Балин. Сын Фундина. Государь Мории

Глава 22

Среди гномов прочно укрепилось мнение, что лучшие доспехи выходят у самых жадных и скупых мастеров. Жадина, мол, всегда пожалеет проволоки, скупец всегда постарается пустить на латную пластину сталь потоньше. Но так как зачастую прочность брони проверяли прямо на создателе, то приходилось ладить ее на совесть. Тончайшая плетеная проволока после рук мастера могла поспорить с клинком любой остроты и тяжести, а прочность гномьих кирас и шлемов вошла в пословицу.

Так или иначе, но доспехи мастера-оружейника Фрара считались даже по гномьим меркам произведениями искусства. Работа его стоила недешево, но добрая половина морийских гномов заказала доспехи именно Фрару. Уж здесь-то он точно обошел Неистового Оина, который в свое время тоже начинал оружейником. Конечно же, Фрару бы больше льстило, если кроме кольчуг ему заказывали и топоры, в изготовлении которых он считал себя виртуозом. Но даже и без топоров у него работы на два года вперед.

Каждая кольчуга одинарного плетения требовала не много ни мало — двадцать тысяч колец разного диаметра. Гном любил создавать кольчугу не торопясь, часть колец он сразу клепал, другие оставлял разомкнутыми — чтобы впоследствии заварить наглухо. Короткие толстые пальцы недоверчиво проверяли каждое звено много раз. Он выплетал не просто металлическую ткань, но и рисовал узор, способный отвердеть при прямом ударе в грудь и эластично растянуться под мышкой или в суставе — не мешая размаху, а наоборот, усиливая всесокрушающий удар боевого молота.

Мысли гнома текли неторопливо, пальцы привычно вплетали очередной ряд мифриловых колец.

Фрар, конечно же, очень хотел увидеть Морию такой, какой ее видели и знали его далекие предки. Балин приказал в спешном порядке восстановить любой из залов вблизи Северных Ворот. По мнению государя такие наспех «восстановленные залы» должны были привлекать в чертоги Казад Дума новых жителей.

«Но разве я не житель Мории? — раздраженно тогда подумал Фрар. — Разве я пришел сюда гостем, чтобы покрасоваться и уйти? Ну уж, я остаюсь здесь навсегда. Мастер Фрар никогда не искал легких путей и не любит торопиться. Потому ему и доверяют плести кольчуги».

Он и девятнадцать его товарищей взялись за восстановление галереи Богатства. Мангашел называлась она на языке гномов, и пострадала от грабежа и разбоя больше остальных. Не торопясь, дюйм за дюймом, маленькими молоточками и кремневой крошкой они начали свою работу.

Но пусть не думают, что они забросили свои обязанности! О нет, Фрар работал и в кузне, и спускался в серебряные шахты, не рискуя, однако, забираться очень далеко. Они сумели восстановить и сами Ворота, и внутренние переходы, и найти ловушки. Обустроили жилые комнаты, очистили вентиляцию, нашли все световые шахты. Обновили, где надо, лестницы и крепеж, убрали мусор и грязь, отвели лишнюю воду, открыли тепловые шахты и многое, многое другое сделали двадцать пар трудолюбивых рук. И отрывая минуты тяжелого сна, вместо отдыха, иногда вместе с едой, каждый освободившийся час, каждое лишнее мгновенье, выкраденное у самих себя ценой невероятных усилий, они посвящали галерее Мангашел. Три долгих года продолжалась работа, но она того стоила. Любой, кто хоть раз, пусть краем глаза видел этот букет фантазии, посвященный многогранному и неисчерпаемому богатству Мории, не забывал его уже до самой смерти. Мангашел представляла собой множество разнообразно соединенных с собой залов. Тут были Серебряный, Золотой, Алмазный, Железный и, конечно же, Мифриловый зал. Угольный грот и Обманная ниша, Глиняный лаз и Теплый тоннель, Горная смола иВодяной источник — здесь, в Мангашел, можно было найти все, что только есть в самой Мории.

