Бастард фон Нарбэ

Глава 1

Эффинда многие любили. Спокойный, незлобивый мужик, может, слишком мягкий, чтоб его уважать, но это только по меркам Роя, астероидного облака, одеялом укрывающего все четыре населенные планеты Баронств. В Рое жизнь суровая, там кто сильный, тот и прав, и если ты не готов дать по рогам любому, будь готов к тому, что любой даст по рогам тебе. Но даже в Рое Эффинд многим нравился. Как раз из-за незлобивости.

К тому же, жил-то он не в Рое, а на Либаре, второй планете от Ирека, здешнего светила, а на планетах, как всем известно, жизнь далеко не такая суровая.

И, опять таки, в Рое, следуя неизменной традиции обитателей пространства, пренебрежительно относились к планетникам, но на Эффинда пренебрежение не распространялось. Хоть он и жил на планете, а все равно был пилотом. Получше многих обитателей Роя. Получше большинства. Если не вообще всех. Однако же не зазнавался. Руку подать не брезговал.

Хороший человек, одним словом.

Андре его терпеть не мог.

Настолько, что завидев долговязую фигуру Боба Эффинда, с трудом подавлял желание отвернуться, сделать вид, что не заметил, а то и вовсе исчезнуть. Исчезать он умел. Делать вид, что не видит того, что видеть не хочется — тоже. Но с Эффиндом неизменно здоровался, порой перебрасывался парой слов. И даже не сплевывал, когда тот уходил подальше.

Вот, спрашивается, что человеку надо?

Сначала он страдал, что его продали пиратам. Аристо такой-сякой, доверия не оправдал, мирянина не защитил, и вообще зачем он нужен непонятно. Крушение идеалов в чистом виде. В том, чтоб быть проданным хорошего мало, кто бы спорил, но пираты быстренько перепродали Эффинда барону Инагису, а уж барон-то пилоту с БД-имплантантами создал все условия. Казалось бы, живи и радуйся.

Нет. Не радовался.

Ну ладно, людям из Империи рабство как нож острый, в золотой клетке им так же плохо как в железной, и вообще, без свободы не жизнь. Но Эффинд и в Империи свободным не был. Технически. Он бы у Радуна до самой смерти стоимость имплантантов отрабатывал. А если бы Радун его у Инагиса выкупил, то выкуп пришлось бы отрабатывать даже тем поколениям Эффиндов, которых пока и в природе не существует.

Полтора года назад монахи ордена Семисот Семидесяти Семи Апостолов, в рамках освобождения имперских подданных из лап пиратов, заплатили за Эффинда столько денег, сколько у них, в принципе, быть не могло. Выкупили. Вместе с другими рабами. Другие улетели домой, на все лады славя милосердие Господа и церковь Шэн, а Эффинд остался в Инагис-руме.

Свободный. Высокооплачиваемый. С отличной крышей. И по-прежнему недовольный.

Спрашивается, сейчас-то что не так?

Ответ с ног валит. Эффинд собирается быть вечным укором Аристо, который продал его, вместо того, чтоб вместе с ним погибнуть. Будет, значит, торчать в Баронствах, служить Инагису или тому, кто больше предложит, демонстрировать всем окружающим терпение, смирение и добронравие истинного шэнца, пока — что?… Видимо, пока что-нибудь. Потому что дальше мысль останавливается.

Как ни крути, а идеалы — штука мрачная. Осторожней с ними надо.

Андре расстраивала неблагодарность. Сам он с радостью вернулся бы в Империю, но пока не мог себе этого позволить. Знал, что рано или поздно… уже пять лет знал, что рано или поздно прилетит домой. Пусть ненадолго. На полгода или год. Этого хватит, чтоб отдохнуть, чтоб вернуться в Баронства с новыми силами.

А Эффинд в любой момент — может. Ничего его здесь не держит.

И Аристо ни при чем. Что действительно имеет значение, так это то, что в Баронствах, и особенно в Рое, Эффинд — уважаемый человек, а не подозрительная личность, то ли киборг, то ли еще что похуже, каким его считали в Империи. Кем он там был? Дорогим специалистом, одним из лучших мирских пилотов, личным слугой маркграфа. Все это хорошо, но имплантанты делали его существом второго сорта. Там он этого не понимал. Здесь — тоже не понимает. Только домой возвращаться не хочет.

Терпение, смирение и добронравие. А еще — глубокое разочарование.

Эффинд стал легендой сразу, как только появился в Рое. «Маргарита» тогда пришла без половины экипажа, зато с БД-пилотом, и такой добыче все тут же обзавидовались. Только Бушель, капитан «Маргариты» особо довольным не выглядел. Эффинда продал почти сразу. Потом пил с остатками команды. На любопытствующих они смотрели криво, поздравления принимали без энтузиазма. А там и слухи поползли. И выяснилось, что Бушель, ни много, ни мало, самого Аристо упустил. Добровольно, без принуждения, или почти без принуждения дал уйти рыцарю, который стоит как сотня Эффиндов и еще пригоршня имплантантов в придачу.

А, может, и дороже. Это считать надо.

Поверили в историю не сразу. Даже здесь, в Рое, для обитателей которого убийство или пленение Аристо было важнейшим событием в жизни, целью, вроде Самаянги — такой же невероятной и такой же недостижимой — Первого Рыцаря идеализировали, всерьез считали святым. И принять тот факт, что Аристо пожертвовал мирянином, чтоб спасти себя, получилось не сразу. Если точнее — так и не получилось. Отзвуки громкого «дела Радуна» дошли и сюда, выяснилось, что спасал Аристо не себя, а свою женщину и свой корабль, а это, конечно, меняло весь расклад, и нимб над шлемом рыцаря-пилота фон Нарбэ воссиял только ярче.

А вот карьера Бушеля, как свободного капитана, на этом и закончилась. С таким неудачником даже от полного безденежья никто в поход не выйдет. Вот закончатся деньги, вырученные за Эффинда, и прямая дорожка ему в кабалу. Если повезет, Маро Инагис его к себе возьмет, не повезет, будет искать хозяина попроще.

Да и пусть его. К Бушелю у Андре ничего не было. К Эффинду было, но тоже… хм-м, разное неконструктивное. И сказать нашлось бы что, и сделать, но без веского повода незачем, а веского еще дождаться надо.

Он и ждал. Но, так. С ленцой. Других дел хватало. Не Бобом Эффиндом жив Андре дю Гарвей, и слава Господу.

При жизни «Гиза» была нусуром, после смерти, ее навсегда пристыковали к одному из обитаемых секторов Роя в баронстве Инагис-рум, и сделали рестораном. Небольшим. Довольно дорогим. По здешним меркам, «Гиза» стала считаться местом тихим и приличным. В ней не стреляли, не дрались и не шулерствовали. Соблюдали, в общем, правила. А кому правила были не по душе, те в «Гизу» не ходили.

Андре тут был завсегдатаем. Тихие, приличные места, они же буквально созданы для тихой, приличной работы. А Эффинд в «Гизе» почти никогда не бывал, он предпочитал юкори-зону. Даже в Рое есть такая. Со своей, конечно, спецификой. В общем, появление шишки, вроде Боба Эффинда в месте вроде «Гизы» — это всегда событие. А уж когда Боб Эффинд в зал, буквально, врывается, да не один, а с десятком солдат Инагиса в тяжелой броне, это для всех присутствующих повод поднять руки вверх, и сидеть неподвижно.

Андре поднять руки запоздал. Он загляделся на красивого, синеглазого парнишку, который выглядел слишком… положительным для Роя. Загляделся не потому, что красивый и синеглазый, а потому, что держался мальчик так, будто прожил тут всю жизнь.

Паренек был в компании двоих мужчин постарше, вида самого бандитского. Эти-то явно местные, но, наверное, не из Инагис-рума. И Андре как раз задумался, не нужна ли мальчику помощь, когда солдаты ворвались в зал.

Двое тут же застопорили входной люк. Чисто машинально — пиратская привычка, что тут сделаешь. Остальные взяли публику под прицел. А Эффинд вышел вперед.

И остановился.

С выражением глубокой растерянности на лице.

Андре смотрел на него вполглаза. Основное внимание он уделил приглянувшемуся парнишке. И его спутникам. Один из них, темноволосый, маленький как нихонец, начал было вставать, но паренек положил руку ему на плечо, заставил остаться на месте.

— Что такое?.. — с непонятной интонацией произнес Эффинд. — Как так?..

Он еще раз огляделся, искал кого-то и, похоже, глазам не очень верил. Тихо ругнулся, а потом молча, быстро вышел из зала. Следом убрались солдаты.

Дар речи вернулся к присутствующим не сразу.

Что это было не понял никто. И некоторое время все были слишком заняты собой, слишком заняты осмыслением того, грозила ли «Гизе» и им самим опасность, чтоб обращать внимание на окружающее. Андре же, подавив первый порыв выйти следом за Эффиндом — не стоило привлекать к себе слишком много внимания — продолжал наблюдение. Вот сейчас его парнишке определенно нужна была помощь, потому что синие глаза стали закатываться, и кровь отхлынула от лица.

«Нихонец» отреагировал мгновенно. Указательным пальцем несколько раз сильно надавил парню между носом и верхней губой, потом, не церемонясь, ущипнул за кончик носа. Странная метода, но она сработала, синеглазому чудесным образом стало лучше. Последовавший затем короткий обмен взглядами выглядел как безмолвный диалог, так бывает, когда людям не обязательны слова, чтоб понимать друг друга. Похоже, эти двое братья. И, похоже, они действительно из Нихон, это же была нихонская техника, какой-то специфический способ реанимации?

…Андре не успел вовремя изобразить отсутствие интереса.

Казалось только что нихонцы были полностью заняты друг другом, но вот уже две пары внимательных глаз смотрят в упор. Спокойно. Холодно.

У черноволосого фиолетовые глаза.

Странный цвет. Линзы? Имплантанты?

И почему «братья»? Это-то откуда взялось?

Андре отвел взгляд. Интереснее всего на свете стал текст на экране «секретаря», ибо никакая действительность не сравнится с вымышленным миром хорошего любовно-авантюрного романа. Все бандиты Роя не в состоянии отвлечь Андре дю Гарвея от чтения по-настоящему интересной книжки.

Так-то!

Третий парень, пока суд да дело, вызвал такси, и скоро троица покинула «Гизу», где бурное обсуждение уже перекинулось с Эффинда, на Маро Инагиса, шпионов из других баронств, и вот-вот должно было дойти до пророчеств насчет неизбежной войны между баронами.

Нет. Хороший роман, но недостаточно увлекательный.

«Секретарь» — в карман. Фланирующей походочкой — через зал, переброситься парой слов здесь, парой улыбок, там, уверить всех, с кем хотя бы раскланялся, в том, что война неизбежна. Так-то лучше. Так веселее.

Достигнув стойки бара, Андре грациозно устроился на высоком стуле, подмигнул барменше, которая, не дожидаясь заказа, начала смешивать для него «Коллапсар».

— Мария, сестренка, ты знаешь, кто были эти трое?

— Ты мне лучше скажи, кто были эти десятеро, — мрачно отозвалась Мария. — Эффинд с ума сошел? Или правда к войне дело?

— Думаю, ты права оба раза. Хочешь дополнить страховку пунктом о нанесении ущерба при нападении регулярных войск?

— Я подумаю, — высокий стакан скользнул по стойке прямо в руки Андре. — А об этих троих… Будешь врать, будто про всех любопытствуешь? Красавчик-то там один.

— Красавчик один, но спроси меня, я тебе скажу, что блондин интереснее.

— Безобиднее, — проницательно усмехнулась Мария. — Все равно не советую. Думаю, его братец тебя на клочочки порвет.

Но под жалобным взглядом ее сердце смягчилось, и язвительность уступила место сочувствию.

— Недавно они в Инагис-руме, чуть больше общей недели. Из какого баронства прилетели не знаю. Готовая команда на яваю. Который красавчик, он навигатор, мальчик твой — пилот, а третий у них инженер. Вроде, нанял их кто-то, так что они тут приказа на вылет ждут. Хорошие ребята. Чаевые оставляют — в самый раз.

— Ссорились с кем-нибудь? — деловито уточнил Андре.

— Не знаю. Но, кажется, ни с кем не успели. За все время, что я их тут видела, проблем не было. Они, так-то, мирные.

Андре молча кивнул и прикусил соломинку.

Мирные. Наверняка. Мария в клиентах с одного взгляда разбирается. Но он видел, что даже десять вооруженных солдат не смутили красивого навигатора — тот готов был ринуться в бой, и не останови его младший братишка, неизвестно, что случилось бы дальше. То есть, известно, разумеется. Остались бы от красавчика ошметки по всему залу. Но людей, которые готовы драться с вдесятеро превосходящими силами противника, мирными уж точно не назовешь.

Интересно, навигатору просто Эффинд не приглянулся, или он точно знал, что солдаты Инагиса явились по их души?

Допив коктейль, Андре отказался от второго. Несколько минут посидел, глядя в глаза своему отражению в хромированной поверхности стойки.

Думал.

Мария от такого дела даже слегка расчувствовалась, вообразила, будто он влюбился и, как все влюбленные, стал неадекватен. Женщинам это нравится, и не обязательно, чтобы влюблялись именно в них. А мальчик и правда интересный. Но бог с ним пока, с мальчиком. Эффинд — вот что главное. Эффинд и наконец-то появившийся повод задать ему вопросы так, чтоб наверняка получить ответы.

— Пожелай мне удачи, Мария, душенька, — Андре спрыгнул со стула, встряхнул руками, чтоб зазвенели сразу все браслеты.

— Я тебе лучше пожелаю держаться от них подальше, — никакая сентиментальность не могла лишить барменшу здравого смысла, — красавчик за младшим в оба глаза присматривает, он тебя, если что, еще на подходах искалечит.

— Все пустяки, буквально все. Любовь стоит пары переломов.

Андре отвесил Марии шутовской поклон, послал воздушные поцелуи залу, и покинул «Гизу». Он отправился на охоту. Андре дю Гарвей отправился на охоту. И пусть читают благодарные молитвы те, кого он миновал. И пусть молят о милосердии, потому что в следующий раз он может не пройти мимо.

В Инагис-руме Эффинда даже искать не надо. И проследить за ним можно, не прилагая усилий. Баронство велико, но ведь и личность известная.

После эскапады в «Гизе», Эффинд отправился прямиком к Маро Инагису.

Андре вылетел из Роя получасом позже.

Когда Эффинд покинул резиденцию барона, и уже без солдат, в сопровождении только телохранителей, направился в свой пригородный дом, Андре ждал его там. Заканчивал последние приготовления.

Человеку с БД-имплантантами даже в большом доме не слишком нужна живая прислуга. Особенно, если этот человек привык жить в одиночестве, а лучшей компанией считает библиотеку, коллекцию фильмов и хороший домашний кинотеатр. Так что проблем с живыми людьми у Андре не возникло, сигнализацию он приручил еще год назад — сразу, как только стал искать повода поговорить с Эффиндом начистоту — а всю бытовую технику, которая хотя бы гипотетически могла помешать долгожданной беседе, лишил источников питания.

Он дождался, пока Эффинд и телохранители войдут в дом. Тянуть время было опасно: заметят, что дом обесточен, забеспокоятся, лови их потом. Так что Андре дождался, пока между людьми и входной дверью появится пространство для маневра, и атаковал сразу, как только появилось где развернуться.

Телохранители, парни Инагиса, все четверо — нихонские киборги. Настоящее зверье. Кошмар для любого нормального бойца. Не теряют функциональности, лишившись конечностей; устойчивы к повреждениям; стреляют в любую цель из любого положения, и как тараканы — девять дней могут жить без головы. Ну ладно, насчет головы вранье, но остальное — чистая правда. Таких убить — сорок грехов простится.

Впрочем, у Андре и на убийство людей запретов не было.

Две руки, две сэйры, четверо противников. Он перерезал глотку ближайшему, развернувшись по инерции в сторону удара, отрубил руку киборгу, напавшему сзади. Сейрой в другой руке полоснул первого противника по корпусу, разрубил почти пополам, до позвоночника, усиленного биополимерным составом. Перехватил сэйру обратным хватом, вонзил в горло киборгу позади.

Если бы можно было принудить оставшихся к стрельбе, может, они и сами добили бы раненых. Просто случайно. Но двое уцелевших телохранителей в первую очередь стремились спасти клиента. И сейчас были уже под аркой, ведущей из холла в глубину дома. Затеряются там, в комнатах, среди мебели, найдут второй выход — лови их потом.

Стрелять Андре не любил. Кто в Рое живет, тот вообще стрельбу не одобряет. Попадешь не туда, и всем хана, кто не в скафандре.

Он с трех ударов отрубил голову второму киборгу. Быстро, пока первый не опомнился, рванул вперед. К арке. Успел. Подсек ноги одному из убегавших, нанизал на сэйру второго. Из холла начали стрелять. Наконец-то! Андре, прямо с сэйры, столкнул противника под выстрел. Первый, обезножевший, оттолкнул подальше Эффинда. Еще надеялся спасти.

Пригвоздив киборга к полу, Андре освободившейся рукой швырнул в пилота подвернувшейся этажеркой с книгами. И уже отправляя ее в полет понял, что та составляет единое целое с еще двумя. И все они из настоящего дерева. Тяжелые как… Человеку не поднять ни одной рукой, ни двумя.

Глаза у Эффинда стали такие — без вопросов ясно, он все понял. И остается только шепнуть на выдохе: «слава богу». Потому что этажерки достигли цели. Сбили с ног и придавили. Не убили. Судя по крикам, Эффинд жив, и даже почти здоров.

Подстреленного киборга — сэйрой поперек туловища. Прибитому — вспороть живот. Ага, так лучше. Стрелка… чуср, да пропади оно всё! — пристрелить. Благо вот он, под рукой, чужой игольник.

Два выстрела, второй из которых взорвал-таки киборгу голову.

Два удара сэйрой, обезглавившие последнего из врагов.

— Ну, дела, — Андре бросил игольник, и свернул сэйры в браслеты, — не знал, что у Инагиса есть такие резкие парни.

— А-а-а… — просипел Эффинд извиваясь под стеллажом, — аристо… крат…?

— Прикинь! — Андре сочувственно цыкнул зубом. — Сам удивляюсь. Но так уж устроен мир, Боб, кто на Аристо крысится, за тем аристо-краты приходят. Не возрадовался малому — получай большое. А получив, не жалуйся.

Он рассчитывал узнать у Эффинда что-нибудь интересное, что могло оказаться полезным. Но никак не ожидал, что интересное окажется удивительным.

Эффинд поверил, что за ним пришли из-за Аристо. Поверил, потому что видел Аристо в Рое. И в «Гизу» с солдатами пришел именно за ним, за Первым Рыцарем, был уверен, что найдет его там.

Не нашел.

И не мог понять, как это вышло.

— Тебе что, денег мало? — Андре пока не пытался осмыслить услышанное. Просто принимал как данность.

— При чем тут деньги? — горько ответил Эффинд. — Его жизнь принадлежит мне. Я имею право… Чтоб он понял, как это, быть проданным.

— Что ж ты его еще на «Хикари» не сдал, сука ты пафосная?

— Я же не знал, что он меня бросит! Аристо продал мирянина пиратам, не попытался спасти! Я помыслить о таком не мог. Он это сделал, и все равно в это никто не верит. О чем тут говорить?

Андре не слишком жаловал дом фон Нарбэ, считая их всех высокомерными, заносчивыми и холодными засранцами, биороботами, чей геном не включает даже зачаточного чувства юмора. Не было никаких оснований полагать, будто Аристо отличается от родственничков в лучшую сторону, так что Андре и его не любил. Заочно. Но еще сильнее он не любил неблагодарности. Аристо, может, и не ангел, и далеко не святой (а, может, в силу спецификации как раз святой, но тогда тем более не ангел), но он делает важное дело, необходимое дело. Работает на благо Империи, рискует жизнью нисколько не меньше, чем Андре дю Гарвей, чем любой другой аристократ, созданный для войны. Люди должны быть признательны им уже за то, что они есть. Боб Эффинд должен быть признателен Аристо уже за то, что тот просто существует, убивает пиратов, обеспечивает безопасность пилотов-мирян. Любой, кто рассуждает иначе, кто не трепещет, не испытывает благоговения при упоминании аристократов, наверняка враг.

Нет, высокомерие — прерогатива дома фон Нарбэ. А дю Гарвеи всего лишь здраво оценивают свою роль в современной жизни.

— Тебя выкупили, Эффинд, — напомнил он. — За тебя заплатили в полтора раза больше, чем стоят твои имплантанты. Это охренеть как дорого! Как думаешь, придурок, откуда у ордена Апостолов столько денег? Они живут на подаяние! На ми-лос-ты-ню. Ну?

— Я… — Эффинд дернулся, — рабов выкупают дважды в год. Значит, деньги как-то находятся.

— На те деньги, которые за тебя отдали, можно было освободить человек двадцать. Как думаешь, выбирая между одним киборгом и двадцатью нормальными людьми, кого предпочли бы Апостолы? И почему, на хрен, они, все-таки, выкупили тебя? А?!

Андре коротко выдохнул. Помолчал, ожидая, пока уляжется злость. Он умел управлять эмоциями, но только тогда, когда это было нужно для работы. А сейчас он не работал. Пока — нет.

— Трофеи, идиот, — заговорил он, убедившись, что вполне овладел собой. — Тебя выкупили за долю трофеев монастыря «Святой Зигфрид», которая принадлежала Аристо. Он убивал пиратов, чтоб освободить тебя из рабства. А ты служишь барону, который дает пиратам защиту и работу. Так, спрашивается, кто у кого в долгу? Полежи тут, проникнись. Скажешь, когда раскаешься.

— Я раскаиваюсь, — истово зашептал Эффинд, — раскаиваюсь. Я так виноват. Я все осознал, все понимаю. Клянусь, я улечу в Империю сразу же, сегодня же. Богом клянусь.

— Нельзя клясться Богом, — серьезно напомнил Андре. — Особенно, когда врешь.

— Я не…

— Врешь. Ты не улетишь сегодня в Империю. Потому что я тебя убью. Вот подумаю только, о чем еще не спросил.

Он встал, прошелся по гостиной, разглядывая абстрактные узоры на стенах. Эффинд кричал и звал на помощь, но это не мешало. Наоборот, помогало сосредоточиться. Интересные новости. Очень интересные. Лукас фон Нарбэ в Вольных Баронствах. Зачем он здесь? И как это его сюда отпустили? Особенно странно это выглядит теперь, когда он из выдумки превратился в реальность. Создать героя, и тут же отправить его на верную смерть — это даже для ордена Десницы перебор. Тем более, что в Деснице без одобрения церцетарии только воюют, на все остальное обязательно спрашивают разрешения.

Эффинд был уверен, что Аристо в «Гизе»… Был уверен. До сих пор не понимает, как он мог так ошибиться. Так, может, он не ошибся. Может… нет, невозможно. Но…

Андре тихо зарычал на пытающуюся ускользнуть мысль.

Да! Вот оно. Фиолетовые глаза. Он видел портрет. В резиденции фон Нарбэ, кто-то из их предков. Раз в сколько-то там поколений рождается ребенок, отмеченный ангелом. Ребенок с фиолетовыми глазами. В бесконечной череде портретов шестнадцать были с глазами такого цвета. Аристо — семнадцатый. Но на портретах сплошь светлокожие блондины — всех фон Нарбэ изготовляют по единому лекалу, и практика эта началась задолго до появления науки генетики — а Аристо смуглый брюнет. Трудно заподозрить в нем принадлежность к ледяной семейке, особенно, если все внимание сосредоточено на его спутнике.

Тот мальчик, он чуть в обморок не упал сразу, как только Эффинд вымелся из «Гизы». А Эффинд в упор смотрел на Аристо, но не видел его. У Аристо внешность запоминающаяся. Его невозможно сфотографировать или снять на видео, эта особенность входит в спецификацию всех моделей аристократов, даже тех, кто не создан для войны или разведки, но не запомнить, однажды увидев, нельзя. И вряд ли можно с кем-то спутать. Эффинд несколько дней прожил с ним бок о бок, Эффинд увидел его в Рое и узнал — не мог не узнать. Но в «Гизе» не увидел.

И Андре его не увидел. Не обратил внимания. Что, учитывая интерес к красивым людям любого пола, выглядит прямо-таки противоестественно.

Паззлы сложились в картинку с почти наяву услышанным щелчком, и картинка оказалась прекрасной — Аристо прибыл в Вольные Баронства в компании псионика.

Андре мог обе сэйры поставить на то, что в ордене Десницы понятия не имеют, где их рыцарь, и с кем. Ибо, как уже было сказано, это полное безумие отправлять на смерть настоящего героя. Еще большее безумие — предполагать, будто ордена Десницы и Всевидящих Очей знают о контактах Аристо с псиониками. И ведь все вокруг уверены, что они братья. Если это не влияние иллюзиониста, значит, Андре ничего не знает о псиониках. Конечно братья, сходство-то налицо: один блондин, другой брюнет, один высокий, второй маленький, один синеглазый, второй… со вторым все ясно, в общем. Братья. Прямиком из «Жития бодхисатвы Артура Северного» пожаловали.

Выходя из особняка, Андре думал, что день был на редкость хорош. Невинное развлечение — самое обычное убийство — принесло совершенно неожиданные результаты. Он от души подрался, уничтожил четырех киборгов, убил одного врага Империи, и нашел компромат на Аристо. Последнее нуждается в уточнении, но интуиция подсказывает, что ошибки нет. Все идет к тому, что Лукас фон Нарбэ, наконец-то, перестанет считаться героем.

Перестанет считаться человеком!

Глава 2

Сумбурный день. Очень сумбурный.

Пока летели из «Гизы» в отель — молчали. Все трое. Каждому было, что сказать, было о чем спросить, но любая тема требовала защиты от слишком любопытных ушей и глаз.

Март извелся за время пути, успел и казнить себя, и помиловать, и не по одному разу. Не знал чего ждать. Ждал плохого. Когда поднялись в номер, остановился посреди гостиной, имея вид независимый и слегка вызывающий… Лукасу даже показалось, что мальчик хочет сунуть руки в карманы. И плевать, что Устав не велит.

— Ну, псионик, — сказал Лукас, — и что?

Март открыл рот и вытаращил глаза.

Дэвид, отправившийся, было, прямиком в свою спальню, остановился и стал глядеть на него с неподдельным интересом.

— Случись в «Гизе» бой, — продолжил Лукас, — пострадало бы множество невинных людей. Ты их спас.

Март смотрел на него все так же недоверчиво. И молчал. Лукас подумал, что Дэвид, пожалуй, прав, утверждая, что очень трудно говорить с безмолвствующим собеседником. Но его, в отличие от Дэвида, трудности не пугали.

Сейчас до мальчика дойдет, вот тогда он и заговорит. Он поверил в непростительность своих грехов, он по инерции, возмутится тем, что его не записали в преступники.

И хорошо бы тайна, которая мучает его, как нарыв, наконец, прорвалась.

— Плевать мне на людей! — голос Марта дал осечку. — Я псионик, мне на всех плевать.

— Не на меня, — Лукас позволил себе улыбнуться. — Иначе тебя бы здесь не было. И не на орден. Иначе бы тебя, опять же, здесь не было.

Дэвид исчез, и дверь за собой закрыл.

Спасибо.

— И на тебя! Плевать! — Март часто заморгал и уставился в потолок.

Вот так-так. Что бы он ни прятал, это было серьезнее, чем казалось, потому что рыцари не плачут… разве только от очень сильной боли.

— Март, — Лукас положил руку ему на плечо, слегка потянул вниз, усадил на пол, и встал на колени рядом. — Мальчик…

Ладонью скользнуть по шее за ухо, зарыться пальцами в короткие волосы, поцеловать в висок. Совсем немного тепла, но Марту сейчас и не нужно больше, чтобы перестать бороться со слезами, ткнуться лбом Лукасу в плечо.

Спрятался. Вот и хорошо. Когда спрячешься, становится легче.

Он гладил Марта по голове, ждал, пропускал через себя тончайшие оттенки страха, вины, бессилия, и нерациональной, едва-едва теплящейся надежды на чудо. На то, что командир сумеет сделать что-то… что-нибудь… там, где ничего сделать нельзя. Луиза надеялась так же. Верила до последнего. Март, мальчик, что же ты скрывал так долго? Зачем терпел? Чего боялся?

И в чем себя винишь?

— Как так, Лукас?… — голоса было почти не различить, — все эти… миряне… почему ты о них думаешь? Даже когда… Он же пришел тебя убить.

— Мы их защищаем.

— Ты — священник.

— Конечно. И ты тоже.

— Нет, — Март чуть заметно качнул головой, и еще сильнее вцепился в Лукаса, — нет. Я об этом думаю все время, и никак не отпускает. Ты же священник. Настоящий. Ты там должен быть, дома, в монастыре… ты себе другой жизни не мыслишь. А ты — здесь. И дома у тебя больше нет. И ничего другого нет, потому что никогда не было. И не будет.

Он замолчал.

Вздохнул, поднял голову, прямо взглянул в глаза:

— Это из-за меня.

— Так вот ты какой, Юлий Радун, — мягко сказал Лукас.

Март взвился, пришлось приложить усилие, прижать к себе крепче, чтоб удержать. Пусть объяснит. Он сейчас больше чем Лукас нуждается в объяснениях. Лукас кое-что уже и так понял. Тревожные, тягостные мысли, начали одолевать его ведомого, когда «Святой Зигфрид» висел у Торды. Когда пришло то письмо, из-за которого они и оказались сейчас здесь, в Баронствах. Март что-то знал об этом, знал, но молчал. Почему? Потому что был повод. Повод достаточно серьезный, чтобы молча наблюдать, как твой ведущий роет себе могилу. Март — псионик, церковь Шэн враждует с псиониками, значит, для Марта рыцари — враги.

Но это не так.

— То, что ты знал о письме или о тех, кто его отправил, та информация, о которой ты умолчал, она могла нам помочь? — заговорил Лукас, убедившись, что Март перестал психовать, и снова слышит не только себя и свои страхи.

