Барабан на шею!

Глава 7. Разрушение стереотипа, или Побег отморозка

Существуют различные точки зрения на то, с какой скоростью распространяется слава. Некоторые наблюдатели полагают, что дурная слава разлетается быстрее доброй. Другие возражают, дескать, качество славы не оказывает влияния на ее скорость…

Примечательно, что никто из экспертов не отдает предпочтение доброй славе.

– Кто такие? – спросил у Палваныча с Колей человек в дорогих латах.

Отчего-то он предпочитал ездить в глухом, наподобие турнирного, шлеме.

– Пауль и Николас, – сказал прапорщик, пока солдат придумывал новые имена.

– Пауль… Николас… А! Это те самые, которые навели шороха у Косолаппена? – расхохотался главный. – Так это вы испугали барона до полусмерти? И чуть не устроили бунт у слабака Лобенрогена…

Троица сопровождавших рассмеялась вместе с начальником.

Лавочкин разобрался, кто среди них кто.

Говоривший был аристократом. На кирасе красовался герб: перекрещенные лук и колчан, полный стрел, на фоне развернутой веером колоды карт.

Трое остальных находились в услужении. Они и держались попроще, и одевались значительно беднее. На их головах не было шлемов.

– Мы бывали в тех краях, только хрен ли ржать-то? – уклончиво прокомментировал смех незнакомцев Дубовых.

– Трепещи, смерд, когда открываешь рот в присутствии герцога Унехтэльфа![9] – напыщенно сказал один из сопровождающих.

– Скорее всего, это не те самые четыре всадника, – шепнул Коля Палванычу.

– Эй, о чем вы там шепчитесь?

– О погоде, блин, – процедил прапорщик.

Герцог чихнул, ударяясь лбом о внутреннюю поверхность стального головного убора.

Лавочкину доводилось кричать в шлеме, он знал: сейчас Унехтэльф наверняка оглох.

Аристократ завопил: «Платок мне!» и с трудом сорвал шлем с головы.

Да, в Колином представлении герцог действительно был поддельным эльфом. Фиолетовокожая голова с острыми ушами, ирокезом белых волос и острым подбородком совсем не вязалась с привычным нашему современнику образом бессмертного. Вместо европеоида с чуть заостренными ушками и талантом пулеметной стрельбы из лука Палванычу и солдату подсунули сопливого уродца, злобно зыркающего черными глазами.

Унехтэльф звучно высморкался в шелковый платок.

– Чего уставились? Благородного эльфа не видели? – резко проговорил герцог.

– Не видели, – честно признался парень.

– А разве ты не поддельный? – супертактично спросил прапорщик Дубовых.

– Тупой смерд! – прошипел Унехтэльф и приосанился. – Я первороднейший эльф. А фамилия моя ведет начало от достопамятного карточного поединка между моим предком и соперниками, канувшими в пучину безвестности. Мой предок слегка нарушил правила, когда ему не хватило карты для полного выигрышного расклада. Если выражаться точнее, то он вытащил из рукава одиннадцать треф. С тех пор мой род богат.

Похоже, рассказ о сомнительном происхождении богатства доставил герцогу неизмеримое удовольствие. Он лучился снисходительной гордостью, будто являлся потомком легендарного полководца, а не шулера.

Неудачная реплика Палваныча была забыта.

– Почему вы начали наше знакомство с «попались»? – Лавочкин решил взять инициативу в свои руки.

– Ай да наглая тупизна! – воскликнул Унехтэльф. – Вы на моих землях.

– Мы попали сюда затемно и уберемся по первому вашему требованию, – заверил феодала парень.

– Не так резво, малец, не так резво, – покачал головой герцог. – Вы потоптали и загубили костром мою магическую травку.

– Коноплю?

– При чем тут конопля? Это разруби-любые-путы.

– Э, а где наша лошадь?! – просипел прапорщик, показывая на повод, одиноко висящий на кусте.

– Судя по следам, она сожрала много моей травы и развязалась, – сказал Унехтэльф. – За попорченное кобылой вам также придется ответить.

– Вот черт! – искренне выругался Палваныч.

Нечистый был тут как тут.

– Ефрейтор Арш… – начал он рапорт, но Дубовых прервал:

– Заткнись, Аршкопф. Итак, что вы имеете против нашего здесь пребывания?

