Беловодье

Глава 9 ЗАГАДКА ОБРУЧА

Спасти Чудака, спасти вопреки всем предсказателям! Мало ли что им пригрезилось наяву! Ну, предрек Алексей смерть Чудодею. И Аглая Всевидящая предсказала. Что из того? Изменим будущее, если прошлое не в нашей власти. Вон, Стеновскому когда-то привиделось, что Романа хоронят заживо. Так ведь не похоронили! Выбрался он из могилы, спасся, избег участи! И Чудодей избегнет. Надо лишь одно-единственное дело сделать, немыслимое, невозможное сотворить — четыре стихии вместе объединить, и тогда — не властно ни прошлое, ни будущее над нами. Неопределенность. Да, да, четыре стихии — это неопределенность.

Господин Вернон шагал прямиком по лужам. Ничего, мы еще повоюем, Вода-царица! Я не сдамся. Пол-Темногорска разнесу, а найду того, кто обручи проклятые делает.

Роман взбежал на крыльцо, нетерпеливо постучал в дверь Большерука. Послышалось шлепанье босых пяток, и Данила Иванович явился на крыльце в застиранной майке и трикотажных штанах.

— Роман… что такое? — Большерук, кажется, смутился. — Ты проходи, вот сюда…

Он провел водного колдуна в знакомую уже гостиную.

— Знаешь, что опасность угрожает Чудодею? — спросил Роман.

— А в чем, собственно, дело?

— Так знаешь или нет?

Большерук замялся:

— Об этом все говорят.

— Мы должны действовать, и немедленно.

— Колдуны не воюют с судьбой.

— Это не судьба. Это, друг мой, интриги. Кто-то хочет устранить Чудодея и встать во главе Синклита. И этот кто-то «обручает» колдунов.

— Мне лично неведомо, кто за этим стоит! — заявил Большерук.

Роман вытащил из кармана осколок.

— Взгляни. В нем соединены все четыре стихии — это чувствуется, хотя и не сразу. Далеко не сразу. Мне подвластна вода, тебе — воздух. Надо лишь найти еще двоих, кто повелевает землей и огнем. И тогда создатель обручей — наш: объединим усилия и пленим.

— Слаевич связан с землей. Но его звездный час миновал, — напомнил Большерук. — С огнем управляется Максим Костерок, но он — начинающий колдун. — Большерук с сомнением покачал головой. — Но не это главное. Главное в том, что никто не полезет в это дело накануне Синклита. Слишком опасно. Ослабишь себя, и собратья съедят живьем. Тихохонько так скушают, ни одна косточка не хрустнет. Особенно если Чудодей в самом деле уйдет еще до… Я делать сейчас ничего не буду. Силы коплю, вольным воздухом запасаюсь, и так на Слаевича столько извел! И тебе советую энергию воды поберечь. Стихия у тебя, понятно, неукротимая, но ведь и у нее силы не беспредельны.

— Данила Иванович, мы должны поддержать Чудодея.

— Я поддержу, — пообещал Большерук. — Но только не сейчас. После Синклита. В будущем поддержу! Вольный воздух со всеми стихиями дружен.

— Ему сейчас помощь нужна! Данила… Ему же смерть угрожает. Провидцы грают… После Синклита поздно будет.

— Но он о помощи не просит, так ведь?

— О, Вода-царица!

— Не надо взывать к своей стихии в доме другого колдуна! — остерег Данила Иванович.

— Если бы я мог один все сделать!

— Ты не пьян, случайно? Не пахнет вроде от тебя, а ведешь себя как пьяный. Заговоренной водой никак набрался. Роман, да ты что?! Иди выспись, — посуровел Данила Иванович. — С помощью стихии пьянеть — последнее дело. Сколько колдунов так вот себя порешило — страсть. От тебя, признаться, не ожидал. На что силы, глупый, мечешь? На что? А?

Роман выругался и выскочил на крыльцо. Ярость его душила. Спасение рядом, а не спасти. Да, прав Данила. У Слаевича звездный час миновал, а из земляных колдунов больше никто не поможет. Да и зачем помощь земли, если воздушный океан укротить некому?

Господин Вернон постоял немного, вдыхая влажный воздух. Ах, если бы Надя была сейчас с ним! Надя, Надежда, способная усиливать чужой дар! Но где она? Что с ней? Дар подсказывал Роману: жива. Но, возможно, грозит ей опасность, страшная опасность, Надя зовет на помощь, а он, Роман Вернон, не слышит.