Два года Балин намекал на бесполезность работы, которая была не по плечу и сотне мастеров. Но Фрар и его друзья уже не могли остановиться. На третий год, в январе, Балин вновь предстал перед оружейником. Фрар, глядя на угрюмое лицо государя, приготовился к худшему, но тот лишь скинул лишнюю одежду, накинул фартук, и не говоря ни слова, двинулся в Мангашел. Две недели работал Государь Мории, почти без сна, без отдыха. Рисовал, дробил, колол, пробивал, отбивал, резал и вырезал, сверлил, шлифовал, полировал, скоблил, выпиливал, скалывал, сдувал каменную крошку, выбирая крупные осколки и руками, и специальной щеткой… И снова обдирал, дробил, колол, вырезал, полировал, шлифовал. За две недели галерея была восстановлена. Фрар даже не понял, как это произошло. Четырнадцать дней они, два десятка гномов, работали как заведенные. Он сам, мастер-оружейник, вдруг обнаружил в себе талант камнедела! Рука, привычная к молоту, за несколько дней так привыкла к молоточку и кисти, что Фрару иногда казалось, что он всю жизнь занимался восстановлением древних залов. Что это было — наваждение, упорство, гордость? Они даже не отвлекались на разговоры, ели и пили на ходу, спали прямо там, на карнизах и выступах, чтобы проснувшись, снова взяться за резец или метлу. Все знали, что Балин не уйдет, не закончив работу. Все понимали, что у государя Мории слишком много проблем и без галереи Мангашел. И все признавались потом, что никогда не трудились так, будто в каждого вселился дух Нарви-строителя. Потом был праздничный стол, за которым (Фрар заметил) Балин выпил всего три пинты пива и ушел, тепло попрощавшись с каждым, поблагодарив каждого за труд. После стольких дней напряженной работы Фрар валился с ног от усталости, хотя старался не подавать виду. Балин же, взвалив на плечо мешок с провизией и собрав маленький караван из десяти пони, ушел к добытчикам сверкающего угля. Оружейник только головой покачал, глядя, как упруго шагает Государь Мории в темноту, как ясны и веселы глаза Балина, будто он две недели подряд отдыхал в Северном крыле Мории.

— Он любимчик Махала — вечного труженика, — пробормотал Фрар, возвращаясь к столу, чувствуя, как ноют все мышцы от многодневного ползания по стенам.

Через две недели под начальство к Фрару пришли два совсем молодых гнома — Лони и Нали. Великолепные бойцы, они не много стоили в глазах мастера Фрара. Они были молоды, к тому же и дело избрали (войну, воинское искусство) — неугодное вечному труженику Ауле. Но с собой они принесли то, на что Фрар уж никак не рассчитывал.

Читатель, должно быть помнит сверкающий шар, «цветок Тилиона» или, как его еще называют, «светоч Тэлпериона», который освещал прощальный пир. Гномы называют такие рукотворные драгоценные камни — самоцветами. Наверно, необходимо рассказать, откуда он взялся. Перенесемся за тысячи и даже десятки тысяч лет от нашего времени. Тогда еще и облик земли был совершенно другим. Даже из эльфов немногие наверняка могут вспомнить те времена. Тогда мир освещался двумя деревьями. Первое из них — Тэлперион, с темно-зелеными листьями, что сияли серебром, а с каждого из бесчисленных цветов стекала роса, струящаяся мягким светом. Свет второго дерева, Лаурелина, сиял золотым пламенем, теплым потоком изливаясь из тысяч золотых цветов.

Во времена исхода эльфов из Валинора, Моргот Бауглир с помощью порождения пустоты, Унголиаты, сумел обманом и предательством уничтожить оба дерева. Унголианта, по словам эльфов, была порождением Моргота, но не подчинялась ему, потому что приобрела силу Пустоты-Бесцветия. Всего один раз он пытался бороться с ней — и потерпел поражение. Перед Унголиатой отступал даже Тулкас Доблестный. Путаясь в ее тенетах он напрасно тратил силы, не в состоянии одолеть противника.

