Пришедшее 24-го декабря в Массауа соединение с удивлением узнало, что помимо проблем на сухопутном участке фронта, начались какие-то странности на море. Сперва, морским десантом был захвачен Асэб. Потом, пропали без вести два высланных на разведку корабля и судя по информации полученной от англичан, сильно побитый крейсер «Кристофоро Коломбо» издалека видели близ одного из островов расположенных у захваченного города в компании с неизвестным пароходом занимавшимся, по всей видимости, спасательными работами. Что это могло значить — никто не знал, а посланный на разведку «Пьемонт» только-только должен был появиться у Асэба, и потому еще несколько дней предстояло терзаться в неведении.
Но куда большим ударом стал приход в Массауа французского крейсера с частью офицеров и матросов с «Пьемонта». А уж их доклад о потере корабля и истинном лице противника и вовсе заставил бить тревогу. Причем куда больше утери крейсера колониальные власти опасались начала открытого противостояния с Российской Империей. Да, было известно, что русские уже оказывают помощь в реорганизации армии абиссинского негуса на европейский манер. Да, было известно, что некоторые из советников уже успели принять участие в ряде сражений. Да, было известно о доставке абиссинцам огромного количества современных винтовок и артиллерийских орудий. Но все эти факты не шли ни в какое сравнение с тем, что русские воспользовались шансом для закрепления на континенте, куда их так старательно не пускали не только вечные враги в лице англичан, но и казалось бы союзники — французы. Впрочем, Германия и Португалия тоже явно не горели желанием видеть среди главных игроков разыгрывающих между собой черный континент такого непредсказуемого соседа, с мнением которого непременно придется считаться. Вот только именно это и произошло! А потому тут же в Рим полетели срочные полные паники сообщения.
В Риме, все последние десятилетия активно сдающим свои позиции на мировой арене, тоже не решились принимать единоличное решение и уже новые сообщения полетели в столицы соратников по Тройственному союзу, в Великобританию, осуществлявшую молчаливую поддержку Италии в колониальном вопросе, а также в Россию. Но еще до того, как союзники смогли обсудить текст общей ноты протеста в адрес Александра III, от русского монарха на имя короля Италии — Умберто I, пришло письмо с заверениями, что Российская Империя не отсылала своих войск для участия в боевых действиях против Италии, и не имеет каких-либо намерений вступать в конфликт с Италией. Но с превеликим удовольствием поспособствует заключению мира между сторонами никому не нужного конфликта. А также в нем выражалась надежда, что небольшая колониальная война не разрастется в нечто большее, что могло бы произойти в случае прямого вмешательства в ход боевых действий третьей стороны.
Не увидеть в этом послании тонкого намека той же Германии и Великобритании не лезть, куда не надо, смог бы разве что слепой. Тем страшнее становилось послание, поскольку косвенно оно указывало на уверенность русского императора в силах своего ставленника — отставного и вроде как находящегося в опале капитана 1-го ранга Иениша, в деле противостояния итальянскому флоту. Да и время оказалось выбрано русскими более чем удобное — Италия не могла позволить себе ослабить осуществляющие давление на Османскую империю силы флота, а потому для усмирения зарвавшихся абиссинцев и всех их «добровольных помощников» требовалось собрать эскадру из того, что осталось в базах. И при этом не следовало забывать про потребность защиты берегов метрополии! А пока взбодренные сверху моряки активно изыскивали корабли, людей и припасы для формирования ударной эскадры, не менее взбодренное колониальное начальство, под которым раскачивался уже не стул, а табурет с эшафота, что только и спасал от затягивания на шее от души смазанной мылом удавки, кинуло все пришедшие с подкреплением крейсера на обстрел порта. Оставалось неизвестным, смогут ли они нанести противнику хоть какой-нибудь урон, но ради сохранения лица после потери уже четырех кораблей срочно требовалось дать звучный и наглядный ответ.
К находившимся в Массауа с 24-го декабря бронепалубным крейсерам «Догали» и «Этруриа» в первых числах января присоединились «Этна» и принятый флотом менее месяца назад минный крейсер «Капрера», коим и предписывалось нанести ответный удар по захватчикам. Учитывая же данные, полученные от офицеров «Пьемонта» беспрепятственно заходившего на внутренний рейд порта, основную опасность для них могли представлять так и не проявившие себя батареи береговой обороны и пара минных катеров, один из которых и стал причиной повреждения и последующего оставления крейсера. Откуда им было знать, что крейсер спокойно разгуливал над подводной смертью лишь по причине уменьшившейся осадки? А вот кое-кому из «отряда возмездия» подобная удача точно не грозила, ибо даже с пустыми угольными ямами и бомбовыми погребами, его осадка все равно превышала 5 метров.
Ранним утром 7-го января отряд итальянских кораблей показался в видимости порта. Хорошо еще, что не днем ранее, так что празднование Рождества, которое русские, жившие по Юлианскому календарю, отмечали куда позднее европейцев, прошло в тишине и спокойствии. Причем, календарь принятый в Абиссинии очень сильно совпадал именно с Юлианским, так что Рождество собравшиеся в Асэбе союзники отмечали совместно. И то, что главный праздник не оказался омрачен боевыми действиями, радовало всех до одного. Все же находящимся на самой настоящей войне людям требовался отдых, причем не столько для бренного тела, сколько для души. А ежедневное ожидание очередного появления противника, очень отрицательно сказывалось на психическом и душевном здоровье моряков и солдат. Да и с бездельем постоянно приходилось бороться всеми доступными способами.
Впрочем, с появлением на горизонте итальянских кораблей, все прочие трудности отошли на задний план. Судя по составу отряда не решившемуся сразу сунуться к порту и принявшемуся совершать эволюции примерно в трех милях от замаскированной батареи N1, защитникам Асэба предстоял очень жаркий денек.
Вот только справедливости ради стоило отметить, что не менее жаркий денек обещал быть и у итальянцев. Помимо ранее завезенного вооружения на охрану порта были поставлены дополнительные скорострельные орудия. Та же первая батарея за счет снятых с «Пьемонта» орудий смогла увеличиться вдвое. Правда, для этого единственному водолазу пришлось изрядно поработать, выискивая на дне все выкинутое туда итальянцами. Но двукратное увеличение главного аргумента засевших в Асэбе «добровольцев» явно того стоило. Хоть и пришлось для комплектования расчетов снять людей с батареи N2, уполовинив ее огневую мощь.
Внимательно осмотрев уже поплатившиеся за неосмотрительность своих командиров и экипажей притопленные крейсера, командир возглавлявшего ордер «Этруриа», отдал приказ провести разведку минному крейсеру, а сам выстроил свои корабли так, чтобы прикрыть разведчика артиллерийским огнем, благо дальность действия имевшихся орудий позволяла работать на дистанции вплоть до 55 кабельтовых. В теории. В реальности же никто из них никогда не проводил учебные стрельбы далее 15 кабельтов.
На 16 узлах «Капрера» подскочил как можно ближе к берегу и отвернул обратно, едва встретив слабое противодействие — с территории порта по нему открыли редкий и неточный огонь из четырех 57-мм пушек. По причине нехватки людей, к ним приставили местных воинов, которых хоть как-то пытались обучить обращению с артиллерийским орудиями в течение последней недели, так что результат стрельбы выглядел удручающим. Снаряды летели лишь в сторону противника, но никак не в него. О паршивой выучке расчетов можно было судить по тому факту, что ни один из снарядов не упал ближе полутора кабельтов от борта минного крейсера, при том, что обстрел производился с восьми кабельтов. Тем не менее, его командир не стал испытывать судьбу и отвел корабль обратно к своим старшим товарищам, отвечая ожившей батарее немногим более точной стрельбой.
