лахланом, положив руку на сердце. Он издал долгий мелодичный заливистый звук, который эхом отразился от холма к холму.

— Мой брат приносит тебе свои поздравления, — сухо сказала Майя.

Лахлан немного постоял неподвижно, тяжело опираясь на Изолт, потом тоже склонил голову и прижал руку к сердцу, подражая фэйргийскому принцу.

— Пожалуйста, передай своему брату ответные поздравления, — сказал он отрывисто. — И попроси воинов сложить оружие.

Майя разразилась каскадом свистков и трелей, и фэйрги слушали ее с застывшим на чешуйчатых лицах подозрением и настороженностью. Потом фэйргийский принц разразился ответной трелью.

— Только после того, как вы сложите ваше, — перевела наконец Майя.

— Мы сложим оружие одновременно, — сказал Лахлан с усталой улыбкой. Он кивнул головой, и медленно и недоверчиво все солдаты и воины сложили свое оружие. Безоружные, они стояли среди обломков и смотрели друг на друга, потом несколько угрюмых лиц расплылись в улыбках и послышались нестройные приветствия.

— Кто бы мог подумать, что такое возможно? — сказал Лахлан, качая головой. Он протянул руку фэйргийскому принцу, который недоумевающе посмотрел на нее, а потом, побуждаемый Майей, протянул свою руку и пожал ее. Приветственные возгласы зазвучали громче.

Внезапно Изабо почувствовала, как будто по ее рукам пробежали искры. Все волоски у нее на теле встали дыбом. Она оглянулась и ахнула. По долине к ним мчался ураган такой силы и скорости, что она могла лишь беспомощно смотреть на него, охваченная ужасом. Высоко в небе висела необъятная черная туча, освещаемая изнутри постоянными вспышками молний. Под ним, покачиваясь взад-вперед, висела вращающаяся воронка, конец которой терялся в еще одном гигантском облаке воды и обломков.

Она схватила Дайда за руку, пытаясь говорить, но могла лишь беспомощно тыкать пальцем. Наконец она обрела голос, сорвавшийся в отчаянном крике:

— Смерч! Идет смерч!

Радостные крики умолкли, сменившись воплями ужаса. Люди побежали, пытаясь отыскать место, где можно было бы укрыться. Но таких мест не было. Через несколько минут ураган должен был обрушиться на них.

— Спускайтесь! — закричал Лахлан. — Ищите что-нибудь, за что можно держаться!

— Пещеры! — воскликнул Мак-Синн. — Здесь поблизости селитровые шахты. Если бы мы смогли добраться до пещер...

— Ты можешь бежать? — прокричал Лахлан, но его голос почти утонул в оглушительном раскате грома. — Показывайте дорогу. Бегом!

Все бросились бежать, спотыкаясь об обломки, выброшенные гигантской волной, и крича от ужаса. Но было и очень много раненых и выбившихся из сил, которые не могли бежать. Пронзительно крича, они прижимались к земле.

Рука Лахлана метнулась к поясу, но Лодестара там не было.

— Нет, нет, он пропал! Я уронил его!

— Он у детей! — закричала Изабо. — Бронвин вытащила его из моря.

Ветер развевал ее перепачканные рыжие кудри. Град нещадно хлестал их. Лахлан стремительно развернулся и протянул руку к кораблю. Лодестар полетел к нему, но его подхватил ветер, бешено швыряя из стороны в сторону. В конце концов он приземлился в ладонь Лахлану, но даже одной попытки позвать его для Ри оказалось слишком много. Он рухнул на колени, посерев лицом. Изолт упала рядом с ним, поддерживая его, а из приближающейся черной воронки полыхнула молния, ударив в дерево неподалеку. Оно медленно рухнуло, и земля у них под ногами задрожала.

— У него нет сил! — воскликнул Дайд. — Он не сможет укротить бурю.

Изабо плюхнулась на колени прямо в грязь, оценивающе глядя на вращающуюся воздушную воронку. После шести месяцев беспрерывной борьбы с погодой она узнала о ней очень многое. Она понимала, что надежды на то, что кто-нибудь из них выживет, очень мало.

— Это не обычный ураган, — сказала она тихо. — Ты не чувствуешь? Здесь действует какое-то очень сильное колдовство.

— Жрицы Йора, — убежденно сказал Дайд. Как и она, он не делал никакой попытки убежать, глядя, как кружащаяся воронка надвигается все ближе и ближе. — Они пытаются закончить то, что начали.

— Я должна остановить их, — сказала Изабо и начала быстро скидывать одежду.

— Что ты делаешь? — воскликнул он.