— Нам? — голос скрипнул. — Ты что не понимаешь? Нет никаких «нас». Разные цели. Разные… все разное. Я за тобой следил, все время. Столько тайн, столько всего, то, что только твое, что только в монастыре, нигде больше. Я тебя отдал. Врагам. Я — враг.

— У меня только один враг. Его имя Юлий Радун. А ты — мой ведомый, и мы — звено, боевое подразделение, с общими целями и задачами. Март, я не стал бы летать с человеком, который не хочет летать со мной. Ты — хотел. Ты об этом мечтал. Летать со мной, а не враждовать, не шпионить, не устраивать диверсии. И ты летал. И не делал всего остального.

— Ты не знаешь!

— Я семь лет обходился без ведомого. А потом появился ты. Единственный, кому я могу доверить свою жизнь не только в бою. Ты действительно думаешь, что я выбрал тебя наобум? Или, что я ошибся в выборе?

— Ошибся.

— Поэтому ты здесь?

— Может, я все еще за тобой шпионю? — Март произнес это с неясной интонацией, как будто сам не был уверен ни в чем.

— Для кого?

— Для Капеллы!

Он замолчал так резко, как будто прикусил язык. Отшатнулся от Лукаса, ошарашенный, близкий к панике.

— Март, — Лукас улыбнулся, — извини, что учу тебя делать твою работу, но раз ты шпион Капеллы, и оказался так близок к провалу, ты, наверное, должен сейчас использовать свои псионические способности?

— Иди ты… — вяло буркнул Март. — Все по-настоящему плохо, как ты так это выворачиваешь, что кажется, будто оно еще ничего?

— Это не я выворачиваю. Это ты забыл, что Господь не посылает нам испытаний, которые мы не могли бы вынести. А значит, что бы ни случилось, с этим можно справиться.

— Да ну? — в синих глазах вера сцепилась с упрямством. — И часто ты вспоминал об этом на «Хикари», когда твоя женщина гнила заживо?

— Постоянно. Что мне еще оставалось? Луиза справилась с испытанием, прошла его достойно, и достойно встретила смерть. По сравнению с тем, что выпало на ее долю, мы с тобой — счастливчики. А насчет Капеллы… может, там орден Десницы и считают врагом псиоников, но ты-то — рыцарь, и ты знаешь, как мы относимся к ним на самом деле. Да, и по поводу того, что мы здесь, а не в монастыре, в конечном счете это к лучшему. Наша цель — цитадель барона Чедаша, а в цитадели, если повезет, мы найдем и самого барона. Убьем его — окажем Империи огромную услугу, а кроме того, нам простят все грехи, в том числе и непростительные.

— И заплатят столько боевых, сколько за всю жизнь не пропить. — Март криво улыбнулся, покачал головой, — что мне делать, Лукас?

— Понять, наконец, что ты выбрал сторону, когда отправился за мной в Баронства. Исповедаться. И по возможности скорее составить рапорт о том, что ты можешь, и насколько это для тебя сложно.

— А если нам придется воевать с псиониками?

А если…

— Пиратов-псиоников нужно убивать, — сказал Лукас, — мирян-псиоников — защищать. Это просто.

Очень просто. Но когда «свои» оказываются врагами, верить нельзя никому.

— Псионики Капеллы приравнены к пиратам.

Луиза не стала стрелять в своих людей. Никогда больше Лукас не пошел бы с ней в бой, даже если бы она выжила.

Март? Будет стрелять?

Верить нельзя никому. Но невозможно не верить своему ведомому.

Жизнь становилась все удивительнее. Дэвид уже и забыл, когда в последний раз жалел о том, что взялся за эту работу. Теперь вот еще и псионик в команде. Жаль, на записи из «Гизы», нельзя еще раз полюбоваться обалдевшей мордой Лукаса. Куда только делась всегдашняя невозмутимость, когда он понял, что происходит.

Дэвид вот не понял. Ну, нет опыта общения с псиониками, и подготовку антипсионическую он не проходил, не священник, все-таки. Быстродействия системы хватает, чтоб оценить ситуацию, и отреагировать, но это ж все только в пределах имеющейся информации. Так что, когда в «Гизу» вломились парни с оружием, Дэвид сообразил, что это за Лукасом, и даже — страшно подумать — решил, что будет драться, а вот почему все закончилось, не начавшись, не понял. Но лицо у преподобного на секунду стало такое, как будто ему небо на голову упало. Типа, псионик в ордене Десницы — это крушение устоев, и вообще полный беспредел. Наверное, так оно и есть, церковь, вроде как, с псиониками воюет. Но Лукас, он парень быстрый, у него морда снова стала каменной раньше, чем Март заметил, что устои сокрушил. И даже для истории ничего не осталось. На словах такое выражение лица не передать, а от записи у аристократов встроенная защита. Биогенератор помех. Поэтому их в лицо почти никто и не знает.

Кстати, в Нихон, говорят, любой себе может такой девайс поставить, были бы деньги. И в Баронствах, вроде как, имеется парочка спецов. Но нихонские лучше. Правда, ни там, ни там до биоимплантантов не додумались, так что и нихонские гаджеты, и местные в империи вычисляются на раз-два.

Что интересно, в «Гизе» тогда как раз случился парень с генератором помех. В зале он был, а в записи его нет, только рябь и мерцание. Дэвид его запомнил — такого любой бы запомнил — там косища толщиной с запястье, глаза накрашенные, к тому же, парняга на Марта пялился не отрываясь. Если по здешним приметам судить, чувак при деньгах, такой мог себе и нихонские имплантанты купить. Весь в цацках с головы до ног — в глазах рябит от красоты несказанной.

В Баронствах принято себя цацками увешивать. Лукас говорит, это демонстрация статуса. Здесь кто богаче, тот и круче, а богатство — вот оно, драгоценности всякие. Если ты совсем без ничего, с тобой и разговаривать не станут. Они трое, типа, обеспеченные ребята, но не шикуют. Перстней пара-тройка, Март и Лукас серьги носят. Оно все скромненько. Неброско. Но кто понимает, тот понимает. У Марта во всех цацках «небесный» янтарь с Торды, синий, в цвет глаз. У Лукаса и вовсе — сумеречные рубины. Тоже. В цвет глаз. Плевать, что глаз такого цвета не бывает.

Дэвид сказал, что серьги на него только на мертвого наденут, так Лукас в отместку предложил ему браслеты. Лукас, он, вообще, мстительный, хоть и священник. Дэвид отбивался. Требовал найти альтернативу. Не может же быть, чтоб для демонстрации статуса инженера не нашлось чего-нибудь более пристойного, чем бабские цацки.

Лукас, когда про «бабские цацки» услышал, некоторое время сидел молча и глубоко дышал. Типа, медитировал.

— Это он, чтоб не ржать? — уточнил Дэвид у Марта.

— Это он, чтоб не убить.

— Меня нельзя убивать.

— Да! — тут же рявкнул Лукас.

Как-то слишком быстро он согласился. Даже для такого быстрого парня — чересчур. Дэвид слегка обеспокоился.

— Потому что я все время об этом думаю, — сказал Лукас, — постоянно себе об этом напоминаю.

— Дэвиду надо ключ на тридцать два, — встрял Март, причем, гаденыш, из кожи лез, чтоб оставаться таким же серьезным, как его командир, — из технического золота, с инкрустацией.

— Нет. Ключ придется заказывать, это займет слишком много времени. Поэтому браслеты и перстни. Или мы проколем тебе уши.

— А как насчет кольца в нос? — Дэвид надеялся, что зловредный святоша услышит в его голосе сарказм.

Вотще. Тот и бровью не повел.

— Можно кольцо в нос. Какие камни ты предпочитаешь?

Странно было вспомнить, что когда-то он святошу терпеть не мог. Нет, он и сейчас не испытывал особо теплых чувств, но, конечно, с тем, что было, не сравнить. Что уж там, ясно уже, что Аристо лучше, чем хочет казаться. Да и попритерлись друг к другу. Сработались.

И, ёлы, убеждать он умел, насчет этого не наврал и не преувеличил. Отлично у него получалось. Даже жаль, что рыцарь, потому как на будущее не помешал бы такой напарник. Когда под рукой человек, который кого угодно способен уговорить о чем угодно рассказать, самая долгая часть работы — сбор информации, ее покупка или добыча — сокращается даже не вдвое, а, пожалуй, вчетверо. Раз-два, десять минут о чем-то потрепались, и то, на что у Дэвида полдня ушло бы, за час решилось.

Кстати, насчет рыцарства сам Дэвид не стал бы далеко загадывать. Возвращение в монастырь ни Лукасу, ни Марту явно не светило, и как они собирались жить дальше, когда добудут в Баронствах нужные файлы и передадут их заказчику, оставалось пока неясным.

Они об этом не говорили.

Вообще.

Лукаса трудно было заподозрить в малодушии, но… Дэвид любой свой гаджет мог поставить на то, что преподобный не хочет заглядывать далеко вперед. С ним же все ясно, с Лукасом фон Нарбэ, он собирался сделать свою работу, обменять исследования Чедаша на компромат, привести Радуна на виселицу, и с легким сердцем пойти на казнь, во искупление грехов сахе Нортона. Всем хорошо, все довольны. Ситуация разрешена ко всеобщему удовлетворению. Рыцари себе всеобщее удовлетворение где-то так и представляют. Все умерли — и зашибись.

Но, вот незадача, Лукаса нашел Март. И теперь о том, чтобы спокойно умереть, речи не идет. Потому что Лукас за Марта отвечает, значит умирать ему никак нельзя. Чувство ответственности у него такое, будто он не рыцарь Десницы, а, натурально, пастырь из ордена Скрижалей, и, кстати, мозги он вправляет не хуже пастырей. Профессионально, будто бы специально учился. Как он Марта вечером за двадцать минут из преступников в герои поднял. Заслушаешься!

Кто б ему самому еще мозги вправил.

Нет, Дэвида не волновала судьба Лукаса фон Нарбэ. Просто обидно, что такой талант может пропасть зазря из-за багов в системе, этих его непонятных принципов и несовместимых с жизнью представлений о честности. Но у Лукаса, похоже, баги — это как раз система и есть. Жаль. Потому что работать с ним — это действительно круто.

Прилетев в Баронства, они знали о заказе только то, что бохардат с данными об исследованиях находится в цитадели барона Чедаша, а о самом бароне — что у него даже прислуги живой нет, одни гомункулы, которые по характеристикам не уступят хорошему киборгу, но, в отличие от киборгов, верны хозяину, как самые настоящие роботы. Вот как раз информацию о том, как их делать, и нужно было добыть. Ну, и результаты самых последних разработок, понятно. Двух недель не прошло, как им удалось ухватить за хвосты сотню ниточек, которые, привели их в Инагис-рум, здесь сплелись в десяток веревочек, а в итоге, превратились в такой себе канатик сложного плетения. Хвост канатика был в руках у Дэвида, а начало — у кого-то, по имени Андре Скорда, и этот Скорда, пока что так выходило, оказался единственным, кто мог помочь в разведке подходов к цитадели.

Дальше Лукас в поисках помочь уже не мог, дальше не с людьми нужно было общаться, а с «секретарем» пару часов посидеть.

Чтоб выяснить, что Скорду нужно искать именно в Инагис-руме, и не на планете, а в Рое, и что застать его, чтоб поговорить о деле, можно в двух местах: в принадлежащем ему салоне «Идеальная хозяйка. Элитные рабы по доступным ценам» (Дэвида от такого слогана малость затошнило); или в «Гизе». Том самом ресторанчике, где буквально сутки назад едва не случилось побоища. В котором — какая неприятность! — могли пострадать миряне, и в котором с гарантией полег бы десяток тяжеловооруженных бойцов. Ибо выяснилось, что они были из армии барона Инагиса, а это автоматически приравнивало их к пиратам, что, в свою очередь, обязывало Лукаса их прикончить. Ну, а Лукас, как уже было сказано, человек очень ответственный.

Если б Дэвид не был уверен, что его преподобие все следующие сутки провел в отеле, беседуя с Мартом на душеспасительные темы и занимаясь стратегическим планированием, он заподозрил бы, что обязанности, все-таки, были выполнены. Потому что уже через пять часов после «Гизы» в официальных новостях по улим-кимато в первый раз сообщили о гибели Роберта Эффинда, а потом к этой теме возвращались чуть не каждые двадцать минут, добавляя все новые и новые подробности. А уж что началось в улим-ярифе — общей сети Баронств — это и не пересказать. Такого количества фейков на единицу времени Дэвид, пожалуй, еще ни разу не видел. Откуда взялась информация о том, что Эффинда и киборгов убил гомункул барона Чедаша, он за сутки так и не понял. Не мог поймать хвосты. Но утверждение о том, что убийца — гомункул, нашел и в сетевых сварах, и в официальных новостях, и даже — ну все равно ведь дыры уже найдены, так почему не пользоваться? — в сводках с места преступления, предназначенных для очень ограниченного круга читателей.

Откуда что взялось? Почему гомункул? Зачем Чедашу ломать любимую игрушку соседа, убивать пилота с БД-имплантантами?

В новостях неуверенно намекали на скорую войну. В сети о неизбежной войне прямо-таки орали, с разным настроением, от паники до боевого неистовства, но орали громко и недвусмысленно. Кому-то, зачем-то нужно было, чтоб война началась, чтоб бароны вцепились друг другу в глотки. Кто-то неплохо поработал для этого, причем, не особо даже утруждая себя тонкостью в изготовлении фейков. Воспользовался скрытыми тулзами в общественном мнении, так, что ли?

Получалось, что так.

А подозрения с Лукаса Дэвид снял бы, даже если б они возникли. Вместе с Эффиндом погибли четверо его телохранителей, боевые киборги нихонской сборки, а убить киборга не способен ни один человек, даже аристократ. В смысле, аристократы, конечно, не люди, но они — существа из плоти и крови, а боевой киборг… это боевой киборг. С ним справится только другой такой же.

Или гомункул? В Инагис-руме в этом, кажется, никто не сомневался.

Однако, война войной, а их троих интересовал Андре Скорда.

Никто из тех, с кем довелось поговорить, этого типа живьем не видел. Все о нем слышали, слышали что кто-то, знает кого-то, кто видел еще кого-то, кто уж точно со Скордой знаком. Да вот беда, выяснялось, что ни один, так другой в цепочке уже некоторое время, как помер. Все это как-то не радовало. А когда Дэвид заподозрил, стал проверять, и таки убедился в том, что ни одного изображения Скорды нет ни в открытом доступе, ни в тех базах данных, куда обычным смертным путь заказан, он здорово озадачился. И только сегодняшняя встряска, несостоявшаяся драка (не случившаяся бойня?), и тот накрашенный парень с косой, все это как-то вдруг сложилось… в предположение. Пока — просто предположение.

Уж не Скорда ли это пялился на Марта так, будто сожрать его хотел? Загляделся, даже солдат проигнорил. Вот ведь пакость какая. Надо Лукаса озадачить, он того засранца не мог не заметить. Он вообще всех замечает, кто на Марта глаз кладет. Как не убивает — непонятно.

Вселенная сжалась, сосредоточилась в одном человеке. Не уменьшилась — уплотнилась, макрокосм стал микрокосмом. Выбор сделан, жалеть не о чем, сожаления уступили место планам. Многое нужно узнать, во многом разобраться. Понять, чему служил, и чему мечтал служить. Понять, какой же идее собирался посвятить свою жизнь, и существует ли она, эта идея, где-то, кроме собственного воображения.

Стоило, сотню раз стоило пережить кошмар разоблачения, ради того, чтоб понять, наконец, что тебя любят, что ты необходим.

Чтобы понять — насколько.

Они всю ночь тогда говорили. О многом. Обо всем.

Лукас хотел знать, чего добивается Капелла. А Март понял, что не знает, как отвечать. Потому что объяснения, которые годились для него, их было недостаточно для Лукаса. Потому что Лукас дальше смотрел и больше видел, и… пришло время Марту смотреть так же. Любой в Капелле знает, что церковь Шэн — враг псионикам, любой знает, что церковь убивает телепатов, взрослых и детей, любой знает, что с церковью нужно бороться. Псионики — такие же люди, как все остальные. И имеют столько же прав на жизнь.

Но для церкви… для церкви все иначе. Церковные институты так же сложны, как человеческая жизнь, поэтому церковь упрощает правила для тех, кто в миру. Псионики — нелюди, а значит враги, однако воцерковленный псионик становится человеком, а кто в Империи не воцерковлен с рождения? Псионик не может войти ни в один из трех старших орденов, но орденов тысяча сто, у каждого свои цели и задачи, и в любом из них найдется место для любого, кто пожелает уйти из мира. Псионики считаются врагами лишь до тех пор, пока ведут себя как враги.

Но кто начал вражду?

Церковь? Капелла? Телепаты?

Капелла приравнена к пиратам.

И телепаты. Мертвые. Убитые. Дети, лишенные родителей, родители, у которых отняли детей. Как быть с этим?

— Не все сразу, Март, — Лукас говорил тем же тоном, каким, бывало, приказывал Марту не горячиться на обсуждении боевой задачи, или на разборе полетов. Это сработало: Март, как собака, послушался интонаций. — Не все сразу. Псионики никогда не были специализацией ордена Десницы, а я не всеведущ. Мы можем опираться только на то, что знаем наверняка. А знаем мы, что Капелле нужна нарушающая законы Империи технология изготовления гомункулов.

— И что Капелла связана с проектом «Бессмертные».

Лукаса передернуло.

— Вот этого мы как раз не знаем. И зачем Капелле исследования Чедаша — не знаем тоже…

— Да как не знаем? Где «Бессмертные», там и…

— Там и очень дорогая технология изготовления гомункулов. А, может, она нужна Капелле, чтоб, например, выкупить своих бойцов, попавших в рабство в Баронствах?

Марту стало стыдно. Ужас, как стыдно. Сначала думай, потом — делай, сначала думай, потом — говори. Он обвинил Капеллу в сотрудничестве с Радуном, он чуть не обвинил Капеллу в преступлении против человеческой природы. Это он-то, служивший в Капелле с самого рождения.

— Вообще-то, — Лукас чуть улыбнулся, — твоя версия выглядит более правдоподобной.

Но принимать ее нельзя. Естественно. У священников есть право судить, а значит, для любых заключений им нужны неопровержимые доказательства. Чего же хочет Капелла на самом деле? Чему всю жизнь учили Марта?

Капелла хочет справедливости. Равенства в правах для псиоников и людей. Но получается, что неравенство существует только для бойцов Капеллы, которые приравнены к пиратам и заочно приговорены к смерти.

— Я пират. — Вслух произнес Март.

Звучит очень странно. Пираты — преступники, убийцы, нелюди.

— Ты идиот, — сказал Лукас. И убил весь пафос момента.

А бойцы Капеллы приравнены к пиратам не потому, что псионики, а потому, что совершают преступления против законов Империи. Устраивают теракты, похищают имперских подданных, грабят банки… эхес ур! Ну, и чем они, в таком случае, отличаются от пиратов? Только тем, что совершают преступления во имя идеи? А идея в том, чтобы их перестали считать преступниками.

Замкнутый круг.

— Телепаты.

Мда. Спасибо, командир, напомнил. Действительно. Телепаты — люди, лишенные прав, не совершившие никакого преступления, и все же, обреченные на смерть. Им есть за что бороться, им нечего терять. Закон, объявивший их преступниками, был бы бесчеловечным, если бы телепатов считали людьми. А так, все выглядит пристойно, и все остаются чистенькими. И Лукас защищает этот закон, и Март его защищает, потому что выбрал, потому что всегда будет на стороне Лукаса.

Капелла пытается защищать телепатов и вовлекла в свою борьбу многих других псиоников. Это можно понять. И то, что проблемы телепатов нечувствительно стали проблемами всех остальных, тоже понятно. За себя человек будет бороться с большим энтузиазмом, чем за ближнего своего.

Непонятно, зачем их убивать.

— А кто-нибудь видел, как их убивают? Я не помню ни одной казни по обвинению в телепатических способностях.

— Естественно. Телепатов казнят по сфабрикованным обвинениям. А, может, просто тайно убивают.

— В специально отведенных для этого местах, — согласился Лукас таким тоном, что Марту захотелось самому себе треснуть по уху.

Опять спорол чушь. Опять не подумал. Откуда и взялось-то непонятно. Вот это вот: «сфабрикованные обвинения», «тайные убийства», это, вообще, что?

То, во что верят в Капелле. То, в чем негласно обвиняют церковь Шэн.

Кто-нибудь там, в Капелле, задавался вопросом: «зачем»?

Зачем убивать телепатов?

Потому что они могут читать мысли? Но это умеют и эмпаты, и священники ордена Наставляющих Скрижалей оттачивают свои способности до такой степени, что могут читать мысли.

Потому что любого способны заставить поверить в то, что им нужно? Ну, так иллюзионисты тоже это умеют. При должном обучении, еще и покруче, чем телепаты, потому что могут воздействовать сразу на несколько человек.

Способны подчинить себе, заставить выполнить любой приказ? Но это, пусть, с изрядным усилием, умеют и священники Скрижалей, и эмпаты, и иллюзионисты, и дипломированные психиатры, специалисты по гипнозу. И Лукас. Он, кстати — без усилий: ну кто ему в чем откажет?

Так чем же опасны телепаты? Что у них есть, чего нет у всех остальных?… И если дело в том, что у них есть что-то, чего нет у других, то, может быть, их ищут не для того, чтобы убить, а для того, чтобы использовать? Но каким образом?

Марту не хотелось идти в «Идеальную хозяйку». Одно дело рабы в Империи, там это всегда преступники, которые что заслужили, то и получили, а другое — рабы в Баронствах, чаще всего подданные Империи, которых не сумели защитить рыцари Десницы, и не могут выкупить монахи Семисот Семидесяти Семи Апостолов. Рабов-нихонцев было гораздо меньше — у Нихон с Баронствами союз.

Правда, из-за этого у бедолаг из Нихон, оказавшихся здесь в рабстве, не было никакой надежды выкупиться, потому что на родине о них просто-напросто не знали, а орден Апостолов выкупал нихонцев только в самых крайних случаях. Детей, например. Или беременных женщин.

И на родину они все равно не возвращались.

В общем, идти туда, где торгуют людьми, попавшими в рабство из-за того, что ты или твои братья оказались плохими защитниками, Март считал плохой идеей. Со Скордой можно было поговорить и в «Гизе». Ну, хоть предварительно. А после предварительных переговоров работорговец станет уступчивым и покладистым, в этом Март не сомневался. Верил в Лукаса. И в себя.

Но Дэвид сказал, что говорить со Скордой нужно в «Идеальной Хозяйке», и Лукас с ним согласился. Март даже удивился, что вдруг за единодушие? Обычно эти двое спорят просто из принципа, когда один говорит, что вода мокрая, второй непременно возражает, что она жидкая. А тут вдруг, чуть не в один голос заявляют, что «Гиза» — не вариант.

— Осмотримся на его территории, — туманно пояснил Дэвид. — Всегда полезно.

Март-то по простоте душевной считал, что вести переговоры на территории потенциального противника скорее вредно, а в том, что Скорда им не союзник, сомнений не было. Но Лукас поддержал Дэвида, и уж Лукас-то знал, что делал… Дэвид, наверное, тоже знал. Один Март был не в курсе.

Что-то с Дэвидом Нортоном было… не совсем ясно. Март не спрашивал: если бы можно было, Лукас сам бы рассказал. Откуда-то ведь он о непростительном грехе Дэвида узнал, верно? А где о таком узнают, если не на исповеди? Значит, Лукас хранит тайну исповеди, и задавать вопросы бесполезно. Всё просто.

Всё всегда становится просто, когда перестаешь паниковать и начинаешь думать. Этому тоже Лукас научил, то есть, этому Март у него научился. Жизнь — штука сложная, но пока ты чист перед Богом, ты будешь в собственной душе находить правильные ответы на любые вопросы. А если что-то не получится — исповедник укажет верный путь.

Просто держись за ведущим.

И защищай его. Потому что никто, кроме тебя, этого не может.

…— А, отец Лукас! Великолепный Бастард, гордость дома фон Нарбэ. Они уже не раз пожалели о том, что не могут сделать вас равноправным членом семьи.

— В доме фон Нарбэ и без меня хватает хороших пилотов, — сухо произнёс Лукас.

— Безусловно, — Андре Скорда слегка поклонился. В скользнувшей по губам улыбке присутствовала тщательно отмерянная доза яда.

Не смертельная.

У Марта сердце колотилось где-то в ушах. Хотелось сломать Скорде нос, прострелить голову, допросить с применением психотропных препаратов — и все это одновременно. Может, еще не поздно было состряпать какую-нибудь иллюзию… любую, в «Гизе» ведь удалось мгновенно сориентироваться, почему же здесь фантазия отказывает?

— Вы знакомы? — Дэвид приподняв бровь, глянул на Лукаса.

— Не имею чести быть представленным, — Скорда по-обезьяньи ухмыльнулся, вдруг растеряв и красоту, и изысканность манер, — но наслышан, не извольте сомневаться. Да и кто здесь не слышал про Аристо? «Здесь» — это я в широком смысле. В «Идеальной хозяйке» и во всей обитаемой вселенной, и…

— Предполагается, что мы дождемся, пока вы перестанете паясничать? Или вам просто больше нечего сказать?

Брр… от холода в голосе у Марта даже глаза замерзли. Он поймал сочувственный взгляд Дэвида. Да уж. Характер у Лукаса… характер, в общем. Просто неприятно, когда об этом напоминают при посторонних.

— Мягче, мягче надо, отец Лукас, — и снова Скорда казался красавцем, и снова он улыбался тонко и суховато, и мелодично звякали браслеты на запястьях, — вас ваши же люди боятся, разве это дело?

— Говорите, что вам нужно. Или заткнитесь, и мы изложим свое дело.

Между ними, кажется, даже воздух заискрил. Столкнулись взглядами, как в лобовой атаке. И Скорда, хмыкнув, опустил глаза, завесил лицо золотистой челкой.

— Проходите, — в глубине помещения с шелестом открылась дверь, — гость в дом, радость в дом.

В той части салона, где хозяин встретил их и попытался ошарашить приветствием, все просто-таки кричало о том, что здесь продают рабов. В изящных рамках на стенах сменяли друг друга ролики со счастливыми семьями, довольными приобретением недорогого и качественного работника; молодыми мамашами, купившими в «Идеальной хозяйке» идеальную няню; пожилыми дамочками, которым повезло приобрести здесь скромную, покладистую компаньонку.

— Только штучный товар, — прокомментировал Скорда, заметив, как Март оглядывается по сторонам, — только домашние любимцы. Прекрасно обучены, полностью безопасны. Но вам это, наверное, не интересно. Для молодых людей — вот эти каталоги. Красные — девушки, синие — юноши.

Неуловимым движением он сунул в руки Марту открытку в синей обложке.

— Прекрасно обучены, — красная открытка птицей упорхнула обратно на стеллаж, — полностью безопасны, — ослепительная улыбка с откровенной, где-то даже подкупающей насмешкой. — Полистайте на досуге.

Март, не глядя, сунул каталог в карман. Ничего не должно быть в руках, потому что наверняка придется драться. Скорда — враг.

А за дверью, мягко скользнувшей в пазы у них за спиной, закрывшейся герметично, как и принято в Рое, за этой дверью о работорговле не напоминало ничего. Неброский кабинет, обставленный неинтересной мебелью, скучного цвета стены. Пара картин, не рамок-проекторов, а нарисованных руками.

Март еще не научился разбираться в живописи. Он и с чаем-то пока не до конца освоился. Это ж изыски для богатых: картины, драгоценности, чаи и всякое такое, а он с Лукасом чуть больше года, и большую часть времени учился летать, а не жить по юкори-традициям.

— Это хорошие картины, — шепнул ему на ухо Скорда. Откуда взялся, гад, так близко? — скажи ему это, при случае. А то он ведь не знает, что у тебя есть вкус, а?

Он какой-то слишком быстрый. И бесшумный. И…

— Скорда-амо, — осыпалось кусочками льда, — отойдите. Пожалуйста.

— Пожалуйста, — голос Скорды был полон любезности.

Март выдохнул.

Скорда — враг, но странный враг, он не злит, а…

Пугает?

Да.

— Отец Лукас… — работорговец уже улыбался из другого конца кабинета, — вы присаживайтесь, сахе, здесь неказисто, но удобно. Отец Лукас, вы ведь поняли, что я не желаю вам зла, не так ли? Но ваши спутники, наверное, сомневаются. Отец Март, сахе… — он глянул на Дэвида, — простите, не знаю вашего имени.

— Нортон.

Судя по голосу, Дэвид отнюдь не был впечатлен ни ужимками Скорды, ни его поразительной осведомленностью. Они с Лукасом держались с одинаковым спокойствием, только Лукас был высокомерен и холоден, а Дэвид — слегка рассеян.

— Нортон-амо, — Скорда тряхнул челкой, — очень, очень рад знакомству. Нортон-амо, отец Март, думаю, я должен объяснить… почему отец Лукас до сих пор не сломал мне шею.

— Потому что пока вы не объявлены пиратом, я должен защищать вас, а не убивать.

— О… — Скорда, похоже, растерялся, и не сразу поймал сбежавшую мысль, — действительно. Этот момент я не учел. Но, возвращаясь к объяснению моей лояльности, сахе, признаюсь со всей откровенностью: я думал о том, чтоб донести на отца Лукаса. Ведь за него причитаются огромные, по моему скромному разумению невообразимые деньги. И о том, чтобы донести на отца Марта я тоже думал. А как же? У нас тут немного развлечений, знаете, и из них самое животрепещущее — это поединки в Клетке с участием рыцарей ордена Десницы Господней. В поединках выступают боевые киборги, и заканчивается все разрыванием рыцаря на куски, это… щекочет нервы. Но вас так трудно захватить живьем. Пилотов — практически невозможно. Сами видите, соблазн был велик. Однако, я сказал себе: «Андре, дорогой мой, а долго ли ты проживешь, после того как срубишь бабок за Аристо?» Не хочу говорить вам ничего приятного, отец Лукас, но за вас меня убили бы даже местные. Понятно, что это считалось бы убийством из зависти, но… — взмах руки, звяканье браслетов, — мне-то не легче. Я поразмыслил еще — расставаться с мыслью о деньгах не хотелось — и от идеи шантажа отказался тоже. Неправильно оценивал ваши приоритеты, как-то даже не подумал о том, что я мирянин, и, значит, нахожусь под защитой, и вряд ли вы убьете меня за шантаж. Откровенно говоря, отец Лукас, я до сих пор не очень в это верю. Вы ведь уже убивали мирян. На Акму.

