Правый берег реки, именуемой жителями Патана Омихатиман, или попросту Оми, к рассвету седьмого дня пребывания Конана и его друга из рода подгорных гномов в далекой стране у самого края мира представлял из себя весьма дивное зрелище.
Двое речных драконов — один серого цвета, а другой голубоватого — ночью обезглавили своего собрата, убитого человеком, и теперь справляли на его останках кровавую каннибальскую тризну. Громадные звери ворчали друг на друга, отрывали от туши куски светло-розового мяса и изредка посматривали в сторону, где шевелились мелкие и невкусные двуногие букашки…
После ночного нападения Торинга приказал перенести лагерь на полтысячи шагов от реки. Речные драконы жили семьями, на одну самку приходилось три-четыре самца и в два раза больше детенышей. Если бы стан атаковали несколько драконов, то войску, чтобы спастись, пришлось бы рассеяться по лесу. В таком случае штурм столицы задержался бы на полную седмицу.
Конан не только сразил выползшее из речных волн зубастое чудище, но и отвлек внимание появившихся вскоре двух его собратьев. Драконы не стали преследовать юрких людей, запах крови привлек их к неподвижному телу родича, способному насытить обоих.
Перед самым рассветом, когда драконы выползли на берег, варвар решительно заявил своим друзьям, что устали убивать этих двоих тварей отказывается. В конце концов, воины Торинги получили неплохой наглядный урок по истреблению речных ящеров и теперь вполне могут справиться сами. С этими словами Конан быстро снял палатку Томэо, навьючил ее на свою лошадь и, не слушая Мораддина, бурчавшего что—то вроде «пойдем еще поохотимся», двинулся в сторону леса. Там, найдя неплохую широкую поляну, расположился вместе с усталой и еще не пришедшей в себя от испуга красавицей.
— Они все еще там? — донесся из шатра голос Томэо. Варвар стоял, обнимая правой рукой дерево, и смотрел разыгравшееся у самой воды кровавое действо. Драконы успели наполовину обглодать скелет первого ящера до половины и теперь выглядели сытыми и довольными.
— Жрут,— бросил через плечо киммериец.— Послушай, что ты говорила ночью по поводу того призрака?
Томэо высунула голову из-за полога, протерла глаза и уставилась на Конана.
— Сутари неспроста ходил среди наших шатров. Его тело отдыхало, а дух действовал! Маг вполне мог противопоставить нам силы природы. С помощью колдовства Сутари приказал несмышленым ящерам напасть на стоянку, и будь драконы поумнее, они бы рассеяли или перебили войско Тайса.
— Знаешь,— Конан широко зевнул, не сводя глаз с огромных зверей, ссорящихся у реки из-за большого куска мяса,— ваши речные ящеры совсем не страшные. Если хочешь, потом расскажу про огнеды…
— Томэо, он все равно тебе наврет,— раздался поблизости голос Мораддина.— Вы устроились в сторонке от главного лагеря, а я остался с твоим братом, прекрасная госпожа.— Бывший гвардеец продрался сквозь заросли на поляну и критически оглядел Конана, который до сих пор не удосужился одеться, как следует.— Совсем недавно со стороны болот пришло ополчение Мориту. Оно остановилось в полулиге к закату.
— Сколько людей? — сразу деловито поинтересовалась Томэо.
— Немногим больше двух тысяч,— ответил Мораддин.— Собирайтесь. Объединенное войско пойдет по долине к Западной Столице. Выступаем за два колокола до полудня.
Конан, неоднократно бывавший в Зингаре и Аквилонии, понял, что подразумевал Мораддин: в странах заката некие умельцы изобрели штуковину, называемую «куранты». Это механическое устройство намного превосходило в точности измерения времени солнечные и водяные часы, известные даже в Киммерии и Асгарде. Куранты отбивали время через равные промежутки и за несколько лет успели распространиться до Турана. «Два колокола» означали, что до отправления в путь еще можно подогреть еду и не торопясь сложить все вещи, валявшиеся в беспорядке после ночной схватки с драконом.
