Глава 4

Солдат ребёнка не обидит. Только я-то давным давно уже не воин. В прежней жизни армейская срочка осталась в далёком прошлом, а здесь и вовсе, ввиду возраста, не служил. Даже оружия в руках не держал.

Эта мелкая заморыш Валька — сколько ей лет? — двенадцать? — совершенно хулиганским способом пытается таранить, прицелившись мне головой в живот, нанося удары мелкими кулачонками в бока, а Марк кинулся валить меня на землю, толкая с разбега. Остальные бросились окружать. Хорошо, что я занял удобную позицию — два близко расположенных забора, образующие проход, и атаковавшая парочка не дают возможности меня обойти.

Чтобы начать давать отпор, осознать наконец-то, что я не взрослый сильный мужчина, а такой же малолетка, как и те, кто пытаются намять мне бока и набить и так пострадавшее лицо, потребовалось несколько мгновений. Их хватило, чтобы дочка золотаря — от неё действительно попахивает нечистотами или это я себе внушил? — скорее, второе — довольно чувствительно трижды врезала мне по почкам и печени.

Боль сняла моральные ограничения. Хватаю замарашку правой рукой за тощую шею, левой за острое, угловатое плечо и кидаю под ноги Марку Сибису.

Главный среди ребят пацан, вместо того, чтобы сбить меня с ног, запинается о тельце Вальки и пытается удержать равновесие, вцепившись в мою куртку.

Помогаю ему, в смысле, не устоять, а наоборот упасть. Для чего хватаю его за запястье и тяну на себя, одновременно делая шаг назад. Марк летит вперёд торпедой, крепко так впечатываясь в забор, а я еле успеваю сдержать себя, чтобы в его полёте не нанести поражающий апперкот снизу в челюсть.

— Зазнайка дерьмовая! — пищит в мой адрес копошащаяся передо мной в грязи Валька. — Ты не должен здесь ходить!

А где, интересно, мне можно? Или я должен летать? Смешно, но, кажется, девчонка была весьма неравнодушна к Степу. Да, взрослым умом понимаю, что так оно и есть. Влюбилась дурочка. Только даже безродному и по слухам незаконнорожденному сироте она совсем не пара. Вот и злобствует дрянь такая.

Мысли пролетают мгновенно, и пары секунд не прошло, а передо мной друг моего друга, и замахивается он так, словно собирается сбить напором воздуха.

— Как, и ты, Лайр? — успеваю спросить с укором.

В отличие от Цезаря, который перестал сопротивляться своим убийцам, едва увидел в их рядах друга и соратника Брута, я опускать руки не спешу. Отклоняюсь от пролетевшего мимо носа кулака, бью подошвой сапога в живот, выбивая из Николасовского приятеля дух, разворачиваюсь и бегу со всех ног по проулку, едва не запнувшись в его середине о какого-то комфортно валявшегося там пьяницу.

— Стой, Степ. — звучит злой и обиженный хор голосов сзади. — Ты нам ещё попадёшься! Зазнайка! Сволочь! Хомяк!

Вот это жизнь! Меня разбирают смех и восторг. Погони нет, ей помешала свалка, мною устроенная, а также то, что Марк крепко приложился головой и не смог организовать ребятишек. Те были помладше Степа и намного щуплее, отчего воинственный пыл у мальчишек и девчонок быстро пропал, едва увидели скорую расправу над старшими в их шайке.

Накануне, оценив возможности доставшегося тела и более-менее адаптировавшись под него, понимаю, что мог бы без труда раскидать всю эту мелкоту и по своему желанию наделать им травм той или иной степени тяжести.

Умница, что не стал этого делать. Такие умения не объяснишь полученными днём от Айтера и Чибита ударами по голове. Не буду пока высовываться, ни со своими навыками из прошлой жизни, ни с магией, обретённой уже здесь на Паргее — так называется мир, в который я попал.

— Чего носишься как петух обезглавленный? — недовольно спросила меня мать Вальки, едва я выскочил на свою улицу и оказался вблизи колодца, из которого недавно таскал воду. — Мою старшую не видел? — она подняла наполненное ведро.

Женщина, такая же худая и маленькая, как дочь — со спины их и не отличишь — была одета в латанное-перелатанное платье. А ведь её муж, хоть и возится с дерьмом, зарабатывает всяко поболее, чем дядюшка Ригер. Если бы не пил как не в себя, считался бы в этом районе одним из самых состоятельных. Всё же имел кобылку, телегу с большой бочкой и постоянный заработок.