Те дни получили название Затмения Валинора. Три года земли Арды лежали во тьме и холоде. Но перед тем, как удалиться во мрак, на безлистой ветви Лаурелина родился золотой плод, а у Тэлпериона — единственный огромный серебристый цветок. И тогда Ауле-Создатель и его жена — Йаванна, Дарительница Плодов, создали сосуды-ладьи, которые сохранили цветок и плод. И стали они светочами небес, дарующими свет и тепло, более яркими, чем звезды. Цветок Тэлпериона в хрустальной ладье стал Луной, управляемой майаром Тилионом, а плод Лаурелина в алмазной колеснице — Солнцем, чьи поводья уверенно лежат в руке девы-майи Ариэн. Но во время работы часть пыльцы Тэлпериона осыпалась серебряным дождем на наковальню Ауле. После того, как работа была завершена, Ауле собрал пыльцу, и отдал ее своим детям — гномам. Гномы же, заключив пыльцу в драгоценные камни, получили источники света, прекрасные и горящие, как сотни свечей. Тысячи и тысячи самоцветов освещали города гномов — Габлигатхол и Тамунзахир, а также величайшую из существующих твердынь гномов — Подгорное Царство, Казад Дум или Хадходронд на языке эльфов. Тогда, во время второго пленения Врага, гномы были многочисленны и дружны с эльфами. Наугримы охотно делились знаниями и драгоценностями с перворожденными, поэтому Тартауриль действительно видел «светочи Тэлпериона», подаренные гномами эльфийским владыкам. В третью эпоху, когда большинство, как эльфийских, так и гномьих твердынь были заняты Врагом, светящиеся камни были украдены, потеряны, а иногда попросту уничтожены, потому что свет противен слугам Тьмы. Кроме того, исходящий из камней свет со временем мог потухнуть. Это произошло со многими сокровищами гномов, которые со временем превратились в простые алмазы и изумруды, ценные только своим весом и огранкой. Раньше большинство залов Казад Дума освещались «цветами Тилиона», а теперь Балин смог привезти в Морию лишь один камень, дающий достаточно света для освещения небольшого зала. Большие самоцветы стали редкостью, и не всякий повелитель, будь то король эльфов или царь гномов, мог похвастать чертогом, который освещался бы таким камнем.

Балин хотел перенести освещающий шар в Мангашел, но Фрар с истинно гномьим упрямством воспротивился. Вместо того, чтобы установить самоцвет в одном из гротов галереи Богатства, он решил восстановить зал Великолепия — Матурлаг. Там уж и будет сиять цветок Тилиона.

Мангашел же продолжала освещаться факелами. Их пламя коптило и портило все впечатление — как работы, так и самой красоты галереи. Фрару повезло найти в глубинных коридорах осветительную машину, но починить ее не удавалось. В свое время не только самоцветы освещали глубины Мории. Мудрость и талант гномов создали удивительную вещь. В осветительной машине, вокруг металлического сердечника вращалась медная проволока и, неведомым Фрару методом вырабатывала тепло, которое можно было передавать по медному проводу на большие расстояния. От этого тепла в коридорах Казад Дума начинали гореть светильники. Бесшумно и бездымно, почти не нагреваясь, светом таким же ярким, как и солнечный. Но искусство древних мастеров забыто, или утеряно. Все попытки починить осветительную машину натыкались лишь на недостаток знаний и опыта. Все признавались, что даже не могут понять, как этот механизм действует, какие принципы лежат в основе его работы.

Но мастер Фрар был не из тех, кто легко сдается. Машина была извлечена из глубин Казад Дума и перенесена к Воротам. Здесь каждый, исполняющий обязанности привратника, должен был уделить время чуду древних мастеров. Привратники сменялись по очереди, два раза в день, с восходом и заходом солнца. Раньше, когда гномов в северных пещерах Мории было не так много, Фрар через каждые две недели, целую ночь (или целый день) проводил около хитроумного механизма, установленного в Казарменном зале. Сейчас интерес к удивительному творению угас. Хотя Лони и Нали, поселившиеся в ответвлениях казарм, и выполняющие роль «армии гномов», до сих пор, тайно от других, копались в железно-стеклянно-медных внутренностях механизма.

Фрар ни в коем случае не пытался им мешать. Пожилой гном знал, что иногда, неожиданно для самого себя, постоянно наблюдая удивительную вещь перед глазами, можно "прозреть". И сам он помнил, как внезапно вскакивал ночью со словами: «Как все просто!». Пусть машина будет перед глазами братьев. Может, рано или поздно, один из них, глубоко ночью вскочит и закричит: «Я понял!». И тогда свет вернется в глубины подгорных чертогов, и гномы перестанут так зависеть от торговцев, которые продают дерево и ткань втридорога. Правда, великан Тори говорил, что видел нечто подобное в книгах, которые они с Синьфольдом нашли мастерской Тэльхара, но туда еще надо добраться…

Глухой стук по двухдюймовым железным плитам отвлек Фрара от работы. Не торопясь он поднялся, грубое лицо его приняло нарочито-простоватый вид. Он отворил маленькое окошечко-бойницу и увидел перед собой налитое желчью лицо торговца Рахиля.

— Что надо? — спросил Фрар, как будто видел торговца в первый раз в жизни. Он знал, что для большинства людей все гномы на одно лицо.

— Открывай, Фрар, — проскрипел человек.

— А ну, отойди! — невозмутимо отвечал гном.

