Без права на смерть

Глава 17

Порезы были неглубоки, и белобрысый автор пострадал в основном морально. Лоцман вдвоем с Ителем затащил его в спальню, затем издатель, брезгливо морщась, вышел. Лоцман снял с толстяка рубашку, обработал порезы и, как умел, закрыл: вата, кусок ткани, лейкопластырь. Бинтов в доме не оказалось, и вместо них в дело пошла наволочка — Мария стояла с ножницами и кроила из нее куски. Писатель в полуобмороке лежал на Анниной тахте и слабым голосом стонал. Пышнотелая девица сидела возле него с бокалом вина, уговаривала выпить:

— Бенедикт, а, Бенедикт? Ну, давай глоточек. А?

Анна и красотка в алых брюках боязливо жались к стенке, бородатикам от вида крови стало худо, и они удалились в гостиную к недопитым бутылкам.

— Надо звонить в полицию, — сказала Мария, когда Лоцман оставил стонущего автора с семью нашлепками на теле и отошел.

— Ты что, с ума спятила? — откликнулась Анна, и одновременно донесся голос Ителя из гостиной:

— Не стоит торопиться. Господин Лоцман, — коротышка появился на пороге, — ваши люди отделали Бенедикта и скрылись. Что ими двигало?

— Ваши идеи о том, какими должны быть книги, — ответил охранитель мира, сдерживаясь. — Они актеры. И поступают согласно сценарию… так, как пишет про них автор. Анна, будьте добры переодеться — мы отправляемся их искать.

Богиня испуганно схватилась за ожерелье, провела пальцами по декольте:

— А ну как они мне горло перережут?

— Тогда вызывайте полицию. Делайте что хотите, но их нужно немедля найти! Говорил я вам…

— Никакой полиции, — встряла брюнетка. — Это же чудо, поймите! Люди явились из иного мира — а их будут ловить, как преступников, скуют наручниками. Разве к ним можно подпускать полицейских?

— Анна, переодевайтесь, — велел Лоцман и вышел из спальни — одежный шкаф стоял именно там. — У вас две минуты на сборы.

— Я бы не впутывал ни полицию, ни журналистов. — Издатель плеснул себе вина в бокал. — Представляете, какой подымется шум? Я всегда молил Бога, чтобы всяческие инопланетяне не появились во плоти. Иначе литература, которой мы занимаемся, умрет.

— Анна! — рявкнул Лоцман, поскольку дверь в спальню не закрывалась и никаких подвижек не происходило.

— Успокойтесь. — Итель взял из вазы грушу и принялся смачно жевать. — Анна сейчас сядет к компьютеру и нашлепает что-нибудь… веселенькое, не драчливое. Где все друг дружку нежно любят.

— Не поможет. — Охранитель мира стал у окна, оглядел сереющий возле темного моря берег. Пока здесь мелют языками, одержимые ролями актеры могут натворить бед.

Из спальни вышла пышнотелая девица, за ней выскочила брюнетка, хлопнула дверью.

— Ну и ничего страшного, — заявила красотка. — Подумаешь, несколько дохлых порезов.

Пышнотелая одернула свое туго сидящее платье. Поддержала брюнетку:

— Когда таких толстых режут, им не больно. Жир — он нечувствительный.

— Я вообще не понял, из-за чего весь шум, — подала голос невнятная личность в очках. Впервые за вечер слова личности оказались различимы. — Озорная шутка, только и всего.

— Не так много и досталось, — продолжила брюнетка. — Я бы добавила, пожалуй.

— Ничего себе! — подскочил один из бородатиков. — Тебя саму бы ножом… — Он поперхнулся, умолк. В лице что-то переменилось. — Хотя… оно, наверно, да. Стоило бы жирок-то посрезать — лишку Бенедикт на себе носит.

Они принялись полушутя обсуждать, откуда и по скольку граммов жира срезать с толстяка. Издатель поначалу вытаращил глаза, затем усмехнулся:

— Одно слово — писатели. Врали и балаболы.

Лоцману стало нехорошо. Шутливость в разговоре испарялась, уступая место серьезности намерений. Что с ними стряслось, отчего они сделались такие? Похожие на сбежавших актеров.