Палваныч встал в полный рост. Теперь он возвышался над герцогом и его свитой. Троица сопровождения заметно занервничала, а сам Унехтэльф вроде бы не смутился.

– Н-да… И насчет черта Косолаппен не соврал. Я-то думал, врет, чтобы трусость оправдать. Это осложняет дело. Похоже, мне тут ловить нечего. Жалко траву, конечно… А быть рядом, когда вами займутся четыре всадника, небезопасно. Если в течение часа вы не уберетесь с моих земель, по вам начнут стрелять лучники. Всех сразу вы не остановите, не так ли?

Россияне убедились, что Пес в башмаках говорил им правду. Убийцы существовали. И наверняка их нанял барон Косолаппен.

– Хорошо, мы уходим, – пробурчал прапорщик.

– Вот и правильно. Я бы справился с каждым из вас в отдельности, даже с чертом, чье имя вы любезно сообщили, – сказал герцог, наблюдая, как напрягся Аршкопф. – Но вас трое, и у вас препоганейшая репутация. Следите за тылом. Слово дворянина, если вас не достанут всадники, то я исправлю их недоработку, будьте уверены.

Эльф махнул своим людям, и они уехали в грушевый сад, росший сразу за поляной.

– Так. – Палваныч потер ладони. – Аршкопф, нарви охапку травы посочнее, все равно лошадь тебя не пошлешь искать. А трава, чую, пригодится.

– Это хорошо, что лошадь потерялась, – подал голос Коля.

– Не понял. – Дубовых вопросительно посмотрел на рядового.

Было приятно снова говорить по-русски в отсутствие местных.

– Я еще вчера хотел вам рассказать. Нас легко поймать. Мы ужасно наследили. Убийцы, имея описание этой анекдотической повозки, в два счета сели бы нам на хвост. Доберемся до какого-нибудь городка или села, купим лошадей. Деньги есть. Сменим имена, а то каждая фиолетовая рожа знает, кто такие Николас и Пауль. Возможно, стоит разделиться или хотя бы притворяться, что мы идем порознь и не знакомы друг с другом.

Прапорщик, собиравший вещи, замер, осмысливая предложение солдата.

– Да, ты прав, рядовой Лавочкин, – заключил он. – Ядрена кочерыга, ты молоток! Добавлю: необходимо сменить форму одежды. Переодевайся в военную.

– Нет, лучше вы, Павел Иванович, – возразил Коля. – Моя «парадка» нежнее вашего «камуфляжа». Мне же на пост вернуться надо. Согласны?

– Хм… Не поспоришь.

Дубовых переоделся. И сразу почувствовал себя увереннее и проще. Такова магия военной формы: она значительно корректирует содержание.

Аршкопф притащил маленький стог травы разруби-любые-путы.

Подпалив телегу, отпустив черта и кинув по пучку в мешки, люди зашагали по дороге.

Условились, что солдат возьмет имя Ганс, а прапорщика нарекли Йоханом.

Парня удивляла покладистость спутника. Но, подумав, он разгадал смену настроений Палваныча: угроза быть убитым перевесила привычный гонор.

Лавочкин шел шагах в пятидесяти впереди Дубовых. По уговору, в следующей деревне расспросами занимался Коля.

Это был поселок, не деревня. Сотня домов на берегу широкой реки. В основном здесь жили ремесленники – ткачи да портные. Потому-то и назывался поселок Хандверкдорф[10]. Местные ткани и платья славились на все королевство. Владел прибыльным местечком сам король.

Впрочем, король Дробенланда был настолько незначительной фигурой, что даже не заслуживает упоминания. Такой же феодал, как и другие, просто по традиции носящий номинальный фамильный титул. Людям все равно, а ему приятно.

Солдат и прапорщик изменили планы. Хандверкдорф – это целый городок, одного-двух людей не спросишь. Решили зайти с разных сторон и встретиться в центре, в трактире.

Парень обрадовался свободе. Общество Палваныча его совсем не радовало. «Казалось бы, самый близкий человек в этом мире, земляк, но такой доставала! – думал Коля. – Хоть часок самостоятельно покручусь… Найти бы мага».

Справляясь у прохожих о братике Шлюпфриге, Лавочкин добрался до центра поселка. Дубовых еще не появился. Солдат остановил женщину, несшую кувшин.