— Не, тёть Рая, не видал. — вру и не краснею. — Увижу, что-нибудь передать?

Та только отмахнулась свободной рукой и пошла к другому концу улицы.

А я ведь запыхался от бега. Сила и ловкость — это хорошо, но и про выносливость не нужно забывать. Начать бегать по утрам, как в прошлой жизни, когда завязал с выпивкой? Но где? Во дворе не набегаешься, места мало совсем, а начни я тут при средневековых обитателях демонстрировать здоровый образ жизни, пожалуй, примут меня за одержимого. А с такими здесь поступают не очень гуманно — замуровывают в стены городов или в подвалах церквей и монастырей.

Впрочем, на Паргее ни к одним лишь одержимым доброты не проявляют. Мир мне достался крайне суровый и жестокий. А я всё равно рад. Как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят. Буду устраиваться как смогу.

Вот и дом, милый дом. Дальше не спешу. Ключ, замок, скрип калитки, можно выдохнуть.

Опять чувство голода проснулось. Того и гляди, объем отставного сержанта до совсем нищенского прозябания. Проснувшаяся магия тому причиной? Или я в первый же день переборщил с нагрузками на доставшееся тело? Скорее всего, и то, и другое.

Вновь спустился за окороком и отрезал очередной кусок. Нет, молодому организму требуется горячая пища. Понимаю, что хочу глазуньи, того, что мне долгое время, как всё жареное, было категорически не рекомендовано и именно поэтому казалось вкуснее всего.

Теперь все запреты спали. Эх, заживу.

Уже стемнело, поэтому зажёг масляную лампу, весьма пожароопасное изделие. Огнивом получилось воспользоваться только с третьего раза, имевшиеся у Степа навыки мне надо ещё учиться применять.

В птичнике нашёл четыре куриных яйца. Хмыкнул, выудив из памяти Степа, что парень-то имел предпринимательскую жилку, получая дополнительный доход к тем небольшим деньгам, которые ему давал опекун на карманные расходы.

Сирота тайком от дядьки сбывал часть продукции кур-несушек жившей неподалёку старухе Регине. У той всегда деньги были, а домашнего хозяйства нет. Знахарка в основном зарабатывала не столько на продажах зелий и снадобий, сколько помогала неосторожным девицам избавляться от ненужного им плода.

Такая медицинская практика здесь считалась преступной, и Регину могла ждать казнь через удушение местным аналогом испанской гарроты. Старуха совсем этого не опасалась. Как и на моей родине, строгость законов смягчалась необязательностью их исполнения. В том смысле, что если знахарка кому-нибудь из сильных мира не создаст проблем, то спокойно помрёт своей смертью.

Глазунья, в которую я добавил порезанные окорок и репчатый лук, пошла на ура.

— А жизнь-то налаживается, Степан Николаевич. — говорю я ломким мальчишеским голосом.

Помыл посуду, дверь на внутренний засов запирать не стал и лёг в постель. Ригера по любому надо дождаться. Смотрел в мутное окно, за которым услышал колотушки проходившего мимо патруля стражников, и рылся в памяти Степа. Там уже почти совсем не осталось того, что я бы не воспринял.

Уверен, не может случиться такого, что кто-то меня знает лично, а я вдруг не вспомню. То же самое касается и различных событий, случившихся в сознательном возрасте с моим предшественником. Ещё бы отфильтровать значимое от пустого. Этим и займусь.

Опекун вернулся примерно через час после того, как я лёг. Он старался идти на цыпочках, очень осторожно. Получалось плохо — полы в ночи скрипели как не смазанное колесо у телеги.

— Эй, ты уже спишь? — шёпотом интересуется он.

Намерения Ригера я знаю, поэтому молчу. Когда дядька направился ко мне, закрыл глаза.

Тот поправил мне одеяло — прямо нянька, а не опекун — вышел от меня, а затем и из дома. Направился к тётке Эльзе. Ну, что же, всё понятно. Я буду последним, кто может упрекнуть его за уход к соседке. Меня не выкрадут, не велика шишка.

Я уже и забыл, как засыпать без снотворного и не под утро. Придётся привыкать заново. Уснул внезапно, как свет выключили, и пробудился от запаха жаренного мяса. Аппетитный аромат вползал в мою комнату через большую щель между дверью и полом.