Он постучал в дверь спальни.

— Анна! Вы готовы? — Ему открыла Мария.

— Я готова. — Ее цветастая юбка висела на спинке стула, а одета она была в потертые джинсы. Джинсы были ей коротковаты и широки в поясе. — У Анны взяла, — объяснила Богиня Последнего Дарханца. — Идемте. Анна трусит.

— Минуту. — Лоцман прошел мимо нее в комнату, захлопнул дверь, тряхнул стонущего автора за плечо. — Бенедикт, вставайте.

В ответ послышались новые стоны, выразительней и жалостнее прежних.

— Бенедикт! Анна, вы сможете отвезти его домой?

— Зачем? Оставить гостей?

— Ваши гости сейчас сговариваются его прирезать. Бене…

Толстяк подпрыгнул и сел на тахте, спустив ноги. Голубые глазки уставились на охранителя мира.

— Что такое?

Всей кожей ощущая отчетливую угрозу, Лоцман повернул ключ в двери. Распорядился:

— Анна, откройте окно. Вылезайте, быстро. Бенедикт, втяните живот и лезьте.

Толстяк с удивительным проворством выскочил из дома, за ним — спортивная Мария. Лоцман выпрыгнул третьим и принял на руки запутавшуюся в юбках Анну.

— Как я объясню гостям? — мямлила она. — И Пауль там остался…

Мария повлекла ее за угол дома к автомобилям на площадке. Бенедикт резво припустил следом.

— Если что, я и сам могу за руль, — сообщил он Лоцману, на глазах наполняясь жизнью.

Мария затолкала в машину Анну и была готова упаковать туда же толстяка.

— Вы сами вышли из дома, или актеры вас увели? — спросил его охранитель мира, прислушиваясь к выкрикам в гостиной.

Там шло жаркое обсуждение плана действий.

— Затрудняюсь сказать. — Бенедикт почесал голый бок с белыми нашлепками. — Я как бы выключился на минуту. Только что был в доме — и вдруг уже спустился с крыльца, а рядом эта девушка в белом. Такая, знаете ли, привлекательная особа. Стройные брюнетки — мой тип.

— Что было дальше?

— Кто-то ухватил меня сзади за шею и поволок. Я всего-то и увидел, как перед глазами мелькнул и опрокинулся фонарь.

— Дальше.

— Мне зажали рот, — с оскорбленным видом поведал Бенедикт. — Я даже не мог закричать. И, по правде говоря, зажмурился. Было чертовски больно.

— Они говорили что-нибудь, когда резали вас?

— Ну… да. Они, знаете ли, клялись на крови. Что не нарушат заповедей, что будут верны идеям и духу и так далее.

— Клялись на крови? — переспросила Мария. — На твоей?

— А то на чьей же? — буркнул автор. — На своей клянутся люди порядочные, а не черт-те кто. А еще они толковали про какую-то богиню и произносили слово «итель». И «сценарий».

— Поезжайте.

Бенедикт с готовностью нырнул в машину, и жадно слушавшая Анна тоже захлопнула дверцу. Темный «фольксваген» не очень ловко развернулся и уехал.

— Как будем искать? — Мария повернулась к Лоцману.

— Вы останетесь здесь.

— Засяду под окнами в кустах и буду кормить комаров?

— Примерно. Я боюсь, как бы Аннина шатия не принялась громить дом. В случае чего от соседей вызовете полицию.

— Лоцман, я не пущу вас к актерам одного.

— Следите за домом. — Он отвернулся от света фонарей. Вгляделся и вслушался в темноту. Мысленно позвал, как в мире Поющего Замка: «Ингмар! Эстелла!»

— Вы их зовете? — спросила Мария шепотом. — Я слышу, как вы их зовете!

«Мария?» — окликнул он молча.

— Я вас слышу! — Ее изумлению не было предела. — Лоцман!

Он указал на кусты, и она забралась под ветки, тихонько кляня цепкий плющ. «Отзовитесь! — приказал охранитель мира. — Ингмар, Рафаэль!» Они находились где-то неподалеку — он ясно ощущал их присутствие.

«Ох, Лоцман!» — всхлипнула-откликнулась Эстелла.