— Они были пиратами! — вырвалось у Марта.

Он понял, как сердито и по-детски это прозвучало, разозлился еще сильнее. А Лукас вдруг улыбнулся.

— Скорда-амо, ведомый прикрывает ведущего. И вам его с курса не сбить. Давайте ближе к делу. Вы решили не рисковать, вы хотите продемонстрировать свою лояльность. Дальше?

— У меня достаточно друзей в Баронствах, думаю, пришла пора обзавестись друзьями в Шэн. Я вас не выдал, может быть, когда-нибудь, вы поможете мне. А в доказательство добрых намерений, — Скорда наклонился вперед, накручивая на палец прядь неровной челки, — могу сказать, что о вашем присутствии здесь известно не только Маро Инагису. Уже послан донос в орден Всевидящих Очей.

Март вздрогнул.

Скорда даже не взглянул на него, наверняка не заметил… ведь не заметил же?

— Наши отношения с церцетарией значительно теплее, чем с любым из баронов, — Лукас даже плечами пожать не удосужился, — вы все сказали? Тогда давайте перейдем к делу.

Теперь ясно было, что нужно делать, какую иллюзию творить. Март сосредоточился на этом — на создании и поддержании у Скорды уверенности в том, что никого из них нимало не заинтересовала новость о доносе в церцетарию. Легко! Это не «Гиза», где пришлось работать по площадям, тут воздействие на личность, причем, всего на одну.

А Дэвид, тем временем, изобразив, что ждал только разрешения Лукаса, излагал, что требуется от Скорды. Его интересовало все: сведения о сигнализации, подходы к цитадели, подземные и надземные коммуникации, вентиляционные шахты, основные и дополнительные источники энергии, еще какие-то вещи, о которых Март даже понаслышке не знал.

Скорда слушал. Кивал.

Один раз вдруг пристально, через весь кабинет, взглянул Марту прямо в глаза. И улыбнулся.

Бррр… Что-то в нем было. Такое. Надо бояться, а хочется наоборот подойти поближе.

Что-то похожее в незапамятные времена Март чувствовал к Лукасу. Давным-давно, по-настоящему давно, в прошлой жизни. Он только-только попал в монастырь, он знал, что его цель — Бастард, аристократ с недокументированной спецификацией, крайне опасное существо с невыясненными возможностями. Март должен был бояться его, следить за ним, и всегда помнить, что Бастард хуже любого другого врага, потому что другие враги — люди. Он боялся, следил, помнил. И сам не заметил, как его притянуло… к Бастарду. К Лукасу. Так притягивает планету звезда. Тут уж ничего не поделаешь, таковы законы вселенной.

Тьфу! А Скорда-то при чем?!

А Скорда, окончательно посерьезнев, уже снова говорил с Лукасом.

— ….продаю и покупаю информацию, но то, что вам нужно, стоит по-настоящему дорого. Вы готовы платить, отец Лукас?

Несмотря на серьезность, вопрос прозвучал как-то… не так. Не по-деловому, а… ну, таким тоном, наверное, предлагает сделку Дьявол.

И Март никак не ожидал, что этот вопрос лишит Лукаса его безупречной, холодной невозмутимости. В одно мгновение его командир оказался рядом со столом, наклонился к лицу Скорды:

— Даже не думай об этом, сука, — прошелестел он на грани восприятия, страшно до ледяных мурашек под кожей. — Просто. Забудь.

Лукас… мирянину… такое?!!

— Ай-яй, преподобный отец, — работорговец отъехал к стене вместе с креслом, замахал руками так, что только звон от браслетов пошел, — вы же не телепат, зачем сразу думать так плохо?

— Можешь считать меня телепатом, — Лукас выпрямился. — Теперь назначай цену, которую я приму.

— И кто здесь рыцарь, а кто деловой человек? — вопрос был задан со скорбной патетикой, но явно не требовал ответа. — Ладно, ладно, никаких проблем. Мое второе предложение: информация за информацию. Я хочу знать, зачем вы в Баронствах, и что вам нужно от Чедаша. Естественно, пока вы не закончите с этим делом, все, что я узнаю останется при мне.

Лукас молча кивнул.

Скорда, словно это было сигналом, подъехал обратно к столу.

— Вот и славно, преподобные отцы, Нортон-амо, сегодня хороший день для хорошей сделки. Совершенно случайно у меня прямо сейчас есть то, что вам нужно.

…Когда за визитерами закрылась дверь, Андре не сразу нащупал кнопку блокиратора замков. Пальцы дрожали. Мерзкое ощущение. Очень мерзкое.

Услышав сигнал, подтверждающий, что все двери заблокированы, он откинулся на спинку кресла, тоскливо глянул на синюю обложку каталога, вежливо оставленного Мартом на краю стола.

Как это сложно…

С Аристо всё оказалось сложнее, чем можно было ожидать. Вообще всё. Андре рассчитывал иметь дело с аристократом, а столкнулся, похоже, с псиоником. Эмпат? Телепат? Кто он такой? Перехватил инициативу, навязал бой, да еще и по своим правилам. И ведь честно предупредил насчет Марта, недвусмысленно дал понять, что их двое против одного. Чего стоило внять, а?

Понятно что помешало: привычка считать всех фон Нарбэ закосневшими гордецами, способными на маневр только за пультом боевого корабля.

Ведущий и ведомый, все правильно. Пара сработанней, чем традиционная связка телепат-пирокинетик, уж точно гораздо более маневренная — оба понимают, что делают, оба знают, чего друг от друга ожидать. Вот мерзавцы! Март сбил с толку, заморочил голову, дал Аристо возможность для атаки, да так ловко, что специалист по телепатам даже не заметил воздействия.

Но как же так? Доподлинно известно, что воспроизвести псионические способности невозможно, они всегда случайны, а в создании аристократов нет места случайностям. Аристократ не может быть псиоником.

Кто же тогда Аристо?

Андре попытался сообразить, в какой же момент попал на крючок и стал выполнять требования фон Нарбэ. Не смог. И насмешливо выдохнул сквозь зубы.

Это ж надо было так попасться!

Аристо чуть не обманул его. Мог выманить все необходимые сведения, заставить молчать обо всем, и уйти, не оглядываясь. Он так бы он и поступил, если б Андре не вывел его из себя. Случайно! Просто потому, что попытки разозлить кого-нибудь из фон Нарбэ давным-давно стали его личным спортом.

Ни разу не удалось. Они не люди, не аристократы, они — летающие машины. И кто бы мог подумать, что Аристо взбесится из-за своего мальчишки? Да еще настолько взбесится, что пойдет напролом, забыв про финты, атакует прямым ударом.

Это было так, будто мозг сжали в кулаке. И все, что не поместилось — потекло сквозь пальцы. Чуср… Очень убедительное подкрепление приказа: «не думать» и «забыть». И даже на «суку» как-то не обижаешься, только бы поскорее отпустили.

Избави нас, Господи, от врагов-телепатов!

— Мерзавцы! — вслух повторил Андре.

И, заложив руки за голову, стал крутиться на кресле.

Ну, Аристо! А ведь с виду — такая же высокомерная задница, как все его родственнички. Он может убить за Марта, Март кого угодно убьет за него, обоим можно только позавидовать. Можно было бы… не попадись им на пути Андре дю Гарвей.

Жаль. Но что поделаешь? Аристо обречен, а вот Марта нужно спасти. Насчет него не было никаких распоряжений, и он слишком хорош, чтоб пропасть вместе с фон Нарбэ.

Глава 3

Сразу после встречи со Скордой улетели в другой рум. Во-первых, для безопасности — надо же предпринять что-то хотя бы из вежливости к шпионам ордена Всевидящих Очей; во-вторых, потому что работа в Инагис-руме была почти закончена, действия переносились в Чедаш-рум, и жить там стало удобнее.

Дэвид не вдавался в подробности, просто сказал, что ему нужно побывать в доме Скорды дважды, с интервалом в несколько дней. И Лукас не заинтересовался подробностями, просто сказал:

— Хорошо.

Но первый визит прошел слишком успешно. По удивительному совпадению, под рукой у Скорды оказались нужные сведения, и обмен состоялся без проволочек, информация за информацию. Что это за совпадение такое, насколько оно удивительно и чем грозит — это Дэвиду еще предстояло выяснить. Равно как и то, откуда Скорда так много о них знает.

— От Эффинда? — Предположил Март. — Оттуда же, откуда узнал про то, что Эффинд на нас в церцетарию донос отправил. Следил за ним или еще что.

— Скорда не сказал о том, кто отправитель, — напомнил Лукас.

— Он тебя убить хотел, а ты все оправдания ему ищешь!

Тут Март был прав. Для парня, который, вроде как, малость свихнулся на мести, и нарушил ради этого закон, Лукас был уж слишком терпим. Но и Лукас тоже был прав. Скорда действительно не называл имен, и вообще сказал очень мало. Всего лишь сообщил о том, что них донесли в церцетарию.

Ладно. Рано или поздно прояснится и этот вопрос.

Дайте только время.

Времени хватало, потому что проникновение в жилище барона — наплевать, по-тихому туда лезть, или с боем прорываться — дело хитрое. Готовиться к нему надо не день и не два. Сам Дэвид решил, что между первым визитом и вторым визитом к Скорде должно пройти суток двое-трое. Для начала. Там, по результатам, можно будет определиться, что делать дальше.

Интересно, Лукасу действительно наплевать, за какие именно запрещенные возможности Дэвида Нортона он пойдет на казнь? Или он ни о чем не спрашивает, потому, что чем меньше знаешь — тем меньше, если что, расскажешь?

Миомеры, «гекко», чип, камеры и микрофоны — это все игрушки, пусть даже они не ловятся имеющимися в Империи сканерами, все равно, это ерунда. Такое любой купить может. Не в Баронствах, и не в Нихон, конечно, но на Земле — любой. От денег зависит. А Дэвид Нортон — работа штучная, таких на всей Земле едва ли полсотни наберется. Не фуллборг, как эдзоу, не киборг, как все остальные.

Человек.

Землянин.

Если б не искин, может, рано или поздно все на Земле такими стали бы. Вот это была бы жизнь. Но — не судьба.

В кабинете Скорды Дэвид оставил шпиона собственного производства. Была у него на одном из пальцев хитрая «железа», способная вырастить настоящий биочип. В данном случае нужен был «клоп», со сканером частот, приемником, питанием от самого себя, и собственной памятью. На всё про всё — кусочек кожи, толщиной в пару клеток. Этот чип не обнаружит ни устройство, ни человек. Разве что особо рьяная уборщица разглядит прозрачную пленочку под подлокотником кресла. Но, судя по сомнительной чистоты обивке, таких в доме Скорды не водилось.

Лукас был занят тем, что обеспечивал им выход на позиции максимально близкие к цитадели Чедаша. До той черты, за которую живым людям ход был попросту заказан. Внутрь цитадели могли попасть только гомункулы, но снаружи Чедаш с людьми общался. С узким кругом людей. В этот круг им и надо было попасть.

Дело сложное. Но когда в команде такая непонятная штука, как Лукас фон Нарбэ, все, что зависит от людей, становится возможным, даже если считается невозможным.

Дайте только время.

Вот так они и работали — каждый над своей задачей. И у каждого решение зависело только от времени. Март помогал обоим. Основной своей обязанностью он, конечно, считал пребывание рядом с Лукасом в любом месте и любое время, но это не всегда было уместно. Так что по мере сил Март работал и с Дэвидом. Одна голова хорошо, а две лучше, особенно, если обе головы с фантазией и неплохой операционкой.

За трое суток «клоп» должен получить достаточно данных о взаимодействии домовой системы с удаленными устройствами. На основании этих данных Дэвид собирался написать и запустить в систему «червя». А дальше уже — дело техники.

Еще надо было найти предлог, чтоб снова посетить Скорду и забрать «клопа». Поначалу планировалось, что второй раз Дэвид пойдет в «Идеальную хозяйку» за обещанной информацией, но Скорда отдал им все и сразу. Правда, сейчас сам активно шел на контакт. Запал он на Марта, и, похоже, что запал всерьез.

Это было странно… в смысле, ясно, что люди разные, но, чтоб на парня — вот так, все равно странно. И это решало все проблемы с повторным визитом.

Дэвид так думал.

А Лукас — нет.

У него был повод вызвериться на Скорду, это точно. И повод велеть Марту держаться от Скорды подальше тоже был, еще какой. Но мнением самого Марта он даже не поинтересовался.

А Дэвид, если бы знал об этом, может, и не стал бы развивать тему. Кто их поймет, в конце концов, этих рыцарей, неизвестно же, как у них с субординацией, и до каких пределов доходит власть старшего над младшим. Опять же вот — поводы. Аж два. Но Дэвид не знал. И к исходу вторых суток, за ужином, предложил вместе подумать, как им добраться до «клопа», не искалечив при этом Скорду.

— Зачем его калечить-то? — не понял Март. — Он меня уже дважды в гости приглашал. Заодно и «клопа» заберу.

— Заодно?

Таких интонаций Дэвид у Лукаса раньше не слышал.

Март, видимо, тоже. Потому что тоже заржал. Оно, наверное, нехорошо, вдвоем со смеху укатываться, пока третий про себя до миллиона считает, чтоб никого не убить. Но, с другой стороны, а как не смеяться-то?

— Лукас, — сказал Дэвид, когда его преподобие считать закончил, — Марту двадцать один год. Когда ты решишь, что пора поговорить с ним о сексе, он спросит, что ты хочешь узнать. И будет прав.

— Это в том смысле, — влез Март, — что Скорда ничего мне не сделает, а не в том, что я больше знаю…

Зря он так. Лукас фон Нарбэ, наверное, и на смертном ложе не утратит навыка мгновенной заморозки взглядом. Так что Марта он, можно сказать, на лету сбил. Одним движением брови.

А когда заговорил, даже Дэвид себя так почувствовал, будто кто-то прошел по его могиле.

— Скорда опасен. Не только потому, что знает о нас.

И, после тяжкой паузы. Как будто признаваясь в чем-то нехорошем:

— Он знал, кто я, но не боялся.

Да уж, нечего сказать, аргумент.

Но ведь не поспоришь. Скорда всю дорогу нарывался, и это при том, что если россказни про аристократов, хотя бы наполовину правда, Лукас его мог в полминуты по стенке размазать. Никакие телохранители не спасли бы, разве что киборги. И зря его преподобие пеняет себе за гордыню. Хотя… нет, не зря. Для этого у него всегда повод есть.

— Лукас, — сказал Март, — я три года врал целому монастырю со всеми его службами безопасности. Ты решил, что я достаточно хорош, чтоб летать с тобой. В бою ты мне веришь, так почему сейчас засомневался? Я что, стал хуже? Или глупее?

— Демагогом ты стал. А зря. Я в эти игры играю лучше. Нанести визит Скорде разрешаю, так и быть, но все это время его жизнь будет зависеть от тебя. Не давай мне повода, Март.

— Ты же не убьешь мирянина.

— За тебя? Убью.

Дэвид предпочел свалить подальше, не дожидаясь завершения разговора.

Два придурка!

Как бишь это было… где-то, когда-то услышанное, или прочитанное: «что значит рыцарь для рыцаря мало кому понятно, кроме них самих и Бога». В общем, оно самое и есть. А если по-людски, то все равно получается: «два придурка».

Если честно, Март чувствовал себя не так уверенно, как утверждал. Ситуация незнакома, никогда раньше не приходилось оказываться… объектом такого интереса. Все равно, что в первый раз сесть за пульт незнакомой модели гафлы, без тренажеров, без ничего, голая теория — и сразу на стартовую катапульту. Однако, умея пилотировать одну модель, можно представить, как управлять другой. С людьми так же. И хоть Март слегка запаниковал, когда связался со Скордой и услышал в дуфунге веселый голос, достаточно оказалось представить, что его панику почует Лукас, чтоб тут же прекратить бояться.

Скорда уж точно не страшнее родного командира.

Скорда…

Март его не узнал.

Вот просто… совсем. Все было другим. Обстановка жилой части дома, вместе с салоном и помещениями для рабов целиком занимавшего внутреннее пространство небольшого астероида, абсолютно не подходила глумливому, паясничающему мерзавцу. А Март запомнил Скорду именно таким. Тот массу усилий приложил, чтоб так его и запомнили.

Зато эта обстановка, вычурная, изысканная, даже, наверное, утонченная, почти как в юкори-домах, подходила нынешнему Скорде. Вычурному, изысканному, и уж до того утонченному, что только это, пожалуй, и убеждало в том, что да, этот человек действительно Андре Скорда. Обилие украшений, изузоренные длинные ногти, причудливая прическа… и веселые серые глаза с неожиданными зелеными проблесками. Все равно ведь смеется, хоть и не зло, хоть и без яда.

Яд у него, похоже, специально для Лукаса припасен.

Март чуть не растерялся. Мог бы, если б не привычка моментально реагировать на изменяющуюся ситуацию. От военного опыта, оказывается, и в миру есть польза, так что растерянность не помешала выполнять боевую задачу. В результате применения серии заранее заготовленных иллюзий, Скорда, извинившись, вспомнил о том, что, кажется, «…забыл кое-что в кабинете…». Те две картины пришлись очень к месту, потому что он предложил Марту взглянуть на них повнимательней, «…они того стоят, хоть это и просто копии…» Ориентировка была выдана Дэвидом с высокой точностью, и Март без труда обнаружил на подлокотнике кресла почти невидимую пленку. Снять ее, скатать в крошечный шарик, было делом одной секунды. И еще секунда — на то, чтоб вжать этот шарик в выемку дуфунга.

Задание выполнено.

Дуфунг тоже принадлежал Дэвиду, и Март подозревал, что он только выглядит как обычная, новенькая «Алага».

Все они… только выглядели обычными. И «Алага», и Дэвид, и Март.

А Скорда с Лукасом даже не выглядели.

Теперь можно уходить. Один звонок Дэвиду — «клоп» передаст данные и рассыплется — потом извинения, мол, срочные дела, неожиданно, очень жаль, может, как-нибудь в другой раз…

Март нажал кнопку вызова, и, дождавшись ответа, сказал:

— Я задержусь. Передай Лукасу, что все нормально, ладно?

Он должен был понять. Обязан был понять, почему же все время, с первой же встречи, не перестает их сравнивать. Своего командира, и этого непонятного работорговца. Они не похожи, не могут быть похожи. Какое там, одна мысль о том, чтоб искать между ними сходство, кажется кощунством.

Только, почему-то, она все время приходит в голову.

Две картины. Одна — копия «Небес», бодхисатвы Артура Северного. Вторая — копия с полотна, автор которого неизвестен. На обеих небо, но какое разное! Прекрасные и всеобъемлющие, чистые как космос Небеса бодхисатвы. И яростно-холодная, прозрачная бездна неба неведомого художника.

Разные. Похожие. Как же все это сложно!

Оригиналы, по слухам, принадлежат дому фон Нарбэ. Интересно, а Лукас знает?

Если и знает, Марту он об этом все равно не сказал.

Лукас, он, вообще, в основном молчит. Только изредка задает вопросы. Это если не по делу, а так вот, выпить вместе, или, там, просто быть рядом. Лукас молчит. Слушает. Смотрит. Непонятно даже, когда Март столько всего успел от него узнать, если говорит почти всегда сам, рассказывает, рассказывает, про семью, про Торду, про всякое разное…

Нет, на самом деле, понятно, когда. Всегда. То есть, постоянно. Стараешься подражать, повторяешь, копируешь, так вот и учишься. На живом примере. Дэвид недавно Лукасу сказал: «твой парень изо всех сил старается стать таким же скучным отморозком». Типа, не одобрил. Хотя, конечно, «скучный отморозок»… кто так говорит, тот совсем Лукаса не знает. А Дэвид его знает. Значит, просто издевается. Над кем вот только? Над Лукасом бесполезно, а Март этого вообще услышать не должен был. Мда. В монастыре жилось гораздо проще.

Андре… э-э… то есть, Скорда. Тьфу! Ладно, Андре. Он — наоборот. Он говорит. И его хочется слушать. Уроженец Баронств, он влюблен в Империю, как бывают влюблены в чужие края, люди, бывавшие там только в гостях, а то и вовсе знающие лишь понаслышке. Андре в Империи бывал, но преимущественно по делам, так что времени на то, чтобы оглядеться, посмотреть на жизнь Шэн изнутри, у него ни разу не нашлось.

Рано или поздно он собирается просить подданства, и ему действительно нужны там друзья. И он столько всего знает про Империю! Тем, что любишь, всегда интересуешься. Особенно, если любишь то, что далеко. Вот, например, уроженцы Инуи знают о своей планете, и о своей столице, гораздо меньше, чем туристы, турагентства, искусствоведы, историки…

Лукас ненавидит Инуи.

Почему? Там родился отец Бёрк, разве Лукас не должен любить эту планету?

Лучше не думать об этом.

В присутствии Андре, впрочем, надолго задуматься о плохом, или о чем-то, что нельзя изменить, все равно не получалось. Появлялись все новые темы для разговора, для размышлений о разном, не грустном, реальном, но далеком. Во всем этом и правда есть смысл. В том, что называется искусством. Прекрасные вещи, созданные руками людей. Они заставляют помнить о том, что в мире есть что-то кроме твоих проблем, и кроме твоей жизни. Есть прямо сейчас.

Это важно.

А для Лукаса важно лишь Пространство.

— Он, я гляжу, вообще не разменивается на мелочи, а?

Это Андре. Значит, последнюю мысль Март подумал вслух?

— Когда речь идет о людях, для него нет мелочей.

— Тогда, тебе повезло.

Вот так всё. Просто. И непонятно. То ли угроза в этих словах, то ли предупреждение, то ли мерещится что-то, а на самом деле Андре сейчас наплевать на Лукаса. Хм. Нет. Точно не наплевать. Чтоб это понять, не нужно быть эмпатом.

Зато Лукас, похоже, потерял интерес к Андре Скорде. Что-то они с Дэвидом успели выяснить за те часы, пока Март был на… э-э… пока Март наносил неофициальный визит? Что-то узнали, уверившее Лукаса в том, что сейчас Андре не опасен?

Они столкнулись на причале гостиницы. Лукас вышел с парковки, а машина Андре влетела в шлюз. Ни раньше ни позже, надо ж было так угадать.

— Привет, — сказал Март, вылезая. — Дэвид передал тебе…?

— Нет.

— Добрый вечер, — вежливый Андре тоже вышел из машины.

Они зацепились взглядами. Снова, как тогда, в «Идеальной хозяйке», но ненадолго. Так… ритуально. Март знал этот ритуал, сам не раз выполнял его. Правда, конечно, в своей весовой категории. Это было до поступления в орден, еще на Торде. Когда на нейтральной территории сталкиваешься с другими парнями, своими ровесниками, и драться не из-за чего, но что-то такое все равно есть. Что-то, что может в любой момент стать причиной. Обычно это девчонки.

Чего-о?!! Так он тут, получается, кто??

— Пойдем, — сказал Лукас. — Прощайте, Скорда-амо.

— До встречи, — мягко так поправил Андре. — Уверен, мы еще увидимся.

Времени на осознание своего статуса не нашлось. Дэвид встретил на входе в номер, сунул в руки Лукасу пластину «секретаря» с развернутым экраном.

— Это что?

— Это компьютер, — в голосе командира был давненько не слышанный холод.

— Не придуряйся! Я спрашиваю тебя, что вот это за новости?

— Это именно то, в чем мне сегодня нужна была твоя помощь. Ты помог. Благодарю.

— Надо же! Его преподобие снизошел до благодарности. Какого хрена ты туда влез?

— Хватит! — взорвался Март. — Чусры и иччи на вас, с вашими разборками! Достали! Долбанные альфа-самцы!

Дэвид у Лукас, оба, взглянули на него с одинаковым недоумением.

— Кто? — тихо уточнил Лукас.

— Мы? — обалдело переспросил Дэвид.

— Все! — рявкнул Март.

Но боевой запал как-то вдруг испарился. Про альфа-самцов, это он явно зря. Это от раздрая в мыслях. Не надо было Лукасу и Андре так друг на друга смотреть. На причале.

Все как-то запуталось.

— Что происходит?

Март и Лукас произнесли это одновременно.

— Незаконное освобождение рабов происходит, — ответил Дэвид, — почитай в новостях. Какой-то недоумок из этих ваших несчитанных Апостолов пойман на попытке организовать побег чужой собственности. Если б не был священником, его бы туда же, в рабство. А для священников приговор — Клетка. И один наш общий знакомый альфа-самец

Март почувствовал, что неудержимо краснеет

будет биться за… я так полагаю бета-самца, идиота, которому лучше бы умереть, чтоб не дай бог, не размножиться. Семь боев с киборгами, привыкшими разрывать священников на куски. Альфа-самцы в восторге от открывающейся перспективы. Уже завтра ночью одним из нас станет меньше, что, разумеется, большой плюс для оставшихся. С учетом традиционной для альфа-самцов конкуренции.

— Дэвид. Я, возможно, заслужил твой сарказм, но не нужно издеваться над Мартом.

— Ага. Успевай заступаться. Когда тебя разорвут на кусочки, Марта защищать уж точно будет некому.

— Это Март меня защищает.

Вот… так. Все правильно. Март сглотнул вставший в горле комок, и спросил:

— А в чем… — получилось хрипло, он откашлялся, и начал снова: — в чем проблема-то? Семь боев. А киборгов сколько?

— Это поединки, — Лукас передал ему «секретарь». — Почитай, здесь все есть.

Развернулся и ушел в свою спальню.

Нужно рассказывать ему… о сегодняшнем дне? Наверное. Иначе зачем было оставаться? Ведь не ради того, чтоб поближе познакомиться с Андре Скордой. Но не сейчас. Не надо отвлекать его еще и этим, тем более, что и отвлекать-то нечем, ничего же не произошло. Лукасу нужно время. Для медитаций. Для подготовки к бою. Все-таки, семь поединков, тем более с киборгами.

Сейчас ему точно ни к чему решать еще и проблемы ведомого.

Март, наконец-то, смог сосредоточиться на экране «секретаря». Да. Главная новость Роя — смертельный бой в Клетке. Редкое событие, как Андре и говорил. Священник ордена Семисот Семидесяти Семи Апостолов совершил преступление и должен был погибнуть в зрелищном поединке с боевым киборгом Хундо. «Настоящей машиной смерти…», как заверял текст, и сопровождающее текст видео, на котором машина смерти Хундо как раз ломал кости кому-то из предыдущих приговоренных. «Но на этот раз», — Марту казалось, что даже буквы в словах захлебываются от восторга, — «мы увидим то, чего никогда не видели. Невероятные поединки. Против семи боевых киборгов будет драться эдзоу!…».

— Эдзоу? — Март оторвался от чтения. На видео были только киборги, устрашающие зрителя в меру своей фантазии. — Лукас выдал себя за эдзоу?

— Отлично придумал, — фыркнул Дэвид. — Где только слов таких набрался? И ты тоже, кстати.

— Я — от Лукаса. Он два года назад… одной женщине нужен был эдзоу, иначе она бы умерла. И Лукас убедил Собор, чтоб ей разрешили. Но она умерла. Не хватило времени.

— Н-да? — Дэвид неопределенно пожал плечами. — Про эдзоу вы слышали, а про боевых киборгов нет?

— Эдзоу опаснее. Их делают на Старой Терре, там все лучшее.

— Не вопрос! Вы оба больные, или как? Лукас не эдзоу.

— Он аристократ.

— Оба больные.

— Да какого… — Март клацнул зубами, чтоб не выругаться. Глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Помогло бы, если б Дэвид не наблюдал за ним с такой откровенной издевкой. — Ты же ни убыра не знаешь про аристократов.

— А вы очень много знаете про боевых киборгов. Ага. В кино видели, ёлы. И объясни мне, раз уж твой драгоценный аристократ не снизошел, за каким гадом надо было нарываться на семерых?!

— Так… а варианты-то?

— Были варианты. Поединок с этим Хундо, и финита, кто кого победил, тот того и съел. Но этот псих прислал мне список киборгов-рестлеров Клетки, и попросил найти в нем тех, кто засветился на казнях. Как раз семеро и набралось. Я бы знал зачем, послал бы подальше. До чего ж меня самоубийцы утомляют.

Казни в Клетке.

Март начал понимать. В боях в Клетке участвуют профессионалы, что киборги, что люди, они дерутся за деньги. Это такая работа. Одна из многих. Похожа на цирк. Рестлеры — артисты, пусть и очень своеобразного жанра. Артисты, а не убийцы. В основном. Но среди них есть те, кто убивает священников.

Лукас знал, что их немного. И новые найдутся не скоро. После урока, который он преподаст, даже те, кто хотел бы убивать, задумаются над тем, что могут сами стать жертвой.

— Дэвид, это знак, что Лукас прав. Знак для церкви.

Дэвид посмотрел на него со смесью раздражения и жалости.

— То, что кто-то из Апостолов попался, как раз когда мы здесь — это знак. — Март с тоской подумал, что Лукас мог бы объяснить, Лукас умеет объяснять. А его не учили проповедовать язычникам, а Дэвид хуже любого язычника, потому что скептик и материалист. — Это же понятно. Ты просто в Бога не веришь, поэтому не видишь. Лукас нарушил Устав, совершил преступление, но сделал это, потому что Господь вел его сюда. Господь показал ему путь к отмщению. Дома в это никто не верил, кроме Лукаса, а сейчас поверят все, потому что Господь явил свою волю. Он хочет остановить убийства, и для этого Ему нужен Лукас. Единственный священник, который не боится верить по-настоящему.

— Зашибись объяснил. Получается, твой замечательный Лукас, весь такой священник, сначала совершает преступление, чтоб отомстить, не жалеет ни себя, ни тебя, ни меня, все, понимаешь ли, во имя мести, а теперь готов сдохнуть на ринге, и никому в итоге не отомстить.

— Он не погибнет.

— Да ну?!

