Бер и Берегиня (СИ)

22.1. Кирилл Коновалов.

Кирилл.

До деревни нашего деда дошли только к ночи. Тут, в Нави, время текло не так, как в мире людей. Оно то замедлялось, то, наоборот, летело, словно сумасшедшее. Поэтому определить, сколько мы на самом деле провели тут, не представлялось возможным.

Зайдя в деревушку Игната, в глаза бросалось отсутствие в избах света. Об электричестве, конечно, речи и не могло быть. Но лучины-то должны гореть.

— Отец, а где все? — мой капитан встал за моей спиной, уже откровенно принюхиваясь, пытаясь уловить запахи. Он умел делать это не входя в оборот. Мне же было необходимо перекинуться.

— А нет никого. — улыбнулся Игнат, оборачиваясь на звук голоса. — Я тут один.

Блядь. Блядь, блядь, блядь!

— Какого хре., — Милош не успевает договорить, как его опутывают тонкие, кроваво-красные нити, стреноживая серба и валя его на землю. Мой бер берет надо мной верх, и вот нити, которые тянутся ко мне, пытаясь уцепиться за человеческие ноги, разрываются на мелкие кусочки и соскальзывают уже с медвежьих лап. Бер оглушающе рычит. А Игнат, точнее, колдун, лишь усмехнулся.

— Я не боюсь тебя, Бер. Ты еще слаб. Не надо было глушить своего зверя, майор. Тогда бы я, может, и испугался бы.

Ах ты ж падла! — мысленно ору я, а Бер клацает челюстью, целясь в горло чернокнижника. Тот смеетсяя в ответ, щелкает пальцами, и оказывается рядом с Милошем, приставив к горлу серба тонкий черный кинжал.

— Осторожно, майор. Ведь человеческое тело такое хрупкое. А пока на нем мои узы, он не обратится.

Блядь.

— Правильно мыслишь, майор. — улыбается колдун все шире. — Возвращайся человеком, и тогда я сохраню твоего друга живым. Не на долго. Но все же.

Смотрю на Милоша. На шее вздулись вены от напряжения, синие глаза горят огнем, но обернуться не получается. Как же мы так лоханулись-то. Ведь знали же, что тут нельзя никому верить. Никому!

Бер нехотя отступает, и я с хрустом разгибаюсь.

— Кто ты? — спрашиваю первое, что приходит в голову.

— Может тебе еще и имя мое назвать, а, Майор? Так ты его знаешь. Охренеть! Коновалов и Вук, — он пиннает серба по спине, — попались, как последние лохи! Хозяин будет доволен.

Мои ноги так же опутывают нити, впиваясь в кожу огнем. Ноги, торс, грудь, шея. Боль пронзает все тело. Колени подгибаются, отказываясь держать мою тушу, и валюсь на землю на эти же колени.

— Много вы крови нам попротили, — все так же упивается своим положением колдун. — Многих развоплотили. Но тут вы никто. Вы— жители прави, — достойны лишь пойти на обед хозяину.

Пазлл в голове начинает складываться в картинку, которая мне категорически на нравится. Колдун, хозяин. Твою мать.

— О, я вижу, ты понял, кто я. — Игнат смеется, запрокидывая голову назад. Как же хочется вцепиться в эту тоненькую шейку зубами и вырвать на хрен позвоночник!

— Да, косолапый, все правильно— внешность слепого старичка медленно, словно воск, оплывает, обнажая истинное лицо, точнее, морду. Этого мудака мы отправили обратно в Навь почти что десять лет назад. Город тогда захлестнула волна убийств, гибли дети от 0 до 14 лет. Эта тварь, что сейчас смотрела на меня, при жизни был врачем-педиатром, который решил уподобиться богу. Но бессмертие требовало жертв. Было убито пять детей. Самому младшему не исполнилось и месяца. Тогда нам не дали его развоплотить. Но и жить эта падла перестала. И вот она, встреча.

— Вспомнил? — Игорь Селиверстов шутливо поклонился. — Я вижу, вспомнил. Мне пообещали новую жизнь обмен на вас двоих. Я думаю, я этого достоен.

Мозг судорожно просчитывал наши с Вуком шансы. Расклад пока был не в нашу пользу. Боль он нитей постепенно утухала, меня захлестывала дикая злость. Мышцы сводила судорога от напряжения, заставляя нити впиваться глубже, разрезая тонкуя человеческую кожу. Бер рычал и рвался наружу. и в какой-то момент я дал ему волю.