Неожиданно один из впередсмотрящих уже на циркуляции разглядел на фоне ближайшего острова силуэты пары кораблей, которые после сближения удалось идентифицировать как «Поллюс» и «Вольтурно». Но если захваченная канонерская лодка подавала признаки жизни, о чем можно было судить по подымающемуся из трубы редкому дыму, то ее разбитую и заметно обгоревшую товарку записывать в разряд действующих боевых единиц флота, можно было не спешить. Во всяком случае, теперь ее точно можно было вычеркнуть из списка пропавших без вести и перенести в список потерь. Впрочем, обе канонерки находились в небольшой бухте не одни. Компанию им составлял весьма крупный гражданский пароход, о котором командир минного крейсера прежде не слышал по той простой причине, что его вообще не ввели в курс дела, впрочем, как и капитана «Этны». Едва они прибыли в Массауа, как обоим тут же объявили о срочном выходе к захваченному противником Асэбу, и если бронепалубному крейсеру удалось сразу выйти вслед за покидающими свои якорные стоянки одноклассниками, то «Капрера» чьих запасов угля могло хватить максимум еще на три сотни миль экономичного хода, была вынуждена задержаться для приема топлива и впоследствии догонять своих собратьев по флоту. По той же причине капитану минного крейсера не было ничего известно о минных катерах противника, скрытых от его взора корпусом «Аддис-Абебы». Но и увиденного оказалось более чем достаточно, чтобы перестать опасаться гипотетического крейсера, на чей счет списывали уничтожение первой пары отправленных к этим берегам разведчиков.
Ясности доставленная минным крейсером информация не добавила. Да, удалось подтвердить предположение о наличии орудий береговой обороны. Да, удалось обнаружить пропавший корабль. Но достигнутые защитниками города результаты буквально кричали, что незваных гостей ожидают весьма неприятные, а возможно даже и смертельные сюрпризы.
Тем не менее, приказ следовало выполнять, да и солнце все еще висело высоко, так что, решив первым делом расправиться с обосновавшимися в порту артиллеристами, командир «Этрурии», имея в кильватере оба бронепалубных крейсера, повел свой корабль вперед. В случае наличия у противника замаскированной батареи береговой обороны, его крейсер имел куда больше шансов сохранить боеспособность, нежели в полтора раза меньший «Догали» шедший следующим в строю, да и в отличие от «Этны» вся его артиллерия относилась к современной скорострельной, что позволяло надеяться заткнуть вражескую артиллерию куда быстрее. К тому же, если в армии командир посылал свои войска в бой, то во флоте он их вел и капитану «Этрурии» назначенному командиром отряда прятаться за спинами своих подчиненных было не к лицу. К тому же, подобное, недостойное офицера поведение, могло впоследствии серьезно сказаться на карьере, окажись, что ничего серьезнее взятых трофеями с кораблей орудий в качестве противника тут не найдется.
Сохраняя дистанцию в два кабельтовых между кораблями, строй на две трети счастливо миновал минные линии и как только порт оказался на траверзе правого борта флагмана, с крейсеров дали залп по наблюдаемым орудиям и портовым сооружениям. И одновременно с огненным валом обрушившемся на берег, у борта шедшей замыкающей «Этны» поднялся столб воды, окатив с ног до головы расчет носовой десятидюймовки.
Столь давно не кусавшие противника якорные мины Герца, являвшиеся гарантированной смертью для кораблей старых поколений, оказались пусть опасными, но не смертельными сюрпризами для крейсера построенного с учетом требований к непотопляемости, что смогли выработать к восьмидесятым годам 19 века. Водонепроницаемые переборки и двойное дно спасли итальянского клона эльсвикских крейсеров даже после того, как он наскочил еще на одну мину.
Вполне штатно сработав, обе товарки обеспечили приличных размеров пробоины во внешнем корпусе корабля, но чтобы пробить еще и внутренний корпус заряда в 18 кг пироксилина оказалось маловато. Ударной волне удалось лишь немного взломать крепкий орешек внутреннего корпуса крейсера, обеспечив поступление воды через образовавшиеся щели и потерявшие герметичность заклепки. И пусть вода все же начала потихоньку поступать в трюм, такой же опасности как для «Кристофоро Коломбо» она не представляла. Но не минами едиными оказалась богата оборона Асэба.
Спустя мгновение после первого подрыва мины берег вспух цепочкой огненных всполохов, и капитан «Этрурии» наконец смог увидеть виновников гибели первых разведчиков. Шесть орудий среднего калибра установленные на берегу имели все шансы расправиться с любым бронепалубным крейсером мира, попадай они в намеченную цель каждым выпущенным снарядом. Вот только точность огня хоть и превосходила таковую его моряков, также не была отменной. Впрочем, получив первое попадание уже на третьей минуте боя, он понял, что поторопился с выводом о качестве вражеских артиллеристов. Просто в отличие от его экипажа, выпускавшего в сторону обозначивших себя орудий снаряд за снарядом, противник сперва целился и только после стрелял.
С удовольствием отметив уже третье по счету попадание в головной крейсер противника, Иениш едва успел инстинктивно пригнуться, когда разорвавшийся метрах в двадцати от его наблюдательного поста снаряд осыпал все вокруг горячими осколками и каменной шрапнелью. Не смотря на сумасшедший огонь ведшийся по батареям N1 и N2, у них еще не было даже ни одного раненного, не говоря уже о погибших или разбитых орудиях, зато городу вновь доставалось и там уже даже что-то активно горело. Впрочем, куда больше разрушений в городе его волновал вид даже не думающего тонуть концевого крейсера, умудрившегося подорваться аж на двух минах. Если первая жертва изделий господина Герца весьма скоро начала демонстрировать негативные последствия подрыва, то этот крейсер класса «Этна» даже не получил малейшего крена на пострадавший правый борт.
Тем временем противник уже влез в зону гарантированного поражения с обновленной скорострелками батареи N7 и вызвав ее по телефону, Иениш приказал начать пристрелку по квадранту NН24. Казалось бы мелочь — простая игра, за которой одним вечером предложил скоротать время Иван Иванович, едва ли не вызвала у отставного офицера инфаркт с инсультом, от того чувства восторга, что он испытал, пытаясь поразить своими выстрелами прячущиеся за клеточками корабли противника. Он тогда многое высказал своему прибывшему из далекого далека другу. Ведь в их ситуации, когда катастрофически не хватало людей, способных рассчитать данные для открытия прицельного огня, предварительная разбивка близлежащих вод на квадранты стала настоящим спасением. Конечно, на повторяющиеся тысячи раз расчеты пришлось потратить уйму времени и выпустить пару сотен снарядов для проверки результатов, но полученная в итоге карта «Морского боя» того стоила. И сейчас, лишь получив координаты квадранта со стороной равной кабельтову, находящимся у орудий наводчикам требовалось лишь выставить указанные для этой клетки данные вертикальной и горизонтальной наводки, которые приходилось рассчитывать для каждой батареи отдельно.
Оставив вражеский флагман ожившей батарее N7, Иениш перенес огонь своих главных дубин на шедший следом небольшой «Догали», доселе ведший обстрел берега в полигонных условиях. Вообще, для своих размеров этот малыш оказался более чем зубастым. Полдюжины скорострельных шестидюймовок Армстронга и четыре минных аппарата, не считая солидной батареи 57-мм орудий противоминного калибра, сделали бы честь и вдвое большему кораблю. Тот же сравнимый с ним по длине и лишь более узкий «Полярный лис» вряд ли смог таскать такое же вооружение. Для него и трех 120-мм орудий хватило бы за глаза. Единственное, из всего этого многообразия стволов на борт могли вести огонь лишь половина. Но когда по тебе прицельно садят три шестидюймовки, слово «лишь» начинает казаться тонким издевательством. Да и взлетевшее на воздух 57-мм орудие, которое пару тройку раз перевернувшись, воткнулось стволом в податливую прибрежную почву, наглядно продемонстрировало, что артиллеристы этого крейсера знают свое дело.
Спустя пять минут непрерывного огня и четыре десятка выпущенных батареей снарядов, ее наводчики переключились на нового противника, до сих пор обделенного вниманием, а за отделавшийся пока легким испугом «Догали», что пошел на циркуляцию следом за флагманом, принялись артиллеристы Тылового острова, передав пальму первенства в избиении «Этруре» батареям N3 и 4.