— В том и смысл, Дэвид. Он должен отомстить, поэтому не может погибнуть, иначе все будет зря. Но спасти этого Апостола он тоже должен, иначе он перестанет быть священником, и тогда… все равно все будет зря. Эхес ур… не умею я объяснять. Лукас умеет. Он бы все понятно сказал.

— Лукас-то? Ну-ну. Если ты не заметил, он обычно просто говорит: «делай». И все делают. Без объяснений. А влюбленные щенки, те даже приказов не дожидаются.

— Я не… — Март чуть не задохнулся от злости. И от стыда. Он действительно так выглядит? Со стороны действительно кажется, будто он…

— Ладно, не щенок, — Дэвид забрал у него «секретарь». — Извиняюсь.

— Я не влюблен.

— Да плевать мне на это, Март. Мне нужно сделать свою работу, получить за нее деньги и свалить отсюда живым. А Лукас сегодня обломал мне как минимум два пункта.

За ухом Марта нежно курлыкнула мембрана дуфунга.

Андре? С чего бы вдруг?

— Март, прости за поздний звонок. Ты можешь дать мне поговорить с сахе Нортоном?

— Если он не против. Дэвид? Это Анд… сахе Скорда.

Дэвид скорчил рожу, но кивнул, и Март переключил канал на его «Алагу».

— Ну? — сказал Дэвид.

— Да, — сказал Дэвид.

— Мать его! — сказал Дэвид. — Серьезно? Ладно, посмотрим.

И, вновь поглядев на Марта, непонятно добавил:

— Трое больных. Скоро будет четверо.

Встретились в «Гизе». Относительно нейтральная территория, защищенная от лишних ушей и глаз — то что надо для делового разговора. Из Чедаш-рума, конечно, не близко. Андре предложил Марту заехать за ним и Нортоном. Март поблагодарил, но отказался.

А в итоге эти двое оказались в «Гизе» чуть не раньше самого Андре. Март раскурочил блок автопилота такси, перевел машину на ручное управление, и добрался из одного рума до другого с такой скоростью, о которой создатели этих машинок никогда и не мечтали.

Он действительно классный пилот. Похоже, Аристо, все-таки, выбрал парнишку в ведомые не из-за внешности. Злобствуй, злобствуй, Андре дю Гарвей. Завидуй. Аристо выбирал человека, которому готов доверить не только жизнь в бою, но и всего себя навсегда. И принять ответное доверие. Навсегда. Пока один из них не погибнет. Вряд ли ты можешь предложить Марту хоть что-то сравнимое.

С другой стороны, Аристо не жилец. А вся эта ситуация целиком — повод для ордена Десницы задуматься, так ли уж хорошо, что их пилоты настолько привязаны друг к другу, что даже когда выясняется, что один из них псионик, второй покрывает его преступление. Хм. Однако, Аристо слишком близко подошел к тому, чтоб подтвердить свой статус героя, так что еще неизвестно, о чем задумается орден, и к чему приведут размышления. Нет. Он не погибнет в Клетке, бастард дома фон Нарбэ. Его личная спецификация неизвестна, но фон Нарбэ традиционно бойцы, и Аристо, скорее всего, тоже. Изначально и их, и дю Гарвеев, создавали для войны со Старой Террой, в том числе, для уничтожения боевых киборгов, а вот специальных киборгов для уничтожения аристократов не создавал никто. Значит, Аристо победит. Значит, героем ему не бывать. Здесь все в порядке и беспокоиться не о чем.

Но семь боев подряд… Это совсем не то, что уничтожение четверых киборгов-телохранителей. Эффекта неожиданности не будет. Бой с эдзоу, страшной легендой Терры, заставит этих семерых готовиться к завтрашней ночи всерьез.

Нортон согласился сделать ставку на Аристо. Хотя, кажется, так и не поверил в то, что аристократ способен уничтожить киборга. Странно для шэнца, с их-то пропагандой, преподносящей аристократов как неуязвимые и всемогущие машины. Но сахе Нортон вообще производит впечатление скептика. Судя по имеющейся информации, он восемь лет прослужил в мирских войсках, а это еще та работка. В идеальное верить отучает с гарантией.

Правда, в нынешней ситуации, лучше верить в фон Нарбэ, чем в его противников.

Андре и сам бы поставил деньги на уничтожение киборгов, да нельзя. На него смотрят. Считается, что у него всегда нос по ветру. Это удобно. Обычно. Но вот в таких ситуациях ни к чему. А Март играть на тотализаторе не может — священник.

Да и не стал бы он. Не те у них с Аристо отношения. Март молодец. Он не сомневается в том, что его командир победит. Все уже понял. Знает, что бой будет не местью за убитых священников, и даже не выкупом того, который еще жив, а уроком. Проповедью в духе ордена Десницы. Мол, вот, что бывает с теми, кто убивает священников, смотрите, дети, и помните — убивать грешно. Чего Март не понял, так это почему такая спешка. От поимки преступника до казни всего двое суток.

Андре объяснил. Спешат, чтобы священника никто не успел освободить. Империя не ссорится с Баронствами в открытую, но ясно же, что здесь есть шпионы, резиденты, диверсанты, и неизвестно, на что пойдет церковь Шэн, чтобы не допустить казни одного из своих детей.

Так что на подготовку казни стараются тратить как можно меньше времени, оповещая при этом как можно больше народу. Зрелище превосходит по популярности любые другие: места в зале продаются с аукциона, а через букмекерские конторы проходит больше денег, чем за целый сезон обычных боев. За размещение рекламы в зале Клетки, в сети и на каналах улим-кимато рекламодатели устраивают между собой собственные бои без правил. Удивительно, что не насмерть. В общем, дело со всех сторон выгодное. Но приходится спешить.

— Кстати, если хотите, могу организовать два места в зале.

— А вот это все, — Нортон покрутил пальцами, — только что озвученное, про убийства за рекламное место, популярность, аукцион… нам это нужно забыть, игнорировать или предполагается, что мы будем по гроб обязаны?

Андре улыбнулся ему.

— Нортон-амо, услуга за услугу. Вы пошли мне навстречу с тотализатором. Я пойду навстречу вам. Март, а ты что скажешь?

— Вряд ли что-то изменится от того, буду я в зале или нет.

Узнаваемые интонации. Так холодно, так спокойно. Ах, мальчик, мальчик, у Андре дю Гарвея был целый день, чтоб узнать тебя поближе.

Выдержать паузу. Дать ему время…

— Но я готов быть обязанным… ты скажи, что ты за это хочешь?

Вот! И почему, спрашивается, такое сокровище досталось Аристо? Только потому, что и в жизни фон Нарбэ должно быть что-то хорошее? Ну, так Андре готов меняться. На что угодно.

— Лукас за это съест мою печень на завтрак, — он на секунду накрыл руку Марта своей, — поэтому лучше я просто сделаю тебе подарок.

— Лукас не ест животную пищу.

Ох как. Неожиданно. Шутить таким голосом, и с таким спокойным лицом — плохая привычка. Ладно. Счет до сих пор в пользу фон Нарбэ, но никто и не рассчитывал на мгновенный результат.

Глава 4

Клетка. Всегда шумно, всегда ярко, пестро, слепит глаза. Здесь легко, опасно, захватывающе. Все знают всех, каждый каждому волк, каждый каждому брат. Сюда не приходят по делу. Клетка — только для развлечений. Выплеснуть адреналин, увидеть кровь, вдохнуть страсть, ярость, жажду победы, ненависть поражения. Чужие, зато истинные, такие, какими они должны быть, а не такими, какими они становятся в кондиционированном воздухе офисов.

Сегодня особенный день. Редкий. И публика ведет себя не так, как обычно. Предвкушение смерти меняет людей почти до неузнаваемости.

Как они ждут! Эмпату без подготовки здесь должно быть тяжело. Или противно. Уже можно делать выводы о Нортоне — ему противно. Он не любит смерть, не любит боль, ни свою, ни чужую. Таким самое место в МВ. Служить и защищать. Вроде рыцарей, только проблемы решают не такие глобальные.

А Март чужих эмоций не чувствует. Ему тут просто не по себе. Монастырский образ жизни не воспитывает интереса к подобным шоу. Не только смертельным, а, вообще, любым, подразумевающим бой, страсть, ярость и прочее из списка. Рыцарям заемные чувства ни к чему, они сами и сражаются, и убивают, и побеждают, и гибнут в бою. По-настоящему.

А сегодня бастард дома Нарбэ будет убивать на потеху толпе.

Мысль об этом почему-то не греет. Кровь, что ли, мешает? Равенство происхождения?

Два льва в стае собак должны соперничать или объединиться?

Им двоим есть, что делить. Есть кого делить. Ставка высока. Но даже это не повод радоваться тому, что существо одной с тобой крови, пусть ненадолго, станет развлечением для собак.

Гордец фон Нарбэ!

В монастырях и правда учат смирению.

Гул толпы слился в единый, восторженный рёв. Вторя ему, заорали динамики. На огромных экранах мелькание рекламы сменилось нечеловеческой рожей Хундо. В отличие от телохранителей и прочих боевых киборгов, чья профессия требовала постоянного контакта с людьми, рестлеры не маскировали свою искусственность. Наоборот, старались стать как можно страшнее, как можно больше похожими на машины, а не на людей. Эпатаж был частью их работы, жуткая внешность, как стати беговых лошадей, влияла на ставки.

Но далеко не все при этом действительно становились нелюдями.

— Фуллборг, — непонятно сказал Нортон.

Хундо ревел, молотовидная башка взметнулась на телескопической трубке шеи, огненные глаза сверкали, отражая свет прожекторов.

Чудовище. Как и все они, все семеро. Ролики в яриф и по кимато не передают и сотой доли того впечатления, которое производят эти миляги, когда смотришь на них отсюда. С лучших в зале мест, прямо над рингом, над силовым куполом Клетки.

— Я понимаю, почему их отлучают… — начал, было, Март. И застыл, сцепив пальцы.

Рев пошел на убыль, снизился до тихого ропота. Удивленного. Почти стыдливого.

«Так-то, уроды!» — Андре нервно звякнул браслетами. Просто, чтоб услышать свои сэйры, почувствовать их холод на запястьях. — «Это вам не киборг, это — сверхчеловек».

Аристократ.

Поэтому экраны пусты. Трансляция этих боев будет выглядеть очень странно. И все-таки, бои состоятся. Потому что такого никогда не было, и никогда больше не будет. Семь смертельных поединков подряд. Даже те, кто будут просто слушать трансляцию, запомнят ее навсегда, перескажут детям и внукам.

К тому же, когда Аристо хочет чего-то, ему трудно отказать.

Чем он был занят прошлую ночь и этот день? Март говорит — медитировал. Может, и так. А, может, знакомился с тактико-техническими характеристиками будущих противников.

В бой включился сразу, не дал себе труда подержать Хундо на расстоянии, присмотреться к его тактике, познакомиться с приемами. Быстрый, чусры б его взяли… Он настолько меньше Хундо! У киборга одна рука толщиной с целого Аристо. Ладно. Это нормально. Так и должно быть. И у Хундо сейчас не руки: в бою он использует специальные насадки на конечности — два моргенштерна, один на цепи, второй на древке. Холодное оружие разрешено, огнестрельное — нет.

Кроме моргенштернов, конечно, есть и манипуляторы. Чтоб держать противника, когда доходит до финала, до дробления костей, разрывания мышц и сухожилий. Сколько раз это было? Не много — казни в Клетке редкость. Но это было. Предсмертные вопли, и судорожно сокращающиеся, хлещущие кровью куски того, что мгновение назад составляло часть человеческого тела.

Как некрасиво!

И как красиво сейчас.

Фон Нарбэ не чужды эстетике.

Он уходит, уворачивается от свистящих булав, пропускает мимо себя мечущуюся на длинной шее, смертоносную башку. Прикасается к корпусу киборга. Раз, другой, десятый. Не бьет, движения рук изящны, как будто в пальцах кисть художника. Две кисти. Вон, поблескивают, тончайшие, почти невидимые лезвия. Он со всех сторон, бесшумный, легкий как тень, он всегда на одно мгновение опережает грохочущий цепью шипастый шар, летающий вокруг Хундо. На полшага впереди. Коснулся груди, сочленения там, где вырастает из бронированных плеч шея, проскользнул сбоку, еще пара касаний, чтоб уйти за спину.

Хундо не нужно разворачиваться, на его голове глаза и впереди и сзади, размещены рядом с ударной частью молота. Широкий обзор. Но он, похоже, не успевает уследить за Аристо. И тот обходит его. Отступает, словно для того, чтоб оценить картину.

Добавить последний мазок.

И добавляет. С разворота. Ногой. В самый центр неразрушимого грудного панциря.

Хундо слишком тяжел. Как бы ни был силен удар, его не отбросило назад, даже не качнуло. Он стоял. Моргенштерн на цепи тяжко ударился о пол. Второй бессильно повис. Потом подкосились ноги, и киборг осел на колени. Почти сравнялся ростом со стоящим перед ним Аристо.

Что он сделал? Этот бастард… что он сотворил такое? Чему учат в монастырях, но не учат в домах аристократов?

В первый раз с начала боя Аристо улыбнулся.

И Март, подавшись вперед, ответил на улыбку. Так, будто Аристо смотрел на него, а не в пол перед Хундо. Так, будто никому другому Аристо и не мог улыбнуться.

А потом, уже не улыбаясь, фон Нарбэ взял у плеча правую руку Хундо, выдохнул… И рванул. Киборг издал вопль, от которого хрипом зашлись динамики. Его рука, та ее часть, которая еще была живой, отделялась от тела. Необходимые для существования остатки плоти и крови, сращенные с механизмом, способные чувствовать боль, рвались, брызгая кровью.

Хундо кричал.

Аристо бросил на пол его правую руку. Так же медленно, тщательно соизмеряя усилия, оторвал левую. Одним страшным рывком вырвал из корпуса шею. И, чуть поморщившись, сунул руку в образовавшееся отверстие. Вытащил, вытянул, как мерзкую личинку из сырой норы, как моллюска из панциря, живой, студенисто подрагивающий в затянутых в перчатки ладонях, человеческий мозг.

Киборги — они, все-таки, люди. Как бы они не выглядели, что бы ни делали с собой…

Аристо, не глядя, бросил мозг за плечо. Тот шмякнулся о купол. Передние ряды с той стороны подались назад, как будто в них могла попасть омерзительная каша.

— Следующий, — прозвучал равнодушный голос.

— Твою мать, — пробормотал Андре.

И передернулся, увидев сияющие глаза Марта.

А тот улыбался так искренне, как будто ему только что пообещали в подарок щенка или котенка.

— Типовая модель, — объяснил он, — Лукас показывал мне… нам. Дома.

Голос был едва слышен даже в гарнитуре, Март осторожничал, хотя здесь и сейчас мог бы орать, стараясь перекричать толпу, все равно никто бы не услышал.

Никто бы не поверил.

— Типовая модель абордажного киборга. Только вместо булав у них резаки и тяжелые пульсаторы. Лукас иногда ведет тренировки у эквесов. Таких они тоже изучали. И он один раз показал, как можно этого вот — одним ножом. Ну… двумя. Вот. Как сейчас.

Брр… все ясно. Мальчик в восторге не от разбрызганных о стену мозгов, а от того, что дом родной вспомнил. Весело у них там, в монастырях.

Второй киборг, Зива, блестящая, гибкая, переливающаяся, как будто отлитая из ртути, была осторожнее. Держалась поодаль. Чуть слышно жужжали вибролезвия вдоль рук и ног, и так же негромко жужжали, набрав скорость, дисковые пилы, на этот бой заменившие Зиве ладони. Неплохое вооружение для циркового боя насмерть.

Непонятно было, долго ли она собирается отступать. Аристо некоторое время следовал за ней, так же тщательно выдерживая дистанцию, выжидал. То ли «типовые модели» в голове перебирал, то ли молился за упокой. И вдруг, как-то сразу превратился в яростный, ощетинившийся лезвиями смерч. Ножи были у него в руках, ножи выступили из ножен на локтях, змеиными языками сверкнули из подошв ботинок. И он взлетел. Это было невозможно, это было… как в фильмах. Какие-то нереальные, сверхъестественные спецэффекты. Каскад кувырков и ударов, десятки неглубоких, резаных ран на блестящей оболочке Зивы. Изредка Аристо касался пола кончиком пальца, краем подошвы, для того лишь, чтобы изменить направление полета, увернуться, отклониться от проносящейся мимо фрезы, от удара гибкой, оснащенной лезвиями, конечности.

Зива уже не казалась быстрой. Ее атаки не достигали цели. Она не успевала защищаться, не успевала угадать, откуда будет следующий удар.

Не успевала затягивать порезы.

Оболочка истончалась. Тускнела. Становилась прозрачной.

Аристо по-прежнему двигался слишком быстро. Но Андре смотрел внимательно, помнил предыдущий бой. И теперь видел: режущие раны сбивали системы Зивы с толку, заставляли тратить время и ресурсы на заращивание повреждений, а на пять-шесть порезов, приходился один колющий удар. Глубокий. В те же точки, что и в бою с Хундо. С поправкой, конечно, на то, насколько разными были модели. Грудь. Шея. Плечевой сустав, подмышечная впадина. Основание черепа. Точка где-то на позвоночнике — по крайней мере, у людей там позвоночник…

Та же схема.

Монастырская школа боя с киборгами? Ну, ничего себе, школа!

Время задуматься над тем, как же мало известно о монастырях Десницы. Вообще о церкви. О монастырях, о миссиях на всех населенных планетах, в каждом приходе. О том, что они могут, на самом деле. Что знают и умеют… недостижимое для аристократов. Люди с искаженной логикой, извращенным мышлением. Служители церкви Шэн.

Весть о сегодняшнем бое разойдется по всей Империи, станет для священников явлением божьей воли. Ярость аристократа; гнев высшего существа, оскорбленного чернью; право на убийство, дарованное самим Божественным Императором, для этих святош превратится в знамение от их Бога.

Что за люди?! Что за нелепые мысли в их головах?

Аристо убивает, потому что создан для этого. А не потому, что его направляет Бог.

В Клетке, обездвиженная, распластанная по полу, судорожно подергивалась Зива.

Аристо был серьезен и сосредоточен. Он не стал расчленять ее. Проявил уважение к женщине? Пожалел? Кто его поймет?

Вскрыл одним плавным движением, распластал от шеи до паха, явив восторженно ревущей толпе сложный внутренний механизм, сросшийся с живым телом.

Мозг Зивы размещался в грудной клетке. В этом отношении большинство киборгов устроено одинаково.

— Следующий.

Церковь пыталась.

Освобождать осужденных на казнь священников. Убивать палачей.

Со священниками иногда получалось, поэтому теперь на подготовку к казни отводят минимум времени. С палачами не вышло ни разу. Тут речь шла уже не о противостоянии киборг-церковь, тут дело шло на принцип: мстительность церкви против знака качества нихонских инженеров. Человек не может убить киборга. И десять человек — не могут. Десяток эквесов Десницы в полной броне и с тяжелым вооружением, да, способны. Но такая команда не может прийти незаметно и незаметно уйти, тем более, не может совершить тихое убийство. Эмиссары церкви, эквесы, бойцы Всевидящих Очей — были и такие (со своей монастырской школой боя) — проникали в Баронства, находили палачей.

И погибали.

Или попадали в Клетку.

Никто в церкви, ни разу не додумался просить Божественного Императора о том, чтоб в Баронства послали аристократа. Возможно, это тоже было делом принципа.

Возможно, святоши ждали божественного вмешательства. Что ж, они дождались.

Андре смотрел, как Аристо добивает третьего противника.

Человек не может этого. И аристократ может не всякий. Бастард фон Нарбэ побеждает за счет скорости, сверхъестественной даже для его семьи. Хотя… кто их видел в бою, этих фон Нарбэ? Возможно, они все такие.

Взглянув на Марта, встретив его сияющий взгляд, Андре мрачно уставился себе под ноги.

Ну, вот и как с этим бороться? Аристо и учитель, и друг, и брат, и… неизвестно что еще, с учетом монастырских обычаев. И он же еще, извольте видеть, непобедим, хоть в воздушном бою, хоть в рукопашном. В прежней жизни Март, наверняка, видел, как Аристо уничтожает таких же киборгов, но вооруженных отнюдь не дурацкими лезвиями, молотами и булавами…

Жизнь несправедлива к потомку славного дома дю Гарвеев.

Динамики окатили зал ледяным: «следующий»…

И в Клетку с обоих входов ворвались сразу четверо киборгов. Вооруженных…

— Чусры и иччи! — вырвалось у кого-то в верхних рядах.

Март вскочил, но Андре толкнул его на руки Нортону:

— Держи! Не отпускай!

А сам рванулся к ближайшему входу в Клетку. Лезвия сэйр развернулись с нежным, ласковым посвистом.

Четверо киборгов, вооруженных «Хисабами». Оставшиеся палачи Клетки. Керн, Маака, Урта и Богорат. Они открыли огонь раньше, чем ступили на ринг.

Перекрестный огонь… Кто пропустил их. С оружием?!!

А кто бы их не пропустил?

Они видели, как Аристо убивает их, одного за другим и поняли, что он убьет всех.

Они хотят жить. Тот, кто привык убивать беззащитных, всегда хочет жить особенно сильно.

Две сэйры.

Два киборга. Богорат и Урта.

Не ждут атаки сзади, и хоть у всех у них круговой обзор, атаки они все равно не ждут. Два эдзоу в одном зале — это невозможно, а на людей с холодным оружием киборгам плевать. Никто из людей им не страшен.

У Аристо не сэйры — ножи. Он так привык, да, и он творит чудеса. Даже сейчас. Но у него нет времени.

Андре в два удара отсек голову Богорату. Не решает. Но сбивает с толку. Он видел, как Аристо — смазанная, с неразличимыми движениями тень — пронесся между Малаком и Керном. Залп из «Хисабы» Мааки ожидаемо вошел в корпус Керна. Залп Керна растекся по куполу. Зрители уже бежали к выходам, лезли по головам, в ужасе от расцветивших купол смертельных вспышек.

Сэйры с размаху, сначала звонко, потом — с чавкающим звуком — рубили Богорату конечность с деструктором.

Аристо завершал смертельный круг. Если все сделано верно, сейчас один из его противников будет обездвижен.

Уворачиваться от ударов так, как он, Андре не умел. Блокировал сэйрой.

Уворачиваться от выстрелов из деструкторов — не умел тем более. Не в ближнем бою.

На его удачу, и Урта и Богорат продолжали стрелять в Аристо. Еще не поняли, что произошло.

Они быстро двигаются, нечеловечески быстро, но соображают не быстрее, чем люди.

Обезглавленный, лишенный оружия, Богорат попытался войти в клинч, прижать Андре к куполу. Урта стрелял из обоих стволов.

Взмывая вверх, использовав безголового противника, вместо опоры, Андре видел, как Аристо ударило о бронированный корпус Маака. Обездвиживающий удар. Да. Но он не должен был быть — таким.

Сэйру — вниз. В затягивающуюся быстро твердеющей пленкой дыру на месте срубленной головы. Всю силу в удар. Там, внизу, под пластиком, керамикой, жидкой броней — человеческий мозг. Аристо знает, где именно. Андре может только догадываться.

Прежде, чем выстрел Урты смел его вниз, Андре вырвал сэйру из внутренностей Богората. Уже перекатываясь, стряхнул с лезвия липкое, мерзкое. Киборг упал, суча обрубками конечностей. В центре Клетки Аристо — медленно, хотя и все еще слишком быстро для человека — ушел в перекат от сдвоенного залпа Керна. У него тоже остался один противник. Только ему сейчас, похоже, и одного многовато.

Отвлекаться нельзя.

И Андре не отвлекался.

Зал практически опустел, когда они вместе добили последнего врага.

— Столько… всего… — Аристо тяжело дышал, не понять, от усталости или от боли, — нужно у тебя… спросить, Андре Скорда.

— Цену ты знаешь, — язвительно напомнил Андре.

И отвернулся, весь поглощенный сворачиванием сэйр, когда в Клетку ворвался Март.

Интересно, этот парень, когда закончит хлопотать вокруг своего… старшего брата, — иччи с чусрами на таких братьев! — он сообразит хотя бы сказать спасибо?

Март сказал спасибо.

— Ты спас Лукаса. И меня вы с Дэвидом спасли. Я бы точно туда влез, если б Дэвид не держал. Мы в долгу перед тобой.

— А что, — уточнил Андре, — Лукас тоже так считает?

— Лукас тоже так считает, — отозвался фон Нарбэ.

Фиолетовые глаза были мутными от боли, но голос вот хоть на столечко бы дал слабину!

Март кивнул. Он улыбался, и смотрел с такой искренней признательностью, что Андре и правда почувствовал себя героем. Да что там, повод есть. Четверо вооруженных киборгов от одного безоружного Аристо даже пепла бы не оставили.

Главное сейчас не поверить, будто вмешался в бой ради этих сияющих глаз и этой улыбки. Нет. Вмешался — чтоб не позволить Аристо умереть. И Март тут ни при чем. И желание защитить его, уберечь от потери, даже не появлялось. Какое, к чусрам… говорить не о чем. Аристо — соперник, от него нужно избавляться, так что, если б не необходимость сохранить ему жизнь в этих боях, самым верным решением было бы дать ему погибнуть.

Всё.

Фон Нарбэ словил-таки заряд из «Хисабы». Выстрел прошел по касательной, но ожог все равно получился знатный — правое плечо, шея, нижняя челюсть. Теперь его не назовешь красавчиком. Хотя, конечно, эффект временный.

И просто чтоб повыводить его из себя, этого святошу, временно потерявшего и боеспособность, и вообще способность нормально двигаться, Андре сам отвез их в отель в Чедаш-руме, вызвал туда собственного врача, и даже расплатился бы с врачом сам, но понял, что тогда он точно не жилец. Боеспособный или нет, Аристо найдет способ его прикончить.

Инстинктивно не хотелось надолго выпускать их из вида. Как будто находясь рядом, их можно контролировать. Вообще, мысль не лишена оснований. Контроль, не контроль, но хотя бы присмотреть, чтоб с ними — с Мартом — ничего не произошло, пока Аристо не в состоянии его защитить, это дело нужное.

Тем более, что цели и задачи совпадают, а теперь еще и требуют поспешить с реализацией.

Целей и задач было немного. От Андре требовалось развязать в Баронствах междоусобную войну, а до войны оставалось всего ничего — организовать нападение любого из баронов на Чедаша. Неплохо было бы, если б в результате нападения Чедаш или барон-агрессор погибли — это не позволит остальным спустить дело на тормозах. Идеальным вариантом было убить самого Чедаша, убить или куда-нибудь деть, как делась — пропала, испарилась, потерялась в пространстве — его приемная дочь, Анна Миклашевская. Невероятной силы телепат и телекинетик, и пирокинетик, и, возможно, что-то еще. Чедаш и Анна стали бы силой, способной объединить Баронства. Для этого девчонка и была нужна. Чедаш вырастил ее из живого ребенка, но, по сути-то, создал, собрал, как своих гомункулов. Только времени это заняло больше.

У Андре были серьезные подозрения, что сверхмощные псионические способности Анны — тоже результат вмешательства Чедаша. Вопрос о том, была ли девчонка уникальным материалом, или методики барона позволяли добиться подобных результатов с любым псиоником, решали сейчас изучающие Анну специалисты.

Чедаш остался один. Баронства застыли в неустойчивом равновесии. Смерть Чедаша равновесие нарушит, бароны кинутся делить его рум, сцепятся между собой, и не будет довлеющей над ними силы, которая смогла бы вынудить их объединиться. Точнее, сила эта никуда не денется — империя Шэн, вот она, ее солнца видны невооруженным глазом — но империя начнет на территории Баронств вежливую грызню с Нихон, будет подливать масла в огонь междоусобиц, и на некоторое время отдохнет от пиратов.

Баронам будет не до того, чтоб распылять войска в набегах.

Целью Аристо были данные об исследованиях лабораторий Чедаш-рума. Данные, которые хранились в цитадели самого барона, на каком-то бохардате, без выхода в общую сеть, да еще и неизвестно где находящемся и неизвестно как выглядящем. Пойди туда, не знаю куда.

Аристо все это не смущало. Возможно, у него был повод для самоуверенности. Возможно даже, этот повод давала ему его команда. Странный набор из парнишки-псионика и бывшего капитана мирвоев. А, может, он просто хорошо знал, на что способен сам.

Андре тоже нужна была информация об исследованиях Чедаша. Не первоочередная задача, вообще не обязательная, но желательная. Побольше узнать о Миклашевской. О гомункулах. О возможности или невозможности искусственного создания псиоников.

Совершенно точно, исследования Чедаша не должны были попасть в руки Аристо. Неважно, зачем они ему, неважно, даже если и Аристо, и Андре работают, в итоге, на один результат. Добиться этого результата должен Андре, либо никто. Нет гарантии, что церковь не пытается таким образом окольными путями вызнать тайны создания аристократов. Нет гарантии, что церковь не попытается создать своих сверхчеловеков.

В конце концов, вот он — Аристо. Живой пример удачной попытки, пусть и на готовом материале.

Он многое успел сделать. Всего за несколько дней вплотную подобрался пусть не к самому барону, но к людям из ближнего круга. О нем говорили, как о старом знакомом. Не задавали вопросов о том, кто он и откуда взялся. Воспринимали, как своего. Симпатизировали.

Да. Все фон Нарбэ не сахар, но этот особо опасен. Он выходил на Чедаша, как, наверное, выходил на цель в том легендарном бою с вендаром «Атхама». «Атхаме» не повезло… Был захвачен, и вошел в историю в очень неприглядном виде — проиграть бой райбуну, это ж никакого воображения не хватит.

Чедашу, скорее всего, тоже не повезет.

В бою с «Атхамой» к Аристо, в конце концов, пришло подкрепление.

А в бою с Чедашем?

Люди, которые ведут слежку за Аристо с той самой ночи, когда случилась бойня в Клетке, кто они? Враги? Или союзники?

Андре, в свою очередь, следил за ними. Очень осторожно, чтобы, упаси бог, не спровоцировать раньше времени ни на какую резкость. Рано или поздно выяснится, на чьей они стороне, и тогда можно будет действовать.