— Я собираюсь превращаться, — сказала Изабо, стаскивая с пальцев кольца. — Дайд, я не знаю, успею ли добраться дотуда вовремя, хотя и попытаюсь. Уведи всех с корабля! Его поднимет в воздух. Попытайся увести всех с этого голого гребня. На той стороне есть небольшая впадина. Отведи всех, кого сможешь, туда.

Она сняла ключ и засунула его в карман плаща, стоя обнаженной на лютом холоде. Град хлестал ее голую кожу, ветер трепал волосы. Она закрыла глаза, сжала кулаки и сосредоточилась.

Изабо понимала, что ни одна птица не сможет пролететь сквозь такой ураган и остаться в живых. Она знала лишь одно существо, обладающее силой, энергией, необъятным размером, которому это было под силу. Она представила себя огромным, золотистым волнистым существом с прозрачными, точно натянутая золотая парча, крыльями и огромными грозными лапами. Она вообразила себя с гипнотизирующими глазами цвета камня в ее кольце с драконьим глазом и чешуйками, блестящими, как шелк.

Мир закружился вокруг нее. Она почувствовала болезненное растяжение кожи, костей и всех органов и ужасающее растяжение ее сознания. Молодая женщина, которой была Изабо, съежилась до простой искорки пламени глубоко внутри неизмеримого сумрачного разума дракона.

Она открыла глаза. Дайд съежился между ее лапами, глядя на нее с благоговейным страхом. Изабо ухмыльнулась, чувствуя, как ее хвост начал колотить по бокам. Она напрягла мускулы, готовясь взмыть в воздух. До нее донесся высокий пронзительный свист, и она повернула свою увенчанную гребнем громадную голову.

Фэйрг с черной жемчужиной бросился к ее лапам, пронзительно крича. Изабо понимала каждое его слово.

— Пожалуйста, не надо! Это Фанд вызвала этот ураган. Не убивай ее. Ты не понимаешь...

Драконы могли видеть в обе стороны вдоль нити времени. Изабо склонила голову.

Та, которую ты зовешь Фанд, вызвала волну, опустошившую сушу на многие сотни миль. Теперь она вызвала этот ураган. Почему я не должна испепелить ее своим пламенем?

— Я люблю ее! — воскликнул он.

Каждое существо, которое погибло этой ночью, кто-то любил. Почему твоя возлюбленная должна остаться в живых?

Он не мог ответить. Дракон сделал это за него.

Если я убью ее, ты будешь ненавидеть нас; если я пощажу ее, ты будешь благодарен. Если я убью ее, ее смерть принесет горе. Если я пощажу ее, это принесет радость. Этих причин вполне достаточно. Кроме того, твоя возлюбленная страдает, вызывая этот шторм, как страдала и в прошлом. Я положу конец страданиям.

Изабо взмахнула своими великолепными крыльями и взмыла в грозовое небо.

Никогда еще ее силы не подвергались такому испытанию. Сила ветра была ошеломляющей. Он трепал ее крылья, сопротивлялся ее длинному извилистому телу, вонзался в нее молниями. Изабо продолжала полет, используя собственную скорость урагана для того, чтобы помочь ей облететь вокруг края воронки и устремиться к морю.

Лишь самая верхушка Острова Богов все еще выступала из воды, хотя прилив, вызванный волной, уже начал потихоньку отступать. Над вершиной мелькнул луч зеленого света, заиграв на нижней поверхности облаков. Изабо сложила крылья и камнем понеслась по направлению к ней.

Она ясно видела небольшую группку жриц, жмущихся друг к другу на крошечном уступе над водой. Над источником зеленого света склонилась тоненькая девушка, положив обе руки на сияющую зеленую сферу. Вокруг нее стояли жрицы, держа одну руку на своей ночесфере, а другую — на ночесфере соседки. Они пели.

Изабо появилась так стремительно, что они даже не успели заметить ее приближения. Когда ее тень накрыла их, они подняли головы и в ужасе завопили. Изабо схватила девушку в когти, изрыгнув длинный язык пламени. Снова и снова она налетала на остров, испепеляя жриц своим огненным дыханием. Все это время девушка безжизненно висела у нее в лапах. Изабо могла лишь надеяться, что она просто потеряла сознание от страха.

Наконец она поняла, что на острове больше не осталось никого живого. Она издала громкий торжествующий вопль, принявшись кувыркаться от радости, потом понеслась обратно к горам.