Наверное, обладай кто из служивших на итальянских кораблях матросов или офицеров немалым литературным талантом, он мог бы написать полноценный роман о тех двадцати минут Ада, что были вынуждены пройти три попавших в натуральный огненный мешок крейсера. Но в сухой сводке боевых действий не было места художественным приемам, а потому они никак не могли отобразить всего того ужаса, что пришлось пережить людям. Хотя пережить эту треть часа удалось далеко не всем. Пройдя поочередно через огонь пяти батарей, три из которых состояли из новейших скорострелок, «Этруриа» получила в общей сложности тринадцать прямых попаданий, не считая шрамов оставленных осколками разорвавшихся близ корпуса снарядов. И пусть среди них не было бронебойных, отчего ни один из нежных механизмов прикрытых броневой палубой не пострадал, вновь соваться в бой без среднего ремонта, ему точно было не рекомендовано. К четырем не сильно опасным пробоинам в правом борту, следовало добавить выведенную прямым попаданием в бронещит кормовую шестидюймовку, опасно накренившуюся и держащуюся только чудом кормовую же мачту, догорающий паровой катер умудрившийся поймать практически перелетевший над палубой крейсера снаряд и солидный пожар в районе щеголяющей пробоинами второй дымовой трубы произошедший от возгорания поданных к 120-мм орудию пороховых зарядов, вслед за которыми сдетонировали лежавшие тут же снаряды. С закопченными местами бортами и пляшущими в центральной части языками пламени, он уже не походил на того уверенного красавца, что еще двадцать минут назад собирался раздавить жалких букашек, посмевших встать на пути Королевского Флота.
На удивление куда более скромный по размерам, но так же получивший не менее десятка прямых попаданий «Догали» по сравнению со своим флагманом выглядел на твердую пятерку. У любого изучившего полученные небольшим крейсером повреждения непременно создалось бы впечатление, что это самый удачливый корабль в мире. Все снаряды он принял либо на корпус, заметно выше ватерлинии, либо в трубы, отчего последние выглядели, как если бы их погрызли гигантские крысы. Но ни орудия, ни палуба, ни даже шлюпки не пострадали, разве что кое-где в дереве застряли острые осколки. Да и безвозвратных потерь в экипаже в отличие от своих напарников он не имел, отделавшись четырьмя легкоранеными.
Зато в той же степени, в какой повезло «Догали», не посчастливилось шедшей концевой «Этне». Пристрелявшиеся расчеты орудий батарей береговой обороны отыгрались на этом крейсере за все свои промахи, допущенные по его предшественникам. Вышло так, что державшаяся точно в кильватере мателота «Этна» буквально сама вползала под снаряды выпускаемые уже по пристреленному участку моря. И пусть общее количество выпущенных по ней снарядов составляло примерно те же полторы сотни, процент попадания оказался гораздо выше, приблизившись к четырнадцати процентам. «Очко!» — сказал бы заядлый картежник, подсчитай он точное количество поразивших корабль снарядов. «Беда» — сказал бы инженер верфи, которому предстояло бы осуществлять ремонт избитого крейсера. «Может хоть теперь потонет?» — произнес Иениш, наблюдая, как дымящий несколькими сильными пожарами замыкающий итальянского строя подорвался на очередной мине, поскольку выбранный командиром флагмана путь отступления вновь пролег через обе минные линии. Но командира «Этны» куда больше волновал пожар разгорающийся вокруг барбета кормовой десятидюймовки, нежели очередной подрыв на мине, опадающий водяной фонтан от которого он проводил лишь тяжелым вздохом и забористым ругательством, произнесенным естественно мысленно. Какие бы взрывоопасные сюрпризы ни установили под водой захватчики Асэба, тот факт, что корабль до сих пор даже и не думал идти на дно, свидетельствовал о их небольшой силе. А вот детонация боезапаса главного калибра могла поставить крест, как на самом корабле, так и на не малой части команды. В конечном итоге, не выдержав, он все же отдал приказ затопить кормовой бомбовой погреб, разом уполовинив количество тяжелых снарядов. Но с учетом сильного повреждения кормового орудия от прямого попадания, стоившего жизни всему расчету, и всех прочих повреждений, сообщения о которых все еще продолжали поступать, в ближайшие месяцы воевать ему точно не придется, а потому и снаряды виделись не столь нужными, как выживание корабля в целом.
Благодаря своевременно принятым мерам и подошедшему на помощь минному крейсеру, с пожарами удалось справиться за пол часа, но вот потихоньку повышающийся уровень воды в трюме и упавшая паропроизводительность котлов из-за повысившейся солености воды, требовали скорейшего прихода в родной порт и постановки в сухой док. Проблема была в том, что для этого требовалось пройти свыше двух тысяч миль и преодолеть Суэцкий канал, в который тонущий корабль еще и могли не пустить, дабы полностью не остановить движение по нему в результате вполне возможной аварии. Но все это было делом далекого будущего, а сейчас требовалось доползти хотя бы до Массауа, на что с учетом упавшей до 10 узлов скорости требовались сутки. Сутки, в течение которых смыкать глаза командиру корабля явно не придется.
Но если у «Этны» за исключением Массауа путь мог лежать только и исключительно на дно, то командиров двух других бронепалубников в родной порт гнало понимание, что имеющимися силами они все равно ничего поделать не смогут. Общее количество полученных повреждений и погибших еще предстояло подсчитать, но, судя по тому бардаку, что творился на доброй трети верхней палубы «Этрурии» после тушения пожара и почти что паническим сообщениям с «Этны», командующий отрядом капитан 1-го ранга не посчитал возможным продолжение миссии. Сегодня им знатно дали по носу, продемонстрировав, что лихим кавалерийским наскоком Асэб не вернуть. Да и увиденные оборонительные возможности внушали уважение — береговые батареи и минные поля ясно свидетельствовали о наличии в стане обороняющихся более чем серьезных специалистов, прекрасно знающих свое дело. За весьма небольшой промежуток времени они умудрились превратить заштатный порт в настолько крепкий орешек, что без применения броненосцев нечего было и мечтать его расколоть. Единственное, что во исполнение приказа колониального начальства осуществил уже мысленно прощающийся со своими погонами офицер — отправил назад «Капреру» для несения патрульной службы, но с наказом не приближаться к порту.
Однако, проблемы с Асэбом возникли не только у итальянцев. Пришедшие в город абиссинцы заметно опустошили продовольственные склады, так что для их пропитания пришлось даже отдать все уцелевшие на захваченных кораблях продукты. Вообще, снабжение продовольствием должно было осуществляться с территории Абиссинии, но как поведал пообщавшийся с командирами местных воинов Машков, на подобное вряд ли стоило рассчитывать. У абиссинцев по определению не существовало какого-либо централизованного снабжения находящихся в походе войск. Все потребное командиры отрядов должны были добывать самостоятельно, высылая по мере продвижения войск команды фуражиров. По этой же причине абиссинская армия в принципе не была предназначена для «окопной» войны. Просто для того, чтобы не умереть с голоду, ей требовалось постоянно двигаться вперед, опустошая по мере продвижения земли, независимо от того были ли это свои территории, вражеские или ничейно-нейтральные. Воины просто заходили в обнаруживаемые деревни и выгребали из них все съестные припасы, которые удавалось найти. Причем, зачастую, добытое даже не на чем было приготовить, и потому все употреблялось в сыром виде. Злаки, овощи, мясо — все съедалось с большим удовольствием, поскольку в мирной жизни то же мясо являлось большим дефицитом. И то, что оно было сырым, не играло никакой роли. Конечно, для пришедших с Иенишем русских «добровольцев» ситуация с пропитанием выглядела куда лучше, по причине наличия отличного кока. Но даже он не мог приготовить чего-либо сытное из воздуха и солнечного света. А судя по показавшим дно кладовым, именно этим вскоре и предстояло восполнять потребности в энергии телам защитников города.
В результате, помимо укрепления обороны, пришлось озаботиться еще и вопросом закупки провианта. До французского Обока, где имелась возможность втридорога закупить муку, крупы и скот, было всего 12 часов хода «Аддис-Абебы», но возможность потерять свой самый ценный на сегодняшний день корабль останавливала Иениша от его отправки хотя бы до окончания монтажа дополнительных 57-мм орудий. Бороться на равных с любым итальянским крейсером эти небольшие пушки противоминного калибра вряд ли могли позволить, но вот шанс отогнать маячивший в пределах видимости минный крейсер давали. Впрочем, впереди была еще ночь, и потому время, на решение задачи по избавлению от соглядатого, имелось.
— Чем занимаетесь, Иван Иванович? — подойдя к сидящему на нагретом солнцем камне и швыряющему в воду камешки гостю из будущего, поинтересовался Иениш.