Он зашагал по дороге, потом остановился, будто споткнулся. Надо к Аглае Всевидящей отправиться и узнать, что она видела. Что, если другое, не то, что Алексею почудилось? Может, намек какой подаст, хоть маленький, чуточный, но намек. К Аглае идти не хотелось смертельно. Роман ее никогда не любил, у них с Аглаей было сильнейшее колдовское отторжение. Тяжко им было подле друг друга. Ради себя никогда бы колдун не пошел к Аглае. Умер бы лучше. А тут…

Он ускорил шаги. Почти побежал. И вдруг налетел на человека, что выворачивал из-за угла. Едва не сбил того с ног. В последний момент успел схватить за руку и удержать. Тонкая, но сильная рука в кожаной перчатке. В свете фонаря он различил блестевший от влаги плащ и из-под капюшона русую прядь волос. Женщина, кажется, молодая, высокого роста, стройная. Талия, перетянутая пояском, просто осиная.

— Извините… Я задумался… извините…

Женщина откинула капюшон с лица. Курносый носик, обсыпанный веснушками, полные улыбающиеся губы. Глаза в пол-лица. Волосы густой волной. Ну просто с картинки. Да и фигура, и походка… За такой мужики толпой должны валить.

— Простите, — повторил Роман.

Женщина засмеялась. Что тут смешного? А впрочем, вид у него был наверняка глупый, когда он уставился на незнакомку.

— Роман! — воскликнула женщина. — О Господи, Роман!

Он не понимал ее удивления. Прежде эту красавицу никогда не видел. Или… видел? Лицо вроде как знакомое… но нет, нет, он бы запомнил.

— Я думала, ты погиб! — Она вдруг обняла его и поцеловала в губы. — А ты живой. Какое счастье!

— Погиб? — переспросил он растерянно. — Когда?

— Что с тобой? Не узнаешь? Меня?! — Она схватила его за плечи и повернула так, чтобы свет фонаря лучше осветил ей лицо. — Глянь только! Это же я! Я!

Он наконец узнал, не лицо — голос.

— Как… — только и выдохнул он. — Глаша?..

Смотрел и не верил глазам. Стоял, завороженный, не в силах что-то сказать. Ну да, конечно, перед ним была Глаша. Только не уродина-утопленница, а живая красавица.

— Роман, да что с тобой? Замерз, что ли?

Ну разумеется, что-то от прежней Глаши в ней было. Особенно улыбка. И веснушки. И еще задорный смех.

— Как такое случилось? — выдавил он наконец.

— Как случилось? Да что за дурацкий вопрос? Ведь это ты меня…

— Нет, ничего не говори! — опомнился он и зажал ей рот рукой.

Она протестующе замычала.

— Только не говори! — Он отпустил ее.

— Да ладно. Могу не говорить. Мне-то что! — Она, кажется, немного обиделась. — У тебя-то все в порядке?

— В порядке… — то ли ответил он, то ли повторил ее последние слова. — Где ты живешь?

— А вот и не угадаешь. Ни за что! Роман, я так счастлива, ты не представляешь! — Она вновь расцеловала его. — Ну ладно, мне пора.

Глаша засмеялась, помахала ручкой и побежала по улице. Очень громко цокали ее каблучки, остро впиваясь в расколотый асфальт обочины.

— Глаша!

Он хотел догнать ее и вдруг остановился. Потому что увидел, куда она бежит. Она спешила к особняку Медоноса. И ворота уже медленно открывались ей навстречу, и там, за металлическими створками, как и прежде, было ничего не разглядеть — только слепящий оранжевый блеск, и Глаша вошла туда.

Стой, предательница!

Он кинулся за ней, позабыв, что сам должен вспомнить все. Не мог он отпустить ее к Медоносу. Но Глаша была уже внутри, и ворота за ней закрывались. Роман поднял тучу брызг, выплеснул всю воду из луж и канав и, собирая за собой этот мутный смерч, с ветками, камнями, пустыми бутылками и пакетами, метнулся в металлические ворота. Они загудели, посыпалась ржавая труха, одна створка отломилась и стала крениться. Еще один удар, и ворота бы опрокинулись. Но он не сделал этого. Отступил. Глаша выбрала Медоноса — ее выбор. Он, Роман, ей указывать не имеет права. Противно, когда друзья предают. Да только здесь разве речь о дружбе?

Он повернулся и зашагал по улице. И вдруг остановился. Если Глаша жива, значит, и Надя — тоже! Быть такого не может, чтобы он Глашу оживил, а Надю не смог. Надя жива! Надежда его окрылила. Все остальное теперь неважно. Главное, Надя жива… Немедленно домой, сейчас же!

— Нет! — выкрикнул он сам себе, как приказ.

Надя жива — и хорошо. И ладненько. И прелестно. Перетерпи, подожди, хотя любое ожидание — пытка. Вспомнишь еще, узнаешь, где она. Но прежде — Чудак. Вернее, Аглая Всевидящая. К ней скорее. И только потом — домой.

Аглая в тот вечер была дома. Узнав, что речь идет о предстоящем Синклите, согласилась на встречу немедленно. Ассистентка (приживалка?) провела Романа в приемную, где стояли огромные, будто страдающие ожирением, кресла и между ними, зажатый, прорастал грибом рахитичный столик. Аглая в красном шелковом халате раскинулась в одном из кресел, выставив на обозрение шею и очень даже соблазнительные полуобнаженные груди.