Рахиль послушно подвинулся. Все в порядке. Как будто….

Фрар взялся за засов, предварительно накинул на скобы «собачку» — маленькую предохранительную цепь.

«Надо всегда быть настороже, — сказал Фрар сам себе. — Неровен час, и близнецы не успеют помочь».

Лони и Нали, как уже было сказано, и в самом деле исполняли роль «армии». Раньше, когда в Казад Думе проживало огромное количество гномов, Казарменный зал всегда был полон воинами. Звук набатного колокола призывал на помощь привратнику Ворот две сотни вооруженных до зубов и закованных в мифрил бойцов. За мощью ворот Мории этого было более чем достаточно, чтобы удержать любого врага на любое время. Но сегодня на помощь Фрару могут прийти только два молодых гнома. Восемьсот проверенных временем и железом воинов — именно столько насчитывала армия государя Казад Дума в лучшие времена. А сейчас просто жителей Мории чуть больше половины от этого числа….

Едва он скинул засов, как мягкая сила, навалившаяся на ворота, тотчас начала отодвигать упирающегося обеими ногами Фрара в сторону. Бревно с сухим стуком упало в открывшийся проход. Фрар увидел Борпа, а потом почувствовал сильный удар, отшвырнувший гнома на пять шагов назад. Копье в руках разбойника не смогло пробить именную работу мастера, кольчугу, которую Фрар всегда носил на себе, под узким для его широкой фигуры коричневым кафтаном.

Моментально вскочивший Фрар принял единственно верное решение. Вместо того, чтобы попытаться закрыть дверь под градом неминуемых ударов, он подскочил к сигнальному колоколу и буйная медь громким голосом заявила об опасности. Цепочка "собачки" не выдержала напора, и двери с грохотом распахнулись. Ловко увернувшись от сабли Борпа, Фрар бросился бежать. Резко развернувшись через несколько шагов, он бросил в преследователей сначала маленький метательный топорик, а затем и двуручный топор. Замешательство в рядах врагов дало грузному Фрару некоторое преимущество, и он сумел миновать мост через ров первым. Гном сорвал со стены один из топоров, оставленных специально для таких случаев, и ударил по рычагу развода моста. Створы, и все, кто успел забежать на мост, рухнули вниз. Люди, падающие в ров, продолжали кричать, а мост, освобожденный, повис над пропастью на огромных петлях. Стрелы засвистели вокруг Фрара. Пока все шло по плану.

Лони и Нали, в полных боевых доспехах, выбежали из прохода, ведущего в казармы.

Не растрачиваясь на слова, три гнома дружно взялись за прямоугольный, грубо сколоченный ящик на колесах. Развернув его широким торцом к врагам, они спрятались за него. Братья дружно клацнули забралами. Лони осторожно выглянул из-за укрытия. На миг длинная стрела впилась в мифриловую переносицу шлема и отскочила, уже неопасная.

— Давай! — закричал Лони.

Фрар, успевший к тому времени нахлобучить на себя шлем, тоже сдвинул забрало, поднялся и со всего размаху ударил кулаком по рычагу. Внутри ящика едва слышно, сливаясь в шелестящий гул, высвобождали энергию многочисленные тетивы. Две сотни толстых арбалетных болтов буквально смели воинство Борпа с противоположной стороны рва. В стонах и криках людей Фрар ясно различил рычание и взвизги орков. «Арбалет из арбалетов», старое оружие гномов, вновь сотворенное умелыми руками Лони и Нали, в полной мере показало свою силу. Для того чтобы выпустить такое количество стрел-болтов, им троим понадобился бы час. Машина сделала это в одну секунду. Лони тотчас же принялся вертеть рычаг взводного механизма, а Нали — вкладывать новые короткие стрелы в специальные гнезда. Через пару минут грозный механизм был вновь готов к стрельбе.

— Не пускать этих, пока я не выведу женщин и детей! — крикнул Фрар, а сам, не прячась, побежал к центральному тоннелю.

— Я вернусь за вами! — успели услышать близнецы, пока гном не скрылся за стеной.

Когда он снова вспомнил о братьях, прошло не менее трех часов. За это время Фрару удалось многое. Он сумел собрать ценные вещи и провиант. Женщины и дети были посажены на телеги и отправлены в сторону Восточных Ворот. Каждого взрослого гнома Фрар отправлял за следующей партией старателей, в дальние пещеры. Буквально за час ему удалось собрать почти всех, кроме работающих в дальних галереях. Но и они скоро будут извещены.