Андре до сих пор не был уверен насчет того, на чьей стороне он сам.

Глава 5

Аристо и Март… то есть, отец Лукас и отец Март были в бессрочном отпуске. Архимандрит «Святого Зигфрида» личным распоряжением продлил отпуска обоим сразу, как только стало ясно, что Аристо отправился в Баронства. Март не знал об этом, не знал, что уходил из монастыря уже на законном основании. Никто не сказал ему о продлении отпуска, потому что была надежда, что не уйдет… Глупая надежда. Как ведомый может не пойти за ведущим?

Отец Александр вздохнул, глядя на собеседника на развернутом экране дун-дуфунга.

Собеседник тоже вздохнул. Он чувствовал себя не лучше отца Александра.

Отец Пауло Пабалес, начальник разведывательного дивисио ордена Всевидящих Очей. В последнее время они виделись каждый день, и не по одному разу. Слишком часто и стремительно менялась ситуация. Аристо, Аристо… задал же ты всем хлопот, мальчик. Встряхнул верхушку церкви так, что только пыль полетела. Теперь вот напомнил еще и о том, что нельзя подменять веру целесообразностью.

А ведь он говорил о том, что получил знамение. Сказал, что Господь позаботился о том, чтоб месть свершилась. И что услышал в ответ? Что он — сумасшедший.

Все люди совершают ошибки. Все. Но тяжелее всего приходится родителям, ошибившимся в детях. Желая уберечь Аристо от беды, стремясь не дать неведомым врагам использовать его в своих целях, и отец Александр, и отец Пауло были не правы. Теперь это ясно. Ошибку нужно исправлять, и ее исправят.

Но с Лукасом, наверное, уже никогда и ничего не будет просто. Теперь проблемой стал его ведомый. Март Плиекти, которого отец Александр сам, в приказном порядке, сделал напарником сына.

Подарил…

«Только рыцарей мне еще и не дарили»

Подарок был выбран безошибочно. Мальчики сработались, стали близки, и отец Александр радовался за обоих — радовался за Лукаса, которой, хвала Господу, больше был не один.

А Март оказался преступником.

И как теперь быть?

Посыпать голову пеплом, представляя, каково будет Лукасу снова потерять напарника? Так в монастыре пепла не сыщешь. Да и не архимандритское это дело — раскаиваться, без возможности что-то изменить.

Выход искать надо. Такой, чтоб не противоречил законам божеским, а, в идеале, и человеческим.

Семью Плиекти взяли под усиленный надзор сразу, как только в орден Всевидящих Очей пришел донос на Марта. Видимо, источник был достаточно надежным, чтоб в церцетарии донос приняли к сведению, и стали проверять. А в результате проверки выяснилось не только то, что Петер Плиекти — псионик-иллюзионист, но и то, что он сотрудничает с Капеллой. Март — тоже иллюзионист, боец Капеллы, обманом проникший в орден Десницы, обманом проникший в монастырь.

Именно он должен был передать Лукасу то проклятое письмо.

Это казалось нелепицей, невозможно было поверить в такой виртуозный обман, в подделку такого количества данных, но куда же деваться? Факты есть факты, спорить с ними бессмысленно. Что ж, значит иллюзионист. Значит, обманул. Втерся в доверие.

К Лукасу. Ну да, ну да.

Чтоб обмануть Аристо, одних иллюзий недостаточно. Март по-настоящему летает, по-настоящему бьет пиратов, по-настоящему влюблен в Лукаса.

Март должен был убедить Лукаса отправиться в Баронства, должен был сыграть на его чувствах, постоянно напоминать о потере, взывать к мести. Вместо этого, он приложил все усилия к тому, чтоб исцелить безысходную скорбь по Джереми и сумел вернуть командира в мир живых. Лукас улетел в Баронства не только вопреки приказу архимандрита, но и вопреки желаниям самого Марта. Март, выяснив, что его оставили, злился так, что этого не скрыли бы, наверное, никакие иллюзии. И еще больше злился на то, что никто вокруг не находил в ситуации ничего особенного. Ну, улетел ведущий без ведомого, так ведь это ж Аристо, он всегда так делает.

Что еще показали допросы Петера Плиекти?

Март отправившись вслед за Лукасом, нарушил приказ Капеллы. Сначала он ранил связного Капеллы, потом вообще перестал выходить на связь, а в итоге пошел вслед за командиром на верную смерть. Так кто же он? Враг Империи или рыцарь, принявший неписаные законы ордена Десницы, и готовый лететь со своим ведущим даже в Эхес Ур?

Отец Пауло, при всем уважении к традициям пилотов Десницы, напомнил, что если Знамение относительно Аристо очевидно и не подлежит сомнениям, то насчет отца Марта не было никаких указаний. Никаких указаний Свыше. Отец Март преступник, его преступления приравнены к пиратству, и это не изменить тем фактом, что, став рыцарем, он выбрал верный путь. Возможно, это смягчит наказание, но…

Но он по-прежнему отец Март. О преступниках так не говорят.

Отец Александр вежливо не стал обращать внимания отца Пауло на такие детали. В конце концов, церцетарии редко оговариваются, а значит все сказанное имеет смысл.

Если Март погибнет, это будет слишком даже для Лукаса. При всей его силе. При всем его терпении. Покидая монастырь, Лукас готов был умереть — хотел умереть — потому и взял на себя чужие непростительные грехи, но, покидая монастырь, он покидал и Марта, это имело значение, потому что никто больше, ничто больше, не держит Аристо среди живых. Что ж, Март не позволил себя покинуть. И сейчас Лукас будет искать способ спасти их обоих.

Какие они, все-таки, предсказуемые. Эти мальчики. Рыцари. Отцу Пауло, наверное, смешно. У них, в церцетарии, прямота не числится среди важнейших добродетелей.

— Что они предпримут? — спросил отец Пауло. — Вы знаете их лучше, чем кто бы то ни было.

Да. Пожалуй. Даже Марта отец Александр знает лучше, чем его родной дядя. Несмотря ни на что.

— Убьют барона. По крайней мере, попытаются, с Божьей помощью, убить барона. Это индульгенция.

— Хмм… — раздумчиво и значительно произнес отец Пауло. — Ну, что ж. Наказание семи киборгов-убийц было сочтено Знамением. И если отец Март может подвигнуть отца Лукаса на еще более значительное деяние… хмм… значит, отец Март нужен империи. Я так это вижу. Хотя, решать, конечно же, не нам с вами. Орден Всевидящих Очей в Баронствах окажет отцу Лукасу всю возможную помощь.

Отец Александр молча кивнул. Церцетарии будут помогать. Он сам, и весь монастырь — будут молиться. Бог не оставит Лукаса, может быть, Он не оставит и Марта.

— Я домой, — сказал Март. — С ними трудно, знаешь. Надо поесть и выспаться.

Еще бы не трудно. За сегодняшний день побывали в трех румах, встретились с двумя сенешалями и одним бароном. И каждого нужно было убедить в том, что Лукас не опасен, и каждого оставить в убеждении, что он чудовищно опасная штука. Да еще и проделать это так, чтоб избежать личных вопросов, типа, «Скорда-амо, а правду ли говорят, что вы вмешались в бой в Клетке?» Март — молодец. Но неудивительно, что он устал. Андре тоже устал бы, будь он человеком.

— Дома ты не поешь. И не выспишься. Опять будешь няньку изображать.

— Если я не ложусь спать по команде отбой, Лукас меня нокаутирует, — мрачно сообщил Март. — Не знаю, что он сделает, если я не буду нормально питаться. Пристрелит, наверное. Так что еще неизвестно, кто там нянька.

— Заедем ко мне, а потом я тебя отвезу.

— Андре, я сам себя отвезу гораздо быстрее.

— Взломаешь очередное такси?

— Я оплачиваю ремонт автопилотов.

— Ты просто не хочешь со мной пообедать.

— Я просто… — Март сдался. — Ладно. Я никак не могу понять, что тебе от нас нужно. Зачем ты нам помогаешь? Ты же работорговец, почти враг. Почти преступник.

— Ты знаешь расценки? — Ухмыльнулся Андре, с поклоном приглашая Марта занять водительское место. — Лукас тебе не сказал? Информация за информацию, я отвечаю на вопрос — ты отвечаешь на вопрос. Только так.

Он замолчал, когда машина нырнула в «подвал». Март, как, наверное, и его драгоценный наставник, совершал прыжок моментально, едва-едва отойдя на предписанное правилами расстояние от планеты, и уходил так глубоко, как только мог себе позволить в присутствии мирянина.

В такие моменты священников лучше не отвлекать разговорами.

Через несколько минут машина вынырнула в Рое, в прямой видимости от «Идеальной хозяйки».

— Помогаю я не вам, — сказал Андре. — Помогаю я — тебе. Что ж поделать, если ты считаешь, что проблемы Аристо — это твои проблемы? А что мне нужно, ты и сам знаешь. И нечего краснеть, — он полюбовался тем, как после этих слов лицо Марта немедленно залил румянец, — я хочу, чтоб ты мне начал хоть чуточку доверять. Для начала. Кстати, вы с Аристо что, действительно — ни разу?

Ох. Аккуратней надо время выбирать. Март, пилот, конечно, классный, но, учитывая чисто рыцарскую манеру до последнего не гасить скорость, вопрос оказался слишком личным, чтоб задавать его во время посадки.

Сели, однако. Даже почти мягко.

— Ты сдурел, что ли?! — вызверился Март. — Ты что несешь?!

Надо же, как разозлился. Даже забыл, что с мирянами надо быть терпеливым и вежливым.

— Извини, если обидел, — Андре завесил глаза челкой, — я просто спросил. Ты весь такой влюбленный, Лукас — весь такой эмпат. Не вижу причин, почему — нет?

— Во-первых, в ордене это не принято.

— Да-а?

— Будешь глумиться — разобью твою машину. Да. Не принято. Слишком много было бы проблем. Во-вторых, у Лукаса есть возлюбленная. Кстати, я тоже предпочитаю женщин.

— Это «кстати» очень некстати. Машину жалко. Буду вежлив и почтителен. Иди в дом, я скоро.

Очередная партия рабов отправилась в Империю еще три дня назад. Система жизнеобеспечения старательно имитирует снабжение водой и воздухом полутора десятков человек, но в доме лишь двое надзирателей и врач.

Дел немного. Только почту проверить. Пролистать, почти не читая, деловую корреспонденцию — ничего, стоящего внимания, ничего, требующего немедленного ответа. Что еще? Ага, дополнительные распоряжения по делу Аристо. Очень хорошо. Не придется импровизировать.

Андре открыл письмо. Ответ из ордена Всевидящих Очей на донос от такого-то числа такого-то месяца… текст доноса в теле письма: церцетарии не беспокоятся о безопасности переписки, когда пишут главе дома дю Гарвей. А глава, пересылая ответ в Баронства, уверен в безопасности шифровальных систем. Правильно уверен. Тем более что церцетарии ничего особенного и не написали, так, вежливо отмахнулись, мол, знаем мы и об отце Лукасе фон Нарбэ, и об отце Марте Плиекти, спасибо за беспокойство, надеемся и впредь на плодотворное сотрудничество.

Чего и следовало ожидать.

Эту часть Андре пробежал глазами, не дав себе задуматься. Приказ оказать Аристо всю возможную поддержку удивил, но оказался к месту. Андре так и так собирался помочь, угадал, значит. Насчет чего не угадал, так насчет того, что Аристо в Вольных Баронствах не по приказу церкви. Переоценил здравомыслие святош. А они, извольте убедиться, готовы рисковать живой легендой, ради… чего? Ради лабораторий Чедаша? Церковь заинтересовалась методиками повышения псионических способностей? Созданием гомункулов? Церковь хочет научиться делать сверхчеловеков?

С них станется. Но все равно, это бред какой-то. Почему Аристо? Из него никудышный инфильтратор. Даже с учетом Марта. Есть еще непонятная величина — Нортон. Мм… нет. В любом случае, это задание не для бойца. Там, где за несколько лет не нашел лазейки один из дю Гарвеев, ничего не сможет и фон Нарбэ. Они вообще годятся только на то, чтоб стены ломать.

А теперь, гордый потомок дома дю Гарвей, вспомни о том, что этот фон Нарбэ уже сделал подкоп под стену, защищающую Чедаша, и даже заложил туда взрывное устройство. Вспомнил? Делай выводы.

Андре тихо ругнулся и пролистнул письмо дальше.

К комментариям.

Прочел. Перечитал. Удалил письмо.

Отвернулся от экрана, но текст — черные буквы, белый фон, — виделся по-прежнему отчетливо.

«Семья Плиекти арестована».

Аристократ может любить. Ни одна спецификация не лишает эмоций. Даже фон Нарбэ, хоть и безнадежно выморожены, все равно способны чувствовать.

Только они этой способностью не пользуются.

Хватает ума.

А у дю Гарвеев — у одного дю Гарвея — не хватило. Надо же, какая досада.

В небольшой столовой, тесноватой, уютной, не предназначенной для гостей, было полутемно. Это помогало держаться с обычной легкостью, помогало отпускать обычные шутки, и улыбаться, улыбаться — в ответ на смущение, в ответ на улыбку, в ответ на гнев. Следить нужно было только за голосом. Март не слишком разбирается в мимике, и совсем не умеет чувствовать эмоции.

Что делать?

Выход… есть. Потребовать семью Марта себе в собственность. Сразу их, конечно, не отдадут. Сначала допросят — допросили, пока шло письмо — потом будут судить, приговорят… Плиекти-старшего осудят на смерть. Остальных продадут в рабство. Забирать нужно всех, значит надо прямо сейчас требовать для Петера Плиекти замены казни лишением человеческого статуса. Он станет вещью, а вещь казнить нельзя.

Аристократ имеет право превратить человека в вещь. Аристократ может убить человека, ни перед кем не отчитываясь, что уж говорить о таких мелочах, как сохранение жизни?

Март. Чтоб спасти его, нужно дать ему возможность убить барона. Чедаша, или любого другого. Не самому Марту, это было бы слишком рискованно, а Аристо. До барона, правда, надо еще добраться… И, похоже, что Аристо знает, как это сделать.

Андре не знал. За пять лет жизни в Вольных Баронствах, он много всего успел сделать. Спас десятки тысяч никчемных жизней никчемных подданных. Предотвратил не одну сотню организованных пиратских рейдов. Отдал Империи Анну Миклашевскую. Подвел Баронства к порогу войны. Но до сих пор не представлял, как и с какой стороны подобраться к Чедашу. Его, в отличие от приемной дочери, нельзя было приманить человеческой теплотой, обмануть добротой и вниманием. Это девчонке мучительно не хватало любви и заботы, а самому Чедашу оно надо не больше, чем его гомункулам.

Аристо поможет Андре проникнуть в цитадель.

Андре поможет Аристо прикончить барона.

Март получит прощение всех текущих грехов — пилоты одного звена и награды и взыскания традиционно получают поровну.

Что ж, все складывается не худшим образом. И если пройдет так, как задумано, то беспокоиться придется только об одном: о том, чтоб Март не узнал, по чьей вине его семья оказалась в рабстве.

Взгляд Марта расфокусировался.

— На связи…

Тихо, в сторону Андре:

— Извини.

И, уже полностью сосредоточившись на разговоре:

— Да.

— В его доме.

— Что-то случилось?

— Так точно.

Снова взглянул на Андре:

— Это Лукас. Летит сюда. Скоро будет.

Разговоров было, разговоров… Весь Рой гудел, да и на планетах, те, кто Рою был не чужд, с энтузиазмом слушали и пересказывали сплетни, домыслы, а порой и факты. Даже про войну забыли, так рьяно взялись обсуждать бойню в Клетке. Слухи расползались со скоростью света. Лукас еще от первой порции обезболивающего не отошел, когда по Баронствам — уже с планет в Рой — поползли рассказы о том, что Господь послал эдзоу покарать нечестивцев.

Скорда от такого дела так ржал — чуть не порвался. Очень радовался Бичу Божьему в лице богопротивного киборга. Думал, если Лукас из-за ожога говорить почти не может, так веселье с рук сойдет. Ага, как же. Эффект заморозки взглядом еще никто не отменял.

Но, веселье весельем, а шум после боя поднялся изрядный. И в этой ситуации от Скорды оказалось неожиданно много пользы. О чем они с Лукасом договаривались, и когда успели договориться — непонятно. Один молчит (всегда молчал, а с учетом раны, так вообще себя попытками говорить не утруждает), второй — треплется без умолку, но почти всегда не по делу. Дело, однако, продвигается. Скорда работу Лукаса продолжил, свои связи использовал, Марта подключил, так что встреча с Чедашем уже не за горами.

Барон ими и сам заинтересовался. Ну, не ими, конечно, а Лукасом. Про эдзоу за пределами Земли только слышали, целиком такую штуку никому добыть не удавалось. Контрабанда — контрабандой, а если бы не поддержка церцетарии, тот же Серго Мамаев мог ни Дэвида, ни эдзоу с Земли не вывезти. Они же все сосчитаны. Каждый на учете.

А заказали его, значит, для женщины Лукаса… Тесен мир. Полон совпадений.

Время шло.

Трое суток, полностью занятых полезной и неполезной, а временами, может, и вредной деятельностью Скорды; шпионажем Дэвида в улим-ярифе и в «Идеальной хозяйке»; искрящими от напряженности, но ладно хоть редкими встречами Скорды и Лукаса.

Один молчит. Второй трындит. А кажется, что оба вот-вот друг другу в глотку вцепятся. Подрались бы уже, что ли. Сколько можно другим нервы мотать?

Март, наконец-то, перестал проводить все свободное время в комнате Лукаса. Живучие ребята аристократы. Трое суток, а этому и обезболивающее уже не нужно, и всякие «формальные упражнения», или как их там, начинает выполнять потихоньку. Даром, что правая рука пока бездействует.

«Червь» в домовой системе «Идеальной хозяйки» делал свою работу. Скорде приходила чертова уйма шифрованных посланий, он использовал самые разнообразные коды. Коммерция, в плазму ее через «подвал». Сложная игрушка. Временами, даже слишком сложная. Ну что за размах, спрашивается, у работорговли, чтобы настолько тщательно шифровать свою переписку?

Дэвид регулярно проверял «червя», а тот, в свою очередь, деликатно оттяпав у системы небольшую область оперативной памяти, сохранял туда все открытые Скордой дешифрованные письма. Которые и сливал Дэвиду во время коротких сеансов связи. Ничего там не было интересного. Коммерция. Скучное занятие. А работорговля — еще и грязное.

А уж доносы в церцетарию…

Прочитав это письмо, Дэвид даже поверил в него не сразу. Успел привыкнуть к тому, что Скорда им не враг. Тот ведь, сволочь, из кожи лез, чтоб показать, насколько он не враг, а кому-то так и вовсе — друг.

Дэвид слил текст на «секретарь» и принес Лукасу. Тот лучше ориентируется во взаимоотношениях орденов и всяком таком. Может, ничего особенного в письме и нет. Вот, написано же: «…оказать Аристо всю возможную поддержку». Хотя, конечно, все и так ясно было. Чего ждать от того, кто людьми торгует? Гнида, она гнида и есть, ей все равно, кого продавать… Непонятки возникли с остальным. От чьего лица приказ насчет помощи? На кого Скорда работает? Кто он такой, вирья ему в софтину?!

Лукас глянул на экран, вздохнул и покинул реальность на две с половиной минуты. Экстренная противоубойная медитация. Прием концентрированной благодати.

Потом, все еще не отрывая взгляда от письма, заговорил в пространство:

— Март?

— Ты со Скордой?

— Где вы?

— Да. Оставайтесь на месте. Мы скоро будем.

— Отбой.

И, не меняя тона:

— Дэвид, ты поведешь.

Тут же, правда, переключился в вежливый режим. Добавил: «пожалуйста». И правильно, нечего путать подельника с подчиненным. Можно было дожать, чтоб преподобный вслух сказал, что не может с раненой рукой машину вести, но ладно уж. Не время меряться.

Остальные вопросы Лукас пресек:

— Извини, прежде чем что-то объяснять, я должен проверить подозрения. И если я прав, объяснений не будет.

Вежливый. Извиняется. Пришел в себя, значит.

Чтоб лишний раз его не нервировать — опять таки, не та ситуация — Дэвид только плечами пожал, мол, мне же легче. Ваши дела, вы ими и занимайтесь. Что бы Лукас ни планировал сделать в доме Скорды, его будет слышно, хоть и не видно. Мог бы, кстати, и сам сообразить. Знает же, что Дэвид за домом круглосуточно следит.

А раз не сообразил, чьи это проблемы? Уж точно не Дэвида.

Март, тот ломает такси. А у Лукаса машина из проката, в ней автопилот отключается без применения грубой силы и снятия печатей. Хотя, Дэвид, конечно, предпочел бы лететь на автопилоте. Вручную прыгать в «подвал» еще ни разу не приходилось.

Жаль, автопилоты на запросы священников не рассчитаны.

— Это несложно, — заверил Лукас. Пробежал пальцами по сенсорам, задавая курс. — Глубину прыжка на максимум, держи руль и дорабатывай, когда я скажу. На опасные глубины мы все равно не уйдем — это же не боевой корабль.

Ну, что считать опасным…

Ныряя в «подвал», Дэвид аж вспотел, так старался не думать о том, за счет чего же священники обеспечивают безопасность на такой глубине. Здравых объяснений не было, церковные не устраивали, все вместе не вызывало никакого доверия. А священникам нужно, чтоб в пути через «подвал» миряне в них верили. Иначе, ёлы… никто ничего не гарантирует.

Трындец, короче.

Зато до Инагис-рума они добрались за считанные минуты.

Сказав, что Аристо скоро будет здесь, Март слегка преуменьшил. Аристо прибыл почти моментально. Очень спешил. Непонятно, с чего вдруг такая спешка.

Андре вышел в холл, встретить нового гостя. Гостей. С Аристо был Нортон, и оба, что рыцарь, что экс-капитан были настроены очень недружелюбно. Где-то слишком близко к ним витала острая потребность схватиться за оружие и — убить.

Кого?

А неизвестно. Андре не был телепатом, всего лишь умел угадывать эмоции.

Март, естественно, вышел следом, не мог не встретить командира. Встретил только за тем, чтоб услышать от Лукаса прохладное:

— Побудь с Дэвидом. Я потом объясню. Скорда, где мы можем поговорить? Ты и я. Наедине.

Вот так-так.

Андре глянул из-под ресниц, ухмыльнулся, вложив в ухмылку весь яд, скопившийся за годы неприязни к семье фон Нарбэ.

— Что такое, Аристо? Неужели ревность? Ты же говорил, что уверен в мальчике.

Без эффекта. Айсберги яд не берет.

— Март, иди в машину. Дэвид, присмотри за ним. Пожалуйста.

И едва закрылась дверь в ангар, все так же холодно, так же равнодушно вопрос:

— Ты донес на Марта. Зачем?

В голосе ни гнева, ни угрозы. Лишь интерес. Аристо задал вопрос и хотел услышать ответ. Церцетарии донесли на доносчика. Хорошо работают, сволочи, быстро вызнали, от кого на самом деле пришла информация о Марте. Стравили аристократа… с кем? С аристократом же. А смысл? Зачем им это нужно?

Зачем? Вот и Аристо об этом же спрашивает.

— Какая разница? — на пробу ответил Андре.

— Мне нужно знать, как реагировать на твой поступок, и что с тобой сделать.

— Я донес на твоего ведомого, мой дорогой соперник, — Андре отвесил насмешливый поклон, — его близкие арестованы, его собственная безопасность под вопросом. А ты сомневаешься в том, как на это реагировать?

— Я убил бы тебя. Не важно, действовал ты в интересах Империи и церкви или в поисках личной корысти. Но ты не человек, ты либо киборг, либо аристократ. Если ты киборг, я тебя уничтожу. Если нет…

Лукас не стал договаривать, холодный взгляд заменил все несказанные слова. Будучи аристократом, Андре получал право совершать любые поступки, любые преступления. Но…

— Аристократ или киборг? Третьего не дано?

— Скорда, — голос был полон терпения, — ты убил двух боевых киборгов с тяжелым вооружением. Это под силу мне… и тебе. Я — бастард, единственный в Империи, следовательно…?

— Предпочту быть киборгом.

— Я тоже, — тихо и устало произнёс Лукас. — Они хотя бы знают, кто их враги, а кто союзники.

— Меня, признаться, тошнит от самопожертвования, — Андре подошел к нему ближе, так, чтоб ощутима стала разница в росте. — Все это очень благородно, отказать себе в убийстве, не отомстить за мальчика, который потерял семью, не вызвать на бой того, кто равен тебе по силе, но при этом, заметь, полностью здоров и владеет обеими руками.

— Ты все никак не запомнишь, что провокации не действуют.

— А вопросом, зачем я тебя провоцирую, ты не задавался? Рыцарь. Я могу спасти и Марта, и его родных. А ты? По недоразумению выживший ублюдок. Ты можешь кого-нибудь спасти?

— Аристократ, — подытожил Аристо. — Жаль.

— И, правда, как жаль. Но я тебе ответил, так окажи встречную любезность. Как равный равному. Или как ублюдок — законнорожденному. Ты спас кого-нибудь? Или только убивал тех, кто тебя любил. Март думает, ты любишь его. Думает, ты как человек. Ты не говорил ему? О Джереми Бёрке. Об импринтинге. О том, что ты нелюдь, Аристо, но даже как нелюдь неполноценен.

Наконец-то хоть какая-то реакция. Сдвинулись брови, расширились зрачки. Имя Бёрка возымело эффект, чего и следовало ожидать.

Что, Аристо, больно?

— Нам нужен хозяин, — Андре улыбался, крутил браслет на запястье, — мы так устроены. Но тебя, ублюдок, никто не научил служить на расстоянии. И ты непременно хочешь, чтоб твой человек был рядом. Ты как пиявка, как… вампир. Присасываешься и вытягиваешь жизнь. Они же умирают, Аристо, они любят тебя, идут за собой, ты убиваешь их, а потом ищешь замену. Ты убил Бёрка, убьешь Марта…

Он не успел развернуть сэйру.

Всегда был хорошим бойцом, в своей семье, пожалуй, лучшим. Видел, что творил Аристо в Клетке, выводы делать умел, все рассчитал верно: с одной рукой бастард должен был проиграть в скорости. Должен был утратить преимущества спецификации.

Расчет не оправдался.

Ох, убыр… зато оправдался расчет на имя Бёрка. Судьба что же, решила, что этого достаточно? Однорукий ублюдок вообще пренебрег руками. Зачем ему руки, у него ноги есть. Может, он и двигался медленнее, чем в Клетке, может, ему и мешали раны. Андре этого не заметил. Не успел. Почувствовал только удары, мгновенно слившиеся в один, всепоглощающий очаг боли. И услышал мантру, монотонную, ровную, до краев полную прозрачной ярости. «Прости врага. Люби врага. Уничтожь врага».

Монастырская школа?..

Последний удар пришелся в висок. Сбил с ног. Человек надолго потерял бы сознание, Андре всего лишь на миг отключился. Тут же пришел в себя. Увидел в руке Аристо проблеск смертоносного лезвия.

Мелькнуло и исчезло.

— …люби врага… — прошелестел Аристо. — Провокация удалась, Скорда. Надеюсь, ты доволен.

Ему было стыдно. Так стыдно, что у Андре заложило уши от пронзительной чистоты этого, одного-единственного чувства.

Только стыд. Ничего больше. Ни злости, ни боли, ни хотя бы раздражения.

Андре не двигался, пока Аристо не повернулся к нему спиной.

Уходить собрался. Рыцарь. Там, снаружи, его ждет Март. И Марту он ничего не объяснит — как же, это ведь не его тайна. А Март ему все равно поверит. Март ему верит всегда и во всем, не требует, как от Андре, объяснения поступкам, не ждет доказательств лояльности, просто верит. Просто — любит. Его.

Сэйра тихо свистнула. Андре оказался на ногах раньше, чем Аристо успел обернуться. Ударил сзади. Гарвеям — можно. Фон Нарбэ — им нельзя, они сами так не умеют, и от других не ждут. Болваны.

Режущим — по раненому плечу.

Больно?

Аристо еще оборачивался, когда вторая сэйра с нежностью прошлась по креплениям наручных ножен. Обезоружила.

Страшно?

Нет, ему не страшно. Он не умеет бояться. Но преимущество теперь на стороне Андре. Сила, масса, длина рук. Оружие.

Андре прижал его к стене, придавил всем телом, свел над головой сдавленные кольцами сэйры запястья.

— Не можешь меня убить, рыцарь. Не смеешь. А я тебя — могу. И кто же из нас по-настоящему свободен, а?!

— Свободен? — эхом отозвался Аристо. — Так вот в чем дело.

Даже сейчас… этот ублюдок позволял себе быть снисходительным. Позволял себе — прощать. Того, кто не нуждался в прощении. Он дернулся, когда Андре провел пальцами по его лицу, по тонкой пленке скрывающего ожог церапласта. Дернулся, но промолчал.

Прощал?

— Машине все можно, да? — Андре ногтями впился в его плечо, и разочарованно поморщился, не услышав ни звука. — Машина безгрешна?

Он готов был проделать с Аристо все, что сделал с Эффиндом. Готов был потратить на это достаточно времени, чтоб услышать, как ублюдок будет кричать, как запросит пощады, запросит милости. У машины.

Машина безгрешна. И немилосердна.

— Скорда! — звонко раздалось из-за спины. — Подними руки и отойди от него. Медленно.

Март?

Разве машины умеют… любить?

Смотреть на них. Кто бы избавил от этого. Тут впору самому себе пожелать смерти. Смотреть, как Март неумело размыкает кольца сэйры, видеть, как он боится сделать больно, чувствовать его гнев, любовь, тревогу — вот уж пытка, самому такой не измыслить.

Что-то похожее было тогда, в Клетке.

Но тогда Март не целился в Андре из пульсатора.

Впрочем, сейчас под прицелом его держал только Нортон. Март убрал свой «Аргер», чтобы разобраться с сэйрой.

Кобуру оставил открытой.

— Ну, вы… вообще. — Он, наконец, справился с креплением, — На минуту оставить нельзя. Обалдеть. Взрослые же люди.

— Ведомый, — Аристо бледновато улыбнулся, — всегда прикроет.