— Хорошо,— сказал Мораддин.— Вы поторапливайтесь, а я пойду к Горисакаве. Мы хотели утром отработать несколько интересных движений, которые твоему, Томэо, брату показал один монах Дарумы. Они позволяют ладонью отбивать прямой удар меча, если, конечно…
— Иди, иди.— Конан замахал руками. Если Мораддин начнет распространяться о своих обожаемых боевых искусствах, его будет не остановить.
Сын гнома обиженно умолк, прикрыл плащом мышку, вылезшую оглядеться, и снова исчез в кустах.
Томэо — не только прекрасно обученная воительница, но и неплохая стряпуха — бросила в котелок несколько кусков сушеного мяса и поставила его на костер, разведенный варваром. Они вдвоем позавтракали, Конан, чтобы взбодриться после бессонной ночи, не морщась, осушил половину баклаги с рисовым вином, сноровисто убрал шатер, превратившийся в его умелых руках в маленький сверток, и забрался в седло.
— Считай, что твой путь к трону Нефритового Императора начался с этой полянки,— с серьезным выражением на лице сказал киммериец.— Потом приведешь сюда внуков, чтобы показать старое кострище и поведать об одном варваре из очень далекой страны…
— Внуков? — нахмурилась Томэо.— Не только моих… Видишь ли, монахи Дарумы обладают даром определять зарождение в чреве женщины новой души…
— И что? — невинно переспросил Конан.
— Перед выездом из Баолэй Тайса меня осмотрел жрец,— нервно улыбнулась Томэо.— Уже несколько дней я ношу ребенка. Твоего, между прочим.
— Начинается,— неслышно для девушки буркнул варвар и добавил уже громче: — Вот и прекрасно, у императрицы будет наследник. А я, если придется однажды бежать куда подальше из королевств заката, всегда смогу найти убежище под крылом собственного сына.
— И это все, что ты хочешь мне сказать? — изумилась Томэо.— Бездушный дикарь!
— Да,— с притворным огорчением опустил голову Конан. — Именно так — бездушный дикарь. Не расстраивайся, если Кром и Митра пожелали видеть в мире новое существо, значит, ни ты, ни я в этом не виноваты. Буду рад, если однажды на престол Пагана сядет человек, являющийся по отцу киммерийцем. Кстати, а ты уверена, что забеременела именно от меня?
— Я не занималась любовью с Кисо, моим женихом,— холодно ответила Томэо.— И ты, дубина, мог бы и заметить, что раньше я была непорочна. Хватит болтать о ерунде, поехали! Впрочем, я была бы не против видеть тебя моим мужем…
«Еще не хватало! — мелькнула у Конана мысль, и сразу вспомнилось волшебное сокровище джавидов, у которого он попросил королевский венец. Нейглам, древняя реликвия гномов, исполняла любое желание…— Великие боги, Митра, Кром, Эрлик и даже Нергал! Что, если дурацкий кувшин бородатых карликов начинает выполнять обещание? Я согласен стать королем Немедии, Аквилонии, Зингары или, на худой конец, Шема, но здесь?.. Только не это! Захудалое государство, малочисленный народ, вольные кланы, постоянно грызущиеся друг с другом… Не дождетесь!»
Миновав заросли лиан и неизвестных варвару колючих растений с роскошными розовыми цветами, они вышли к лагерю, который бежавшее от драконов ополчение Тайса разбило возле самой опушки. Место, где находился император Торинга, было окружено многочисленными знаменами с разноцветными ленточками и лисьими хвостами, а также белыми шелковыми штандартами с эмблемой семьи Тайса — круглым багровым солнцем, испускавшим во все стороны широкие лучи. Пока слуги снимали шатры и навьючивали походный скарб на лошадей, император разговаривал с человеком средних лет, облаченным в фиолетовое. Томэо успела шепнуть Конану, что это Саката Омагари Мориту, старейшина союзного клана. Здесь же оказались Мораддин и подружившийся с ним Горисакава Тайса, лучший воин ополчения семьи.