Все указания Фрара выполнялись быстро и четко. Не зря он столько раз обдумывал свои приказы и действия именно на такой случай. Каждый знал свое место и дело. Прежде всего необходимо было завалить или перекрыть боковые тоннели. Открыть доступ к ловушкам. Проследить за вентиляционными и световыми шахтами. Все, способные держать оружие, после выполнения личных заданий должны собраться в главном тоннеле.

Фрар продолжал отдавать приказания и внимательно следил за их выполнением. Он отмечал на карте заблокированные проходы, когда вдруг вспомнил, что оставил на мосту Лони и Нали. Но почему же братья не возвращаются? Неужели до сих пор удерживают мост? Или Фрар ошибся в численности неприятеля? Но нет, орки уже перешли ров, разведчики видели их по эту сторону.

Холодок пробежал по позвоночнику, когда Фрар вспомнил свои слова: «Я вернусь за вами…».

— Действовать по обстановке. Я сейчас. Лони и Нали…

Не договорив, гном подхватил наперевес топор и побежал по направлению к воротам, прямо по середине тоннеля.

Поначалу близнецы просто сбрасывали деревянные мостки, которые враги пытались перебросить через бездонную расселину Морийского рва. После того, как врагам удавалось уложить поперек пропасти очередную широкую лестницу, братья сметали врагов выстрелом «арбалета», и один близнецов, не взирая на стрелы с противоположной стороны (ведь мифриловые доспехи почти неуязвимы), легко сталкивал конструкцию вниз. Два гнома могли удерживать эту позицию до бесконечности. За три года они не только создали «арбалет из арбалетов», но и сковали к нему тысячи болтов. Даже если бы близнецы непрерывно стреляли из своего оружия, запаса коротких и толстых стрел им хватило бы на неделю. Зайти в тыл противник просто не мог — все боковые ответвления вели либо к ловушкам, либо в наружный лабиринт. Зала, в которой держали оборону Лони и Нали, была единственным проходом вглубь Морийского царства. Лони, оставив на минуту брата, приволок из караульного помещения два мешка пустых кувшинов из-под пива. Он быстро наполнил их горючей смесью (кроме прочего, на братьях лежала обязанность заправлять ею факела), и вскоре глиняные плоды ночных бдений огненными клубками полетели через ров.

— Пивка! — рычал Лони, отправляя в полет пылающий кувшин.

— На закуску, — ревел Нали, спуская рычаг «арбалета из арбалетов».

— Эх, «драконье дыханье» бы на вас! — орал Лони, запуская очередной кувшин. Когда кувшины кончились, а противоположная сторона рва превратилась в озеро огня, Лони подбежал к брату помочь зарядить «арбалет».

— Надо было не слушать никого и приготовить тысячу бочек «драконьего дыхания». Мы бы здесь всё разнесли в клочья.

Нали вдруг отступил на шаг и поднял забрало. Лони увидел его изумленные глаза.

— Брат, неужели ты не понял? — кричал Нали задыхаясь от дыма. — Сделай так — и Казад Дум был бы уничтожен. Но разве мы пришли сюда за этим? Балин тысячу раз прав, что запретил нам опыты. В наших силах остановить врага. Мы сделаем это, не разрушая собственный дом. И если даже умрем, то после нас придут другие. Но за что они будут сражаться, если обнаружат вместо Мории лишь груду камней?

Нали решительным жестом вернул забрало на лицо и ударил по рычагу. Две сотни арбалетных болтов пробуравили дым и огонь. Послышались визг орков и крики людей. Воздух снова застонал от свиста стрел. Кричали раненные, а вал из убитых по ту сторону рва поднимался все выше и выше. В какой-то момент неведомый военачальник смог правильно оценить ситуацию. Убитые и раненные полетели вниз, в пропасть. На расчищенном пространстве выросла стена щитов, а над ними появилась огромная, уродливая голова пещерного тролля. Лони снова нажал на рычаг. Деревянную стену из щитов разметало по каменным стенам пещеры, но дело уже было сделано. Под натужное уханье людей, сиплое визжание орков и рев огромного существа по обе стороны рва легла тяжелая, весом не менее тысячи стоунов, конструкция. Тролль ринулся по ней первым. Братья, переглянувшись, встали у него на пути. Тролль размахнулся палицей, но Лони и Нали уже были рядом, вдвоем ухватили страшилище за ногу — и монстр, истошно вопя, полетел в бездонную пустоту. Близнецы ринулись на свою сторону рва. Они дружно крякнули, ухватившись могучими руками за бревна, но не смогли их даже пошевелить. Огромная тяжесть металла и дерева придали конструкции надежность монолитного моста. И тогда гномы просто встали на пути кричащей, вопящей и ощетинившейся многими клинками толпы. Поначалу это казалось легким — никто не мог противостоять мощи двух сорокафунтовых топоров. Их же латы отражали любой удар. Орки умирали десятками, а силы гномов не убывали. Пока в дело не вступили люди. С колонной, ощерившейся копьями, близнецы не смогли ничего поделать. Мало того, им пришлось отступить, потому что прикрытые щитами копьеносцы могли просто спихнуть братьев в пропасть. Оказавшись на открытом пространстве, в окружении, они продолжали сражаться, спина к спине, помня приказ: «Не пускать». И они не пускали.