— Как ты раньше без ведомого жил?.. — Март глянул на окровавленную ладонь, потом — на пропитывающийся кровью рукав командира, — эхес ур! Да он хуже киборгов!

— Лучше. Пойдем, — Аристо отлепился от стены. — Подбери мои ножи. Скорда, звони, когда перебесишься.

Нортон буркнул что-то невнятное. Недоумевающее. Мирвою в отставке милосердие священников было так же чуждо, как и Андре. А звонить придется. Потому что есть приказ: оказать всю возможную поддержку. Приказа не убивать не поступало, и если бы не тянул время, не поддался желанию сначала раздавить, а уж потом прикончить, не было бы сейчас Аристо. Был бы вышедший из-под контроля бракованный аристократ, которого пришлось уничтожить.

— Позвоню, — Андре смотрел на лежащую у стены сэйру. — Хоть прямо сейчас позвоню. Перебесился. Что, Март, тоже считаешь меня машиной?

— Нет.

Надо же. И ведь не врет. Если бы еще не фонила в эмоциях дурацкая жалость.

Унизительная.

— Ты не машина. Машины не могут чувствовать. — Март улыбнулся. — И беситься не могут. А ты не можешь выбирать. Делаешь то, что должен. Тебе это нужно, так же, как дыхание. Нельзя винить людей в том, что они дышат.

И он тоже? Прощает? Не понимает, что ненужное прощение хуже несправедливого обвинения. Минуту назад Март готов был убить за кровь на рукаве Аристо, а теперь говорит, что не винит за арест семьи.

Это было смешно. Это злило. Это было неправильно.

— Убирайтесь, — Андре махнул рукой в сторону дверей. — И поскорее выздоравливай, бастард. Время не ждет.

Глава 6

— Это было… — Дэвид подумал, выбирая подходящее слово, — впечатляюще.

— Угу. Особенно та часть, где он меня вздрючил, — Лукас мрачно уставился в чашку с чаем.

Сдуреть можно. Аристо демонстрирует нормальную, человеческую реакцию на проигрыш. Прямо-таки таяние полярных льдов на глазах изумленной публики.

— Какие ты, оказывается, слова знаешь! — хмыкнул Дэвид, — а, вроде, нельзя при мирянах выражаться. — И, предупреждая любое следующее «выражение», добавил: — Вам надо было подраться. Лучше уж так, чем если б вы из-за Марта сцепились.

Теперь на него с яростью уставился Март.

— Не, ну а что? — Дэвид не смутился, — ты сам про альфа-самцов говорил. Вот они и разобрались, кто круче. Давно пора было.

— По результатам столкновения выяснилось, что Скорда сильный, а я — тупой. — Лукас, кажется, собирался просверлить чашку взглядом, — идеальное боевое соединение. Не говоря уж о том, что я по-прежнему небоеспособен.

— А ты думал, визит к Скорде тебя вылечит?

— Парадокс. Было гораздо легче иметь с тобой дело, пока ты терпеть меня не мог. Почему-то тогда ты воздерживался от остроумных комментариев.

— Ты их просто игнорировал. Да ладно, преподобный, не парься. Сначала ты ему насовал, потом он тебе. Всё нормально.

— Дэвид, — Лукас вздохнул и сделал глоток чая, — я вообще не должен был с ним драться. Я — неконтролируемый аристократ, я опасен для людей, у меня нестабильная психика и непредсказуемое поведение. Это нужно только доказать. И Скорда чуть было не добыл доказательства. Правда, ценой своей жизни, но, вряд ли он тогда об этом думал. Дополнительные факторы… — Лукас покосился на Марта, Март показал ему кулак. — Сбивают с толку. Мешают трезво мыслить.

— С этого места подробней, пожалуйста. Не про факторы, про них я понял. Опасность для людей — это еще что?

— Все аристократы опасны для людей.

— Ага. По тебе видно.

— Сарказм… — преподобный вцепился в чашку и, похоже, сосчитал про себя до десяти, — неуместен. Считается, что аристократам необходим импринтинг на хозяина. Считается, что без этого аристократы сходят с ума, начинают убивать. Мы вообще, очень агрессивны. Это проблема, решить которую пока не удалось. Скорда говорил как раз об этом, о том, что в моем случае хозяином был мой первый напарник. А после его смерти… я стал неподконтролен, и должен быть уничтожен. Из аристократа невозможно воспитать человека. Лишившись хозяина, аристократ очень скоро станет убийцей. А все предположения церкви о том, что мы наделены такой же душой, как и люди, и можем руководствоваться в поступках совестью и страхом божьим — антинаучный, бездоказательный бред.

— А на самом деле?

— Откуда мне знать? Они любят своего хозяина, я любил Джереми. В чем разница? Но мне нравится мысль о том, что у меня есть душа, и что она свободна.

— Что-то я не пойму. То, что ты опасен — это только предположение. И то, что ты не опасен — тоже только предположение? А исследования не проводились, что ли? Аристократ с хозяином, аристократ без хозяина, контрольная группа аристократов…

— С ума сошел? — серьезно поинтересовался Лукас. — Настоящий аристократ за эксперименты над собой или членами фамилии уничтожит экспериментаторов на семь колен в обе стороны. Мы, помимо прочего, еще и злопамятные.

— Да ладно. Ты же не единственный, у кого хозяина убили.

— Богохульствуешь, — Лукас смерил его хмурым взглядом. — Пожалуйста, воздержись от этого в присутствии Марта. Хозяин остальных аристократов — Божественный Император, бессмертный и неуязвимый. Аристократы послушны ему, как эффективные и идеальные инструменты. На них и на церкви держится Империя Шэн. Благодаря Божественному Императору, для аристократов не существует понятия «преступление». Они полностью безгрешны, ибо полностью несвободны…

— Бррр… — Дэвид вовремя почуял, что поддается торжественному ритму, — ну-ка осади. На меня твои проповеднические штучки не действуют. Какой, к чусрам, контроль? Что ты, что Скорда — такие твари… Да когда вы двое сцепились, вы же чуть астероид в куски не разнесли. И это после того, как Скорда получил приказ тебе помогать, и после того, как ты сам решил, что нипочем его не убьёшь. Оба в итоге друг друга почти прикончили. Где контроль-то?

— Скорда защищался.

— Да сейчас! — вмешался Март, — он тебя спровоцировал.

Ага. С этой стороны преподобный атаки не ожидал. Хотя, спрашивается, при чем тут атака, не бой ведь идет, просто выяснение диспозиции. Кого бояться, в кого стрелять, от кого прятаться? Посмотреть, как у Лукаса выражение лица меняется — вот это было забавно. Он по привычке сначала все вокруг выморозил, и только потом вспомнил, что это он сегодня тупой и во всем виноват.

Март прав. Март рассуждает по-человечески, а не по-церковному. Логики Лукаса мирянину не понять, и как-бы-священнику, типа Марта, тоже не понять. Скорде, значит, можно провоцировать, потому что одна из его обязанностей — доказать, будто Аристо невменяем. Скорде можно в порядке самозащиты убить того, кому он обязан помочь, потому что Скорда очень дорого стоит и если погибнет, введет Шэн в убытки. А Лукасу на провокации поддаваться нельзя, потому что Скорда не ведает, что творит, и вообще, как дитя малое. И убивать нельзя, потому что Скорда очень дорого стоит, и Лукас, убив его, введет Шэн в убытки.

Они похожи.

— Скорда донес на Марта независимо от своего желания. И поможет нам, независимо от того, чего хочет. Поможет мне, независимо от того, что предпочел бы прикончить своими руками. Это и есть контроль Божественного Императора.

— Охренеть, как эффективно, ёлы. Ты так себе любовь представляешь? Что-то Скорда не выглядел счастливым от того, что может послужить хозяину.

— Дэвид, он не заслужил язвительности. Спаси нас Бог от того, чтоб оказаться на его месте.

— Но ты оказался, — Март, кажется, решил на год вперед исчерпать лимит нарушения субординации. — Ты выбирал между Уставом и местью. И я оказался. Когда выбирал между Уставом и тобой. И Дэвид… наверняка тоже выбирал.

— Да уж, Дэвид выбирал, — Лукас ухмыльнулся, как голодный кайман.

Невеселая ухмылка. Ну, так кайманы, они вообще… несмешные.

— Я выбирал между разными способами его прикончить, — признался Дэвид. — До сих пор не выбрал. Все такое заманчивое.

— Вы никак не поймете, что Скорда не выбирает. В этом и разница. И, Март, он спасет твою семью. Думаю, он уже это сделал.

— И что? Если бы не он, никого и спасать бы не пришлось. Он делает то, зачем живет. Если ему плохо от этого, то почему бы ему не жить для чего-нибудь другого?

— Март…

— Да пошло бы оно все в плазму! Тебя там не было, когда он тебя… — Март клацнул зубами. — Ладно. Ты там был. Логично. Тем более. Ему плохо было? А тебе хорошо, да? Лукас, я серьезно, если ему плохо от несвободы, почему же он готов убить тебя, лишь бы ее не потерять?

— Так у них пожизненная индульгенция, — Дэвид подумал, что разборки между собой эти двое могли бы устраивать наедине. — За такое и убить не жалко.

— Именно, — Лукас кивнул. Поморщился от боли. — Индульгенция для себя, для следующих поколений, для всех аристократов вообще. Для них это ценнее возможности попасть в Самаянгу. И, потом, Март, пойми ты, что они действительно любят хозяина. Лишиться этой любви… тяжело.

— Ну да. Ты всё об этом знаешь.

— Всё я об этом узнаю, если лишусь еще и тебя. А сейчас, отставить хамить командиру!

— Извини.

— Извинения приняты. Дэвид, когда Скорда появится, он первым делом спросит, как вы умудрились нас с ним подслушать. Лучше прямо сейчас придумать что-нибудь приемлемое.

Гостиничный дуфунг деликатно пискнул.

Все трое уставились на него, как на врага.

— Накликал?!

— Рано. — Отрезал Лукас.

Март, после отповеди чувствовавший себя лишенным права голоса и младшим по званию, в полемику не вступил, и вместо этого ответил на вызов. Выслушал. Глянул на Лукаса:

— Мы принимаем незнакомых гостей?

Лукас проверил, насколько легко вынимается из скрытой кобуры его «Аргер» и кивнул.

— У тебя всю дорогу было оружие, — констатировал Дэвид. — Ты мог Скорду просто пристрелить.

— Пока руки были свободны? Тогда я его и зарезать мог. Нельзя.

— Зануда ты, преподобный.

Лукас в ответ только вздохнул.

Сверхагрессивный и опасный для людей аристократ. Кто бы сомневался!

Гостей было двое. Обоим с виду слегка за двадцать. Вроде Лукаса с Мартом — один постарше, второй помоложе. А лет им может быть от двадцати до шестидесяти. В Баронствах, как и в Империи, живут лет по двести, так что определять возраст по внешности — это навык иметь надо. Землянину сложно.

Дэвиду они показались типичными планетниками. Держались неуверенно. Сила тяжести для них непривычная, о вакууме сразу за тонкими стенками забыть не получается, местные обитатели косятся, и вообще, планетникам в Рое неуютно.

Дэвид побыл бы планетником. С радостью. Космос и все космическое достало по самое не могу, а слетать на Анзуру или Либар получалось не чаще, чем раз двое-трое суток. И всего на несколько часов. Некоторые люди просто не созданы для космоса. Для искусственной — вирья бы ей в софт! — гравитации, для этих вот тонких стенок и для вакуума. Некоторым людям для жизни окна нужны.

Но Дэвид-то в космосе не по своей воле, а потому, что стал жертвой подлого шантажа. А эти сами в Рой прилетели. И чего им надо?

Неуверенные, боязливые планетники цепко огляделись, едва перешагнув порог. На «жучки» которыми щедро были оборудованы все юкори-номера отеля, пошел поток фейков. Чужих. Не тех, которые генерировал чип Дэвида. Скармливать следящим устройствам дезинформацию — естественно и приятно, но делать это раньше, чем поздороваешься… Какие интересные парни! Стоит порадоваться, что «Аргер» у Лукаса прямо под рукой.

А вот к приличным людям, там, на планетах, приличные гости ходят.

— Мир вам, сахе. Можем ли мы говорить откровенно?

— Мир и вам, — отозвался Лукас. — Говорите.

Оба на глазах изменились, мимика, движения, осанка — будто другую программу запустили. Склонились в одинаковых поклонах, и тот, что постарше, сказал:

— Благословите, ваше преподобие.

На хорошей такой латыни сказал. Лукас встал из кресла, и в ответ, на латыни же:

— Господь, да благословит вас.

До того торжественно все это получилось! Для Роя почти через край. Пароль-отзыв, натурально. Впечатления не испортило даже то, что встать Лукасу помогал Март. И тут же усадил обратно. Остался стоять за креслом, положив руку командиру на плечо, заботливый, что твоя нянька.

И что это значит?

Дэвид вовремя вспомнил, что ему латынь знать не положено. А там и Лукас попросил гостей говорить на общеимперском.

«Не все здесь служат церкви».

Церковь Шэн. В Баронствах. Ладно, всё бывает, но эти двое явно не из Апостолов, и не из ордена Скрижалей.

— Я диакон Климент Пылаев, — назвался старший. — Командир специального подразделения разведывательного дивисио ордена Всевидящих Очей. А это диакон Алексий Скорыня, связист. Отец Алексий обеспечил нам защиту от прослушивания.

Церцетарии? Арестовывать, что ли, пришли?

Вдвоем?!

Температура в гостиной начала понижаться со скоростью миллион кельвинов в секунду.

Freezing device мощностью в одного некрупного фон Нарбэ. Дэвид в первый раз увидел, как Лукас работает по площадям.

И ведь не делает ничего, айсберг преподобный. Просто сидит и смотрит. Молча. Как обычно, в общем-то. А гостям уже хочется то ли бежать, то ли извиняться, то ли на помощь звать.

Дэвиду и самому хотелось смыться. Март поежился, и Лукас, не оборачиваясь, накрыл его руку своей.

Сразу слегка попустило.

Лукас боится за Марта, только и всего. Боится, вот и нападает на любого, кто покажется угрозой. Если Скорда получил из Шэн письмо по поводу своего доноса, значит и здешним церцетариям что-то такое прилетело, какие-то распоряжения, приказы. Почта у спецагентов, поди, с одинаковой скоростью ходит.

А гости, наконец, сообразили, что от них всего лишь ждут продолжения. Типа, ну пришли, представились, дальше что?

— Преподобный отец Лукас, подразделение временно переведено под ваше командование, — сообщил Пылаев. Секунду помялся и добавил совсем другим тоном: — это большая честь для нас. Обещаю, мы все сделаем, чтоб оправдать доверие.

Во как!

Не только Лукас, значит, умеет из преступников в герои повышать. Это, видать, общецерковная дисциплина.

Следили. Это закономерно. Как только вычислили, сразу установили слежку, и правильно сделали, поскольку фигуры такой величины как он, входя в давно начавшуюся игру, способны спутать все планы, а то и разломать игровое поле. Неприятно то, что вычисляли — выманивали — на живца. Апостол, за которого он вызвался драться в Клетке, был не Апостолом, а церцетарием. Подставился специально для того, чтоб вытащить найти его в Рое, вытащить на свет.

«Прогнозы, построенные на изучении психологического портрета, позволяли с высокой вероятностью рассчитывать на то, что вы не допустите казни священника».

А если бы прогнозы ошиблись?

Такое отношение было непонятно. Рисковать собой и своими людьми в бою — это одно, а отправлять брата на смерть, отдавать на растерзание киборгам — совсем другое. Но в каждом ордене свой Устав, и не рыцарю Десницы пытаться понять церцетариев.

Открывшиеся перспективы еще несколько часов назад ошеломили бы. Сложное, но частное дело двух дезертиров и одного терранского киборга, серьезно приблизило к достижению сразу нескольких целей в Баронствах и орден Всевидящих Очей, и мирскую разведку. Отец Климент этому даже не удивлялся, мол Аристо есть Аристо.

Пропаганда работает — никуда не спрячешься.

У Скорды, при всех недостатках, есть минимум одно несомненное достоинство: он не верит в Аристо.

Нежданная помощь оказалась, впрочем, весьма кстати. План уничтожения Чедаша, в общих чертах, был готов давно. За последние дни, пока Лукас лечился (было бы ума побольше, а злости поменьше, так уже почти вылечился бы) Март и Скорда успешно реализовали часть задач. Теперь все упиралось в сроки — это еще раз к вопросу о том, что кому-то следовало сидеть тихо и зализывать раны, а не лезть в драку с… другим альфа-самцом. Эхес ур! В сроки, и в организацию штурма. Благодаря работе Скорды и Марта, пятеро из шести баронов готовы были атаковать цитадель Чедаша. При условии отключения защитного периметра, естественно. Но это уж было заботой Лукаса и Дэвида.

Скорде нужна была война, и он ее почти получил. Молодец, что тут скажешь.

Сейчас у него осталась одна проблема. Организация. Бароны не могли выбрать командира. Скорда командовать не мог — личина не позволяла, а сами бароны хотели в командиры эдзоу: с их точки зрения, идиот, способный выйти на боевого киборга с ножом, как раз годился на то, чтоб возглавить штурм. Лукас почти не сомневался, что бароны в своих рассуждениях использовали именно эту формулировку. Может быть, не все слова совпадут, но «идиот» там точно есть.

Эдзоу, однако, так же как и сам Скорда, к началу штурма должен был быть внутри цитадели. Дэвида охранять. Самого ценного специалиста, без которого вся затея теряет смысл.

И вот, пожалуйста, в неизреченной милости своей Господь послал Лукасу отца Климента и его спецназовцев. А у отца Климента есть опыт командования крупными боевыми подразделениями, харизма и лояльность к псионикам. Последнее необходимо, потому что без Марта отцу Клименту не обойтись. Так же, как Лукасу и Скорде не обойтись без Дэвида.

Теперь дело за Лукасом. Нужно вернуть руке подвижность, чтоб даже наметанный глаз не понял, что с эдзоу не все в порядке. Нужно лично встретиться со всеми пятью баронами. Нужно представить им отца Климента, и с Божьей помощью, а также при поддержке Марта, убедить в том, что отец Климент — идеальный командир.

Убеждать у Аристо получается гораздо лучше, чем драться.

Хотя, драться приходится чаще.

Плохо быть злым и тупым. Еще хуже быть злым, тупым и слишком самоуверенным.

Март тоже злился. Трое суток лечения насмарку. Скорда разбередил едва успевшие зарубцеваться ожоги. Еще и порезал, гад, тварь бешеная. Лукас сказал, что это ерунда, что его способность к регенерации гораздо выше человеческой. Правду сказал. Но Март, делая перевязки, с трудом удерживался от того, чтоб ругаться вслух. Бесило не то, что Лукас не уберегся, что уж там, Дэвид прав, драка аристократов — это локальное светопреставление, надо радоваться, что дом уцелел. Бесила целенаправленная жестокость Скорды, бессмысленное, непростительное стремление сделать больно.

Это неправильно. От этого жутко. Первый порыв, самый естественный, уничтожить тварь. И от понимания того, что тварь не виновата, что ее даже осуждать за жестокость нельзя, порыв только усиливается. Становится… эхес ур, становится целью.

Недостижимой.

Март наложил на стянутую шовным клеем рану полосу церапласта. Снова вспомнил, как пальцы Скорды, пачкаясь кровью, впивались Лукасу в плечо, и задохнулся от злости. Это нечестно! Нечестно, что аристократов нельзя убивать!

— Март. «О ниспослании сердцу кротости». Трижды. Вслух.

— Прости.

— Не извиняйся, молись. Поможет.

Лукасу помогало. Молитвы, медитации, он на этом всю жизнь держится. А еще на том, что он — настоящий священник. У него любовь к людям — настоящая.

Март скрипнул зубами, но приказ есть приказ. Надо молиться.

В первом прочтении слова не затронули сердца, но потом Лукас усадил его напротив, взял за руку, и второй раз они прочли молитву вдвоем. Сразу как-то потеплело. Кротость не кротость, а спокойнее стало.

— Вдумывайся в слова, — сказал Лукас, — слушай себя и Господа.

Март слушал. Не себя, правда — Лукаса. И Господа, наверное, тоже. Потому что командир, когда молится, он где-то там, недалеко от Бога.

— Они набожные, — зачем-то сказал Март. — Все. И дядя Петер тоже. Честно.

Лукас здоровой рукой притянул его к себе.

— Он их спасет. Ни о чем другом он сейчас и думать не может.

— Ты же не телепат.

— Я знаю, что он тебя любит.

— Ты должен защищать мирян от пиратов, — Март улыбнулся, — ты не должен защищать аристократов от псиоников.

— Я защищаю псионика. От него самого.

— А я — тебя.

— От аристократов. Я доложил бы церцетариям о том, что твой дядя — функционер Капеллы сразу по возвращении в Империю.

— Я знаю.

Естественно. Знает. С того момента, как выдал себя. Просто никогда не задумывался. В его вопросе: «что, если придется воевать с псиониками?», уже был ответ.

«Придется воевать».

Лукас когда-то говорил, что правильно поставленные вопросы всегда несут в себе ответы. Тот вопрос был поставлен правильно.

Лукас в любом случае не отдал бы врагам информацию, добытую у барона. Он отдал бы бохардат «пасынкам», или сразу церцетариям, это позволило бы аналитикам продвинуться вперед в поисках заказчика, и, в конце концов, Капелла пожалела бы о попытках манипулировать Аристо.

Даже если бы сам Аристо к тому времени был уже мертв.

— Еще я знаю, — сказал Март, — что мы остаемся в Баронствах только из-за меня. Сам-то ты давно бы допрашивал дядю Петера, выясняя, какая же сволочь придумала эту затею с письмом, но на мне непростительный грех, и снимет его только убийство Чедаша. О том, что Чедаш может убить тебя ты, как обычно, не беспокоишься.

— Беспокоюсь, но уповаю на Бога. Он справедлив и не попустит мою смерть, пока я не научил тебя всему, что нужно рыцарю.

— Значит, ты будешь жить вечно, потому что Скорду я не прощу никогда. Ты ведь об этом? О великодушии, милосердии и всем таком прочем? Я не бодхисатва.

— Я тоже. Дело не в святости…

— Ты — святой. Ты даже на грешную землю никогда не спускаешься.

Вот сейчас Лукас скажет: «не богохульствуй»…

Лукас улыбнулся.

— Это не святость, это трусость. Грех, между прочим. Март, если ты готов был простить меня, прости и Скорду. Я погубил бы твою семью, а он может исправить то, что сделал.

— Моя семья — орден Десницы.

Март хотел бы знать, говорит он что-то новое для Лукаса, или всего лишь озвучивает то, что тому давно известно. «Проговаривает», чтоб сделать частью реальности. Лукас верит в силу сказанного слова.

Поэтому и молчит почти всегда.

Но насчет семьи — это правда. Нет другой семьи, кроме ордена, то есть, нет семьи, кроме Лукаса, но со временем, даст Бог, и другие рыцари станут как братья. А дядя Петер — преступник. Март боялся сказать это вслух потому, что боялся почувствовать себя предателем. Вот, сказал. Давно надо было.

Спасти дядю. Сделать вещью, но спасти. Спасти тетю Марию, кузенов и кузин… да, это хорошо. И Лукас не смог бы этого. Скорда может. Сделает. Но прощения не дождется.

— Ты тоже думаешь, что вы похожи? — спросил Март. — Дэвид говорит, что похожи. Скорда так и норовит напомнить, что ты бастард. Себе напоминает. Типа, у вас ничего общего. Мне тоже казалось, что он, как ты. И ты его с собой равняешь. Лукас, ты никогда не говорил: «я хочу, чтоб ты мне доверял», ты вообще никогда не говорил о доверии. Никаких секретов от братьев. Ты меня любишь, я тебя люблю, мы летаем вместе. Всё. А он… врал мне все время. У меня, если честно, в голове это не помещается. Я сам так врал. Тебе. Я себя за это ненавижу, а ты хочешь, чтоб я Скорду простил.

— Он любит тебя.

— Неправда.

Снова улыбка. Одними глазами. Лукас вдруг показался намного старше. Нет, не своих двадцати восьми. Показался намного старше Марта.

— Он любит тебя, просто его любовь заперта в клетку вместе с душой. Но, несмотря на его несвободу, тебе было хорошо с ним.

— Потому что он похож на тебя.

— И он может дать то, чего я не могу. Прости его, Март. И прости, наконец, себя. Мы с тобой можем судить, у нас на это право от Бога, и здесь, ты же видишь, получается, что мы все виновны, либо все прощены.

— Я постараюсь, — пообещал Март. — Правда, постараюсь.

Глава 7

Аристократам неведомо раскаяние, безгрешные, они не знают чувства вины, здравомыслящие — не видят пользы от извинений. Зато аристократам дана целеустремленность. И сила, чтоб достичь поставленной цели.

Если они ошибаются, они просто исправляют ошибку. Не терзая себя сожалениями. Если им что-то не удается с первого раза, они пробуют снова и снова, меняя тактику, перебирая стратегии, неизбежно добиваясь результата.

Если цели двух аристократов окажутся взаимоисключающими, результата добьется только один.

— Несложно, да? — Андре ухмыльнулся, даже не пытаясь изобразить дружелюбие, — пока нам нужно одно и то же, мы всемогущи, как твой Господь.

— Просить тебя не богохульствовать бесполезно?

— Попроси.

— Прошу. Пожалуйста, не поминай Господа всуе.

Вот гадство! Ублюдок виртуозно меняет вектор гордыни. Но он же не думает, что дю Гарвей хоть в чем-то уступит фон Нарбэ?

— Святоши хорошо тебя выдрессировали.

— Дрессировали — тебя. Меня воспитывали.

И не поспоришь. Два раза гадство.

Все это, впрочем, было просто невинной забавой. Так, скоротать перелет из Роя до Анзуры. Ссориться всерьез рано: Чедаш стал первостепенной задачей, для ее выполнения Аристо нужен в добром здравии, а значит ни драться, ни убивать его пока нельзя. В добром здравии, конечно, не означает — в хорошем настроении. Но настроение этой сволочи с наскоку не испортишь. После Чедаша, когда наступит время для полноценной провокации и убийства Аристо в порядке самозащиты, придется приложить немало усилий, чтоб снова вывести его из себя.

И тогда нужно будет сразу стрелять. В рукопашную уже подрались, хватит. В следующий раз Аристо может и не остановиться.

Им предстояло сражаться вместе. Любой ценой защищать Дэвида Нортона, экс-капитана мирвоев, непонятного человека, о котором Андре так ничего и не выяснил. Вот сейчас он что делает, этот Нортон? Сидит на заднем сиденье и молчит, как будто ничего вокруг не видит и не слышит. Медитирует, что ли? Медитировать так сосредоточено только священники могут. Церцетарий он, наверняка церцетарий. Только — в миру. Есть же у них мирские агенты.

Вот уж попал Андре дю Гарвей. С орденом Всевидящих Очей сотрудничаешь. Не стыдно?

А как все хорошо начиналось. Аристо и псионик в компании непонятного хмыря ошиваются в Баронствах. Бери их голыми руками, делай, что хочешь, никто не впишется.

И во что вылилось?

Аристо — агент церцетарии. Непонятный хмырь — агент церцетарии. Ошиваются они в Баронствах, с миссией церцетарии и под прикрытием спецназа церцетарии. Их шпионы проникли даже в «Идеальную хозяйку».

А псионик…

— Андре, — еле слышно произнес Аристо, — хоть ты перестань психовать. Все у вас будет, наберись терпения.

Андре сбился с мыслей и утратил дар речи.

Дар речи вернулся раньше.

— Это что было?

— Прогноз. На основании психологического портрета.

— Какого, к убырам, портрета?..

— И постоянного эмоционального напряжения.

— Это нездоровое чувство юмора, или извращенное милосердие?

— Инстинкт самосохранения, — все так же тихо, так же ровно. — Я эмпат. Вы с Мартом оба у меня уже в печенках сидите.

— Март…? — Андре запнулся. Что, собственно, он хотел услышать? Аристо все сказал.

— Дай ему время.

— Я мешаю тебе работать. — Андре стряхнул на глаза челку, — что ты за тварь, Бастард? Не обращаешь внимания, когда я с тебя кожу сдираю, и дергаешься из-за ерунды, которая вообще тебя не касается. Нелюдь ты. Нельзя доверять аристократов церкви, из них хрень какая-то получается.

Он поймал короткую улыбку Аристо. Надулся и открыл «секретарь». Лучше уж кино посмотреть. А то непонятно, кто тут за чей счет развлекся.

Машина пронеслась сквозь атмосферу, не сбавляя скорости метнулась над домами, и замерла, словно примерзла к посадочной палубе клуба.

Андре вздохнул. Придержал за плечо Аристо, уже открывшего дверцу.

— В переговорах с Чедашем… я могу помочь? Чем-то, кроме не мешать?

— Уже помогаешь.

— Н-да?

Аристо молча кивнул, и вышел на палубу.

Не соперник. Просто — равный. Нечего делить…

Некого.

А цель общая. Значит, союзник?

Андре догнал его, мурлыкнул, глядя поверх черноволосой макушки на гомункулов-охранников у дверей впереди:

— Нам все равно придется драться, мой красивый. И мне все равно придется тебя убить. Если ты не убьешь меня.

— Нам не придется драться, если я не нападу. Я не нападу.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Церцетарий Нортон, всю дорогу не проявлявший интереса ни к Андре, ни к Аристо, негромко уточнил:

— То есть, прямо сейчас не подеретесь? Красивые. А я-то уж размечтался.

Гомункулы были слишком близко, и все пришедшие на ум достойные ответы, Андре пришлось оставить при себе. Судя по короткому взгляду, которым наградил Нортона Аристо, ему тоже было что сказать.

И тоже пришлось промолчать.

Это сближало.

Открытие финала. Болельщики собираются на трибунах. С лотков нарасхват идут пиво и чипсы. Кругом шарфы с цветами команд, значки, транспаранты, охрана. И девочки с помпонами вот-вот выйдут на поле, чтоб поприветствовать команды. Феерия, в плазму ее через «подвал».

Готовились долго. Пришло время проверить, хороша ли подготовка.