– Простите, а нет ли в вашем поселке колдуна?

Женщина шарахнулась от парня, будто от чумного, и скрылась между домами.

Он рискнул задать тот же вопрос еще двум прохожим. Первый, бородатый угрюмец, буркнул что-то злое и обидное. Второй, сухопарый старичок с мутноватым взглядом, проявил большую любезность:

– Зачем тебе колдун, паря?

– Мне нужна помощь. – Коля обрадовался, что с ним заговорили.

– Помощь? – Старик подозрительно сверкнул глазами, но Коля отнес эту странность к общей атмосфере агрессивной скрытности, окружавшей тему магии. – Я как раз к нему иду. Хочешь, провожу?

Солдат обрадовался:

– Буду благодарен! Здорово, что вы мне повстречались! А то все так сразу замыкаются, когда я про колдуна спрашиваю. Обидно.

Старик неспешно зашаркал по пыли, свернув в неприметный переулок между трактиром и выкрашенным в красный цвет домом. Лавочкин двинулся за провожатым.

– Не бери в голову, хе-хе… Это, паря, от дремучести и необразованности народной, – заверил дед. – Сам-то ты не местный, вижу…

– Да уж.

– Один скитаешься?

Коля решил до конца держаться своего плана:

– Один. Заплутал совсем.

– Бедняжка. – Старик покачал головой. – А вот мы и пришли.

За трактиром приютился домик с узкими окнами и ржавой железной дверью. Эдакий каменный скворечник-переросток.

– Заходи, тут никогда не заперто, – сказал седой проводник.

– Спасибо вам, – поблагодарил парень, толкая дверь.

Она со скрипом открылась.

– Винтерфляйшь![11] – напыщенно произнес старик, когда Коля шагнул за порог.

Рядовой хотел обернуться, чтобы узнать, что имел в виду провожатый, но не смог даже шелохнуться. Лавочкин запаниковал: мозг отдавал команды телу двигаться, но оно словно застыло. Даже глаза не дергались.

«Заморозил… колдун!» – догадался солдат.

Он стоял в дверях, подобно манекену из универмага. Хоть в здравом уме остался, и то хлеб…

Старик обхватил Колину грудь, сцепив руки в замок. Наклонил, потащил, кряхтя, в полумрак прихожей.

Прислонив добычу к стене, колдун закрыл дверь. Отдышался. Снова взялся волочь солдата. Только не в комнаты, а к длинной крутой лестнице, сбегающей в подпол.

Лавочкину казалось, от рук старика исходил нестерпимый жар. Очевидно, заклинание в буквальном смысле охладило жертву.

Маг быстро уставал и тащил живого истукана, делая продолжительные перерывы.

«Попался, как последний идиот! – мысленно ругался Коля. – Надо было сразу напрячься. Все избегали разговора о колдуне, а этот развел благотворительность… Эх, Лавочкин, дурак ты, точнее, отморозок».

Когда до конца лестницы оставалось ступенек восемь, между прочим скользких, старик не удержал солдата, и тот бревном слетел вниз. В первый миг он подумал, дескать, кранты, разобьюсь, подобно замороженному Терминатору-два, но тело не рассыпалось, а гулко застучало по ступенькам, пока не остановилось. Главное, не было больно.

Колдун выругался. Медленно спустился в подпол, наклонился над «отморозком». Перевернул на спину.

– Что, паря, не расшибся? Не дрейфь, хе-хе, зато расколешься.

Старик вцепился в Колины ноги, заволок его в грязную комнату. Обстановку солдат не рассмотрел. Его взгляд не двигался и выхватывал лишь то, что позволяло периферическое зрение. Потолок был ужасен – сер и весь в паутине. У потолка горели тусклые магические светильники. Чем их заляпали, узнавать совсем не хотелось.

Дотащив пленника до дальней стены, колдун замкнул на его запястьях и щиколотках тесные браслеты. От браслетов к стене тянулись ржавые толстые цепи. Маг подергал оковы, удовлетворенно угукнул. Отошел от Лавочкина, прошептал размораживающее заклинание.

Коля мгновенно превратился из твердой статуи в расслабленного юношу. Звякнули цепи.