Ловлю себя на мысли, что радуюсь последнему, шестому, дню недели. В школу идти не надо. Как в детстве, в том, первом. Вроде и от учёбы меня никогда не воротило, но почему-то радовался выходным, а ещё, когда по радио объявляли, что из-за низких температур учащиеся таких-то классов от занятий освобождаются. Можно было лечь досыпать, а потом бежать на мороз играть в хоккей, кататься с горки или просто шляться с друзьями без дела.

В королевстве Кранц сильных холодов не случалось, снег в середине и во второй половине зимы иногда выпадал, но лежал не долго. Так что, сачковать от учёбы по причине морозов не получится.

— Привет, дядюшка. — здороваюсь, направляясь мимо летней кухни во двор. Увы, удобства здесь все на улице. Впрочем, говорят, богачи и аристократы справляют нужду в посудины, которые за ними потом выносят. Ну, как говорится, у нищих слуг нет, Ригер со Степом обходились обычным деревенским нужником типа сортир, обойдусь и я. — Откуда мясо? — останавливаюсь я за спиной дяди. — Ты же говорил вчера, что на арене только гладиаторы будут?

Опекун часто приносил с работы говядину. Убитых на потеху публике быков, оттащив с площадки, разделывали и продавали своим служащим очень недорого.

В этот раз дядька прихватил довольно большой кусок и сейчас, порезав, весь его пережаривал на огромной сковороде.

Холодильников тут не имелось, поэтому свежее мясо старались сразу же перерабатывать — жарить, варить, солить, вялить, коптить или сушить — так продукт дольше сохранялся.

— Ох, Степ, насмешил. — Ригер уже выложил обжаренные куски из сковородки в большое блюдо и загружал следующую партию нарезки. — Неужели думаешь, я тебя убитыми виргийцами кормить стану? Нет, просто вчера ещё граф Дитонский выставил северного зубра в честь брака своей младшей. Вот его и будем сейчас есть.

— Графа Дитонского кушать?

— Нет, быка. — хохотнул дядька. — Смотрю, после вчерашнего удара по голове ты как-то по иному говорить стал. Болит ещё?

— Всё хорошо, дядюшка. Ой, побегу в туалет.

Сбежал от скользкого разговора. Приучать Ригера к изменениям в моём поведении, скрыть которые точно не получится, надо постепенно.

Умывальник у нас очень неудобный, ни краника, ни соска, лишь мелкое отверстие в боку подвешенной к стене дома кадушки, заткнутое деревянным чопиком на верёвочке. Вытащил затычку — вода потекла тонкой струйкой, заткнул — перестала. Хорошо хоть мыло есть, пусть неприятно пахнущее и внешне больше похожее на кусок бурого угля.

Опекун торопится — ему вскоре с Эльзой идти в церковь — и всё делает так шустро, словно снимается в кулинарном шоу. Посуда, ножи, продукты так и летают туда-сюда.

Кроме мяса, большая часть которого, остыв, будет густо присыпана солью, закрыта в бочонке и отправлена в подвал, дядя приготовил бобы, пшеничные лепёшки, два початка отварной кукурузы, три яйца, в мешочек, как это он здорово умеет, и целую кучу зелени. Делает сразу на весь день. Больше в свой выходной он к плите не подойдёт, посвятив его соседке.

С удовольствием уминаю угощение, сам я могу приготовить лучше, однако вылезать ещё и с такими способностями не буду.

Слушаю рассказы Ригера о гладиаторских боях и травле зубра. Тот описывает весьма красочно и интересно, чувствуется большой любитель этих зрелищ. Зять мой о футбольных матчах с таким же азартом может часами разглагольствовать. Только, где теперь зять или футбол? Нет больше. В моей жизни нет. Жалею? Ничуть.

— Научи меня мечом сражаться. — прошу Ригера, когда он прервал свой рассказ, присаживаясь на табурет, чтобы составить мне компанию за завтраком. — К моим одноклассникам, ко всем, ну, почти ко всем, приходят наставники и учат владеть оружием.

От такой неожиданной просьбы рука опекуна, наливавшая молоко из крынки в кружку, дёргается, и на столе образовывается небольшая лужица.

— Зачем тебе? — он вытирает молоко куском тряпки. — Забудь это. Я обязан обеспечить тебе хорошее образование и помочь найти спокойную, хорошо оплачиваемую работу.