— Размышляю о том, что недавно произошло. — протянув собеседнику горсть из числа набранных заранее камней, ответил Иван. — Экстраполирую, так сказать, нашу ситуацию на то, что произойдет с Порт-Артуром. Ведь если подумать, у нас сейчас происходит меньший по масштабу, но точно такой же процесс. Мы сидим в глухой обороне и боимся высунуть наружу нос, чтобы порезвиться на вражеских коммуникациях, а противник, пусть и неся определенные потери, потихоньку накапливает силы и проводит разведку, заставляя нас вскрывать один свой козырь за другим. Не знаю как вы, а я более чем уверен, что вскоре нас попробуют взять с суши, высадив где-нибудь поблизости пехотный полк с парой батарей полевых пушек. И все это под прикрытием броненосцев.
— Что же, мне отрадно слышать, что наши мысли полностью сходятся. Будь я на месте противника, так еще подогнал бы сюда изрядное количество миноносок или небольших миноносцев, которые под прикрытием орудий броненосцев пустил бы на траление наших куцых минных полей. А поскольку у меня не имеется поводов сомневаться в уме моих итальянских визави, я уверен, что уже до конца января нам доведется увидеть именно эту картину.
— И что вы предлагаете?
— А что я могу предложить, не имея под рукой даже моего «Полярного лиса»? Только сидеть и ждать. — развел руками Иениш.
— Вот и в Порт-Артуре наши сидели и ждали манны небесной, пока мышеловка полностью не захлопнулась, после чего осталось только поднять лапки вверх. — тяжело вздохнул Иван и швырнул в воду очередной камешек. Настроение после похорон погибших в бою собратьев по оружию находилось на отрицательной отметке. И пусть он не успел даже толком познакомиться с моряками из расчетов разнесенных вражескими снарядами орудий, потеря СВОИХ людей сильно по нему ударила. Пять человек из числа русских и еще одиннадцать местных погибли на своих боевых постах, и свыше двух десятков получили ранения, некоторым из которых, скорее всего, тоже предстояло отправиться с страну вечной охоты. — Так должны ли мы повторять их еще не допущенные ошибки? — поинтересовался он у присевшего рядом и принявшегося так же швырять камешки в воду Иениша.
— Вы полагаете, я не понимаю необходимость нанесения ответного удара? Понимаю! Еще как! Ведь чем больше перебрасывающих войска и припасы судов мы перехватим в море, тем легче окажется продвижение войск местного негуса и тем скорее можно рассчитывать на прекращение войны. И лично я желал бы, чтобы она закончилась до того, как за нас возьмутся итальянские броненосцы. Вы и сами имели возможность убедиться в большой стойкости броненосных кораблей к многочисленным повреждениям. Даже небольшие китайские броненосцы смогли выдержать по паре сотен прямых попаданий! А что тогда говорить о вдвое больших итальянцах? Нет, у них, конечно, имеются броненосцы весьма странного, на мой взгляд, проекта, не имеющие броневого пояса вообще. Но полагать, что по нашу душу придут именно они, и что мы сможем нанести им достаточные повреждения для обращения в бегство, я не имею права. Да и нет у нас такого количества снарядов. Еще два подобных сегодняшнему боя и придется переходить на орудия старых систем, которые просто в силу скорострельности не смогли растратить такое же количество боеприпасов, как скорострелки. А это не замедлит сказаться на наших возможностях. Да и людей у нас нет, чтобы набрать полноценный экипаж для той же «Аддис-Абебы», чтобы вытолкнуть ее в крейсерство. Так что пока не вернется Николай Николаевич с кораблем и пусть небольшим, но подкреплением, задумываться о налетах на порт и коммуникации противника, нам не приходится. Да еще и этот минный крейсер глаза мозолит! Жалко, что его не удастся подловить на тот же трюк с заминированным катером. — грустно вздохнул Иениш, — А может и не жалко. Все же у нас их осталась всего пара. Но как минимум ночную минную атаку мы на него точно организуем. — кивнул в сторону едва просматривающегося итальянского корабля отставной капитан 1-го ранга. — Не потопим, так хоть напугаем…
Как впоследствии оказалось, слова Иениша оказались наполовину пророческими. Совершенно спокойно подобравшиеся к светящему ходовыми огнями противнику минные катера, не встречая какого-либо противодействия, выпустили по нему самоходные мины, но не добились ровным счетом ничего. То ли мины оказались бракованными, что не являлось редкостью, то ли глубину выставили неправильно, то ли они прошли мимо цели. Но фактом являлось то, что обе смертоносные рыбки, коих в запасах имелось всего шесть штук, не считая мин принятого на русском флоте калибра, попросту ушли на дно, вместо того, чтобы пустить туда корабль противника. И о чем особо разорялся Керн, так это что к противнику удалось подойти практически вплотную и все впустую!
Не имевший какого-либо не то что боевого, а даже опыта службы в колониях, где время от времени морякам приходилось сталкиваться со все еще сохранившимися здесь пиратами, командир минного крейсера даже не подумал о необходимости сохранения светомаскировки в ночное время поскольку попросту не получил данных о наличии у противника миноносных кораблей из-за той спешки, что возникла с их приходом в Массауа. Не прошло и суток с момента их прихода в порт, как с пополненными угольными ямами они были направлены прямиком в бой. Впрочем, основания не соблюдать светомаскировку у него имелись. Причем целых два! Английская и французская канонерки точно так же с зажженными ходовыми огнями дрейфовали примерно в миле от «Капреры», а столкнуться с ними в темноте не имелось ни малейшего желания. К тому же, единственное, что он смог увидеть во время боя — это наличие у противника ряда береговых артиллерийских батарей, минного поля и гражданского судна. Захваченную же ранее канонерку можно было исключать, поскольку она точно так же с горящими ходовыми огнями просматривалась на внутреннем рейде Асэба, куда ее вывели для помощи миноносникам в ориентировании при возвращении. В спешке же отступления, ему не успели передать данные о наличии у противника ряда замеченных ранее кораблей, потому единственное, что он предпринял — отвел свой корабль подальше от берега, на чем и успокоился.
Еще в первую ночь Иениш с удивлением наблюдал едва заметные огни в море на месте дневной стоянки вражеского минного крейсера, но когда на следующую ночь они никуда не исчезли, он лишь предвкушающе ухмыльнулся. Подобной безалаберности в несении службы, какую демонстрировал экипаж этого минного крейсера, Иениш не видел даже у китайцев, не отличавшихся особой дисциплиной и служебным рвением. А вспомнив вдобавок стенания своего друга, решил доказать европейским писакам, что они называли его «пиратом» совершенно не зря. Конечно, у него под рукой не было верного и проверенного не одной схваткой «Полярного лиса», да и любой из самых небольших китайских миноносцев на фоне имеющихся сил сейчас выглядел бы грозной силой, но как порой говаривал Иван Иванович — «За неимением гербовой, будем писать на туалетной».
Потому стоило тьме опуститься на землю, как связанные между собой канатами, чтобы не потеряться в темноте, выстроившиеся в кильватерную колонну катера, к которым добавили еще один гребной находящийся на буксире замыкающего, покинули свою стоянку, будучи под завязку набиты абиссинцами. И пусть длинные винтовки совершенно не годились в качестве вооружения при абордаже, переданные им десяток револьверов и имевшееся у каждого холодное оружие должны были немало поспособствовать захвату корабля, чья команда и командир непростительно расслабились. Имея скорость не более семи узлов, более трех часов они подкрадывались к ничего не подозревающему противнику, ориентируясь на столь удачно горящие огни, как будущей жертвы, так и наблюдателей. Пройдя проливами между островами и обогнув по широкой дуге корабли нейтралов, с тем, чтобы подойти именно с их стороны, катера застопорили машины, шум работы которых, казалось, разносился на многие мили вокруг, и уже на веслах прошли оставшуюся до мирно спящего минного крейсера милю. Причем, теперь уже гребной катер активно помогал своим паровым собратьям поддерживать темп. Лишь когда до четко обозначенного огнями корабля осталось чуть более тридцати метров, с него кто-то расслышал шлепки опускаемых в воду весел и принялся кричать в темноту, интересуясь, кого это там черти несут. К тому моменту как к крикам прибавился свет вспыхнувших прожекторов, до противника осталось всего полтора десятка метров. Причем, сперва, прожектора устремили свои пронзающую на многие мили тьму лучи в сторону порта, откуда вероятность появления противника виделась наибольшей и лишь после очередного оклика принялись шарить по всему горизонту. Вот только прежде чем им удалось нащупать подкрадывающиеся к борту корабля катера, с тех ударили три переданных на время проведения операции митральезы. И пусть точность огня с небольших раскачивающихся на волнах посудин оставляла желать лучшего, один из прожекторов потух, а второй резко дернулся и застыл, уставившись куда-то ввысь.