Он двинулся по связывающей его с актерами невидимой нити. Пересек площадку, прошел несколько метров по подъездной дорожке. Вокруг чернели скульптурно подстриженные кусты: домик, жираф, заяц…

«Не ходите!» — всполошилась Мария.

«Ингмар, нам надо поговорить».

«Нам не о чем разговаривать», — черной тенью долетел ответ.

«Инг, дружище, неужто тебя радует эта роль? Эст, а ты? Разве тебе по душе роль злобной стервы? Вам же это не надо».

Впереди виднелось шоссе, обсаженное деревьями; сквозь них желтыми звездами проглядывали фонари. На фоне деревьев мелькнуло что-то белое. Лусия! Темнота — враг актеров, во тьме их высвечивают незримые софиты. Лоцман по-прежнему надеялся уговорить их добром. «Ребята, мы не можем жить в Большом мире. Мы здесь чужие, и мы здесь не нужны. Богиня увела вас сюда, не подумав, и теперь сама сожалеет».

Опасность. В доме за спиной растет напряжение. У шоссе снова показалась Лусия: белое видение, плечи как будто залиты кровью. Исчезла. Опасность!

Он метнулся вбок, упал во влажную газонную траву. Декоративный куст прошило нечто светящееся, стукнулось о землю. Перекатившись, Лоцман глянул. Кинжал. Источающая свет рукоять сама просилась в руку. Скользнув по траве, он хотел подобрать оружие. Опасность!

Он вскочил на ноги. В метре от него стоял Ингмар. Еще мгновение назад северянина здесь не было, Лоцман мог бы поклясться. Так же вдруг, из ниоткуда, левее Ингмара возник Рафаэль. Руки у обоих были пусты.

— Уходи в Поющий Замок, — сказал северянин. — Или к Последнему Дарханцу — куда хочешь. Но уходи.

— Мы уйдем вместе. — Почуяв присутствие за спиной, Лоцман оглянулся. Позади него стояла Лусия, глядела бесстрашно и безжалостно. В руке светился кинжал — похоже, тот самый, который он не успел подобрать. Лоцману стало зябко. Лусия скорее пустит клинок в ход, чем любой из мужчин.

— Уходи, не то будет поздно. — Рафаэль по-своему желал охранителю мира добра, надеялся убрать его с дороги, не проливая крови.

Лоцман сосредоточился. По-хорошему не хотите — я заставлю. Раз! Два! Три! Актеров опутали прочнейшие нейлоновые сети. Сотворить их оказалось проще, чем он привык в последнее время. «Лоцман!» — долетел испуганный вскрик Марии. Охранитель мира кинулся к Ингмару, намереваясь первым тащить его обратно в Замок, — однако светящиеся фигуры северянина и виконта внезапно исчезли, белые сети опали наземь. Лоцман обернулся. Там, где стояла Лусия, лужицей светлел пустой нейлон, и звучал тонкий серебристый смех.

«Лоцман!» — снова позвала Мария. Слабый, едва ощутимый призыв.

Могучие руки Ингмара завели ему локти за спину, и над ухом раздался насмешливый голос:

— Ты погубишь свою Богиню.

«Отпусти!» — мысленно приказал Лоцман. Сосредоточился, вложил всю волю в требование подчиниться. «Отпусти!»

Хватка северянина ослабла. Лоцман высвободился. «Пошли со мной!» Его воля сильнее воли актера, она сломит сопротивление, разрушит навязанную роль. Пусть он — охранитель мира нездешнего, но всё-таки охранитель, и актер должен ему подчиниться. «Пошли!» Северянин покорился. Первый замедленный шаг, второй. Роль отпускала его неохотно — но всё-таки отпускала. «Инг, идем со мной!» Третий шаг, шире. Актер должен повиноваться Лоцману, он иначе не может. «Дружище, идем же, скорей!»

Удар в спину. Из легких вышибло воздух. Ингмар в тревоге повернулся к своему охранителю — и неуловимым скачком оказался метрах в пяти. Роль снова держала его в своей власти.

Лоцман обернулся.

— Не смей тут командовать! — Эстелла держала большой камень.