Монахи Дарумы били в бубны и хриплыми голосами распевали гимны в честь Нефритового Императора, Омитасу и бога по имени Хатиман, покровительствующего сражениям; телохранители Торинги уже садились на коней; прочие ополченцы снимали лагерь, а прислуга из мальчишек и женщин сновала туда-сюда, добавляя суматохи. Драконы, пиршествовавшие в тысяче шагов, не обращали на людскую кутерьму ни малейшего внимания.
Когда Мориту ушел к своим, Торинга обернулся к выжидательно молчащему Конану, за спиной которого стояла Томэо. Император помолчал, хитро посматривая то на варвара, то на девушку, а потом сказал:
— Полагаю, ты, чужеземец, хорошо провел время?
— Лучше не бывает,— улыбнулся углом рта Конан.— Столько веселья на мою долю не перепадало еще ни разу. Сначала стража Сутари, потом его же призрак, после драконы… Но я все равно рад служить трону Патана.
Конан сказал «трону Пагана», а не «императору». Видимо, Торинга это заметил, так как сразу помрачнел.
— Ты вернешься домой не прежде, чем нэйу-буджан Сутари окажется передо мной на коленях.
Торинга отвернулся, подошел к лошади и сел в высокое седло. Варвар его больше не интересовал.
— Домой,— невесело усмехнулся Конан.— А где мой дом?
Сутки и еще половина дня прошли довольно быстро. За это время объединенная армия семей Мориту и Тайса численностью в пятьдесят пять сотен воинов прошла через разрезавшее горный хребет ущелье. В пути она один раз подверглась нападению полусотни летучих голов рокубони, потеряв около девяти десятков человек. Наученные недавним опытом Конан, Мораддин и Томэо старались держаться вместе; той ночью они укрылись в небольшой пещерке и потому не участвовали в ночной битве с летающими порождениями злой богини Кали. Остальные же люди пребывали в смятении и ужасе, пока розовые лучи восходящего солнца не окрасили небо и не прогнали прожорливые головы обратно в горы, где им предстояло спать до следующей ночи.
Затем был более легкий путь по равнине, через вотчины семьи Барата, вскормившей нынешнего императора Готобу и его всесильного министра—волшебника. Естественно, что деревни и хутора нещадно выжигались, но маленькие крепости оставлялись в тылу: штурмовать их — значит задерживаться на пути к Сы-Цзин, Западной Столице Пагана.
Стены города появились вечером второго дня пути, и за это время стража неоднократно докладывала повелителю, что ночами по стоянке ходил призрак, как две капли воды похожий на Сутари Барата. Привидение бродило неподалеку от палатки императора, наверняка оно пыталось разведать, где хранятся священные символы власти. Однако по ночам Торинга держал меч, яшму и зеркало при себе, а днем они лежали в его седельной суме.
Ворота столицы, занимавшей территорию не меньшую, чем блистательный Султанапур, естественно, оказались заперты. На стенах виднелись лучники и тяжеловооруженные солдаты стражи, а над главной башней крепости колыхалось знамя клана Барата: золотистый круг на красном поле, а в центре круга — свернувшийся кольцом дракон. Кроме того, меж зубцов, венчавших мощные стены города, мелькали люди в белоснежных хламидах — ученики магической школы Сутари. Волшебник набирал учеников только из своей семьи, и найти союзников среди младших магов старейшинам Тайса или Мориту было невозможно.
По традиции, Торинга выехал к самым воротам один, даже без телохранителей, и предложил переговоры. Защитники крепости отказались опустить среднюю часть моста, ответив на призыв гневными воплями. Стрелять, однако, не решились: переговоры — дело святое, и Нефритовый Император может жестоко покарать за нарушение короткого перемирия и убийство посланника. Впрочем, в законах ничего не говорилось о том, что в парламентера нельзя швырять гнилыми фруктами, отчего Торинга вернулся к своим приближенным в несколько грязноватой одежде.