Раздавшиеся же с борта минного крейсера редкие хлопки винтовочных выстрелов, уже никак не смогли предотвратить самый настоящий абордаж. Черные, как сама ночь, с выделяющимися белым цветом глазами и оскалами хищных улыбок, абиссинцы ринулись карабкаться на борт итальянского корабля, подобно гигантским муравьям нападающим на вторгшегося на их территорию жука. Стрельба, крики и стоны наполнили палубу, а после и внутренние отсеки крейсера. Вскочившие посреди ночи, не понимающие, что происходит, итальянские матросы больше создавали панику, носясь туда-сюда во тьме, нежели пытались организовать отпор неизвестно откуда появившимся на борту головорезам. Абиссинцы же в свою очередь просто продвигались вперед, стреляя или рубя саблями всех, кто оказывался у них на пути. В результате, уже через пол часа от более чем сотни человек экипажа в живых остались лишь восемнадцать, успевших забаррикадироваться во внутренних отсеках.
Естественно, абордажники тоже не обошлись без потерь. Помимо двух десятков погибших и дюжины раненых, пропали без вести еще пять человек, скорее всего свалившихся за борт и утонувших. В общем, половина выделенных для операции сил оказалась выбита, но конечный результат того стоил. Новенький, целехонький минный крейсер стоимостью под миллион рублей являлся великолепным трофеем. Причем, куда больше материальной, здесь и сейчас он представлял из себя ценность, как солидная боевая единица, не уступающая, а то и превосходящая «Полярного лиса».
Утащенный стоявшей под парами и готовой к осуществлению буксирных операций «Поллюс», что едва смогла дать два узла, имея на привези почти вдвое превосходивший ее по водоизмещению минный крейсер, «Капрера» оказался полностью освобожден от итальянского экипажа лишь к девяти утра, когда последние защитники, поддавшись уговорам офицеров с «Кристофоро Коломбло», допустили новых хозяев корабля в котельные отделения. Тогда же, осматривая трофей, Иван смог припомнить еще один эпизод из истории военно-морских сражений.
— Ловите! — стоя на мостике и осматривая их новый корабль, Иван по въевшейся привычке достал из кармана горсть небольших камушков и принялся бросать их в воду, наблюдая за расходящимися кругами. Но стоило одной очень умной мысли пронзить его мозг, как он кинул очередной «снаряд», стоящему тут же Иенишу.
— Зачем? — рефлекторно поймав небольшой камень, в удивлении уставился тот на друга.
— Вы знаете, Виктор Христофорович, — поднеся к лазам очередной камень, медленно произнес Иван, — я тут резко вспомнил историю одного «камушка». — Давайте отойдем на корму, где нам никто не сможет составить компанию.
— И что же это за такой интересный «камушек» пришел вам в голову, о котором не стоит знать остальным? — опершись спиной о бронещит орудия, поинтересовался Иениш, как только убедился, что более никого поблизости нет.
— Жемчуг. — подбросив очередной небольшой обломок ракушечника, совершенно непонятно произнес гость из будущего. — И все же, человеческая память — удивительная вещь. И очень избирательная. — хмыкнул он, продолжая играться камнем. — Я мало что помню о кораблях грядущей войны. Но кое-что все же имеется в этой черепушке. — постучал он пальцем себе по лбу. — Так вот, в свое время несколько крейсеров получили названия в честь драгоценных камней. По какой причине и кому это пришло в голову — я не имею никакого представления. Но факт остается фактом. На свет появились небольшие крейсера, которые народ прозвал «камушками». Один из них вроде бы погиб в войну. А вот еще пара дожили до Первой Мировой. И если «Алмаз» вроде бы пережил ее, то «Жемчуг» погиб в самом начале. И вот то, как он погиб, навело меня на мысль о необходимости повторения трюка командира немецкого крейсера «Эмден». Тем более, что нам и маскироваться не придется. — хлопнул он ладонью по замку орудия. — Так вот, немец замаскировался то ли под английский, то ли под французский крейсер и совершенно спокойно вошел на внутренний рейд охраняемого порта, где, не встречая какого-либо сопротивления, с пистолетной дистанции потопил наш «Жемчуг», после чего спокойно скрылся. И созерцая этот великолепный корабль, — Иван вновь подбросил и поймал камушек, — я не могу не предложить вам как можно быстрее наведаться в гости к итальянцам, пока всякие нейтралы не предупредили их о факте потери ими очередного корабля. Тем более что его и маскировать не надо. Уж свой то корабль итальянцы смогут узнать.
— Отдаю должное вашей избирательной памяти, Иван Иванович. — усмехнувшись, склонил голову Иениш. — Честно говоря, я и сам подумывал о подобном, но не предполагал, что такая откровенная наглость сможет иметь право на существование. Однако ж, вон оно как бывает.
— Значит, попробуем? — едва ли не принялся потирать руки Иван.
— Непременно. — кивнул Иениш. — И чем быстрее, тем лучше. — покосился он в сторону задымившей английской канонерки, которая явно собиралась наведаться в ближайший порт, где имелся телеграф, а то и сбегать до самого Массауа. — А то господа нейтралы действительно зашевелились. Дело за малым — разобраться, как и что на этом итальянце функционирует.
Вход в порт избитых и обгоревших крейсеров никак не походил на триумфальное возвращение победителей. К тому же, из четырех кораблей, что еще три дня назад уходили наказывать возомнивших о себе невесть что аборигенов и наемников, назад вернулись лишь три развалины, что вызвало шок у всех, кто лицезрел эту нерадостную картину. Особенно сильно выделялась практически полностью обгоревшая и сидевшая в воде едва ли не по самые иллюминаторы «Этна». Конечно, еще оставался шанс, что домой вернулись все же победители, умудрившиеся таки отбить своими силами порт. А минный крейсер, как наименее пострадавший, остался охранять отбитый героическими моряками Асэб. Но когда с бортов кораблей принялись сходить хмурые, небритые, в помятой, рваной, а порой и прогоревшей местами форме члены экипажей, даже не имевшие ничего общего с флотом люди догадались, что победой тут и не пахнет. Впрочем, как вскоре должно было выясниться, оставленный для ведения наблюдения «Капрера» вообще следовало записать в безвозвратные потери.
А пока доползшие до Массауа крейсера пытались привести в хоть какой-то порядок, перед отправкой на верфи метрополии, сменивший хозяев минный крейсер не только вполне успешно выполз с внутреннего рейда Асэба, но спустя четыре часа даже сумел обогнать ту самую английскую канонерку, чье поведение столь сильно не нравилось Иенишу.
По сути, ничего сложного в устройстве и управлении итальянским минным крейсером не было. Те же огнетрубные котлы, та же паровая машина, уже знакомые артиллеристам 120-мм орудия Армстронга. Разве что расположение рубки в кормовой части из-за чего серьезно снижался обзор прямо по курсу, как для рулевого, так и для всех находившихся на мостике, виделся весьма странным конструкторским решением итальянских инженеров. Все же и труба носового котельного отделения, и передняя мачта, маячившие перед глазами, никак не способствовали облечению управления этим небольшим кораблем. Впрочем, насколько знал Иениш, столь странным расположением ходовой рубки могли похвастаться все минные крейсера итальянской постройки и ряд авизо. Но именно по этой же причине Иениш был уверен, что они смогут беспрепятственно пройти на внутренний рейд вражеского порта, даже имея на мачте военно-морской флаг Абиссинии. Все же предложение Ивана Ивановича оставить на месте итальянский флаг для лучшей маскировки, отставной офицер Русского Императорского Флота принять никак не мог. Да, из рассказов друга он знал, что во время Второй Мировой Войны немецкие рейдеры вовсю меняли флаги и названия, наряду с изменением надстроек, изготавливая фальшивые из деревянных каркасов обтянутых тканью, чтобы обмануть как врагов, так и нейтралов. Но здесь и сейчас были совершенно иные времена, и предприми он нечто подобное, в будущем можно было не надеяться на лояльное отношение к своей персоне со стороны военных моряков, под флагом какой бы страны они ни служили. Да и внешнего вида трофейного минного крейсера, по его мнению, было вполне достаточно, чтобы спокойно пройти в сумраке мимо сторожей, буде такие вообще выставлены итальянцами.