Лоцман ударил актрису по руке; камень со стуком упал ей под ноги. Охваченный внезапным бешенством, охранитель мира ощутил в пальцах баллончик с кислотой, чуть не сунул в злобное, искаженное личико Эстеллы. Вовремя удержал руку. Да что он — ума лишился?! Распылить кислоту, изуродовать это когда-то милое лицо? Нет!

«Лоцман… Лоц…ман…» — долетел зов Марии.

Эстелла опомнилась. Испуганно шарахнулась к Ингмару, затем вовсе исчезла из виду. Над темным газоном, среди чернеющих диковинными скульптурами кустов, раскатился звонкий и жестокий смех Лусии.

— Ты убьешь свою Богиню, Лоцман. И умрешь сам. — Актриса мгновение помолчала и добавила нежным голоском: — Умирай же скорее.

Охранитель мира машинально сунул баллончик с кислотой в карман. Вокруг никого не осталось. Он прислушался. Уходят.

«Мария?»

Молчание.

Он бросился назад к дому. «Мария!»

Она лежала без чувств. Здесь, в Большом мире, Лоцман творил, напрямую забирая энергию у своей Богини, и это обходилось ей слишком дорого. Он взлетел на крыльцо, кинулся в гостиную. Здесь стоял шум и крики. Раздался треск — двое бородатиков высадили дверь в спальню. Толкая их в спины, брюнетка и пышнотелая с визгом протиснулись в комнату.

— Никого нет!

— Ушли!

— Вот гады!

Бледная личность в очках со звоном швырнула на пол фруктовые ножи, которые только что собрала со стола; они серебряными рыбками разлетелись по паркету. Итель стоял, прислонясь к стене, запустив пальцы в курчавую бороду, и беззвучно смеялся.

— Ну, писатели! Юмористы! — воскликнул он, заметив Лоцмана.

Охранитель мира схватил телефонную трубку, застыл, улавливая нужный номер, потыкал кнопки. «Скорая помощь» отозвалась тут же.

— Врача! — крикнул он, боясь, что его не услышат сквозь вопли, которые неслись из спальни. — Женщине плохо с сердцем. Пауль, адрес! — Издатель смеялся. — Минуту! — бросил Лоцман в трубку, замер, процеживая информационное поле. — Приморское шоссе, сто семьдесят четыре. Пожалуйста, скорее. Она без сознания.

— Приморское, сто семьдесят четыре, — повторил в трубке женский голос.

Беззвучный смех издателя перешел в лающий хохот. В спальне что-то загрохотало, зазвенело стекло. Раздался визг:

— Пусти, сволочь! Пу-усти-и!

— Полиция! — рявкнул Лоцман, едва дождавшись, когда ему ответят на второй вызов. — Приморское шоссе, сто семьдесят четыре. Драка. Скорей приезжайте! — Он бросил трубку и метнулся в спальню.

— А-а-а! — вопила брюнетка и бешено лягалась. Схватив ее за волосы, намотав на руки черные пряди, красотку удерживала пышнотелая. Мягкие туфельки брюнетки били ее по голеням, топтали пальцы — пышнотелая не замечала, словно то был легкий пух. Один из бородатиков тщетно пытался поймать руки пленницы. Это не удавалось, поскольку он старательно берегся от ударов ее крепких кулачков. Второй бородатик топтался рядом; порой ему удавалось изловчиться и рвануть на брюнетке черную блузку. Ворот трещал, но плотная ткань подавалась с трудом. Бледная личность подступила к красотке с двумя осколками стекла — оставаясь, впрочем, на безопасном расстоянии.

Лоцман ударил под колено личность и в бок, под селезенку, — бородатого. Личность с воем повалилась на пол, бородатый проскакал нелепым приставным шагом, наткнулся на постель и тоже рухнул. Второму бородатику, который рвал блузку, досталось в челюсть. Пышнотелая рванулась, опрокинула брюнетку навзничь — не сумела освободить руки от намотанных на них волос. Пока выпутывалась, Лоцман дал ей пощечину — хлесткую, отрезвляющую.

Они все взбесились!

Заходился хохотом, хрипел и стонал Итель.

Громко, со всхлипами дыша, с пола поднялась брюнетка. Лоцман выволок ее в гостиную, взял со стола бокал, налил вина и протянул девице:

— Пей.