Было приятно почувствовать спиной холодный пол. «Винтерфляйшь» оставил ощущение жара с зудом. Коля порозовел, зачесал щеки и шею. Во рту стало необычайно сухо.

Колдун, грозно тряся седыми патлами, спросил:

– Итак, мерзкий лазутчик, зачем ты искал встречи с Юберцауберером?[12]

– Да не с Юберцауберером, а просто с цауберером, – хрипло ответил парень и осекся.

Неприятный получился каламбур: солдат как бы разжаловал Суперколдуна до заурядного мага. Не лучший способ завоевать расположение коварного старикашки.

Лавочкин сделал вид, что закашлялся, и медленно сел, выкраивая время на корректировку поведения.

– Послушайте, – начал он, – мне действительно нужна помощь. У меня есть хороший товарищ в королевстве Вальденрайх. Я ищу способ связаться.

– А при чем тут я? – настороженно проговорил Юберцауберер.

– Мой товарищ – придворный волшебник. У вас, магов, есть свои способы связи. Если бы вы…

– Стой, лазутчик! – прервал колдун. – Тебе не больше двадцати лет, и ты смеешь утверждать, что Всезнайгель твой товарищ?! Не слишком ли ты заврался?

– Да, Тиллю Всезнайгелю сто пятьдесят два года, и он сам выбирает, с кем дружить, а с кем нет. Нет ничего странного: мы оказали друг другу пару услуг…

– Значит, ты его прихвостень или выдаешь себя за такового. Ладно, вернемся к главному. Ты – чужестранное существо из замирья. Чужак, просочившийся в мое королевство. Вижу, ты не силен в магии. Хорошо… Так зачем ты искал меня? И будь любезен, паря, придумай историю поправдивее родственных связей с ненавистным мне вальденрайхским волшебником.

– Я не называл нас родственниками! – прохрипел Коля. – Он мой товарищ, человек, который помог сориентироваться в вашем мире!..

– Не убедительно.

– Как я вам это докажу?.. И черт меня дернул просить помощи у мага… – удрученно закончил солдат.

– Черт? – вскинулся Юберцауберер.

От властного колдуна не осталось и следа. Перед Лавочкиным мялся неуверенный в себе суетливый старичок. Он переступил несколько раз с ноги на ногу, отбивая вялую чечетку на деревянной крышке (скорее всего, внизу было следующее подземелье). Юберцауберер стрелял взглядом то в пленника, то куда-то в стороны, нервно потирая ладонь о бедро. Впрочем, он справился с этой минутной слабостью, посуровел.

– Нет, этого не может быть… Ты из Пекла, да?

Сначала солдат хотел рассказать про чертову бабушку, но решил не играть на страхах своего похитителя.

– Конечно, не из Пекла. Из другого мира. Там так же светит свет, растут растения и живут животные. – Коля подбирал максимально глупые и простые слова.

– Не верю ни на миг! – Старик сорвался на истерику. – Ты явный посланник смерти… Ты ангел Преисподней, даденный мне в возмездие… Ты деготь, коим вымазаны ворота моего спокойствия, причем с внутренней стороны… Ты камень, брошенный в тихую гладь моего духовного озера, звенящую синим расколотым зеркалом из-за твоего меткого попадания… Я предан и растоптан! Вы все хотите лишь одного, но дудки! Окаянные… Не на того напали, ибо упрятался я со всем должным тщанием. Слышишь ли ты меня, дух зла?

– Отчетливо, – буркнул Лавочкин, спасаясь черной иронией.

– Зришь ли?

– А то… И обоняю. Что-то ты от страха…

– Оставь издевки, демон! Я знаю, тебя не убить. Но ты расскажешь мне все, все о ваших кознях против меня, поборника чистоты. Нащупали, бестии… Сожрать меня хотите? Ужо я вас! Окружили ли?.. Ответствуй, один ли ты, либо вас много?

Коля окончательно убедился: перед ним полный псих, больной манией преследования. Такой способен на любое изуверство, решил парень. Пришлось импровизировать. Солдат припомнил песню «Аквариума» и пропел начало припева:

– Если бы я был один, я б всю жизнь искал, где ты…

На немецком звучало не особо стройно, но Юберцаубереру хватило. Он побледнел и вцепился зубами в ногти. А ноги снова притопывали по крышке.