Роман не стал развивать перед нею свою гипотезу о четырех стихиях, лишь сказал, что обеспокоен судьбой Чудодея, намерен предотвратить беду, и просил поведать, что открылось Аглае в ее видениях. С мельчайшими подробностями, потому что от этого зависит жизнь Михаила Евгеньевича.

Та сосредоточенно разглядывала холеные пальчики, потом приняла задумчивый вид и сообщила, не отрывая взгляда от фиолетовых ноготков:

— Пять тысяч.

В первый момент Роман не понял. Потом сообразил, и волна ярости захлестнула его. Хорошо, что в тот миг он Аглаи не касался. А то бы превратил в мумию. Мгновенно.

— Речь идет о жизни Чудодея!

— Милый мой, задарма никто больше не вкалывает. Прошли те идиотские времена. Труд чужой надо ценить. Я лично свой ценю. Так вот, если хочешь узнать, что я видела, — плати.

Роман затряс головой.

— Ценишь? Да такой таксы нет — пять тысяч за предсказание.

— За предсказание, от которого зависит жизнь Михаила Евгеньевича, — уточнила она. Имя главы Синклита Аглая произнесла очень уважительно. — Или жаль для Чудодея этих денег?

А что, если облить этой твари голову водой да заставить в колдовском сеансе все выболтать? Фляга с водой у Романа была при себе. Из Синклита господина Вернона за такой фокус могут выставить. А хоть и выгонят, что с того?

— Дело в том, что наличными у меня таких денег нет. Вы же знаете: целый год отсутствовал. — Роман почти натурально вздохнул и сел так, чтобы Аглая не могла видеть, как он достает флягу из кармана джинсов. — Я бы мог заплатить тысячу, а на остальное дать расписку. — Фляга была уже зажата в кулаке. — Через месяц все оплачу.

— У меня принцип — расписок не брать. Только наличные. Всегда.

— Может быть, сделаете исключение для меня? — Роман улыбнулся самой обворожительной улыбкой. — Все-таки коллеги…

Он привстал и сделал вид, что хочет поцеловать ей руку. То есть галантно ее за ручку взял, а свободной рукой из фляги воду на макушку плеснул. Всевидящая замерла. Глаза остекленели и смотрели прямо перед собой, не мигая.

— Ну, а теперь говори, Аглаюшка, — приказал водный колдун, глядя Всевидящей в глаза, — говори, любезная, что ты в своих прозрениях видала? Какая судьба Чудодея ждет?

— Смерть… — отвечала Аглая, глядя в пустоту.

— От чего?

— Неведомо. Сядет на ступени и умрет. Тихо умрет. Безбольно… — падали осенними листьями слова.

— В чем причина?

— Неведомо… муть… туман… туман…

— Когда умрет?..

— Скоро… Два дня… три… день… туман…

— Где наступит смерть?

— На улице… двор… собака… туман…

— Обруча у него на голове не видишь?

— Нет обруча… туман есть…

— Кто из людей рядом?

— Никого… собака бегает… туман…

Роман вновь плеснул водой Всевидящей на макушку и проговорил назидательно:

— А теперь забудь, что у нас с тобой разговор был. Ни словечка мы с тобой еще не сказали, я только что в дверь вошел…

И господин Вернон отпустил Аглаину руку. Та изумленно хлопнула глазами, уставилась на колдуна, ничего не понимая, потом почувствовала, что вода стекает ей за шиворот. Взвизгнула, вскочила.

— Вода! — заорала она. — Ты больной! Зачем ты меня облил?

— Какая вода? Где? — изобразил колдун изумление.

Аглая провела ладонью по волосам — они уже высохли. Схватилась за шею — кожа сухая.

— Иллюзия. Иногда бывает, — с покаянным видом сообщил господин Вернон. — Меня люди видят, и вдруг им казаться начинает, что вода по коже течет. Неприятно, понимаю.

Она ему не верила, но уличить не могла.

— Что тебе нужно?

— Пять тысяч… — изобразив смущение, проговорил Роман. — В долг пришел просить. Пять тысяч зеленых. Меня год не было, а тут Синклит, расходы…

— Что? Кто тебе сказал, что я даю в долг?

— Я просто решил, что ты могла бы помочь… Мы же с тобой коллеги. — Он улыбнулся.

— Слушай, иди отсюда. Хватит мое время тратить. Денег я никому не даю.

— Правило, что ли, такое?

— Считай, что правило. Ты не пьян, часом? — Всевидящая подозрительно нахмурилась.

— Аглая Ильинична! Что вы! Я же не пью!

— Все вы непьющие! А по канавам валяетесь. Иди, иди. Мне к Синклиту готовиться надо.