Чтобы успеть наведаться в Массауа до рассвета, пришлось гнать минный крейсер на 15 узлах, что, впрочем, для новых машин и механизмов корабля не являлось проблемой, тем более что именно этот экземпляр, из всей серии в 8 вымпелов, вышел самым быстрым, преодолев на испытаниях порог в 20 узлов, тогда как ряд его собратьев не добрались даже до 19. Как и бронепалубные крейсера итальянской постройки, минные крейсера не моли похвастать солидной скоростью, превращаясь в легкую добычу современных крейсеров, что клепали англичане в славном городе Эльсвик. Но, стоило признать, что их русские, французские и немецкие коллеги также не имели шансов убежать от скоростных бронепалубников. Вот только в случае встречи миноносных одноклассников этих стран в бою, любой здравомыслящий человек поспешил бы сделать ставку на итальянцев. Все же в отличие от остальных, итальянцы пошли по пути увеличения размеров и вооружения своих минных крейсеров, а не уменьшения в угоду максимально возможной экономии при их строительстве. В результате, по сути, они получили очень маленькие бронепалубные крейсера, толщина брони палубы и скосов которых лишь немного уступала таковой у больших крейсеров, что значительно повышало их живучесть в бою. Во всяком случае, даже получив пару тройку снарядов среднего калибра, он имел неплохие шансы уползти с поля боя, в то время как тот же «Полярный лис» имел все шансы отправиться на дно. Но это, естественно, при условии отсутствия золотых попаданий.
Забрав к себе всех миноносников, немногочисленный экипаж «Аддис-Аббебы», лучших артиллеристов и два десятка абиссинцев их тех, кто активно помогал при орудийных батареях, Иениш сильно ослабил силы остающиеся прикрывать порт, но по причине катастрофической нехватки людей, иного выбора не было. Причем, даже так едва удалось набрать чуть более полусотни человек, так что орудия противоминного калибра остались без расчетов. Да и о стрельбе самоходными минами разом с обоих бортов, нечего было и мечтать, что, впрочем, не помешало заранее подготовить эти самые мины к применению. И дополнительно взятая полусотня стрелков опять же из числа местных, в случае начала морского сражения могла бы только мешаться под ногами и не более того. Все же вчерашние крестьяне и козопасы, чей интеллект не был отягощен хотя бы малейшими техническими знаниями, на корабле являлись откровенным балластом. Но, как и в случае с китайскими бандитами притащенными некогда господином Ваном, выбираться Иенишу было не из кого. А пошалить в море после атаки на вражескую базу — сам бог велел.
Путь, который у тихоходных кораблей занимал сутки и более, быстроногий минный крейсер пробежал всего за 14 часов, при этом, не сильно напрягая свои машины. Выйдя в полдень из Асэба, он уже во втором часу ночи прокрался в пролив между континентальным берегом и островом Джимхил, а в районе трех, щеголяя ходовыми огнями и горящими иллюминаторами, вышел к внешнему рейду крупнейшего порта Эритрейской колонии. Естественно, можно было, полагаясь на темень, прокрасться в порт, чтобы тихо сделать свое грязное дело, но будь они обнаружены сторожевыми кораблями, в роли которых выступали сохранившиеся канонерки, у капитанов последних могли зародиться абсолютно ненужные Иенишу сомнения. А так, обозначая себя и позволив осветить прожектором, он совершенно спокойно провел минный крейсер мимо сторожей, даже помахав рукой в приветствии, когда луч света ненадолго задержался на ходовой рубке его корабля.
Будь у него под рукой только минные катера, что остались в Асэбе, он, естественно, постарался бы потихоньку прокрасться, благо увиденная картина это вполне позволяла. Небольшой, шириной чуть более мили, проход, что вел с внешнего рейда непосредственно в порт, где получившие по зубам итальянцы укрыли свои крейсера, оказался перекрыт всего двумя канонерскими лодками, чего было явно недостаточно. При этом, что деревянная «Каридди», что малютка «Касторе», являвшаяся систершипом захваченной «Поллюс», но перевооруженная на одно 119-мм орудие, во избежание возможных инцидентов с гражданскими судами, стояли с горящими огнями и представляли из себя идеальные мишени, вздумай Иениш атаковать именно их. Но куда более лакомыми целями выглядели стоявшие на внутреннем рейде или у пирсов крейсера. К величайшему сожалению, определить, где стояли недавние противники, а где гражданские суда, не представлялось возможным. Ночная тьма надежно скрывала не только висевший на мачте минного крейсера флаг, но и очертания всех находившихся в Массауа судов и кораблей, а по немногочисленным освещенным иллюминаторам, кои виднелись тут и там, определить принадлежность к Королевскому Флоту не представлялось возможным. Потому, единственный сохранившийся на минном крейсере прожектор, после изучения обоих сторожей, вильнул в сторону порта и принялся обозревать его в поисках наиболее вкусных жертв будущей атаки.
Находись хоть один из ушедшей от Асэба тройки в составе сторожевых сил, он бы и стал единственной жертвой последователей данайцев, получив в борт одну, а то и пару мин — в зависимости от точности стрельбы минеров и возможности срабатывания боеприпаса. Все же прорываться на внешний рейд мимо столь зубастого противника после атаки кого-нибудь непосредственно в порту, виделось чистым самоубийством. Однако канонерки не имели никакого шанса предотвратить подобный прорыв. Потому, вместо предварительно планируемого разворота на выход из порта и атаке на проходе какого-нибудь одного крейсера, было решено выпустить по ничего не подозревающему противнику все четыре мины с бортовых минных аппаратов, для чего требовалось пройти мимо выстроившихся в одну линию крейсеров сначала одним, а после вторым бортом.
Конечно, имейся возможность работать всеми аппаратами на каждый борт и так рисковать, маневрируя в потемках в незнакомом порту на небольшой скорости, и готовясь при этом попасть под огонь пары крейсеров, никто бы не стал, выпустив все рыбки, держа путь на выход. Но чего не было, того не было. Потому, оставалось лишь рисковать и надеяться, что чувствующие себя в безопасности итальянцы не быстро очухаются.
Имея ход в 8 узлов, так и не получивший новое название «Капрера» прошел вдоль линии выстроившихся у пирса крейсеров и буквально перед началом разворота с его борта, под пшик пневматической системы, в воду нырнули две самоходные мины. Пройдя чуть более кабельтова, обе повстречали на своем пути подводную часть корпуса «Этруре» и над бортом последнего поднялись два фонтана грязной от угольной пыли и вонючей от обилия ила, перемешанного с отходами сбрасываемыми с кораблей, воды.
К тому моменту как на борту пораженного минами корабля начали раздаваться крики, и разразился колокольный звон боевой тревоги, погасивший все огни минный крейсер уже наполовину закончил свой маневр, а спустя три минуты всадил еще две мины в борт второго крейсера, с которого за пол минуты до атаки их смог нащупать один из вспыхнувших и заметавшихся по акватории порта прожекторов. Лишь после того, как в воду ушли последние рыбки, Иениш дал отмашку артиллеристам и те, принялись всаживать в выделяющийся на фоне неба и подсвеченный, как собственными огнями, так и прожектором минного крейсера обойденный вниманием минеров корабль.
Говорить о процентах попадания по неподвижной мишени длиной под 90 метров с расстояния в полтора — два кабельтова попросту не стоило, ибо промахнуться в подобных условиях виделось невозможным. Один за другим 120-мм снаряды исчезали в борту «Этны» или расцветали огнями подрывов на бронещитах орудий, сея смерть и разрушения, какие крейсер не получил даже во время недавнего боя.