Когда воинство Мориту и Тайса обосновалось возле стен столицы, за немыслимо короткий срок построив укрепленный лагерь с земляным валом высотой в половину человеческого роста, император собрал совет в своем шатре.
Пока план Томэо по низложению родного дяди претворялся в жизнь безукоризненно. Отряды братьев встали вокруг палатки Торинги, старший, Горисакава, вместе с Мораддином устроился и вовсе по соседству, да и Томэо с Конаном находились неподалеку, всего через пять шатров.
На совет Торинга пригласил не только командиров отрядов, но и племянницу, а также чужеземцев, которым поручалась важнейшая задача — захватить Сутари. Конан шел в палатку императора с нехорошим предчувствием, Мораддин тоже был хмур и неразговорчив.
— …Завтра мы начнем штурмовать ворота.— Торинга сидел на плоской четырехугольной подушке, набитой конским волосом, и держал в правой руке священный меч Спящего Бога, а в левой зеркало. Яшма лежала у ног, как символ мирского богатства, попираемого стопами мыслящего лишь о вечном властелина.— Отряды Саката Мориту пойдут первыми.
Саката, глава союзного клана, человек с коротко стриженными волосами, тронутыми на висках сединой, удивленно поднял голову.
— Владыка,— осторожно начал он,— почему нельзя объединить самые опытные войска кланов и ударить вместе?
— Мы уступаем эту честь достойнейшему,— с ядовитой улыбкой молвил Торинга.— И потом, так хочу я, наследник Нефритового Императора.
— Восхитительно,— подала голос Томэо, стоявшая вместе с Конаном, Мораддином и Горисакавой у самого входа в шатер.— Тех, кто пойдет первым, ждет вечное блаженство в царстве Спящего Бога. Но дальнейшая жизнь в круге этого мира им вряд ли грозит…
«Кром,— подумал Конан.— Моя красотка что, зачинает ссору? В плане этого не было, и мы не договаривались столкнуть лбами ее дядюшку и союзников. Впрочем, если Томэо считает, что так нужно, значит, я буду ей помогать».
— Позвольте высказаться,— неожиданно заговорил киммериец.— Я в Пагане человек чужой, но неплохо смыслю в военном искусстве…
Мораддин покосился на варвара с откровенным презрением.
— …Я участвовал во многих битвах повелителей заката,— продолжал Конан.— Одним из тех сражений был штурм форта Венариум.— Северянин умолчал, что тогда ему едва исполнилось всего пятнадцать лет и его вклад в победу киммерийского войска был весьма и весьма невелик. Конану тогда удалось сразить всего троих аквилонцев, и то лишь благодаря невероятной удаче.— Так вот, самыми первыми на штурм пошли люди из рода Черного Медведя…
— И что с ними стало? — напряженно спросил Саката Мориту.
— Они победили,— улыбнулся варвар.— Но род был полностью перебит.— И добавил как бы невзначай: — В живых остался лишь один человек. Совсем молодой. Ему просто повезло. С него Черные Медведи опять повели свою родословную…
Томэо едва сдержала смешок и незаметно толкнула варвара локтем, догадавшись, что он понял правила игры. Мораддин видел, что между союзниками назревает крупная ссора, и стоял, насупившись, но молчал.
— Я прошу императора предоставить нам два отряда из семьи Тайса по полторы сотни человек,— решительно сказал Саката.— Мы вместе возьмем ворота и вышвырнем из Сы-Цзин сумасшедшего Готобу и злобного Сутари.
— Мое решение окончательно.— Говоря эти слова, Торинга пожирал взглядом варвара, с лица которого не сходила саркастическая усмешка.— Или ты хочешь воспротивиться воле владыки Пагана?
Сопровождавшие старейшину Мориту воины из ближайшей его родни возмущенно зашептались. План Торинги был понятен даже полному дураку: Мориту своими телами вымостят путь Тайса в крепость, и все богатства столицы достанутся Торинге и его семейству.