Она глотала, всхлипывая и давясь. На глазах выступили слезы. Красотка придвинулась к Лоцману, привалилась к нему, вцепилась в руку.

— Не уходи!

Он повел ее с собой из дома. У девицы подгибались ноги.

— Леди Звездного Дождя предъявила тебе счет, — сказал охранитель мира, спускаясь с крыльца. Брюнетка якорем висела на руке. — Помнишь пытки в подземелье?

— Не помню, — пискнула она.

Он стряхнул ее и усадил на ступеньку. Окликнул:

— Мария? — И затем мысленно: «Мария!»

Она отозвалась. Лоцман сунулся под куст — плющ тут же вцепился в волосы — и вытащил на свет свою Богиню. Она слабо улыбнулась, шепнула:

— Вот не думала, что я такая развалина… Холодно. — Стоя на коленях, Лоцман приподнял ее, прижал к груди, пытаясь согреть.

— Сейчас «скорая» приедет.

На шоссе коротко провыла сирена. В доме лаял и кашлял Итель, истерически зарыдала пышнотелая.

— Не уходите, — прошептала Мария, оперлась о землю коленом.

Наверно, я неудобно ее держу, подумал Лоцман, но не выпустил Богиню из рук.

— Я буду всё время думать о Стэнли, — продолжала Мария. — И о Ловце Таи, и о поселке. Только не уходите.

На подъездной дорожке появились две фары с красно-синей мигалкой над ними. Полиция прибыла первой. Сразу за ней с шоссе завернула «скорая».

Полицейская машина остановилась, не доехав до площадки. «Скорая» тоже остановилась, посигналила. Из нее выскочил врач, заспешил к дому. Охранитель мира дожидался, не отпуская Марию; ее бил озноб.

— Сюда, пожалуйста, — позвал он врача.

— Сердце барахлит, — виновато сказала Мария. И добавила, охваченная внезапной тревогой за Лоцмана: — Это мой сын.

Из салона «скорой помощи» вылезли двое санитаров, стали, ожидая указаний. Из полицейской машины никто не выходил. Автомобиль стоял между скульптурных кустов, на крыше мигали красный и синий огни.

— Извините. — Лоцман отпустил Марию.

Подошедший врач кликнул санитаров. Прикрыв ладонью глаза от света фар, охранитель мира вгляделся. За кустом возле дорожки почудилось белое свечение. Лусия! Он бросился туда.

Актриса стояла метрах в двух от полицейской машины, протянув к ней руки. Тонкие пальцы шевелились, нежное личико светилось вдохновением и восторгом, зеленые глаза сияли. Салон автомобиля наполнял свет фар от стоящей впритык к нему «скорой», и Лоцман четко различил три фигуры в форме. Ни малейшего движения, отрешенные лица. Тихо урчал незаглушенный двигатель.

— Лусия! — Охранитель мира схватил ее за руки, рванул. — Пошли со мной. — Он едва не упал, не ощутив сопротивления: актриса исчезла, испарилась, прошла сквозь пальцы. Белое свечение мелькнуло вдалеке, серебряным бубенцом прозвучал короткий смешок.

Патрульная машина тронулась с места, подрулила к крыльцу. Трое полицейских вылезли. Лоцман пошел к ним; навстречу ему санитары несли на носилках Марию. «Не уходите», — попросили ее глаза.

Один из полицейских поставил на ноги сидящую на ступеньке брюнетку, вместе с ней поднялся на крыльцо. Второй двинулся в дом вслед за ними, третий прошел вдоль стены, остановился на углу, неподалеку от разбитого окна спальни.

«Я найду вас», — мысленно пообещал Лоцман Марии. «Скорая помощь» отъехала. Охранитель мира вернулся в дом.

В гостиной лежал в кресле обессиленный Итель, тяжко дышал, потирая слезящиеся от хохота глаза. Бородатик, которого Лоцман двинул в челюсть, покачивался, обеими руками опираясь на стол. Пышнотелая рыдала в спальне, сидя на полу; ее платье лопнуло по шву на бедре. Бледная личность ползала на коленках, собирала осколки стекла. Второй бородатый сидел на постели, морщился и держался за бок.