Пусть им не удалось достичь показателей технической скорострельности армстронговских скорострелок, но до того, как огонь пришлось перенести на давшие о себе знать канонерки, итальянский крейсер получил не менее двух десятков совершенно нежеланных с учетом полученных прежде повреждений попаданий. Помимо того, что на стальном теле корабля появились новые раны, вдобавок разошлись и старые, «залеченные» на скорую руку. Но, что оказалось хуже всего, прямым попаданием оказался разбит вспомогательный котел, от которого до сих пор запитывались работающие без устали водоотливные средства, так что просачивающаяся через образовавшиеся щели и сдвинувшиеся деревянные щиты вода по новой начала затапливать крейсер.
Сперва, стоило тишину ночи разорвать глухим раскатам подрыва самоходных мин, на канонерках предположили, что в гавань проникли вражеские минные катера, о которых стало известно от команды «Пьемонта» и потому даже пройдя пару раз лучами прожекторов по направляющемуся на выход из порта минному крейсеру, их экипажи продолжили выискивать несуществующего врага. И лишь когда удалось разобрать, что по стоящему на якорях крейсеру лупят как раз с небольшого миноносного корабля, заговорили орудия канонерок. А вскоре к ним присоединились и редкие орудия подбитых крейсеров, которые, впрочем, очень скоро замолкли, расстреляв имевшиеся непосредственно у дежурных орудий снаряды. Подавать же новые оказалось некому и неоткуда. Хлынувшая в образовавшиеся пробоины вода сотворила натуральную панику на борту подбитых кораблей, так что ни у одного из носящихся по темным коридорам и пытающимся протолкнуться наверх матросов, даже не возникло мысли о необходимости бежать в бомбовые погреба. Обстреливаемый же, и с носа, и с кормы минный крейсер продолжал наращивать ход, держа курс почти прямо на «Касторе», как меньшее из двух зол.
Наверное, помни Иван все детали гибели «Жемчуга», он удивился бы, насколько сильным оказалось сходство двух боев. Что немецкий легкий крейсер, что трофейный минный крейсер не только успешно поразили своих визави минами, но и обрушили на кинувшегося на них сторожа, спокойно пропустившего их несколькими минутами ранее в порт, достаточно мощный артиллерийский огонь. Единственное что, французский эсминец «Мушкет» так и не смог определить в немецком крейсере противника, а вот итальянцы вовсю стреляли по прущему на них «Капрере». Но итог короткой стычки оказался одинаков для обоих. Что не успевший сделать ни одного выстрела француз, что успевший выпустить два десятка снарядов и даже один раз попасть итальянец, оба отправились на дно. Держась как можно дальше от более крупной и зубастой «Каридди», Иениш провел свой корабль столь близко от «Касторе», что в момент прохода дистанция между ними не превышала полукабельтова. Еще повезло, что к этому моменту единственное серьезное орудие канонерки уже замолчало после пары особо удачных попаданий из носового орудия минного крейсера, а то количество пробоин в корпусе недавнего трофея явно могло бы увеличиться. Но, оно молчало, и потому не могло помочь своему носителю в спасении его стальной жизни. Один из поразивших канонерскую лодку снарядов, по всей видимости, угодил прямиком в бомбовый погреб, поскольку небольшой кораблик попросту разорвало в клочья. Вот горящая «Касторе» еще пытается отползти поближе к берегу, чтобы выброситься на мелководье, и вот на ее месте поднимается огромный фонтан воды. Благодаря неотрывно следящему за ней с борта минного крейсера лучу прожектора, все наблюдающие за боем смогли стать свидетелями жуткой гибели корабля и команды, у которой после такого явно не было ни малейших шансов на спасение.
В результате, вернувшимся утром посмотреть на дело своих рук морякам абиссинского негуса предстала картина полнейшего разгрома. «Этруриа» и «Догали» оба не только легли на дно, но и получили серьезный крен на левый борт, так что из воды торчали лишь верхушки мачт, да кончики дымовых труб, устремленные отнюдь не прямиком в небо. Многострадальная же «Этна» все еще держалась на поверхности, но вновь успела осесть в воду чуть ли не по иллюминаторы жилой палубы, что было заметно даже с расстояния в пару миль. Ближе, к сожалению, подойти не удалось, поскольку оттянувшаяся на внутренний рейд канонерка всем своим видом намекала, что будет стоять до конца, в случае очередной атаки. Но вот этого Иенишу как раз и не требовалось. Узнав от пленных, что пришедшие к Асэбу корабли были всеми силами высланными метрополией к берегам Эритрейской колонии и убедившись в их полном уничтожении, капитан «доброволец» находящийся на службе Менелика II, едва ли не потирая руки, отправился заниматься тем, что у него неплохо получалось в дальневосточных водах. Все же снабжать свои войска и перевозить эти самые войска морем приходилось не одним японцам. Итальянцы от них ничем не отличались. Разве что воды, где можно было встретить потенциальные трофеи, сильно уступали по площади тем, в которых приходилось действовать прежде. И в отличие от японцев, они вообще не думали о защите своих транспортов. Тот пароход, что пришел в Массауа под прикрытием «Капрере» и «Этны» совершенно случайно повстречался им в Порт-Саиде, потому и мог похвастаться солидным эскортом. Остальные же ходили сами по себе, и в принципе это было понятно — ведь они отправлялись в рейс до того, как итальянцы узнали о наличии у абиссинцев собственного флота. И теперь те, кто еще не успел добраться до Массауа, но уже покинули Суэц, являлись законной добычей команды минного крейсера.
В результате короткой пробежки на север вдоль побережья им удалось перехватить небольшой конвой в два судна. Один грузовой и один грузопассажирский пароходы перевозили 1-й батальон 1-го полка берсальеров и две батареи горных орудий со всеми потребными припасами. Небольшой, скромный в плане роскоши и тихоходный по сравнению с обладателями Голубой ленты Атлантики и теми, кто за ней гнался, лайнер «Персей», использовался для перевозки итальянских мигрантов в САСШ, но был зафрахтован правительством для доставки войск, как и его вдвое меньший попутчик — «Польцевера». Вот только первый же рейс в качестве военных транспортов стал для обоих последним. Встреченные ближе к вечеру оба были взяты на прицелы орудий минного крейсера, а обескураженным произошедшим офицерам было объявлено, что отныне они все являются пленными. Всем же несогласным предлагалось прыгать за борт и добираться до суши своими силами.
Что удивительно, желающих сохранить столь экзотическим способом свою свободу не нашлось даже среди состава элитной итальянской пехоты. То ли они не умели плавать, то ли успели насмотреться на плавники многочисленных акул облюбовавших воды Красного моря, то ли не рассчитывали добраться по землям Африки до ближайшего очага западной цивилизации, но, спустя пару часов после встречи, на борту «Персея» состоялась торжественная церемония сдачи личного оружия всеми солдатами и офицерами. Исключения для кого-либо Иениш делать не стал, но пообещал в случае нападения на членов оставленной на борту лайнера призовой партии, непременно пустить судно на дно вместе со всеми находящимися на нем. То же самое предполагалось сделать, если капитанам лайнера или транспорта пришла бы в голову замечательная мысль — затеряться в местных водах с наступлением сумерек.