– Молчи! – закричал старик. – Спрятать тебя? Изгнать ли? Ведь они почуют тебя, да? Твои соратники уже скребутся в мои окна, да?

– Еще как, – авторитетно заявил парень.

– Пропал, – забормотал колдун. – Отбиться, сейчас же отбиться… Подлые демоны! Укрепить оборону… А этот никуда не денется. Позже, позже…

Он зашаркал вверх по лестнице, бессвязно бубня и выкрикивая угрозы неведомым врагам.

– Классический шизик, – сказал солдат.

Осмотрев оковы, удрученно покачал головой:

«Будь со мной знамя, хватило бы маленького желания… Стоп! В мешке – волшебная травка!»

Здесь Лавочкина ждала маленькая трудность: он по привычке носил мешок на манер рюкзака, просунув руки в лямки. Безумный Юберцауберер не догадался отнять Колины пожитки, но, заковав пленника, лишил его возможности снять «рюкзак».

Или не лишил?

Парень встал на ноги. Цепи были не так уж и коротки. Извернувшись ужом, солдат скинул лямки с плеч, крутнулся вокруг своей оси.

И упал, запутав ноги.

Зато мешок повис на цепях прямо перед кистями. Вытащить разруби-любые-путы было делом техники. Жуя вялую горькую зелень, Лавочкин морщился, жмурился и думал: «Только бы эта полынь подействовала. Несвежая же. И вдруг на железки не повлияет?»

Коля услышал четыре металлических щелчка и лязг падающих оков.

– Фурычит!!!

Пленник вызволил из цепей мешок. «Идти наверх? Там этот мнительный придурок. А что здесь, под крышкой?» Парень оттащил в сторону деревянный щит, на котором несколько минут назад отбивал нервную чечетку старик.

В полу обнаружилось круглое отверстие. Солдат наклонился, вглядываясь в темноту, и улыбнулся: внизу синело пятнышко света, а у самого края лаза торчала металлическая скоба – ступенька.

– Ага, подземелье маленького народца, – удовлетворенно сказал Коля.

Сунув пучок травы в карман («На будущее не помешает!»), он снова закинул мешок за плечи, спустился по пояс в отверстие, подтянул к себе крышку. «Оставлю все, как было. Вдруг не удастся сразу открыть переход?.. И пусть Юберцауберер перепугается».

Спуск был по обыкновению долгим. Лавочкин очутился в небольшой подземной комнате с шестью светящимися стенами. Скривился: старик использовал древнее магическое сооружение под склад. А еще колдун! Хотя, если бы не Всезнайгель, парень и сам никогда бы не узнал секрет шестистенных комнат.

Открыв несколько сундучков, солдат присвистнул: Юберцауберер хранил здесь сокровища. Золото, серебро и драгоценные камни лежали тут в неприлично огромных количествах.

– Еще бы не свихнуться с таким-то богатством! – хмыкнул Коля, закрывая сундучки.

Деньги у Лавочкина водились, воровать без нужды не хотелось.

Солдат смотрел на стены. Каждая была магической дверью в другую такую же комнату, находящуюся в нескольких десятках, а то и сотнях километров.

– Произнести заклятие, успокоив и сосредоточив мысли… Но какую из стен открыть? Вот бы угадать и вылезти в Вальденрайхе, поближе к Тиллю Всезнайгелю!

Парень призвал на помощь скудные остатки удачи. Решительно направился к ближайшей стене. Остановился, смежил веки, постарался не думать о критическом положении, в которое вляпался. Через минуту понял, что попался на старый трюк: стараясь не думать о чем-либо, невольно думаешь именно об этом. Значит, следует думать о переходе, о теплом синем свете, излучаемом стеной, о легендарном маленьком народце…

В Колино лицо повеяло прохладой. Солдат обрадовался. Хороший признак.

«Пора!» – решил Лавочкин.

– Цуг-цурюк! – торжественно произнес он, невольно подражая Юберцаубереру.

Открыв глаза, Коля убедился: стена стала фиолетовой, как рожа Унехтэльфа. Значит, получилось. Парень глубоко вдохнул, словно собирался нырнуть, и сделал широкий шаг вперед. Ощущение такое, будто тело врезалось в студень.

На сокровища безумного старика упал фиолетовый отблеск, затем стена вновь стала синей. Рядового Лавочкина в комнате не было.