— Все могут идти,— не терпящим возражений тоном сказал император.— Здесь останутся только три командира сотен, которые на рассвете начнут штурм.
Никто из клана Мориту не двинулся с места. Саката вдруг положил руку на рукоять меча и выдвинул клинок из ножен на два пальца.
— Я настаиваю на своей просьбе,— твердо сказал он, и Томэо снова пихнула варвара локтем.— Или мне придется спорить с тобой, Торинга, за право обладать мечом, яшмой и зеркалом. Наша семья тоже происходит от Нефритового Императора и имеет столько же оснований претендовать на его вечный престол!
Тут уже взялись за оружие телохранители Торинги вместе с ближайшими советниками. Варвар, Томэо и Мораддин неподвижно стояли у входа. Интересно было наблюдать за распрей среди союзников. Киммериец подумал, что завтра вообще никакого штурма не будет, потому что сейчас два семейных ополчения попросту передерутся между собой на радость колдуну Сутари.
— Я вызываю тебя на поединок! — выкрикнул Торинга прямо в лицо Саката.— Здесь же, на площадке перед шатром! Ты оскорбил власть императора, обвинив меня в бесчестности!
— Пока жрецы Спящего Бога не пришли к согласию, что на троне будешь именно ты, называться повелителем ты можешь только в кругу своей семьи! — жестко сказал Саката.— И скажи, ты ли добыл драгоценности трона?
Томэо отчетливо фыркнула, но на этот звук никто не обратил внимания.
Торинга отложил в сторону меч кэн и зеркало цзин—цза, взял свой клинок, лежавший поодаль, и встал с подушки.
— Все решит поединок,— рявкнул он.— Пошли!
Все высыпали из шатра под темное звездное небо. Томэо дернула киммерийца за рукав и указала глазами на опустевшую палатку. Никем, кроме Мораддина, не замеченный, варвар осторожно обошел толпу, окружившую место поединка, и исчез в темноте.
Ранним утром по лагерю семей, восставших против Готобы и колдуна Сутари, пронесся слух, что ночью произошла смена предводителя, Торинга убит, Саката Мориту тоже, а заправляет всем принявшая знаки власти Томэо Тайса, бывшая невеста императора Кисо.
Вожди отрядов сразу после рассвета прибыли к палатке Торинги и, попросив аудиенции через окружившую шатер стражу, прошли за полог. Слухи подтвердились, хоть и не полностью. Томэо в красном родовом облачении действительно сидела на императорской подушке, держа в руках священные предметы, по правую руку от нее стояли два чужеземца: один высокий и темноволосый, второй низенький и коренастый. На плече последнего восседала белая летучая мышь и шипела, едва кто-нибудь из пришедших делал резкое движение. Рослый северянин почему-то все время ухмылялся.
Ночью произошло вот что. Торинга и возмущенный его подлостью Саката дрались на поединке. Каждый хотел победить, потому что главным призом выигравшему был императорский трон. Пока соперники махали мечами, а Томэо с Мораддином заговаривали зубы охране, Конан вспомнил молодые шадизарские годы, со спокойствием истинного сына Бела разрезал матерчатую стену опустевшего шатра Торинги и без всяких затруднений изъял вещи, дававшие право на трон. Далее все обернулось как нельзя лучше для Томэо.
Сойдясь в яростной схватке, Торинга и Саката сильно изранили друг друга. Старейшина клана Мориту умер прямо на месте поединка, а император, потеряв много крови, упал без сознания и к утру был при смерти. Томэо, не дожидаясь, пока кто-то другой захватит власть, предъявила драгоценные вещи войску и объявила себя императрицей, наследующей Кисо и самому Спящему Богу.
Братья Томэо безоговорочно поддержали сестру и зарубили двоих советников Торинги, заявивших, что не признают новую владычицу, пока жив ее дядя, и нескольких вождей семьи Мориту, потребовавших меч, яшму и зеркало себе. Потом все разошлись спать.