С приходом новых трофеев, на которых оказалась свыше двенадцати сотен дополнительных ртов, ситуация с продовольствием в Асэбе из тяжелой переросла в катастрофическую — не сильно помогли и имевшиеся на борту судов запасы. В результате, взяв со всех пожелавших получить свободу расписку о не участии в дальнейших боевых действиях, итальянцев загрузили в трюмы «Аддис-Абебы» и спустя двенадцать часов очумевших от жуткой духоты, голода, жажды и усталости, передали на руки французским колониальным властям в Обоке, отчего последние отнюдь не пребывали в восторге. Там же были закуплены все запасы продовольствия, до которых Машкову и составившему ему компанию Иванову удалось дотянуться, пока те же французские колониальные власти не перекрыли воздух. Губернатор Обока прекрасно понимал, для кого приобретается продовольствие, и потому не мог не начать вставлять палки в колеса. Все же происходящее в Асэбе шло в разрез с видением приемлемого развития ситуации на африканском континенте существовавшее в Париже, а потому не мешать было нельзя. Тем не менее, почти пятьсот тонн круп, муки, фруктов и овощей, а также пару сотен голов всевозможного скота им удалось купить и за последующие два дня погрузить на борт вспомогательного крейсера. Правда, и тут колониальные власти подгадили, в результате чего грузить все приобретенное пришлось собственными силами и если бы не сотня абиссинцев, игравших роль конвоиров, возможно, погрузка затянулась бы на неделю. Тем не менее, судно без каких-либо помех вернулось в Асэб, где обнаружилось свалившееся на голову счастье. Пока Иениш отсутствовал, в порт прибыл пароход Доброфлота, в чьих трюмах под сотнями тонн первоклассного угля скрывались ящики с последней сотней мин Герца — теми, которые флотским минерам все же удалось реанимировать. Причем, прибыл он не один, а в сопровождении обновленного «Полярного лиса». Хоть минный крейсер шедший под русским торговым флагом и промурыжили в Порт-Саиде более двух недель, учитывая его недавние похождения и творящееся в Асэбе непотребство, найти причину для отказа в его пропуске через Суэцкий канал не удалось и пусть с немалым опозданием, он все же добрался к эритрейским берегам.
Общими усилиями за последующие четыре дня удалось не только облегчить пришедший пароход на все мины и тысячу тонн первоклассного кардифа, доставленного специально для минного крейсера, но и снабдить этот самый минный крейсер достойным вооружением. Сперва, его, конечно, тоже пришлось изрядно облегчить и впоследствии перетащить все не приклепанное намертво в корму, чтобы увидеть вышедший из воды нос и спокойно сбив заплатки, установить на положенное место пару родных минных аппаратов. Да и монтаж дождавшихся своего носителя орудий Канэ тоже занял изрядно времени. Но в конечном итоге все работы подошли к концу, и теперь предстояло проверить, как сам корабль, так и набранный на него экипаж в деле.
Первым делом вновь получивший клыки и когти «Полярный лис», оставшись под управлением Протопопова, наведался в гости к итальянцам. Все же ему тоже требовалось вспомнить былой опыт сражений и остатки итальянского флота в Массауа подходили для этого лучше всего. Впрочем, отправлялся он туда не в гордом одиночестве, а в компании получившего таки новое наименование трофея. Все с той же ехидной улыбкой, что и пару лет назад, Иван Иванович окрестил минный крейсер именем «Песец», аргументировав это потребностью запутать противника. Это на русском данные наименования звучали по-разному, а вот в европейских языках такого разнообразия не наблюдалось, и потому жуткая путаница в будущем им была обеспечена. Поверил ли в подобное обоснование хоть кто-нибудь, так и осталось загадкой, но возражающих не нашлось и потому в новый налет на итальянский порт отправились уже два мелких северных хищника.
Благодаря новым котлам и профессионально перебранной машине, «Полярный лис» при открытых топках мог поддерживать скорость в 19 узлов, а при закрытых на заводских испытаниях выдал 21,2 узла, что позволяло ему спокойно держаться в кильватере своего более молодого коллеги. Насколько знал Иениш, помимо попавшего к ним в руки «Пьемонта», ни один из итальянских кораблей, за исключением нескольких миноносцев и пары минных крейсеров, не мог поддерживать подобную скорость, так что даже в случае неожиданного прихода к итальянцам какого-либо подкрепления, они имели все шансы убежать от преследователей, если последние оказались бы не по зубам четверке 120-мм орудий.
Предполагая же, что в качестве наиболее вероятного противника им попадется уцелевшая канонерка, Иениш заранее посоветовал своему бывшему старшему офицеру, а теперь равному коллеге — капитану, установить на минах небольшое углубление. И как оказалось — совет пришелся к месту. В результате разгрома устроенного «Песцом» в свое прошлое посещение порта, на защите Массауа осталась только сильно поврежденная «Этна», которую итальянцам все же удалось отстоять у заполняющей трюмы воды, и оттянувшаяся поближе к ней «Каридди». Вообще эта двадцатилетняя деревянная канонерка вооруженная старьем, установленным еще при постройке, вряд ли имела хоть малейший шанс продержаться в артиллерийской дуэли против одного из нацелившихся на нее пары минных крейсеров, но вот орудий крейсера небольшим миноносным кораблям следовало опасаться. Особенно это касалось практически не несущего брони «Полярного лиса». Потому, ради обеспечения максимально безопасного выхода своего напарника в минную атаку, Иениш собирался подставиться под обстрел, тем самым сосредоточивая все внимание итальянских артиллеристов на своем корабле.
Разделившись еще на подходе к внешнему рейду, минные крейсера продолжили каждый свой путь, стараясь двигаться в соответствии с заранее утвержденным графиком, поскольку иных способов координировать атаку попросту не существовало — до того момента как на суда и корабли массово начнут устанавливать беспроводные телеграфы были еще годы. В результате, сохраняющий полную иллюминацию «Песец» продолжил идти прямиком к обозначенному редкими огнями порту, а «Полярный лис» принял влево и начал потихоньку сближаться с континентальным берегом, чтобы в момент начала артиллерийской дуэли оказаться как можно дальше от напарника.
Как и предполагал Иениш, начав обстреливать высветившую его канонерку, он смог привлечь все внимание к своему кораблю, обеспечив Протопопову практически идеальные условия выхода в атаку, на хорошо обозначенную канонерку. Помимо собственных ходовых огней, редких вспышек орудийных выстрелов и прожектора, неотрывно следящего за находящимся в 10 кабельтовых противником, «Каридди» оказалась подсвечена с борта «Песца», так что потерять ее во тьме не представлялось возможным. И Протопопов не потерял. Не прошло и пяти минут с начала артиллерийской канонады, как обе мины выпущенные с расстояния в два кабельтова ушли к выбранной цели, после чего, не дожидаясь результата, минный крейсер начал отворачивать на правый борт, чтобы побыстрее смыться с места преступления. Все же оказаться в досягаемости орудий итальянских кораблей на небольшом, имеющем исключительно номинальную броню, минном крейсере, он никак не желал.
Гулкий звук подрыва десятков килограмм взрывчатки прокатившийся над водами залива, дал понять, что хоть одна из выпущенных мин сработала штатно. Да и замеченный солидных размеров фонтан воды, поднявшийся в районе кормы канонерской лодки, не предполагал чего-либо иного. В тот же момент, произведя напоследок еще пару выстрелов, «Песец» прекратил атаку и взяв курс на северо-восток, где имелось куда меньше шансов налететь в темноте на один из небольших островков усеявших местные воды, поспешил покинуть столь негостеприимное место. Спустя четверть часа к нему в кильватер встал обозначивший себя огнями «Полярный лис», успешно «задравший» свою первую жертву в этой войне.
Не смотря на главную направленность всего затеянного предприятия, никто не запрещал «добровольцам» вставшим под абиссинский флаг время от времени охотиться за итальянскими пароходами держащими путь в Индокитай или возвращающимися оттуда через воды Красного моря. Ранее этим невозможно было заниматься по причине малочисленности квалифицированных кадров, и в связи с отсутствием достойного корабля — все же эпопея с захватом «Капрере» оказалась весьма приятной неожиданностью, а не изначально запланированной хитростью. Да и применить его по назначению смогли всего лишь раз. Но с приходом еще одного корабля и трех десятков моряков, наконец, появилась возможность организации достойной охоты, пока не объявились разъяренные творящимся беспределом «егеря». Вот только даже сопутствуй командам рейдеров немалая удача, первые живые деньги можно было бы получить лишь после окончания боевых действий. Все же в отличие от Китая, здесь и сейчас попросту некуда было сбывать возможную добычу, так что ее в любом случае пришлось бы пригонять в Асэб и держать в порту вплоть до окончания войны. А до этого времени требовалось еще дожить! И пусть на время вопрос с итальянским Королевским Флотом в водах Красного моря был решен, долго резвиться на коммуникациях, им было не суждено. Получив такую пощечину, правительство Италии вряд ли согласилось бы подставить для удара следом за правой щекой еще и левую, так что пока имелся небольшой промежуток относительно спокойного времени, требовалось запастись всем, чем только можно; украсть все, до чего дотянутся руки и уничтожить всех, кто не сможет дать сдачи. Да и избавиться от всего лишнего тоже виделось необходимым.