Брюнетка, которую привел полицейский, беспомощно оглянулась на вошедшего Лоцмана, поправила надорванный ворот блузки. Ломающимся голосом заговорила, обращаясь к представителям закона:

— Они… вздумали рисовать на мне… стеклом. За волосы держали. — Она хлюпнула носом. Выкрикнула, ткнув пальцем в сторону бородатого: — Он блузку стаскивал! А тот гад со стеклом подбирался! — Она указала на бледную личность.

Полицейские переглянулись. Оба плотные, сытые. Добродушные. Добродушие так и сочилось изо всех пор.

— А вы кто? — спросил один у Лоцмана.

— Он меня защитил, — сообщила брюнетка. — Всем надавал — они так и летели вверх тормашками!

— Драться нехорошо, — с укоризной протянул полицейский. — Что ж это получается? Ребята молодые, кровь горячая. Повеселиться хотели, расшалились. А вы — сразу драться. Некрасиво. Девушку до слез довели. — Он имел в виду пышнотелую.

Ее рыдания стали стихать.

— Они меня стеклом хотели резать! — крикнула красотка.

— Ну так что же? Обычное дело… — Он с укором покачал головой. — А вы — драться, полицию вызывать. Зачем? Обычное дело, — повторил он и повернулся к выходу. — Пошли, Берт.

Берт похлопал по плечу нависшего над столом бородатого автора:

— Ну, ну, ничего. Всяко бывает. — Бородатый клюнул носом. Берт его поддержал:

— До свадьбы заживет. — Благодушие полиции было бесконечным. — Вы уж ребят не обижайте. — Последнее относилось к Лоцману. — Всего доброго, до свиданья.

Полицейские удалились, машина уехала.

— Они что — рехнулись?! — Брюнетка кинулась к охранителю мира.

— Вам не нравится жить по законам ваших книг? — спросил он горько. — А как же пытки в подземелье «Звездного Дождя»?

— Это совсем другое.

— Теперь это станет одно и то же.

Лоцман отошел к окну, вдохнул прохладный морской воздух. Надо срочно что-то придумать. Он бы переловил своих актеров поодиночке, у него достанет сил переправить их в Поющий Замок — однако они держатся вместе. А с четверыми ему не сладить.

— Лоцман, — окликнул лежащий в кресле Итель, — что-то вы пригорюнились.

— Я хочу домой, — прохныкала брюнетка. — Кто меня отвезет? — Она с надеждой поглядела на охранителя мира.

— Я жду Анну, — отозвался он сухо.

— Пауль, отвези меня.

— Не могу. Устал.

— Я вызову такси, — Лоцман двинулся к телефону.

— Ладно уж, сама доеду. Не утруждайтесь. — Голос красотки сделался холодней льда. — Тоже мне, защитники! — ворчала она по пути к двери.

— Я вам сказал: отныне всё будет как в ваших книгах. — Охранитель мира обернулся к Ителю. — Вы довольны?

Издатель усмехнулся, расслабленно шевельнул рукой.

— Если бы вам, господин Лоцман, — заговорил он с паузами, — довелось наблюдать, как ваши собственные идеи нежданно-негаданно воплощаются в жизнь… вы были бы по меньшей мере изумлены.

Из спальни, утирая зареванное лицо, выбралась пышнотелая.

— Вы ударили женщину! — обличающе бросила она Лоцману.

— И напали на того, кто слабее вас. — Следом за девицей показался второй бородатик, демонстративно держась за бок.

Бледная личность в очках прошмыгнула через гостиную молча, лишь с порога бросила на охранителя мира злобный взгляд.

— Уехали.

— Анне пора бы возвратиться. — Итель с хрустом потянулся. — Долгонько ее нет, вы не находите? — Он лениво поднялся, прошел к телефону, набрал номер. — Алло, Бенедикт? Это Пауль. Анна еще у тебя? Ага, уехала. Тогда ждем. — Он положил трубку, искоса глянул на Лоцмана. — У вас что-то вертится на языке?

— Почему вы не боитесь, что я вас убью?

— За каким, позвольте спросить, чертом?