Отставной сержант взял ложку и принялся есть, а я решил подловить его на неосторожно вырвавшемся словечке. Ригеру надо тщательней за собой следить, а не ко мне присматриваться.

— Перед кем обязан, дядюшка? — изображаю наивное удивление.

Ригер чуть не поперхнулся. Ответил не сразу. Коренные зубы у ветерана герцогского войска почти полностью отсутствовали, и мясо он жевал передними как тот кролик морковку. Степа эта дядькина манера смешила, а меня вот нет. Мужику я сочувствовал.

Если с магией у меня дело выгорит, постараюсь дядьке помочь. Сначала, правда, на себе потренируюсь. От предшественника мне досталось отсутствие одного зуба на нижней челюсти и шикарное дупло в другом, начинавшем болеть, едва Степ сильно студил левую щёку.

Время, затраченное на пережёвывание, позволило Ригеру придумать лукавый ответ:

— Так матушке твоей обязан. Обещал ей, когда она умирала. Она из чертогов Создателя теперь всё видит, и знает, что я выполняю свои клятвы.

— Но ты ведь не клялся ей не учить меня себя защищать?

Куда там средневековому мужику тягаться в казуистике с представителем развитого мира. Я его додавлю, не сомневаюсь, будет меня учить всему, что сам умеет в военном деле.

Понятно, с первого раза сломать сопротивление опекуна у меня не получилось. Но камень вода точит, а острой надобности в спешке у меня нет.

Хотя дядька и сел за стол после меня, и работал только передними зубами, и съел больше, завтрак он завершил первым. Я слишком смаковал еду, вспоминая давно забытые вкусы. Выведенный из равновесия моими вопросами Ригер не обратил внимание на мою медлительность, необычную для Степа.

— Мы с нашей помощницей Эльзой сегодня в главную церковь пойдём. — сообщил он, убирая за собой грязную посуду в лохань. — Не желаешь с нами? Там сегодня вся герцогская семья будет, а службу сам епископ маркиз Рональд Неллерский проведёт.

— Я пойду, только чуть попозже. Можно? Дядь, ты бы лучше нас — меня и Николаса — послезавтра в амфитеатр провёл, под трибуны, как в прошлый раз.

У опекуна в воспитании Степа имелся отличный кнуто-пряник. Он мог устроить воспитаннику посещение гладиаторских боёв или отказать в этом. На парнишку действовало весьма эффективно.

— Посмотрим на твоё поведение. — сказал Ригер.

Чувствую лёгкую ностальгию — точно так, слово в слово, очень давно мне отвечал на просьбы отец, пока не ушёл к другой женщине, оставив мою мать одну воспитывать сына с девяти лет.

Дядька оделся в форму отставного сержанта, отличающуюся от обмундирования действующего унтер-офицера лишь тем, что две серебристые галочки находились не на предплечье, а на груди кителя. Ригер всегда появлялся в церкви только в ней. И уважения больше, и вояки из эскорта какого-нибудь аристократа плетью из озорства не вытянут, и стражники более благожелательно относятся. Корпоративная солидарность имеет место быть и в мире Паргеи.

Проводив опекуна, перемыл посуду и принялся за тренировку. Вначале усиленная разминка, затем бой с тенью, а потом решил покидать ножи, используя в качестве мишени столб возле дровяного сарая. Когда-то у Ригера имелся одер, старый мерин ещё со службы, но коняшка давно издох, а коновязь осталась. Денник дядька разобрал, а выкопать столб руки не дошли.

Кухонные ножи конечно мало подходили для метания, но на безрыбье и рак рыба.

По военной специальности я радист, но во время службы ходил в рейды с отрядами спецназа и кое-чему нахватался от них.

Вот именно, что кое-чему. Ножи летели точно в цель, только попадали в неё чем угодно, а не остриём.

Жена утверждала, что я был бы самым идеальным мужчиной в мире, если бы не моё ослиное упрямство. Так это или нет, теперь с ней никогда уже не поспорю. Зато здесь, в новом мире, эта скверная черта характера явно будет мне полезна. Я всё же добился нужного результата в метании, пусть всего два раза.

— Степ!

Опять Ник припёрся. Впрочем, я уже силовые упражнения закончил, можно и отвлечься на повседневную жизнь. Тем более, что первое время мне всё будет интересно.

— Заходи! — говорю ему, выглянув из двери на входе в дом.

Загрузка...