Пока Андре с Мартом парили мозг вольным баронам, поднимая их на войну, Лукас выманивал на себя Чедаша. Кочевряжился, понимаешь, отказывался встречаться. Ему, эдзоу, какой-то там барон не интересен. У него и без какого-то там барона дел в Баронствах предостаточно.

Сработало?

Сработало. Чедаш в ярости, Чедаш уже почти на все готов, лишь бы встреча состоялась. Ему, может, эдзоу не так и нужен, да дело на принцип пошло.

Лукас следил за ним, Дэвид для Лукаса следил за ним. Из вида не упускали. Не лично, ясное дело. Боже упаси за этой штукой лично следить. Взять Чедаша под полноценное наблюдение было нереально, он и сам осторожничал, и места, где он бывал, не позволяли ни подсматривать, ни подслушивать. Это не Скорда, у которого весь дом камерами и микрофонами нашпигован. Скорде оно для работы надо, а Дэвиду, считай, приглашение — заходи, подключайся, делай, что хочешь. А заведения, организовывающие встречи и досуг таких как Чедаш, в первую очередь как раз о том заботятся, чтоб ни одного микрофона и камеры вблизи клиентов не оказалось.

Головой отвечают.

Так что слежка за бароном — задача почти невыполнимая. Но все, что может видеть, слышать и запоминать — видело, слышало и запоминало.

А Лукас, получив от Дэвида очередную сводку, часами медитировал на записи, прокручивал снова и снова, без конца.

Если случалось остаться вместе с ним в гостиной, Дэвид включал кино с чипа, или смотрел новости, или еще чем занимался, не привлекающим внимания. В перерывах открывал глаза, и видел, как Лукас сосредоточенно копирует движения Чедаша. Походку, характерные жесты, даже мимику. С каждым днем сосредоточения было все меньше, раскованности все больше. Раны заживали, понятно, поэтому Лукасу становилось легче двигаться. Но казалось, будто дело не в ранах, казалось, будто Чедаш осваивается в новом теле.

Нехорошее зрелище.

Дэвид однозначно предпочитал кино.

Он один раз спросил, зачем это надо. Так, чисто, для поддержания разговора — чтоб не все время самому говорить — пока накрывали к ужину стол, и ждали Марта из душа.

— Не знаешь? — удивился Лукас. — Ты сам это делаешь.

— Делаю что?

— Это. — Лукас как-то очень знакомо усмехнулся, с несвойственной ему издевкой…

…Кусок времени как будто вырезали ножницами. От усмешки Лукаса, до голоса Марта:

— Ужинать? А, может, перевязку сначала?

Цифры на часах скакнули на пять минут вперед.

Дэвид немедленно заподозрил обоих святош. Непонятно в чем. В сговоре? В применении иллюзии?

В гипнозе. Вон оно как.

Эти двое удалились менять повязки, а он перемотал запись с чипа на пять минут назад, и послушал, что тут было. Натурально, гипноз. Лукас стал его отражением. Это уметь надо, но если умеешь — фокус сбивает с толку. Так у кого угодно можно вызвать доверие, и точно ведь, Дэвид это регулярно проделывал. Так, говорят, можно ввести в гипнотический транс. Но тут мало умения, тут еще и способности нужны. Такие. Типа псионических. А на псионическое воздействие реагирует чип — проверено еще на Инуи.

Лукас не псионик. Он просто на всю голову трудный. Против таких даже чип бесполезен.

Лукас потратил кучу времени на то, чтобы научиться вести себя как Чедаш.

Данных недостаточно, копия неидеальна, о гипнозе можно и не мечтать. Но расположить к себе, ненадолго войти в доверие, это он теперь сможет. Он, если Марту верить, однажды целую толпу священников, во главе с Великим Кардиналом, убедил закон нарушить. Надо думать, его и на Чедаша хватит.

Но Чедаш телепат.

И если он хоть что-нибудь заподозрит — хана всем. И Лукасу, и Дэвиду и Скорде.

Прежде, чем подпустить их троих к дверям, гомункулы тщательнейшим образом просканировали каждого. Оружия не нашли — не было его. Лукас без ножей, Скорда без браслетов. Куда катится мир?

— В целях обеспечения безопасности благородных посетителей, необходимо снять ваши биометрические данные, — сказал гомункул без сканера, зато с «Марудом», нихонским деструктором. Если б деструктор заговорил, у него, наверное, был бы такой же голос. Неживой. На интонации ни намека.

В точности, как у Лукаса, который гомункула с дороги сдвинул:

— Твой хозяин хочет со мной встретиться, значит, считает, что это безопасно.

Ну а что? Нормальная логика. Причем, у деструкторов и холодильников она одинаковая.

Скорда прошел между гомункулами, манерно накручивая на палец локон.

Дэвиду захотелось дать торгашу пинка, но он сдержался.

А как только двери раскрылись — роскошные, двустворчатые, деревянные двери, сверху донизу покрытые резьбой — в мозгах щелкнул поставленный Лукасом переключатель, и сами собой всплыли нужные мысли и нужные чувства. Дэвид вошел в образ. Теперь он был тем, кем… кем и был. Инженером, обслуживающим эдзоу Акумацуми Такэно.

Полученные в Клетке повреждения были полностью устранены, но послеремонтная реабилитация требовала постоянного присутствия инженера рядом с клиентом, и никакая встреча, хоть с бароном, хоть с императором, хоть даже с любовницей, этого не отменяла.

Инженер должен быть рядом, и точка. Это ж эдзоу. Это понимать надо.

Гомункулы Чедаша и владелец клуба обеспечивали безопасность барона. Акумацуми-сан обеспечивал безопасность собственную и своего инженера. Скорда выступал посредником в переговорах.

Барон хотел получше узнать, что такое эдзоу, и готов был заплатить за это чем угодно в пределах разумного. Пределы разумного для человека с его властью и богатством были весьма широки. Чего хотел Акумацуми-сан? Для начала всего лишь взглянуть на человека, который так настойчиво искал с ним встречи.

Они гордые, эти ребята. Те, кто удостоился вечного, могущественного, почти неуязвимого тела. Они гордые не потому, что вечные и могущественные, а потому что сами по себе такие. Герои ведь. Эдзоу за просто так не станешь.

По широким коридорам, мимо зеркал, ползучих цветов, натурального шелка и дерева — всех этих юкори-штучек, к которым поневоле привыкаешь, когда начинаешь служить эдзоу — неторопливо дошли до очередных дверей. Здесь уже никаких сканеров, только живая охрана и гомункулы — каждой твари по паре.

За дверями просторный кабинет, и снова все настоящее: шерсть ковра, кожа кресел и диванов, шелковая обивка стен, табачный запах.

Вот он, барон Чедаш. Жгучий брюнет. До того бледный, аж светится. Худой и длинный. Сидит, развалясь, в низком кресле, но все равно видно, что длинный. Повыше, пожалуй, чем Скорда.

— Спасибо, что приняли мое приглашение, Акумацуми-амо. Располагайтесь, прошу вас. Нортон-амо, присаживайтесь. Скорда, сядьте здесь, — Чедаш кивнул на рабочее кресло у стола, — люблю на вас смотреть. Ну, да вы в курсе.

— Я в курсе. Большая честь для меня, благородный Чедаш-амо.

Скорда в этом освещении весь аж переливался: золотые волосы, сверкающие драгоценности, инкрустации на ногтях. В глазах рябит. Что за радость на него смотреть — это, только Чедашу понятно.

Акумацуми-сан принять приглашение не спешил. Осматривался. На Чедаша посмотрел с тем же интересом, что и на абстракцию из светодиодов напротив окна, и на цветочек, который на стене висел. Девочку, вошедшую с подносом, — кофе, там, сливки, то-сё — изучил более внимательно. Девочками Акумацуми-сан традиционно интересуется больше, чем баронами.

Это Чедашу, кажется, не понравилось.

Но он улыбнулся. И Акумацуми-сан ответил зеркальной улыбкой. Чедаш опустил в кофе кубик сахара, стал неторопливо размешивать. Так же неторопливо кружила ложечка по чашке в руках Акумацуми-сана.

— Вы хотели побеседовать о чем-то серьезном, Чедаш-сан? Здесь?

Девочка вошла снова — что-то там такое принесла Скорде, то ли калькулятор, то ли карандаш. Поймав взгляд Акумацуми-сана, улыбнулась, помедлила секундочку, прежде чем уйти.

Еще бы. Эдзоу Акумацуми Такэно — одна из самых красивых моделей. Куда там Скорде, тот вообще не киборг.

— Пожалуй, не здесь, — Чедаш со стуком отставил чашку. — Акумацуми-амо, я приглашаю вас в свой дом. Окажите любезность.

Акумацуми-сан помедлил с ответом:

— Чедаш-сан, посещение вашего дома не входило в мои планы.

— Акумацуми-амо, — Чедаш машинально копировал его тон, — я приложил столько усилий к тому, чтоб наша встреча состоялась, что теперь просто не могу отступить.

— Из уважения к вашим усилиям, Чедаш-сан. Я принимаю приглашение.

— Благодарю вас, Акумацуми-амо.

Они поднялись на ноги одновременно.

— Скорда, вы летите с нами.

— Это честь для меня, благородный Чедаш-амо.

Никакого интереса. Просто — вежливость. Когда один знатный человек настойчиво ищет встречи с другим знатным человеком, вежливость обязывает проявить внимание. Если, конечно, нет причин к тому, чтоб избегать знакомства.

У Акумацуми-сана не было таких причин.

На подлете к куполу цитадели машина сбросила скорость. Дэвид машинально зафиксировал посланный на периметр сигнал. В верхней части купола скользнули в стороны бронированные створы шлюза. А силовое поле по-прежнему бликовало на ярком солнышке. Пролетели прямо сквозь него. Понятно, откуда слухи, что у барона Чедаша неприступная цитадель.

Дэвид давно интересовался системами защиты. Так чисто, на уровне хобби. Эдзоу-инженеры — высший класс кибернетиков, элита в элите, но нельзя же все время только эдзоу заниматься. Защитные комплексы, датчики, ловушки, сигнализации, кибер-охрана — это интересно, вроде как задачки порешать. Недетские задачки. Охранные комплексы корпораций где-нибудь на Формозе по сложности сравнятся с фуллборгом, со всеми его нано-нейронными цепочками и самообучащимся софтом. У фуллборга, у него главное есть — живые мозги. А для кибер-охраны этот мозг с нуля делать приходится. Дэвид заранее пожалел о том, что периметр цитадели нельзя будет изучить получше. Вряд ли Чедаш договорится с Акумацуми-саном о сотрудничестве, а значит задержаться здесь, в гостях, не выйдет.

Пространство под куполом заливал яркий, неотличимый от естественного, свет. Логично было ожидать, что внутри цитадель уютнее, чем снаружи. Сад, беседки, пруд с карпами… ну, или что тут принято?

Оказаться в помещении с голыми стенами, перед шлюзом, даже не пытающимся притвориться обычной, человеческой дверью, было как-то неожиданно. А Чедашу, видать, нормально. Акумацуми-сану, понятно, всё равно. Ему вообще на все закидоны чужеземцев наплевать.

Чедаш чуть поклонился:

— Прошу.

Теперь он сам управлял автоматикой цитадели. Вживленный гаджет — Дэвид фиксировал импульсы — родственник БД-имплантантов, дорогая вещь, сложная. Красивая.

По ту сторону шлюзовой камеры разве что пространства поменьше, а так все то же самое. Голые стены. Двери в стенах. Поверх — силовые мембраны. Гомункулы стоят, не дышат. Охраняют.

Идти далеко не пришлось: мембарана на двери шагах в двадцати впереди погасла, дверь открылась. За ней, вроде, мебель какая-то. Уже хорошо. А то можно подумать, будто Чедаш, как его гомункулы, может без сна и отдыха обходиться, и раз он гостей в цитадель не приглашает, так ему тут и мебель ни к чему.

Гомункулы, кстати, двое, которые возле двери стояли, вслед за Чедашем внутрь комнаты зашли. И опять застыли. Дверь — щёлк, захлопнулась. Мембрана беззвучно натянулась.

— Дэвид, — сказал Акумацуми-сан. — Брутфорс.

Акумацуми… И ведь Дэвид ему имя даже не придумывал! Настоящее заюзал.

Беседки. Пруд с карпами.

Тьфу!

Чедаш сам запер дверь, сам включил защитную мембрану, ни одна система цитадели не могла отменить его приказ. Поэтому дверь не открывалась. Двое гомункулов-охранников были обезглавлены в первую же секунду после того, как Лукас произнес ключевые слова.

Внешнее устройство Чедашевского гаджета приняло пакет информации, воздействующей на все пять чувств. Контрольный блок успел обработать не все, слишком интенсивным оказался поток данных, но то, что было обработано, произвело эффект световой и шумовой гранат, разом рванувших непосредственно в мозгах барона. Шокирующий удар по рецепторам. Все, что хранилось на чипе Дэвида, все запахи и вкусы, все краски, все звуки мира, начиная с журчания воды в этих самых джаповских прудах, и заканчивая ревом взлетающего стратосферного лайнера.

Сейчас Чедаша нельзя было убивать. Неизвестно, как запрограммирован его гаджет, что он выкинет, в случае смерти носителя. Чедаша нужно было вывести из строя. Дэвид надеялся, что барон сразу потеряет сознание, но телепаты, они, сволочи, крепкие. У них мозги рассчитаны на перегрузки.

Правда, не на такие перегрузки. Сознания Чедаш не потерял, но, шокированный, впал в ступор. Ничем не хуже транса, в который может вгонять Лукас.

Акумацуми-сан!

Да Лукас в обморок хлопнется, если живого карпа увидит.

Они со Скордой оторвали гомункулам головы голыми руками. Оторвали. Не сломали шеи, не оглушили, не… что там еще можно сделать с человеком или гомункулом, с некиборгом, в общем? Много чего можно. Оторвать голову — сложнее всего. Позвоночник, он… хреново он рвется.

Максимально интенсивный поток данных непрерывно шел на внешнее устройство чедашевского гаджета. Здешние киборги и недокиборги лишены главного: полноценного компьютера в мозгах. Даже у носителей БД-имплантантов, при всей их сложности, нет чипа, только вшитый софт. Дорогой, как… дорогой, короче. Но это не компьютер. Они тут даже представить себе не могли, что возможна информационная атака на вживленный гаджет. Что возможна ситуация, в которой буфер данных окажется переполнен, контрольный блок вырубится, не выдержав нагрузки, и поток нефильтрованной информации хлынет прямо в мозг.

Даже телепат может потерять сознание. От такого — может.

А гомункулы Чедаша — псионики.

Неизвестно, что они будут делать, гомункулы эти, если хозяин погибнет. Сейчас Чедаш потерял сознание, и они стягивались сюда, к запертым дверям. Хозяин в опасности. Хозяина нужно спасать.

Дверь выглядела крепкой. Да еще мембраны…

Лукас и Скорда стояли на одной линии, примерно в метре от двери, в полутора метрах друг от друга. Стояли неподвижно. Как роботы.

И абсолютно одинаково улыбались.

Они ждали, когда дверь не выдержит. Они хотели, чтобы дверь не выдержала.

Долбанные аристократы!

Потеря Чедашем сознания стала сигналом не только для гомункулов. Она стала сигналом и для Дэвида. Устройство захвачено, чип полностью контролирует его.

«Языка» взяли. Теперь нужно время на «допрос». Изучить зашитый софт, установить нормальное взаимодействие. И, в конце концов, получить контроль над всей автоматикой цитадели.

Тогда Климент Пылаев, начнет штурм.

Чип, он многозадачный. Удобно. Дэвид одновременно отключил силовое поле над цитаделью и блокировал доступ к системе местным администраторам. Он не мог контролировать всю цитадель. Технически — запросто, но физически мозгов бы не хватило, а сам по себе чип на это не годился, тут творчески мыслить надо.

Цель штурма — уничтожение всех до единого гомункулов. Они будут драться до последнего, сдаваться не умеют, на компромиссы не пойдут.

— Открываю купол, — доложил Дэвид. — Сейчас начнется. Я пока запер вообще все двери.

Отрезанные друг от друга в разных секторах цитадели бойцы Чедаша, не будь дураки, взялись уничтожать все имеющиеся в пределах досягаемости видеодатчики. Знают, что наблюдать за ними могут теперь только враги? Как они, интересно, между собой связываются? Скорда обыскал оба трупа, оружие нашел, а приборов связи — никаких.

Они псионики, у них свои методы — там, где датчики уцелели, Дэвид видел, как гомункулы парами и тройками встают напротив запертых дверей, просто смотрят, а ганпласт за мембранами дрожит и гнется, и рано или поздно, конечно не выдержит. Но это телекинез или как-то так. Еще среди гомункулов пирокинетики есть. А для связи надо телепатом быть. Или нет?

— Или Чедаш, пока жив, остается ретранслятором, — предположил Скорда. — С дверями насколько все плохо? Как с нашей? Хуже?

— Как с нашей.

«Их» дверь вот-вот должна была выйти из пазов. К тому же, кто-то из осаждающих телохранителей, пытался проплавить в ней дыру. Мембрана защищала от физических повреждений, а не от нагревания.

И не от телекинеза.

Выломают дверь, выломают и контур генератора поля.

План предполагал, что для штурмующих будут организованы относительно безопасные пути, позволяющие уничтожать отдельные группы противника. Пока все шло по плану. Ворвавшись в цитадель, люди баронов, во главе с бойцами диакона Пылаева, разделились, в соответствии со схемой штурма, и уже успели зачистить несколько помещений.

Внезапно открывающиеся двери, из-за которых тут же начинают стрелять — это неприятный сюрприз для псиоников, сосредоточенных на расшатывании и нагревании этих самых дверей. Правда, и псионики, даже сосредоточенные, куда опаснее обычных солдат. Неразумно, конечно, но чисто по-человечески, Дэвид, предпочел бы, чтоб в местах столкновений не уцелело ни одной видеокамеры. Ему совсем не нравилось видеть, что телекинетики могут делать с людьми…

Что-то вроде того, что проделывает с киборгами аристократ.

— Чем их больше погибнет, тем лучше.

Ну, преподобный… Руки по локоть в кровище, а голос такой, как будто говорит о погоде где-нибудь на Торде, а не о людях, которых здесь и сейчас убивают.

— Ты это прекрати! — Это Скорда. Скалится и челку со лба сдувает. — Мне они живыми нужны, чтоб дальше было кому воевать. К тому же, какой смысл этим-то гибнуть? А баронов здесь ни одного нет.

— Бароны, — подал голос Дэвид, — не идиоты, чтоб с деструкторами по коридорам скакать.

Лукас метнул на него косой взгляд:

— По-твоему, мы идиоты?

— Лукас, твоя проницательность иногда пугает.

— Если это единственное, что тебя в нем пугает, — протянул Скорда, — то ты смельчак, Дэвид Нортон.

Не абордаж, но очень похоже. Участвовать в настоящих абордажах даже Лукасу приходилось редко — но опыт тренировок есть. Отработка абордажного боя обязательна для всех рыцарей. Мало ли что может случиться?

Случилось. До такого, наверное, никто бы не додумался. Рыцарь-пилот Десницы вместе со спецназом Всевидящих Очей, штурмует цитадель вольного барона.

Связи с Лукасом не было — внутри цитадели дуфунги вообще не работали. Но к этому подготовились. План штурма составлен заранее, каждый знает свое место и свои задачи. И все идет, как надо. С Божьей помощью, все идет как должно. Открываются нужные двери. Вспыхивают и гаснут в ритме тревожного кода лампы над входом в помещения, где заперты гомункулы. Да те и сами выдают себя попытками освободиться.

Страшный противник. Воистину. Понятно, почему Чедаш считался непобедимым. Столько псиоников, спаянных одной целью, умеющих работать в команде, объединять свои силы — не будущее ли это Капеллы?

Если бы Дэвид не перехватил управление автоматикой цитадели, штурм захлебнулся бы в самом начале. Даже взломав защитный купол, даже пройдя сквозь силовое поле, люди оказались бы бессильны против организованного нападения теле- и пирокинетиков.

И сейчас каждая вздрагивающая под ударами дверь, над которой мерцают лампы, означала чью-то смерть.

— Не лезь в бой, — сразу предупредил отец Климент. — Стреляете вы, летуны, хорошо, я слышал, но этого будет недостаточно.

— Делай, что должен, — сказал Лукас.

Март делал. То, что был должен. Прикрывал ведущего. Сейчас его ведущим стал отец Климент, Март держался позади, не мешал, когда нужно было стрелять — стрелял. Но основной задачей сам для себя сделал постоянное поддержание иллюзии. Их группа: отец Климент и два взвода дружинников барона Инагиса, оставалась невидимой для врагов. Гомункулам приходилось действовать наугад, бить по площадям, выжигая пространство за открывшейся дверью, в тугой шар скатывая уплотнившийся воздух.

Рассредоточиваться для максимально эффективного боевого взаимодействия умели все бойцы, однако учитывать при этом, что враги их не видят, оказалось непривычным. Со временем, однако, приноровились, стали делать поправку на невидимость, на то, что гомункулы лупят из-за дверей со всей дури, не жалеют сил, не жалеют самих себя, но лупят — наугад.

Март молился, чтоб не оказалось за какой-нибудь из дверей эмпата или, спаси Господи, телепата.

Уничтожить всех.

Гомункулы с виду не отличались от людей. Стрелять в них было трудно. Это совсем не то, что вести бой за пультом гафлы. Там не думаешь об убийстве, там думаешь о победе. Здесь твои выстрелы сжигают живую плоть. Совершенное и живое ты делаешь уродливым и мертвым.

Но Лукас сказать делать, что должно, и Март знал, что должен убивать.

Андре откатился в сторону, перезаряжая обоймы. Еще не устал, но…

«Когда же они закончатся?»

Боеприпасов пока хватало. В первые секунды после того, как рухнула дверь, они с Аристо буквально выкосили всех, кто оказался на линии огня. Андре досталось от телекинетика — чуть не вырвало конечности из суставов — но аристократы крепче людей.

Прежде чем трупы вспыхнули, с большинства удалось собрать запасные обоймы. Потом полыхнуло. Все, что не успели собрать, естественно, взорвалось.

Андре прикрыл Нортона и Чедаша — самый бесполезный защищает самого нужного, это закон. Сейчас самый бесполезный — он. Даже от фон Нарбэ пользы больше, чем от дю Гарвея.

Грохнуло. Стены треснули и потолок просел. Ребра, кажется, треснули тоже.

Зато выгорело сразу все. Моментально. Топлива для следующей атаки не осталось. То ли гомункулы не рассчитали, то ли наоборот, надеялись таким образом сразу всех прикончить. Они ж не знали, что пытаются убить аристократов. Пламя добили струи пены с потолка. Интенсивнее заработала вентиляция.

Вот что интересно, взрывая трупы и боеприпасы, выметая центр комнаты очистительным огнем, о безопасности своего хозяина гомункулы просто не подумали? Или Чедаш, как аристократ, и не на такие перегрузки рассчитан?

Теперь главное было не дать им сосредоточиться. Псионики — эти псионики — не могут воздействовать на то, чего не видят. Поэтому Андре, не останавливаясь, заливал подходы к двери огнем, не позволяя врагу атаковать. Аристо стрелял прицельно. В любого, кто оказывался в поле зрения. Пилоты, иччи их грызи, они все стрелки.

Что-то с ним было не так. С Аристо. С того момента, как по стенам побежали трещины, что-то с ним… что-то в нем изменилось. Что — не понять. Кажется, будто он боится, но этого, конечно, не может быть.

— Двери. — Сказал Нортон.

Все двери, удерживавшие гомункулов, выломаны. В цитадели сейчас начнется свалка. Уличные бои. Коридорные… Нортон по-прежнему контролирует автоматику, у защитников нет шансов. Атакующие будут гибнуть десятками, но все идет по плану.

— К нам двигается группа, — Нортон закрыл глаза, сосредоточился. — Двенадцать человек. Без оружия.

Что? Кто?

— Телепаты. — да уж, по голосу Аристо точно не скажешь, что он не в порядке.

И он прав, если безоружные, то вполне возможно — это телепаты. Им оружие ни к чему, у них пирокинетики есть.

— Лучше сюда, чем к штурмовикам.

Взгляд из-под выгнутой брови, как выстрел. Красавчик-пилот весь в крови и копоти, глаза по контрасту кажутся светлыми. Сверкнул зубами. Типа, улыбнулся.

— Лучше сюда.

Со штурмовиками где-то там Март. Только Нортон знает, где именно. Март, конечно, парень боевой, и стрелять умеет, и подраться, наверняка, не дурак, но… не надо ему телепатов.

И сюда не надо бы. Но что делать?

— Скорда. Умеешь защищаться?

— От одного, двух. Не от толпы.

— Понял. Дэвид?

— Знаю, знаю. О себе беспокойся, преподобный.

Преподобного трясет. Снаружи не видно, но… не надо обладать проницательностью дю Гарвеев, чтоб чувствовать, как его колотит изнутри, дрожь пробирает с каждым скрипом, выходящих из пазов потолочных плит. Что, бога ради, с ним творится?

— Скорда. Преимущество телепатов во внезапности, это ты знаешь, не так ли?

Спокойный какой. Чему верить, его голосу или своему обманчивому чутью?

Преимущества телепатов… Да. Внезапность. Если знаешь, что имеешь дело с телепатом, можно успеть подготовиться, защитить разум. Уметь надо, но этому учат. У дю Гарвеев спецификация включает устойчивость против телепатических атак. Плохо то, что телепатов слишком много. Плохо то, что им не нужно видеть тебя, чтоб атаковать.

Аристо знает, что делать. Нужно просто довериться ему. Позволить…

— Ты что, уже начал? — рявкнул Андре, едва справившись с порывом засветить ублюдку кулаком в голову.

— А чего ждать? Хочешь выжить — не мешай.

Устойчивость против телепатических атак. Сдаться гораздо сложнее, чем защищать себя. Не надо сдаваться. Надо просто поверить. Аристократы все устойчивы к телепатии, сопротивляемость вырабатывают с самого детства, с рождения. Аристократы слишком опасны, чтобы кто-то мог получить контроль над ними. Есть лишь один хозяин — Божественный Император. Смысл жизни в том, чтоб служить ему. Высшее счастье — услышать его похвалу. И нет во всей вселенной силы, которая заставить предать хозяина.

Хозяин хочет, чтоб Андре дю Гарвей уничтожил телепатов.

С радостью!

Глава 8

Дэвид был еще жив. Значит кто-то, Лукас или Андре, тоже. Кто-то из них еще жив.

Господи, спаси и помилуй раба своего Лукаса!

Господи, спаси и помилуй Андре Скорду, хоть у него и нет души!

Несмотря на то, что группы противника могли теперь свободно перемещаться по цитадели, лампы по-прежнему предупреждали об опасности. Март думал, что рефлекс: замигало — заляг и стреляй, останется у него навсегда. И когда в монастыре, при одновременном старте всех десяти вендаров упадет напряжение в сети, он точно что-нибудь пристрелит. Инстинктивно.

Шум и грохот стояли по всей цитадели, везде шли бои. К очагу одного группа отца Климента как раз приближалась.

Лампы мигнули. Март шарахнулся к стене, вскинув деструктор.

Несколько секунд ожидания.

По сигналу — вперед. Противник безоружен, но это неважно. Стрелять. Уничтожить! Пока не вспыхнул огонь, пока воздух не сошел с ума и не раздавил твое тело.

Вперед!

Мимо оплавленных стен, поскальзываясь на жирном, мокром пепле. Как же здесь воняет!

А впереди, на черной золе, в душной саже — золотая, яркая вспышка. Сверкающая смерть, блистательный жнец, танцуя, идет по трупам, не глядя, добивает тех, кто еще двигается, голыми руками пробивает насквозь грудные клетки, ломает гортани, крушит черепа.

Андре…

— Скорда? — изумленно выдохнул кто-то позади.

Узнали. Имели с ним дело, с красивым работорговцем, манерным, жеманным, насмешливым, в салоне которого никто, никогда не купил ни одного раба.

Не узнавали.

Март сам не понял, почему подался вперед. Какое-то помрачение. Так обрадовался, что он жив, этот… императорская кукла. Жив! Ранен, весь в крови, в саже и копоти. Но живой.

Стоит. Смотрит.

Март его обнял раньше, чем успел подумать, что он, вообще, делает? Скорда — враг.

Враг.

А враг замер в его руках. Застыл, тронь — порежешься. И лишь через бесконечную секунду закаменевшие мышцы расслабились.

Выдохнул. Ухмыльнулся.

— Март. Твой командир сейчас выстрелит мне в голову. Он ужасно ревнивый.

И обнял в ответ.

— Я тебя испачкаю.

— Плевать, — сказал Март.

Лукас, наверное, решил им не мешать. Он был с Андре, держался позади, стрелял, избегал ближнего боя. Нельзя было отвлекать гомункулов от Андре, можно было только прикрывать его, вот Лукас и прикрывал. Он умеет быть не только ведущим.

А сейчас исчез. К Дэвиду вернулся?

С телепатами, это они удачно придумали. Те споткнулись на Андре, а телепат, он когда на ком-то спотыкается, он не понимает, что надо отступить. Не приучены они отступать, им же отпор почти никто дать не может. Машинально начинают давить — все телепаты, не только Чедашевские гомункулы — тратят все больше усилий. И рано или поздно, конечно, продавливают.

Телепат любого человека сломает, хватило бы сил. У этих сил было предостаточно, вон сколько пирокинетиков вокруг. Только ломать они взялись…

— Машину, — Андре улыбается. — Где-то там, — палец со сломанным, грязным ногтем касается виска, — машина. Не так уж глубоко. Лукас это вытащил наружу. И бросил телепатам. Типа, погрызите косточку. А косточка ганпластовая. Как ты с ним уживаешься, Март?

— Я…

— Лучше молчи. Сам знаю. Он тебя тоже.

Лукас казался слишком спокойным, даже по сравнению с его всегдашней бесстрастностью. Такой спокойный, будто мертвый. Март, как вошел в их убежище, сразу увидел и просевший потолок, и стены в трещинах. Понял, в чем дело. А еще грязь. И вонь.

