— Эрик, в этот раз был обычный мужик! Меня же не вампиры обманом заманили куда-то, и я не встряла в очередной переворот.
Он заложил руки за спину. Я знала, почему: так он не может меня удушить.
— Почему ты так упорно отвергаешь мою помощь?
— Не отвергаю. Тебя просто никогда нет рядом, когда ты нужен. Хм. Ладно, это звучало гораздо приятнее в моих мыслях… Эй, я же тебе звонила. Не виновата, что ты не отвечаешь на звонки.
— Я мог ответить двадцать секунд спустя! Ты физически не могла подождать чуть меньше минуты?
— Ну, я вроде как хотела, чтобы мы подождали, потому что дело в том… — я разразилась слезами.
— Ох, Элизабет, не надо, — он обнял меня. — Я кричал? Я не извиняюсь за то, что волновался, но объясню: я был обеспокоен, но не зол.
— Не то. Лаура… она убила плохого парня.
— И это… э-э-э… плохо?
— Но как она это сделала? Он даже не напал на… на… Он просто стоял там. И там лежала целая поленница дров, потому что у него есть… была топка, а она наклонилась, подняла кусок дерева и шарахнула его! Я услышала хруст… как его голова раскололась надвое! — я поежилась. — И мозги… ты знал, что они розового и коричневого цвета? Не отвечай, — приказала я, вся в слезах. — И все это вышло наружу. И он просто… умер. А ей все равно! Просто сказала, что вышла из себя.
— Это… причина для беспокойства, — секунду подумав, ответил Эрик. — Должен признаться, я и сам… в свое время доставил много проблем обществу… Но Лаура, кажется…
— Переходит на темную сторону.
— Что-то типа, — согласился он. — Но это можно оспорить, ведь она спасла жизни.
— Точно, с этим можно поспорить. Думаю, Кретин-Парковщик сдвинулся на блондинках с короткой стрижкой, потому что, когда был тинейджером, девушка по имени… неважно, это одновременно жутковато и глупо. А он просто ездил по округе в поисках подходящего типа, в подходящем месте в подходящее время! Скажи, как такое может происходить в нормальном мире? Можно укладывать продукты в машину и десять минут спустя не быть убитой?
— Но вы с Лаурой в нормальном мире, — сообщил Эрик. — Исправляете ошибки.
— Я правда не думаю, что это тактика, которую надо использовать, когда будем говорить с ней об этом, ясно? — я отодвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза. — И видишь? Я сразу поехала домой и рассказала тебе все, и теперь мы обсуждаем это как нормальные люди, которые могут говорить друг с другом нормально.
— Ну, я ведь поехал за тобой, чтобы быть уверенным: ты так и сделаешь, — признался он.
— Вот-вот, это как раз то, чем занимаются пары! ОБ-ЩА-ЮТСЯ. Выучи наизусть, Синклер. Тренируйся.
— Считай, я раскаиваюсь, — хотя сам Эрик так не выглядел. — Возвращаясь к теме о твоей сестре…
— Не знаю, что и делать. Что мне сказать ей: убивать плохо? Конечно, плохо, все это знают. И она тоже. Проблема в том, что из-за этого мы выглядим самыми ужасными лицемерами на земле. Не говоря уж о том, что она не бойскаута убила. Она и правда сделала миру одолжение. Так что мне ей скзать?
— Что ты наблюдаешь за ней, — тихо ответил он. — Мы все наблюдаем.
— Думаю, я буду держаться тактики «мы рядом, чтобы помочь».
— Как хочешь. Иди сюда, дорогая, присядь, — он погладил меня по плечам, а я присела на кровать. — Тяжелая была неделя, не так ли?
— Это самая худшая неделя на свете, — захныкала я.
— Ну, в свете нашей новой политики откровенности, у меня для тебя есть новости.
Я вздохнула и склонила голову ему на плечо.
— И кто умер?
— «Стар Трибьюн» взялась печатать твою колонку «Дорогая Бетси».
— Что? — я резко подняла голову. — Было сколько? Две статьи? А я-то думала, что это невозможно! Невозможно, что хоть кто-то мог читать рассылку!
— Вероятно, так и было. Марджори вне себя. Могу тебя уверить, полетят головы. В прямом смысле. Мы подозреваем, что либо один из бухгалтеров «Трибьюн» — вампир, либо весьма предприимчивый человек взломал систему и передал все репортеру.
— Так что… что произойдет?
— К счастью, судя по отзывам, это не воспринимают серьезно. Редактор считает все шуткой, читателям нравится, а вампиры не расскажут правду.
— Так только несколько людей в городе знают, что это настоящая рассылка для настоящих вампиров?
— Да. И поскольку репутация Марджори под угрозой, она горы свернет, чтобы разыскать виновного. Представляю, что ответы мы получим весьма быстро.
— Ну… Думаю, могло быть и хуже.
— Очень скоро так и будет, уверяю тебя.
Я застонала и плюхнулась на кровать.