Хотя молнии время от времени все еще сверкали, а ветер ревел, ужасная вращающаяся воронка распалась. Там, где ее колышущийся хвост касался земли, тянулась полоса полного опустошения. Стволы деревьев были расколоты в щепки, великанские валуны сорваны с земли и разбиты в мелкие камешки. От Киннейрда не осталось ничего, кроме нескольких разрушенных стен.

Изабо летела вдоль полосы разрушения всю дорогу до гребня. Она кончилась в опасной близости от «Королевского Оленя», который чуть наискось стоял на холме, все еще гордо подняв все мачты и почерневший парус.

Изабо закружила над кораблем, готовясь приземлиться, но внезапно из облаков, собравшихся над горами, вылетело семеро драконов. При их виде сердце у нее ушло в пятки. Они неслись к ней с угрожающей скоростью, вытянув шеи. Огромный бронзовый, летевший первым, раскрыл челюсти и выплюнул огромную струю огня. Изабо увидела, как язык пламени приближается к ней, почувствовала его жар, ударивший ей в лицо. Она зажмурила веки, ожидая, что ее кожа вот-вот покроется волдырями и обуглится в языках охватившего ее пламени. Но не ощутила ничего, кроме капель холодного дождя, начавших барабанить по ее чешуйкам. Она открыла глаза.

Семеро драконов летали вокруг нее, насмешливо поблескивая топазово-золотыми глазами.

Ты должна знать, что мы могли сжечь твои кости дотла, если бы пожелали.

Я знаю.

Мы не пожелали этого. Прими еще раз наш облик, и мы можем больше не оказаться столь милосердными.

Я знаю. Мысленный голос Изабо дрожал, даже она сама это слышала.

Драконы расхохотались и снова унеслись прочь, а Изабо, кружась, медленно опустилась на грязную пустошь, еще недавно бывшую полем боя.

Она легко приземлилась, аккуратно положив бессознательную девушку на землю, прежде чем принять свой собственный вид. Ее кольнула острая боль сожаления, ибо облик дракона был самым величественным и поразительным из всех, которые ей довелось принимать. Она почувствовала, как ее сознание сжалось, утрачивая все знание разума дракона, и изо всех сил попыталась сохранить хоть что-нибудь из того, что постигла своим собственным разумом. Но это оказалось практически неосуществимо, в особенности после той волны усталости и головокружения, которая накатила на нее.

Дайд добежал до нее первым. Он крепко обнял ее, крича:

— У тебя получилось! Получилось!

Лахлан и Изолт были следующими.

— Ты спасла нас всех! — воскликнул Ри. — И в облике дракона! Кто бы мог поверить, что ты сможешь превратиться в дракона?

Изолт ничего не сказала, лишь крепко обняла ее, прижавшись лбом ко лбу Изабо.

По всему полю боя люди и фэйрги кричали и радовались. Хотя все еще дул порывистый ветер, швыряющий мокрый снег им в лица, темнота рассеялась. Был рассвет. Драконья Звезда клонилась к горизонту.

Изабо внезапно сообразила, что совершенно обнажена. Она так устала, что у нее просто не осталось сил, чтобы обогреть себя при помощи магии, и она вся дрожала от холода.

— Моя... одежда, — прошептала она, клацая зубами. Колени ее внезапно подогнулись, и лишь руки Дайда не дали ей осесть на землю. Изабо увидела неподалеку кучку своей одежды и потянулась за ней. Она полетела к ней в руки, а Изолт помогла сестре натянуть ее, влажную и грязную.

— Давай вернемся на корабль, — сказала Изолт. — Там есть еда, и можно будет приготовить горячий чай. Мы все дрожим от холода. Боги, ну и ночка!

Изабо внезапно замерла, опустив руку в карман плаща.

— Ключ! — вскрикнула она. — Мой Ключ!

Она бросилась в грязь, лихорадочно шаря среди обломков. Магического талисмана Шабаша и след простыл. Она рвала одежду, ползая по земле на четвереньках, и, всхлипывая, рылась среди веток, листьев, дохлых рыб и грязи. Внезапно Изабо увидела перед собой пару мохнатых лапок. Она подняла глаза, вытерев слезы рукой.

Перед ней стоял Бран, беспокойно подергивая хвостом.

— сказал он.

Изабо уставилась на него.

— Да, — сказала она резко. — Я ищу свой Ключ.

Он поднял связку колец и ложек, висевшую у него на шее. Среди них был и ее Ключ.

— Я охранял его, — похвалился он. — Он такой восхитительно красивый, что мне не хотелось, чтобы он потерялся.

Изабо протянула руки и ласково обняла мохнатого клюрикона.

— Спасибо, Бран, спасибо, — сказала она. — Не знаю, что бы я без тебя делала!