Не отдыхал только лекарь, тщетно пытавшийся остановить кровотечение у Торинги.
Конан неожиданно для себя был немедленно назначен повелительницей начальником стражи, заняв таким образом третий после нэйу—буджана пост в государстве. Варвара, однако, это совсем не радовало, вдобавок Мораддин заявил, что начальник стражи — должность опасная.
— Мне теперь называть тебя «ваше превосходительство»? — ядовито осведомился сын гнома.— Или специально ради тебя Томэо введет титул ночного короля? Кажется, вы очень близко подружились. Будет прекрасное разделение власти: днем правит она, ночью — ты…
— А в морду? — проворчал Конан. Любопытно, но все приближенные двора Торинги, братья Томэо и даже жрецы Спящего Бога теперь роняли на киммерийца взгляды, которые можно было бы назвать презрительными и почтительными одновременно.— Нет, Мораддин, если хочешь, я уступлю тебе это место.
— Спасибо,— отозвался потомок гномов.— Я не справлюсь. Ты, кстати, хоть знаешь, в чем состоят твои обязанности?
— Конечно, нет.— Конан накрылся с головой шерстяным одеялом.— В случае чего спрошу твоего совета.
Как ни странно, пришедшие утром к Томэо командиры полуторасотенных отрядов сразу признали ее императрицей. Они прекрасно понимали, что лучше иметь вождем женщину, чем вообще никого. Тем более находясь под стенами Сы—Цзин.
— Я приказываю двум отрядам ополчения Мориту и такому же количеству воинов Тайса выдвинуться к воротам города,— ровным голосом говорила Томэо. Перебить ее никто не осмеливался.— Пусть наши волшебники прикроют людей и противостоят ударам колдунов школы Сутари. Кроме того, я просила бы выслушать начальника моей стражи, он расскажет, как штурмуют города в странах заката. Кажется, более привычные к войнам чужеземцы разбираются в этом лучше нас.
— Ну-у…— выступил вперед Конан и слегка поклонился насторожившимся командирам.— Вообще-то, сначала необходимо перебраться через ров…
Варвар и изредка дополнявший его рассказ Мораддин объяснили, как они себе представляют захват столицы ценой сравнительно небольших потерь. Ров следовало забросать фашинами и замостить длинными и широкими досками, способными выдержать тяжесть тарана. Несколько отрядов лучников будут обстреливать стены и надвратное укрепление, три сотни воинов попытаются захватить башню над воротами и удержать ее, пока не будут разбиты ворота и основная часть войска не ворвется в столицу.
Объяснения киммерийца прервал вбежавший в палатку полусотник в синей одежде Тайса. Выглядел он озабоченно и даже слегка испуганно.
— Моя госпожа! — Полусотник низко поклонился Томэо.— В городе творится нечто невообразимое! Слышны звуки битвы, а со стороны императорского дворца поднимается столб дыма, наверное, там пожар!
— Интересно,— сдвинула брови девушка.— Приведите ко мне жреца Омуру, пусть захватит всевидящий камень. Великая Омитасу, что там происходит? Восстание народа против Сутари и Готобы? Или что-то другое?
Стража, почтительно держа под руки, ввела в шатер древнего старца с жидкой седой бородой. Позади шествовали монахи Дарумы, старший из них торжественно нес темный стеклянный шар.
— Что это такое? — шепнул на ухо Мораддину Конан.— Волшебный кристалл?
— Вроде того,— столь же тихо отозвался спутник.— Я слышал, такие вещицы умеют делать в Кхитае. Смотришь в нее и видишь то, что происходит в отдалении или даже другом времени. Не помню, как называются эти кристаллы.