Это невероятно, сколько там было грязи!

Массовое побоище с массовым трупосожжением.

Март демонстративно огляделся и громко сказал:

— Хорошо построено. Тут еще пару бомб взорвать можно, и ничего не рухнет.

Дэвид и Андре его явно не поняли. Дэвид только плечами пожал. Андре хмыкнул:

— В общем, да. Еще сто лет простоит. Ты это к чему?

Лукас глянул исподлобья:

— Спасибо. Дэвид, ему бы попить и умыться. Есть тут поблизости вода?

Вода здесь, со всей этой копотью, жаром, пеплом, лха знает чем еще, расходовалась моментально. Фляги опустели еще к середине штурма.

— Там, за дверцей, — часть стены со скрежетом отъехала в сторону, открыв взорам скудно обставленную спальню. — Справа, по плану, водопровод. Душевая у него там или что, не знаю. Воду пить можно, чистая.

Эти трое в воде, конечно, не нуждались. Даже Дэвид.

Где-то в недрах цитадели, штурмовики заканчивали зачистку.

Четверть часа ожидания были не лучшими в жизни Марта. Даже хуже, чем готовность номер два, которая может длиться часами. Сражаться самому гораздо легче, чем сидеть в безопасном месте, пока недавние соратники продолжают бой.

Спасибо, хоть Дэвид время от времени говорил, что где происходит.

Но все когда-то заканчивается. Отец Климент, вымотанный, весь в грязи и копоти, ввалился к ним в сопровождении отца Алексия и отца Энеро — еще одного церцетарийского спецназовца.

— Здесь, что ли, командный пункт? Докладываю, живая сила противника полностью уничтожена. Хотя, — отец Климент понизил голос, — не особо-то она живая. Парни опознали среди местных — своих, которые точно в мертвых числились. Не мои парни, — он тяжело осел на пододвинутое Лукасом, относительно целое кресло, — Инагисовские. Спасибо, отец Лукас. А попить нет, случайно?

Андре сунул ему в руки позаимствованный в ванной кувшин с водой. Март догадался принести стакан.

Скоро в цитадель явятся сенешали, начнут делить трофеи, рядиться, кто из баронов кому сколько должен, выяснять, кто сильнее пострадал. А пока есть время допросить Чедаша, найти нужные документы, и убираться отсюда. Бароны и сенешали — это забота Андре.

— Допросить и убить, — напомнил Лукас. — Дэвид, ты готов?

— Угу. По мозгам он, если что, получит.

— Март, ты еще можешь использовать иллюзии?

— Прикрыть нас от него смогу. Больше — ничего.

Устал. Очень.

— Начали? — хмуро спросил Дэвид.

— Начали.

Стимулятор из кибераптечки еще и подействовать не успел, а мебель в комнате, и так-то покореженную, смяло, будто вырезанную из картона. Загудели, стены. Разбежалась по ним новая сеть трещин. Рухнул кусок потолка.

Чедаш не видел их.

— Слушай меня, барон, — голос Лукаса, нечеловечески спокойный, перекрыл грохот разрушений, — мне нужна технология производства гомункулов, последние разработки, данные о моделях, еще не поставленных на поток. Все это хранится здесь, в цитадели. Скажи мне, где, и я не убью тебя.

Он отпрыгнул в сторону, пропустив мимо себя то, что было столом. Конструкция врезалась в стену, окончательно превратившись в бесформенную груду металла и пластика.

Чедаш вновь потерял сознание.

— Ему надоест, — пообещал Дэвид.

Стимулятор действовал.

Барон пришел в себя. По комнате пронесся смерч, тучи пепла и золы взметнулись в воздух, грозя задушить. С потолка обрушились потоки пены, снова прижимая дрянь к полу.

Это сделал Дэвид или Чедаш?

Лукас продолжал говорить. И если закрыть глаза, если только слушать, казалось, будто вокруг не светопреставление с участием мебели и сгоревших человеческих останков, а покой хорошо оборудованной допросной.

— …скажи мне, где бохардат, и я не убью тебя.

Март сказал бы.

— Провались в Эхес Ур! — пожелал Чедаш.

Что-то непохоже было, чтоб он шел на контакт. Но Лукас улыбнулся. И Андре — тоже.

— Готов, — произнес Андре одними губами.

— Дэвид?

— Понял.

Чедаш вскрикнул и потерял сознание.

Стимулятор действовал.

Барон пришел в себя. И заговорил.

— Эта штука все время была здесь? — Андре огляделся. — Я один чувствую себя идиотом?

Да уж. Найти здесь что-то сейчас… Особенно такую маленькую вещь, как бохардат.

— Утешься тем, что не мы это сделали, — посоветовал Дэвид. — Где оно было? В столе? А стол у нас… хм…

— Столом у нас чуть Лукаса не убило. Значит оно тут. — Андре решительно отправился к конструкции, пять минут назад пролетевшей от стены к стене со скоростью спортивной машины.

— Скорда, — мягко окликнул Лукас.

— Мм?

— Не надо.

— Да ну?

— Бохардат найдет отец Климент.

— Правда?

— Это ведь не то, что ты должен делать.

— Откуда тебе знать, Бастард?

— Чем бы это ни было, — Лукас не двигался, и Андре не двигался тоже, две статуи, прикованные друг к другу взглядами, — нужно оно вам или нет, решит Божественный Император. А принять решение ему может помочь только церковь. Скорда, ты знаешь, что я прав. Церковь не ошибается. Аристократы постоянно совершают ошибки.

— Наши святые отцы. — Андре растянул губы в улыбке. — Уж не знаю, чем вас таким кормят, что все вы, без исключения, честны, человеколюбивы и набожны. Я думаю, что когда Бог создавал людей, он, имел в виду таких ангелов, как ты, мой красивый. За одним маленьким уточнением: к голосу совести вы прислушиваетесь чаще, чем к голосу разума. Полагаю, это единственная причина, по которой вы не отправляетесь в Самаянгу сразу после рукоположения. Все-таки, Господь наделил нас разумом для того, чтоб мы им пользовались, а священники избегают мыслительной деятельности с такой настойчивостью, как будто считают её грехом. Так почему же именно вы вправе решать, а? Лукас?

— Ты все сказал?

— Знаешь, Март, — Андре сунул руки в карманы, и демонстративно отвернулся от останков стола, — лучше быть нелюдью, чем священником. Забирайте эту хрень, отец Климент. Я посмеюсь, когда церковь начнет делать из мертвецов собственных гомункулов.

Неловкая пауза. Стыдно. И… жаль его. Гордый, такой же гордый, как Лукас. Но — один, без Бога, без сил, без веры в то, что прав.

— Отец Климент, — Лукас взглядом указал на «стол».

— Во имя Божье, — уставно ответил диакон.

Не по себе было всем. Не только Марту. Но, наверное, всем по разным причинам.

Отец Климент и отец Энеро разбирали стол. Там стучало, брякало. Лукас косился на особо громкие звуки.

— Март, Чедаша убьешь ты.

— Во имя Божье.

Бохардат не пострадал. Защитный футляр оказался рассчитан на куда более серьезные повреждения.

— Разрешите взглянуть, отец Климент? — вежливо улыбнулся Дэвид.

Отец Климент глянул на Лукаса, тот молча кивнул.

Теперь пришла очередь Чедаша.

Барон, едва живой, лежал на полу. Стимулятор по-прежнему действовал, и Дэвид совсем недавно снова лишил Чедаша сознания.

Непонятно, как он это делает, но с Дэвидом вообще многое непонятно.

Закатившиеся глаза в алой сетке лопнувших сосудов. Лицо залито кровью из носа и рта. Почти не дышит. Убить такого — акт милосердия.

— Упокой, Господи, душу грешника, — сказал Март.

— Упокой, Господи, — эхом откликнулись диаконы.

Лукас молчал.

Март достал «Аргер». Первым выстрелом испепелил Чедашу голову. Вторым прожег грудную клетку.

Голова и сердце. Так оно надежнее.

Он даже отвернуться от тела не успел. Оно вспучилось, осело, расползлось… В тот же миг чьи-то руки сжали в стальной захват, вышвырнули из комнаты.

Андре? Лукас? Да кто ж их поймет? Март видел из коридора, как оба они, в один голос приказывая остальным отступать, полосовали шевелящийся пол из деструкторов, переведенных в режим лучевой стрельбы.

Что-то… черная, блестящая дорожка полилась к ногам. Насекомые? Какие-то здоровенные жуки.

Март не разбирался. Пальнул из «Аргера». Дотоптал ногами то, что уцелело.

Следующие две минуты все они — двое в комнате, остальные — снаружи, были заняты тем, что топтали, жгли, стряхивали с одежды и размазывали о грязные стены десятки жуков. Больших. Блестящих. В твердых, хрустящих панцирях.

Какое-то безумие. Воплотившийся кошмарный бред. Невозможная, разумом непостижимая мерзость.

А когда все закончилось, когда все, наконец, закончилось, и ничего больше черного, блестящего, многоногого не шевелилось, не подавало признаков жизни, Лукас перезарядил «Хисабу». Обвел взглядом Андре, Марта. Остановился на Дэвиде. И тихо, но с искренним любопытством спросил:

— Это и есть животные?

— Это насекомые, — нервно буркнул Дэвид. — Животные — симпатичные.

— Я поведу, — сказал Март, когда вышли в ангар.

Лукас не возражал. Единственное, что ему было нужно, это чтобы все благополучно покинули цитадель. И он не отдавал приказа взлетать, пока ангар не покинула последняя машина со спецназовцами.

Логики в этом — никакой. Ведь не думает же он, на самом деле, что в прошлый раз священники погибли из-за того, что он первым вышел на поверхность? Конечно, не думает. Это Марта и беспокоило. Ресурс почти выработан, мыслей нет, остались противоречащие друг другу инстинкты. Один требует убраться с планеты как можно скорее, второй — проследить, чтобы все ушли живыми.

Чтобы никто не остался замурованный под обломками пластонового купола.

Лукас даже ничего не сказал, когда, отойдя от планеты на расстояние для прыжка, Март выставил глубину всего в две трети возможной.

И, к ужасу Марта, потерял сознание, едва прыгнули в «подвал».

Он пришел в себя почти сразу, а вот Марта попустило не раньше, чем вернулись домой. Страшно представить, что было бы, нырни они глубже, на те слои, куда могут добраться демоны.

Если честно, то страшно представить, насколько же Лукас ненавидит планеты, если в «подвале» чувствует себя в большей безопасности. Понятно, что он был на пределе прочности, но на поверхности его хватило бы еще надолго. А стоило взлететь — всё, форсированный режим отключен, а в нормальном режиме системы уже не функционировали.

Ладно. Слава Господу, добрались без потерь. Слава Господу, Андре милосердно воздержался от комментариев. Даже когда они высадили Лукаса и Дэвида в ангаре отеля и остались вдвоем, взяв курс на Инагис-рум.

Понятно, что никакое это было не милосердие, просто Андре тоже вымотался так, что сил говорить уже не было. Но Март и за это был ему признателен.

«Идеальная хозяйка» была закрыта. Выходной без предупреждения. «Приносим уважаемым клиентам извинения за доставленные неудобства».

Уважаемым клиентам наплевать. Вся деловая часть этого сектора Роя как будто вымерла. И в Чедаш-руме то же самое. Тихо. Безлюдно. Просторно.

Все до единого корабли отстыковались и висят на дистанции ухода в «подвал». Светятся. Кажется, что карта звездного неба поменяла рисунок. Столько кораблей разом не доводилось видеть даже при столкновениях с крупными флотами баронов. Бароны, они, все-таки, каждый сам за себя. А тут все, сколько их есть, пиратские капитаны поспешили выйти в пространство.

Дэвид сказал, мест на уходящих из Баронств гаримах и фанаках уже не осталось. Все билеты раскуплены за несколько часов. И это несмотря на то, что на кораблях обеих империй для всех, кроме подданных, втрое подняли цены. Желающие эвакуироваться не побрезговали даже каторжными гаримами, а сейчас с аукциона продают наспех оборудованные пассажирские места на багалах.

Война.

Пока ее ждали, над ней смеялись. Вот она. Пришла. Теперь не до смеха.

Сколько мирян погибнет?

Новости противоречат друг другу. Слухи муссируют две основные версии. Согласно первой, Вольными Баронствами заинтересовалась Старая Терра. Двое эдзоу вступили в сговор с кем-то из баронов, прикончили Чедаша, теперь готовят почву для вторжения десанта терранских киборгов. По сравнению с ними, как показала недавняя бойня в Клетке, нихонские киборги — просто плюшевые игрушки. Вторая версия утверждает, что в сговор с баронами вступили киборги из Нихон, а то, что они с виду как люди, так это потому, что в Нихон тоже научились делать эдзоу. И теперь бароны-предатели во главе с нихонцами готовят почву для вторжения десанта нихонских киборгов.

Поверить в это, пожалуй, проще, чем в терран, вышедших в космос. Но кто здесь знает о том, что на Старой Терре уже много столетий не строят корабли?

Об этом и в Империи-то почти никто не знает.

А война все равно будет. Бароны уже начали подозревать друг друга в сговоре и с терранскими эдзоу, и с нихонскими. Прояснить ситуацию без драки они не смогут. Точнее, им не позволят.

Ну, да. А тот, кто должен не позволить, кажется, не настроен принимать гостей, несмотря на договоренность.

Ставни опущены, двери затянуты силовыми мембранами. Обе двери: и та, что ведет в салон, и та, за которой жилая часть астероида. Вторая, правда, стоило машине Лукаса приблизиться, неохотно приоткрылась. Как раз, чтоб протиснуться в шлюзовую камеру.

Сам Скорда ожидал в ангаре. Очень, такой, домашний. Не накрашенный, весьма просто причесанный, одетый во что-то шелестящее, свободное, но, разумеется, расшитое узорами от ворота до подола. Это ведь Скорда, он без блесток не может.

Держится прямо. Если не знать, и не скажешь, что под шелками больше церапласта, чем целой кожи. Ему, наверное, даже дышать больно. Досталось вчера сильнее всех. А под широкими рукавами звенят невидимые браслеты. Как надо жить, чтоб даже дома не расставаться с оружием?

— Неужели сам долетел? — издевательски протянул Скорда, едва Лукас вышел из машины. — Я вчера подумал, ты теперь в «подвал» ни в жизнь.

— Ты ошибся.

— Как всегда немногословен. Или сегодня тебе просто сказать нечего?

Он имел право насмешничать. Лукаса вчера при нем накрыло.

— Я по делу, — напомнил Лукас.

— Это означает, что тебе есть, что сказать, но ты как обычно брезгуешь просто поддержать дружескую беседу. Ладно уж, — по мановению руки раскрылись двери в холл. — Проходи, Бастард. Чувствуй себя как дома.

Ну-ну. С последнего посещения тут абсолютно ничего не изменилось. Скорда, такой внимательный к собственной внешности, не озаботился тем, чтоб заменить треснувшие декоративные панели на одной из стен. А ведь почти неделя прошла.

— Жаль, кровь пришлось смыть, — Скорда проследил взгляд Лукаса. — Пойми правильно, моя возвышенная натура постоянно нуждается в приятных впечатлениях. Наиболее приятным до вчерашнего вечера было воспоминание о том, как я сломал тобой эту стенку.

— Ты на мне зациклился.

— Еще бы! Март вчера сказал, что не может остаться, потому что должен вернуться в отель. Мне пришлось в одиночестве переживать самую значимую на текущий момент победу, и в одиночестве зализывать нанесенные тобой душевные травмы. А с кем в это время был Март? То-то же. Было бы странно, если бы я не зациклился. — Скорда приглушил яркое освещение в гостиной, — садись, красивый мой. Я, пока тебя ждал, везде напихал булавок. А еще решил, что в качестве выпивки предложу тебе настойку на Либарских жабах. Это даже здесь экзотика, хотя Либар из окна видно. Дорогое удовольствие, как раз для аристократов. В бутылке мертвая жаба плавает. Хочешь?

Взгляд пронзительный, внимательный, любопытный…

Лукас справился с дурнотой. И, вроде бы, сумел сохранить невозмутимость. Но Скорду, увы, не обманул.

— Такой чувствительный, — тот почти мурлыкал. — Ты еще вчера пролил каплю бальзама на мою душу.

— Только каплю? Что же я должен сделать, чтоб ты удовлетворился?

— Мм… — серые с прозеленью глаза мечтательно затуманились, — это предложение или ты просто любопытствуешь?

— Это недоумение.

— Совсем не интересно, что бы я хотел с тобой сделать?

— У тебя в холле стенка сломана. А я понятливый. Так что нет, не интересно.

Скорда тряхнул головой, но убранная в косу челка не упала на лицо, не спрятала смеющийся взгляд.

— Лу-укас, ты так и будешь уступать?

— Это не трудно.

— Не дашь мне развлечься за твой счет? Ладно, тогда давай к делу. Ты хотел что-то узнать, и… что-то предложить взамен. Я весь внимание.

— Как телепаты связаны с аристократами?

Вот теперь Скорда точно пожалел о невозможности спрятаться за челку. Глаза распахнулись так, будто он сам на булавку уселся. Хоть и не накрашенные глазищи, а выразительные.

— С чего ты взял…?

— Не увиливай. Если тебе нельзя об этом говорить, так и скажи.

— За такие вопросы… — поморщился, — Лукас, за подобный интерес убивают. Я, все-таки, выпью. Налить тебе чего-нибудь? Синтетического.

Разлить по бокалам бренди — дело недолгое. Заваривание чая гораздо лучше помогает собраться с мыслями. Но Скорда быстро соображает, и к ситуации приспосабливается почти моментально.

Протянул бокал.

Звякнули браслеты.

Уже снова спокоен, разве что непривычно серьезен.

— У меня вопросов больше чем ответов. В кои-то веки мои правила мне же вышли боком.

Лукас молча ждал. Правила нередко оборачиваются против тех, кто их выдумал. Когда так случается, надо выбрать от чего отказаться: от правил или от своих интересов. Скорда выберет. Не мальчик.

— Об этом нельзя говорить ни с кем, кроме аристократов. А мы, ты же понимаешь, и так об этом знаем, поэтому… тему вообще не принято затрагивать. Любого не аристократа, задавшего твой вопрос, следует допросить и убить. Тебя кем считать, аристократом или священником?

— Уступишь мне право решать за тебя?

— Вчера ты и разрешения не спросил… Ха! — Скорда ухмыльнулся и отсалютовал бокалом, — я понял. Понял, откуда ты знаешь. Я сам все и сказал, когда ты поимел меня в мозг перед атакой телепатов.

— Я не… — в плазму бы его, с такими формулировками, — не делал ничего подобного.

— Лукас, я тебя умоляю! Главное, что информация не пришла со стороны. Пойми правильно, я совсем не возражаю против того, чтоб допросить тебя в меру нескромной фантазии, но после допроса пришлось бы искать тех, кто проболтался тебе, и допрашивать их. А они наверняка и вполовину не такие красивые и упрямые. Весь интерес теряется. Н-ну, а теперь… — Скорда чуть наклонился вперед… и зашипел от боли. — Ненавижу… Эти кретинские царапины! Шевельнуться лишний раз нельзя. Убыр их об кочки! И перестань ржать! Это из-за тебя я инвалид. Моя природная грация, неповторимое изящество, волшебное очарование… ууу… — он всхлипнул от смеха, и тут же снова зашипел. — В общем, допрос отменяется по техническим причинам, так что просто скажи мне, что у тебя есть в обмен на сверхсекретную, и очень, очень интимную информацию о телепатах?

— Исследования Чедаша.

— Вот так, — только и сказал Скорда.

И залпом осушил бокал.

— Ты не отдал мне это вчера только для того, чтоб продать сегодня?

— Точно.

— Знаешь кто ты, Лукас фон Нарбэ?

— Ублюдок. Можешь добавить «подлый» или «лживый» я не возражаю.

Скорда смотрел на него, не отрываясь. Крутил в ладонях пустой бокал.

— Подлый. Лживый. Но зачем тебе? Подожди… — поднял руку, — не хочу влезть в долги, лучше сам угадаю.

— В долг я тебе даже который час не скажу.

— А каким казался наивным, когда мы только познакомились! Это нужно не тебе, а Марту, мм? Я прав?

Можно не отвечать. И так ясно.

— Лукас, — Скорда умудряется произносить слова так, что даже простое имя звучит, как непристойное предложение, — а Март знает, что ты для него нарушаешь правила?

— Нет никаких правил.

— Врешь.

— Не без того. И что? Деваться-то тебе некуда. Во-первых, тебе нужны данные об исследованиях Чедаша, во-вторых, для Марта ты и сам вывернешься наизнанку.

Скорда отвернулся, поставил бокал на стол. Медленно, по одному, стал бросать туда кубики льда. Процесс занял все внимание без остатка. А уж залить лед бренди — это и вовсе занятие, требующее медитативной сосредоточенности.

Все-таки, лучше заваривать чай.

— Я для него ничего сделать не могу. Даже правила нарушить. Бесполезный, как чужая кукла. — Скорда по-прежнему не оборачивался, золотая коса мотнулась между лопаток, — но прав все равно я. А ты когда-нибудь поймешь, что невозможно жить без хозяина. И тогда согласишься на кого угодно, на любую мразь, лишь бы отдать себя.

Невозможно жить без Бога. И невозможно не быть себе единственным хозяином. А еще невозможно объяснить это Скорде. Да и не надо. Он все равно не волен выбирать.

— Страшная тайна аристократов, Лукас, заключается в том, что импринтинг не происходит без телепата. Святоши правы: ты свободен. Джереми Бёрк никогда не был твоим хозяином, и Март им не станет. Они не правы в том, что хозяин тебе не нужен, но это докажет только время.

Так это происходит. Аристократа-младенца вынимают из инкубатора, и сразу, с первых минут, приставляют к нему телепата. Идеальными для взаимодействия считаются телепаты в возрасте от трех до пяти лет. Взрослые тоже годятся, но со взрослыми могут возникнуть проблемы, их нужно очень строго контролировать, да и отношения между взрослым и ребенком складываются совсем не такие, как между двумя детьми. А маленькие телепаты легко принимают необходимость заботиться о младенце, легко начинают любить подопечного. Старшие братья, старшие сестры, опекающие младших, неродных, но в том возрасте родство не имеет значения. Маленькие аристократы растут, учатся, познают мир и свое место в мире. И телепат, друг, брат, защитник — неотъемлемая часть их жизни. Обязательная часть.

Телепаты тоже учатся. Их учат правильно влиять на разум аристократов, создавать связь с хозяином, формировать зависимость, пробуждать нерассуждающую, самозабвенную и искреннюю любовь к Божественному Императору. Любовь, которая и делает аристократов из людей совершенными, многофункциональными куклами.

Двенадцать лет они вместе: аристократ и телепат, ближе друг к другу, чем близнецы, роднее, чем генетические родственники. В двенадцать лет аристократ проходит последний тест на соответствие нормам своего дома. Тогда же он получает от Божественного Императора приказ убить своего телепата.

И убивает.

Смысл жизни аристократа в том, чтобы выполнять приказы хозяина.

— Даже женщины?

Лукас знал, что не нужно об этом спрашивать, знал, что вонзает лезвие в рану, но… он не был посторонним, не был просто любопытствующим, просто священником, которому удалось добыть интересные сведения.

Он был аристократом.

И фон Нарбэ считали его членом семьи.

И в его семье… в его мирской семье все было так, как рассказал Андре?

— Ты не знаешь, да? — серые глаза снова изучали его лицо с пристальным вниманием, — ты думаешь, для нас есть разница между женщинами и мужчинами? Все-таки, монастырь испортил тебя, Лукас. Нельзя доверять аристократов священникам.

Улыбнулся. Протянул наполненный бокал.

— Наши женщины во всем равны мужчинам. Наши семьи создаются по любви, но дети, об этом-то ты знаешь, появляются не по воле бога от союза между мужем и женой, а по приказу главы дома — из принадлежащего дому генетического банка. Аристократки — не матери, аристократы — не отцы, семья — условность, необходимая для нормального развития психики. Нет никаких причин для разного отношения к представителям разного пола. Честно-то говоря, я и причин для создания нас разнополыми не вижу. Но… вкусы у всех разные.

Улыбка превратилась в ухмылку. Всего на секунду.

Что-то Скорда не выглядел счастливым от того, что может послужить хозяину.

Дэвид прав. Андре, действительно, не выглядит счастливым. Но еще вчера, выполняя приказ, уничтожая врагов Божественного Императора, он был абсолютно счастлив.

— И, кстати, Лукас, подумай вот о чем. Мы не боимся за того, кого любим. Ты вчера был довольно жалок, знаешь? Когда трясся от страха за Марта, боялся, что цитадель рухнет и твоего парнишку раздавит обломками.

— Настойка на жабах, — сказал Лукас.

Андре недоуменно нахмурился.

— Упоминание выпивки приготовленной из мертвых животных, — пояснил Лукас, сделав усилие, чтобы не улыбнуться, — лишает меня самообладания вернее, чем насмешки над моими страхами.

— Да пошел ты!

— Уже ухожу. Вот, — он выложил на стол перед Андре бохардат, — здесь данные об исследованиях.

Явая «Нетопырь», по документам принадлежащая какому-то шэнцу, а на деле, естественно, церцетарийская, ожидала их на частном причале. Они, в свою очередь, ожидали Марта. Лукас тестировал корабль перед стартом, Дэвид мечтал. Друг другу они уже привычно не мешали.

Даже не верилось, что работа сделана, и, наконец-то, все закончилось. Теперь можно возвращаться к жизни законопослушного, весьма обеспеченного, подданного. И с Сингелы больше ни ногой. Ближайшие пару лет — точно. Напутешествовался. Хватит. Всякая экзотика, типа океанов, гор и заповедников со зверьем, она и на Сингеле есть, сколько душе угодно. А то, вон, можно взять пример с Лукаса, и вообще на все это забить. Сидеть дома, да смотреть образовательные каналы. Там тебе и природа, и животные, и последние изобретения, и все, что хочешь. Без риска для жизни. Без шизанутых подельников. И под толстым-толстым слоем атмосферы.

Дэвиду так понравились перспективы — толстый слой атмосферы особенно привлекал — что он нашел на чипе список девушек, с которыми успел свести близкое знакомство за месяцы мирной жизни, и стал задумчиво перелистывать видеозаписи. Какую-нибудь из прекрасных дам можно пригласить в гости. Сингела — подходящая планета, чтоб погостить. Список был невелик, но каждая девушка вызывала исключительно приятные воспоминания. Трудно выбрать. Проще, наверное, завести новое знакомство, где-нибудь там же, на Сингеле. Или приглашать всех по очереди?

Нет! Остепеняться, так остепеняться. Новая жизнь, новая женщина и ни-ка-ких извращенцев-аристократов.

Хотя, по правде говоря, компании шизанутых рыцарей будет не хватать. Привык.

Если совсем по правде, привык быть не один. Эти двое на себя не замкнуты, священники же, их, типа, учат сосуществовать в коллективе. Вот они и… сосуществовуют. А коллективу неожиданно понравилось. Ну, ясно, когда привыкаешь к мысли, что на этих ребят можно положиться, они из обузы становятся помощниками. А когда ты одному из них разрешаешь к себе в голову залезть и внушить всякого — это уж вообще. Ну, и, понятно, живая тварь с тобой под одной крышей, это для психики полезно. Девушка не годится. От нее придется скрывать, кто такой Дэвид, и откуда он, а в собственном доме все время врать — это такие перегрузки, никаких предохранителей не хватит. Надо будет зверушку какую-нибудь завести. Собаку. Или еще кого. Раз уж рыцарей дома держать нельзя.

Дэвид ухмыльнулся и подключился к внутрикорабельной связи:

— Лукас?

— Да?

— А если б в доме тогда собака была, ты бы рискнул заявиться?

— Нет. Я бы тебя украл.

Вот гад, а! Когда его не видно, не поймешь, всерьез он или издевается.

— Это как?!

Тишина в ответ.

Дэвид вздохнул, встал из кресла и пошел в рубку.

— Не знаю пока, — сказал Лукас, не оборачиваясь, как только Дэвид откатил дверь в рубку, — не думал об этом. Догнать на машине, парализовать и — в мешок.

— В какой мешок?!

— С отверстиями для дыхания.

— Ящерица, — мстительно сообщил Дэвид. — Это будет ящерица. Самец, — уточнил он, в ответ на удивленный взгляд. — Он все время будет молчать, и глазами лупать.

Лукас ошалело моргнул, и Дэвид нанес последний удар:

— Я назову его Лукас. И научу пить чай.

«Нетопырь» должен был доставить их на Воктер — ближайшую шэнскую станцию. Никакой таможни не будет, ничего такого. Даже жаль, что контрабандой вывезти нечего.

Дальше пути расходились.

Дэвид сидел в кресле второго пилота, вдруг преподобный один в рубке заскучает, и перебирал каталоги сетевых зоомагазинов в поисках подходящей ящерицы. Не вовремя задумался над тем, что еще десять минут назад так же точно перебирал девушек. Ну, почти так же.

— Лукас?

— М?

— Март-то где пропадает? Скоро сутки, как улетел.

— Не знаю, где именно. Он с Андре.

— Чего?!

— Хм, — Лукас покосился на него, — что такое?

— Мальчик потерян для женщин, — с горьким пафосом сказал Дэвид. — Последний оплот пал. Мы проигрываем битву за естественные отношения. Они повсюду!

Как обычно, услышав слишком много слов на непонятную тему, Лукас на секунду завис. О битвах за естественные отношения он, понятное дело, никогда не слышал. И что Март — последний оплот, ему в голову не приходило. Система у преподобного многозадачная, быстродействующая, с отличным фильтром спама, ее как зря не перегрузишь. Но Дэвид там прописан, как источник заслуживающей доверия информации, поэтому Лукас честно пытается информацию обработать. Ну, и виснет. Ага.

— Я не думаю… — посмотрел настороженно, чуял, что издеваются, но не мог понять, в чем подвох. — Не думаю, что Скорда может так сильно повлиять на предпочтения Марта. Не беспокойся об этом.

Бедолага. У него забота о мирянах на уровне рефлексов.

— Давай чаю принесу, — буркнул Дэвид. — Зануда ты, все-таки, преподобный.