— Вы что, не видели, что натворили ваши хваленые идеи, воплощенные в жизнь? Люди сошли с ума!

— Во-первых, немного посходить с ума невредно, — возразил издатель. — Во-вторых, господин Лоцман, заметьте: джинна из бутылки выпустили вы. Кто вас просил открывать дорогу в Поющий Замок? Я не приглашал сюда актеров. Это ваши люди — и с вашей легкой руки они зачаровали этих дурачков и натравили на Эльвиру. Ну, не зачаровали, а… скажем, запрограммировали. Да. Назовем наукообразно, нейроэнергетическим программированием.

— И полицию обработали, — добавил Лоцман. — Опять виноват я?

— А кто же? — Итель хмыкнул, посмотрел невинно. — Вы заварили кашу — вам и расхлебывать.

— Пауль, запомните: я поклялся вас уничтожить. — Коротышка усмехнулся в густую бороду:

— Не много ли берете на себя, уважаемый Лоцман?

Охранитель мира отвернулся, мысленно позвал: «Мария! Как вы?» «Мне лучше. Спасибо», — донесся отклик. Лоцман вслушался в окружающий мир. Актеры где-то здесь, неподалеку. Великий Змей, скорей бы Анна возвратилась. Может, она сохранила на них влияние, сумеет загнать их в Замок? Где же она? «Анна!» — попробовал он дозваться. Безнадежно. Продавшая Лоцмана Богиня его не услышит.

Издатель поглядел на часы:

— Пора бы ей и приехать. Хотя она всегда еле тащится.

Охранитель мира сделал круг по гостиной, вышел на крыльцо. На подъездной дорожке темнота, шоссе за высокими деревьями не видно, только свет фонарей простреливает кроны.

Слева замелькала бегущая звездочка — свет фар, пробившийся сквозь листву. Звездочка остановилась, недотянув до поворота на подъездную дорожку. Анна? Лоцман спустился на одну ступеньку. Звездочка тронулась и побежала дальше. Миновала дорожку.

В висках застучало. Зачем останавливалась машина? Подобрать и куда-то увезти актеров? Но они сами умеют перемещаться. Он вслушался в мир. Актеры здесь, никуда не делись. Ему почудилось, будто донесся тонкий смешок Лусии.

Растущее беспокойство погнало его к шоссе. Где Анна?

Прямая, освещенная дорога была пустынна. Лишь справа, куда уехал тот автомобиль, виднелись красные точки габаритных огней и белые фары встречной машины. Лоцман вышел на середину шоссе, присмотрелся. Огни не двигались.

Он пустился бежать. Досадно: актеры могут перепрыгивать через пространство, а он — нет. Не зря машина тут притормаживала…

Он мчался, не чуя под собой ног. Приблизившиеся красные точки вдруг стали удаляться. Глядящие на Лоцмана фары оставались на месте.

— Анна! — закричал он. — Анна!

Подбежал, дернул дверцу. Богиня повалилась из-за руля ему на руки. Шитое золотом Эстеллино платье было разорвано и сползло с плеч, сапфировое ожерелье пропало. На спине и плечах кровоточили порезы.

— Лоцман! — Анна вцепилась ему в рукава. — Меня остановили… ограбили… изувечили!

Он с трудом оторвал ее пальцы, усадил Богиню на сиденье. Обошел машину, сел рядом. Анну трясло, она безуспешно пыталась натянуть платье обратно на плечи.

— Это ваша книга, Анна. Ваши роли. Если актеры, по выражению вашего издателя, запрограммируют весь мир — что мы станем делать?

— Не знаю, — жалобно отозвалась Богиня. Вряд ли она поняла, о чем речь. — Поедем домой. Позвоните в полицию.

— Полиция вас не спасет. Поймите: актеры программируют людей, насылают на них безумие. Они остановили машину, с которой вы только что имели дело. Они заставили тех людей вас ограбить.

Анна помолчала, осмысляя услышанное. И вдруг повалилась грудью на руль, зарыдала в голос. Рыдания показались Лоцману несколько наигранными, однако страх ее был неподдельным.

— Я боюсь! — вопила Богиня. — Спрячьте меня! Спрячьте в Поющем Замке!