Жрец Омура опустился на колени перед возвышением, где сидела Томэо, монах положил перед ним всевидящий камень и отошел. Омура прижал узкие, изрезанные морщинами ладони к гладким выпуклым бокам кристалла, прошептал несколько непонятных слов, и тотчас внутри камня начало разгораться багровое пламя. Вскоре появилось хорошо различимое изображение высокой черной башни на фоне неба с ядовито-розовым оттенком, промелькнули бесформенные тени, затем возникли очертания города на холме. Наконец жрец Спящего Бога поднял взгляд на Томэо и сказал хриплым старческим голосом:
— Смотри, владычица. Камень сейчас показывает окрестности императорского дворца.
Томэо вместе со сгоравшим от любопытства варваром нагнулась над всевидящим камнем. Конан, непривычный к кхитайским колдовским предметам, долго примеривался, отыскивая угол, с которого лучше видно, и вскоре во всех деталях различил происходящее в стенах Западной Столицы.
Возле очень большого и красивого белого здания с золотистым куполом и рядами колонн перед фасадом шла битва. Стража в знакомых зеленых одеждах и черных шапочках сражалась с людьми, одетыми в черно—изумрудные кафтаны телохранителей. На заднем плане маячил человек в белом, отдавал неслышные приказы.
— Я не верю своим глазам,— растерянно проговорила Томэо.— Стража, подчиненная Сутари, набросилась на телохранителей сумасшедшего Готобы!
— Госпожа,— вдруг позвал императрицу Мораддин,— если в городе передрались между собой его защитники, значит, штурм надо начинать немедленно! Их слабость — это наша сила!
— Отлично! — Томэо оторвалась от кристалла и взмахом руки дала понять жрецу, что его услуги больше не требуются.— Действуем, как условились. Ты, Конан, и ты, Мораддин, останетесь здесь. Мне нужно с вами поговорить. Все остальные должны идти к стенам, и да хранят нас Нефритовый Император и его божественная супруга!
Военачальники почти бегом покинули шатер, монахи увели древнего жреца, и Томэо осталась наедине с варваром и его другом.
— Конан,— скороговоркой обратилась к киммерийцу девушка,— ты все равно должен отправиться в город. Сейчас, когда Сутари поднял бунт против Готобы, ты сумеешь незаметно проскользнуть ко дворцу. Посмотри,— Томэо вынула из стоящей рядом шкатулки свиток и развернула его,— вот план города. Здесь — квартал Розовой Цапли, в нем живут родственники Мориту и чужеземные купцы. Если будет необходимо, попросишь помощи у них. О том, что ты — друг наших кланов, им скажет вот это яшмовое кольцо.
Томэо сняла с пальца зеленый перстень с печаткой, изготовленный из цельного камня, отдала варвару, и тот спрятал его за пояс.
— Я тоже пойду,— решительно сказал вдруг Мораддин.— Вдвоем будет веселее, и потом, я неплохо знаю кхитайские боевые искусства. Может, пригодится.
Мышь глянула красными глазками на Томэо и утвердительно пискнула.
— Хорошо,— подумав, ответила владычица.— Как уславливались — убейте или схватите Сутари и ждите, пока мы не возьмем город. Надеюсь, все будет хорошо. Я попрошу монахов вознести молитвы Нефритовому Императору…
— Вместо такой ерунды,— скривился киммериец,— лучше бы присмотрела за своими командирами. К полудню ворота уже должны быть разбиты. И потом, как мы попадем в город?
— Я сейчас, — Томэо положила меч, яшму и зеркало в мешок и вышла из палатки. Вскоре она вернулась, приведя с собой одного из охранников.
— Он проводит вас к самой стене возле торгового квартала. Там очень мелкий ров и низкие укрепления. Если повезет, переберетесь через стену.
— А если нет? — буркнул варвар.— Одна надежда, что мы сумеем поймать вашего министра и я вытрясу из него способ возвращения в Туран…
— Идите,— сказала Томэо.— Помощь ждать себя не заставит. Мы обязательно возьмем город.
Конан и Мораддин поклонились, взяли свои мешки и пошли вслед за проводником. От Томэо не укрылось, с каким недовольством Мораддин поглядывает на киммерийца, а особенно на его поклажу. Что—то странное было в очертаниях мешка, который уносил Конан…