От десятков пропущенных ударов в голове мутилось. По шлему, но наручам, поножам, кирасе, шее, пальцам, сквозь кольца несравненных по прочности кольчуг. Боль, кровь, то ли своя, то ли чужая, и не понять, откуда звон, видимо, в последний раз очень сильно ударили по голове, но надо встать и еще раз вырвать меч, ударить, еще раз встать, перекатиться и почувствовать спину брата и друга. Оин один раз похвалил Лони за то, что он умеет сражаться двумя клинками… Никто и никогда не сбивал братьев с ног… Даже если один начинал падать, его подхватывал другой… Никто и никогда — до сегодняшнего дня… Огромный человек поставил ногу на грудь Нали и с азартным хаканьем бьет кувалдой по тому месту, где должна быть голова. Лони хочется засмеяться, он кривит опухшие губы. Там нет головы, напрасны старания! Это просто кровь и мясо, голова видимо…. И тут Лони понимает, что этот человек должен умереть. Ему не исполнить виру за брата, но этот человек обязан умереть. Здесь. Сейчас. Лони хватает гиганта за пояс. Прикрываясь телом, словно щитом, он несет отчаянно вопящего врага к пропасти. Кто-то не успел отойти с дороги. Что же, это его право…

Фрар увидел, как Лони с человеком на плечах шагнул в пропасть. Старый мастер сразу понял, что никогда больше не увидит близнецов. Они всегда были неразлучны: куда один — туда второй. Отец мог гордиться сыновьями. Лони и Нали умерли достойной смертью, не менее достойной, чем их родитель: «сожженный гном» Фрерин, сын Трейна; брат Торина Дубощита. Именно они были наследными правителями Мории — но без единого слова или следа обиды уступили эту роль более достойному…

Гнома окружили, но не нападали. Видимо, хорошо усвоили урок, преподанный братьями на мосту.

— Ну, кто первый? — прорычал Фрар.

Его попытались достать копьями. Никогда еще в жизни коротконогий грузный Фрар не двигался с такой быстротой. Древки разлетались в щепу, железо жалобно звенело и падало обломками на камень, встретившись с оружием «мастера топора». Сам гном казался неуязвимым — сплошной шлем, кольчуга, наплечные и набедренные латы, соединенные пластинами — полный доспех из чистого, хорошо прокованного мифрила. Кольцо врагов раздалось в стороны, орки явно не были готовы к тому, что столкнутся с такими воинами. Всего три гнома — а битва идет уже несколько часов, десятки убитых и сотни раненных, даже горный тролль — и тот не смог пройти.

— Давай! — проревел Фрар. Он не собирался отступать. Враг переступил порог его дома — куда же теперь можно отступать? Плавным движением он выхватил из-за плеча второй топор. Воздух застонал, рассекаемый смертоносными лезвиями. «Мастером топора» гнома называют не только потому, что он хорошо умеет ковать оружие… Щуплый орк вылетел прямо под лезвие. Спустя мгновенье гном понял, что это была уловка. Кто-то пожертвовал под удар чужую жизнь, между тем как остальные тут же напали. Орк даже не успел взвизгнуть, рассеченный надвое. Всего на мгновение Фрар замешкался… Но за секунду до смерти, после того как чьи-то липкие пальцы сорвали шлем, а холодная сталь только еще приближалась к горлу, Фрар услышал звук рога. Тяжелый и неотвратимый, как поступь смерти, прозвучал он под сводами пещеры. Гномы шли в атаку. И в последние мгновенья своей жизни, стремительно теряя силы вместе с фонтаном крови, гном подумал лишь одно: «Ничего, скоро сюда придет Оин, и мы посмотрим, чья возьмет».