— Из-за этой «мы-будем-рассказывать-друг-другу-все» неудачи, ты меня теперь наказываешь, да?
— Дорогая, ты знаешь — я живу, чтобы исполнять малейшее твое желание. Прежде я искал способ оградить тебя от проблем защиты расы, но теперь я вижу, что это было лишь жалкой попыткой подавлять тебя. Что ж, эти дни позади! — объявил он, пока я стенала в ужасе. — Поскольку в прошлом я ощущал, что свобода действий — лучшая часть в действиях перед лицом опасности…
— Ой, теперь ты просто всякую хрень выдумываешь, чтобы запудрить мне мозги.
— …теперь все должно быть как на ладони, постоянно.
— Слушай, я поняла, что ты хранишь от меня секреты не со зла. Ты просто не можешь по-другому.
— О, но, начиная с этого момента, могу.
— Я так понимаю, что решение моих проблем за меня доказывает твою пользу.
Он шмыгнул носом.
— Я бы не стал так далеко заходить.
— Ты не можешь по-другому, ты влюбле-е-е-е-ен.
— Перестань. Я собирался рассказать тебе, что Джон почти закончил первый черновик твоих откровений.
— Я думала, что это будет, типа, курсовая.
— Которая становится книгой, дорогая. Триста страниц, по последним подсчетам.
— Ой, он тебе это сказал?
— Возможно, что я заставил Тину порыться в его «Сайдкике», — признался он.
— Как мило! Ну, ничего нового, да?
— Учитывая негативные последствия от того, что «Трибьюн» решило взять твою колонку…
— Почему негативные? Я думала, все решили, что это шутка.
— …я застал Джона одного и убедил его, что он никогда не писал книгу, никогда не думал об этом и никогда не интересовался твоей жизнью.
— Ой, Боже.
— А потом я стер его.
— Ой, Синклер. Ой, мамочки, — я закрыла глаза руками. — Плохая затея.
— Продолжай, — предложил он. — Кричать.
Я попыталась взять себя в руки. Он сделал это из любви.
Запутанной, странной любви, но любви. Он пытается защитить тебя. Запутанным, странным способом.
— Ладно, Эрик, ты плохо поступил. Очень плохо. И я считаю, после всего, что Джон для нас сделал, думаю, тебе следует отменить свои поколдушки.
— Но я же так старался, — объяснил он терпеливо, словно я не понимала, что он сделал, — чтобы быть уверенным, что мальчик все забудет.
— А теперь я хочу, чтобы ты заставил его все вспомнить! Слушай, он провалит экзамены, помимо всего прочего. Ты и правда хочешь, чтобы он рыдал тут, потому что получил двойку по биографии, или как там это называется? И второе: я дала на это согласие. Так что из-за тебя, который влез и все испортил, я выгляжу плохо. Очень-очень плохо.
Синклер долго смотрел на меня.
— Признаю, — наконец сказал он. — Я не рассматривал это в таком ключе. Твоя репутация не должна подвергаться сомнениям. Даже с моей стороны.
Особенно с твоей стороны, но это уже тема для другого разговора.
— Так ты исправишь это?
— Я попытаюсь, — ответил он. — И в духе полных откровений должен признаться, что не уверен, сработает ли это. Я никогда не пытался отменить поколдушки, как ты это называешь.
— Что, за всю свою жизнь ты никогда не ошибался?
Он улыбнулся.
— Да, никто никогда не просил меня возвращаться и исправлять ошибки. Никто не смел.
— Наверное, поэтому у тебя такие проблемы с поведением.
— Наверное, — согласился он и притянул меня к себе.
Я поерзала и села на него сверху.
— Не знаю, как ты, а я уже несколько дней не ела.
— Ты была занята, — откликнулся Эрик, а потом застонал, потому что я дотянулась до его ширинки и расстегнула ее. — Должен сказать, думаю, мне понравится это правило полной откровенности, которое ты ввела… ох… не останавливайся, продолжай…
— Смешной какой, — сказала я.
— Считай это приказом своего короля.
— Умираю от смеха.
Я съехала вниз, стянув его брюки, и еще осободив его от носков. В спешке рвала его трусы-боксеры, пока они не превратились в мелкие кусочки хлопка, взяла его член в руку, отодвинув с дороги, и вцепилась клыками прямо в паховую артерию.
Синклер зажал мои волосы в кулак, едва не причинив мне боли, но не причинив. Эрик был хорош в этом. Подходил к черте, но не пересекал ее. Я попыталась не думать о всей той практике, которую он получил до того, как стал настолько умелым.
Его прохладная соленая кровь наполнила мой рот, и впервые за несколько дней я не была смертельно голодна. Вместо этого я пила из него и ощущала, как его член пульсирует в моей руке, чувствовала, как он сдается, беспомощный, в буквальном смысле беспомощный, пока исторгается на простыни, отдаваясь на мою милость.
Я люблю тебя. Люблю. Люблю.
И самая худшая неделя на свете пришла в норму.